Лила Адлер 3
Глава 1
Утро началось так же внезапно, как кончился вчерашний день, и, хотя оно было солнечным и ясным, настроение у Лилы было так себе: она не выспалась и чувствовала себя разбитой, совсем как корыто старухи из сказки про золотую рыбку.
С трудом подняв себя с кровати, Лила поспешила в ванную, чтобы умыться раньше сестры, которая тоже проснулась и потягивалась, позевывая, в своей постели.
Это из-за Наташки, которая поступала в фармакадемию, Лила не могла уехать на дачу в начале летних каникул! Бабушка с мамой настаивали на том, что Лила поедет на дачу только вместе с сестрой – хотя это была дискриминация чистой воды и нарушение права на законный летний отдых!
Из зеркала над раковиной на Лилу недовольно уставилось ее отражение: большие зеленые глаза, загорелое вытянутое лицо на длинной худой шее, рассыпавшиеся по плечам темно-русые волосы, которые уж неделю как следовало бы вымыть…
Ей так надоело греть воду в кастрюле, чтобы потом мыться, черпая воду ковшом из тазика! Именно так Лила мылась почти два месяца – с тех пор, как в ее доме отключили горячую воду. Каково же было ее удивление, когда из горячего крана полилось не глухое рокотание, а… вода! Мутная, ржавая, но самая настоящая! Она так неистово рвалась наружу, что Лила поспешно закрыла вентиль, опасаясь, что кран на радостях лопнет.
Ха! Очень вовремя! Включили, наконец-то! Через два месяца, вместо обещанных двух недель… И аккурат в тот день, когда Лила с сестрой и бабушкой уезжают на дачу!
Да и что от такой воды толку? В ней не помоешься – запачкаешься только… А в кастрюле воду греть ох как не хочется! Лила вздохнула и принялась собирать сальные волосы в хвост на затылке. И так сойдет! Ей только до дачи доехать, а там – бултых! – и сразу в речку. Или в баню. Или и в речку, и в баню по очереди, и так хоть каждый день!
Вещи у Лилы уже были собраны. Мама сказала взять только то, что сможешь унести сама, поэтому Лила уложила самые необходимые вещи в сумку на ремне через плечо – ту самую, которую купила на заработанные деньги.
Ей даже не верилось, что сегодня она поедет на дачу, а не в офис «ОСЭ», как делала каждое утро несколько недель подряд! Что не увидит сегодня знакомые лица Тани, Ули, Влада с Матвеем, Алёны, Алексея Батьковича, Сергея и всех дистриков-новичков, которые пробовали заработать первые деньги в активных продажах. Сегодня Лила не пойдет «в поле», чтобы там «рубить капусту»! Не будет «надевать шкуру льва» на утреннем импекте, не получит звонкого джуса… но зато и не будет участвовать в забивонах с дурацкими наказаниями для проигравших, навроде макания лица в сомнительную жижу или поедания банана без помощи рук!
Лила проверила: на месте ли пачка денег, которую она взяла с собой? Ее собственных, заработанных! И улыбнулась: деньги были на месте. Они были билетом в свободную жизнь: Лила могла тратить их, как посчитает нужным, и никому за них не отчитываться!
Раньше ей приходилось заискивать перед бабушкой и мамой: хорошо учиться, быть вежливой и безропотно работать по дому, как Золушка, чтобы выпросить мелочь, которой едва хватит на самый дешевый пломбир в вафельном стаканчике. Но теперь все будет по-другому: у Лилы теперь столько денег, что она может покупать себе разное мороженое каждый день, и у нее еще на сухарики с чипсами хватит! И не только это: Лила даже смартфон себе может купить на те деньги, которые заработала! Но… зачем покупать то, что тебе и так должно в скором времени достаться бесплатно?
