Приключения графа Жукова

Пролог

Шторм стих лишь под утро, и бушующие воды Атлантики, омывающие несколько дней огромными волнами побережье Франции, успокоились, оставив после себя на берегу много разного мусора, поднятого со дна океана.

Обычно это были обломки затонувших кораблей или судов, которым не повезло оказаться на пути шторма, среди которых нередко можно было обнаружить что-нибудь интересное.

Поэтому каждый раз после шторма местные жители приходили на берег в поисках чего-то ценного, что потом можно было продать заезжим торговцам или военным.

– Жанна, Мари! Далеко не уходите! – предупредила двух девочек, пяти и десяти лет, женщина средних лет в синем переднике и с большой корзиной в руках.

Ничего не ответив матери, девочки побежали вперед, а женщина, посмотрев им вслед, покачала головой и тяжело вздохнула, обращаясь к своей спутнице, отягощенной небольшим животом:

– Завидую я им, Луиза. Им все нипочем. Найдут ракушку – и рады.

– А я вся извелась. От Жака никаких известий. На той неделе на площади солдаты говорили, что англичане разбили в Африке наш флот.

– Там твой муж? – спросила Луиза.

– Да, он канонир на «Востоке»[1], – ответила женщина.

– Не печалься, Анет, – хмыкнула носом Луиза и погладила свой живот, – твой Жак – хороший муж, вернется еще. А мой подонок! Сбежал к этой шлюхе из Сен-Назара, даже зная, что я в положении.

Беседуя о женской нелегкой судьбе, они тем временем подошли к останкам корабля, выброшенным на берег этой ночью.

– Что-то очень старое, – оценила Луиза находку, как более опытная в такого рода поиске, – вряд ли здесь есть что-то стоящее.

Они обошли останки, и неожиданно Анет отшатнулась назад, увидев среди обломков человеческую руку.

– Вот дьявол! – перекрестилась Луиза. – Только покойника нам не хватало.

Осмотревшись, она подошла ближе, и неожиданно рука пошевелилась, отчего обе женщины, побледнев, отпрянули назад.

– Он живой! – произнесла Анет.

– Похоже, – согласилась Луиза и, подобрав палку, валявшуюся на песке, убрала с неизвестного человека водоросли, которые скрывали его.

– На нем монашеский балахон, – кивнула ей Анет, поставив свою корзину на песок.

– Нехороший знак, – посмотрела на нее Луиза, – похоже, что твой муж погиб и море отдает тебе другого взамен.

– Замолчи, дура! – махнула на нее Анет и, подойдя к монаху, сдернула с него капюшон.

Под ним оказалось бледное, худое лицо белобрысого мужчины, который смотрел на нее каким-то неестественным, будто бы стеклянным взглядом.

Она осмотрела его и заметила в другой его руке красивый кинжал, украшенный драгоценными каменьями.

Заметив его, она потянулась за кинжалом, но неожиданно мужчина схватил ее за передник и приставил кинжал к ее горлу.

– Помоги мне, – произнес он, выплевывая изо рта воду и морские водоросли, – и я озолочу тебя.

– Как есть дьявол! – перекрестилась Луиза и бросилась прочь, оставив подругу в руках странного господина.

Глава 1. Секреты старого поместья

К вечеру солнце плавно склонилось к закату. На западе небо было абсолютно чистым, но с другой стороны громыхали тучи. К семи часам солнце уже не так пекло, как днем, но еще сильно парило, и трудно было угадать, обойдется или нет без грозы в эту ночь.

Глядя на всю эту природную красоту, на душе становилось тепло и спокойно.

Где-то на опушке леса раздавалась трель певчего дрозда, а на пруду слышался переливающийся лягушачий хор.

Сидя в плетеном кресле и любуясь на эту красоту, Олег никак не мог решить, вкус какого вина из его подвалов в большей степени подчеркнет за ужином его настроение.

– Параша! – позвал он прислугу, и на его голос тут же явилась молодая кареглазая девица упругого телосложения.

Он окинул ее взором с ног до головы и, задержав взгляд на ее упругой груди, забыл, о чем хотел спросить.

– Шо, барин? – грубо гаркнула крепостная, и у Олега тут же пропало все желание, возникшее за несколько мгновений до этого при ее виде.

– Тьфу! – выругался он. – Сколько раз говорил тебе, дуреха, не «шо, барин», а «чего изволите, ваше сиятельство».

– Простите, барин, мы в ваших гимназеях, лицеях не обучалися, – ответила Параша, – да в Парижах не знавали.

– Чего не знавали? – постучал себя по лбу Олег. – А ну пошла!.. Вина принеси! – вспомнил он свое пожелание. – То, что я привез давеча. Поняла ли?

Параша скривила недовольную гримасу:

– Да поняла, чай, не полная дура. А вы, барин, чем праздно глядеть по сторонам да мне выговаривать, лучше б о делах справились у Фильки, – посоветовала крепостная, – битый час дожидается, когда вы сподобитесь.

Олег показал ей кулак:

– Ишь сварливая девка, а как повелю высечь?

– Да бросьте, барин, – отмахнулась Параша.

– Ишь ты, распоясались! – покрутил головой Олег и кинул взгляд в сторону старого дуба, растущего во дворе, возле которого, переминаясь с ноги на ногу, стоял новый управляющий, выписанный им из московского имения.

Здесь стоит заметить, что имение, из которого Олег выписал управляющего, с месяц назад он проиграл в штос графу Путятину, вместе со всеми землями, бывшими под имением. На кон он не поставил лишь пару деревень с крепостными, которых по такому случаю решил отпустить, да Филимона, которому еще его отец, будучи при смерти, расписал вольную и целых сто рублей за верную службу.

Отец Олега был знатный кавалерист и в бытность свою с самим Денисом Давыдовым воевал француза. А в 1814 году в Париже на параде гарцевал на своем жеребце буланой масти перед государем императором, за что и был пожалован в звание смотрителя Пахринской императорской сводной конюшни.

Там же неподалеку, на реке Пахре, отец Олега и заимел поместье, чтобы было проще справляться с делами.

Правда, милость царская была недолгая, и через пять лет государь приказал закрыть Московские конюшни и передать их в ведение военного ведомства, к коему старый граф к тому времени уже не относился.

Все семейство в ту пору возвратилось в родное гнездо под Рязанью, и московское имение постепенно пришло в упадок. А по смерти в 1830 году старого графа от холеры так и вовсе зачахло.

Молодому барину, колесившему по Европам, оно было в тягость, и с месяц назад, на званом ужине у графа Путятина, подвернулся случай поставить его на удачу за карточным столом, чем Олег не преминул воспользоваться. Но, как известно, не везет в карты – повезет в любви, и в карты в тот вечер ему не везло. Хотя в амурных делах тоже случился конфуз.

Он специально проиграл все, что можно было проиграть, графу Путятину, рассчитывая на его благое настроение по выигрышу в надежде посвататься к дочери графа, которая слыла знатной красавицей. Но идея эта Олегу разонравилась, и весь его план полетел к черту, когда он узнал, что старшая дочь графа уже сосватана. А младшая, с которой его познакомил граф, хоть и была прелестна на лицо, но в остальном оказалась не так хороша, как ее сестра.

Мастерство художника, писавшего портрет юной графини, он оценил довольно высоко. А вот оригинал, скажем прямо, подкачал, начиная с гренадерского роста прекрасной барышни, заканчивая ее смехом, который мог сравниться разве что со ржанием лошадей в конюшнях его императорского величества.

Даже несмотря на ее богатое приданое, тонкое духовное естество Олега не могло стерпеть присутствие рядом оной особы. Посему он, сделав расстроенный вид о проигрыше имения, сослался на плохое здоровье и что было прыти покинул гостеприимные объятия графа Путятина, ничуть о том не сожалея.

– А ну иди сюда! – приказал он Филимону.

Высокий, худой управляющий, что издали походил на зеленую замшелую поганку из-за своего выцветшего, когда-то зеленого сюртука, заслышав приказ барина, тотчас предстал пред его светлые очи.

– Ваше сиятельство! – поклонился управляющий.

Олег внимательно осмотрел нового управляющего с ног до головы и глубоко вздохнул:

– Мог бы на деньги, что тебе пожаловал батюшка, прикупить что-нибудь для внешнего вида. Молчи, молчи! Знаю, что ты скуп и за лишнюю копейку удавишься. Хотя, может, в этом от тебя и будет польза, если станешь обходиться с имением, тебе веленым в смотрение, столь же экономно. Но только экономно! – заметил Олег. – А не скупо, чтобы тут все развалилось. Понимаешь ли?

– Со всем разумением, – снова поклонился Филимон.

– Ну то-то! – погрозил Олег. – Платить тебе за службу буду щедро, триста рублей в год, – продолжил Олег, – но будь любезен соответствовать, голубчик! Кафтан уж состряпай себе, скупердяй несчастный! К делам можешь приступить незамедлительно. А то за месяц я уж растерялся прям без управляющего. Василий-то год как занемог и преставился о прошлом месяце. Дела запустил совсем.

Олег перекрестился, вспоминая старого управляющего, и совсем погрустнел.

Затем он запрокинул остатки из бокала и снова глубоко вздохнул:

– Земля тебе пухом, дед Василий.

Он посмотрел на Филимона:

– С бумагами как разберешься, мне доложишь все по чину.

– Сделаем, ваше сиятельство, – ответил Филимон.

– Ступай, – махнул Олег, – флигель, где жил Василий, теперь твой.

Следующая неделя у Олега прошла, как и две предыдущие, в дремотной скуке. После заграничной разгульной жизни да Петербурга простота и убогость русской глубинки Олега вовсе не радовала, а лишь нагоняла смертную тоску.

Соседи Олега, чьи владения простирались аккурат за озером, были людьми пожилыми и лишенными какой-либо живости взглядов и суждений. Посему в гости к ним Олег отказывался ехать под любыми предлогами.

Поэтому утром, в очередной раз изучив через пенсне подпись старого полковника Затолокина, Олег положил его обратно на поднос и, позвонив в колокольчик, громко выругался на Парашу, когда та вошла в покои.

– Сколько раз тебе было велено говорить, что нет меня? Мол, по делам в город уехал. Ну! Говорил я тебе?

– Ну так вы, барин, определитесь уж, – возразила Параша, – то говори правду, то не говори.

Олег опустил ноги с кровати.

– Ой, дурная ты девка, Прасковья. Правду говорить я об чем велел? О делах хозяйских да про людишек наших. А тут другое.

Параша махнула рушником, что висел у нее на плече:

– Ой, барин, с вами меж трех сосен заплутаешь. То говори, то не говори. Вы бы глянули лучше, что Димитрий Захарович отписали. Он хошь и стар, да весел. Батюшка ваш, царствие небесное, с ними рюмочку пропустить любили.

– Ты мне советы будешь давать, значит? – возмутился Олег. – Лучше накрой стол поди.

– Так уже, барин, – махнула назад Прасковья, – время ваше пополудни.

– Ступай! – махнул Олег и, когда она вышла, распечатал письмо.

Старый полковник в письме в очередной раз сетовал, что у соседа никак не найдется время, чтобы посетить его особу. А также сообщал, что к нему приехал сын с молодой невестой и ее маменькой и они с большим удовольствием приглашают его на торжество по случаю помолвки молодых.

Немного поразмыслив, Олег все-таки решился принять приглашение, подумав, что компания молодого офицера и его невесты вкупе с ее престарелой матушкой куда лучше, нежели компания одинокого полководца, коим являлся полковник Затолокин.

Собравшись с мыслями, Олег отписал ответ и приказал приготовить свой самый дорогой парижский костюм да заложить бричку с кучером к трем часам.

Чтобы не потерять вида и прибыть во всем великолепии, Олег велел ехать в окружную по дороге, а не вброд, как обычно ездили в город его мужики. Дорога в тех местах в окружную шла вначале вдоль берега Лебяжьего озера, через лес, а затем мимо старого заброшенного поместья, о котором среди его мужиков ходили недобрые слухи.

Поместье с виду и впрямь оставляло впечатление странного места. Посреди леса, выходившего к берегу озера, на большой поляне стоял старый двухэтажный дом с флигелями по обе стороны, обнесенный высокой каменной оградой.

Когда бричка выехала из леса, сквозь поросль рябины Олег разглядел обветшавшую каменную ограду и покрытую мхом крышу старого дома, который своим фасадом смотрел в сторону озера.

Дом сей в пору царствования императрицы Екатерины Великой, по преданию, принадлежал старой графине Протасовой, ходившей у императрицы во фрейлинах, и ее юной дочери.

Имени дочери графини время не сохранило, а вот историю печального конца старой хозяйки донесло в полных деталях, которые местный люд передавал из уст в уста и которые за недолгое время успели обрасти новыми подробностями и суевериями.

В этих сказках говорилось о том, как юная особа полюбила молодого красивого офицера, который, правда, по неизвестным причинам пришелся не по душе старой графине, которая никак не хотела давать своего согласия на союз молодых сердец.

Начало истории, которую Олег услышал от своих дворовых, было на пример французского романа и как бы ничем особенным не отличалось от правды, а вот продолжение, на его взгляд, было чистым вымыслом и придумками суеверных крестьян.

Любовь, как говорится, не знает преград, а стрелы Амура часто заставляют совершать необдуманные поступки. Ради любви юной прелестницы офицер отважился на дерзость и без родительского благословения решил выкрасть молодую графиню и увезти ее в столицы, и там тайно с ней обвенчаться. Узнав о том, что дочь сбежала с дерзким возлюбленным, старая графиня крепко осерчала и наложила на этот союз проклятие.

Тут стоит заметить, что еще при жизни старая графиня слыла в округе затворницей и чуть ли не ведьмой, потому как при своих годах была довольно хороша собой и не уступала по красоте своей юной дочери.

В конце концов, то ли в результате общения с темными силами, то ли от одиночества, старая графиня быстро зачахла и в один прекрасный день просто пропала. А после ее исчезновения в поместье и окрестностях стали происходить странные события.

Несколько раз призрак графини дворовые наблюдали в поместье. Крестьяне говорили, что графиня будто бы кого-то ищет. Кроме того, в окрестностях озера стала пропадать скотина, а лошади на дороге близ поместья стали останавливаться на месте как заколдованные или лягаться, сбрасывая неопытных седоков.

После этих явлений местные людишки разбежались кто куда, и в конечном итоге поместье быстро пришло в упадок.

С тех пор, время от времени, запоздалые проезжие путники, не ведающие о нехорошем месте, затемно наблюдают в окнах старого дома свет и одинокий женский силуэт, смотрящий им вслед. На вопросы о странной женщине в старом заброшенном доме местные живо крестятся и объясняют, что это призрак старой графини мучается о содеянном и до сих пор ждет возвращения дочери, чтобы та наконец простила ее.

О судьбе самой дочери тоже ходило немало слухов. Кто-то говорит, что дочь живет в ближайшем городе, а кто-то – что она умерла давным-давно, еще во время французского нашествия, сразу после побега с офицером и поэтому старой графине вечно не вымолить у нее прощения.

– Пр-р-р-р! – произнес кучер, и Олег, оставив свои мысли, вернулся к происходящему вокруг.

– А ну пошла! – ударил хлыстом кучер, но лошадь не слушалась и начала кружить бричку на месте. – Этого только не хватало, – перекрестился кучер, – говорил я вам, барин, не надо ехать этой дорогой, вброд спокойней оно как-то.

– Ты за узду ее, Герасим, – посоветовал Олег, – а ну, дай сюда поводья.

Герасим покосился в сторону дома и, быстро спрыгнув с облучка, схватил лошадь под уздцы и потащил ее что было силы прочь от нехорошего места.

Через сотню шагов лошадь пришла в себя, и Герасим, запрыгнув назад, ударил во всю прыть:

– Пошла!

Олег оглянулся в сторону дома, но ничего и никого не увидел:

– Сказки все это.

– Днем-то, поди, она не явится, – успокоил сам себя Герасим, – а назад точно вброд надо ехать.

– Как я скажу, так и поедешь, – урезонил его Олег.

Герасим молча перекрестился и еще шибче погнал бричку вперед.

К четырем часам Олег добрался до села, где находилось имение полковника Затолокина.

Герасим, лихо пролетев по центральной улице, словно ветер залетел в распахнутые ворота и, обогнув большую центральную клумбу, плавно остановил бричку прямо напротив входа в главный дом.

Вокруг засуетились дворовые девки, и спустя пару минут на крыльце появился хозяин дома. Пожилой, но довольно крепкий внешне господин, с пышными бакенбардами и седыми курчавыми волосами. Он поправил мундир и, пригладив усы, спустился навстречу дорогому гостю.

– Дмитрий Данилович, – поприветствовал его Олег, спускаясь с подножки брички. Он снял перчатки и небрежно бросил их в цилиндр, приветствуя хозяина. – По такому случаю я не мог не ответить на ваше приглашение, любезный Дмитрий Данилович.

Подбежавшая прислуга забрала у Олега цилиндр и буковую трость, и хозяин заключил дорогого гостя в крепкие объятья.

– Олег Владимирович, голубчик, рад видеть вас в добром здравии. А то, слышали, вам наша погода уж сильно докучает с непривычки. У нас, сами видите, не Париж, да и французский язык в нашей глуши не жалуют.

– Полно вам, Дмитрий Данилович, ваше имение по красоте и убранству даст фору самому Версалю, – польстил хозяину Олег.

На этом обмене любезностями старый полковник предложил гостю пройти внутрь и, захлопав в ладоши, приказал подбежавшей прислуге:

– Марью Кирилловну с дочерью в ротонду сопроводите.

Последняя фраза хозяина прозвучала в определенном приказном тоне, по которому сразу было понятно, что старый полковник при своей живости хоть сейчас был готов оставить сей прекрасный тихий уголок и возглавить какой-нибудь военный поход.

Беседуя о разных мелочах, полковник провел Олега через дом, а затем через тенистую каштановую аллею на высокий берег, где стояла большая белоснежная ротонда с накрытым по случаю столом.

– Потрясающий вид, – восхитился Олег, окинув взглядом водную гладь.

– Прошу, граф, – предложил ему полковник пройти вперед. – Разрешите вам представить моего сына.

У дальнего парапета ротонды Олег заметил молодого подтянутого офицера с виду гренадерского полка.

– Сын, хочу тебе представить графа Жукова, – представил Олега полковник, – мы с его покойным батюшкой при Шевардине француза знатно потчевали. Лихой был кавалерист, царствие небесное, – старый полковник перекрестился и закончил: – Да я тебе рассказывал, поди.

Молодой офицер поравнялся с ними и, став как полагается, кивнул, приветствуя гостя:

– Иван Данилович Затолокин, поручик Белевского гренадерского полка. Нахожусь в отпуске по ранению.

Старый полковник серьезно покачал головой:

– Не думал я, что на пустом месте войну можно затеять. Слышали, поди, о шляхте да Литве? – спросил полковник, обращаясь к Олегу.

– Наслышан, – ответил Олег, – в Петербурге только и слухов, что к зиме мятежникам несдобровать.

– Рад, что вы понимаете бесполезность их чаяний, – согласился полковник. Он обернулся и, заприметив подходящих к ротонде дам, тут же сменил тему: – Не будем о войне, господа, когда у нас случай к ней вовсе не относящийся. Позвольте вам представить, граф: Марья Кирилловна Подбельская с дочерью Анной Андреевной.

В ротонду в сопровождении служанки вошла строгая пожилая дама с юной, лет восемнадцати, дочерью, одетой по последней петербургской моде.

Со взгляда было понятно, что Марья Кирилловна, как женщина старых традиций, носит давний траур по супругу. Но в то же время убранство ее и ее дочери говорило о том, что живут они вполне богато, ни в чем себе не отказывая.

– Граф Олег Владимирович Жуков, – представил его Дмитрий Данилович, – сын покойного графа Владимира Пантелеевича, коего, Марья Кирилловна, и ваш супруг знал во времена службы.

Олег исполнил все согласно светскому этикету, и полковник предложил гостям занять места за столом:

– Погода нынче благоволит, давно не припомню такого тихого дня.

– А я никак не могла понять, Дмитрий Данилович, что это вы слуг загоняли с утра.

– Сюрприз, Марья Кирилловна! – довольно заулыбался полковник.

– Давно ли вы, граф, из Парижа? – спросил поручик.

– С прошлого лета, – ответил Олег, – батюшкина кончина застала меня как раз в дороге, а теперь вот в делах весь. В наследство вступаю. Да вот только до Москвы никак не доберусь, все дороги закрыты из-за холеры.

– Ой, то верно, – перекрестилась Марья Кирилловна, – мы сами вот застряли. В Рязани-то поспокойней, – она на секунду замолчала и переменила тему разговора: – Граф, а вас с наследством тяжбы не мучают ли?

– Слава богу, батюшка содержал дела в порядке, – ответил Олег, – все чин по чину, без неурядиц.

Марья Кирилловна вздохнула, и старый полковник вступил в разговор:

– Полно вам, голубушка. Как и обещал, всенепременно окажу вам помощь в вашем деле, как только справим помолвку да откроют дороги, – он взял ее за руку и нежно поцеловал: – Все сладим, даю слово.

Затем он посмотрел на Олега и пояснил смысл сказанного им:

– У Марьи Кирилловны дом в Москве в Гагаринском переулке, да вот сосед больно бойкий. Прохода не дает, за бесценок купить желает и грозится даже, окаянный.

– Спасу от него нет, – подтвердила Марья Кирилловна, – место ведь знатное. Супругу моему за службу данное. А Андрей Васильевич как преставился, мне с дочерью отбиваться от разных купчишек совсем невмоготу стало. Денег-то у них, поди, хватает, а вот воспитание порой не в пример нашему кругу.

– Ничего, голубушка, решим твою беду, – успокоил ее Дмитрий Данилович.

Заговорившись, Олег не заметил, как на тропинке, ведущей к ротонде, появилась еще одна дама, супруга Дмитрия Даниловича. Женщина пышных форм, но довольно бойкого нрава, под стать супругу. Уже по дороге она разогнала приказами слуг, чтобы не глазели попусту, и величаво вошла в ротонду.

– А вот и матушка Глафира Семеновна, – развел руками полковник, поднявшись с места.

Он поцеловал супругу, и все кавалеры за столом встали, приветствуя хозяйку.

– Матушка, – произнес Иван.

– Дозволь представить тебе соседа нашего Олега Владимировича, – произнес хозяин.

Олег поклонился.

– Глафира Семеновна, рад, что наконец смог лично засвидетельствовать свое почтение.

– А вы возмужали, граф, – заметила хозяйка, – с последней встречи, когда вы с батюшкой бывали у нас, уж пятнадцать лет минуло. Вы тогда совсем отроком были. А как ваша сестра Дарья Владимировна?

– В Петербурге она, – ответил Олег, – еще до моего возвращения батюшка выдал ее за графа Кислицына.

– Удачная партия, – отметила хозяйка.

– Главное, по любви, – отметил Олег.

– Главное, чтобы жених был знатный, – покосилась на него Марья Кирилловна, – а остальное стерпится – слюбится.

– Нас-то, в свою очередь, не спрашивали, Глафира Семеновна.

– А я не жалею, – улыбнулась хозяйка, глядя на супруга.

Полковник рассмеялся:

– Ой, будет вам, голубушки, красавицу нашу напугали совсем. Сидит места себе не находит. Иван любит Аннушку, и он ей мил, а в остальном мы поможем на первое время. Не так ли, Марья Кирилловна?

Вдова ничего не ответила, лишь слегка вздохнула.

По ее виду стало понятно, что дела у нее шли не совсем так, как вначале подумал Олег. И выданье дочери за молодого Затолокина было для нее определенным решением проблем. Хотя и у старого полковника с первого взгляда вырисовывался интерес к московскому имению вдовы.

Чтобы не докучать напоминанием вдове о делах, полковник поменял тему, и остальное время он посвятил рассказам о своих угодьях и о своем новом поваре, которого он выписал с Петербурга по такому случаю.

Повар действительно оказался знатный, и все яства, что были предложены к столу, вполне могли бы подаваться в богатых домах столицы на приемах с присутствием особ царских кровей.

– Как вам оленина, граф? – поинтересовался полковник.

– Нежна, – отметил Олег изысканный вкус блюда, – впрямь нежна.

– Давеча с Иваном на охоту выезжали, – довольно повел бровью полковник.

– Не обижайтесь, Дмитрий Данилович, но мои охотничьи угодья не в пример вашим, – поднял бокал Олег.

Хозяин пригубил очередной бокал вина и, слегка махнув рукой, согласился:

– И в мыслях нет, граф, – у вас-то леса, а у нас тут все больше рощи да болота. Хотел я было бумагу отписать генерал-губернатору, что готов купить поместье старой графини Протасовой, да матушка Глафира Семеновна не пущает, – засмеялся полковник, – верит в слухи эти дремучие о призраке и о дурном месте. А так бы мы с вами совсем соседями стали, граф. Поместье-то старое, что с него поиметь, снести под корень, и дело с концом. Зато какая охота в тех местах. Зверь-то непуганый. Мои мужики сказывают, зверь сам в силки идет как завороженный.

– Вам бы все охота, – отмахнулась хозяйка и, перекрестившись, добавила: – Не дело земли старой ведьмы беспокоить. Не будоражь нечисть.

– Ой, смех с тобой, матушка, – рассмеялся полковник.

– А вы верите, граф, в то, что дворовые сказывают? – подала голос Анна Андреевна.

– Я, пока сам не увижу, не поверю, – ответил Олег.

– А вы очень смелый, сударь, я бы испугалась.

Засидевшись у Затолокиных до вечера, домой Олег засобирался о десяти часах.

Вечер выдался удивительно теплый, и хозяева старались уговорить дорогого гостя задержаться, но сильно настаивать не стали.

Кучер Герасим подал бричку, и Олег, окончательно распрощавшись с неугомонными хозяевами, тронулся в обратную дорогу.

Немного захмелев, первую половину пути он бездумно внимал благоуханию окружающей природы. Луговые травы под вечер источали необычайный аромат, который напомнил ему о прогулках с сестрой, которые они совершали в окрестных полях, будучи детьми.

Погрузившись в приятные воспоминания, он очнулся, когда Герасим вновь принялся стегать хлыстом упрямую кобылу, запряженную в бричку:

– Дуня, пошла! Кобыла упрямая. Снова возле этого проклятого дома, – Герасим спрыгнул с облучка и потащил ее за узду вперед, – пошла, упрямица!

Олег поймал поводья и, поворачивая бричку в сторону дороги, ненароком взглянул на старый дом.

В окне на втором этаже в этот момент на мгновение вспыхнул фонарь, будто кто-то перемещался по дому, и тут же погас.

– Ты видел? – спросил Олег у кучера.

– Что, барин? – переспросил Герасим.

– Как будто свет в окошке, – ответил Олег и чуть привстал.

Герасим перекрестился и, изменившись в лице, совершенно невероятным образом запрыгнул обратно:

– Свят-свят!

Кобыла натужно заржала и что есть прыти понесла бричку прочь от нехорошего дома.

На второй половине пути Олега опять развезло – то ли от крепкого вина, что снова взыграло в нем, то ли от тряски и скорости, с которой Герасим гнал бричку до самого дома. Поэтому, войдя в свою опочивальню, Олег разделся до исподнего и, как срубленное дерево, упал на большую дубовую кровать, устланную пуховыми перинами, и уснул.

Всю следующую ночь его мучали кошмары. Видения смеющегося полковника и его супруги перемежались с бешеной гонкой Герасима, который безрезультатно пытался скрыться от вездесущего взора старой графини, следящей за ними из окна своего старого особняка.

В конечном итоге проснулся Олег от грубого смеха, которым залилась старая графиня.

Он резко открыл глаза и сел в кровати, часто дыша и покрывшись испариной, как молодой жеребец после дикой скачки.

Придя в себя, он осмотрелся и расслаблено упал обратно на подушки, перекрестившись несколько раз, – привидится ведь такое!

Окончательно придя в себя, он оделся в домашнее и, выйдя на балкон своей опочивальни, потянулся и огляделся.

День выдался такой же теплый и почти безветренный, как и предыдущий, разве что облаков на небе стало чуть больше, но плыли они крайне неторопливо и безмятежно.

Перед домом садовники облагораживали клумбы, подрезая розовые кусты, а пожилой плотник Степан постукивал своим топориком, правя новую половую доску на главном крыльце.

Чуть поодаль, впереди, за клумбой, стояли девки с ведрами, кадушками и чистым бельем. Они обступили Герасима, который, придерживая лошадь одной рукой, второй усердно размахивал, что-то рассказывая им. То и дело кто-то из девиц крестился, громко удивляясь и качая при этом головой.

– Параша! – рявкнул на одну из девок Олег. – А ну пойди сюда.

Девка в красном переднике, которая стояла, подбоченясь, возле Герасима, посмотрела в сторону дома и быстро подбежала к нему, остановившись под балконом.

– Чаво, барин, изволите?

– Чаво-чаво! – передразнил ее Олег. – Почем стоите без дела?

– Так Герасим сказывает, как вы не убоялись ехать дорогой мимо старого поместья, – сообщила Прасковья.

– Вам занятие придумать или сами знаете? – спросил Олег. – А ну за работу! – повысил он голос.

Герасим тут же прервал свой рассказ и, лихо вскочив в седло, легкой рысью скрылся по направлению конюшни. А девки, продолжая шушукаться и мельком переглядываясь с Прасковьей, поспешили по делам.

– То-то! – произнес Олег. – А ты подымись, – попросил он Прасковью.

Затем он зашел обратно в дом и перекрестился.

– Чаво изволите, барин? – спросила Прасковья.

– А ну поди, не обижу, – поманил ее Олег.

Прасковья подошла ближе, и Олег, мысленно представляя ее без одежд, улыбнулся как довольный кот.

– Замуж тебя хочу выдать. А то сам соблазню!

– Ох! Чаво удумали, барин, – возмутилась Прасковья.

– А что ты нос воротишь от Герасима? – спросил Олег. – Я что, не вижу, как он тебя обхаживает?

Прасковья оставила без внимания его замечания, и он, глубоко вздохнув, шлепнул ее пониже пояса и произнес:

– Ступай. Дело-то решенное.

Одевшись и отобедав, он выслушал доклад нового управляющего и собрался устроиться в саду с пикантным французским романом, когда Прасковья принесла ему на подносе небольшую записку от молодого Затолокина, который приглашал его на верховую прогулку с ним и его невестой.

Олег извлек из кармана домашнего сюртука именные часы, доставшиеся ему от батюшки, и, прикинув время, согласился, отписав ответ. К тому же ему на ум пришла одна занимательная идея.

Проведя юность при императорских конюшнях, он был знатным наездником, потому велел подать ему самого резвого скакуна, с коим справиться не мог даже его конюх Малафей.

Жеребец, орловский рысак, играя на месте, рвался из-под узды и, когда Олег подошел к нему, начал бить копытом, не давая седоку влезть в стремя.

– Ишь ретивый какой! – похлопал его Олег.

– Может, ну его, Пегаса-то? – спросил Герасим, который держал жеребца с другой стороны.

– Ничего, – ответил Олег, – и не таких усмиряли.

Он наконец попал в стремя и одним взмахом вскочил в седло.

В следующую секунду конюх и кучер отпустили скакуна, и Олег, приняв поводья, ударил его в бока:

– Хоп! Хоп! Хоп!

Молодой жеребец как стрела пролетел вдоль ограды и, описав круг по двору, словно хищная птица, вылетел в распахнутые ворота усадьбы.

– Не зашибся бы барин, – почесал бороду Герасим.

– В отца пошел, – заметил Малафей. – Прохор покойный, ординарец старого барина, сказывал, как Владимир Пантелеевич скоростью брал француза на испуг.

– Сдюжит, – вздохнул Малафей. – Э-эх! Знатный бы из него офицер получился.

Встречу поручик назначил на новой дороге у брода, и расстояние в три версты со свистом в ушах Олег пролетел на одном дыхании.

Уже подъезжая к речке, конь понял, что с человеком, который им правил, шалость не пройдет, и стал более покорно слушаться повода и правления.

Олег похлопал жеребца и довольно улыбнулся:

– Вот и молодец, Пегас.

У самого брода он резко сбавил темп, и жеребец, заржав, остановился у самой воды, почуяв кобылу.

С противоположного берега ему навстречу, не торопясь, аккуратно переступая по мокрым бревнам настила, вышагивала кобыла, которой правила молодая особа, расположившаяся в дамском седле.

Чуть позади на дорогом ахалтекинце ехал другой всадник, молодой офицер гренадерского полка.

Олег придержал своего жеребца и поприветствовал своих новоявленных знакомых:

– Анна Андреевна, Иван Дмитриевич.

– Я рад, Олег Владимирович, что вы почтили нас, ответив на приглашение совершить прогулку, – ответил поручик.

– Анна Андреевна, простите мое любопытство, но мне сдается, что ваша кобыла охоча до забав, – кивнул Олег в ее сторону, придерживая своего коня. – Ишь как Пегас разыгрался.

– Охоча до забав? – спросила Анна.

– Уверен, что нет, – ответил за нее Иван, – иначе мой конь почуял бы раньше. Просто у вас резвая лошадь, граф, которую к тому же недавно объездили.

– Это вы верно заметили, поручик, – согласился Олег, – только сегодня решился вывести его на волю. Так куда направимся? – поинтересовался он.

– Вдоль озера, – предложил поручик, – тут не так жарко, к тому же Аннушка не видела еще местных красот.

– Я не против, – согласился Олег и направил своего скакуна вперед.

Поручик пропустил вперед невесту и поскакал следом.

Они догнали Олега, и поручик поинтересовался:

– А что вы не на службе, граф? Отец сказывал, вы знатный наездник.

– Всяк сверчок знай свой шесток, – ответил Олег, – это не по мне. У меня другая служба – в коллегии иностранных дел. И вопреки всеобщему мнению, в Париже, кроме куртуазных дел, у меня были дела и другого рода.

– Простите, граф, я не хотел вас ничем обидеть, – выслушал поручик его ответ.

– Я сразу сказала Ивану, что вы оставляете впечатление гораздо более серьезного человека, чем о вас говорит молва, – заметила Анна.

– Как говорили древние, не молву надо слушать, сударыня, а совесть, – улыбнулся Олег, – в прошлом я часто не слушал совесть, отсюда и молва. Все потому, что грешен человек.

– Любите философствовать, граф? – поинтересовался поручик.

– Люблю жизнь, поручик, и если мы с вами продолжим эту тему, то, боюсь, наш святой отец Феофан прознает о моих рассуждениях да наложит на меня епитимью или, того похлеще, отлучит от церкви, – подмигнул Олег.

За разговором они не заметили, как проехали вдоль озера до покосившейся пристани, которая принадлежала старой графине.

Олег остановился и, окинув затонувшую постройку, поймал взглядом движение на опушке леса.

Он аккуратно опустил ветку, загораживающую ему обзор, и присмотрелся к странной фигуре, которая, оглядываясь, двигалась за деревьями.

– Кто это может быть? – спросил он, обернувшись к поручику.

Поручик подъехал ближе и, достав из подсумка, висевшего на седле, небольшую подзорную трубу, вгляделся в незнакомца.

– Может, пастух? – ответил он и передал подзорную трубу Олегу. – Сами посмотрите, граф.

Олег приложился к трубе и внимательно изучил странного субъекта.

Невысокий, остриженный под горшок отрок, оглядываясь, шел прямиком к старому особняку графини, который располагался на высоком берегу озера в окружении сосен.

Одет он был не в пример деревенским. На нем были широкие штаны на пример казачьих, только без лампасов, и красная рубаха, подпоясанная кушаком, поверх которой была надета кожаная жилетка. Обут он был в высокие кавалерийские сапоги французского манера, которые напоминали обрезанные ботфорты.

– Вы не против небольшой авантюры, поручик? – спросил Олег, передавая назад подзорную трубу.

– Сударыня? – спросил поручик свою невесту.

– С такими кавалерами мне нестрашно, – ответила Аннушка.

– Предлагаю проследить этого необычного путника, – объяснил Олег.

– А если это разбойники? – спросила Анна.

Олег откинул чепрак и показал два пистолета и обрезанный шамшир.

– Не беда. Да и разбойников в наших краях лет двадцать как не видали.

– А вы полны сюрпризов, граф, – удивился поручик, – зачем же тогда такой арсенал?

– Дело привычки, – ответил Олег и направил коня в сторону леса.

– А я могу с вами биться об заклад, что вы намеревались после прогулки в одиночку посетить старый особняк, – заметил поручик.

– Вы проницательны, поручик, – согласился Олег.

– Вам не дает покоя эта история про старую графиню? – спросила Анна.

– Я, сударыня, не люблю того, чего не понимаю, – обернулся в ее сторону Олег, – к тому же пора развеять все эти суеверия. Коли мы выясним, что все это выдумки простого люда, так и Дмитрий Данилович сможет выкупить это поместье. Считайте это моим подарком на свадьбу.

Подняться к старому дому за странным пареньком оказалось не так просто. Из двух дорог, которые вели от берега, одна оказалась засыпана оползнем, а вторая была изрядно перепахана следами дождей, которые размывали ее на протяжении нескольких лет запустения.

Поэтому поручик с невестой поехали в объезд, а Олег, как более опытный наездник, смог подняться на своем Пегасе даже по такой плохой дороге.

Поднявшись наверх, он спешился и оставил коня возле большой покосившейся сосны.

Несмотря на запустение, вблизи старый особняк выглядел еще довольно прилично. В нем, на удивление, не было ни единого разбитого окна или выломанной двери. Единственным, что не пощадило время, была облупившаяся со стен краска и немного поскрипывающие ступени на лестнице парадного крыльца, не считая, конечно, сора и пробившейся кое-где сквозь ступени поросли.

Олег проследил, куда вошел паренек, и, поискав другую дверь, воспользовался клинком для того, чтобы ее открыть.

После небольших усилий дверь, немного скрипнув, поддалась, и он, аккуратно приоткрыв ее, вошел внутрь, держа наготове пистолет.

В доме было непривычно темно. Несколько минут Олег просто стоял, прислонившись к портьере и прислушиваясь к окружающей обстановке, привыкая к сумраку помещения.

Затхлый воздух, который висел в доме, впитал в себя запахи старой мебели, настенных гобеленов, украшавших комнату, и книг, стоящих в открытых книжных шкафах.

Из-за обилия книг Олег сделал вывод, что комната, в которую он попал, была библиотекой, обстановка в которой была немного странная. Часть книг была снята с полок и стопками составлена на полу и большом столе.

Он осмотрел библиотеку и обнаружил две двери, которые вначале он принял за шифоньеры. За одной из них оказался небольшой кабинет, а другая вела в некое подобие гостиной, из которой, в свою очередь, также оказалось два выхода.

Обстановка в доме, несмотря на запустение, была такая, будто за ним кто-то смотрит и периодически прибирается. Хотя кучи разного сора, сваленные в углах, сложно было назвать уборкой.

В результате Олег обошел весь первый этаж и, никого не обнаружив, поднялся на второй, туда, где, предположительно, прошлым вечером он видел свет в окне. Но и на втором этаже он так никого и не обнаружил. Странного паренька при этом и след простыл.

В последней комнате, окна которой выходили как раз на дорогу, он обнаружил подсвечник, несколько свежих свечей, старые книги, сложенные стопкой на письменном столе, и портняжный манекен, на который была накинута дамская шаль. Осмотревшись, он подошел к окну и заметил своих новых знакомых, которые, сидя верхом, нерешительно переминались у ворот поместья.

– Граф! – воскликнул поручик, когда он открыл окно и помахал им.

Иван с Анной, немного побаиваясь, вошли в дом, когда Олег спустился и открыл им дверь на заднем крыльце.

– И где же этот странный юноша? – удивилась Анна.

Олег опустил пистолет.

– Как сквозь землю провалился.

– Можете не опасаться, сударыня, в доме никого нет, – пропустил ее Олег, – скорее всего, это воришка, который таскается сюда время от времени.

– Так где же он? – усмехнулся поручик, осматривая прихожую.

– Он, наверное, заметил меня и сбежал, – пожал плечами Олег, – но я уверен, что он снова придет.

– С чего вы это решили? – поинтересовалась Анна.

– В библиотеке не все книги на месте, – кивнул Олег, – часть из них я нашел наверху. Там же я обнаружил несколько вполне свежих свечей и манекен. Скорее всего, он и есть тот, кто выдает себя за призрак и распускает эти слухи, – пояснил он.

– Очень удобно, можно грабить графский особняк, а чтобы никто сюда не лез, пугать время от времени людей светом из окна и старым манекеном, укутанным в дамскую шаль. Интересно, кто этот ловкач? Он явно не из крестьян.

– Значит, он из города, – однозначно заключил поручик.

– Вероятно, – согласился Олег, – в любом случае рано или поздно он попадется, а тайну старого особняка я считаю раскрытой. Пусть ваш батюшка смело занимается этими землями, чего добру пропадать. Дом ведь еще вполне крепкий.

Побродив еще немного по особняку и не обнаружив никаких следов воришки, они покинули дом, и Олег, при помощи подвернувшегося камня, заколотил парадные двери ржавыми гвоздями, которые он вынул из покосившихся перилл.

– А вы умелец, граф, – улыбнулся поручик.

– Есть у меня плотник Парамон, – объяснил Олег, – юношей я любил слушать его рассказы о природе и заодно немного научился у него. Отец не возражал.

– Вы сегодня открылись для нас с совершенно другой стороны, граф, – похлопала ему Анна, – обычно люди вашего сословия чураются мужицкого ремесла.

– Пусть это будет нашим маленьким секретом, сударыня, – ответил Олег, – и для всех я останусь заносчивым холеным барчуком, сводящим с ума столичных красоток.

– Молва, – подметил поручик.

– От нее никуда не денешься, – улыбнулся Олег.

Расстались они на берегу озера спустя несколько часов. Солнце уже начало плавно клониться к закату, когда Олег на полном скаку влетел в ворота своего поместья и, покрасовавшись на коне, спрыгнул вниз, когда к нему подошел Герасим.

– Пегас не сильно бунтовал? – поинтересовался он. – Мы уж шибко испужались за вас, ваше сиятельство.

Олег похлопал жеребца:

– Хорош! На скаку летит будто птица. Хорош! Отведи в конюшню, пить не давайте сразу, – приказал Олег, – последнюю версту я поднял его в галоп, посмотрел, на что он годен.

Он снова похлопал коня и направился к дому.

На крыльце все так же стучал топором Парамон, и Олег остановился, глядя на работу старого плотника.

– Ну чаво глядишь? – остановился Парамон. – У меня с твоих гляделок работа не сладится.

Олег засмеялся.

– Кого другого за такие слова выпорол бы уже. А ты в своем амплуа, старик.

– Мы по-хранцузски не бельмеса, сам знаешь, – ответил Парамон, – надо ль чаво – говори прямо.

– Ты тут в округе всех знаешь, не припомнишь, есть ли у кого парнишка от роду годов пятнадцати? Стриженный под горшок. Одет в красную рубаху и темные шаровары на пример казачьих, без лампасов. Обут в обрезанные французские ботфорты. И жилетка на нем еще кожаная.

Плотник внимательно выслушал барина и, почесав редкую седую бородку, многозначительно покрутил глазами, прикидывая что-то на ум.

– По округе не видал такого, – задумался Парамон, – а вот седьмого дня в Рязани на новом торговище, что на Хлебной площади, кажись, видал такого паренька. Да, точно видал! Он еще на Герасима налетел да книжицы разбросал. Герасим ему с бечевкой подсобил. Меня еще диво взяло, чаво этот неотесанный чурбан с книгами делать вознамерился, – засмеялся Парамон, – никак прибрал чужое.

– А ты не спутал, старик? – переспросил Олег.

– Вот те крест! – побожился Парамон, – Герасим не даст соврать.

– А в Рязань почто ездил? – спросил Олег.

– Так за гвоздями, – ответил Парамон, – чем я тебе крыльцо подправлю, старые-то сгнили, а Федот-кузнец занемог.

– Ладно, спасибо тебе.

Олег поднялся по ступеням, и Парамон вслед ему прокашлял.

– Что-то еще припомнил? – обернулся Олег.

– Не серчай, ваше сиятельство, – скривился старик, понимая, что за следующие слова ему может светить барский кнут, – не заглядывался бы ты, барин, на Прасковью. Девка на выданье, сам понимаешь.

– Ты чего, старый дурак, удумал? – удивился Олег.

– Глаза-то у меня еще видят, – ответил Парамон, – а как у соседа вашего Засецкого сынок старшой попортил девку, так та и утопилася с горя. Не надо, ваше сиятельство, – попросил Парамон, – одна она у меня внучка-то осталася.

– Ты с чего это все себе придумал? – спросил Олег.

– Так к себе ее зазывал, ваше сиятельство.

– Ой, ты совсем из ума выжил, старик, – всплеснул руками Олег, – приходи через часок в зал, глядишь, поумнеешь.

Через час Олег позвал к себе нового управляющего Филимона, кучера Герасима, Прасковью и ее деда плотника Парамона.

Олег устроился в большом кресле возле камина и указующим перстом приказал:

– Пиши, Филимон, волю мою!

Филимон быстро занял место и приготовил все необходимое.

– Пиши! «Мы, Его сиятельство граф Олег Владимирович Жуков, в здравом уме и твердой памяти повелеваем! Даровать Герасиму Молчанинову, Прасковье Толмачевой и ее деду Парамону Толмачеву свободу под условием, нисколько для них не стеснительным, принять от меня по наделу земли в пять тысяч квадратных аршин и двадцать рублей и, как прежде, служить мне в срок пяти лет. По истечении срока и во исполнение цели оставить им дарованные земли в вечное пользование с правом наследования. А помимо сказанного дарую двадцать рублей Прасковье Толмачевой на приданое при условии, что Герасим Молчанинов возьмет оную девицу в жены по благословению ее родственника Парамона Толмачева. Во удостоверение чего писана сия отпускная за подписанием моим, с удостоверением герба моего, печати и собственноручной подписью». Написал? Поставь число и год.

Филимон все исполнил, и Олег, поднявшись, достал из кармана сюртука гербовую печать и выполнил ее оттиск на листе написанной бумаги, после чего собственноручно расписался.

Первым после всего сказанного отмер Герасим:

– Это чо, барин?

– Свободны! – махнул рукой Олег.

При этих словах Прасковья, несмотря на свой крутой характер, разомлела, и Олег, заметив это, прикрикнул на Герасима и Парамона:

– Ну ловите девку-то!

Прасковья, не веря своему счастью, хлопнулась в обморок, а ее дед и суженый так и остались стоять как два остолопа, не понимая, что сейчас произошло.

– Не поймали, дурни, – довольно улыбнулся Олег.

Глава 2. Прошка

Слухи о неслыханной щедрости графа Жукова распространились по окрестным весям с молниеносной скоростью и к концу следующей недели докатились до Рязани, где стали предметом горячих обсуждений в среде поместной аристократии и духовенства.

– Неслыханно! – произнес пожилой старикашка, похожий на сухой пень, обращаясь к окружающим его людям, выходящим из храма.

– Да-с, господа, – согласился с ним поджарый майор лет сорока, поглаживая длинные усы, – последний раз такое безрассудство случалось в окрестностях целых двадцать годов назад, когда помещик Кулюкин из соседнего уезда в пьяном забытье отписал вольную всем своим людишкам.

– Ну да! То дело я помню, – ответил ему седовласый помещик, в дорогом сюртуке, с виду походивший на купца первой гильдии. – Кулюкин-то от горячки помер через месяц, а его наследники решение-то обжаловали. Правда, людишки к тому времени разбежались кто куда. Кои в городе осели, тех словили, а которые и в разбойники подались. Дело громкое было.

– А вы что, Дмитрий Данилович, думаете по этому? – поинтересовался старикашка у полковника. – Молодой граф, чай, ваш сосед.

– Слышал я, что граф последнее время по заграницам разъезжал, – заметил купец, – а вдруг как в столицах иностранных понабрался смутьянского духа? Там, давеча сказывают, чернь все бунтует.

– Бросьте, Гаврила Севастьянович! – остановил его полковник, – граф Олег Владимирович, скажу я вам, отличного ума человек! Заезжал он ко мне давеча, делился историями о своих путешествиях и о том, что в заграницах службу держал при нашей миссии. А то, что вольную отписал троим крепостным, так-то его личное дело. И негоже, господа, право, из-за троих людишек поднимать такой переполох. Чай, не в разбойники они пойдут, – усмехнулся полковник.

– А не потому ли вы его облагораживаете, Дмитрий Данилович, что молодой граф помог вам поместье сгинувшей графини Протасовой к рукам прибрать? – спросил его старикашка, поднимая в его сторону свою старую позолоченную трость.

– Право, Матвей Кириллович, – хитро улыбнулся полковник, – сии земли я давно хотел выкупить, да случая все не находил. А тут как раз Ивана женю, так подумалось, подарок молодым будет, свое гнездо совьют рядом с отцовским.

Полковник посмотрел на сына, который шел позади, держа под руку свою невесту.

– А граф меня только утвердил в мыслях. А что это вы, Матвей Кириллович, никак расстроились? – спросил полковник старого графа Засецкого. – Земли покойной графини никаким образом к вашим не отнесть.

Старый граф отвел взгляд и недовольно стал бурчать что-то себе под нос.

Вся процессия, не торопясь, вышла за ворота храма, где стояли многочисленные брички и кареты, когда, поднимая клубы пыли на своем резвом скакуне, к ним подлетел лихой всадник.

– А вот и сам, будь неладен, – заметил старый граф Засецкий.

– А ну Пегас, стоять! – прикрикнул Олег на своего жеребца. – Доброго здравия, Дмитрий Данилович, – поприветствовал полковника Олег, – господа.

– Что-то я не видел вас на службе, граф, – заметил старикашка.

Олег спешился с коня.

– Простите, не припомню, чтобы нас представляли.

– Граф Матвей Кириллович Засецкий, – представил полковник старикашку.

– Я, граф, давно не бывал в этих краях и не представлял, где нынче по большим праздникам собирается благородное собрание, – ответил Олег, – к тому же считаю, что мысли о божественном следует творить в месте уединенном и способствующем к отрешению от мирской суеты, таком как монастырь.

– На Невском все ваши монастыри! – прищурился граф Засецкий. – Наслышаны о ваших похождениях в Петербурге!

– Попрошу оставить намеки, граф! – возмутился Олег. – Лучше сына вашего урезоньте, что девок дворовых потчует. Адюльтер при молодой супруге нынче не в моде.

После этих слов Олег, кратко попрощавшись с полковником, вскочил на коня и, ударив его в бока, оставил собравшихся в неудобном положении своим прямым заявлением об изменах молодого графа Засецкого.

– Я этого так не оставлю! – замахал ему вслед старикашка своей тростью.

Но Олег его возмущений уже не слышал. Он рысью пролетел до Хлебной площади, где его уже ожидали Герасим и Парамон.

Заприметив бричку, он развернулся и, спешившись, привязал Пегаса на входе в торговые ряды.

– Доброго дня, ваше сиятельство, – снял шапку Парамон, когда Олег заскочил в бричку и сел рядом с ним.

– Какие вести? – с ходу спросил Олег.

Герасим, сидя на козлах, обернулся вполоборота и довольно ответил:

– Нашли мы пацаненка, барин. Он тут в рядах частенько ошивается.

– Что же он тут делает? – спросил Олег. – Ворует?

– Не, – помотал головой Парамон, – появится, покрутится то тут, то там и тика́ть.

– На мельнице у него место, – добавил Герасим, – сынок мельника здешнего. Его тут каждая собака знает. Прошкой звать.

– Прохор, значит, – отметил себе Олег. – А где крутится? Куда заходил?

– Да вон в книжной лавке у купца Толмачева, потом у часовщика-хранцуза да в богадельне, – доложил Герасим.

Олег, немного поразмыслив, осмотрелся и так же быстро соскочил на землю.

– Ждите здесь, а я покамест полюбопытствую, что предлагают сии торговые ряды. А в особенности книжная лавка, которая для этого города место крайне редкое.

В сей ранний час в книжной лавке было безлюдно, поэтому появление Олега вызвало у человека, по-видимому, наемного работника, некую степень удивления.

Человек пожилых лет, в прошлом, вероятно, военный нижних чинов, о чем свидетельствовали выправка и награда, Георгиевский крест, приколотый на сюртуке, внимательно оценил гостя и поспешил поприветствовать столь раннего посетителя.

– Доброго дня, ваше… – замялся работник, пытаясь подобрать подходящее обращение.

– Сиятельство, – ответил Олег, бросив на работника короткий взгляд.

– Ваше сиятельство, – повторил работник, – чего изволите?

– Как тебя, милейший? – поинтересовался Олег ради того, чтобы расположить к себе работника.

– Порфирий, ваше сиятельство, – представился работник.

– Так рано, а вы уже открылись, – заметил Олег, – давно я не был в здешних краях. Скажу прямо, приятно удивлен я, Порфирий, что и сюда добрался свет просвещения.

– Чем ваше сиятельство интересуется? – спросил Порфирий.

Олег обошел полки с книгами и внимательно осмотрел имеющиеся экземпляры.

Заметив его любопытство, Порфирий решился озвучить имеющийся перечень.

– Имею предложить вам романтические новеллы Пушкина, а может, изволите новеллы Погорельского. Есть еще Шаховской, Грибоедов. А может быть, что-то из французского романа?

– Благодарю, – остановил его Олег. – Наслышан я, что здешние помещики и дворяне из прежних, которые поиздержались, отдают на продажу редкие книги из своих домашних библиотек?

Порфирий, выслушав вопрос, немного задумался и указал на полку со старыми книгами.

– Именно то, что вы ищете. Вот, к примеру, собрания из библиотеки помещика Кутейникова или вот из библиотеки покойной графини Протасовой. Очень редкие экземпляры, – он достал с полки одну из книг и, положив ее на небольшой столик, аккуратно открыл. – Вот, к примеру, «Античная история» с собственноручной нотацией матушки императрицы Екатерины.

– Откуда же это? – наигранно произнес Олег. – Поместье-то давно в запустении, там, поди, и слуг-то нет. Или же это получено при жизни покойницы?

– Ваше сиятельство, не обижайте пустыми домыслами да сплетнями, – ответил Порфирий, – мы краденого не берем. А эти экземпляры были переданы покойной графиней в оплату долга мельнику. Сынишка его Прохор приносит время от времени. А мы не обижаем. У них с хозяином все оговорено.

– Не желал обидеть вашего хозяина, – отступился Олег, – вы, милейший, подберите мне старые издания философов греческих, а я зайду намедни. В накладе не останетесь.

Порфирий любезно пообещал графу выполнить заказ в ближайшие дни, и Олег покинул лавку в полном удовлетворении тем, что подтвердил ему человек о сыне мельника и о книгах из библиотеки покойной графини.

Следующим заведением, куда направился граф, стала лавка французского часовщика, который, по слухам, попал в сии глухие края по пленении еще во времена Отечественной войны, да так и остался.

Поначалу служив у полковника Затолокина гувернером, Филипп Шабо смог заработать достаточно денег, чтобы заслужить отступную. Но заместо возвращения на родину осел в Рязани, женившись на дочери разорившегося помещика, и открыл небольшую лавку по изготовлению и починке часов, музыкальных шкатулок и других механических безделиц.

Колокольчик над дверью мелодично забренчал, напомнив Олегу своим перезвоном парижскую жизнь. Атмосфера лавки тоже напомнила ему все то, что он так любил во время службы в Париже.

– Чего изволит месье? – обратилась к нему девочка лет десяти, стоящая возле больших каминных часов.

Услышав ее звонкий голосок и звук колокольчика, из-за тяжелых портьер появился хозяин, слегка полноватый человек лет пятидесяти.

– Анжелика, если ты закончила, то можешь идти помочь матери, – обратился к ней по-французски отец.

– Хорошо, папа́, – ответила она и, улыбнувшись Олегу, выскользнула из торгового зала.

– Месье Шабо, – обратился к нему Олег по-французски, – мне рекомендовали вас как редкого мастера в этих местах.

– Простите, с кем имею честь? – спросил часовщик.

– Граф Жуков, – представился Олег.

– Наслышан, – кратко поклонился месье Шабо, – что у вас, граф?

Олег достал из кармана сюртука золотой бреге и картинно несколько раз попытался открыть крышку часов.

– Приобрел в Париже в прошлом году. Заедает механизм. Несколько раз уже оконфузился.

– Позвольте, – протянул руку часовщик.

Олег отстегнул часы и передал их часовщику.

Месье Шабо очень нежно принял их в открытую ладонь как будто бы что-то живое и аккуратно положил часы на мягкую бордовую подушечку, которую он достал из-под прилавка.

– Великолепная работа! – воскликнул он, внимательно осмотрев часы, – но я могу уверить вас, граф, что это не Бреге. Это очень, очень хорошая копия.

– Не может быть! – по-настоящему удивился Олег, утаив тот факт, что часы эти он выиграл у секретаря английского посла, которые тот оценил в достаточно круглую сумму.

– Я начинал подмастерьем у самого Луи Бреге и чинил часы самому маршалу Нею, – похвалился часовщик. – И я могу назвать мастерскую, где была изготовлена эта прекрасная копия, – выпрямился часовщик, – но это не Бреге.

– Значит, меня нагло обманули, – расстроился Олег.

Часовщик развел руками.

– Как говорите вы, русские, не обманешь – не проживешь. Поверьте, граф, мне бесконечно стыдно за своих соотечественников, но увы! Или продайте их, или проиграйте, на крайний случай. Но механизм я вам в любом случае исправлю. Дело пяти минут.

– Благодарю! – кивнул ему Олег.

Часовщик достал какие-то тонкие инструменты и снова склонился над часами.

– Не сочтите за навязчивость, – произнес часовщик, – долго ли вы проживали в Париже?

– Долго, – ответил Олег.

– О! Париж! – воскликнул часовщик, на секунду выпрямившись и расплывшись в ностальгически грустной улыбке. – Все могло быть иначе, если бы наши императоры договорились.

– У нас говорят – кто старое помянет, тому глаз вон, – ответил ему Олег.

– Вы правы, – извинился месье Шабо, – не стоит тревожить былое. Вуаля! – потер он рука об руку и, открыв крышку, продемонстрировал работу Олегу. – Больше не сломаются.

Олег забрал часы и, лично несколько раз проверив работу, убрал их обратно в карман.

– У вас острый глаз, месье Шабо.

– Уже не такой острый, как хотелось бы, граф, – пожаловался часовщик, – годы берут свое.

– А помощники? – поинтересовался Олег. – Подмастерья у вас есть? У нас много умелых мастеров, даже среди крепостных. Взяли бы кого-нибудь из дворовых мальчуганов. Я видел в Париже, как из таких школяров вырастают хорошие мастера.

– В этом я с вами согласен, граф, – закивал часовщик, – да вот, например, сын мельника Прохор. Очень умелый мальчуган, интересуется механикой. Я разрешаю ему копаться в старых механизмах, которые не подлежат ремонту. И знаете, что? Иногда он забирает их за небольшую плату, чтобы самому разобраться. Я думаю, что из него как раз могло что-то получиться.

– С чего вы так решили? – спросил Олег.

– Пару раз он приносил мне вещицы, которые собирает, – ответил часовщик, – очень занятные творения. В Париже или Петербурге из него вышел бы отличный мастер, но в здешней глуши – сами понимаете, граф.

– Прохор, значит, – задумался Олег, – интересно.

Он выдержал небольшую паузу и, надев цилиндр, положил перед мастером серебряный рубль.

– Благодарю, месье Шабо. Обязательно загляну к вам еще как-нибудь.

– О! Всегда буду рад вашему визиту, граф, – поклонился часовщик.

Вернувшись в бричку, Олег сел напротив Парамона и, наклонив голову, стал молча о чем-то размышлять.

– Ваше сиятельство? – спросил Герасим.

– Я поскачу домой, – сообщил им Олег, – а вы пока останьтесь. Разузнайте подробнее про мельника и богадельню.

– Исполним, ваше сиятельство, – ответил Герасим.

– И еще, Парамон, – указал на него Олег, – ты же с кузнецом местным в родстве?

– Ну это так, да, – подтвердил Парамон.

– Ну так останетесь на несколько дней, проследите за сыном мельника, – приказал Олег, – когда он вновь засобирается из города, дайте знать. Что-то во всей этой истории не так.

– Исполним, барин, – согласился Парамон.

Оставив город, во второй половине дня, несколько утомившись, Олег вернулся в имение и приказал истопить баню, чтобы снять усталость от долгого путешествия верхом.

Бани особенно любил отец графа и еще при жизни устроил их на свой вкус.

Большой отдельный дом стоял на берегу специально вырытого по этому поводу пруда, в который подавалась проточная вода из небольшого быстрого ручья. От дома к пруду вела вымощенная тропинка, украшенная с обеих сторон статуями купальщиц, выполненными в греческом стиле. А в конце тропинки, прямо на берегу, располагалась открытая ротонда с мраморными ступенями, уходящими в воду.

Внутри дома была устроена большая гостиная, несколько гостевых комнат, сама баня и ванны на столичный манер. Парилки и ванные комнаты были обшиты липовым деревом, а ванны из уральского камня были отделаны искусной резьбой и серебряной чеканкой. Полы в помещениях были выстланы шлифованными мраморными плитами, которые подогревались специальной системой воздушных ходков, идущих от отдельной печи, устроенной в подвале.

Кроме этого, везде стояли мраморные статуи, висели зеркала и картины, любоваться на которые хозяин и гости могли, расположившись на дорогих креслах и диванах, выписанных из столичных мастерских Гамбса.

В общем впечатлении отдельно стоящий банный дом, как называли его дворовые, ничуть не уступал по своему оснащению и убранству столичным баням.

Помимо этого, своей новизной он затмевал главный хозяйский дом усадьбы, который требовал значительного обновления.

Приняв ванну и облегчив общее состояние в парилке, граф параллельно выслушал доклад нового управляющего о делах и в полном удовлетворении устроился отужинать в ротонде на берегу пруда, когда услышал приближающийся разгневанный голос:

– А ну пошли вон! Собаки безродные!

На тропинке, идущей от хозяйского дома к пруду, показался рассерженный молодой человек с тростью, которой он размахивал, пытаясь достать бегущего перед ним привратника Фрола.

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! – вскрикивал Фрол, уворачиваясь от очередного удара незнакомца. – Ваше сиятельство! Спасите!

– Филимон, это что? – недоумевающе спросил Олег у управляющего.

Тот непонимающе пожал плечами и поспешил на выручку испуганному привратнику.

– А ну охолонись! – перехватил Филимон следующий удар и своей худой рукой накрепко схватил трость незнакомца, да так, что тот, пытаясь вырвать ее, ничего не смог поделать.

В результате Филимон отнял у незнакомца трость и преградил ему путь, когда до ротонды оставалось с десяток шагов.

– Это кто? – спросил Олег у привратника.

Фрол, спрятавшись за своим хозяином и потирая избитые плечи и голову, указал на незнакомца.

– Он не представился, ваше сиятельство. Влетел верхом в ворота и начал всех охаживать, когда я у него спросил, кто он таков.

Олег недовольно поднялся из кресла и осмотрел разгневанного незнакомца, который, стиснув зубы, стоял напротив Филимона.

– Кто вы? И по какому праву вы вторглись на мою землю и избиваете моих людей?

– Я граф Денис Матвеевич Засецкий, коего вы, сударь, за глаза оскорбляли в присутствии моего отца и при многих свидетелях не далее как сегодня поутру, – ответил незнакомец.

– Ах вон оно как! – закивал Олег. – И что же вы, милостивый сударь, желаете?

Молодой Засецкий снял перчатку и, пытаясь отодвинуть Филимона, хотел ее бросить в Олега, но в итоге просто уронил на землю.

– Я вызываю вас!

– Не утруждайтесь, молодой человек, – ответил Олег и, подойдя к месту, где упала перчатка, поднял ее, – считайте, что вы ее бросили.

– Выбирайте место и оружие, граф! – произнес Засецкий.

– Завтра вечером в лесу у сгоревшего дуба, что у заброшенного особняка, – ответил Олег, – сабли вас устроят?

– Вполне! – ответил молодой Засецкий.

– А теперь, граф, чтобы окончательно не потерять лицо, я советую вам удалиться, – произнес Олег и, подойдя вплотную, отодвинул Филимона и забрал у него трость. – Это останется у меня, – согнул он трость и невзначай отпустил один конец так, что он слегка ударил молодого Засецкого по лицу.

Тот схватился за щеку и, немного скривив лицо, злобно посмотрел на Олега и, развернувшись, пошел прочь.

– Проводите графа, – приказал Олег слугам, – испортил такой вечер, мерзавец!

С утра Олег повелел запрячь Пегаса и отправился к полковнику Затолокину спросить совета в сей щекотливой ситуации.

Дмитрий Данилович, как обычно, пребывая в прекрасном расположении духа, но некотором удивлении, согласился его выслушать.

Приняв Олега в библиотеке, хозяин предложил ему рюмку наливки собственного приготовления и удобное кресло. Сам же расположился напротив, приготовившись слушать его.

– Простите, Дмитрий Данилович, что оторвал вас от дел, – начал Олег, – но мне хотелось спросить у вас совета и рекомендации в одном крайне щекотливом деле.

– Конечно, граф, – согласился полковник, – чем могу?

– Речь о вчерашних моих пререканиях со старым Засецким, – пояснил Олег.

Полковник засмеялся.

– Не берите в голову, граф, вы вчера сделали то, о чем я сам давно мечтал, да и не только я. Многие, знаете ли, в нашей округе недовольны проделками и, как бы сказать мягче, проступками молодого Засецкого. Но никто до сей поры не решался высказать это, тем более в лицо его отцу. Ах да, вы с ним не знакомы!

– Давеча довелось, любезный Дмитрий Данилович, – сообщил Олег. – Не далее как вчера вечером этот наглец явился ко мне в поместье, избил моего привратника и вызвал меня на дуэль.

Полковник, немного подскочив на месте от такого известия, подался вперед и залпом выпил рюмку, налив себе вторую.

– Неслыханно!

– Я принял вызов, – спокойно ответил Олег. – Собственно, по этому случаю я и приехал к вам. Не могли бы вы порекомендовать, Дмитрий Данилович, кого-нибудь в секунданты?

– Ох-ох-ох! – задумался полковник и опрокинул рюмку наливки. – Если до губернатора дойдет – всем несдобровать, – он поднял на Олега глаза и, взяв себя в руки, спросил: – Вы с ним, граф, стреляться изволите или на шпагах?

– Я выбрал сабельный бой, – уточнил Олег.

Полковник вполоборота повернулся в кресле и, зазвонив в колокольчик, стоявший на столе, позвал прислугу.

– Кондратий!

На возглас полковника в библиотеку тотчас же вошел пожилой лакей, и Дмитрий Данилович замахал рукой.

– Поди пригласи Ивана. Пусть непременно придет к нам.

Молодой Затолокин спустился через несколько минут и предстал перед отцом и его гостем.

– Рад видеть вас, Олег Владимирович, – поприветствовал графа Иван.

– Дело, по которому я позвал тебя, Иван, крайне щекотливое и не терпящее лишних ушей, – обратился к нему отец. – Не далее как как вчера вечером известный тебе Денис Засецкий вызвал его сиятельство на дуэль, и по этому случаю граф ищет секунданта.

– Я бы с удовольствием и сам вызвал Дениса, но раз случилось так, как случилось, то с радостью приму ваше приглашение стать вашим секундантом, граф, – без промедления ответил поручик.

– Ты предвидел мою просьбу, сын, – довольно покачал головой полковник. – Как видите, граф, молодой Засецкий и здесь успел набедокурить. Но я запретил Ивану вступать с ним в перепалки. Пусть вначале женится.

– Думаю, что я помогу вам, поручик, и избавлю вас от этого наглого супостата, – ответил Олег, – тем более что опыта в этом деле у меня поболе. Мне доводилось брать уроки по фехтованию у самых известных мастеров Франции.

– Решено! – ударил в ладоши полковник.

Ближе к назначенному сроку обе стороны прибыли в договоренное место.

Олег прискакал вместе с Иваном, когда противная сторона уже вовсю разминалась, ожидая их.

Молодой Засецкий в белой рубахе совершал выпады и атаки в направлении предполагаемого противника, возвращаясь после этого в исходную стойку.

Олег несколько секунд внимательно смотрел на него и затем, перекинув ногу через седло, спрыгнул на землю.

Заметив противника, Засецкий выпрямился и бросил саблю своему слуге, седому французу со шрамом через все лицо.

Дуэлянты сошлись на короткой дистанции, оценивая друг друга, и поручик задал Денису вопрос:

– Кто ваш секундант, граф?

Засецкий махнул в сторону слуги:

– Жан, мой слуга. Правилами не запрещается присутствие иностранного офицера, хоть и обедневшего.

Слуга подошел ближе и внимательно посмотрел на Олега.

– Не хотите ли примериться, господа? – спросил поручик.

– Нет! – ответил Засецкий и, не дождавшись ответа, схватился за саблю.

– Не торопитесь, граф, – обратился к нему поручик, – вначале нам надо выбрать распорядителя дуэли и определить условия. Не возражаете, если эту роль исполню я?

– Не возражаю, – согласился Засецкий.

– По правилам и договору выбор оружия за графом Жуковым, – напомнил поручик и, подойдя к лошади, отвязал от седла деревянный чемодан.

Затем он открыл его и продемонстрировал другому секунданту оружие, находящееся внутри.

Француз осмотрел два клинка и одобрительно кивнул своему господину.

– Подвижная дуэль на кривых саблях при двух секундантах, – сообщил поручик, – согласно правилам каждый из соперников может наносить только рубящие удары. Из одежды допускаются рубаха и жилет, не задерживающие удар оружия. Медали, амулеты, кресты и другие нательные вещи необходимо снять.

Олег снял цилиндр и принялся расстегивать сюртук.

– Устраивает ли вас место, господа? – спросил поручик.

– Вполне, – ответил Засецкий.

Олег кивнул и, сняв сюртук, повесил его на дерево:

– Устраивает.

– Секунданты могут осмотреть противника, – заявил поручик.

Олег поднял руки, и француз, подойдя к нему, ощупал его торс и подал знак своему хозяину.

Иван в свою очередь осмотрел Засецкого и также кивнул Олегу, что все в порядке.

– Дуэль продолжается без перерывов, до тех пор, пока один из соперников не будет обезоружен или не будет ранен, – сообщил поручик. – Господа, вам известны условия дуэли. Я напоминаю вам, что, когда я отдам вам сабли, честь обязывает вас не вступать в поединок без моей команды. Также вы должны немедленно остановиться по моему приказу. На позицию, господа!

Секунданты отошли на необходимое расстояние, и оба дуэлянта взяли оружие и, приготовившись, заняли свои места.

– Готовы, господа? – спросил поручик. – Начинайте! – дал команду поручик, увидев согласие обоих.

Несколько секунд промедления сменились быстрым выпадом со стороны графа Засецкого, но Олег, даже не сходя с места, парировал оба удара и сам перешел в атаку.

Звон стали, разносившийся по округе, сменялся возгласами молодого Засецкого, который на эмоциях грязно ругался, пытаясь вывести графа Жукова из равновесия.

Олег же в свою очередь молча пропускал мимо ушей всю грязь, исходившую из уст противника.

Его клинок в очередной раз просвистел перед лицом Засецкого, отчего тот попятился назад и стал пропускать выпады, которые при этом не заканчивались финальным ударом.

Со стороны было отчетливо видно, что граф Жуков играет с ним словно кошка с мышкой, загоняя молодого графа Засецкого в сторону дороги.

Француз, секундант Засецкого, пробегая позади, что-то крикнул своему хозяину, в результате чего молодой граф Засецкий собрался и, тяжело дыша, отразил два последних удара графа Жукова.

Олег обошел его со стороны, заставив развернуться, и в этот момент Засецкий острием сабли метнул в глаза графу Жукову песок с тропинки, отчего тот на секунду потерял концентрацию.

Окрик поручика заставил его собраться и уйти с линии атаки, не глядя отражая удар противника.

Сабля Засецкого прошла вдоль его руки и порезала белоснежную рубаху и жабо.

– Стойте! – приказал поручик и, подбежав, оценил состояние своего подопечного.

– Раны нет, – произнес он, – можете продолжать.

Засецкий, тяжело дыша, довольно улыбнулся, и Олег оторвал разрезанный рукав рубахи, мешавший ему двигать рукой.

Махнув несколько раз саблей, он стал в стойку, приготовившись к продолжению, и молодой Засецкий снова пошел в атаку.

На этот раз уже он погнал Олега в сторону дороги.

Двигаясь назад, Олег зацепился за корневище дерева, торчавшее на тропинке, и на мгновение потерял концентрацию. Но в конечном итоге, парировав несколько выпадов Засецкого, он смог собраться и, увернувшись от сабли противника, подпустив его практически вплотную, совершил завершающий удар, нанеся молодому Засецкому рассечение снизу вверх от подбородка до глаза.

– А-а-а-а-а! – вскрикнул Засецкий и, схватившись за лицо, выронил клинок из рук.

– Стойте, господа! – прозвучал окрик поручика, и оба секунданта подбежали к месту схватки.

Тяжело дыша, Олег еще минуту смотрел на поверженного противника, который упал на землю, обильно поливая ее кровью.

– Вы удовлетворены, граф? – спросил его Олег, втыкая саблю в землю рядом с ним.

– Уи! – произнес его секундант по-французски, пытаясь остановить кровь шейным платком.

– Как-то так! – взмахнул руками Олег и, оторвав болтавшееся жабо, пошел в направлении сгоревшего дуба.

Сев под деревом и пытаясь отдышаться, он немного задумался, когда к нему подошел секундант графа Засецкого.

– Чего вам, сударь? – спросил Олег, подняв на него взгляд.

– Капитан гвардии его императорского величества Жан Дежон, – представился француз.

– Чего вам, месье? – еще раз спросил Олег.

– Мой наниматель приносит вам свои извинения, – ответил француз, – за свое недостойное поведение и порочащие вас слова, сказанные его отцом.

– Передайте, капитан, что я прощаю графа и его отца, – махнул Олег.

Француз поклонился и собрался было уйти, но задержался и внимательно посмотрел на графа.

– Простите, месье…

– Что еще?

– Вы не сражались под Аустерлицем? – спросил его француз. – Дело в том, что ваш последний выпад мне хорошо знаком. Именно от такого удара я получил шрам, сражаясь с русским дворянином.

Олег улыбнулся.

– Простите, месье, но в двенадцатом году мне было пятнадцать лет.

– Простите, месье, – извинился француз и удалился насовсем.

К Олегу подошел поручик и протянул ему руку.

– Как вы, граф? Лучше покинуть место дуэли побыстрей.

Олег принял руку и поднялся на ноги.

– Езжайте, Иван Дмитриевич. Я благодарен вам за ваши услуги. Помогите лучше молодому Засецкому, как бы не помер по дороге домой. Этого бы мне совсем не хотелось.

– Вы поэтому не стали стреляться, граф? – поинтересовался поручик.

– Что толку стреляться, – ответил Олег, – а так ему хоть наука будет на оставшуюся жизнь.

– Ваша правда, – согласился поручик.

– Езжайте, – повторил Олег.

Отправив раненого Засецкого домой, Олег привел себя в порядок и, распрощавшись с Иваном, взяв под уздцы коня, вышел на дорогу, идущую мимо особняка старой графини в тот момент, когда в окне первого этажа он увидел свет.

На мгновение застыв на месте, он закрыл глаза и снова открыл их. Свет переместился в соседнюю комнату и исчез.

В ту же секунду он привязал коня возле ограды и быстрым шагом пошел в направлении дома.

Войдя на крыльцо и открыв дверь, которую он заколотил в прошлый раз, он лоб в лоб столкнулся с невысоким мальчуганом, остриженным под горшок.

Словно волк, который наткнулся в лесу на зайца, Олег что было прыти рванул за худощавым пареньком в красной рубахе, который, будто угорь извиваясь и выкручиваясь, никак не давал себя схватить.

– Прохор, стой! – прокричал Олег, в очередной раз безрезультатно попытавшись схватить его.

Прошка, в очередной раз увернувшись, совершил круг по гостиной, и Олег, не удержавшись, поскользнулся на паркете и загремел на пол, завалив на себя стол с книгами.

Выбравшись из-под него, он услышал грохот мебели в коридоре, после чего все стихло.

Когда он вышел в коридор, то застал Прошку, корчащегося на полу от боли. Мальчуган тихо скулил и, дрожа как осиновый лист, держался за разбитую голову. Убегая, он, видимо, не вписался в поворот и опрокинул пару массивных стоячих подсвечников, получив одним из них по голове.

Олег отодвинул тяжелую стойку подсвечника и сел рядом с мальчуганом.

– Дай посмотрю.

Рана на голове Прошки была несерьезная, но кровоточащая. Удар пришелся вскользь, и тяжелая бронзовая чаша, венчающая подсвечник, слегка содрала кожу.

– Повезло тебе, – осмотрел его Олег, – чуть выше, и разбил бы череп. А это мы сейчас завяжем, – Олег снял сюртук и, оторвав второй рукав от рубахи, разорвал его и аккуратно замотал мальчугану рану: – Крепкая у тебя голова, но сейчас ты поедешь со мной, надо тебя показать бабке Алене.

Прошка хотел что-то возразить, но граф остановил его.

– И не спорь. Сам виноват. Зачем убегал?

– А Бог вас, барин, знает. Почто вы прицепились ко мне как репей? – спросил Прошка.

– А вот дерзить не надо, – погрозил ему Олег, – я с тобой только поговорить хотел.

– И для этого отрядили двух своих остолопов, – хмыкнул Прошка, – я их вчерась срисовал у батькиной мельницы.

– Заметил, значит, – удивился Олег, – но все-таки явился сюда вновь.

– Дела у меня тут, барин, – ответил Прошка.

– Какие такие дела? – спросил Олег.

– А такие! – снова дерзнул мальчуган.

– Ладно! – резко ответил Олег, заставив его сменить тон. – Вставай, поехали.

Покинув старый особняк графини, Олег вывел Прошку на дорогу в тот самый момент, когда из лесу показалась его бричка.

– Легки на помине! – воскликнул Олег.

– Виноваты, ваше сиятельство, – повинился Парамон, как только бричка подъехала к ним, – уж больно прыткий оказался. Ушел пострел.

– Да вот он красавец, – произнес Олег и, отойдя в сторону, представил слугам незадачливого беглеца.

– Ох ты ж! – воскликнул Герасим. – Не заметил сразу. Никак словили, ваше сиятельство?

– Сам попался, – ответил Олег, – вон он и голову разбил, пытаясь удрать, – он похлопал Прошку по спине: – Лезь в бричку. И даже не думай сбегать. Надобно тебя вылечить теперь, иначе буду чувствовать себя виновным в твоем злоключении.

Парамон усадил мальчугана, пока Олег отвязывал Пегаса, который ожидал его у ворот.

Затем Олег вскочил в седло, и Герасим ударил лошадь хлыстом:

– Пошла!

До поместья добрались, когда уже стемнело.

Привратник Фрол, услышав ржание лошадей, выглянул из оконца флигеля и, светя фонарем, спросил:

– А ну стой! Кого еще принесло?

– Открывай, малахольный! – рявкнул на него Герасим. – Своих не узнаешь?

Олег выехал вперед, и привратник тут же спрятался внутри.

Через минуту он уже бегал взад-вперед, открывая ворота и причитая:

– Ваше сиятельство! Не признал!

– Не признал, не признал, – въехал во двор Олег, – ступай лучше бабку Алену позови. Пусть в зал придет.

Фрол закрыл за прибывшим хозяином и людьми ворота и побежал куда-то по темной аллее в сторону деревни.

Подняв на ноги слуг, Олег приказал зажечь в зале больше света и принести что-нибудь поесть нежданному гостю.

– Ты сладкие пироги любишь? – спросил Олег у мальчугана.

Прохор с перевязанной головой посмотрел на графа и, прищурившись, ответил:

– Да, на Пасху Матрена каждый раз печет. Правда, мне не всегда достается. Батя все малым дает вначале.

– А ты старшой? – спросил Олег.

– Старшой! – с определенной гордостью ответил Прошка.

Олег более внимательно посмотрел на мальчугана, и ему почему-то стало его немного жаль. В свои пятнадцать лет он был довольно щуплый, невысокого роста, с осунувшимся лицом, и по-настоящему ему можно было дать не более тринадцати годов от роду.

– А большая ли семья у отца? – спросил Олег своего гостя.

– Пять девок и я, – ответил Прошка.

– Трудно, поди, отцу? – поинтересовался Олег. – Столько девок. Тут приданого не наберешься. А мать что?

Прошка посмотрел на графа грустными глазами и, вздохнув, произнес:

– Заболела мамка. Батя отдал ее в богадельню, думает, что там ей помогут. А я знаю, кто ей поможет.

– И кто же? – удивился Олег.

