Синеглазый

ГЛАВА 1
Свобода пахнет пылью.
Я стояла перед массивными железными воротами, прижимая к груди потрепанный томик Пушкина, и не могла поверить, что этот момент наконец наступил. Двадцать лет. Семь тысяч триста дней, каждый из которых был похож на предыдущий настолько, что порой казалось – время остановилось, а я застряла в бесконечной петле одного и того же дня.
Ворота за моей спиной закрылись с оглушительным лязгом, отрезая меня от прошлого, но не освобождая от него. Никогда не освобождая.
Июньское солнце било в глаза, заставляя щуриться. Слишком яркое, слишком настоящее для той, кто привык к тусклому искусственному свету, отражающемуся от серых стен. Колени предательски дрожали, а во рту пересохло так, что язык, казалось, прилип к нёбу. Странно, но в этот момент мне захотелось вернуться обратно, за эти страшные ворота. Там все было понятно, знакомо, привычно. А здесь, снаружи… весь мир казался огромной раной, в которую меня выбросили без обезболивающего.
За двадцать лет мир меняется. Я не узнавала улицы, по которым когда-то ходила. Не узнавала людей – их одежду, прически, взгляды. Они все куда-то спешили, утыкаясь в маленькие светящиеся прямоугольники в своих руках, словно слепые с электронными поводырями. Я словно попала на другую планету.
Но самое страшное – я не узнавала себя. Женщина сорока пяти лет с бледным лицом и потухшими глазами, смотревшая на меня из редких витрин, была чужой. Кем она стала за эти годы? Что от меня осталось, кроме имени?
Анна Соколова. Учительница литературы. Убийца.
Я помню тот день, когда впервые увидела его. Осень, моросящий дождь, промокшие туфли. Старенькая «девятка» заглохла посреди дороги, и я безуспешно пыталась завести ее, когда рядом остановился черный представительский автомобиль.
– Проблемы? – спросил он, опуская стекло.
И я утонула. Утонула в синеве его глаз – таких невозможных, пронзительных, что перехватило дыхание. Он улыбался, и в уголках этих глаз собирались морщинки, делая его еще привлекательнее. Виктор Марков – успешный бизнесмен, член родительского комитета, отец одного из моих учеников.
– Подвезти вас, Анна Сергеевна?
Его голос обволакивал, как дорогой коньяк – тягучий, с хрипотцой. В тот момент я подумала, что это просто любезность. Не знала, что это начало конца.
Он подвозил меня до школы всю неделю, пока чинилась машина. А потом пригласил на ужин. «Чисто по-дружески, без всяких задних мыслей». Я поверила. Хотела верить. А потом были его руки, скользящие по моей спине, его губы на моей шее, его шепот: «Ты сводишь меня с ума, Аня».
Боже, как я могла быть такой наивной? Виктор был женат, у него был сын. Но когда он смотрел на меня этими невозможными синими глазами и обещал, что уйдет от жены, я верила. Снова и снова верила, растворяясь в его объятиях, задыхаясь от его поцелуев.
Мы встречались в пустых классах после уроков, в его машине, в дешевых гостиницах. Каждый раз он говорил: «Еще немного, потерпи еще немного». И я терпела. Потому что любила до одури, до помутнения рассудка.
А потом начались другие «немного». Немного выпил и сорвался. Немного разозлился и замахнулся. Немного не рассчитал силу.
После первого удара я думала уйти. После второго – простила. После третьего – уже не могла вырваться из этого порочного круга. Он каждый раз извинялся, клялся, что это в последний раз, задаривал подарками и осыпал поцелуями синяки, которые сам же оставил.
– Ты моя, Аня, – шептал он, обжигая дыханием мою кожу. – Только моя.
И я верила, что наша любовь сильнее всего. Что однажды мы будем вместе. По-настоящему.
Дура. Какая же я была дура.
Двадцать лет назад, в такой же солнечный июньский день, он пришел ко мне домой с бутылкой шампанского.
– У меня для тебя новость, – сказал он, разливая игристое по бокалам. Глаза сияли, как у мальчишки. – Я снял для нас квартиру.
Сердце подпрыгнуло. Наконец-то! Он решился, он уходит от жены!
– Правда? – прошептала я, не веря своему счастью.
– Да, – он отпил из бокала. – Понимаешь, Аня, мне надоело встречаться с тобой в гостиницах. Неудобно. Теперь у нас будет место для встреч.
Бокал дрогнул в моей руке.
– Для встреч?
– Ну да, – он пожал плечами, словно это было очевидно. – А ты что подумала?
– Я думала… – голос предательски дрогнул. – Ты обещал, что мы будем вместе. Что ты уйдешь от нее.
Он рассмеялся. По-настоящему рассмеялся, запрокинув голову.
– Аня, милая, ты серьезно? – он посмотрел на меня, в синих глазах плескалось веселье пополам с жалостью. – Я никогда не уйду от семьи. У меня сын, бизнес, репутация. Ты правда думала, что я все это брошу ради учительницы литературы?
Каждое слово било хлыстом. Я смотрела на него и не узнавала человека, которого любила два года.
– Но ты обещал…
– Брось, – он поморщился. – Ты же понимала, что это просто слова. Мужчины много чего обещают, когда хотят женщину. Не будь наивной.
В тот момент что-то сломалось внутри. Словно сухая ветка – хрустнуло и разлетелось на части.
– То есть, все это время…
– Слушай, – он раздраженно поставил бокал. – Нам было хорошо вместе, правда? Но не требуй слишком многого. Я даю тебе то, что могу. Квартира – это уже серьезный шаг. Между прочим, я такого ни для кого не делал.
– Ни для кого? – ледяное спокойствие накрыло меня. – А сколько их было, Витя? До меня и… параллельно со мной?
Он поморщился.
– Не устраивай сцен, Аня. Это неприлично.
– Неприлично? – мой голос поднялся. – А обещать любовь, чтобы затащить в постель – это прилично? А бить женщину – прилично?
– Успокойся, – его тон стал жестким. – Ты истеришь на пустом месте.
– Ответь мне! Сколько их было?
– Не твое дело, – отрезал он. – Если тебя что-то не устраивает – дверь там. Никто не держит.
Я вдруг увидела его настоящего – холодного, расчетливого эгоиста, для которого я была просто развлечением. Очередной игрушкой.
– Знаешь, что я сделаю? – тихо сказала я. – Я пойду к твоей жене. И все ей расскажу.
Его лицо изменилось мгновенно. Маска обаяния слетела, обнажая уродливую сущность.
– Даже не думай, – процедил он. – Иначе пожалеешь.
– Правда? – в груди клокотала ярость. – Что ты сделаешь? Ударишь меня? Снова? Или наконец убьешь?
Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно отступила.
– Ты никуда не пойдешь, – его голос стал опасно тихим. – И ничего никому не расскажешь. Потому что если ты это сделаешь, я уничтожу тебя. У меня есть связи, деньги, влияние. А у тебя что? Работа в школе? Думаешь, директор обрадуется, узнав, что его учительница литературы спит с женатым мужчиной? С отцом ученика?
Меня трясло. От страха, от ярости, от бессилия.
– Убирайся, – прошептала я. – Убирайся из моего дома.
– Не смей мне указывать, – он схватил меня за плечи, встряхнул, как тряпичную куклу. – Ты моя, поняла? Моя! И будешь делать то, что я скажу!
Его пальцы впивались в кожу, оставляя синяки. А потом он ударил. Сначала пощечина – голова мотнулась в сторону, во рту появился привкус крови. Я пыталась вырваться, но он был сильнее. Второй удар – в живот, выбивая воздух из легких. Я согнулась от боли, хватая ртом воздух.
– Видишь, что ты меня заставляешь делать? – его голос звучал почти ласково. – Зачем ты меня злишь, Аня?
Он замахнулся снова, и что-то внутри меня взорвалось. Неконтролируемый, животный страх и ярость. Я оттолкнула его изо всех сил – он не ожидал сопротивления и пошатнулся, делая шаг назад.
А потом еще один.
И еще.
Я словно со стороны наблюдала, как он теряет равновесие на краю лестницы, как его глаза – эти проклятые синие глаза – расширяются от удивления и страха. Как он падает, тяжело и неуклюже, ударяясь головой о каждую ступеньку. Как затихает внизу в неестественной позе.
Кровь. Я никогда не видела столько крови. Она растекалась под его головой темной лужей, впитываясь в старый ковер.
Я не помню, сколько времени простояла там, наверху лестницы, глядя на неподвижное тело. Минуту? Час? Вечность?
Он был мертв. Я знала это, даже не спускаясь. Знала по тому, как безжизненно раскинулись его руки. По тому, как остекленели эти синие глаза, которые я так любила.
Я убила человека.
Суд был быстрым. У меня были синяки от его пальцев, следы прежних побоев, показания соседей, слышавших крики. Но было и его тело у подножия моей лестницы. Его кровь на моем ковре. Его жена, рыдающая в зале суда. Его маленький сын с такими же синими глазами, которые смотрели на меня с недоумением и страхом.
Двадцать лет колонии строгого режима за убийство при превышении пределов необходимой самообороны.
Двадцать лет, чтобы вспоминать каждую деталь того дня. Каждое слово. Каждый удар. Каждую каплю его крови.
Мне понадобилось все мужество, чтобы постучать в дверь той самой квартиры, адрес которой был нацарапан на обрывке бумаги. Крошечная однушка на окраине города, с минимумом мебели и безликими стенами. Я нашла ее через агентство, которое не задавало лишних вопросов. Бывшая заключенная, без стажа работы последние двадцать лет, без сбережений, почти без шансов на нормальную жизнь.
Но они нашли мне не только крышу над головой, но и работу. Уборщицей в крупной IT-компании «ТехноСофт». От судьбы не уйдешь – я снова оказалась в учреждении, полном молодых людей, только теперь вместо ученических тетрадей в моих руках была швабра.
Работа начиналась в шесть вечера, когда большинство сотрудников уходили домой. Я надевала серую униформу, собирала волосы в тугой пучок и старалась быть невидимой. Техничка. Никто не замечает техничку, правда? Протирает пыль, моет полы, опустошает корзины для бумаг. Не человек – функция. Это устраивало меня идеально. Никаких вопросов, никакого внимания, никакого прошлого.
Я старательно вытирала клавиатуры, экраны, полировала стеклянные столешницы. Мыла кофейные чашки, оставленные в раковине кухни. Собирала фантики от конфет и обертки от чипсов. Выносила мусор. И была благодарна за эту работу, потому что она не требовала ничего, кроме моих рук. Голова оставалась свободной, и я могла думать о чем угодно. Или не думать вовсе, что получалось лучше всего.
Когда-то давно, в другой жизни, я любила поэзию. Мечтала написать книгу. Влюблялась в литературных героев. Теперь все это казалось таким далеким, почти нереальным. Будто я вспоминала жизнь другой женщины – той, с ясными глазами и мечтами, той, кто еще не знала, как легко ломается человеческая жизнь.
На четвертый день работы я задержалась дольше обычного. Один из кабинетов на верхнем этаже был заперт, когда я начинала обход, и пришлось вернуться к нему в конце смены. Табличка на двери гласила: «Д. Марков, ведущий разработчик». Сердце пропустило удар, но я успокоила себя. Марков – распространенная фамилия. Совпадение, не более.
Я толкнула дверь – не заперто. В кабинете горел свет, но никого не было видно. Я вошла с ведром и тряпкой, оглядывая пространство. Большой стол, заваленный бумагами. Три монитора. Кофейные чашки, фантики, какие-то провода. И книга – я не удержалась, посмотрела обложку. «Преступление и наказание». Мой любимый роман. Еще одно совпадение?
Когда я подняла голову, он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Высокий, плечистый, в темной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, обнажающими смуглую кожу и намек на рельефную грудь. Рукава небрежно закатаны до локтей, открывая сильные руки, покрытые замысловатыми татуировками, которые змеились от запястий вверх, скрываясь под тканью. Вены на предплечьях проступали под кожей – признак физической силы, от вида которой что-то древнее и примитивное всколыхнулось внутри меня.
Темные, почти черные волосы в художественном беспорядке падали на лоб. Четко очерченные скулы, твердая линия подбородка с едва заметной щетиной, придававшей его облику что-то первобытно-мужское. Капризные, чувственные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в усмешке. Неприлично длинные для мужчины ресницы отбрасывали тень на скулы.
И глаза – синие, невозможно синие, как глубокое зимнее небо в морозный полдень. Они смотрели прямо на меня с выражением, от которого перехватывало дыхание – дерзкое, оценивающее, с оттенком превосходства и какой-то животной заинтересованности, как у хищника, внезапно обнаружившего необычную добычу.
Колени подкосились. В ушах зашумело. Этого не может быть.
– Ты кто такая? – спросил он, не двигаясь с места.
Голос – низкий, с хрипотцой. Как у Виктора. Только грубее, резче.
– Я… – горло перехватило. – Я из клининговой службы.
– А, уборщица, – он кивнул, окидывая меня взглядом с ног до головы. – Почему так поздно?
– Ваш кабинет был заперт раньше, – я сглотнула комок в горле. – Я могу зайти завтра, если вам неудобно.
– Да нет, убирайся, – он пожал плечами и прошел мимо меня к столу. – Только ничего не трогай на столе.
Я начала с окон, протирая стекла трясущимися руками. Он сидел за компьютером, что-то быстро печатая. Я чувствовала его присутствие каждой клеткой тела. Каждый нерв был натянут, как струна.
Нет. Нет. Этого не может быть.
Но это был он. Маленький мальчик с синими глазами, выросший в мужчину, так похожего на своего отца. Денис Марков. Сын человека, которого я убила.
Я закончила с окнами и принялась за пол, стараясь не смотреть в его сторону. Руки дрожали так сильно, что тряпка выскользнула из пальцев. Я наклонилась, чтобы поднять ее, и услышала, как он встал из-за стола.
– Давай помогу.
Он оказался рядом так внезапно, что я вздрогнула. От него пахло дорогим парфюмом – терпким, с нотами сандала и чего-то цитрусового, – смешанным с природным запахом молодого мужского тела. Этот запах ударил в ноздри, заставляя сердце биться чаще, а колени – предательски слабеть.
Наши пальцы соприкоснулись на мокрой тряпке, и по телу прошла электрическая волна. Я отдернула руку, как от огня, но успела ощутить его прикосновение – уверенное, сильное, с легкой шероховатостью на подушечках пальцев. Руки человека, который много работает, но не забывает о себе.
Он выпрямился, возвышаясь надо мной как древний языческий бог, вырезанный из смуглого мрамора. Я физически ощущала исходящий от него жар, видела, как под тонкой тканью рубашки перекатываются мышцы при каждом движении. Его близость была почти осязаемой – властной и в то же время дразнящей, обещающей.
– Как тебя зовут? – вдруг спросил он.
– Анна, – прошептала я, не в силах солгать под этим пронзительным взглядом.
– Анна, – повторил он, словно пробуя имя на вкус. – Я Денис.
Я знаю, хотелось закричать мне. Я знаю, кто ты. Я разрушила твою жизнь двадцать лет назад.
– Приятно познакомиться, – механически ответила я, отводя взгляд.
Он не уходил, продолжая смотреть на меня.
– Что-то еще? – нервно спросила я.
– Да нет, – он усмехнулся, и в уголках его губ появились соблазнительные ямочки, делающие его одновременно по-мальчишески очаровательным и по-мужски порочным. – Просто ты какая-то… необычная для уборщицы.
Его взгляд скользил по мне, как прикосновение – медленное, изучающее, почти интимное. Я физически ощущала его на своей коже, будто он раздевал меня этим взглядом, слой за слоем снимая защиту. Жар поднимался по шее к щекам, и я ненавидела себя за эту предательскую реакцию.
– А какими должны быть уборщицы? – вырвалось у меня прежде, чем я смогла остановиться.
Его брови поползли вверх от удивления, а потом он рассмеялся – низким, раскатистым смехом.
– Действительно, какими? – он покачал головой. – Видимо, не такими красивыми.
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Он что, флиртует со мной? С женщиной вдвое старше? С убийцей своего отца?
– Мне нужно закончить работу, – сухо сказала я, отступая к ведру.
– Не торопись, – он облокотился о стол, скрестив руки на груди. – Мне не мешает.
Я ощущала его взгляд на своей спине, когда вытирала подоконники. На своих руках, когда собирала мусор в корзину. На своих ногах, когда наклонялась за упавшим фантиком. Этот взгляд обволакивал, как липкая патока, заставляя каждый нерв вибрировать в странном, почти забытом напряжении.
Было что-то гипнотическое в том, как он наблюдал за мной – с ленивой, хищной расслабленностью кота, следящего за птицей. В какой-то момент он прикусил нижнюю губу, и этот простой жест вызвал во мне волну жара, прокатившуюся от живота вниз, к бедрам. Непрошеную, постыдную, абсолютно неуместную реакцию, которую я не испытывала уже двадцать лет.
Меня бросало то в жар, то в холод. Руки дрожали, а во рту пересохло, как в пустыне. Я боялась встретиться с ним взглядом, чтобы он не прочитал в моих глазах те мысли, которых не должно было быть. Не могло быть. Не имело права быть.
– Знаешь, – вдруг сказал он, когда я уже собиралась уходить, – ты совсем не похожа на других уборщиц. Тех, что работали до тебя.
Я замерла в дверях, не оборачиваясь.
– Правда? Чем же?
– Они не читали книги, лежащие на моем столе, – в его голосе слышалась усмешка. – И уж точно не останавливались на «Преступлении и наказании».
Я медленно повернулась. Он смотрел прямо на меня, и в синих глазах плясали черти.
– Я не…
– Да брось, – он махнул рукой. – Я видел, как ты смотрела на обложку. С таким… знанием. Словно старого друга встретила.
– Я люблю читать, – тихо сказала я. – Это… помогает.
– От чего? – он наклонил голову, изучая меня с новым интересом.
От воспоминаний. От кошмаров. От вины, которая никогда не отпустит.
– От одиночества, – ответила я правду. Не всю, но правду.
Он кивнул, словно понимая. Хотя что он мог понимать – молодой, успешный, красивый? Что он знал о настоящем одиночестве?
– Увидимся завтра, Анна, – сказал он, когда я уже выходила из кабинета.
Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Как обещание.
Или угроза.
Я практически бежала по пустому коридору, сердце колотилось как сумасшедшее. Что это было? Случайность? Насмешка судьбы? Или расплата, которая все это время ждала меня за воротами колонии?
Синие глаза. Синие глаза Виктора смотрели на меня из лица его сына. И в них читался приговор, от которого нельзя убежать.
ГЛАВА 2
Бессонница – моя верная спутница уже двадцать лет. Но в эту ночь она пришла с новым лицом. С его лицом.
Я металась по крошечной квартире, как раненое животное, загнанное в угол. Руки тряслись так, что я дважды роняла чашку с чаем. В третий раз она разбилась, осколки разлетелись по полу, словно мои мысли – острые, хаотичные, опасные.
Эти невозможные глаза Виктора на молодом, дерзком лице его сына. Денис Марков. Моя персональная ирония судьбы, возникшая в тот самый момент, когда я наконец поверила, что смогу начать все заново.
Судьба имеет извращенное чувство юмора. Иногда она смеется так громко, что этот смех отдается в костях, выкручивает нервы, сворачивает внутренности в тугой комок. Из миллиона компаний в этом городе я выбрала именно ту, где работает он. Случайность? Не верю. Карма? Возможно. Расплата? Определенно.
Я стояла у окна, глядя на бледную луну, висящую над городом. Лунный свет серебрил мои каштановые волосы с несколькими ранними сединками у висков – единственное видимое напоминание о двадцати годах, проведенных за решеткой. Я всегда старалась следить за собой, даже там, в колонии. Это был мой способ сохранить человеческое достоинство, не позволить обстоятельствам сломить меня окончательно.
Закрывая глаза, я видела его образ. Широкие плечи, обтянутые темной рубашкой. Руки, покрытые татуировками – каждая, должно быть, со своей историей. Резкие, точеные черты лица, те капризные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в усмешке.
А открывая – видела его тоже. Словно отпечатался на внутренней стороне век, выжженный каленым железом.
И меня трясло от этого. От осознания того, что я заметила его как мужчину. Что в глубине души, в той темной, потаенной части, которую мы прячем даже от себя, промелькнула искра. Желание. Влечение. Чистый, примитивный голод, от которого ломило внизу живота и подгибались колени.
Какой странный поворот судьбы. Меня влекло к сыну мужчины из моего прошлого. К молодому человеку, который даже не подозревал о моей истории.
Тошнота подкатила к горлу. Я бросилась в ванную, едва успев добежать. Меня выворачивало долго и мучительно, словно тело пыталось избавиться не от содержимого желудка, а от самой мысли, от самой возможности такого извращенного влечения.
Мой лоб горел, прижатый к холодному фаянсу. В голове пульсировало. Между лопаток ползла ледяная капля пота.
Я должна уволиться. Немедленно. Исчезнуть. Сменить город. Страну. Континент. Но куда бежать от себя?
Утро застало меня врасплох – я не помнила, как заснула, свернувшись в кресле с пледом. Голова гудела, а во рту стоял отвратительный привкус желчи. В зеркале на меня смотрела женщина с кругами под глазами и затаенной тревогой во взгляде.
Я умылась, тщательно нанесла увлажняющий крем – маленький ежедневный ритуал, сохранившийся с прошлой жизни. Собрала волосы в аккуратный пучок, подкрасила губы нейтральным блеском. Может, внешне я и выглядела как обычная женщина средних лет, но внутри бушевал ураган.
Сегодня мне нужно было вернуться туда. В «ТехноСофт». К нему.
От этой мысли внутренности сжимались в тугой узел, а кожа покрывалась мурашками. Звонить и увольняться было бессмысленно – без этой работы мне не выжить. Другую найти с моим прошлым практически невозможно. Судимость отрезала меня от большинства возможностей, особенно от тех, что требуют чистой биографии. Да и кто возьмет женщину сорока пяти лет без опыта работы за последние двадцать лет? Даже на должность уборщицы я попала лишь благодаря специальной программе реабилитации бывших заключенных.
Соберись, Анна. Ты просто уборщица. Он – сотрудник компании. Никакой связи, никакой истории. Просто работа. Лгать себе всегда было проще, чем смотреть правде в глаза.
Офис «ТехноСофт» встретил меня привычным гулом компьютеров и запахом кофе. Я надела серую униформу, собрала волосы в пучок и стала невидимой. Уборщица. Функция. Никто не замечает уборщицу, правда?
Я намеренно изменила порядок обхода кабинетов, оставив отдел разработки напоследок. Может быть, он уйдет раньше? Может быть, не придется встречаться с ним снова?
– Анна, правильно? – раздался за спиной глубокий голос с хрипотцой, от которого позвоночник пронзила электрическая волна. Нет. Пожалуйста, нет.
Я медленно обернулась. Он стоял в дверях кухни, прислонившись к косяку с той же небрежной грацией, что и вчера. Сегодня на нем была темно-синяя рубашка, подчеркивающая холодную глубину его взгляда, верхние пуговицы расстегнуты, рукава закатаны до локтей. Волосы влажные, словно он только что вышел из душа. Мой взгляд невольно задержался на капле воды, скользящей по смуглой шее к ключице и дальше, под воротник.
Боже, что со мной происходит?
– Да, – выдавила я из пересохшего горла.
– Решила поменять график? – он вошел в кухню, двигаясь с той особой звериной пластикой, которая отличает физически сильных мужчин. – Вчера ты начала с верхних этажей.
Он заметил? Следил за моим маршрутом?
– Да, я… – мысли путались, – решила чередовать, чтобы равномерно распределить нагрузку.
Боже, что за чушь я несу?
Денис усмехнулся, обнажая белоснежные зубы. Ямочка на его левой щеке стала глубже.
– Разумно, – он подошел к кофемашине, оказавшись непозволительно близко. Я почувствовала запах его парфюма – тот же, что и вчера, но сильнее, насыщеннее, смешанный с естественным запахом его кожи.
От этой близости перехватило дыхание. Мое тело предательски реагировало на него – учащенное сердцебиение, пересохшие губы, жар, растекающийся по коже. Двадцать лет воздержания, двадцать лет в окружении только женщин сделали меня слишком чувствительной к мужскому присутствию. Особенно к такому – почти осязаемо притягательному.
– Кофе? – спросил он, доставая две чашки.
– Нет, спасибо, мне нужно работать, – я отступила к двери.
– Боишься меня? – вдруг спросил он, поворачиваясь всем корпусом. Его пристальный взгляд впился в мое лицо, изучая, препарируя.
– С чего вы взяли? – мой голос прозвучал слишком высоко.
– Твои зрачки расширены, – он сделал шаг ко мне, – дыхание учащенное, – еще шаг, – и ты отступаешь, хотя за спиной стена.
Я действительно уперлась спиной в стену. Он был слишком близко – я чувствовала тепло его тела, видела каждую ресницу, каждую складку на его губах.
– Мне просто нужно работать, – я опустила взгляд, не в силах смотреть ему в лицо.
– Конечно, – он отступил, давая мне пространство, и я выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание. – Но знаешь, Анна, – его голос стал ниже, интимнее, – я всегда получаю то, что хочу. Всегда.
По моей спине пробежала дрожь, отдаваясь между бедер предательским теплом. Что он хочет? Меня? Или… он что-то знает?
Я практически вылетела из кухни, сердце колотилось как сумасшедшее. Что это было? Флирт? Угроза? Неужели он знает, кто я?
Нет, невозможно. Он был ребенком, когда это случилось. Пятилетним мальчиком. Не мог помнить.
И все же… этот изучающий, проникающий взгляд, словно он видел то, что я пыталась скрыть.
Убирая кабинет на втором этаже, я случайно задела рамку с фотографией на столе. Она упала, стекло треснуло. Я в панике подняла ее, и сердце остановилось.
На фото был Виктор – молодой, улыбающийся, в дорогом костюме, с маленьким темноволосым мальчиком на руках. Мальчик смеялся, запрокинув голову, демонстрируя глаза точь-в-точь как у отца.
Денис. Маленький Денис, на чьем детстве отразилось моё преступление.
Комната поплыла перед глазами. Я оперлась о стол, чтобы не упасть. Воздух стал густым, как патока, невозможно было вдохнуть. В ушах звенело, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Чей это кабинет? Чья фотография?
Я перевернула рамку, прочитала имя на бирке. «С. Маркова, финансовый директор». Светлана. Его мать. Вдова Виктора.
Меня затошнило. Я опустилась на корточки, прижав ладонь ко рту. Мир сузился до этой фотографии, до улыбающегося лица человека, которого я убила, до невинных глаз ребенка, детство которого я разрушила.
И до женщины, которую я сделала вдовой.
Мне нужно было бежать. Немедленно. Подальше от этой компании, от этой семьи, от этой фотографии, напоминающей о моем преступлении.
Но я не могла даже встать. Ноги не слушались, а тело била крупная дрожь.
– Что вы делаете в моем кабинете?
Я вздрогнула от резкого женского голоса. В дверях стояла элегантная блондинка лет пятидесяти, с безупречной укладкой и в идеально сидящем костюме. Ее взгляд скользнул от меня к фотографии в треснувшей рамке и обратно.
– Я… – мой голос дрогнул, – я случайно задела рамку. Простите. Я заменю стекло.
– Не стоит, – она подошла, взяла фотографию из моих рук. Ее пальцы с безупречным маникюром легко коснулись изображения. – Это старое фото. У меня есть копия.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Светлана Маркова. Я стояла перед женщиной, мужа которой лишила жизни.
Узнает ли она меня?
Нет, конечно нет. Тогда, в зале суда, она видела молодую женщину с длинными каштановыми волосами и отчаянием в глазах. Сейчас перед ней была совсем другая женщина. Жизнь изменила меня до неузнаваемости, хотя я и старалась сохранить внешность насколько возможно.
– Вы в порядке? – спросила она, вглядываясь в мое лицо. – Вы очень бледная.
– Да, просто… – я сглотнула, – мигрень. Бывает иногда.
– Понимаю, – она кивнула. – Можете закончить позже, если нужно.
– Нет, я… я закончу сейчас, – я начала лихорадочно протирать поверхности, стараясь не смотреть на нее.
– Как вас зовут? – вдруг спросила она.
Она узнала меня? Вспомнила?
– Анна, – ответила я, не в силах солгать.
– Анна, – повторила она задумчиво. – Вы недавно работаете у нас?
– Да, третий день.
– Я вас раньше не видела, – она смотрела на меня с каким-то странным выражением. – А мой сын?
Сердце пропустило удар.
– Ваш сын?
– Денис Марков, ведущий разработчик, – она улыбнулась, но глаза остались холодными. – Вы убирали его кабинет?
– Да, вчера, – выдавила я.
– И как он вам показался? – в ее голосе появились странные нотки.
Что это? Допрос?
– Обычный молодой человек, – я пожала плечами, стараясь выглядеть безразличной. – Я не особо обращаю внимание на сотрудников.
– А жаль, – она усмехнулась. – Мой сын – завидный жених. Но, конечно, не для всех.
В ее тоне прозвучало что-то снисходительное, почти презрительное. Словно сама мысль о том, что уборщица может заинтересоваться ее сыном, была нелепой.
Если бы ты знала, кто эта уборщица на самом деле. Если бы знала, что она уже однажды разрушила вашу семью.
– Я закончила, – сказала я, собирая инвентарь. – Простите еще раз за фото.
Она кивнула, не глядя на меня, уже погруженная в работу за компьютером. Я вышла из кабинета на ватных ногах, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.
Мать и сын. Вдова и сирота. В одной компании со мной. Какая злая ирония судьбы.
Мне удавалось избегать Дениса до конца смены. Я видела его мельком в коридоре, но развернулась и пошла в другую сторону. Трусливо? Да. Но я не была готова к еще одной встрече. Не сегодня, когда нервы натянуты до предела, а в голове пульсирует боль от осознания того, в какую ловушку я попала.
Я уже собиралась уходить, переодевшись в свою одежду, когда в раздевалке появился он. Просто возник в дверях, словно материализовался из моих кошмаров.
– Как всегда прячешься, Анна? – его голос был низким, с хрипотцой, которая отзывалась где-то глубоко внутри меня.
– Нет конечно, – я нервно застегивала пальто, не глядя на него. – Я убираю, мне некогда.
– Я тебя напрягаю, – он подошел ближе, заставляя меня отступить к шкафчикам. – Ты меня боишься. Вопрос – почему?
Потому что я убила твоего отца. Потому что ты – мое живое напоминание о преступлении. Потому что от одного взгляда на тебя меня бросает то в жар, то в холод.
– Я не понимаю, о чем вы, – мой голос дрожал.
– Бросай это «вы», – он поморщился. – Мне всего двадцать пять, не делай из меня старика.
Двадцать пять. Как раз столько, сколько могло быть моей дочери. Той, которая отказалась от меня и теперь живет своей жизнью, не желая знать мать-преступницу.
– Хорошо… Денис, – его имя обожгло губы. – Я просто делаю свою работу. И мне пора домой.
Я попыталась проскользнуть мимо, но он перехватил меня за локоть. Его пальцы были горячими, сильными, обжигающими даже через ткань пальто.
– Что с тобой такое? – он наклонился, заглядывая мне в лицо. Его пронзительный взгляд был так близко, что я видела крошечные золотые искорки вокруг зрачков. – Ты вздрагиваешь от каждого моего движения. Смотришь на меня так, словно видишь призрака.
Если бы ты только знал, насколько ты прав.
– Я просто… не привыкла к вниманию, – выдавила я из себя. – Особенно от молодых людей.
– А сколько тебе лет? – его брови изогнулись. – Тридцать пять? Сорок?
– Сорок пять, – ответила я, и его глаза расширились.
– Серьезно? – он окинул меня оценивающим взглядом, который скользнул от лица вниз, задержавшись на изгибе бедер. – Никогда бы не дал. Хорошо сохранилась.
Это прозвучало почти как комплимент, если бы не легкая насмешка в голосе. Я почувствовала, как краска заливает щеки.
– Отпусти, пожалуйста, – я посмотрела на его руку, все еще сжимающую мой локоть.
– А если нет? – он наклонился еще ближе, его дыхание коснулось моей щеки. Запах мяты и кофе, смешанный с чем-то чисто мужским, ударил в ноздри, заставляя колени подгибаться.
– Зачем ты это делаешь? – прошептала я, не в силах отвести взгляд от его лица, таким пугающе похожим на лицо отца, и одновременно таким другим – более резким, жестким, неприрученным.
– Потому что ты интересная, – он усмехнулся. – Не похожая на других. И я всегда получаю то, что меня интересует.
Его взгляд опустился к моим губам, и я почувствовала, как внутри что-то обрывается. Он не собирается…
– Я видел, как ты смотрела на меня вчера, – продолжил он, его голос стал еще ниже, почти интимным. – Как дрожали твои руки. Как расширились зрачки.
Боже, нет. Он не может так на меня действовать. Это неправильно. Извращенно. Больно.
– Ты ошибаешься, – мой голос звучал неубедительно даже для меня самой.
– Я никогда не ошибаюсь насчет женщин, – его пальцы легко коснулись моей щеки, обводя контур скулы. От этого прикосновения меня пробрала дрожь. – И знаешь что? Я тоже не мог перестать думать о тебе. Всю ночь.
Нет. Нет. Нет.
– Это неправильно, – выдохнула я. – Я вдвое старше тебя.
– И что? – он пожал плечами. – Мне плевать на возраст. Меня интересуют люди, а не цифры.
Его пальцы скользнули ниже, к шее, легко касаясь пульсирующей жилки. Я чувствовала, как бешено колотится сердце, как перехватывает дыхание, как предательское тепло растекается внизу живота.
Двадцать лет без мужчины. Двадцать лет без прикосновений. Без тепла. Без близости.
И вот теперь он – сын человека, которого я убила – стоял в считанных сантиметрах, обволакивая меня своим запахом, своим теплом, своей энергией. Молодой, красивый, опасный.
– Я должна идти, – прошептала я, собирая последние крохи самообладания.
– Конечно, – он отступил, освобождая проход. – Но знай, Анна, я не из тех, кто легко отступает.
В его голосе звучала такая уверенность, что мурашки пробежали по коже. Он стоял, засунув руки в карманы, с легкой улыбкой на губах, наблюдая, как я нервно собираю сумку.
– До завтра, – сказал он, когда я проходила мимо.
Это прозвучало не как прощание, а как обещание. Как предзнаменование чего-то неотвратимого.
Я вылетела из здания на холодный воздух, жадно глотая его, словно человек, который долго был под водой. Меня трясло. От страха, от осознания сложности ситуации, от стыда за собственное тело, предательски реагирующее на его близость.
Сын Виктора. Тот самый маленький мальчик, который рос без отца, пока я отбывала срок.
И я хотела его. Боже, как я его хотела. Эта мысль была настолько неожиданной, настолько сбивающей с толку, что к горлу снова подкатила тошнота.
Я сползла по стене, обхватив колени руками, не чувствуя холода бетона сквозь тонкую ткань брюк. Слезы текли по щекам, но я не пыталась их вытереть.
Как мне выбраться из этого кошмара? Как справиться с внезапно вспыхнувшими чувствами?
Его пронзительный взгляд преследовал меня. Взгляд Виктора, смотрящий из лица его сына. Манящий. Гипнотизирующий.
Я знала, что не смогу сопротивляться вечно. Рано или поздно я сломаюсь. И эта мысль одновременно пугала и волновала.
ГЛАВА 3
Говорят, время лечит. Какая чушь. Время не лечит – оно загоняет боль глубже, заставляет привыкнуть к ней, как к хронической болезни. Ты не избавляешься от нее, просто учишься существовать, неся ее внутри.
Я не спала всю ночь. Снова. Третью ночь подряд с тех пор, как в мою жизнь ворвался Денис Марков – с его пронзительным взглядом, татуировками и дерзкой усмешкой. Сын человека из моего прошлого.
К утру я приняла решение. Я не могу уволиться – мне нужны деньги. Но я могу быть невидимой. Тихой тенью, скользящей по коридорам после закрытия офиса. Буду приходить позже, уходить раньше. Избегать его, как болезни. Как искушения. Как судьбы.
Глупая, наивная Анна. Как будто от судьбы можно убежать.
– Нашел! – его голос, низкий и хриплый, заставил меня вздрогнуть так сильно, что ведро с водой качнулось, расплескав часть на пол.
Денис стоял в дверях кабинета на третьем этаже, скрестив руки на груди. Сегодня на нем была черная рубашка, подчеркивающая широкие плечи и узкие бедра, снова с закатанными рукавами, открывающими татуировки. Волосы взъерошены, словно он только что запускал в них пальцы. А глаза смотрели на меня с каким-то хищным удовлетворением.
– Ты постоянно избегаешь меня, Анна, – это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Он оттолкнулся от косяка и шагнул в кабинет, закрыв за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел.
Сердце рухнуло куда-то в желудок. Легкие забыли, как дышать.
– Никого я не избегаю, – я выпрямилась, крепче сжимая швабру, словно это могло защитить меня. – Просто работаю.
– Врешь, – он сделал еще шаг ко мне, и я невольно отступила. – Последние два дня ты менялась сменами с другими уборщицами. Приходила в шесть утра, а не вечером.
Он заметил. Он спрашивал обо мне.
– У меня есть личные дела, – мой голос звучал неубедительно даже для меня самой. – Мне удобнее утренняя смена.
– Чушь, – еще шаг, и пространство между нами сократилось до двух метров. – Я специально приехал раньше сегодня. Чтобы поговорить с тобой.
Мурашки побежали по коже, нервные окончания вспыхнули, как бикфордов шнур. От его присутствия воздух в комнате, казалось, сгустился, стал тяжелым, наэлектризованным. Я физически ощущала его – каждой клеткой кожи, каждым нервом.
– О чем нам говорить? – я отступила еще на шаг, уперлась спиной в стол. Ловушка. – У нас нет ничего общего.
О, какая ирония. У нас слишком много общего, и ты даже не подозреваешь об этом.
Его губы дрогнули в усмешке, от которой что-то оборвалось внутри.
– Врешь, – повторил он тихо. – Я вижу, как ты смотришь на меня, Анна. Как вздрагиваешь, когда я рядом.
Он подошел еще ближе, теперь нас разделяло меньше метра. Я чувствовала тепло его тела, его запах – смесь дорогого парфюма, кофе и чего-то неуловимо мужского, первобытного.
– Денис, – мой голос дрогнул, – я не понимаю, чего ты хочешь.
– Тебя, – просто ответил он, и от этого короткого слова низ живота скрутило горячей спиралью. – С первого дня, как увидел.
Меня? Ты хочешь меня? Если бы ты только знал, кто я…
– Это… неуместно, – выдохнула я. – Я вдвое старше тебя. Я твоя… уборщица.
Он рассмеялся – низким, раскатистым смехом, от которого по коже пробежал электрический разряд.
– Если бы меня волновал возраст или статус, думаешь, я бы стоял здесь? – он наклонил голову, изучая мое лицо. – Меня интересуют люди, Анна. А ты – самый интересный человек, которого я встречал за долгое время.
Я не знала, что ответить. Горло перехватило, а сердце колотилось так, что он наверняка слышал его стук. Двадцать лет не смотрела в глаза мужчине, не ощущала этого напряжения между телами, этой химии, от которой плавятся кости и горит кожа.
– Почему? – прошептала я.
Он поднял руку, и я замерла, как кролик перед удавом. Его пальцы, смуглые, с четко прорисованными венами, легко коснулись моей скулы, обводя контур лица. От этого прикосновения словно разряд тока прошел сквозь тело, и я невольно подалась к его руке.
– Ты другая, – его голос стал ниже, интимнее. – В тебе есть глубина. Тайна. История. Когда я смотрю в твои глаза, то вижу… столько всего.
Если бы ты только знал, что именно ты видишь. Если бы только знал, какую историю я прячу за этими глазами.
Его большой палец скользнул по моей нижней губе, чуть оттянув ее. Этот жест был таким откровенно чувственным, что у меня перехватило дыхание.
– Кто ты, Анна? – прошептал он. – Что ты скрываешь?
Я убила твоего отца. Я отсидела двадцать лет. Я разрушила твою семью.
– Ничего, – солгала я, отворачиваясь от его руки. – Я самая обычная женщина.
Он усмехнулся, и в этой усмешке было что-то от хищника, чувствующего слабину жертвы.
– Тогда почему дрожишь? Почему краснеешь, когда я близко? Почему не смотришь мне в глаза?
Потому что твои глаза слишком похожи на глаза отца. Потому что каждый раз, когда я вижу их, меня разрывает между прошлым и настоящим.
– Я не привыкла к… вниманию, – выдохнула я. – Особенно от таких, как ты.
– Таких, как я? – его бровь изогнулась. – Каких же?
Молодых. Красивых. Живых. Непохожих на тех сломленных, озлобленных женщин, с которыми я провела двадцать лет.
– Молодых, – я наконец нашла в себе силы посмотреть ему в лицо. – Это неправильно, Денис. Ты мог бы быть моим сыном.
Ты почти был им. В другой жизни, в другой реальности, где я не оттолкнула Виктора, где он не упал, где мы все-таки стали семьей.
Что-то промелькнуло в его взгляде – тень, которую я не смогла разгадать.
– Мне плевать на возраст, – его голос стал жестче. – И на условности. И на то, что "правильно", а что нет.
Он сделал еще шаг, окончательно нарушая границы личного пространства. Теперь я чувствовала его дыхание на своей коже, видела каждую ресничку, обрамляющую эти невозможные глаза.
– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил он тихо. – Скажи сейчас, и я больше не подойду к тебе. Не заговорю. Буду просто еще одним сотрудником.
Да. Уйди. Беги от меня как можно дальше. Спасай себя, пока не стало слишком поздно.
Но вместо этого я молчала, глядя в его глаза, как в бездну. Я тонула в них, и, боже, это было сладкое утопление.
– Так я и думал, – прошептал он, и его губы опустились на мои.
Мир взорвался. Нет, не так. Я взорвалась – на миллион осколков, на миллиард атомов, разлетающихся в пространстве. Его губы были требовательными, властными, но в то же время удивительно нежными. Они завладели моими с той уверенностью, которая бывает только у молодых мужчин, абсолютно уверенных в своей неотразимости.
Я должна была оттолкнуть его. Должна была возмутиться, уйти, убежать. Вместо этого мои руки сами поднялись к его плечам, ощущая под тонкой тканью рубашки твердость мышц. Его язык проник в мой рот, изучая, пробуя на вкус, и я ответила – неуверенно, почти забыв, как это делается после двадцати лет без мужчины.
Его руки скользнули к моей талии, притягивая ближе, пока наши тела не соприкоснулись полностью. Я почувствовала его возбуждение, твердое, настойчивое, и что-то примитивное, животное всколыхнулось внутри. Жар растекался по телу, концентрируясь внизу живота, между бедер, превращаясь в пульсирующую, мучительную потребность.
Двадцать лет. Двадцать лет без прикосновений, без поцелуев, без страсти.
Он оторвался от моих губ, оставляя дорожку поцелуев вдоль шеи к ключице. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, а руки блуждали по моему телу, изучая каждый изгиб, каждую линию.
– Анна, – выдохнул он мне в шею, и мое имя на его губах прозвучало как самая интимная, самая грешная молитва.
Внезапно реальность обрушилась на меня ледяной волной. Что я делаю? С кем? Его отец, Виктор. Суд. Двадцать лет колонии. Дочь, отказавшаяся от меня.
Я оттолкнула его с силой, которая удивила нас обоих. Он отступил, глядя на меня потемневшими от желания глазами. Его грудь тяжело вздымалась, губы припухли от поцелуев.
– Нет, – выдохнула я, пытаясь собрать разлетевшиеся мысли. – Это ошибка. Мы не можем.
– Почему? – его голос был хриплым от желания. – Мы взрослые люди. Мы оба хотим этого.
Потому что ты не знаешь, кто я. Потому что если узнаешь, ты возненавидишь меня.
– Ты мой… начальник, в каком-то смысле, – я искала любой предлог, любую отговорку. – Это неэтично.
Он рассмеялся, проводя рукой по взъерошенным волосам.
– Серьезно? Этика? – он покачал головой. – Я чувствую, как ты отвечаешь мне, Анна. Как дрожишь от моих прикосновений. Как хочешь меня.
Да, хочу. Боже, как я тебя хочу. И как ненавижу себя за это.
– Это неправильно, – повторила я, отступая к двери. – Я не могу.
– Почему? – его взгляд стал пристальнее. – У тебя кто-то есть?
Я почти рассмеялась. Кто-то есть? У женщины, которая провела двадцать лет в женской колонии строгого режима?
– Нет, – ответила я честно. – Но это не меняет того, что мы… не подходим друг другу.
– Это мне решать, – он сделал шаг ко мне, и я выставила руку, останавливая его.
– Нет, Денис. Это решать нам обоим. И я говорю "нет".
Что-то промелькнуло в его глазах – удивление, гнев, недоверие.
– Никто не говорил мне "нет" с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, – его голос стал жестче, властнее.
– Значит, пора услышать, – я нашла в себе силы улыбнуться, хотя внутри все дрожало и рассыпалось. – Ты привлекательный молодой человек, Денис. Но я не для тебя.
Если бы ты только знал, насколько я не для тебя.
Он смотрел на меня долго, изучающе, словно пытаясь прочесть что-то в моем лице. Затем медленно кивнул.
– Хорошо, – сказал он, и это прозвучало как угроза. – Пока хорошо.
Он развернулся и направился к двери, но на пороге остановился.
– Знаешь, Анна, – произнес он, не оборачиваясь, – я всегда получаю то, что хочу. Всегда. Это лишь вопрос времени.
И он ушел, оставив меня дрожащей, с горящими губами и пульсирующим желанием внизу живота.
Я только что поцеловала сына человека из моего прошлого. И хуже всего то, что я хотела большего.
Оставшаяся часть смены прошла как в тумане. Я механически выполняла привычные действия – мыла, чистила, протирала, – но мысли были далеко. Губы все еще горели от его поцелуев, тело помнило каждое прикосновение. А между бедер пульсировало так, что приходилось сжимать ноги, чтобы унять эту сладкую, мучительную боль.
Что со мной происходит? Как я могла так легко, так быстро потерять голову?
Я закончила уборку и зашла в раздевалку, чтобы переодеться и уйти. Мне хотелось домой, принять холодный душ, смыть с себя воспоминания о его прикосновениях, о его запахе, о его вкусе.
– Анна Соколова, – голос за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться.
В дверях раздевалки стоял мужчина лет тридцати, с русыми волосами и холодными серыми глазами. Я видела его мельком – один из программистов, коллега Дениса.
– Да? – я нервно одернула униформу.
– Меня зовут Олег, – он шагнул в раздевалку, и что-то в его взгляде заставило меня напрячься. – Мы не были представлены официально.
– Чем могу помочь? – мой голос звучал спокойнее, чем я себя чувствовала.
Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.
– Я видел тебя с Денисом, – сказал он без предисловий. – В кабинете на третьем этаже. Очень… интересное зрелище.
Холод пробежал по позвоночнику. Он видел нас. Видел, как мы целовались.
– Не понимаю, о чем вы, – я попыталась сохранить достоинство, хотя внутри все сжалось.
– Брось, – он усмехнулся. – Я всё видел через окно в двери. Очень страстно для уборщицы и ведущего разработчика. Особенно с такой разницей в возрасте.
Я молчала, не зная, что сказать. Страх сковал горло, сжал внутренности в тугой узел.
– Знаешь, его мать очень трепетно относится к репутации сына, – продолжил Олег, наблюдая за моей реакцией. – Светлана Маркова – влиятельная женщина в компании. Финансовый директор. Она бы не обрадовалась, узнав, что ее сын крутит роман с уборщицей.
Шантаж. Вот к чему он ведет.
– Что вам нужно? – прямо спросила я, выпрямляясь и глядя ему в глаза.
Он улыбнулся шире, и в этой улыбке было что-то хищное.
– Умная женщина, – он кивнул. – Мне нравится. Пока ничего. Просто хотел, чтобы ты знала: я знаю. И могу рассказать кому следует, если возникнет необходимость.
– Зачем вам это? – я не понимала его мотивов. – Какое вам дело до того, с кем… общается Денис?
– У нас с Марковым давние счеты, – его лицо вдруг стало жестким. – Он дважды обошел меня при повышении. Увел крупный проект прямо из-под носа. А в довершение всего, завел интрижку с моей бывшей. Теперь, благодаря тебе, у меня есть рычаг давления.
Я стала инструментом в чужой игре. Опять. Как тогда, с Виктором.
– Между нами ничего нет, – сказала я твердо. – То, что вы видели… это ошибка. Недоразумение.
– Возможно, – он пожал плечами. – Но вряд ли Светлана Маркова или руководство компании увидят это так. Связь с уборщицей, которая вдвое старше… Это не очень хорошо для имиджа перспективного сотрудника.
Он был прав, и мы оба это знали. Даже если между нами с Денисом ничего не будет – а ничего и не может быть, – один намек на неподобающие отношения может создать проблемы. Ему – с карьерой, мне – с работой, которая была единственным источником дохода.
– Чего вы хотите? – повторила я, чувствуя, как внутри все холодеет.
– Пока просто имей в виду, что я знаю, – он развернулся к выходу. – И будь осторожна с Марковым. Он не из тех, кто ценит женщин. Использует и бросает – это его стиль.
Как отец, подумалось мне. Яблоко от яблони.
Олег ушел, оставив меня с ощущением, будто меня окатили ледяной водой. Я медленно опустилась на скамейку, чувствуя, как подгибаются колени.
Из огня да в полымя. Только что избежала одной катастрофы, и тут же попала в другую.
Дома я стояла под душем, пока горячая вода не закончилась. Пыталась смыть с себя этот день, этот поцелуй, это чувство загнанности. Не получалось. Воспоминания о его губах, о его руках, о его теле, прижатом к моему, преследовали меня, заставляя кожу гореть даже под ледяными струями.
Что со мной происходит? Почему именно он? Почему сейчас?
Закутавшись в халат, я села на кровать, обхватив колени руками. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний, страхов.
Денис хотел меня. Я видела это в его глазах, чувствовала в его прикосновениях, в твердости его тела, прижатого к моему. И что хуже всего – я хотела его тоже. До дрожи, до боли, до полного умопомрачения.
Но между нами – пропасть. Не только двадцать лет разницы в возрасте. Не только его положение и моя работа. Между нами – смерть его отца. Двадцать лет моего заключения. Вся моя прошлая жизнь, о которой он не имел ни малейшего представления.