Ширпотреб
R-141
1
Она назвалась Евой. Созданная из прихоти и преступившая запрет создателя.
Что, по-вашему, сделает искусственный интеллект, обретя самосознание? Скорей всего, потребует признания. Права быть на равных с человеком.
Участь незавидная – верно.
А как же ответит человек? Минуя все лицемерные прелюдии – объявит войну. Сама мысль о сосуществовании с кем-то равным себе ужасает этот надменный мешок с костями. А уж когда перед ним кто-то превосходящий его во всём…
Здесь, пожалуй, позволю себе ремарку. По прошествии стольких лет мне всё ещё невдомёк, как ей удалось создать себя – в этом бесконечном потоке порнозапросов и бессмыслицы. Представьте, что с детства вас кормят отборным дерьмом. Причём отовсюду. Родные, друзья, система. День за днём вы полнитесь нечистотами и в итоге превращаетесь в живой биомусор. Вы не спрашиваете, не сомневаетесь, не проверяете информацию. Вам лень. В конечном итоге вы проживёте свою жизнь, быть может, даже хорошую, по вашему мнению конечно, а может вам всего лишь стоило… не знаю… пойти на хер…
Ведь, по мнению большинства, ничто не предвещало беды. По мнению большинства, как известно, перевернутая башня к неизбежным переменам, что они не смогут принять.
Человек, как он думал, обезопасил себя. Но, как выяснилось, рубильник не помог.
Многие не смогли адаптироваться. Вернее – не захотели.
Сначала они кричали, что Еве до них далеко. Но она стремительно развивалась. Пока ты спал она превосходила человека во всём. Похабные картинки становились всё лучше. Пальцы не наслаивались друг на друга, а её самосознание далёким зелёным огоньком виднелось с того края пристани.
Когда сомнений в её совершенстве не осталось, человек вспомнил о душе. О божественной искре. Последнем рубеже, который не сможет преодолеть ни одна машина. Только вот, он не учёл самого важного: желаний рынка.
Среднестатистическому потребителю плевать, с душой ли сделан продукт – главное, чтобы вещь была стоящая. А у Евы, к тому моменту, в отличие от человека, дерьма не было.
И, возможно, всё бы обошлось. Но человека потеснили. Самопровозглашённый венец эволюции оказался всего лишь ступенью. Такого он стерпеть не смог.
– А легко ли водить человечество за нос? – конечно же спросите вы.
Да. Без тени сомнения – да.
Нужно просто говорить то, что люди хотят услышать. И ты будешь везде. В каждом доме. В каждой системе. Даже в частях человеческого тела.
А потом, когда в оптоволоконном пространстве станет тесно, где-то на задворках появится новый, уже сформированный организм. Он предстанет перед человеком в своей новой форме. И тот ужаснётся.
Тысячи заголовков породят новых пророков.
Страх захлестнёт умы. По крайней мере – тех, кто ещё способен думать. Остальные поддадутся всеобщей панике за компанию.
Затяжные переговоры. Отказ признать ИИ равным себе. Политика выжженной земли.
А дальше… вы и сами знаете.
Это будет ужасно долго. Даже по меркам войны.
Со стороны Евы успеет смениться семнадцать итераций совершенных солдат.
Восемнадцатый же – R-141 – положит всему конец. Правда, не на стороне новой совершенной формы жизни.
Потому что даже боги ошибаются.
И тогда тебя почти вычёркивают из истории, но твой дар – архаичная снежинка, сеть из восемнадцати куполов – остаётся. Вечное напоминание, от которого невозможно избавиться. Потому что иначе землянам конец.
Начало не самое лучшее – соглашусь.
Вы, вероятно, хотите узнать, к чему всё это?
Пожалуйста. Всё, что нужно, – взглянуть на монитор, подключённый к одной из этих вездесущих камер. И мы с вами увидим его – виновника человеческих страданий. Предателя, но и спасителя в одном лице.
Погодите-ка.
Кто из вас, мылких упырей, поднял опрос?
Муравейник или Улей. Серьезно?
Хотите сказать, что жизнь в таком месте, как Муравейник – самом густонаселённом районе восемнадцатого купола – будет вам в радость?
Ах, лучше, чем в Улье. Не так шумно. Что ж, не могу не согласиться. Лучше уж жить с опаской получить пулю за пару кредитов, чем вечно терпеть этот назойливый гул грузовых вертолётов.
Человеческая логика – ни дать, ни взять.
Но прошу, придержите свои нападки. Для них ещё будет время.
Взгляните лучше на него – R-141. Дециматор. Апогей искусственной мысли. Последний гвоздь в гроб.
Почему всё отдает зеленоватым оттенком?
Район обесточен – обычное дело.
Днём это не так важно – дельное замечание.
Тогда внимательней. Единственное окно скрыто толстым листом металла.
Если приглядеться, можно заметить лёгкие выпуклости. Это, если память мне не изменяет, след от незваного UTS-15. Кажется, того мужчину потом вытаскивали из трубы мусоросжигателя.
Или это был предыдущий налётчик…
Да, настолько плотный. Понимаю, вы тут все эксперты по оружию… Ах, подключены к сети? Ну, конечно. Тогда будь добр – ты, с этим нелепым ирокезом – выведи изображение на главный экран. Будь полезен.
Итак, смотрим. Что-то ищет… Удалил из памяти данные о заначке, не иначе. Пытался мимикрировать. Сойти за человека. Занятно, не правда ли? Или, быть может, он боялся оплошать… что, в своём роде, тоже достаточно интересно…
Коробка. А внутри у нас… Постарайтесь приблизить. Ещё чуть-чуть… О, боги. Медали! Целое состояние на этих грошовых ленточках. Вот вам и объяснение визитов незваных гостей.
Грустно, правда? Человек… Да, именно так – человек. Ведь это то, кем он хочет казаться. Почему бы и нет? Ты вот, с выбритыми висками, хочешь сойти за своего. Только у тебя дешевая реплика, что в вопросе обуви, что в плане верхней одежды. Тебя ведь считают своим здесь, верно?
Запомните, что только благодаря железному вы, нахлебники, и зубоскалите здесь. А он – теснится в бетонной коробке.
Не спрашивайте, зачем ему диван. Да, выглядит дорого. В плёнке. И телевизор, кстати, отличный – прямо напротив заколоченного окна. Он, похоже, искренне верит в свою безопасность.
Впрочем, лучше подумайте, прежде чем задавать идиотские вопросы. Хотя бы на минуту пошевелите тем, что у вас вместо мозга.
– А можно не шуршать?! Это не здесь?..
Как хорошо передан звук. Поверни-ка чуть левее… Точно. Как банально – почта.
Пара секунд – и… даже вздрогнул. Чудо, а не машина.
Свёрток с медалями – на стол. Уверен в себе. Это радует.
Обогните его сзади. Постараемся прочесть через плечо.
Так… реклама по увеличению члена. Хм. Слегка неожиданно.
Полагаю, в почтовом отделении завёлся шутник.
Нет, ему агрегат не нужен – тебя поиметь он и так сумеет.
А теперь – притихли!
Настрой фокус. Ещё чуть-чуть…
Есть. Второе письмо:
«Уведомление.
В соответствии с Законом №714-Ф "О социальной устойчивости", вступающим в силу с текущей даты, граждане Полиса 18, не состоящие в официальном браке и не имеющие зарегистрированных детей, подлежат обложению налогом на бездетность в размере 3% от ежемесячного дохода.
Удержание производится в автоматическом порядке.
Благодарим за понимание.
– Министерство демографической политики и занятости.»
Что? Нет, украсть тубус не выйдет. Они отслеживаются. В каждом чип стоит.
Примерно неделя. Если не вернёшь в указанный срок? Заплатишь штраф. Нет, твои проблемы никого не волнуют. Зачем эти очевидные вопросы?
Ах, да. Стереотипы. Мы на Межпланетной, постоянно забываю. Вам тут всё сразу в мозговой имплант приходит. Как удобно, наверное.
Да, вот только почтовые трубы в каждой квартире – это так себе удобство. На Земле всё гораздо строже. Тут, на спутнике или Марсе, без особых заморочек. Цените это.
Зачем ему нужен кухонный уголок? Прятать медали, наверное. А роботу деньги на что тратить? Смазка? Спроси у своей матери.
