Без кожи

Размер шрифта: 13

* * *

Проснувшись, Мономах некоторое время лежал в кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам снаружи. Несмотря на позднюю осень, в саду пели птицы. В городских парках в это время года обычно стоит мертвая тишина, прерываемая лишь воплями ворон и изредка чириканьем воробьев: такое впечатление, что пернатые, напуганные приближением зимы, стараются не шуметь, дабы не навлечь на себя неприятности. Здесь, далеко от города, жизнь течет иначе и птичье пение сопровождает людей круглый год. Меняются лишь исполнители. Летом это соловьи, щеглы, зяблики и певчие черные дрозды; осенью – дрозды-рябинники и скворцы, зимой – свиристели и воробьи, ну а весной – разнообразный хор птичьих голосов, различить которые может только специалист-орнитолог.

Сейчас за окном стрекотали синички, где-то в лесу трещали сороки, и время от времени взрывалась воплями одинокая ворона. Пара таких жила неподалеку, и иногда они залетали в сад, чем приводили в неистовство попугая Капитана, в теплое время постоянно проживающего в авиарии на улице. Вороны проявляли к нему большой интерес, видимо интересуясь, каково это чудо на вкус. Капитан был весьма сообразительным питомцем и не приближался к прутьям авиария, чтобы не оказаться в непосредственной близости от хищников. Но он и не прятался, не жался в уголочек, совсем наоборот: попугай либо орал песни из репертуара Марка Бернеса, которым обучил его предыдущий хозяин[1], либо выделывал замысловатые коленца, крутясь на жердочках или на большом цветном кольце. Похоже, на ворон это производило впечатление, потому что они подолгу наблюдали за его выкрутасами сверху, сидя на деревьях за забором.

Но теперь стало слишком холодно, и Капитан передислоцировался в гостиную, где Сархат соорудил для него насест и разместил игрушки, которые попугай обожал. Лежа в постели, Мономах мог слышать клокочущие звуки, издаваемые скучающей птицей.

Определенно, есть своя прелесть в том, чтобы спать и пробуждаться в одиночестве. Во-первых, в кровати ты сам себе хозяин: никто среди ночи не тянет одеяло на себя, не толкает тебя ногами и не возмущается, если ненароком всхрапнешь. Во-вторых, проснувшись, можно валяться, глядя в потолок, и никто при этом не отвлекает тебя разговорами на темы, которые тебя совсем не интересуют! С другой стороны… Ну, может, все это не так уж и здорово. Видимо, дело в том, рядом с кем ты просыпаешься по утрам. Если это правильный человек, тебя ничто не беспокоит и все интересно…

С того дня, как он в последний раз спал не один, прошло несколько месяцев. Конечно, он говорил себе, что нельзя заводить романов там, где живешь или работаешь! Избегать встреч с Анной Нелидовой, его начальницей и по совместительству любовницей, невозможно, ведь они видятся в больнице – к счастью, по большей части в присутствии других людей. Анна, без сомнения, хочет «продолжения банкета», о чем недвусмысленно намекает каждый раз при встречах и по телефону, и приходится врать о катастрофической нехватке времени и об усталости или придумывать более экзотические отговорки. Собственно, не такое уж это и вранье: Мономах честно старался сделать так, чтобы у него не оставалось ни минуты свободного времени!

Удачно так совпало, что из Комитета по здравоохранению «сбросили» очередную порцию квот, которые кровь из носу требовалось реализовать до конца декабря. Как водится, сделали это за два месяца до Нового года, а очередь из нуждающихся в операциях по замене суставов, если ее растянуть в одну линию, выстроилась бы от больницы до границы с Финляндией! Отделения Мономаха и Тактарова работали без передышки, с утра до ночи, и все равно сомнительно, что они справятся. Так что у Нелидовой хоть и есть причины жаловаться, но она не может винить Мономаха в том, что он ею пренебрегает.

А он все пытался придумать, как получше объяснить Анне, что эти отношения пора заканчивать, так как у них нет будущего. Да какие там отношения – в сущности, только постельные! До определенного момента его это очень даже устраивало, но в последнее время что-то изменилось. Видимо, он стареет: женщина нужна ему уже не просто для удовлетворения физиологических потребностей, но и для «поговорить»…

Неудачный опыт еще в молодости отбил у Мономаха охоту жениться повторно, но с возрастом его взгляды изменились, и он пришел к выводу, что, возможно, брак не такое уж гиблое дело, если повезет. Каждый день, приходя домой, встречать одну и ту же женщину, обсуждать с ней накопившиеся за день проблемы, разделять общие интересы, создавать совместный быт – все это больше не казалось таким утомительным и скучным, как пятнадцать или даже пять лет назад!

Бросив взгляд на часы, Мономах крякнул и выскочил из-под одеяла: время утренней неги истекло, пора было начинать рабочий день. Приняв душ, побрившись и почистив зубы, он вышел в коридор и сразу же уловил приятный запах, доносившийся из кухни: судя по всему, Сархат решил испробовать очередной рецепт.

– Омлет с овощами и зеленью! – объявил парень при виде Мономаха. – Прошу к столу, дядя Вова!

Строго говоря, никакой он ему не дядя: Сархат попал к Мономаху случайно, когда тот нанял молодого гастарбайтера для ремонта крыши. Парень выполнил задачу да и остался жить, оплачивая свое пребывание в доме ремонтом и мелким строительством на обширном участке Мономаха. В последнее время у Сархата открылся кулинарный талант, и он то и дело радовал «дядю Вову» кулинарными изысками из интернета. Мономах пытался склонить паренька к учебе, но тот предпочитал работать руками. Сархат оказался востребован в поселке: помимо работы у Мономаха, он время от времени примыкал к бригаде рабочих, возводивших дома и хозяйственные постройки в неуклонно растущем населенном пункте.

Когда Мономах с сыном строили этот дом, здесь обитало всего несколько бабушек. С тех пор много воды утекло, старушки поумирали или переехали в город, к детям, а землю начали приобретать все более состоятельные покупатели. Мономах скучал по временам, когда можно было отправиться к озеру в паре сотен метров от его «резиденции» и по пути не встретить ни одной живой души!

– Тебе пора открывать собственный ресторан! – заметил он, попробовав стряпню Сархата.

Омлет оказался не только чертовски вкусным, но и выглядел потрясающе: среди желтых, красных и зеленых кусочков болгарского перца глянцево поблескивали половинки помидорок черри, все это было залито густой смесью из яиц и молока со специями и щедро присыпано кинзой и укропом.

– Да не, слишком заморочно! – отмахнулся «кулинар», очевидно приняв слова Мономаха за чистую монету. – Всякие там инспекции, лицензии, да еще бандиты разные… Нет, уж лучше я буду готовить для тех, кто не требует от меня санитарной книжки и на слово верит, что я использую свежие продукты!

– На слово? – с беспокойством переспросил Мономах.

– Дядя Вова, ну чего вы?! – возмутился Сархат. – Я ж пошутил!

– Надеюсь…

– А почему та красивая толстая женщина больше не заходит? – перевел разговор на другую тему парень. – То есть она уже, конечно, вовсе не толстая…

– Но по-прежнему красивая, да?

– Ага. Так что случилось?

– Можно подумать, раньше она здесь дневала и ночевала!

– Ну не так, конечно, но все же заглядывала, а теперь – нет. Вы поссорились?

– С чего ты взял? Просто она дама занятая, да и причин приходить к нам домой у нее нет.

Имелась в виду, конечно же, Алла Суркова, следователь. И не просто какой-то там следователь, а целый заместитель начальника Следственного комитета! Так вышло, Мономах поучаствовал в расследовании нескольких дел, которые вела Суркова, а также сподвиг ее сесть на диету и преодолеть депрессию, связанную с расставанием с гражданским мужем, – исключительно как доктор. Или нет? Он уже давно спрашивал себя, как на самом деле относится к этой женщине, и не находил вразумительного ответа.

Поначалу она значила для него не больше, чем любой другой пациент, но в какой-то момент совершенно неожиданно все изменилось. Мономаху вдруг стало не все равно, что Суркова думает о нем, вспоминает ли, когда они долго не видятся, и ходит ли на занятия в альпинистский клуб не только ради здоровья, но и для встреч с ним.

Означают ли все эти вопросы, что ему стоит начинать волноваться? Мономах так долго цеплялся за свою холостяцкую жизнь, что не заметил, как в нее вошла женщина, занявшая в его мыслях слишком много места! Это может стать проблемой, тем более что Суркова, похоже, довольна своей личной жизнью, найдя спутника в лице бывшего опера, а ныне частного сыщика Негойды.

– Чай или кофе?

Вопрос Сархата заставил Мономаха отвлечься от своих мыслей.

– Кофе, если не возражаешь, – ответил он после паузы.

– Вообще-то, дядя Вова, вам не стоит злоупотреблять кофеином: это вредно для здоровья!

– Ты вдруг стал моим личным терапевтом? Лучше скажи, почему у тебя до сих пор нет девушки.

– Что?

– Не «чтокай» мне тут! Тебе двадцать три года, на тебя вешается половина жительниц поселка, а ты готовишь мне омлеты и варишь кофе в перерывах между постройкой дачных домиков, не имея никакой личной жизни. Это, по-твоему, нормально?

– А вы бы предпочли, чтобы я «вешался» на половину жительниц поселка? – лихо парировал Сархат.

– Нет, я бы предпочел, чтобы ты завел постоянную подружку и занимался чем-то еще, помимо работы!

– Всему свое время, дядя Вова. Как только я встречу девушку, которую не стыдно вам показать, сразу же сообщу. А пока ешьте омлет и пейте свой кофе. – И Сархат поставил чашку перед Мономахом. – Приятного аппетита!

Несмотря на то что у Мономаха есть взрослый сын Артем, он давно начал относиться к Сархату как с собственному ребенку. Как и к Денису, который появился в его жизни недавно и над которым Мономах официально установил опеку, чтобы математически одаренный парень не попал в детский дом[2]. Лучший друг, зав патолого-анатомическим отделением Гурнов, даже начал шутя называть его многодетным отцом! Мономах не возражал, даже, пожалуй, гордился этим «званием», и поэтому ему было дело до того, как сложится дальнейшая судьба его подопечных. За Дениску он не слишком беспокоился, но боялся, что Сархат может со временем стать отшельником, преданно служащим «хозяину» и не имеющим собственной семьи.

– Как думаете, Сурковой можно есть плов? – неожиданно поинтересовался Сархат, усевшись напротив Мономаха и подперев голову рукой.

– Плов? – удивился тот.

– Ну, если я его приготовлю, допустим, она станет его есть?

– Ты хочешь, чтобы она пришла к нам поесть плова?

– Точно!

– Слушай, Ханума, может, хватит уже меня сватать?

– Кто такой Ханума?

– Ну, это… в общем, был такой старый советский телеспектакль, «Ханума». Там про грузинскую сваху, которая пыталась найти мужа для дочки одного богатого тифлисского «перца».

– Тифлисского? – озадаченно переспросил Сархат. – Это где?

– Если я правильно помню, так Тбилиси раньше назывался. Это в Грузии…

Зазвонил мобильный, и Мономах даже обрадовался, что их с Сархатом «географическая» беседа прервалась. Номер был незнакомый, но он все же решил ответить: мало ли кто звонит?

– Владимир Всеволодович, – раздался в трубке молодой мужской голос, – вы, наверное, меня не помните. Я Константин Теплов, сын вашей однокурсницы Марии…

– Костя? – перебил Мономах. – Конечно же, я тебя помню!

Когда-то Маша была его закадычной подружкой. Они вместе поступили в институт, учились в одной группе и вели довольно беспутную, но запоминающуюся и полную приключений студенческую жизнь. Одно время они встречались, но быстро поняли, что не подходят друг другу, и остались друзьями. Мономах присутствовал на Машиной свадьбе и даже встречал ее из роддома вместе с ее мужем, военнослужащим, но после этого их пути разошлись. Мария, проработав около десяти лет терапевтом в частном медицинском центре, занялась преподаванием. В последний раз они виделись лет пять назад на какой-то конференции, куда Мономаха без особой надобности буквально выпихнул главврач. Однако они регулярно поздравляли друг друга с праздниками по электронной почте или по телефону – как получится. А Костю Мономах помнил долговязым студентом Первого меда, мечтавшим стать светилом мировой медицины.

– Владимир Всеволодович, мне очень нужно с вами встретиться, – сказал Костя. – Вы сможете уделить мне полчасика?

– Что-то с мамой? – забеспокоился Мономах.

– Нет-нет, к маме моя проблема отношения не имеет… Кстати, я бы попросил не сообщать ей о моем звонке, если возможно.

– Разумеется, не буду, если ты не хочешь.

– Сегодня?

– Сможешь в обеденный перерыв, часа в два?

– Отлично, спасибо!

– Только ты звякни, когда будешь подъезжать, чтобы напомнить о встрече, лады?

Мономах сбросил парню адрес эсэмэской. Придется выкроить время для встречи, пожертвовав обедом.

– Вот, возьмете с собой! – словно прочтя его мысли, сказал Сархат, плюхая на стол пластиковый контейнер. – Нечего в столовке лопать всякую гадость: здесь котлеты и пюре из брокколи с картошкой.

– Что бы я без тебя делал! – пробормотал Мономах.

– С голоду бы померли, как пить дать… Ну, я пошел кормить Капитана!

Вытащив из холодильника миску, наполненную аппетитными кусочками фруктов, Сархат удалился в гостиную. Мономах дохлебал кофе и отправился одеваться.

* * *

Моросил мелкий, противный дождик – обычное дело для этого времени года. Алла бодро шлепала по лужам в новеньких резиновых сапогах, купленных в интернете: ценя дорогую кожаную обувь, она предпочитала не надевать ее в подобную погоду, хотя, прямо скажем, комфортом приходилось жертвовать. Ноги в резине потеют, да и фасон, честно говоря, оставляет желать лучшего, однако пару часов можно потерпеть.

– Недобрый день, Алла Гурьевна! – мрачно поздоровалась судмедэксперт Сурдина, крошечная, похожая на маленькую обезьянку женщина с железным характером. Как это часто бывает, в ее случае внешность обманчива: Сурдина являлась исключительным профессионалом в своей области, и Алла обрадовалась, увидев именно ее на месте преступления.

– Недобрый, – вздохнула она. – Что скажете, Анна Яковлевна?

– Женщина, на вид тридцать лет. На первый взгляд причина смерти – утопление, но, как обычно, нужно удостовериться. Почему вы здесь?

– В смысле?

– Ну, все-таки целый подполковник СК…

– У заместителя председателя Законодательного собрания пропала дочь, ее ищут.

– А-а, все ясно! Хотите проверить, не она ли это?

– Точно!

– Прошу!

Алла подошла ближе, Сурдина откинула непрозрачную пленку, которой уже успели прикрыть тело, – видимо, работа с ним была закончена. Вытащив сотовый, Алла вывела на экран снимок Екатерины Лосевой.

– Не она! – заглянув ей через плечо, констатировала Сурдина.

– Слава богу, – согласилась Алла, убирая телефон. – Иначе проблем не оберешься! А это что у нее на плече, как будто кусок кожи вырван?

– Да нет, не вырван, Алла Гурьевна, а аккуратно вырезан!

– Вырезан?

– Сами поглядите – края ровные… Между прочим, это уже второй такой труп!

– Второй? – встрепенулась Алла. – Что вы хотите этим сказать?

– Пару дней назад выезжала на похожую жертву.

– Тоже утопленница?

– Ага. И кусок кожи тоже вырезан, только не на плече, а на животе. Тело не закопали, а просто закидали ветками недалеко от железнодорожной станции.

– Неужели…

– Маньяк?

– Только этого не хватало! Значит, уже две жертвы? Если мы имеем дело с серией, могут быть и другие!

– Однозначно. Судя по всему, злодей не очень-то прячет тела: все они захоронены, если можно так сказать, наспех, словно он получил свое и потерял интерес.

– Изнасилование?

– Вы же понимаете…

– Я о той, первой девушке.

– А-а… Изнасилована. А еще перед смертью жертву избили, очень жестоко. Кстати, эту, похоже, тоже. Вам стало интересно, Алла Гурьевна?

– Пожалуй… Надо бы выяснить, не случилось ли чего-то подобного по городу!

– Ну флаг вам в руки, – криво усмехнулась судмедэксперт. – А мы потопали на базу!

* * *

Мономах захлопнул дверь кабинета и повернул ключ в замке: ему требовалось хотя бы двадцать минут, чтобы перевести дух и размять затекшие за время стояния у операционного стола ноги. Следующая операция назначена на четыре, и до этого времени он не желал никого видеть и слышать. Присев на диван напротив своего стола, Мономах выпрямил спину и принялся делать гимнастику для шеи: в последние годы она не раз спасала его, возвращая к жизни буквально за десять минут. Он проигнорировал стук в дверь, но тут же затрезвонил мобильный, и на экране высветилось имя Нелидовой. Он мог пропустить звонок любовницы, но звонок начальницы – ни-ни. С тяжелым вздохом Мономах дал отбой и, громко крякнув, поднялся с дивана и открыл дверь.

– Прости, я знаю, что ты устал, но дело важное! – выпалила Нелидова, буквально врываясь в кабинет. – Ты должен принять пациентку!

– Я должен? – переспросил он.

– Ну, я бы о-о-очень тебя просила ее принять, – смягчила она тон.

– Ты же в курсе, что у меня все койки заняты? Почему Тактаров не берет? У него всегда есть места!

– Он уперся.

– Основания?

– Есть проблемка: пациентка – онкологическая больная.

– Ее что, из хосписа доставили?

– Нет, она прошла два курса химии и теперь лечится амбулаторно. Упала на балконе, сломала лодыжку…

– Она хочет, чтобы мы лечили ее от онкологии?

– Нет, только от перелома, разумеется!

– Тогда не вижу проблемы!

– А Тактаров видит.

– Сдается мне, проблема для него – отсутствие квот на этот вид операций, – скривился Мономах. – Он сейчас рубит капусту по тазобедренным суставам!

– Согласна, – вздохнула Нелидова. – Но Тактаров привел кучу аргументов против принятия этой пациентки.

– Например?

– Ей требуются особые препараты.

– Они у нее есть?

– Да. А еще у нее может наступить кризис, с которым мы не справимся в силу специфики ее заболевания…

– Во время операции с любым больным может случиться кризис, не имеющий отношения к его сопутствующим заболеваниям! В общем, как обычно – сказка про белого бычка: Тактаров просто не желает заниматься тем, за что получает зарплату, и хочет делать только «денежные» операции. Ты бы могла ему приказать – это вполне в твоих полномочиях!

– Да, но ты же в курсе, чей он человек?

– Муратова?

– А чей человек Муратов?

– Чей?

– Если бы я знала, то уже разобралась бы с этим! Проблема в том, что Муратов давно сидел бы за решеткой, если бы не имел волосатой лапы. Ты не представляешь, как я старалась выведать, кто его прикрывает, – все безрезультатно!

– И из-за того, что боишься тронуть Тактарова, ты решила действовать по принципу «не тронь дерьмо, чтобы не воняло», а я должен отдуваться?

– Ну… да, как-то так.

– А если я откажусь, ты воспользуешься властью и заставишь меня?

Нелидова тяжело вздохнула.

– Я не хочу этого делать, – сказала она. – Но я надавлю на больное: подумай о пациентке, ведь ей и так нелегко! Что нам делать? Отправлять ее в другую больницу? Я могу, но ты же в курсе, что у нас проходит проверка? Членов комиссии может заинтересовать, почему мы отказались госпитализировать больную…

– Хорошо, я ее возьму, – перебил Мономах. – Но тебе придется самой придумать, куда ее девать: я не могу сунуть ее в коридор и никого не могу выставить из палаты!

– Что, правда нет свободных коек?

– А ты думала, я шучу? Есть, правда, один вариантик, но он тебе не понравится.

– Мне сейчас понравится буквально все: вываливай свой «вариантик»!

– Одна ВИП-палата свободна.

– Но…

– Я же говорил!

– Хорошо, пусть будет ВИП.

– Ты серьезно?

– Пока полежит там: все равно нет претендентов. Даст бог, завтра прооперируешь ее, полежит в реанимации сутки, а там… В общем, это ненадолго. Спасибо за понимание!

– Не злоупотребляй!

– Постараюсь. Ты когда сегодня освобождаешься?

– Видимо, в ночи.

– Понятно. У нас все хорошо?

Это был вопрос, отвечать на который Мономаху было неудобно. Он знал, что должен не просто принять решение, но и взять на себя ответственность – черт подери, как же это трудно! Если бы только Нелидова не была его начальницей… Но и в этом случае все оказалось бы столь же непросто!

– Все отлично, – бодро ответил он, ненавидя себя за лицемерие и трусость. Чмокнув его в щеку, Нелидова выплыла из кабинета, довольная собой и окружающим миром.

* * *

– Это очень плохая новость! – тяжело вздохнул генерал-майор юстиции Кириенко, откидываясь на спинку своего удобного, но довольно старого кресла. Его секретарша давно умоляла произвести в кабинете шефа ремонт, но он упирался, говоря, что ему недолго осталось здесь сидеть, а тот, кто придет на его место, в любом случае устроит все по своему желанию. Кириенко искренне надеялся, что его преемником станет не кто иной, как Алла Суркова, которая и сообщила ему «пренеприятнейшее известие».

– Понимаю, Андрон Петрович, но все указывает на то, что эти преступления – серия.

– Сколько всего жертв выявлено на данный момент?

– Пока две, но мы работаем: боюсь, их окажется больше!

– Изнасилованы?

– Да, однако, кажется, для злодея это не главное: судя по всему, он получает удовольствие, мучая женщин, так как все они жестоко избиты! И еще: мы имеем дело с «коллекционером».

– И что же он коллекционирует: драгоценности, обувь, нижнее белье?

– Кожу.

– Ч-что? – Лицо шефа выразило недоверие, смешанное с отвращением.

– Подонок вырезает у жертв куски кожи с разных частей тела, и наш профайлер предположил, что маньяк является коллекционером, по неизвестной нам причине зацикленным на этом фетише.

– Он убивает только женщин? – спросил Кириенко после паузы: ему понадобилось время, чтобы переварить полученную информацию.

Алла кивнула.

– Во всяком случае, мужчин с похожими повреждениями не обнаружено, – добавила она.

– Есть у жертв что-то общее?

– До сих пор ничего такого не выявлено, но мы только начали: надеюсь, к концу недели что-то прояснится. Мы работаем с родственниками убитых, коллегами и всеми, кто входил в круг их общения.

– А как насчет Лосевой? – поинтересовался генерал-майор. – Есть зацепки?

– Пока нет, – покачала головой Алла. – В последний раз ее видели в ночном клубе «Синий иней»: девушка вела богемный образ жизни, ведь это очень дорогое место! Сейчас коллеги опрашивают ее подруг и отсматривают видео с камер.

– Не хочу давить, Аллочка, но ты же понимаешь, что это дело…

– Приоритетное? Конечно, Андрон Петрович, я в курсе. Но маньяк…

– Да-да, это – тоже, разумеется! Хотел попросить тебя об одолжении, но, похоже, придется искать другую кандидатуру: ты не можешь вести сразу столько важные дел, за каждое из которых тебя будут трепать, как Тузик грелку!

– А о чем все-таки речь – просто интересно?

– Ко мне на прием прорвалась очень активная дама… Впрочем, я ее понимаю: потерять единственного сына – большое горе!

– Его убили?

– В том-то и дело, что нет!

– Что-то я не пойму…

– А я сейчас тебе объясню. Молодого ординатора, работавшего в онкологической больнице, обнаружили мертвым на крыше.

– На крыше?

– Ну да, там у них что-то типа солярия, куда врачи выходят подымить или выпить кофе, как пояснила Калганова.

– Это фамилия потерпевшей?

– Точно. Короче, пытались реанимировать…

– Он был еще жив?

– Трудно сказать: как написано в рапорте дознавателя, составленном со слов реанимационной бригады, реанимационные мероприятия оказались безрезультатными.

– А при чем тут дознаватель? – удивилась Алла. – Почему не следственная бригада?

– Решили, что имел место суицид или случайная передозировка.

– Так вот оно что! Парень, выходит, наркоман?

– Его мать утверждает, что нет.

– Ну родители часто не в курсе…

– Да знаю я, знаю, но в деле есть кое-какие, ну, не то чтобы нестыковки, но… странности, что ли?

– Странности? – Алла почувствовала, как в ней просыпается интерес: так случалось всякий раз, когда вводные звучали многообещающе. – Например?

– Например, вскрытие проводилось в той же больнице, где работал ординатор. Это, конечно, еще ни о чем не говорит, но объективность патологоанатома, писавшего заключение о смерти, может оказаться под вопросом.

– И что же написано в заключении?

– Причина смерти – передозировка морфином.

– О как… То есть, мать говорит, что сын не баловался наркотой, но умер он от передоза?

– Верно.

– Интересно…

– Это еще не все: выяснилось, что из отделения, где он работал, периодически пропадали наркотические препараты, назначаемые пациентам. Велось внутреннее расследование, типа, но, как ты понимаешь, о таких вещах не распространяются, предпочитая решать подобные вопросы кулуарно, не вынося сор из избы… Так вот, в сумке покойного ординатора обнаружили несколько ампул, сейчас скажу… – Кириенко заглянул в ежедневник, – гидрохлорида морфина и еще… э… сульфат морфина.

– Всего несколько ампул?

– Этот… сульфат, кажется, в таблетках.

– И сколько у парня нашли таблеток?

– Один блистер.

– Так мало?

– Ну да, по мнению дознавателя, это доказывает, что парень крал наркоту для собственного употребления, а не на продажу.

– Похоже на то, иначе он брал бы более крупными партиями!

– С другой стороны, если бы пропадало больше, это заметили бы скорее… Не суть. А суть, моя милая, в том, что вот эта самая Калганова угрожает отправиться по всем телеканалам страны, рассказывая, что ее сына убили и оболгали, а правоохранительные органы отказываются расследовать преступление!

– Предполагаемое преступление. Какие у матери основания предполагать убийство? Парню кто-то угрожал?

– Нет, но она заявила, что сын в последнее время стал нервным и раздражительным, а если при ней ему звонили по телефону, он выходил из комнаты.

– Что, как мы знаем, часто является следствием наркомании, – пожала плечами Алла. – Скрытность, нервозность…

– Но Калганова уверяет, что ее сын не принимал наркотиков – более того, терпеть не мог тех, кто это делает!

– Ординаторы работают на износ, платят им копейки, а гоняют как сидоровых коз: может, психика не выдерживала и мальчик пытался хоть как-то выжить?

– Аллочка, все твои доводы я привел и Калгановой, но она стоит на своем!

– Думаете, она выполнит угрозу?

– Мне показалось, она полна решимости. Я хотел поручить это дело тебе, но теперь вижу, что ты не потянешь – с маньяком-то…

– А как насчет Валерии? – предложила Алла.

– Медведицы?

Она едва заметно поморщилась: ей не нравилось, что молодой, привлекательной девушке дали столь неженственное прозвище, но Алла знала по опыту, что такие вещи прицепляются к людям раз и навсегда и бороться с этим бесполезно. В чем-то, конечно, кличка соответствовала характеру Леры: она порой прямолинейна и бескомпромиссна – ну сущая медведица! Однако внешне совершенно не напоминает неуклюжую, огромную зверину. Валерия Медведь – высокая, стройная блондинка с короткими кудрями, возможно, чуть угловатая, но и в этом есть своя прелесть: Алла многое отдала бы за такую тонкую талию и длинные ноги! Сама она высоким ростом не отличалась, а потому завидовала девицам с «модельными» параметрами, как у Леры Медведь.

– А что, она может справиться! – пробормотал Кириенко. – В прошлый раз у нее вполне успешно вышло… Ну, если не считать того, что бесценный бриллиант в итоге пропал![3]

– Вины Медведь в этом нет! – поспешила вступиться за молодую коллегу Алла.

– Разумеется, разумеется, – согласился генерал-майор. – Что ж, если ты считаешь, что Медведица подходит для такого щекотливого дела, – валяйте! Ну а по маньяку ты поняла: каждый новый факт, каждая улика – и ты мне докладываешь, да?

– Конечно, Андрон Петрович, – кивнула Алла, поднимаясь. – Как только, так сразу!

* * *

Антон испытывал чувство гордости: он и не думал, что еще способен вызывать восхищение у юных нимфеток. Он отлично осознавал собственную привлекательность, однако его внешность обычно сбивала с ног женщин за тридцать: он перешел в «среднюю лигу» и полагал, что с девочками покончено. С тех пор как Шеин встретил Карину, красивую разведенку без материальных проблем и с шикарной квартирой на улице Рубинштейна, он и вовсе перестал поглядывать по сторонам, ведь любовница его вполне устраивала. Он даже задумался бы о новом браке, если бы Карина не была бессовестно богата: участь стареющего альфонса ему совсем не улыбалась! А эта симпатичная девица глядела на него во все глаза и улыбалась так, что это могло бы заставить вспотеть человека с менее крепкими нервами и не таким обширным опытом.

– Так вы говорите, что Катя ушла из клуба одна? – уточнил опер, продолжая прерванную беседу, во время паузы официант принес кофе и апельсиновый сок для него и алкогольный коктейль для его собеседницы.

Пить спиртное в половине первого дня, возможно, и считалось экзотикой в кругу общения Антона, но в среде золотой молодежи, кажется, это в порядке вещей! Он вдруг подумал, что эта самая Ира, сидящая напротив и строящая ему глазки, возраста его детей и отпрысков Карины. На лице официанта, когда он расставлял напитки на столе, мелькнула понимающая улыбка, и опер ощутил неловкость: они с девчонкой не походили на отца и дочь, и ему было не все равно, что о нем подумают окружающие. С другой стороны, не прятаться же по углам со свидетелями, которые в дети ему годятся!

– Мне кажется, да, – ответила на его вопрос девушка.

Несмотря на очевидную юность, она делала все, чтобы казаться старше: леопардовые сапоги на шпильке, дорогое кашемировое пальто нежно-голубого цвета (наверняка стоит как отечественный автомобиль!), массивные золотые серьги и кольца на тонких пальцах ухоженных рук, которые скорее подошли бы женщине лет сорока.

– Честно говоря, я не видела, как она уходила.

Ну чем, черт подери, они все занимались: ни одна из пяти подружек, пришедших тем вечером в клуб, не обратила внимания на отсутствие Кати Лосевой!

– Мы здорово перебрали, – добавила Ира, и при этом ее лицо не выразило ни сожаления, ни стыда: видимо, и напиваться вдрызг в ночных клубах также не считается в этой среде зазорным. – Катька тоже нализалась. Когда я поняла, что ее нет, то подумала, что она отправилась в туалет припудрить носик.

– Припудрить? – нахмурился Шеин.

– Да что вы, мы коксом не балуемся! – быстро среагировала девушка. – Ну, может, в школе еще было дело, но сейчас – ни-ни!

Господи, ну чего же им не хватает, мажорам этим?! Они родились с золотой ложечкой во рту, получали любые игрушки и гаджеты, каждая их прихоть тут же выполнялась! В то время как обычные дети проводили лето в деревне у бабушки или в лагере, этих родители возили на Мальдивы или горнолыжные курорты – так почему же они не могут быть счастливы тем, что имеют? Принимают наркотики, шляются по ночам и заводят беспорядочные связи, а мама с папой потом удивляются, почему дочка куда-то пропала!

– А вы, случайно, не заметили, – снова заговорил Антон, ободряюще улыбнувшись, – может, Катя говорила с кем-то в клубе, ну с незнакомыми?

– Да нет… Мы все общались с барменами, а еще парней из универа встретили…

Интересно, какую букву в слове «незнакомые» эта Ира не расслышала? Антон почувствовал, что начинает злиться: он уже полчаса занимался бесполезной болтовней с девчонкой, узнал кучу ненужной информации о жизни Кати Лосевой и ее окружения, но во всем этом обилии сведений отсутствовало хоть сколько-нибудь рациональное зерно, способное помочь в поисках пропавшей. Шеин не понимал, какого лешего он должен этим заниматься, – в конце концов, они расследуют особо тяжкие преступления, а Лосева, судя по всему, жива и здравствует! Скорее всего, она просто-напросто зависает где-нибудь с парнем и в ус не дует, а ее папаша не постеснялся напрячь аж Следственный комитет. Раньше надо было дочурку воспитывать!

– Скажите, Ирина, а не случалось ли в тот вечер чего-нибудь странного, необычного?

– А как же, случилось! – обрадовалась собеседница. – Где-то часов в одиннадцать прискакала Машка Прохоренко, и, можете себе представить, на ней было точно такое же платье в блестках, которое я надевала на выпускной! Она что, думала, что никто не в курсе, что этой коллекции уже два с половиной года?!

Антон тяжело вздохнул и подал знак официанту подойти: хоть он и на работе да и время раннее, но пора, похоже, заказать что-нибудь покрепче сока!

* * *

Мономах предвкушал чашку горячего кофе и десять-пятнадцать минут тишины перед тем, как отправиться домой: этот бесконечный день, слава тебе господи, завершился, и можно расслабиться и вытянуть ноги. Однако в тот день его мечтам не суждено было сбыться. На подходе к кабинету он увидел женщину, сидящую в кресле у его двери – там, где обычно ожидали приема потенциальные пациенты или их родственники. День был не приемный, и Мономах ощутил раздражение: ну неужели обязательно приходить чуть ли не в ночи, когда его и вовсе могло не оказаться на месте, не дожидаясь законной возможности встретиться с заведующим отделением?! Женщина поднялась ему навстречу, и гневные слова, готовые сорваться с его губ, застряли в горле.

– М-маша? – пробормотал он, с трудом узнав старую подружку.

Как же она изменилась с их последней встречи! Обычно прямая, как у балерины, спина сгорбилась, лицо осунулось, волосы в беспорядке, а ведь она еще молодая женщина!

– Вовка! – выдохнула она и, сделав шаг вперед, повисла у него на шее.

По тому, как вздрагивали ее плечи, Мономах понял, что она плачет.

– Что-то с мужем? – испугался он. – Не молчи же, Мария, говори скорее!

Вместо ответа она помотала головой.

– С Егором все в порядке, – пробормотала она, вытирая глаза рукавом пальто. – Во всяком случае, я так думаю – мы давно не общаемся…

– Что значит не общаетесь? – изумленно захлопал глазами Мономах.

– Да это не важно, Вовка, это совершенно не важно! Ты не понимаешь: Костик… Костика больше нет!

– Как… нет?

В мозгу Мономаха вспыхнула и тут же перегорела воображаемая лампочка: он вспомнил о звонке Машиного сына и о том, что, замотавшись, благополучно о нем забыл и даже не перезвонил позднее, чтобы спросить, почему парень не зашел, как договаривались! Ну почему он не перезвонил?!

– Его убили, а полиция ничего не хочет делать! – причитала между тем Мария, ломая руки. – Ты говорил, что у тебя есть приятельница в СК, я правильно помню? Может, ты мог бы…

– Давай-ка войдем в кабинет, – предложил Мономах.

Проходящие по коридору пациенты и медсестры с интересом поворачивали головы в их сторону, вероятно расслышав слова «убили» и «полиция».

Когда они оказались внутри, Мономах запер дверь и полез в сейф, где вместе с важными документами была припрятана бутылка коньяка – для таких вот случаев. Налив полстакана, он протянул его подруге. Она выпила залпом и снова зарыдала. Мономах плеснул бы и себе, но тогда придется оставлять машину на стоянке и вызывать такси, а ехать в пригород в это время найдется не так много желающих. Поэтому он достал термос и налил себе кофе, который хоть и оказался чуть теплым, однако все же немного его взбодрил и вернул способность соображать.

– Маша, что случилось, ты можешь толком объяснить? – попросил он, видя, что подруга уже немного пришла в себя.

– Костика нашли на крыше клиники, где он работал, а при нем обнаружены сильнодействующие препараты…

– У него были проблемы с наркотиками?!

Мономах был ошарашен: они давно не виделись с парнем, и он понятия не имел, чем жил Костя все эти годы, но то, что он о нем знал, противоречило этому предположению.

– Да не было ничего подобного! Они говорят, у него передозировка, а он никогда не принимал запрещенных препаратов, слышишь?! – закричала Маша, подавшись вперед. Костяшки пальцев ее рук, лежавших на коленях, побелели от напряжения и едва сдерживаемой злости. – Он даже снотворного не пил, да и зачем, ведь он такой молодой и отлично спал, если выпадала такая возможность, потому что он много работал и не высыпался!

– А что говорит… Прости, что говорит патологоанатом?

– То же, что и они все: передозировка… Вовка, это все вранье голимое, понимаешь? Там что-то произошло, и они пытаются прикрыть свою задницу!

– У тебя есть предположения, что случилось?

Мария снова замотала головой:

– Он же ничего мне не рассказывал! Мы отдельно жили… Я хотела с девушкой его поговорить, она не может ничего не знать!

– Поговорила?

– Она от меня бегает как черт от ладана, я не понимаю, что происходит! Мне кажется, они разругались, но точно я не в курсе… Господи, Вовка, что мне делать?!

– А почему Егор ничего не предпринимает? У него же есть связи…

– Мы с Егором уже год как в разводе, и я теперь не Теплова, а снова Калганова: вернула девичью фамилию.

– Ты ничего не говорила!

– А зачем? Он завел себе молодую пассию, и я его выставила. Костик, думаю, с отцом общался, но мне не говорил – не хотел обидеть.

– Хорошо, вы больше не вместе, но ведь Костя ваш общий сын!

– По-моему, Егор смирился с тем, что произошло: конечно, его мадам беременна, как я слышала, а сын побоку! В полиции меня убеждали, что развод мог повлиять на Костика и он начал баловаться наркотой…

– Глупости, ему же не пятнадцать лет, он взрослый мужик!

– Вот и я так сказала, но кто меня слушал?! И тогда я вспомнила, что у тебя есть приятельница в Следственном комитете – может, она поможет?

– Поможет в чем?

– Выяснить правду!

– Ты не веришь официальному заключению только потому, что Костик не рассказывал тебе о…

– Он не был наркоманом! – сердито перебила Мономаха Мария. – Я чем угодно готова поклясться: мой сын никогда бы к наркотикам не прикоснулся! Они говорят о тяжелой доле ординатора, долгих часах работы, непомерных нагрузках и легком доступе к медикаментам в больнице, где работал Костик, но все это лажа, Вовка! Я мать и знаю своего сына лучше всех!

Повисла долгая пауза, во время которой Мономах размышлял, как бы поаккуратнее задать мучивший его вопрос.

– Маша, – начал он наконец, – а когда умер Костя, в какой день?

– Два дня назад, во вторник.

– А время смерти?

– Почему ты спрашиваешь? – удивилась она.

– Просто ответь, ладно?

– Патологоанатом сказал, что это случилось утром, около одиннадцати часов.

Мономах буквально ощутил, как тиски, сжимающие его сердце с того самого момента, как он узнал о смерти Константина, вдруг разжались: парень умер до того, как они должны были встретиться! Означает ли это, что его совесть может спать спокойно? Он не так уж хорошо был знаком с сыном однокурсницы, ведь они встречались в последний раз, когда тот еще учился в университете, но Маша, похоже, уверена в своих словах. Опыт подсказывал Мономаху, что родители часто плохо знают о жизни даже детей-подростков, не говоря уже о тех, кто вылетел из гнезда и зажил самостоятельной жизнью… Может ли он положиться на мнение убитой горем матери и дернуть Суркову без достаточных оснований? Как бы хорошо он ни относился к Марии, Мономах понимал, что этих самых оснований маловато… Черт, да их вообще нет!

– Ты мне поможешь? – с надеждой спросила Мария, и он понял, что стал ее последним шансом, больше ей обратиться не к кому. – Я уже была на приеме у самого большого начальника в комитете, но что-то мне подсказывает, что он не впечатлился, хоть я и пригрозила обратиться в СМИ!

– Не знаю, смогу ли помочь, но я поговорю со своей знакомой из СК, – осторожно пообещал Мономах.

– Так я и не прошу о большем! – воскликнула однокурсница. – Я только хочу, чтобы в деле разобрались объективно, а не возводили напраслину на Костика и не трепали зря его имя!

Но Мономах понимал, что «объективность» для его подруги означает одно: репутация ее сына должна остаться незапятнанной, а для этого требуется доказать, что имело место преступление! Мономаху хотелось бы больше знать парня, ведь в данных обстоятельствах ему придется довериться старой подруге и не сомневаться в ее словах. Беда в том, что он привык доверять лишь тому, в чем убедился лично!

* * *

– А вот и наша девочка… – едва слышно пробормотал Дамир, печально разглядывая то, что осталось от тела.

Он всегда расстраивался, видя трупы совсем молодых людей: это казалось ему неправильным. Любая смерть – трагедия, однако видеть человека, который и пожить-то толком не успел, особенно тяжело. Может, он напрасно коптил бы землю, не принося пользы, а то и вредя окружающим, но ведь возможен и другой вариант: он или она смогли бы стать полезными членами общества, открыть какой-нибудь закон, внести вклад в развитие искусства… Теперь ничего этого не случится!

– Теперь волна поднимется! – вздохнул Белкин, разглядывая тело через плечо коллеги и избегая приближаться. В самом деле, зрелище-то не из приятных: даже без эксперта понятно, что труп пролежал в воде около недели. Судя по всему, девушка умерла примерно в то время, как отец заявил о ее исчезновении.

– И не говори, – согласился с молодым опером Дамир. – Нас и так постоянно дергали с требованиями что-то сделать… Хотя не совсем понятно, что мы могли сделать, ведь наше подразделение не занимается розыском пропавших!

– Точно, – кивнул подошедший Антон. – Этим у нас вообще никто не занимается, кроме волонтерских организаций, – вот в чем проблема!

– Вряд ли нас обвинят в бездействии, – заметил Дамир. – Если жертва погибла почти сразу же после того, как ее отсутствие заметили родственники, с нас взятки гладки!

– Почему-то мне кажется, что ее папаша не поддержит твою точку зрения! – скривился Шеин. – Я видел его у Деда: самоуверенный, наглый тип, считающий, что ему подчиняется в городе все и вся и даже высшие чины СК должны находиться у него на посылках, как у приснопамятной старухи из «Сказки о рыбаке и рыбке»…

– Суркова – баба-кремень, – возразил коллеге Дамир. – Она нас в обиду не даст!

– Фи, прятаться за спину женщины!

– Жизнь – трудная штука. Нельзя требовать, чтобы женщина прикрыла тебя от пули, но иногда только женщина способна отстоять тебя перед сильными мира сего!

– Да ты, брат, философ!

– О чем побрехушки? – поинтересовался судмедэксперт Павел Фомичев.

– О тяжелой жизни оперов и их беззащитности перед начальством, – резюмировал вышеупомянутую беседу Белкин.

– Ой, а кто замолвит слово за нас, галерных рабов СК? – разобиделся Фомичев. – Мы вкалываем с утра до вечера за скромную зарплату и постоянно получаем тычки и пинки – как снизу, когда от нас требуют скорейших отчетов, так и сверху, если их не устраивают результаты!

– Мы бы тебя пожалели, если бы «жалко» не отвалилось уже давным-давно, – ухмыльнулся Антон. – Ну, что скажешь по трупу?

– Пока только предварительно!

– Само собой. Ну?

– Дней пять-шесть назад она умерла, судя по степени разложения.

– Это и без твоей экспертной оценки понятно, скажи мне то, чего мы не знаем!

– Что ж, изволь: судя по всему, эта девочка – из вашей серии, у нее вырезан приличный кусок кожи на шее, под волосами. Вырезан аккуратно и симметрично – видимо, скальпелем или очень острым ножом с тонким лезвием. Рассчитывать на отпечатки не приходится: тело слишком долго пробыло в воде.

– Причина смерти?

– Утопление, как и в предыдущих случаях, но точно скажу после вскрытия.

– Она изнасилована?

– На первый взгляд нет. В любом случае идентифицировать сперму не удастся – по той же причине. Удачи вам, парни, этот папаша Лосев – заноза в заднице! – И эксперт отбыл, оставив оперов переваривать скудные сведения, которые он им сообщил.

– Мы в полной заднице! – констатировал Шеин, почесывая гладко выбритый подбородок; он и раньше тщательно следил за внешностью, но с появлением в его жизни Карины, все свободное время посвящавшей уходу за собой, стал еще более требователен к себе.

– Да уж! – согласился с ним Ахметов. – «Серийник» и сам по себе проблема, а уж с дочкой депутата…

– Он не депутат, а заместитель председателя Законодательного собрания! – поправил старшего товарища Белкин, за что был награжден грозным взглядом исподлобья.

– Ладно, к черту заместителя! – рявкнул Антон. – Мы в любом случае должны найти ублюдка, который это вытворяет, так? Значит, и будем этим заниматься, а всякие там депутаты и председатели пусть занимаются своими делами и не лезут в наши!

– Твои б слова да этим самым депутатам в уши… – едва слышно пробормотал Дамир, предчувствуя кучу препятствий на пути поиска злодея. – Главное, чтобы об этом не пронюхали СМИ, иначе нас сожрут!

* * *

Алла приятно удивилась, когда неожиданно позвонил Мономах и пригласил ее выпить вместе кофе: раньше они встречались только на тренировках в альпинистском клубе или в больнице. Интересно, что у него на уме? Алла была далека от того, чтобы заподозрить в его приглашении романтическую подоплеку, однако то, ради чего он на самом деле попросил о встрече, стало для нее неожиданностью.

– Надо же, как тесен мир! – пробормотала она, когда доктор вкратце изложил причину, по которой они оказались в маленьком кафе на Конюшенной.

– Вы о чем? – удивился он.

– Фамилия вашей подруги – Калганова?

– Откуда…

– Моя подчиненная занимается ее делом. Вы с ней знакомы: Валерия Медведь.

– Значит, дело все-таки есть?

– Пока непонятно.

– Это как?

– Есть вопросы к экспертизе. Я порекомендовала Медведь обратиться к Ивану Гурнову с целью проведения повторного вскрытия: если его выводы будут отличаться от заключения патолога больницы, в которой умер сын вашей подруги, тогда и станет ясно, есть уголовное дело или нет. Надеюсь, Гурнову вы поверите?

Иван Гурнов, заведующий патологическим отделением в больнице Мономаха, одновременно работал и в СК: именно Суркова в свое время предложила ему сотрудничество. Если Мономах и мог положиться на чьи-то слова, то, пожалуй, только на слова Ивана!

– Ему – да, – ответил он на вопрос собеседницы.

– Вот и ладненько… Владимир Всеволодович, насколько хорошо вы знали покойного?

– Честно признаюсь, хотел бы знать лучше, – вздохнул он. – Не стану лукавить, Алла Гурьевна, я не знаю, принимал ли Костя наркотики, и понятия не имею, что могло его заставить это сделать! Единственное, на что я могу опереться, – это слова Маши Калгановой и идиотские доводы следователя о том, что, дескать, развод родителей мог заставить великовозрастного парня стать наркоманом!

– Согласна, – кивнула Суркова, – это ни в какие ворота не лезет! Скорее можно поверить в то, что он не выдержал напряженного графика рабо…

– Ерунда, Алла Гурьевна! – перебил Мономах. – Ординаторам и впрямь приходится вкалывать, но у нас не потогонная система, как в Штатах или в Южной Корее, да и в эту профессию не идут слабаки, уж можете мне поверить, – особенно если речь идет о потомственных врачах! Мать Кости – врач, дедушки и бабушки – тоже, поэтому он отлично представлял себе, что это за работа, и не сломался бы так легко!

– Вы не можете с уверенностью это утверждать, – возразила Суркова. – Сами же сказали, что недостаточно близко знали парня!

– Я в общем говорил.

– В нашем деле необходима конкретика. Попробуем ее добыть, а я прослежу, чтобы все было сделано добросовестно. Вы не смотрите, что Валерия Медведь молода, она весьма неплохой специалист, а станет еще лучше, когда приобретет побольше опыта. Она справилась с несколькими сложными делами, и я научилась ей доверять. Лера умна, въедлива и изобретательна. Если вы верите мне, то должны поверить и в нее!

* * *

Пациентка Градская, которую навязала Мономаху Анна Нелидова, явно ощущала себя не в своей тарелке, лежа в одиночестве в одноместной ВИП-палате. Когда он вошел, она смотрела телевизор, пульт от которого находился у нее в руке. При его появлении Градская отключила звук и напряглась: заведующий отделением не был ее лечащим врачом, и его приход, по ее мнению, не сулил ничего хорошего. Однако Мономах принес отличные новости.

– Добрый день, – поздоровался он, усаживаясь на стул рядом с койкой больной. – Завтра прооперируем вас.

– Правда? – обрадовалась Градская. – Вы будете оперировать?

Он кивнул.

– Ой, как хорошо! Говорят, вы лучший хирург этой больницы?

– Не врут, – усмехнулся Мономах, ложная скромность, на его взгляд, могла украсить только барышень, да и то не всегда. – Как ваше самочувствие… вообще?

– Ой, да все нормально, честно!

– У вас есть все препараты?

– Да, слава богу… С тех пор как я выписалась из онкологического института, мне стало значительно легче!

– Ну, так и должно быть, – пожал он плечами. – Я видел в вашей карте, что вам удалили молочную железу и провели химиотерапию.

– Да-да, а всего, говорят, надо как минимум три – для полной уверенности, что болезнь не вернется. Но знаете, доктор, я в больнице чувствовала себя очень плохо, и химиотерапия не помогала как будто бы…

– Так бывает в начале лечения, – не дослушав, объяснил Мономах. – Потом организм начинает принимать препараты – во всяком случае, при положительной динамике лечения.

– А я все-таки благодарна тому мальчику, который посоветовал мне перейти на амбулаторное лечение!

– Какому еще мальчику?

– Ну там, в больнице, мой лечащий врач… вернее, ординатор, наверное? Вот он и убедил меня, что лучше выписаться и продолжать лечение амбулаторно, и даже подсказал, где удобнее это сделать. И с тех пор мне стало намного лучше!

– А вам препарат, случайно, не меняли?

– Да нет, препарат тот же.

Ответить на это Мономаху было нечего. Странно, что работник больницы порекомендовал пациентке уйти. Обычно, если есть возможность проходить лечение в стационаре, больные довольны, ведь каждый день мотаться через весь город – не самое приятное испытание для нездорового, ослабленного человека! С другой стороны, этому есть вполне рациональное, хоть и циничное объяснение: если лечащий врач видит, что терапия не помогает, ему легче по-быстрому выпихнуть больную домой, нежели отчитываться о негативных результатах. Однако ординатор вряд ли мог самостоятельно принять такое решение: либо такова политика онкоцентра, либо его кто-то надоумил!

– Что ж, – сказал Мономах, – как мы видим, он оказался прав! Готовьтесь к завтрашнему дню, ложитесь спать пораньше, надо набраться сил! К вам скоро зайдет анестезиолог, чтобы поговорить об операции.

* * *

– Трагедия, огромная трагедия! – качая головой, говорила Тамара Георгиевна Абашидзе, заведующая отделением опухолей молочной железы, где работал покойный Константин Теплов. – Такой перспективный мальчик, такой знающий!

Абашидзе оказалась не такой, какой Лера ее представляла: гораздо моложе, где-то под сорок, с красивой стрижкой на угольно-черных волосах и большими восточными глазами, навевающими воспоминания о сказках «Тысячи и одной ночи». Небольшого роста, довольно стройная женщина, которой очень шел белоснежный медицинский халат, производила исключительно положительное впечатление – пациентки наверняка доверяют такому врачу.

– Вы считали Теплова перспективным? – уточнила Лера.

– Одним из лучших, – подтвердила заведующая. – Медицинская династия дает о себе знать!

– Вы знакомы с его семьей?

– Заочно, у Кости именитые дед и прадед. Но я не хочу, чтобы вы подумали, что мое мнение о нем сложилось лишь благодаря этому, он был трудягой, пахал за троих… Господи, если бы я только представить могла, что он не выдерживает нагрузки!

– Вы считаете, он взял на себя больше, чем мог выдержать?

– Судя по всему, да, иначе зачем ему понадобились наркотики? Видимо, Костя надорвался… Ну почему же он никому ничего не сказал, не обратился ко мне?!

– Он мог вас бояться?

– Я что, похожа на Бабу-ягу?

Лера была вынуждена признать, что Абашидзе меньше всего напоминает персонажа русских народных сказок.

– Послушайте, – снова заговорила заведующая, – я в курсе, что ординаторы перерабатывают, – сама была на их месте много лет назад! Однако все не так страшно, и всегда можно договориться, понимаете?

– То есть вы не видели, что с Тепловым что-то не так? – решила уточнить Лера.

– Во всяком случае, ничего тревожащего я не заметила… Возможно, на личном фронте?

– Вы о чем?

– Ну я, конечно, не в курсе личной жизни всех своих врачей, особенно ординаторов, – дело молодое, знаете ли, но могу предположить, что у Кости могли быть проблемы не на профессиональной почве, а в сфере, так сказать, любовной.

– Вы знаете его девушку?

Абашидзе сокрушенно покачала головой:

– Жаль, что здесь я ничем не могу вам помочь! Наверное, следовало больше интересоваться такими вещами, но я так завалена работой, что голову поднять некогда.

– Понимаю, – кивнула Лера. – А с кем Теплов общался в больнице, с кем был близок?

– Э-э, думаю, вам стоит поговорить с Павлом Самотековым, по-моему, они были друзьями… Ну или по меньшей мере приятелями. А можно и мне задать вопрос?

– Конечно, – кивнула Лера.

– Костя же случайно… ну в смысле просто дозу перебрал, верно? Тогда почему его смертью заинтересовался Следственный комитет? У нас будут из-за этого неприятности?

– Человек погиб! – напомнила Лера.

– Погиб? Ах ну да, конечно, но… Неужели вы думаете, что в этом кто-то виноват? Костя был взрослым человеком и сам принимал решения – и о том, чтобы использовать наркотические средства, тоже, как ни ужасно это звучит!

– А кто обнаружил тело?

– Один из наших охранников. А что?

– Я лишь пытаюсь выяснить все имевшие место факты. Как зовут охранника и где мне его найти?

– Я наведу справки и сообщу. Но вы не ответили на мой вопрос: почему…

– Я помню, о чем вы спрашивали, Тамара Георгиевна, – перебила завотделением Лера. Она отлично понимала, что та не столько переживает из-за покойного, сколько боится за собственное место, но можно ли ее осуждать? – Происшествия вроде этого требуют тщательного расследования, ведь, может статься, парня к этому подтолкнули!

– Вы… вы считаете, что он мог… убить себя?!

– Все возможно, – уклончиво ответила Лера. – В любом случае его родственники заслуживают знать правду! А теперь расскажите мне, когда вы обнаружили, что кто-то таскает подотчетные препараты, и как долго, по-вашему, это продолжалось.

* * *

Ранним утром Алла собрала коллег на брифинг в своем небольшом уютном кабинете. Здесь царило ощущение тревоги, словно потолок помещения волшебным образом стал ниже и сжал воздух до состояния повышенной плотности: казалось, даже дышать тут нелегко.

– Друзья мои, все мы понимаем, что теперь давление на нас станет в два, если не в три раза сильнее! – начала она, когда все расселись по местам.

– А как же, дочка шишки убита! – поддакнул Белкин, но Алла вместо одобрения нахмурилась.

– Мы будем расследовать это дело, как любое другое, – отчеканила она грозно, и парень стушевался под ее тяжелым взглядом. – Не забывайте, Александр, что убита не только Екатерина Лосева, но и еще две женщины!

– Он имел в виду, что только папаша Лосевой способен доставить нам серьезные неприятности, вмешиваясь в расследование, – вступился за младшего товарища Дамир.

– Тут я, пожалуй, с вами соглашусь, – кивнула Алла. – Но мы не должны ни на кого оглядываться, наше дело – работать добросовестно, как всегда! Я подумала, что стоит обсудить кое-какие детали. Начнем с главного: по-моему, всем очевидно, что мы имеем дело с серией?

Присутствующие закивали: никто в этом не сомневался.

– На данный момент мы имеем три жертвы. Что между ними общего?

– Только то, что все они женщины? – несмело выдвинул предположение Белкин.

– Не только, – возразил Антон. – Еще у всех них вырезаны куски кожи…

– Вот мы и подошли к главному, – прервала его Алла. – Зачем?

– Сувениры? Ну фашисты во время Второй мировой делали из человеческой кожи абажуры и обувь…

– Почему такие маленькие куски? – снова перебила она. – Из них, простите, ничего не сошьешь!

– Ну он же псих! – пожал плечами Дамир. – Может, он эти кусочки коллекционирует, как марки или монеты?

– Фу-у-у! – скривился Белкин.

– Помнится, в Штатах был маньяк, который коллекционировал черепа своих жертв, – задумчиво проговорил Антон.

– Что, правда?

– Его звали Джеффри Дамер, – подтвердила Алла. – Он собирал черепа и скелеты убитых им людей… Ладно, оставим историю. Давайте рассмотрим куда более важный аспект: что еще злодей забрал у убитых?

– Похоже, ювелирку, – ответил Дамир, раскрывая свой блокнот. – Лосева, судя по заявлениям ее приятелей-тусовщиков, носила на пальце увесистое кольцо с розовым бриллиантом, но на теле его не обнаружили.

– Она находилась в воде, – напомнил Антон. – Могло и смыть.

– Но серьги-то вряд ли смыло бы! – возразил Ахметов. – А она была в бриллиантовых серьгах! Кроме того, у первой жертвы пропал кулон. Про вторую ничего не известно.

– Итак, вот и первая зацепка: наш серийник забирает не только кожу, но и золото, а это значит…

– …что нужно потрясти ломбарды! – радостно закончил за Аллу Белкин.

– Точно! Но не стоит слишком рассчитывать на результат, ведь маньяк, возможно, и золото берет для своей коллекции, а не на продажу. И все же проверить надо! Далее, все женщины изнасилованы с особой жестокостью и избиты, причем избиение продолжалось не один день, судя по гематомам, образовавшимся в разное время. Что это нам дает?

– Что он садист, – кинул версию Антон. – Чтобы возбудиться, ему необходимо поиздеваться над жертвой, иначе у него не стоит… Простите, Алла Гурьевна!

– Ничего, мы же не в институте благородных девиц! Вы правы, у нашего злодея определенно садистские наклонности. Для него важны ощущение власти над женщиной и его «коллекция», а не только удовлетворение сексуальных потребностей. Я пообщаюсь с нашим штатным психологом, полагаю, он поможет составить профиль преступника… Нужно тщательно отработать круг общения убитых девушек: скорее всего, в нем есть кто-то, кто общался со всеми жертвами.

– А если они случайные? – спросил Белкин.

– Такого тоже нельзя исключать, – вздохнула Алла. – Но опыт подсказывает, что мы обнаружим нечто общее, если копнем достаточно глубоко! На первый взгляд жертвы не похожи друг на друга: две крашеные блондинки, одна шатенка, различаются их рост, цвет глаз, да и вообще они из разных социальных слоев… Предлагаю следующее. Александр, вы займетесь ломбардами: вдруг в них всплывет что-то из похищенного добра?

– Делается, Алла Гурьевна, – кивнул молодой опер.

– Дамир и Антон, на вас – члены семей, друзья и знакомые убитых, попытайтесь найти то, что связывает жертв между собой. А еще…

Алла не договорила: раздался звонок по внутренней линии.

– Алла Гурьевна, к вам прорвался очень возбужденный мужчина, – взволнованно сообщил дежурный с КПП. – Он тряс своими корочками и грозил мне всеми карами, земными и небесными, если я его не пропущу. Я пытался его удержать, но он меня отпихнул и…

– Все хорошо, не переживайте, – перебила дежурного Алла. – Это не Лосев, случайно?

– Он самый… Разве вы его вызывали?

– Нет-нет, не вызывала, но его приход, пожалуй, даже кстати.

– Будем отстреливаться? – встревожился Шеин.

– Или запремся – типа, нету нас? – предложил Белкин.

Алла, понимая, что это не что иное, как нервные шутки, улыбнулась уголком губ: ей совсем не было весело. Встреча с родственниками жертв – огромный стресс, и только бесчувственный человек способен относиться к этому бесстрастно. Однако Лосев не просто безутешный отец, потерявший дочь, а человек при власти, считающий, что все вокруг ему должны просто в силу его должности! Алла отлично понимала, что общение с замом председателя Законодательного собрания легким не будет.

Лосев влетел в кабинет, словно выпущенное из пушки ядро. Сходство с вышеупомянутым снарядом усиливалось внешним видом чиновника – невысокого, очень полного мужчины в шикарном сером пальто и начищенных до блеска ботинках из светлой кожи. Оказавшись внутри, он принялся озираться по сторонам, но быстро сообразил, что в помещении только одна женщина, чье имя и написано на дверной табличке.

– Вы следователь Суркова?! – рявкнул Лосев.

Алле показалось, что он вот-вот начнет дышать огнем – настолько был зол.

– Верно, – спокойно ответила она. – А вы, судя по всему, Игорь Дмитриевич Лосев?

– А, так вы меня знаете?

– Присаживайтесь.

– Я не рассиживаться с вами пришел, а выяснить, какого черта вы тут прохлаждаетесь! – заорал посетитель, и Алла даже немного испугалась, что его может хватить удар прямо в ее кабинете. Это пришлось бы весьма некстати и повлекло бы за собой множество неприятных последствий.

– Почему моя дочка мертва, я вас спрашиваю?! – продолжал бушевать чиновник. – Чем вы занимались вместо того, чтобы ее искать?! Если бы вы не просиживали штаны в кабинетах, а делали свою работу, Катюша была бы сейчас жива!

Произнося эту гневную тираду, Лосев угрожающе надвигался на стоящую неподвижно Аллу, и Дамир предупреждающе сделал несколько шагов вперед, встав между ней и отцом жертвы. Белкин и Шеин тоже поднялись со своих мест, готовые скрутить его и уложить лицом в пол, если придется.

– Давайте все успокоимся! – сказала Алла, кладя руку на плечо Ахметова, показывая этим, что не нуждается в защите. – Пожалуйста, Игорь Дмитриевич, присаживайтесь, здесь все на вашей стороне, поверьте! Мы очень вам сочувствуем…

– Сочувствуете?! – взвился он. – И это все, на что вы способны?!

– Хорошо, – вздохнула Алла, – давайте поговорим о наших способностях. Хочу напомнить, Игорь Дмитриевич, что в городе Санкт-Петербурге отсутствует подразделение по розыску пропавших граждан. Не напомните, кто зарубил инициативу по созданию такого подразделения, сказав, что в бюджете средств на это не предусмотрено?

Лосев побагровел, открыл рот, но ни одного слова не сорвалось с его языка: он не мог не помнить, что именно он в тот раз выступил против.

– Поэтому все остальные подразделения работают в предложенных условиях, – продолжила Алла, дав Лосеву время осознать сказанное. – Возможно, вы не в курсе, но ваша дочь умерла в тот же вечер, когда пропала, а вы заявили о ее исчезновении лишь через сутки. Таким образом, к тому моменту, когда начались ее поиски, Катя, к сожалению, уже была мертва. Никакие наши усилия не увенчались бы успехом, даже если бы подразделение по розыску пропавших получило путевку в жизнь! Поэтому я и мои коллеги можем лишь выражать вам соболезнования: поверьте, мы глубоко вам сопереживаем, но дело обстоит так, как я описала.

Опера ожидали нового взрыва со стороны заместителя председателя Заксобрания – возможно, даже угроз, – но ничего подобного не последовало. Лосев тяжело опустился на стул, который жалобно скрипнул под его внушительным весом, и уронил голову на руки. Алла ощутила, как раздражение и гнев, вызванные словами этого человека при первом его появлении, испарились, уступив место печали и сочувствию. Никто не пытался прервать молчание, воцарившееся в кабинете: все понимали, что Лосев первым должен что-то сказать или сделать, поэтому выжидали.

Наконец он поднял голову и тихо спросил:

– Есть хоть какое-то понимание, кто это сотворил с моей Катей?

– К несчастью, ваша дочь не единственная жертва, – ответила Алла, поняв, что буря миновала и теперь можно говорить с чиновником спокойно.

– Что… что это значит? – переспросил он, уставившись на нее немигающим взглядом.

– Обнаружены тела еще двух девушек со схожими повреждениями и способом убийства.

– Повреждениями… Вы сказали, с повреждениями?

– Да.

Алла не хотела вдаваться в подробности, но Лосев, кажется, уже пришел в себя.

– Что за повреждения они получили? – требовательно спросил он. – Вы имеете в виду… изнасилование?

– Дело в том, что убийца вырезает у своих жертв куски кожи.

– Что?!

– Мне очень жаль.

– Это… это он… после смерти, да?

– Верно, после, – солгала Алла. Ей уже сообщили, что экзекуция имела место, пока несчастные были живы и надеялись на спасение. Отцу совершенно не обязательно знать такую правду, в конце концов, что это меняет?

– То есть это маньяк? – уточнил Лосев. – Мою дочь убил маньяк?!

– Во всяком случае, пока все на это указывает.

– И сколько всего убитых? Трое?

– Возможно, больше. Мы наводим справки по городу и области.

Снова воцарилось молчание, и вновь его прервал Лосев:

– Я могу чем-то помочь?

Вот это уже конструктивный разговор!

– На данном этапе вряд ли, – покачала головой Алла. – Однако вполне вероятно, через некоторое время нам может что-то понадобиться…

– Обращайтесь сразу ко мне, – перебил ее чиновник. – Вот мой личный телефон – Он вытащил визитку и на обратной ее стороне записал от руки номер карандашом, взятым с Аллиного стола. – В любое время, ясно? Я серьезно!

– Спасибо, – искренне поблагодарила Алла. – Обязательно воспользуемся при необходимости!

– Когда я могу… забрать тело?

– Идут следственные действия, но я сообщу вам сразу же, как это станет возможным… Хотя, знаете, Игорь Дмитриевич, кое-чем, пожалуй, вы можете помочь нам прямо сейчас! – неожиданно для всех присутствующих добавила она.

– Всем, чем смогу! – встрепенулся Лосев.

– Друзья вашей дочери упоминали о кольце, которое она практически не снимала. Оно дорогое?

– Баснословно, – со вздохом ответил чиновник. – На Катино восемнадцатилетие я заказал ювелиру кольцо с розовым бриллиантом. Три карата… А что?

– Оно пропало. Возможно, то, что вы рассказали, поможет нам в поисках убийцы… Не сохранилось ли у вас, случайно, фотографии украшения?

– Конечно! – кивнул Лосев. – Вам прислать?

– Было бы чудесно! Еще раз спасибо за помощь, Игорь Дмитриевич, я обязательно буду держать вас в курсе и непременно сообщу, как только можно будет забрать тело Кати.

– В любое время! – повторил Лосев и, с трудом подняв со стула свое грузное тело, вышел.

– Ну Алла Гурьевна, вы даете! – восхитился Белкин, выждав несколько минут, позволяя высокому чину удалиться на почтительное расстояние от двери кабинета. – Как вы его…

– Работа мастера! – согласился Дамир. – Честное слово, создалось впечатление, что это вы его к нам пригласили, а не он прискакал, размахивая алебардой… Он теперь не вредить нам будет, а помогать!

– Но расслабляться все же не стоит, – предупредила Алла, скромно принимая комплимент. – Мы должны работать не только качественно, но и быстро, иначе нас сожрут: если не Лосев, то СМИ!

– Всем строго-настрого приказано не общаться с репортерами, – заметил Антон. – Но мы же в курсе, как это бывает: всегда можно найти дырочку, из которой просочится информация.

– Вот потому-то и нужно ускориться! Нам срочно необходим подозреваемый, поэтому делаем так, как договорились, коллеги, время работает против нас, но мы попытаемся его обогнать… Ну или хотя бы обмануть.

* * *

Оперируя пациента, Мономах думал лишь о работе, однако стоило ему ее закончить, как мыслями он возвращался к Маше и ее сыну.

То, что парень умер вскоре после их телефонного разговора, слегка уменьшило его чувство вины, но он все спрашивал себя, о чем таком тот хотел поговорить. И почему именно с ним? Была ли проблема связана с его личными обстоятельствами или речь шла о медицине? В первом случае Мономах должен был стать последним, к кому обратился бы парень, ведь они давно не виделись и никогда не были особенно близки: он был другом матери Кости, а не его! И почему он не хотел, чтобы Маша узнала о его звонке? Столько вопросов, на которые нет вразумительного ответа!

Мономаху необходимо было с кем-то это обсудить, и единственный, кто всегда под рукой и готов выслушать, – Иван Гурнов. Поэтому, едва закончив свой рабочий день, Мономах запер кабинет и, вместо того чтобы ехать домой, спустился в «подземелье Харона», оно же патолого-анатомическое отделение, которым заведовал его друг.

Раньше Иван подолгу засиживался в больнице, так как спешить ему было некуда, но с недавних пор он начал встречаться с адвокатессой Мариной Бондаренко, подругой Сурковой, и они вроде бы даже собирались оформить отношения (для Ивана этот брак стал бы пятым… или шестым – Мономах давно сбился со счета). Так что существовала возможность, что Гурнова на месте не окажется. Наверное, следовало предупредить его заранее, но Мономах не планировал встречаться – желание возникло спонтанно.

Беспокоился он зря, Иван не просто оказался на рабочем месте, но и еще не закончил вскрытие, поэтому предложил приятелю подождать его в кабинете, пообещав, что освободится буквально через десять-пятнадцать минут. Мономах по-хозяйски открыл сейф, ключи от которого торчали в замке, и достал оттуда початую бутылку армянского коньяка, которую они распечатали в прошлый раз. Разлив напиток по бокалам (Гурнов терпеть не мог бумажные стаканчики), он устроился за столом в ожидании приятеля. От нечего делать принялся перебирать бумаги, лежащие на столе. Неожиданно его рука замерла в полете: на одной из картонных папок стояло знакомое имя. В этот момент Иван быстрым шагом вошел в кабинет. Увидев выражение лица приятеля, он спросил:

– Тяжелый день?

– Ты уже закончил повторное вскрытие Константина Теплова?

– Вы что, знакомы?

– На вопрос ответь!

– Ну да… Что происходит?!

– Суркова упомянула, что посоветовала своей следачке обратиться к тебе, но я не думал, что ты уже…

– Слушай, Вовка, может, скажешь наконец, в чем проблема: на тебе лица нет!

– Ты тоже знаком с Тепловым, – вздохнул Мономах. – Вернее, с его матерью.

– С… матерью?

– Машку Калганову помнишь?

– Это ту, с который ты…

– Да.

– Черт… Прости, мне очень жаль! А этот Константин, он, часом, не?..

– Нет-нет, я не имею к нему отношения: он сын Машиного мужа, это точно!

– Слава богу… Жалко парня, молодой совсем! Значит, ты в курсе, что случилось?

Мономаху пришлось вкратце поведать приятелю обо всем, что касалось смерти Константина.

– Ты установил причину смерти? – спросил он, закончив.

– Передоз сульфатом морфина.

– Это точно?

– Сто процентов.

– Значит, все-таки наркотики…

– Что значит «все-таки»?

– Маша не верит, что он наркоман.

– А он и не наркоман, передоз наступил от однократного приема препарата!

– Уверен? – переспросил Мономах.

– Я похож на дилетанта? – оскорбился Гурнов. – Он действительно сильно переборщил с дозой, однако ты же в курсе, что происходит с наркоманами при длительном употреблении? Их органы претерпевают необратимые изменения, а у нашего парня ничего такого не наблюдается!

– Может, он недавно пристрастился к зелью? – неуверенно предположил Мономах.

– Я бы с тобой согласился, однако есть еще две странности.

– Какие?

– При вскрытии я обнаружил следы миорелаксанта.

– Чего?

– Ты слышал.

– Но… Костя не мог сам его вколоть!

– Он не вкалывал, я обнаружил его в желудке, прикинь?

– То есть он получил его перорально?

– Точняк! За каким лешим ему могло это понадобиться, да еще и в такой огромной дозе? Он легко мог отправиться на тот свет и без морфина, ты же знаешь, что такие препараты подавляют не только двигательную активность, но и дыхание!

– Ну да, во время операции их вводят, чтобы подключить пациента к ИВЛ. Я бы понял, если бы он страдал от мышечных болей, но ты говоришь, доза чересчур велика… Какого черта ему это делать?!

– Вот и я думаю – какого…

– Ты сказал про две странности?

– Вторая: я действительно обнаружил следы сульфата морфина в желудке, но большая его часть, похоже, осталась в гортани и пищеводе, так и не достигнув желудка.

– Что это означает?

– Возможно, то, что пилюли впихивали насильно.

– То есть его убили?

– Следачка сказала, твоего паренька нашли на крыше, а это означает, что он должен был принять миорелаксант незадолго до того, как поднялся туда, иначе бы он просто не добрался!

– Если Костю хотели убить при помощи миорелаксанта, зачем понадобился морфин?!

– Загадка… Но думаю, доза препарата была не очень велика, возможно его обездвижили, а уже затем ввели наркотик? Обрати внимание: капсулы, а не раствор для инъекций! О чем это говорит?

– Если Костя не принимал наркотики на регулярной основе, а его вены в порядке…

– В полном, – перебив, подтвердил Иван.

– Значит, трудновато было бы доказать, что он кололся!

– Точняк! Значит, напихали через рот. Скорее всего, распотрошили капсулы и заставили выпить, а сделать это с молодым, полным сил человеком не так-то просто!

– То есть кому-то было нужно, чтобы он не сопротивлялся?

– Как вариант.

– А откуда убийца мог знать, что парень поднимется на крышу сразу после того, как примет миорелаксант?

– Еще одна загадка! Следачка сказала, что парень работал ординатором в онкологической больничке?

Мономах молча кивнул.

– Так вот, я никак в толк не возьму, кому могло понадобиться убивать ординатора? В больничной иерархии он стоит даже ниже опытной медсестры. Кому он мог помешать?!

– И это уже четвертая загадка, как ты выражаешься, – задумчиво пробормотал Мономах, бессознательно катая по столу карандаш. – Очевидно одно: тот, кто расправился с парнем, имеет отношение к медицине. Выходит, Машка права!

– Что ты намерен делать?

– Я?

– Ну ты же постоянно вмешиваешься в дела Сурковой!

– Дело ведет не она.

– Это тебя остановит?

– Я не представляю, чем могу помочь!

– Действительно… Знаешь, я тоже считаю, что тебе в это лучше не влезать. В конце концов, ты сделал то, о чем Мария тебя просила: заставил СК возбудить дело.

– Мы пока этого не знаем.

– Уверяю тебя, так и будет: мои выводы не оставляют пространства для маневра.

– Как думаешь, почему все это не было установлено при первоначальном вскрытии?

– Халатность? – предположил Гурнов. – Человеческий фактор, знаешь ли, никто не отменял: аутопсию проводил патолог больнички, в которой все произошло, а значит, скорее всего, он руководствовался соответствующими указивками от начальства!

– Ты имеешь в виду, что он и не должен был ничего обнаружить?

– Или как минимум особо не старался найти что-то порочащее заведение, понимаешь? Одно дело – ординатор-наркоша, темная лошадка, которая работает недавно и о подноготной которой никто не обязан знать…

– А другое – убийство в стенах учреждения, которое неминуемо повлечет за собой расследование и присутствие посторонних в лице следователей и оперативных сотрудников! – задумчиво закончил за друга Мономах.

– Вот именно! Потому-то никто особо не заморачивался, в любом случае причина смерти установлена верно, а остальное… Ну остальное – дело следачки и ее бригады. А мы с тобой не имеем к этому никакого касательства, потому как ты – костолом-костоправ, а я…

– Повелитель царства мертвых.

– Мне нравится!

– Машку жалко, – вздохнул Мономах. – Она развелась недавно, а тут – такое…

– Муженек-то бывший что говорит?

– Если верить Маше, он самоустранился: у него другая семья.

– Да-а, дела-а, – протянул Гурнов и махом осушил свой бокал.

Мономах последовал его примеру. На душе у него было скверно. С одной стороны, Иван прав: Маша не требовала его участия в расследовании, а лишь хотела, чтобы оно просто началось. С другой – он ведь почти не знает Валерию Медведь… Вот если бы дело вела Суркова, он бы не переживал, но эта молодая, борзая девица не вызывала у него доверия.

– Ну, еще по одной? – предложил Иван, между тем успевший вновь наполнить бокалы. – За упокой, как говорится, невинно убиенной души!

Что ж, придется вызывать такси.

* * *

Лера была немало удивлена, застав мать покойного Теплова за генеральной уборкой. Она не представляла, что сама стала бы делать, лишившись кого-то из близких, однако ей казалось, что после такой трагедии ее меньше всего интересовали бы наличие пыли на мебели и чистота окон. Однако, поразмыслив, Лера пришла к выводу, что, возможно, таким образом женщина пытается отвлечься от своих переживаний, переключиться на что-то не связанное с размышлениями и самокопанием, когда каждую минуту пытаешься понять, могла ли ты что-то сделать, чтобы предотвратить беду. Лера, к счастью, не теряла никого из близких, ну если не считать папаши, который сбежал и ни разу не дал о себе знать, но то – дело другое, ведь он не умер. Возможно, поэтому ей нелегко понять, что должен делать человек, оказавшись в ситуации, когда ничего нельзя исправить? Но ведь для того, чтобы сопереживать, вовсе не обязательно самому пережить горе!

– Значит, я была права! – воскликнула мать Теплова, когда Лера объяснила ей причину своего визита. – Костика убили… Но кто же мог это сделать, ведь у него нет… не было врагов!

– Вы уверены?

– Ну разумеется, ведь Костик много работал, у него не было времени заводить врагов!

Лера тихо хмыкнула: проблема в том, что это друзей приходится «заводить», а вот враги, как показывает практика, «заводятся» сами, как клопы.

– Он так радовался, что удалось устроиться ординатором в такую хорошую больницу, – продолжала Калганова, не замечая выражения лица следователя. – Там же все-все новое, представляете? Я сама врач, хоть и другого профиля, и понимаю, что означает хорошее оборудование и отсутствие недостатка в препаратах!

– Разве клиника частная?

– Да нет, что вы, самая что ни на есть государственная, просто ее курирует сам президент! Кроме того, по этой самой причине у нее есть богатые спонсоры.

– Что вы говорите?

– Для нашей страны это не так характерно, но постепенно состоятельные люди начинают вкладывать деньги в здравоохранение – особенно те, кто сам нездоров или имеет больных родственников. Недавно один из таких «доноров» обновил все койки в палатах, купил гамма-нож, несколько новых аппаратов УЗИ и компьютерный томограф… Я сама там не была, но Костик показывал видео, снятое на телефон, – там просто космос!

– А как фамилия спонсора? – поинтересовалась Лера. Она не предполагала, что это имеет отношение к делу, однако спросила – просто на всякий случай.

– Этого я не знаю, – вздохнула женщина. – Костик тоже был не в курсе: этот человек пожелал остаться неизвестным широкой публике.

– Большая редкость, – заметила Лера. – Обычно состоятельные люди, наоборот, стараются афишировать свои благие дела, даже если они мизерные!

Она вспомнила, как по телевизору промелькнул репортаж о мэре небольшого городка, который с помпой «открыл» автобусную остановку, даже оркестр пригласил и народу нагнал столько, что можно было подумать, что запустили как минимум новую станцию метро или парк аттракционов! А потом этого мэра посадили: оказывается, остановку он оборудовал на остатки «освоенных» государственных денег, большая часть которых ушла на строительство его личного особняка и покупку дорогих лошадей – дядька обожал конный спорт.

– У вас есть хоть какие-то предположения о проблемах сына? – спросила Лера, так как Калганова не отреагировала на ее реплику.

– Он со мной не делился… Господи, это же я во всем виновата!

– Как так?

– Костик… он боялся меня волновать… после развода, понимаете? Я изменилась, а кто не меняется после такого? Вот он и молчал… А ведь наверняка ему было что мне рассказать!

– Хорошо, а кто из его окружения может что-то знать? – задала следующий вопрос Лера. – Друзья, подруги?

– Я не знаю, успел ли Костик с кем-то подружиться на новом месте, – вздохнула Калганова. – А вот девушка у него была, только…

– Только что?

– Ну…

– Она вам не нравилась?

Женщина опустила глаза на свои руки. Лера обратила внимание на то, что пальцы у нее длинные и ухоженные, хоть ногти и без лака.

– Почему она была вам не по душе? – повторила свой вопрос Лера.

– Не пара она Костику, – выдавила та наконец.

– В каком смысле?

– Ушлая слишком девица, все хотела чего-то – а чего, спрашивается? Она ведь простая медсестра!

– Вы считаете, что врачу с медсестрой не по пути, что ли?

– Да не в том дело! Эта Юля, она такая… прагматичная, что ли, такая амбициозная, что мне всегда хотелось ее спросить: что же ты с такими запросами не попытаешься добиться чего-то большего, чем утки за больными выносить да капельницы ставить? Она из тех, кто хочет всего и сразу, понимаете?

– А ваш сын?

– Он отлично понимал, что на построение карьеры в медицине требуется время! У него ведь все родичи по моей линии врачи, он с детства видел, как тяжел этот труд, как много сил и времени он отнимает, и все же решил продолжить династию, да еще и выбрал такое сложное направление – онкологию!

– А почему Костя так сделал?

– Может, потому, что он был идеалистом?

– То есть?

– Ну он хотел приносить пользу, помогать людям, которые тяжело больны. Его мечтой было сделать так, чтобы рак перестал казаться приговором и стал обычным диагнозом, от которого можно полностью излечиться. Одно время, знаете, он хотел стать эпидемиологом, чтобы лечить людей в Африке и Южной Азии!

– Благородное намерение, – пробормотала Лера. – Это очень трудная работа!

– И опасная, – вздохнула Калганова. – Вы бы только знали, сколько сил я положила на то, чтобы его отговорить!

– Похоже, у вас получилось?

– Да, но Костик не искал легких путей… Во что же он на этот раз вляпался?!

– Вы знаете, где живет его девушка? – спросила Лера. – Может, номер телефона хотя бы?

– Не знаю… Но они работали вместе, так что вы ее без труда отыщете!

Покинув квартиру Калгановой, Лера почувствовала, что ей стало легче дышать: очень тяжело находиться рядом с человеком, поглощенным своим горем. Интересно, как Роман Вагнер справляется? Тот, кто впитывает чужие эмоции словно губка, должен сторониться людей, находящихся в крайних эмоциональных состояниях…[4] Почему она вдруг о нем вспомнила? Черт, такое впечатление, что Вагнер постоянно присутствует в ее мыслях, и, хоть она и старается задвигать его подальше, он то и дело выскакивает на первый план!

Лере не давал покоя способ убийства Константина Теплова – уж больно все сложно. С другой стороны, все указывает на то, что это дело рук медицинского работника… Что, если они что-то не поделили с этой Юлей и она?.. Маловероятно, конечно, но чем, как говорится, черт не шутит? Лера набрала Севаду.

– Слушаю, – почти сразу же отозвался он.

– Ты сейчас очень занят?

– Да не то чтобы… А в чем дело?

– Надо опросить соседей покойного. Я еду на адрес сама, но хотелось бы, чтобы ты мне подсобил. Сможешь?

– Конечно! Встречу тебя там.

* * *

Антон с грустью смотрел на портрет молодой женщины в траурной рамке, стоящий на кухонном столе: видимо, здесь небольшая семья проводила большую часть времени. Полная дама лет шестидесяти суетилась у плиты, одновременно отвечая на вопросы.

– Вы уж простите меня, – сказала она, обернувшись к сидящему за столом оперативнику, – но скоро дети из школы придут, а обед не готов!

– Ничего-ничего, я понимаю, – пробормотал он.

Антон уже выяснил, что Евгения Павловна Барышникова приходится теткой Веронике Иващенко – первой зарегистрированной жертве маньяка. У убитой было двое детей, и кому-то следовало позаботиться о них – вот она и приехала, хотя сама проживала на другом конце города, в Девяткино.

– А что теперь будет с детьми? – спросил Шеин. – В детский дом?

– Да бог с вами, какой детдом при живых-то родственниках! – возмутилась Барышникова. – Если мне их отдадут, возьму.

– А могут не отдать?

– Кто их знает, эти органы опеки? Формально возражений я не предвижу: возраст мой вполне позволяет выполнять обязанности опекуна. Я замужем, мы с мужем оба работаем, так что… Хотя, конечно, заменить ребятам мать не так-то легко. Отца-то у них отродясь не было!

– Вы в курсе, кто он хотя бы?

– А как же! Петька, бывший одноклассник Вероники.

– Где он, знаете?

– В колонии. Если не ошибаюсь, это уже его третья или четвертая, как это говорят… ходка, да?

Шеин молча кивнул.

– То есть у него нет шансов получить опеку, – констатировал он.

– Ни единого! – подтвердила женщина. – Господи, как же так, почему это случилось с Никой?! Она ведь старалась как могла, как та лягушка из известной притчи, взбившая молоко в масло!

– Вы были с ней в близких отношениях?

– Ближе меня у нее никого не было. Ника рано потеряла мать, в семнадцать лет, и с тех пор я постоянно старалась помогать. С мужиками ей не везло – попадались одни отморозки! Вот и с Петькой они то сходились, то расходились – отсюда и двое детей… Но Ника не сдавалась, работала как проклятая, и вот какой-то гад решил, что она не заслуживает того, чтобы жить! Как думаете, вы его найдете, этого выродка?

– Сделаем все, что в наших силах, – пообещал Антон. – И вы могли бы в этом помочь, ведь вы утверждаете, что постоянно общались с племянницей.

– Спрашивайте, – решительно сказала Барышникова. – Я расскажу все, что знаю, но только ведь, если Нику маньяк убил, это значит, что он мог и не знать ее лично, верно? Может, просто увидел где-то…

– Возможно, – согласился Антон. – И все же, как следует из практики, жертвы подобных преступников не случайны: сперва они встречаются в каком-то определенном месте – в магазине, в спортивном клубе…

– На спортклубы у Ники денег не было, – покачала головой тетка убитой. – А магазины – вы же сами понимаете, что их много, а народу – еще больше! Господи, ну почему хорошим людям так не везет, скажите мне?! Ника много и тяжело работала, хоть она и числилась кассиром, но ей ведь и товар приходилось принимать, а это, знаете ли, означало тяжеленные ящики тягать, а в моей племяннице весу-то было килограммов пятьдесят пять! Из-за этого она и спину потянула, да так, что встать с кровати не могла – спасибо массажу, поднял ее на ноги… И вот на тебе!

– Как насчет знакомых вашей племянницы, соседей: нет ли среди них кого-то, кто кажется вам подозрительным? – вернул женщину в настоящее оперативник.

– Да нет… Хотя постойте: был один парень, Сергей, кажется?

– Что за парень?

– Ника жаловалась, что он прохода ей не дает.

– В каком смысле?

– Хотел с ней встречаться, даже предлагал вместе жить.

– А в чем проблема: он ей не нравился?

– Так этот Сергей ничего хорошего собой не представляет: работает от случая к случаю, живет у приятеля, а своего жилья не имеет. Зачем Нике такой иждивенец-то?

– Ну да, без надобности, – согласился Антон.

– А ведь у нее дети! – продолжала Барышникова. – Ей нужен был надежный мужчина!

– Как считаете, этот Сергей мог причинить ей зло?

– А бог его знает… Один раз они чуть не подрались!

– Из-за чего?

– Кажется, Сергей увидел Нику с мужчиной.

– Что за кавалер?

– Да какой кавалер – так, коллега с работы. Но скандал знатный вышел!

– А насколько серьезно пострадала ваша племянница?

– Ну он, насколько я помню, глаз ей подбил, но и она в долгу не осталась… Думаете, это он Нику, да?

– Как мне найти этого Сергея? А еще, пожалуйста, назовите самых близких подруг Вероники и дайте их координаты, если есть.

* * *

– Ну, Аллочка, скажу я тебе, ты просто великолепна!

Этими словами Кириенко встретил Аллу, когда она переступила порог его кабинета.

– Спасибо, Андрон Петрович, – растеряно ответила Алла, – но с чего такие дифирамбы, позвольте поинтересоваться?

– Позволю, позволю, – усмехнулся генерал-майор. – Присаживайся! Я имел в виду то, как ты разобралась с Лосевым, узнаю руку мастера! Честно говоря, не ожидал…

– Да я ничего такого не сделала, – скромно потупилась она. – Просто попыталась войти в положение отца, потерявшего ребенка.

– Не прибедняйся, мы же здесь одни, зрителей нет! – усмехнулся генерал-майор. – Вот не предполагал я в тебе задатков дипломата, теперь буду обращаться в кризисных ситуациях!

– Ох, не надо, Андрон Петрович! – взмолилась Алла. – Давайте каждый будет заниматься своим делом!

– Да, но зарывать в землю такой талант…

Алла занервничала бы, если б за годы работы не изучила шефа вдоль и поперек, поэтому она понимала, что он просто-напросто развлекается, на самом деле не имея в виду того, о чем говорит.

– Есть что-то по маньяку? – спросил он, решив, что достаточно пощекотал ей нервы.

– Пока ничего конкретного, – вздохнула она. – Я ищу похожие случаи по городу и области, рассчитываю в ближайшее время получить результаты… Вернее, надеюсь, что их не будет!

– Тьфу-тьфу-тьфу! Так что, пока подозреваемых – ноль?

– Не совсем. Опера нарыли одного гражданина, у которого были, гм… разногласия с первой жертвой.

– Разногласия какого рода?

– Вроде бы он пытался за ней ухаживать и регулярно получал от ворот поворот. Кажется, они даже подрались, тетка жертвы готова подтвердить, и, думаю, другие свидетели тоже отыщутся.

– А данный гражданин имеет склонность к садизму? – поинтересовался Дед. – Насколько я понимаю, кожу с тел погибших вырезали еще при жизни?

– Шеин поехал за ним, как только этого Полетаева доставят в СК, я с ним поговорю.

– Отлично! И пусть на допросе поприсутствует Бахметьев, лады? Может, он своим опытным глазом заметит то, чего не увидишь ты?

– Я так и собиралась сделать, Андрон Петрович.

– Вот и ладушки… Иди, дорогуша, служи!

* * *

На кладбище было холодно. Мономаху нередко приходилось бывать в таких местах: умирали старые учителя, профессора из университета, родители друзей и даже сами друзья, несмотря на то что возраст для ухода, кажется, еще не подошел, и каждый раз, на каком бы кладбище он ни оказался, ощущал холод – в любое время года. Даже если светило солнце и термометр показывал тридцать градусов.

Мономах не верил в сверхъестественные силы, но с годами убедился, что там, то ли наверху, то ли внизу, все-таки что-то есть, и именно оно, это нечто, ведает погостами и создает на них определенную атмосферу, не позволяющую думать ни о чем, кроме того, что происходит возле ямы глубиной в два метра, и деревянного ящика рядом. Ну или урны.

Мономаха охватывала депрессия всякий раз, когда приходилось хоронить близких знакомых, но сегодня он не находил себе места ни физически, ни душевно: таких молодых, как Костя Теплов, он никак не рассчитывал провожать в последний путь!

На прощание в морг он не успел из-за срочной операции, но на кладбище поспел вовремя, хоть и явился последним. При его появлении лицо Маши, еще более бледное и осунувшееся, чем в их последнюю встречу, слегка просветлело. Ее бывший стоял рядом – слава богу, все-таки пришел проститься со старшим сыном! Мужчины лишь молча обменялись кивками, показывая, что заметили и узнали друг друга. Мономах видел все как в тумане: в фокусе его зрения постоянно была Маша – он как будто опасался, что, если хоть на миг потеряет ее из виду, она исчезнет, растворится в воздухе, как только гроб опустят в яму. Разумеется, этого не произошло, и через сорок минут на этом месте вырос небольшой холмик, на который водрузили портрет покойного, словно перечеркнутый траурной лентой, и цветы, которые предварительно вытащили из гроба работники кладбища. С фотографии на Мономаха смотрел серьезный молодой человек – да нет, еще совсем мальчишка. Он казался сосредоточенным и не улыбался в объектив – интересно, почему Маша выбрала именно этот снимок?

Все закончилось довольно быстро. Мономах предпочел бы поскорее исчезнуть, но не был уверен, что подруга его поймет, – возможно, она рассчитывала на разговор. Он взглянул на часы: время еще есть.

– Владимир Всеволодович, а вы-то как здесь?!

Возглас за спиной заставил его обернуться.

– Могу задать тебе тот же вопрос! – пробормотал он, увидев перед собой Михаила Пака, молодого хирурга из его отделения. Он находился в отпуске, но Мономах спал и видел, как бы вернуть его к работе, чтобы «освоить» побольше квот, да и дать талантливому парню подзаработать, чего уж греха таить.

– Я знал Костю… Вернее, наши матери общаются, ну и мы через них.

– Ясно.

– А вы?..

– Мы с Машей… ну, с его мамой то есть, учились вместе. В меде.

– Правда?

Мономаху нравился Миша: у него отличные руки, что является главным достоинством хирурга, и, что определенно указывает на высокие душевные качества, он сострадателен к больным. Последнее – достоинство крайне редкое, особенно в медицинской среде! А еще Михаил отличался неизменной вежливостью: Мономах ни разу не слышал, чтобы он употребил не то что ругательное, но даже просто грубое слово в общении с коллегами или пациентами, и готов был поклониться его родителям в пояс за такое потрясающее воспитание сына! Пак был одним из немногих в отделении ТОН[5], к кому Мономах обращался на «ты», и все знали о его особом отношении к Михаилу. Ну и плевать, в конце концов, он его ученик, и именно Мономах перетащил Пака к себе, как только стал заведующим отделением.

Тактаров, его вечный враг и соперник, не уставал бухтеть, что коллега, дескать, набирает врачей не по их профессиональным качествам, а по принципу модельной внешности и что пациенты по этой причине рвутся именно в ТОН, а не к Тактарову. Что ж, Севан Мейроян и Михаил Пак, несомненно, парни привлекательные, но, помимо внешности, обладают всем тем, что необходимо больным, – образованием, опытом и умением. Так что не важно, что там себе думает Тактаров!

– Я удивился, увидев тебя, – пробормотал Мономах задумчиво. – Вы с Костей не могли учиться вместе…

– Верно, – кивнул Миша. – Я старше почти на шесть лет.

– Значит, друзьями вы не были?

Парень покачал головой.

– Владимир Всеволодович… – начал было он, но тут к ним приблизились Маша и невысокая, очень стройная женщина неопределенного возраста в элегантном черном пальто и шляпе с небольшими полями.

Не оставалось ни малейших сомнений в том, что она приходится Мише матерью: раскосые глаза, смуглый цвет лица и тонкие восточные черты выдавали в ней представительницу монголоидной расы. Мономаха всегда удивляла невозможность определить возраст кореянок и китаянок: кажется, достигнув тридцатилетия, они перестают стареть, и пятидесятилетнюю или даже шестидесятилетнюю даму не слишком опытный человек, скорее всего, примет за тридцатипятилетнюю. Такой была и мама Михаила Пака.

– Вова, познакомься, – тихо сказала Маша, кивая в ее сторону. – Это Галя, мама Миши.

– Очень приятно, – кивнул Мономах, с интересом разглядывая необычное лицо новой знакомой.

Интересно, она делала блефаропластику – откуда «двойные» веки у кореянки? А еще он не смог обнаружить ни единой морщины на лице Галины Пак, как бы пристально ни вглядывался, а ведь ей, должно быть, за шестьдесят: Мономах знал, что у Миши есть еще старший брат… Может, родила первенца в восемнадцать? Черт, но она все равно выглядит на сорок пять!

– Спасибо, что пришел, – добавила Мария. – Никто из Костиных коллег не пришел, даже его девушка.

– Как странно!

– Только заведующая прислала красивый букет и венок, спасибо ей!

– Говоришь, никто из коллег… – задумчиво пробормотал Мономах. – И даже его подружка?

– Наверняка они поверили отчету патологоанатома и считают моего сына записным наркоманом, да еще и самоубийцей!

– Это не объяснение!

– В смысле?

– Даже если так, что, необязательно приходить на похороны? Костя никого не ограбил и не убил, верно? Тогда почему его коллеги ведут себя подобным образом?

– Сдается мне, твой друг прав, – неожиданно подала голос Галина Пак. – Удивительно, что никто не счел нужным проводить коллегу в последний путь, а ведь Костя проработал в той больнице почти год!

– Ну да… А ты что думаешь? – Маша вопросительно взглянула на Мономаха.

– Ну тут могут быть варианты.

– Какие, например?

– Допустим, они боятся гнева начальства.

– Но она…

– Да, знаю, прислала венок и так далее, но это всего лишь красивый жест, и ничего более! Вдруг она ощущает вину?

– За что?

– За то, что довела Костика до самоубийства.

– Это не было самоубийством!

– Но завотделением может так считать, как и ее подчиненные. Когда человек, работавший с тобой бок о бок, о котором ты думал, что знал его вдоль и поперек, вдруг решает свести счеты с жизнью, невольно начинаешь прикидывать: а нет ли в этом твоей вины? Мы понятия не имеем, какие отношения были у Кости с коллегами!

– Хорошо, а какие еще причины могут быть? – поинтересовалась Галина.

Мономах видел, что она действительно хочет знать, а не просто интересуется из вежливости.

– Они вам не понравятся, – честно ответил он.

– Не надо, Вова, – покачала головой Мария. – Галин старший сын – зампрокурора города, так что ее трудно чем-то удивить!

– Правда? – пробормотал Мономах. – Что ж… возможно, совершено преступление и виновный находится в больнице, где работал Костя. И может статься, кое-кто из коллег это подозревает… или даже знает наверняка.

Какое-то движение привлекло его внимание, и он повернул голову: неподалеку стояла молодая женщина в теплом синем пуховике и неотрывно смотрела на их небольшую группу. Мономах сразу ее узнал.

– Извините, – сказал он, обращаясь к женщинам и Михаилу. – Мне нужно кое с кем поговорить!

– Ты приедешь? – спросила Мария. – Костю помянуть…

– Да, но не сегодня: у меня еще две операции. Я позвоню, хорошо? И тебе, Миша: есть разговор!

И, простившись, он быстро зашагал прочь. Медведь не спеша двинулась ему навстречу, поняв, что он ее заметил. Вот же повезло заполучить такую фамилию: высокая, стройная и привлекательная блондинка нисколько не напоминает неуклюжего обитателя российских лесов! Ну разве что своим напором и бескомпромиссностью? Они с Сурковой так не похожи, и все же Алла определенно питает к этой девице теплые чувства, сродни тем, что сам Мономах испытывает в отношении Миши Пака.

– Добрый день, Владимир Всеволодович, – вежливо поздоровалась молодая следователь, когда они поравнялись.

– Не слишком-то он и добрый, – пробурчал тот, окидывая девушку оценивающим взглядом.

Одевается как пацанка, заключил он: если бы она обладала вкусом своей начальницы и носила подобающую ее возрасту и телосложению одежду, то ее принимали бы за модель… Черт, почему он постоянно вспоминает о Сурковой и всех женщин сравнивает с ней?!

– Верно, – не стала спорить Медведь. – Алла Гурьевна говорила, что вы знакомы с покойным?

– Как осторожно вы сказали: «с покойным»! Это значит, что дело еще не возбуждено?

– Будет, в ближайшее время: ваш приятель Гурнов уверен, что кто-то поспособствовал Теплову отправиться на тот свет.

Мономаха покоробили ее слова: будучи врачом, да еще и хирургом, он и сам порой бывал циничен, но, оказывается, когда цинизм распространяется на тех, кого ты знаешь, он граничит с грубостью. Медведь и сама, похоже, сообразила, что допустила бестактность, – это было заметно по ее внезапно заалевшим щекам, – но извиняться не стала: в конце концов, Мономах ведь не отец Кости, а значит, ей нет смысла проявлять чуткость!

– Зачем вы здесь? – поинтересовался он. – Почему не стали беседовать с родственниками?

– С матерью Теплова я уже говорила, – пояснила она. – Его папаша, похоже, мало общался с сыном в последнее время, но я все равно встречусь с ним позднее: вдруг ему что-то все же известно… Честно признаться, я надеялась застать здесь друзей и коллег Теплова, вас не удивило, что никто не пришел? Только этот парень с узкими глазами…

– Он не Костин коллега, а мой, – поспешил вставить Мономах.

– А женщина…

– Его мать. Галина Пак – близкая подруга Марии, поэтому ее сын Михаил тоже общался с Костей.

– Пак? – с неожиданным интересом переспросила Валерия.

– А в чем дело? – пожал плечами Мономах. – Пак, Ким и Цой – самые распространенные имена у русских корейцев.

– Ну да… Как думаете, этим Пакам может быть что-то известно о гибели Теплова?

– Вряд ли. Если бы они что-то знали, то уже рассказали бы Маше, а она непременно поделилась бы со мной.

– Ясно.

Они немного помолчали.

– Есть зацепки? – спросил Мономах через несколько минут. – Я не прошу раскрывать какие-то секреты, но…

– На самом деле я и сама хотела с вами проконсультироваться, – прервала его Медведь. – Дело в том, что я посетила онкоцентр, где работал ваш знакомый, и побеседовала с некоторыми людьми.

– И как впечатление?

– Честно? Мутноватое.

– А что так?

– У меня создалось впечатление, что работники центра получили строгие инструкции не распространяться по поводу случившегося.

– Обычное дело! – скривился Мономах. – Медицинское сообщество весьма закрытое, и все там зависит от завотделениями и, конечно же, главврача: гибель сотрудника, да еще и при таких, гм… неоднозначных обстоятельствах, скорее всего, перепугала всех донельзя, и они боятся последствий.

– Каких, например?

– Уголовное расследование может повлечь за собой проверку от Комитета по здравоохранению, а это, в свою очередь, грозит создать проблемы для руководства клиники.

– Ну да, похоже на то, – задумчиво кивнула следователь. – Заведующая отделением очень суетилась… Кстати, она упомянула о том, что проводила служебное расследование.

– По поводу?

– По поводу хищения наркосодержащих препаратов. Вот список. – И Медведь вытащила из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, протянув его собеседнику.

– Да, – закивал тот, быстро пробежав список глазами. – Все это наркотические препараты – по большей части обезболивающие.

– То есть они не продаются в аптеке?

– Нет, их можно получить только в больницах и хосписах. Но вы же понимаете, существует нелегальный оборот…

– Да-да, понимаю. Можете поподробнее объяснить, что тут что?

– Ну почти все они выпускаются в виде таблеток или капсул, а также растворов для инъекций: трамадол, морфин, промедол, пентазоцин… Кодеин здесь самый безобидный, раньше он входил в состав препаратов от кашля, но, само собой, все зависит от чистоты и дозы. Значит, эти медикаменты воровали в онкоцентре?

– Да.

– Я правильно понимаю, что найденный при Косте сульфат морфина, по мнению заведующей, сильно сужает круг подозреваемых?

– Она утверждает, что Теплов в последнее время изменился: стал нервным, раздражительным и выглядел так, словно очень мало спит. Она даже сокрушалась, что недосмотрела в силу большой занятости…

– То есть заведующая намекает на то, что Костя был наркоманом?

– Ну прямо она не сказала, но мне, во всяком случае, так показалось, да.

– И много препаратов пропало?

– Судя по всему, тащили их буквально в промышленных масштабах.

– И что, все – для собственного употребления? Смешно!

– А если Теплов приторговывал?

– Ни за что в это не поверю!

– Насколько близко вы с ним общались?

Мономах открыл было рот, чтобы возмутиться, но захлопнул его: действительно, что ему известно о жизни Костика? Машу он знает как облупленную, и если бы речь шла о ней, вот тут уж Мономах горой встал бы на ее защиту, но ее сын… Что, если она не подозревала, насколько все плохо?

– Я понимаю, о чем вы думаете, – продолжила Медведь, так как ее собеседник не отвечал. – Но тот факт, что Теплова, возможно, убили, не снимает с него подозрения в краже: может, с ним разобрались подельники? Возможно, они тоже работают в центре или, допустим, пришли туда под видом родственников пациентов или переодевшись в униформу персонала с целью избавиться от него?

– Почему?

– Это предстоит выяснить.

– Выходит, вы уже все решили? – нахмурился Мономах. – Костик – «толкач», бессовестно обкрадывавший тяжелобольных людей и водивший дружбу с уголовниками?!

– Не драматизируйте, Владимир Всеволодович, – поморщилась Валерия, – это лишь одна из рабочих версий. Связь Теплова с, как вы выразились, уголовниками еще нужно доказать, как и то, что кражи – его рук дело: одна упаковка препарата еще ничего не доказывает!

– Рад, что вы тоже так считаете!

– Я всего лишь пытаюсь быть объективной. У вас это вряд ли получится, ведь вы лично знали покойного и дружите с его матерью.

– Порой «объективность» следственных органов приводит не к выявлению настоящих преступников, а к задержанию, аресту или даже посадке невиновных, – парировал Мономах, – а «предвзятость» родственников и друзей зачастую помогает не причастным к преступлениям подозреваемым избежать несправедливых обвинений!

Медведь внимательно посмотрела на него, словно изучая. Взгляд ее лучистых серо-голубых глаз вдруг показался ему на удивление цепким и проницательным – ну прямо как у настоящего следака!

– Не зря Алла Гурьевна так вас ценит, – неожиданно проговорила она. – Вашим друзьям и знакомым повезло: вы будете до конца их защищать, не позволяя себе усомниться! Это здорово, если только вы не станете скрывать важную информацию от следствия – разумеется, из самых благих побуждений.

– Даже не сомневайтесь: если что-то станет мне известно, я тут же сообщу об этом Алле Гурьевне, – процедил Мономах.

– Лучше сразу мне, – попросила следователь, протягивая ему простую белую визитку с именем и телефонами. – В любое время, договорились? – И она заторопилась к выходу.

Мономах не мог ее за это винить: мало кто получает удовольствие от посещения подобных мест, а уж тем более молодая женщина, у которой вся жизнь впереди и нет никакого желания задумываться о смерти… С другой стороны, профессия Валерии Медведь напрямую связана со смертью и горем, и это ее собственный выбор.

Он медленно побрел к выходу, надеясь, что Маша и ее маленькая компания не стали ждать его за воротами: он не хотел обсуждать случившееся, ведь впереди еще много работы и нужно оставаться спокойным и сосредоточенным. Однако же сделать это будет нелегко: разговор с Медведь оставил в его душе неприятный осадок, и ему еще предстоит решить, что с этим делать – не вмешиваться, как просил Иван Гурнов, или все же попытаться самому что-то выяснить?

* * *

– Ну, как там наш парень?

Вопрос Аллы был адресован Антону, который все утро посвятил допросу Сергея Полетаева, подозреваемого в убийстве Вероники Иващенко, первой зарегистрированной жертвы.

– Глухо, – со вздохом ответил старший опер. – Все отрицает!

– Ни за что не поверю, что вы ничего из него не вытянули!

– Вытянул – все, кроме признания.

– Ну да, а признание, как мы знаем, мать всех доказательств… Так что же вам удалось выяснить?

– Полетаев не отрицает, что увивался за Иващенко и даже подрался с ней, когда увидел с кавалером. Его бесило то, что она не отвечала на его ухаживания, – не удивительно, ведь у нее за плечами уже были неудачные отношения и вряд ли она желала повторения! Узнав, что случилось с Вероникой, он ударился в бега, так как одна ходка у него уже имеется и загреметь на нары по обвинению в убийстве ему не улыбается – сами знаете, какова степень доверия бывших сидельцев к правоохранительной системе!

– Больше всего нас должно интересовать его алиби!

– К несчастью, оно есть, причем железобетонное: вечер и ночь, когда погибла Иващенко, Полетаев провел в «обезьяннике» в участке Невского района после распития и драки с нанесением легких телесных. Составлен протокол об административке.

– Н-да, тупик! – сокрушенно покачала головой Алла. – А что за кавалер, с которым убиенную застал Полетаев? Он с ним знаком?

– Говорит, что нет, но это можно выяснить: наверняка Иващенко рассказывала о нем кому-то из подруг. И коллег с работы нужно опросить: вдруг нам повезет и он окажется из их числа?

– Вы выбрали верное направление! – похвалила Алла. – Где она работала?

– В продуктовом магазине известной торговой сети.

– Кем?

– Кассиром.

– Да, на зарплату кассира детей прокормить…

– Она еще подрабатывала уборщицей в элитном кондоминиуме. Тетка говорит, там платили даже больше, чем в магазине, но работа была тяжелая, и каждый жилец норовил объяснить Веронике, как следует работать, чтобы им нравилось. Поэтому Иващенко буквально перед гибелью намеревалась уволиться: сделать это не составляло труда, ведь она официально не оформлена.

Алла подавила вздох и, подойдя к окну, посмотрела на ухоженный внутренний дворик. Почему жизнь так несправедлива? Молодая женщина старалась изо всех сил, тянула двоих детей, пыталась устроить личную жизнь и тяжело работала, а вон как все закончилось!

– Так что с Полетаевым, Алла Гурьевна? – спросил Антон, так как молчание затягивалось.

– А что с ним? Отпускайте! Попытаемся зайти с другой стороны: узнайте, кто был ухажером Иващенко, а также с кем из коллег она близко общалась. Скорее всего, в этот раз мы действительно имеем дело с маньяком-коллекционером, а не просто с серийным убийцей, поэтому у жертв непременно должно быть что-то общее!

– Ну внешность у всех разная, – с сомнением покачал головой Шеин. – Цвет волос, тип лица, телосложение – на первый взгляд ничего общего!

– Вот именно что на первый, Антон, значит, нам понадобится второй, а то и третий, и четвертый взгляд! Так что действуйте, а я попробую…

В этот момент дверь распахнулась и в кабинет влетел Александр Белкин, даже не удосужившись постучать.

– Алла Гурьевна, включите телевизор, Пятый канал!

– Александр… – начала было она, но парень сам схватил пульт и принялся жать на кнопки.

На экране появилась молодая ведущая в костюме, жизнерадостный розовый цвет которого не вязался с серьезностью новости, которую она презентовала.

– …очередной душегуб! – с воодушевлением тараторила она, продолжая начатую тираду. – У него уже появилась кличка – Лоскутный Маньяк, потому что он вырезает у своих жертв куски кожи с разных мест на теле…

– Что-о?! – взвилась Алла, но тут же умолкла, так как ведущая не закончила.

– В общем и целом на данный момент есть информация как минимум о трех жертвах, но в таких случаях никогда нельзя быть уверенным в том, что это точная цифра. Что, если были и другие, просто тела пока не нашли? А вдруг это гастролер, раньше орудовавший в других городах и весях, а теперь избравший Северную столицу для своих грязных дел? Остается лишь гадать…

Белкин приглушил звук и повернулся к другим присутствующим с вопросом:

– Ну, как вам такое?

– «Как тебе такое, Илон Маск», м-да… – пробормотал Шеин, ероша волосы на затылке. – Что это было?

– Утечка! – сердито рявкнула Алла, едва не сломав карандаш, который вертела в руке. – И у кого это, интересно, язык без костей?!

– Точно у кого-то из СК: в СМИ не давалась информация о срезанной коже!

– И я о том же. Если так пойдет, каждый наш шаг будет известен преступнику!

Сказать, что Алла разозлилась, означало не сказать ничего: она пришла в такую ярость, что у нее даже губы побелели, – пожалуй, опера впервые видели ее в таком состоянии и не знали, как реагировать. Строго говоря, каждый из них ощущал примерно то же самое: слив столь важной информации репортерам означал предательство в их собственных рядах! Такое случалось и раньше, однако сейчас речь шла в прямом смысле о жизни и смерти. Маньяк, которого они пытаются поймать, определенно жаждет славы, и журналисты дают ему то, к чему он так стремится!

– Алла Гурьевна, вы хотите, чтобы мы выяснили, кто… – начал было Антон, но она решительно тряхнула головой:

– Забудьте! Новость уже стала достоянием гласности. Как говорится, фарш невозможно провернуть назад, и придется работать, принимая во внимание утекшие сведения… В любом случае в наших действиях ничего не меняется: действуем, как наметили. Самое главное – установить связь между жертвами, а для этого необходимо использовать все доступные средства: социальные сети, записи с камер видеонаблюдения и, само собой, опрос родственников, друзей и знакомых убитых. Александр, хорошо, что вы здесь, потому что вам, как самому продвинутому из нас в сфере технологий, предстоит заняться технической стороной вопроса.

– Соцсети и камеры? – уточнил молодой оперативник, уже смирившийся с тем, что на его долю выпадает сидение в кабинете за компьютером.

– Точно! Особое внимание следует уделить камерам, расположенным вблизи мест жительства и работы жертв: где-то по пути они могли встретиться со злодеем!

– И не забудь тренажерные залы, бассейны, салоны красоты и тому подобные места, – вставил Шеин. – Если, конечно, женщины посещали таковые: маньяк мог познакомиться с ними там.

– Верно! – согласилась Алла.

– Ну Иващенко точно не являлась их клиенткой, у нее просто не было на это денег, – заметил хранивший молчание на протяжении всего разговора Дамир.

– Правда ваша, но Лосева, к примеру, имела возможность посещать любые из вышеперечисленных мест; мы выяснили, что жертв преступник выбирает не по внешности и не по социальному статусу. На данный момент у нас настолько мало информации, что невозможно строить версии, необходимо узнать об убитых все, что только возможно! За работу, коллеги, нельзя, чтобы СМИ нас опередили!

* * *

– Я собирался тебе звонить и не думал, что ты придешь сам! – воскликнул Мономах, в конце рабочего дня увидев в дверях Михаила Пака.

– Я нужен вам в больнице, верно? – уточнил тот. – Вы об этом хотели поговорить?

– Откуда «дровишки»?

– От Севана.

– Ясно.

– Я согласен.

– Что?

– Ну выйти из отпуска и отгулять после Нового года, если вы так хотите.

Мономах внимательно посмотрел на молодого человека: ну что ты с ним будешь делать?! «Если вы так хотите…»

– Скажи, это имеет отношение к тому, что случилось с Костей? – задал он вопрос.

Парень замялся.

– Даже не знаю, – ответил он спустя минуту. – Меня… честно говоря, меня кое-что беспокоит.

– Что?

– Дело в том… в общем, я видел его незадолго до смерти.

– Кого?

– Костю.

– Где?

– На детской площадке.

– Где-где?!

– Я возвращался домой и увидел его на качелях.

– Погоди, но ведь Костя не жил с матерью…

– Верно, потому-то я и решил, что он, наверное, к ней в гости приходил. Но оказалось, это не так.

– Продолжай.

– Я подошел, поздоровался – казалось, он был рад меня видеть, но вел себя странно.

– В смысле – странно?

– Как будто хотел что-то сказать, но не решался.

– С чего ты взял?

– Мы ведь давно не общались, Владимир Всеволодович, и я о Косте узнавал только от мамы, а она – от его матери! Я слышал, что ему нравится его место работы, что в том центре все оборудовано по последнему слову медицинской техники, снабжение медикаментами отлажено, – я так понял, что Костя был в восторге…

– В тот вечер он тебе тоже рассказывал, что все прекрасно?

– Меня кое-что удивило.

– Удивило?

– Он был пьян.

– Костик?!

– Вам тоже не верится?

– Ну мы с ним тоже давненько не виделись, но все, что мне о нем известно…

– Вот и я о том же! – перебил Мономаха Михаил. – Это я могу выпить, а Костя, насколько я его знаю, не только сам этого не делал, но и избегал компаний, где много пьют! Во врачебном сообществе, сами знаете, это не редкость, поэтому и близкие друзья среди коллег у него вряд ли водились. Думаю, потому-то и на кладбище никто не появился!

– По поводу последнего я с тобой не согласен, но давай-ка вернемся к вашей встрече тем вечером: о чем вы говорили?

– В сущности, ни о чем – так, как дела, как вообще… Признаться, я так устал в тот день, что мечтал только о горячем душе и постели, поэтому не стал выяснять, в чем дело. Может, зря?

– Может, и так, – вздохнул Мономах. – Считаешь, он вот так взял и вывалил бы тебе все свои проблемы?

– Вряд ли, не такой он человек.

– Вот и мне так кажется! Я спросил, все ли у него хорошо на работе, а он как-то странно среагировал.

– Странно?

– Хмыкнул, словно я чушь сморозил!

– Сказал что-то?

Пак покачал головой:

– Наверное, следовало копнуть поглубже, но мы были не в тех отношениях… Черт, я виноват, да?

– Виноват тот, кто убил Костю, а вовсе не ты, – возразил Мономах, чувствуя, как в нем поднимается волна возмущения.

Почему хорошие люди испытывают муки совести, в то время как всякие ублюдки не считают себя виновными, даже если в буквальном смысле вонзают нож в человеческую плоть?!

– Вы так уверены, что это убийство? – задал вопрос Михаил.

– Практически на сто процентов. Следователь по делу тоже так считает, между прочим. Скажи, когда это случилось?

– Что?

– Ну ваша встреча на детской площадке.

– Теперь я понимаю, что дней за пять до того, как Костя… А я ведь не воспринял все всерьез! Если бы я только…

– Перестань, это не имеет смысла! – оборвал Михаила Мономах. – Кто мог знать, что так случится? Скорее всего, убийство носило запланированный характер, и никакие твои действия ничего бы не изменили!

– Но зачем кому-то его убивать?! – воскликнул молодой человек. – Он что, олигарх какой-то, богатый наследник или…

– Или он узнал что-то, из-за чего от него захотели избавиться. Вот хоть режь меня, а не зря никто из коллег не появился на его похоронах!

– Думаете, убийца – кто-то из них?

– Или они подозревают, кто это может быть… И боятся, что им окажется тот, на кого они думают.

– Только не говорите, что вы намерены вмешаться!

На лице Михаила отразилось смятение.

– Знаешь… а ты прав!

До этого самого момента Мономах не собирался принимать участие в расследовании, но неожиданно пришел к пониманию, что не может все так оставить. Следачка Медведь, возможно, и хороша, если верить Алле Сурковой, но она одновременно ведет сразу несколько дел, и у нее нет причин сделать приоритетным убийство молодого ординатора! А вот он, Мономах, можно сказать, лично заинтересован в том, чтобы парня перестали считать наркоманом и, самое главное, вором: если в первое еще можно поверить, то второе – просто чушь несусветная! Нельзя позволить, чтобы Машка одна в этом всем барахталась, а значит, он должен что-то предпринять.

– Что ж… тогда я тоже в деле!

– Ты?!

– А что? Я, в конце концов, тоже был знаком с Костиком, знаю его маму и не верю, что он мог заниматься тем, в чем его обвиняют!

– Не стоит тебе…

– А вам?

– Это не одно и то же!

– Но я же не один, а с вами, так? Примите мою помощь, Владимир Всеволодович: одна голова хорошо, а две…

– …ошибка природы! – пробормотал Мономах, тем не менее неожиданно, даже для себя, обрадованный предложением Михаила. – Ладно, давай попробуем.

Суркова придет в ярость!

– Что вы планируете делать?

– Пожалуй, встречусь с таинственной бывшей девушкой Костика. Возможно, она не просто так бегает от Маши и действительно что-то знает. Почему, спрашивается, она даже на кладбище не появилась?

– Они же расстались…

– Да, но встречались около года. Разве это не повод проводить человека в последний путь?

– Может, разбежались нехорошо?

– Вот у нее и спросим.

– Спросим?

– Ты же сказал, что в деле?

– А я от своих слов и не отказываюсь, можете на меня рассчитывать!

Зазвонил телефон, и в трубке раздался истерический вопль Марии:

– Вовка, они нашли наркотики!

– Погоди, какие наркотики? Кто нашел?!

– Полиция… Следственный комитет… да не знаю я, не поняла толком… Вовка, они сами все подбросили, даже не сомневайся!

– Я приеду. Буду через полчаса… Адрес скинь, ладно?

– Что случилось? – встревожено поинтересовался Михаил.

– Пока не пойму, – пробормотал Мономах. – Жду тебя завтра в отделении… Там решим, что делать.

* * *

Коллеги Вероники Иващенко говорили о ней исключительно в превосходной степени: трудолюбивая, безотказная, добрая и вежливая с покупателями, многие из которых знали ее по имени. Несмотря на то что большинство работников магазина, где молодая женщина трудилась кассиром, являлись представителями казахской и узбекской национальности, они тепло относились к ней и не могли припомнить ни одного случая, когда Иващенко стала участницей какого-либо скандала или даже небольшой перепалки, будь то с начальством или с клиентами. Когда Дамиру уже стало казаться, что ничего полезного по месту работы жертвы выудить не удастся, подошла очередь самой молодой ее коллеги.

– Ника и вправду была очень хорошей, – подтвердила она все вышесказанное. – Жила, как говорится, от звонка до звонка: работа – дом, дети…

Опер заскучал настолько, что принялся обдумывать пути отхода, однако девушка добавила:

– Но один раз я все же видела ее с мужчиной.

– С этим? – Он вывел на экран телефона снимок Сергея Полетаева.

– Нет, – уверенно ответила девушка. – Этот какой-то… потрепанный, что ли, сразу видно – гопник!

– А тот, кого вы видели, выходит, выглядел иначе? – обрадовался Дамир.

– Совершенно! В костюме такой мужичок, при галстуке… Гладкий, в общем.

– А каких-то особых примет не припомните?

– Особых? Это типа шрама или родимого пятна?

– Ну да.

– Нет, ничего такого не заметила… Он на машине за Никой приехал.

– Что за машина?

– Да я как-то в них не очень разбираюсь… Ну такая темно-синяя, кажется. Иномарка.

– Хорошо, а как давно вы видели их вместе?

– Примерно за неделю до того, как мы узнали о том, что Нику…

– Он приезжал только один раз?

– Да.

– А как вам показалось, они с Вероникой, гм… находились в отношениях или то была просто деловая или дружеская встреча?

– Тот парень, он подарил ей букет. Большой. Дорогой, наверное!

– Вот как! Ни за что не поверю, что вы не пытались узнать у нее об этом кавалере!

– А как же, пыталась, да только Ника улыбалась да отговаривалась тем, что, дескать, рано еще о чем-то рассказывать.

– То есть у вас создалось впечатление, что рассказывать было о чем?

Девушка кивнула.

– Скажите-ка, когда этот неизвестный ухажер приезжал за Вероникой, он подъезжал к самому магазину?

– Да, прямо к дверям.

– И камера наблюдения на входе у вас работает?

* * *

Окинув взглядом комнату, Мономах отметил про себя, что сотрудники органов не слишком церемонились при осмотре жилища Константина: все было перевернуто вверх дном, словно обшаривали жилище как минимум террориста или торговца героином!

– Зачем ты их впустила? – спросил Мономах, поворачиваясь к подруге. – Вряд ли у них был ордер, ведь Костик – жертва, а не преступник!

– Ты прав, ордера не было.

– Так какого рожна…

– Они спросили моего разрешения на осмотр, и я согласилась, потому что была уверена, что они ничего не найдут!

– О господи, Машка, ну ты что, вчера родилась?!

– Но, Вовка, я же не сомневалась, что Костик…

– Сама же говоришь, что подбросили!

– Но я…

– Ладно, проехали. Что конкретно обнаружили?

– Сульфат морфина и трамадол.

– Много?

– Да нет, пару упаковок.

– Маловато для торговли! Что тебе сказали?

– Да ничего они не сказали: оформили как это… изъятие и ушли, оставив после себя вот этот бардак!

– Ты, выходит, со следователем не разговаривала?

– Так не было следователя… по-моему.

– Очень интересно! Ты что-нибудь подписывала?

– Ну да, они какую-то бумагу подсунули, а я так обалдела, что…

– Почему ты не позвонила мне?! Нельзя было ничего подписывать, как же ты не понимаешь?!

– Я натворила дел, да, Вовка?

Голос Марии прозвучал так жалобно, что у него не хватило духу продолжать ругаться: он просто обнял ее и прижал к себе.

– Что мне делать? – всхлипнула она, зарывшись лицом в его свитер. – Я не знаю, куда мне теперь идти!

– Никуда не ходи, – ответил он. – Я сам всем займусь.

– Ты… правда сделаешь это? – Она подняла на него красные от слез глаза. – Для меня?

– Ну конечно. – Он погладил ее по голове, словно ребенка. – Для чего же еще нужны друзья? А пока… давай, что ли, приберемся чуток?

* * *

Хоть в этом и отсутствовала необходимость, Алла решила, как она выражалась, «растрясти жиры», самолично отправившись в тренажерный зал, который при жизни посещала Лосева. В последнее время, правда, к вящему удовлетворению следователя, «жиров» в ее значительно постройневшем теле поубавилось, однако она по-прежнему считала, что ей есть еще к чему стремиться.

Раньше Алла старалась даже не приближаться к тренажерным залам, боясь усмешек и переглядываний персонала за спиной, ведь эти стройные, загорелые «небожители», должно быть, в душе издевались над толстухой, по какой-то нелепой случайности забредшей на территорию, где ранее не ступала ее нога! Зато сейчас ей нечего стыдиться: тренажерных залов она не посещала, зато являлась постоянным членом альпинистского клуба, к которому приобщил ее доктор Князев по прозвищу Мономах. Так что ее физическая подготовка на данный момент ничуть не хуже, чем у большинства посетителей данного заведения, а вот формами своими Алла еще не вполне была довольна, поэтому до сих пор предпочитала свободную одежду, хотя все ее подруги и знакомые, включая адвоката Бондаренко, уверяли, что она вполне может себе позволить и более облегающие вещи. Видимо, проблема в комплексах и стереотипах, которые Алла сама себе создала.

У стойки регистрации, предварявшей вход в сам зал, ее и Антона встретила улыбчивая девушка-администратор. Алла мгновенно оценила ее стандартную красоту: искусственный загар (с которым она явно перестаралась и рискует к тридцати годам нажить себе меланому!), виниры, отражавшие свет ярких ламп и слепившие глаза, осветленные донельзя волосы, татуированные брови и, разумеется, потрясающая фигура – именно таким, по мнению владельцев подобных заведений, должно быть лицо, встречающее посетителей.

– Чем могу помочь? – дружелюбно поинтересовалась администратор.

Интересно, подумала Алла, как ей удается одновременно широко улыбаться и разговаривать: этому учат на каких-то курсах или подобный дар передается по наследству от предков?

В ответ посетители молча продемонстрировали корочки СК. Глаза девушки округлились – то ли от изумления, то ли от уважения к должностям визитеров.

– Нас интересует Екатерина Лосева, – сообщил Шеин.

– Э-э… простите, я тут только третий день работаю, поэтому…

– Хорошо, тогда с кем из постоянных работников или начальства мы можем поговорить?

– Я сейчас вызову менеджера.

Администраторша сделала звонок, и через пару минут из боковой двери вынырнул приземистый, сильно перекачанный парень лет тридцати, одетый в облегающие шорты и футболку, бугрящуюся на груди и руках. Что заставляет людей так уродовать свое тело, ведь это совсем не красиво! Алле представлялось, что в зал ходят, чтобы создать привлекательные формы, но это – явный перебор! Интересно, что он ест, чтоб вырастить такие мышцы – уж точно не обошлось без анаболиков… Возможно, даже запрещенных. От ключицы через всю левую руку молодого человека вился кольцами китайский черно-белый дракон. Алла подумала, что татуировка выполнена с удивительным мастерством: при малейшем движении создавалась оптическая иллюзия того, что мифическое существо и в самом деле шевелится! Алла не являлась сторонницей подобного рода украшательств: она считала человеческое тело неприкосновенным, а всякие там татушки и пирсинги – баловством и дурновкусием, однако и она не могла не признать, что мастер, набивший этого мифического ящера, создал произведение искусства.

– Это вы из Следственного комитета? – задал он вопрос.

– Точно, – кивнул Антон.

– Меня зовут Георгий, я здесь и инструктор, и менеджер.

– Где мы можем побеседовать? – спросила Алла, сочтя, что говорить об убийствах на глазах у посетителей не слишком этично.

– Пройдемте в тренерскую, – предложил Георгий. – Там сейчас пусто.

В тесной каморке действительно никого не оказалось: видимо, тренеры находились в зале, работая с народом.

– Ужасно то, что случилось с Катей, – первым заговорил менеджер, когда они расселись на маленьком диванчике из кожзама. – Мы все потрясены!

– Значит, вам известно, что с ней произошло? – уточнил Антон.

– А как же, все местные новости только об этом и трещат! Говорят, маньяк объявился… Это правда?

– Видимо, журналистам известно больше, чем нам, – хмыкнул старший опер. – Расскажите нам о Лосевой.

– Э-э… что именно вас интересует?

– Как часто посещала тренировки, с кем общалась, кто ее забирал – короче, все, что сможете вспомнить! – пояснила Алла.

– Ну… насколько мне известно, она приходила регулярно, но в какие дни – не скажу… Можно посмотреть по журналу посещений, если хотите.

– Хотим! – кивнул Шеин.

– Насчет того, с кем… Обычно Катя была не одна, а с какой-нибудь подружкой из своего круга.

– Своего круга?

– Детки богатых родителей, знаете ли. Они ходят сюда не для того, чтобы достичь каких-то особых высот, а просто пообщаться – особенно девчонки. Иногда Катя просто так занималась, но обычно все-таки с личным тренером…

– У нее был личный тренер? – вскинулась Алла. – Он сейчас здесь?

– Она. Да, кажется, я видел Зою. Позвать ее? Думаю, она вам больше о Кате расскажет, ведь я с ней почти не общался!

– Отличная мысль! – сказала Алла. – Зовите вашу Зою!

– Не понимаю я нынешнюю молодежь, – вздохнул Антон, когда за Георгием закрылась дверь. – Все у них есть – деньги, машины, спортзалы, лучшие учебные заведения, а они прожигают жизнь, ничем особо не занимаясь!

– Сколько вам лет, Антон? – с усмешкой спросила Алла.

– Вы же знаете… А что?

– А то, что вы рассуждаете, как старик: дескать, раньше и трава была зеленее, и молодежь получше! Во-первых, вам ли не знать, что далеко не все молодые люди похожи на Лосеву: таких примерно пять процентов во всем Питере. Остальные живут совсем другой жизнью – усердно учатся, работают или подрабатывают, занимаются волонтерской деятельностью… Да-да, не смотрите на меня так скептически, занимаются! Екатерина Лосева родилась с серебряной ложкой во рту, как большинство тех, с кем она общалась. Признайте, что такие ребята составляют весьма узкий кружок, за пределами которого течет настоящая жизнь! Так что не стоит всех грести под одну гребенку: есть разная молодежь – и та, что прожигает жизнь, и та, что защищает чужую, спасает из огня… Ну и так далее.

Шеин во все глаза смотрел на следователя: сетуя на современных молодых людей, он никак не ожидал, что она разразится целой тирадой на эту тему! Внезапно ему подумалось, что они очень мало говорят на отвлеченные темы – в основном по работе, но, похоже, Сурковой есть что сказать и о многом другом… С чего это его вдруг стали занимать подобные мысли? Дома его ждет замечательная любовница Карина, такая теплая, темпераментная и ласковая, хоть и не особо блещущая интеллектом. Да, они не ведут умных разговоров, но ему, Антону, вполне достаточно того, что есть, а Суркова… она, конечно, хороша, да и ума у нее палата, что ни говори, но она для него слишком сложна, а он наверняка чересчур уж прост для нее!

В этот момент дверь вновь отворилась, впуская внутрь молодую женщину в обтягивающих легинсах и майке, открывающей не только аппетитную грудь, но и плоский, как гладильная доска, живот. На майке красовалась жизнеутверждающая надпись: «Не парься!» Интересно, является ли эта фраза ее жизненным кредо или девушке просто фасон майки понравился?

– Здравствуйте, – сказал она, с интересом глядя на посетителей. – Я Зоя. Вы хотели спросить меня о Кате?

– Верно, – кивнула Алла. – Что вы можете о ней рассказать?

– Гоша сказал, что вы интересуетесь ее друзьями…

– Ими – в первую очередь.

– Ну у Кати было много подружек!

– Нас больше интересуют молодые люди. В смысле мужчины.

– А-а… ну да, порой я видела, как за ней приезжали парни.

– Разные?

– Каждый раз. У Кати вроде был постоянный ухажер, но она любила пофлиртовать – совершенно невинно, понимаете?

Антон кивнул, хоть и категорически не понимал, как, имея постоянного партнера, можно заигрывать с другими представителями противоположного пола. Он любил женщин, но никогда не заводил новый роман, предварительно не закончив предыдущий!

– Есть мысли, кто мог желать ей зла? – спросил он.

– Кате? Да что вы!

– Почему?

– Да потому, что Катя… понимаете, она была как бабочка!

– Что это значит? – поинтересовалась Алла.

– Она порхала от парня к парню, как от цветка к цветку, от салона красоты к тренажерному залу… Ума не приложу, кому могло понадобиться ее убивать! Хотя если это дело рук маньяка…

– Вы сказали, Зоя, – прервала девушку Алла, не желая развивать запретную тему, – что у Кати был постоянный молодой человек. Вы знаете кто?

– Конечно, Вадик Мишин.

– Что за Вадик?

– Кажется, сын генерального директора какого-то местного телеканала.

– Вот же… – пробормотал Антон.

Алла прекрасно его понимала: то, что одной из жертв стала представительница золотой молодежи, неизбежно влекло за собой общение с людьми из слоев общества, встречи с которыми не только не доставляют удовольствия, но и зачастую чреваты большим количеством неприятностей.

– Он тоже за ней заезжал или занимался в вашем зале? – спросила она.

– Нет, он не из тех, кто предпочитает спорт, – покачала головой Зоя. – Он ждал ее здесь, в баре, выпивал какой-нибудь коктейль и сидел в телефоне.

– Ясно… Как думаете, он мог иметь отношение к ее гибели?

– Вадик? Вряд ли!

– Вы же сказали, Катя любила флиртовать с другими парнями?

– Так и он не только с ней гулял!

– Откуда вы знаете?

– Регулярно читаю новости в соцсетях.

– А там пишут про такое? – округлил глаза Шеин.

– Только про такое и пишут, – усмехнулась инструкторша. – И фотографии выкладывают. Если хотите знать, то это как раз Катя однажды закатила Вадику скандал на весь спортивный комплекс!

– Из-за чего?

– Кажется, он сходил в клуб с какой-то ее подружкой, а ее не позвал.

– Придется поговорить с этим Вадиком, – сказала Алла, делая пометку в блокноте. Антон сделал то же самое в телефоне: он, в отличие от следователя, предпочитал современные технологии. – Что-то еще можете добавить к сказанному?

– Нет, но мне кажется, что Катя стала случайной жертвой, у нее не могло быть таких врагов, которые решились бы на убийство! Я слышала, ее убили после посещения ночного клуба: скорее всего, маньяк увидел, что она одна, и…

– Скажите, а здесь, в зале, никто не вел себя подозрительно? – задал вопрос Антон, не позволив тренерше закончить.

– Подозрительно?

– Ну, может, следил за Лосевой или…

– Нет, ничего такого не замечала, – пожала плечами девушка.

– И других скандалов с ее участием, помимо описанного вами, не случалось?

– Во всяком случае, не в мою смену.

– Что ж, спасибо за ваше время, – сказала Алла, поднимаясь.

– Да не за что… Послушайте!

– В чем дело? – Опер и следователь одновременно затормозили и едва не столкнулись.

– Я хотела спросить… вернее, рассказать кое-что.

– О Лосевой? – обрадовалась Алла.

– Нет, не о ней.

– Тогда о ком же?

– Понимаете… – замялась Зоя, словно уже пожалев о том, что остановила визитеров.

– Говорите же, раз начали! – поторопил ее Шеин. – Что у вас за проблема?

– У нас… у нас пропал инструктор.

– Инструктор пропал?

– Да. Ее зовут Лида, Лида Шахназарова.

– Она работает с вами?

– Да.

– Почему вы решили, что Лида пропала? – поинтересовалась Алла. Эта информация могла не иметь отношения к делу, однако у нее неприятно засосало под ложечкой: похоже, ее интуиция зашевелилась и решила занять место дедукции и прочих методов, используемых при расследовании. – Вы же работаете посменно, так?

– Да, и сегодня как раз ее смена: я не должна была выходить, но пришлось, так как Лида не явилась.

– Это на нее не похоже?

– Вот именно! Если бы она заболела или не смогла, то обязательно предупредила бы либо Гошу, либо меня!

– Может, случилось что-то непредвиденное?

– Она на мои звонки не отвечает.

– Пришлось куда-то срочно уйти, а телефон забыла.

– Конечно, всякое могло… но это странно! Если бы не эти репортажи о маньяке, я бы не переживала, но вот Катя пропала, а потом ее убили, а теперь и Лида…

– Хорошо, мы проверим, – пообещала Алла. – Вот мой телефон, – добавила она, протягивая тренерше визитку. – Звоните, если ваша коллега свяжется с вами или придет, хорошо?

– Спасибо вам!

Инструктор взяла карточку и внимательно ее изучила.

– Подполковник? – изумленно пробормотала она, недоверчиво взглянув на Аллу. – Значит, и вправду маньяк…

Когда Алла с Антоном покинули здание спорткомплекса, она спросила:

– Ну, что думаете?

– О Лосевой?

– Об исчезнувшем инструкторе. Об этой… Лидии Шахназаровой?

– Зачем сразу думать о плохом? – передернул плечами Шеин. – Эта Лидия – взрослая девица! У нее есть личная жизнь, свои дела… С другой стороны, – поймав осуждающий взгляд Сурковой, поспешил добавить он, – в свете текущих событий, конечно, проверить не мешает!

В этот момент из-за угла выскочил юркий молодой человек и бросился им наперерез. Антон среагировал мгновенно: один взмах руки, и парень уже барахтался на асфальте у ног Аллы.

– Вы чего, с дуба рухнули?! – заверещал он жалобным фальцетом. – Прессу зажимаете!

– Прессу? – переспросил оперативник. – Это что, на факультете журналистики учат неожиданно кидаться на людей?

– Я вовсе не кидался, просто пытался привлечь ваше внимание…

– Ну у тебя получилось, – кивнул Антон, протягивая руку, чтобы помочь парню подняться. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он еще моложе, чем опер предположил вначале.

– Поделитесь сведениями? – спросил он, врубая диктофон.

– Ты о чем? – невинно поднял брови Шеин.

– Вы же маньяка разыскиваете, верно?

– Где ты нахватался этой чуши?!

– Не пудрите мне мозги: если уж сама заместитель руководителя СК выезжает на место, значит, дело пахнет керосином!

Опер и следователь переглянулись: откуда, черт подери, паренек узнал о том, кто такая Алла, да еще и пронюхал, где она будет находиться в это самое время?!

– Так как, поделитесь с прессой? – настойчиво повторил репортер.

– Обязательно, – ласково ответила Алла, мило улыбаясь. – Если вы обратитесь в нашу пресс-службу, то вам все подробно разъяснят!

– Но… – начал было парень, однако Антон сделал шаг вперед, и тот попятился, пряча диктофон за спину.

– Хорошего дня, – процедил оперативник и, пропустив Аллу вперед, зашагал следом, оставив позади незадачливого журналиста.

– Алла Гурьевна, давайте вы поедете в офис, а? – взмолился Шеин, когда они подошли к парковке.

– Я вам мешаю? – удивилась слегка уязвленная Алла.

– Да нет, но… не поймите меня превратно, не по чину вам болтаться по городу и опрашивать свидетелей – честно слово, вы ставите меня в неловкое положение!

– Простите, Антон, я не подумала… Просто Дед просил меня лично проследить за всем, ведь дело щекотливое и обещает быть громким!

– Да понимаю я, Алла Гурьевна, но позвольте лучше нам, рысакам, топтать землю, а вы, как и положено, работайте головой и слушайте наши отчеты – так всем будет лучше! Если репортеры уже в курсе того, куда вы едете… Или вы что, нам не доверяете?

– Ну, если вы так ставите вопрос…

– Именно так, ведь на нас весь СК смотрит, и станут болтать, что высокий чин ездит за операми, так как они не справля…

– Все-все, я поняла! – перебила Шеина Алла, вытягивая перед собой ладони в защитном жесте. – Уезжаю!

– Я отвезу.

– Не стоит, я возьму такси.

1 Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Клиническая ложь».

2 Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Горькое лекарство».

3 Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Кровь ангелов».

4 Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Проклятие ДНК».

5 ТОН – специализированное травматолого-ортопедическо-нейрохирургическое отделение.

Продолжить чтение