Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича

В путь

В славном городе Омске, на улице Дианова, в скромно обставленной однокомнатной квартире, на втором этаже большого панельного дома скучали трое молодых людей.

– Ух, этот Павло! Сказали же ему, что ровно в два! – вскочив с дивана, резко махнув рукой, гневно воскликнул невысокий, щупленький парнишка и обратился к красавцу брюнету, хозяину квартиры, сидящему на подоконнике раскрытого настежь окна: – Давай, Макар, выкладывай: зачем ты нас позвал?

– Подождём ещё, Лаврик, сейчас Павло придёт… он должен прийти, и я всё объясню вам, – озабоченно поморщив лицо, ответил Макар. – Сыграй ещё разок с Петрухой в шашки. Пётр, расставляй…

– Надоели шашки! – мотнул головой и, поправив длиннющие до лопаток волосы, отверг предложение Лаврик. – Неинтересно с ним играть – он всегда меня обыгрывает.

– Тогда лови муху. Видишь какая огромная залетела.

В прихожей зазвонил звонок.

– Павло пришёл! – встрепенулся, сидящий за столом ранее упомянутый Пётр, атлетически сложенный мужчина лет тридцати.

– Он, – вставая с подоконника и направляясь в прихожую, согласился Макар. – Наконец- то явился.

Щёлкнув замком, он открыл дверь; в проём, тяжело дыша и улыбаясь, шагнул долгожданный Павло.

– Здоровеньки всем! – и радостно поприветствовал хозяина квартиры. – А где остальные? Я раньше их пришёл?

– Здравствуй, здравствуй! Тут, все тут! Заходи! Тебя ждём, – с укором в голосе ответил Макар.

– Я не опоздал?

– Не очень. Мы успели всего три раза помянуть тебя самими “ласковыми” словами.

– Ты где пропадал? – исподлобья глядя на входящего в комнату друга, с негодованием спросил Пётр.

– Да я ключ искал- искал! Ну, где он подлый запропастился? Где? Весь дом перерыл! – пожимая приятелям руки, воскликнул Павло. – Не могу найти!..Ага! Нашёл! Он был в заднем кармане моих штанов. Если бы я не стал в задумчивости похлопывать по тому месту, то не…

Да ты, небось, дрых без задних ног на диване, да от приятного удовольствия всхрюкивал поросем! – прервав Павло, язвительно усмехнулся Лаврик.

– Нет, нет, я ключ искал! А потом быстро сюда побежал. Выскакиваю из подъезда – а у дверей два дюжих молодца стоят. Я на них налетел, – стеснительно улыбаясь, продолжил объяснять Павло. – Один как по потылице своей лапой хлопнет! – я носом в кусты. Взяли они меня за руки и ноги и, раскачав, хотели на козырёк над дверями закинуть; одна добрая старушка меня спасла – не разрешила им это делать. Она знакома с ними. Пригрозила, что привлечёт к ответу. Мордовороты меня отпустили, и я с невероятной скоростью побежал- побежал. Бегу, да дивлюсь: не туда!.. А куда надо? Забыл!.. Остановился и стал думу думать: куда надо- то? Долго думал и всё же вспомнил – мне надо сюда, к вам! И вот он я, други мои! В полном вашем распоряжении.

Выслушав рассказ Павло, друзья переключили внимание на Макара: зачем позвал?

– И с какой целью мы здесь собрались? – присев на диван, поинтересовался Павло.

– Может, работу подыскал, Макар? – спросил Пётр (четверо приятелей были безработными).

– Или подкалымить удачно нанялся? – выдал догадку Лаврик.

– Хорошо бы построить кому- нибудь гараж и получить пару миллионов! – энергично потёр ладонями Павло.

Макар отрицательно покачал головой и, закурив сигарету, обратился к приятелям:

– Я позвал вас, друзья, чтобы проститься. Завтра уезжаю по очень важному делу… – Он резко выпустил изо рта дым и продолжил: – Отбываю по весьма опасному делу и, возможно, не вернусь оттуда живым… Поэтому пригласил вас, на всякий случай попрощаться.

– Какая такая смертельная опасность поджидает где- то тебя? – заинтригованно спросил Павло. – Что за дело? Со стрельбой?

– Что случилось? – с сочувствием поинтересовался Пётр, озадаченный грустным видом друга.

Макар взял с этажерки, стоящей рядом с окном, конверт и вынул из него вдвое сложенный тетрадный лист.

– Вчера я получил от троюродного брата Игната письмо. В нём он пишет, что стал фермером; имеет стадо телят, два десятка свиней и множество домашней птицы; в поле ещё что- то выращивает… – Макар внимательно посмотрел на друзей и продолжил: – А неделю назад к нему приехали крутые ребята на двух иномарках и потребовали денег: они, мол, берутся его защищать от таких же, как и они, сволочей, а он должен регулярно платить им за охрану. Дали срок – две недели, чтобы нашёл требуемую сумму. Пригрозили: если он к их приезду не найдёт денег – будут его пытать, дом спалят, а всю скотину на мясо отправят…

– Вот негодяи! Навязались защитнички липовые! Подонки! – перебив Макара, гневно вскричал Павло.

– Просит брат помощи, – продолжил Макар. – И я решил помочь. Завтра утренним автобусом отбываю. Пожелайте мне попутного ветра и удачи.

На минуту воцарилась задумчивая тишина, которую прервал Пётр.

– Как ты решил действовать? – присев рядом с Павлом, спросил он.

– Приеду на место – разберусь. Как сложится обстановка – так и буду действовать, – пожал плечами Макар. – Думаю, что разборка будет крутая.

– Тогда и я с тобой поеду! – решительно заявил Пётр.

– Негоже друга один на один с бедой оставлять.

– Я тоже поеду, хлопцы! – вскочив с дивана Павло и стал боксировать руками. – Я тоже пригожусь в жёсткой разборке! Я дюже смелый, ого- го!

– Знаем, верим, – усмехнулся Пётр. – Полчаса назад вы с незнакомой бабкой от двух верзил геройски отбились.

Все, включая и Павло, весело рассмеялись. Когда стихли, выступил Лаврик.

– И я с вами! – возбуждённо выпалил он. – Я на всё способен! Хоть я росточком маленький, но непревзойдённо ловкий, шустрый, везде пролезу, просочусь. Да я незаменимый в драках!

Глядя на тщедушную фигурку Лаврика (в девятнадцать лет он выглядел не старше пятнадцати- подросток и только), друзья снисходительно улыбнулись.

– С тобой мы любого врага одолеем, – кивнул ему Макар. – Вот только одно меня заботит…

– Что именно? – насторожился Лаврик.

– Невероятный ты бабник, и из- за этого могут быть неприятности.

– Ухлёстывать за прелестными девушками и магнитно- притягательными женщинами – мой священный долг! – с пафосом ответил Лаврик. – Но ради дела я на пару- тройку суток поступлюсь своими принципами, постараюсь за это время быть умеренно равнодушным к женскому полу. Положись на меня, Макар, я постараюсь тебя не подвести.

– Спасибо вам, друзья. Вы лишний раз доказали, что друг познаётся в беде, – пожал приятелям руки Макар. – Я очень благодарен вам. Не откажусь от вашей помощи. А теперь – ближе к делу: давайте обговорим план нашей поездки на разборку.

Он подошёл к этажерке, взял с полки карту Омской области и, развернув её, положил на стол; Пётр и Павло склонились над ней.

– Девушка с собачкой! Вы на меня смотрите? Я вам понравился? Мне очень приятно! – отвлёк их от карты громкий голос Лаврика, который, наполовину свесившись с подоконника, улыбался и махал рукой проходящей мимо девчонке. – Давайте познакомимся на долгие годы!

– Ты чего орёшь, позоришь моё окно! – оттащил Лаврика вглубь комнаты Макар. – Видал как девчонка в смущении убежала! Она тебя из- за твоих длинных волос и писклявого голосочка за свою сверстницу приняла. Ох, чую я – намаемся мы с тобой! Иди, изучай наш будущий маршрут. – Подойдя с Лавриком к столу, он важно ткнул пальцем в родной город на карте и деловито произнёс: – Встретимся на автовокзале. Автобусом доедем до Дедулькино – попуткой до Бабулькино. Дальше пойдём берегом Иртыша и в окрестностях деревни Сковородкино найдём ферму моего троюродного брательника. Так он объяснил в своём письме. За день, я полагаю, мы доберёмся. В крайнем случае где- нибудь переночуем и на следующий день будем на месте. Сразу предупреждаю: мы можем столкнуться с большими трудностями. И поэтому – будьте ко всему готовы.

– Всегда готовы! – дёргаясь протанцевал что- то южноамериканское Лаврик.

– Брось кривляться! – прикрикнул на него Пётр. – И иди подстригись, бестолочь лохматая! И вправду на смазливую девку похож.

Хорошо, подстригусь, – согласился Лаврик. – Так тому и быть – пожертвую своей красотой.

– Встретимся завтра в десять на автовокзале, – снова привлёк внимание друзей Макар. – А теперь давайте договоримся, кому что брать в дорогу.

Через полчаса, после уточнения деталей, приятели ушли: Павло с Лавриком в парикмахерскую, а Пётр домой. Макар, решив запастись продуктами на дорогу, взял сумку и отправился на рынок. Закрывая на ключ дверь, он поздоровался с проходящим мимо соседом, живущим этажом выше.

Сосед – Филя Украдкин – был неуловимый Омский вор – неудачник. Неуловимый потому, что его ни разу за всю многолетнюю воровскую карьеру не поймали; а неудачник потому, что неудачно крал. Он отпирал своими отмычками любые замки, которыми пользуются жители города, и приносил домой множество утюгов, часов, обуви, кухонной утвари и других мелких вещей, умещавшихся в карманах или за пазухой.

Друзья, посвящённые в его преступные занятия, недоумевая, спрашивали: “Зачем тебе Филя столько утюгов?” Филя растеряно разводил руками – и не мог объяснить, зачем ему полсотни утюгов и столько же пар домашних тапочек.

Жена Фили – клептомана, добрая, честная женщина, со слезами на глазах выпытывала у него адрес очередной обиженной квартиры и относила вещи назад; клала свёрток под дверь, нажимала кнопку звонка и быстро уходила. Краденные поломанные вещи она заставляла мужа чинить. Получалось так: неизвестный доброжелатель, тайно забирая из квартиры неисправные вещи, чинил их и возвращал хозяевам.

– Филя! – не укради! Помни: у тебя дети! – прижав к щекам ладони, с мольбой в голосе каждый раз просила жена, когда он уходил на работу или гулять.

– Папочка! Не укради! – повторяли две прелестные дочурки.

– Постараюсь! – отвечал им Филя, спускаясь по лестнице.

И всё же один раз Филя попался: открыл аккуратно, в шесть секунд, дверь одной квартиры и не успел прошмыгнуть в прихожую, как в его руку вцепилась мелкая собачонка. Не сумев избавиться от нее, он принёс собачку домой. Всей семьёй, обещая угостить колбасой, с большим трудом уговорили псинку отпустить Филину руку.

Хозяева собачки пришли домой и неописуемо удивились, не обнаружив в квартире их любимой Дамки: двери закрыты, окна тоже – а собачки нет. Некоторое время спустя в дверь позвонила незнакомая женщина с двумя девочками и вручила стенающим хозяевам их лохматую Дамку. Женщина объяснила, что, мол, поймала её на улице и, прочитав на ошейнике адрес, привела к владельцам. Обрадованные хозяева собачки искренне поблагодарили добрую женщину, а девочек угостили конфетами и пряниками.

В дверях подъезда Макар встретил ещё одного соседа, пенсионера, живущего на одной с ним лестничной площадке.

– Здравствуйте, дядя Спиридон! – поприветствовал он старика.

Дядя Спиридон радостно откликнулся и, показав Макару сетку с двумя бутылками водки, пригласил к себе в гости.

– По какому случаю праздник? – полюбопытствовал Макар.

– Жена ушла в отпуск и с тёщей живёт на даче! – весело ответил дядя Спиридон. – Ух! Напьюсь я сегодня до поросячьего визга! Свободу отпраздную! Не часто она случается. Пошли – поможешь.

– Спасибо, дядя Спиридон, в другой раз. Дела у меня сегодня важные, – вежливо отказался Макар.

На пустыре, у пересечения двух больших улиц тесные ряды продавцов, выложивших свои товары прямо на землю, образовали бесформенные кварталы с улочками и закоулками. По ним бродили покупатели и зеваки, и вяло интересовались ценами, спорили с продавцами и плохо покупали.

Макар подошёл к старушке, торгующей редиской, и шутливо спросил:

– Бабушка, по чём триста рублей в одном пучке редиски?

Старушка замерла, туго решая в уме заданный вопрос.

– Дайте мне пять пучков, – избавил бабку от мучительных раздумий Макар.

Заплатив за редиску, он подошёл к кавказцу, торгующему грецкими орехами, и опять пошутил:

– Друг, взвесь мне пожалуйста семьсот триста грамм орехов.

– Чичас дорогой, чичас, – энергично засуетился продавец.

Шустро схватив гирьки, он бросил их на чашу весов; насыпав в кулёк орехов, стал взвешивать. Замер. Призадумался, напряжённо высчитывая в уме. Сменил гирьки и добавил в кулёк орехов. Поразмышлял, сунув два пальца в рот, поразмышлял и, расстроенно воздев к небу руки, громко вскричал:

– Вай, дорогой! Как это будет, семьсот триста грамм, а?

Стал разыскивать взглядом Макара, но того уже и след простыл.

Макар медленно прогуливался вдоль рядов торгующих и с интересом прислушивался к разговорам. Его привлекла странная группка людей, просящих милостыню.

– Подайте, пожалуйста, невинным выперам! – хором взвывали они. – Выперам бедным подайте денежек на проживание и пропитание!

Вокруг просящих столпились любопытные.

– Как вас понять? – спросила одна женщина. – Выперы – секта, что ли, какая?

– Выперы мы – вынужденные переселенцы из республик бывшего СССР, – ответили ей. – Лишние мы там стали, не нужны никому. А кое- где даже в оккупанты нас записали – это мирных- то людей.

– Ну тогда вам надо помочь, – понимающе закивала женщина и, достав из кошелька мелкую купюру, подала соотечественникам. Остальные, единогласно сожалея о развале великой страны, последовали её примеру.

Макар вручил маленькому выперу пять тысяч рублей и подошёл к старику, торгующему рыболовными сетями, сачками и садками.

В реках и озёрах браконьеры всю рыбу выловили! – возмущённо подумал Макар. – А этот дед сети продаёт! Кто их купит? – те же браконьеры.

– Лучшие в мире сети! Лучшие в мире сети! – расхваливал старик свой товар. – Кинь в воду – и вся рыба твоя!

Макар шагнул к сетям, долго щупал их, даже зубами пожевал и строгим голосом спросил:

– Что же ты, дед, такими сетями торгуешь? Они же у тебя – наизнанку! Брак! Не- ет, такими сетями рыбу ловить нельзя! В них рыба ловиться не будет. Переплетать заново надо.

– Ка- ка- как н- н- на- на- из- з- нанку? – ошарашенно пролепетал старик и замер с отвисшей челюстью.

Макар, хитро улыбаясь, отвернулся от сетепродавца и пошёл прочь; оглянулся – дед поспешно запихивал сети в мешок. Не выдержав, он громко рассмеялся, привлекая к себе любопытное внимание. Успокоившись, он подошёл к молодому человеку, торгующему небольшими картинами, и стал разглядывать их.

Картины были хороши. Ближайшая к Макару картина вся сияла счастьем: на зелёной лужайке, радостно махая руками, сидят трое красноносых пьяниц. Вокруг них валяются пустые бутылки, хвосты селёдок, корки хлеба и окурки. К пьяницам бежит четвёртый собутыльник и, торжествуя, показывает в поднятых руках две бутылки водки. Называлась картина “Нести радость людям”.

Вторая картина называлась “Козлы прискакали”. На ней была изображена дюжина диких козлов, выскочивших из леса на колхозное поле, засаженное капустой.

– Покупайте – не пожалеете, – вежливо обратился к Макару продавец и представился: – Саврасов – Гнедой. Я прихожусь сверхдальним праправнуком великому русскому художнику прошлого века Саврасову. Продолжаю его дело.

– Саврасов ваш…

– Да. Художник Саврасов мой родственник. Если помните, он создал картину “Грачи прилетели”. А я расширил тему. Видите, великолепная картина “Козлы прискакали”. А вот… на этой… она называется “Менты налетели”, видите… изображён боевой момент: на опушке леса устроили разборку со стрельбой соперничающие банды. А менты тут как тут – налетели внезапно. Всех повязали… Ой, нет, – один смылся. Видите, в левом углу картины стопа из рамки торчит, а самого бандюги уже не видно. Только он и спасся от возмездия… Все эти сюжеты завещал мне мой великий предок – художник Саврасов.

– И сюжет о ментах Саврасов прошлого века вам Саврасову- Гнедому конца этого века – завещал?

– Да. И я исполнил его завещание. Не правда ли, очень неплохо вышло?

– Вы достойны своего великого предка! – похвалил художника Макар, любуясь круторогими козлами.

Четвёртая картина была сверх всякой похвалы. На ней был изображён депутат Государственной думы, который, до отказа выпучив глаза, с гневной гримасой лица с наслаждением запустил пальцы обеих рук в роскошные кудри орущей депутатки. Третий член думы участливо наклонился к ней и как бы спрашивает: “Не больно ли вам, мадам? Может, помочь чем?” Картина называлась “Кульминационный момент в исторической схватке депутата и депутатки”.

– Картина написана сразу после этого драчливого события, – хихикнув, сказал художник. – Действующие лица легко узнаваемы.

– Сколько стоят ваши труды, уважаемый Саврасов- Пегасов? – поинтересовался Макар.

– По девять тысяч каждая, – потупив взор, тихо ответил художник. – Не так дорого, не правда ли? – Стеснительно поправил Макара: – Я – Саврасов- Гнедой, а не Пегасов. Но есть и Саврасов- Пегасов. Только он не потомок моего великого прапрадеда, а самозванец. Промышляет, гад, своей мазнёй на Центральном рынке.

– Действительно, дёшево, – подивился Макар столь низкой цене. – Беру всё. Заверните… Не жалко отдавать почти даром?

– Абсолютно не жалко. Я завтра точно такие же намалюю. Мне такую ерунду наляпать – раз плюнуть, – похвалился и, лукаво подмигнув, улыбнулся Саврасов- Гнедой.

Купив картины, Макар пошёл дальше.

– Особым способом поссорю! – услышал он негромкий, вкрадчивый голос и оглянулся. В трёх шагах от него переминался с ноги на ногу огромного роста дядька и, быстро зыркая из стороны в сторону хитро- лисьими глазами, продолжал взвывать: – Всё поссорю: мысли в голове, мужа с женой, президента со страной! Не за большую плату! Особым научным способом! Поссорю Омск с любым другим городом или селом, страны и континенты! За один миллион поссорю землю с луной! Самым новейшим научным способом! Кто желает ссоры – подходи!

К ссорщику подошёл угрюмый, помятого вида мужчина и стал с ним деловито шептаться. Через минуту они поругались.

Макара кто- то потянул за руку. Он повернул голову и увидел перед собой интеллигентно одетого старика с ликом откровенного мошенника.

– Отпущу грехи. Внецерковное отпущение грехов. Гражданское отпущение грехов на свободу, – сладко улыбаясь, пропел он. – Не желаете, молодой человек, избавиться от грехов? Любых – тяжких и не тяжких. Очень дёшево.

– Понимаешь, старче, тяжких у меня нет, а мелкие я быстро забываю, – также сладко улыбаясь, ответил Макар. – Пойдём в сторонку, я тебе твои грехи бесплатно отпущу.

– Я сам себе отпущу! Не беспокойтесь пожалуйста! – отпрянул от Макара старик и скрылся в толпе.

Прохиндея быстро сменила толстенная бабища. Тихим баском она обратилась к Макару:

– По вашему умному, солидному виду сразу угадаешь человека, увлекающегося науками. А раз вы научный работник, то любите заняться на досуге каким- нибудь хобби – коллекционированием, например.

– Случается иногда, – кивнул Макар.

– В таком случае как коллекционеру я предлагаю вам уникальный экземпляр – как Наполеона, оставленный им на поле битвы у деревни Бородино в 1812 году.

– Стой, баба! – подскочил к толстухе мужчина средних лет. – Ты что мне продала?! Это не дерьмо Наполеона, а обыкновенный сургуч! Ах ты, шельма! Верни деньги!

Баба прытко засеменила прочь – мужчина бросился в погоню.

– Мелкий бизнес! – усмехнулся Макар и неспешно пошёл дальше. У идущего навстречу парнишки он увидел в руках две новенькие солдатские фляжки и, жестом остановив его, спросил: – Извини братишка за беспокойство – где ты купил эти фляжки?

– Видишь очередь к большому фанерному ящику, – махнул парнишка рукой. – Там их продают.

– Спасибо, дружище, – поблагодарил его Макар и поспешил к ящику.

Очередь из- за перебранки у ящика продвигалась медленно, пока совсем не стала.

– А я упрямо утверждаю, что вы здесь не стояли! – нервно повысила голос высокая, худая женщина.

– Я не виноват, что мал ростом и вы меня не заметили! – раздражённо ответил ей мужской голос.

– А я более чем уверенна, что вы тут даже не мелькали!

– Да был я здесь, был! Как встал в очередь перед вами, так и стою! – зло возразил мужчина. – Вы, мадам, просто игнорировали меня своим взглядом!

Макар, скучая, принялся читать объявления, наклеенные на стену киоска. В одном решалась судьба козла:

“Продаю ручного редкопородистого козла.

Цена – умеренно- договорная”.

На объявлении слева приглашали подлечиться здоровых людей:

“Ученица великого авгура, жрица- гадалка

предсказывает будущее по полёту и крику птиц,

гадает на курином помёте, а в особых случаях – на ослином.

Также она лечит от облысения, пророчит счастье и скорую прибыль.

Обращайтесь к цыганке Азе. Её на левобережном рынке все знают”.

Ещё левее – узкосемейное объявление:

“Антоша Картошкин! Помни: я вернусь к

тебе только за большое вознаграждение!

Ещё пока твоя – Зина”.

В сторонке, особняком, приклеено было большое объявление:

ВНИМАНИЕ!!! Сегодня! Вечером! Только один раз!

Проездом на Восток! Кочующие артисты- нудисты!

В плавательном бассейне спортивно- оздоровительного

общества “Нептун” состоится раскрепощённо- откровенное

суперпредставление – сказка “Голый король, королева, принцесса,

министры, слуги и служанки”. Заезжая труппа артистов- нудистов

покажет вам всё, что вы пожелаете разглядеть. Только одно

суперпредставление! Для избранных! Желающие – также могут

участвовать в качестве слуг и служанок. СПЕШИТЕ ЭТО ВИДЕТЬ!

Макар и парень, тоже прочитавший это объявление, посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Ещё одно маленькое объявление, точнее, номер телефона, привлёк внимание Макара:

“Молодой благородный мужчина поможет

Одинокой женщине стать матерью”.

– Кажется, телефон этого жеребчика- производителя очень даже знаком мне, – вслух промолвил он и, сорвав листок со стены, спрятал его в нагрудный карман рубашки.

У ящика мужчина и женщина и ещё несколько человек принялись обзываться и пихаться, не обращая внимания на продавщицу, пригрозившую, что вызовет милиционера.

– Хотите, я расскажу вам об одном достойном человеке, жертве шоковой терапии в начальной стадии? – обратился к Макару сухонький старичок, стоявший рядом с ним. – Пока из- за склоки очередь стоит, я успею поведать вам эту грустную историю.

– Сделайте одолжение, – любезно согласился Макар.

– Один хороший человек, – начал старик, – отличный работник, получил зарплату и пошёл в магазин купить себе костюм. Но на костюм получки не хватило; буквально перед его приходом повысили цены на сто процентов. Вернулся домой человек хороший, занял недостающую сумму у соседа и после обеда опять пришёл в магазин. Смотрит он – и глазам своим не верит: цена на костюм поднялась ещё на сто пятьдесят процентов!.. Ни с чем ввернулся домой достойный человек. Вечером он призанял много денег у другого соседа и ранним утром следующего дня нетерпеливо прогуливался около закрытых дверей магазина, мстительно ожидая начала работы. Дождался… К вчерашней цене прибавили ещё сорок пять процентов… Да- а, инфляция была фантастическая! В глубоком недоумении развёл руками несчастный человек и отправился занять деньги к куму. Занял. Не хватило. Цены на костюм росли каждый день, и каждый день он занимал деньги у брата, у свата, у тёщи и тестя. В конце концов он занял большую сумму у своего шефа. И это не помогло: костюм подорожал втрое. И не выдержал хороший человек – сломался. Плюнул на всё на свете, пригласил в ресторан соседей, брата, свата, кума с кумой, тёщу с тестем, шефа с любимой секретаршей и в первый раз в жизни напился до потери достоинства. Крупный заряд стресса, накопившийся в нём, взорвался, когда подошло время расплачиваться за выпитое и съеденное, – денег, конечно не хватило. Заматюкался хороший человек, стал драться, разбил что- то очень дорогое. В результате – оказался в милиции. Отсидел десять суток. Теперь он пьёт, дерётся и никак не расплатится за погром в ресторане: цены там тоже росли не по дням, а по часам… Ну вот, наша очередь подошла. Покупайте отличные фляжки.

Купив четыре фляжки, Макар направился домой. Путь ему перегородил высокий парень с копной огненно- рыжих волос на голове и, протягивая большой лист бумаги, жалобно попросил:

– Браток, будь добр, поставь, пожалуйста, свою подпись под всенародным обращением к моей жене. Понимаешь, жена моя много хочет – а я безработный. В магазине ей дорогая шубка понравилась: “купи” – и всё! Не смог я это сделать, и ушла она от меня. Скрывается неизвестно где. Вот теперь собираю подписи всенародного обращения к ней. Может, это положительно повлияет на неё. Триста человек уже подписалось.

Макар, стараясь не рассмеяться, взял у парня лист и прочитал “обращение”:

“Зина Картошкина! Верни себя мужу Антоше!