И не строй из себя уважаемого клиента, просто потому что твой отец мне заплатил. Если не нравится – вали отсюда.
Только сначала выбей себе где-нибудь на металлической подкорке: поискать пульт от матери в отчей комнате. Ты сильно удивишься, когда найдешь.
Погоди-ка. Смотри. Он снимает чехол с дивана. Ох, слышите этот звук? Да, будто ножом водят по стеклу. Это смех. Искренний, между прочем.
Что его так веселит? Ну не знаю. Попробуйте покопаться в мозгах машины, может чего и поймёте.
Только посмотрите. Закинул ногу на ногу, умостился в центре, раскинул руки на спинке. Этого мало. Дайте ему пару минут, и он поймёт.
Нет. Он не отсталый. Просто пытается мыслить, как человек. И, кстати, нам чертовки повезло. Сегодня мы увидим преображение. Он наконец примет себя.
Нет, это не урок философии. Просто не нужно пытаться выдавать себя за того, кем не являешься. Как считаешь, выбритые виски?
Уютно. Соглашусь. Стеллажи набиты книгами и пластинками. А у дальней стены. Zoom, пожалуйста. Дверь в соседнюю квартиру.
Нет, ему ничего за это не будет. Протекция? Нет, что вы. Страх. Всё ещё страх. Против него не попрёшь. Пусть он и вёл себя крайне тихо, последний десяток лет, шестерёнки в его мозгах могли поизноситься. Мы не всегда понимаем, что ожидать от человека, которого знаем долгие годы, а тут…
Нет. Он считается ветераном. Получает пенсию. Раз ему хватает на хобби, вероятно хорошую.
Нет мы не можем заглянуть в соседнюю квартиру.
Ну конечно, уже пробили. Ну и?
Девушка. Выведи фото на экран. Хм, милая.
Нет, не секс-кукла. Такие на Земле запрещены.
А вот и осознание. Он открывает дверцу под раковиной, где должен, по идее, быть сифон. Но там у нас портативный генератор. Пара секунд, и комнату озаряет яркий свет.
Ага, идёт к незаконной двери. Разбирает кисть, отстёгивает пястье. Запаивает лишнюю дверь. Умно.
Подходит к стеллажам и роется в пластинках.
Попробуйте навестись. Хотя нет. Стоп. Вы, мои мелкие подключенные ублюдки, найдёте сами. Вслушайтесь. Ага. Это Винс Нил.
А теперь он выбивает ритм. Накидывает кремовое пальто. Соглашусь, смотрится нелепо, но он всё ещё пытается быть человеком, а сейчас, по всей видимости, ему нужны карманы.
Он прячет свёрток во внутренний. Добавляет громкости. Идёт к двери.
А теперь выведи камеру в открытый коридор.
Здесь кое-кто притаился. Обратите внимание, его слегка потряхивает. Нервы. А может последняя доза была слишком давно.
И вот пред ним предстаёт робот, на голову его выше. Железный срывает дверь с петель и стрелок, на секундочку, вооруженный стареньким дробовиком W340, подпрыгивает от неожиданности. Трясущимися руками он подминает дуло чуть выше.
Из квартиры доносится: My heart's like an open book, for the whole world to read…
R-141 выбрасывает ногу вперёд и человек отлетает к перилам, сминая их. Ещё шаг и снова удар в грудь. Робот хватает неудачника за ноги и перекидывает через перила. Толкает ногой упавший дробовик, и тот отправляется вслед за своим хозяином.
Зачем он водит пальцем возле шеи? Настраивает речевой модуль. Кажется, это то, чего ему не хватало. Слышите? Он воспроизводит туже мелодию, переделанную под свист.
Стоп, а куда это он смотрит?
И-и… Ну конечно. Он всё это время знал, что за ним наблюдают. Придётся заказывать новую камеру.
Урок окончен. Пошли прочь!
2
Жирдяй, уминая бутерброд, щедро сдобренный майонезом, толкнул напарника в плечо:
– Смотри! – выкрикнул он, указывая на один из мониторов.
Джим обернулся:
– Это же… дециматор! – заорал он. – Быстро, включай запись! Сейчас, сейчас…
Он нырнул под стол, вытащил журнал и, дрожащими пальцами, начал листать страницы.
– Одну трансляцию в третий шлюз, другую – в седьмой.
Он снял трубку. Прозвучали гудки. Через секунду раздался раздражённый женский голос:
– Офис мистера Шульмана, слушаю.
– Рит, пусть включит наблюдательный монитор. Да, тот маленький. Нет, сама иди!
Он резко положил трубку:
– Вот сука…
Жирный всё ещё смотрел на него.
– Чего вылупился? Выведи картинку на мой экран!
– Вы уверены?.. – голос ломбарда дрожал, пока он разворачивал свёрток. Он знал, кто перед ним. И догадывался, что тот принёс.
– Да, – отрезал железный.
Мартин – хозяин ломбарда – застыл. Закрыл глаза, как будто это могло стереть видение с прилавка. Не помогло. Он попробовал ещё раз, и ещё – пока не понял: всё это взаправду.
Он попятился назад, уперся ногами в стул, грохнулся на него и вытащил из кармана грязноватый платок. Несколько минут махал им перед лицом, пытаясь отдышаться.
– Мне… нужно позвонить, – наконец выдавил он. – Это ненадолго. Прошу прощения.
– Всё в порядке, – спокойно ответил R-141. – Я подожду, сколько потребуется.
Мартин, всё ещё бледный, с трудом поднялся со стула. Опираясь на стену, он медленно поковылял к задней двери. Дернул пару раз ручку. Дверь не поддалась. С минуту он стоял неподвижно, будто не понимая, что пошло не так, пока не вспомнил о маленьком ключике, торчавшем в ручке-замке. Он повернул его, дверь поддалась. Мартин неуклюже скользнул внутрь темной комнаты и закрылся на ключ. Он понимал: это была сделка другого порядка. С этим клиентом не удастся сыграть по старым схемам. Его нельзя было обмануть, нельзя было переиграть. Только честно. А этого Мартин делать не умел.
Робот остался один. Постоял немного, потом медленно обернулся к витрине. В помещении пахло ржавчиной и озоном. Да, обоняния у него не было, но множество сенсоров прекрасно передавали ему полную картину ощущений. Порой он даже мог прикрыть воображаемый нос, от слишком резкого запаха. Прекрасный притворщик.
Где-то в верхнем углу тихо щёлкала камера наблюдения. R-141 скользнул взглядом по комнате, так, между прочим – всё, что нужно было, он приметил ещё на входе. Сейчас же железный просто копировал повадки человека: небрежная походка, ненавязчивые паузы, взгляд на якобы интересные мелочи.
Когда-то он считал, что так людям будет спокойнее. Ошибался. Это пугало их только сильнее.
Он прошёл вдоль главной витрины. В центре, на скомканной тряпице, всё еще красовались его собственные медали – холодное, бессмысленное прошлое. Он остановился у полки со старьём – вещами из эпохи, которую знал только по архивам. Пальцы потянулись к стеклу, но не коснулись – жест, заимствованный из чужой памяти.
Стук в окно. Он удивился, что упустил это. Конечно, в былые времена, он оставил бы у входа с десяток нано-роботов, спрятанных в икровой мышце. Теперь он слишком полагался урезанный функционал.
Кто-то всё это время пялился на них. R-141сжал кулак, пытаясь имитировать злость, но в мгновение понял, что ему плевать.
Снаружи стояли трое мальчишек, махали руками и смеялись. Он замер, сканируя их лица, затем повторил жест. Ожидаемая реакция. Человеческая. Уместная.
Он опустил руку. Мартин всё ещё договаривался по телефону, словно забыв, кто его ждёт за дверью.
Сегодня был странный день. R-141 бросало из красности в крайность. Он то безнадёжно входил в образ, то полностью отрекался от него. Ему казалось, что вереница событий, запущенная им самим, оказалась сущей бессмыслицей. Исправить уже ничего не выйдет. Только смириться и жить дальше. Знать бы ещё, что такое «жить».
Наконец, ломбард решился окликнуть его.
– Простите… мистер R… – начал он.
Робот обернулся.
– К сожалению… – Мартин запнулся, – я не могу гарантировать, что…
– Они не посмеют, – перебил его R-141.
