Время тепла

Глава 1

Библиотека. Мое единственное нормальное место в этой огромной, скрипучей школе. Здесь пахнет старыми страницами, пылью и чаем миссис Грейвз – сегодня он горчит, как всегда, когда она забывает пакетик слишком надолго. Я вжалась в свое кресло у окна, книгу на коленях, но не читаю. Не могу. Внизу – поле. И крикет.

Фууу.

Мальчишки в этих дурацких кремовых свитерах носятся, орут, бьют по мячу. Шум доносится сюда приглушенно, как жужжание мухи за стеклом. Бег. Остановка. Опять бег. Скука смертная. Зачем это вообще кому-то нравится?

Но… один из них. Оливер Хардинг. Он другой. Не орет. Не скачет. Стоит почти неподвижно, смотрит куда-то мимо всех, будто играет в своей голове, а не тут. Темные волосы лезут ему в глаза. На руке – черная повязка. Он ее теребит. Всегда. Я видела его раньше – в коридорах, молчаливый, будто тень. Говорят, он фотографирует. Странно. Он выглядит… отстраненным. Как будто ему тоже не очень-то тут весело. Хотя, наверное, ему нравится крикет. Иначе зачем играть?

Вот дура, Эмили, – мысленно буркнула я себе. Кому вообще какое дело?

Тут шаги. Твердые, быстрые. По библиотеке так ходит только… О нет. Я вжалась глубже в кресло, сделала вид, что уткнулась в книгу. Может, пронесет?

Не пронесло.

Тень упала на страницы. Я медленно подняла голову.

Миссис Гринвуд. Завуч. Строгая, как ее синий костюм. В руках – ее синяя папка. Значит, дело.

– Мисс Дэйвис, – сказала она. Голос ровный, без вопросов. Просто констатация: ты тут.

Я попыталась улыбнуться. Получилось криво.

– Да, миссис Гринвуд?

Она открыла папку. Бумаги. Всегда бумаги.

– Только что говорила с мистером Реймондом. Тренером по крикету. – Она посмотрела на меня поверх очков. – У него проблема. Команда большая, а он один. Нужен помощник. Для бумаг. Статистика. Посещаемость. Инвентарь.

Мой желудок сжался в холодный комок. Нет. Нет-нет-нет. Только не это.

– Я… – голос мой пискнул. Я сглотнула. – Я не очень разбираюсь в крикете, миссис. Совсем.

Она махнула рукой, будто смахнула мои слова, как пылинку.

– Там не нужно быть экспертом, мисс Дэйвис. Нужно быть организованной. Ответственной. – Она ткнула пальцем в папку. – Ваши оценки. Ваше поведение. Вы идеально подходите. Это… возможность. Для вашего портфолио. Для университета. Покажет лидерские качества. – Она сказала "лидерские качества"так, будто это было какое-то заклинание.

Лидерские качества? Я?! Я, которая прячется в библиотеке на большой перемене? Которая краснеет, когда учитель спрашивает? Которая чувствует себя невидимкой в толпе? Это бред!

– Но… – я попыталась снова. – У меня… много уроков. И дома… братья…

– Тренировки после школы три раза в неделю. Полтора часа. – Миссис Гринвуд закрыла папку. Щелчок. Приговор. – Начнете завтра. В три. На поле. К мистеру Реймонду. – Она уже поворачивалась. – И, мисс Дэйвис? – Она бросила через плечо. – Одевайтесь потеплее. На поле ветрено.

И ушла. Ее каблуки цокали по старым доскам пола. Цок. Цок. Цок. Как отсчет секунд до казни.

Я сидела, окаменев. В ушах гудело. "Помощник тренера". Меня. Эмили Дэйвис. Которая терпеть не может спорт. Которая терпеть не может шум. Которая терпеть не может… его. Оливера Хардинга. Того самого, что внизу, с его тихим, нечитаемым лицом и этой черной повязкой. Завтра я должна буду стоять рядом с ним? Смотреть, как он играет? Записывать что-то? Бррр. Меня тошнит.

Я судорожно открыла свой дневник. Тот самый, с кожаной обложкой. Выдернула ручку. Чернила расплылись по бумаге, оставили жирное пятно. Я писала, давя на ручку так, что вот-вот сломаю:

Почему Я?

Ненавижу крикет. Ненавижу запах травы после дождя (а тут он всегда!). Ненавижу крики. Ненавижу, как папа Оливера орет на него с трибун (я слышала однажды, жутко).

Но больше всего ненавижу, что меня НИКОГДА не спрашивают. Ни мама ("Эмили, присмотри за братьями"). Ни учителя ("Эмили, сделай стенгазету"). Ни завуч ("Эмили, иди на крикет"). Я просто… удобная. Тихая. Не скажет "нет".

Завтра. 3 часа. Поле. Кошмар.

Внизу Оливер сделал какой-то бросок. Мяч полетел высоко. Солнце глянуло из-за туч, ослепительно, и луч света поймал его запястье с этой черной повязкой. На миг он сверкнул, как сигнал бедствия. Или предупреждение.

Я зажмурилась. Завтра. Фу.

Хотя бы… – я сжала дневник. – Хотя бы пусть в автомате будет горячий шоколад. И чтобы его хватило.

За окном, на лужайке, малыши из началки дули в мыльные пузыри. Один пузырь, большой, радужный, медленно плыл по ветру. Он поднялся так высоко, что почти коснулся моего окна. Я замерла, наблюдая. Хрупкий. Красивый. И вот его подхватил порыв ветра, понес к крыше… и хлоп. Нет его. Только мокрое пятнышко на асфальте.

Как мои надежды на спокойный год. Хлоп. И нет.