Он купит тебе шубу, как только продаст дачу”.

– Слушай, Антоша, а это не твоя дорогая жена оставила тебе записку, там, на стене киоска? – расписавшись, возвращая лист, спросил Макар.

– Где? Покажи, брат! – вскричал Антоша.

Макар подвёл парня к киоску и показал объявление.

– Она! Она! Спасибо тебе, брат! – радостно воскликнул Антоша. – Адрес написала! Бегу к ней! Вручу “Обращение народа” и договорюсь об условиях примирения! Бегу- у!

Рванув с места в карьер, парень скрылся в толпе. Макар весело усмехнулся ему вслед и зашагал к своему дому. На лестничной площадке у двери квартиры дяди Спиридона он остановился и прислушался: за дверью раздавался тихий поросячий визг. Дядя Спиридон сдержал своё слово.

На автовокзал Макар Сватов приехал раньше всех и, скучая, сидел на скамье; сходил купил утреннюю газету с вечерним названием, прочёл всё самое интересное – а друзей всё не было. Наконец вдали показалась худенькая мальчишеская фигурка Лаврика Кукарекина. С небольшим рюкзаком и гитарой за плечами он быстро шагал по тротуару. Увидев Макара, Лаврик приветственно помахал рукой. Через две минуты он подошёл к Макару. Приятели крепко пожали друг другу руки.

– Где тебя так подстригли? – с удивлением разглядывая голову дружка, едва сдерживая смех, воскликнул Макар. – Наголо ощипали!

– Несчастная трагедия в парикмахерской, – огорчённо развёл руками Лаврик. – Пребываю в великом расстройстве.

Вместо дремучей шевелюры голова его была чисто подстрижена. Утешал только небольшой русый чубчик над лбом.

– Эх, волосы мои! Какая грива была! Как я тоскливо страдаю по ней! – сокрушённо покачал лысиной Лаврик.

– Да- а, помолодел ты, посвежел, – погладил дружка по макушке Макар. – Ну ничего, не печалься. Новые густые заросли встанут на месте скошенных.

– Что теперь девчата обо мне думать будут? Как отнесутся к моему новому виду? – продолжил страдать Лаврик. – Меня это больше всего тревожит. Вдруг отвергнут меня?! А мне ведь хочется их тщательно любить!

– Нормальный вид. Не обращай грустного внимания на этот смешной пустяк, – ободрил дружка Макар. – Девчата тебя и лысого полюбят. Ты же красив как Бог!.. Ты сам решил так остричься?

– Ещё чего!.. На ученицу нарвался! Стажёрка! Она, любезная, постаралась! – воспылал гневом Лаврик.

Присев на скамью рядом с Макаром, Лаврик, уже через минуту позабыв о своих огорчениях, принялся с повышенным вниманием разглядывать проходящих мимо девушек. Пытался завести с ними разговор, но они не обращали на него никакого внимания. Тогда он подскочил к двум весело щебечущим девицам и обратился к одной:

– Красавица, вы далеко идёте?

– На северо- восток, – хихикнув, ответила та.

– Распрекрасно! И я иду туда же! Пойдёмте вместе?

– Я там замужем, и вы там, юноша, третий лишний будете, – холодно возразила девушка и прибавила шаг.

Лаврик мигом подскочил к другой девушке и ласково проворковал:

– А вы, несравненная, не подскажете: который час в такую хорошую погоду?

– Десятый час, – посмотрев на часы, ответила девушка.

– Вы тоже идёте в северо- восточном направлении?

– Да. Иду сдаваться в милицию. Я преступила закон. Вчера ограбила бабку. Айда со мной. Поможешь каяться.

– Н- нет, мне уже в другую сторону надо, – резко отстав от девчат, разочарованно буркнул Лаврик и, пропев: “Дан приказ: ему на запад, ей – в другую сторону”, вернулся к Макару.

– Не ответили взаимностью девки? – спросил Макар.

– Отвергли! – сокрушённо махнул рукой Лаврик. – Теперь всё! Долгое невезение в любви мне обеспечено, пока не обрасту новыми вьющимися волосами!

Он сел на скамью и тут же вскочил, указывая на автобусную остановку и воскликнул:

– Идут! Петька с Павлом идут!

Макар обернулся: высокий, плечистый Пётр Мракодраков переходил улицу чётким солдатским шагом. На плече он нёс рюкзак. За ним, чтобы не отстать, быстро семенил согнувшийся в три погибели под тяжестью огромного рюкзака и двух сумок в руках Павло Довгопляс. На середине улицы он чуть не забодал “Москвича” – тот успел увильнуть от него.

Пётр, увидев призывно махающих руками Макара и Лаврика, направился к ним. Павло, бросив на асфальт сумки, остановился передохнуть; тяжело переведя дух, снял с головы кепку и принялся вытирать ею обильный пот на лице.

Лаврик приветствовал друзей неудержимым хохотом. Протянув руку в сторону Павло, он, захлёбываясь, только и смог выдавить:

– Ученица! Ха- ха- ха!

Внимательно всмотревшись, захохотал и Макар. Пётр, не поняв, над чем веселятся приятели, осмотрел себя, затем оглянулся на Павло, обмахивающего лицо кепкой, и всё равно ничего не поняв, в полном недоумении воззрился на приятелей.

– Посмотри на их головы! – показывая на Павло и Лаврика, сквозь смех проговорил Макар. – Близнецы- братья!

До Петра наконец- то дошло, и он тоже рассмеялся: Павло, как и Лаврик, был пострижен наголо, только на макушке торчал небольшой чубчик.

Друзья поздоровались и расселись на скамье.

– Это становится интересным. А ну рассказывайте, лысые: за что вас обидели в цирюльне? – не скрывая любопытства, потребовал Макар. – До посадки на автобус ещё есть время.

Павло и Лаврик, в великой обиде на всех парикмахеров города, перебивая друг друга, принялся жаловаться Петру и Макару.

Что же произошло в парикмахерской? А дело было так.

В парикмахерской

Очереди не было. Лаврика сразу же пригласила занять кресло симпатичная девушка. Кресло почему- то стояло перед окном, а не перед зеркалом, как остальные.

– Я – новенькая. Моё рабочее место ещё не успели оборудовать – кокетливо улыбаясь, объяснила девушка и мило подмигнула Лаврику. Лаврик тоже подмигнул ей и спросил, как её зовут. Девушка назвала себя Эльвирой, а Лаврик представился Никитой. Оба весело рассмеялись.

Эльвира смело заклацала ножницами над головой “Никиты”. Стрижка сопровождалась ласковым воркованием молодых, хихиканьем и даже тихим визгом: это Никита, маленько увлёкшись, пытался два раза приобнять жизнерадостную щебетунью. Он был безума от красавицы. Под монотонное гудение машинки он признался ей во внезапно вспыхнувшей любви и потребовал, чтобы она, не колеблясь, вышла за него замуж.

Эльвира была не против, но сказала, что ей надо подумать. “Никита” дал ей пять минут поразмыслить, а потом согласиться; сообщил ей, что он хороший, умный, честный, преданный, весёлый, трудолюбивый, не пьёт, не курит и во сне не храпит.

– Ах, Эльвира! Мне так хочется нанести вам сокрушительный поцелуй, а потом ещё один, и ещё! – резко повернувшись, попытался он обнять девушку. – Я любовью обуян! Давайте ринемся друг другу в объятия!

– Не притязайте на меня так настойчиво! Это ещё рано! Я смущаюсь! – увильнула от его рук девушка. – Вы так внезапны!

– Тогда хоть скромно обнимемся после стрижки.

Стрижка кончилась. Лаврик, перед тем как потребовать от Эльвиры согласия на брак, решил подойти к зеркалу на соседнем столике и полюбоваться собой. Подошёл, взглянул – и охнул: в зеркале на него растерянно уставился лысенький подросток. Лишь на лоб свисал маленький чубчик. С наикислейшей миной на лице, прижав ладони к черепу, обернулся он к Эльвире. Та, смущённо поморгав, развела руки в стороны, пожала плечами и пролепетала:

– Я только с учёбы. Стажируюсь… А что, разве плохо? Мне кажется, это моя лучшая стрижка.

Ехидно захихикали клиенты в соседних креслах. Лаврик, громко хныкнув, не переставая обнимать ладонями голову, в великом горе бросился вон мимо дремавшего у вешалки Павло.

Эльвира глубоко вздохнула, поправила копну каштановых кудрей, подошла к Павлу и, похлопав его по плечу, вежливо сказала: “Следующий!”

Павло бодро вскочил со стула и радостно отправился на расправу. Ровно через десять минут, после шуток- прибауток и весёлого смеха, раздался ослиный рёв и мимо сидящих у вешалки клиентов, активно размахивая руками, промчался лысый и гневный Павло. Вслед за ним, успокаиваясь, поправляя пышные кудри, вышла Эльвира и, заученно улыбаясь, пригласила новую жертву: “Следующий!”

* * *

Макар достал из своего рюкзака три фляжки и раздал приятелям. На удивлённый вопрос Петра ответил: “Мой скромный презент вам”.

Пётр, немного подумав, встал и направился в сторону рынка к ларьку с алкогольными напитками. Павло, пристально наблюдавший за Петром, увидев, как тот, купив бутылку водки, не отходя от ларька, перелил сорокоградусную во фляжку, побежал делать то же.

Лаврик, что- то напевая под нос, потянулся рукой к гитаре.

– Зачем ты гитару взял? – равнодушно спросил Макар.

– Пригодится, – беспечно ответил Лаврик. Оставив гитару, сунул обе руки в Павловы сумки и воскликнул: – Жратвы Павка набрал! – на неделю хватит!.. Котелок с чайником прихватил!

– Зато таскать это добро – радости мало. Нам придётся нести, – озабоченно произнёс Макар.

– Давай споём, пока руки не заняты, – снова взял гитару Лаврик. – Запевай, Макар, не стесняйся.

Ты что, рехнулся с утра пораньше? – возмутился Макар. – Орать тут, позориться!

– Наоборот. Нам с радостью подпоют. Вон та бабушка подпоёт, – кивнул Лаврик в сторону зло бурчащей и жестикулирующей пальцами старушки: её старик сбежал к ларьку, чтобы остограммиться перед дальней дорогой.

– Споём потом. А сейчас ответь- ка, дружок мой, на вопрос, – подчёркнуто вежливо обратился Макар к Лаврику. – Это твоё предложение к женскому полу нашего города? – Достав из кармана листок с объявлением, который накануне сорвал со стены, он вручил его Лаврику. – Ну, твоё?

Лаврик взглянул на своё объявление, в котором приглашал одиноких женщин к себе для продления рода людского.

– Ну и каков результат? – с ядовито- ехидной улыбкой поинтересовался Макар. – Надеюсь, ты здорово посодействовал увеличению народонаселения нашего края?

– Увы – нет, – низко склонив багрово- красное лицо, подзавявшим голосом ответил Лаврик.

– Нет? Совсем не нашлось желающих стать счастливыми одинокими матерями?

– Пришла одна дива сорокалетняя. Крупная такая дама… – отвернувшись от Макара, с неохотцей буркнул Лаврик. – Посмотрела на меня и с призрением спросила: “Это ты, энергичный, стройный мужчина дал объявление?” – “Да, мадам, я – отвечаю. – Не угодно ли пройти в опочивальню?” Дива обозвала меня сопляком и ушла. Больше женщин не было.

– Жаль. Такое полезное начинание кончилось ничем, – язвительно усмехнулся Макар. – А я подумал, что ты поделишься со всеми этим, несомненно, “благородным” опытом.

– Я хотел совершить это из самых лучших побуждений: помочь одиноким, горемычным женщинам обрести счастье материнства, – разглядывая на асфальте окурок, стыдливо “исповедался” Лаврик. – Я очень, очень сожалею, что ничего не получилось.

– Вот и я говорю: жаль, – с иронией в голосе сказал Макар. – Не исключено, что в будущем за твою любвеобильную деятельность правительство наградило бы тебя орденом “Неизвестный герой” или медалью “Бычок- производитель”. Почётным мужчиной страны стал бы. – Вставая, приказал: – Вещи сторожи. Я схожу ещё газеты куплю. В дороге читать будем.

– А билеты на автобус когда брать будем?

– Куплены уже.

К вещам Макар вернулся вместе с Петром и Павлом. Вещи были на месте – Лаврик исчез.

– Где он? – обернулся Пётр к Макару. – Наш автобус подали. Садиться пора.

– Три минуты назад я его здесь оставил, – шаря вокруг себя глазами, сердито ответил Макар. – Пойду поищу.

Лаврика он нашёл быстро. У входа в автовокзал стояла миловидная девушка в красном платье и, как бы защищаясь, прижимала к груди чёрную сумочку. Перед ней встал на цыпочки Лаврик и, держа прижатые ладони перед лицом, в страстном восторге что- то говорил.

– Вы так прекрасны! – подойдя к ним, услышал Макар любовные признания друга. – Вы царе глазая богиня! Я пленён вами! Моё сердце, Оксана, в полном вашем распоряжении! Прошу вас быть моей женой! Вы обязаны согласиться!

– Пожалуйста оставьте меня в покое! – в полной растерянности от лихой нахрапистости лепетала девушка. – Понимаете… я, кажется, давно уже замужем… за милиционером. Он ревнивый боксёр- каратист. У меня трое детей.

– О богиня! Вы – песня! Вы – радость бытия! – в приступе упоения простонал Лаврик. – О торжественно восхитительная! Вы так фантастически красивы, что, глядя на вас, Оксана, хочется стать на колени и молиться, молиться! Как я вас…

– Лаврик! – строгим окликом прервал бурные восторги дружка Макар. – Автобус ждёт! Пора ехать!

– До свидания, несравненная, небесная богиня моя! – отступая от девушки, огорчённо воскликнул Лаврик. – Я найду вас! Хотите, встретимся через десять дней на этом же месте, в этот час! Я обязательно буду!

Лаврик побежал к автобусу, а Макар, галантно кивнув, обратился к девушке:

– Извините моего друга. Не в меру влюбчив. Просто спасу нет. Неудержимо жениться хочет.

– Это я только что на себе испытала, – улыбнулась девушка. – Спасибо вам за спасение от внезапного жениха.

– До свидания, Оксана, – отступил на шаг Макар. – Извините, что не от вас узнал ваше имя. А меня зовут Макаром.

И вдруг он повторил последние слова Лаврика: – Давайте, Оксана, встретимся через десять дней на этом месте и в этот час! Я уезжаю в деревню по очень важному делу, но непременно вернусь, чтобы увидеть вас.

Девушка ничего не ответила, но согласно кивнула и дружелюбно улыбнулась.

“А девушка- то, действительно, красавица – глаз не отвести, – подходя к автобусу, с грустью подумал Макар. – От такой, воистину, не грех с ума сойти”.

Пётр, Павло и Лаврик заняли задние сиденья и с любопытством рассматривали других пассажиров.

Макар уже поставил ногу на ступеньку автобуса как увидел сердитую старушку, которая, по утверждению Лаврика, подпела бы им. Бабуська из последних сил тащила одной рукой сильно опьяневшего деда, а другой- сумки. Дед похмелился на дорожку и, видно, влил в себя сверх своей старческой нормы и сам идти уже не мог.

Обессилевшая старушка уже не вела деда, а только поддерживала, чтоб не упал, и беспомощно озиралась по сторонам. А деду было очень весело. Он, блаженно закрыв глаза, энергично повизгивал под нос одному ему понятный мотив и, как конь, топал одной ногой, – видимо, представлял, что исполняет залихватскую пляску.

Макар подскочил к ним, поднял деда на руки быстро внёс его в автобус. Посадив старика на свободное место, он помог старушке занести сумки.

– Спасибо, сынок. Замучилась я с этим идолом. Спасибо, – поблагодарила Макара старушка. – Продали мы мясо на рынке. Так четверть выручки этот паразит пропил вчера с зятем. А сегодня купили заграничную бутылку и выдули всю. Мало ему показалось: не успели сюда прийти, как сбежал чёрт гугнивый и добавил ещё с каким- то зимогором. А завтра, изверг, помирать будет, стонать и лекарства глотать.

– Ямщик не гони- и л- лошадей! Мне некуда больше спешить. Мне эге- ге!.. Встрепенувшись, прогундосил дед и, часто топая ногами, попытался встать, но, получив увесистый подзатыльник от жены, упал на сиденье и затих.

Разбой на дороге

После проверки билетов шофёр сел на своё водительское сиденье, завёл мотор и, точно по расписанию, повёл автобус от автовокзала в сторону улицы Лукашевича.

– Поехали! Скатертью нам дорога! – весело напутствовал себя и друзей Макар.

Через пятнадцать минут автобус, оставив позади душный и пыльный город, выехал на просторы полей.

Макар достал газеты и принялся читать. К нему присоединился Лаврик, которого заинтересовал кроссворд. Пётр, равнодушный к газетам, уселся поудобнее и вскоре уснул. Задремал и Павло.

– Французский писатель восемнадцатого века, известный сборником сказок “Сказки моей матушки Гусыни” … Пять букв, – вслух прочитал Лаврик и задумался.

– Шарль Перро, – подсказал Макар, продолжая смотреть в свою газету. – Перро.

– Сходится. Запишем, – кивнул Лаврик; достав из кармашка рюкзака шариковую ручку, заполнил клетки и прочёл новый вопрос:

– Актёр, исполнитель главной роли в фильме “Молодая гвардия”. Кто такой?

– Сколько букв? – спросил Макар.

– Пять.

– Гурзо.

– Точно, подходит.

Сидящие спереди пассажиры тоже заинтересовались кроссвордом и, поворотясь лицами назад, приняли активное участие в его решении.

Невольно принял участие и дремлющий Павло. Была у него странность во время полусна шептать всё, что улавливал его слух. Повторял он жужжание осы, говор людей, чихание, икание, лай собак, мяуканье, работу унитаза, бой настенных часов.

Друзья знали об этом “достоинстве” Павло и давно не обращали внимания на его урчание.

– Рабочий скот, используемый для перевозки? – с хитрой улыбкой прочитал новый вопрос Лаврик.

– Конь! – вскрикнул мужичок, сидящий у окна.

– Конь, – шепнул себе под нос Павло, продолжая сладко дремать.

– Сколько букв? – спросил мальчик лет десяти, полулежащий на коленях у мужичка.

– Пять.

– Ослик! Ишак! – перебивая друг друга, вскричали мальчонка и мужичок.

– Верблюд! – встрепенулась женщина, сидящая рядом с ними.

– Нет, нет, тётя! Первая буква на “т”, – возразил женщине Лаврик. – Ослик с ишаком тоже не подходят.

– Тягло, – уверенно сказал Макар, не отрываясь от своей газеты, и пояснил: – Рабочий скот, используемый для перевозок, называется тяглом.

– Точно, сходится, – закивал Лаврик и вписал буквы в клетки.

– Задавай вопросы потруднее – всё отгадаю, – подмигнув мальчонке, предложил Макар Лаврику.

– Потруднее?.. – Сейчас задам тебе вопросик… – медленно проговорил Лаврик, всматриваясь в газету. – Ага- ага- шеньки! Вот он! Французский поэт восемнадцатого века, ценимый А.С. Пушкиным? Пять букв.

Все уставились на Макара, который, пару мгновений подумав, с усмешкой ответил:

– Ну, с этим дядей я знаком!.. Парни!

– Вот это да! – восхитился Лаврик. – И откуда ты, Макар, французских- то поэтов знаешь? Да ещё восемнадцатого века?

– Я их многих знаю, – не моргнув глазом соврал Макар. – В детстве всех перечитал.

– Видишь, сынок, – нагнул голову к мальчонке мужичонка, – дядя много читает, поэтому много знает. Читай много и ты – станешь умным- преумным, разумным- преразумным. Понял?

– Угу.

– Бедность… Как она называется? – испытующе глянул на Макара Лаврик. – Тоже пять букв.

Человек пять с интересом наблюдали за “поединком” Макара с Лавриком. Лаврик захихикал, предвкушая неправильный ответ. Выждав минуту, он со злорадством спросил:

– Ну что, сдаёшься?

– Нужда, – посмотрев в окно, негромко сказал Макар.

– Сошлось! – восхитился Лаврик. Пассажиры дружно зашевелились и заговорили, с уважением рассматривая Макара.

Автобус дёрнулся, вильнул. Шофёр дважды посигналил корове, важно переходящей дорогу.

– Макар, как здорово у тебя получается! – обратился к приятелю Лаврик. – Ты же обладаешь феноменальной памятью!

– Всё намного проще, – спокойно ответил Макар. – Ты задавал вопросы из старой газеты, а я смотрел ответы в сегодняшней, – поэтому и стопроцентный результат.

Ф- фу- у! Жулик! – разочарованно поморщился Лаврик.

Постепенно, под монотонное гудение мотора, задремала большая часть пассажиров. Остальные вели неспешные беседы о житье- бытье. Седой старичок, ветеран войны, нашёптывал соседу о боевых сражениях на фронтах.

– Был ещё такой случай, – усевшись поудобнее, начал он новый рассказ, – Был в нашей роте солдат, сибиряк Бултых Иван… Громадного роста парень! Силу имел – медвежью! И послали его за линию фронта добыть “языка”. Ночью уполз он. На рассвете вернулся. Несёт на плечах троих пленных. Все в глубоком бессознании: он их туда ударами кулака отправил. А когда “языков” привели в чувство и стали допрашивать, то оказалось, что Иван своих же кулаком усугубил; они оказались разведчиками соседнего полка. Командиры в гневе чуть его под трибунал не отдали за неправильно выполненное задание. Попросил он, чтобы дали ему возможность исправить ошибку, и на следующую ночь принёс “языка”, который дал ценные показания. Во- от. А ещё был случай…

На сиденьях у противоположного окна шёл разговор совсем на другую тему.

– Подарили нам друзья не то хомяков, не то двух бурундучков, – тихо говорила своей соседке излишне накрашенная женщина. – Изгадили они всю квартиру! Опротивели! Тогда своему начальнику на его пятидесятилетний юбилей всучила я хомяков- бурундуков. Пусть теперь ему гадят в его семикомнатной квартире, жмоту! Не хочет повышать зарплату.

Соседка думала о чём- то своём и пропустила мимо ушей злорадство излишне накрашенной женщины; очнулась и обратилась к ней:

– Извините! Я небрежно слушала вас. Начните, пожалуйста, снова…

– Ну и времена настали! Всюду абсурд бытия! Бардак тут правит бал! Беда с нашей страной! – ни к кому конкретно не обращаясь, изливал свою горечь интеллигентно одетый, с умным профессорским лицом мужчина. – Всюду инфляция отношений и девальвация чувств, морали… И это не только моя точка зрения и мнения… Правильно одна бабка сказала: “И придёт дьявол, и объявит хаос, и наступит всеобщее хамство!” Точно сказала! Именно это сейчас в нашей стране творится…

Капризного вида бабёшка, сидящая за спиной государственно озабоченного интеллигента, жаловалась толстой старушке:

– Анне Павловне муж в каждую получку цветы дарит. А мой ни разу не подарил! Привёз однажды с рынка пару веников, торжественно вручил мне и говорит: “На, полы подметай!”

У передних дверей двое парней, смеясь, приставали к угрюмому сельчанину.

– Да, я – человек жадный! Но с элементами справедливости! – раздражённо буркнул он, глядя в сторону.

– Ты, дядя Евграф, хочешь сказать, что ты справедливо жаден? Так, что ли? – с ехидцей в голосе спросил один паренёк и вместе со своим дружком громко расхохотался.

Дядя Евграф ещё больше поугрюмел и отвернулся к двери.

– Постепенно разговоры сошли на нет. Лаврик тихо встал и, под незаметным наблюдением Макара, притворившимся спящим, направился к девушке, сидящей возле кабины шофёра. Она читала книгу. Когда цель была близка, Лаврик, томно прижав к сердцу ладони, страстно зашептал ей:

– Милая девушка, не согласитесь ли вы со мной позна… – осёкся, почувствовав, что кто- то похлопал его по плечу; обернулся и сник под укоряющим взглядом Макара; повёл рукой в сторону девушки и, невинно поморгав, объяснил: – Не волнуйся. Я только хотел узнать время.

– Половина двенадцатого, – посмотрев на часы, с улыбкой сказала девушка.

Макар и Лаврик от всего сердца поблагодарили её и вернулись на свои места.

Вскоре автобус остановился на несколько минут в небольшом населённом пункте. Сошли парни со справедливо жадным дядей Евграфом и мужичонка с мальчонкой. Вместо них в автобус сел весёлый гармонист с гармонью на плече.

– А вот и маэстро с музыкой! – обрадовались все.

Дальше ехали с песнями. На следующей остановке автобус облегчился ещё на две старушки и старичка- ветерана. Четверо друзей и гармонист вышли покурить.

Площадь и улица, идущая от неё, были пустынны. Лишь в кустиках у забора хныкало мелкое дитятко, да небольшая стая гусей, переругиваясь, прошествовала к наполовину заросшему пруду.

В дальнем конце улицы показались трое бегущих мальчишек пяти- семи лет. За ними гналась рассерженная бабуська. Пацанята далеко оторвались от преследовательницы и, перейдя на шаг, поравнялись с автобусом. Один из озорников отчаянно матерился.

– Мальчик, ты зачем такие плохие слова говоришь? – качая головой, строго спросил Пётр.

– Зызнь такая, дяденька, тязолая, – смело ответил пятилетний сквернослов, и сорванцы юркнули во двор ближайшего дома.

Покурив, друзья и гармонист направились к автобусу. Лаврик краешком глаза заметил в окне избы девушку, которая, облокотясь на подоконник, лениво скучала. Лаврик послал ей воздушный поцелуй – девушка улыбнулась, подмигнула ему.

Автобус тронулся и начал разворачиваться.

– Стой, командир, стой! Человек за бортом! – требовательно крикнул Макар. Пассажиры всполошились, прильнули к окнам.

Водитель остановил автобус и открыл двери, Макар соскочил на асфальт. “Лаврик исчез!” – объяснил он выглядывающим из окна Петру и Павло. Услышав девичье хихиканье, он пошёл на звук – к калитке избы.

– Я – великолепен! Давайте познакомимся! Как вас величать, прекрасная? – томно ворковал Лаврик, пытаясь вскарабкаться на подоконник. – Хотите, я отгадаю ваше имя? Зовут вас Олей, так? А меня древним русским именем – Коля.

– Ой глупой какой! Ой не могу, ха- ха- ха! – залилась весёлым смехом девушка.

– Вот мы и познакомились, – соскользнув на землю, чуть не растянулся на ней Лаврик. – Теперь давайте дружить и любить друг друга.

– Вам меня любить нельзя – я принадлежу другому, – кокетливо отвергла предложение девушка.

– Ну почему вам обязательно принадлежать другому? Почему бы не мне? – пылко возразил Лаврик. – Чем я хуже? А может, я по всем показателям лучше?

– Он стоит того. Он хороший. Я буду век ему верна.

– Эх, почему не мне вы адресуете такую приязнь? – загрустил Лаврик. – Муки завистливой ревности гложут меня!

Открыв калитку, Макар подскочил к Лаврику, бесцеремонно схватил его за шиворот и потащил на улицу.

– Извините, мадмуазель, великодушно, – обернувшись к девушке, упавшей от хохота на подоконник, вежливо извинился Макар. – Мой дружок – юный актёр. Роль влюблённого Ромео репетирует. Видите, как вошёл в неё – и не вгонишь.

В автобусе, получив от Петра подзатыльник, Лаврик покорно сел на своё место и буркнул: “Раз не хотят девушки за меня замуж – заимею жгучую любовницу, как только подвернётся она мне!”

Минут через десять Лаврик толкнул Макара в бок и угрюмо спросил:

– Макар, кто такой Ромео?

– Ты не знаешь Ромео? – удивился Макар. – Ты, не представляющий свою жизнь без любви?.. Ну так слушай наипечальнейшую, не меркнущую в веках повесть о любви девочки Джульетты и мальчика Ромео… – Он на полминуты задумался и тихо начал рассказывать: – В некотором царстве, в некотором государстве…

Кончив рассказывать историю жизни и смерти двух юных влюблённых, он, в назидание, добавил:

– Вот видишь, какая преданность была у детей, и на какое самопожертвование пошли они ради своей любви!

– Я тоже самопожертвовал бы, если меня полюбила бы какая- нибудь девушка, – решительно сказал Лаврик.

– Да кто ж тебя полюбит! Когда ты бросаешься на первую встречную, как голодный на еду! Нежнее надо, с подходом и терпением, а не лихим приступом добиваться своего – “Выходите за меня замуж и никаких гвоздей!”

– Постараюсь, в другой раз, без приступа… если получится, – неуверенно произнёс Лаврик.

Макар с сомнением покачал головой.

“У Ромео и Джульетты всего одна любовь была – короткая, но счастливая, – глядя в окно, подумал Лаврик. – А мои любовные истории состоят из сплошных неудач с ранних лет. Одни поражения!”

Пока автобус преодолевает расстояние до очередного населённого пункта, познакомимся с несколькими эпизодами из биографии Лаврика, главное место в которых занимает любовь.

Детство и отрочество

О необыкновенной влюбчивости Лаврика Кукарекина ходили многочисленные слухи и легенды среди родителей детишек и воспитателей в детсаде, потом среди учеников и учителей в школе, среди друзей, врагов и просто незнакомых людей.

Его ухаживания за девочками постоянно были неудачными. С надменным презрением они игнорировали его, потому что был он на вид невзрачненький, слабенький, хиленький, маленький ростом мальчик.

Но неудачи только закалили его и даже испортили. Встретив девочку, он тут же приставал к ней, предлагая приятную дружбу до гроба, и, конечно, получал насмешливый отказ, а то и подзатыльник. За то, что в школе и вне её стен он умудрялся десять раз за день признаться в любви десяти девочкам, ему дали обидную кличку “Петушок”.

Чем старше становился Лаврик, тем больше огорчений прибавлялось. В пятом классе, после навязчивого обхаживания и даже угроз, он уговорил одноклассницу Лиду Сердечкину вступить с ним в брак, привёл её в загс, вручил празднично улыбающейся тёте удостоверение “Юный натуралист” и потребовал, расписав “молодых”, громко объявить их мужем и женой. “Молодожёнов” из загса бесцеремонно выставили и позвонили в школу. Лаврика крепко “пропесочили” на пионерской линейке.

Глубоко обиженный и оскорблённый “бездушной несправедливостью” взрослых, Лаврик за одну ночь сочинил душещипательный рассказ о сказочно- нежной любви мальчика и девочки. В нём говорилось, что учителя и родители, не поняв возвышенных чувств мальчика и девочки, всячески препятствовали их счастью. И тогда юные влюблённые убежали в дремучий лес. На полянке у ручья они построили шалаш и жили в нём, воспитывая двенадцать детей. И как ни звали их раскаявшиеся родители и учителя, домой они не вернулись.

Рассказ, конечно, к большому неудовольствию “писателя”, не напечатали в вечерней Омской газете, в редакцию которой он прислал письмо с рукописью. Более того: насчитав девяносто две ошибки на трёх страницах писанины, рукопись прислали в его родную школу. Пришлось “писателю” заново учить русский язык, потому что учительница стала каждый урок вызывать его к доске.

В сильном расстройстве от шумного провала с женитьбой Лаврик отчаянно влюбился в главную красавицу класса Оленьку Звёздочкину и стал напропалую ухаживать за ней. Но Митька Солнцепёковв, давно не равнодушный к Оленьке, быстро отвадил Лаврика от неё. Изобретательно подло отвадил: положил на сиденье парты лепёшку пластилина жёлтого цвета, Лаврик сел на неё и старательно поелозил на ней весь урок.

На перемене Митька привлёк внимание всего класса на состояние Лавриковых штанов. Разглядев на них огромное непривлекательное пятно, ученики и ученицы принялись хором дразнить его: “Обмарался! Обмарался!” Не сумев убедить их в обратном, он, униженный и опозоренный, схватив ранец с учебниками и тетрадями, бросился вон из класса.

От мучительных насмешек и издевательств одноклассников Лаврика спасли конец учебного года и летние каникулы.

Однажды, когда ему шёл четырнадцатый год, лучший его дружок Пашка Дурашкин, отозвав на большой перемене в сторонку, рассказал о своих сексуально- озорных развлечениях и пригласил участвовать в них. Лаврик, не задумываясь, согласился. После уроков дружки пошли на “дело”. На ближайшей остановке они с трудом влезли в битком набитый автобус, протиснулись к симпатичной девушке и давай щупать и тискать её, талантливо делая вид, что не по их вине всё это безобразие, – мол, из- за давки и тряски автобуса на колдобинах.

До вечера им повезло насладиться грешным озорством с несколькими девчатами. На следующий день приятели продолжили шкодливые развлечения. Но не все девчата глупые попадались. Три раза ретивые дружки с больно отодранными ушами, получив порции звонких оплеух, со скандалом изгонялись из автобусов и трамваев.

“Любовные” приключения продолжались недолго. В одно прекрасное сентябрьское воскресенье Лаврика и Пашку схватили на месте преступления две спортсменки. Задав им болезненную трёпку, они повели грешников в ближайшее отделение милиции. Чудом дружкам удалось вырваться и, юркнув в щель в заборе, удрать.

Недельку отдохнув, приятели стали совершать лихие налёты на поезда: приходили на вокзал, проникали в вагон прибывшего пассажирского поезда, быстро пробегали по проходу и щупали, обнимали девчат, стоящих у окон, “ути- пути- пути”, – и бежали дальше до последнего вагона.

Но и это ворованное счастье продолжалось недолго. Распутников поймали и, подержав не много в детской комнате милиции, оправили довоспитывать в школу.

Был грандиозный общешкольный суд и страшный позор. Лаврика и Пашку торжественно исключили из пионеров и под чёткий бой барабанов сняли с них галстуки.

Угнетаемый слезливым стыдом, Лаврик на другой день написал и отнёс директору школы заявление:

“Прошу уволить меня из родной школы по собственному желанию. Лавр Кукарекин”.

Из школы Лаврика не “уволили”, но так стали внимательно следить за моральным обликом юного развратника, что ему только оставалось мечтательно вздыхать и одним лишь взглядом, искоса, любить девочек.

(Продолжение любовных приключений Лаврика последует)

Не отъехали и трёх километров от последней остановки, как зачихал мотор, громко выстрелило из выхлопной трубы, и автобус, резко подёргавшись, остановился. Шофёр, чертыхаясь, принялся искать неисправность в моторе.

Вдруг из елового лесочка выскочили трое подозрительных мужчин. Виляя меж кустов, они бегом стали сокращать стометровое расстояние до автобуса.

Впереди шумно топал резиновыми сапогами долговязый детина. В руках он, как дубинку, держал старую ржавую берданку.

За детиной быстро семенил невысокий мужичок с заметным издалека крупным синяком на лбу. Потрясая над головой топором, он выкрикивал что- то воинственное.

Третий, тоже в резиновых сапогах и длинном, испачканном навозом халате, с вилами в руках, немного отставая, вразвалочку, поспешил за первыми двумя.

Тяжело дыша, вытирая обильный пот с грязных лиц, они подскочили к открытым дверям автобуса.

– Желаю нахально заявить: мы вас будем грабить! Оставаться всем на местах! Сидите смирно! – проорал мордастый детина, угрожая берданкой. – Будет маленькая экспроприация- прихватизация! Отнеситесь к этому спокойно, с уважением!

В автобусе все оцепенели. Ойкнула какая- то женщина.

Издав свинячий визг, детина резко задрал вверх ногу, демонстрируя приём карате, но не удержался на другой ноге и чуть не упал, успев схватиться рукой за дверь. Брюки у него ниже ширинки с треском порвались по шву. Зайдя в салон, стукнув себя кулаком в грудь, он грозно представился:

– Я – Брюс…э- э- э… Ки… Ни… Ви…

– Брюс Ли, – подсказал мальчик лет десяти, сидящий у двери.

– Точно! Я Брюс Ли! – обрадовался детина. – Я прозвал себя таким именем в честь богатыря- драчуна из Америки.

– А я – Рембо, чтоб вы знали, – встав на ступеньку, потряс топором второй грабитель. – Я нарёк себя Рембом- мстителем в честь героя одноимённого фильма.

– Я же… Ну этот как его… Как звали- то его?.. Ну и хрен с ним! – не желая утруждать память, лениво произнёс третий и, тоже захотев продемонстрировать свою удалую ловкость, принялся вращать в руках вилы, но упустил их и, широко зевая, полез за ними в кусты.

Самозванцы Брюс Ли и Рембо остановились в проходе, бесцеремонно разглядывая пассажиров. От них несло крепчайшим самогонным перегаром.

– А- ну- ка, давайте водку или деньги на водку! – держа перед собой берданку, грозно потребовал Брюс Ли. – Давайте, давайте! Не стесняйтесь!

– Да, двух мнений быть не может: или деньги или водку! – поддакнул Рембо и подмигнул старушке, что- то испуганно шепчущей и мелко крестящейся.

– Господа сердитая братва, с кем всё же мы имеем честь и, я бы

– Сказано было! – мы бандиты! – перебил интеллигента Брюс Ли. – А я лично – король преступного мира в своей дерев… э- э… всего этого края!

– А я – крутой авторитет там же! – похвалил себя Рембо. – Вот

– Полнейшая правда, – кивнул третий, присев на ступеньку. – А я – первый парень в той же деревне!

– Повторяю: мы русские, свирепые бандиты, хозяева всей округи! – снова обратил на себя внимание “король преступного мира”. – А

– Суперхрен ты, а не супермен! – вдруг смело воскликнула пожилая женщина, сидящая рядом с кабиной шофёра. – Щучий сын ты! Мы тебя теперь в лицо знаем и поможем милиции изловить!

– Цыц ты, корова! – грозно сверкнул хмельными глазами Брюс Ли. – Цыц растак- распротак тебя! Мы прибыли из места лишения свободы одного декабриста – из соседней губернии! Так что нас и с милицией не найдёшь!

– Ты не главарь преступного мира, а вождь красноносых и пьянорожих! – не спасовала перед детиной бойкая женщина.

Уймись, старая! А то я короток на расправу! – целясь в неё из берданки, прорычал Брюс Ли. Плюнув на пол, женщина отвернулась к окну.

– Брюс, теряем время на лишние ненужности, – подошёл к мордатому Рембо. – Ближе к делу. Примемся за конфискацию- прихватизацию наличности.

Соседка смелой женщины, чтобы отвлечь и ублажить самолюбие мордастого, ласково улыбаясь, обратилась к нему:

– Какое у вас гордо- благородное лицо. Вы, наверное, и в душе благородный человек?

– Правда? А моя глупая жена утверждала, что у меня бандитская рожа и что я – пропойца рода человеческого, – пощупал пальцами

– Ну что вы! Она была не совсем права! – с притворным дружелюбием возразила женщина.

– Разбой на дорогах – это уголовно- наказуемое удовольствие, – негромко промолвил старичок у двери. – Обстановка безвыходная, и поэтому, подчиняясь грубой силе, я вручаю вам, господа грабители,

– Браво, старичок! – обрадованно воскликнул Брюс Ли и, сняв с

– Кто следующий? Активней, активней, граждане господа! – строго потребовал Рембо. – Чем быстрее вы расстанетесь с налично

– Ты чего над нами смеёшься, изверг?! – вновь возмутилась пожилая женщина.

– А что мне, плакать над вами, что ли? – скорчил плачевную гримасу Рембо и ещё громче расхохотался.

– А- а, чему бывать – того не миновать! Берите! – обречённо произнёс государственно озабоченный интеллигент и протянул деньги Брюсу Ли.

”Король преступного мира в своей деревне“ взял у него купюру, швырнул в шляпу и, угрожающе насупив лицо, прикрикнул:

– Ну давайте, давайте! Платите дань! Мы что, зря почтили вас

Грозный, решительный вид разбойника потушил едва тлеющий ропот; кряхтя и тяжело вздыхая, пассажиры принялись облегчать свои кошельки.

– Платите мзду за проезд по нашей дороге. Теперь за всё надо платить, – со смачным чмоком зевнув, промолвил скучающий в дверях Трутень и, ухмыльнувшись, добавил! – Вспомнил я, как меня прозвали перед грабежом! – Джеймсом Бондом! Вот как! А ну, поактивней раскошеливайтесь! Ишь как не нравится им шоковая терапия на свежем воздухе!

Лаврик трусливо погладил свой задиристый хохолок и забился в угол, прикрыв себя гитарой.

Пётр, Макар и Павло сидели спокойно, невозмутимо наблюдая за грабежом.

– Что дрожишь? Мандраж прохватил? – лукаво прищурясь, шепнул Павло Лаврику.

– Я хладнокровен, как рыба, – выглядывая из- за гитары, также шёпотом ответил тот.

Рембо, видя, что пассажиры, нехотя, но расстаются со своей наличностью, захихикал и, оборотясь к Трутню, с удовлетворением произнёс:

– Процесс пошёл! Консенсус найден! Обошлись без грубого насилия.

Одна девушка достала из сумки бутылку водки и, под радостные восклицания грабителей, вручила её Рембо. Тог зубами содрал с горлышка пробку, достал из кармана помятого пиджака стакан и обратился к Брюсу Ли:

– Тебе, Брюс, сколько налить? Полстакана хватит, или поменьше?

– Чуть побольше, побольше… Лей, лей, чтобы только через край не перелилось, – с откровенной жадностью глядя на стакан, потребовал Брюс. – Смелей лей!

Не обращая внимания на ехидные смешки пассажиров, стараясь не дрожать руками, Рембо налил полный стакан и подал его “королю преступного мира”. Тот, спеша от нетерпения, резко опрокинул стакан в широко распахнутую пасть; двигая кадыком, глотнул, захлебнулся, закашлялся, половину пролил, матерно выругался и допил остальное; крякнул на весь автобус и недовольно покачал головой.

– Опять спешит- давится, поворотясь к Трутню, ехидно ухмыляясь, кивнул Рембо в сторону Брюса. – По сусалам текло, а в рот не попало!

Брюс Ли вернул стакан Рембо. Тот налил и лихо проглотил свою порцию; скривил лицо в неописуемой гримасе; утёрся рукавом пиджака и отдал бутылку Трутню.

Трутень с шумом выдохнул воздух, выпил водку прямо из бутылки, швырнул её в кусты и, заметив выглядывающего из- за автобуса шофёра, молча, с вилами наперевес стал неспешной трусцой гоняться за ним. После трёх кругов вокруг автобуса, погрозив водителю кулаком, он присел на ступеньку передней двери отдохнуть.

– Ну вот, сделаем чёрное дело, а потом разудало попьянствуем- потулянствуем у Марфушки- самогонщицы, – самодовольно лыбясь, сказал Брюс Ли согласно кивающему Рембо; подойдя к гармонисту, спросил: Маэстро, “Мурку" сыграть можешь?

Гармонист утвердительно кивнул.

– Как звать тебя?

– Николай.

– Давай, Коля, Коля, Николаша, изобрази кусочек музыки. Повесели скучающий народ.

Гармонист заиграл и негромко запел. Брюс Ли, притоптывая и гундосо подпевая, продолжил обход пассажиров, приближаясь к четырём друзьям. Рембо, тоже пританцовывая и невнятно мыча под нос, следовал за ним.

– Ну, кто ещё подаст бедным грабителям? – строго рыкнул Брюс Ли. Кто поможет благородным грабителям?

– Гражданин, ты не прав, – опуская деньги в шляпу, с укором обратилась к нему молодая женщина. – Подло нас полунищих грабить.

– Несомненно, я не прав, – притворно- соболезнующе покивав, тяжело вздохнув, цинично согласился Брюс. – Но ничего не поделаешь – выпить, знаете ли, мучительно хочется, Я, знаете ли, давно с собутыльниками совесть пропил. Вы, мадам, совсем ещё молодая – наживёте себе ещё много добра. А я наотмашь ещё раз признаюсь: я весьма не прав. Увы.

Топнув ногой, помахав ружьём, он отдал женщине какукю- то несуразную честь; обведя угрюмую публику недовольным взглядом, взрычал:

– Что притихли, не шевелитесь? Живей деньги подавайте! Так- распротак вас всех! А кто не подаст и плохо себя поведёт – то мне придется крепко его оскорбить! Я тому лично пендюлей надаю! Поняли? Я.. вашу…

– Ты чего языком похабничаешь перед людьми?! – снова возмутилась пожилая женщина. – Бесстыжие глаза твои! Чтоб язык у тебя отсох! Подлец мордастый! Хоть бы детей постеснялся!

– Цыц, неугомонная карга! Это фольклор! Это звуковыражение веками передаётся от отца к сыну, от матери к дочери. Понятно? – наведя на женщину ружьё, прищурясь одним глазом, цинично произнёс Брюс. – Я – мастер народного мата. Мат неистребим. Я…

– Не оскверняй слух детей нецензурными словами! Тебя никто за язык не тянет! – упрямо перебила его старушка.

– Ладно. Чёрт с тобой, бабка, воздержусь, – согласился вдруг грабитель. – Так и быть: пожалею слух деток ваших.

– Все бабы – дуры! – подал голос Рембо. – Мне это один старый монах сказал: ему можно верить.

– Мужайся, мужик, выше уши! – получая от перепуганного сорокалетнего человечка деньги, с дружеским сочувствием шепнул ему детина и похлопал по плечу. – Крепись!

– Когда они подойдут к нам, ты, Петя, вдарь мордастого в лоб – тихо сказал Макар другу. – Но только не сильно. А я приложусь ко лбу Рембо. Ты же, Павка, – обернулся он к Павлу, – выскакивай вон и лови третьего.

Пётр и Павло чуть заметно покачали головами.

Играй, Колян, чего притих! Не жалей талант! – приказал Брюс гармонисту, переставшему играть. – Под блатную песню грабить – одно удовольствие!

Гармонист сыграл куплет “Мурки”, а потом заиграл и запел другую песню.

Макар сделал вид, будто лезет левой рукой во внутренний карман куртки. Брюс это заметил и, думая, что он достаёт деньги, подошёл вплотную, напевая:

Ты скажи, ты скажи: Чё те надо, чё те надо?

Может дам, может дам, Чё ты хошь…

Пётр, привстав, резким коротким движением правой руки цокнул российского самозванного Брюса Ли в лоб. Раздался гулкий звук, как будто ударили по пустому котелку. Роняя ружьё и шляпу, “король преступного мира” мешком рухнул на пол.

Секундой позже, Макар нанёс точно такой же удар остолбеневшему Рембо. Раздался звук пустого котелка, и горе- разбойник повалился на спящего пьяненького деда.

– Караул! – с натугой пропищал придавленный дед и запричитала старушка.

Пассажиры повскакивали с мест.

Самозванец Брюс, присев, покачивая головой, тупо уставился в окно. Вдруг он стремительно вскочил и бросился вон из автобуса. Рембо, громко икнув, рванул следом за ним.

Неожиданно для всех, не выдержав пытки страхом, с заячьим верещанием на волю выпрыгнул трусливый человечек и помчался в другую от удирающих грабителей сторону.

Трутень, лениво зевавший у передней двери, отшвырнул вилы и кинулся догонять своих подельников. Вся разбойная гопкомпания с невиданной прытью запрыгала по кустам туда, откуда пятнадцать минут назад появилась.

Пассажиры дружно бросились собирать рассыпавшиеся деньги и придавили Павло, который выскакивал ловить Трутня.

Лаврик, всё время грабежа страдавший муками беспомощности, перепрыгнув через кучу- малу, вылетел из автобуса и победно закричал:

– Куда вы кабыздохи?! Стой! Стой, стрелять буду! Лови их! Ату! Ату их! – По- индейски заулюлюкал, но гнаться за грабителями не решился.

Пётр с трудом выдернул из кучи- малы изрядно помятого Павло.

Вернув свои деньги, пассажиры расселись по своим местам, шумно обсуждая происшедшее.

Макар отнял у мальчишки берданку, которую тот, подобрав, решил считать своей, и попытался взвести затвор; слегка нажал – добросовестно проржавевшее ружьё с хрустом разломилось пополам. Под всеобщий смех, чертыхаясь, Макар забросил обломки в кусты.

– Из- за топора началась бурная возня: седой старичок и толстая старушка принялись пихаться, отнимая его друг у друга. После минуты натужливого пыхтения послышались предматовые ругательства. Пётр решительно отнял у дерущихся топор и коротко сказал: “Мой”. Спорить с ним никто не стал.

На вилы никто не позарился, и их взял шофёр.

Минут через десять двигатель завёлся и автобус повёз в своём чреве возбуждённо галдящих пассажиров к следующему населённому пункту.

Лаврик с упоением хвалился Павло, как он один участвовал в погоне за негодяями. Я им: “Стой! Стрелять буду!” – А они так припустили!..”

Возник спор: настоящие были бандиты или пропойцы, из- за безденежья решившие идти на грабёж? Возобладала вторая точка зрения. Потом все, перебивая друг друга, принялись благодарить Петра и Макара за достойный отпор разбойникам; немного славы досталось и Павло с Лавриком.

Так, под залпы благодарностей, друзья приехали в Дедулькино.

– Увы. Здесь нам не по пути с автобусом, сходим, – с сожалением сказал Макар и, взяв свой рюкзак, первым покинул “Икарус”

Политтусовка

Четверо друзей и присоединившийся к ним гармонист Николай, отойдя от автобуса, в нерешительности остановились и стали осматриваться по сторонам. Рядом на площади энергично шумела- галдела толпа в три сотни человек.

– Митинг какой- то. Пойдём послушаем, – оживился Макар. – Никогда на многолюдных тусовках не был, а тут вот случай подвернулся. Поинтересуемся маленько – и пойдём дальше.

– Пошли, согласился Пётр, – Послушаем умных людей, узнаем, что в стране творится и в нашей сторонке. И любопытные приятели направились к толпе.

Перед высокой трибуной, к которой друзья подошли, активно спорила небольшая кучка людей из Движения центробежных сил, возглавляемая господином Содомогоморским.

Справа от трибуны волновались приверженцы Вялоцентристкого движения с правым и левым уклонами. Руководил волнением лидер движения Истинно- Ложный.

Слева от трибуны топталась партия либерально- бестолкового толка, руководимая известным всей округе, модно- популярным в митинговых политсклоках, болтливо- крикливым господином Жеребцовым- Сокольским.

Между вялоцентристами и либерально- бестолковцами тёрлась городская кабинетно- диванная Сельскохозяйственная партия, во главе которой красовался доктор геологоразведочных наук Сенокопалкин.

Позади городских “селян” баловалась анекдотами гордо- особая группа Никудышне- нетудышнего, возвратно- поступательного движения и бесцеремонного мировоззрения со своим предводителем Индюлькиным.

Отдельно от всех прогуливалась Твердокаменная и неподкупная партия профессора Светлопутькина.

И совсем в сторонке, энергично жуя жвачку, переминался с ноги на ногу независимый фермер Крупнорогатский.

Из недр партий и движений ежеминутно раздавались возмущённые и восторженные возгласы:

– Долой их всех! Всех, кто там нами командует!

– Да здравствуют первый и второй советники президента, члены нашего Движения центробежных сил господа Фраерхам и Фенькин- Хванькин! – прогорланили единомышленники Содомогоморского.

– Под суд таких советников! – мигом откликнулись члены Твердокаменной партии профессора Светлопулькина.

– А мы на всё согласны! Лишь бы не было войны! – задиристо крикнул Жеребцов- Сокольский.

– Мы тоже! Но с некоторыми поправками! – поддержал его Истинно- Ложный. – Если страна пойдёт чуть- чуть в сторону и боком, то всё будет хорошо!

– Не согласен! – возразил Индюлькин.– Надо всё доломать, а потом с Европой посоветоваться.

– Так уже всё доломали и разорили благодаря забугорным советникам! – сердито вскричал профессор Светлопутькин.