– Графинюшка, – ответил Прошка, – она все знает. Она же ведьма.

– Она же померла? – уточнил Олег.

– А вот и нет! – возразил Прошка.

В гостиную вошла запыхавшаяся пожилая женщина в расшитом странными узорами переднике и красном чепце. В руках она держала небольшую корзину, из которой торчали пучки трав и какие-то пузырьки.

– Ладно, позже расскажешь, – ответил Олег и переключил внимание на вошедшую женщину.

– Чего звали-то, барин? – спросила женщина.

– Познакомься, это Прохор, сын мельника, – представил Олег мальчонку, – нашел его в старом поместье, поранился вон.

– Свят-свят! – перекрестилась знахарка. – Не надо тревожить это место, его даже звери стороной обходят.

– Ты не причитай, а рану посмотри, – махнул ей Олег.

Прислуга принесла пироги, чайный сервиз с самоваром, и Олег, откусив один пирог, налил две чашки чая:

– Садись ешь.

Прошка сел на дорогой дубовый стул, обитый шелком, и, вытерев руки о штаны, взял с подноса пирог:

– Благодарствую, барин.

Алена тем временем сняла с его головы повязку и принялась обрабатывать его рану.

– Уж вертлявый, сиди на месте, – попросила она, когда Прошка взял с подноса чашку чая и, прихлебывая, сделал несколько глотков.

Услышав чавканье и звук, с которым мальчуган пьет чай, Олег покачал головой и улыбнулся его непосредственности.

– Ешь, ешь, – произнес он, обращаясь к Прошке, – Алена потом тебя отведет на ночлег. Только чур договор – не сбегать, – погрозил ему Олег, – если сдержишь обещание, завтра тебе дам пятьдесят копеек серебром.

На этих словах Прошка на секунду прекратил жевать и с набитым ртом назвал свою цену:

– Рубль!

– Хорошо, рубль, – согласился Олег, – и ты мне все расскажешь про заброшенное поместье, графиню и про то, что ты там делал.

– Это уже два рубля, барин, – озвучил цену Прохор.

– Не наглей, – остановил его Олег, – с тебя и рубля будет. Сможешь купить сестрам приданого.

– Лучше пуд говядины, – посмотрел на него Прошка.

– Ладно, договорились, – махнул Олег, – утро вечера мудренее.

Несмотря на обещание Прохора не сбегать, Олег поручил охранять его, поэтому с утра мальчуган в сопровождении Герасима явился в барский дом для продолжения разговора.

К этому времени Олег попросил накрыть завтрак на веранде, и когда мальчугана привели к нему, он предложил ему подкрепиться.

– Я рад, что ты держишь слово, – похвалил его Олег, – прошу к столу.

Герасим толкнул Прошку к столу и двинул вперед его стул:

– Его сиятельство дважды не предлагает.

Прошка сел за стол и осмотрел большой выбор блюд, который был ему предложен:

– А это чо?

– Не «чо», а «что», – поправил его Олег.

Он попросил подвинуть к гостю небольшую паштетницу и, указывая на нее, представил блюдо:

– Это паштет из гусиной печени. Попробуй. Ножом-то пользоваться умеешь?

– Чай, не вчера родился, – ответил Прошка, закатывая рукава рубахи.

Олег, не желая отвлекать гостя, сам принялся за трапезу, которая без лишних слов продлилась около получаса.

В конце концов сытый мальчуган откинулся назад на стуле и, облизывая пальцы от ванильного крема, довольно произнес:

– Благодарствую, барин. Я так сытно давно не ел.

– Может быть, теперь поговорим о деле? – спросил Олег. – Расскажи, что ты делал в поместье?

– Починял механизму, – ответил Прошка.

– Что? – переспросил Олег.

– Механизму починял, – ответил Прошка, – что тут непонятного.

– Хорошо, оставим, – согласился Олег, – а зачем?

– Графинюшка попросила помочь ей, – ответил Прошка, – а затем она поможет мамку вылечить.

– С этого места подробнее, – попросил Олег.

Прошка вздохнул и начал свой рассказ:

– Началось это пять годов назад, когда мамка захворала. Батя в ту пору запил шибко.

Майская ночь была еще довольно темная, если бы не месяц, который изредка выглядывал из-за черных туч, скрывающих его.

Где-то вдалеке, в стороне города, сверкали молнии, но над озером небо было уже чистое, усыпанное множеством звезд.

Ушедшая гроза изрядно потрепала окрестности, и любому путнику, идущему в эту пору через лес мимо заброшенного поместья, пришлось бы несладко.

Сильно промокнув под дождем и дрожа как осиновый лист от холода, Прохор пробирался к старому заброшенному дому, о котором в округе ходили недобрые слухи.

Отец Прохора Емельян когда-то служил в поместье у старой графини управляющим. Но после ее загадочного исчезновения он неожиданно разбогател и приобрел на невесть откуда взявшиеся деньги две мельницы и заделался в Рязани известным человеком, снабжая окрестные усадьбы и город первоклассной мукой.

Но в последние годы дела у него шли из рук вон плохо. И совсем худо стало год назад, когда любимая жена Емельяна сильно захворала и перестала узнавать детей и мужа. Желая помочь любимой, Емельян потратил почти все свое состояние на лекарей и эскулапов, но никто из них помочь его супруге так и не смог. Поэтому он определил ее в богадельню и, забросив все дела, горько запил в тоске. А по округе с той поры поползли слухи о проклятии денег, которые он когда-то якобы украл у пропавшей графини.

Наслушавшись сплетен и слухов о графине, проклятии и странных делах, которые творились в окрестностях заброшенного поместья, Прошка решил для себя, что помочь его матери может только старая графиня, дух которой время от времени заезжие путники наблюдали в старом особняке и окрестностях.

Долго не решаясь на задуманное, он наконец собрал в кулак всю храбрость и сегодня ночью пришел к заброшенному дому, надеясь встретить призрак графини и вымолить у нее прощение за все грехи, совершенные его отцом.

Добравшись до дома и продолжая дрожать, только теперь больше от страха, чем от холода, Прошка повис на бронзовой ручке двери, пытаясь попасть внутрь.

Замок со скрипом поддался, и тяжелая дубовая дверь дернулась наружу и замерла, выпуская спертый тяжелый воздух.

Дрожа всем телом, Прошка приложил к проему ухо и прислушался к происходящему внутри. Затем он схватился за ручку и что было сил потянул ее на себя, открывая дверь. Открыв ее на достаточное расстояние, чтобы проскользнуть внутрь, он вздохнул и, сжав кулаки, пропал в темном зияющем проеме.

Надеясь на то, что внутри по дому имеется много свечей, он захватил с собой огниво и, нащупав на стене первый попавшийся подсвечник, зажег свечу и, выдернув ее, осмотрел место, в котором оказался.

Старый дом, заброшенный больше десяти лет назад, за это время немного обветшал и покрылся паутиной, хотя в представлении Прошки все должно было быть гораздо хуже.

Он ожидал найти внутри сгнившую мебель, ободранные стены и разбитые окна, но ничего такого не увидел.

Даже книги в библиотеке, которые от влаги и плесени должны были давно сгнить, стояли целехонькие и лишь сильно запыленные.

Все было потому, что в доме было по-прежнему тепло, как и много лет назад, когда в нем жили люди.

Не сразу обратив внимание на данное обстоятельство по причине сильного страха, Прошка заметил это, когда, не найдя в доме абсолютно никого, привык к обстановке.

Странное тепло шло откуда-то снизу, из-под пола. В некоторых местах было гораздо теплее, чем в других, и он на ощупь стал искать место, где тепло было наиболее ощутимо.

Поиски в итоге привели его в небольшую комнату, в которой когда-то, вероятно, располагалась прислуга.

Стол, стул, кровать, тумбочка и шифоньер. Это все, что находилось в маленькой комнате, от двери до окна которая была не более десяти шагов.

Он заглянул в пустую тумбочку и ящики стола и, поставив свечу на стол, схватился за ручки шифоньера, попытавшись открыть его.

Со страшным скрипом дверцы поддались, и на верхней полке пустого шифоньера Прошка заметил что-то блестящее.

Потянувшись внутрь за вещью, он нагнулся вперед и неожиданно для себя провалился сквозь заднюю стенку шифоньера, упав на странный блестящий пол в большом освещенном зале.

Где-то впереди слышался свистящий звук, и Прошка медленно поднял взгляд от пола наверх и, сильно испугавшись, отпрянул назад.

Перед ним из ниоткуда появилось лицо женщины, с голубыми глазами и длинными пепельно-серыми волосами. На шее и голове женщины было надето богатое ожерелье и диадема с большим голубым камнем.

Образ ее стал преображаться, будто образуясь из воздуха. Она была настолько красива и изящна, что страх, охвативший его поначалу, уступил место восхищению ее прекрасным обликом.

Одета незнакомка была в белоснежное платье из тонкого батиста, сшитого по старым фасонам начала века, как у городских барышень.

Она быстро, практически не касаясь пола, обошла его кругом и, присев перед ним, спросила:

– Ты кто и что ты тут делаешь?

Прошка немного отпрянул назад, но, собравшись с духом, спросил:

– А ты кто?

– Воспитанные дети обращаются к взрослым на вы, – поправила его женщина и встала во весь рост.

– Я Прохор, – представился мальчуган, поднимаясь с пола.

Он на секунду обернулся и увидел позади себя высокую стену и странную дверь с мигающими по кругу огоньками.

– А я знаю, кто вы! – перебил ее Прошка, – вы дух графини. Вас-то мне и надо, – окончательно осмелел он.

– Ишь какой смелый, – удивился призрак женщины, и, повысив голос, она спросила: – И чего же тебе надо?

Мальчуган упал на колени и, дав наконец волю эмоциям, заревел в два ручья:

– Простите батю! Снимите проклятье с матушки!

Бестелесная хозяйка немного смутилась, не понимая, чего хочет незваный гость, и опустилась к нему, будто легкий пух под дуновениями свежего ветра:

– За что я должна простить твоего отца?

Мальчуган вытер рукавом нос и слегка приподнял на нее покрасневшие от слез глаза:

– Люди сказывают, что батя убил вас и обокрал, отсюда и разбогател. Да только против обернулось все. Мамка захворала. Батя запил. Сестренки голодают.

– Кто твой отец? – насторожилась хозяйка.

– Емельян Петров, – назвал фамилию отца мальчуган.

При этих словах хозяйка переменилась в лице и, взлетев под темный свод, сверкнула своими голубыми глазами:

– Изменник твой отец!

Ее голос разнесся под сводами большого зала, и до этого момента свет в помещении вспыхнул еще ярче, показывая из темноты весь масштаб скрытого под старым особняком тайного сооружения.

Прошка вскочил на ноги, не на шутку испугавшись гнева хозяйки, посмотрел в сторону двери.

– И не думай бежать, раз пришел, – произнесла хозяйка и, опустившись к нему, облетела его стороной, – хочу показать тебе что-то. Иди за мной, – кивнула она и полетела вперед.

Прошка нехотя двинулся вперед, глазея по сторонам. С обеих сторон от зала отходили небольшие помещения, внутри которых виднелись шифоньеры, сундуки и полки с расставленными на них вещами со всего света.

Призрак свернул в одну из таких комнат, и, войдя за ней внутрь, Прошка увидел запекшийся кровавый след на полу, тянущийся к большому светящемуся хрустальному гробу, на крышке которой тоже виднелись следы крови.

– Если ты такой смелый, загляни туда, – указала хозяйка.

Прошка поднялся на цыпочки и увидел внутри израненное тело женщины в белых одеждах с кровавыми разводами.

– Это я, – произнесла женщина, – это со мной сделали люди, которым продался твой отец.

Мальчуган вновь заплакал и, упав на колени, попытался схватить руками бестелесную оболочку хозяйки: