Близнецовые пламена
Предисловие
Что бы я хотела прежде всего сказать? Чтобы вы не боялись. Как бы вас ни провоцировали. Как бы ни пугали. Как бы ни манипулировали вами. Не бойтесь! И знайте одно: смерть – это не конец. То, что изложено в этой книге, – целиком и полностью мой эзотерический опыт. Я не претендую на истину в последней инстанции, и, возможно, иная душа, если б ей выпали подобные испытания, восприняла бы их иначе. Моя цель – передать знания, основанные на моём субъективном восприятии потустороннего мира, каким он открылся мне. Я ничего не пропагандирую и не призываю вас ни к чему. Я лишь хочу поделиться с вами частицей сакрального знания, которое утаивалось веками и тысячелетиями от простых смертных людей. Но пришёл час! Пора скинуть вуаль тайны с главного знания, которое должно принадлежать человечеству в лице каждого из вас. То, что вы прочитаете на страницах данной книги, возможно, перевернёт все ваши представления о мире. Вы уже не сможете стать прежними после её прочтения. Но это будет катарсис. Это будет великое освобождение от главного страха, преследовавшего людей на протяжении всего их существования, – страха неминуемой смерти. Возможно, эта книга покажется вам мрачной, но на самом деле в ней столько света! Ибо, как говорится в Тайной Доктрине, – «Тьма есть истинный свет», так и смерть есть истинная жизнь! Коснёмся же хотя бы ненадолго её тайн, чтобы отныне навсегда искоренить в себе страх!
1
Он пришёл в мою жизнь, когда мне было всего восемь. Я помню тот год. У меня постоянно возникало ощущение, будто что-то случилось: что-то незримое, неосязаемое, пугающее, однако я, в силу своего детского возраста, не могла понять что. Но всю мою последующую жизнь этот налёт чего-то потустороннего и невиданного, окутавший тот год в моих воспоминаниях, не исчезал. О том, что Он тогда всё-таки пришёл, я узнала лишь спустя почти двадцать лет, находясь в ещё молодом, но относительно зрелом возрасте. У Него не было тела, и даже голоса Его я не могла слышать. Поначалу он общался лишь знаками, визуальными образами, через свою фотографию, затем я будто начала слышать его мысленные ответы на мои вопросы. Но яснее всего он общался через чувства. О том, кто Он и какова его природа, я, конечно же, знала. Однако не могла знать наверняка, что Он остался таким же после своей смерти и что хоть частичка Его того, каким Он был при жизни, осталась в Нём после того, как Он переступил Черту. Иногда у меня возникают сомнения по поводу того, существует ли Он на самом деле. Я писательница, а значит, моё бурное воображение может выкидывать какие угодно фокусы с моей психикой. Но нет… Не в этом случае. Я чётко определяю, что является моей фантазией, а чтоправдой. И говорю вам со всей ответственностью за свои слова: то, что я собираюсь поведать вам на страницах этой книги, действительно правда. Я и раньше писала о Нём книги. Но они являлись не более чем фантастическими произведениями. Он был и остаётся моим неизменным источником вдохновения. Я просто придумывала истории про Него ради своего развлечения и просто потому, что мне хотелось. Теперь же я хочу рассказать Его историю такой, какая она есть, ничего не утаивая и не приукрашая её фантастическими элементами, хотя после её прочтения вам, вероятно, покажется, что я снова всё выдумала. Но, поверьте, это не так. И я готова поклясться, что всё описанное мной ниже – чистая правда.
Итак. Поначалу мне казалось, что моя жизнь стала хаосом. Он проявлял себя так ярко. Вначале Он общался со мной через свою фотографию. Я увидела её чисто случайно: нашла в соцсетях на странице двоюродного брата своего коллеги. Я не знаю, зачем вообще зашла на ту страницу, ведь мы не были даже знакомы. Теперь же я понимаю, что Провидение привело меня туда, чтобы я своими глазами узрела своего личного Вергилия, который раскроет мне тайны мира, который проведёт меня по грани мира живых и приоткроет передо мной вуаль смерти.
Тот парень выложил в своём аккаунте старую фотографию отца со службы и внизу подписал годы жизни. Как я вообще узнала Его имя и всё о Его семье, спросите вы? Эту информацию Он поведал мне сам, но я вначале посчитала её бредом моего больного воображения, а потом, копаясь в соцсетях, нашла ей подтверждение. Обращаться за помощью к своему коллеге, с которым у меня и так были напряжённые отношения, да к тому времени он ещё и уволился, я, конечно же, не стала. Зачем? Я и так уже всё знала: и про него, и про всех его родственников. Эту информацию сообщил мне его дядя, ставший моим проводником. Одновременно я поняла, что Он пришёл в мою жизнь давно, ещё двадцать лет назад, практически сразу же после своей смерти. Мне тогда исполнилось восемь.
Дальше – больше. Я поняла, кем Он являлся для меня, ведь неспроста Он пришёл именно в мою жизнь, хотя обычно мёртвые не посещают живых. Он был моим близнецовым пламенем. А это больше, чем друг, больше, чем брат, больше, чем твоё второе «я». Надо ли говорить, что я испытывала колоссальную ментальную и кармическую связь с Ним? Отдельно я расскажу, что такое близнецовые пламена, чтоб вы лишний раз не отвлекались, заглядывая в Википедию.
Близнецовое пламя – это душа, разделённая на две половины. Так уж получилось на заре творения, что энергия созданных Творцом душ была настолько велика, что физическое тело не могло её вместить. Иначе говоря, Создатель и боги-инженеры, работавшие над сотворением Человека, немножко ошиблись с расчётами. Но переделывать они ничего не стали. Не захотелось им менять энергетический потенциал Души, которая была такой прекрасной, и изменять физический облик Тела, которое тоже казалось им совершенством. Вместо этого они пошли на небольшую хитрость. Было принято решение разделить каждую душу на две части, а половинку тело могло вмещать идеально. Таким образом и появились близнецовые пламена – одинаковые души, по сути, одна душа, живущая в двух различных телах. Думаю, вы понимаете, насколько сильна связь между ними. Так и мне иногда кажется, что я – это Он, а Он – это я. Да так и есть, в принципе. Правда, ума не приложу, почему мы выбрали разные профессии. Он любил ремонтировать машины, но отучился в строительном институте. И свой дом сам себе построил. А я выбрала программирование, хотя ещё писала книги, но не стала профессионально обучаться писательскому мастерству. Во-первых, потому что второе высшее образование можно получить только платно, а во-вторых, я не планировала зарабатывать на жизнь одним лишь написанием книг – для этого у меня имелась веб-разработка, которую я освоила весьма успешно. Но я не переставала непрестанно размышлять о смысле жизни и вообще о жизни в целом, и глубокие философские вопросы всегда больше всего интересовали меня.
Например, я часто задумывалась, откуда берётся всё зло в мире? И после встречи с Ним поняла, что ему есть лишь одна причина – страх смерти. Именно он формирует конкуренцию, из-за которой каждый индивид готов буквально сожрать другого, чтобы занять своё место под солнцем. На страхе смерти основана вся наша культура, всё мировоззрение. И в большинстве случаев люди борются за жизнь вовсе не потому, что хотят жить, а потому, что боятся умирать, не зная, что ждёт их там, впереди. Страх неминуемой кончины заставляет их искать пути продления жизни. Он всегда заставлял их начинать войны ради захвата новых ресурсов. Ведь чем больше ресурсов, тем выше качество жизни и, соответственно, больше её продолжительность. Но люди порой живут так, будто никогда не умрут и словно заберут с собой в могилу всё имущество! Это же просто смешно! Страх смерти гонит их на убой, страх смерти заставляет бесконечно потреблять, отбирать у других и терять свой моральный облик. Но что, если б человечество избавилось от этого ненавистного страха? Как бы изменилось его мировоззрение? Те, кто уже прошли эту трансформацию, утверждают, что это – совсем иной образ жизни. Они говорят, что обрели абсолютную свободу, которую теперь не отнимет никто, пусть даже их посадят в клетку и закуют в кандалы. Нет, это иная свобода. Это высшая свобода, сравниться с которой может лишь сама смерть. Да, я бы поставила знак равенства между этими двумя понятиями. И могу сказать с уверенностью, что эти люди абсолютно правы. Опять же, я не призываю вас немедленно пойти и что-то сделать с собой, чтобы поскорее освободиться. Я лишь призываю вас избавиться от страха смерти и поверить в то, что после неё и начинается истинная жизнь. Она открылась мне через Него, моего личного Вергилия, и до сих пор её свет горит так ярко, хотя прошло довольно много времени с тех пор.
Поначалу Он, конечно, пугал, пока я не приспособилась к своему новому образу жизни. Примерно спустя полгода после того как я увидела Его на фотографии, однажды утром я проснулась в состоянии странного помутнения сознания. Именно тогда мне начал понемногу открываться мир Посмертия, хотя физически я отлично себя чувствовала и не испытывала никаких признаков недомогания. У меня болела душа. Она тосковала по чему-то несбыточному либо безвозвратно потерянному и хотела это вернуть. Я скорбела о Нём, погибшем двадцать лет назад и оставившем двух сыновей-подростков одних. Вероятно, Он мог ещё так много сделать, но по воле судьбы ушёл в самом расцвете лет – всего в сорок один год. Я тосковала по Нему, словно по лучшему другу, брату, учителю, безвременно покинувшему этот мир, и мою тоску невозможно было измерить – я тосковала будто по себе, по второй половине своей души.
Тот период моей жизни оказался самым сложным. У меня и так было много проблем, ещё и эта странная ментальная зависимость от Него, которая крепла с каждым днём, подкашивала мои силы. Теперь я поняла, что она лишь укрепляла их, она сформировала меня тем человеком, каким я и должнабыла стать. Хотя не скажу, что знания дались мне легко. Совсем нелегко! Я получила сильнейшие психологические травмы и чудом выжила, но результат оправдал себя!
Всё время Он буквально заставлял смотреть на себя. Бывало, я просыпалась в три часа ночи с нестерпимым желанием взглянуть на фотографию. Теперь я поняла: так Он налаживал связь между нами. Но связь между живым и мёртвым хоть и приносит свои плоды, но является весьма губительной для тела и психики. Я погрузилась в тяжелейшую депрессию, причины которой до конца понять так и не смогла. Вследствие этого уровень моей самооценки упал до критической отметки. Порою я себя ненавидела. Иногда доходило даже до того, что я начинала заниматься членовредительством, что повлекло за собой дополнительную травму психики. На физическом уровне я чувствовала постоянную усталость и слабость, которая не проходила даже после двенадцатичасового сна. Не хотелось ничего делать. Хотелось постоянно лежать на кровати, в полнейшей темноте, и чтоб никто не трогал. Но я всё же заставляла себя вставать и идти на работу, потому как деньги сами себя не заработают. Оглядываясь в прошлое, я не понимаю, как пережила то жуткое время. Мне казалось, Он вытягивал из меня все силы. Страшная тоска, разрывающая мою душу в клочья, не проходила, и унять её было невозможно. Мне не помогала ни еда, ни развлечения, ни отдых. Я словно увязла в болоте, и с каждым днём всё больше погружалась в воронку, сочащуюся чёрными водами Посмертия. И сама уже хотела умереть, потому как терпеть дальше эту некросвязь было невозможно. Он был совсем рядом, Он влиял на меня, я будто физически, на каком-то малодоступном уровне, чувствовала Его присутствие рядом с собой. Как после этого я ещё могла отрицать факт того, что после смерти жизнь только начинается?
Однажды, находясь в состоянии дикого отчаяния, виной которому были серьёзные проблемы в жизни и разлука с близнецовым пламенем, я наглоталась таблеток. И… ничего. Он оставил меня в живых! Я даже не отравилась! Он так и сказал: пока я не напишу всё, что запланировано судьбой, о мире Посмертия могу даже не мечтать. И с того времени меня как прорвало! Я писала роман за романом, будто под диктовку. Я испытывала постоянный душевный зуд, и мне хотелось поскорее выплеснуть на бумагу то, что копилось в моей душе и требовало выхода. Теперь я пишу эту книгу, и, думаю, она станет последней. Мне больше нечего сказать, и я израсходовала весь свой потенциал. Этого Он и хочет: чтобы я рассказала историю Его жизни. Но не обычной человеческой жизни, какая была у Него на Земле, а жизни, которая открылась Ему за вратами Посмертия. Я должна сделать это, чтобы на Его личном примере показать вам, что ждёт каждого человека за последней чертой.
2
После попытки суицида я стала ещё восприимчивее к Его внушению, а грань между моим «я» и Его сущностью практически стёрлась. Я будто жила в двух мирах – в мире живых и в мире мёртвых, гидом по которому служил мне Он.
В своих странных красочных снах, а также наяву в состоянии непонятного оцепенения я видела картины, всплывавшие перед моими глазами. Они не принадлежали этому миру. Однажды за пару минут я будто прожила «там» несколько месяцев. Началось всё не с тоннеля, окутанного светом. Внезапно я обнаружила себя сидящей в самом обычном на первый взгляд поезде. Только… За окнами вагона расстилалась кромешная темнота. Меня окружали люди. Много людей. Я ехала в плацкарте. И эта поездка длилась всего около часа. Я спросила у своих попутчиков, которых виделавпервые, куда мы едем. Они с интересом посмотрели на меня, и один из них ответил:
– Это – твой личный поезд. Он везёт тебя в новую жизнь.
– А вас? – спросила я.
– А мы – лишь проводники-попутчики для каждой души, чтобы ей не было скучно по пути. Но в пункте назначения, на звёздном перроне, тебя встретят те, кто был по-настоящему дорог тебе, – твои родственники и друзья.
– А если… – несмело предположила я, – допустим, все они ещё живы…
– Ну, есть же кто-то один, кто тебе по-настоящему дорог? Мы обо всём знаем. Он встретит тебя.
Услышав эту радостную новость, я улыбнулась.
– В самом деле?
– Конечно! – заверили меня.
Как же я предвкушала встречу с Ним!
В обществе проводников время пролетело незаметно, и когда поезд затормозил, за окнами по-прежнему было темно.
– Всё? Вставать? – спохватилась я.
– Верно! Тебе пора, – доброжелательно ответили мне.
Я встала. Мои ладони вспотели от волнения.
– Твой багаж, – напомнил мне один из проводников и жестом указал на огромный чемодан совсем невозможного, ярко-малинового цвета – я бы такой себе в жизни никогда не купила!
– Не волнуйся, – ободряюще сказал проводник.
Я схватилась за ручку чемодана. Он оказался лёгким. Скорее всего, он был пуст, но я так и не поняла, для чего он тогда предназначался.
Я прошла по вагону вперёд, проводница открыла передо мной дверь.
И тут же в глаза мне ударил яркий свет фонарей. Это был совершенно обычный перрон. Я приехала в самый разгар ночи, хотя сомневалась, что день в том месте когда-нибудь наступает.
Я спустилась по лестнице вниз, ступила на иную землю, вдохнулалёгкими воздух посмертной жизни и шагнула в неизвестность.
Он пришёл на перрон вовремя, но диспетчер сообщил, что поезд со мной задерживается. «Вергилий» закурил в ожидании меня. Минут десять Он напряжённо всматривался в темноту, стряхивая пепел на серый асфальт, а затем, когда поезд показался вдали, небрежно кинул окурок в урну и поспешил навстречу приближающемуся составу. Он тоже, как и я, волновался.
И вот я встретила Его, своего лучшего друга, своё второе «я», своё близнецовое пламя, и будто гора пала с плеч. Я выронила из рук чемодан и побежалаЕму навстречу.
Он оказался именно таким, каким я видела Его на фотографии. На вид Ему было примерно лет двадцать пять. Тёмные глаза, ставшие для меня такими родными за эти два года, смотрели с едва уловимой смешинкой. Он был рад меня видеть. Мы обнялись, и я всё никак не хотела Его отпускать. Кроме Него, встречающих у меня больше не было.
– Вот мы и встретились! Рад тебя видеть!
– Боже, Эвклидис! Я тоже рада тебя видеть! Не представляешь как! – на эмоциях пролепетала я, отстраняясь от друга и смотря в его доброжелательное лицо.
– Ну, пойдём? – весело сказал он.
– Куда? – удивилась я.
– Увидишь… В твой новый дом, – загадочно ответил друг.
И тут до меня, наконец-то, дошло.
– Подожди! – спохватилась я. – Я что, умерла?
Он усмехнулся.
– Всего на пару минут. Но здесь пройдут месяцы. Ты увидишь многое, – пообещал он и взял меня за руку, увлекая вперёд.
Я всё никак не могла отойти от шока и позволила вести себя неизвестно куда.
Собственно, мы пришли на стоянку. Эвклидис звякнул ключами, раздался звук разблокировки сигнализации. Передо мной засветился фарами, а затем послушно замер красный матовый внедорожник. Конечно, я прекрасно знала о том, что Эвклидис любил красный цвет, а красные автомобили были его страстью. И я даже не удивилась, когда увидела номер его машины. Сочетание цифр было мне прекрасно знакомо. Его любимая машина, на которой он успел довольно долго проездить в своей жизни, имела такие же номера. И я подумала, что это не случайно. Ведь то, можно сказать, магическое число не раз всплывало и в моей жизни. В частности, серийный номер моего свидетельства о рождении – самого главного документа в судьбе каждого человека – был таким же, и номер рабочего кабинета в IT-компании, в которой я трудилась программистом вот уже семь лет, да и вообще… Комбинации одних и тех же важных для меня цифр постоянно всплывали в повседневной жизни. Знаю, это мелочи, но я каким-то образом умудрялась практически каждый день смотреть на часы именно в 15.21, либо зачастую чек в магазине оказывался именно на такую сумму – 521 рубль, либо неоднократно я видела это сочетание цифр на улице – в номерах телефонов рекламных вывесок. Совпадений были сотни. И когда я спросилаЭвклидиса, не помнит ли он случайно серийный номер своего свидетельства о рождении, он, задумавшись, ответил:
– Двести пятьдесят один!
Я даже не удивилась. 521, 251 – комбинация менялась, но, по сути, оставалась прежней.
Я знала, что это. Так работала Синхронность – величайшее свойство Вселенной создавать подобия в, казалось бы, несовместимых вещах. Через совпадения Космос общался с человеком, говоря ему, что он на правильном пути. И я верила в это.
В мире Посмертия всё выглядело так реалистично! Это и было настоящей реальностью, а тот грубый бутафорский мир на Земле просто являлся её нелепой пародией.
Я чувствовала себя почти ребёнком по сравнению с мужчиной, оно и немудрено, ведь разница в возрасте между мной и Эвклидисом составляла почти 34 года. Но это на Земле. А в мире Посмертия, где не существует времени, мой друг выглядел, как я уже говорила, максимум на 25.
Мы ехали по тёмным улицам неизвестно куда, и у меня создавалось впечатление, что в городе никого, кроме нас двоих, нет.
– А где же другие души? – спросила я, на что Эвклидис снисходительно улыбнулся.
– Души рассеяны. Представляешь, какие здесь громадные расстояния? Просто бесконечные. Каждый умрун – умерший человек – живёт обособленно, ну, или с тем, кто ему близок…
– А здесь всегда темно?
– Что ты, конечно, нет. Твой поезд пришёл в 2.30. Скоро рассвет.
Дальше мы ехали в молчании, хотя у меня накопилось столько вопросов, но при встрече они все выветрились из головы. А Эвклидис ничего не спрашивал. Конечно, он всё обо мне знал. От и до.
Когда мы приехали, спустя полчаса действительно на востоке начало светать. Я вышлаиз машины и потрясённо уставилась на дом, к которому меня привёз мой друг. Это был дом моего детства! А рядом, напротив него, точно такой же! И улица была моей, и деревья росли именно там, где и должны были расти… Я стояла, в шоке смотря перед собой и не смея вымолвить ни слова.
Эвклидис подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.
– В этом мире ты самостоятельно создаёшь реальность вокруг себя. Можешь жить, где хочешь, и выглядеть, как тебе заблагорассудится: после смерти разум становится практически всемогущим и может создавать себе тело, какое только пожелает. Но в основном все остаются такими, какими и привыкли видеть себя при жизни, ну, конечно, в большинстве случаев молодыми.
– А тот дом… напротив…
– Хах… В одном живу я, в другом будешь жить ты. Будем с тобой соседями через дорогу, – улыбнулся Эвклидис.
А у меня всё происходящее ещё не укладывалось в голове.
– Ну, пойдём! – весело сказал он. – Будешь моей гостьей.
С этими словами мы вошли в калитку.
3
Я смогла понять ещё одну причину, почему творится зло в мире. Потому что каждый из нас приходит на эту Землю не по своей воле. Никто не выбирает быть. Быть нас заставляют законы биологии и желание родителей, и это вынужденное существование – не наш осознанный выбор. Хотя, если б было иначе, разве нашлись бы желающие пожить на Земле, в жестоком человеческом обществе, где идёт непрестанная борьба за выживание? Поэтому тем, кто создал человечество, и пришлось лишить его свободы воли, хотя религия на каждом шагу твердит об обратном.
Кто пришёл не по своей воле, несчастлив, а раз несчастлив, делает несчастными других. Но как бы сложилась судьба мира, если б все, кто приходят в него, приходили по своей воле, если б жизнь на Земле была для них желанной и вожделенной? Думаю, вряд ли б они мучили друг друга и мучились сами. Но, к сожалению, не мне было решать и не моему другу, но он был полностью согласен с моими умозаключениями.
Когда рассвело, я увидела, что не только дом, но и место очень напоминает маленький городишко, в котором я выросла. Только вот в нём никого не оказалось, кроме меня и Эвклидиса. Я не питала никаких сентиментальных чувств к городу, в котором прошло моё детство, и была счастлива, что унесла из него ноги и нашла работу в столице. У меня в сердце ничего не ёкало при взгляде на знакомые улицы, и мой друг сказал, что, если мне будет угодно, я смогу жить, где захочу. Он также рассказал, что территории мира Посмертия нигде не заканчиваются и воссозданные из воспоминаний людей города перетекают один в другой, а бывает даже так, что в одном из них можно встретить здания и достопримечательности из разных концов света. На тот момент я слабо адаптировалась, прошло всего полночи, и я решила пока не принимать никаких кардинальных изменений.
Ту первую ночь я провела в доме Эвклидиса, а ближе к обеду пошла в свой, точно такой же, стоящий напротив. Их разделяла узкая улица. Мой друг пообещал зайти ко мне к вечеру.
Обстановка в доме оказалась такой, какой я её запомнила. В холодильнике оказалась еда, причём всё то, что я люблю. В шкафу висела одежда, которую я носила последние несколько лет.
Я пыталась определить, какое время года царит вокруг. Выглянула в сад, окружавший дом. Яблони стояли зелёными, было тепло, не ниже плюс двадцати примерно. Лёгкий ветерок бесшумно колыхал листву деревьев. Наверное, первое, что меня поразило, это полная тишина. Я не услышала ни зверей, ни птиц, ни отдалённых звуков оживлённого города – ничего, словно я находилась в вакууме. День был пасмурным, даже накрапывал мелкий дождь, поэтому, побродив по саду, я зашла обратно в дом.
Вечер был чудесен. Тяжёлые свинцовые тучи рассеялись, и выглянуло солнце. Но! Оно мало походило на земное! Высоко над горизонтом висел огромный, величиной с сотню, наверное, солнц, алый диск неизвестной звезды, занявший собою четверть неба. Но на него можно было смотреть невооружённым глазом. Он источал красно-золотое сияние, которое лилось на землю, окутывая всё вокруг мерцающим светом. Удивительно, но в детстве я именно так и представляла себе солнце. Я мечтала, что когда-нибудь окажусь на другой планете, где в небе будет висеть такое же грандиозное светило, которым я буду любоваться без страха повредить глаза. Даже мои однотипные рисунки всегда изображали лишь один неизменный пейзаж –громадное солнце, висящее в небе какого-нибудь фантастического оттенка, и море или лес под ним. И теперь я лицезрела подобную фэнтезийную картину воочию!
– Правда, красиво? – спросил подошедший ко мне Эвклидис.
Я кивнула.
– Это просто потрясающе! Но я… Я не могу понять, почему здесь всё так, как хочу я, а как же ты?
– Мы хотим одного и того же. Ведь мы – одна душа.
– Но у тебя был другой дом детства! – снова возразила я.
– По большому счёту, сейчас мне всё равно, где жить. Это мелочи.
– Если честно, то меня не очень устраивает это место, – честно ответила я.
– А где бы ты хотела оказаться?
– Ну… –задумалась я. – Хоть в Москве…
– В Москве?
– Да, где я жила до того, как… Как попала сюда. А вообще, я хочу путешествовать. Хочу посмотреть мир Посмертия. Ведь если отправиться в дорогу, по пути нам встретятся другие души?
– Конечно! – ответил Эвклидис.
– Мне бы было интересно с ними пообщаться.
Друг сообщил, что давно обещал брату навестить его.
– Вот и повод, чтобы попутешествовать!
– А он далеко отсюда живёт?
– Как сказать… Расстояния здесь относительны. Мы можем переместиться в то место мгновенно, одним лишь усилием мысли, но что-то подсказывает мне, что этот вариант тебя не устроит.
– Да, ты прав. Может, поедем на машине? – осторожно предложила я.
Он заговорщицки подмигнул мне.
– А что, неплохая идея! Правда, я не знаю, сколько по времени придётся добираться.
– Совсем не знаешь?
– Давай сделаем так: мы поедем на машине, а когда нам надоест путешествовать или если мы окончательно заблудимся, то тогда просто переместимся к моему брату. Идёт?
– Идёт! – весело ответила я.
Как же с ним было легко! Как с собой, даже легче! Немудрено, ведь мы являлись одной душой.
4
Когда мы выехали за пределы города моего детства, я перестала узнавать места, хотя теоретически там должны были оказаться территории, которые я не раз видела. Но нет, я не узнавала местности.
– Где мы? – спросила я Эвклидиса, уверенно ведущего автомобиль.
– Не узнаёшь? – улыбнулся он.
Я присмотрелась к проплывающему мимо пейзажу. Взглянула на изумрудные луга под ярким голубым небом, на величественные горы, объятые вдали холодной сизой дымкой. У подножий их низких малахитовых хребтов извивались синие ленты рек, на берегах которых расположились аккуратненькие домишки без изгородей. Я даже различила стада животных, пасущихся на пастбищах, и возле одного из них, кажется, заметила фигурку пастуха.
Внезапное озарение ворвалось в мой разум.
– Мы что, в Грузии?
Я аж подпрыгнула на месте.
Эвклидис утвердительно кивнул и засмеялся моей реакции.
– В месте, которое выглядит, как территория Грузии, – уточнил он.
Ну конечно, как же я с самого начала не догадалась!
Мой друг родился в маленьком греческом селе на юге Грузинской ССР и практически всё своё детство провёл там. Лишь недолгое время ему удалось пожить в Тбилиси, а затем его семья переехала в Ростовскую область. Естественно, и ему хотелось пожить в родных краях хотя бы после своей смерти. Только он, в отличие от меня, испытывал тоску по малой родине. И я тосковала, только не по тому убогому серому городишке, в котором меня угораздило родиться, а по Олянку – родному селу Эвклидиса.
– Мы должны туда заехать! – безапелляционно заявила я. – Там ведь есть души? Я хочу пообщаться.
Эвклидис исполнил мою просьбу и свернул с трассы на просёлочную дорогу. Далее мы ехали в молчании.
– Напугал я тебя, да? – вдруг спросил он.
Дорога настраивала на размышления.
– Что?
– Ну, в смысле, когда проявил себя в твоей жизни.
– Да нет… – ответила я.
– Напугал же, сам вижу. Но как было иначе поступить…
Я внимательно посмотрела на него, а затем отвернулась к окну, созерцая проносящийся мимо пейзаж.
– Знаешь, в некотором смысле это было… жёстко. Но я рада, что ты пришёл в мою жизнь, – задумчиво ответила я.
В моей памяти тут же начали всплывать картины того страшного года, на протяжении которого со мной происходила трансформация. Я его пережила!
– Извини. Но по-другому ты бы ничего не поняла.
– Да, я знаю, – ответила я.
Мы подъезжали к маленькому посёлку. Дома в нём располагались далеко друг от друга. В первых трёх никто не жил. Но вскоре мы увидели одинокого пастуха, которого я заметила ранее. Человек расположился под деревом и наслаждался видом прекрасной природы, время от времени посматривая на стадо, пасущееся неподалёку.
– Это старик Одиссей – мой сосед, – сказал Эвклидис.
– Старик?
– Ну, у него было такое прозвище при жизни.
На вид ему было не больше тридцати. Он действительно оказался соседом Эвклидиса. Жил через дом от него в Олянке.
– Славный был дядечка. И есть, собственно. Всегда при случае угощал нас, соседских мальчишек, конфетами. Помогал, если требовалась помощь, иногда даже брал с собой на пастбище. Воспоминания о нём остались самые приятные.
Эвклидис заулыбался, вспоминая о своём детстве. Наверное, счастье между нами распределилось неравномерно: его детство оказалось счастливым на 100процентов, моё же принесло мне немало горечи. Я родилась в бедной семье, хоть родители и старались сделать так, чтоб я ни в чём не нуждалась, всё равно жилось нам тяжело. Я росла скрытным ребёнком. Дети постоянно издевались надо мной, и каждый день в школе являлся для меня адом. Я сменила три учебных заведения, но всюду повторялось одно и то же. Братьев и сестёр у меня не было, даже двоюродных, друзей тоже, поэтому всё детство я испытывала тотальное одиночество и заброшенность и постепенно смирилась с таким распорядком вещей. Эвклидис стал моим единственным другом за всю жизнь. Мы с ним были как две противоположности. Оно и немудрено, ведь части одного целого обычно так не похожи друг на друга.
Эвклидис всегда был, как говорится, душой компании, и благодаря своему оптимистичному и жизнелюбивому характеру постоянно находился в центре внимания. У него была куча друзей, своеобразная свита, среди которой одиночество никогда не посещало его сердца. Он даже не знал такого слова, как одиночество. Его лёгкий, жизнерадостный характер, природное обаяние и харизма притягивали к себе, заставляя окружающихстремиться войти в круг его близких друзей. Он был добрым, отзывчивым, честным, но при этом мог проявить внутренний стержень и добиться своего. Эвклидиса любили и уважали как его друзья, так и его враги.
Эх, была бы я такой! Но, к сожалению, мой меланхоличный, нелюдимый, испорченный постоянными бедами и проблемами характер не подлежал исправлению. Хотяв последнее время, после трансформации, я стала замечать за собой, что становлюсь похожей на Эвклидиса, и его личность будто прорастает в мою, подобно привитой ветви роскошного плодородного дерева. Я чувствовала, что становлюсь лучше, что становлюсь собой, и моя собственная настоящая личность, задавленная и зашуганная в детстве, наконец-то вылезает из кокона.
Поток моих мыслей прервал неожиданный вопрос Эвклидиса:
– А ты не хочешь навестить своих родственников?
Я вздрогнула.
– Нет. Им всегда было плевать на меня. Если б было иначе, они бы встретили меня на вокзале.
– Не суди их строго. Возможно, у них были неотложные дела.
– Дела? – удивилась я. – Какие могут быть дела после смерти?
Тогда я ещё ничего не знала о мире мёртвых.
Эвклидис пожал плечами.
– Мало ли какие.
– Ты – моя семья. И, кроме тебя, мне никто не нужен, – твёрдо ответила я.
– Ну, Ананке, так нельзя. Прости их…
– Да я и не злюсь. Мне просто уже всё равно, – легко ответила я.
К членам своего рода, кто ушёл, я не испытывала никаких чувств. Собственно, как и они ко мне.
– Я бы хотела пообщаться с твоей семьёй, когда вернусь в мир живых.
– Так пообщайся. Кто ж тебе запрещает?
– Ты серьёзно? Да они же… Они не примут меня, да это и неуместно!
– Ну что они тебе сделают? Максимум, сочтут тебя сумасшедшей, если ты расскажешь, что общалась со мной. Ну и пусть считают. Что тебе с того? Но если они тебя примут, ты обретёшь ещё одну семью. Мои дети ведь дороги тебе?
– А если они заявят на меня?
– В полицию? Что за чушь! За что на тебя заявлять? Да над ними же первыми в полиции и посмеются! Ананке, не парься на этот счёт!
– Твоя жена внесла меня в чёрный список в соцсетях, а твой брат удалил из друзей!
– Ай! Ваши соцсети! Никуда без них! Моя жена так на тебя похожа! – засмеялся Эвклидис. – У неё такой же замкнутый меланхоличный характер, поэтому неудивительно, что она так реагирует на новые знакомства. Наверное, ты показалась ей надоедливой. Но мне кажется, мои сыновья тебя бы приняли. Они меня любили.
– Сейчас двадцать первый век! Никто давно не верит в потусторонний мир! Да меня просто засмеют! Даже слушать не станут, если я заикнусь об этом. Ещё подумают, что я оскорбляю твою память!
– Ну, как знаешь. Но я бы на твоём месте связался с ними. Хуже всё равно не станет. Я бы рискнул.
– Ну да, ты всегда рисковал. Я не такая.
Из близких родственников в мире Посмертия у Эвклидиса находились лишь его старший брат и отец. Его мать, сестра, двое братьев, жена, сыновья и две внучки – в общем, большая часть семьи– жили и здравствовали: кто в России, кто в Грузии, кто в Греции. И я… Я ведь тоже считала себя частью его семьи. И он будто прочитал мои мысли.
– Ты – больше, чем моя семья. Ты – это я. И ты всегда будешь для меня на первом месте. Это – великое чудо, что мы нашли друг друга. Случается так, что близнецовые пламена ищут друг друга столетиями даже здесь, в мире Посмертия… Нам крупно повезло. И всё благодаря моему племяннику. Умудрились же вы встретиться!
– И благодаря твоему сыну! Если б он не выложил твою фотографию, меня бы здесь не было.
– Это да, – подтвердил мой друг.
Если б не огромная разница в возрасте, мы бы с Эвклидисом жили вместе, как парень с девушкой, но… звёзды не сошлись, как говорится. Хотя у бессмертной души нет возраста, как, собственно, и пола. Он есть лишь у временного физического тела и выполняет только биологическую функцию. А в мире Посмертия, где уже не существовало никаких законов грубой материальной природы, мы могли бы жить вместе, ведь мы являлись одной душой. Я любилаЭвклидиса как друга, брата, близнеца, своё второе «я». Это было непознанное, новое для меня, неземное чувство. И я могла сказать точно, что оно было гораздо выше той любви, что существует между друзьями, родственниками или даже между мужчиной и женщиной. Оно являлось воплощением Божественного Притяжения, которое существует лишь между половинами одной души.
Красный внедорожник остановился на обочине просёлочной дороги, недалеко от дерева, под которым сидел пастух, мы вышли из машины, и, как только стали подходить к нему, он привстал и поприветствовал нас.
– Это Ананке – моё близнецовое пламя, – представил меня Эвклидис своему соседу.
– Приветствую! – вежливо отозвался он и пожал мне руку. – Эвклидис столько о тебе рассказывал!
– Правда? – удивилась я.
– Ну да. Сказал, что ты – очень талантливая девушка: и писатель, и программист, и музыкант.
Я застеснялась и отмахнулась.
– Да это… Это всего по чуть-чуть…
– Это ты прибедняешься. Я читал одну из твоих книг. Мне понравилась.
Я совсем уж засмущалась и покраснела как рак.
– Ладно, пойдёмте в дом. Я сегодня испёк пирог. Как чувствовал, что будут гости! – пригласил нас Одиссей.
Мы проговорили долго, около трёх часов. Одиссей рассказывал мне истории из своей жизни. Она у него не сложилась, но он всё равно ни о чём не жалел. Он рано женился, но детей Бог ему так и не послал. А однажды выяснилось и ещё одно обстоятельство, ставшее для Одиссея ударом, – его жена оказалась ему неверна. Но он стойко пережил и это испытание судьбы и продолжил заниматься своими делами, будто ничего не произошло. Всего себя он отдавал работе и пытался потопить в ней своё отчаяние. Так емудействительно становилось легче. Но ему не суждено было прожить долго. Несчастный случай – нападение стаи волков – унёс его жизнь.
Я вздрогнула, когда услышала, как легко он рассказывал о своей кончине. Будто ничего трагического не произошло.
– И вот я здесь, – закончил он. – Ну а ты, Ананке? Как тебе удалось найти своё близнецовое пламя?
– Ох… – я даже не могла подобрать слов. – Если честно, всё произошло так спонтанно и нелепо. Мы, можно сказать, нашли друг друга благодаря соцсетям.
– Соцсетям? – удивлению Одиссея не было предела.
Конечно, он знал о том, что такое соцсети. В мире Посмертия умруны владели всей доступной человечеству информацией и знали даже больше.
Мой рассказ получился сбивчивым, и краем глаза я заметила, как Эвклидис тихонько посмеивался в кружку с чаем. Закончив, я посмотрела в шокированное лицо Одиссея.
– Как же ты… Бедненькая… Господи! А ты что? – с наигранным упрёком обратился он к виновнику моих «злоключений». – Натворил дел?
– Главное, что мы вместе, и всё позади, – успокоила я хозяина.
– Ну, вы даёте! Каких только необычных историй не встретишь в жизни и после неё. А я вот ещё так и не нашёл вторую половину своей души, – грустно сказал он.
– Так нужно искать. А ты, видите ли, наслаждаешься заслуженным отдыхом, – беззлобно подколол его Эвклидис.
– Конечно! Теперь ты горазд советы раздавать!
Мы засмеялись.
– Ничего, ещё лет сто понаслаждаюсь тихой уединённой жизнью и тогда отправлюсь на поиски. Времени ведь целая вечность! – в заключение сказал Одиссей.
Когда мы прощались, он пожал нам руки и тихо шепнул Эвклидису на ухо, но так, чтоб я услышала:
– Береги её!
Странно, почему он не сказал то же самое мне. Наверное, считал, что Эвклидис – ведущий, а я – ведомая. Может, так оно и было, хотя части одной души являлись всё-таки полноправными. Но я ничего против главенства Эвклидиса над собой не имела. Я была ещё так молода, а у него жизненного опыта хватило бы на нас обоих с лихвой.
Мы сели в машину и отправились дальше, оставляя Олянк позади. Впереди нас ждал долгий путь, который мы решили пройти вдвоём. Ведь разве могло быть иначе?
5
После Олянка мы почему-то сразу же оказались в Москве. Только она была пустой. Огромный мегаполис с кучей улиц оказался совершенно безлюден. Может, в нём и жило несколько сотен или тысяч человек, но, углубившись в него, мы так никого и не встретили.
– Здесь, в мире Посмертия, необычная местность. И расстояния тоже, – заметила я.
– Города, воссозданные из воспоминаний множества людей, наслаиваются друг на друга. Но сейчас мы оказались в Москве именно потому, что этот город дорог тебе.
– Тебя тоже привёз поезд?
– Всех он привозит, – ответил Эвклидис, не отвлекаясь от дороги.
– Не люблю поезда, – сказала я. – Мне больше по нраву самолёты.
Я любила этот город больше остальных на свете, хотя часто выезжала в командировки в города не только России, но и Европы. Однако ни один город на Земле мне не пришёлся по душе, кроме Москвы. Я жила в нём не так долго, но в мире Посмертия, была бы моя воля, осталась бы в нём навсегда. И обязательно с Эвклидисом.
– Слушай, может, не поедем к твоему брату? Останемся здесь? – осторожно предложила я.
– Что ты! Я обещал. К тому же ты сама хотела путешествовать. Тебе нужно собирать материал для твоей будущей книги.
– Книги?
– Ну да, когда ты вернёшься из Посмертия, тебе необходимо будет написать книгу о своих путешествиях.
– Пф… Ты же знаешь, мне никто не поверит! В древнеегипетскую Книгу Мёртвых здорово верят? С чего ты решил, что поверят в русскую?
–Твоё дело написать.
Я и не отказывалась. Я понимала, что на Земле воплощаю мечту Эвклидиса, потому он и помогает мне. Оказывается, мой друг всегда хотел быть писателем, но не срослось, постоянно не хватало времени на написание книг. Он много работал, возился с машинами, воспитывал сыновей, строил дом, и, в общем, было не до писательства. А потом, когда дела его пошли в гору и он смог освободить немного личного времени для себя, произошёл несчастный случай, унёсший его жизнь.
– Думаю, после Москвы будут Салоники, – заметил Эвклидис.
–А, ну да, ты же переехал туда в девяностых… А если б не переехал, возможно, был бы сейчас жив…
– Ананке… Не скорби обо мне. Всё хорошо. Видишь? После смерти ведь жизнь только начинается!
– Да, но… Я не вижу здесь никакого развития, – разочарованно сказала я.
– Пока мы встретили лишь Одиссея, который решил отдохнуть. Но, поверь, здесь достаточно возможностей для самореализации и развития. Здесь так же можно что-либо изобретать, учиться чему-то новому…
– Тогда можно я останусь в Посмертии и буду писать книги здесь?
– Нет… – усмехнулся Эвклидис. – Мне удалось отпросить тебя всего на пару земных минут.
– Отпросить?
– Да. У кураторов.
– А кто они, эти кураторы? Ангелы?
– Нет. Ангелы – это воины Высших Сил. А кураторы – это древние души, души, воплотившиеся очень давно, которые провели в мире Посмертия уже тысячи лет.
– И у каждого человека есть такой куратор?
– Один куратор следит примерно за сотней душ. То есть за двумя сотнями людей. Не важно, сколько из них живых и мёртвых.
– Вот как! И почему же кураторы дали лишь две минуты?
– Ты ещё не исполниладо конца свою жизненную миссию. Поверь, тебе действительно ещё рано отправляться в Посмертие навсегда.
Спорить с Эвклидисом было бессмысленно. И я решила для себя тогда, что сделаю всё для того, чтобы он мною гордился.
– Слушай, ты не хочешь заехать куда-нибудь поужинать? – весело спросил он, меняя неудобную тему разговора.
– А ты разве испытываешь голод?
– Привычка.
– Тогда давай.
Нам попалось маленькое уютное кафе с удобной тёмно-коричневой мебелью и скромным, но вполне аппетитным меню. Кроме нас в нём обнаружилась ещё пара человек.
Естественно, мало кто после смерти горел быжеланием работать официантом, поэтому в кафе было самообслуживание. Но блюда стояли на витринах холодильников и выглядели вполне себе ничего.
Как только мы сели, к нам сразу же подошли те посетители, которых мы заметили ранее, желая познакомиться. Ими оказались парень и девушка.
Девушка назвалась Афиной, а парень Дмитрием. И что-то подсказывало мне, что её имя ненастоящее. За едой завязалась беседа.
– Вы вместе? – спросила я.
– Да! – весело отозвалась Афина. – Мы и при жизни были вместе. Но, к сожалению, мы – не близнецовые пламена.
– А мы как раз да! – с радостью ответила я.
– Да вы что? – изумлению девушки не было предела. – Впервые за двести лет нахождения здесь вижу перед собой одну полноценную душу!
– Неужели и в мире Посмертия это настолько редкое явление? – удивилась я.
– Представляешь, да. Мир Посмертия ещё больше, чем мир живых. Поэтому вероятность встретить здесь свою половину, если этого не произошло при жизни, практически равна нулю!
Ого! Эвклидис не рассказывал об этих трудностях. В тот момент я, наконец, осознала, как же нам обоим повезло. Наша душа обрела целостность и больше не страдала от неполноценности.
– А мы с Димой решили и здесь не разлучаться, – сказала Афина. – Хотя он всё порывается отправиться в странствия на поиски своего близнецового пламени. А я вот думаю: чего его искать, само найдётся, если суждено. А иначе это всё равно что искать иголку в стоге сена, даже хуже!
Афина оказалась чересчур болтливой. Её болтовню следовало бы повернуть в нужное для меня русло.
– Расскажи, как вы жили на Земле, чем занимались? – поинтересовалась я.
– Да… Всё, как у всех, – отмахнулась она. – Ничего интересного. Выросли, отучились, встретили друг друга, поженились, нажили двоих сыновей…
– А когда это было?
– У… В девятнадцатом веке… Сейчас смешно вспоминать, какими недалёкими людьми мы были…
– Человеческая цивилизация не стоит на месте. Лет через триста и мы будем казаться себе дикарями по сравнению с новыми людьми.
– Но кое-что навсегда останется неизменным, – сказал Дмитрий. – Отношения людей между собой.
– Да, ты прав, – согласился Эвклидис.
С той парочкой мы простились довольно быстро, как только расправились с ужином, и поехали дальше. Я не комментировала прошедшую встречу, хотя не могла сказать, что она вообще ничего для меня не значила. Всё-таки мне было интересно исследовать мир Посмертия и общаться с душами, точнее, с половинками душ.
Улицы постепенно сменились широкими магистралями. Мы покидали Москву.
– Если хочешь, мы можем переночевать где-нибудь в отеле, а наутро отправиться в путь, – заботливо сказал Эвклидис.
– Нет, не нужно. Только если ты не устал.
– Мёртвые никогда не устают, – ответил он тогда, и эта фраза намертво впечаталась в моё сознание. От неё сквозило какой-то обречённостью. Я находилась в ещё не совсем мёртвом состоянии, и у меня, в отличие от моего друга, ещё был путь назад, в мир, в который я предпочла бы не возвращаться, если б не «миссия», которую мне внушил сам же Эвклидис или наши кураторы.
В пригород Салоник – Каламарью – мы прибыли около четырёх утра. Занимался рассвет, а вдалеке слышался ласковый шум моря. Боже, я не отдыхала несколько лет, и мне вдруг так захотелось окунуться в воды того потустороннего моря, что я готова была идти купаться в темноте.
Мы, естественно, не стали останавливаться в гостинице, ведь в Каламарьи у Эвклидиса был собственный дом. Он стоял на высоком утёсе, а внизу, у подножия скалы, неистово разбивались о камень волны, будто желая сокрушить непокорный берег.
Я всё никак не могла избавиться от привычки спать по ночам, поэтому, как только мы приехали, сразу же завалилась на боковую. Из распахнутых окон, колыша лёгкие белоснежные занавески, веял прохладный ветерок, приносивший с собой упоительный аромат Эгейского моря. Та ночь была безлунной.
6
Наутро я проснулась и первым делом начала осматривать дом Эвклидиса. Он мне очень понравился. В нём бы я хотела остаться навсегда. А что? Я нашла своё близнецовое пламя и могла больше не обременять себя поисками, а о мире Посмертия мне мог рассказывать сам Эвклидис, и я писала бы книжки с его слов. И зачем возвращаться? Больше всего на свете мне хотелось, чтобы кураторы тогда передумали.
– Вот ты где! – обнаружил меня друг. – Пойдём завтракать.
Он был одет в белоснежную свободную рубашку и чёрные брюки. Его чуть отросшие тёмные волосы, поначалу уложенные назад, нещадно растрепал ветер, свирепствовавший на вершине утёса, и Эвклидис поспешил скрыться в доме.
– Сегодня ветрено, – сказал он.
А я стояла на краю пропасти, смотря в необозримый морской простор вдали, и не могла надышаться этим упоительным воздухом.
– Я не хочу назад! – сказала я за завтраком. – Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой! Уговори кураторов.
Со стороны, наверное, мои попытки выглядели как нытьё.
– Ананке, – серьёзно начал мой друг. – Ты же понимаешь, такова система. Ты не можешь отправиться в мир Посмертия раньше положенного срока. И никто, даже сами архангелы, не способны повлиять на твою судьбу.
– А если я… Если я что-то сделаю с собой? – выпалила я.
– Что? Не смей даже думать о таком! Впрочем, у тебя всё равно ничего не получится, если тебе суждено умереть ещё не скоро и своей смертью.
В тот момент я вспомнила свою неудавшуюся попытку суицида, и сердце снова пронзила боль. Ведь страшен всегда не только сам суицид как явление, а ещё те жуткие события, произошедшие в жизни самоубийцы, с которыми его психика оказалась неспособной справиться.
Психологически Эвклидис был сильнее меня. Его, наверное, подобные малодушные мысли никогда не посещали. А я… Я просто тряпка!
– За работой время пройдёт очень быстро, и мы снова будем вместе. Вот увидишь! – успокаивал он меня.
А я жевала казавшийся безвкусным тост с маслом и понимала, что после возвращения ничего в моей жизни уже не будет хорошо. Хотя бы потому, что я ЗНАЮ. Знаю о том, что лучший мир будет ожидать меня лишь после окончательной смерти физического тела.
Завтрак оставил какое-то гнетущее ощущение в моей половине души, но вскоре оно улетучилось, как только мы пошли на пляж искупаться.
Узкие мощёные улочки, спускавшиеся вниз, вели нас прямо к побережью. Нагромождения ухоженных, выбеленных домов с цветущими в каждом дворе деревьями создавали видимость обитаемости города, но, увы, по пути на пляж нам так никто и не встретился.
Утром было прохладно, но как только я об этом подумала, солнце, будто прочитав мои мысли, стало припекать гораздо сильнее. Но, к сожалению, я не особо любила загорать, не в пример Эвклидису.
Мы пробыли в Каламарьи три дня, а затем мой друг всё-таки уговорил меня отправиться дальше.
Как же мне не хотелось покидать этот чудесный край, хоть я и понимала, что это – ненастоящаяКаламарья, а лишь город, воссозданный в Посмертии из воспоминаний людей.
Далее мы заехали в область тьмы, где ничего нельзя было различить. Лишь тусклые фары внедорожника еле освещали путь.
– Что это? Где мы? – взволновалась я.
– Скорее всего, в провале. В месте, которое не заполнено ничем.
– И большое оно?
– Вряд ли. Я когда-то проезжал через такое. Думаю, оно скоро кончится, – успокоил меня Эвклидис.
И вправду, вскоре мы будто выехали из чёрного тумана на свет. Разгорался тёплый зимний вечер. В окнах многоэтажек горели оранжевые огни, сквозь занавески даже просматривались новогодние ёлки, поставленные в квартирах.
Эвклидис ненадолго притормозил, чтобы я рассмотрела всё как следует. Протоптанная тропинка, усыпанная жёлтым песком, вела вглубь дворов, из которых доносились счастливые ребяческие голоса. И пусть всё это было лишь иллюзией… Эта картина… напомнила мне кое-что. Нет, не эпизоды из детства. Она напомнила возможные эпизоды, она напомнила тайные желания. Я всё детство мечтала жить именно в таком районе, а не в доме на отшибе, на самой окраине города, где даже детей не было, и завести друзей у меня не получалось ещё и поэтому.
Покой и умиротворение, которыми было окутано всё вокруг, не могли не проникнуть в моё сердце, но вместе с тем его охватила горечь. Нечто далёкое, родом из детства, защемило грудь. Я скучала по родителям. Я скучала по ним, как скучают обычно дети, дожидающиеся их с работы. И вместе с тем я понимала, что в данный момент и чувства эти, и эмоции, вызванные новым пейзажем мира Посмертия, являются лишь мороком, насланным на меня Эвклидисом, и на самом деле я валяюсь в своей дешёвой ипотечной квартире на таком же отшибе Москвы в состоянии клинической смерти. И вокруг нет никого, кроме моего друга.
Я жила одна, очень далеко от родителей, виделись мы от силы пару раз в год, ну а созванивались тоже редко. О своей жизни я ничего рассказывать им не хотела, чтобы не расстраивать и не шокировать их. Я вдруг смахнула набежавшие слёзы и почти скомандовалаЭвклидису:
– Поедем отсюда! Быстро!
Мой друг завёл двигатель.
– Что случилось? – спросил он, когда мы уже отъехали от того района на довольно приличное расстояние.
– Мы же – одна душа. Разве ты не понимаешь? – несколько раздражённо ответила я.
– Понимаю, но не совсем… Вообще-то, я жил в том городе.
– Жил?
И тут до меня дошло. Я всё поняла. И те чувства. То была тоска, ностальгия. Вот почему я их испытывала! И мои родители были вовсе ни при чём.
– Извини меня, – виновато сказала я.
– За что?
– Просто извини.
Эвклидис усмехнулся.
– Вот ты чудик!
Почти два часа мы проехали в молчании, а затем я глубокомысленно произнесла:
– Меня всегда волновал один вопрос. В Библии говорится, что Бог не даёт человеку испытаний, которые он не смог бы выдержать. Тогда почему вокруг столько самоубийств? Значит, люди всё-таки не могут выдержать то, что на них свалилось?
И тут же я спохватилась:
– Прости, тебе, наверное, совсем не интересны эти философские дебри. Я больше не буду.
И желание познания тайн мира распределилось между нами неравномерно. Если я практически постоянно размышляла о смысле жизни и о её явлениях, то Эвклидисэтими вещами никогда не заморачивался, а просто жил. Оттого, наверное, и был счастлив те короткие сорок лет на Земле.
– Почему же? С тобой мне интересно поговорить на любую тему, – доброжелательно ответил он. – Ты удивишься, но я задавался тем же вопросом. И пришёл к выводу, что восприятие людьми своей жизни и окружающей обстановки весьма субъективно. Там, где им кажется, что наступил конец света для них, они, на самом деле, вполне смогли бы справиться, если б не смалодушничали.
– Значит, я малодушная?
Эвклидис улыбнулся мне через зеркало.
– Ты очень юная. Твоя часть души не очень похожа на мою, но вместе мы – одно целое. Всегда помни об этом.
– Ты знаешь, в каком я находилась состоянии перед той попыткой самоубийства? В жутком состоянии, в депрессии, глубину которой невозможно даже измерить. Каждый день казался чёрным, как смерть. Я занималась самоистязанием. Настолько себя ненавидела, что хотела травмировать и довести до истощения. Я даже избивала себя! Синяки не проходили месяцами. Я практически ничего не ела, а если и ела, то какую-нибудь гадость, чтобы испортить себе желудок и прожить как можно меньше, и…
– И всё это ты ведь пережила? – прервал меня Эвклидис. – Значит, испытание оказалось по плечу?
– Хм… По плечу… – скептически сказала я. – Моя психика отныне не подлежит восстановлению. О личной жизни можно забыть. Всё, что есть у меня, это одиночество и работа. Вот и цена за то, что я «справилась». А если б не справилась, давно бы прохлаждалась здесь, с тобой…
На моей последней фразе Эвклидис засмеялся.
– Прохлаждалась, говоришь? Я тебе не говорил, но здесь тоже много работы.
– Работы? Какой?
– Много кто занимается кураторством. Однако к нему допускают лишь души, преодолевшие столетний рубеж существования именно в мире Посмертия. А те, кто моложе, служат святым или ангелам, выполняют их поручения. Кто хочет, вступает в воинство…
– И от кого защищаться? Разве у Бога есть враги?
– Мне тоже предлагали вступить в войско, но я решил дождаться тебя,когда ты придёшь сюда насовсем, и тогда уж решить, пойдём мы в святую армию или нет. Если ты не захочешь, я останусь, один не пойду.
– Вот как? Но ты не ответил на мой вопрос! Для чего нужна эта армия?
– Я не так выразился. Это – не совсем армия. Это помощники Бога, строители мира Посмертия, но у них есть боевые навыки. Наверное, трудно представить себе короля, у которого нет ни свиты, ни стражи, ни армии…
Эвклидис ушёл от ответа. Возможно, он просто не знал ответа на мой кощунственный вопрос, и я решила переменить тему разговора.
– Далеко ещё до твоего брата?
– Не знаю, может, и далеко. Смотря какие города будут впереди. Видишь ли, мир Посмертия непостоянен, как сновидения. Его территория показывает то, что в данном случае в приоритете именно в воспоминаниях смотрящего. То есть для каждой души мир Посмертия будет иметь индивидуальную структуру. Тебе была дорога Москва, Олянк, Каламарья – и ты увидела их в первую очередь…
– А дальше?
– Ну а дальше мы войдём в зону чужих воспоминаний, если ничего не придёт на ум. Я, конечно, мысленно попытаюсь отыскать своего брата, и тогда путь к нему заметно сократится, но мы ведь сможем переместиться к нему и мгновенно, если ты не забыла?
– Нет, я ещё не устала путешествовать. Поедем.
– Поедем, – согласился Эвклидис.
7
Мы снова оказались в Грузии, в Батуми.
– Мой брат здесь родился, – сообщил Эвклидис.
Древний город-порт поразил меня своей красотой. Выглядел он по-современному. Хотя брат Эвклидиса, скорее всего, застал его ещё таким, каким он был во времена Советского Союза. Но он мог приезжать туда и во взрослом возрасте.
Я отчего-то волновалась.
– Скорее всего, Лазарь где-то здесь, – успокоил меня друг. – Ну, а если нет, мы его всё равно найдём. Правда, Ананке?
Я несмело кивнула.
– Чего приуныла?
– Да я так… Слишком много впечатлений…
– Всё у тебя будет хорошо. Когда-нибудь всё обязательно наладится.
– Да, но когда? Это хорошо возможно лишь рядом с тобой, ведь без тебя моя душа неполноценна, – грустно ответила я.
– Верь в себя, как я в тебя верю. У тебя впереди длинная-длинная жизнь, полная… сюрпризов и всяких интересных событий.
– Ты знаешь, когда я умру? – потрясённо спросила я.
–Знаю, но тебе не скажу.
– Длинная – это сколько? Семьдесят, восемьдесят лет? – не унималась я.
– Говорю же, не скажу. Можешь не спрашивать… И помни, что я тебе сказал: восприятие жизни субъективно. Не спеши её обрывать, когда тебе покажется, что дальше выдержать просто невозможно.
Мы свернули на набережную и поехали по широкой прибрежной улице, на которой росли вечнозелёные пальмы.
Вокруг возвышались современные постройки, блестевшие металлом и пластиком под лучами щедрого южного солнца. Город был прекрасен. И в нём я бы хотела остаться навсегда. Мысль о возвращении не давала покоя моей душе. Я не хотела возвращаться назад, в своё убогое беспросветное существование на Земле, в мир, в котором давно забыты моральные ценности, и единственное, что остаётся в нём незыблемым и неизменным тысячелетиями, это непрестанная борьба за выживание. А я так хотела покоя! Или хотя бы, чтоб мне никто не мешал в моём созидании и не устраивал препятствий. Неужели и у Бога были препятствия, когда он создавал мир? Думаю, вряд ли. Ведь он являлся единственным в своём роде.
– Я родилась очень слабой, недоношенной. У матери вообще была угроза срыва беременности. Я думаю, это означало, что моя душа просто не хотела воплощаться, – сказала я.
– Ты верно подметила. А я вот, наоборот, рад, что родился и прожил эту жизнь.
– Чего не скажешь обо мне, – хмуро ответила я.
– Так, Ананке! Хватит этих мрачных мыслей. Соберись! Впереди тебя ждёт светлое будущее! И больше не смей мне тут сопли разводить!
Мне ни капли не было стыдно перед другом. Я только грустно усмехнулась в ответ.
– И зачем врачи, видя, что ребёнок не хочет рождаться, спасают его? По-моему, заставлять жить – это такое же преступление, как и лишать жизни.
– Хм… Тогда бы в мире живых мало кто остался.
– Но для чего он нужен? Для чего нужна вся эта жизнь на Земле?
– Для развития души. Для того, чтоб она вышла на новый уровень…
– Это просто смешно! Большинство людей на Земле тупо прожигают жизнь и только деградируют. Какое тут может быть развитие?
– Ты слишком пессимистична.
– Я реалистка и трезво смотрю на вещи. Какой толк от вечного позитива? Это – самообман.
– На Земле каждую душу ждут уроки, которые она обязана пройти, прежде чем перейти на новый уровень существования, в мир Посмертия. Хочешь ты или нет, но эта система есть и будет работать, пока не воплотятся все созданные души.
– Значит, они не творятся в момент создания тела?
– Нет. Они пребывают в Вечности и ждут своего воплощения.
– Почему некоторые не хотят воплощаться? Они что, знают, какая жизнь ждёт их на Земле?
– Вероятно, да. Но их убеждают. А если уж совсем ни в какую, то тогда они приходят на очень короткий срок, и затем в мире Посмертия им придётся отрабатывать те уроки, которые они недополучили на Земле.
– И каким образом? Они что, будут страдать?
– Урок – это необязательно страдание, Ананке. Урок – это именно то, что подразумевают под этим словом. Это – обретение знаний и опыта… Кстати, тут полно вакансий на должность тех, кто убеждает души воплощаться. Мы называем их «психологами» или «агитаторами». Обычно ими становятся те, кто прожил на Земле счастливую жизнь. Я тоже могу сказать, что был счастлив. Только жизнь выдалась короткой.
– И счастье между нами распределилось неравномерно, – произнесла я, не подумав.
– Ты хочешь сказать, что я всё забрал себе?
– О Боже, нет! Эвклидис, я рада за тебя, что тебе посчастливилось прожить жизнь так, как ты хотел. Просто… Мне бы хоть немного его… Хоть один грамм…
– Один грамм счастья?
– Ну да.
– Мне кажется, его было гораздо больше в твоей жизни и ещё будет. Ты просто его не замечаешь.
Эвклидис был мудр. Мудрее меня. При этом он никогда не задавался вопросами о смысле жизни и не сетовал на всемирную несправедливость. Я же в своей обиде на жизнь и мир не замечала счастья, которое хотя бы иногда, но посещало меня.
Наше внимание привлёк человек, сидевший впереди на остановке. Эвклидис притормозил рядом с ним.
– Тебя подвезти?
Мужчина поблагодарил нас и сел на заднее сиденье.
На вид ему было лет тридцать. Чёрные кучерявые волосы, нос с горбинкой и характерные черты лица сразу же выдавали его еврейское происхождение.