На трибуне кто- то смачно зевнул в микрофон. Триста глоток дружно смолкли, и триста пар глаз уставились на старичка, который смущённо покашлял, глянул на небо и важно произнёс:

– Начнём, пожалуй! Встречу будущих кандидатов в депутаты на посты мэра и губернатора с избирателями считаю открытой! Внесённые в списки Простипапкин, Комуклизмов, Жалобновзвоев, Дурковатько, Спотыкнявский, Раскарякин, Удавкин и Бандуров, наверное, не смогут выступать перед вами… по уважительной причине: съели вчера что- то на званом банкете и страдают сейчас в своих туалетах… Остальные желающие нахапать во власти – все здесь. Прошу их подняться на сцену… э- э- э… на трибуну!

– Мы с народом постоим! Вызывай по списку! – крикнул из толпы Жеребцов- Сокольский.

– Хорошо, – кивнул старичок. – Итак… Первым выступит господин Буржуинов- Пролетарский! Прошу быть к нему дружелюбными.

– Почему первый какой- то Буржуинов- Пролетарский? – возмутился лидер многоуклонных сил Истинно- Ложный.

– Да! Почему первым выступает одному чёрту известный, а нам незнакомый Буржуинов, да ещё и Пролетарский? – гневно поддержал его Содомогоморский.

Вся людская масса, как будто по сигналу, дружно взорвалась возмущённым ором. И, никто не заметил четыре иномарки, которые остановились невдалеке.

Из первой машины вылезли суровые молодцы и, бесцеремонно расталкивая людей, направились к трибуне. Поднявшись по ступенькам, они подошли к старичку и что- то пошептали ему на ухо. Старичок побледнел, задрожал и согласно кивнул. Один молодец махнул рукой, из других машин вылезли ещё несколько человек и поднялись на трибуну.

Толпа настороженно стихла.

Сейчас, вне очереди, выступит… господин Контрибуцын – вяло объявил старичок.

Полная тишина. О легендарном авторитете преступного сообщества знали все.

– Это же один из самых крутых паханов! Непререкаемо почитаемый в некоторых сомнительных слоях нашего непредсказуемого общества, – шепнул Макару мужчина лет пятидесяти, и зачем- то снял шляпу, – Я двадцать семь лет в вытрезвителе проработал и от важных клиентов своих много чего наслушался о его “подвигах” на криминальном поприще… Пойти домой, что ли… Нет, останусь. Хоть краешком глаза посмотрю на него… – Мужчина настороженно поглядел по сторонам и вновь зашептал Макару на ухо: – Пол- Сибири под его контролем. Вы не поверите, но в молодости его раз пятнадцать ловили на месте преступления – и ни разу не смогли доказать очевидную вину.

У микрофона появилась копна черных волос, лица из- за высокого борта трибуны не было видно. Коротенькие ручки попытались наклонить микрофон, но это им не удалось сделать.

– Господи, маленький- то какой! Этот… из мафии, – тихо пискнула тощенькая старушка и покачала головой!

Уголовный авторитет вцепился ручками в борт трибуны, заскрёб обувью о доски, пытаясь вскарабкаться на него. Потом он попрыгал, показав народу большой лоб. Затем бедняга быстро помахал ручками, видимо сильно желая взлететь и парить над микрофоном, но и из этой затеи ничего не вышло. Толпа отреагировала на безрезультатные усилия авторитета осторожным смешком.

Один молодец сбежал вниз, нашёл за трибуной три кирпича и, вернувшись, подложил их под ноги своего шефа. Господин Контрибуцын, облегчённо вздохнув, встал на кирпичи и познакомил публику со своим круглым, простецким пятидесятилетним ликом.

Окинув толпу дружественным взглядом, авторитет криминального мира хихикнул в кулачок – толпа ответила ему тем же. Ойкнув, он захихикал громче – публика сделала то же самое. Пошлёпав ладошками по борту, Контрибуцын, по- детски запрокинув голову назад, заливисто захохотал – и все, включая и телохранителей, активно поддержали его. Любимец воров и грабителей ещё пуще развеселился, громко затопав ножками по кирпичам, – соскользнул с них и упал.

Толпа притихла, с интересом наблюдая, как телохранители шусрто нагнулись, подхватили шефа под мышки и водрузили на место.

Ласково подмигнув толпе, господин Контрибуцын снова затопал ножками, похлопал в ладоши и опять зашёлся в неудержимом выражении радости, то исчезая, то появляясь над боргом трибуны.

Ещё минут пять продолжалось необъяснимое веселье. Затем теневой властитель половины Сибири, смахнув пальцами слезинку под левым глазом, голоском попугая, озвученным артистом- пародистом Хазановым, стеснительно заговорил:

– А меня стращали, что вы злые и не любите таких, как я! А вы совсем не злые! Вы совсем хорошие! Отлично!.. Если вы на выборах, которые не за горами, за меня проголосуете, то я обещаю вам надёжную “крышу” … то есть – защиту!.. Я вас в обиду никому не дам! Любого накажу!.. Ух, эти столичные министры- экономисты! Рог им в бок! Народ нельзя долю обманывать!.. Правильно я говорю?.. Правильно! Вы согласны! Эти министры- лаборанты жизнь вам испортили, а я вам помогу, поддержу вас морально и материально. Даю своё крутое слово. Если нарушу – век мне воли не видать! – Строго добавил: – А слово я умею держать!

– Спаситель ты наш! Сынок! Пахан родной! – вдруг возбуждённо вскричал пьяненький дедок, всё время старавшийся облокотиться о плечо Лаврика, но неизменно неудачно: рука соскальзывала и старый нырял носом в землю. – Не покинь ты нас позабытых- позаброшенных, обобранных- обманутых так, что дальше некуда!

– Конечно, помогу! Для этого я и стремлюсь в официальную власть! – с готовностью откликнулся Контрибуцын и, поворотясь к телохранителю, приказал: Дай дедушке денежки. Пусть купит себе пропитание.

Молодец сбежал вниз и вручил ошалевшему старику пачку десятитысячных купюр.

– И мы не лучше дедушки живём! Нам бы тоже рубликов! – завистливо крикнул кто- то с окраины толпы.

Всем помогу! – радушно ответил Контрибуцын и подмигнул телохранителю. Тот поднял с пола сумку, достал из неё деньги и, как сеятель, принялся разбрасывать их в разные стороны.

Все ринулись подбирать купюры, устроив шумную давку. Только один профессор Светлопутькин остался стоять на месте, с презрением глядя на копошащихся людей.

Когда “подарок" был подобран, и довольная публика успокоилась, уголовный авторитет Сибири, улыбаясь, пообещал:

– Клянусь вам, братва… ммм… что у меня вы будете как у чёрта за пазухой!.. то есть… хи- хи- хи… как сыр в масле кататься!

Публика благодарно захлопала. Все ещё минут пять на славу посмеялись, а затем отечественный мафиозо, полюбившийся многим, стал прощаться:

– Спасибо за дружбу со мной! За полное взаимопонимание благодарю вас! Извините, что так мало был с вами – спешу на дело! Но мы ещё встретимся, не правда ли?

– Правда! Правда! – хором ответила легко поддающаяся на добро и ласку толпа.

– И совсем ты не страшный, как тебя малюют, а очень даже наоборот! Герой ты нашего времени! – нервно взвизжала высокая молодайка с дитём на руках, разбогатевшая на пятьдесят тысяч рублей. – Только не обмани наши надежды!

– Век воли не видать, если обману! – сделав жест рукой, очень похожий на пионерское салютование, торжественно пообещал мафиозо. – Дайте мне шанс на победу на будущих выборах – и я вас не подведу!

– Даём тебе этот самый шанс! – с радостью ответила толпа.

– Тогда – до свидания! Продолжу путь в одно прибыльное место! – крикнул Контрибуцын и, махнув рукой, исчез за бортом трибуны.

– Ура! Ура! Ты нам, а мы – тебе! Ты нам, а мы – тебе! – проскандировала толпа.

Окружённый телохранителями, специалист теневого бизнеса и крутых способов выколачивания денег важно прошествовал к “Мерседесу”.

– Где он, где? – истерично вопрошал кто- то с задних рядов толпы. – Я его не вижу!

– Да там он… ниже пояса идёт… Малой очень, поэтому и не видно его, – ответили с центра толпы.

Послав воздушный поцелуй машущей публике, мафиозо юркнул в салон машины. Иномарки быстро развернулись и скрылись за углом.

– А теперь всё же выступит господин Буржуинов- Пролетарский! – объявил старичок, но никто из публики, горячо обсуждавшей внезапное появление на митинге вора в законе, не обратил на него внимания.

К микрофону, почёсывая холёную бородку, подошёл невзрачный пожилой господинчик и дребезжащим голоском прокричал:

– Тише! Я уже говорю! Тише! Ну!..

Толпа наконец- то обратила на него внимание.

– Да это же наш местный философ- самоучка Евламп Буржуинов- Пролетарский! – громко воскликнул кто- то рядом с трибуной. Точно! Он! Я его знаю! Пропадал где- то целый год. Это он, пьяный, в прошлом году свою машину в Иртыше утопил! И этого на депутатско- губернаторские хлеба потянуло!

– Да, я и есть Буржуинов- Пролетарский, философ, – краснея, ответил господинчик. – А машина моя – упрямая такая – сама в реке утонула. Я только рулил. И пьян я не был, а только пригубил на дорожку (смех в толпе). Но вернёмся сюда… Люди! Я призываю вас вступать в мою будущую Российскую капиталистически- коммунистическую партию! С вашей помощью я построю, в конце- то концов, на нашей многострадальной земле капиталистический коммунизм! .. Согласны вступить?

– Публика внимательно молчала, переваривая в головах сказанное философом- самоучкой, и видно было, что никто ничего не понял.

– Не вникли! Объясни повнятнее! – громко чавкнув жвачкой, потребовал фермер Крупнорогатский.

– Все очень просто, – почесав затылок, убеждённо произнёс Буржуинов- Пролетарский. – Вместо споров и раздоров надо все идеологии, враждующие между собой, помирить, соединить и направить на строительство удобного всем капиталистического коммунизма, а над народом посадить генерального царя- короля, чтоб за порядком следил. Я твёрдо уверен – все разноцветные земляне будут очень, очень довольны, дожив до капитал- коммунизма во главе с генеральным царём- батюшкой.

– Сколько членов в вашей всегосподско- народной партии? – ревниво поинтересовались из неподкупной команды профессора Светлопутькина.

– В мою будущую всепланетную партию вступили пока… я, жена моя, тёща да кума, – стеснительно продребезжал Буржуинов- Пролетарский.

– А кум?

– Кум, к сожалению, в запой ушёл… Некогда ему.

Все, кроме философа- самоучки, рассмеялись.

– Вы сами- то уверены в мирной смычке, симбиозе разных идеологий и вероучений? – подождав, пока стихнет смех, полюбопытствовал Содомогоморский.

– Конечно, уверен! – оживился Буржуинов- Пролетарскџй. – Народам всей земли до чёртиков надоела разноиеологическая грызня и бряцание оружием! Они хотят спокойно трудиться, отдыхать и веселиться.

– Как у вас, уважаемый коллега, насчет влечения к алкоголю? Вы его потребляете, когда заняты научным трудом? – ехидно скривив рот, задал вопрос “крестьянский” вожак Сенокопалкин.

– К алкоголю отношусь уважительно… но не часто и в меру, – смущённо опустив голову, тихо ответил будущий предводитель бедных и богатых.

– И как часто это “не часто”?

– Только по праздникам и субботам в надёжном кругу друзей.

– Как вы, пожилой человек, относитесь к женщинам? Вы – честный человек или не очень? – с любопытством спросила густоразмалёванная молодка, стоящая в обнимку с Индюлькиным, лидером Никудышне- нетудышнего движения.

– Этот вопрос не по существу. Он не имеет никакого отношения к моему новорожденному детищу – монархическому капитал- коммунизму. – Но я отвечу, – краснея, прокряхтел философ- самоучка. – С женщинами у меня отношения – вежливо- дружеские. К ним я отношусь отлично, с удовольствием. А насчёт моей честности, то заверяю вас – я честен. Это немного утешает меня в наше вызывающе- непристойное время. Итак, – решительно вернулся он к своей теме. – Вы согласны со мной о неотвратимости монархического капитал- коммунизма?

– Почти что… Ну- у, как бы вроде бы… – неуверенно, за всех, ответил профессор Светлопутькин.

– Как это “вроде бы”? – огорчённо воскликнул Буржуинов- Пролетарский. – Согласны вы или нет?

– Ну- у, наверное… может быть… Нам надо подумать.

– Уф- ф, трудно с вами! Думайте быстрее – и вступайте партию!

Отец ты наш! Брат! А деньги ты нам тоже будешь бросать как это делал господин Контриту.. Контра… Контрапупцын? – – смахивая с носа землю, которая пристала при очередном падении, поинтересовался пьяненький дедок.

– То, что предыдущий оратор одарил вас некоторой суммой не честно добытых денег, – это совсем нехорошо! – с укором в голосе ответил дедку профессор- философ, – Этой одноразовой подачкой многочисленные проблемы не решишь, Я же предлагаю вам рай – монархический капитал- коммунизм!.. На этом кончаю призывать вас в мою всемирную партию! Внимание!.. Запись в мою партию – у кассы автовокзала. Спешите занять очередь!

– Мы ещё немножко поразмыслим, взвесим, – вяло откликнулся фермер Крупнорогатский, не переставая чавкать жвачкой. – И, может быть, заинтересуемся вашей жутко заманчивой идеей.

Буржуинов- Пролетарский спустился с трибуны и, энергично объясняя что- то самому себе, направился к зданию автовокзала. За ним последовали две старушки, сообща тащившие за верёвочку упирающуюся козу, и весёлая собачонка. Остальная публика нерешительно топталась на месте, поглядывая на своих лидеров, и активно обсуждала предложение философа- самоучки.

– Батюшка философ, а что за партия твоя такая? За нас сирых и убогих она или нет? – обратилась одна старушка к Буржуинову- Пролетарскому.

– 3а вас, матушки, за вас, – ласково ответил основатель чудо- юдо партии. – Идемте, я объясню вам подробности капиталистического коммунизма, руководимого царём- батюшкой.

– Ии- эх! Рисковать – так напропалую! – рубанув рукой воздух, запетлял неслушающимися ногами к автовокзалу дедок. – Вступлю в ту самую буржуйско- пролетарскую партию!

– Продолжим концерт… э- э… агитацию на свежем воздухе! – поправив галстук и заглянув в список, обратился к толпе старичок, Следующим выступит господин Содомогоморский!

К микрофону важно подошёл лидер центробежных сил, грозно свёл к переносице кучерявые брови и очень гневным басом заорал:

– Толпа! Видите! Я явил себя вам! Смотрите: это и есть – я! Он самый! Вы нуждаетесь во мне! Я это знаю! На выборах в органы власти…

– Милок, – перебив Содомогоморского, дёргая его за рукав пиджака, недовольно поморщился старичок. – Не спеши. До выборов ещё далеко. Рано ещё народ приманивать. Нельзя.

– Ерунда! – отмахнулся от него Содомогоморский. – Мне всё можно!.. И не забудь, старый, что я выступаю два раза: первым и последним! – и продолжил орать в микрофон: – Когда будут выборы, вы должны сделать правильный в отношении меня выбор, люди! Вглядитесь в меня! Мой суровый взгляд, решительный характер, властный голос – вот кого вам надо в руководители! Я и есть ваш правильный выбор! Я и есть тот самый, кто вам нужен! Я вас не туда куда- нибудь поведу – я вас куда надо поведу! И приведу! Вы меня давно знаете! Я всем вам брат и кум! Снедаемый большой обидой за ваше оплёванное бытие, я твёрдо заявляю: я вас не забуду, если изберёте меня во власть! Став мэром или депутатом Думы, я буду, постоянно испытывать мучительные страдания души, вспоминая ваши скорбные лица, ваши неописуемые невзгоды. И да не омрачатся приступами разочарования ваши надежды на меня! Моё независимое Движение центробежных сил полностью разделяет ваши справедливые чаяния, горюет над вашими обманутыми надеждами! Вы мне верите?.. Молодцы! А за других голосовать не надо! Они этого недостойны! Обманут вас!.. Всё!

Энергично похлопав самому себе, лидер центробежных сил покинул трибуну.

– На вопросы народа отвечать не будете? – окликнул Содомогоморского старичок. – Нет, – не оборачиваясь, ответил Содомогоморский. – Я ответ держать не привык.

– Хорошо, – равнодушно буркнул под нос старичок. – Тогда пригласим следующего болтуна. Кто тут по списку… Ну- ка стой! Ты куда? – схватил он за шиворот паренька, попытавшегося проскользнуть к микрофону. – Ты кто такой?

– Зачем такой восклицательный гнев! – с укором посмотрел на него паренёк. – Меня Лёней Панибратовым зовут. Я из плеяды молодых, подающих весьма большие надежды. Может, меня скоро юным депутатом изберут. Хочу узнать мнение народа.

– Нет, это вопиющая наглость! – искренне возмутился старичок. – С народом он посоветоваться захотел! Молоко на губах не обсохло, а туда же – в депутаты! Беги к мамке, сопляк! С малых лет в бездельники приобщаться он желает! Надежды большие подаёт!

Юный мечтатель приобщения к власти прошмыгнул к микрофону и громко прокричал:

– Люди добрые, дайте слово молвить! Извольте позволить мне!.. Ой, дед, отпусти! – стал он отбиваться от старичка.

– Говори, пацан! Не трогайте дитя! Дайте молодому высказаться!– потребовала толпа.

– Дяденьки и тётеньки, я тоже депутатом хочу быть!

– Рано тебе, милок! Ещё рано! – ответили из смеющейся толпы.

– Рано всё же. Жаль, – огорчённо вздохнул юнец. А в партию или движение можно вступить? Мне уже семнадцать лет.

– Можно! Айда к нам! – хором вскричали приверженцы Никудышне- нетудышнего движения.

– Нет, нет! Спускайся, внучек, к нам! Нас очень мало! С тобой будет больше! – взволновался профессор Светлопутькин.

– К нам! К нам иди! У нас тебе ещё лучше будет! Прыгай! Мы тебя поймаем! – замахали руками члены Вялоцентристского движения. С ними заспорили активисты Центробежных сил.

– Не слушай их, братишка! Они – всё не то и не так! – перекричал всех Жеребцов- Сокольский. – Мы правильные люди! С нами будущее! Присоединяйся к нашим сплочённым рядам!

– Сынок! Сынок! Это самое … – разволновался Сенокопалкин, выронив из головы то важное, что хотел сказать. – Это самое… Сынок…

– Хочешь, я тебя лихому вождению комбайна научу? – поманил к себе юнца фермер Крупнорогатский.

– Слушай, юноша, – обнял Лёню за плечо старичок. – Беги к кассе автовокзала. Там философ- самоучка Буржуинов- Пролетарский принимает и взрослых, и детей в свою фантастически- романтическую партию. Спеши. Он тебя ждёт.

– Абсолютно точно. Ждёт, – поддержал старичка подошедший милиционер. – Иди, парень. Профессор- самоучка в данный момент объясняет двум старушкам преимущества капитал- коммунизма во главе с генеральным царём- батюшкой.

– Спасибо, дяденьки, за совет! Лечу! – радостно воскликнул Лёня и запрыгал вниз по ступенькам.

– Куда ты, внучек? – попытался поймать мимо пробегавшего паренька профессор Светлопутькин, но ему помешал тоже пытавшийся схватить юнца Индюлькин.

– Спешу в Буржуино- Пролетарскую партию вступить, – не оборачиваясь, ответил Лёня и, пробежав площадь, перепрыгнув через пять ступенек, скрылся за дверями автовокзала.

– Ай- я- яй! Упустил! – сокрушённо покачал головой профессор Светлопутькин. – Такого борца за правое дело упустил! Какой соратник бы был!

– Выступает гражданин неопределённой политориентации, господин Крупнорогатский! – предложил старичок нового оратора.

Фермер Крупнорогатский, энергично чавкая жвачкой, грузно переваливаясь с ноги на ногу, поднялся на трибуну и подошёл к микрофону, принял позу: широко, как рыбак, показывающий, какую большую рыбу он поймал, развёл в стороны руки и покачал ими. Выждав минуту, он до отказа раскрыл рот, чтобы говорить, шумно вздохнул – и подавился жвачкой: в дыхательное горло попала; успел промычать: ”Муу- у!” и натужно закашлял. Слёзы хлынули из его глаз, лицо превратилось в большую свёклу. Пару минут площадь оглашалась мощными ухающими звуками.

Подняв голову и вытирая кулаками слёзы, Крупнорогатский с большим трудом выдавил в микрофон: ”Ууу бы- ы- лп- ля!” – и снова зашёлся в удушливом кашле, гулко стукаясь крутым лбом о борг трибуны.

Старичок и милиционер несколько раз со всего маха ударили кулаками по его широченной спине, но и это не помогло. Промычав ещё что- то сердитое, фермер обречённо погрозил кому- то пальцем и, пьяно шатаясь, сошёл с трибуны.

Не слушая ехидных реплик лидеров партий и движений, не переставая кашлять, Крупнорогатский покинул площадь, направляясь в сторону аптеки.

– Кандидат на народную любовь и доверие господин Крупнорогатский, произнеся самую короткую в истории человечества речь, выступил! – с иронией в голосе, с трудом натягивая на лицо серьёзность, торжественно объявил старичок и пригласил на трибуну господина Севокопалкина, вожака местной Сельскохозяйственной партии.

Хорошо упитанный, холёнолицый, шустренький интеллигентик предпенсионного возраста Сенокопалкин подскочил к микрофону и принялся шарить по карманам.

– Ну, где же они? – через две минуты интенсивных поисков спросил он у самого себя. – Не тот пиджак надел?

– Господин Сенокопалкин, вы что в карманах штанов ищете? – хитросладко улыбаясь, поинтересовался Индюлькин. – Что вы. там потеряли – урожай зерновых, лейку, лопату, вилы?

– Ищу конспект речи и шпаргалки, – ощупывая рукава, озабоченно ответил “городской атаман” всех селян. – Вчера я основательно готовился к сегодняшнему выступлению вместе с дочкой- школьницей: она меня экзаменовала…

– А вы экспромтом! Что на ум придёт, то нам и излагайте! – подмигивая своим единомышленникам, дружелюбно посоветовал рассеянному “крестьянину" Индюлькин. – Неужели вы ничего не помните из прочитанного о сельском хозяйстве?

– Да помню я, помню, – потирая пальцами круглые щёки, задумчиво пробормотал Сенокопалкий. – Ух ты! Наконец- то я вспомнил! Дочка вытащила бумажки, чтобы исправить ошибки!.. Ну да, так оно и есть!.. М- мда- а!..

Не кручинься ты, Касьян Минеич! Глаголь, а мы будем тебе подсказывать, поправим, ежели что не то болтанёшь! – успокоил его профессор Светлопутькин.

Касьян Минеич с минуту морщил лоб, силясь вспомнить что- нибудь из конспекта, начал очень неуверенно:

– Земля, она… э- э- э… пить хочет… как люди… Когда я читал лекции о сельском хозяйстве, то часто об этом упоминал.

Далее городской ”лидер” земледельцев понёс такую галиматью о научном подходе к удобрению пастбищ и о восьмичасовом сне для коров и овец; попугал всех тяжкими последствиями от агрессивного распространения неведомой североатлантической лихорадки и пагубного воздействия её на удои коров.

Публика сначала слушала, потом развеселилась и принялась издеваться над сподвижниками самозванного предводителя крестьянства.

– Господин Сенокопалкин! – окликнули оратора во время паузы, когда он умолк, вытирая пот со лба и собираясь с мыслями. – Ответьте нам как знаток деревенского быта: для чего нужна уздечка?

– Ну- у, для… да знаю я… для того, чтобы запрячь телегу и…Знаю я, знаю…

Толпа дружным смехом “приветствовала” ответ Касьяна Минеича и не задержалась с новым вопросом.

– Разъясните, сударь, а хомут для чего во время полевых работ? – задал вопрос парень лет двадцати, подошедший поближе к трибуне.

– Ну- у… да знаю я, знаю… э- э- э… чтобы стегать коня. Помню, сам это делал когда- то, – тыча пальцем в губы, задумчиво произнёс Сенокопалкин. А один раз брал командование конём на себя и полверсты рулил им. Стегну хомутом, вежливо крикну: “Тпрру- у!”, а конь обернётся, дружески посмотрит на меня и заржёт, и заржёт. Так я и руководил им, пока дед Ильич скручивал и прикуривал “козью ножку”.

Громкий хохот прервал приятные воспоминания Сенокопалкина.

– Может, вы стегали коня кнутом, а не хомутом? – спросил парень.

– Да, да, кнутом, а не хомутом! – поспешно согласился с ним “спец" по сельскому хозяйству. – Точно кнутом.

– А за что взнуздывают коня? За хобот или гриву? – ехидно полюбопытствовал бородатый сельчанин в грязном и помятом пиджачонке и застыл с открытым ртом в ожидании услышать новую дурость из уст “борца" за крестьянское счастье.

– Известно, за что – за хобот, конечно! – уверенно ответствовал Сенокопалкин. – Конь фыркает, головой мотает, не рад кандалам этим.

– Сколько гектаров в час можно вспахать сенокосилкой? – переждав, пока утихнет смех, продолжил издеваться парень.

– Гектаров эдак… Знаю я, знаю… Гектаров… десятка полтора с гаком… – медленно произнёс Сенокопалкин и принялся считать на пальцах, не обращая внимания на бурное веселье в толпе.

– Эй, сколько лошадиных сил в одном стоге сена? – окликнул его бородатый сельчанин.

– Где- то… кажется… Знал я, знал… – опять впал в задумчивость Касьян Минеич. – Если не ошибаюсь… то…Вот туг мне подсказывают, что где- то около ноль целых и…

– Ха- ха- ха!

– Хо- хо- хо!

– Вот даёт дедушка профессор!

– Ну что вы смеётесь?! – возмутился Сенокопалкин. – Вот вы, голуба, похожий на Емельку Пугачёва, и вы, сударыня, вылитая царица Екатерина, если смотреть на ваше величество сверху, – чего вам так смешно?

– Потому что вы, профессор, такую ахинею несёте, что нам ничего не остаётся делать, как веселиться, глядя на ваше тупое лицо! – смело ответила “царица Екатерина".

– Ну почему ахинею несу! – смутился Сенокопалкин. А “допрос” продолжился:

– Сколько кефира даёт одна кобыла за дойку?

– Ведро, – неуверенно буркнул Сенокопалкин.

– Куда дует северный ветер?

– В далёкие края.

– Может Конь забодать человека?

– Может, если рассердится.

– В каком месяце проводят прополку и окучивание лопухов и крапивы?

– В июле.

– Вы в деревне- то жили? В поле работали? – строгим голосом спросила невысокая, полная женщина с двумя сумками в руках.

– А как же, жил! – встрепенувшись, воскликнул Сенокопалкин. – Помню, в детстве гостил я зимой у бабушки в деревне. Пил коровье молоко. Катался на санках с горки ледяной и, как сейчас помню, отморозил пальчик. Мне, шалунишке, и больно, и смешно, а мать грозилась в окно. Да- а, как вспомню своё беззаботно- счастливое детство в сельском хозяйстве – так хочется крикнуть что- то радостное и подбросить вверх шляпу!

– Господин Сенокопалкин уверенно и достойно ответил на множество трудных вопросов экзаменовавшего его народа и имеет право быть тем, кем он сейчас имеет быть! – обратился к публике старичок. – Отпустим его с миром!

– Пусть идёт готовиться! Экзаменовать его на профпригодность в сельском хозяйстве ещё не раз будем! – выкрикнул кто- то из толпы.

Призвав сельчан вступать в его партию, Сенокопалкин раскланялся и покинул трибуну.

– Внимание! – с излишней важностью шумнул в микрофон старичок. – Со своими передовыми мыслями познакомит и объяснит, что непонятно, – господин Истинно- Ложный!.. Прошу на трибуну Куприян Ануфриевич, поманил он пальцем Истинно- Ложного.

Лидер Вялоцентристкого движения ещё на подходе к микрофону начал горевать о раздрае в стране, о расколе в обществе; пригрозил, что к добру это не приведёт, – надо срочно всем мириться, Поучительным примером он изложил басню Крылова о серьёзных разногласиях между лебедем, раком и щукой.

– И погибли они, действуя каждый сам по себе! – грустно качая головой, с надрывом в голосе воскликнул он. – Лебедь испарился в небе! Рак со свистом свалился с горы и разбился, а щука утопла в вонючей болотной трясине! Таков их бесславный конец! А всё потому, что не хотели они по- хорошему договориться!.. Вот и нам надо всем договариваться и замиряться!

– Кто с кем? – сердито спросил профессор Светлопутькин, – Олигархи, бандиты, наркодельцы – с простым законопослушным народом?.. Хе- хе! “Мы вас обираем, убиваем, наркотиками пичкаем, а вы за это с нами дружите!” Так что ли?

– Что ж теперь, воевать? – недовольно повысил голос Истинно- Ложный.

– Не воевать! а изолировать от общества хапуг, бандитов и торговцев наркотиками! – жёстко ответил Светлопутькин.

– Да! Чёрта с два их посадишь! – крикнул кто- то с дальнего края толпы. – Они в стране хозяева!

– Время выступления господина Истинно- Ложного кончилось! – громко объявил старичок. Тот огорчённо поморщился.

– Не печалься, Куприян Ануфриевич. Помиришь страну в следующий раз, – успокоил его поднявшийся на трибуну Индюлькин.

– С самим собой и тем, что он хочет от вас, уважаемая публика, вас познакомит господин Индюлькин, лидер Никудышне- нутудышнего движения! – весело крикнул в микрофон старичок и тихо ойкнул: лидер Никудышне- нетудышнего движения наступил ему на ногу.

Индюлькин, лохматый, с одухотворённым поэтическим лицом господин, деловито поправил микрофон и окинул толпу самоуверенным хозяйским взглядом. У него была оригинальная манера выступления: при произнесении речи он двигал своим широким задом взад- вперёд и в такт словам кивал головой. Свою речь он начал словами: “Да, да, увы! Хотим мы или нет, а жить становится всё хуже, жить становится всё грустнее!” При этом он энергично задвигал задом и закивал. Публика отреагировала единодушным хохотом.

– Самое главное представление начинается, – шепнул Макару бывший работник вытрезвителя. – Тут каждое воскресенье политтусовка. Все друг друга, как облупленные, знают. А какие концерты выдают! Народ валом валит, Индюлькин с Жеребцовым- Сокольским – кумиры толпы. Похоже, и сейчас бурное веселье будет.

– Я вас, толпа, люблю! – раскачиваясь и кивая обрадовал публику Индюлькин. – Я неподдельно, если можно так выразиться, заверяю вас в своей простоте! Я – свой в доску! Накануне я долго и мучительно решал: надо ли мне сделать для народа что- то хорошее? Ну хоть самую малость! И, засыпая, решил: надо!.. Я вам помогу! Обещаю! Я готов плюнуть себе в лицо, если ничего не сделаю для вас!

Народ его не слушал: он бурно веселился.

– Возмущению нет предела! Я торжественно не вру! – войдя в неописуемое упоение, кричал лидер Никудышне- нетудышнего, возвратно- поступательного движения. – Надеюсь, ваше доверие не увеличится к уменьшению! Вы должны мне верить! Вы меня наизусть знаете! Внимание!.. Объявление!.. Я вечером выступаю перед всеми желающими меня долго слушать, жду вас в кинотеатре. Вход по пригласительным билетам, купленным в кассе театра.

Индюлькин на пару секунд замер, переводя дух, потом принялся делать круговые движения поясницей, какие делают девочки, вращая вокруг талии обруч. Выкрикнув ещё несколько великих обещаний, он снова замер, высоко задрав к небесам гордую голову; весь светился от переизбытка достоинства. Очнувшись от приятного транса, неожиданно провозгласил:

– Так вздрогнем же!.. – И осёкся, вспомнив, что он не на пьяной пирушке, а выступает перед будущими избирателями.

Ничуть не смутившись, он с полнейшим безразличием посмотрел на толпу, продолжающую активно веселиться, и, указав пальцем на худенького человечка с подобострастно улыбчатым лицом, буркнул старичку:

– На все вопросы народа, если он пожелает задать их, ответит мой личный заместитель.

Покивав веселящимся, с чувством отлично удавшегося выступления, помахав подруге рукой, Индюлькин сошёл с трибуны.

Оригинальной манерой выступать, понаблюдать за которой всегда собиралось много народа, Индюлькин снискал чёрную зависть у лидеров партий и движений.

Особенно мучительно завидовал ему Жеребцов- Сокольский. Проводив своего политсоперника взглядом, полным жгучего презрения, он резво взбежал на трибуну.

– А теперь перед вами будут орать и знакомить вас со своими мыслями- скакунами давно со всех сторон господин Афиноген Июльевич Жеребцов- Сокольский! – с напыщенной торжественностью объявил старичок.

Жеребцов- Сокольский подскочил к микрофону, пылая желанием повторить все телодвижения Индюлькина. Закивав головой и делая круговые движения бесформенной талией, он дурным голосом закричал:

– Толпа! Миряне! Селяне! Массы! Электорат! Нарр- род!..

Замолчав на несколько секунд, чтобы проглотить слюну, он, продолжая неуклюже вращать серединой, тела и дёргаться плечами, спохватился и добавил:

– А также все остальные! Слушайте меня! Но публика его не слушала. В большинстве своём она корчилась, зайдясь в разноголосом хохоте.

– Я сейчас ознакомлю вас со всей своей сущностью! – не став дожидаться, когда все успокоятся, крикнул Жеребцов- Сокольский. Вставай, страна Российская! Подымайся! И не опускайся!.. Моему личному возмущению нет предела, нет конца! Я против осуществления замыслов корыстного обогащения!

Обогащения меньшей части населения в ущерб большей части! Я буду сопротивляться! Я хорошо знаком с одним министром в отставке. Этот бывший министр силовых дел однозначно поможет нам. Я завтра напишу ему письмо. Попрошу, чтоб он начал помогать нам… Эх, народ простой!.. Так хочется мне по- волчьи взвыть, глядя на равнодушное небо, так хочется пролить пару слез, жалея ваши беспомощные страдания! Бедняги вы мои, сирые, беззащитные! Как я вас сейчас понимаю! Нет, я сейчас всплакну…

Жеребцов- Сокольский перестал дёргать головой и волноваться телом и, заметив, что на него никто не обращает внимания, пребывая в единодушном хохоте, плакать расхотел. Решив дождаться, когда мощный приступ народного веселья пойдёт на убыль, он стал прохаживаться по трибуне. Погуляв немного, он, перекрикивая не желавшую угомониться толпу, продолжил речь:

– Я и сам всё могу! Вопиющие беззакония сокращу до минимума! Если в скором будущем изберёте меня во власть, то, несомненно, у вас будет всё! И это многозначно! А потом… Благодаря мне!.. Благодаря моему!.. Этого я добьюсь!.. Только я!.. Вот я какой!.. Спасу!.. Сохраню!.. Напою!.. Накормлю!..

Макару сквозь дружнейший смех даже послышалось, что оратор добавил: “И спать уложу!”

– Честь и слава мне и тому, что я сказал! Ур- ра- а- а! – гордо воскликнул Жеребцов- Сокольский и так взмахнул рукой, что столкнул микрофон, и тот, с басовитым гудением стукнув старичка по затылку, рухнул на пол.

Пока возмущённо постанывающий микрофон устанавливали на место, лидер партии либерально- бестолкового направления, чтобы не терять драгоценное время, продолжил общаться с публикой:

– Завтра утром я буду беседовать с вами по местному радио. Вы зададите по телефону любые вопросы, а я на самые лояльные из них отвечу. А на следующей неделе моё честное, доброе лицо появится на ваших телеэкранах. Это лицо, с ласковым беглым взглядом, будет призывать вас подумать, прицениться и отдать свои голоса на будущих выборах за него и его надежнейшую партию. Очень рекомендую! Не прогадаете! Знайте: однозначно я с вами! Да, да! До скорой встречи!

Но публика, не пожелавшая так быстро отпустить любимца- болтуна, стала упрашивать, чтобы он громко свистнул. Дело было в том, что в молодости Жеребцов- Сокольский был свистуном в военном оркестре. Свистел он, по- видимому, отлично, раз дослужился до капитана. Часто его приглашали в гарнизонный театр озвучивать в боевых спектаклях визг пуль и вой мин. Узнав об этом, публика неизменно требовала, чтобы он ублажал её слух разбойничьим свистом.

– Уважь нас, продемонстрируй свой талант! – требовала толпа.

Жеребцов- Сокольский не заставил долго упрашивать себя. Засунув в рот по два пальца от каждой руки, он присел, набрал полную грудь воздуха, поднатужился – и, вместо свиста, протяжно издал непотребный звук. Чуткий микрофон уловил, а динамики добросовестно донесли этот звук до каждого уха.

На площади разбушевался истерический хохот со стонами пополам. С одной женщиной явно случился нервный срыв: она смеялась и очень жалобно причитала одновременно. Многие, чтобы веселиться было легче, прилегли на асфальт.

На пьяненького дедка, стоявшего раком, упал здоровенный дядька и вдавил его в землю. Ещё минута – и отдал бы старый Богу душу, да Лаврик спас его – столкнул дядьку и оттащил дедка в сторону.

Индюлькин и густоразмалёванная молодайка, крепко обнимаясь, лежали на асфальте и раскатисто гоготали.

Трибуна опустела. На ней остался Жеребцов- Сокольский, талантливый возбудитель народного веселья. С полным равнодушием отнесясь к своему позору, он спокойно прогуливался по трибуне, ожидая, когда все угомонятся; не вытерпев, принялся высвистывать- вывизгивагь в микрофон что- то яростно- боевое.

Рядом с толпой остановились две чёрные “Волги". Это в сопровождении заместителей и охраны приехал из мэрии глава Дедулькино Клементий Борисович Забубенный. Все они резво выскочили из машин.

– Сейчас я задам им! Я им покажу, как без разрешения митинговать! – шагая к трибуне, кипел Клементий Борисович. – Ишь, поднаторели в призывах к подрыву государственных устоев! Если все сейчас не разойдутся! – вызову ОМОН и прикажу насильственно очистить площадь!

– Да, Клементий Борисович, это истинно зловредное безобразие, – согласился с мэром первый его заместитель Никита Авдеевич Подлокотников.

У микрофона Забубенный остановился, чтобы перевести дух. В глазах его сверкали молнии. Он, грозно шевеля губами, раскрыл рот – сейчас разразится гром. Но тут к микрофону шагнул собиравшийся было уйти Жеребцов- Сокольский и, опережая мэра, объявил:

– Уважаемая толпа! Наш почтеннейший мэр, господин Клементий Борисович, из любви к вам беззаветной, только для вас сейчас… станцует “Комаринскую!” Просим! Просим!

Толпа радостно захлопала и тоже стала требовать:

– Просим! Просим!..

Жеребцов- Сокольский, ехидно подмигнув растерявшемуся мэру, призывно помахал с трибуны гармонисту Николаю; не удержался, прибежал к нему и попросил:

– Сыграй, братец, не откажи! Сам мэр танцевать пожелал. Уважь власть, сыграй.

Отойдя от гармониста, он, злорадно ухмыляясь, зашептал самому себе: “Отомстил я тебе, Клим, за прошлые выборы, хи- хи- хи. Отомстил. Попрыгай теперь, повесели народ”.

Николай накинул на плечо ремень гармошки и заиграл.

Забубенный, совершенно ошарашенный от наглой выходки Жеребцова- Сокольского, словно окаменел. Его дурацкая поза с высоко поднятой рукой, широко раскрытым ртом и бессмысленно вращающимися глазами вызвала ядовитый смешок у лидеров партий и движений, не простивших ему прошлых нечестных выборов.

Толпа, возбуждённая желанием увидеть мэра отплясывающим “комаринского мужика”, продолжала хлопать и требовать:

– Просим! Просим! Просим!..

И пришлось господину Забубенному очнуться, сойти с трибуны и пуститься в пляс. Сначала медленно, неуверенно, потом быстрее, смелее, махая руками, лягаясь правой ногой, делая короткие пробежки.

Зрители, став кругом, прихлопывая, запели:

А комаринский мужик, мужик, мужик,

Он бежит, бежит, бежит, бежит,

Правой ножкою подёргивает,

Левой ножкою притоптывает…

Разошедшийся Клементий Борисович пошёл вприсядку, поманив рукой своего зама, приказал:

– Никита – танцуй!

Никита Авдеевич выскочил в круг и стал выделывать такие коленца, что зрители восхищённо ахнули.

Забубенный достал из кармана брюк носовой платок, размахивая им над головой, подскакал к гармонисту и потребовал:

– Давай “Русскую” – “Барыню” давай!

– Николай заиграл “Барыню”. Зрители, не выдержав, тоже принялись танцевать. В центр круга выскочили все лидеры партий и движений и устроили громкую топотню, стараясь перепрыгнуть- передрыгнуть друг друга; подняли пыль столбом. Особенно выделялся Жеребцов- Сокольский.

– Глядите, соперники- неприятели мои, как я выкаблучиваю- выдрючиваю! – крикнул он лягающимся Индюлькину и Содомогоморскому. – Куда вам до меня! Я, однозначно, лучше вас пляшу! И на выборах с таким же преимуществом всех обскачу. Давайте, давайте, полихорадочнее дёргайтесь! Ии- эх!.. Не оскудела ещё губерния на лихих танцоров!

Кто- то засвистел. Жеребцов- Сокольский поддержал его. Свистопляска продолжалась ещё минут пять. Затем мэр, заместитель его и охранники станцевали “Ламбаду”, неуклюже задирая ноги. А после “Ламбады”, уступив энергичной просьбе толпы, Забубенный продемонстрировал нечто похожее на танец живота; устав, под бурные аплодисменты, слегка прихрамывая, отошёл в сторону.

– Ну и ладненько. Хорошего – помаленьку, – тяжело дыша, сказал он и, хитро ухмыляясь, обратился к первому заму: – Вот видишь, Никита, как надо с народом общаться: отплясали, уважили людей – и все довольны! А ты ОМОН вызвать предлагал:

– Я? Когда? – удивился Подлокотников.

– Ну, если не предлагал, то имел такие помыслы. Ведь думал так, а?

– Была мыслишка, – не желая перечить начальнику, кивнул зам и, подобострастно заглядывая ему в глаза, воскликнул: – Здорово же вы, Клементий Борисович, придумали! Перед народом станцевать! Все довольны! Надо взять это на вооружение. А в другой раз не только плясать, но и петь песни с толпой.

– Надо будет – волками завоем, лишь бы всё было тихо, мирно, – решительно ответил мэр и направился к машине.

Увлечённые пляской люди даже не заметили, как градоначальник и зам сели в машины и уехали.

Пока Николай играл на гармошке, Макар сходил на автовокзал за билетами – и вернулся ни с чем.

– Последний автобус ушёл в Бабулькино сорок минут назад, – “обрадовал” он друзей. – Мне посоветовали седьмым троллейбусом доехать до конечной остановки на улице Капиталистических реформ и поймать попутку в строну Бабулькино. Лаврик, зови Николая – уходим.

Не успели Лаврик и Николай подойти к друзьям, как все лидеры партий и движений бросились к трибуне. Толкаясь и переругиваясь, они подскочили к микрофону, чтобы высказать народу своё самое сокровенное, но у него уже стояли двое – фермер Крупнорогатский и крутолобый генерал.

– Пропустите меня! Я должен выступить ещё раз! – отталкивая плечом генерала, потребовал Содомогоморский. – Я за это заплатил! Отойдите военный! Ну чего вы вцепились в микрофон? Ну- ка…

Цыц! Я – особый генерал в отставке! Фамилия моя – Возомнищев! – сверля Содомогоморского презрительным, пронизывающим взглядом, рыкнул генерал и тоном, не терпящим никаких возражений, произнёс: – Не рыпайтесь вперёд меня! Понятно вам? Час назад я назначил себя кандидатом в губернаторы и решил заявить об этом народу. И сейчас заявлю. Если вы этим недовольны, согласен на любую дуэль: бокс, например. Я чемпион детства по боксу. Ну что, недовольны вы? Что мнётесь? У вас такой несогласный вид. Будете драться?

– Я ещё не решил, – трусливо отходя в сторону, буркнул Содомогоморский.

– Это что ещё за боевой персонаж в нашей жизни конца двадцатого века? – подскочил к микрофону слегка припоздавший Жеребцов- Сокольский и попытался оттолкнуть генерала, но тот, резко ткнув кулаком ему под дых, свирепо рокотнул: – Цыц у меня! Замордую!

Жеребцов- Сокольский, полностью растерявшийся от силового воздействия, тихо присоединился к Содомогоморскому.

– Вы чей генерал? В Омске таких нет! – глотая от возмущения концы слов, выступил на передний план растрёпанный профессор Светлопутькин. – Я вас внимательно… не знаю?.. Но всё же когда- то вас видел. Признавайтесь: когда и где я вас видел? Вы не кум господину Чупрынсу, московскому министру? А Шокойдар не зять вам?

– Если бы я был кумом и зятем этим господам, то не якшался тут с вами, – брезгливо прорычал генерал. – А видели вы меня, скорей всего, по телевизору. Я несколько раз возникал на экране и клеймил всё и вся жесточайшим позором. Всех преступников называл своими именами… В свою очередь, интересуюсь: а кто вы такой? – задал он вопрос профессору.

– Я – Светлопутькин. Меня тут каждый…

– Светлого пути вам желаю в борьбе за власть, – перебил профессора генерал. – Попутного ветра. Только не мешайте мне с народом      поговорить,

– Ладно уж. Хорошо, Общайтесь с народом, – сдался профессор. – Мы подождём.

– Аа- ф- фи! Аа- ф- фи! Ух ты! – тихо и беспомощно зачихал кто- то в сторонке. Все обернулись: к микрофону ковылял, стукая палочкой об пол, белый как лунь старец.

– Здесь, внучики мои, исповедуются народу? – еле слышно простонал он. – Праправнуки мои решили, что мне надо высокооплачиваемым депутатом или губернатором стать, чтобы им было на что питаться и развлекаться. Примите меня на какую- нибудь денежную должность… безответственную, неподсудную… покомандовать. Помогите приобщиться к касте неприкасаемых.

– Какой из тебя начальник, прадед? – язвительно “ усмехаясь, крикнул старцу в ухо генерал. – У тебя даже чихнуть сил нет! Тебе давным- давно с Богом шептаться пора, а не в кресле губернаторском штаны протирать! Ползи домой!

– Полностью с вами согласен, – закивал прадед. – Но вот правнуки пристали: “Выдвини себя на пост тубернатора. А вдруг изберут!”

– Передай прадедушка потомкам своим, что народ, присутствующий здесь, освобождает тебя от этих мук на всю оставшуюся жизнь, – поддерживая собравшегося упасть старика- вековика, ласково шумнул ему в ухо Индюлькин. – Иди отсюда, пока не затоптали.

– И то иду, и то иду, – с явным облегчением пролепетал старец, медленно спускаясь по ступенькам. – Мне б на печку.

– Сейчас говорю я! – решительно рыкнул генерал и, оттеснив жующего жвачку фермера Крупнорогагского, повернулся к микрофону и стал поправлять его.

Но выступить ему не пришлось: мстительный Содомогоморский достал из внутреннего кармана пиджака большую ампулу с какой- то жидкостью; положив её на пол, осторожно раздавил каблуком; быстренько спустился с трибуны и присоединился к своим единомышленникам; ядовито улыбаясь, стал ждать результата.

Через десять секунд. все лидеры партий и движений и, генерал, морщась и кривя носами от распространившегося, едкого, зловония, пустив обильные слезы, разрыдались.

Публика заинтересованно замерла. Такого единогласного плача вожаков она никогда не видала. Особенно достоверно рыдал генерал Возомнищев, Жеребцов- Сокольский, Индюлькин, Истинно- Ложный и фермер- одиночка Крупнорогагский, который, громко шмыгая носом, продолжал энергично чавкать жвачкой.

Толпа отреагировала на “горе” по- разному: те, кто поближе к трибуне, тоже стали всхлипывать, а те, до которых слезоточивая вонь ещё не дошла, принялись хохотать.

Сквозь разноголосый рёв и икание на трибуне проскальзывали отдельные слова и фразы:

– Подлюки!

– Кто нагадил? Уррр, сволочи! Найти м наказать!

– Сволочуги! Стервятники!

– Я бы ещё покруче обозвал их! Ух, тьфу, тьфу!

– Однозначно подонки! Ой- хо- хо- о- о- ой!

– Провокаторы!

И хоть от едкого слезоточивого запаха всем лидерам партий и движений было очень плохо, никто трибуну не покинул – всем хотелось ещё что- то сказать толпе. Так и мучились, рыдали, чихали, смеша публику.

Макар два раза пытался увести приятелей с площади, но они уговаривали его остаться “на минутку” и посмотреть, что будет дальше. Наконец, взглянув на часы, он решительно сказал:

– Всё! Пора в путь! Время не ждёт! И развлечений надо помаленьку. Идёмте… Николай, тебе тоже ехать в Бабулькино. Пошли.

– Может, дождёмся, узнаем, чем это хоровое горе кончится, – с надеждой глядя на Петра и Павло, предложил Лаврик.

– Им спешить некуда. Эти пустобрёхи могут до ночи спокойненько рыдать и материться, развлекая толпу. А у нас времени нет созерцать этот цирк, – возразил Макар и зашагал к автовокзалу.

Приятели и Николай, нехотя, оглядываясь на трибуну последовали за ним.

Неожиданно из боковой улочки прямо на них выскочила небольшая группка ярко размалёванных парней и девиц. Они несли длинный транспарант, на котором были нарисованы неприглядные знаки- раскоряки, точные копии тех знаков, которые мажут неизвестные художники на заборах, на стенах подъездов и в туалетах. Один женоподобный красавец мягким обиженным голоском кричал:

– Даёшь полную свободу разносторонней, всепроникающей и всеобъемлющей любви сексменьшинств! Не запрещать! Не смейте качать нам свои права! Сексуальные меньшинства тоже открыто жить хотят!

– Вступайте в несправедливо гонимый блок- коалицию сексуально озабоченных меньшинств! – поддержала красавца полураздетая девица. – Идите к нам! Увеличивайте наше количество! Идите, мы принимаем всех!

– Хватит отлёживаться в подполье! Подъём! – вскричал ещё один пышнокудрый член блока- коалиции, одетый в цветастый женский халат и обутый в домашние тапочки; подмигнув двум девицам с возмущённо- обиженными лицами, спросил: – Я правильно говорю?

– Абсолютно точно, Эсмеральда! – ответила ему одна девица. – Самую правду, говоришь.

– Слава нашему непоколебимому руководителю господину Жо!.. Слава основателю нашего блока- коалиции уважаемому господину Жо- о- о! – громко прокричал Эсмеральда.

– Слава! Слава! – разноголосо поддержали его шагающие рядом.

Только приятели разминулись с пёстрой компанией приверженцев разносторонней любви, как еле успели отскочить к забору от налетевшей на них толпы в полторы сотни человек. Это мчались на площадь активисты Губернской консервативно- социалистической партии и Вперёд- социалистической партии Губернии. А между ними скакали члены Ярого националистического движения России.

Соперничающие за одно и то же соцпартии обогнали на повороте матёрых националистов и, смяв, разметав жидкую цепочку секс компашки, растерзав их сомнительный транспарант, ворвались на площадь.

– Как это мы умудрились так позорно опоздать, товарищ Гегемонов? Ведь знали же о времени сбора! – задыхающимся голосом вскричала маленькая, худенькая женщина из центра бегущих. – Займите мне очередь у микрофона! Я тоже выступлю!

– Хорошо, товарищ Голодовкина, займу! – ответил ей высокий старик, рысивший впереди всех.

Наконец бегущие достигли цели и остановились, тяжело дыша. Этим воспользовалась высохшая, как мумия, старая фурия из кучки ярых националистов. С криком: “Дайте мне резкое слово сказать! Дайте мне зло сорвать!” – взбежала на трибуну.

– Обошли нас! – простонала Голодовкина и вместе с товарищем Гегемоновым бросилась догонять фурию.

Протиснувшись к микрофону, пропитанная насквозь идеями оголтелого национализма фурия, нюхнув слезоточивой вони, сразу же, громко всхлипнув и запричитав, разрыдалась. Подскочившие Голодовкина и Гегемонов бурно поддержали её.

На площадь стремительно выехал микроавтобус: Сделав крутой поворот, он остановился рядом с трибуной. Из него высыпала шумная группка людей с кинокамерами. Не мешкая, они принялись снимать необычайное зрелище: рёв и сгоны скучившихся у микрофона будущих кандидатов в депутаты и претендентов на посты мэра и губернатора и единодушное веселье толпы, узнавшей о проделке Содомогоморского.

– Вы видите, дорогие телезрители, как будущие народные избранники слезно просят прощения за свои будущие неисполненные обещания, – стал комментировать происходящее вокруг молодой человек с хитролисьим лицом и, указав рукой на трибуну, приказал: – Вася, снимай всех рыдающих крупным планом!

– Да- а! Все промелькнули перед нами, все побывали тут! – с иронией в голосе, покачав головой, произнёс Макар. – Повезло нам! Всего один раз поглазели на политтусовку, познакомились со всеми лидерами партий, движений и блоков! За один- единственный раз! Где ещё такое увидишь?.. А вот и наш троллейбус, садимся!

Приятное знакомство и встреча с бандитами

Друзья- приятели и гармонист Николай, искренне сожалея, что не досмотрели до конца дармовое представление, сели в троллейбус и уехали. Доехав до окраины города, они сошли на конечной остановке и, прежде чем ловить попутку, решили перекусить. Купив в ближайшем магазине кефир и булочки, они вернулись на остановку, сели на лавочку и принялись питаться.

Рядом с остановкой, по заросшей травой беговой дорожке стадиона, окружённого высоким забором из стальной сетки, неспешно прогуливалась странная парочка: стройная девушка в синей рубашке и чёрной юбочке и крупный, матёрый, лохматый, как лев, с опухшим лицом дядька, который речитативом излагал девушке русские народные частушки, а она весело хихикала после каждого куплета.

Дядька обеими руками поправил гриву, взял девушку под локоть и повёл в сторону густых зарослей молодых деревцев, продолжая развлекать ее очередным куплетом:

Как у повара на кухне

Подгорела колбаса,

Повар мечется по кухне;

Рвёт на.., на… э- э… на… волоса!

– Хи- хи- хи! На чём рвёт- то?

– На этой… э- э- э… Нет, нет, без задних мыслей! На груди рвёт! Вот! Уфф… А вот ещё:

Бабка чистила картошку,

Дед кожурки собирал,

Бабка… бабка…

– Тоже не для ваших ушей куплет! – разведя в стороны руки, огорчённо воскликнул дядька; на несколько секунд задумался и, вспомнив, стал излагать новую частушку:

Мы с милашкою сидели

Возле нашего пруда,

Нас лягушки напугали –

Не пойдём больше туда!

– Хи- хи- хи! И как это вы, господин Манюнькин, столько стихов знаете! – похвалила дядьку девушка. – Молодец вы!

Увлёкшаяся парочка даже не заметила, что к забору подъехал на велосипеде паренёк и с интересом наблюдает за ней. И как только дядька подвёл девчонку к деревцам, он озорно крикнул ей:

– Что ты, сестрица, слушаешь этого заросшего козла вонючего!

Ты что, не понимаешь, зачем этот дядька Черномор заманил тебя сюда? А?.. А заманил он тебя сюда, чтобы попользоваться наивной доверчивостью твоей! Пообладать тобою в кустах! А потом собутыльникам будет бахвалиться ещё одной победой! С кем ты связалась?

– Сопляк! Да как ты смеешь?! – возмутился “дядька Черномор“. – Да я тебе шею намылю! Нахал бессовестный! Какой бесподобный наглец!

– Козёл! Бабник! Я тебя, развратник, насквозь вижу! – с явной издёвкой крикнул паренёк. – Юной дивичинки ему захотелось! Растлитель! Иди ко мне, деволюб, я тебе рога отвинчу подлецу!

– Деволюб разъярённым львом подскочил к забору, в горле его клокотало; он с трудом выдавил:

– Я же ей стихи!.. Поэтический кружок!.. Индивидуальные занятия!.. Приобщение к чему- то светлому!.. За мою поруганную честь жестоко отомщу! На мелкие части порву!

– Знаем мы твои стихи! А потом: “Расступись ты рожь высокая, тайну свято сохрани!” Ха- ха! “Приобщение к чему- то светлому!” – косноязычно передразнил дядьку паренёк. – Это про повара на кухне? или про бабку, чистившую картошку? Ну, сейчас лохматый, я тебя бить буду! Проучу, чтобы не обольщал молоденьких дурочек! – петухом скакнул к забору парнишка и крикнул совсем растерявшейся девчушке: – Беги отсюда, сестра, пока я этого любителя малолеток бить буду! Беги к мамке!

– Да что же это делается- то! Это же подлый фраер какой- то! – вцепившись толстыми пальцами в ржавую сетку, бодая её, зарычал дядька и смачно матюгнулся; поскрипев зубами, свирепо процедил: – Сейчас я тебя на куски, на кусочки! Я тебя на мелкие детали порву!

– Иди, иди ко мне на два- три удара, лохматый! Я жестоко накажу, чтобы неповадно было! – в лихозадиристом кураже изобразил боксёрскую стойку паренёк и ткнул кулаком по сетке; она больно ударила дядьку по носу.

– Нуу- у! Убью- у! – рявкнул дядька и бросился к выходу.

– Ты тут ещё, сестричка? Уноси быстрее ноги! Здесь сейчас прольется море крови и клочья шерсти летать будут! – пугнул девчонку паренёк, и та, истерично взвизгнув, побежала вслед за лохматым.

– Сейчас я тебя ррразорву! – кровожадно пообещал любитель частушек и, споткнувшись, растянулся на дорожке. Девчонка ловко перепрыгнула через него и понеслась дальше.

Макар, Пётр, Павло, Лаврик и Николай даже есть перестали – так увлеклись “поединком” матёрого дядьки с хрупким юнцом.

– Аа- а! Ты, самец, что? Испугался меня? Куда удираешь? – явно забавляясь, крикнул подымающемуся с земли чумазому покорителю девичьих сердец храбрый паренёк. – Вот он я, бей меня! Что падаешь? Я ведь ещё не трогал тебя! Гарцуй сюда, папаша, накажи меня! У- у, самец- искуситель!

Взъярённый “самец” круто развернулся и в три секунды подлетел к забору, рыча отборным матом, стал взбираться на него. Ржавая сетка металась, выгибалась, словно под могучими порывами ветра, но “самец” упорно, по- обезьяньи, карабкался вверх. Героические его усилия сопровождались едкими издевательствами парнишки.

Лаврик и Павло нетерпеливо потирали руки в предвкушении интересного и бесплатного зрелища – большой драки.

Наконец- то дядька взобрался на забор и закачался на нём, собираясь удачно спрыгнуть и расправиться с сопливым подлецом, обгадившим такую нежную идиллию с юной цыпочкой.

А коварный “подлец", приседая, хохотал, указывая на него рукой, и еле, со стоном, выговорил:

– Ой, ой, как кобель на заборе! Ну как кобель на заборе! Ой, не могу! Ой, не могу! Ха- ха- ха!

“Кобель" рывком оттолкнулся от пружинящей сетки и прыгнул с четырёхметровой высоты; очень неудачно приземлился и сильно ушиб копчик и левую ягодицу. Прижав ладони к больным местам, он по- волчьи вытянул шею и громко заохал.

– Трёх идиотов встретил я сегодня. Но этот, четвёртый. – самый идиотистый из них! – кивнув на стоящего на коленях дядьку, обратился к немногочисленным зрителям паренёк и, повысив голос, объявил: – Представление, к всеобщему сожалению, окончено! Вы видите бесславный конец необузданного гнева! Спасибо за терпеливое внимание!

Парнишка картинно раскланялся, сел на велосипед и медленно поехал прочь.

Рыкочущий от боли и обиды дядька вскочил на ноги и, прохромав несколько шагов, остановился. Наконец- то он понял, что его просто, как дурака, провели, разыграли, оставили с “носом". И, матерясь, погрозив ещё виднеющемуся вдалеке ненавистному обидчику, он развернулся и заковылял к подъехавшему троллейбусу.

Лаврик и Павло, едва сдерживая смех, помогли бедняге подняться в салон, а Пётр посоветовал ему поберечь на старости лет драгоценное здоровье, не обольщать девок- малолеток и не падать с больших высот на мягкие места своего тела.

Троллейбус повёз дядьку залечивать раны, а друзья, доев булочки, вышли на обочину шоссе и стали голосовать. Но как они ни махали руками – ни одна машина не остановилась.

– Столпились мы, – догадался Макар. Поэтому шофера не тормозят. Давайте стоять по одному.

Так и сделали: разошлись подальше друг от друга. Эта маленькая хитрость принесла удачу: перед Лавриком остановился бортовой грузовик. Пока он договаривался с шофёром о плате за проезд, подбежали остальные и дружно залезли в кузов. Шофёр недовольно почесал затылок, но спорить не стал и, включив скорость, нажал на газ.

Отъехали от Дедулькино всего на три километра. Дальше проезда не было: на мосту через речку треснула бетонная плита и ремонтники собирались менять её. Шофёр, сходив поинтересоваться, вернулся с неутешительной вестью:

– Сутки уйдут на ремонт. Возвращаемся.

– А проезда больше нигде нет? – угрюмо спросил Макар.

– В Бабулькино – нет, – отрицательно мотнул головой шофёр.

– Что же нам теперь делать?

– Придётся. вам переночевать в Дедулькино, – пожал плечами шофёр. – Что ещё делать? Завтра мост починят – тогда и поедете. Ближе к обеду туда автобус ходит.

Через пять минут водитель высадил друзей на той же остановке, где и посадил в машину.

Сев на знакомую лавочку, наши путешественники стали советоваться. После десятка отклонённых предложений слово взял Николай.

– Живёт здесь, недалеко, мой старый школьный дружок, – задумчиво промолвил он. – Правда, не виделся я с ним лет десять. Нагрянем к нему переночевать. “Обрадуем” неожиданным наскоком… Я полагаю – это наилучший вариант. Как вы думаете?

– Выбора нет, пошли, закидывая на плечо рюкзак, решительно согласился Макар.

– Он в рабочем бараке живёт, – шагая рядом с Макаром, объяснил Николай. – Но барак со всеми удобствами: центральные газ, вода, канализация – всё есть. Тут он живёт, рядом… Свернём вот за этот угол, пересечём проходной двор и спортивную площадку – и мы у цели будем.

Посетив подвернувшийся по пути магазин и закупив кое- каких продуктов, друзья- приятели преодолели проходной двор с площадкой и вышли к длинному одноэтажному зданию со множеством дверей.

– Кажется, этот подъезд, – поправляя на плече ремень гармошки, неуверенно произнёс Николай. – Восемь ступенек – и квартира направо.

Вошли в подъезд, поднялись на плохо освещённую площадку, и Пётр, чуть поколебавшись, нажал на кнопку звонка. Не успел он убрать палец с кнопки, как дверь резко приоткрылась, словно специально ждали, когда позвонят; в узкий проём высунулась рука и отвесила ему звонкую пощёчину.

Дверь захлопнулась, Пётр, ошарашенно потирая щёку, обернулся и уставился на не менее ошарашенных друзей. Дверь снова приоткрылась; Пётр отпрыгнул в сторону, избавив себя от второй пощёчины.

– Я же несколько раз окончательно тебе сказала, что замуж за тебя, негодяя, никогда не пойду! Пропойца! Бабник! – как из пулемёта, выпалила очередь нервного гнева мелькнувшая в узком проёме женщина.

Закрыв дверь, она громко щёлкнула замком.

Первым, падая на колени, захохотал Лаврик – за ним остальные.

“Пропойца” и “бабник”, растерянно моргая глазами, пожимая плечами, обиженно оправдываясь, бормотал:

– Нет, вы видали?! Вы что подумали? – Уверяю вас, что я здесь впервые! И эту женщину не знаю! Это глупое недоразумение! Она, несомненно, спутала в темноте меня с кем- то другим! И, в конце- то концов! – я женат!

– За первого встречного замуж пойду, а за тебя, неверный, из принципа не пойду! Из принципа! – в замочную скважину крикнула “невеста”. – Первый встречный будет мой!

– Ну что, Петруха, – получил от ворот поворот? – подмигивая дружку, шутливо- соболезнующим тоном спросил Макар.

– Бесцеремонное безобразие! Возмутительно! – сердито буркнул Пётр и первым выскочил во двор.

– Кажется, ребятки, мы подъездом ошиблись, – оглядываясь, смущённо произнёс Николай. – Вернее… я ошибся. Десять лет не посещал эти места… Вот, наверняка, этот подъезд! Точно он!

– Звонить будешь ты, Николай, – пропуская всех вперёд, угрюмо промолвил Пётр. – Я своё получил – теперь очередь твоя.

Поднялись на площадку. Николай позвонил. Через несколько секунд дверь открылась и в проём выглянул красивый синеглазый мужчина лет тридцати.

– Тимоша! Школьного детства друг! Узнаёшь меня? – улыбаясь во весь рот, воскликнул Николай.

– Коля! Дружище! – обрадовался хозяин квартиры. – Узнаю соратника по счастливо- озорному детству!

Друзья бесшабашного прошлого крепко обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Нахлопавшись, Тимоша потащил Николая в прихожую.

– Не один я, Тимоша, товарищи со мной, – нерешительно затоптался на пороге Николай.

Тимофей оглянулся и увидел четверых приятелей, стоящих в сторонке.

– Твои друзья мои друзья! Заходите! – широким жестом пригласил он всех войти; пропуская гостей в прихожую, пожимая руку, познакомился с ними.

– Раздевайтесь, не стесняйтесь, – закрывая за собой дверь, вежливо предложил Тимофей. – Вещи – вот сюда, к стене сложите… Анфиса! К нам гости! – крикнул он погромче.

Из боковой двери в прихожую вышла умопомрачительной красоты женщина, такая же, как и муж, синеглазая и русоволосая. Гости, поражённые её неземной красотой, замерли, уставившись на неё.

Хозяйка, одарив всех добрейшей улыбкой, слегка поклонилась и певучим родниковым голоском радушно промолвила:

– Милости просим. Старым друзьям и хорошим гостям мы всегда рады. Коля, ты чего забился в угол? Я тебя сразу узнала, мучителя моего! Помнишь, как- в школе дёргал меня за косички и снежки за шиворот пихал?

Анфиса подошла к Николаю, обняла и троекратно поцеловала. Лаврик завистливо сглотнул слюну.

Приятели по очереди представились хозяйке, она ласковым кивком отвечала:

– Рада познакомиться.

Пригласив всех в гостиную и оставив гостей на попечение мужа, Анфиса ушла на кухню.

Какими судьбами в нашем городе? – рассадив всех на стульях и диване, обратился Тимофей к Николаю?

Еду в Бабулькино к тёще на именины, – улыбнулся Николай. – А попутчики мои – ещё дальше. Тоже к родственникам, помочь им в злободневных заботах и бедах… Вы не приютите нас на одну ночь? – помолчав немного, обратился он К Тимофею. – Через речку Струйку вышел из строя мост: чинят его. И вынужденно пришлось нам задержаться здесь, искать ночлега.

– Нет проблем! Вот комната – вся в вашем распоряжении, – крутанув головой, ответил хозяин. – Тут диван, кресло- кровать, и пару раскладушек принесу.

– А как к этому отнесётся Анфиса? Не…

– Муж и жена – одна сатана! – усмехнулся Тимофей и добавил: – У нас никогда разногласий не бывает… Анфиса, – обернулся он к вошедшей жене, – Николай с друзьями переночует у нас.

– А я постараюсь, чтобы гости легли спать сытыми, – с приветливой улыбкой ответила хозяйка.

– Не беспокойтесь за нас! Продуктами мы запаслись! – дуэтом вскричали Макар и Пётр.

– Одно другому не помешает: к нашему прибавим ваше – и наоборот. Хорошо поужинаем, – снова одарила гостей чарующей улыбкой Анфиса и ушла.

В приоткрытую дверь, за которой она скрылась, высунулись четыре, пшеничного цвета, детские головки; из другой двери выглянули ещё два ребёнка: все синеглазые, все, как две капли воды, похожие на мать.

– Ну, как ты поживаешь, Тимофей, чем все эти годы занимался? – полюбопытствовал Николай.

– Да так вот, живу- выживаю, тружусь не покладая рук, – скромно потупив глаза, ответил Тимофей.

– Сколько у тебя детей- то? – спросил Николай, заметив малышей, которые с интересом наблюдали за гостями.

– Тринадцать.

– Сколько, сколько?! – хором вскричали приятели.

– Тринадцать, – ласково посмотрев на детвору, повторил ответ

Тимофей.

– А лет вам сколько? Извините за нескромность, – пристально посмотрев на хозяина, не удержался и задал вопрос Макар. – Уж очень молодо вы выглядите.

– Мне тридцать два года, а жене тридцать,

– И уже тринадцать детей! – растягивая слова, восхищённо промолвил Николай, разглядывая усталое лицо друга безмятежного детства, и с иронией добавил: – Да- а, потрудился ты на славу! Ишь, какие отличные детки получились!

– Сколько у вас комнат? Не тесно? – полюбопытствовал Пётр.

– Комнат у нас много, – оживился Тимофей. – Соседняя квартира тоже принадлежит нам. Мы на кухне в стене проход пробили. Получилась двойная квартира: шесть комнат, две кухни, ванных комнат тоже две, два коридора и две входные двери. Кроме нас есть ещё две кошки, собачка, попугайчики в клетках… а в сарае на заднем дворе живут куры с петухом и корова с молоком. В поле имеем участок в двадцать соток под картофель. Государство слегка помогает. Правда, все наши доходы только на прокорм и уходят. Из- за этого я в текущем году ни разу водочкой не побаловался.

– Есть у нас и водочка и пиво, – вставая сказал Макар. – Сейчас

принесу.

Позвав с собой Лаврика, он вышел в прихожую. Там вовсю хозяйничали кошка с котёнком. Они деловито обнюхивали рюкзаки и скребли их когтями. Макар и Лаврик достали съестные припасы, принесли их в гостиную и сложили на стол. Сходив ещё раз в прихожую, они принесли две бутылки водки, бутылку сухого вина и дюжину банок с пивом.

Павло тоже наведался к рюкзакам и вернулся с кульком шоколадных конфет, которые роздал детишкам.

– Как вас зовут, дети? – спросил он.

– Меня – Астра, – тоненьким голосочком пискнула девочка лет пяти.

– А я – Фиалка, подняла руку другая, точнейшее зеркальное отражение Астры.

– Розочка.

– Василёк.

– Георгин.

– Валериан.

– Анютка, – едва слышно прошептала самая маленькая девочка, широко раскрыв небесной голубизны глазки.

– Э- э… стойте, стойте детки! – изумлённо воскликнул Павло. – Цветник!.. Вы слыхали? – обернулся он к друзьям.

Так как дети – цветы нашей жизни, то мы всех их нарекли именами цветов, – объяснила вошедшая в гостиную Анфиса.

– Чудеса! – восхищённо развёл руками Макар. – Их невозможно отличить друг от дружки!

' – Двё тройни, три двойни и Анютка, – самая младшенькая, – с гордостью посмотрела на малышей Анфиса и добавила: – Самым старшим одиннадцать лет, а самой меньшенькой, Анютке, – три.

Отправив гостей умываться, хозяйка с помощью детишек накрыла на стол и принесла недостающие стулья.

За ужином долго смеялись над приключением, случившимся с приятелями в соседнем подъезде.

– Это Валька Стыдобищева. Ей уже двадцать семь лет, а она всё о принце мечтает, – объяснила Анфиса, – Домечтается! Останется в старых девах.

После ужина Макар, Пётр и Лаврик, оставив Павло, Николая и Тимофея спорить о проблемах сельского хозяйства, вышли на лестничную площадку покурить.

Макар с Петром принялись обсуждать планы на завтрашний день, а Лаврик, потомившись пару минут, тихонько прокрался к входной двери подъезда и почти исчез за ней, но Макар, краешком уха уловив едва слышный скрип двери, оглянулся и заметил мелькнувшего в узком проёме дружка. Он сразу угадал его помыслы и, подтолкнув Петра локтем, кивнув в сторону двери, шепнул:

– Могу поспорить, что петушок наш свататься побег… к этой, “принцессе”, которая тебя… Я в этом процентов на со уверен. Пойдём засвидетельствуем его историческую помолвку с Валькой Стыдобищевой.

Подскочив к двери и приоткрыв её, Макар и Пётр увидели, как Лаврик юркнул в соседний подъезд. Десять лёгких прыжков – и друзья в узкую дверную щель стали наблюдать за “душещипательным актом жениховской драмы”.

Лаврик, заламывая от, волнения руки, пометался по площадке, побормотал что- то под нос и, решившись, нажал пальцем на кнопку звонка “принцессиной” квартиры. Через несколько секунд щёлкнул замок, дверь приоткрылась и сварливый женский голос вскричал:

– Я же тебе, гражданин Альфонсов, указала от ворот поворот, решительно заявив, что замуж за тебя не пойду!.. – И уже тише, с явным удивлением Валька спросила: – Тебе чего надо, мальчик?

– Первый встречный… Быть может… некоторым образом, я оправдаю ваши надежды, предложив себя в качестве… – послышался дрожащий голосок Лаврика. – Вы нуждаетесь в любимом друге… Я достойно смогу… Мы получим глубокое удовлетворение от… Ой, не надо! Бољно! Больно!

– Больно?! Ах ты, сопляк! В любовники захотел! Сперва школу на пятёрки… Ах ты женишок с…й! – загремела на весь подъезд “невеста”. – Молодой – да ранний! Я сейчас милицию вызову! Она тебя сосватает! Она тебя женит! Случки ему захотелось, кобельку недозрелому!

Макар и Пётр прекрасно видели, как Валька, одной рукой за ухо другой – за чубчик, оттаскала недостойного женишка и звучным Пинком спустила с лестницы.

Десятью прыжками Макар и Пётр вернулись на исходную позицию и, давясь смехом, наблюдали за Лавриком, который угрюмо возвращался назад с позорно неудачного жениховства.

– Ну что, женился? – с едкой ухмылкой осведомился Пётр.

– Сосватался? – с притворной серьёзностью поинтересовался Макар. – Состоялось счастье- то?

– Погулял немного на свежем воздухе. На сумерки полюбовался, – талантливо сделав вид, что не расслышал вопросов, ответил Лаврик, прикрывая ладонью красное, распухшее ухо.

На площадку вышел Павло, Лаврик, чтобы избавиться от насмешек друзей, проскользнул в квартиру.

– Пойду разомнусь, воздухом подышу перед сном, – лениво зевая, тихо буркнул Павло и вышел на улицу. Макар заговорщицки подмигнул Петру и предложил:

– Давай проверим, как он там дышит кислородом. Выскочили они на улицу вовремя: Павло уже входил в соседний подъезд.

– И этого бес попутал! И ему, имея законную жену и пару детей, поразвлечься на стороне пожелалось! – весело воскликнул Макар. – Засвидетельствуем попытку!

Десять прыжков – и приятели снова заняли наблюдательную позицию у приоткрытой двери, проследив, как Павло, перекрестившись, смело позвонил к чужой невесте.

Дверь истерично распахнулась, раздался глухой стук, – затем громко загремела упавшая на площадку увесистая кастрюля. Резко хмыкнув, Павло отпрянул в сторону, поддай кастрюлю ногой и вместе с ней поскакал вниз по лестнице.

Макар и Пётр, тихо хохоча, в две секунды подлетели к своему подъезду.

– Ну как свежий воздух? – с ехидцей в голосе поинтересовался Пётр, подождав, когда Павло подойдёт поближе.

– Лепота! Вот только комары лютуют, искусали всё лицо подлые, – изобразив полнейшее благодушие, ответил Павло, с трудом подавив желание почесать набухшую шишку на затылке.

– А что за шум был в соседнем подъезде? – смеясь в кулак, спросил Макар.

– Это кот впотьмах что- то опрокинул, – с великолепнейшим равнодушием пояснил Павло и добавил: – Огромный такой котяра.

– Кот, значит. Видимо, за кошкой охотился.

– Ага. Сибирский такой котище.

– Очень матёрый, с маленьким чубчиком на лысой голове.

Через секунду раздался громкий хохот в три глотки:

– Ха- ха- ха!

– Га- га- га!

– Гы- гы- гы- ии!

– Досталось вам сегодня, – когда смех сошёл на нет, пожалел друзей Макар. – Побила вас Валька. Пожелаем ей, гордой дуре, крупного счастья и пойдёмте- ка спать.

Утром, быстро позавтракав, друзья сердечно попрощались с гостеприимной хозяйкой и отправились в путь. Тимофей пошёл проводить их из города. Он посоветовал им переправиться через реку по трубе, протянутой к какому- то заводику, и повёл их к тропинке, ведущей к ней.

– Перейдёте на ту сторону, выходите на шоссе и ловите любое авто, возвращающееся от моста, – прощаясь, посоветовал он.

Поблагодарив Тимофея за ночлег и пожелав ему всего наилучшего, наши путешественники, возглавляемые Николаем, пошли по тропинке и через полчаса вышли к трубе, нависшей над речкой,

Здесь разыгралась небольшая драма: Николай, Макар, Лаврик и Петр без проблем перешли по трубе на противоположный берег, а неуклюжий Павло всё топтался на месте, с ужасом поглядывая на струящуюся далеко внизу воду. Как его ни звали, ни кричали – результата никакого: Павло суетился, взбирался на трубу, спрыгивал с неё и снова взбирался – а идти так и не решился.

Пётр, чертыхаясь, пригрозил надавать ему по шее, но даже это не помогло. Тогда Макар вернулся, взял сумку и рюкзак Павло и медленно пошёл назад, а приятелю приказал двигаться вперёд на карачках.

– Не смотри вниз! Смотри на Макара! – посоветовал Николай.

