Плененная

Размер шрифта: 13

Young Adult. Принц Обреченного города

Глава 1

Не каждая книга библиотеки Веспры попытается тебя убить. Но большинство из них сделает это, дай им хоть малейший шанс.

Я медленно обхожу по кругу книжные полки шестого этажа. Мои пальцы парят в нескольких дюймах[1] от потрепанных корешков. Магия, пропитавшая их, покалывает кожу и будоражит чувства. Опасная магия.

Закрыв глаза, отдаюсь во власть ощущений. Мне не нужно читать книги, чтобы чувствовать содержащиеся в них заклинания. Их уникальная, ровная пульсация в воздухе, отдающаяся вибрацией в душе, похожа на песню. В большей части книг эта пульсация надломлена, а в некоторых и вовсе умолкла навсегда. Но вот в последней книге, стоящей на полке, пульсация идеальна и сильна – в ней есть рейф.

Я открываю глаза, делаю шаг назад и оглядываю собрание странных разрозненных томов. Их двадцать пять. Значит, рейф рвал привязку и был перепривязан двадцать пять раз. Не так уж и много по сравнению с некоторыми заключенными в этой библиотеке кошмарами. Мой взгляд неспешно скользит по полке на стене, пересекает открытое пространство цитадели и останавливается на скоплении полок в дальнем конце этажа, которые забиты до отказа. Как их много! А ведь это только один этаж!

Меня передергивает, но я продолжаю путь, оставив собрание привязок одного чудовища и переходя к другому. Отдельные стеллажи тянутся ввысь футов[2] на пятнадцать. Приходится взобраться на стремянку, чтобы проверить верхние полки. Я просовываю руку через лестничную перекладину и провожу пальцами над корешками книг, до которых могу дотянуться. Надломленная магия противна коже, как противна обонянию вонь разлагающегося трупа. Меня подташнивает. Боги всевышние, ну за что это мне?!

Мое обучение в качестве библиотекаря Веспры началось всего неделю назад. Мне не следовало бы бродить по библиотеке в одиночку и уж тем более – работать с рейфами, пусть даже и не напрямую. Но заняться этим больше некому. Нэлл Силвери, старший библиотекарь, корпит над созданием новой привязки Голодной Матери – рейфа, разорвавшего заклинание две ночи назад и вырвавшегося в город. Мне удалось сковать его временной привязкой, довольно слабой, даже несмотря на помощь принца, поэтому, если мы хотим избежать нового побега этого Кошмара, Нэлл должна максимально укрепить заклинание, и поскорее.

Прикрыв веки, я мысленно возвращаюсь на улицы Веспры и смотрю на приближающуюся ко мне Голодную Мать. Шатающееся, неповоротливое и уродливое существо с длинными, волочащимися по камням руками, горящими глазами и обвисшими болтающимися грудями. «Приди в мои объятия», – ядом просачивается в сознание ее голос.

Я поспешно распахиваю глаза и некоторое время привыкаю к окружающей меня обстановке. Конечно же, я знала, что работа в этой библиотеке опасна, а продолжительность жизни служащих тут библиотекарей шокирующе коротка. Но после увиденного той ночью… что ж, не просто так Веспра зовется Обреченным городом.

Однако ее гибель можно отсрочить, если мы объединим усилия и будем добросовестно выполнять нашу работу. Микаэль и Андреас заняты на первом этаже, переписывая множество мелких связывающих заклинаний. После побега Голодной Матери волна восстания прошла по всей библиотеке: множество слабых рейфов удвоили усилия, пытаясь прорваться сквозь привязки.

Я новенькая, и у меня нет навыка переписи заклинаний. Зато я могу пройтись по библиотеке, проверяя, не сбоит ли какое из сдерживающих заклятий. На моей тележке уже лежат четыре подозрительных тома, которые я передам для дальнейшего изучения Микаэлю и Андреасу. Возможно, этим книгам не требуется немедленная перепись – я не настолько опытна, чтобы знать подобное наверняка, – просто Микаэль посоветовал мне не оставлять сомнительные книги на полках. Риск ни к чему.

– Если вы почувствуете хотя бы малейший намек на то, что книга находится на грани разрушения, хватайте ее и поднимайте наверх, – сказал он. – Береженого боги берегут.

От меня не укрылось отразившееся в его глазах беспокойство: все библиотекари понимали, что мне не следует давать такое задание.

Пальцы покалывает.

Я останавливаюсь возле конца полки с потрепанными распадающимися книгами и приглядываюсь к последнему тому – книжице в темном кожаном переплете с вышитыми желтыми крестиками на корешке. Поднеся к нему пальцы, чувствую магическую вибрацию, которую научилась различать. В этой книге определенно заперт рейф, но… с ней что-то не так. Не тот слабый надлом, что я ощутила в четырех лежащих в тележке книгах. Не знаю, как описать это чувство. В моем ограниченном словарном запасе нет подходящих для него слов. Примерно такое чувство испытываешь, когда по дому проходится легкий ветерок, но ты точно знаешь, что все окна и двери закрыты. Это странно.

А ветерок приносит с собой запах гнили.

По коже бегут мурашки. Я неотрывно смотрю на корешок с крестами. Четыре собранные мною книги стали хрупки и фонят ослабшими заклинаниями, а кожаный корешок этого томика – я вижу это, присмотревшись, – пожирает какая-то плесень. Нет, не плесень, а гниль. Заклинание пожирает гниль.

Что случится, если я возьму книгу с полки, положу в тележку и попробую поднять Микаэлю? Она распадется? Я покусываю губы, не зная, как быть. Микаэль выразился ясно: принести ему любую сомнительную книгу. И не пытаться геройствовать! Несмотря на мою почти удачную попытку привязать Голодную Мать, библиотекари предупредили меня не использовать нерационально способности, в которых я сама еще не разобралась. Чрезмерная самоуверенность может привести к ошибкам. А ошибки откроют дверь для рейфа, обитающего в моем разуме. Тогда я умру… или со мной случится что похуже.

Как с Вербеной.

Я делаю глубокий успокаивающий вдох. Ноздри трепещут, улавливая запах загнивающей магии. Стиснув зубы, сую руку в сумку на бедре и сжимаю в пальцах свое оружие: чистую книгу и серое писчее перо. Мое перо – подарок коллег-библиотекарей, церемониально врученный мне вчера. По словам Микаэля, на перо наложено заклинание, благодаря которому оно пишет без чернил. Полезный инструмент для библиотекаря Веспры.

Черпая уверенность в этом пере, я быстро принимаю решение: вытаскиваю руку из сумки и одной ладонью берусь за перекладину лестницы, а другой тянусь за прогнившей книгой. И осознаю свою ошибку, когда пальцы сжимаются на корешке. Состояние книги оказалось куда хуже, чем я думала: гниль въелась в переплет, и тонкие нити, скрепляющие страницы, при малейшем прикосновении рассыпаются в пыль. Я пытаюсь достать книгу с полки, но она, развалившись на части, падает на пол и осыпает основание лестницы своими ошметками. Я каменею, с ужасом глядя вниз.

Осознание сделанного приходит ко мне моментально: я разрушила заклинание.

Рейф вырвался и сейчас находится где-то поблизости.

– Да помогут мне боги! – шепчу я тоном, больше подходящим для ругательства, чем для мольбы.

Я торопливо спускаюсь с лестницы и, коснувшись стопами пола, поднимаю в воздух книжную пыль. Но теперь я хотя бы твердо стою на ногах, а не балансирую на десятифутовой высоте. С бешено колотящимся сердцем озираюсь. В нескольких футах от меня изогнутые балконные перила – страж, ограждающий меня от черной пропасти по центру цитадели и затерянных в тенях нижних этажей. На моем этаже всего минуту назад было светло как днем: его освещают множество фонарей, установленных между книжными полками, плюс хрустальный купол цитадели пропускает яркий блеск звезд. Вот только…

Теперь он окутан призрачной теневой пеленой, и я будто смотрю на мир сквозь темные стекла очков. Пытаясь прояснить зрение, промаргиваюсь. Бесполезно. Меня затянуло в мир Кошмаров.

Мое физическое тело где-то поблизости, по другую сторону реальности. Оно спит. И оно уязвимо. Здесь же мой разум начеку, и я совершенно одна. Микаэль с Андреасом сидят шестью этажами выше, в реальном мире. Они не услышат меня сквозь завесу, как громко бы я ни кричала.

Я достаю из сумки книгу и перо. Переписывать старое заклинание поздно, но можно написать новое. Я уже делала это раньше. Но сначала надо найти рейфа. И если это возможно, догадаться, как его зовут.

Бросив тележку, я огибаю полки, находящиеся по левую руку от меня. От центра цитадели в разные стороны расходятся коридоры, которые ведут в книжные катакомбы с проходами, заставленными по стенам полками. Я иду неслышно, на цыпочках, напрягая слух в попытке услышать малейший шорох. Здесь пугающе тихо. Разумеется, тишина в библиотеке – дело привычное, но до этой минуты я слышала приглушенный шум, издаваемый библиотекарями за работой: шорох перелистываемых Андреасом страниц; посвист безрассудно скачущего по лифтам вверх-вниз Микаэля; ворчание Нэлл и ответные «мип» от ее виверны.

По эту же сторону реальности стоит гнетущая тишина.

У меня так сильно трясутся коленки, что я хватаюсь за книжную полку, всматриваясь в один из ответвляющихся проходов. Подвешенный на держателе фонарь освещает полку в двадцати футах от меня – он словно парящий мирок света в океане тьмы. Никаких признаков рейфа.

Я пробегаю по проходу к центру цитадели. На руке лежит раскрытая книга, и я держу перо наготове над первой чистой страницей.

– Впиши его в книгу, – шепчу сама себе и резко останавливаюсь. – Впиши его в книгу, – повторяю снова.

Собственный голос эхом звучит в голове, но… не снаружи. Вокруг меня нет ни звука. Лишь тишина.

Я пытаюсь снова заговорить. Во рту пересохло, горло сдавило.

С усилием, дрожащим голосом выдаю:

– Бу! – Затем еще громче: – Бу! – Затем, наполнив легкие воздухом, кричу: – БУ!

Ничего.

Тишина. Давящая, душащая тишина.

Меня начинает бить дрожь.

Краем глаза замечаю движение. Резко разворачиваюсь и всматриваюсь в книжные полки по другую сторону пропасти. Там что-то есть, и оно движется в темноте. Ползет по полкам, шустрое, как паук. С такого расстояния я не могу его разглядеть. Создается ощущение – именно ощущение, – что у твари длинные, странным образом сочлененные конечности, широкий гладкий лоб, изогнутые рога, уши как у летучей мыши и лязгающие когти. И на морде нет места для глаз.

По венам несется ужас. Но нет… нет-нет, я в порядке.

Я делаю успокаивающий вдох и ненадолго задерживаю дыхание. Сейчас я в безопасности. Рейф по другую сторону цитадели, так далеко, что даже не знает о моем присутствии. У меня есть время взять себя в руки и начать писать заклинание. Все будет…

Существо поворачивает ко мне голову.

Глаз у него нет, но я чувствую, что оно смотрит на меня.

Я даже не успеваю до конца осознать этот факт, как рейф прыгает с полки на перила. Усевшись так, что колени его согнутых конечностей зависают на высоте подбородка, он раздвигает за спиной два громадных черных крыла. В свете звезд блестят массивные клыки, торчащие из крупной нижней челюсти. Из раззявленной пасти выстреливает длинный раздвоенный язык. И в следующее мгновение рейф взмывает в воздух и, расправив крылья, летит на меня.

Из горла рвется крик – беззвучный, теряющийся в абсолютной тишине. Часть меня осознает, что мне нужно совладать с собой и начать писать: связывающее заклинание – единственный шанс на спасение. Но инстинкты берут верх.

Я разворачиваюсь на пятках и несусь прочь.

Рейфа за спиной я не слышу, но чувствую, как он приземляется на балконные перила с моей стороны, чувствую, как он соскакивает на пол и бросается за мной. Я чувствую, как его заносит на изгибающиеся стены и он сбивает своим телом книги. Бух, бух, бух – создают они вибрацию, падая совершенно беззвучно. Ощущения настолько живые и красочные, словно происходящее разыгрывается в моей голове. Словно я наблюдаю постановку издалека и в ней играет альтернативная версия меня. Словно все происходит не со мной. Возможно…

В сердце вспыхивает искра надежды. Возможно, все так ощущается, потому что по другую сторону реальности я крепко стою на ногах и пишу, творя заклинание. Только бы продержаться в этой реальности столько времени, сколько потребуется мне в другой…

Длинные когти вспарывают воздух рядом с моей головой. Горячее дыхание обжигает затылок. Из моего горла рвется еще один крик, беспомощный и беззвучный. В отчаянии я ныряю в один из темных боковых проходов. Бледно светит вдалеке свеча в подсвечнике, но сколько бы я ни бежала к ней, она не приближается. Тем не менее я не останавливаюсь: обезумевший, охваченный паникой разум убежден, что если я добегу до маленького островка света, то окажусь в безопасности.

Неожиданно пол уходит из-под ног, и я падаю головой вперед, взмахнув руками. Над макушкой что-то пролетает, оцарапывая кожу. Я только что чуть не лишилась головы! Толчок, и я качусь по полу, уходящему резко вниз. Все мелькает перед глазами, и верх и низ перестают ощущаться совсем.

Наконец падение прекращается. Я лежу на спине, таращась в кромешную тьму. Тяжело дыша, но не слыша собственного дыхания, заставляю свое побитое и помятое тело принять сидячее положение. В отдалении по-прежнему мерцает свет свечи. Я ползу к стене и нашариваю книжный стеллаж. Пройдясь пальцами по корешкам книг, хватаюсь за край полки и поднимаюсь на ноги.

Так тихо.

Рейф здесь. Но я его совершенно не чувствую.

Я вжимаюсь спиной в стену, и край полки врезается между лопаток. Моя книга потеряна. Должно быть, я выронила ее при падении. Означает ли это, что в реальном мире я больше не пишу? Я заперта в этом Кошмаре, одна и без оружия? Нет, кое-что все еще при мне: в руке до сих пор зажато перо.

Пора идти.

Я медленно продвигаюсь вперед, к свету свечи, прижимаясь спиной к книжным полкам. Подниматься по крутому подъему, которого нет в реальном мире, тяжело, я постоянно оступаюсь и, чтобы окончательно не упасть, хватаюсь за полки для устойчивости.

Внезапно на плечо опускается что-то тяжелое.

Я поворачиваю голову. В свете свечи поблескивают длинные черные когти.

Сердце подпрыгивает к горлу, но сделать я ничего не успеваю. Рейф швыряет меня на пол и вдавливает в камень, вонзая острые когти в плечи до самых костей. Меня затапливает такая боль, что не получается даже вскрикнуть, и я тщетно пытаюсь отодрать от себя невидимые конечности.

Перо! Я его уронила.

Часть сознания все еще способна мыслить разумно, поэтому я перестаю бороться с чудовищем и вместо этого обшариваю пол рядом с собой. Пальцы задевают пушистую часть пера, и я вцепляюсь в его длинный наконечник.

Тьма Кошмара рассеивается, открывая морду рейфа. Человекоподобную, увенчанную растущими изо лба, загибающимися назад рогами. Над плоским носом резко выступает надбровная дуга. Глаз нет. Кожа черна и блестит в свете свечи, как полированное эбеновое дерево. Массивные челюсти щелкают, открываясь и закрываясь, капая слюной. Уродливая башка наклоняется надо мной, и длинный раздвоенный язык облизывает мое лицо, разрезая лезвийным краем кожу. Я опять кричу, давясь своим безмолвным воплем. Широченная пасть раскрывается шире, готовясь откусить мне голову.

И я делаю единственное, что могу: вонзаю кончик пера в мерзкий черный язык.

Чернила фонтаном бьют в пасти монстра, стекая ему в горло, брызгая мне на лицо. Рейф дергается назад и отпускает мои плечи. Я мгновенно откатываюсь в сторону, ударяюсь о стену и встаю на колени. Рейф судорожно трясет башкой, разбрызгивая из пасти чернила. Я открываю рот и, к своему изумлению, обнаруживаю, что вновь обрела голос.

– Молчун! – кричу я.

Слово эхом звенит в проходах, наращивая громкость с каждым отзвуком. Я вижу волны энергии, накатывающие и откатывающие в свете свечи. Звук поражает монстра, и тот взрывается туманными чернильными каплями.

Глава 2

Я медленно опускаю и поднимаю веки.

С каждым взмахом ресниц тьма Кошмара отступает.

Я прихожу в себя, сидя на каменном полу и вжимаясь спиной в книжную полку. Прямо у меня над головой, а не где-то вдалеке, как мне казалось всего мгновения назад, мерцает под круглым стеклом свеча. Ее света достаточно, чтобы были видны названия на корешках книг, расположенных на противоположной стороне прохода. Тени вокруг более не извиваются от наполнявшей их живой энергии.

С тяжелым вздохом я откидываю голову на неудобный край полки. Затем опускаю подбородок и скольжу взглядом по книге на коленях. В Кошмаре я потеряла ее, но на этой стороне реальности каким-то образом мне удалось ее сохранить. Взяв ее в дрожащие руки, ощущаю, как она потяжелела. И в ее тяжести чувствуется изменчивая, вечно движущаяся, яростная энергия.

Я связала рейфа. Ненадолго, конечно, ведь без истинного имени монстра любое заклинание вскоре спадет. Но моей привязки хватит на то, чтобы отнести книгу Микаэлю, который создаст более крепкое связующее заклятие.

Со стоном поднимаюсь на ноги и чувствую, как меня пошатывает. Сердце еще бешено колотится, а плечи трясутся. Разуму хочется верить, что случившееся – далеко не сон, что я на самом деле набила синяки и что меня на самом деле рвали жуткие когти. Но я выжила. Ужасы библиотеки Веспры не поглотили меня. После мыслей об этом мои губы тронула слабая улыбка.

Я бреду по проходу, переставляя ноги по ровному полу, а не наклонному, как в Кошмаре, и выхожу прямо к пропасти цитадели. Мысленным взором снова вижу отвратительного крылатого монстра, пересекающего открытое пространство башни. Сейчас меня окружают лишь книги и свет мерцающих звезд. Умиротворяющая картина. Ну или была бы таковой, не знай я, что эти книги содержат.

Я поворачиваю вправо, делаю три шага к своей тележке… и резко останавливаюсь. Сердце бухает о ребра.

О нет.

Здесь принц. Стоит между мной и тележкой.

На нем длинные пурпурные одежды с открытым горлом и ниспадающими от локтей рукавами. Одежды аурелианского типа. Принц прислонился плечом к стене между книжных полок, сложил руки на груди и скрестил ноги. Вся его поза выражает непринужденность и беззаботность, однако под глазами у него еще темнеют круги. Даже чарами фейри не скрыть влияние проклятия, от которого он страдает. Проклятия, которое чуть не убило его две ночи назад.

Сдержав удивленный возглас, я приседаю в полном достоинства реверансе.

– Принц. – Мой голос спокоен и ровен.

Я поднимаюсь и нацепляю привычную, ничего не выражающую улыбку. Она не касается глаз и нужна лишь для того, чтобы скрыть любое чувство, какое может предательским образом отразиться на лице.

– Не ожидала увидеть вас, милорд. Как вы себя чувствуете?

Принц долгое мгновение не отвечает. Затем, выдержав многозначительную паузу, бросает:

– Раздражен.

– А? – непонимающе поднимаю брови.

Он задумчиво кивает, будто придя к какому-то неутешительному выводу.

– Я чувствую раздражение. Меня раздражает, когда подчиненные игнорируют прямые приказы и суются со своей недопомощью туда, куда не следует, грозя разрушить и так шаткую безопасность целого острова. Подобное выводит меня из себя.

Книга с заклинанием, которую я прижимаю к себе, вдруг пихает меня в живот: рейф, запертый в ней, пытается высвободиться. Ахнув, я сильнее стискиваю ее в руках.

Взгляд принца перескакивает с моего лица на книгу.

На кончике языка вертится куча оправданий. В конце концов, рейф вырвался тогда, когда я коснулась книги. Мне же нужно было что-то сделать, да?! Но все же принц прав. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что должна была просто отметить местоположение подозрительной книги и рассказать о ней Микаэлю. Нельзя было брать ее с полки. Видела же, в каком она ужасном состоянии. Я поступила неразумно и самонадеянно. И еще более самонадеянно попыталась сама создать связывающее заклинание.

Проглотив оправдания, я протягиваю книгу принцу. И чуть не роняю ее, когда рейф снова толкается изнутри.

Принц выхватывает книгу у меня из рук и, даже не глянув на нее, сует себе под мышку.

– Тебе известно его имя? – спрашивает он.

Качаю головой.

– Я… я подумала, что, возможно, его зовут Молчун. Андреас упоминал эту кличку во время наших занятий. Но настоящее его имя, связывающее, я не запомнила.

– Нагуаль.

– Простите, что?

– Нагуаль. Так его зовут. «Молчун» на древнем ваалюнском. – Принц прищуривает глаза. – Ты была на верном пути.

Он нехотя признает это, но мои щеки обдает теплом. Принц не из тех, кто любит хвалить, а меня так и вовсе презирает. Одобрение от него редкая вещь.

– Если вы произнесете его имя по буквам, я закончу привязку, – храбро заявляю я.

Принц еще больше сужает глаза.

– Не думаю. На сегодня ты и так достаточно сделала, дорогая.

Я не успеваю отреагировать на свою неправильно произнесенную фамилию, как принц разворачивается на каблуках и шагает прочь.

– Идем, – кидает он мне через плечо. – Прихвати собранные книги. Ты должна доложить Микаэлю о проделанной работе, а также извиниться перед ним за то, что подвергла всех опасности.

Горькое порицание убивает то легкое удовлетворение, что я ощущала всего мгновение назад. Вздохнув, я подчиняюсь приказу: беру тележку и толкаю ее к ближайшему лифту, перекладываю в него отобранные книги и, вращая рычаг, поднимаю лифт на первый этаж.

Принц стоит рядом, наблюдая за мной, держа под мышкой книгу с новым заклинанием. Почему, интересно, он не отправил ее наверх вместе с остальными книгами? Не доверяет моей работе?

Я остро ощущаю на себе пристальный взгляд принца, но не смотрю в его сторону, а просто выполняю свою работу. После чего поворачиваюсь к нему, смиренно складываю руки на юбке и выдаю свою дежурную вежливую улыбку. Мужчина отвечает гримасой, не говоря ни слова, отворачивается и начинает подъем по винтовой лестнице. Мне остается лишь идти за ним, и я торопливо поднимаюсь следом. Подо мной зияет пропасть цитадели, и я стараюсь в нее не смотреть.

Мы проходим только один или два лестничных пролета, когда принц хватается обеими руками за перила и сгибается пополам. Сквозь его стиснутые зубы прорывается стон. Я встревоженно преодолеваю несколько ступеней, протягиваю руку и, помешкав секунду, дотрагиваюсь до побелевших костяшек его пальцев.

– Вам плохо?

Словно в ответ на мой вопрос из-под его руки выскальзывает книга с заклинанием. Она падает и, отскочив от одной ступеньки, приземляется на другой. Страницы распахиваются. На миг показывается когтистая мускулистая рука.

Я спешно поднимаю и захлопываю книгу, по обложке которой уже пошла рябь. Она корчится и рвется из рук: рейф пытается освободиться. Я крепко прижимаю ее к животу и несколько мгновений борюсь с рвущимся наружу монстром. Затем книга замирает – моя привязка пока держится.

Выдохнув, я открываю глаза и встречаю взгляд принца. Он сидит на ступеньке, опершись локтями на колени и тяжело повесив голову. Чары фейри развеялись, обнажив искаженное болью лицо. Принц долгое мгновение смотрит на меня. В воздухе чувствуется трепет магии. Я ошибаюсь, или он пытается прикрыться чарами? У него ничего не выходит, и он со вздохом опускает голову на руки.

Я покусываю нижнюю губу. Не вынеся неловкого молчания, шепотом говорю:

– Вам нехорошо.

– Заметила? – Принц бросает на меня сквозь пальцы колкий взгляд и снова нагибает голову. – Это все проклятие. Его действие усиливается.

Я киваю. Мелькает мысль пройти мимо и подняться наверх. Но поступить так в подобных обстоятельствах будет глупо и жестоко. Я опускаюсь рядом с ним на ступеньку, ближе к перилам. Книга дергается, и мне приходится сильнее прижать ее к животу. Надеюсь, связывающее заклинание продержится еще немного.

Слышу его вздох. Слегка повернув к нему голову, рассматриваю видимую за его ладонями часть лица: ухо, линию скул, край щеки. Он пугающе красив даже без чар. Человеческая кровь ни в коей мере не умаляет его невероятной привлекательности. Однако именно она медленно и верно убивает его.

– Вы правда не знаете, кто вас проклял? – Без понятия, что заставило меня задать подобный вопрос. После затянувшейся тишины мой голос звучит неприятно громко.

Принц сидит как каменный, и мне уже начинает казаться, что он специально игнорирует меня, но спустя время все-таки качает головой.

– Если бы знал, то давно бы уже попытался снять проклятие.

Я вижу, как он стискивает челюсти, как дергается его кадык. Почему его боль так отзывается во мне, поднимая волну сочувствия? Мне хочется положить ладонь ему на плечо и как-нибудь утешить, но я не осмеливаюсь на столь неформальный жест. К тому же я прекрасно знаю, как сильно принц меня ненавидит. В конце концов, я убила его мать.

Я опускаю взгляд на книгу с заклинанием, лежащую на моих коленях, и вяло провожу пальцем по краю обложки.

– Вы знаете, за что вас прокляли?

Принц роняет одну руку и, повернув голову, угрюмо смотрит на меня.

– Ты сегодня что-то чересчур любопытна.

– Просто поддерживаю разговор, – пожимаю я плечами.

– Может, тогда выберешь для разговора тему поприятнее? О погоде, к примеру. Или дворцовых слухах. Я так понимаю, наш Микаэль безнадежно влюблен в капитана Кхас. Во всяком случае, по словам Лоуренса.

Я фыркаю. Неплохая тема, но недостаточно удачная.

– Значит, вы знаете, за что. Или подозреваете.

Принц с недовольным бурчанием проводит рукой по лицу. Ставит оба локтя на колени и устремляет взгляд на ступени, по которым мы только что взобрались.

– Знаю. – Он пронзает меня взглядом, выгнув бровь. – Попробуешь угадать?

Терпеть не могу эту игру. С другой стороны, лорды и леди Эледрии любят неприятные забавы.

– Могу предположить, – медленно начинаю я, – что тот, кто вас проклял, хотел лишить вас возможности занять трон Аурелиса.

Принц сводит брови на переносице и порывисто отворачивается от меня.

Я продолжаю, осторожно подбирая слова:

– Полагаю, человеческая кровь в ваших венах и так делает вас уязвимым. Во дворе изначально были противники вашего восшествия на престол. Я также полагаю, что после… после смерти вашей матери оппозиция усилилась.

Все знали, что после смерти Дазиры связанный с ней Узами Судьбы король Лодирхал долго не проживет: им было суждено богами любить друг друга, вместе жить и вместе умереть. Потеряв жену, король лишился бессмертия. С того момента прошло уже пять лет.

Когда я в последний раз видела Лодирхала, он уже начал сдавать. Все знают, что долго он не продержится и трон вскоре перейдет наследнику. Не его родному сыну и не его племяннице, Эстрильде. А его любимому воину – лорду Ивору Иллитору.

При воспоминании о нем к щекам приливает горячий румянец. Ивор. Прекрасный, несравненный, величественный Ивор. Я отгоняю мысли о нем, мотнув головой, и сосредотачиваюсь на разговоре.

– Я права в своей догадке, что вашему проклятию уже пять лет?

Принц тихо смеется – горьким, невеселым смехом.

– Права, дорогая Клара. Прямо в яблочко. Да, проклятие пало на меня вскоре после смерти матери. В результате меня лишили и малой возможности унаследовать трон отца. Меня считали помехой и обузой, но пока я владел обеими видами магии – человеческой и фейри, – я был слишком силен, чтобы меня можно было с легкостью свергнуть. Теперь же…

Теперь же из-за проклятия использование человеческой магии чуть ли не убивает его. Самое большое преимущество стало самой великой его слабостью.

Каково ему жить так? Мучиться от проклятия как от болезни, зная, что кто-то намеренно сделал это с ним. Впрочем, такова жизнь в Аурелисе – беспощадном мире кровожадной борьбы за власть. Я достаточно долго служила принцессе Эстрильде, чтобы вдоволь наглядеться на интриги лордов и леди.

Принцессе Эстрильде, так стремившейся стать наследницей своего дяди.

Хотя я не питаю симпатии к своей жестокой и своенравной бывшей госпоже, все же не представляю, чтобы она прокляла своего кузена. Конечно, возможно, я к ней слишком великодушна. Эстрильда не моргнув и глазом продала мои Обязательства принцу и отправила меня в Обреченный город. И все это только потому, что лорд Ивор изволил мне улыбнуться.

Ивор…

Я закрываю глаза и сжимаю в руках книгу. Вернув самообладание, поворачиваюсь к принцу.

Глядя на меня, он замечает:

– У тебя маска спала.

У меня вспыхивают щеки. Я хлопаю ресницами, возвращая на лицо привычную улыбку.

– Прошу прощения?

Принц обводит пальцем в воздухе мои губы.

– Твоя улыбка, за которой ты вечно прячешься. Она сошла с твоих губ. Похоже, ты думала о чем-то тревожном. О чем?

– Ни о чем, – выпаливаю я. – Совершенно ни о чем.

Принц выгибает бровь.

– Я могу обязать тебя сказать мне правду.

Может. Конечно может. И поскольку он – владелец моих Обязательств, его приказ будет абсолютен. Я буду обязана ответить на его вопрос, хочу того или нет. Буду обязана признаться, что думала о лорде Иворе, его чарующей улыбке, мужественном лице и мускулистой фигуре. Думала и задавалась вопросом: помнит ли он девушку, которую выделил среди всех человеческих слуг Аурелиса? И если помнит, то скучает ли по ней?

Не хватало только, чтобы принц об этом узнал!

Я качаю головой.

– Просто задумалась, и все.

– Задумалась о чем?

– О том, желаете ли вы занять отцовский трон или нет.

Принц удивленно поднимает бровь.

– Ты задумалась о том, хочу ли я получить свое законное наследство? Хочу ли я, чтобы мой собственный отец считал меня достойным преемником? Хочу ли, чтобы меня приняли и уважали королевские дворы Эледрии? Хочу ли я носить корону и гарцевать на лошади в золотых одеждах, повелевая подданными? – Он смотрит на меня, подперев подбородок рукой и склонив голову набок. – Ты об этом задумалась?

Я передергиваю плечами.

– Просто… если вы унаследуете королевство Лодирхала, то вам придется покинуть Веспру. Я думала о том, захотите ли вы этого.

– О! Теперь понятно, что тебя смутило. Вот так дилемма! – фыркает принц. – Ведь только глупец ухватится за шанс покинуть этот богами забытый остров, эту землю мрака и грызущих камень троллей.

Пусть насмехается надо мной сколько угодно, но я разбираюсь в человеческой натуре – в конце концов, я дочь писателя. И хотя принц лишь получеловек, я не могу отделаться от мысли, что человеческая часть натуры преобладает в нем. Все не так просто, как он говорит. И это выдают желваки на его скулах, потемневшие глаза, горечь в его голосе. Принц может доказывать обратное, но я подозреваю, что Веспра и ее жители заботят его больше, чем ему бы хотелось это признать. Если он займет трон отца, если покинет Веспру… то как долго без него продержится город?

– Прекрати! – рявкает принц, поймав мой взгляд.

– Прекратить «что»? – невинно моргаю я.

– Прекрати считать меня лучше, чем я есть, – рычит он. – Прекрати считать, что меня здесь держит какая-то альтруистическая путеводная звезда. Отец наказал меня Веспрой за то, что я не оправдал его надежд. Наказал давным-давно, еще до настигшего меня проклятия. Меня сослали сюда, чтобы я не мешался под ногами. Я не чувствую преданности ни к этому городу, ни к его жителям, ни к проклятой богами библиотеке. Так же, как и ты.

Принц внезапно встает. Одной рукой для равновесия хватается за перила, а другую протягивает мне. Помедлив, я вкладываю свою ладонь в его, позволяя поднять себя на ноги. Хочу высвободить руку, но принц сжимает ее еще крепче и, притянув меня ближе, пристально смотрит мне в глаза.

– Не приписывай мне того, чего я не заслуживаю, дорогая Клара. – Его голос тих и напряжен. – И себе тоже не приписывай лишнего. Мы все здесь не по собственному желанию. Не потому, что хотим творить добро и избавлять кого-то от страданий. Мы пленники здесь, как и рейфы. И столь же опасны. Дай нам возможность вырваться отсюда, и мы воспользуемся ею в тот же миг… И да помогут боги тем, кто встанет у нас на пути!

Я приоткрываю губы, уже готовая возразить. Хочется сказать ему, чтобы он говорил за себя и не полагал, будто знает меня и мое сердце, но разве он не прав? Я проведу здесь десять лет, до истечения срока своих Обязательств. Выполнив свой долг, я помчусь домой и всю оставшуюся жизнь буду пытаться забыть Веспру и ее обитателей. Буду стараться не думать о том, что теперь с ними… или что случится с мирами, если на свободу вырвутся рейфы.

Я опускаю взгляд на руку принца, сжимающую мою.

Он медленно расцепляет пальцы, выпуская мою ладонь. Затем забирает у меня книгу с заклинанием и, по обыкновению, засовывает ее под мышку. Не проронив больше ни слова, разворачивается и продолжает подъем по ступенькам.

Я несколько мгновений стою, глядя ему в спину. И лишь когда он пропадает из виду на изгибе лестницы, приподнимаю юбки и следую за ним.

Принц

Зачем я делаю это? Зачем терзаю себя, как проклятый дурак?

Каждый последующий шаг дается мне все труднее, и я стискиваю ладонями лестничные перила. Такое простое действие, как увеличение расстояния между нами, почти непосильно для меня. Все мое естество требует, чтобы я развернулся и вернулся к ней, чтобы просто был рядом.

Но нельзя.

Проклятье! Следовало оставить ее в Аурелисе. Зачем я поддался на уговоры Нэлл и остальных и привез ее сюда? Да, у нас не хватает библиотекарей, что делает ситуацию на острове опасней. Мы отчаянно нуждаемся в новых магах. Но мне казалось, что будет легче. Что я совладаю с собой и буду держаться подальше от нее. В конце концов, библиотека необъятна.

И на` тебе…

Какую бы работу ни предстояло мне выполнить, меня неумолимо тянет туда, где она. Обходит ли она книжные стеллажи, заучивает ли имена рейфов с Андреасом, работает ли над особо мудреной привязкой. Где бы она ни была, я в конечном итоге ловлю себя на том, что оказываюсь рядом, с ее именем на кончике языка.

Обычно я быстро справляюсь с собой. Разворачиваюсь и ухожу в первый попавшийся удаленный закуток. Но спустя часы все повторяется. Без каких-либо осознанных усилий с моей стороны я снова оказываюсь там. Рядом с ней. За углом или этажом выше. Но всегда рядом.

Я прекрасно знаю, что происходит. Знаю богов и их мелкие игры. Однако я не настолько безволен, как они думают. Я не дам манипулировать собой и не стану забавной игрушкой в их руках.

На верхнем этаже я направляюсь к ближайшему ко мне рабочему месту – столу Микаэля.

– Силвери! – зову резко.

Он отрывает взгляд от книги и рассредоточенно моргает. Слишком долго читал крохотные буквы.

– Да, принц?

Я роняю на его стол книгу с заключенным в ней Нагуалем.

– Что это?

– Творение рук нашего нового библиотекаря. Проверь. Убедись, что в заклинании нет изъянов.

Микаэль взвешивает книгу в руке.

– Заклинание кажется достаточно крепким. Мисс Дарлингтон у нас весьма талантливый маг. Вы показали ей…

– Я не в настроении выслушивать перечень талантов этой девушки. Пока она не приносит вред, будем считать, что нам повезло.

Микаэль хмурится и, пожав плечами, возвращается к работе.

– Силвери?

– Да, принц.

– Она свободна. Сегодня у нее выходной.

Микаэль бросает на меня растерянный взгляд.

– У нас полным-полно работы. Я хотел отослать ее на восьмой этаж, чтобы она попробовала себя в…

– Она становится безрассудной. Считает, что уже многому научилась. Возможно, день дома прояснит ее сознание.

Понимая, что Микаэль не уймется, сурово припечатываю:

– Это приказ, Силвери.

Он вздыхает, но знает, что лучше мне не перечить.

– Хорошо, принц.

Я разворачиваюсь, пересекаю зал и захожу в свой кабинет. Закрыв дверь, иду к заваленному всяким хламом столу и некоторое время бездумно сижу за ним, неосознанно потирая ладонью грудь. Сердце снова бьется в непонятном мне ритме. В том самом, который мучает меня с тех пор… как я увидел ее впервые. И… и…

В раздражении я тянусь к футляру, полускрытому пачкой пергамента. Придвигаю его к себе, открываю крышку и смотрю на красное пушистое перо, лежащее на шелковой подстилке. На писчее перо мамы.

Мне не забыть, как она умерла. Как жестоко погибла.

Мне не забыть, кто виноват в ее ужасной смерти.

Я привел эту девушку сюда не просто так. Ее магия, оставленная без контроля, слишком нестабильна. Здесь я могу приглядывать за ней, следить за тем, чтобы она не сотворила новых ужасов. И раз так, то почему бы не использовать ее силу во благо?

Да, поэтому она здесь. Только поэтому.

А не потому, что меня раздражала мысль, что она находится в рабстве у Эстрильды и выполняет ее прихоти, как какая-то простая служанка. Не потому, что воспоминание о ее тонком запястье, стиснутом моими пальцами, жжет сознание так, что невозможно дышать. Не потому, что ее облик не покидает меня ни в часы бодрствования, ни во снах вот уже целых пять лет.

Нет. Она здесь, потому что опасна. Может, она и не кажется таковой со своими большими карими глазами, кроткой улыбкой и невинными вопросами. Но она – одно из самых опасных созданий, когда-либо встреченных мною.

Опустив взгляд, осознаю, что опять потираю грудь в районе сердца. Отдернув руку, закрываю лицо ладонями. Все оказалось намного сложнее, чем я ожидал.

В дверь стучат.

– Что? – рявкаю я.

Дверь открывается. Заходит Лоуренс с подносом наперевес.

– Время чая, господин. Как обычно.

Я откидываюсь на спинку кресла и наблюдаю за своим Должником, водружающим поднос на стопку гримуаров и недописанных заклинаний. Он снимает с блестящего черного чайника стеганый чехол. Из носика вырывается клубящийся пар.

– Видел, как мисс Дарлингтон торопливо покидала библиотеку, – говорит Лоуренс, положив на чашку серебряное ситечко и осторожно взболтнув содержимое чайника. – Она ушла на весь день?

– Если повезет, – недовольно отзываюсь я.

– Это очень мило с вашей стороны. – Лоуренс льет дымящуюся черную жидкость сквозь ситечко, на котором остаются чаинки. – Осмелюсь спросить: как проходит ее обучение? Она справляется?

Смотрю на него исподлобья.

– Откуда такой интерес к нашему новому библиотекарю?

– О, я интересуюсь просто так, господин. Без всякой на то причины. – Лоуренс ставит чайник на поднос и подает мне чашку, хотя я и сам могу до нее дотянуться. – Вы будете ужинать в одиночестве?

Я выхватываю из его руки чашку, плеснув чаем через край.

– У меня есть другие варианты? – Я залпом выпиваю чай, обжигая горло горячей жидкостью.

– Просто я не знаю, распорядиться приготовить ужин на одного или…

– Я не намерен менять устоявшиеся привычки. – Вытерев рот, со стуком опускаю чашку на поднос и взмахом руки велю слуге его забрать. – В твоих обязанностях ничего не изменилось.

– Как пожелаете, господин. – Должник берет поднос и поворачивается, чтобы уйти.

– Лоуренс.

Он смотрит на меня через плечо, вопросительно подняв брови.

– Да, господин?

– Распорядись приготовить ужин на двоих.

Лоуренс едва заметно дергает уголком рта.

– Как пожелаете, господин.

Клара
Глава 3

Поднявшись на первый этаж, я первым делом достаю из лифта отобранные мною книги. Подойдя с ними к столу Микаэля, вижу, что принц уже отдал ему томик с незаконченным заклинанием. Еще семь лежат возле локтя Микаэля. Отодвинув их в сторону, он листает мою книгу: медленно и осторожно, чтобы не выпустить рейфа.

Прервавшись, он смотрит на меня. В бледном свете лампы его глаза красны от усталости. Лицо Микаэля озаряет улыбка, и меня в который раз поражает его красота. Мне сказали, что в нем есть кровь фейри, что его мать, Нэлл Силвери, как и принц, ильбридианка: получеловек-полуфейри, обладающая уникальной силой смешанной магии.

В Микаэле гораздо меньше крови фейри, чем в его матери, поскольку его отец – чистокровный человек, тем не менее он очень сильный маг. И необыкновенно красивый. Досадно красивый, несмотря на рыжую шевелюру, веснушки и долговязые конечности. Любого другого мужчину подобные особенности делали бы заурядным, но не Микаэля Силвери. И улыбка у него потрясающая. На нее невозможно не улыбнуться в ответ.

– Мисс Дарлингтон. – Он закрывает книгу, заложив нужную страницу пальцем. – А я вот тут наслаждаюсь крайне захватывающей историей. Не успел я отправить вас на шестой этаж, как вы уже столько всего понаписали! Это все ваше новое перо!

Последнюю фразу Микаэль произносит насмешливо, но остальное – искренно и с чувством. Закатив глаза, пожимаю плечами. Мне приятна его похвала: он всегда хвалит меня непринужденно, а не с неохотой, как принц.

– Заклинание достаточно крепко? – спрашиваю я, кивнув на книгу. – Я не знала имени рейфа.

– Не переживайте. Вам нужно запомнить еще невероятное количество имен. Никто не ждет, что вы заучите их за неделю.

Он, может, и не ждет, а вот принц очень даже! Похоже, он ждет от меня одновременно и каких-то чудес, и провала.

Я кладу четыре отобранных на шестом этаже книги поверх и так высокой стопки Микаэля.

– Простите за дополнительную работу.

– Не ты даешь мне ее, а библиотека. – Он вздыхает, откладывает мою книгу и постукивает по ней пальцем. – Удивительно хорошее заклинание. Скреплю его привязкой, и оно будет держать Нагуаля несколько недель. Как оно пришло тебе в голову?

Я бы ответила, только слов подобрать не удалось. Помнится, отец каждый раз задавал похожие вопросы, возвращаясь домой с какого-нибудь светского мероприятия: «Меня спрашивают, как ты выдумываешь такие удивительные истории?» Как будто писатели знают ответ на этот вопрос.

Правда в том, что я вообще не ощущаю написание заклинания. Я проживаю историю, а не пишу ее. И если бы рейф убил меня в мире Кошмаров, то в реальном мире я бы тоже умерла. Может, в физическом мире моя откушенная голова осталась бы при мне, но меня уж точно нашли бы безжизненной где-нибудь на шестом этаже.

Все написанное в книге с заклинанием я сама же и пережила в Кошмаре. Победив рейфа там, я тем самым вписала его в книгу. Далеко не все могут писать быстро, экспромтом. Микаэль признавался, что, прежде чем записать заклинание, продумывает его до мельчайших деталей. Обычно он сосредотачивает усилия на переписывании старых заклятий – порой вносит небольшие изменения, но по большей части придерживается оригинального авторского текста. Нэлл также не склонна к спонтанному творчеству. У Андреаса более творческий подход, но он предпочитает излагать заклинания в стихах, что требует гораздо больше времени.

По сравнению с ними я работаю грубо, но быстро. Способна импровизировать и подбирать подходящие слова, даже когда рейф атакует мой разум. К сегодняшнему дню я справилась с двумя слабыми рейфами. Возможно, со временем смогу потягаться и с одним из сильнейших.

Микаэль все еще ждет моего ответа.

– Не знаю, – говорю я. – Просто пришло, и все. Я вообще в тот момент не осознавала, что пишу.

Он кивает, поджав губы.

– Вы – начинающий маг, мисс Дарлингтон. Это совершенно точно.

Похоже, его не расстраивает то, что я нечаянно выпустила рейфа. Наверное, принц ему об этом не сказал.

– Я почти закончила обход шестого этажа, – докладываю я и разворачиваюсь, собираясь сбежать прежде, чем почувствую неловкость от разговора. – Сейчас спущусь и обойду оставшиеся полки. Просто хотела сначала отнести вам книги.

– На самом деле, – останавливает меня Микаэль, – принц велел отпустить вас на сегодня. У вас выходной, мисс Дарлингтон. Принц пожелал, чтобы вы провели его дома, навестили своих.

– Что? – в шоке поворачиваюсь я. – Принц отпустил меня домой? – Я – Должница. По закону мне положен один выходной в месяц, чтобы не оборвались связи с прежней жизнью. В последний раз я была дома всего неделю назад – за день до того, как принц выкупил мои Обязательства у принцессы Эстрильды и забрал меня с собой в Обреченный город. С тех пор все, о чем я думала, – выживание. – Но… но здесь еще столько всего нужно сделать!

– Это правда, – пожимает плечами Микаэль. – Здесь всегда так. Однако с худшим мы уже разобрались. – Он указывает на стопку книг. – Что бы мы ни делали, этого всегда оказывается мало. Несмотря на ваше несколько неожиданное заклятье-написание, вы не готовы к перепривязыванию этих плохишей. Мы с Андреасом пока слишком заняты, чтобы обучать вас, а моя наидрожайшая матушка весь день просидит над привязкой Голодной Матери.

– Но я могу продолжить обход библиотеки. Поискать ослабшие заклинания.

Микаэль делает потрясенное лицо:

– Божечки! Можно подумать, вам не хочется домой. Неужели это так, мисс Дарлингтон? Вы предпочтете провести ваш выходной с рейфами?

– Нет, но…

– По моему опыту, лучше принимать подарки от принца, не задавая лишних вопросов. – Вернувшаяся на его губы улыбка снова делает долговязого и веснушчатого Микаэля слишком красивым мужчиной. – Один день без вас мы справимся. У нас с Андреасом много работы. Если кто из рейфов сбежит, разберемся.

И все же я медлю.

– Если вы уверены…

– Еще как уверен. – Микаэль небрежно взмахивает рукой. – К тому же моя уверенность тут не имеет никакого значения. Принц велел дать вам выходной, и значит, мисс Дарлингтон, у вас будет выходной. Идите и ни о чем не переживайте. Наслаждайтесь отдыхом!

Я пытаюсь сохранять отстраненно-вежливое выражение лица, но счастливая улыбка сама расцветает на моих губах. Не ожидала я такого, проснувшись поутру. В душе даже шевелится благодарность к принцу.

– У меня вопрос. Как выбраться с этого острова?

Я задерживаюсь в комнате ровно настолько, чтобы надеть платье шелковичного цвета и плащ: обе вещи мои, а не часть обширного гардероба, предоставленного мне моим новым хозяином. Я стараюсь не брать ничего из Эледрии в свой мир.

Одевшись соответствующим образом, спешу через дворец к главному входу. К счастью для меня, громадные каменные двери открыты – наверное, о моем отъезде уже сообщили. Самой мне их вряд ли удастся сдвинуть хотя бы на дюйм. Я выхожу на лестницу и смотрю вниз.

В поле моего зрения появляется карета. Похоже, принцу приходится предоставлять Должникам средство передвижения. В Аурелисе на внешней стене дворца находится бесчисленное количество Междуворотий. В Веспре нет ни одного… Без сомнения, из дополнительной предосторожности.

Задрожав, плотнее закутываюсь в плащ. По дороге стучит колесами карета, которую тащат за собой шесть жутких созданий в серебряной упряжи. Морлеты – Ходящие во тьме. Крупнее лошадей, с массивными раздвоенными копытами и устрашающими шипами, торчащими из густой заплетенной гривы. Змеевидные хвосты раздраженно хлещут по бокам, сквозь пену сверкают острые желтые зубы. Звери, весьма подходящие этому миру.

Возница останавливает морлетов, поворачивает ко мне свою каменистую голову и почтительно приподнимает шляпу. Его лицо словно вырезано из куска гранита. Огромный лоб нависает над крохотными светлыми глазами. При улыбке его зубы блестят, точно ограненные драгоценные камни. Он тролль. Тролль в шляпе-цилиндре. Когда вам кажется, что вы уже видели все, Эледрия найдет чем удивить.

Я преодолеваю пятнадцать ступеней. Они слишком большие для меня, поэтому мне приходится или прыгать с одной ступени на другую, или спускаться с них, как ребенок, на четвереньках. Той ночью, когда мы с Микаэлем помчались в город выслеживать Голодную Мать, я выбрала первый способ. Сегодня выбираю второй. Прямо скажем, унизительный, но по крайней мере я не запыхаюсь.

Тролль наблюдает за моим спуском. Понять выражение его лица невозможно, но у меня создается стойкое впечатление, что я его забавляю. Достигнув подножия лестницы, оправляю юбки, вздергиваю голову и пытаюсь вернусь себе хоть каплю достоинства. Тролль слезает с облучка, открывает дверцу кареты, откидывает подножку и, отступив, слегка кланяется.

Я колеблюсь.

– Эм… вы не будете возражать, если я поеду с вами на облучке?

Лица троллей, как правило, нечитаемы, но в сверкнувшем взгляде отражается явное удивление.

– Горар трок? – вопрошает он. Прокашливается, качает головой и начинает снова: – Вы уверены, что хотеть, мисс хуман?

У него сильный акцент и не совсем верная грамматика, но смысл ясен.

– Да, – киваю твердо. – Если не доставлю вам этим неудобства.

Сидеть в темном нутре кареты в одиночку мне хочется меньше, чем сидеть рядом со здоровым троллем.

Я ошибаюсь, или он выглядит довольным?

– Хорошо, мисс хуман. – Тролль убирает подножку и закрывает дверцу кареты. Затем указывает на перекладины, ведущие к облучку. – Хира грарт.

Я осторожно по ним карабкаюсь и, когда тролль садится с рядом с другой стороны, отодвигаюсь почти на самый край сиденья. Возница старается не раздавить меня, но места тут очень мало. Хорошо, что я худенькая.

Он спрашивает:

– Джирор?

И я, вцепившись в сиденье, киваю.

Хлопок поводьев, и морлеты трогаются. Охнув, я хватаюсь за сиденье покрепче.

– Держать меня за рука, мисс хуман, – с зубастой ухмылкой предлагает тролль.

Я просовываю руку в сгиб его локтя и крепко сжимаю. Боги всевышние, несколько дней назад я и представить себе не могла, что буду комфортненько сидеть рука об руку с троллем позади ездовых монстров.

Морлеты рысью спускаются по крутой дороге, ведущей из дворца в город. Веспра построена на широкой горе… или, скорее, вырезана прямо в ней. Дворец занимает ее пик, а сам город кругами, один за другим, ложится вокруг него, спускаясь все ниже и ниже, пока не исчезает в глубоких тенях. Вскоре мы выходим практически на отвесную улицу. У меня округляются глаза. Как, помилуйте боги, карета может двигаться по такой крутизне, не теряя сцепления с дорогой и не скатываясь кубарем вниз?

– Джирарк, мисс хуман, – вдруг говорит тролль. – Держаться!

И только я сильнее вцепляюсь в него, как морлеты делают рывок вперед. Но они не спускаются на дорогу, а устремляются в открытое небо. Раздвоенные копыта звонко цокают по воздуху. Ходящие во тьме подтверждают свое название: идя сквозь кромешную тьму, они тянут за собой карету, удаляясь от города и поднимаясь в пурпур небес. Мы забираемся все выше и выше, пока высокие здания внизу не становятся похожи на игрушечные модели, а воздух – разреженным, холодным и колким. Я потуже запахиваю плащ и прижимаюсь к руке тролля, радуясь его близости.

Морлеты выравнивают шаг, и я неосознанно начинаю искать в плывущих над головой облаках биение крыльев. В последнюю мою поездку, по дороге в Веспру, нас атаковала стая слабых рейфов – «страхов». Они чуть не порвали меня на кусочки, и я бы погибла, если бы не молниеносное вмешательство принца с его мощной магией.

По спине бежит дрожь, и я подавляю порыв уткнуться лицом в троллью руку.

– Ты груака девушка, – внезапно нарушает молчание тролль.

Вскинув на него взгляд, вижу еще одну пугающе зубастую улыбку.

– Приехать в город Веспра. Обреченный город. Помогать наш джирот – как сказать? – наш принц.

– О. Да. – Что, интересно, значит «груака»? Он меня похвалил или оскорбил? – Здесь… эм… очень занимательно.

Тролль тихо смеется. Не знаю, хорошо ли он меня понимает, но смех у него искренний.

– Курспари в Обреченный город не жить долго, – говорит он. – Уркста кости – как сказать? – хрясь! – Он снова смеется, на этот раз неприятным смехом. – Но ты груака. Храбрый. Может, ты не так легко урк.

Меня передергивает.

– Надеюсь, что нет.

Морлеты идут ровным ритмичным шагом. С высоты виден океан. Междуворотье, по словам Микаэля, находится на дальнем берегу, за проливом. Берег тот принадлежит Ноксару – королевству ночи. Месту, где не стоит задерживаться. Но библиотекари Веспры пользуются там особыми привилегиями.

– О новый груака ходить слухи, – продолжает разговор тролль. У него дружелюбный тон. – Ты встретить нарторак. Ночной Ужас. Один на один посреди улицы. Тролль видеть тебя. Тролль видеть груака девушка и старуха нарторак. Ты храбро… – Он имитирует письмо пером.

Выходит, тролли Веспры говорят о новой девушке-библиотекаре? И видели, как я сражалась с Голодной Матерью? Судя по всему, возница впечатлен. Доволен даже. Я бросаю на него взгляд искоса.

– Не такая уж я и храбрая. Мне было очень страшно.

Тролль, поворчав, пожимает плечами.

– Тролль говорить так: «Каурга-хор, груака-хор». Говорить кратко: «Больше страха, больше храбрости».

Мы погружаемся в молчание. Я слушаю тревожный стук копыт, пронзающих темную пустоту. Вскоре мы оказываемся над водой. Сквозь туман в отдалении виден берег Ноксара.

– Ты всегда жил в Веспре? – спрашиваю я через какое-то время.

– Коркор, – отвечает тролль. – Я и моя торумблар – как сказать? – мар, и тар, и ортоларок.

«Мар» – это «мама». Я слышала это слово не раз из уст четырех троллят. Сирот, смотревших на меня проникновенными печальными глазенками и называвших меня своей мамой. На сердце тяжелеет: я не видела детей – Дига, Хара, Калькса и Сис – с того дня, когда рейф вырвался на свободу. Я не знаю, где они и что с ними. Когда я спросила о них у своей служанки Лир, она лишь фыркнула и, вздернув нос, заявила:

– Не ваше дело, госпожа, что случилось с детьми троллями. Радуйтесь, что они ушли. Мелкие вредители.

– Можно мне задать вопрос? – внезапно спрашиваю я.

Возница хмыкает.

– Коркор.

Видно, «коркор» – это «да».

– Я хочу спросить… о сиротах. В Веспре. – Я внимательно смотрю на него. Лир так ужасно относилась к троллятам, что я не знаю, какой реакции ждать от возницы.

– Ир-р-р?

Тон у тролля заинтересованный, и я продолжаю:

– Мне сказали, что тролли не заботятся о своих сиротах и если троллята теряют родителей, то их никто к себе не возьмет.

– Коркор, – кивает возница с привычно нечитаемым выражением лица.

– Почему? Почему о них никто не заботится? Почему никто не поможет им и не позволит другим им помочь? Вы считаете, что они приносят неудачу, или что?

Тролль бросает на меня короткий взгляд. Его рука напрягается под моими пальцами. Надеюсь, я не оскорбила его. Он некоторое время молчит, затем протяжно вздыхает.

– Морар тор Граканак заботиться о тех, кто не иметь мар или тар. Бог Первозданной Тьмы сам выбирать детей для себя. Если тролль взять детей бога, бог обгхат – как сказать? – покарать.

Я хмуро прокручиваю в голове услышанное.

– То есть принять сироту – значит нарушить волю вашего бога?

– Коркор. Плохо сделать.

Я надолго замолкаю, затем осторожно спрашиваю:

– А если я приму детей по их собственной просьбе, пойду ли я тем самым против вашего бога Первозданной Тьмы?

– Бог выбирать, кто есть его дитя, а кто принадлежать мар или тар. Бог выбирать, а не тролль. – Его твердый тон подразумевает абсолютную уверенность.

– Но разве не может быть такого, чтобы ваш бог Первозданной Тьмы решил дать детям новую семью? Решил дать им, скажем, новую мар?

Тролль пожимает плечами.

– Я мало знать о богах и их путь. Я хороший тролль. Делаю, как сказать мар, когда маленький тролль, и делаю, как сказать мар, когда большой тролль. Я не задавать вопросы Первозданной Тьме.

Полагаю, это троллиный эквивалент: «Я не богослов. Делаю, что скажет священник, и не морочу себе голову».

Я вновь погружаюсь в молчание. В ушах стоит цокот копыт морлетов, по щекам хлещет холодный ветер. Будет облегчением вернуться домой, в привычную обстановку.

Наконец карета начинает спуск.

– Хирак, груака девушка, – говорит возница, мягко подтолкнув меня локтем и указав пальцем в сторону.

Посмотрев туда, вижу тянущийся вдоль берега длинный причал.

Вскоре карета спускается к нему, и копыта морлетов ступают на доски.

Тролль слезает с облучка и протягивает мне руку, которую я с благодарностью принимаю. Ноги слегка подкашиваются, но я обретаю равновесие и, хотя внутри все дрожит, расправляю плечи. Сделав несколько шагов по причалу, оборачиваюсь и ловлю взгляд возницы.

– Ты будешь здесь, когда я вернусь?

– Коркор, груака девушка. Коркор.

Слабо улыбнувшись, киваю и поворачиваюсь лицом к длинному причалу и темному берегу, ждущему меня на том его конце. Попав сюда впервые, я не знала, что берег принадлежит Ноксару. В королевстве Ночи я никогда не бывала, но слышала множество рассказов о нем и мельком видела его жителей, когда они приезжали в Аурелис. Услышанное не породило во мне желания ознакомиться с ним.

Междуворотье совсем недалеко. Я не видела врат Ноксара при прибытии сюда, поскольку врата Аурелиса просто выплюнули меня посреди каменистого пляжа в конце причала. Но, похоже, принц заключил с королем Маэралом соглашение, гарантирующее безопасность его библиотекарям во время перемещений. Мне не должно ничего грозить.

Собравшись с духом, быстрым шагом пересекаю причал. Фонари, подвешенные на высоких столбах с интервалом в десять футов, дают маленькие островки света, но между ними царит кромешная тьма. Я достигаю конца причала, и фонарей тут нет вообще. Несколько мгновений стою, давая глазам привыкнуть к темноте. Когда могу уже хоть что-то разглядеть, вижу простирающийся по обе стороны от меня бескрайний берег. Его черные камни усыпаны песком, иные валуны в слабом свете луны походят на торчащие позвонки каких-то древних вымерших существ.

На мысе справа возвышаются врата.

Подхватив юбки обеими руками, я иду через пляж. И с каждым шагом все сильнее ощущаю взгляды невидимых обитателей, направленные на меня из затененных уголков и щелей. Я не обращаю на них внимания, сосредоточившись на том, чтобы взобраться на мыс. Глаза щиплет соль, на зубах скрипит песок, и, когда я наконец поднимаюсь на мыс, ледяной морской ветер забирается под плащ и кусает кожу.

Врата стоят прямо передо мной – огромный круг из черного, поврежденного песками и ветрами камня. Их высота такова, что по центру запросто бы уместился кентавр. Возле них я чувствую себя ничтожно маленькой. Стража у ворот нет. Нет рогатого Ликлора, который бы повернул циферблат. Последний я нахожу с подветренной стороны ворот – массивная штуковина с сотней или более символов по окружности, которые ведут в разные пункты назначения. Я отыскиваю символ, ведущий в мой мир, и на мгновение цепенею от страха, что мне не хватит сил повернуть громадный циферблат. Мои первые жалкие усилия смахивают на попытки свернуть гору.

Затем что-то сдвигается, и механизм начинает вращаться чересчур быстро. Приходится с силой потянуть рычаг, чтобы стрелка не проскочила мимо нужного мне символа. Установив стрелку, жду несколько мгновений, вглядываясь в воздух вокруг каменной арки. И наконец замечаю проходящую по ткани реальности рябь, похожую на радужную вуаль, едва видимую невооруженным глазом.

От радостного волнения по коже бегут мурашки. Мне никогда еще не давали дополнительного выходного дня! Оскар удивится, увидев меня? Возможно, он еще не впал в глубокую депрессию. Возможно, он будет похож на себя прежнего, пусть и совсем ненадолго.

Кутаясь в плащ, шагаю в арку. Рябь усиливается, открывая путь между мирами. Я смотрю сквозь мрак и туман на темные воды пролива и на краткий миг вижу остров Веспру и далекий пик Обреченного города. Свет звезд отражается от хрустального купола библиотеки.

Я задерживаю дыхание.

Междуворотье открывает путь, и, закрыв глаза, я мчусь через миры.

Глава 4

Сколько бы раз я через это ни проходила, путешествие между мирами не становится приятней.

Сейчас оно даже хуже: почему-то переход из Ноксара в мой собственный мир проходит мучительнее, чем из Аурелиса. Возможно, потому, что ворота в плохом состоянии и заложенная в камни магия ослабла, потрепанная стихиями.

Обычно при переходе у меня возникает ощущение, будто острые лезвия проходятся по верхнему слою кожи от макушки до кончиков пальцев ног. На этот раз меня словно тянет в разные стороны, все больше и больше, еще и еще, пока уже не кажется, что я лопну как натянутая струна. Это не то чтобы больно, точнее, словом «боль» этого не описать. Во время растяжения чудится, что часть моей сущности продолжает зависать на мысе над океаном, а остальная ее часть, пересекшая миры, отчаянно пытается утянуть ее за собой, чтобы собраться воедино. За этим следует мгновение мучительного сопротивления.

А потом – хлоп! – другого слова даже подобрать не могу, – я оказываюсь в собственном доме.

Я падаю на колени, ловя ртом воздух. Все вокруг кружится, и я хватаюсь за голову и закрываю глаза в ожидании, когда пройдет головокружение. Немного придя в себя, смотрю сквозь пальцы на знакомую, скудно обставленную комнату. Лучи утреннего солнца просачиваются через мутное окно, освещая мамино старое кресло. Оно мягко покачивается, потревоженное волной энергии, возникшей при моем появлении. Привычное поскрипывание болезненно бьет по нервам. Я почти вижу, как мама сидит в своем любимом кресле, сложив руки на коленях и встречая меня нежным взглядом.

Образ быстро тускнеет. В конце концов, мама давно умерла, а здесь мало что напоминает о ней: только кресло со сломанным полозом и фарфоровая пастушка на каминной полке, в ярком платье и с разбитым лицом.

Я поднимаюсь. В комнате довольно прохладно: в камине не разведен огонь, который защитил бы от зимнего холода. Хорошо, что я в плаще. В доме очень тихо. И пусто.

– Оскар? – зову я, и мой голос эхом отскакивает от стен. – Оскар, ты здесь?

Словно в ответ у входной двери раздается шум. Повернувшись, вижу, как она открывается и заходит брат. Он снимает шляпу и застывает в дверях, встретившись со мной взглядом.

– Оскар. Это я.

Его мрачное лицо озаряется светом улыбки – так солнце пробивается сквозь облака.

– Клара! Глазам своим не верю!

Брат небрежно бросает шляпу на вешалку, промахивается, но не поднимает ее с пола. Вместо этого он бросается через комнату ко мне, чтобы крепко сжать в своих объятиях. Удивленно ахнув от неожиданности, я обнимаю его в ответ. Какой же он худой и хрупкий!

– Ты рано встал, – отстраняюсь я, чтобы заглянуть ему в глаза. Так странно видеть его раскрасневшимся и улыбающимся. – Чувствуешь себя самим собой? – со смехом поддразниваю брата, приложив ладонь к его лбу.

Оскар, фыркнув, смахивает мою руку.

– Давай без кудахтанья, курочка-наседка! – смеется он почти как в детстве, и у меня замирает сердце. – Твой цыпленок стал важной птицей. Твое крылышко мне больше не нужно.

Я хмурюсь.

– Куда ты ушел спозаранку?

– Если хочешь знать, я вовсе не ложился спать! Я бодрствовал всю ночь, потому что… – Оскар хватает меня за руку и выводит на середину комнаты, где велит стоять, дожидаясь его. Сам он стремительно подходит к стоящему у стены обшарпанному бюро и, пошарив в одном из его ящиков, возвращается ко мне с раздобытой вещью. – Смотри! – сует он мне ее в руки, фонтанируя радостным волнением. – Делай с этим, что хочешь!

Его задор заразителен, и я не могу сдержать улыбки.

– Что это? – Посмотрев на вещь в своих руках, я изумленно приоткрываю рот.

Это экземпляр «Старлина» – наипопулярнейшего журнала в городе. В самом верху, сразу под заголовком, жирным витиеватым шрифтом напечатано: «Биение черного сердца». А под названием, шрифтом поскромнее: «Рассказ ужасов Оскара Дарлингтона».

– Оскар! – поднимаю на него ошеломленный взгляд. – Ты… твой рассказ напечатали в «Старлине»?

В свое последнее посещение брат, чей разум был замутнен отчаянием и наркотическими веществами, показывал мне исписанные неразборчивым почерком листы. Произошедшая с ним всего за неделю метаморфоза и опубликованный рассказ кажутся мне чем-то невероятным.

Оскар улыбается от уха до уха.

– Это чудо какое-то, – сжимает он мою ладонь. – Я дописал рассказ на следующий день после твоего ухода и сразу же направился с ним на Ранкан-стрит. В тот же вечер мне удалось застать в конторе мистера Баззарда. Ну знаешь, бывшего редактора отца – этого старого мерзавца-бульдога. Он узнал меня и собирался выкинуть на улицу, но от меня так просто не избавишься, нет-нет. Я заставил его взглянуть на историю, и – подумать только! – она понравилась ему.

Звонко смеясь, Оскар падает в мамино старое кресло и раскачивает его с такой силой, что я пугаюсь, как бы сломанный полоз не отвалился вовсе и брат не грохнулся на пол.

– Мне заплатили за рассказ двадцать серебряных. Что при нынешних обстоятельствах целое состояние! – Брат наклоняется в кресле вперед, сцепляет руки и смотрит на меня, сияя улыбкой. – Я чувствую это, Клара. Чувствую, что удача наконец поворачивается ко мне лицом. И это только начало! Голова чуть ли не взрывается от идей, жаждущих быть излитыми на бумагу. Старик Баззард теперь будет пускать на них слюни. Пусть ждет! Не буду торопиться в угоду ему.

– Оскар… – Я перевожу взгляд с него на журнал и обратно. От радости сердце бьется как сумасшедшее, словно желая выпрыгнуть из груди. Но его удерживает тонкая нить беспокойства. – Это чудесно. Это замечательно, но… но…

Брат выгибает бровь и снова смеется, только на этот раз в его смехе проскальзывает горечь.

– Но что, сестрица? Говори уж. Бросай в мою бочку меда свою ложку дегтя.

Я медлю. Сама я никогда не вращалась в издательском мире, но выросла в семье известного писателя и что-то не припомню такого, чтобы хоть раз редактор отца, прочитав его рассказ, напечатал его меньше чем через неделю. Сначала текст рассматривает редакция, потом его редактируют, правят, верстают, корректируют – рассказ проходит множество стадий обработки.

Однако вот оно, перед моими глазами, имя Оскара на обложке журнала «Старлин».

– После стольких лет… – шепчу я.

Брату было всего четырнадцать, когда опубликовали его первую историю. Город тогда хорошенько встряхнула волна восторженных рецензий. Но с тех пор… с того дня, как я стала Должницей, с того дня, как меня забрали в Эледрию, Оскар не смог написать ни единого рассказа, который бы заинтересовал издателей. Брат множество раз обвинял меня в том, что я его прокляла, и порой, в зависимости от глубины своего отчаяния, даже сам в это верил.

Похоже, проклятие – если оно и было – в конце концов спало.

– Что, Клара? – требовательно спрашивает брат, возвращая мое внимание к себе. Его губы грустно кривятся. – Думала, что я уже ни на что не гожусь?

– Ох, Оскар, конечно…

– Нет-нет, – прерывает он меня, вскинув руку, и откидывается на спинку кресла. – Я тебя не виню. Уже и сам в себе усомнился. Но теперь все изменилось!

Его глаза горят светом. Такой взгляд мне знаком, но я не помню, когда и у кого его видела. Шагнув к брату, вглядываюсь в его лицо.

– Что изменилось? – спрашиваю мягко.

Он одаривает меня лукавой улыбкой и наклоняет голову так, что каштановые кудри падают ему на лоб.

– Я влюбился!

Не знаю, какое выражение успевает промелькнуть на моем лице, прежде чем я совладаю с собой. Оскар откидывает голову и громко хохочет. Раскачиваемое им кресло бьется спинкой о стену. Когда брат останавливается, я замечаю проблеск зелени в его глазах. И это не игра утреннего света.

Сердце ухает вниз.

– Не смотри так испуганно, сестрица, – подмигивает мне Оскар. – Может, в твоей жизни и нет места романтике, помимо вялой привязанности к нашему многоуважаемому доктору Гейлу, но семья Дарлингтон всегда была известна великими страстями!

Я уверенно расправляю плечи. Не стоит обижаться на несправедливое заявление. Никакая у меня не вялая привязанность! Я знаю Дэнни Гейла всю жизнь. Он мне глубоко небезразличен. Возможно, мои чувства никогда не перерастут в «великую страсть», но это не делает их какими-то несущественными.

В детстве я всегда сидела у очага, куда присаживаюсь и сейчас. Я занимала табуретку, мама – кресло-качалку, а Оскар лежал на полу, опустив подбородок в ладони и болтая ногами в воздухе. Мы устраивались поближе к очагу, впитывая те скудные крохи тепла, что давали угли. На самом деле грелись мы больше друг от друга.

Я наклоняюсь и кладу ладонь на колено Оскара.

– Ну, давай, рассказывай, кто счастливица, – поддразниваю его беззаботным тоном.

Он вопросительно вздергивает бровь.

– Неужели тебе это интересно?

– Конечно. Я ее знаю?

– Едва ли!

– Как вы познакомились?

Вопрос вызывает у Оскара смех. Он поднимается и снова идет к бюро. Поскольку брат стоит ко мне спиной, я не вижу, что он делает.

Затем он вдруг откидывает голову назад и поднимает руку в до боли знакомом жесте. Я каменею: не раз видела этот жест у других. В Эледрии. В особенные ночи, когда фейри отдавались в объятия определенного рода безумия.

Я медленно поднимаюсь и подхожу к Оскару как раз в тот момент, когда он закупоривает крохотный хрустальный пузырек и прячет его в одно из углублений бюро. Обойдя Оскара, хватаю пузырек и отшагиваю быстрее, чем брат успевает среагировать. Я поднимаю флакон. Зеленая жидкость поблескивает в утреннем свете.

Нектар цветков ротли. Концентрированный, он даже фейри может ввергнуть в состояние буйного помешательства. Однако нектар дарит такие наслаждение и страсть, что лорды и леди готовы рискнуть.

– Где ты это взял, Оскар? – хватаю я его за руку.

Он смотрит на меня расфокусированным взглядом. В такой близости заметны движущиеся по радужке зеленые вихри, похожие на змей, пожирающих собственные хвосты.

Брат грубо вырывает из моих пальцев пузырек и крепко сжимает в ладони. Искаженное в дикой злобе лицо меняется до неузнаваемости. Но секунду спустя оно снова озаряется солнечной улыбкой.

– Видела бы ты себя, сестрица! Так, верно, выглядела наша старая дева тетушка Жозелин, когда впервые…

Он заканчивает фразу такой непристойностью, что я краснею как помидор, вызывая у него еще больший смех.

Я пытаюсь вырвать из руки брата пузырек, но он отворачивается и пятится, пританцовывая, держа флакон за спиной.

– Ты водишь! – кричит он и заливисто хохочет, как ребенок на детской площадке.

– Оскар, я серьезно!

– Ты всегда серьезна, Клара. Всегда так серьезна! Всегда видишь все в черном цвете, когда миры полны прекрасными вещами!

«Миры». Не мир, а миры. Оскар не признавал множественности миров. Он предпочитал смотреть не вверх, а вниз, сосредотачиваясь только на себе и своих насущных потребностях, игнорируя все, что неудобно и неловко вспоминать.

Миры.

И он сжимает в руке эледрианский нектар.

– Оскар, – произношу я, стараясь, чтобы голос не звучал слишком напряженно, – тебе нельзя это принимать. Этот нектар тебя убьет.

Он садится на стол, закидывает ногу на ногу, упирается локтем в колено и подпирает подбородок рукой. Выглядит брат как капризный чертенок.

– Даже если это так, то я в общем-то и не против, – заявляет он. Его глаза блестят, и в них снова мелькает зелень ротли. – Я не против умереть, ощутив прелесть жизни. Ах, Клара! Ты не представляешь, каково это – чувствовать, как лучшая часть тебя заперта настолько глубоко, что до нее не добраться. Быть не тем, кем ты должен быть, а сломленным и искалеченным. А затем внезапно… освободиться!

Я облизываю пересохшие губы. В голове проносится картинка, недавнее воспоминание: я стою в зале Бирорис Рассветного двора в сине-фиолетовом платье. Надо мной нависает принцесса Эстрильда. Она стискивает пальцами мое горло, а ее магия пронзает мой мозг. И вдруг что-то высвобождается. Словно сквозь прорванную плотину хлещет река. Помню ощущение наполнившей меня силы, о наличии которой я даже не подозревала, но которая хлынула из глубин самой души.

Я тогда словно заново ожила.

Закрыв глаза, отворачиваюсь от Оскара. Сжавшимися в кулаки руками стискиваю ткань платья. В ту ночь все для меня изменилось. Но не в лучшую сторону. Подобная сила всегда обходится дорого.

Я медленно поднимаю голову и поворачиваюсь к брату. Оскар наблюдает за мной, сузив глаза, готовый вскочить и бежать, если я кинусь к нему. Он похож на дикое лесное существо: хрупкое и прекрасное, но в то же время невероятно опасное.

Делаю осторожный шаг к нему.

– Кто дал тебе нектар ротли, Оскар? Твоя… новая возлюбленная?

Брат склоняет голову набок и пожимает плечами.

– Возможно.

У меня сжимается сердце. Эледрианка. Одна из фейри пересекла границы миров, чтобы посетить моего брата. Зачем? И как? Обычно фейри не интересуются людьми. Уже столетия как между нашими мирами нет регулярного сообщения. Я могла бы всю жизнь прожить, не ведая о существовании фейри, если бы не нарушила Договор и не обрушила на свою голову гнев Эледрии.

– Ну вот опять, – фыркает Оскар. – У тебя такое лицо, будто ты съела лимон. Выплюнь гадость, сестрица!

Я медленно, чтобы не спугнуть брата, обхожу стол и присаживаюсь на его краешек с другой стороны. Мы не спускаем друг с друга глаз. Я удерживаю взгляд Оскара, и на мгновение в нем опять проблескивает безумие, а с глубины зрачков поднимаются тени. Живые тени, которые корчатся и извиваются в его душе, точно рвущиеся наружу кошмары.

– Я просто хочу, чтобы ты был осторожен, – говорю тихо, подавляя желание потянуться к нему.

Оскар выдавливает улыбку, и она уже не такая сияющая, как раньше.

– Знаю. Но я не хочу осторожничать. Нисколько. Никогда. Я хочу жить, жить и еще раз жить. Хочу гореть, как самый яркий метеорит, даже если сгорю раньше времени. Хочу, чтобы обо мне говорил весь мир, чтобы мое имя продолжало жить, когда меня не станет.

Как отец.

Как Эдгар Дарлингтон – легенда литературного мира. Его имя продолжали воспевать во всех кругах общества, сверху донизу, даже когда он своими выходками и распутством разрушил семью. Благодаря его рассказам «Старлин» каждые две недели становился бестселлером продаж, забивая деньгами карманы издателей, в то время как его собственная семья голодала.

Он был гением. Он был безумцем.

Он был чудовищем.

Я опускаю взгляд на свои сцепленные на коленях руки. Странно, что я так долго не думала об отце. Я, конечно, помню, что он у нас был, помню, во что превратил нашу жизнь… Однако все остальные воспоминания о нем заперты в моем сознании за массивной и крепкой дверью. Дверью, которую я не имею ни малейшего желания открывать.

Покачав головой, поднимаю взгляд и смотрю в глаза Оскара. Брат как-то уж слишком напряженно рассматривает мое лицо. Мне это не нравится. Я спрыгиваю со стола и принимаюсь за уборку кухни. Схватив тряпку, вытираю любую попавшуюся под руку поверхность. Грязи достаточно, чтобы занять меня на некоторое время, и я этому рада. Рада любой возможности избежать пристального внимания Оскара.

– Куда же ты уходил так рано? – спрашиваю я, намеренно сменив тему. – Что смогло вытащить тебя из кровати до полудня?

– «Старлин» вышел вчера. Ты же знаешь, что это значит.

– Не уверена.

– Рецензии. – Резкость в голосе Оскара заставляет меня резко обернуться и посмотреть на него. – «Обозреватель Уимбурна» публикует отзывы Филверела, Луриса и других известных рецензентов на следующий день после выхода такого крупного издания, как «Старлин». Мне не терпится увидеть, что они написали о «Биении черного сердца».

И снова у меня щемит грудь. Я слишком хорошо знаю, каким ненадежным другом является рецензент, какую власть он имеет над авторским сердцем. Бесчисленное множество раз отец переживал взлеты и падения после вышедших рецензий. И взлеты были далеко не так высоки, как низки падения.

– Ну вот опять кислая мина, – насмешливо взмахивает Оскар рукой. – Думаешь, отзывы будут плохими? От тебя, сестрица, не дождешься поддержки.

Он соскакивает со стола и, невзирая на мое отчаянное: «Оскар, подожди!» – поднимает с пола пальто и шляпу.

Я роняю тряпку.

– Ты куда?

– За утренним «Обозревателем», – бросает через плечо Оскар, натягивая пальто. – В отличие от тебя, я не боюсь мнения других. Я знаю себе цену!

Небрежно-храбрым тоном меня не обмануть. Схватив свой плащ, я выбегаю на улицу вслед за ним.

– Я с тобой. Подышу свежим воздухом.

Оскар фыркает, не выказывая ни согласия, ни возражения. И не спорит, когда я беру его под руку.

– Дверь не будешь запирать? – спрашиваю я.

Брат идет по грязной Клеймор-стрит спешным и слегка неровным шагом.

– Ко мне может заглянуть друг, – передергивает он плечами. – А может и не заглянуть. Кто знает. На всякий случай я всегда оставляю дверь открытой. Выше нос, сестрица! – поднимает он пальцем мой подбородок. – В нашем доме все равно нечего красть.

И ведь не поспоришь. Но интересно, о каком друге Оскар говорит? О том, который приносит ему нектар ротли? Сколько длится их «дружба»? Началась ли она до моего последнего посещения или новое знакомство завязалось на этой неделе? Не знаю, какой вариант меня обеспокоил бы сильнее.

Эти вопросы навязчиво вертятся в голове, пока мы с Оскаром идем к площади Короля Дейна. Там стоит журнальный прилавок мистера Дердлса для джентльменов среднего класса, любящих за чашечкой утреннего кофе с булочками насладиться легким чтивом. Сколько раз я ходила с Оскаром этим же путем за «Обозревателем Уимборна» для отца на следующий день после выхода его публикации. Воспоминания об этих наших утренних прогулках дороги сердцу… но зачастую окрашены тьмой, ожидавшей нас по другую сторону пути.

Я отгоняю эти мысли. Надо просто получать удовольствие от неожиданно свалившегося на меня выходного дня и времени, проведенного с братом. Я понимаю, что Оскар находится в приподнятом настроении из-за нектара ротли, и тем не менее приятно видеть его улыбающимся и счастливым, слышать его старые шуточки, мириться с его поддразниваниями и колкостями. Именно таким Оскар и должен был быть, а не тенью самого себя, болезненным и потерянным в своем искаженном сознании.

Мы приходим на площадь, и мистер Дердлс встречает нас с улыбкой.

– Доброе утро, мисс Дарлингтон! – снимает он шляпу. – В последние месяцы вас почти не видно.

– Что ж поделать, мистер Дердлс, работа. Не часто удается вырваться в город, – отвечаю я, улыбнувшись и вежливо кивнув. При необходимости мы рассказываем такую историю: я устроилась гувернанткой за город, обучаю дочерей провинциального богача чтению, письму, арифметике и истории. Правду знают лишь Оскар, Дэнни Гейл и его сестра, Китти.

– А! – восклицает Оскар, даже не кивнув в знак приветствия мистеру Дедрлсу. – Смотри, Клара. Вот он!

– Ну уж нет! – Мистер Дердлс вырывает журнал из дрожащих рук Оскара. – Знаю я вас! Хотите прочесть – платите. Нечего бесплатно тут читать журнал от корки до корки. Не дам его, пока не увижу блеск монет.

По привычке потянувшись к кошельку, вспоминаю, что не ношу его с собой.

В Веспре нет надобности держать при себе человеческие деньги.

– Не волнуйся, Клара, я заплачу, – бодро говорит Оскар, доставая кошель с монетами. – Забыла? Я сейчас богат!

Такими темпами он очень скоро прожжет заплаченные ему «Старлином» гроши. Но я не хочу портить ему настроение, поэтому лишь киваю с улыбкой. Оскар оплачивает, забирает журнал и листает его, повернувшись к продавцу спиной. От волнения у меня сводит живот. Следующие мгновения принесут или счастье, или беду.

– Вот! – находит Оскар искомое. Загибает обложку назад и утыкается в статью, скрыв лицо за журналом.

– Дай посмотреть, – прошу я, мягко потянув его за руку.

Он не поддается. Несколько долгих секунд мы так и стоим. От неизвестности замирает сердце.

– Ублюдки, – опускает руку Оскар. У него белое как полотно лицо. – Вот ублюдки, – повторяет он сквозь стиснутые зубы.

Меня словно ударили ножом в живот.

– Что там написано, Оскар? – спрашиваю тихо, пытаясь вытащить журнал из его оцепеневших пальцев. – Пожалуйста, скажи.

Брат качает головой. Затем с рычанием бросает журнал на землю, стряхивает мою ладонь со своей руки и отходит в сторону, ссутулившись и дрожа.

Я приседаю, подбираю журнал и бегло просматриваю статью. Слова расплываются перед глазами. Из всего текста я вижу лишь один абзац:

«Как и отец до него, юный Оскар Дарлингтон предпочел для рассмотрения универсальной темы смерти, эгоизма и зла выбрать малую форму повествования. Хотя пока неизвестно, одарен ли сын так же, как отец, первая попытка подражания таланту покойного Эдгара Дарлингтона весьма впечатляет. Возможно, со временем сын и станет равным отцу».

– Ох, – выдыхаю я. И шепотом вторю брату: – Ублюдки!

– Эй! Мистер Дарлингтон! Вам плохо? – прорывается сквозь шум в ушах голос мистера Дердлса.

Я разворачиваюсь и вижу, как Оскар оседает на землю. Уронив журнал, бросаюсь к нему и пытаюсь удержать. Он слишком тяжел для меня, и мы оба опускаемся на землю прямо посреди площади Короля Дейна.

– Скорее зовите на помощь! – кричу я продавцу журналов.

Он, в свою очередь, велит одному из своих мальчишек-посыльных:

– Беги за доктором в благотворительную больницу Уэст-Бенда!

Я кладу голову брата на свои колени и глажу его по щекам. Подобное уже случалось при мне с фейри. С нектаром ротли в одну секунду их переполняет энергия, а в другую – из них словно высосали жизнь. И тогда они сутками напролет лежат без движения, едва дыша и едва существуя. Если нектар ротли творит такое с фейри, то каково же будет человеку?

– Оскар! Оскар, ты меня слышишь? – Я перехожу от поглаживаний к пощечинам. От жестких ударов его щеки краснеют, но ничего не меняется. Лицо брата по-прежнему смертельно бело, словно он увидел привидение. Может, и увидел. Привидение отца. Оно преследовало нас днями и ночами еще долгое время после его смерти… его смерти… его…

Я кричу.

Сознание раскаленными иглами пронзает острая боль. Прижав ладони к вискам, склоняюсь над обмякшим телом брата. За первым болевым ударом следует второй. Третий. Четвертый. А в проблесках между ними…

Я стою на коленях перед сияющей фигурой. Надо мной поднят меч, с которого капает кровь. И рядом со мной…

На камнях мостовой лежит переломанная и истерзанная…

В сознании, за болью и криками, шевелится что-то темное. Что-то темное и жестокое. Что-то живое.

– Клара? – звенит в холодном воздухе знакомый голос.

Я успеваю лишь поднять голову и выдохнуть одно короткое слово:

– Дэнни.

После чего падаю рядом с братом, и надо мной смыкается тьма.

Глава 5

– Кажется, она приходит в себя.

Нежный голос звучит приглушенно и отдаленно, словно пробиваясь сквозь несколько слоев плотной ткани. Я поворачиваю голову в сторону звука, пытаясь скинуть окутавшее сознание полотно и прояснить разум.

Я лежу под неудобным углом: голова опирается на что-то мягкое, но при этом ноет шея, а плечо как-то странно поднято. Где я? Точно не на брусчатке площади. Там мне было бы куда неудобней. Я вдыхаю запах полироли для мебели и слабый аромат лавандового мыла.

– Клара? Клара, милая, ты меня слышишь?

Китти. Китти Гейл. Меня затапливает облегчение, когда я узнаю голос свой давней подруги. Затем я хмурюсь. Я не хочу, чтобы Китти расстраивалась, чтобы волновалась о том, чего не может изменить или даже принять. Китти не нужно знать об Эледрии. О Должниках. О сделках с фейри и об их возмездии.

О рейфах.

– Вот. Это поможет ей прийти в себя.

Еще один знакомый голос – теплый и слегка хрипловатый, всегда с оттенком печали. Дэнни. Здесь Дэнни. Мне сразу дышится легче. Дэнни поможет. Он всегда помогает. Он позаботится об Оскаре и…

Оскар!

Ноздри наполняет жгучая вонь. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух и распахиваю глаза. Надо мной склонился Дэнни, его глаза цвета летнего неба потемнели от беспокойства. Он держит у меня под носом нюхательную соль.

– Фу! – отталкиваю я его руку. Но мощные пары сделали свое дело, полностью приведя меня в сознание. Теперь я вижу, где нахожусь: лежу на жестком диванчике в гостиной Гейлов. Как я сюда попала – непонятно.

– Дэнни. – Закашлявшись, качаю головой и пытаюсь сесть. – Доктор Гейл, – поправляю себя.

– Лежи, Клара, – просит Китти, и я перевожу на нее взгляд. Она встревоженно выглядывает из-за плеча Дэнни. – Ты пережила неприятный инцидент. И Оскар тоже. Но теперь вы здесь, в безопасности. О Дэнни! – сжимает она плечо брата. – Они больны? Это серая лихорадка?

– Не паникуй. – Дэнни мягко отодвигает сестру на пару шагов. – Отойди, ей дышать нечем. Мисс Дарлингтон потеряла сознание из-за головокружения. Признаков болезни нет ни у нее, ни у ее брата.

Так странно слышать от Дэнни «мисс Дарлингтон». Наверное, я никогда к этому не привыкну. Мы с детства, все четверо, были очень близки. Но за последние пять лет между мной и Дэнни разверзлась пропасть. Пропасть междумирья. Не знаю, сможем ли мы когда-либо пересечь ее и найти путь друг к другу.

– Где Оскар? – У меня непривычно слабый, подрагивающий голос.

Я сажусь, опершись о подушку. Комната кружится, и я закрываю глаза. В памяти мелькает пронзающая голову острая боль. Сейчас ее нет, как нет и… чего-то другого. Воспоминания? Или почти воспоминания. Того, чего я никак не могу полностью выловить в своем сознании.

– Не волнуйтесь, мисс Дарлингтон. – Голос Дэнни действует успокаивающе, несмотря на тягостно формальное обращение. – Оскар отдыхает в моей комнате. С ним все хорошо, хотя выглядит он гораздо хуже вас. Похоже, он испытывает последствия употребления какого-то сильного наркотика. – Последние слова произнесены Дэнни неохотно, будто в присутствии дам о таких пугающих вещах говорить не положено.

Однако Китти, меряющую шагами комнату, его слова не шокируют.

– Он что-то курит! – восклицает она, всплеснув руками. – О чем этот бедный глупый мальчик думает? Хочет умереть молодым? Наверное, находит во всем этом какую-то романтику, подходящую для его творческой души!

Я качаю головой и встречаюсь взглядом с Дэнни.

– Это не совсем так.

Он выглядит подавленным.

– Я так и думал. В уголках его глаз какой-то осадок. Я такого никогда не видел. – Помешкав, Дэнни добавляет: – Зеленый.

Зеленый и, без всякого сомнения, светящийся. Как-то раз принцесса Эстрильда вернулась в свои покои после особенно бурной ночи разгула и танцев. Следующие несколько дней ее веки покрывала зеленая корка.

– Это нектар ротли. – Понизив голос, искоса бросаю взгляд на Китти: – Эледрианский наркотик.

Выражение лица Дэнни становится совсем угрюмым. Повернувшись к сестре, он тихо просит:

– Китти, не принесешь мисс Дарлингтон чашечку чая?

– Я позову служанку. Хомини принесет чай.

– Мне бы хотелось, чтобы ты сама заварила чай. Ты знаешь, какой предпочитает мисс Дарлингтон. И посмотри, пожалуйста, как там Оскар.

Китти хмуро молчит. Переводит взгляд с Дэнни на меня и обратно. Я не знаю, в какой мере она осознает, почему я столько лет появляюсь раз в месяц. Наедине мы с ней делаем вид, что я и впрямь работающая в провинции гувернантка. Мы так давно играем в эту игру, что порой мне кажется, Китти искренне в нее поверила.

Однако сейчас в ее глазах мелькает понимание, вслед за которым отражается страх. Слегка побледнев, Китти кивает, выскальзывает из комнаты и прикрывает за собой дверь.

Дэнни поворачивается ко мне. Забавно… Его лицо настолько знакомо, что я частенько забываю о том, насколько он красив. По сравнению с прекрасными фейри Дэнни, конечно же, довольно невзрачен. Но ямочка в уголке его рта, появляющаяся лишь во время редких улыбок, преображает все его лицо.

Сейчас ямочки нет, и Дэнни смотрит на меня серьезно.

– А теперь, мисс Дарлингтон, – говорит он, сохраняя формальную манеру обращения даже наедине, – расскажите мне, что происходит.

– Сама не знаю. – Я опускаю взгляд на сжатые на коленях руки. – Никогда не видела Оскара таким. Душевные взлеты и падения для него обычная вещь, но чтобы он был в таком состоянии… Он заявил, что влюблен. Думаю, возлюбленная и принесла ему нектар ротли.

– Значит, ты считаешь, что его возлюбленная – эледрианка? – осторожно уточняет Дэнни, перейдя на «ты». – Но как это возможно? Разве это не нарушение Договора?

Я уныло пожимаю плечами.

– Честно, не знаю. Я мало что понимаю в Договоре и той части, которая относится к народу Эледрии. Все, что я знаю: в этом мире Оскар не должен был столкнуться с чем-то подобным.

– Это не совсем так. – Дэнни задумчиво откидывается на спинку стула, который придвинул к дивану. Он ловит и удерживает мой взгляд. – Даже здесь, в городе, есть места, где собираются люди, знающие об Эледрии. Есть и такие, кто говорит, что путешествует между мирами. Я слышал о «Рынке чудес», где покупаются и продаются эледрианские товары. Мог ли Оскар найти наркотик там?

По позвоночнику пробегает дрожь.

– Наверное, мог. Все возможно. Я здесь бываю так редко и недолго, что почти ничего не знаю о его жизни! У меня сложилось впечатление, что брат редко покидает дом. Но куда он ходит, я не знаю. Он не доверяет мне.

– И мне не доверяет, – признается Дэнни. – Я считаю своим долгом навещать его, когда выпадает возможность, но в последние дни он редко открывает мне дверь. Я не заметил, чтобы у него были друзья или посетители. И уж точно не видел… женщин.

Я киваю.

– Как он? После обморока?

– Лучше, чем можно было ожидать. Мне ничего не известно об этом нектаре ротли. Он вызывает привыкание?

– У фейри – нет. У людей… не знаю.

– Он только из-за этого потерял сознание?

Я глубоко вздыхаю. Мне не хочется вспоминать те мгновения на площади, не хочется вспоминать слова из рецензии, но они выжжены в моей памяти. Я медленно качаю головой.

– Вчера в «Старлине» опубликовали рассказ Оскара. Сегодня утром в «Обозревателе» напечатали рецензию Филверела и Луриса.

– Плохую?

– Нет… – Я снова опускаю взгляд на свои руки, сцепляю пальцы. – Рецензенты сравнили рассказ Оскара с работами отца. Никакой негативный отзыв не мог ранить его больнее. Над братом всегда довлеет отцовское имя. Что с личной, что с профессиональной стороны. – Я поднимаю взгляд и смотрю на Дэнни из-под ресниц. – В душе он все еще тот запертый в погребе маленький мальчик. И я не уверена… не уверена, что он когда-нибудь сможет выбраться из него.

Дэнни долгое мгновение не отпускает мой взгляд. Затем протягивает руку и крепко сжимает мою ладонь.

– Ты смогла. Ты выбралась.

С моих губ срывается невеселый смешок.

– Если в том, что меня забрали в Эледрию, и есть что-то хорошее, то, полагаю, это то, что я наконец-то порвала со своим прошлым.

И это правда. Разве нет? Я ясно помню свое детство и его ключевые моменты, но все чувства, связанные с ними, угасли. И продолжали угасать, пока… пока…

Пока Оскар не потерял сознание на площади Короля Дейна.

Я прикрываю глаза и в окутавшей меня тьме опять чувствую колющую боль. Менее острую, менее сильную. Но в этот миг я вновь оказываюсь коленопреклоненной на каменной мостовой у дома. На моих руках липкая кровь. Ноздри наполняет запах железа. Крепкие пальцы больно хватают меня за волосы.

– Клара?

Сделав вдох, возвращаюсь в настоящее.

Дэнни подался вперед, обеспокоенно сведя брови. Дорогой Дэнни! Неизменно добрый, неизменно заботливый. Неизменно надежный. Я смотрю ему в глаза, и страх с тревогой частично отпускают меня.

– Ты вернулась намного раньше, чем я ожидал, – сжимает он мои пальцы.

– Да. – Хотела объяснить ему почему, но не стала. Как объяснить ему, в каких обстоятельствах я оказалась? Рассказать Дэнни о принце Веспры, о полной рейфов библиотеке, о своей новой пугающей роли – обо всех переменах, что произошли со мной за последнюю неделю… Нет, это слишком. – Мне дали дополнительный выходной, – коротко говорю я. Мой ответ жалок и ничего не объясняет.

Судя по взгляду Дэнни, он знает, что я утаиваю правду.

Я высвобождаю руку, встаю и прохожу к окну. Передо мной лежит Элмит-лейн – обычная приятная улица с рядом домов, ухоженных и респектабельных. Реальность их существования сокрушает. Вот он – реальный мир. Мир, которому я принадлежу. Мир, далекий от высокого дворца, высеченного прямо в горе, далекий от живых кошмаров и гримуаров, в которые они заключены. Далекий от губительных лордов и своенравных принцесс фейри. Далекий от всех тех необычных ужасов, что стали частью моей новой реальности.

Я могу вырваться оттуда. Всего десять лет. Через десять лет Элмит-лейн может снова стать моим миром. Я могу выйти замуж за Дэнни, жить в этом самом доме, вести домашнее хозяйство, подготавливать меню, согревать постель Дэнни и растить наших с ним детей. Могу позабыть о тьме Веспры и других мирах.

Почему эти мысли сейчас похожи на мечты?

Я вдруг остро ощущаю присутствие Дэнни за своей спиной. Закрыв глаза, закусываю нижнюю губу… и в следующее мгновение он берет меня за локоть и разворачивает к себе.

– Клара… – От его голоса мое заледеневшее сердце слегка оттаивает. – Что случилось? Ты можешь мне рассказать?

Я отрицательно качаю опущенной головой.

– Дело не только в Оскаре, – настаивает Дэнни.

– А разве одного Оскара не достаточно? – с горьким смешком отвечаю я и поднимаю глаза к потолку, сдерживая слезы. – Прошу прощения, доктор Гейл. Я оторвала вас от работы в благотворительной больнице.

Он качает головой.

– Моя смена почти подошла к концу. К тому же я рад находиться здесь, рад помочь.

– Со мной уже все хорошо. Что же касается Оскара… можно он останется у вас ненадолго? Пока не наберется сил? Боюсь, он не очнется до моего ухода.

– Конечно, Клара. Конечно, Оскар может пробыть здесь столько, сколько пожелает. Двери нашего дома всегда открыты для него. Надеюсь, ты это знаешь. Мы всегда здесь, как для него, так и для тебя. Не важно, когда и чем, мы с Китти готовы помочь.

– Спасибо, Дэнни, – выдавливаю я улыбку. – Для меня это большое утешение.

Его ладонь скользит вверх по моему плечу, чтобы обнять щеку. Я потрясенно смотрю ему в глаза.

– Клара, – произносит он низким хрипловатым голосом. Его взгляд опускается на мои губы. – Клара, можно я тебя поцелую?

Нельзя. Нельзя ему позволять. Это несправедливо по отношению к нему. Несправедливо по отношению ко мне. Он должен был давным-давно забыть обо мне, жить дальше и найти себе в жены чудесную девушку. А он – верный, как и прежде, – стоит тут. Верный и искренний Дэнни. Мой Дэнни. Мой давний и лучший друг.

Я киваю, едва заметно качнув подбородком.

Дэнни без колебаний сокращает расстояние между нами и прижимается к моим губам своими – нежными и теплыми, как и он сам. Его мягкие губы застывают на мгновение, а после его рука ложится мне на затылок. Притянув меня к себе ближе, он углубляет поцелуй. Сердце подпрыгивает к горлу, пораженное неожиданным всплеском страсти. Все тело, с головы до пят, охватывает трепетная дрожь, и я теряюсь в этом восхитительном ощущении. Теряюсь в опьяняющей сладости поцелуя, похожего на залпом выпитое вино, сразу ударившее в голову. Я хочу большего.

Но нельзя.

С тихим стоном, нехотя упираюсь ладонями в грудь Дэнни. Он противится всего пару секунд, а затем отпускает меня, позволяя отстраниться.

– Прости, – выдыхаю я. – Я не должна была… Мы не должны…

– Простить? – эхом вторит Дэнни. Он снова пытается привлечь меня к себе, но я продолжаю упираться ему в грудь ладонями. Покачав головой, отворачиваюсь к окну и обнимаю себя руками за талию.

– Клара, пожалуйста, – шепчет Дэнни мне в ухо. – Пожалуйста. Ты же знаешь о моих чувствах к тебе. Знаешь о моих надеждах и планах.

– Это неправильно, – тихо отвечаю я. – Мне еще десять лет служить. И никак не избавиться от Обязательств. Я не… Я даже не…

Я даже не знаю, выживу ли. В один из ближайших месяцев, возможно, Дэнни, Китти и Оскар не дождутся моего возвращения. Пройдет месяц. Еще один. Полгода, год, два года. И в конце концов они перестанут меня ждать, смирившись с тем, что меня поглотила Эледрия и что я уже никогда не вернусь.

Возможно, будет лучше, если они смирятся с этим уже сейчас.

– Что-то изменилось. – В голосе Дэнни слышится напряженность, которой не было минуту назад. – Что-то изменилось в тебе, Клара.

Подбородок дрожит от усиленно сдерживаемых слез. Я стискиваю зубы, отказываясь размякать.

– Что случилось? Расскажи мне, – просит Дэнни.

Нет. Я не буду обременять его этим. Не нужно ему все это знать. Иначе будет только больнее.

– Тебе необязательно бороться со всем в одиночку, Клара. Я все еще могу тебя освободить.

Я в ужасе распахиваю глаза и резко поворачиваюсь к нему лицом.

– Нет!

– Почему нет? – Теперь он разозлился. И я еще никогда не видела его таким злым. – Ты сама признала, что есть способ разорвать Обязательства. Я могу это сделать. Ради тебя – могу!

– Нет, Дэнни, нет! – лихорадочно выпаливаю я. Нужно, чтобы он понял! – Я не вынесу, если ты попытаешься вытащить меня и потерпишь неудачу. Если ты тоже станешь Должником. Подумай о Китти! Об Оскаре! Подумай о ваших родителях в благотворительной больнице, которые зависят от тебя! Я не хочу нести ответственность за их потерю. Не хочу!

– Ответственность лежит не на тебе, а на мне. – Дэнни поднимает руки, чтобы взять мое лицо в ладони, но я поспешно отступаю. – Я люблю тебя, Клара, – пылко говорит он. – Неужели моя любовь к тебе так хрупка и слаба, что я не рискну всем ради тебя?

– Я не хочу, чтобы ты рисковал! Не хочу, ты слышишь меня?! Не нужно меня спасать. Я исполню свой Долг. Если ты не уважаешь мои желания, то…

Во взгляде Дэнни отражается обида, и я не заканчиваю фразы.

– Я уважаю твои желания, – искренне заверяет он. – Уважал и буду уважать. Просто… Я не понимаю.

– А я не могу тебе этого объяснить. – Я устало вздыхаю. Ноги вдруг слабеют, и я из последних сил держусь, чтобы не рухнуть на диван и не зарыться лицом в ладони. – Ты не можешь понять, потому что я не могу тебе всего рассказать. Но, пожалуйста, Дэнни, пожалуйста, верь мне. Так будет лучше.

Протянув руки, он делает шаг ко мне. Я уклоняюсь от его объятий и спешно пересекаю комнату. Заметив на кресле свой плащ, подхватываю его и накидываю на плечи.

– Мне пора. Прошу тебя, присмотри за Оскаром за меня. Знаю, с ним нелегко, но ему нужен кто-то, кому он небезразличен.

– Ты знаешь, как я к нему отношусь. – Дэнни не последовал за мной, оставшись у окна. – Я позабочусь о нем.

В его глазах боль, и мне хочется броситься к нему и уступить, но я держусь.

– До свидания, доктор Гейл, – глухо говорю я.

Открываю дверь гостиной и тихо ахаю, обнаружив за ней Китти с подносом в руках. Она подслушивала? Сколько она услышала?

– Уже уходишь? – спрашивает Китти, торопливо отступив. Ее щеки окрашивает стыдливый румянец. – Но обычно ты остаешься до захода солнца.

– Не сегодня, Китти. Прости, – выпаливаю я. Надеваю на голову капюшон и иду к входной двери. – Вернусь, как только получится. Спасибо вам!

– Клара, подожди! – кричит Китти мне вслед.

Но я уже прикрываю за собой дверь.

Глава 6

Обратный путь проходит без происшествий.

Возница, как и обещал, ждет меня на причале. Он кажется намного уродливей после проведенных в моем мире часов. Уродливей и нелепее, точно персонаж из детской сказки. И морлеты, со своими выгнутыми под поводьями шипастыми шеями и жующими удила клыкастыми пастями, пугают как никогда. Подходя к ним, я содрогаюсь.

За переходом между мирами всегда следует период адаптации. Обычно он длится всего несколько часов, после чего мои сердце, разум и тело вливаются в привычный для Эледрии ритм жизни. В этот раз, подозреваю, привыкание займет больше времени.

Я решаю ехать не рядом с возницей, а в карете. Тролль не выглядит обиженным. Он помогает мне сесть в карету и плотно закрывает дверцу, но стоит морлетам тронуться, как я сожалею о своем решении. Меня начинает укачивать и мутить.

Но муть в голове куда хуже.

Я вновь и вновь вижу, как Оскар принимает нектар ротли. Вновь и вновь слышу, как он говорит о своей возлюбленной, сравнивая свою страсть с моими чувствами к Дэнни. Вновь и вновь ощущаю прикосновение губ Дэнни.

Я касаюсь пальцами своих губ. Закусываю нижнюю.

Мы с Дэнни никогда не целовались до этого. Я часто думала о том, каково будет целоваться с ним, что я почувствую и как отреагирую. Поцелуй – резкий поворот в наших отношениях. Раньше мы не говорили о чувствах. Осознавали и принимали их, но не обсуждали и уж точно не действовали.

Теперь все иначе. Дэнни поцеловал меня. Признался в любви. И я…

Отвергла его.

– Все не так просто! – яростно шепчу я. – Конечно, я люблю Дэнни! Конечно, хочу быть с ним!

Это правда. Я почти уверена в этом. Если бы не мои Обязательства, если бы не разделяющие нас долгих десять лет, я бы без колебаний приняла его объятия и даже ответила на них. Так ведь?

Я прижимаю к вискам сжатые в кулаки руки. Вот тебе и спокойный день вдали от Веспры! Принц будто знал, что, посетив дом, я буду рада вернуться в Обреченный город. Бедствие в виде рейфов ничто по сравнению с отчаявшимися братьями и потенциальными возлюбленными!

Мучительные мысли кружат и кружат в голове, пока копыта морлетов наконец не ударяются о мостовую и плавная езда не сменяется немилосердной тряской, длящейся до самых ступеней дворца. Я чувствую себя избитой и помятой, когда возница открывает дверцу кареты, откидывает подножку и предлагает здоровенную ручищу.

По ступеням я взбираюсь медленно и устало. Дверь мне открывает стоящий наверху стражник – молчаливый, каменнолицый и устрашающий. Я иду по резным коридорам дворца, и по телу бежит дрожь.

Вызывает эту дрожь осознание, что дворец стал привычен.

Я не хочу этого. Не хочу привыкать, не хочу чувствовать себя здесь комфортно. Стоит расслабиться, и я сразу стану уязвима для всех тех опасностей, что скрываются в тенях дворца. Нужно быть настороже. Страх тут подобен броне. Он поможет мне остаться в живых.

Я направляюсь по извилистым коридорам в свою комнату. Путь туда неблизкий. Дворец похож на город – большой пустой город, настолько малонаселенный, что можно часами тут бродить и не наткнуться ни на одну живую душу.

К счастью, моя комната не пустует. Едва я переступаю порог, как меня встречает звонкий серебристый голос:

– Госпожа!

Удивленно обернувшись, вижу у гардероба служанку с охапкой голубой ткани.

Я не перестаю поражаться наличию у себя служанки. По условиям Обязательств, я сама тут должна прислуживать. В Аурелисе было бы немыслимо, чтобы такой, как я, еще кто-то служил. Здесь же, в Веспре, у меня есть Лир – невообразимо прекрасная, любящая покомандовать и совершенно очаровательная Лир. Она – тролль, о чем бы я никогда в жизни не догадалась, если бы мне не сказали. В отличие от большинства троллей, Лир сложена как человек, и пропорции ее идеальны. У нее нежная кожа и потрясающая копна волос. Но что отличает ее ото всех – это бледность. Она бела с макушки головы до кончиков пальцев ног. Даже глаза и ресницы у нее светлые.

При виде меня на красивом лице Лир расцветает подозрительно виноватая улыбка.

– Я не ожидала, что вы так быстро вернетесь, – говорит она, раскладывая голубую ткань на постели.

Это платье. Великолепное платье с воротником под самое горло, без рукавов и с практически обнаженной спиной. В моем мире в приличном обществе такое не носят. И не дай богам в таком наряде помереть.

– Что это, Лир? – выгибаю я бровь. – Чем ты занята?

Она смотрит на платье, удивленно моргая, словно сама в первый раз его видит. Вернув взгляд ко мне, опять виновато улыбается.

– Вы хорошо провели время в человеческом мире?

– Благодарю, неплохо. Так чем ты занята? – отвечаю я. Меня так просто не отвлечь.

– О чем вы, госпожа?

Я красноречивым взглядом указываю на платье.

– А, вы об этом. – Лир опять хлопает ресницами, красиво покусывая губу, а потом поворачивается ко мне и выпаливает: – Я не виновата, госпожа! Мне передали, что принц ждет вас вечером на ужине и что вы должны быть подобающе одеты. Вы же не станете возражать, что это подходящее платье для ужина с принцем?

– Что? – пораженно открываю я рот. – Я должна сегодня ужинать с ним?

Не понимаю. Принц ясно выразился, что терпит меня поневоле и в свободное от занятий время не хочет иметь со мной ничего общего. Я здесь для того, чтобы обучиться всему необходимому для библиотекаря Веспры, чтобы следить за гримуарами и не давать вырваться на свободу рейфам. Я здесь, потому что должна приносить пользу… Сам принц предпочел бы, чтобы я находилась подальше от него.

– Почему? – вырывается у меня.

Губы Лир изгибаются в понимающей улыбке.

– Прихоти принца не обсуждаются, – невозмутимо замечает она, снимая с меня плащ. Увидев под ним скромное платье, фыркает и добавляет: – Я набрала вам ванну. Лучше поторопиться и смыть с вас все принесенное из мира людей.

Выражение ее лица говорит о том, что спорить с ней бесполезно. К тому же чудесно принять ванну после всех тягот дня. Я прохожу в ванную комнату и, сняв туфли с чулками, хмурюсь.

– Лир?

– Да, госпожа?

– Последние пару дней вы не слышали ничего о детях?

Служанка поворачивается ко мне с бесстрастным лицом.

– О каких детях вы говорите?

– Ты прекрасно знаешь, о каких, – сердито смотрю я на нее. – Я не видела их с того дня, как вырвался рейф, и переживаю за них. Ты не знаешь, они пытались прийти ко мне?

– Не знаю, – упрямо поджимает губы Лир.

– Так порасспрашивай! Это приказ.

Она долгое мгновение возмущенно и обиженно глядит на меня, но в итоге склоняет голову.

– Слушаюсь, госпожа.

Полагая, что на данный момент битва выиграна, я сажусь в огромную медную ванну и героически пытаюсь избавиться от пережитого за день стресса. Но ни ароматная пена, ни успокаивающее тепло воды не отвлекают от мыслей о том, что произошло сегодня на площади. Я вижу Оскара на моих коленях, бледного и неподвижного, с искаженным от муки лицом. Меня терзает то, что я ушла, не попрощавшись с ним. Я знаю, брат в надежных руках Дэнни и Китти, но не знаю, примет ли он их помощь. Скорее всего, нет.

Задержав дыхание, с головой погружаюсь в воду. Надо мной смыкается ароматическая пена, и я некоторое время сижу так: в тепле, тишине и покое.

Сверкает лезвие.

По мостовой катится голова.

Я резко выныриваю, хватаю ртом воздух и тру ладонями глаза. Но образы мелькнули и пропали. Попытки нащупать их заканчиваются лишь вспышками боли, которые отступают сразу же, как только я перестаю копаться в памяти.

С бешено колотящимся сердцем погружаюсь в воду, пуская по поверхности пузыри. Кажется, я знаю, что происходит. По словам принца, принцесса Эстрильда подавила мои воспоминания. Принц снял ее ограничения и сказал, что со временем воспоминания вернутся. Именно это сейчас происходит? Возвращаются воспоминания о той ночи, когда за мной пришли фейри из Эледрии, чтобы покарать меня за мои грехи?

Воспоминания о той ночи, когда я породила рейфа?..

– Госпожа? – голосу Лир аккомпанирует стук в дверь. – Если не поторопитесь, опоздаете на ужин.

Я вздыхаю. Последнее, что мне нужно после тяжелого дня, – ужин с принцем. О чем мы, во имя богов, будем с ним говорить?

Неохотно вылезаю из ванны, вытираюсь полотенцем и накидываю халат. Лир усаживает меня перед трюмо и, болтая без умолку, колдует над моими волосами. Она говорит о капитане Кхас и других служащих во дворце троллях, о слуге принца Лоуренсе и о своих многочисленных мелких обидах на него. Лир вываливает на меня услышанные за день незначительные сплетни, светлые и веселые.

Я хмурюсь, глядя на ее отражение в зеркале. Мне вдруг приходит в голову, что я совершенно ничего не знаю о Лир. За проведенную в Веспре неделю я ни разу не удосужилась узнать что-то у троллихи о ней самой. Я, конечно, была довольно занята эти дни, но…

– Лир?

Она замирает с расческой и шпильками в руках, и я ловлю ее взгляд в зеркале.

– Как ты оказалась во дворце?

Лир несколько мгновений мешкает, после чего отвечает с чересчур широкой улыбкой:

– Мне дал работу принц.

Своим тоном она будто ставит точку на сказанном. Мне хочется расспросить ее, но я решаю пока не давить. В конце концов, у нас впереди целых десять лет для более близкого знакомства.

Платье, которое выбрала для меня Лир, не нуждается ни в корсете, ни в нижних юбках. Без привычных дополнительных слоев ткани я чувствую себя несколько раздетой. Но когда служанка, застегнув на мне платье и заколов мои волосы, подводит меня к зеркалу, я не могу отрицать того, что выгляжу изумительно. Платье хорошо сидит, но не слишком вызывающе облегает фигуру. Обнаженная спина – для меня чересчур, но в общем и целом наряд в эледрианском стиле и подходит для вечерней трапезы с принцем.

Что бы подумал Дэнни, увидев меня в подобном одеянии?

Спешно отбрасываю эту мысль и удовлетворенно киваю Лир.

– Мило. Как думаешь, я теперь подходяще одета для ужина в компании принца?

– Конечно! – Лир снова сверкает понимающей улыбкой. – Видите ли, госпожа, принц редко ужинает с библиотекарями.

Встретившись с ее взглядом в зеркале, сужаю глаза.

– Что ты хочешь сказать этим, Лир?

– Ничего! – Она начинает суетливо прибираться в безупречно чистой комнате.

Я еще раз осматриваю себя в зеркало. У меня неприятно подводит живот. Служанка на полном серьезе намекает на то, что принц оказывает мне предпочтение? Мне? Какая глупость! Принц ненавидит меня. Уж в этом я уверена. И совместный ужин не более чем демонстрация силы с его стороны. Бессмысленная, кстати. Я – Должница. Он – владелец моих долговых Обязательств. В наших отношениях вся власть в его руках.

Я оборачиваюсь на стук в дверь.

Лир спешит отворить ее, и я вижу стоящих в коридоре троллей.

– Госпожа, пришли ваши сопровождающие. Вы готовы?

– Да. – Я поворачиваюсь к троллям с высоко поднятой головой. – Готова.

Я уже попривыкла к извилистым коридорам дворца Веспры, однако сегодняшним вечером мне это мало помогает. В этой части дворца я еще не была, и без помощи двух охранников-троллей, идущих спереди и сзади, вскоре бы потерялась.

Такое ощущение, что мы милю[3] проходим, прежде чем останавливаемся наконец перед двойными дверями. Охранники молча удаляются, сливаясь с тенями, и я в своем откровенном наряде остаюсь совершенно одна.

Я озираюсь в поисках живой души. Никого. Снова поворачиваюсь к дверям.

Получив приглашение на ужин в прошлый раз, я никак не ожидала, что мы будем есть в спальне принца. Чего ожидать сейчас, я не знаю. Я лишь знаю, что чувствую себя обнаженной и уязвимой в платье с оголенной спиной.

Что ж… Не торчать же мне в дверях всю ночь.

Я стучу.

Дверь сразу распахивается, и появляется Лоуренс. Слуга принца довольно заурядный молодой человек с веснушчатым лицом и приятными манерами. Хотя он такой же Должник, как и я, отбывающий наказание в Эледрии за нарушение Договора, Лоуренс никогда не выказывает недовольства своей участью. Он служит принцу верой и правдой, что было бы трогательно, не будь обстоятельства столь странными.

– Мисс Дарлингтон! – приветливо улыбается Лоуренс. – Вы вовремя! Проходите.

Кивнув в ответ, я приподнимаю подол юбки, перешагиваю порог и… застываю как вкопанная. Я ожидала увидеть что-то вроде обеденного зала. И хотя шикарно сервированный длинный каменный стол тут действительно есть, это не зал. Это огромный, простирающийся над городом балкон. Освещенный не люстрами, а звездами, мерцающими на пурпуре неба. В обрамлении не обоев и лепнины, а потрясающего вида на остров и океан.

Вид с балкона не просто потрясающий, а волшебный, осознаю я, оправившись от потрясения. Должно быть, магический, поскольку я вижу сквозь туман другой берег океана и залитый рассветным солнцем золотой дворец. Аурелис. Великолепный золотой дворец, в котором провела первые пять лет жизни в Эледрии, прислуживая принцессе Эстрильде. Я впервые смотрю на него с подобного ракурса, и мне не верится, что с такого расстояния его можно разглядеть в мельчайших подробностях. Какое мощное заклинание здесь наложено!

Возникает вопрос: почему принц хочет ужинать, глядя на королевство, которое по праву крови должно было принадлежать ему?

И только эта мысль приходит в голову, как позади раздается эхо шагов. Я разворачиваюсь к приближающемуся принцу, облаченному в изысканные одежды, которые развеваются за его спиной точно крылья.

– Пришла, дорогая[4], – приветствует он меня. – Ты вернулась как раз к ужину.

Глава 7

Вновь приходится сдерживаться, чтобы не указать на свое неправильно произнесенное имя.

– Принц, – отвечаю тихо, присев в глубоком реверансе.

– Не надо церемоний, – отмахивается он. – Я слишком голоден для всех этих формальностей. Такое ощущение, что я вечность не ел! Полагаю, ты тоже проголодалась после прогулки в человеческий мир. Воздух смертных почему-то всегда возбуждает аппетит.

Не дав мне и слова вставить, принц пальцами обхватывает мой локоть и ведет меня к столу. Я слегка встряхиваю рукой. К моему удивлению, принц сразу меня отпускает и не оглядываясь идет во главу стола. Цвет его лица значительно улучшился. Он полностью оправился от приступа? Возможно… Однако я улавливаю отблеск окутывающих его чар, а значит, ему есть что скрывать.

Принц занимает стул во главе стола и приглашающе указывает рукой:

– Располагайся.

Я оглядываю длинный стол. Второй набор столовых принадлежностей расставлен справа от принца. Я намеренно подхожу к противоположному от принца концу стола и грациозно присаживаюсь на край громадного каменного стула.

Принц через всю длину стола смотрит мне прямо в глаза. Я невозмутимо смотрю в ответ. Он прищуривается.

– Не глупи, дорогая. Я охрипну, если мы будем вести разговор с разных концов стола.

Я внутренне подбираюсь. В любой момент он отдаст приказ, велит мне подняться и сесть рядом с ним. Разумеется, я подчинюсь. Меня заставят это сделать условия Обязательств. Сопротивление принесет лишь боль, я знаю это по собственному опыту, поэтому приказы принцессы Эстрильды я приучилась выполнять молниеносно.

Принц склоняет голову набок. Его оставшиеся без ответа слова повисают в воздухе. В ожидании приказа у меня учащенно бьется сердце. Однако вместо того чтобы отдать его, принц внезапно встает, одной рукой подхватывает хрустальный графин, а другой – два бокала. Он широкими шагами пересекает разделяющее нас расстояние, ставит на стол оба бокала, выдвигает стоящий слева от меня стул и, опустившись на него, принимает небрежную позу. Затем неторопливо наливает себе вина и делает глоток.

– Будешь? – Принц приподнимает графин. Приняв мое молчание за согласие, наполняет второй бокал. – Как прошел твой день, дорогая?

Я смотрю на него, изумленно приоткрыв рот.

Придумать связный ответ я не успеваю – отвлекаюсь на распахнувшуюся дверь. На балкон выходит Лоуренс, за которым следует вереница массивных троллей с серебряными подносами. Они окружают стол, топая так, что вибрирует пол, но движения их довольно изящны. Тролли расставляют передо мной и принцем блюда, снимая с них крышки. Ужин роскошен: зажаренное на гриле мясо в специях; нанизанные на шпажки фрукты и овощи в блестящей глазури; свежий хлеб с вырезанными на выпуклой хрустящей корочке узорами, открывающими вид на нежную мякоть внутри; а также удивительное разнообразие соусов, паштетов и специй. Многовато для двух человек.

Накрыв на стол, тролли по-военному выстраиваются в линию, выпячивают груди, высоко поднимают головы и держат руки по швам. Униформа с серебряными эполетами висит на них мешком. Выглядят они настолько нелепо, что я прикрываю ладонью рот, еле сдерживая смех.

– Джар рифрок, – довольно кивнув, говорит принц с поразительно тролльим акцентом.

Тролли синхронно кланяются, так что по их идеальной линии словно проходит волна, разворачиваются и один за другим молча покидают балкон.

Стоящий в дверях Лоуренс спрашивает:

– Еще что-нибудь, господин?

– Не сейчас, Лоуренс, спасибо, – отпускает его принц взмахом руки.

Слуга, откланявшись, уходит и прикрывает за собой дверь. Я снова остаюсь наедине с принцем Веспры.

Он встает и, взяв серебряные щипцы, кладет на мою тарелку здоровенный кусок мяса и кусочки овощей и фруктов. Принц даже намазывает мне на хлеб масло. Проделав все это с неимоверным достоинством, накладывает еду самому себе и приступает к трапезе.

– Прошу, ешь, – говорит он, видя, что я не притрагиваюсь к пище.

У меня нет аппетита, но я не хочу ему об этом говорить. Я пробую маленький кусочек мяса, и оно оказывается настолько вкусным, что я еле сдерживаюсь, чтобы не съесть его в один присест.

Принц некоторое время молча ужинает. Потом поднимает свой бокал, слегка взбалтывает вино, вдыхает его аромат и, пригубив, обращается ко мне.

– Так как прошел визит домой, дорогая? Полагаю, там все без изменений?

Я не могу ответить – щека забита овощами. Почему принц так себя ведет? Словно он не хозяин мне и не господин, словно не управляет моей жизнью посредством магического соглашения. Внутренности завязываются узлом, и я жалею, что слишком много съела. Поспешно прожевав и проглотив овощи, я промокаю рот салфеткой.

– Все нормально, – отвечаю на его вопрос.

– Обычно я не разбрасываюсь выходными, – продолжает принц разговор, нарезая мясо на небольшие, идеально ровные кусочки. – Но мне показалось, что твои усилия в последние дни заслуживают поощрения.

Я не знаю, что на это сказать.

– Благодарю? – Наверное, это единственный подходящий ответ.

Принц пожимает плечами. Кончиком ножа он аккуратно водружает на нарезанные кусочки мяса гарнир, пока каждый из них не становится маленьким произведением кулинарного искусства.

– Как семья? – интересуется он будничным тоном.

Почему у меня ощущение, что принц закидывает удочку? Он будто уже знает ответы, но хочет услышать их от меня, узнать, солгу ли я ему, скрою ли правду.

1 Дюйм равен 2,54 см.

2 Фут равен 30,48 см.

3 1 миля равна 1,6 км.

4 Принц зовет героиню Дарлинг, а не Дарлингтон. Дарлинг (на англ. Darling) в переводе означает: дорогая, милая, родная.

Продолжить чтение