Лила надеялась, что ей, как и сестре, родители подарят смартфон в следующем учебном году, когда она будет учиться в одиннадцатом классе и ездить на курсы для абитуриентов, поступающих в вуз. Хотя… Лила уже сомневалась в том, что ей стоит во все это ввязываться. Она хотела стать моделью, и мама уже пообещала записать ее в модельную школу. Правда, такое счастье привалило ценой позора, о котором Лиле даже вспоминать не хотелось… Что тут скажешь? Знакомство Лилы и ее подруги Кэйт с представителем модельного агентства закончилось совсем не так, как хотелось бы! А для Кэйт эта неприятная история, должно быть, продолжается до сих пор. И как ей самой все это не противно?
Впрочем, это личное дело Кэйт: у нее есть своя голова на плечах и свое мнение, что правильно, а что неправильно. Пусть делает, что хочет, раз ей совесть это позволяет! Лиле, в отличие от Кэйт, так зарабатывать деньги совесть не позволила, поэтому она устроилась работать дистрибьютором. Это тяжелее, конечно, но зато Лила не опасается, что родители выгонят ее из дома, узнав, кем работает их дочь!
А ведь Кэйт с Лилой были лучшими подружками… Все поменялось в хрущевке с простынями на стенах: после нее Лила с Кэйт не общались так, как прежде, и виделись всего один раз. А лучше бы не виделись вовсе! Лиле до сих пор было горько от того, что случилось, когда Кэйт пришла к ней домой…
Ну и ладно! Кому вообще нужна эта Кэйт, когда на даче есть Аня и Ксюша! И еще Дюша… Интересно, он изменился с тех пор, как Лила видела его прошлым летом?
– Эй, ты застряла там? – Визжала Наташка, тарабаня кулаками по двери в ванную. – Не одна на свете вообще-то! Мы из-за тебя опоздаем!
– Ты тоже не одна на свете! – Огрызнулась Лила, выскочив из ванной и смерив Наташку презрительным взглядом.
Ну вот за что ей досталась такая противная старшая сестра?!
* * *
Лила стояла босиком на песчаном берегу, приложив ладонь ко лбу и вглядываясь в противоположный берег. Оттуда должен был прийти речной трамвайчик, на котором Лила вместе с сестрой и бабушкой хотели переправиться через реку. Этот вид транспорта был не единственным: на дачу можно было попасть и на автобусе, и на машине, однако речной трамвайчик был по-особенному притягательным. К тому же, из дома до места посадки на него можно было дойти пешком всего за пятнадцать минут!
Ветер приятно дул Лиле в лицо, от реки веяло прохладой, а сверкающие блики на речной воде слепили глаза. Еще чуть-чуть, и она окажется на том берегу! Неужели скоро Лила искупается в реке – впервые за это лето? Ох, скорее бы! И куда только этот трамвайчик запропастился?!
– Ну что? Не видать? Идет? – Обеспокоенно квохтала бабушка, придерживая рукой свою соломенную шляпку, из-под которой кокетливо высовывались седые кудри.
Бабушка, по своему обыкновению, была одета так, словно едет не на дачу, а на светское мероприятие: на ней было простое, но элегантное платье, под цвет которого были подобраны ее туфли, сумочка и ленточка на шляпке.
– Идет, – гнусаво протянула Наташка, вглядываясь сощуренными глазами в противоположный берег.
Складывалось впечатление, будто Наташка делает всем одолжение, издавая звуки. Хотя куда большим одолжением было бы, если бы она одела что-нибудь менее вызывающее, а не эти свои уродские джинсовые шорты, которые визуально увеличивали ее и без того объемную пятую точку, и не эту обтягивающую майку ее любимого красного цвета, так и кричащего «посмотрите на меня!»
– Где? – Взволнованно спросила Лила.
– Да вот же, слепошарая! – Прошипела Наташка, указывая на трамвайчик.
Тут Лила наконец-то его заметила. Это было небольшое речное судно белого цвета с голубыми полосками вдоль кормы. Лила переплавлялась на нем каждый год, но каждый раз опасалась, что на середине пути эта посудина сломается и потонет, как Титаник. А плавала Лила не ахти как, если честно.