Этот “героический” пятнадцатиметровый переполз продолжится десять минут: впереди шествовал Макар, а сзади, дрожа всем телом, обливаясь потом, поочерёдно переставляя руки и ноги, следовал Павло.

– Барс! Настоящий горный барс! – указывая на раскорячившегося дружка, веселился Лаврик. – Какая цепкая хватка! А взгляд! Неумолимый, гипнотизирующий взгляд хищника! Сейчас он ка- а- ак пры- ы- гнет!

Николай заиграл “Марш высотников”. Пётр и Лаврик переглянулись и запели:

Не кочегары мы, не плотники,

Но сожалений горьких нет как нет!

А мы монтажники- высотники

И с высоты вам шлём привет!

– Павло, махни нам с высоты рукой! – крикнул Лаврик.

– Свалиться боюсь, – буркнул Павло, не решаясь оторвать трубы руку, чтобы вытереть пот с лица. – Я с детства, как с дерева кувыркнулся на землю, высоты страшусь.

Макар топнул ногой по трубе; она загудела, завибрировала.

– Не топай! Упадём! – с ужасом в голосе простонал Павло, – Господи, спаси и сохрани раба твоего непутёвого! Не дай упасть и утонуть! Я ведь и плавать не умею!

Наконец “героический прополз” благополучно завершился.

– Слава тебе, господи! – блаженно улыбаясь, воскликнул Павло и спрыгнул с трубы. – Я уж было хотел как можно сильнее испугаться и пропасть в бездне вод, но воздержался и дошёл до конца.

Пётр, притворно скривив рот, вытирая кулаком несуществующую слезу, шагнул к “отважному” дружку, крепко обнял и похвалил:

– Молодец! Все мы обязательно переймём твой бесценный опыт преодоления непроходимых препятствий.

До Бабулькино приятели добрались быстро. Выйдя на просёлочную дорогу, они остановили проезжавший грузовик и, стоя на куче навоза, доехали до рынка, расположенного в самом центре села.

У входа на рынок, около телеги, гневно шумела небольшая толпа цыганок. Окружив подошедшего милиционера, они, жестикулируя руками и перебивая друг дружку, принялись истерично жаловаться ему на что- то. Одна старая цыганка попыталась накинуть на шею блюстителя порядка хомут, но он отнял его у неё и бросил в телегу.

– Лаврик, сбегай узнай: о чем они горюют? – приказал дружку Пётр.

Но Лаврика опередил Павло. Он, бросив на землю рюкзак и сумку, поспешил к бушующим цыганкам. Вернулся через минуту и посмеиваясь, доложил:

– Там.,. гы- гы- гы… у цыган коня спёрли! Поэтому они устроили такую визгливую трагедию… гы- гы- гы… Пока цыганки на рынке у простаков и просушек деньги выгадывали- выманивали, их самих без коня ли! Вог народ пошёл! Вороватый. Они приехали на телеге, оставили ее под присмотром десятилетнего мальца и ушли на промысел. А он отвлёкся, разглядывая всякие жвачки и “сникерсы” в киоске. Через некоторое время обернулся – а коня… гы- гы- гы… тю- тю! Вот что делается! Что делается! – озабоченно стал шарить плазами по земле Павло. – Где мой рюкзак? Неужели спёрли гады?!. Во дают!.. Ага, нет, вот он! Не стырили! Не успели! Вовремя я вернулся! Больше его одного оставлять не буду.

Распрощавшись с Николаем, который поспешил на именины к тёще, живущей где- то на окраине села, узнав у старенького продавца дорогу на Тёткино, друзья прошли по длинной улице, свернули на другую и вскоре выбрались на просторы полей.

– Ещё километров пятьдесят – и мы подоспеем на помощь к моему троюродному брату Игнату, – шагая рядом с Петром, весело сказал Макар.

– Мы же могли по шоссе на автобусе ещё проехать? – недоумевая, спросил Пётр. – Зачем время на пеший ход терять?

– Трасса в этих местах даёт большой крюк в сторону, – стал объяснять Макар. – Поэтому выгоднее по прямой на своих двоих идти. Так, по- моему, надёжнее. А Иртыш не даст нам заблудиться.

Дорога раздвоилась. Приятели остановились и заспорили. Лаврик и Павло принялись доказывать, что надо свернуть к реке и идти берегом. Макар и Пётр убеждали их, что надо шагать по наезженной дороге – так путь короче.

– Влево на наезженную дорогу свернём – неизвестно куда попадём! – возразил Лаврик. – А продвигаясь вдоль реки, мы никогда не заблудимся.

– Левая дорога точнёхонько и быстрёхонько приведёт в Тёткино,

стоял на своём Макар. – Не должны мы заплутать – некуда: куда ни шагай – в Тёткино попадёшь. Если же идти берегом Иртыша со всеми его поворотами, то натопаешь с пяток лишних километров.

– Тогда вы идите по прямой дороге, а мы – по кривой! – азартно предложил Лаврик. – Посмотрим: кто быстрее до Тёткино дойдёт!

И две самоуверенные пары, каждые при своём правильном мнении, разошлись в разные стороны.

– Встретимся на окраине села! – крикнул удаляющимся приятелям Макар.

– Хорошо! Мы вас там подождём! Постарайтесь долго не блудить по полевым дорогам! – откликнулся Лаврик.

Сверху светило солнышко; справа, с середины реки, раздался гудок парохода; слева, перелетая с дерева на дерево, стрекотали две сороки; сзади из норы высунулся суслик и настороженно посмотрел вслед быстро шагающим Лаврику и Павло.

Минут через десять приятели вышли к высокому берегу Иртыша и по тропинке потопали вдоль него.

– Хорошо- то как! – жизнерадостно воскликнул Лаврик. – Красота неописуемая! Просторы!

– Лепота! – полностью согласился с ним Павло. Лаврик перекинул со спины на грудь гитару, сильно ударил по струнам и громко запели удалую частушку:

А как Ивану Кузьмичу

Врачи вставили свечу…

В реке плескались четверо мужчин. Пятый, сверкая на солнышке лысиной, обрамлённой над ушами и под шеей редким вороным пушком, стоял по колени в воде, поддерживая руками огромные красные трусы.

Приятели, не заметив купающихся, продолжали петь:

А ты гори, гори свеча

Внутри Ивана Кузьмича!..

Лысый вдруг встрепенулся, обернулся и гневно заорал:

– Что- о! Мне?! Селивану Кузьмичу вставили свечу?! Меня дразнить?!. В порошок сотру! – Махнув рукой купающимся, приказал: Мальчики, ловите их! Бейте их! Они меня грубо оскорбили!

– Это Ивану Кузьмичу, а не вам вставили свечу в… – испуганно возразил Лаврик; увидев, что четверо огромных “мальчиков”, выскочив на берег, бросились на них, одним движением перекинул гитару на спину и истерично крикнул: – Павка, спасаемся! Поймают – скурочат, не разобравшись!

– Тикаем, хлопче! – по- украински ответил Павло, и дружки понеслись по тропинке прочь от мужиков.

– Приказываю: стойте! Поймаю – хуже будет! – обгоняя лениво бегущую четвёрку, поддерживая руками спадавшие трусы, свирепо проорал лысый.

– Что вам от нас надо? – не оборачиваясь, спросил Лаврик.– Мы вас не знаем и знать не хотим! Мы мирно шли мимо! Оставьте нас в покое!

– Нет, знаете меня, сволочи! Раз пели про меня, Селивана Кузьмича, издевательскую песенку!

– Мы про Ивана Кузьмича пели!

– Я сам знаю, про кого вы пели! И я вас накажу! – упрямо пообещал лысый и, запутавшись ногами в упавших трусах, неуклюже скакнув, нырнул в кусты. Молодецки вскочив, обматерив трусы и фабрику, которая сшила их, он снова ринулся в погоню.

– Я покажу вам, как дразнить меня! Я отучу вас петь подлые частушки про меня! – продолжил он нагонять страх на своих “обидчиков”. – Лучше стойте! Чем дальше вы убежите, тем хуже для вас! Поймаю – немилосердно покараю! Всю оставшуюся жизнь лечиться будете!

– Дядьки, не ловит нас! Мы никогда больше петь не будем! – жалобным детским дискантом пообещал Лаврик.

– Сейчас мы совершим акт справедливого возмездия! Готовьтесь! пропустив мимо ушей мольбу Лаврика, кровожадно проклекотал Селиван Кузьмич. – За свечу ответите!

Лаврик и Павло вихрем пронеслись мимо пасшегося молодого быка. Бык сначала испугался неожиданно появившихся людей, отскочил в сторону, а потом, яростно взмыкнув, высоко подкидывая зад, поскакал в погоню.

– Ага- га! Бодай их, Боря, бодай! – злорадно воскликнул Селиван Кузьмич, радуясь внезапной подмоге.

– Павка, бык догоняет! Бежим к реке! – взвизгнул Лаврик.

– Впереди сарай! Живо туда! – махнул рукой Павло.

Подлетев к сараю, приятели перевалились через пустой проём окна и упали на гнилые доски. Бык, шумно дыша, подскакал к окну и остановился. Через пару секунд из кустов выскочил Селиван Кузьмич, а за ним его помощники. Издав победный петушино- индейский клич, он рванул к сараю, но, заметив, что бык, низко наклонив голову, направляется к нему, мигом развернулся и помчался назад. Помощники, тоже сделав крутой разворот, обгоняя друг друга, кинулись спасаться.

– Братцы? Куда вы, подлецы?! Не бросайте меня! Стойте! Я приказываю! Всех уволю, гады! – путаясь ногами во вновь спавших безразмерных трусах, истошно завопил Селиван Кузьмич.

Резко взлягнув, он удачно избавился от трусов, которые, взлетев, упали на бычьи рога. Бык, мотая головой, пытаясь освободиться от “подарка”, остановился. Селиван Кузьмич, сверкая белоснежными ягодицами, ругая последними словами своих “братцев”, бросивших его на растерзание свирепому животному, скрылся за поворотом.

Когда он голый, тяжело дышащий и злой, предстал перед сотоварищами, те в неудержимом хохоте попадали на землю.

– Какой большой конфуз, Шеф! – с трудом простонал бородатый детина. – Где твои штанцы?

– Отставить ржать! Лоботрясы! – прикрикнул на хохочущих Селиван Кузьмич. – Трусов нет! Их у меня бык отнял.

– Извини нас, Шеф, но, глядя на твоё дурацкое изображение лица и на остальное тело, мы не смогли не рассмеяться, – поборов желание веселиться дальше, ответил бородатый. – Но это ещё не велика беда, Шеф, что погоня не удалась и ты покинул поле брани без нижнео белья, а беда в том, что, пока мы ловили ни в чём не повинных парнишку и мужика, – всю нашу одежду кто- то своровал, Одна только обувь осталась,

– Как своровал? Кто?.. В чём я ходить буду? – скрипя зубами, возмутился Селиван Кузьмич.

В чём мать родила – в том и ходить будешь, – пожав плечами и глупо улыбаясь, – ответил бородач. – Объяснишь любопытным встречным, что ты бродячий нудист, а мы твои неопытные ученики.

– Безобразие! Нет, этого скотства допустить нельзя! – сердито вскричал Селиван Кузьмич. Я всё же не извращенец в голом виде, а достойный, уважаемый гражданин!

– Что же нам делать теперь в таком обнажённом положении? обратился к Селивану Кузьмичу пухлощёкий парень, сидящий рядом с бородачом.

– Ты, Ерофей, и ты, Евсей, – перевёл Селиван Кузьмич ироничный взгляд с пухлощёкого на бородача, – примете раковую позу на какой- нибудь возвышенности и будете жалобно свистеть, а я с Гордеем и Еремеем на коленях буду подвывать вам. Может, кто заинтересуется и поможет нам в беде! Ха- ха- ха!

– Надо разжиться одеждой у первых встречных, – сделав хватающий жест руками, заговорщицки произнёс бородач.

– Да, Евсей, это наилучший выход из идиотского положения, – согласился Селиван Кузьмич. – Пошли грабить на просёлочную дорогу. Обувь не забудьте, бестолочи!

– Павка, ты ещё жив? – клацнув зубами, тихо спросил Лаврик.

– Немного есть живого, в пятках. Давай тикать отсюда, пока никто на нас не посягает, – выглядывая в оконный проём, ответил Павло, – Мы ничего не растеряли после такой нервной скачки?

– Кажись, ничего, – пощупал свои вещи Лаврик. – У меня всё на месте,

– Тогда исчезаем быстрее, – вылезая наружу, поторопил Лаврика Павло.

Друзья вышли на тропинку и в ускоренном темпе зашагали в сторону Тёткино.

– Глянь, глянь, Павка! Во- он наши торопятся первыми до цели дойти! – через полчаса воскликнул зоркий Лаврик, указывая рукой на двух пешеходов, идущих чётким солдатским шагом в полукилометре от них.

Вскоре две пары соединились.

– Ну, блудные друзья, успешно прогулялись по берегу реки? – бросая на обочину дороги рюкзак, поинтересовался Макар,

– Пробежались! – возбуждённо ответил Лаврик. – Промчались! За нами такая погоня была!

Перебивая друг друга, Лаврик и Павло рассказали приятелям о бесноватом Селиване Кузьмиче, которого обидела их частушка; красочно описали бегство от лысого психа и его дружков и как бык разогнал всех в разные стороны.

– Не послушались нас – и вляпались в историю! – осуждающе покачал головой Пётр. – Могли пострадать от рукоприкладства!

– Давайте, братцы, быстро- быстро отдохнём минут пятнадцать, перекусим – и пойдём дальше, – усаживаясь на траву, предложил Макар. – Я полагаю, что мы успеем до обеда дотопать до Дядькино, – в Тёткино останавливаться не будем.

Перекусив, друзья продолжили путь и за первым же поворотом вышли к деревне Тёткино, расположенной в обширной низине. На единственной улочке остановились у колодца попить водички. Узнав дорогу у старушки, с внимательным любопытством следящей за ними из- за забора, приятели пошли дальше. И почти покинули деревню, как Лаврик, увидев на лавочке двух девушек, расплылся в широкой улыбке и стал подмигивать им. Девушки захихикали, а одна, более смелая, обратилась к нему:

– Гитарист молодой, ты нам песенку спой!

Девчата прыснули в кулачки, а Лаврик, позабыв про всё на свете, перекинул гитару со спины на грудь и, направляясь к хохотушкам, забренчал старую песню. Подойдя к девчатам, он запел:

Ах эта Девушка меня с ума свела,

Разбила сердце мне, покой взяла- а…

Девчата, смущаясь, опять прыснули в кулачки и отвернулись к забору.

– Меня зовутЛавриком, а вас как звать милые красавицы? – весь светясь, проворковал он.

– Её зовут Светланкой, – сквозь смех, пряча лицо в ладошки, показала мизинцем на свою подружку одна девушка и, не выдержав, хи, хикая, вскочила и убежала во двор избы. Светланка, испуганно вскрикнув, бросилась за ней.

Лаврик, подойдя к калитке, с воодушевлением пропел:

Пришла моя любовь, любовь пришла.

И жизнь передо мной светла- светла!

Тебя, мою желанную,

Не зря зовут Светланою!

Светлана, краснея, спряталась за подружку.

– Лаврик! Долго мы тебя ждать будем? – послышался нетерпеливый оклик Макара, Лаврик оглянулся: друзья, отойдя метров на сто, ждали его.

– Сейчас, иду! Вы шагайте, я вас догоню! догоню! – с досадой отмахнулся он и обратился к девушке: – Светланочка! Сказочная Светланка! Давайте дружить!

– Она замужем! – ответила подружка.

– Нет, я не замужем! – вспыхнув, возразила Светлана.

– Ну и дура! Зачем ты сказала? – громким шёпотом укорила её подружка.

Лаврик открыл калитку, собираясь войти во двор, но из конуры, гремя цепью, выскочила овчарка и побежала к нему. Лаврик поспешно захлопнул калитку.

– Спой нам, Лаврик, ещё! Про любовь спой, – сев на ступеньку крыльца, попросили девчата. Лаврик с готовностью запел:

Отчего, отчего, отчего так хорошо?

Оттого, что ты мне просто улыбнулась…

– Лаврик! – снова окликнул певуна Макар.

Проигнорировав его, Лаврик запел другую песню:

Услышь меня, хорошая,

Услышь меня, красивая.

Заря моя вечерняя,

Любовь неугасимая!..

– Лаврик! – заставил певца вздрогнуть грозный рык Петра.

Глянув на сердито потрясающего кулаком друга, он с сожалением развёл руки и, грустно улыбаясь, печальным голосом произнёс:

– Прощайте, девчата. Прощайте, красавицы. Если б не важные

дела, то мы тут о любви долго беседовали бы. Пока! Не забывайте меня! Возможно, я вернусь!

Повернувшись, он медленным шагом направился к друзьям.

Девчата, выбежав на улицу, помахали ему руками. Он обернулся

и помахал им в ответ.

– Ну что, познакомился- подружился? – похлопав насупившегося дружка по плечу, с сочувствием спросил Павло.

– Конечно. Спел им пару песен, так они душевно расчувствовались, чуть не расцеловали меня, аж пихаться стали, – бессовестно соврал Лаврик. – Да вы их спугнули. Петька так зарычал! – что они в страхе в избу убежали. Ты, Петя, больше так не рычи, а то всех что они моих девчат заиками сделаешь.

– Иди, иди! – рокотнул на Лаврика Пётр. – Не до девчат твоих сейчас: по важному делу идём – Макарова брата из беды выручать! Шагай быстрее!

Селиван Кузьмич Пендалюк

В недалёком прошлом Селиван Кузьмич Пендалюк заведовал процветающей заготконторой. Принимая от горожан и селян шкуры домашних и диких животных, он оценивал и оплачивал их третьим и четвёртым сортами, а уже от себя сдавал первым и вторым сортами. Разницу в деньгах, полученных от реализации, откладывал в свой карман. Жил припеваючи, на широкую ногу. Купил пятикомнатную квартиру и трёхэтажную дачу, обставил их дорогой импортной мебелью; приобрёл машину “Волгу”, но её у него быстро украли.

Когда из- за многочисленных измен от Селивана Кузьмича ушла жена, он, погоревав с месяц, женился на юной красавице. Три года жил в шикарном благополучии.

Но как верёвочке ни виться… Припёрли Селивана Кузьмича компетентные органы. И, чтобы не попасть в места не столь отдалённые, пришлось ему вернуть нахапанное государству. У него конфисковали всё, оставив только родительскую трёхкомнатную квартиру, молодую жену и кота Фраера.

Также пришлось Селивану Кузьмичу уволиться с любимой работы “по собственному желанию”. Утаённые от следствия сорок тысяч рублей превратились в простые бумажки после громкого объявления капиталистических реформ и шоковой терапии.

Забедствовал Селиван Кузьмич, загоревал. Через несколько месяцев устроился он на работу. Но, поносив какие- то мешки й ящики, решив, что честный, физически тяжёлый труд – это не для его барской натуры, на следующий день уволился.

Последующие два года Селиван Кузьмич занимался тем, что всё подряд покупал подешевле и продавал подороже. Но и этот нервный и опасный для жизни вид бизнеса не нравился ему: он хотел руководить, командовать из уютного кабинета, ни за что не отвечая. Очень желалось ему снова быть богатым и независимым.

Как- то тёмной ночью, сидя в тёплой постели возле спящей жены Венеры, глубоко задумался Селиван Кузьмич. Усиленно решал он: как, не утруждаясь, добыть побольше денег? На рассвете придумал. Нужная мысль совершенно внезапно посетила его озабоченную голову. Он встрепенулся, глаза его засверкали.

– Да, это единственный для меня способ легко и быстро разбогатеть! – тихо воскликнул он. – Надо действовать незамедлительно с сегодняшнего дня!

Небо за окном просветлело. Ночь, без сопротивления, отступила под кровать и стол.

Зевнул Селиван Кузьмич широко и радостно, накрыл одеялом сладко спящую любимую жёнушку; встал, умылся, оделся, Венере записку, в которой объяснил, что едет в командировку и скоро вернётся, хорошенько разбогатев. Затем он подошёл к телефону, обзвонил четверых бывших своих работников в заготконторе и назначил им срочную встречу у кинотеатра “Спутник".

На встречу явились все четверо – Евсей Буханкин, Ерофей Тёлкин,

Гордей Кобылкин и Еремей Бутылкин. Зашли под Ленинградский мост, и Селиван Кузьмич, энергично жестикулируя обеими руками, смачно обрисовал все прелести своего великого замысла. На это ушло полчаса.

– Смелый грабёж на автодорогах! – вот что нам надо! – закончил он своё выступление и, окинув разинувшую рты четвёрку торжествующим взглядом, добавил: – Лбы вы здоровые, матёрые. Один ваш внушительный вид нагонит страха на наших будущих клиентов – шоферов. Ну что, согласны?

– Согласны, Шеф! Веди нас грабить! – хором вскричали лодыри, обжоры и пьяницы Евсей, Ерофей, Гордей и Еремей.

– Отлично, господа! Итак… я объявляю нас… бандой! – важно надув щёки, гордо воскликнул Селиван Кузьмич. – Поздравляю вас, господа! Коллеги! Отныне я – ваш атаман! Прошу преданно любить меня и жаловать!

Ура! Ура атаману! – восхищенно проорали новоиспечённые бандиты.

– Впятером мы много славных бед натворим! – потряс кулаком Селиван Кузьмич.

– Точно, Шеф, мы, несомненно, реализуем наши мощные возможности в полной мере! – поддержал атамана Евсей Буханкин. – Это лихое дельце надобно немедленно “обмыть".

– Абсолютно точно! – согласился с ним Еремей Бутылкин. – Давайте хорошенько выпьем, а то удачи не будет.

Остальные с готовностью не возражали, и грозные разбойники поехали домой к Бутылкину попьянствовать за будущие удачи.

Трое суток великолепная пятёрка гуляла. На четвёртое утро, не найдя чем похмелиться, удалые бандитушки, сев в старый “Москвич” Бутылкина, поехали на грабёж.

– Ну- с, уважаемые коллеги по преступному бизнесу, – бодро обратился Селиван Кузьмич к опухшим, одуревшим собутыльникам, – сейчас выедем на оперативный простор и пообижаем владельцев тугих кошельков – шоферов, усугубим им нелёгкое существование!.. Каково настроение?

– Настроение отличное, – просипели, прохрипели испитыми глотками сообщники.

– Грабить будем всех подряд! Действовать будем нагло и жестоко! – свирепо скрипнул зубами Селиван Кузьмич. – Жалость в нашем деле неуместна!.. Поняли меня?

– Поняли, – морща лоб от головной боли, за всех ответил Тёлкин.

Первое же “боевое крещение” ознаменовалось ошеломительной победой. На просёлочной дороге лихие разбойнички напали на старика со старухой и десятилетней внучкой, вёзших на телеге флягу с молоком на продажу.

Заставив деда, бабку и внучку опереться руками о борт телеги, а ноги расставить пошире, как спецназ при обыске ставит к стене задержанных, страшные налётчики выдули десять литров молока и ещё столько же разлили. Буханкин тщательно обыскал стариков и девочку.

– Не горюй, незнакомый дед, не горюй, незнакомая бабка, – прогуливаясь вокруг телеги, “обласкал” стариков Селиван Кузьмич. – Не стоните и не причитайте. Вы себе ещё надоите молока. Не обижайтесь на нас. Такие уж мы нехорошие люди. Повстречались вам на беду. Нанесли моральный и материальный урон. Смиригесь с этим злом. Пока сейчас в стране трясёт кулаками политическое противостояние, все против всех, – мы, лихие люди, озорничаем, обижаем вас.

– Значит вы, любезные, вы ведь и есть… Ведь вы… – чуточку осмелев, стала задавать вопрос бабка, – вы…

– Да, старая, мы и есть – русские народные грабители! – не без гордости ответил ей Бутылкин.

– Вольно!.. Ну прощайте, старик со старухой! – садясь в машину, помахал им рукой Селиван Кузьмич. – Не поминайте нас лихом! Живите долго и помрите в один день!

Взамен молока Бутылкин вручил дрожащему деду рваный мешок с двумя десятками грязных бутылок, которые он насобирал, пока разбойнички томились в засаде.

– На, дед, в утешение тебе. Сдашь – деньги будут! – лукаво ухмыляясь, сказал он и уже строже добавил: – Сейчас мы уедем, а вы стойте и не шевелитесь минут десять! Поняли? Мы издалека будем наблюдать за вами. Прощайте навсегда!

За успешное поведение в первой грабительской операции объявляю всем благодарность! – громко с ударением и секундными паузами произнёс Селиван Кузьмич, дождавшись, когда телега исчезнет из вида. – Приказываю всем радоваться славной победе!

– Ура! Ура! – дружно проорали Бутылкин, Тёлкин, Буханкин и Кобылкин. – Слава! Слава нашей первой победе!

– Надо “обмыть” удачу, – облизываясь, предложил Евсей.

Все были согласны и поехали выпить за победу.

Вторая попытка грабежа, которую разбойнички решили провести на большой дороге, была не совсем удачной. Четверо лодырей во своим стратегом Шефом подкараулили вечерком КамАЗ и остановили его. Приказав сообщникам стоять в сторонке, Селиван Кузьмич подошёл к кабине и ласково потребовал:

– Эй ты, давай деньги, а не то хуже будет!

– Сколько надо? – спокойно спросил шофёр.

– Парой “лимонов” удовлетворимся. Мы знаем: они у тебя есть.

– Хорошо, – кивнул шофёр и сунул руку во внутренний карман куртки.

Селиван Кузьмич помахал своим помощничкам, мол, “всё в порядке, сейчас разбогатеем!"

– На, бери, – протянул шофёр грабителю что- то круглое.

Селиван Кузьмич радостно шагнул к протянутой руке, но вместо денег из кулака шофера в лицо его брызнула газовая струя. Селиван Кузьмич, не мешкая, пролил обильные слезы и судорожно, всхлипнул.

– Бери, бери, всё бери, удовлетворяйся! – продолжая орошать ненавистное лицо грабителя, мстительно приговаривал шофёр. – Пользуйся моей щедрой добротой! Нюхай! Нюхай, гад!

Выпустив из баллончика весь газ, он неспешно завёл мотор и уехал.

Подбежавшие помощнички склонились над Шефом, стоящим на коленях и горько рыдающим. Он с большим трудом объяснил им, что подлый шоферюга изволил обдать его всего слезоточивым газом из баллончика. Кобылкин и Тёлкин подвели Шефа к машине, усадили на переднее сиденье, сами сели на заднее и уехали с места неудачного преступления, расстроенные и растерянные.

Третий разбой на большой дороге был совсем неудачный: их самих остановили какие- то вооружённые молодцы, которые избили горе грабителей, отняли старенький “Москвич”, а главарь молодцев, свирепый до ужаса, отхлестал хворостиной Селивана Кузьмича по лысине.

Угрожая автоматами, молодцы припугнули, что, если кто пикнет в милицию, то будет лишён жизни беспощадно. Затем крутые налётчики приказали Селивану Кузьмичу с помощниками бежать с места поражения и долго не оглядываться.

Смертельно перепуганные горе- грабители почти год отсиживались по домам, пока Селиван Кузьмич не узнал из газет, что тех злостных бандюг, которые “наехали” на его неопытную шайку, изловила доблестная милиция. Он быстро собрал своих “бойцов”, обрадовал их хорошей вестью и через три дня вывел воспрянувшую духом ватагу на большую дорогу разбоя.

Второй “великий грабительский поход” был намного труднее первого. Шайке пришлось передвигаться пешим ходом, с большими осторожностями.

После недельного бесполезного бродяжничества по просторам Омской области с шайкой и случилась история с погоней и чудесным спасением Селивана Кузьмича от рогов быка.

Днём никого раздеть не удалось. Поздним вечером Еремей и Евсей ушли на разведку. Вернулись ночью с полным мешком всякой одежды. Обрадованному Шефу, который в нагом состоянии сильно продрог, объяснили, что посетили спящую деревню, поснимали развешанное для просушки бельё в нескольких дворах и, пожелав крестьянам спокойной ночи, здоровья, счастья и долгих лет жизни, ушли.

Повеселевшие разбойнички разожгли костёр, высушили трофейные шмотки и оделись во всё то, что им подошло и понравилось. Лишним остался огромный лифчик.

– Вот это крупнокалиберный патронташ! – весело воскликнул Буханкин. – Только для снарядов и подойдёт!

Ранним утром Селиван Кузьмич принял в свою шайку нового “бойца”. Он, дружелюбно улыбаясь, подошёл к сидящим у костра Тёлкину и Бутылкину, вежливо поздоровался и сел рядом.

Был он чисто выбрит, одет во всё новое: на голове серая шляпа, безукоризненный костюм, на белоснежной рубашке коричневый галстук, брюки заправлены в новые кирзовые сапоги. Большую сумку с чайником и кастрюлей, привязанными к её ручке, он поставил сбоку.

– Ты кто такой? – сильно удивлённый внешним видом незнакомца, разгуливающего ночью по полям, спросил Бутылкин. – Шёл на вокзал и заблудился, что ли?

– Действительно, ты кто, в натуре? – тоже не удержался от вопроса Тёлкин.

Один из нас я – сибиряк, – расплылся в улыбке неизвестный в шляпе.

– Шеф, какой- то хлопец русско- сибирской национальности явился к нам! – стал будить Селивана Кузьмича Тёлкин. Тот с большой неохотой проснулся, сел, позевал, растирая кулаками глаза. Целую минуту, раскрыв от удивления рот, разглядывал таинственного пришельца, очнулся и принялся допрашивать его.

– Я – Емельян Грамотеев, – познакомил тот себя со всеми. – Бывший ветеринар, бывший библиотекарь.

– Почему в такой ночной момент ты во всём новом оказался в безлюдной глухомани? – строго спросил атаман.

– Я родом из деревни Твоюматькино… Да, да, так и зовётся моя деревня! – видя, что все с недоверием уставились на него, утвердительно закивал толовой бывший ветеринар и библиотекарь. – Почему она так прозвана – никто не знает. Знала одна глухонемая старуха, не грамотная к тому ж. Но не смогла она объяснить происхождение названия, потому что никто её не понимал. Умерла в первый год реформ и унесла тайну с собой в могилу… Я же в этой деревне заведовал библиотекой, вёл культурно- просветительскую работу. Организовал кружок любителей книги из восьми мужиков. И стали мы в книгах и самогоне усердно искать смысл современных реформ и шоковой терапии: в книгах чисто символически – в самогоне больше. Мы развили невиданную в наших глухих местах просветительскую деятельность: каждый день мои мужики со связками книг и журналов разбегались по окрестным сёлам и деревням и меняли их на самогон. По вечерам мы запирались в библиотеке и спорили много о нашем бытии в эпоху новых преобразований… “Почему так много житейских проблем принесли нам реформы?” – после третьей стопки первача, позабыв о закуске, задавали мы друг другу один- единственный вопрос. И никак не могли ответить на него. Недавно Юрка Жуемуев, наш тракторист, рыгая под лавкой, высказал правильный ответ, но до остальных он не дошёл: кто спал, кто плакал, двое учились молиться, стоя на карачках, а четверо, и я с ними, затеяв борьбу, закатились под стол и никак не могли оттуда выбраться. Утром, вытащив нас из- под стола, Юрка похвалился, что ночью знал правильный ответ, почему мы хреново существуем в годы шоковой терапии, но сейчас у него трещит башка и он не может ничего вспомнить. “Надо выпить – тогда вспомнит!" – дал дельный совет Пафнутий Невтерпёж… фамилия у него такая. Пастухом он работал, пока не выгнали. Все согласились и, похватав книги и журналы, побежали менять их на самогон. Но сколько мы ни пили – Юрка Жуемуев так и не вспомнил правильного ответа. А однажды в тоскливо пасмурное утро я обнаружил, что все книги и журналы пропиты. Остался один учебник по китайской грамоте и обложка от “Капитала” Маркса. Это грустное открытие очень расстроило меня и моих собутыльников, так как все поняли, что выпить на халяву больше не получится. Угрюмое уныние воцарилось среди нас…

Емельян достал из кармана пиджака пачку сигарет, угостил всех, прикурил и продолжил:

– А вчера в библиотеку заявился районный следователь, показал нам коллективное письмо, подписанное группой измученных жён и детей, и учинил строгий допрос, который длился до позднего вечера. Потом он сказал, что нас будут судить за расхищение колхозного имущества и взял подписку о невыезде. Я, как и все, подписался, пришёл домой, собрал вещички, приоделся – и был таков во тьме ночной. Так я оказался у вашего костра.

– Значит, ты- преступник? – задумчиво похлопывая ладонями по коленям, спросил Селиван Кузьмич.

– Выходит так, – грустно согласился Емельян.

– Как я понял: до бытности твоей библиотекарем ты работал ветеринаром. На сколько голов уменьшилось коровье стадо благодаря твоим “заботам”? – пристально посмотрел на Емельяна Селиван Кузьмич.

– Гм- м… – смутившись, покраснел Емельян. – Как- то однажды… бесследно исчезли пять коров… Моей причастности не доказали, но оставили в подозрении и отстранили от работы.

– А ты в ветеринарии- то что- нибудь понимаешь? Коня от кобылы отличить сможешь? – с язвинкой в голосе задал вопрос Буханкин.

– Конечно, смогу отличить! Я же квалифицированный ветеринар! – слегка обиделся Емельян. – Я училище на “хорошо” и “посредственно” окончил!

Емельян Грамотеев действительно учился в сельскохозяйственном училище в небольшом городке под Астраханью и получил “корочку” специалиста по размножению верблюдов и ослов. На всю жизнь запомнил он, верблюды едят верблюжью колючку и плюются. Что они плюются, он познал на собственном примере. Единственный раз в конце учёбы ученикам был показан живой верблюд, и они, кривляясь, стали дразнить его: “Верблюд Яшка, серая рубашка, горбатая спинка, пузатая скотинка!”

Дразнили, дразнили ребята верблюда, пока не надоели ему. Он гневно простонал что- то по- верблюжьи и смачно плюнул. Попал Емельяну в лицо. Потом он стал гоняться за учениками и метко плевать в них. Всех оплевал и разогнал.

Окончив училище, Емельян Грамотеев размножать верблюдов и ослов побоялся и уехал на родину в Омскую область, где и устроился младшим ветеринаром в колхоз имени Вещего Олега.

– И давно ты, Емельян, свернул на преступную стезю? Давно воруешь? – поинтересовался Селиван Кузьмич.

– Года три назад случилось это, когда за некоторою сумму оплаты под моим равнодушным наблюдением были уведены в неизвестном направлении кроме коров… три телёнка и бык, – зарделся и потупил взор Емельян.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать… почти.

– Ты – надёжный человек? – помолчав с минуту, спросил Селиван Кузьмич.

– Нет, – в глубокой задумчивости мотнул головой Емельян.

– Я так и подумал.

– А, что вы спросили? – встрепенулся Емельян.

– Нет, ничего, – улыбнулся Селиван Кузьмич. – А зачем ты галстук на шею натянул? Сразу в глаза бросается. Место тут для него неподходящее.

– На какое- то незначительное событие подарили мне его. Вот я вчера украсил им себя… Сейчас сниму, – стал развязывать галстук Емельян. – Я человек – весьма негордый, простой… Дарю его вам! Нате, берите!

– Спасибо, – принимая подарок, поблагодарил его Селиван Кузьмич. – Тебе, дружище, сказочно повезло! – повысив голос, важно промолвил он. – Это удача, что ты повстречал именно нас! Мы как раз те люди, которые помогут тебе разобраться в подлости современной жизни. Мы – вольные люди. Ходим- бродим по белу свету за малой долей. Присоединяйся к нам и ни о чём плохом не думай – я обо всём позабочусь. Согласен идти с нами хоть куда?

– Конечно, согласен! Мне с вами в любую сторону по пути! – благодарно вскричал Емельян. – Назад мне возврата нет! Вот повезло мне, так повезло! В хорошую компанию попал!

– Так как ты человек аккуратный, а лицом умный, мы даём тебе кличку Интеллигент. Это для конспирации, Меня зови Шефом. Ну а с остальными познакомься сам, – махнул рукой Селиван Кузьмич сторону своих держиморд.

– Спасибо, Шеф, с поклоном, что приютил меня и принял в свой дружный коллектив! – снова поблагодарил Селивана Кузьмича новонаречённый Интеллигент. – Вот увидишь – я ещё достойно пригожусь!

Когда “вольные люди” съели всё, что прихватил с собой Интеллигент, Селиван Кузьмич, натянув на лицо важность, деловито предложил:

– Пора, друзья мои, заняться настоящим делом! Сейчас пойдём искать фермерские хозяйства и требовать от владельцев любви уважения к нашим гордым персонам. Предложим та покровительство от лихих людей. А за это они должны будут выплачивать нам регулярно некоторую сумму денег. Вот и вся диспозиция на сегодняшний день. Вопросы есть?.. Вопросов нет. Тогда собираемся пошли на промысел.

Через пять минут гордый атаман повёл своих “бойцов” к “великим победам и славе”. Берегом реки шайка миновала Тёткино и после двухчасового марша повстречалась на развилке дорог с четырьмя путниками. Это были Макар, Пётр, Павло и Лаврик.

Никто не хотел уступать дорогу.

– Что упёрлись, козлы! – вызывающе грубо крикнул Селиван Кузьмич. А ну дайте нам дорогу, а не то мои орлы рога вам переломают!

– Ну ты, плешивая ворона! Облетишь со своей стаей нас, если не хочешь, чтобы мы вас не ощипали, как кур! – вскипев, тоже грубо ответил Макар.

Лаврик, узнав своих вчерашних преследователей, на всякий случай, спрятался за широкую спину Петра.

– Петя, этот плешивый – тот самый Селиван Кузьмич, который со своими мордоворотами за нами гонялся, хотел побить, – шепнул он Петру.

– Вы что, козлы, возникаете! – всё больше распаляясь, заорал Селиван Кузьмич. – А ну брысь с дороги!

– Считаю до пяти! Если не избавите нас от вашего недостойного присутствия, то мы вас атакуем! – спокойно, но грозно произнёс Макар. – Считаю…Раз!.. Два!..

– Ты погляди, как они на нас смотрят! Как презирают! Как оскорбляют своим достоинством! – злобно возмутился Селиван Кузьмич. – Они своим упрямым поведением возбуждают во мне драчливые желания! – и, вытянув руку вперёд, он заорал: – В атаку, орлы мои! Пикируйте на них, стервятники! Задолбайте их! Проучите, чтобы знали нас и долго с дрожью вспоминали! Клюйте, сметите их в овраг!

“Орлы”, загорланив, бросились в драку. Пётр резким ударом в лоб уложил на дорожную пыль подскочившего к нему Тёлкина И на этом атака захлебнулась: смолкнув, нападающие в нерешительности остановились, почёсываясь, оглянулись на волнующегося в сторонке атамана.

– Три! .. – продолжил счёт Макар.

– Да бейте их, бейте! Они уже отступают! – подскакивая на месте и потрясая кулаками, почти в истерике завизжал Селиван Кузьмич.

– Четыре!.. – повысил голос Макар. – Пять!!!

Пёгр громко потопал по пыли, делая вид, что бежит. Тёлкин, очнувшийся от нокаута, взмыкнув, вскочил с земли и, виляя, бросился наутёк; остальные “бойцы” в панике помчались за ним. Пётр подскочил к отважному атаману и схвати его за ухо. Селиван Кузьмич моментально преобразился, всю спесь с него как ветром сдуло.

– Ой, детушки, ой, ребятушки- козлятушки.. то есть сыночки дорогие мои! – заныл он. – Отпустите меня старенького, болезненького! У меня детки малые!

– Ты чего, дядька, обзывал нас и драку затеял? – сурово спросил Пётр и щёлкнул пальцем по лысине пленника.

– Ай, больно! Больно, дорогой сыночек! – простонал Селиван Кузьмич. – Я больше не буду обзываться! Честное- пречестное слово! Я хотел только пошутить над вами, попугать. Но вы оказались сильнее, и теперь я очень хорошо к вам отношусь, с большим уважением. Отпустите меня на все четыре стороны! Я больше не буду хулиганить! Торжественно обещаю вам!

– Ты, вредный старик, зачем вчера за нами гонялся, а? – с мстительным злорадством спросил Лаврик, нанося звучный щелчок в лоб пленника. – Какое возмездие ты хотел устроить над нами? Мы же русским языком объяснили тебе, что пели про Ивана Кузьмича, а не про Селивана Кузьмича!

– Виноват, неоспоримо виноват, внучек! – узнав Лаврика, жалобным голоском воскликнул Селиван Кузьмич. – Увлёкся, поозорничал на старости лет! Ух, какой я нехороший! Мне очень стыдно вам в глаза смотреть. Пожалейте меня! Мне ведь уже пятьдесят лет и три месяца! Детки малые… жена дура…

– На вот тебе за козлов! – гулко стукнул Павло согнутым пальцем по блестящему темечку атамана. – И ещё раз за то, чтобы мешал песни петь!

– Может, отпустим гада? – предложил Пётр, с презрением глядя на униженного врага.

– На первый раз отпустим его невредимым, – согласился Макар и обратился к распустившему нюни атаману: – Из гуманных соображений, делая скидку на твою старость, мы тебя отпускаем. Пшёл прочь, шпана

– С удовольствием! С большущей радостью иду! Бегу! Спасибо дорожайшие внучики мои за доброту! Я весь уже не здесь. Уже меня тут нет! – оживился и засуетился Селиван Кузьмич и, получив на прощание по пинку от Павла и Лаврика, кинулся догонять своих “орлов_ стервятников”.

У берёзовой рощицы, где затаились “орлы", Селивана Кузьмича встретил Интеллигент и, подобострастно заглядывая в угрюмое его лицо, с соболезнующим возмущением воскликнул:

– Какие негодяи эти четверо! Правда, Шеф? Вот задиры и драчуны бессовестные! Их вежливо просят уступить дорогу, а они Тёлкину в морду дали, избивать полезли! Как неприятно повстречать таких бандитов в чистом поле! Как таких уголовников милиция не ловит?! Это вопиющее черти что! Безобразие! Правда, Шеф? Мне уверенно кажется, что…

– Не раздувай расстройство! Без тебя тошно! – рыкнул на него Селиван Кузьмич. – Отринь от меня! Лезешь в душу!

Подойдя к уныло переживающим позорное поражение паническое бегство разбойничкам, он встал перед ними в свирепую позу, подбоченился и громко обиделся:

– Дебилы! Дегенераты! Прогрессирующие кретины! Смылись! Бросили меня на растерзание! На мучительное поругание!.. А ты, бродячее благородие, почему оставил меня одного? Почему поскакал за ними? – повернулся он к Интеллигенту

– Шеф, я сзади всех драпал, последним! Только после долгих раздумий я решился на это. Но мысленно я остался рядом с тобой и мысленно мужественно терпел пытки, которые терпел ты, – преданно заглядывая в злые глаза атамана, залебезил Интеллигент, но Селиван Кузьмич, погрозив всем кулаком, снова взорвался гневом:

– Трусы! Трусы! Не разбойники, а овцы, паршивое бестолочное отродье! Встать, мутанты, когда я вас ругаю! Следите за исходящим из моего рта презрением! Дисквалифицирую всех в отставку!.. Не садиться! Я вас ещё не кончил ругать!.. Я вас… Мы вышли на большую тропу разбоя и от первых же подвернувшихся на дороге проходимцев удрали, как зайцы! Да вы должны были вывернуться наизнанку, терпеть поражение, но не бросить меня принимать муки физического унижения!..

– Шеф, ты не совсем прав. Ведь мы совсем недалеко… – забурчал Евсей, воспользовавшись секундной паузой. – Рядом мы…

– А я приказываю тебе думать, что я прав! Потому что я прав! – накинулся на него Селиван Кузьмич. – Понял? Евсей нехотя, лениво

кивнул и отошёл в сторону.

– Ну что, прав я, что вы трусы? – брезгливо поморщился атаман. – Я жду безоговорочного согласия! Что замкнулись, недоделанные, говорите!

– Ну согласны мы, ты прав, – махнул рукой Гордей.

– Беспрекословно согласен с тобой, Шеф! – выскочил из- за спины атамана Интеллигент. Раболепно склонил голову набок, чтобы взглянуть в его глаза; быстро нагнулся, схватил упавшую на землю шляпу и, снова приняв позу подхалима, заулыбался.

– Чего лыбишься? Раззявился! Захлопни пасть! – прикрикнул на него Селиван Кузьмич.

– Хорошо, хорошо, Шеф! Я всегда согласен, я…

' – Пипка от руля! Помолчи! – раздражённо свёл брови к переносице атаман. – Моё персональное мнение о тебе – негодующе отрицательное! Больше меня в беде не бросай!.. И вы, разгильдяи, не смейте этого делать! – погрозил он пальцем Буханкину, Тёлкину, Кобылкину и Бутылкину. – Ну Интеллигенту, который с нами всего несколько часов, на первый раз простительно, а вы- то со мной уже много лет!

– Поругав ещё с пяток минут разбойничков, успокаиваясь, Селиван Кузьмич приказал Интеллигенту развести костёр и вскипятить воду, а сам, чтобы поднять боевой дух шайки, принялся рассказывать сказки о Робин Гуде, о разбойнике Кудеяре и о Стеньке Разине, который грешил частыми набегами на Персию и другие ханства помельче и возвращался восвояси с богатой добычей.

– Вы разве не помните, не читали в учебнике по истории, какой “шорох” навела в Китае, в Сибири, в Средней Азии и в Европе ордашайка Чингисхана? – пытливо вглядываясь в тупые лики сотоварищей, воскликнул атаман. – А мы чем хуже их?.. Правда, числом нас мало. Но это дело наживное, примем в наши ряды ещё человек десять и прогуляемся по тихим закоулкам родной губернии, пошумим на славу! А может быть, и в соседние губернии наведаемся! Так что, братва, не падайте духом! И в наших кошельках будет звонкий праздник! – на бравурной ноте закончил Селиван Кузьмич свою речь.

Попив чайку и малость подремав, атаман со словами: “Ну хватит горе переваривать, оно уже в прошлом, пора делом заняться!” – поднял и повёл братву на поиски богатых

“Нам бы хоть горсть, хоть бы щепотку удачи, и тогда мои молодцы поверят в меня и воспрянут духом”, – всматриваясь в горизонт, уныло размышлял Селиван Кузьмич, шагая впереди шайки.

И к вечеру разбойничкам повезло: они увидели большой дом, одиноко стоящий посреди поля.

На крыше дома стучал молотком загорелый мужик средних лет. Заметив странную компанию, подошедшую к забору, он перестал стучать и спустился по лестнице на землю.

– Эх, сейчас лихим налётом обездолим фермера до нищенского состояния! – кровожадно ухмыльнулся Буханкин.

Показав кулак, Селиван Кузьмич успокоил его и, приказав всем ждать у калитки, смело вошёл во двор. Не обращая внимания на лающую собаку, он приблизился к хозяину и ласково спросил:

– Ты фермер, милый?

– Да, – с опаской поглядывая на стадом толпившихся у ворот подозрительных личностей, ответил фермер. – Получил в аренду землю. Теперь обустраиваюсь.

– Правильно, трудись, – поощрительно кивнул Селиван Кузьмич. – Выращивай урожай, паси скот… А мы вот посоветовались, – указал он рукой на переминающихся подельников, – и решили прибрать твою ферму и тебя под нашу опеку. Отныне мы твои защитники. Теперь тебя никто не обидит. Радуйся и благодари нас, голуба. А то ведь много лихих негодяев шляется по этим местам, и обидеть могут, ограбить. А под нашей “крышей” ты можешь быть спокоен… Звать- то тебя как, дружище?.. Иваном!.. И за то, Иван, что мы будем нести круглосуточную охрану, ты должен, с аккуратной регулярностью, каждый месяц платить нам… небольшую, чисто символическую сумму… Да не дрожи ты! Не падай духом! Привыкай к доле своей фермерской в условиях дикого капитализма. Ты кредит в банке получил?

– Но- о я не…

– Никаких “но”, никаких возражений! – строго повысил голос Селиван Кузьмич. – На первый раз расплатишься с нами очень смехотворной суммой – всего двести тысяч рублей. Иди, брат крестьянин, и неси деньги. Да не удумай какую- нибудь пакость! – накажем!

Иван, поникнув головой, поплёлся по двору, зашёл в дом и минуту спустя вынес деньги.

– Молодец! Не жадный! Уважаю таких! – похвалил фермера Селиван Кузьмич. – Через месяц мы придём за новым взносом. А пока живи, паши, Иван, и никого не бойся! Если кто из чужих сунется с такими же требованиями – скажи, что ты находишься под регулярной охраной Шефа. Меня все знают и сразу от тебя отстанут… Ну будь здоров, Иван! Молись за нас, благодетелей твоих.

– Спасибо! Огромное спасибо вам за заботу обо мне! Спасибо ещё раз! – крепко пожимая руку вымогателю, с искренней благодарностью воскликнул фермер. – Заходите в любое время! Я вам всетда рад буду!

– Зайдём, Ваня, обязательно зайдём. До скорого и приятного свидания, Ванюша, – ласково ответил Селиван Кузьмич и, похлопав фермера по плечу, не спеша направился к калитке.

В ближайшем лесочке под бурное ликование атаман роздал всем

по пятнадцать тысяч, а остальную сумму оставил себе.

– Видите, как из ничего можно делать деньги! – горделиво воскликнул он. – Но это ещё цветочки – ягодки соберём попозже!

– Ура! Качай Шефа! – крикнул Интеллигент, подскакивая к Селивану Кузьмичу.

Вся гоп- компания, схватив атамана за руки и ноги, принялась высоко подкидывать его. Это очень понравилось Селивану Кузьмичу, и когда его опустили на землю, потребовал, чтобы его ещё подольше и повыше поподкидывали и кричали: “Слава! Слава нашему Шефу! Слава Селивану Кузьмичу!” Разбойнички прилежно исполнили желание атамана, даже перестарались: подбросили так высоко, что он, перевернувшись в воздухе, ударился задницей о сук дерева.

– Тише! Тише качайте! – простонал Селиван Кузьмич. – Я ещё нужен вам, жене и стране!

Взлетая, он с удовлетворением подумал, что с лихвой реабилитировал себя в глазах своих подельников за утренний позор.

– Шеф- то наш – настоящий герой! – восхищённо шепнул Интеллигент Буханкину. – Губастенький, лобастенький, пузастенький, кривоногенький, задастенький – настоящий атаман!

Передохнув, посудачив о неожиданной удаче, Селиван Кузьмич повёл свою шайку в маняще- таинственные дали на поиски новых побед. Вскоре разбойничкам повстречались двое отчаянно дерущихся парней. Атаман приказал разнять ух. Тёлкин и Кобылкин растащили драчунов.

– Вы чего мордуете друг друга? – полюбопытствовал Селиван Кузьмич.

Не ответив, драчуны снова сцепились, упали и покатились по земле. Их снова разняли.

Ну чего вы, голубки, клюётесь в чистом поле? Чего не поделили? – дороги, что ли, или свежего воздуха? – повторил вопрос атаман. – Смотрите на меня и внимайте, что я говорю!

– Этот презренный гад на меня грубо посмотрел! – потирая дрожащей ладонью синяк под глазом, свирепо скрипнул зубами один “поединщик." – За это хамство я его третий день бью.

– Этот подонок повысил на меня голос! – скорчив злую гримасу, истерично вскричал его противник. – И поэтому я третьи сутки учреждаю его на тот свет!

– Ну зачем же, господа, так кровожадно расправляться за пустяки? – осуждающе покачал головой Селиван Кузьмич. – Я просто… – Он еле успел отскочить в сторону: враги опять с визгом налетели друг на друга.

– Да разнимите их окончательно! – гневно возмутился Селиван Кузьмич. – Никакой порядочности у людей! С ними разговариваешь, а они драться лезут!

Тёлкин и Кобылкин, схватив супротивников за шиворот, развели их подальше друг от друга.