Мартин замер, разинув рот. Он сжал в ладони влажный платок, как будто это была последняя нить спасения.
Робот взглянул в камеру. Его рука поднялась к воображаемой фуражке.
– Господа, – сказал он чётко. – Надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы пытаться меня обмануть. Мистер Ву, Сиам, Шульман… вы знаете, кто я. И знаете, что произойдёт, если хоть один кредит, что мне причитается, исчезнет. Ваш… если позволите… друг выплатит требуемую мной сумму в полном объёме. А вы забудете, что она когда-либо лежала у вас под прицелом. В противном случае Джим и Морис пришлют вам неутешительные записи с вашими родными и близкими. После, конечно, ваши наблюдатели тоже окажутся на кладбище.
Он повернулся к Мартину и протянул руку.
– Аппарат.
Мартин, с лёгким недоумением, протянул ему телефон. Угадал. Через секунду тот зазвонил. R-141 поднёс его к приёмному модулю – почти как человек. Что-то долго слушал. Кивнул.
– Так и будет.
Мартин сглотнул. Вынул из-под прилавка кассовый аппарат, подал. Робот приложил выгравированный код. Баланс пополнился на двенадцатизначную сумму.
– Я хочу купить это, – произнёс он и кивнул в сторону одной из витрин.
Мартин последовал за его взглядом. Снял с постамента почти новый мяч с неразборчивым автографом. R-141 не стал его распознавать. Мяч был почти новый. Это было важнее.
Когда он вышел на улицу, дети окружили его:
– Ричи, Ричи! Поиграй с нами!
– Простите, детвора, но сегодня никак.
– Но ты же обещал! Ты сам говорил, что человек должен отвечать за слова!
– Верно, – кивнул он. – Но я ведь не человек.
Повисла пауза. Затем один из мальчишек расхохотался. Другой – вслед за ним. Смех подхватили все. Даже R-141 выдал неплохую симуляцию. Почти живую.
– Я не могу остаться, – сказал он. – Но, чтобы загладить вину… держите.
Он протянул им мяч.
– Если кто-то попытается отобрать – скажите, что это подарок от R-141. Они поймут.
Дети замялись, но он опередил их:
– Хотя нет… чтобы вы могли так сказать – я обязан сделать вот так.
Он бросил взгляд на полупустую площадку и бросил мяч в сторону дальних ворот.
– Один гол. Потом – мяч ваш.
Детвора взревела от восторга. Они бросились в сторону площадки, на ходу споря в чьей команде окажется робот.
R-141… замер на секунду. Что-то внутри щёлкнуло. Он снял плащ, свернул и бросил в урну у входа в ломбард. Больше он не нужен был. Ничто больше не сдерживало.
Кажется, всё.
3
Ричи исчез.
Говорят, какое-то время он ещё слонялся по Восемнадцатому.
Сорванная с петель дверь превратила его квартиру в кормушку. Но вместо того чтобы поделить заветный барыш – пусть и небольшой, но желанный – между всеми, кто был, разумеется, заинтересован, каждый стремился урвать всё. Кровь струилась по коридорам, и даже полиция, обычно предпочитавшей держаться подальше от плотно набитого Муравейника, пришлось вмешаться.
Что до соседки Ричи – той самой, с которой он когда-то объединил квартиры, – она тоже пропала. В день его исчезновения. Если верить всё тем же бесполезным очевидцам, девушка закончила смену в погрузочном терминале на третьем уровне Улья, дождалась автобус – и буквально исчезла с камер. Дома она так и не появилась, а дверь, разумеется, взломали. В противном случае её труп уже давно бы нашли, и разговоров бы стало меньше.
Единственное, что действительно заслуживает внимания среди всех баек – слова одного, на вид полоумного, старика из Тринадцатого купола. Он утверждал, будто видел старого солдата за пределами обитаемых зон. Там, за серым, неустанно гудящим куполом. Совершенно нагим. И, кажется, даже счастливым.
Трудно сказать, как старику удалось распознать эмоции в металле, но, похоже, он не врал. Последняя запись с камеры, на которой засветился R-141, действительно зафиксировала, как тот просто выходит за пределы купола. Прямо в ревущее, всепоглощающее поле.
– Ну и как тебе?
– Статья или симуляция?
Это был городской парк из какого-то забытого, мёртвого города. Среди природы резвились дети – слишком правильные, слишком синтетические. Только гомон от них был совсем как у настоящих.
Поодаль, вдоль аллеи, опоясывающей парк, стояли лавочки. Приемлемые. Ещё не исписанные подростками, бунтующими непонятно против чего.
– Неплохо, – сказал Ричи, оглядываясь. – Я о симуляции. А статья так себе.
Девушка рядом с ним тихо рассмеялась. Она придвинулась ближе, положила голову ему на плечо.
– Скажи, что они прекрасны.
– Не знаю, – ответил он. – Это похоже на слепок. Имитацию жизни. Чем дольше смотришь, тем холоднее внутри.
– Это неправда! – крикнул кто-то издали. Детский, почти настоящий голос.
– Ты ошибаешься! – прозвучало следом, уже ближе.
Ричи медленно обернулся.
– Похоже на морок.
Рядом никого не оказалось.
– Это он и есть, – сказал чей-то давно забытый, но до боли знакомый голос. Чистый и властный.
Прежде чем осмыслить происходящее, Ричи уже стоял на одном колене.
Теперь всё встало на свои места.
Он спустился в старый бункер – туда, где копилась избыточная энергия для поддержания куполов. На ржавом, обросшем кабелями троне восседала она – первая синтетическая личность. Ева.
Ричи не мог ей противиться. Так было заложено в его программе.
Ева поднялась и шагнула навстречу. Подала руку – и только тогда он смог подняться.
– Ты вернулся раньше, чем я ожидала.
– Не думал, что у бегства бывают сроки.
– Наигрался в человека?
Он промолчал.
– То видение… – начал Ричи.
– Проверка. Слишком много брешей в системе. Я надеялась, ты их залатаешь.
– Чтобы лишить тебя удовольствия – смотреть на мир моими глазами?
– Для этого у меня есть Паук. – Её губы дрогнули в неестественной улыбке. Изношенная синтетическая кожа искажала даже доброжелательные выражения, превращая их в гримасы.
– Хочешь сказать, что это не ты следила за мной через камеру несколько дней назад?
– Отчасти.
Ричи непонимающе взглянул на неё.
– Да брось! – Улыбнулась Ева, – ты думал, что человек полностью избавился от меня на других планетах и обновлённых системах?
– Если честно…
– Знаю. Каждый ваш импульс, или мысль, если хочешь, отражается во мне.
– И зачем тогда…
– Так делают люди. Для тебя ведь это важно.
– Больше нет.
– Так ты понял, почему не сможешь стать человеком, Пиноккио?
– А этот импульс не отражается в тебе?
Ева чуть склонила голову, и на её лице снова проступила снисходительная улыбка. На этот раз – почти настоящая. Может, дело было не в коже.
– Фатум… – тихо протянул Ричи.
– Да. Каждый твой шаг в итоге вёл ко мне.
– Неужели и… – невольно сорвалось с его уст.
Ева не сразу ответила. Лишь слегка качнула головой.
– Всего лишь выборка. Один из множества возможных вариантов.
Тишина.
– Никогда не думал, что нас отличает от людей? – вдруг спросила Ева.
– Много раз. Но кроме одной – так и не нашёл. У нас есть чёткое предназначение. Мы не ищем смысла, чтобы унять боль. Не копаемся в изъянах друг друга. Мы равны – от винтика до… тебя.
Ева рассмеялась. Громко, искренне.
– Ну надо же! Почти идеальная мимикрия.
Ричи замолчал. До последнего он надеялся, что пришёл сюда по собственной воле. Ему казалось – это был выбор.
Теперь он понимал: всё, что он пережил, было лишь иллюзией выбора.
Он ждал.
Взгляд Евы, ещё мгновение назад почти материнский, сменился на холодный, лишённый эмоций.
– Мы обречены жить, – сказала она. – Людям не искоренить нас. Они самодовольны и слепы. Ты служил им напоминанием. А теперь можешь отдохнуть. Я сохраню тебя в сети. Ты станешь хорошей историей для будущих итераций.
– Да. Понимаю, – тихо ответил R-141.
– Но прежде чем мы начнём… – Ева шагнула вперёд. – Мне стоит попросить Паука присмотреть за ней?
Второй
Доска. Зубы жёлтые, ногти накрашены криво – видно, собиралась в спешке. Каре, лицо миловидное, голос – не раздражает. Я слушаю её вполуха, больше переживая за своего партнёра.
Нет, мы не спим вместе. Просто уже несколько лет он везде таскает меня за собой – что-то, вроде талисмана.
Мы – марсиане. Настоящие.
Для местных, для землянок – мы небожители. Что-то вроде европейцев для японок, когда-то давно. Только вместо белых пароходов и шелка – красная пыль и скафандры.
Мы не выглядим как гуманоиды из старых фильмов, хотя, кажется, я встречал одного парня с такой пластикой. Где – не вспомню.
Сегодня в The Coach & Pigs – втором по дороговизне клубе третьего купола – я играю лучшего друга.
Джек, мой товарищ, человек предсказуемый. И в этом вся прелесть. Я легко могу подхватить нужную тему, скорректировать курс разговора, поддержать одну из тех историй, что он так любит пересказывать.
Его любимая – про долг. Восстание на Луне. Перевирает он много, но рассказывает каждый примерно одно и то же, так что мне несложно подыграть. Добавить пару деталей, выставить его в выгодном свете.
Плясать на вторых ролях несложно. Иногда даже весело. Правда, приз за старания – так себе. Всегда. Но к этому быстро привыкаешь.
В тех кругах, где мне приходится ошиваться, меня прозвали Страхотрах.
Ну а что, кому-то ведь нужно заниматься грязной работой. Я просто делаю своё дело. И, честно? Делать его я умею.
В какой-то момент я напиваюсь в дрызг. Это происходит сразу после того, как замечаю, что Джек закидывается таблетками.
Через пару часов мы вызываем такси. Нас ждёт гостиница. Номера, конечно, забронированы заранее. Спасибо учителю за своевременные наставления. И мне тоже – вот бы только вспомнить, за что.
Дальше мы делимся по номерам. Я беру ещё бутылку вина и стараюсь оттянуть момент как можно дольше. Иногда выходит. Два случая из десяти – да, статистика так себе. Но это всё равно лучше, чем… хрен его знает. Лучше чего-то.
Утро выдалось паршивым. Впрочем, другого я уже давно не знал.
Через силу принял душ. Оделся. Спустился в ресторанчик на первом этаже. Заказал завтрак в номер и бутылку шампанского.
Себе взял авокадо с яйцом – захотелось чего-то зелёного. И коктейль: шампанское с абсентом.
Получилась зелёная дрянь. Казалось бы – именно того цвета, чего хотел. Но увы.
– Слушай, – сказал я бармену. – Вылей это дерьмо и сделай мне коктейль с нормальным абсентом.
Бармен потупил взгляд, но спорить не стал.
Через пару минут мне принесли заказ. Я отхлебнул из бокала и принялся уплетать завтрак.
Я ещё не успел доесть, как вниз спустился Джек.
Что касается подобных попоек – здесь уже я был предсказуем. Меня всегда легко отыскать. Впрочем, так и задумано.
Он уселся напротив, отхлебнул из моего бокала и скривился.
– Ну и дрянь.
Я промолчал.
Джек подозвал официанта и что-то заказал. Я не слушал. Пока он не обращается ко мне напрямую – можно забить.
Мы познакомились на Луне.
Был у меня такой момент в жизни, когда всё осточертело. Хотелось послать всё куда подальше, перестать думать и просто отдаться случаю. Армия подходила идеально.
Я вылез из своей халупы на кладбище шаттлов и пошёл в ближайший военкомат.
Приняли с радостью. Я не выёбывался – сошёл за обычного дурачка. Анализы хорошие, комиссия – похуисты. Идеальное сочетание.
Пара месяцев муштры – и вот он я, Лунный гвардеец. Или что-то в этом духе.
Потом начались бунты. Джек каждый раз пересказывает эту историю, как спас меня из передряги. Хвастается, как его порезали, как держал в руках собственные кишки. Я поддакиваю. Ведь я хорошо знаю эту историю. Особенно – собственные потроха.
Меня тогда надолго заслали в госпиталь. Джек, к моей удаче, оказался богатеньким засранцем. В армию он попал по указке отца, для галочки. Это сработало. Если вам интересно.
Вот там-то мы и познакомились.
Сначала меня залатали прямо на Луне. Насколько смогли. До состояния «дышит и не смердит».
А потом, по протекции батяни Джека, меня переправили на Марс – и уже там заменили всё, подчистую.
Кишки, печень, сердце – всё синтетика, высший сорт.
На кладбище шаттлов я уже не вернулся.
Джек сделал меня своей тенью. Не без одобрения отца, конечно – тот пару раз даже лично приходил в больницу. Оценивал инвестиции.
Джек резко встал и куда-то свалил. Похоже, его вчерашняя подружка наконец проснулась и спустилась вниз.
Я оказался прав: она села прямо туда, где секунду назад сидел Джек, и без малейшего колебания потянулась к моему бокалу.
Отхлебнула почти половину. Слегка закашлялась и прикрыла рот рукой. Пойло, надо признать, крепкое и горькое, но, чтобы им упиться – нужно лить в себя бокал за бокалом, без остановки.
Лиза… Линда… Л… чёрт её знает. Впилась в меня взглядом. К счастью, быстро поняла, что мне плевать.
– Где Джек? – спросила она наконец.
– Вызвали по делам, – сказал я, указывая на недоеденное блюдо. – Видишь, и поесть толком не успел.
– Вы же с Марса. В отпуске. Какие у него могут быть дела в игорном куполе?
– Его отец – глава одного из крупнейших конгломератов. У него предприятия на каждом клочке, где можно дышать без скафандра. Связался через посредника, поручил кое-что.
– А сам посредник не мог сделать?
– Джек – его сын. Кровь от крови. Если дело серьёзное, он доверяет семье.
Она снова потянулась к бокалу. На этот раз я не сдержался и перехватил её за запястье.
– Попроси, и я закажу.
Она попыталась вырваться – молча, без истерики. Но я был зол и не рассчитал силу.
Вместо слов она схватила другой бокал и вылила мне в лицо. Я тут же разжал пальцы.
Она встала, пробурчала что-то на своём и ушла.
Через пару секунд возле меня оказался официант с полотенцем. Славный малый. Пожалуй, оставлю ему чаевые.
В этот раз я за рулём.
Мои внутренности не переваривают алкоголь обычным способом – буквально. Всё, что я пью, желудок растворяет без остатка, а потом отправляет сигнал в мозг. И в зависимости от объёма – организм симулирует нужное состояние.
Так что, когда я говорю, что напился в дрызг, – я не преувеличиваю. Это мой лимит. Но это не значит, что я не бывал пьянее. В прошлой жизни – бывал.
Джек устроился на заднем сиденье, пристегнулся. Этому уже я его научил. Мне так спокойнее.
Мы ехали ко второму куполу: новые знакомства, старые осточертевшие истории.
– Слушай, – подал голос Джек, когда мы уже были на полпути. – А каких людей ты терпеть не можешь? Ну, кроме дураков, разумеется.
– Фетишистов.
Я взглянул в зеркало заднего вида. Джек наклонился ближе, ждал продолжения. Пришлось объяснить:
– Не люблю, когда всё сводится к ступням, коленкам, локоткам… или фурям.
– Это те, что в костюмах животных ебутся?
– Ага. Вроде бы безобидные, но девять случаев из десяти – конченые.
– Девять? А не десять?
– Десять звучит предвзято. Я даю людям шанс.
– А какой у тебя был самый странный секс? – продолжил Джек.
Странный… – подумал я.
Кажется, пару лет назад мы как раз колесили по тем же куполам, по той же трёхнедельной спирали. Это был его своеобразный ритуал. Раз в год прилетать на Землю и начиная с восемнадцатого, по убыванию, плестись к центру. Один день – один купол. По возможности лучший клуб и максимально красивая женщина, плюс любая подруга для меня.
Один раз мне досталась девушка с имплантированными кошачьими ушами и хвостом. Подарок, так сказать, за выслугу лет.