Вопреки опасениям, трамвайчик из года в год держался на плаву и исправно перевозил пассажиров с одного берега на другой. У него имелась открытая верхняя палуба для отчаянных пассажиров, которые не боялись быть сдутыми в реку сильным ветром во время переправы, и нижняя палуба, иллюминаторы которой располагались над самой водой. Бабушка всегда заставляла Лилу с Наташкой сидеть на скучной нижней палубе – даже когда не было ни сильного ветра, ни дождя. Но в этот раз Лила туда не пойдет: в конце концов, она уже не ребенок, чтобы во всем слушаться бабушку – у нее теперь есть паспорт гражданина Российской Федерации и конституционные права!
Ветер доносил до столпившихся у кромки воды пассажиров шум двигателя: казалось, что небольшой корабль рычит и фыркает. Вдруг рычание резко оборвалось. Собравшиеся на берегу внимательно следили за тем, как притихший трамвайчик словно крадущийся зверь подходит все ближе к берегу, пока, наконец, не уткнулся в песок недалеко от береговой линии.
Сердце у Лилы забилось сильнее, когда судовой работник начал поворачивать и спускать трап, крутя лебедку. Когда трап завис над берегом, с него на берег съехали сходни – две узкие длинные доски, скрепленные поперечными брусками. Эти сходни были настоящим испытанием для мозжечка! Чтобы попасть с берега на корабельный трап, нужно было пройти по ним безо всякой страховки, вдобавок сходни еще и покачивались вверх-вниз при ходьбе! Это был бесплатный аттракцион, но Лила его не любила – боялась оступиться и грохнуться со сходней в прибрежную воду.
Вереница пассажиров потянулась с берега на трамвайчик. Обувшись в свои сандалии, Лила передвинула за спину сумку, чтобы лучше держать равновесие, и, решительно поджав губы, начала восхождение на судно. Кое-как преодолев сходни (Наташка, идущая следом, как нарочно их раскачивала!), Лила вцепилась в поручни трапа и укоризненно зыркнула на сестру – та ухмылялась, довольная собой. Нет, Наташка однозначно нарывается! Похоже, все-таки придется сегодня сбросить сестру с трамвайчика в реку. Чисто в воспитательных целях. И пусть только кто-нибудь попробует бросить ей спасательный круг!
Оказавшись на палубе и оплатив проезд у судового работника, Лила окинула взглядом городской берег, от которого они вот-вот должны были отчалить: неуютный и неухоженный пляж, с глыбами шлака и пивными бутылками на коричнево-желтом песке, горячая асфальтовая дорога с обломанным у песка краем, грохочущие ворота заводских цехов, через которые снуют тарахтящие грузовые машины, огромные трубы заводских печей, из которых валит дым… н-да уж, по всему этому Лила точно скучать не будет.
Взглянув на другой берег, Лила почувствовала, как по ее коже побежали мурашки. Скорее бы оказаться там! Ведь песок на пляже там такой светлый, чистый и мягкий! А вместо асфальтовых дорог – тропинки, по которым можно бегать босыми ногами. Там слышно только шум листвы, пение птиц и стрекот кузнечиков в сочной траве, на которой пасутся козы и коровы. А вместо одинаковых многоэтажек там стоят милые деревянные домики!
Посадка была завершена: берег опустел, а пассажиры спускались на нижнюю палубу. Судовой работник привычно возвращал трап со сходнями на палубу.
– Девочки, спускайтесь! – Скомандовала бабушка, стоя возле лестницы на нижнюю палубу.
Двигатель завелся, и речной трамвайчик забило мелкой дрожью.
– Я не пойду вниз! – Возразила Лила.
– Что? – Крикнула бабушка, не расслышав.
– Я не пойду вниз! – Силясь перекричать рокот двигателя, повторила Лила.
Бабушка поджала губы. Она не любила, когда ее не слушаются. Однако негодовала она молча, и вместо того, чтобы спуститься вниз, как собиралась сделать, она осталась на верхней палубе вместе с внучками. Для Лилы это была настоящая победа!
Трамвайчик дал задний ход и оторвался от берега. Лила с восторгом наблюдала, как удаляется пляж, дорога со снующими туда-сюда машинами, завод с его грохочущими воротами и дымящимися трубами – а вместе с ними и все ее проблемы. Крепко схватившись за металлические перила, Лила дышала полной грудью, подставив лицо ветру, и чувствовала, как трепещет ее сердце в ожидании чудес, открытий и приключений – всего того, из-за чего стоит отправляться в путешествие!
Вода вокруг трамвайчика стала темной. Лила подумала, что здесь, должно быть, довольно глубоко, и покосилась на Наташку, которая стояла неподалеку – та глазела по сторонам, крепко ухватившись за перила. Тут Лила дала волю своему воображению и с упоением представляла, как в качестве расплаты за все свои прегрешения Наташка падает за борт, вопит и беспомощно барахтается в воде все то время, пока трамвайчик везет Лилу на другой берег. Это было так чудесно!
Вдруг двигатель трамвайчика заглох. Теперь в воображении Лилы ко дну шла уже не Наташка, а весь трамвайчик с экипажем и пассажирами. Как следует испугаться Лила не успела: после небольшой паузы двигатель снова заработал. Трамвайчик рванулся вперед, делая крюк и поворачиваясь к покинутому берегу кормой. Лила вздохнула с облегчением. Похоже, на этот раз все-таки доедем!
Вопреки своим планам и на радость бабушке, середину реки Лила пересекала, глядя в иллюминатор нижней палубы. Она бы не спустилась, если бы не ветер, от которого у нее губы посинели и зуб на зуб не попадал! И, хотя на нижней палубе было душновато, там, по крайней мере, было тепло и можно было с комфортом разместиться на креслах, крепко прикрученных к полу вместе со столиками. Правда, в закрытом пространстве от шума двигателя у Лилы за пару минут заложило уши.
Однако встречать берег на нижней палубе Лила не смогла – она выскочила на верхнюю палубу, когда тот стал приближаться. Берег был таким, каким она его помнила: узкая песчаная полоска между речной водой и обрывом, на который с пляжа поднималась узкая извилистая тропинка. На берегу трамвайчик ждали несколько местных жителей – должно быть, они спешили в город на работу.
Лила с замирающим сердцем следила за тем, как трамвайчик, затихнув, крадется к берегу, чтобы воткнуться в него своим носом, и лишь крепче вцепилась в поручни, почувствовав толчок. Судовой работник принялся опускать трап и сходни, и вскоре возле них столпилась очередь покидающих судно пассажиров.
– Только после Вас, – услужливо улыбнулась Лила Наташке, когда настал их через спускаться по трапу.
Наташка закатила глаза и уверенным шагом отправилась на берег. Лила пошла следом. Конечно, в ее богатом воображении сестра сейчас с визгом падала со сходней в воду. Платить сестре той же монетой и раскачивать сходни Лила не стала – но не потому, что решила спустить сестре это с рук, нет. Просто Лила считала физические наказания уделом идиотов. Да и вообще, о возмездии сейчас думать ей как-то не хотелось. Ведь на берегу песок – такой светлый, мягкий, теплый и ласковый, – будто бы обнимал ее ноги, радуясь встрече как старый друг!
Лила улыбнулась. Здесь было все другое! И звуки, и запахи… По ту сторону реки завод словно огромный клещ впился в землю, отравляя воздух, почву и воду. А на этом берегу все было так, как задумано природой: просто и совершенно.
Лила чувствовала подъем сил и воодушевление, когда босыми ногами шла по тропинке, которую то здесь, то там пересекали торчащие из-под земли извилистые корни деревьев. Вскоре, однако, ей пришлось обуться: многочисленные сосны, растущие на этом берегу реки, щедро разбрасывали свои шишки, которые все чаще попадались под ногами.
К слову сказать, корни деревьев и сосновые шишки были не единственным, на что следовало обращать внимание: на утоптанной тропинке то и дело встречались маленькие черные муравьи, снующие вокруг отверстий в земле, ведущих в их подземные убежища. Лила старалась не наступать ни на муравьев, ни на их дома. Не то чтобы она питала к ним теплые чувства – наоборот, ей хотелось держаться от этих насекомых подальше! Просто Лила понимала: она здесь в гостях, и ей не следует вести себя как Годзилла, круша и ломая чужие жилища.
Взобравшись на крутой берег по тропинке, Лила с сестрой и бабушкой прошли между рыбацкими домиками и вышли на первую линию. Линиями здесь называли улицы. Они располагались вдоль реки: первая была ближе всего к воде, а каждая следующая – дальше. Линии были такие длинные, что Лила не знала даже, где они заканчиваются! Вдоль каждой из них стояли жилые дома в один или два этажа – чаще деревянные, но встречались и кирпичные.
Дома были из другой эпохи – они строились, когда бабушка с дедушкой были совсем маленькие или еще не родились. Некоторые из этих домов покосились, на некоторых краска потрескалась и облупилась, но остальные, которых было большинство, выглядели мило и уютно. Правда, в последнее время даже их сносили, чтобы построить вместо них похожие на дворцы трехэтажные коттеджи за высоченными заборами. Пока Лила шла от первой линии к пятой, осматриваясь по сторонам, она отметила, что в этом году коттеджных строек стало больше.
На пятой линии находился продуктовый магазин – единственный на всю округу. Он стоял в том месте, где кончался асфальт и начиналась песчаная дорога. Здесь была конечная остановка автобуса, который приезжал из города по мосту через реку.
В отличие от городских, здешний магазин был небольшим, да и обстановка в нем была скромная. При виде него Лиле на ум приходило лишь одно слово – «сельпо». Он не мог похвастаться большим ассортиментом, но все самое необходимое в нем было: крупы, макароны, хлеб, печенье, консервы, масло, сыры и разные невегетарианские продукты – мороженая рыба, сосиски и колбасы. Молока и кисломолочных продуктов в магазине было совсем чуть-чуть: из-за того, что местные жители держали коров и коз, магазинное молоко не пользовалось спросом.
Пока бабушка выбирала печенье и хлеб, Лила осматривала полки, протянувшиеся вдоль унылых стен магазина. Раньше она могла только облизываться, глядя на лежащие там чипсы, сухарики, кукурузные палочки и хлопья. Теперь же она может позволить себе купить все, что захочет! От этой мысли у Лилы внутри бурлила такая радость, что хотелось прыгать и смеяться – она едва сдерживалась, чтобы этого не сделать.
– Бабушка, купишь мороженку? – Заканючила Наташка, когда бабушка вынула из сумочки кошелек, чтобы расплатиться.
– Посчитайте еще три пломбира в вафельном стаканчике, – сказала бабушка продавщице.
Наташка скуксилась, и Лила, глядя на нее, весело хмыкнула. Конечно, сестренка, вот тебе мороженка – самый дешевый пломбир. От бабушки другого и не дождешься! Скажи спасибо, что она вообще тебе что-то купила… Ничего другого ты до конца лета все равно не получишь. Потому что это я, а не ты, работала полтора месяца с утра до вечера, чтобы заработать денег на все, что хочется купить!
Лила порывалась купить себе прямо сейчас что-нибудь вкусное и вредное, чтобы насолить сестре, но решила с этим повременить. При бабушке этого точно лучше не делать! В лучшем случае она устроит выговор и доложит об этом маме, чтобы та тоже наставила дочь на путь «нормального» питания. А в худшем – заставит Лилу делиться своими вкусняшками с сестрой!
Из магазина бабушка с внучками вышли каждая с мороженым в руках. Кроме того, в руках у Лилы была буханка пшеничного хлеба и ржаной каравай, а у Наташки – пакеты с печеньем и бубликами. Они шагали по серой мягкой дороге, в которой пыль перемешалась с песком и взымалась облачком при каждом шаге. От этой пыли ноги Лилы быстро приобрели сероватый оттенок, но она не переживала об этом: она знала, что эта пыль смывается так же легко, как и налипает.
От магазина до дачи было рукой подать: нужно было просто идти вдоль пятой линии минут десять, пока не покажется дом, в котором живет Аня. Следующий за ним – дом тети Веры, у которой есть внук-американец. А за домом тети Веры стоит дом, в котором рос дедушка – туда-то и направлялись Лила с сестрой и бабушкой.
Возле дома Ани Лила вытягивала шею, надеясь увидеть в щелях между досками забора саму Аню или ее брата Дюшу – но напрасно. Может, еще спят? Или в огороде работают?
Американца и тети Веры на соседнем участке тоже не было видно. Странно: обычно внук приезжал к бабуле из Америки каждое лето – может, в этот раз он не приехал?
Лила с тихой радостью смотрела на дачный дом, пока бабушка, перекинув руку через верх калитки, нащупывала вертушку. Дом был одноэтажный. Сложен он был из больших брусьев, посеревших от времени, которые, намокая от дождя, становились совсем черными. На крыше дома виднелась труба печки с закоптившимся резным петушком, и рядом с ней еще одна – это была труба соседей. В доме жили две семьи – такое было нередко в послевоенные годы. У него было два отдельных входа, а внутри он был разделен глухой стеной, вдоль которой шла граница земельных участков. К дому была пристроена застекленная веранда и ограда.
Миновав калитку, бабушка прошла по выложенной кирпичом дорожке к воротам ограды и принялась шурундить в замке затейливым ключом, который отпирал засов на той стороне двери. Лила в это время оглядывала знакомые владения.
На участке, примыкающем к их половине дома, располагались скважина и сарай, в котором хранились доски и садовый инвентарь. К стене сарая снаружи был прикреплен верстак, на котором было очень приятно сидеть, болтая ногами. Также возле дома стояла накрытая пленкой теплица с огурцами. А под окнами дома в палисаднике росли цветы и большая сосна, которая забрасывала палисадник, крышу и дорожку у дома шишками.
В дальнем конце участка росла черемуха, возле которой стояла старая баня, провалившаяся в землю по самые окна. Баню облюбовали большие рыжие муравьи: они сновали рядом с баней и внутри нее, когда она была не истоплена. Недалеко от бани, возле ворот на шестую линию, стояла компостная яма. Все остальное пространство занимали грядки, засаженные картофелем, морковью, свеклой, кустами малины и смородины, а также разнообразной зеленью и земляникой. На участке росли деревья: рябина, ирга, дикая яблоня с мелкими кислыми яблочками, вишня, облепиха и еще одна сосна – огромная, она стояла на границе с участком тети Веры и была частью забора. С этой сосны на грядки и дорожки между грядками падало там много шишек, что ими топили баню вместо дров.
Бабушка отворила ворота в ограду, и Лила с сестрой зашли в прохладный полумрак. В ограде вдоль стен была устроена поленница, а между столбами, подпирающими крышу, были натянуты веревки для сушки белья. Еще в ограде стояла обувница со старыми туфлями, которые, должно быть, носила еще дедушкина мама – не иначе! Еще в обувнице стояли галоши, внутри которых пауки при каждом удобном случае плели паутину. А сверху на обувнице стояла, прислоненная к стене, незаконченная картина – какая-то абстракция из синих шаров и кубов на красном фоне.
Напротив крыльца, ведущего на веранду, располагался туалет, который представлял собой отверстие над выгребной ямой, отгороженное от посторонних глаз хлипкой деревянной дверью. Когда Лила была помладше, она до жути боялась провалиться в эту яму! Да и сейчас, по правде говоря, ей было не по себе при одной мысли, что справление нужды на даче сопряжено с такой опасностью.
Между крыльцом и туалетом стоял старый диван с валиками в качестве подлокотников. Диван был сломан: валики его то и дело разъезжались в стороны, а обивка порвалась, обнажая уложенную внутри солому. Диван этот был твердым и холодным, словно камень, поэтому на него обычно ставили сумки – для другого он не годился.
Бабушка разулась, аккуратно поставив свои туфли на вязаный половичок у ступеней веранды. Легко отперев дверь на веранду, бабушка распахнула ее настежь, а когда переступила порог, спустила закрепленную над дверью тюлевую шторку, чтобы внутрь не залетали мухи. Когда она взяла тонкий прут, изогнутый как кочерга, и принялась орудовать им, чтобы открыть массивную дверь в сени, Лила зашла на веранду, предварительно отряхнув ноги от пыли и оставив свою обувь рядом с бабушкиными туфлями.
Веранда была узкой и длинной. Доски на ее полу скрипели, а стеклянные окна с множественными деревянными перегородками были завешаны тюлевыми шторами. В дальнем конце веранды стояла старая газовая плита на две конфорки, к которой был подключен газовый баллон. Этот баллон был еще одним дачным страхом Лилы: она боялась к нему прикасаться, чтобы случайно не открыть вентиль и не пустить газ. В детстве Лила часто слышала о том, что газовый баллон запросто может взорваться, и ей казалось, что это непременно случится, когда она будет проходить мимо него!
Около плиты стоял шкаф с посудой, на котором стояла внушительная хлебница. Между посудным шкафом и стеной стояла полочка, на которой хранились обрезанные пластиковые бутылки с продетыми в них веревочками – это были приспособления для сбора ягод. Также на веранде стоял круглый стол, который, хоть и был придвинут к стене, все же мешал свободному перемещению. К столу были придвинуты старые деревянные стулья с низкими спинками и большая деревянная скамья, которая тянулась от стола до самого крыльца. И скамья, и стулья были такими твердыми, что на них невозможно было долго просидеть без подушек под пятой точкой. На краю скамьи возле крыльца лежали стопки газет и ведро с питьевой водой, накрытое крышкой. В углу между двумя дверями ютился умывальник. А на стенах под самым потолком на веранде висели пейзажи с сосновым лесом и мишками в бору – настоящие, написанные масляными красками, в добротных рамках. Лила любила во время трапезы их разглядывать – очень уж они были приятные и красивые!
Бабушка справилась с замком и отворила дверь в сени – внутри было еще темнее, чем в ограде, и пахло стариной. Лила зашла внутрь и увидела знакомый комод, в котором невозможно было выдвинуть ни одного ящика. К дальней стене сеней были прислонены детские и взрослые раскладушки. Также в сени выходила обитая ватным одеялом низкая и широкая, почти квадратная, дверь в избу. В углу стоял столик с электрической плиткой-спиралью и электрическим чайником.
Еще внутри сеней была маленькая комнатка – чулан. Лиле он нравился. Там было очень мало места, но, тем не менее, в нем помещалось все необходимое: большой сундук с тяжелой крышкой, кровать с покатым краем и старинный одностворчатый платяной шкаф, на котором была масляными красками нарисована Аленушка, грустящая по своему братцу Иванушке. В чулане имелось крохотное застекленное окно, выходящее в ограду, но света от него практически не было. Зато под потолком висела лампочка без абажура, которой было вполне достаточно для освещения. На стене у кровати висел старинный ковер. Единственным минусом в чулане были проеденные мышами обои.
Пока Лила осматривала чулан, а Наташка сидела на веранде, переписываясь с кем-то в своем смартфоне, бабушка успела переодеться в свой дачно-огородный прикид и направилась на грядки собирать подножный корм.
Лила погасила свет в чулане и, немного помедлив, дернула на себя маленькую, но тяжелую дверь избы. Ей было не по себе каждый раз, когда она заходила внутрь. Так же и в этот раз: согнувшись в три погибели, чтобы войти, Лила постаралась побыстрее прошмыгнуть мимо печки, глядя на устланный половиками деревянный пол и боясь поднять голову.
Изба была разделена на две части, отделенные друг от друга перегородкой со шторкой. Возле входа в избу стоял старый холодильник с очень тугой дверцей – ее нужно было очень сильно дернуть, чтобы открыть. Рядом с холодильником стоял накрытый крышкой эмалированный бак с питьевой водой, а возле окна – маленький квадратный столик, накрытый пленкой. К столу был придвинут старинный деревянный стул с высокой спинкой, а под половиком возле стола можно было нащупать металлическое кольцо – это была ручка люка, ведущего в погреб. Погреба Лила тоже боялась, но не так сильно, как выгребной ямы: в погребе хотя бы были ступеньки и можно было включить лампочку!
В центре избы стояла старая выбеленная печь. К печи были приделаны полати, на которых хранились мешки с тряпьем. Обычно между печкой и стеной устанавливали раскладушки, но Лила совсем не хотела спать за печкой – потому что туда всю ночь смотрели портреты родственников, висящие над холодильником!
Портреты эти были больше похожи на могильные фотографии – черно-белые и мрачные, они оставляли не самое приятное впечатление. К тому же, лица родственников на них были до того суровые, что Лиле казалось, будто они обвиняют ее во всех смертных грехах! С какой бы стороны она к ним ни подходила, ощущение было такое, будто с портретов смотрят в упор, да еще и с укоризной. И зачем такую жуть держать в доме?
Зато в другой части избы, которую от портретов отделяла перегородка со шторкой, было весьма уютно: здесь было три окна, два раскладных дивана, письменный столик со стульями, старинное трюмо с зеркалом до самого потолка, старый, но рабочий ламповый телевизор, еще один платяной шкаф – правда, без картины, и еще старинный сервант с посудой и занятными фарфоровыми фигурками. На стенах здесь висели яркие ковры с переливающимся ворсом: на одном из них красовались ярко-желтые олени, а на другом – ярко-желтые музыканты и танцовщицы в пышных юбках. Одна из танцовщиц сидела на стуле и грустила, а ее подруги – такие же ярко-желтые, как и она сама, – пытались ее успокоить. Почему-то именно эта грустная танцовщица привлекала внимание Лилы всякий раз, когда она смотрела на этот ковер.
– Я здесь буду спать, – заявила Наташка, плюхнувшись на диван, прежде чем Лила успела поставить на него свою сумку. – А ты на раскладушке за печкой.
– Сама на раскладушке спи! – Возмутилась Лила. – Я первая зашла!
– А я первая заняла диван, – парировала Наташка.
Лила решительно поставила сумку на диван, но Наташка сбросила ее ногой на пол.
– Не складывай ничего на мою кровать, – холодно процедила Наташка.
– Это не твоя кровать! – Взвизгнула Лила.
– Найди себе другое место, – Наташка невозмутимо растянулась на диване, подперев голову рукой.
– Тогда я буду спать здесь! – Фыркнула Лила и уселась на второй диван.
– Мне все равно, – протянула Наташка, уткнувшись в свой смартфон.
– Девочки, идите резать салат! – Позвала бабушка из сеней в приоткрытую дверь, и тут же захлопнула ее, чтобы не пускать внутрь избы мух и комаров.
Лила пошла помогать бабушке, стараясь сохранять спокойствие – хотя бы внешне. Наташка отправляться следом за сестрой не спешила, да Лила и не ожидала от нее ничего другого. Она знала эти Наташкины хитрости: та всегда тянула время, дожидаясь, когда младшая сестра сделает за нее всю работу – или хотя бы большую ее часть. А если Наташке совсем было лень, то у нее вдруг ни с того, ни с сего начинали болеть живот или голова, а иногда и то, и другое сразу!
Так и в этот раз: когда бабушка пошла узнать, почему Наташа не идет, та сообщила, что у нее болит живот. Лила прекрасно понимала, что на самом деле виноват был не живот, а воспаление хитрости, но возмущаться не стала. Что ж, если у Наташки действительно болит живот, то салат она есть не будет. Ни салат, ни печенье, ни бублики – ровным счетом ни-че-го! И пусть только попробует на них позариться!