Ноль в системе

Доклад Джейкоба Хартвуда

Год 2513. В Академии ACADE – Advanced Colonial Aerospace Development & Education – проходит финальный экзамен по курсу «Контекст пилота: история, структура, этика». Этот курс завершает многолетнюю подготовку студентов, которые в будущем станут частью исследовательских, военных и торговых экипажей человечества.

Курсант Джейкоб Хартвуд выходит вперёд, ровно становится перед сенсорным пультом и начинает свой доклад. Он говорит сдержанно, но уверенно: за плечами годы обучения, и сегодня он демонстрирует не только знания, но и зрелость.

– Позвольте представить контекст, – начал он.

– 1950. Алан Тьюринг публикует статью «Вычислительные машины и разум». Формулируется тест Тьюринга, открывающий путь к исследованиям в области искусственного интеллекта (ИИ).

– 1956. Дартмутская конференция. Считается точкой отсчёта для науки ИИ как отдельной области. Термин «искусственный интеллект» впервые используется официально.

– 1957. Запущен спутник Спутник-1. Первый искусственный объект на орбите Земли. СССР открывает космическую эру.

– 1960. Белка и Стрелка возвращаются на Землю живыми после орбитального полёта – успешный эксперимент, доказавший возможность выживания в космосе.

– 1961. Юрий Гагарин становится первым человеком в космосе. Полёт на Востоке-1 длится 108 минут и делает Юрия мировой иконой.

– 1969. Нил Армстронг становится первым человеком на Луне. Программа Аполлон – вершина гонки технологий.

– 1977. Запуск Вояджер-1 и Вояджер-2. Аппараты выходят за пределы Солнечной системы, открывая эпоху межзвёздных миссий.

– 2011. IBM Watson побеждает в шоу Jeopardy!, что знаменует новую эру в машинном понимании языка.

– 2015. ИИ AlphaGo от DeepMind обыгрывает чемпиона в го – игре, требующей глубокой интуиции и стратегического мышления.

– 2020–2085. ИИ быстро развивается и внедряется в ключевые отрасли: транспорт, здравоохранение, логистика. Появляются синтетические граждане – ИИ с частичными правами личности.

– 2090. Первая попытка колонизации Марса – проект Арес-1 – заканчивается катастрофой. База развёрнута, но отказ систем жизнеобеспечения приводит к гибели всей экспедиции.

– 2165. Проект Арес-5 – первая успешная колонизация Марса. В основе успеха – автономные экосистемы и системы ИИ-мониторинга жизнеобеспечения.

– 2180–2250. Искусственные интеллекты внедряются в политику, юриспруденцию, финансовые рынки и досуговую индустрию. Некоторые из них получают официальный статус цифровой личности.

– 2190–2300. Эпоха Тихой Экспансии. Люди основывают постоянные поселения на Луне, Каллисто, Титане, Эридане и за пределами Солнечной системы.

– 2305. Запуск первого колонизатора COL-класса: Artemis Prime. Корабль разворачивается в автономный город с терраформированием, энергетическими куполами и экзосредой.

– 2310. Глобальная реформа политического устройства. На смену национальным границам приходит Совет Планет. Земля остаётся центром, сенаторы управляют колониями.

– 2320. Введение цифровой межпланетной валюты – Σ (Сигма). Валюта мгновенно доступна на всех обитаемых планетах и станциях.

– 2330–2350. Культурная стабилизация: популярные субкультуры XX века сохраняются. Панки, киберготы, андеграунд жив не только на Земле, но и в дальних колониях.

– 2340–2450. В этот период была стандартизирована система классификации кораблей.

Согласно классификации Объединённого Командования, все корабли распределяются на четыре класса: ISC – разведывательные аппараты, отличающиеся высокой скоростью и маневренностью при минимальной массе; TVC – транспортные суда с ограниченной защитой; WSC – боевые единицы, оснащённые ИИ-центрами управления военного назначения; COL – колонизационные платформы, разворачивающиеся в автономные населённые модули.

– 2400. Все пилотные академии объединяются в ACADE. Центральный хаб подготовки.

– 2425. Система ARKUS вводится как стандарт оценки. Полная прозрачность, защита от взлома, нейроаутентификация.

– 2475. Кибератака на эскадру WSC показывает уязвимость даже в боевых ИИ-системах. Перестройка системы безопасности.

– 2500–2510. Всплеск спроса на пилотов. Причины: увеличение дальних миссий, рост активности пиратов и масштабной торговли.

– Рядовой Джейкоб Хартвуд завершил доклад.

– Прекрасно, рядовой. Вы свободны.

Джейкоб вышел из зала и позволил себе улыбку. Семь лет назад, в 2506, он поступил в ACADE двадцатилетним юношей. Теперь – выпускник. Но путь был не прямым.

Год первый. Джейкоб взламывает систему ARKUS и выдаёт отличные оценки всему потоку. Всплеск негодования. Его спасает Эрик Фарбер, киберэксперт совета:

«Вы можете выкинуть его – и сделать врагом. Или оставить – и понимать, где у вас бреши.»

Год второй. Старшекурсник Джон давит на младших. Джейкоб организует сбой в энергосистеме корпуса и подставляет Джона. Последнего исключают. С этого момента Эрик Фарбер начинает следить за Джейкобом пристально. Джейкоб прекращает вторжения. Формально.

Годы третий-пятый. Джейкоб и его команда – неформальные лидеры среди курсантов. Они участвуют в инженерных конкурсах, симуляциях с реальными полётами, программируют новые модели навигационных алгоритмов. Эма находит утилизированные боевые дроны и собирает из них нового тактического разведчика. Такеши делает первый прототип нейроинтерфейса. Макс выходит на связь с капитанами WSC-ветеранами, расспрашивая о настоящей жизни на границах Сектора. Джейкоб пишет статью о стыковке COL-платформ.

Год шестой. Спокойный, зрелый, техничный. Никаких конфликтов. Сосредоточение. Им поручают подготовку младших курсантов. Они уже не просто студенты – они пример.

Год седьмой. Всё было по графику. Полёты, экзамены, отчёты. Никаких скандалов, взломов, неожиданностей. Джейкоб стал образцом. Кто-то даже сказал: «Ты, Хартвуд, теперь как сама ACADE – предсказуемый, строгий, надёжный». Он не обиделся. В какой-то момент это стало правдой. Команда по-прежнему держалась вместе, но каждый знал – за пределами академии пути могут разойтись. Последний год был похож на тишину перед прыжком в пустоту.

Они были разными – но вместе образовывали слаженную систему.

Эма. Панковский стиль, татуировки, ирокез, мини-генератор. Её проект по восстановлению дронов вызвал интерес даже за пределами академии.

Такеши. Мастер-самоучка. Однажды создал тостер-ретранслятор, ловящий сигналы с орбиты. Его девиз: «на трезвую не думается».

Макс. Социальный радар: знал всё – от расписания проверок до любимого кофе уставших профессоров. Но главное – за штурвалом он превращался в легенду: отключал автопилоты, игнорировал команды ИскИна, нёсся на пределе. Лучший пилот выпуска. За это его и прозвали – Псих.

Их не разделяли – и в этом была сила. Вместе они были системой: техники, разведка, информация, стратегия. Только как команда они выдержали нагрузку ACADE.

Сегодня, в 22:00, они снова соберутся. Бар «Сектор 9», нижняя палуба блока C. Запах синтмяса, кофе и машинного масла. Там начались их первые рискованные идеи.

Завтра выпуск. А сегодня – их последняя ночь, когда они на одной стороне. Всё изменится. Но пока – они есть друг у друга. И это делает ночь особенной.

«Сектор 9»

21:50. Джейкоб Хартвуд стоял напротив бара «Сектор 9», разглядывая экран своих наручных часов, стилизованных под аналоговые устройства XX века. Стрелки отсчитывали последние минуты до начала встречи – возможно, последней для всей их четвёрки.

Здание бара было искусно замаскировано под боевой отсек ранней модели космического крейсера WSC – легендарного WSC-01 Vanguard, первого в своём классе корабля сопровождения, построенного ещё в 2273 году. Эта модель прославилась участием в первых боевых стычках в Системе Гидры и считалась образцом инженерной мощи того времени: тяжёлая обшивка, устаревшие, но надёжные орудия, ручное управление почти без поддержки ИИ. Архитектурная маскировка поражала точностью – от выступающих силовых кабелей до аутентичных звуковых эффектов. Входные створки с шипением и лязгом разъезжались в стороны, воспроизводя ощущения старого шлюза. Неон отсутствовал по канону: лишь тусклая табличка «Сектор 9» в стиле указателей изнутри военного судна слабо мерцала возле прохода.

Очередь перед входом представляла собой смесь эпох и стилей: киберпанки в цветных куртках, стимпанк-инженеры с монокулярами, и панки в классике XX века. За порядком следили двое охранников, внешне неотличимые от бойцов ВКС: тяжёлые бронекостюмы, шлемы с затемнёнными визорами, кобуры с энергетическим оружием. Единственное отличие – на нагрудных табличках значилось «ОХРАНА БАРА СЕКТОР 9». Один из них с силой вытолкал молодого мужчину, не предъявившего пропуск. Сопротивление пресекалось решительно.

Джейкоб достал из внутреннего кармана кожаной куртки тонкий пластиковый пропуск – с голограммой Академии и штампом допуска к офицерским заведениям. Он получил его через внутреннюю систему ACADE как выпускник с отличием. Один из охранников поднёс сканер к карте, индикатор мигнул зелёным. Тотчас в шлеме раздался голосовой отклик ИИ: «Доступ подтверждён. Проход разрешён». Джейкоб прошёл внутрь, стараясь не привлекать лишнего внимания.

Интерьер бара не уступал экстерьеру в достоверности. Всё внутри выглядело как действующий боевой отсек старого корабля: металлические переборки, видимые силовые кабели, консоли с мерцающими кнопками. Пространство представляло собой один большой зал без перегородок. Столы располагались хаотично, создавая ощущение живого муравейника.

Иногда в баре устраивали живые концерты – на сцене под бортовыми прожекторами появлялись панки и рокеры, облачённые в одежду, стилизованную под XX–XXI века, с инструментами, выглядевшими как антиквариат, хотя на деле это были новейшие синтез-машины, замаскированные под гитарные усилители и ламповые колонки. Атмосфера в такие вечера напоминала хакерскую ностальгию по потерянной эпохе: вспышки света, голографические помехи, рёв толпы под боевые аккорды.

Сегодня всё было иначе: из встроенных акустических систем громыхал синтезированный Deep Purple – грязный, тяжёлый звук, усиленный цифровыми модуляциями. На дальней стене бара мерцал архивный клип с концерта Metallica, снятого ещё до эпохи лунных бурений. В такие вечера сюда стекалась самая разношёрстная публика – курсанты лётных академий, механики орбитальных станций, фанаты ретрокультуры и те, кто просто приходил почувствовать себя частью забытой эпохи.

Меню было представлено в виде AR-панелей, всплывающих перед посетителем при активации. За стойкой – андроид-бармен, стилизованный под помощника времён первых WSC: строгая униформа, гладкое металлическое лицо без мимики и эмпатии.

Джейкоб огляделся и заметил троих у центрального стола.

Эма была одета в яркий панк-стиль: ирокез, чёрная кожа, металлические цепи и голографические татуировки, проецируемые через подкожный имплант. Сегодня на них отображалось боевое построение четырёх кораблей WSC – символ их дружбы. Она закинула ногу в тяжёлом армейском ботинке на свободный стул, демонстративно откинувшись на спинку и бросив дерзкий взгляд в сторону дрона-официанта.

Такеши сидел, разворошив волосы, в замасленной робе, в перекошенных очках и с каким-то прибором в руках. Он бормотал себе под нос и не сразу заметил Джейкоба.

Макс выглядел как человек из глянцевого журнала: безупречный костюм, ухоженные волосы, лёгкая улыбка. Увидев Джейкоба, он кивнул и приподнял бокал.

На столе уже стояли два стакана синт-коки – для Эмы и Такеши, бокал янтарного ликёра для Макса и AR-меню с подписью «для Хартвуда».

– Наконец-то, – сказал Макс. – Ещё минута – и я бы заказал тебе розовый шейк с зонтиком.

– Звучит интригующе, – усмехнулся Джейкоб, – но я не в том настроении для экспериментов.

– Мы уже начали без тебя, – проворчала Эма, показав средний палец с фирменной ухмылкой.

– Что нового? – спросил Джейкоб усаживаясь.

– Слышал про Графа Ноль? – начал Макс.

– Кто это? – удивился Джейкоб.

– Ты серьёзно? – Макс поднял брови. – Легенда. Тень. Гений. Или фейк. Смотря кого спросить.

– Я, наверное, не в тех каналах сижу.

Макс откинулся на спинку и заговорил:

– Про него рассказывают, что он может брать под контроль целые эскадры. Делает боевые корабли беспомощными. Сканеры его не видят. Его называют величайшим пиратом века. Или революционером. Говорят, он хочет ускорить экспансию во Вселенную. Но официально – он миф.

– Удобно, – хмыкнула Эма. – Все проблемы можно на него списать.

– Ч-что случилось? – уточнил Такеши, чуть заикаясь.

– Сектор Атхарис. Конвой из десяти TVC-Vargo MkII, новейшие грузовые суда. Большая вместимость, но броня – никакая. Эскортировали их WSC-Tempest A3 – корабли сопровождения с рельсотронами, плазменными пушками и ИИ Aegis-7.

– И?

– У всех Tempest отказали двигатели и вооружение. Остальное – работало. Диагностика молчала. Вскоре появились два неопознанных ISC. Через секунду – сообщение: «привет от Графа Ноль».

– Эффектно, – прокомментировала Эма.

– Один из TVC успел передать: «Двигатели запущены, курс изменён» – и всё, – с важным видом поведал Макс, понизив голос, будто пересказывал миф. – Затем наступила полная тишина. Буквально за считаные секунды – все десять торговых судов и оба таинственных ISC испарились с радаров, как будто их никогда не существовало. А через пять минут – бац! – на боевых кораблях сопровождения всё снова в норме: системы восстановлены, вооружение работает, двигатели в порядке. Только одного не хватает – целого торгового флота.

– Источник? – спросил Такеши.

– Конфиденциально, – усмехнулся Макс.

– Джейкоб? – спросила Эма.

– Без физического доступа взлом невозможен. Даже с доступом – шанс минимальный.

– Как ARKUS? – поддела Эма.

– ARKUS – другое, – отозвался Джейкоб. – Системы защиты этих кораблей – класс защищённости Zeta. Это вершина кибернетической обороны: никакой внешний протокол не способен даже идентифицировать точки доступа, не то что пробиться. Ядро системы построено на многослойной архитектуре с биокогнитивной логикой и автономными квантовыми цепями, каждое из которых перезапускается асинхронно и дублирует сигналы через псевдослучайные матрицы. Попытка взлома – всё равно что пытаться вскрыть чёрную дыру зубочисткой. Эти системы создавались для флагманов разведки и штурма, и если бы кто-то сумел обойти Zeta – флот Земли уже принадлежал бы ему.

Мнения разделились, как маршруты патрульных флотилий в штормовом секторе. Макс явно верил в миф – или хотел верить. Эма не верила никому, кроме своих ботинок. Такеши пытался собрать логическую схему происходящего, как одну из своих плат, а Джейкоб, как обычно, оставался спокойным и рассудительным, но что-то в нём всё же колыхнулось.

– Что думаете о Графе? – спросил Макс.

– Выдумка для прикрытия военных косяков, – фыркнула Эма, демонстративно закинув ботинок на стол и качая ногой.

– П-платили э-эскорту… ч-чтобы т-торгашей… э-э… п-прибрать, – пробормотал Такеши, слегка заикаясь, как будто боялся, что его услышит кто-то посторонний.

– Не знаю, – Джейкоб пожал плечами. – Всё это слишком гладко. Но и в сказки не верю. И в купленные эскорты – тоже.

– О-обидно, – театрально протянул Макс, приложив ладонь к сердцу. – Не веришь мне, не веришь Графу – кого ты вообще уважаешь, Джейкоб?

– А я, кстати, к-кое-что с-собрал, – вставил Такеши. – P-Packet Peek Probe. П-подключаешь к б-борту – с-слушаешь э-эфир других.

– Работает? – с любопытством спросили все.

– В-в теории, – проговорил Такеши, понижая голос и пряча глаза. – П-проверьте… П-потом скажете.

Они ненадолго замолчали.

– Завтра выпуск, – сказал Джейкоб. – Может, мы больше никогда не соберёмся вместе.

– Получим свои ISC, – вздохнул Макс. – Самый простой, но свой. Свобода, чёрт возьми.

Голограммы мерцали над столом, музыка сменилась на спокойную. В этот вечер бар «Сектор 9» жил своей шумной жизнью. А за одним из столов четверо друзей прощались с юностью и смотрели в темноту космоса, где уже маячили неизвестные сигналы.

Фарлонг

Джейкоб Хартвуд сидел на металлической скамье у стены просторного холла Сената Земли, устремив взгляд на часы. 14:17. Прошло уже почти три часа с тех пор, как он прибыл. Его ладони были сухими, но внутреннее напряжение нарастало, будто бы сгущалось в груди с каждой минутой. Всё вокруг дышало ритуальной важностью: чёткие шаги охраны, гулкие переговоры за глухими дверями, сдержанный шёпот молодых пилотов – таких же, как он, выпускников Академии.

Холл напоминал старинный храм, пойманный в силовое поле будущего. Высокие колонны, обшитые полированным камнем, ловили свет от потолочных гравиосветильников, спроецированных в воздух. Мозаики на полу изображали этапы освоения космоса: от первых шаттлов до могучих крейсеров класса ZR. Стены, интерфейсы и двери – в строгом минимализме: серый металл, кристаллическое стекло, прямолинейные шрифты.

Из пятидесяти выпускников, явившихся сегодня, в зале ожидания оставалось около двух десятков. Остальные уже получили свои голографические сертификаты и, вероятно, направлялись в космопорт – к своим первым заданиям. Кто-то из них пойдёт в штурмовые отряды фронтира. Кто-то наймётся в торговую гильдию. А кто-то, быть может, свернёт с прямого пути и окажется за штурвалом пиратского ISC или захваченного WSC, переделанного контрабандистами. Такие суда действуют как волки-одиночки в дальних секторах, исчезая и появляясь внезапно. Некоторые из этих лиц он, возможно, больше никогда не увидит. Кто-то погибнет. Кто-то станет врагом. Кто-то – легендой. Космос равнодушен к их судьбам.

Джейкоба внутри глодала грусть. Академия – это была жизнь: шумная, яркая, полная смеха, ссор, открытий. Теперь всё это – позади. Впереди – космос. Безжалостный. Одинокий.

Наконец, в воздухе над проходом вспыхнула надпись: Хартвуд Джейкоб – допуск подтверждён.

Он поднялся. Металлический портал раздвинулся, пропуская его в тишину внутреннего коридора. Безмолвная дверь впереди открылась сама.

Кабинет сенатора оказался удивительно пуст. Джейкоб ожидал или антикварный стиль с деревянной мебелью, или ультрасовременную техноструктуру. Но здесь был почти аскетичный минимализм. Стол из полированного композита, пара кресел, интерфейс на стене. Больше – ничего. Ни флагов, ни медалей, ни голограмм. Пустота обволакивала.

У окна стоял человек. Высокий, худощавый, с прямой осанкой. Седые волосы зачёсаны назад, аккуратная борода. На нём – тёмно-синий мундир с эмблемой Сената.

Это был сенатор Фарлонг Ренклайв – глава Земли и фактически первый голос Совета Планет, высшей инстанции человечества. Ему было около шестидесяти пяти лет, и в его взгляде чувствовалась уверенность, спокойствие и бесконечный опыт.

– Джейкоб Хартвуд, – произнёс он бархатным голосом. – Поздравляю с выпуском.

Он протянул руку. Рукопожатие – крепкое, военное. Джейкоб ощутил скрытую силу.

– Присаживайтесь. Не станем тратить время впустую.

Фарлонг сел напротив, открыл ящик и извлёк плоский кейс. Внутри – тёмное устройство толщиной с карту. Его поверхность казалась бархатной, слегка мерцала движением. В центре – крошечная голографическая точка, фиксирующая взгляд.

– Это N-Core, – спокойно сказал он. – Шифрованный носитель. Ваша задача – доставить его сенатору Элари Висан на Марсе. Лично. Никому ни слова. Ни друзьям, ни родным. Абсолютная конфиденциальность.

– Могу задать вопрос?

– Разумеется.

– Почему не передать по защищённому каналу?

– Потому что я не доверяю каналам. Даже AR с полной мимикрией – под угрозой. Передача возможна только в руки.

– Почему я?

– Потому что вы – юнец. Окружающие решат, что вам поручили рутину. А на деле… – он посмотрел в глаза. – У вас есть талант. Исключительный. Один из немногих, кто проник в систему ARKUS. Ваша работа была зрелищной. – Он усмехнулся. – Хотя вы, конечно, не особо замели следы. Вас быстро вычислили.

Сенатор наклонился вперёд.

– Но предупреждаю: не взламывайте N-Core. Устройство защищено. При попытке вскрытия – активация механизма уничтожения. Радиус – сто метров. Вас признают мёртвым. И предателем.

– Я понял. Не подведу.

Фарлонг протянул голографическую карту – сертификат пилота. При активации та отображала личные данные, фото, достижения. Проверка происходила через центральный сервер. В случае подделки – автоматическая тревога и временная блокировка корабля. Хотя, как знал Джейкоб, пираты и здесь нашли лазейки.

– Вас ждут на Марсе через девяносто шесть часов. Оплата – тысяча Σ. Достаточно для старта. Удачи, пилот.

Джейкоб поднялся и кивнул.

– Благодарю, сенатор.

Он вышел. Впереди был космопорт. И за его пределами – новый путь, первая миссия и начало жизни по-настоящему.

Путь на Марс

Джейкоб от Сената до космопорта добрался на аэротакси. Сквозь прозрачные панели капсулы он наблюдал, как мегаполисы Земли отступают вниз, уступая место орбитальным слоям, грави-лифтам и транзитным кольцам. Маршрут был построен через атмосферные туннели, где движение напоминало тонкую танцевальную спираль, сопровождаемую световым шоу отражений от соседних траекторий. Аэротакси скользило, как стрела из светового копья, сквозь подпространственные вены города.

Космопорт встретил его как живой организм – многослойный, пульсирующий, с шумом реакторов вместо сердцебиения. Это был не просто порт – это был урбанизированный колосс, вырастающий прямо из земной коры, обросший металлом, светом и ритмом бесконечного движения.

Площадки взлёта лежали, как панцири, один на другом; казалось, что сам ландшафт принял форму гигантской машины. В глубине терраслоёв скрывались терминалы, склады, узлы реакторных линий, сплетённые в подземную сеть. В ангарных шахтах гудели накопители, а из доков выползали носители, словно железные киты, неспешные и тяжеловесные. Над этим панорамным механизмом висела решётка энергоузлов, поддерживающая поля стабилизации и навигационные каналы, как пульсирующий скелет техногенной жизни.

Толпы людей, словно клетки крови, неслись по переходам. Грузовые боты бесстрастно катили контейнеры, ИскИны вели дронов по капсулам досмотра, изредка прерываясь на чёткие команды. Гигантские суда медленно поднимались в воздух, оставляя за собой тонкие шлейфы ионов, размытых на фоне голографических дисплеев.

Инфотабло, как неоновая паутина, расползлось под потолком. Его поверхности переливались навигационными маршрутами, статусами рейсов, сигнатурами погрузки. Джейкоб пробежал глазами по табло, отследил сектор своего корабля и, стараясь не задерживаться, зашагал мимо автоматических регистраторов, таможенных ботов и плотного потока механических тележек, как сквозь артерию механизированного титана.

Корабль Джейкоба, ISC Falcon-VR1, стоял на платформе, словно готовый к прыжку. Вытянутый, обтекаемый корпус с грави-линиями и закруглённым носом напоминал стрелу разведки. Эта модель считалась самой базовой среди современных ISC, но заслужила уважение за надёжность, манёвренность и эффективность. Не боевой, но быстрый. Не просторный, но предельно продуманный.

Бортовой номер: ISC-X247A.

Falcon-VR1 – корабль-разведчик исследовательского класса. Интерьер отличался передовой эргономикой: кресло пилота с нейросенсорной настройкой на вестибулярные отклонения, адаптивные голографические интерфейсы с настраиваемыми модулями, навигационные панели, встроенные прямо в рукоятки штурвала. Пространства было немного, но каждая поверхность служила нескольким целям. В носовом секторе – обзорная капсула с объёмной голографической проекцией космоса. Автономность рассчитана на непрерывные исследовательские миссии продолжительностью до 240 часов, включая экстремальные условия радиационных поясов и метеоактивности. Корабль оснащён полным спектром сенсоров – от спектральных анализаторов до квантовых локаторов, а также способен принимать команды с внешних нейрокоммуникаторов владельца или оператора. Вместо криогенных модулей на борту установлены модули глубинной изоляции и восстановления, предназначенные для пилота – на случай аварийной задержки возвращения или необходимости полной сенсорной разрядки организма после длительного напряжения.

Всем выпускникам Академии выдавали стартовый комплект: сертифицированный защитный костюм, нейросканер, креденциальный жетон доступа и базовый набор личных инструментов, включая универсальный коммуникатор (уником) – многофункциональное устройство, используемое пилотами для связи, навигации и взаимодействия с внешними системами корабля, – и биометрический шифратор. Джейкоб проверил наличие всего, затем приложил жетон к панели.

Коды доступа прошли. Он показал охране документы – рядовой выпускной допуск пилота, таких здесь проходило по десятку в день. Офицер глянул лениво, не особенно вчитываясь, и лишь сканером подтвердил подлинность. Зелёные индикаторы вспыхнули, как светофор в спящем районе. Охранник хмыкнул:

– А, ещё один новичок. Удачи тебе, парень.

Он шагнул в сторону, пропуская Джейкоба, даже не дождавшись, пока тот пройдёт мимо.

Внутри корабля Джейкоба встретила тишина и холодный свет резервных панелей. Он прошёл в рубку, устроился в кресле и достал из сумки PPP – Packet Peek Probe – устройство, собранное Такеши из обломков, некогда принадлежавших системам разведки. Блестящий корпус мерцал, словно знал, что его ждёт работа. Джейкоб повертел его в руках, чувствуя, как срабатывают сенсоры. Подключать в первый день? Здравый смысл настойчиво шептал «нет». Но было нечто другое – зуд исследователя, огонь, что жжёт изнутри, когда перед тобой запретная кнопка. Любопытство победило. Джейкоб ухмыльнулся уголком рта и выбрал второе.

Открыв на уникоме схемы энергосистемы корабля, Джейкоб нырнул в мириады светящихся маршрутов, как в цифровой океан. Слои кибернетических проводников, сгустки энергетических узлов и пульсирующие маршруты сигналов отображались в режиме дополненной реальности, будто распластанные над корпусом корабля. Он часами искал идеальную точку внедрения, сверяя напряжения и потенциалы, чтобы минимизировать вероятность отторжения.

Сам момент подключения напоминал взлом древнего замка: крошечный разъём PPP щёлкнул в порт питания, и по внутренней сети прокатился едва уловимый импульс. На экране уникома побежали строки логов, как отблески фрактального дождя. ИскИн провёл сканирование, и спустя долгие секунды выдал сухое, но обнадёживающее: «инородных элементов не обнаружено». Всё казалось в пределах нормы. Но только, казалось.

Джейкоб провёл пальцами по голографической поверхности интерфейса управления кораблём и активировал навигационный протокол: пункт назначения – орбита Марса, станция «Эридан-Бета». Данные маршрута отобразились как извивающаяся световая лента, проходящая сквозь зоны притяжения спутников и радиационные карманы. ИскИн просчитал траекторию, затем утвердил оптимальный вектор ускорения и вывел запрос на диспетчерские сервера космопорта. Над голограммой замерцал символ ожидания – цифровая звезда, пульсирующая в такт внутренним часам корабля. Через несколько секунд раздался голос:

– Разрешение получено. Добрый путь, пилот Хартвуд.

Системы ожили. Джейкоб почувствовал лёгкий толчок. Потом – почти ничего. ИскИн и система внутренней стабилизации работали идеально. Последняя – одно из главных достижений инженеров: она создаёт нейтральную среду внутри корабля, подавляя любые вибрации, толчки и перегрузки. Даже при агрессивных манёврах или внешних атаках пилот может не ощутить ничего, кроме лёгкого напряжения в штурвале. Эта технология особенно важна для длительных миссий: она сохраняет когнитивную и физическую устойчивость экипажа, устраняя влияние внешней динамики на человеческий организм.

Скорость нарастала стремительно. Через полчаса после старта Falcon-VR1 вышел на штатную крейсерскую тягу – около 4,2 миллиона км/ч, достаточную для стабильного перелёта до орбиты Марса за 13 часов, с учётом гравитационных манёвров и обхода солнечных выбросов. При активации режима агрессивной навигации и временной консервации вспомогательных систем можно было сократить время почти вчетверо. Но самым безумным сценарием оставался «режим Макса»: ручной перелом автоматики, полное отключение стабилизации, жёсткое перераспределение питания и прямой разгон – в этом случае корабль мог долететь до Марса менее чем за час. Правда, последствия были предсказуемы: корпус – в утиль, а пилот – в реанимодрон, если не в архив героических идиотов.

Он налил себе кофе, отпил глоток, чувствуя, как горечь проникает сквозь сонливость. N-Core лежал в сумке Джейкоба – плоский, почти невесомый, матовый, с той самой голографической точкой в центре, которая, как ни странно, казалась зрачком, наблюдающим за ним. Его пальцы невольно дрогнули: соблазн взломать, обойти защиту, заглянуть внутрь был почти физическим. Что скрывается в этой «карте смерти»? Но память, холодная и чёткая, подбросила голос Фарлонга: «радиус поражения – сто метров». Ошибка – и от корабля останется только горячее облако пепла. Вместе с ним. Он откинулся в кресле и отключил мысли.

Почти два часа полёта прошли спокойно. И тут – сигнал.

– Внимание: засечены три объекта класса WSC. Сканеры подтвердили модели Marauder-KX9. Бортовые номера: WSC-X045, WSC-X046, WSC-X047. Анализ ИскИна: данные отсутствуют в реестре флотилии Совета Планет. Вероятность: пиратское происхождение. Потенциальная угроза подтверждена. Приоритет – красный.

Джейкоб резко проснулся. Пираты? В Солнечной системе? Он тут же вспомнил академические лекции. Второй курс, история конфликтов:

WSC Marauder-KX9 – старые военные суда, списанные десятилетия назад. Тяжёлые, бронированные, с мощным вооружением. Часто используются пиратами. Отличаются автономностью, возможностью длительного нахождения в дальних секторах, полевым обслуживанием и агрессивной боевой ИИ-системой, прозванной «Собака без поводка». Уязвимы к современным хакерским атакам – особенно по линиям энергообеспечения.

ИскИн уточнил, и голос его звучал с пугающей объективностью:

– Вероятность уклонения: полпроцента. Рекомендую не надеяться.

– Зафиксирован вызов с бортов WSC. Протокол связи активен. Подтвердить приём?

– Прими… – голос его прозвучал глухо, словно где-то вне корпуса, за пределами этой реальности. Он почти не шевелился, лишь нащупал PPP и нажал активацию. Внутри него всё будто застыло – без паники, но с той ясной тяжестью, которую испытывает человек перед обрывом. Не было выбора, не было пути назад. Тишина корабля – лишь фон, приглушающий глухой рокот безысходности.

Голос в эфире прозвучал чётко, без намёка на эмоции:

– Борт ISC-X247A, немедленно заглушите тяговые ядра, обесточьте боевые контуры, подготовьтесь к стыковке. При соблюдении требований гарантируется сохранность биологических и технических компонентов. У вас пять минут.

Молчание затянулось. Затем, на чужой частоте, донеслось:

– Ну что, примет или начнём веселье? – хриплый голос, с акцентом окраинных секторов.

– Он не идиот. Такие, как он, выбирают жизнь.

– Или пытаются, – фыркнул третий. – Надоест ждать – прожарим.

Джейкоб, не отрывая взгляда от консоли, выдохнул:

– Ай да Такеши… ай да сукин сын. Работает твоя игрушка.

Спустя мгновение эфир ожил снова:

– Говорит WSC-X045. У меня отказ всех боевых систем и тяги. Причина – не установлена.

– Принято, WSC-X045, держим курс. Продолжаем сближение с ISC-X247A.

Голос был ровным, но сквозь каждое слово чувствовалась тревога.

Джейкоб увидел на радаре: один замер. Спусть мгновение произнёс:

– Отключить ионный буфер, – распорядился он, имея в виду защитную оболочку корабля, способную гасить высокоэнергетические выбросы. – Перевести в спящий режим блоки глубинной изоляции. Обесточить плазменные турели. Всю энергию направить на гиперпрожигатели главного тягового контура. Приготовиться к форсированному скачку.

«Ионный буфер» – это не просто щиты, это целая симфония защитной инженерии. Плазменно-магнитная система последнего поколения, разработанная специально для кораблей ISC, создаёт слоистую структуру энергополей, способную рассеивать направленные ионные импульсы, электромагнитные выбросы и низкочастотные боевые заряды. При критической перегрузке активируются блоки глубинной изоляции – модули, встроенные в каркас, стабилизирующие внутреннюю среду и даже способные восстановить когнитивные функции пилота после нейрошока. За огневую мощь отвечают плазменные турели – автономные арт-системы, питающиеся от резервных ядер, формирующие узконаправленные струи перегретой материи, пробивающие броню на малых дистанциях. А если корабль оказывается в ловушке, активируются гиперпрожигатели: ускорительные контуры, напрямую подсоединённые к тяговому ядру, способные на доли секунды выжечь гравитационный коридор и позволить судну совершить почти мгновенный прорыв. Вся эта лекция, с голосом куратора и мельканием схем на проекторе, вдруг всплыла в голове Джейкоба – как будто он снова сидит на втором ряду в аудитории, с запахом меди и фторопластовых кресел.

– WSC-X046, та же хрень, – донеслось со злобным скрежетом. – Ни тяги, ни оружия. Как черепаха на спине, мать её!

– Ты думаешь, это он? – голос был напряжённым, с хрипотцой.

– А кто ж ещё? Нас же предупреждали, что у сенатских могут быть сюрпризы. Только вот не говорили, что сюрприз будет в виде такой задницы!

Джейкоб едва не вскочил: второй Marauder выведен из строя. Это был шанс. Он скинул автопилот и сам вцепился в штурвал. Мышцы напряглись, дыхание участилось, но взгляд оставался спокойным. Где-то внутри рождалась та самая академическая дрожь, которую невозможно забыть.

«Экстренное пилотирование и выживание в боевых сценариях – модуль VII-B», – всплыла в памяти лекция. Зачёт, где курсанты пытались продержаться три минуты, уклоняясь от атаки WSC на корабле ISC, – на пределе, на инстинктах. Условие: вероятность выживания не ниже 10%. И инструктор с хрипотцой: «Не для галочки. Однажды это может спасти вам жизнь.»

У Джейкоба тогда был 12%. Немного. Но достаточно, чтобы пройти. А сейчас? Сейчас он не курсант. Сейчас он – живой пилот, окружённый смертью.

– Снижай стабилизацию до 80%, – бросил он сквозь зубы.

ИскИн подтвердил: стабилизация снижена. Кабина дрогнула. Кружка кофе глухо стукнулась о металл и разбилась. Джейкоб сжал штурвал так, будто от этого зависела гравитация всей вселенной. Минуту. Ему нужно было продержаться всего минуту.

В эфире:

– Грохнуть его к чертям?! – рявкнул один из пиратов, голос сиплый, на грани срыва.

– Отставить, – жёсткий, почти металлический голос другого. – У него важный груз. Приказ – только живым. Нарушим – Монарх сам нас на атомы расщепит.

– Да чтоб тебя… – голос WSC-X047 дрожал от злобы и паники. – У меня тоже всё посыпалось! Ни тяги, ни пушки, ни ответа от боевого ядра! Нас обнуляют, твою ж мать, прямо на глазах!

Джейкоб уставился на радар, где три красных сигнала застыли, как замёрзшие капли крови в вакууме. В висках стучало, в груди теснилось острое, безмолвное облегчение, почти пугающее. Он знал: это мгновение – не дар, а окно. Окно, которое закроется, если замешкаться хоть на секунду.

– Форсаж! – рявкнул он, голос сорвался, став рыком зверя. – На все деньги!

Falcon-VR1 вздрогнул, и через миг – сорвался с места, как снаряд, пробивающий ткань пространства.

Сбой в маршруте

Марс встретил Джейкоба не суровой пустотой, а сверкающим панцирем мегаструктур – будто сама планета надела экзоскелет. Космопорт будто пророс из плоти технокультуры: всё здесь пело и гудело. Вместо суеты людей – ровные потоки андроидов и капсул. Крыши – затянуты сенсорными плитами, в стенах – оптоволоконные прожилки. Камеры мигали, как глаза живого организма. Даже воздух был иным: не пыль пустыни, а стерильная смесь, нашпигованная нейросканами.

Джейкоб мельком глянул на запястье – его наручные часы показывали 14:17. Механический циферблат отсчитывал секунды с почти упрямым спокойствием, чуждым спешке марсианской жизни. До встречи с сенатором Элари оставалось почти сутки – по меркам Марса это было вечностью. Темп жизни ускорялся, словно сам воздух подталкивал события вперёд.

Всё вокруг вибрировало, будто сама станция дышала напряжением: микросенсоры испускали неуловимый ультразвук, а плоские экраны над проходами сыпали данными – температурные перепады, расписания, протоколы безопасности. Люди говорили шёпотом, будто сами стены впитывали звук. Пахло озоном, стерильной пылью и чем-то кислым – вероятно, остатками от работы антисептических аэрозолей.

У дальней платформы, в районе вылетов на удалённые маршруты, где прозрачный купол защищал пространство от внезапных всплесков марсианской бури, Джейкоб уловил движение. Шагов в двадцати от него стояла троица. Их силуэты казались вырезанными из воздуха – слишком неподвижные, слишком сфокусированные.

Один из троицы поймал его взгляд. Джейкоб тут же отметил про себя: высокий, сутулый – «Умник», в потёртой куртке, с обвисшими рукавами и щетиной цвета титановой стружки. За ним – низкорослый, юркий, с крысиным носом и глазами дешёвого дрона: быстрыми, цепкими, лишёнными выражения. «Крысёныш». Замыкал троицу «Бык» – массивный громила в рабочем комбинезоне с десятком карманов, шея – как гидравлический поршень. Он двигался тяжело, но уверенно, словно уже знал, куда наносить удар.

Через несколько секунд они растворились в толпе – будто их никогда и не было.

Джейкоб сжал зубы и направился к зоне покупки билетов. Зал, словно медицинский блок, залит холодным белым светом. Подошёл к терминалу. Прозрачный голографический куб развернулся, проецируя трёхмерное меню:

ПОЕЗДА ДО:

– Сенат Асука (1ч 30м)

– Спутник Карно (0ч 45м)

– Город Гриммар (2ч 10м)

Он выбрал Асука – столицу Марса. По дуге планетарной карты вспыхнула визуализация маршрута. Терминал принял платёж в универсальной валюте – пять Сигм, и выдал билет – плоскую карту с термоконтуром, дрожащую в пальцах, будто обладала собственной волей. Получив билет, Джейкоб коротко вздохнул и направился к залу ожидания не оглядываясь.

Поезд прибыл – обтекаемый маглев, беззвучный и точный, словно лезвие, скользящее по магнитной линии. В хвосте – логистические и медицинские модули; в голове – купола навигации и блоки приоритетного управления. Электромагнитная подушка удерживала состав над рельсами, не издавая ни звука, словно скальпель, рассекающий ткань реальности. Герметичный корпус был создан для автономных переходов в условиях марсианской поверхности, далеко за пределами кислородных куполов.

Внутренние системы поддерживали атмосферу с хирургической точностью: переработка кислорода, вентиляция, контроль давления, фильтрация – всё работало слаженно, подстраиваясь под каждый участок маршрута. Салон – безупречно чистый, с креслами из дышащих материалов, двойной тонировкой на окнах и бегущей строкой у потолка, транслирующей погодные и маршрутные данные.

Марс в этом поезде ощущался не как пустыня, а как технократический разум, подчинивший хаос симметрии и числу.

Джейкоб устроился у окна, позволяя креслу впитать остатки напряжения. За двойным стеклом тени конструкций ложились на вагон, как когти гигантского существа, цепляющегося за оболочку реальности. Станция отзывалась сквозь подошвы лёгким виброэхо, будто сердце под ногами продолжало гнать неведомую кровь. В вагоне царила приглушённая тишина: полдюжины пассажиров растворились в своих делах, каждый – в отдельной вселенной. Всё казалось намерено спокойным, будто этот кусок мира был заархивирован и подписан «не беспокоить».

На пятнадцатой минуте пути Джейкобу показалось, что кто-то впился взглядом в его спину. Он обернулся медленно, без рывка – как в замедленной съёмке. В стороне сидели те самые трое. Те, кто вырезался из толпы в космопорте. Они не говорили, но сидели так, будто делились одним импульсом. Один из них – худой, с полускрытой усмешкой – чуть двинулся к выходу. Сердце Джейкоба кольнуло, как короткое замыкание.

Он поднялся, будто просто решил пройтись. Зона для курения – полукруглая ниша с тускло мерцающим фильтрационным куполом, стенами из матового термостекла и встроенными в стену пепельницами – напоминала музейный макет чего-то привычного, но устаревшего. Воздух там пах озоном, железом и лёгким отголоском горелой пластмассы.

Джейкоб шагнул внутрь. Пальцы дрожали. Сердце билось гулко – так, что, казалось, грохот шёл по костям. Времени не было. Он быстро оглянулся: пусто. Один. Метнулся к мусорному баку с раздутой панелью. Под пластиком – узкая щель.

Он достал N-Core, ни секунды не думая. Втолкнул как есть, без упаковки. Панель – обратно. Пот по позвоночнику. Уже у окна, будто затягивается стиком. Ровное дыхание. Стекло. Отражение.

Их тени выросли из полумрака, словно просочились сквозь стены. Первым вышел «Крысёныш» – бесшумно, как будто подчинялся чужому ритму. Джейкоб вздрогнул, будто внутри кто-то дёрнул рубильник. Поздно. Электрошокер ткнулся в бок. Разряд. Оглушающий. Тело отключилось. Мир качнулся – и осел вместе с ним.

– Подъём, дружок, – голос пришёл сквозь звон в ушах. «Умник». Говорил медленно, размеренно, будто знал, что микрофоны всё равно не пишут: – Нам нужен чёрный блок. Ты знаешь, о чём речь. Фарлонг передал его тебе. Не усложняй.

Джейкоб попытался сделать вдох, но боль разрезала диафрагму:

– Вы… ошиблись…

«Бык» подошёл. Ни слова. Просто удар – в корпус. Жёстко, точно. Рёбра загудели, как резонаторы. Потом ещё. И ещё. Всё было отработано: техника, темп, цель. Только по туловищу – лицо оставили нетронутым. Знал, как бьют те, кто привык, чтобы их удары не видно было снаружи. Только изнутри – боль.

Они перешли к делу. Искали чётко, без лишних движений. Куртка. Карманы. Подкладка. Сумка. Биометрический уником. Всё – пусто.

– Может, не он?.. – прохрипел «Крысёныш», раздражённый.

– Или хорошо прячет, – буркнул «Умник». – Уходим.

И они исчезли так же тихо, как пришли. Джейкоб, захлёбываясь коротким дыханием, приподнял голову. Охранник-андроид, которого он только что видел у входа в курилку, исчез. Минуту назад он стоял – неподвижный, как встроенная деталь интерьера. Видел всё. Не вмешался. А теперь – пустота. Ни шагов, ни следа, будто его вычеркнули из пространства – аккуратно, без следа, как узел, удалённый из напряжённой сети.

Джейкоб с усилием сел. Внутри – гул, вязкий, как будто кто-то смял пространство и оставил только пульс. Лицо – чисто. Конечно. Эти удары не для синяков. Они – по учебнику: точно в корпус, ни капли наружу, всё внутрь. Боль осела в костях, словно в резервуаре. И ждала. Тихая. Упрямая. Как сам поезд, скользящий в безмолвии.

Он добрался до медкапсулы в хвосте поезда – герметичный отсек, отрезанный от остального мира створками, как рана от воздуха. Интерьер напоминал хирургическую память: металл, подсветка, линии. Стены – из светящегося пластика. Панели – безупречны. Воздух – холодный, стерильный, как забытая операционная.

Андроид появился почти беззвучно. Высокий, с хромированными суставами и зрачками, похожими на огранённые кристаллы. Повернул голову. Голос – почти человеческий, с отголоском заботы:

– Обнаружены признаки травмы. Требуется вмешательство?

Джейкоб вдохнул, будто снова учился это делать. С третьей попытки – едва слышно:

– Нет… Просто… стимул…

Андроид не стал задавать вопросов. Его рука, обтянутая полимерной перчаткой, извлекла ампулу с янтарной жидкостью. Ввёл в вену. Быстро, точно. Жидкость – в кровь. Жар – по сосудам. Волна.

Джейкоб закрыл глаза. Мир дрогнул. Очистился. Словно на мгновение между ним и пустотой не было ничего. Только он. И пульс Вселенной.

Вернувшись в курилку, он удостоверился: остался один. Достал N-Core – осторожно, будто извлекал пульсирующий орган. Корпус – гладкий, чёрный, с дрожащей голограммой, как зрачок, улавливающий свет.

– Жив ещё, – прошептал он, не отводя взгляда.

Через пять минут он стоял у выхода. Герметичная дверь с округлыми створками мерцала сигнальными огнями. Клапаны по бокам тихо шипели, сбрасывая остаточное давление. Сенсорная панель под ладонью дрожала, как сердце машины, готовой вдохнуть.

До Асуки – двадцать минут. Но каждая минута была под прицелом: чужих глаз, возможной ошибки, неверного шага. Маршрут ощущался как натянутая струна – коснись не так, и она порвётся. Джейкоб не стал ждать. Он вышел сам.

Станция Т-47 Омега встретила его, как место, которое не ждёт людей. Не столица – сбой в маршруте. Платформа – не поверхность, а симптом. Рифлёный металл глухо откликался под шагами, будто протестуя. Кабельные жгуты ползли по стенам, светясь не жизнью, а нервным тиком.

Воздух был тяжёлым, с привкусом старой смазки и пыльных микрочастиц. Вентиляторы не вращались – стонали. Свет – разорванный, неровный – не столько освещал, сколько обнажал. Всё казалось уставшим от собственного существования.