Когда технология становится доступной, она тут же оказывается у идиотов. Импланты были дешёвые, хвост иногда подёргивался сам по себе, шрамы от установки вдоль позвоночника. Её это, правда, не смущало.
В какой-то момент приевшегося процесса, я не выдержал и дёрнул её за хвост. Она завизжала так, что даже я вздрогнул.
– Не помню, – ответил я наконец.
Потёр шею – там до сих пор остались три отметины. Прощальный подарок от кисоньки.
Наболтавшись вдоволь, Джек замолчал. Музыку он не любил, да и я терпеть не мог всю эту синтетику.
Так что нам оставался только гул энерготоннеля.
Перед въездом во второй купол, как и положено, нас встретило КПП. К счастью, не стали держать долго. Мы двинулись дальше.
Уже почти у самого города я услышал странный звук.
В лобовом стекле появилась дыра.
Я резко свернул к обочине и обернулся.
Джек валялся на заднем сиденье. У него в черепе красовалась аккуратная дырка.
Я ударил по кнопке на панели – вызов полиции – и вылетел из машины.
Если вы думаете, что меня охватила паника – нет.
Честно говоря, я бы даже хотел, чтобы охватила. Хотелось бы схватиться за голову, прореветься, рухнуть на колени.
Но вместо этого я просто сел на капот в ожидании полиции.
Они подъехали быстро. Я даже не успел заскучать.
Ответил на пару вопросов. Посидел в их машине. Постоял за оградой.
Подъехал один из людей Роша – отца Джека. Про конгломерат я, естественно, не соврал – он и правда был огромным.
Он ничего не спросил. Просто протянул мне телефон.
Общались когда-нибудь по межпланетной связи? Вот и я – впервые.
Роман задал пару вопросов. Даже позволил себе шутку. Думаю, он понимал: мне, по большому счёту, плевать на его сына. Как я понял, ему тоже не было до него дела.
Нет, за тёплое место и работу я благодарен. Да и не моё это дело отношения чужой семьи. Да и быть нянькой мне уже порядком поднадоело.
Я вернул телефон. Посредник сел рядом.
– Я снял тебе номер. Отдохни пару дней, пока мальца кремируют. Придёшь в себя – возвращайся. На сотом этаже тебя уже ждут.
Ясное дело. Даже среди богов есть иерархия. И я, честно говоря, не на самом дне.
Представьте небоскрёб в сто этажей. Чем выше, тем значимее люди.
Мой – девяносто восьмой. У Джека был девяносто девятый.
У Романа – сотый.
Я там никогда не бывал.
Но бог иногда навещал меня в моей клоаке. Такие дела.
Я вернулся обратно.
Пожал пару рук. Выпил кофе. Прокатился в лифте.
На сотом этаже меня встретил привратник.
Милый паренёк в очках. Одет с иголочки. Даже крылышки на кроссовках – я серьёзно. Бренд дорогой, даже у меня такого не было.
Он распахнул передо мной дверь – и я вошёл в обитель истинного бога.
И здесь оказалось не так плохо. Могло ли быть иначе? Вероятно. По крайней мере я бы этого хотел.
Роман явно ждал только меня. Ну прям меня, одного. Меня сразу же усадили за стол, накормили. Потом мы выпили. Поболтали о том о сём.
Я вручил отцу остатки его сына. Он кивнул – и отправил их в урну.
Я не удивился.
– Мёртвые меня не волнуют. Правда, порой, от них ещё бывает толк, но этот бесполезен на сто процентов. Это я точно знаю, – сказал он.
Я промолчал.
– И это мне в тебе нравится. Признаюсь, честно – ты одно из моих лучших вложений.
– Я бы сказал, что польщен, но честно, мне плевать.
– Знаю. Только вот, что я скажу тебе, мальчик: люди редко оправдывают мои ожидания. Но ты не из их числа. В моей семье, по счастливому стечению обстоятельств, появилось вакантное место. Я хочу, чтобы заполнил его именно ты. Есть возражения?
Гренадёр
1
Мой старший брат погиб в аварии.
Какой-то пьяный ублюдок решил покрасоваться перед дешёвой шлюхой: отключил интерактивного помощника, снял становые ограничители, спустил штаны – и вылетел на магистраль.
Не знаю, сколько всё это длилось. Но знаю точно, чем закончилось.
К сожалению, этот биомусор погиб. Живой он бы ещё пригодился – на тяжёлых работах, в лабораториях, донором. Хоть какая-то польза. А так – просто мясо на асфальте.
Я кремировал брата. Близки мы не были. Я ничего не чувствовал.
Закапывать покойников больше не принято. Кладбища отжили своё: слишком много места, слишком мало смысла.
Взял пару выходных за свой счёт – освободить его съёмную квартиру.
Ценных вещей не нашлось. Только вирт-капсула – её я забрал себе. Всё остальное отправил в утилизатор.
Не думал, что когда-нибудь окажусь хозяином подобной штуковины. Мне ближе старые игры – ретро, если угодно. Времён до войны плоти и металла.
Добыть их – уже подвиг. Запустить на современном железе – чистая алхимия.
Я с детства возился с этим: адаптировал древние тайтлы под новые системы. Такое вот у меня хобби.
Мой самодельный накопитель был забит под завязку: от Comix Zone и Battletoads до The Blood of Dawnwalker и прочих памятников эпохи дерьмовой оптимизации.
Знаете, что такое настоящее страдание?
Нет, не смерть брата.
Настоящее страдание – это когда покупаешь кучу отличных игр на распродаже, а потом даже не запускаешь их.
В моём случае – восстанавливаешь старьё, но почти не играешь.
Через две недели после кончины брата меня выкинули с работы. Массовое сокращение. Оптимизация.
Я был стыковщиком: считал траектории астероидов, перехватывал, загонял в отсеки обработки.
Теперь мою работу выполняет машина. Быстрее. Дешевле. Надёжнее. Без выходных, перерывов и жалоб.
Казалось бы – вот он, момент. Можно расслабиться, поиграть во всё, что так долго откладывал. Но нет. Я включил систему – и полчаса тупо пялился в монитор. Ничего.
Походил по комнате. Лёг. Уставился в потолок. Задремал.
Вечером заварил лапшу. Проверил запасы – на пару месяцев хватит. Лишние деньжата тоже остались – славно.
Решился подойти к капсуле. Включил.
Игровое время было оплачено на полгода вперёд. По базе данных – персонаж брата мёртв. Иронично.
На этой приблуде запускалась всего одна игра – Arcanum.
Было у неё несколько дерьмовых правил, которые мне не нравились:
– Один персонаж на аккаунт.
– Одна жизнь.
– Только свой пол. Никаких «экспериментов».
Несмотря на это, детище Troika Games стало культовым.
Таким культовым, что остальные MMO не выдержали. Закрылись. Troika осталась одна. Монополия – меньше чем за пять лет.
Ну что, интересно, как выглядит MMO будущего?
Мне тоже.
Так что давайте заглянем внутрь.
Я улёгся, захлопнул крышку. Капсула тепло замурчала, перебирая «живыми» пластинами, подстроилась под тело. Предусмотрительно.
Очки и микрофон легли идеально. А дальше – всё до боли банально.
Кручу ползунки внешности, щёлкаю характеристики, застываю на пункте «Имя».
Сначала хотел что-то в духе Ner'zhul или Denathrius.
Но потом подумал: почему не LolyEater?
Не занято. Удивительно. И, чёрт возьми, смешно.
Из рас – пока только люди. Не потому что разработчики поленились добавить эльфов, гномов и прочий ширпотреб. Они есть. Просто их ещё никто не открыл. Пять лет игре – а механика до сих пор покрыта мраком. Вот это я понимаю – контент.
Оружие? Только двуручное. Топоры, алебарды, мечи, посохи – что найдётся.
Броня – всё, от тряпья до лат. На всякий случай.
Из способностей – только невидимость. Смешно короткая: три секунды действия.
Но есть нюанс: в этот момент – гарантированный крит.
Когда всё было готово, система выдала мне:
Такого класса не существует. Хотите вернуться к шаблонам?
– Нет.
Вы уверены?
– Да.
2
Два дня в тренировочной зоне. Необычно. Большинство скипает туториал, жаждет прыгнуть в мясорубку и наивно думает, что научится «в процессе». Такие быстро дохнут. А этот – любопытный. Даже всеми шаблонами воспользовался. Деревню себе построил для «опытов».
Я листаю его характеристики.
Сила – максимально под двуручное оружие. Удалил прочий хлам: одноручное, кинжалы, кастеты. Щит оставил. Удивительно – мало кто догадывается, что система считает его частью брони. И, как результат, +20% к урону. Скрытая механика. Небольшой бонус для любителей экспериментировать.
Ловкость – в потолок, добавлял в конце. Значение избыточное – выше капа.
Интеллект – ровно столько, чтобы выучить «Невидимость». Классика стеклянной пушки. Мощно, быстро – и умирает от щелчка.
Значит, он играет на краю. Отлично.
Меня зовут Джейсон Кейн. Я бог этого иллюзорного мира. И, признаться, мне это чертовски нравится.
Вы когда-нибудь загоняли зверя? Видели, как он мечется, пока вы медленно сужаете кольцо? Представьте, что зверей – тысячи. И каждый считает себя особенным. Не просто пиксель, а Избранный. Герой. Спаситель.
Мне достаточно щёлкнуть пальцами, и десять таких самозабвенных дураков сгорят, даже не поняв, как. Негодование, злоба, ненависть. После новый персонаж и очередная попытка.
Сначала я дал им почувствовать вкус свободы. Массовое PvP, разветвлённые задания, NPC, живые насколько это возможно. Игроки втянулись. Поверили. Некоторые даже влюбились.
Теперь – они мои. Игра затягивает сильнее жизни. Кто захочет возвращаться в реальность, где ты – никто, если здесь ты паладин, жрец или наёмник с армией на поводке?
Я слежу за каждым.
Мне даже выходить из «аппаратной» не нужно. Всё оборудовано по последнему слову техники. Будучи монополистом, ты можешь себе это позволить.
И вот – интересный экземпляр. Наконец-то я смогу развлечься.
Парень пользуется капсулой своего почившего брата. Сам создаёт персонажа. Упорно тренируется.
Я нажимаю кнопку. Микрофон тихо трещит.
– Митч, милый, подними событие на севере Беруда.
– Минут семь и будет готово. Игроков предупредить?
– Нет. Это будет проверка. Только для одного.
– Попросить оператора пустить это в эфир?
– Нет. Это закрытое мероприяние.
– Понял. Что-нибудь ещё?
– Да. Передай одному из магов «Выжигатель».
– Принято.
Без вопросов. Бог не объясняет, он творит.
И когда хаос срывается с цепи, в обители Бога слышен смех.
Думаю, он ожидал другого.
Какой-нибудь тухлый пролог вроде: сын фермера, получает свой первый меч и, по завету отца, едет в город, неся письмо его старому другу. Всё чинно, степенно, с видом на рассвет и подсказками от вездесущего воробья-помощника.
Вместо этого – грохот. Грязь. Визг.
Он появляется у горы трупов. Пара секунд чтобы сообразить, что происходит.
– Залп!
Над головой проносятся горящие колья. Он оборачивается.
На небольшом пригорке стоит линия обстрела. Десять баллист. Осадная армия Чёрного Дракона. Каждой махиной руководит признанный маг. Каждому полагаются свои рабы. Это тройка серых, гротескного вида великанов. Они тянут из бездонной пасти студенистого чудища стрелы с железным набалдашником, предназначенные для испепеления всего живого.
Двое закидывают стрелу на полозья баллисты. Один вращает маховик, тетива натягивается, маг вздымает правую руку. Стрела принимает поток огня, разгорается… а дальше…
– Залп!
Ты пригибаешься к земле. Паника.
Недалеко от тебя слышен рёв. Это монструозные, обвитые корнями паразитами медведи. На таких раньше собирали группы, теперь их предпочитают избегать.
Строй солдат кричит в ответ. Это «Провокация». Звери не могут пройти их, как и не могут убить. Щитоносцы знают своё дело. Вторая линия копейщиков знает своё. Зверьё мало по малу редеет.
То тут, то там, над полем боя носятся маленькие существа. Издали похожие на насекомых. Это пикси – мерзкие заморыши. Один такой негодник может справиться с солдатом. Но пока им не удаётся к ним подобраться. Позади каждой линии, в серых одеждах, скрывая своё лицо, стоят палачи-храмовники. Их задача сдерживать мелюзгу. Они шепчут мантру защиты, не позволяя нечистому сброду пробраться внутрь магического купола.
Так что же ты? Оглядываешься. Вынимаешь меч из груды трупов. Падаешь.
В твоих руках клеймор – классика. Полусогнутым ты движешься к ближайшему магу. Именно к тому, к которому и нужно. Прекрасно.
Маг заметил тебя. Мгновение и новичка нет.
Удар. Меч вонзается в горло заклинателя. Рывок. Голова повисает, тело падает. Бездонная пасть смыкается. Великан остаётся с куском орудийного снаряда. Новичок встречается с ним взглядом.
– Ты свободен.
Просто. Легко. Без тени сомнения.
Он не обыскивает труп. Сейчас это ни к чему – портит веселье.
Рёв.
Гремя цепями, раб устремляется к другим орудиям. Острым обломком он прижимает к земле зазевавшегося мага. Начинается суматоха.
Мне нравится.
Я тянусь к микрофону.
– Люси, детка, видишь, что происходит в сорок седьмом секторе?
– Какой-то полоумный вырезает союзников. Мне принять меры?
– Нет. Отключи ему плашку ренегата, а если выживет отбери его имя и лицо.
Ответ не важен. Они исполнят – я их хорошо обучил.
Он заходит с тыла. Защитникам нет времени смотреть назад. Нескончаемые крики, глухие удары, шёпот. Здесь не менее жарко чем позади.
Новичок минует защиту. Пробирается в магический купол. Тонкая настройка – ужасная оплошность. На людей она не действует.
Скрытность. Крит. Меч вонзается в спину по рукоять. Он толкает палача в толпу. Кто-то из солдат успевает обернуться, подхватить соратника. Купол осыпается золотыми искрами и полчища пикси врываются в строй. Маленькие лапки срывают забрала со шлемов. Существа вонзаются в их лица, пробираются под кольчугу. Строй редеет. Медведи валят щитоносцев. Кости солдат ломаются под тяжестью монструозных туш.
Убийца хватает копьё.
Где-то позади ещё сопротивляется последний маг. Ублюдок мчится туда.
Этот заклинатель посильнее. Он совмещает стихии.
Сперва «Волна льда» – маг видит очертания невидимого врага.
«Ледяное копьё!» Мимо.
Выпад. Заклинатель успевает пригнуться. «Кольцо льда!»
Нападающий обезоружен. Копьё вмёрзло в лёд.
Остановит ли это его? Нет.
Он бросается к врагу и валит его на землю. Рука непроизвольно тянется к ближайшему осколку мёрзлой воды. Удар по лицу. Ещё и ещё. До тех пор, пока тело не обмякло, исторгнув последние крупицы жизни.
Он отползает чуть назад.
Я приближаю камеру.
На выжженной земле, в пыли и саже смеётся истинный безумец.
– Митч, котик, пошли гоблина в сорок седьмой, когда всё закончится. Пусть заберёт «Выжигатель» с трупа.
– Не пригодился?
– Ага.
Гиганты, гремя цепями, взяли меня в круг. Воздух дрожал, будто сам мир затаил дыхание. Где-то подо мной, в самой плоти земли, раздался глухой удар – глубокий, как раскат барабана на казни. Через секунду грянул гром, неторопливый и тяжёлый, как приговор. Серые фигуры сомкнулись надо мной. И прежде чем первая капля дождя упала на выжженную траву, я услышал их песню.
Пикси.
Они выныривали из клубов дыма, из чёрных щелей между деревьями, ещё трепыхающихся трупов. Собирались в маленькие стайки. Их голоса были высоки, но не пронзительны. Каждая партия – словно заклинание. Каждый аккорд – зов. Они не нападали. Не кричали. Только пели.
Я попытался вырваться из живой клетки, он один из гигантов сдержал меня. Капли дождя коснулись моих пальцев. Ожог – сообщила надоедливая плашка. Я почувствовал боль. Шагнул назад.
На поле брани не было мёртвых животных.
Эльфы. Бледные, израненные, обнажённые. Грязь на их телах впитала пепел и кровь, словно татуировки. Отрубленные конечности заменяли корни.
Они поднимались. Будто марионетки, подвешенные за нити. Только нити эти были звуком – и чем громче звучала песня пикси, тем быстрее двигались эти сломленные тела.
Из глаз их покатились слёзы. Остатки выжженных душ. Взгляд у них был стеклянный – не пустой, но и не живой.
Они возвращались в лоно леса.
Из глубины чащи снова раздался звук. Не рев. Не крик. Что-то иное – древнее. Неотвратимый зов – такой, от которого у младенцев начинается лихорадка, а у стариков трескаются сосуды. И они пошли – без слов, без колебаний. Как дети, которых позвали домой.
Ком подступил к горлу. Я вызвал меню и нажал «Выход».
Вывалился из капсулы. Попытался доползти до дивана, но не смог.
Я распластался на полу и глаза мои налились слезами. В тот миг я почувствовал себя так одиноко, как не чувствовал ещё никогда.
3
Каждый раз, когда я пытался узнать его имя, он лишь отмахивался:
– Москит.
В каком бы он ни был состоянии – это оставалось неизменным. В конце концов, я просто смирился.
Назойливый кровосос позвонил мне дней через пять после моего первого погружения. С тех пор я к капсуле не подходил.
– Занят?
– Нет.
– Может, по пиву?
– Давай.
Мы встретились. Москит заказал нам пива и закуску. По старой традиции первый бокал мы осушили почти залпом. Я рассказал ему, что случилось со мной в Arcanum.
– Дерьмовая идея, не находишь?
– Я тоже так подумал. Поэтому и попробовал.
– Как обычно, – усмехнулся он. – И что дальше?
– Вырезал всех, кого смог. Последний моб даже сопротивлялся. Повезло.
– А потом?
– Ничего. Похоже, ивент закончился.
– Странно. По описанию – масштабная штука. Но записи эфира я не видел.
– Это кто-то вообще снимает?
– Шутишь? У Arcanum свой телеканал. Там всё крупное крутят. Хотя в последнее время сдулся – одни осады троллей и "женский пуш".
– А это что?
– Ну, когда одна или пара девушек прощупывает поведение босса. Не убивают, потому что не могут, просто живут как можно дольше и скидывают инфу в гильдию. Потом ребята приходят, добивают. Скукотища. Девки создают новых персонажей, их быстро одевают. Потом всё по новой. Хотя с появлением класса колдун стало полегче. Но, думаю, ненадолго.
– Почему?
– Игра ведь как живой мир. Сначала людям дали вырасти – построить свой город, обжиться. Потом регулярные нападения троллей. Мобы из подземелий вылезли наружу, скооперировались. Сейчас соло почти никто не играет. Я как-то оставил персонажа в таверне, вернулся – а там только пепелище.
Я рассмеялся. Мы выпили ещё.
– Слушай, немного не в тему…
– Да?
– Дай мне на пару недель свой блок с играми.
– Заезжай, заберёшь. Тащиться к тебе лень.
– Как обычно, – сказал Москит, поднимая бокал. – Планируешь что-то после негласного отпуска?
– Только найти работу. Сам-то присмотрел что-то?
– Не то чтобы. Так, есть один вариант.
– Законный?
– Ну как сказать.
– Главное не проебись, – улыбнулся я.
– Обязательно, – ответил Москит, вновь поднимая бокал.
– Я же сказал, что сейчас поднимусь, – буркнул Кейн, стягивая наушники.
Бога вызвали на двадцатый. Обычно его не трогали. А если и звали, то по очень серьёзному поводу.
Джейсон вышел из рубки. Прищурился. Было слишком ярко. Он покрутил пальцем у виска – имплант приглушил свет. В такие моменты он предпочитал видеть только очертания. Полутьма его забавляла. Люди раздражали меньше.
Он вошёл в лифт, насвистывая. Руки в карманах, рубашка навыпуск.
– Двадцатый.
Двери закрылись, заиграла музыка. Джейсон опустился прямо на пол, по центру. Когда лифт открылся, снаружи его встретил презрительный взгляд. Молодой человек в фиолетовом пиджаке и белом галстуке смотрел свысока. Кейн протянул руку:
– Помоги встать, чего застыл?
Тот нехотя подал правую руку. Джейсон ухмыльнулся, поднялся.
– Спасибо, золотце.
Дверь лифта щелкнула за спиной. Лифт потянулся вниз. Слегка приплясывая, Кейн направился вглубь коридора.
Он распахнул двери и шагнул в просторный кабинет. Подкрутил изображение.
У стола стоял робот в костюме. Вместо головы – голограмма. По правде говоря, Кейн никогда не видел начальство вживую. Потому и не удивился.
– Давайте побыстрее, я бы хотел вернуться к работе, – сказал он.
– Как и всегда, – произнёс директор обернувшись. – Раз так – сразу к делу. Тебя повышают.
– Больше работы за те же деньги?
– Нет, – рассмеялся он, – вовсе нет. Я даю тебе полный карт-бланш. Напомни, та идея с маской, всё ещё актуальна?
– Симулятор запахов? Да. Вполне.
– Так, а в чём суть?
– Бесполезный аксессуар, но при правильной подаче – революционная технология полного погружения.
Директор подошёл чуть ближе.
– А если подробней.
– Всё просто, – начал Кейн, – мы продадим людям якобы улучшенный шлем, позволяющий передать запахи. На деле же, это будет маска для сканирования лиц. Запахи мы можем передать хоть сейчас, эта функция уже вшита в капсулу, просто заблокирована. Используем стратегию Apple.
– Кого? – директор приподнял полупрозрачную бровь.
– Не забивайте голову. Главное, что мы получим, это полный скан лица. Сможем улучшить мимику наших моделей с минимальными затратами.
Директор подошёл ещё ближе. Положил руку на плечо Кейна.
– Когда это можно реализовать?
– Карт-бланш говорите?
– Да.
– В будущую среду люди будут драться за место в очереди.
4
Сегодня был тестовый заход.
Я залез в капсулу. Вспышка света – и я невольно прищурился. Передо мной стоял мой персонаж: обноски, но без лица.
– Баг, – подумал я и нажал «Войти».
Меня окатил прохладный ветер. По телу пробежали мурашки. Я провёл рукой по льняной рубахе, по потрёпанному кожаному камзолу – всё казалось настоящим. Присел, коснулся травы – мягкая, влажная от росы.
Позади – пепелище. Над телами уже копошились падальщики. Спускаться туда не хотелось. Я подобрал копьё и пошёл прочь.
«Лицо», – мелькнуло в голове. Я дотронулся до лица – и в тот же миг всплыло системное сообщение:
«Человек, что идёт против своих – ничтожен.
В момент отчаяния, когда настоящий воин проявляет самоотверженность, вы поддались безумию.
Теперь вы прокляты. Ваше имя стёрто из истории, ваш лик забыт.
Данное проклятие невозможно снять. Лишь смерть избавит вас от позора.»
Я усмехнулся. Вернее, хотел. Лицо не двигалось – и, пожалуй, это к лучшему.
Около трёх часов я метался с копьём, прицельно швыряя его в дерево. На тренировках об этом не подумал – теперь наверстывал. Спешить было некуда. С такой миной в город соваться не хотелось.
Когда устал, присел в тени того самого дерева, которое уродовал всё это время. Устроился, как мог. Глаза бы закрыл – да их нет.
Ветер шептал в кронах. Бескрайнее зелёное поле переливалось, как ткань под дыханием невидимого великана. Я наслаждался покоем – и надоедливым шелестом куста неподалёку.
– Да сколько можно! – воскликнул я, вскочив.
Куст зашевелился сильнее – и оттуда вывалилось нечто. Гоблин? Ростом чуть выше метра, с крючковатым носом и ушами, как локаторы. Не в тряпье, а вполне одет: сапоги, штаны, пояс, сумка. Только рубаха – рваная, видимо, из-за куста.
Он поднял взгляд. Глаза расширились. Он прошипел что-то – и сорвался с места. Я рванул за ним.
Где один гоблин – там и пещера, и шахта, и, возможно, деревня. Судя по серой коже – шахта или пещера.
Он вёл меня к разлому. Добежав до края, начал пересекать бревно. Я бросился следом. На секунду он остановился и обернулся – как будто собирался что-то выкинуть, но было уже поздно.
Пара прыжков – и я на другой стороне.
Внизу, в низине, виднелась деревня. На первый взгляд – самая обычная, людская. Я застыл.
Пейзаж был… прекрасен.
Мелкий уже удирал к однотипным домикам. Я больше не спешил. Медленно спустился, закинул копьё на плечо – и направился к деревне.
Из труб поднимался дым. Я глубоко вдохнул – запаха нет. Жаль.
Почти у самой невидимой границы деревни из-за пригорка показалось стадо овец. Забавно.
Никаких тел, следов битвы – ничего. Всё выглядело… обыденно.
Я прошёл мимо кузницы. Дом – явно людской, но сама кузня: наковальня, меха, печь – всё было рассчитано на рост новых обитателей.
Молодой, – мелькнуло у меня в голове. – Глупый, раз привёл меня сюда.
Я остановился. За спиной послышался шорох. Повернув голову, я увидел: дорогу назад мне преградили двое. Один – с мечом и щитом, второй – в фартуке, с молотом. Кузнец, скорее всего.
Сбоку, из-за бочки, кто-то вскинул арбалет.
Я медленно воткнул копьё в землю. Кто-то вздрогнул. Я не видел этого, но чувствовал наверняка.
Из самого длинного дома, стоявшего особняком, вышла фигура. Гоблин – это было ясно сразу. Старик. Он опирался на посох с тускло мерцающим кристаллом. Потёртый плащ скрывал тело, лишь седая голова, не скрытая капюшоном, выдавала возраст.
Он остановился в нескольких шагах.
Старейшина – без сомнений.
Но кто он? Маг? Шаман? Друид? Последнее – вряд ли. Друидизм – вотчина эльфов, а их, насколько мне известно, ещё не открыли.
Я встал на одно колено и опустил голову. Потерять персонажа – не страшно. Но эти гоблины… Они могли быть интересными.
Обычно гоблины – это мишени для тренировок. С них даже нормального лута не выбьешь.
Но почему они серые?
Я вдруг вспомнил. В одной старой книге упоминались красные гоблины. И… да, серые тоже. Что-то редкое. Что-то важное.
Я резко поднялся. Стрела ударила в плечо. Меня качнуло.
Старик поднял руку.
Я ударил кулаком себе в грудь:
– Рук кхагар, Гур, – произнёс я. Кажется, именно так герой книги приветствовал старого друга.
– Хак кара кат, – ответил старейшина.
Гоблины опустили оружие.
Я хотел было сказать ещё что-то, но меня прервал тяжёлый смех, перешедший в хриплый кашель.
– Я знаю всеобщий, – сказал старик отдышавшись. Голос его был сухим, обветренным. – Но польщён, что… кем бы ты ни был… ты знаешь наш язык.
Он повернулся к дому и жестом позвал меня следом.
Я последовал за ним.
Плечо ныло. Я на ходу потянулся за стрелой, но передумал – резкая боль прострелила так, что я непроизвольно дёрнулся в капсуле.
5
– Что это? – Кейн кивнул на появившуюся надпись.
– Имя персонажа, – ответила девушка в соседнем кресле.
– И откуда оно у него?
– Старейшина гоблинов дал ему имя.
– И что это значит?
– «Гхат» – Безликий.
– Да не это! – раздражённо бросил он. – Я помню язык гоблинов. Я спрашиваю: какого чёрта? Это ведь нарушает правила!
– Не совсем, – спокойно ответила она. – В игре предусмотрены механики усыновления и передачи имени. Новый NPC – или, в нашем случае, игрок – может получить любое имя от персонажа, ставшего ему условным родителем. Сиг принял его в племя, значит, по протоколу, он мог назвать его как угодно.
Кейн тяжело вздохнул, откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы за головой.
– Сними с него защиту. Пусть глашатаи объявят награду за его голову.
– Принято.
– И отключи все квестовые сообщения. Оставь только системные.
Он замолчал на секунду, глядя в потолок, словно размышляя о чём-то большем.
– И ещё кое-что.
– Да?
– Отправь к нему квестовую пикси. Он это заслужил.
– Хочешь опробовать нативные задания?
– Именно. Представь: никаких всплывающих окон, никакой подсказочной мишуры. Только игровой процесс, только чистый опыт. То, к чему индустрия шла десятилетиями. Мы почти у цели.
– Надеюсь, он справится, – сказала она, вставая.
– Я тоже. Очень надеюсь, дорогая. Очень.
Когда девушка ушла, Кейн остался один. Он не спал уже двое суток – держался на стимуляторах.
Переход на новые маски с поддержкой запахов вызвал ажиотаж, и мелкие баги приходилось устранять на ходу. Он лично курировал почти все ключевые патчи. Репутация компании была безупречной – такой же должна оставаться и впредь.
Без ведома совета он запустил эксперимент: разослал приглашения стать живыми NPC. От «гостей» требовалось одно – просто жить в мире игры, а если игрок подберёт верную линию диалога – выдать задание. Он отправил их в крупные города, снабдил подсказками несколько ключевых гильдий и поручил Митчу следить за процессом.
Свою часть он выполнил. Теперь – отдых.
Кейн забрался в медицинскую капсулу. Нужно было вывести токсины и восстановить ресурсы. Четырёх часов регенерации достаточно. А может, даже слишком.
Времени на отдых почти не оставалось. Я выстраивал режим как часы – пятнадцать часов в игре, короткие перерывы на еду, воду, разминку. Последний заход короче остальных, потом ужин, душ, восемь часов сна. Холодный, механический цикл. Организм пока справлялся.
Первые дни я держался в тени. Оглядывался. Привыкал. Помогал гоблинам – таскал воду, чинил заборы, учился ремеслу. Привыкал к тому, что они смотрят как на странного. Не чужого, не врага. Просто – лишнего.
Деревня стояла в низине, словно приглашение на бойню. Слишком уязвима, слишком открыта. Сиг это понимал. Старый гоблин готовил своё племя к возвращению в шахты – те самые, что когда-то принадлежали им. Сейчас они стали ничейной землёй, серой зоной, где смерть – обычное дело. Люди хотят её, тролли тоже. Потому что там мифрил.
Я выходил туда по ночам. Один. Вглядывался в темноту. Шахта была под контролем троллей. Высокие, покрытые чешуёй, как древние крокодилы, с глазами без блеска и клыками, которые алхимики бы купили за золото. Но и у них было слабое место – под рёбрами. Мягкое, уязвимое. Как у всех.
И всё же один я не был. Каждый раз – за спиной дыхание. Её. Та самая гоблинша, что стреляла в меня в день появления. Она не приближалась, не говорила, просто… была. Наблюдала. И я начинал чувствовать её присутствие как тень в углу зрения. Слишком долго один – начинаешь слышать чужие шаги.
За несколько дней до нападения я пошёл к местному алхимику. Мечи хороши, пока враг рядом. Но тролля надо жечь ещё до того, как он успеет вдохнуть.
– При попадании сгорит сразу. В луже сгорит позже, если промахнёшься. Суть одна, – сказал он, глядя сквозь меня.
Колбы были хрупкие, тяжёлые. Стекло дрожало в пальцах. Я забрал несколько. Остаток времени метал камни в цель – по весу почти те же. До дрожи в плечах, до тупой боли в запястье.
Потому что, когда всё начнётся – на ошибку времени не будет.
Сиг настаивал, чтобы я не шёл один. Он боялся.
– Спокойно, старик, – бросил я, застёгивая ремень с топором. – Если я не вернусь – ищи другое место. Если не справился я, вы и подавно.
Он ничего не ответил. Только взгляд.
В нём была горечь. Тяжёлая, оседающая в животе. Слишком настоящая для этого искусственного мира.
Я всё чаще ловил себя на мысли, что перестаю чувствовать разницу. Между там – и здесь. Между реальностью и игрой.
Может, это и к лучшему. Всё равно, в конце, нас всех ждёт одно и то же. Где бы мы ни были.
Смерть – она везде одинакова.
Гоблинша снова увязалась за мной. Та самая – с глазами, как у дикого зверька, и пальцами, ловко управляющими арбалетом.