Звонок на урок прозвучал как облегчение и приговор одновременно. Облегчение – потому что можно было сбежать из библиотеки, от этого внезапно ставшего душным угла у окна. Приговор – потому что теперь надо было идти туда, в гущу школы, где все знали о ее назначении раньше нее? Или еще не знали? От этой неизвестности стало еще хуже.

Я собрала свои вещи – дневник, книгу, потрепанный пенал – и выскользнула из библиотеки, стараясь слиться с потоком учеников, хлынувших в коридоры. Воздух в Вестбери Грэммар после перемены всегда был особенным: густой коктейль из дешевого дезодоранта для мальчиков, цветочной туалетной воды старшеклассниц, пыли со старых стен и вечного запаха чистящего средства для паркета. И под всем этим – гул. Постоянный, нервирующий гул сотен голосов, смеха, криков, скрипа кроссовок по полу, хлопанья металлических шкафчиков.

Школа Вестбери. Снаружи – величественная викторианская постройка из красного кирпича, с башенками и высокими окнами, внушающая почтение. Внутри… внутри она жила своей жизнью, строгой и кипучей одновременно. Повсюду висели портреты бывших директоров в мрачных рамах, выцветшие таблички с именами выпускников-героев войн, и самое главное – витрины с кубками. Кубки по плаванию, по дебатам, по шахматам. Но центральное место, прямо у входа в огромный Холл с его скрипучими дубовыми панелями, занимали кубки по крикету. Большие, блестящие, старинные. Westbury Summer Tournament. Годы побед. Имена капитанов, выгравированные золотом. Крикет был не просто спортом. Он был кровью, честью и валютой влияния в Вестбери.

И вот я, Эмили Дэйвис, должна была влезть в этот священный механизм. Помощник тренера. Фу.

Форма. Темно-синий пиджак и юбка (или брюки, но у меня юбка), белая рубашка, синий с серой полоской галстук. Казалось бы, все равны. Ха. Как бы не так. У старшеклассниц юбки были короче "рекомендованных", воротнички рубашек – расстегнуты, галстуки – небрежно ослаблены или заменены на какие-то стильные шнурки. У парней из футбольной или крикетной команды пиджаки часто болтались на спинах или были вообще сняты, рубашки закатаны по локоть, демонстрируя (как они, наверное, думали) мускулы. Они могли себе позволить. Их статус давал им влияние. Это слово витало в воздухе. Влияние – чтобы пройти без очереди в столовую. Влияние – чтобы учителя смотрели сквозь пальцы на опоздания. Влияние – чтобы тебя замечали, о тебе говорили, с тобой хотели дружить. Я же была в своей форме аккуратной, как манекен в витрине униформенного магазина. Пиджак застегнут, юбка – ровно по колено, галстук – идеальный узел. Невидимка в синей упаковке.

Я пробиралась к кабинету истории, прижимая книги к груди. Мимо пронеслась стайка второкурсниц, хихикая и толкаясь. Одна из них, Лора Бэнкс (дочь кого-то очень важного в городском совете, она этим дышала), громко сказала подруге:

"– …так он сказал, что если я не пойду с ним на вечеринку в пятницу, то он пригласит Сару из команды по плаванию! Представляешь?"

Команда по плаванию. Второй эшелон влияния после крикета. Я ускорила шаг.

И тут я увидела его. Оливер Хардинг. Он стоял у своего шкафчика, который был, конечно, в самом конце коридора – подальше от толпы. Не спеша перекладывал книги из рюкзака. Его темные волосы падали на лоб, он был сосредоточен на этом простом действии. На запястье – та самая черная повязка. Он выглядел… спокойным. Отстраненным. Как будто весь этот шум, вся эта возня за статусы и влияния, происходили где-то очень далеко.

Добрый парень? Мысль проскочила сама собой. Ну… наверное. Я не знала его. Совсем. Но были моменты. Маленькие, ничего не значащие искорки.

Однажды, в начале года, я несла стопку книг из библиотеки в класс. Огромную стопку. И споткнулась о чью-то неаккуратно брошенную сумку. Книги полетели во все стороны. Я ахнула, покраснела, бросилась их собирать, чувствуя себя полной идиоткой. И вдруг рядом опустились на корточки еще одни руки. Мужские. В темных джинсах. Они молча, быстро и аккуратно стали складывать книги в стопку. Я подняла глаза. Это был он. Оливер. Он не сказал ни слова. Не улыбнулся. Не сказал "Эй, осторожнее!"или "Все в порядке?". Он просто собрал свою часть книг, аккуратно поставил их на мою стопку, кивнул едва заметно (или мне показалось?) и пошел своей дорогой. Я осталась сидеть на полу с горящими ушами и стопкой теперь ровных книг. Доброта? Или просто… отсутствие желания быть как все, кто бы обязательно что-то ляпнул?

Другой раз. Урок английской литературы. Мы разбирали Шекспира. Мисс Пенхаллигон задала сложный вопрос о мотивах Гамлета. Тишина. Я знала ответ. Но сказать? Нет, увольте. И вдруг с задней парты, тихо, но четко, прозвучал голос Оливера. Он сказал почти то же самое, что крутилось у меня в голове. Я невольно обернулась. Наши глаза встретились на долю секунды. Серо-голубые его и мои карие. Он тут же отвел взгляд, уткнувшись в книгу. Я сделала то же самое, сердце колотясь почему-то сильнее. Схожесть мыслей? Или просто совпадение?

И все. Больше ничего. Ни разговоров. Ни совместных проектов. Ни даже "Привет"в коридоре. Он существовал в своем мире тишины и крикета. Я – в своем мире книг и старания быть незаметной. Параллельные вселенные под красными кирпичными сводами Вестбери.

Сейчас, глядя на него у шкафчика, я почувствовала новую волну паники. Завтра наши вселенные должны будут столкнуться. Из-за этого дурацкого крикета. Из-за прихоти мистера Реймонда и карьеризма миссис Гринвуд. Он, наверное, даже не знает, что я буду его… что? Надзирателем? Счетоводом? Чем я вообще буду?

Он закрыл шкафчик, повернулся и пошел в сторону естественных наук. Мимо меня. Он смотрел куда-то поверх голов, вдаль коридора, будто видел что-то за стенами школы. Может, тот парк с крикетной площадкой? Может, свое фото? Он прошел мимо, не глядя. Не узнав? Или просто делая вид? Я вжалась в стену, будто хотела провалиться сквозь кирпич.

Дверь в кабинет истории была прямо передо мной. Я глубоко вдохнула, пытаясь вытеснить из головы образ завтрашнего поля, криков, кремовых свитеров и его отстраненного взгляда. Сейчас – Средневековье. Крестовые походы. Что-то далекое и не имеющее ко мне никакого отношения. Идеально.

Я толкнула дверь. На мгновение мне показалось, что запах старой бумаги и мела из класса похож на запах библиотеки. Почти как дом. Но даже здесь, я знала, слухи о моем новом "почетном"назначении уже, наверное, поползли. И завтра начнется что-то… неизвестное. И страшное.

Хотя бы, – подумала я, садясь за парту и открывая тетрадь, –хотя бы он не похож на того, кто будет надо мной смеяться. Наверное.Надеюсь.

Глава 2

Последний звонок прозвенел, как освобождение из тюрьмы. Я выбралась из класса истории, чувствуя, как голова гудит от дат крестовых походов и бесконечного потока мыслей о завтрашнем дне. Рюкзак тянул плечи вниз, будто набитый не учебниками, а кирпичами. Проклятая домашка: эссе по истории (две страницы о последствиях взятия Иерусалима – как будто мне сейчас не все равно!), упражнения по математике (целая страница интегралов, которые я ненавидела всей душой) и… чтение первой главы «Повелителя мух» к английскому. Потому что, видимо, моей жизни не хватало аллегорий о жестокости и падении цивилизации. Идеально для вечера перед крикетным адом.

Я протиснулась через шумную толпу у главного выхода – все спешили на свободу, орали, смеялись, строили планы на вечер. Я же просто хотела тишины и своего угла в комнате. Желательно под одеялом. Навсегда.

– Эмили! Эй, Дэйвис! Стой!

Голос пробился сквозь гул, знакомый и резкий, как треск пузырчатой пленки. Я обернулась. Нора. Моя лучшая (и, честно говоря, единственная настоящая) подруга. Она пробиралась ко мне, как яркий ледокол сквозь серую толпу. Ее рыжие кудри, неистово вьющиеся от сырости, выбивались из-под капюшона желтого дождевика (да, именно желтого). На ногах – ее фирменные красные резиновые сапоги, забрызганные октябрьской грязью Бирмингема.

– Ты выглядишь, как будто тебя только что приговорили к расстрелу на рассвете, – заявила она, хватая меня под руку и решительно таща к выходу. Ее жевачка пахло арбузом. – Что случилось? Училка по истории снова твои конспекты критиковала? Или… – ее зеленые глаза блеснули с внезапным пониманием, – …это оно? Назначение? О нем уже весь десятый год шепчется!

Мы вывалились из тяжелых дубовых дверей школы под открытое небо. И тут же на нас обрушилось. Не просто небо. А английское октябрьское небо. Холодный, колючий дождь, не ливень, а именно такая мерзкая, настырная морось, которая пробирается под воротник, леденит щеки и заставляет ежиться всем существом. Воздух пах мокрой листвой, выхлопами автобусов и безнадегой.

– Аааа! – простонала я, кутаясь в свой тонкий шерстяной шарф. – Да! Оно самое! Помощник тренера по крикету! С завтрашнего дня! Три раза в неделю! После уроков! На этом… этом проклятом поле!

Нора фыркнула, доставая из кармана дождевика крошечный зонтик (в горошек, конечно) и пытаясь прикрыть нас обеих. Получалось так себе.

– Ну и что? – спросила она, жуя жвачку с преувеличенным равнодушием. – Сиди себе, записывай, кто пришел, кто не пришел. Смотри на мальчиков в обтягивающих белых штанах. Бонус!

– Нора! – я чуть не задохнулась от возмущения. – Я терпеть не могу крикет! Терпеть не могу этот шум! Этот запах! Этот… этот Оливер Хардинг! Он там главный, да? Он будет пялиться на меня, как на идиотку, которая не знает, что такое «овер»! И домашка! – Я тряхнула рюкзаком для драматизма. – Горы! Целая гора! История, математика, английский… Как я все это успею? Мама опять будет ныть, что я не помогаю с братьями… А я буду торчать на этом поле, мокнуть под дождем и слушать, как папа Хардинга орет на сына! Это кошмар! Полный, абсолютный кошмар!

Я выпалила все это почти на одном дыхании, пока мы шлепали по мокрому асфальту к автобусной остановке. Дождь стучал по зонтику Норы, превращая мир в серо-желтое размытое пятно. На остановке уже толпились промокшие ученики. Мы пристроились под навес, но ветер гнал дождь и сюда.

Нора внимательно слушала мой поток сознания, изредка хлопая жвачкой. Потом она наклонилась ко мне, ее глаза сузились с хищным интересом.

– Хардинг? Оливер Хардинг? – переспросила она, как будто только сейчас осознала имя. – А, этот тихий, мрачноватый фотограф?

– Да! – прошипела я. – Он же там звезда, да? Вечно смотрит куда-то мимо всех. С этой дурацкой повязкой на руке.

– Звезда? – Нора усмехнулась. – Ну, играет он хорошо, да. Но звезда? Ха. Сомневаюсь. Он же… какой-то не от мира сего. – Она понизила голос, хотя вокруг и так стоял гул. – У него, типа, вообще друзей нет. Ну, почти.

Меня это зацепило. Сквозь завесу собственного нытья пробралось любопытство.

– Как нет? А Лукас? Тот здоровяк из его команды? Они же всегда вместе на физре или в столовой?

– Лукас? – Нора махнула рукой. – Ну да, один. Вот и весь дружеский состав. Лукас – душа нараспашку, со всеми общается. А Хардинг… он с Лукасом тусуется, потому что они с детства соседи, кажется. Но чтобы он с кем-то еще болтал, гулял, на вечеринки ходил? Не-а. Фигушки. Он как призрак. Пришел, отыграл, сфоткал что-то свое и свалил. – Она хлопнула жвачкой. – И девушки у него… вроде как нет. Вообще. Никто не видел, чтобы он с кем-то тусовался. Говорят, он даже на школьные дискотеки не ходит. Странный тип.

Странный. Не от мира сего. Призрак. Все эти слова висели в холодном, влажном воздухе остановки. Почему-то они не делали завтрашний день менее страшным. Наоборот. Мысль о том, что мне придется взаимодействовать с этим «странным призраком», который был еще и ключевым игроком в ненавистном мне крикете, заставила меня снова содрогнуться – и не только от холода.

– Вот видишь, – вздохнула я, прижимаясь к холодной стене остановки. – Еще и социопат, наверное. И я должна буду с ним как-то… общаться? Записывать его показатели? Бррр.

– Ой, перестань ныть! – Нора ткнула меня локтем в бок. – Может, он просто стеснительный? Или интроверт, как ты, только мужского пола? Может, вы друг друга поймете! – Она хихикнула. – Два тихоньких книжных червя на крикетном поле. Романтика!

– Нора! – я застонала. – Это не смешно!

В этот момент с шумом и брызгами подъехал наш автобус – старый, красный, двухэтажный. Толпа ринулась к дверям. Нора, ловко лавируя локтями, втянула меня за собой.

– Ладно, ладно, не кипятись, – сказала она, когда мы втиснулись в давку на нижней палубе. Воздух внутри был спертый, пах мокрой одеждой и дешевым фастфудом. – Завтра придешь, посмотришь. Может, не так страшен черт… то есть Хардинг. А домашку… – она многозначительно подмигнула, – …я тебе завтра утром по истории подсоблю. Конспекты мои – огонь!

Я улыбнулась ей слабой улыбкой благодарности. Нора была как этот ее желтый дождевик – яркое пятно в серости. Но даже ее бодрость не могла полностью развеять мрачное облако надвигающегося крикета и мысли о том странном, одиноком парне с повязкой на запястье, который теперь казался еще более загадочным. И немного… одиноким. Как я.

Автобус дернулся и поехал. Я прижалась лбом к холодному, запотевшему стеклу. За ним мелькали мокрые улицы Бирмингема, тусклые огни магазинов, люди с поднятыми воротниками. И где-то там, на Moorbridge Avenue, меня ждал дом, братья, гора домашней работы… и мысль о завтрашнем трехчасовом свидании с полем, мистером Реймондом и неразговорчивым призраком по имени Оливер Хардинг.

"Хотя бы дождь кончится к завтрашнему дню,"– безнадежно подумала я, наблюдая, как капли дождя сливаются в ручейки на стекле. "Хотя бы…"

Дождь хлестал по спине, пока я бежала по Moorbridge Avenue, прижимая к груди промокший рюкзак с учебниками. Наш дом – кирпичный, с облупившейся голубой краской на ставнях – выглядел особенно уютно в этот промозглый вечер. Из трубы валил дым, а в кухонном окне мерцал желтый свет – значит, Том уже дома.

Я влетела в прихожую, оставляя за собой мокрый след.

– Эмили! – Бен (8 лет, вечный ураган в футболке с динозавром) тут же вцепился мне в ногу. – Я голодный! Чарли съел последний йогурт!

– Не съел! – донеслось из гостиной. – Он сам его уронил, а Баттон слизал!

Я вздохнула, вешая промокший пиджак на вешалку. В воздухе витал знакомый запах – Том готовил свой фирменный луковый суп.

Кухня Дэйвисов представляла собой поле битвы:

– На столе – три разных кружки с недопитым чаем

– В раковине – башня из тарелок

– На полу – рассыпанные хлопья (виноват Бен)

– На подоконнике – наш рыжий кот Баттон с видом короля, наблюдающего за своими владениями

Том (ему недавно исполнилось 19) стоял у плиты, помешивая суп. Высокий, широкоплечий, с мамиными серыми глазами и папиными вьющимися темными волосами. Он работал помощником механика в местном гараже и приходил домой позже всех, но всегда находил силы приготовить ужин.

– Привет, малышка, – он обернулся, улыбаясь. На нем был заляпанный маслом фартук и растянутая серая водолазка. – Как школа?

Я швырнула рюкзак на диван.

– Ужасно. Меня назначили помощником тренера по крикету.

Том замер с половником в руке.

– Тебя? Но ты же…

– …ненавижу спорт. Да, спасибо, что напомнил.

Чарли (12 лет, вечный бунтарь в очках) фыркнул, разливая себе сок. "Может, наконец научишься хоть что-то понимать в крикете? А то позоришь семью."

Я запустила в него подушкой с дивана.

Ужин прошел в привычном хаосе:

– Бен рассказывал о своем дне, размахивая вилкой (и забрызгав Тома томатным соусом)

– Чарли спорил с Томом о новой игре

– Баттон воровал куски хлеба прямо со стола

Но когда я встала, чтобы убрать посуду, Том остановил меня:

– Я сам. Ты иди делай уроки.

Он взял у меня из рук тарелку, и я заметила, как грубые пальцы механика бережно держат фарфор.

Моя комната была островком спокойствия.

Я задернула занавески, включила старую лампу с абажуром (ее желтый свет делал все теплее) и устроилась за столом. За окном стучал дождь, а в комнате пахло старыми книгами и маминым лавандовым одеколоном, который я иногда брызгала на подушку.

Но учебники не лезли в голову. Вместо этого перед глазами стоял он – Оливер Хардинг.

Каково это – быть таким одиноким?

Почему он всегда смотрит куда-то мимо людей?

Что он думает обо мне?

Мой телефон завибрировал. Нора.

Нора (20:15):

Ну что, как твой крикетный кошмар? Уже придумала, как сбежать?

Я (20:16):

Не смешно. Я в ужасе. Представляешь, мне надо будет С НИМ разговаривать.

Нора (20:17):

Ооо, ты уже называешь его "ним"с большой буквы? 😏

Я (20:18):

ЗАТКНИСЬ. Просто… он такой странный.

Нора (20:19):

Слушай, я сегодня спросила у Лукаса про него. Оказывается, Хардинг после школы всегда идет в тот старый фотосалон на High Street. Развивает пленки или что-то такое.

Я (20:20):

…Серьезно? В 21 веке?

Нора (20:21):

Да! Лукас говорит, он помешан на пленочных фото. У него даже телефон старый, без камеры.

Я отложила телефон, глядя на дождь за окном. Где-то в Бирмингеме Оливер Хардинг, наверное, стоял в красном свете фотолаборатории, наблюдая, как на бумаге проявляются его снимки.

Какие тайны скрывает этот тихий мальчик с камерой?

И что будет завтра, когда наши миры столкнутся на этом дурацком поле?

Я вздохнула и открыла учебник по истории. Но мысли упорно возвращались к завтрашнему дню.

Том постучал в дверь, просовывая голову:

– Чай?

В его руках дымилась кружка с моим любимым мятным чаем.

Я улыбнулась. Каким бы страшным ни казался завтрашний день, дом всегда оставался моей крепостью.

– Спасибо, – взяла я кружку, чувствуя, как тепло разливается по пальцам.

За окном дождь усиливался, но в комнате было тепло и безопасно.

– Все будет хорошо, – сказала я себе. – Даже этот дурацкий крикет.

Глава 3

Утро началось с того, что я проснулась с ощущением, будто проглотила камень. Крикет. Это слово пульсировало в висках вместе с ритмом дождя, все еще барабанившего по крыше. За завтраком Чарли ехидно спросил: "Ну что, готова к славе, помощник тренера?", а Том, видя мое бледное лицо, молча подсунул мне лишний тост с джемом.

Школа Вестбери встретила меня своим обычным гулким хаосом, но сегодня он казался особенно гнетущим. Я пыталась забиться в свой панцирь:

На Истории: Господин Баркер вещал о Наполеоне, а я видела не битву при Ватерлоо, а зеленое поле, кремовые свитеры и Оливера Хардинга, заносящего биту. Его сосредоточенное лицо. Эту чертову повязку на запястье.

На Литературе: Мисс Пенхаллигон разбирала сонеты Шекспира о любви, а я думала: "Любовь? Да я бы с радостью полюбила крикет, если бы он не был таким… крикетом!"

На Химии: Формулы на доске расплывались в глазах, превращаясь в графики посещаемости тренировок, которые мне, видимо, предстояло вести. Я машинально записала "H₂O"и подумала, что это очень похоже на лужи, в которых я, наверное, утону завтра на поле.

Каждый звонок на перемену заставлял сердце бешено колотиться. Большая перемена. Вот он, момент истины. Мне нужно было найти мистера Реймонда. Тренера. Моего нового "начальника".

Он обитал, как я слышала, в маленьком кабинетике рядом со спортзалом, в новом крыле школы. Дорога туда казалась марш-броском через вражескую территорию. Я шла, прижимая папку с бумагами (пустую, но для солидности) к груди, как щит. Мимо проносились стайки галдящих старшеклассников, пахло потом из спортзала и дешевой столовской выпечкой.

Кабинет мистера Реймонда оказался завален спортивным инвентарем. Повсюду валялись мячи, биты, коробки с какими-то табличками. Сам он был человеком лет пятидесяти, крепким, с коротко подстриженными седыми волосами и лицом, которое, казалось, постоянно пребывало в легком недоумении от происходящего. На нем был спортивный костюм с логотипом Вестбери и свисток на шее.

– А, Дэйвис! – он окинул меня быстрым взглядом, отложив какую-то бумагу. – Во время. Хорошо. Садись. Вернее, стой, тут особо не присядешь.

Я замерла у входа, чувствуя себя лишней деталью в этом царстве мужественности.

– Значит, помощник тренера. – Он прошелся по комнате, разминая плечи. – Гринвуд говорила, ты деловая. Нам это и нужно. Задачи простые.

Он начал перечислять, загибая пальцы:

1. График тренировок: Висит на доске объявлений у поля. Твоя задача – следить, чтобы все были в курсе изменений. Если дождь – смотри на сайте школы или звони мне. Не мне. Лучше смотри сайт.

2. План тренировок: Я тебе буду давать листок с упражнениями на день. Ты размножай, раздавай. Все просто: бег, броски, отработка ударов. Ничего сверхъестественного.

3. Встречи команды: Раз в две недели, по четвергам после тренировки. Кабинет 12Б. Ты обеспечиваешь явку. Записываешь, кто пришел. Особо упертых – пиши мне.

4. Съемки. – Он махнул рукой в сторону угла, где стояла старая видеокамера на штативе. – Иногда нужно снимать игру или упражнения на разбор. Разберешься. Кнопку нажать не сложно.

Я слушала, пытаясь запомнить поток информации. Звучало… терпимо. Бумаги, расписания, кнопки. Я справлюсь. Надеюсь.

– И последнее, – мистер Реймонд остановился и посмотрел на меня так, будто ждал вопроса. Я молчала. – Контроль капитана.

Я моргнула.

– Контроль? Капитана? – переспросила я неуверенно. – Что… что именно нужно контролировать?

Тренер закатил глаза так выразительно, будто это было его любимое упражнение. Он вздохнул, полный вселенского утомления.

– Капитана команды, мисс Дэйвис! Того, кто должен следить за дисциплиной, передавать игрокам мои указания, быть примером! Того, кто вместо этого витает в облаках со своей камерой и на вопросы отвечает кивком! – Он раздраженно ткнул пальцем куда-то в сторону поля за окном. – Хардинга! Оливера Хардинга!

Мир вокруг меня сузился до точки. Звук стих. Остался только гул в ушах и холодный пот, выступивший вдоль позвоночника.

– Хардинг? – мой голос прозвучал чужим, тонким. – Он… он капитан?

– Да! – рявкнул Реймонд, как будто я спросила, небо ли голубое. – И твоя задача – следить, чтобы он делал то, что должен! Доводил указания до команды! Не терял бумаги с заданиями! Не пропадал сразу после тренировки! Понимаешь? Он талантлив, но с головой у него… – тренер сделал выразительный жест пальцем у виска. – Ты его контролируешь. Помогаешь ему быть капитаном. Это ключевое!

Мне показалось, что пол уходит из-под ног. Помощник тренера? Ну ладно. Бумажки? Куда ни шло. Но… КОНТРОЛИРОВАТЬ ОЛИВЕРА ХАРДИНГА? Того самого призрака, который едва замечает людей вокруг? Того, с кем я ни разу не обменялась и парой связных предложений? Того, чьи серо-голубые глаза смотрели сквозь меня, как сквозь стекло?

– Я… я поняла, – выдавила я из себя, чувствуя, как горит лицо.

– Отлично! – Реймонд, похоже, счел разговор исчерпанным. Он уже копался в ящике стола. – Первая тренировка сегодня в три. Не опаздывай. И принеси с собой блокнот. Записывай, кто пришел. Особенно Хардинга. Он иногда "забывает".

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и выскользнула из кабинета, как ошпаренная.

Коридор закружился вокруг меня. "Контролировать Хардинга". Слова звенели в голове, как дурной набат. Как?! Подойти и сказать: "Эй, капитан, собери команду и перестань витать в облаках?"Он же посмотрит на меня, как на говорящую мебель, и просто уйдет! Или промолчит. Его молчание было страшнее любых слов.

Я прислонилась к прохладной стене, пытаясь отдышаться. Через огромное окно в конце коридора было видно часть поля. И там, вдалеке, одинокая фигура в кремовом свитере. Он. Оливер. Капитан. Моя новая кошмарная обязанность. Он что-то бросал в стену, ловил, снова бросал. Ритмично, механически. Будто отбивался от мыслей. Или готовился к встрече с назойливой помощницей тренера, которая теперь будет "контролировать"его тихое, фотографическое существование.

Три часа дня, – подумала я с ледяным ужасом, глядя на его отстраненную фигуру. Мне осталось всего… пять уроков, И ни один учебник в мире не подготовил бы меня к этому. К контролю над самым неконтролируемым человеком в Вестбери. Крикет был мелочью по сравнению с этим.

Я глубоко вдохнула, оттолкнулась от стены и поплелась на математику, чувствуя, как камень в желудке стал размером с крикетный мяч. Контролировать Хардинга. Да я бы лучше голубей с ним фотографировала!

Оставшиеся уроки прошли как в тумане. Я отвечала на вопросы по математике (автоматически, формулы сами всплывали из какой-то глубины памяти), писала конспект по биологии (рука выводила слова, а мозг рисовал графики посещаемости), даже блеснула на английском разбором метафоры в сонете. Все "на отлично". Учителя кивали, довольные. Внутри же бушевал ураган под названием "Через три часа я выйду на крикетное поле и должна буду контролировать капитана-призрака".

На последнем уроке, географии, пока мистер Дэвис показывал карту океанических течений, я не выдержала. Достала из рюкзака маленький блокнот в лавандовой обложке – мой спасательный круг в море тревог. Спрятав его за учебником, я начала писать, выводя буквы с таким нажимом, что они едва не протыкали бумагу:

Личн. Дн. 3 окт. Большая перемена. Холодный пот.

Ну вот и официально. Я – "Помощник тренера". Звучит внушительно, да? На деле: секретарь, стенографистка и… "контролер капитана". Ха. Контролировать Оливера Хардинга. Это как пытаться поймать луч света или удержать ветер. Он же едва замечает, что вокруг люди ходят!

Реймонд сказал: "Помогай ему быть капитаном". Ага. Как? Привязать его к скамейке? Вставлять батарейки? Вести за ручку к команде и говорить: "Вот, ребята, ваш лидер, прошу любить и жаловать (и слушаться, черт побери)!"?

Я – не тренер. Я – не психолог. Я – Эмили Дэйвис, которая хотела тихо сидеть в библиотеке и читать. А теперь я должна быть… его МАМКОЙ? Прости, дневник, но это же смешно! И страшно. Очень.

Сегодня в три. Поле. Первый выход. Господи, дай мне силы не упасть в обморок от вида мяча (или его молчаливого, пронизывающего взгляда). И пусть в автомате будет шоколад. Очень много шоколада.

Последний звонок прозвенел, как сигнал к казни. Я почти бегом рванула к автомату с напитками у спортзала. Горячий шоколад. Густой, сладкий, обжигающий. Я пила его большими глотками, пытаясь согреть ледяные пальцы и прогнать комок из горла. Вкус был приятным, но не помогал. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Рюкзак. Блокнот. "Не забудь блокнот!"– пронеслось в голове голосом миссис Гринвуд. Я судорожно вытащила новый, строгий блокнот в синей обложке, подаренный тренером. "Для записей. Статистики. Капитана,"– словно прошептал он зловеще. Я сжала его, как щит, и потащилась к выходу на задний двор, к полю.

Холодный октябрьский ветер ударил в лицо, заставляя меня ежиться. Запах мокрой травы, земли и чего-то спортивного, резкого. И вот оно – поле. Широкое, зеленое, обрамленное старыми трибунами. И на нем… Они.

Команда. Человек 15, наверное. Парни от 14 до 17 лет, в белых тренировочных футболках и темных спортивных штанах. Они разминались, и я… замерла. Не из-за страха (хотя он был), а из-за неожиданной красоты движения. Это не был хаотичный бег. Это был ритм. Мускулистые спины, гнулись в наклонах, ловкие ноги делали выпады, сильные руки вращали мячи или разминали плечи. Даже просто бег трусцой по окружности поля выглядел грациозно – легкие, пружинистые шаги, четкий ритм дыхания. Солнце, пробившееся сквозь тучи, золотило капли пота на затылках и шеях. Я не ожидала, что это может быть… эстетично.

И тут – РЕЗКИЙ, ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ СВИСТОК!

Я вздрогнула так, что чуть не выронила и шоколад, и блокнот. Мистер Реймонд стоял в центре поля, свисток торчал у него изо рта, как грозное орудие.

– Собираемся! – его голос, привыкший перекрывать шум, легко донесся до всех. Парни быстро сбежались к нему, образуя полукруг. Я стояла в метре от тренера, чувствуя себя выставленной на всеобщее обозрение. Горящие щеки, блокнот, прижатый к груди, и полное ощущение, что я тут лишняя.

– Парни, знакомьтесь, – Реймонд кивнул в мою сторону. – Это мисс Дэйвис. Ваш новый помощник тренера. Она будет вести статистику, графики, напоминать о встречах и… – он сделал паузу, – …помогать капитану. Встречайте.

Наступила секунда тишины. Пятнадцать пар глаз уставились на меня. Я приготовилась к усмешкам, к недовольным взглядам, к вопросу "А что она тут забыла?". Но…

– Привет, Эмили! – весело крикнул Лукас, его широкая улыбка и добрые глаза были как луч солнца.

– Здорово, менеджер! – подал голос еще один парень с огненно-рыжими волосами.

– Рады тебе, – кивнул кто-то сзади.

Улыбки. Искренние, дружелюбные. Ни капли насмешки. Мне даже показалось, что кто-то тихо захлопал. Камень с души немного сдвинулся. Я робко помахала рукой.

– Привет, – прошептала я, голос дрогнул.

И тут из центра группы шагнул вперед Он. Оливер Хардинг. В тренировочной футболке его плечи и руки казались еще более рельефными. Темные волосы были слегка влажными от пота. Серо-голубые глаза встретились с моими. Я замерла, ожидая его ледяного, отстраненного взгляда или молчаливого кивка.

Но он подошел. Совсем близко. На его лице не было улыбки, но и не было привычной отрешенности. Взгляд был… внимательным? Он посмотрел на мой блокнот, на мои, наверное, все еще перепуганные глаза, и…

Он подмигнул.

Легко, едва заметно. Совсем не то, что делала Нора. Быстро, почти по-дружески.

– Не стой тут на ветру, – сказал он тихо, так, что слышала только я. Его голос был ниже, чем я ожидала, и… спокойным. – Видишь скамейку у павильона? Слева. Там всегда блокнот не задувает. И вид хороший.

Он кивнул в сторону небольшого навеса с лавочками для запасных игроков.

Я просто стояла, открыв рот. Подмигнул? Посоветовал? Проявил… заботу? Это был не призрак. Это был… человек. Внимательный. И, черт возьми… милый?

– Я… э… спасибо, – выдавила я, чувствуя, как жар с щек расползается по всему телу.

Он едва заметно кивнул и повернулся обратно к тренеру, который уже начинал раздавать указания на тренировку.

Я медленно, как во сне, побрела к указанной скамейке. Сердце колотилось уже не только от страха. От неожиданности. От чего-то еще… теплого и смутного. Я села, открыла блокнот. Рука дрожала, когда я вывела дату и время. Запах мокрой травы, голоса парней, выполняющих упражнения, свисток тренера – все это было реально. Но в голове крутилась только одна мысль, перечеркивающая все вчерашние страхи и сегодняшние записи в дневнике:

Он подмигнул. Он подмигнул! Оливер Хардинг. Капитан. Призрак. Подмигнул МНЕ. И сказал, где сидеть. Он… милый? Оказывается?

Я подняла глаза. Он стоял немного поодаль, отрабатывая броски с Лукасом. Движения все такие же точные, грациозные. Лицо сосредоточенное. Но теперь я видела не отстраненного странника. Я видела… парня. Секунду назад подмигнувшего мне. И от этого весь этот дурацкий крикет вдруг стал казаться чуть менее страшным. Чуть-чуть.

Первые пятнадцать минут я пыталась понять, что вообще происходит на поле. Мистер Реймонд подошел, сунул мне листок – график тренировки. Я уткнулась в него, как в спасательный круг. "Разминка: бег 2 круга, динамическая растяжка". Ладно, бегут. "Отработка подачи: парами". Вот они разбились по двое, кидают друг другу мячи. "Отработка удара по мячу в сетку". Ага, стоят у сетки, бьют. Я старательно записывала в блокнот: "Все на месте. Делают… то, что в графике". Глупо, но это давало хоть какое-то ощущение контроля.

Я начала строить планы в голове, чтобы заглушить тревогу:

Завести таблицу в Excel для посещаемости. С цветовым кодированием.

Найти в интернете глоссарий крикетных терминов ("овер", "уикет"– что это вообще?!).

Принести термос с чаем. Всегда.

Но постепенно на первый план вылезло что-то другое. Холод. Октябрьский ветер, неумолимый и влажный, пробирался сквозь тонкую школьную рубашку и пиджак. Я съежилась на лавочке, поджала ноги. Руки, держащие блокнот и ручку, стали ледяными, пальцы плохо слушались. Горячий шоколад был давно выпит, оставив лишь сладковатое послевкусие и пустоту внутри. Мысли о планах и графиках потекли, как вода сквозь пальцы, вытесненные одним навязчивым: Как же холодно!

Покидать поле? Невозможно. Я же "помощник тренера". Я должна быть здесь. До конца. До посинения. Я судорожно полезла в рюкзак. Телефон! Нора! Она же работает в пабе недалеко, может, сможет выскочить на пять минут, бросить мне мою толстую вязаную кофту? Я лихорадочно стала набирать сообщение:

Нора! SOS! Замерзаю насмерть на крикетном поле! Можешь притащить мою синюю вязанку?

Только я нажала "отправить", как почувствовала чье-то присутствие. Я подняла голову.

Он. Оливер Хардинг. Он стоял передо мной, не на поле, а прямо тут, у скамейки. На его лбу блестели капельки пота, дыхание ровное, но учащенное после упражнений. И он… присел на корточки. Так, чтобы его глаза оказались на уровне моих. Не свысока, а почти наравне. Его серо-голубой взгляд был не отстраненным, а внимательным. Теплым? Мне показалось.

– Ты что, замерзла? – спросил он тихо. Голос был ровным, без насмешки, просто констатация факта. Он заметил мою дрожь, мои побелевшие пальцы, сжимающие телефон.

Я почувствовала, как краска заливает щеки, смешиваясь с холодом.

– Нет-нет! Все нормально! – поспешно ответила я, стараясь выпрямиться и перестать дрожать. – Просто… ветерок. Я сейчас…

Но он уже встал. Легко, без усилия. И не уходя, а обойдя лавочку с другой стороны, где стоял потрепанный черный рюкзак. Его рюкзак. Он расстегнул молнию, порылся внутри и достал темно-серое худи. Простое, хлопковое, без надписей, чуть мятое. Он протянул его мне.

– На, надень. Здесь всегда дует с этой стороны, пока не привыкнешь.

Я замерла, глядя на худи, потом на него, потом снова на худи. Мой мозг завис. Он… дает мне свою одежду? После подмигивания? Кто этот человек и куда делся мрачный призрак?

– Я… я не могу… – пробормотала я.

– Можешь, – он просто положил худи мне на колени, рядом с блокнотом. – Иначе простудишься, а мне потом Реймонд устроит разбор полетов, что нового помощника угробил. – В его голосе мелькнула легкая, едва уловимая нотка… юмора? Или так показалось?

Он не стал ждать, разворачиваясь, чтобы вернуться к тренировке. Но бросил через плечо:

– Не волнуйся, оно чистое.

И ушел. Так же легко и бесшумно, как появился.

Я сидела, ошеломленная, глядя на темную ткань у себя на коленях. Потом, почти на автомате, отложила блокнот и телефон и надела худи. Оно было огромным. Рукава свисали далеко за кончики пальцев, низ доставал почти до середины бедер. Оно пахло… Мятой. Свежей, резкой. И чем-то еще… сладковатым, как лесные ягоды. И легким, едва уловимым шлейфом чего-то дымного, чуть прокуренного. Не табака, а скорее… как костер или старая книга у камина. Это был его запах. Непривычный, странный, но… приятный. Он обволакивал меня, как облако тепла. Дрожь начала стихать почти сразу.

Я засунула руки в длинные рукава, кутаясь в мягкую ткань, и только тогда, глядя вслед его уходящей фигуре, осознала: Оливер Хардинг был гораздо выше и шире в плечах, чем казалось, когда он был далеко или сидел за партой. Он легко перекрыл мне ветер, когда стоял рядом. Его движения, когда он присел, были плавными, уверенными. Непривычно видеть его так близко и… настоящим.

Тепло распространялось не только по телу. Какое-то странное, смутное тепло щекотало где-то под ребрами. Я сжала рукава худи в кулаках, втянула носом его запах – мята, ягоды, дымок – и вдруг поняла, что ужас перед крикетом куда-то испарился. Осталась только легкая дрожь, но уже не от холода. И блокнот "для контроля капитана"на лавочке вдруг показался нелепым и смешным.

Он подмигнул. Он дал худи. Он высокий. И пахнет… лесом и мятой.

Мысли путались, но одно было ясно: Оливер Хардинг был полной противоположностью тому холодному, отстраненному призраку, которого я себе вообразила. И этот контраст был ошеломляющим. Я уткнулась лицом в мягкий воротник его худи, пряча улыбку, которую не могла сдержать. На телефоне замигал экран – ответ Норы. Но мне было уже не до кофты.

Глава 4

Дорога домой промелькнула как сон. Я болтала с Норой по телефону, кутаясь все глубже в огромное серое худи, которое пахло мятой, лесом