Песня одинокого дельфина
На остановке
Из Альфа-центавра в окрестности Гончего пса
Меня ослепили
Твои золотые глаза…
В ванной послышался ужасный грохот, что-то c шумом обрушилось на пол. Ника услышала отчаянный, похожий на предсмертный стон, крик Томаса.
Рванув дверь, так что отлетела задвижка, – влетела в ванную.
–Помоги…
Тело Томаса, изогнувшись в конвульсиях, висело как воздушный мост между ванной и рукомойником. Словно отчаянный воздушный гимнаст невероятным усилием пытавшийся поймать равновесие между двумя несовместимыми точками пространства в странном неудавшемся полете…
Самое ужасное – этот его отчаянный стон о помощи.
Это было так не похоже на Томаса! (хотя… она уже видела его таким однажды)
Нике с ужасом глядела, как по его лицу, искаженному гримасой боли, стекают капли пота. По всему было видно, что ему невыносимо больно. У Ники аж свело скулы.
–Жемчужина… – простонал он.
–Ты… потерял жемчужину? – переспросила Ника. – Снова?
–Томас, задыхаясь, кивнул головой.
Судорога, пробегавшая по его телу, понемногу стихала. Кажется, он понемногу стал приходить в себя. Вся кожа его была покрыта мелкими каплями то ли пота, то ли воды.
Ника гладила его по голове, плечам, прижимая его к себе, словно мать, инстинктивно желающая защитить ребенка от беды.
–Он поднял на нее измученный взгляд. Его мышцы, сведенные судорогой, понемногу расслаблялись. Боль отступала.
Чтобы успокоить Нику, он полу-обнял ее еще слабой, дрожащей рукой. Она чувствовала его пульсирующее слабое тепло. Он и в самом деле казался ей сейчас слабым ребенком. Это ее-то сильный Томас!
Она понимала, что лишь одна может хоть как-то помочь ему.
Но ведь и то, что с ним происходит – это и ее вина, это все из-за нее, – думала она, мучаясь уже не в первый раз этими мыслями.
Ника постаралась поймать ритм его дыхания, чтобы, дыша в унисон, помочь ему восстановиться.
Эту технику скорой помощи она изучала когда-то давно, еще на курсах подготовки в разведке, – дышать общим дыханием, меняя этот ритм в нужную сторону, чтоб помочь товарищу…
Дыхание вместе, словно одной порцией воздуха. Это у них с Томасом отлично получалось. Причем, возникло это совершенно спонтанно. С той самой, с первой их встречи …
Постепенно их дыхание становилось все спокойнее. Наступало облегчение.
Где-то в глубине комнаты зазвонил телефон. Этот звук вернул ее к реальности. Словно с луны на землю…
Звонило начальство, требовало ее немедленного появления в дизайн-бюро. Как всегда, форс-мажор.
Они вышли из подъезда, как всегда, порознь. Том, похоже, уже более ли менее пришел в себя.
Он вышел первым, подняв воротник серого драпового пальто.
Двадцатью минутами позже вышла из квартиры и Ника, закутавшись в такой же серый, как небо, шарф поверх пальто.
Выйдя из подъезда, она кивнула бабушкам, привычно примостившимся на лавочке у подъезда, – и застучала каблуками по мокрому асфальту.
Спиной чувствовала их внимательные взгляды. Да, три бабушки на лавочке у подъезда – это сила! Особенно бабушка Неонила (вот уж угораздило ее получить такое трудновыговариваемое имечко) – почти совсем слепая, но взгляд у нее четкий, сильный. Ника почти всегда чувствует его спиной. Бабушки, когда собираются в свои «тройки», – превращаются в настоящую профессиональную разведгруппу, считывающую с проходящих практически всю нужную информацию. Одна читает эмоции, порожденные человеческими грехами, другая – твою историю, третья – твои планы и твое будущее. И всегда в группе есть ведущая, или ведающая, – как хотите. Здесь ведающей была баба Неонила, – блеклые серо-голубые, выцветшие глаза, цвета затянутого полупрозрачными сероватыми облаками осеннего неба. Неонила практически ничего не видела. Но все-то ведала, – была собирателем и анализатором, обобщая то, что «считывали» остальные.
«Интересно, что они считали с меня сейчас? – успела подумать Ника, пробегая мимо. – Ага. То же, что и всегда. «Мы с моим молодым любовником делаем вид, что он лишь репетитор моего сына, хотя сам торчит у меня еще с полчаса после того, как сын ушел в школу, а затем мы выходим из дома поодиночке…» Похоже, ничего нового».
Ну, к этому Ника уже привыкла.
«Интересно, как ее непосредственное начальство может оценить подобный метод считывания информации тройками, подобными этим «бабушанским»? В любом ведомстве, работающем с разведданными, такой метод мог бы пригодиться». Хотя – какие выводы делает начальство, получая от нее непрерывный дежурный поток информации, Ника в точности не знала. На то оно и начальство, чтобы не всеми выводами делиться с подчиненными.
Начальство ценило ее за то, что она умела видеть. Да еще она смогла отлично адаптироваться в этом труднодоступном месте. За то, что она всегда чувствовала «нерв событий» и всегда оказывалась там, – в нужное время в нужном месте.
По вечерам вся, накопленная ею за день информация уходила пульсирующим уменьшающимся в размере фиолетовым пятном, «по направлению луча, к родимой матери-планете»», – как пелось в одной песне, если перевести это на местный язык. Так пели они, разведчики с G-754*# иногда, собираясь вместе.
Ника до сей поры числилась в группе полевых разведчиков, ей никак не удавалось перейти в высшую группу аналитиков. Виноват в этом был ее особый талант мимикрии, отличная приспособляемости к новой среде. Именно это и заставляло начальство по-прежнему держать ее «в поле».
«Тебя некем заменить, понимаешь? – говорил ей Буа в один из редких длинных видео контактов (раз в три года!), – В этом чертовом месте никто из наших не может долго продержаться», – он ударил по скале, темневшей рядом с ним, и осколки камешков веером рассыпались вокруг него. – Ты действительно незаменима здесь, «в поле». Но, если сможем найти тебе замену… – Буа помолчал, словно собравшись в комок, затем глубоко вздохнул. Похоже, он сам сейчас не очень верил в то, что говорил… И галька, шуршащая от набегавших волн рядом, словно подтверждала его сомнения…
…Тот необычный день, когда она познакомилась с Томасом, запомнился ей до мелочей. Полуденное солнце, если даже и скрывалось на несколько секунд за легкими белыми облаками, по-прежнему озаряло все вокруг ярким серебряным светом, от которого на лица людей ложился отблеск почти неземного сияния. И все лица вокруг казались такими необычайно просветленными.
Этот свет, как рентген, насквозь просвечивал вагончики подвесного трамвая, мчавшегося над городом.
В полупустом вагончике было пару фриков, три фантома (молодежь нарочно запускает их в город, чтобы потроллить муниципальный Центр Искусственного Разума), озабоченная друг другом парочка, несколько студентов…
Ника вдруг почувствовала, что в ее личное пространство кто-то проник. Ощущение, словно под одежду к тебе забралось насекомое. Она, лениво полуприкрыв глаза, постаралась «зачистить» свое поле от чужого присутствия.
Не получилось. Кто-то достаточно легко сканировал ее поле, ее энергетическую оболочку.
«Неужели кто-то из наших?» Она незаметно приоткрыла глаза и огляделась. Поймала откровенный пристальный взгляд. Молодой человек, сидевший в кресле через проход от нее, смотрел на Нику с нескрываемым любопытством и полуулыбкой. Нику это слегка задело.
«Да кто ты такой, что так легко входишь в чужое пространство без разрешения хозяина?»
Он был похож, скорее, на обыкновенного студента, – в синей спортивной куртке, узких брюках, с рюкзачком за спиной.
«Не похож на «наших». Коллега из «другого ведомства»? Одет, как и все».
И, похоже, это была вовсе не стилизация, не желание приспособиться, выглядеть «как все». Парень именно и был на самом деле «как все».
Взгляд у него – вполне дружественный, и вместе с тем сам он был надежно закрыт от ее скана.
Ника, не на шутку расстроившись из-за этого, открыто взглянула ему прямо в глаза, хотя отлично знала, что нельзя вот так прямо давать понять визави, что он тебя в чем-то переиграл. Она также понимала, что сама при этом еще больше ослабляет свою защиту. И тут ее вдруг охватило неожиданное чувство родства. Она снова на секунду прикрыла веки. Неужели все-таки земляк? Перед глазами пробежали набегающие друг на друга зеленовато-синие волны. Услышала рокот волн, поднимающийся откуда-то из бездны. Сменяющиеся оттенки: голубой, синий, морской волны, фиолетовый… Услыхала журчанье меж прибрежных камней. Вода? Море? Да, вода, – та же стихия, которая была родственна и этому человеку тоже. Он каким-то образом понял, почувствовал, что вода – это и ее родная стихия? Перед ее глазами возникла картина: мирно колышущиеся, проросшие меж разноцветных камней водоросли, стаи рыб-желтопузиков, медленно двигавшихся сквозь водоросли, одним лишь касанием раздвигая их, в сопровождении длинных серых рыб-теней, как которые плыли как линейные корабли над ними в зеленовато-лимонной воде залива. Где-то вверху, на самой поверхности воды было разлито сияние, говорящее о том, что солнце давно взошло.
Ника подняла глаза на парня. Он продолжал, не скрываясь, смотреть на нее и, казалось, едва заметно улыбался. Словно вместе с ней тоже только что наблюдал эту же картину. «А не ты ли и послал ее мне?» – догадалась Ника.
Нет-нет… он не был ее земляк. Он был чужой… Но все же и… не совсем чужой…
Ее раздражение сменялось удивлением, затем, интересом. Почему все это происходит? Что это значит?
Но пока ее здорово задевало то, с какой легкостью он ухитряется «читать» собеседника, при этом сам оставаясь закрытым? Нике не хотелось признать поражение. Она – профессионал с таким-то стажем и опытом?!
Она послала ему шорох чьих-то шагов по прибрежной гальке. Он вздрогнул, дернул плечом и Нико поняла, что сделала это на такой частоте, которая могла быть ему неприятной. Слишком резко. И тогда она послала ему пенье утренних птиц обычного земного утра. Он улыбнулся и ответил… резким криком какой-то бодрой утренней птицы, – словно прямо ей в ухо, – крик, который означал: утро началось!
«Хулиган», – подумала Ника. –Молодой, дорвавшийся до интересной работы космический хулиган.
Трамвай приближался к конечной станции.
…Ника не заметила, как вагончик практически опустел, это была конечная остановка. Солнечное сияние, словно уже успев высветить самое главное для них, – скрылось куда-то за облаками. Вокруг стало пасмурно и обыденно.
В вагончике их осталось только двое.
Ника, встав со своего кресла, чуть приподняла правую бровь, сделав едва заметный жест рукой. Парень так же еле приметно склонил голову, чуть кивнув.
Там, где она родилась, язык жестов и движений, был так же в ходу, как и язык, построенный на звуках, язык слов. Сегодня на земле лишь некоторые племена в Африке или на севере Американского континента используют эту манеру общения. Но там, где она родилась…
Теперь она уже ясно сознавала, что этот человек – ее коллега. Те же приемы разведчика. Приемы эти, в общем, везде чем-то похожи. Но разведчики обычно не вмешивались в работу друг друга, да и стараются не входить в контакт без особой нужды. Насчет этого был заключен всеобщий межпланетный пакт, который всегда твердо соблюдался.
Язык жестов сработал. Да, он не «свой». Но у них оказалось столько общего: одна стихия, одна энерговолна, на которой отлично удается общаться. Да что там – волна! Целый канал.
С Никой такого еще не случалось. Разве что в общении с Буа: то же понимание, то же родство. Но здесь, теперь, в это Богом забытом месте – это было совсем другое…
Здесь – откликнулось не столько тело, инстинкт, сколько что-то другое, изначальное, та энергия, которая, как горючее, питает и тело, и все другие тонкие материи, из которых они было соткано все живое.
Почему? Зачем это ей?
Словно включился некий очень отдаленный источник энергии, задающий импульс всем живому, всем смыслам, всем клеткам материи.
…Дул холодный ветер. Казалось, вот-вот пойдет снег. Сегодня на остановке маршрутки было многолюдно. Ника прикрыла глаза, стараясь погрузиться в Великое Безмолвие хоть на пару минут, пока не придет маршрутное такси.
Но получалось не очень.
Не могла выкинуть из головы Томаса.
…Да, когда-то же все это должно было кончиться.
Все когда-нибудь кончается…
А такси все не шло.
Небо потемнело. Из набежавших откуда-то темно-серых туч посыпал мелкий, противный, неуловимый дождик.
Ника машинально просканировала стоящих на остановке людей. Пара нежитей, один домовой, в обличье полупьяного бомжа, да «темный», постоянно меняющийся в лице фамильяр, искусственно взращенный какой-нибудь ведьмой, а также двое пришельцев (точнее, прилетунов), выглядевших почти как люди. В общем, одни «понаехавшие». Вся эта группа была до тошноты мутной.
«А где, собственно, обычные, нормальные люди? – подумала Ника, – Скоро нас, живых и настоящих почти совсем здесь не останется… Особенно, учитывая еще и заполонивших пространство биороботов «by ИИ».».
Тут же откуда-то выплыла из сознания мысль:
«А давно ли ты сама была такой вот «понаехавшей». Тоже мне, «местная» нашлась».
«Да, но зато я была и есть живая, настоящая», – сама же себе тут же и возразила она.
Ника старалась думать о чем угодно, только не о произошедшем у нее дома, стараясь погасить отчаяние, таившееся в глубине души. И то решение, которое уже давно зрело в глубине сознания: «Да, это не может долго продолжаться». Она сделала несколько глубоких вдохов по-особому дыша, но стресс не проходил.
Стараясь отвлечься от своих мыслей, снова воззрилась на соседей по остановке. Почуяла рядом еще несколько фликов. Вроде люди, как люди, но – с явно искусственным энерго полем. Да еще парочка из этих… Ну, в общем, ее коллеги. По договорам межгалактического Совета все они, пересекаясь на широких гостеприимных просторах иных земель, никогда не вмешивались в дела друг друга, даже если прекрасно вычисляли своих коллег как среди обычных людей, так и среди разных там фликов, зомби и прочих сущностей и креатур…
Почувствовала легкий толчок. Проходивший мимо парнишка, прижимавший к себе папку, в которой художники обычно носят этюды, задел ее локтем.
И вдруг застыл рядом с ней, словно окаменел.
Она заметила, что пространство вокруг него словно засветилось. Ника почувствовала этот неяркий, едва заметный свет даже сквозь полуприкрытые веки. Аура этого парнишки отбрасывала во все стороны легкие, но довольно заметные блики, освещая легкими сполохами пространство вокруг. В общем, странный был парнишка. «Почему-то таких здесь называют аутистами, и сторонятся. Но ведь это росточки будущего» – подумала Ника.
Незаметно покосилась на парня. Он смотрел куда-то поверх ее головы, словно вглядываясь в некий объект, висевший высоко над их головами. В его взгляде было умиротворение и даже восхищение. Ника поняла, что это каким-то образом касается и ее. Губы чудика шевельнулись. Парень, подняв голову, указал кивком куда-то в небеса «Ты оттуда, я знаю», – сказал он Нике совсем беззвучно. Ника только улыбнулась ему.
Они с Томасом почти никогда не говорили о своей работе, хотя и знали, кто есть кто.
Ника знала, что он – корректор, Тот, кто вмешивается в некоторые события, направляя их в нужное русло. И вовсе он не был космический хулиган, каким показалось ей вначале. Просто его работа была довольно хлопотной, и он рад был отдохнуть от нее в какой-нибудь хорошей компании.
Ее же работа на Земле на самом деле была довольно спокойной. Она – простой собиратель информации. Правда, порой в таких областях, о которых люди просто еще и не задумывались. О событиях не только во внешнем мире, но и происшествиях в энергополе Земли и людей, о тенденциях в развитии людей, о стороннем влиянии на них.
Но, в целом, это была работа спокойная, где работала больше ее интуиция, которая вела Нику за собой как лису на охоту за дичью ведет чуткий нос.
Томас же, наоборот, порой возвращался из командировок в таком состоянии, что Нике приходилось долго возиться с ним, приводить в соответствующее состояние, откачивать, отпаивать, лечить его шрамы и раны народными и энерго-способами, в чем она уже значительно преуспела.
У его цивилизации трудновато было с ведомственными целительскими центрами на Земле.
Но теперь Нике приходилось проводить час-полтора в специальной медитации перед вечерней передачей новостей домой, чтобы зачистить свое энергополе от того, что не должно было достичь строгого внимания начальства.
Буа, ее непосредственный начальник, хотя и был с ней в доверительных, практически дружеских отношениях, но даже его не стоило посвящать в то, что было для нее слишком личным. Там более, в том, что им было строго запрещено.