Он назвался Элазаром.
–Я работаю куратором и, в общем, немного заблудился,– сказал он.
–А куда тебе надо? – спросил мой друг.
–Далеко. На собрание душ-кураторов в Рим. Но я буду рад, если подбросите меня хоть куда-нибудь.
–Мы недавно были в Салониках. Это не так и далеко от Рима.
–Жаль, я не встретил вас раньше.
–А разве ты не можешь переместиться усилием мысли? – спросила я.
–К сожалению, нет. Мы всегда собираемся инкогнито. Ну, это так называется…
–Ты давно здесь?
–Давно. Очень давно. Около трёхсот лет.
–И не надоело? – расспрашивала я. Мне ведь нужно было собирать материал для книги.
–Если честно, немного да. Вот на Земле у меня жизнь была интересная! Я был музыкантом. Причём довольно известным. Играл на музыкальных инструментах. С началом карьеры практически каждый вечер участвовал в концертах. Славное было время.
На лице нашего попутчика отобразилась ностальгия.
–Наверное, сменю деятельность. Пойду работать агитатором.
–И будешь заставлять жить тех, кто этого не хочет? – вырвалось у меня.
Элазар непонимающе посмотрел на меня через зеркало. Я встретила его взгляд. Моё лицо, наверное, выглядело не слишком доброжелательным в тот момент.
–А ты сейчас не насовсем здесь. Ты – клиник. Извини, мы так называем тех, кто находится в состоянии клинической смерти там.
–Ты прав.
Куратор, имея громадный багаж жизненного опыта, раскусил меня на раз, и все мои мысли и тайные помыслы не укрылись от его цепкого взгляда.
–Может, тебе и нелегко будет поверить в это сейчас, но в жизни на Земле действительно есть не только негатив.
Я скептически усмехнулась.
–Я думаю, с такой философией тебе идеально подойдёт должность перевозчика душ. Пойдёшь проводником на поезд? Если хочешь, замолвлю за тебя словечко перед Хароном.
В первое мгновение мне показалось, что попутчик шутит, но он был настроен серьёзно.
–Я… Я подумаю, – неопределённо ответила я.
–И что на тебя нашло? – возмущённо спросил Эвклидис, когда мы высадили Элазара по его желанию где-то под Афинами и дальше продолжили путь без него.
–У меня такой токсичный нелюдимый характер, что даже трёхсотлетний куратор не выдержал моего общества! – с чувством удовлетворения объявила я.
–Это – неверная стратегия поведения. Тем более здесь, в мире Посмертия, – серьёзно сказал Эвклидис.
–Всё равно я скоро его покину.
–Надеюсь, в следующий раз, когда мы встретимся, ты будешь более позитивной.
Только с Эвклидисом я моглапозволить себе быть собой. На работе, в человеческом обществе, мне приходилось носить маску, которая, наверное, уже давно приросла к лицу. Я прятала свою боль за ироничными шутками и наигранным смехоми никогда не говорила о смерти. Но даже при таком раскладе люди мало горели желанием общаться со мной. Я полностью отчаялась в своих попытках понять их и привлечь к себе внимание. А, собственно, единственным человеком, чьё внимание мне было необходимо, всегда оставался Эвклидис. Остальные давно стали тенями. Остальные не имели никакого значения для меня. И я давно утратила веру в земную дружбу и любовь.
8
В Батуми брата Эвклидиса не оказалось.
– Где же он? – спросила я.
–Возможно, где-то в Греции. Хотя он всегда дорожил родным городом.
–Давай переместимся к нему?
–Тебя так утомил мир Посмертия?
–Да не особо…
–Теперь мне и самому стало интересно искать его вот так, не зная наверняка, где он может находиться.
–Интересно? Почему?
–Потому что я нахожусь в твоей компании.
–У меня же мрачный и пессимистичный характер!
–Для меня ты – лучший собеседник и друг, – искренне ответил Эвклидис. – И мне с тобой хорошо. Я чувствую завершённость, целостность, мир в душе.
–Трудно представить, что я – тому причина.
–Не ты. Твоя половина души. Ну а над твоей личностью и характером мы основательно поработаем, когда ты придёшь сюда насовсем. Если, конечно, ты не изменишь своих мрачных взглядов на жизнь.
–Меня не нужно исправлять! – вдруг ни с того ни с сего с раздражением воскликнула я. – Я – такая, какая есть! И нравлюсь себе такой!
Я повела себя очень невоспитанно. Но то, что мы с Эвклидисом являлись одной душой, не значило, что я не могла иметь личного мнения.
–Хорошо, Ананке, никто не собирается тебя исправлять, – согласился мой друг. – Я просто хочу, чтоб ты научилась быть счастливой, несмотря ни на что. Чтобтвоё личное счастье не зависело от окружающих обстоятельств.
–Такое невозможно!
–Бывает, люди и в войну, и на каторге, и за решёткой умудрялись становиться счастливыми. Всё дело в том, что в голове у человека.
Не в силах больше слушать эти жизнелюбивые нравоучения, с которыми я в корне была не согласна, я просто замолчала, чтобы не развивать эту тему разговора дальше. Я отвернулась к окну и бесцельно смотрела на проплывающий мимо пейзаж.
–Ну, Ананке… –шутливо позвал Эвклидис. – Не дуйся!
–Я не дуюсь!
–Знаю же, что ты нахмурилась!
–Прости, я, наверное, невыносима, – разочарованно сказала я.
–А Элазар прав. Тебе подойдёт должность проводника в мир мёртвых!
Это была, конечно же, шутка. Но доля правды в ней имелась, причём немалая. Наверное, поэтому по возвращении я начала писать именно такую книгу.
Мы минули Афины, Ларнаку, Никосию, но Лазаря нигде не оказалось.
–Куда же он запропастился?
–А где он жил при жизни? – спросила я.
–В Салониках. Но они никогда ему не нравились.
–Как они могут не нравиться?
–Он, как ты, любил большие города, мегаполисы. К тому же терпеть не мог жару.
–Может, он мечтал куда-то переехать?
–Не припомню такого.
–Может, ему нравился какой-то большой город, где… прохладно?
Эвклидис задумчиво пожал плечами. Наверное, нам всё-таки следовало воспользоваться возможностями мира Посмертия и просто переместиться к Лазарю домой. Но как же путешествия и сбор материалов для моей книги? Собственно, попутешествовать мы смогли бы и на обратном пути. И ещё через пару пустых городов мой друг пришёл к тем же выводам, что и я, и решил переместиться.
–Возьми меня за руку, – сказал он, когда мы вышли из машины.
Мы стояли на высоком утёсе где-то под Халкидой, а внизу плескалось тёплое, но неспокойное в тот день море.
Мне стало немного не по себе.
–И что произойдёт? Мы просто возьмём и мгновенно переместимся? – спросила я.
–Именно, – ответил мой друг.
Я сжала его широкую загорелую ладонь и зажмурилась, а когда открыла глаза, мы оказались… в Нью-Йорке! Мириады ночных огней, будто светлячки усыпавших небоскрёбы, мерцали в темноте. В воздухе разливался аромат кофеен и свежей выпечки, и кажется, вот-вот должен был пойти снег. Его мелкие хлопья уже кружились над крышами многоэтажек. Мне показалось, что стоял канун Нового года. А Новый год в Нью-Йорке – это что-то! У меня захватило дух от обилия украшений на улицах. Каждый дом был украшен мишурой и разноцветными гирляндами. С витрин магазинов взирали аккуратные куклы и Санта-Клаусы.
–Что-то мне подсказывает, что это – и твоё желание тоже – быть здесь, – загадочно сказал Эвклидис.
Но в мире Посмертия не могло существовать ошибок, а значит, мы переместились именно к его брату.
И всё-таки Лазаря мы нигде найти не смогли. Эвклидис не чувствовал его присутствия и, соответственно, не знал, в каком направлении нам следовало двигаться. Мороз крепчал. Мы зашли в кофейню неподалёку, чтобы согреться. Она была украшена изнутри и снаружи новогодней символикой, а на витринах пестрела выпечка в виде нарядных ёлок и зверушек.
– Ничего не понимаю. Это впервые, – произнёс Эвклидис.
Он был удивлён, но не растерян и тем более не расстроен. Этот человек просто не умел грустить. Я уверена, в любой, даже самой скверной ситуации он мог найти позитивные моменты.
Я откусила от пряника в форме новогодней ёлки, покрытого сверху разноцветной глазурью, и посмотрела на друга с сочувствием.
– Если б я что-то понимала в устройстве мира Посмертия, то непременно подсказала бы тебе. Но, уверена, ты знаешь всё лучше меня.
– В том-то и дело, что знаю, наверное, не всё. Ясно лишь одно: что Лазаря здесь нет. Только почему мы тогда тут очутились?
– Может, снова воспоминания?
– Чьи? Я никогда не был в этом городе и не мечтал быть, ты – тоже.
– Не волнуйся, скоро всё прояснится.
Эвклидис взглянул на меня непонимающим взглядом, ведь обычно это он меня утешал.
И тут вдруг к нам подошла высокая девушка, неся на подносе две чашки кофе.
Она была нереально, просто сказочно красива, только я не понимала, с чего вдруг она решила на «том свете» поработать официанткой? Что за вздор!
Она поздоровалась, и её большие небесно-голубые глаза поочерёдно глянули сначала на Эвклидиса, а затем на меня.
– Эвклидис, к сожалению, здесь нет твоего брата, – мягко сказала девушка.
Она не представилась, что показалось мне странным.
На её груди блестел серебряный значок в виде восьмиконечной звезды, рассекаемой двумя изогнутыми молниями, и что-то мне подсказывало, что Эвклидис прекрасно знал, кто находился перед нами.
– Я – Филлида, жница, служу Богу Смерти, – представилась она, глядя мне в глаза.
– Тогда почему мы оказались здесь? – спросил Эвклидис.
– Из-за неё, – ответила Филлида, кивнув в мою сторону.
– Меня? – изумилась я.
– Видишь ли, Эвклидис, теперь она для тебя на первом месте. И её желания воплощаются в первую очередь…
– И её желанием было встретить со мной Новый год в Нью-Йорке? – мой друг прыснул со смеху. Он отнёсся весьма скептически к словам жницы.
А я… Я заглянула внутрь себя. Возможно, это было и не желание как таковое, но я бы не отказалась, в общем… Насмотрелась голливудских фильмов, вот и…
– Что скажешь, Ананке? – Это был вопрос Филлиды.
– Я… Ну… Я… может быть, подсознательно и хотела, но… Главный же здесь Эвклидис. Я имею в виду, в нашей душе…
– С чего ты так решила? – удивилась жница. – Вы – две равноправные части одной души, и твои желания нисколько не могут быть ущемлены.
– Да, но я тоже хотела повидаться с его братом!
Мне стало так стыдно перед другом, будто я совершила какой-то эгоистичный поступок.
–В любом случае, пока желание не будет исполнено, к Лазарю вы не переместитесь, – предупредила Филлида.
Мне было очень неловко, и я хотела поскорее остаться с Эвклидисом наедине. Он смотрел на меня заинтересованным лукавым взглядом, и казалось, будто не замечал девушку.
– Ладно, – сказала она, устав, наверное, наблюдать нашу дуэль взглядов. – Не буду вам мешать. Празднуйте!
– Прости, мне так неудобно, – сказала я, когда она ушла.
– Перестань! Всё в порядке! – отмахнулся друг. – Но ты могла бы сразу мне сказать, чего хочешь.
– Я и хотела пообщаться с твоим братом!
– Значит, оказаться здесь ты хотела больше!
– Да, ты прав! – перестала отпираться я.
– Я мог бы навестить его и один, после того, как ты вернёшься на Землю. А сейчас всё своё время посвятить тебе.
– Нет, не стоит. Поедем вместе, – ответила я из вежливости, хотя опасалась, что и в следующий раз система перемещений забросит нас неизвестно куда.
На улице к тому времени начался настоящий снегопад. Огромные пушистые хлопья укрывали асфальт белоснежным покрывалом, играющим бликами в свете уличных фонарей. Сказка за окном умиротворяла, словно переносила в детство, когда всё ещё было впереди и всё ещё можно было переиграть. Но я бы не переиграла. Иначе не встретила бы Эвклидиса и былабы вынуждена искать своё близнецовое пламя, возможно, целую вечность. Я знала, что те же мысли посещали и моего друга. В его тёмных глазах плясали огоньки от гирлянд, на губах застыла улыбка, от которой в моей душе разливался покой. И я подумала в тот момент, что он больше мой ангел-хранитель, чем близнецовое пламя. А что, одно другому ведь не мешает?
9
Эвклидис рассказывал, что мёртвые тоже могли занимать эту должность. Жаль, у меня так и не хватило духу спросить, кто мой ангел-хранитель.
Кураторы, ангелы-хранители, агитаторы, жнецы, проводники – думаю, я начала хоть немного, но понимать систему устройства мира Посмертия. Он больше не казался мне таким уж чуждым, хотя я провела в нём всего месяц. Мне хотелось его изучать, жаль только, времени у меня оставалось немного. Сколько именно, мой друг не сообщал, чтобы не расстраивать меня, но я ощущала, что каждый день мог стать последним.
После Нью-Йорка нас ждал Рим. Ни я, ни Эвклидис так и не поняли, почему оказались именно в нём. Собрание кураторов к тому времени уже закончилось, поэтому нас снова ожидал пустой город.
–А бывают выдуманные города? Какие-нибудь инопланетные? – от нечего делать спросила я, когда мы бороздили путь от Рима до следующего пункта назначения.
–Я таких ни разу не видел.
Эвклидиса позабавил мой наивный вопрос.
–Конечно, на других планетах ведь нет жизни…
–Её достаточно и на одной.
Но вся необъятная Вселенная всё-таки не шла ни в какое сравнение с масштабами мира Посмертия. Он не подчинялся законам физики и геометрии, а потому и измерить его физически не представлялось возможным, но он вмещал в себя территории, гораздо большие по объёму, чем всё космическое пространство! Это было так удивительно! Я не переставала восхищаться мощью Творца, создавшего всё это великолепие.
А после Рима мы неожиданно оказались в Санкт-Петербурге, и там нам удалось встретить небольшую группу душ. И снова я смогла объяснить выбор города тем, что когда-то в юности мечтала жить в Питере, и, посетив его однажды, сразу же влюбилась в его старинные улицы с аккуратными каналами и вечно хмурое небо над головой. Но в итоге я всё-таки выбрала Москву.
Души поприветствовали нас. Это было какое-то собрание по интересам в одном из парков, мимо которого мы проезжали. Но я, как ни пыталась, так и не смогла вникнуть в цели этого собрания. Ладно, кураторы собирались, чтобы обсудить важные дела по работе со своими подопечными, родственники посещали друг друга по понятным причинам, но те люди будто встретились случайно. Там был пират из восемнадцатого века, продавщица обувного магазина, физик-ядерщик и жрица какого-то древнего культа ацтеков. Понятное дело, теперь все они давно жили в двадцать первом веке, который наступил и в мире Посмертия, выглядели по-современному, однако же я всё равно так и не смогла понять, какие у них могли быть общие интересы.
Они что-то рисовали красками на клочках кожи и дерева, и эти разноцветные кляксы я уж никак не могла принять за картины. Я так и сказала, что я писатель и пишу книгу о мире Посмертия, и попросила их рассказать свои истории. Поочерёдно выслушала каждого, не перебивая, не осуждая и тем более не насмехаясь. Я выказала всё своё уважение людям, жившим до меня и, очевидно, имевшим гораздо больший опыт, чем мой собственный.
Тот пират, его звали Том, вынужден был ступить на эту греховную стезю после того как банк отобрал у него и его семьи всё имущество. Долгое время он скитался по морям, грабя корабли, чтобы выжить. Отправлял деньги своей семье и в итоге попал в рабство к диким народам Мадагаскара, где его едва не съели каннибалы из племени Жука. Чудом ему удалось бежать. Он добирался домой в грузовых трюмах, пока не был схвачен полицией в одном из портов. Его приговорили к расстрелу, но в последний момент смертную казнь заменили на пожизненную каторгу, где он прожил ещё семь лет и умер от воспаления лёгких и истощения организма.
– Не проще ли было сразу умереть от расстрела или на вертеле у людоедов, чем продлевать своё невыносимое существование на каторге ещё на семь лет? – бестактно спросила я.
Не знаю, что на меня тогда нашло. Но Том ничуть не обиделся.
– Не знаю, но мне всё равно хотелось жить. Даже на каторге, – просто ответил он, и меня его ответ поразил. И возмутил до глубины души, ведь я придерживалась философии, что жить нужно непременно хорошо и ни в чём не нуждаться, а если жизнь проходит в жутких ограничениях, так лучше вовсе не жить!
Спутница Тома, Эмили, всю жизнь проработавшая продавщицей в обувном магазине, придерживалась того же мнения, что и я. Но сказала, что всегда боялась физической боли, поэтому так и не решилась ничего с собой сделать.
Она родилась в бедной семье. Денег на учёбу не было, а высшее образование оказалось платным. Ей пришлось идти работать сначала в прачечную, а затем в магазин. Там она вскоре встретила своего мужа. Им оказался один из покупателей. Поначалу всё шло хорошо. Эмили вышла замуж, родила дочку. Но вскоре муж начал пить и изменять ей. Финансово зависев от мужчины, женщина терпела его оскорбления, но, когда начались побои, она, конечно же, не выдержала и вернулась к родителям. У них были ещё несовершеннолетние дочка и сын, которых требовалось поднимать на ноги и как-то устраивать в этой жизни, поэтому помочь Эмили хотя бы с жильём никто не мог. Ей пришлось самой снимать квартиру и содержать ребёнка.
Так она и проработала всю жизнь на двух-трёх работах, не видя никакого света в жизни, и полностью была согласна со мной, что уж если и стоит жить на Земле, то только хорошо, а плохо не стоит жить вовсе!
После её истории я отошла в сторону смахнуть набежавшие слёзы.
Если б я в тот момент смогла поговорить с Богом, я бы задала ему лишь один-единственный вопрос. И этот вопрос звучал бы так:
– За что ты над нами так издеваешься?
Теперь же у меня вообще не осталось к нему никаких вопросов, потому как я поняла, что он – причина жизни, но не сама жизнь. И за то, что творится с этой жизнью на Земле, ответственны лишь сами люди. Но не только те, которые живут в данный момент, а все те, кто когда-либо родился на планете и привнёс свой вклад в общую человеческую историю: позитивныйили негативный, тем самым оставив наследие своим потомкам.
Физик-ядерщик, Сергей, тоже не мог похвастать завидной судьбой. Он окончил институт, но невероятно сложная специальность, освоение которой стоило ему огромных умственных сил, оказалась невостребованной. Его выпуск из университета совпал по времени с распадом Советского Союза. Предприятия промышленности стояли, такие узконаправленные высококвалифицированные специалисты, как физики-ядерщики, оказались никому не нужны. В отчаянии Сергей эмигрировал в США, где ему пообещали должность лаборанта при одном из НИИ. Но в итоге оказалось, что он был вынужден выполнять обязанности уборщика. С таким унижением молодой учёный смириться не смог, но гордость не позволила вернуться домой, на родину. В глазах друзей, а также бывших однокурсников и преподавателей это выглядело бы провальным поражением. Он остался в США, пошёл работать разносчиком пиццы в итальянский ресторан, постепенно переквалифицировался на повара. Свои навыки и профессиональные знания он растерял – они все потонули в каждодневной рутине по зарабатыванию денег и борьбе за существование, поэтому даже когда подвернулась подходящая вакансия учёного в только что открывшуюся лабораторию, Сергей проигнорировал это предложение, окончательно похоронив свою мечту. В США он постепенно освоился, обзавёлся своим жильём, семьёй, доработал до должности управляющего рестораном, но так и не смог смириться с тем, что жизнь оказалась совсем не такой, какой он её себе представлял.
– Ты жалеешь, что жил? – спросила я.
– А чего жалеть? Всё ведь в прошлом. Всё давно пережито мною.
Из всей той компании более-менее повезло лишь Тессе – жрице из племени ацтеков. Хотя, как повезло. Её готовили к миссии жрицы с самого детства. Все её лучшие годы прошли в ограничениях, и, приняв на себя огромную ответственность – должность главы священного культа, – она автоматически лишила себя обычной человеческой жизни. Она приняла пожизненный обет безбрачия и дала клятву богам не вступать ни в какие близкие отношения. За всю жизнь ей так и не удалось познать ни любви, ни счастья материнства. Её не били, не насиловали, не оскорбляли, она не голодала и не замерзала, всю жизнь проведяв роскошных чертогах храма, как в золотой клетке. И на мой вопрос, жалеет ли она о чём-нибудь, ответила: