Глициния

Глава 1

Говорят, что вистерия символизирует бессмертие.

Блайт Хоторн всегда восхищалась этим цветком – столь же смертоносным, сколь и прекрасным, и достаточно стойким, чтобы даже в запустении цвести веками. И все же, когда она раздавила лепесток пальцами и позволила цвету впитаться в кожу, ей стало жаль вистерию, ведь им была уготована одинаковая участь. Как трагично, что они навсегда останутся в саду Ариса, а их великолепие растрачивается впустую на таких, как он.

Но Блайт обладала одним преимуществом перед глициниями – у нее были шипы. И она твердо решила использовать их против Ариса Драйдена.

Блайт бросила взгляд через сад, где десятки гостей замерли в ожидании. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны вистерий, окутывая двор золотистой дымкой света, и люди прищуривались, разговаривая, а воздух наполнялся паром от их дыхания.

Блайт завидовала их прекрасным пальто. Сама она покрылась мурашками от осенней сырости, а тонкие, как паутинка, рукава платья ничуть не спасали от холода. В ноябре редко устраивали свадьбы, хотя она решила, что рядом с Арисом всегда стоит быть готовой к чему-то необычному. Если предполагаемый принц решил жениться осенним утром, в час, когда солнце еще не успело высушить росу на мху, то кто они такие, чтобы задавать вопросы?

Такие люди, как Арис Драйден, всегда получают желаемое. Просто этот день оказался редким исключением, потому что его заставили жениться на женщине, которую он терпеть не мог.

И, честно говоря, это чувство было взаимным.

– Ты не обязана этого делать, – сказал отец Блайт, Элайджа Хоторн. – Только скажи, и я вытащу тебя отсюда.

В любом другом мире Блайт тут же сбежала бы из Вистерия Гарденс. Но чтобы обеспечить безопасность Элайджи после ложного обвинения в убийстве, Блайт Хоторн пролила кровь на золотой гобелен и связала себя с Арисом – с Роком судьбы – на всю оставшуюся жизнь. Это подтверждала сияющая полоска света на безымянном пальце, такого слабого золотистого оттенка, что была едва различима.

– Со мной все будет хорошо, – пообещала она отцу. Бесполезно переубеждать его сладкими словами, уверяя, как сильно она любит Ариса или как счастлива выйти замуж за такого грубияна. К тому же сейчас она дрожала от сырого воздуха и чесалась под множеством слоев тафты, так что приходилось сдерживать чихание каждый раз, когда вуаль щекотала нос. Поэтому у нее не осталось сил лгать, а Элайджа не был дураком; он знал, что Блайт никогда не собиралась выходить замуж.

– Из тебя получится прекрасная принцесса, – прошептал он, и Блайт согласилась бы, будь Арис действительно членом королевской семьи. – Но хочу напомнить, что двери Торн-Гров всегда для тебя открыты. Неважно, в какой день или час, ты всегда сможешь вернуться домой.

– Знаю, – откликнулась Блайт, уверенная в этом, как ни в чем другом.

Только когда Элайджа, казалось, убедился, что отговорить ее не удастся, он наклонился и поцеловал дочь в макушку. Он поправил вуаль, когда отошел, отчего она поморщилась и отвернулась, чтобы чихнуть.

Когда мелодичные звуки арфы заиграли неторопливую мелодию, Элайджа протянул руку.

– Готова?

Никогда. Разве что спустя миллион лет Блайт, возможно, будет готова. Но вместо правды она сказала отцу:

– Конечно. – Потому что, если эта свадьба убережет его от виселицы, ее жертва будет ненапрасной.

Как бы Блайт ни старалась сосредоточиться, мир вокруг закружился, когда она ступила во двор. По земле вилась дорожка из каменных ступенек, вокруг каждой рос яркий клевер; Элайджа поддержал ее, когда она чуть не поскользнулась на них, так как выбрала не самую устойчивую обувь.

Сердце Блайт бешено колотилось в груди, заглушая звуки арфы, мелодия которой замедлилась, чтобы соответствовать ее осторожным шагам. Девушка посмотрела на толпу, на лица, которые расплывались, превращаясь в острые осколки слишком белых зубов и голодные глаза, пожиравшие ее с каждым шагом, словно готовились содрать кожу с костей. И хотя ее руки тряслись, Блайт упрямо вздернула подбородок, не позволяя никому почувствовать ее страх.

Только увидев свою подружку невесты, Сигну, Блайт расправила плечи и вдохнула полной грудью. Кузина стояла в первом ряду в красивом кружевном платье, Ангел смерти маячил у нее за спиной. Его тени обвивались вокруг ее дрожащих рук.

По спине Блайт пробежали мурашки, когда она увидела, как он прикасается к кузине. Все в ней стремилось прочь от Смерти, и все же… Сигна выбрала именно его. Блайт не понимала почему, но если Сигна счастлива, а Элайджа свободен, то и у нее все хорошо.

Когда Блайт прошла мимо Сигны, звуки арфы стихли, и ее отец остановился. У Блайт не осталось иного выбора, кроме как обратить внимание на золотоволосого мужчину, который стоял перед ними в костюме цвета сапфира. Она полагала, что окружающие считают его красивым, но Блайт видела только негодование, которое, словно яд, нарастало в душе Ариса Драйдена. Он замаскировал его язвительной улыбкой, словно был готов присоединиться к стае хищников, готовых сожрать ее.

Арис шагнул вперед, протягивая Блайт руку. Если бы Элайджа не напрягся под ее хваткой, напоминая Блайт о своем присутствии, девушка, возможно, так и не приняла бы ее.

– Привет, любимая. – Пусть Арис прошептал эти слова, но его голос был ножом, вонзившимся в Блайт по самую рукоять. – Я надеялся, что ты сдашься.

Она сжала его руку и выдавила улыбку, желая казаться хотя бы наполовину такой же хладнокровной, как и он.

– Я бы ни за что на свете не пропустила такое, дорогой. Хотя не сдерживай себя, если захочешь развестись завтра же. – Нить между их пальцами ярко засияла, так сильно впиваясь в кожу, что Арис рассмеялся, чтобы скрыть гримасу.

– И избавить тебя от страданий на всю оставшуюся жизнь? Вряд ли. Ты даже не представляешь, как решительно я настроен… – Он замер и склонился так низко, что их головы почти соприкоснулись. – Что, черт возьми, на тебе надето?

Блайт не нужно было следовать за его взглядом, чтобы понять, что он имеет в виду ее зеленые бархатные тапочки. На самом деле это была ее любимая пара. Она поправила платье ровно настолько, чтобы он смог их увидеть. Арис был таким чопорным, что Блайт не сомневалась, он их заметит.

Как и гости. В зале послышалось тихое хихиканье, и, хотя Блайт не обратила на это внимания, челюсть Ариса напряглась. Он сжал ее руки, прошипев сквозь фальшивую улыбку:

– Ты не выйдешь за меня замуж в домашних тапках. Иди переоденься.

Блайт зарылась в бархат пальцами ног.

– И сорвать свадьбу? Об этом я не могла и мечтать.

Если до сих пор она не понимала, насколько могуществен Арис, то теперь осознала это в полной мере, когда его глаза вспыхнули золотом и мир замер. Элайджа остановился на полпути к гостям, и Блайт протянула руку, чтобы погладить пальцем брюшко колибри, которое застыло рядом с неподвижными крыльями. Рты нескольких гостей остались приоткрытыми, шепот оборвался, тела изогнулись, и никто даже не моргнул от удивления. Только Сигна и Ангел смерти продолжали двигаться, укрытые тенями. Сигна шагнула вперед, но Арис остановил ее хмурым взглядом, который обжигал, как солнце.

– Надень туфли. – Арис склонил голову, не скрывая презрения перед окаменевшими гостями. – Это нелепо. Я отказываюсь играть в твои игры.

Блайт заслужила именно ту реакцию, на которую рассчитывала от такого гордого человека, и не прятала свою улыбку.

– Кажется, ты не заметил, любовь моя, но ты уже играешь.

Миллионы окружавших их золотых нитей замерцали. Несколько обвились вокруг ее запястья, и, когда Арис сделал движение, как будто хотел потянуть девушку к себе, Блайт напряглась. Но именно Арис отшатнулся, схватившись за собственное запястье и зашипев от боли. Он повернулся к Сигне и посмотрел на ее каменное лицо.

Неужели кузина тоже заключила сделку с Судьбой? Казалось, он не мог причинить ей вреда, и, осознав это, Блайт злобно рассмеялась, встав вплотную к груди Ариса. Точнее, к его животу, учитывая, что он был на добрую голову выше.

– Я прожду всю жизнь и не сойду с места, если это будет означать победу над тобой, – сказала она ему, вкладывая смысл в каждое слово. – Освободи остальных от заклятия, и продолжим этот фарс.

Наступило тягостное мгновение, в течение которого Арис ничего не предпринимал. Настолько долгое, что даже Ангел смерти нетерпеливо заерзал. Хотя Блайт знала, что жнец хочет помочь, она напряглась, когда его тени приблизились. Все, что она могла сделать, это не сводить глаз с Ариса, стараясь не обращать внимания на присутствие Смерти, вкладывая в свой взгляд всю свою ярость. Она не знала, как долго Арис выдерживал этот взгляд, пока в конце концов не стиснул зубы и, схватив ее за юбки, не прикрыл ими домашние тапочки. Только тогда нога Элайджи со стуком опустилась на землю, а тихие перешептывания возобновились. Колибри пролетела над головой Ариса, когда священник приблизился.

– Берешь ли ты эту женщину в законные жены… – начал он, и не успели слова слететь с его губ, как мир Блайт пошатнулся. Она зарывалась стопами в землю, с каждой новой клятвой все глубже погружаясь в нее. – Клянешься любить ее… забыв обо всех остальных… до конца ваших дней? – И хотя она пропустила большую часть речи священника, последний вопрос обрушил ее мир окончательно. Блайт искоса взглянула на Ариса, который не поднимал головы и так сильно сжал челюсти, что ей показалось, что у него вот-вот хрустнут зубы.

– До конца ее дней, – согласился он так резко, что священник вздрогнул, прежде чем переключить внимание на Блайт.

– Берешь ли ты этого мужчину в законные мужья, чтобы жить вместе по божьему повелению в священном браке? Клянешься повиноваться ему, служить, любить, почитать и оберегать его в болезни и здравии; и, оставив остальных, будешь ли принадлежать только ему, пока смерть не разлучит вас?

Арис бросил на Блайт мрачный взгляд, заставив ее подавить смешок. Она прочистила горло и сказала со всей искренностью:

– Я выйду за него замуж и буду любить его даже больше, если он заболеет.

Священник достал золотое кольцо в виде змеи, глаза которой украшали нефриты.

– Повторяйте за мной. Этим кольцом я венчаю тебя, своим телом я поклоняюсь тебе…

Каждое слово было ядом на губах Блайт, кольцо обжигало, когда Арис надевал его ей на палец, произнося клятву. Блайт прикусила язык, когда он так сильно прижал украшение к костяшкам пальцев, что ей пришлось бы смазать кольцо маслом, чтобы снять. Что она, несомненно, и сделает, как только они скроются с глаз публики.

– Здравствуй, жена, – тихо прорычал Арис, избегая чужих ушей.

Блайт улыбнулась, превозмогая боль, и сжала его руки так, что впилась ногтями ему в ладони.

– Привет, муж.

Ни один из них не отвел взгляда, когда священник жестом пригласил новобрачных опуститься на колени для церемониальной молитвы, но Блайт уже не слушала его, лишь чувствовала, как безымянный палец жгло золотое кольцо.

Это было не кольцо, а кандалы. Которые ни ей, ни Арису, похоже, не удастся сбросить в ближайшее время.

Глава 2

Блайт часто находила утешение в том, что надевала свое любимое бальное платье. Однако в день свадьбы она ерзала, чувствуя себя в клетке под тонной тафты. Ноги замерзли, утренняя роса впиталась в ткань и намочила бархатные подошвы. Если бы она так упорно не старалась разозлить Ариса, то давно бы переоделась во что-нибудь потеплее.

Девушка напомнила себе, какой сладкой была эта маленькая победа, пока тапочки хлюпали при каждом шаге, а холод пробирал до костей. Она улыбалась, стоя под навесом из вистерий рядом с Арисом, который был вынужден приветствовать гостей. Повсюду мелькали знакомые лица. На самом деле их было слишком много. Это была не семейная церемония, а праздник, достойный принца, с нежнейшими шоколадными конфетами и миниатюрными пирожными, украшенными золотыми листьями и торжественно поданными на позолоченных подносах. На запястьях и шеях дам сверкали их лучшие драгоценности.

Шарлотта и Эверетт Уэйкфилды приветствовали молодоженов улыбками и словами ободрения. Герцог и герцогиня прижались друг к другу, и в их глазах вспыхнул огонек, заставивший Блайт задуматься, каково это – быть настолько влюбленными. Скорее всего, она никогда не узнает.

В толпе также были лица, незнакомые Блайт. Высокомерные персоны расхаживали по залу, словно постоянно оценивая их. Однако, когда Блайт присмотрелась к ним повнимательнее, то заметила их остекленевшие глаза и что они не сказали ни слова никому, кроме друг друга. Должно быть, это были гости Ариса, ведь отсутствие родни с его стороны привлекло бы внимание.

Горожане не спускали глаз с новых лиц. Краем глаза Блайт заметила, как Диана Блэкуотер приблизилась к одной из заколдованных кукол – мужчине, которому на вид было не больше тридцати, претенциозному и аккуратно упакованному в импортные ткани. Диана попыталась привлечь его внимание, но тот упорно ее не замечал, медленно кружа по саду и осматривая обстановку. В конце концов Диана с шипением сдалась, в волнении обмахиваясь веером. В тот момент, когда она заметила, что Блайт наблюдает за ней, ее спина напряглась. Очень медленно, словно это причиняло ей физическую боль, Диана присела в реверансе.

Именно тогда, согретая глубоким чувством удовлетворения, Блайт поняла, какая безнадежность на самом деле окутала ее душу. Один этот реверанс почти стоил ее промокших туфель.

Почти.

– Неужели ты не можешь просто ускорить этот день с помощью магии? – спросила Блайт после того, как их с Арисом поздравила владелица скромной аптеки в городе. Блайт не была знакома с ней по-настоящему, но все равно улыбнулась и приняла обильные поздравления женщины. – Нам обязательно смотреть этот спектакль?

– Ты сама настаивала на настоящей свадьбе, – напомнил Арис. – Как я могу лишить застенчивую невесту такого удовольствия?

Блайт проглотила ругательства, которые грозили прожечь дыры на языке. Не стоило ввязываться в очередную перепалку, особенно когда ее отец стоял неподалеку, настороженно наблюдая за молодоженами.

Не то чтобы Блайт хотела торжества. Скорее надеялась отсрочить неизбежную участь. А еще показаться Элайдже. Она надеялась, что отец увидит, что с ней все в порядке и что ему не о чем беспокоиться, поэтому она улыбалась так широко, что заболели скулы. Она даже взяла Ариса под руку, хотя больше всего на свете желала убежать как можно дальше. Он обнял ее за талию, сжимая так крепко, что по коже побежали мурашки, и девушка могла думать лишь о том, что она сожжет это платье и смоет его прикосновения сразу, как только появится такая возможность.

Только когда Сигна приблизилась, Арис ослабил хватку, и его стальная выдержка дала трещину. Если кузина и заметила его гримасу – а Блайт предполагала, что это так, учитывая наблюдательность подруги, – то ничем это не выдала. Сигна взяла Блайт за руки.

– Ты самая красивая невеста, которую я видела, – сказала она, и Блайт улыбнулась, зная, что была единственной невестой, которую видела Сигна. Блайт не могла поверить, что всего несколько месяцев назад сомневалась, что вообще когда-либо вновь заговорит со своей кузиной, точно так же как не могла поверить, что знала Сигну всего год. После того, что они пережили, казалось, что они прожили вместе целую жизнь.

Сигна посмотрела на Ариса, у которого дрогнула челюсть. Только Блайт могла ощутить, как сильно он теряется в присутствии Сигны, и посочувствовала ему, несмотря на свою неприязнь. Арис верил, что Сигна – это воплощение женщины, на поиски которой он потратил столетия. Верил, что она сама Жизнь, единственная, кого Арис когда-либо любил. А теперь Сигна никогда не будет принадлежать ему.

– Мисс Фэрроу, – холодно поздоровался Арис, ощетинившись, когда тени Смерти приблизились. – Брат.

– Жаль, что мое приглашение затерялось в пути. – Голос Ангела смерти нагонял ужас затмения и страх того, что волна поглотит тебя и утащит в море. Он душил Блайт, так отличаясь от щедрого изобилия Рока судьбы, и девушка сразу почувствовала себя пойманной в ловушку ледяного потока, и у нее перехватило дыхание.

– У вас уже есть планы на медовый месяц? – поинтересовалась Сигна. Несмотря на то что медовый месяц должен был стать сюрпризом для невесты, это не помешало половине гостей спросить об этом. Но от Сигны этот вопрос звучал странно, ведь она не питала иллюзий по поводу их фиктивного брака. Она одна знала, какой нелепой была эта свадьба, хотя Блайт подозревала, что Элайджа тоже о чем-то догадывается. И все же Сигна смотрела на нее с такой искренней теплотой, что у Блайт все сжалось внутри. Девушка, влюбленная в Смерть, оптимистично воспринимала то, что Блайт связала себя с Судьбой.

Сигна всегда чем-то напоминала сову. Ее глаза были пугающе большими, и зачастую, погружаясь в свои мысли, она забывала моргать. Блайт давно придумала игру, в которой считала, сколько секунд потребуется Сигне, чтобы прийти в себя. И снова начала отсчет, когда кузина, нахмурив брови, пристально посмотрела на Рока судьбы. Прошло уже тридцать секунд, а Сигна все еще не моргнула. Неудивительно, что так много людей считали девушку странной; поражало то, что она никогда не жаловалась на сухость в глазах. Сигна пошевелилась только тогда, когда Ангел смерти положил руку в перчатке ей на плечо, и Блайт подумала, не считает ли и он секунды. Или, возможно, пара проводила вечера, глядя друг другу в глаза и выясняя, кто из них не выдержит и моргнет первым.

– Почему вы спрашиваете, мисс Фэрроу? – спросил Арис, и тембр его голоса привлек внимание жнеца. – Неужели хотите присоединиться ко мне?

Нужно отдать ему должное, Ангел смерти не клюнул на приманку. Хотя его глаза стали темными бездонными пещерами, и у Блайт возникло отчетливое ощущение, что жнец наблюдает за ней. Кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом. Но стоило Блайт немного успокоиться, как Сигна упрекнула ее:

– Вы двое сами нагнетаете ситуацию. Раз уж вы связаны, то я надеюсь, что, по крайней мере, вы перестанете пытаться убить друг друга.

Блайт сдержала усмешку. Сигне легко было говорить такое. Ведь не ей придется провести остаток дней с чудовищем.

– Я не могу убить ее, – поправил Рок судьбы ровным голосом. – Ты позаботилась об этом, когда заставила поклясться, что я не причиню ей вреда. Впрочем, это не имеет значения, поскольку ее жалкая человеческая жизнь скоро оборвется, и однажды я постелю себе постель на ее костях и буду спокоен до конца вечности.

Какими бы глупыми ни были эти образы, они разожгли огонь в груди Блайт.

– Не будь столь нетерпелив, муж мой. Я планирую прожить еще как минимум сто лет, хотя бы назло тебе.

Сигна поджала губы, и Блайт знала кузину достаточно хорошо, чтобы понять, что она что-то задумала, когда взяла ее за руки.

– Дай знать, когда вернешься домой, – настойчиво прошептала Сигна. – Мне нужно сказать тебе кое-что важное.

Блайт хотела ответить, что не стоит так долго ждать, но Сигну уже подталкивала вперед нескончаемая очередь гостей, жаждущих поздравить молодую пару со счастливым бракосочетанием. В следующий раз, когда Арис решит устроить званый вечер, нужно будет заранее обсудить список приглашенных.

Поэтому Блайт быстро пообещала:

– Конечно, я сразу сообщу. – А затем Сигна и Ангел смерти исчезли.

Блайт не имела ни малейшего представления о том, как долго стояла там с застывшей фальшивой улыбкой на губах и заплетающимся языком, повторяя слова благодарности. Девушка почувствовала огромное облегчение, когда очередь закончилась, а она наконец смогла взять в руки бокал шампанского.

Она наблюдала, как пьют остальные, затем выждала, пока напиток попробует Арис, и только после этого сделала осторожный глоток. Блайт проигнорировала его хмурый взгляд и спустя минут пять, убедившись, что ничего не случилось, пригубила шампанское еще раз.

Напротив нее эффектная загорелая женщина и напыщенный мужчина со светлой кожей приветствовали заискивающих гостей. Их наряды были расшиты золотом в тон цвету волос женщины. Стеклянные глаза не отличались от глаз других марионеток, но эти двое хотя бы общались с окружающими и приветливо улыбались.

– Кто они? – поинтересовалась Блайт, глядя на золотистую дымку вокруг пары и различая тысячи нитей, сплетенных вокруг их тел.

Арис допил шампанское.

– Они считают себя моими родителями, – сказал он так просто, как будто сообщал, что на дворе ноябрь.

Блайт не ожидала такого ответа и закашлялась, подавившись напитком.

– Что значит считают?

Глаза Ариса на мгновение вспыхнули, когда мимо прошла служанка. Блайт наблюдала, как его нити опутали девушку, изменив ее траекторию, чтобы он мог взять с подноса еще два напитка. Блайт протянула руку, ожидая, что один из них предназначался ей, но Арис сжал в руках оба бокала.

– Кто-то же должен сыграть эту роль. Вряд ли принцу позволили бы жениться в отсутствие собственной семьи. Они забудут обо всем, как только исполнят свое предназначение.

– Несправедливо превращать людей в своих марионеток, Арис. Нельзя манипулировать чужим сознанием в угоду своим планам.

– Почему нет? – Он лениво покачал бокалы в руках. – Я делал это с тобой трижды.

К счастью, Блайт еще не ела, потому что желудок скрутило. Она смутно помнила тот раз, когда Арис пытался выведать информацию о Сигне и о том, почему ее отослали в Фоксглав. У Блайт возникло ощущение, что второй раз был связан с пробелом в памяти после встречи с Арисом в Вистерия Гарденс. Но что касается третьего… у нее не было даже предположений, что пугало еще больше.

Пытаясь унять дрожь в голосе, Блайт сказала:

– Ты больше никогда не используешь против меня свои способности. – Она не знала, что предложить взамен и чем его шантажировать, чтобы он согласился. Несмотря ни на что, она произнесла слова четко, вложив в них всю бушующую в душе ярость.

– Боже милостивый, у тебя всегда такой скрипучий голос? – Арис со стоном запрокинул голову. – Твоя кузина уже позаботилась о том, чтобы я не причинил тебе вреда. – Хотя Блайт об этом догадывалась, судя по их предыдущему разговору с Сигной, она удивилась, как легко Арис признался в этом. Для такого опасного и несносного человека он был довольно откровенным.

Тем не менее Блайт настаивала:

– Даже если ты не причинишь мне боль, ты должен пообещать, что никогда не сделаешь из меня свою марионетку. Я не стану жить в доме с человеком, который мной манипулирует.

Она вызывающе вздернула подбородок, хотя в этом споре ей не на что было опереться. К ее удивлению, Арис не стал насмехаться над ней. Он только сделал большой глоток из бокала и сказал:

– Это не входит в мои намерения.

Блайт вздохнула чуть свободней.

– Рада видеть, что ты можешь быть благоразумным.

– Благоразумным? – Его смех был таким мрачным, что Блайт сразу почувствовала себя неуютно. – Ты не стоишь моих усилий, ведь у меня нет ни малейшего желания даже смотреть на тебя дольше, чем необходимо. Хотя я бы посоветовал тебе привыкнуть к моим способностям, любимая. Если настаиваешь на сохранении нашего статуса, знай, за это придется платить.

Блайт поставила свой бокал на стол с такой силой, что ей пришлось проверить, не разбился ли он.

– Если бы ты изначально не притворился принцем, нам бы не пришлось заботиться об этом.

Арис пожал плечами.

– Возможно. Но с таким лицом, как у меня, какую еще роль я мог бы сыграть?

Блайт не поняла, шутит ли он, но все равно рассмеялась над нелепостью ситуации. Она уже собиралась сообщить Арису, какой он комичный, когда поймала на себе взгляд отца. Несмотря на то что он разговаривал с Сигной, смех Блайт привлек его внимание. Она выпрямилась, когда Элайджа направился к ним. Девушка быстро наклонилась к мужу и приказала:

– Притворись, что я твоя главная драгоценность, или я заставлю тебя страдать до конца жизни.

– Хочешь сказать, что пока не делаешь этого? – Арис отпрянул, хотя у него не было времени задавать вопросы, так как Элайджа уже встал напротив них. Арис выпрямился. Несмотря на все свое могущество, даже божество нервничало в присутствии тестя.

– Мистер Хоторн, – поприветствовал его Арис, склонив свою белокурую голову.

– Ваше высочество. – Элайджа холодно поприветствовал принца, но его взгляд потеплел, когда он посмотрел на дочь и протянул ей руку. – Потанцуй со мной.

Ни в одном из миров Блайт не ответила бы отказом. Оттолкнувшись от Ариса, она взяла отца за руку и позволила ему вывести себя на танцпол. Учитывая отвращение Элайджи к обществу, Блайт почти забыла, каким галантным мог быть ее отец, с высоко поднятым подбородком и уверенной осанкой. Каждое его движение было предельно точным, когда он закружил ее в вальсе. Однако его слова удивили ее еще больше.

– Я положил нож в твой дорожный сундук. – Элайджа говорил непринужденно, и Блайт была благодарна за то, что музыка заглушала его голос. Она изумленно уставилась на отца, хотя между бровями Элайджи не пролегло и морщинки.

– Необычный подарок для новобрачной, – заметила Блайт. – Не забывай, что это мой выбор, отец. Арис ни к чему меня не принуждает…

– О, перестань. – Его слова были резкими, но в них не было злобы. – Меня собирались повесить. Я прожил в этом мире достаточно долго, чтобы понимать, что не стоит искать совпадений там, где их нет. Ты можешь сколько угодно изображать любовь к этому человеку, но не принимай меня за дурака.

Блайт стиснула зубы, понимая, что у нее нет другого выбора, кроме как тщательно подбирать слова.

– Браки по расчету заключаются каждый год.

– Верно, – согласился он, бросая пронзительные взгляды в сторону Ариса. – Но моя дочь должна была избежать подобной участи. Я бы скорее умер тысячу раз, чем взвалил это на тебя.

– Ты ничего на меня не взваливал, – прошептала девушка, чувствуя легкость от того, что часть правды об их с Арисом договоренности выплыла наружу. – Возможно, ты был готов умереть, но даже будь у нас еще миллион жизней, я все равно не отпустила бы тебя. – За последние два года Блайт потеряла слишком много любимых людей, и будь она проклята, если допустит, чтобы что-то случилось с ее отцом. Что-то в выражении ее лица, должно быть, заставило его понять это, потому что его объятия стали нежнее.

– Ладно, – прошептал Элайджа. – Но знай, что ты все для меня, Блайт. Ты – мое самое большое достижение, которым я горжусь, мое сердце и моя душа. Если с тобой что-нибудь случится…

– Ничего не случится, – пообещала она. – Это брак, отец, а не убийство. – Хотя тон девушки был шутливым, глаза Элайджи потемнели.

– Я положил нож в твой дорожный сундук, – повторил он, и Блайт с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. Каким бы проницательным ни был ее отец, он не знал, что в случае с Арисом простого ножа будет недостаточно. И все же, если ему станет легче, она примет подарок.

– Я рада, что ты сказал мне об этом до того, как я случайно порезалась, – сказала она. – Я оставлю его, хотя он мне не нужен.

Элайджа тут же добавил:

– Я хочу, чтобы ты писала мне каждую неделю, по крайней мере, в течение первых нескольких месяцев. Заканчивай каждое письмо случайным фактом, чтобы я знал, что оно написано твоей рукой. И если что-то случится – если я буду нужен или если тебе будет больно, упомяни имя матери, и я сразу пойму, что нужно прийти.

– Но я уезжаю недалеко, – напомнила Блайт. – До Вистерия Гарденс всего пара часов в карете.

– Несомненно, Арис захочет вернуться в Верену, – возразил Элайджа, и Блайт больше всего на свете захотелось сказать отцу, что такого места даже не существует. Однажды она попыталась найти его на карте, просто чтобы посмотреть, но каждый раз перед глазами все плыло, а разум затуманивался, пока она не забывала, что искала. Арис был очень щепетильным.

– Мы поселимся здесь, в городе, как только вернемся из свадебного путешествия. – В действительности они с Арисом не обсуждали свои планы. На самом деле они почти не разговаривали с того дня, как она пролила кровь на гобелен. Девушка даже не задумывалась о том, где они будут жить, потому что ответ казался очевидным – никакой Верены не существовало. Конечно, они останутся в Вистерия Гарденс. И все же отец опустил глаза и, хотя больше не возражал, казался опечаленным уверенностью Блайт.

– Письмо, – напомнил он, крепче прижимая ее к себе, когда музыка стихла и танец подошел к концу. – Каждую неделю, где бы ты ни находилась. Пообещай мне.

Похоже, выбора у нее не было.

– Если я не смогу сесть в карету и навестить тебя, то так и быть, отправлю письмо. И ты тоже пиши мне, чтобы я знала, что ни ты, ни Торн-Гров не развалились без моего присмотра. – Девушка подкрепила свою шутку улыбкой, пусть и натянутой. Большинство молодых девушек предполагали, что однажды покинут дом и начнут новую жизнь, но Блайт никогда не нравилась такая перспектива. Она любила Торн-Гров и свою семью. Мысль о том, чтобы оставить их позади, особенно после тяжелых испытаний, выпавших на долю отца в последние годы, даже не приходила ей в голову.

Когда вальс подошел к концу, Блайт крепко обняла отца. Элайджа первым медленно отпустил дочь, хотя сделал это далеко не сразу.

– Я надеюсь, что просто становлюсь слишком подозрительным с возрастом, – тихо сказал он. – И еще, что Арис будет хорошим мужем и что однажды между вами расцветет такая же любовь, какая когда-то была у нас с твоей мамой. Но если нет – если что-то пойдет не так, всегда есть нож.

Даже Элайджа улыбнулся, когда Блайт рассмеялась, хотя им не дали насладиться моментом, так как гости начали собираться во внутреннем дворе, где новобрачных ждали четыре серые лошади и карета цвета слоновой кости.

Элайджа нежно сжал руку дочери.

– Не принижай себя. Не меняйся в угоду ему. Научи его, как обращаться с тобой, и помни, что ты заслуживаешь всего, что может предложить эта жизнь.

На глаза навернулись горячие слезы, и Блайт отвела взгляд, прежде чем отец успел их заметить. Кивнув, она посмотрела вперед, туда, где ждал Арис.

– Так я и сделаю.

Не раздумывая, Блайт вытащила ладонь из руки отца, направилась к Арису и вступила в новую жизнь, чувствуя, как с каждым шагом ее сердце разбивается вдребезги.

Глава 3

Блайт размышляла, существовал ли мир, в котором она могла бы насладиться своей свадьбой. Возможно ли, чтобы у нее на глазах выступали слезы, когда она смотрела на лица близких, машущих ей вслед? Могла ли она смеяться вместе с возлюбленным, пока они, держась за руки, бежали к позолоченной карете, уворачиваясь от риса и цветов, которые бросали в них восторженные гости?

Она также задавалась вопросом, как быстро ее мысли перенеслись бы к медовому месяцу. Считалось, что для невесты это станет сюрпризом от новоиспеченного мужа, но Блайт потратила бы недели на поиски ответов, полная решимости узнать, куда они направлялись и как лучше упаковать вещи.

Она полагала, что должна радоваться тому, что никогда не хотела выходить замуж и не имела идеалистических фантазий относительно того, чего ей следует ожидать, когда Арис втолкнул ее в экипаж и вошел следом. Он улыбался ровно до того момента, пока за ним не закрылась дверца и он не задернул бархатные шторы. И только когда карета покатила вниз по склону, Арис бросился на сиденье напротив Блайт, поджав ноги, чтобы не касаться ее. Боже упаси.

Девушка усмехнулась, прислушавшись к мстительному голоску внутри, который советовал ей вытянуть ноги и занять как можно больше места. Она положила ноги на кожаное сиденье рядом с мужем и наклонилась, чтобы коснуться пальцев ног.

– В чем дело, любовь моя? – поддразнила она, когда он отодвинулся. – Боишься, что я развращу тебя? – Примерно такие же приторные слова Арис произнес в тот день, когда она ворвалась в Вистерия Гарденс и потребовала помощи в спасении отца. Мужчина только скривил губы в ответ. Если он хотел дуться и жалеть себя, Блайт не возражала. Но карета была слишком тесной и давила на нее, чтобы она могла сделать то же самое. Девушка убрала с шеи выбившиеся пряди волос, размышляя о том, как сделать эту поездку более-менее сносной.

Все это время Арис тер полоску света на пальце, будто пытался отодрать ее, и смотрел на задернутые шторы так, словно они испортили ему жизнь. Блайт едва удостоила мужчину взглядом, понимая, насколько тщетны его усилия. Она сама пыталась убрать кольцо так много раз, что сбилась со счета.

Когда носок ее туфельки коснулся его бедра, Арис, казалось, был готов выпрыгнуть из кожи.

– Ты грязное, достойное сожаления отродье… – Он замолчал, подняв брови. – Что, черт возьми, ты делаешь?

Блайт наклонилась вперед, заложив руки за спину и пытаясь расстегнуть застежки корсета.

– Ты же не думаешь, что я буду сидеть здесь часами, не в состоянии нормально дышать? Из-за твоего недовольства в карете невыносимо жарко, так что я просто умру без глотка воздуха. Кроме того, теперь мы женаты. Именно тебе следовало бы помочь мне с этой адской штуковиной. – Она вздохнула с облегчением, когда один из шнурков наконец развязался, подарив ей пару лишних сантиметров. Блайт развязала бы корсет еще больше, если бы могла дотянуться, но пока придется довольствоваться этим.

Все это время Арис наблюдал за ней с поджатыми губами и нарастающим раздражением, что, в общем, было не ново.

– Почему я должен терпеть тебя здесь несколько часов?

Блайт обвела жестом салон.

– Мы уехали после нашего свадебного приема. Полагаю, нас ожидает медовый месяц?

Горький смех Ариса отозвался мурашками на коже, заставив Блайт почувствовать, как ослабленная шнуровка, словно змея, скользит по телу.

– Да я скорее вогнал бы себе в грудь кол. Медовый месяц. – Он усмехнулся, его глаза опасно блеснули расплавленным золотом. – Ты сошла с ума. Мы вернемся в Вистерия Гарденс, как только гости разойдутся.

В мгновение ока золотые нити засияли во всех направлениях. Они больше не казались едва уловимой паутинкой, став скользкими, как металл, и такими острыми, что одно прикосновение грозило разрезать кожу. Блайт отодвинулась на край сиденья и распахнула занавески, вытягивая шею, чтобы увидеть, как гости вдалеке выходят из дворца. Один за другим они двигались вперед, молча садясь в свои экипажи.

Арис контролировал их. Конечно, что его останавливало?

– У тебя есть власть над миром, и вот как ты ее используешь? – Она откинулась на спинку сиденья, прежде чем увидела отца или Сигну, и взяла себя в руки. Не стоило поднимать шум, это только раззадорит его. – По крайней мере, ты мог бы отвезти меня на море. И я бы не отказалась от сафари.

– Я лучше отгрызу себе руку, – был его единственный ответ.

– Люди начнут задавать вопросы, если узнают, что мы все еще здесь, – возразила Блайт. Десять минут в карете, и лошади уже повернули обратно ко дворцу.

– Никто не задаст вопрос, если не сможет нас найти, – отрезал Арис. – Хватит с меня твоих приставучих друзей. Мы уедем из города на время медового месяца, вернемся, когда наступит подходящее время, и тогда попрощаемся…

– Друг с другом? – оживилась Блайт.

– С этим городком, кретинка.

Сначала Блайт решила, что он, должно быть, шутит. Она ждала, что он рассмеется или что его самодовольные губы изогнутся в улыбке, которая подтвердила бы, что он всего лишь пытается ее разозлить. Однако Арис сохранял самообладание, когда дворец снова показался в поле зрения.

Блайт уставилась на него, и у нее пересохло во рту, когда она вспомнила предостережение отца.

– Что, прости?

– Все в городе считают меня принцем, – сказал Арис, взмахнув рукой. – Ты же не думала, что мы останемся здесь. – Хотя он и не спрашивал, Блайт посчитала нужным ответить.

– И кто виноват, что они верят в эту чушь? Если бы ты не чувствовал необходимости раздувать свое и без того чудовищное эго, у нас не было бы этой проблемы.

Костяшки его пальцев побелели, когда Арис вцепился в сиденье.

– Если бы ты не сорвала мою сделку с мисс Фэрроу, у нас тоже не было бы этой проблемы.

Девушка скрестила руки на груди, готовая сорвать душные кружевные рукава с платья. Теперь они были всего в паре метров от дворца Ариса, и, пока карета продвигалась вперед, Блайт все сильнее вжималась в сиденье, пытаясь оказаться как можно дальше от Вистерия Гарденс.

Она всегда знала, что приняла опрометчивое решение, заняв место Сигны. Но ни разу не пожалела об этом. По крайней мере, до того момента, когда перед ней не замаячила перспектива строить свою жизнь вдали от отца.

– Я не уеду. – Блайт старалась говорить ровным голосом и не выдать тошнотворный страх и панику в своей душе.

– Разумеется, уедешь. Все ожидают, что я отвезу тебя в Верену…

– Верены не существует! – прошипела она. – Не имеет значения, чего они ожидают. У тебя есть сила заставить их забыть, если кого-то заинтересует мое присутствие здесь.

Когда они вошли во двор, он едва напоминал место, откуда они уехали всего двадцать минут назад. Все признаки торжества исчезли, словно свадьбы никогда и не было. Если бы только это было правдой.

– Может, у меня и есть эта сила, – сказал Арис, – но это не значит, что я собираюсь тратить ее на тебя. Придется перенести мой дом; и я не останусь здесь ни секундой дольше, чем это необходимо.

Мать Блайт умерла, вскоре за ней последовал и ее брат Перси. Байрон Хоторн уехал со своей молодой женой, чтобы никто не высчитал время появления ее племянника на свет.

Получалось, у Элайджи не осталось ни единой родной души, и, после всего что он пережил, мысль о том, что он бродит по Торн-Гров в одиночестве, казалась невыносимой.

Карета остановилась на нетронутой дорожке во дворе, и в то время, как Арис торопливо вышел, Блайт осталась сидеть.

– Я не уеду. – Хотя девушка произнесла эти слова шепотом, в каждом из них чувствовалась ярость. – Если попытаешься увезти меня отсюда, я выцарапаю тебе глаза и приползу обратно, если понадобится. Я привяжу себя к дереву в лесу и укушу каждую руку, которая попытается меня утащить.

– Ты демон в человеческом обличье. – Арис провел рукой по волосам, выплеснув свое недовольство на небо, прежде чем выдохнуть. – Откуда ты вообще берешь эту чушь?

Блайт забилась в глубь кареты, упершись каблуками в дверцы с обеих сторон, и вцепилась в сиденье, впившись пальцами в кожу.

– Я не выйду из экипажа, пока ты не пообещаешь, что мы останемся.

Арис равнодушно встретил брошенный ему вызов, заложив руки за спину и изучая ее.

– В самом деле? Очень хорошо, посмотрим, насколько серьезно ты настроена. – Не теряя ни секунды, он захлопнул дверцу с такой силой, что Блайт едва успела отдернуть ноги в последний момент, чтобы их не зацепило. Она упала на пол кареты и вскарабкалась обратно как раз вовремя, чтобы увидеть в окно, как Арис шлепнул одну из лошадей по крупу. Кем бы ни был их кучер, он явно был околдован, потому что карета снова покатилась по склону вниз.

Блайт открыла рот, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить свой гнев, наблюдая, как фигура Ариса исчезает вдали. Он помахал ей вслед, и последнее, что она увидела, это раздражающе довольную улыбку на его губах.

Блайт не имела ни малейшего представления, куда направляется экипаж, да ее это и не волновало. Она провела последний час, проклиная своего мерзкого мужа всеми словами, которые когда-либо слышала, оставаясь при этом в свадебном платье с наполовину расшнурованным корсетом и с растрепанными волосами. Она слишком погрузилась в свои мысли, придумывая план, как бы ей перехватить управление экипажем и сбежать в Фоксглав, чтобы провести зиму с Сигной, поэтому не заметила, когда они остановились.

Девушка замерла, услышав усталое ржание лошади, и только тогда вернулась к реальности.

– Почему мы остановились? – Блайт окликнула кучера, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Ответа не последовало.

Разомкнув дрожащие руки, она наклонилась, чтобы выглянуть в окно.

Для кого-то окружавшие ее деревья ничем не отличались от других деревьев в любом лесу. Но Блайт провела все свое детство среди них и с первого взгляда поняла, куда ее привезла карета – в рощу за Торн-Гров.

В лес, где располагался сад ее матери.

Внезапно напряжение в теле спало. Блайт вышла из кареты, не обращая внимания на нити судьбы, которые вились вокруг нее, направляясь сквозь продуваемые ветром деревья, которые склонялись, словно приветствуя своего забытого повелителя. Их красота проявлялась в жадности, когда они поглощали каждую каплю тепла и солнечного света, не оставляя ничего, кроме темноты и пронизывающего холода, проникавшего сквозь ее тапочки. Блайт ежилась от холода, с каждым шагом все больше удивляясь, почему Арис отправил ее именно сюда. Прошло несколько минут, прежде чем она перестала высматривать его за каждым деревом, уверенная в душе, что он собирается выскочить и застать ее врасплох, только чтобы посмеяться над своей жестокой шуткой. Но чем дальше она углублялась в лес, тем больше убеждалась, что Ариса нигде нет.

Блайт не посещала сад своей матери с тех пор, как та заболела. Она тоже была слишком больна, чтобы спорить, когда отец принял решение изолировать ее, а оправившись от отравления, не чувствовала себя готовой к этому. Потом случился пожар, и Блайт было невыносимо видеть, как любимое место ее матери превращается в пепел.

Даже в суровую зиму сад производил впечатление. Лилиан надевала свое самое теплое пальто и отправлялась сюда на прогулку каждый день после обеда, чтобы проверить, как поживают морозник и анютины глазки в ожидании весны. Однажды Элайджа спросил, почему Лилиан не разрешает ему послать вместо себя кого-то из слуг. Но женщина не верила, что кто-то из них сможет должным образом ухаживать за садом. Не так, как она.

Большую часть юности Блайт проводила рядом с мамой, с удовольствием наблюдая, как из крошечных росточков вырастают великолепные цветы. Однако по мере того, как Блайт становилась старше, ее визиты становились все более редкими, поскольку она отвлекалась на чаепития, уроки или книги, которые, как оказалось, гораздо уютнее читать дома, у камина.

Мягко шагая, чтобы не нарушать тишину сада, девушка обошла его по краям, на цыпочках переступая через обуглившийся кустарник, и направилась туда, где на краю пруда находилась могила матери. Надгробие недавно почистили, но даже это не помогло скрыть следы пожара. Оно было хрупким, один угол треснул и осыпался, а другая часть выцвела, из-за чего надпись читалась с трудом. Земля тоже поглощала плиту, мох поднимался по камням. Но это была всего лишь природа, и Блайт подумала, что мама была бы не против. Ей, вероятно, понравилась бы мысль о том, что ее тело и надгробие принимает земля, которую она так любила.

Блайт прижала ладонь к камню, чувствуя, как глаза защипало от горячих слез, и провела пальцами по выгравированному имени Лилиан.

– Привет. – Блайт проговорила это едва слышно, опускаясь рядом с могилой. – Прости, что так долго не навещала, но держу пари, ты никогда не думала, что я выйду замуж, не так ли? – Улыбка Блайт была слабой, когда она прислонилась головой к камню, прислушиваясь к ответу, который никогда не получит.

Чего бы она только не отдала, чтобы вернуться в прошлое. Забыть обо всем, что когда-то казалось ей таким важным, и присоединиться к матери в ее прогулках по саду. Блайт перевернула бы весь мир, чтобы еще раз встретиться с Лилиан среди этих деревьев.

Она запечатлела поцелуй на камне, чувствуя боль в груди. Девушка знала, что, возможно, тоска притупится со временем, но навсегда не исчезнет. У Блайт словно украли частичку души и оставили мучиться.

Со стороны Ариса было жестоко отправить ее в это место. Каждый день без Лилиан ощущался как удар ножа между ребер, а в день свадьбы Блайт было особенно больно.

Но ее мать была не единственной, кто испустил свой последний вздох в этом саду.

Блайт встала, не потрудившись приподнять подол платья, который волочился по пеплу, хотя ей хотелось бы, чтобы он уже исчез. Было невыносимо гадать, принадлежал ли он цветам, которые когда-то наполняли этот сад, или телу ее брата.

Перси никогда не любил сад так, как они с матерью. И хотя он не раз сопровождал их, но в основном для того, чтобы они с Блайт могли гоняться друг за другом между деревьями. Девушка все еще слышала его смех в завывании ветра и нежное ворчание матери в птичьем пении, от которого по коже пробегали мурашки.

Перси изменился в последние годы, но она никогда не думала, что он способен причинить вред их семье. Боль от предательства была сильнее любого яда, и девушка понимала, почему Сигна так долго хранила этот секрет. По той же причине она хотела скрыть правду от Элайджи.

Никогда, даже за миллион лет, Блайт не причинила бы Перси такой боли, какую он причинил ей. Даже сейчас, узнав обо всем, что он сделал.

– Мне бы хотелось, чтобы все сложилось по-другому. – Стоя на голой земле – все, что теперь осталось от сада, Блайт опустилась на колени. – Чтобы ты мог рассказать мне обо всем, с чем тебе пришлось столкнуться. И мы бы разобрались в этом вместе. – Девушка поцеловала руку, затем прижала ее к земле. Обгоревшие ветки устилали землю там, где Блайт обычно вдыхала запах гиацинтов. Каждый год она ждала, когда весной зацветет аконит, а лягушки вылезут из укрытий и усядутся на листьях кувшинок.

Сейчас здесь стояла тишина. Не было лягушек. Не было ни волчьего аконита, ни гиацинтов, ни даже самых стойких сортов морозника. Пожар уничтожил сад, который Блайт так любила, и она сомневалась, что он когда-нибудь вновь обретет былое великолепие. Каждое обгоревшее дерево было напоминанием о том, что изменилось за последние два года, и о том, что она потеряла.

Но пути назад не было. Боль осознания и горечь утраты мешали сдерживать слезы, и, когда одна скатилась по щеке на землю, Блайт заставила себя подняться на ноги.

Именно тогда она увидела его – крошечный алый лепесток там, где только что сидела, скорчившись. Уверенная, что зрение ее обманывает, Блайт наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть находку. Но, прежде чем она успела сделать что-то еще, безымянный палец обожгло с такой силой, что Блайт вскрикнула, и перед глазами все поплыло. Мир накренился, горячая волна пронеслась по всему телу. Девушка споткнулась в поисках ближайшего дерева, но оно исчезло из виду прежде, чем она успела за него ухватиться. Блайт моргнула, и перед глазами потемнело.

Она моргнула еще раз и почувствовала, что все ее существо словно поглотили целиком. Как будто кто-то дышал через тростинку и втянул ее в себя. Девушка зажмурилась, борясь с тошнотой, а когда открыла глаза, то снова оказалась в Вистерия Гарденс, на коленях в пустом дворе, на том самом месте, где они с Арисом расстались несколько часов назад.

Глава 4

Блайт стояла у дверей Вистерия Гарденс, одетая только в испорченное свадебное платье. У нее не было пальто, чтобы укрыться от осеннего холода, когда небо потемнело, – она оставила его в карете вместе с остальными вещами. Когда-то, несколько месяцев назад, она стояла на этом самом месте по собственной воле, готовая сделать предложение мужчине, которого искренне считала принцем, способным помочь решить все ее проблемы.

Девушка размышляла о том, что это злая шутка судьбы, когда постучала в дверь – на этот раз с кольцом на пальце, – хотя уже с трудом различала ее.

Арису потребовалось много времени, чтобы распахнуть дверь, и его сверкающие глаза, словно лезвия, пронзили ее насквозь. После свадьбы он сменил наряд, воротничок белой рубашки и жилет исчезли.

– Я думал, что избавился от тебя.

О, как же она мечтала однажды ткнуть этого тугодума в снег, который скоро покроет всю вершину горы.

– Это было жестоко, Арис. – Блайт вздрогнула, от ее дыхания в воздухе появились облачка пара. – Почему ты отправил меня именно в сад?

– В какой сад? – Он усмехнулся. – Ты должна была поехать на вокзал, дурочка. Я надеялся хотя бы на месяц избавиться от твоего нытья.

– Я не была ни на каком вокзале. Если это не ты вернул меня обратно, то кто же тогда? Или я должна поверить, что кучер перенес меня сюда с помощью магии?

Блайт заметила, что Арис рассеянно потирает левую руку, то же самое место, которое горело и у нее. Мужчина вышел наружу, очевидно, оглядываясь в поисках экипажа. Он мог смотреть сколько угодно, но ни кареты, ни вещей Блайт поблизости не было. Казалось, что небо поглотило девушку и выплюнуло на порог его дома.

За спиной Ариса Блайт заметила пылающий камин и попыталась проскользнуть под его рукой и войти внутрь. Однако, как только ее нога переступила порог, что-то сильно сдавило грудь Блайт и ее отбросило назад на лужайку. Она зашипела от боли, но дело было не в падении, а в кольце света, которое вспыхнуло на ее пальце так же ярко, как звездный свет. Она прижала руку к груди, чувствуя, как кожа пылает.

Арис, черт бы его побрал, запрокинул свою золотистую голову и так весело расхохотался, что она пожалела, что у нее нет с собой ножниц. Она срежет эти красивые волосы с его головы, как только представится возможность.

– Принести тебе одеяло? – самодовольно предложил он. – Если дом отвергает тебя, тогда, возможно, ты могла бы найти себе место в конюшне. Маленькая крыса вроде тебя должна чувствовать себя там как дома.

Он повернулся, чтобы уйти. Однако, как и Блайт, его тут же отбросило назад, когда Арис попытался переступить порог. Его собственное кольцо сверкнуло золотом, и он схватился за палец, пытаясь сорвать символ их брачных уз.

– Черт возьми, ты, дьявольское…

– Арис. – Блайт едва дышала. Все ее внимание было сосредоточено на ярко сияющей золотой нити, соединяющей их ладони. Она протянула руку к Арису, и нить ослабла. Затем девушка отдернула руку, но вместо того, чтобы оборваться, нить туже стянула запястье мужчины.

– Осторожнее, – буркнул Арис, но Блайт его не слушала, поднявшись и шагнув к мужу. Жар на пальце уменьшился.

– Вместе, – прошептала она, поморщившись и глядя на нить. – Думаю, оно хочет, чтобы мы держались вместе.

– Чтобы войти в мой дом?

– В наш дом, – поправила Блайт, когда Арис встал, отряхивая грязь со штанов. – Я думаю, именно кольцо вернуло меня сюда. – Пусть это звучало нелепо, но как еще она могла объяснить ожог на пальце?

Арис провел рукой по волосам, слишком сильно потянув за пряди.

– Ты когда-нибудь думаешь, прежде чем что-то сказать? Если волшебное кольцо хотело, чтобы ты вернулся в Вистерия Гарденс, то почему оно не пускает тебя внутрь?

Блайт было неприятно это признавать, но Арис был прав. Должно быть что-то еще. Она что-то упустила. Она взяла Ариса под руку, пытаясь притянуть его к себе.

Он дернулся и отшатнулся, словно одно ее прикосновение могло запятнать его.

– Убери от меня свои руки, ты, неотесанная…

– Не знаю, заметил ли ты, но уже темнеет, – рявкнула Блайт. – Сейчас довольно свежо, но через пару часов станет еще холоднее. Так что, если у тебя нет желания разводить костер и спать под звездами, я предлагаю сотрудничество.

– Может, ты и достаточно дикая, чтобы спать на земле, но я не опущусь до такого. – Арис снова шагнул к двери, но только для того, чтобы бросить сердитый взгляд на поместье, которое остановило его на пороге. – У меня есть магия, глупая девчонка.

– Так используй ее, – бросила она вызов. – Примени свои дурацкие чары и проведи нас внутрь. – Если Блайт проведет еще хотя бы минуту в своем удушающем платье, то точно сойдет с ума.

– Чары? Ты прочитала слишком много сказок. – После очередной неудачной попытки пробиться в дом глаза Ариса вспыхнули золотом. Разъяренный мужчина закатал рукава, словно для того, чтобы собраться с силами. Однажды Блайт пришлось сосредоточить все свое внимание на том, чтобы увидеть золотые нити, обвивавшие его. Теперь ей стоило только прищуриться, чтобы увидеть, как Арис исчез из виду, чтобы появиться снова через несколько секунд с расплетающимися нитями у его ног. Судя по тяжелому дыханию, план Ариса провалился. Он ударил кулаком по двери только для того, чтобы его снова отшвырнуло назад. Лежа на земле, мужчина отчаянно растирал левую руку, причиняющую ему дискомфорт.

Блайт наблюдала за его нелепыми попытками, скрестив руки на груди и пытаясь согреться.

– Теперь мы можем попробовать мой способ? – поинтересовалась она, не дрогнув, когда Арис с растрепанными волосами шагнул вперед и встал перед ней.

– И в чем, собственно, заключается твой способ?

Блайт не удостоила Ариса взглядом, а вместо этого посмотрела на свою левую руку. Арис был прав, сказав, что Блайт прочла много сказок, и этого было достаточно, чтобы понять, что во всех историях есть доля правды, какими бы фантастическими они ни казались. И правда была в том, что их связь заключалась не только в обручальных кольцах.

Она тихо сказала ему:

– Я думаю, тебе следует попытаться перенести меня через порог. – И какими бы глупыми ни казались ей собственные слова, в глубине души Блайт чувствовала, что права. Кольца были напоминанием об их узах – о браке, и они оба должны были сыграть свою роль.

– Нести тебя? У тебя самые роскошные тапочки в мире. Используй их.

Блайт с трудом сохраняла самообладание, стараясь изо всех сил, и указала на нить, связывающую их кольца.

– Это традиция, Арис. Я твоя жена, и когда муж впервые приводит жену домой, он должен перенести ее через порог на руках.

– Брачная ночь тоже традиция, но ты выжила из ума, если думаешь…

– Боже милостивый, просто перенеси меня! – Возможно, дело было в ее уверенности, а может, в том, что Арис каким-то образом почувствовал, что она вот-вот сорвет с него одежду, чтобы согреться, но в любом случае он резко закрыл рот. Он был явно недоволен их близостью и буквально скривился – да, именно скривился, как будто трогал мусор голыми руками, – когда схватил ее за талию. Он был в шаге от того, чтобы перекинуть ее через плечо, как дикарь, пока Блайт не схватила его за запястье и не положила себе на поясницу.

– Держи меня как следует, грубиян! – выдохнула она. – А не так, словно я охотничий трофей!

– Ты уж точно не трофей. – Он нахмурился, вздохнул и наконец подхватил Блайт на руки. – Я презираю тебя.

– Я тоже тебя ненавижу, дорогой. А теперь иди. – Блайт задержала дыхание, когда он направился к двери, и зажмурилась, когда Арис шагнул через порог. А когда снова открыла глаза, они были уже во дворце.

Даже у Ариса хватило приличия выглядеть удивленным, прежде чем снова напустить на себя недовольный вид. Блайт, однако, буквально распирало от радости, потому что тепло от очага уже разливалось по ее коже.

– Замечательно, – сказала она. – А теперь, если бы ты отпустил меня…

Арис не дал ей закончить. И не пошел к креслу. Без малейшего раскаяния он уронил Блайт прямо на деревянный пол. Она ударилась спиной и перевернулась, бросив на мужа злобный взгляд и прижав руку к ноющей пояснице. Но Арис уже уходил, потирая безымянный палец, его светловолосая голова исчезла в глубине коридора.

Блайт не пошла за ним, вместо этого решив осмотреть свой новый дом.

Вистерия Гарденс совсем не походил на королевский дворец, который Блайт посещала раньше. Исчезли панели из слоновой кости и позолота, на стенах не осталось ничего, кроме голого камня. Статуи и предметы искусства, которые когда-то гордо выставлялись на всеобщее обозрение, покрылись пылью и паутиной. Блайт вспомнила истории о сказочных домах с их многочисленными проклятиями и тайнами. В Вистерия Гарденс чувствовалась именно такая атмосфера. Даже очаг, который всего несколько мгновений назад казался величайшей радостью, теперь выглядел печальным и изнуренным. Огонь в нем замерцал, съеживаясь, когда она бочком приблизилась к нему. Бедняжка застонал от напряжения, пытаясь сохранить в себе жизнь, и выпустил в комнату темно-серый дым, тихо потрескивая при этом, словно кашлял.

– Вижу, ты сделал ремонт, – прошептала Блайт, хотя знала, что рядом никого нет. – Если тебе интересно мое мнение, то прежняя обстановка мне нравилась больше.

Она скинула тапочки и поставила их сушиться у слабого огня. Хотя Блайт отдала бы руку за то, чтобы принять ванну и освободиться от свадебного платья, она не имела ни малейшего представления о том, прислали ли уже из Торн-Гров ее вещи. А учитывая, что все остальное осталось в карете…

Девушка потерла лицо руками. Если бы Арис был более сговорчив, она, возможно, одолжила бы что-нибудь у него. Как бы то ни было, прежде чем отправиться в глубину дома, Блайт расправила кружевную ткань там, где она сбивалась в комок, понимая, что, если ее багаж здесь, она не найдет его, продолжая сидеть в гостиной. Пришло время обустраиваться в новом доме.

Блайт отчетливо помнила, как впервые вошла в Вистерия Гарденс – или просто Вистерию, как называл дворец Арис, – и подумала тогда, что любой был бы счастлив жить среди такого великолепия. Она даже вспомнила, как верила, что сама была бы не против поселиться среди подобной красоты.

Какой же дурой она тогда была.

Блайт ожидала, что будет выбирать среди десятка покоев, но, поднявшись по одной из скрипучих лестниц и пройдя мимо стен, выложенных выщербленным камнем, готовым вот-вот обрушиться, она обнаружила в конце узкого, ничем не украшенного коридора всего одну дверь. Это настолько обескуражило Блайт, что она решила развернуться и поискать библиотеку на других этажах особняка. Или, возможно, столовую, которую следовало осмотреть.

Однако у Вистерии были другие планы.

В тот момент когда Блайт попыталась отвернуться от обшарпанной двери из красного дерева, странная тяга подтолкнула вперед, словно сам особняк хотел этого. Девушка еще раз попыталась повернуться к лестнице, не обращая внимания на то, что края ее сознания затуманивались всякий раз, когда она отводила взгляд от двери. Это, несомненно, было делом рук Ариса, и по этой причине Блайт продолжала сопротивляться. Но как только ей удалось отвернуться, она обнаружила, что коридор тянется бесконечно и впереди, насколько хватало глаз, виднелись только каменные стены. Это напомнило ей тюрьму отца, пустынную и разлагающуюся. Пространство было таким однообразным, что девушка совсем потеряла чувство направления.

Блайт сделала один шаг от двери, затем еще пять. Однако, сколько бы она ни пыталась, отдалиться ей не удавалось. Девушка с ужасом повернулась, чтобы посмотреть на коридор за спиной, и ее сердце замерло, когда она поняла, что все еще находится на расстоянии вытянутой руки от двери. Она мысленно прокляла Ариса. Но похоже, ей ничего не оставалось, кроме как взяться за ручку и распахнуть дверь. На нее налетел порыв холодного воздуха, посылая дрожь по телу.

Это была ее комната?

Все окна были открытыми, и благодаря холодной каменной кладке внутри было еще более невыносимо, чем во дворе. Блайт обхватила себя руками, снова пожалев, что на ней нет ничего, кроме кружев. К счастью, ее гостиная оказалась тесным убогим помещением, в котором едва можно было развернуться. К сожалению, камин не был разожжен, и Блайт не имела ни малейшего представления, как пользоваться огнивом, которое было небрежно брошено рядом. Она прижала его к груди, надеясь, что разжечь огонь было не так уж и сложно, и направилась в помещение, которое, очевидно, должно было стать ее спальней.

Гостиная была совершенно непригодна для жилья. Если не считать огнива, Арис не приложил ни малейших усилий, чтобы сделать дворец хоть немного уютным. Стены и полы не были отделаны деревом, оставшись в том же сером камне, что и остальная часть поместья, который к тому же был настолько холодным, что немели пальцы на ногах. В гостиной был только один предмет мебели – простой дубовый письменный стол. В выдвижном ящике лежали кривая ручка и старинная баночка с засохшими чернилами. Пергамент, однако, оказался хорошего качества. Блайт предположила, что Арис подслушал ее разговор с отцом и насмехался над их жалкими уловками.

Этот чудовищный мужчина был настолько нелеп, что девушка фыркнула и засунула письменные принадлежности обратно в ящик стола.

Войдя в спальню, Блайт оставила всякую надежду на то, что она окажется более гостеприимной, потому что внутри не было даже кровати, а вместо нее стояла плоская каменная плита, на которую можно было лечь. Блайт засмотрелась на форму камня, потому что тот скорее напоминал жертвенный алтарь какой-нибудь злой ведьмы.

Как и в гостиной, здесь не было ни ковра, ни даже вазы. Ни обоев, ни занавесок, чтобы прикрыть окна, которые Блайт сразу захлопнула. Но, по крайней мере, тут был ее багаж для свадебного путешествия, который каким-то образом вернулся в Вистерию. Какое счастье, что всемогущий Арис счел ее достойной получить свои вещи обратно, потому что полоска ткани на «кровати» была скорее тряпкой, чем одеялом, и вряд ли служила надежной защитой в этой ужасно холодной лачуге. Нужно было согреться, если она хотела, чтобы в этом месте у нее был хоть какой-то шанс. Однако одежду некуда было повесить, да и прислуги тоже не было видно, чтобы помочь со стиркой.

Получается, у Блайт был только дорожный сундук, и она сразу разгадала план Ариса выжить ее отсюда. Чтобы девушка расторгла их брак и положила конец клятве, которую дала, защищая Сигну. Он практически выставлял ее за дверь, и, будь она менее упрямой, у нее, возможно, хватило бы ума уйти.

– Ты бы определенно обрадовался, правда? – негодовала Блайт, глядя на комнату, стены которой устало застонали в ответ.

Арису придется приложить больше усилий, потому что немного холода и неустроенности не смогут ее сломить.

Блайт распахнула крышку сундука и порылась в нем, чтобы достать самые теплые вещи – разнообразные шерстяные платья и пальто, которых она подготовила несколько штук. Они были в тысячу раз практичнее и бесконечно теплее свадебного наряда, который еще нужно было снять.

Девушка перевела дыхание, а затем наклонилась над столом, прижавшись щекой к дереву, и потянула за шнурки корсета кончиками пальцев в отчаянной попытке освободиться. Потребовалось по меньшей мере двадцать минут усилий с разных сторон, прежде чем ей удалось ослабить оставшиеся завязки, и Блайт вздохнула с облегчением, выпутавшись из тафты, отбросив ее в сторону и поспешно натянув шерстяную накидку, пальто тяжелее ее самой, варежки и новую пару сухих домашних тапочек. Только тогда она смогла подавить нарастающее напряжение и обратить внимание на тот факт, что ее комната, по крайней мере, находилась не рядом с покоями мужа.

У Ариса, вероятно, была самая теплая комната во дворце, украшенная позолоченными обоями, такими плюшевыми коврами, что в них утопали стопы, и дюжиной зеркал и собственных портретов. Вероятно, там были прекрасные шторы, защищающие от солнца, и кровать, мягкая, как облако. Вот ублюдок.

Блайт подошла к очагу и целых полчаса возилась с огнивом, снимая перчатки и снова натягивая их, когда пальцы слишком немели, чтобы как следует держать инструмент. Девушка попыталась вспомнить, как ее прежняя горничная, Элейн, разводила огонь. Блайт ударила сталью по кремню, но, даже испугавшись высекаемых искр, заставила себя повторить попытку. Однако, поняв, что она понятия не имеет, что делать с этими искрами дальше, Блайт в конце концов оставила это бесполезное занятие и решила, что пришло время попытать счастья в другом месте, потому что она не только замерзла, но и проголодалась.

Девушка приоткрыла дверь в коридор и высунулась наружу. Моргнула раз, другой и, убедившись, что стены вокруг нее не меняются, шагнула вперед.

– Арис? – Блайт приложила руку к стене, поскольку однажды слышала, что это верный способ выбраться из лабиринта, чем сейчас и казалась Вистерия. – Не знаю, как это устроено у тебя, но мне нужна пища, чтобы поддерживать свое существование, и я уверена, что мой урчащий желудок слышно на другом конце города.

Во дворце воцарилась тишина, и у Блайт мурашки побежали по коже, когда она зашагала по коридору. На пути попадались новые двери, все одинаковые, за исключением ручек. Одни были из латуни, другие из железа. Некоторые были выполнены в форме птиц, а другие – в виде маленькой лисьей головы. Оглянувшись, она заметила, что ручка ее покоев была деревянной и украшена довольно уродливой головой дикого кабана, которой раньше там не было. Он казался почти живым, когда она смотрела в его жуткие медные глаза и на клыки, до которых ей приходилось дотрагиваться, чтобы взяться за рукоять. Казалось, кабан был готов в любой момент вонзить в нее зубы. Единственным утешением служило то, что она точно не перепутает свою комнату ни с какой другой.

Девушка пошла дальше по коридору, прижимая руку к животу. Она не преувеличивала свое чувство голода. Ее живот урчал достаточно громко, чтобы разбудить кого угодно. Из-за стресса Блайт не смогла поесть накануне вечером, и у нее почти не было возможности перекусить во время приема. Она ужасно проголодалась, и, пожалуй, не любила это ощущение больше всего на свете.

Не считая Ариса.

Блайт намеревалась спуститься вниз и поискать кухню, но прежде, чем взялась за перила, заметила тусклое мерцание свечи над головой. И не одной, а всех сразу. Словно кто-то украл их свет, потому что они не отбрасывали на пол обычного отблеска. Вместо этого пламя устремилось к лестнице, ведущей к бальному залу. Хотя это место сильно изменилось после ее первого посещения, Блайт все равно узнала помещение. Там, вверх по лестнице и дальше по коридору, она впервые встретила Ариса. И когда впереди забрезжил свет, освещая ей путь, у нее возникло ощущение, что она должна следовать за ним.

Блайт поспешила наверх, минуя плоские железные двери некогда позолоченного бального зала, утопающего в янтаре. Она шла за светом, который засиял ярче, когда привел ее к знакомому портрету – единственному, который остался висеть, и, честно говоря, последнему источнику красок во дворце.

Портрет Жизни остался нетронутым, точно таким, каким был в тот день, когда Блайт впервые его увидела. И все же при взгляде на него сейчас ее охватили совершенно другие чувства, потому что Блайт узнала в этой женщине ту, кем стала сама – жену своего мужа. Ту, которую он по-настоящему любил и так упорно пытался вернуть.

Блайт в нерешительности остановилась под возвышающимся портретом. Он представлял собой странное зрелище – красивое, но пугающее. Женщина стояла в водяном тумане, окруженная лисами, которые выглядывали из-под папоротников, их глаза отливали золотом в падавшем на портрет свете. Однако глаза Жизни были закрыты.

Блайт подошла на шаг ближе, изучая черты ее лица, нежность тонких пальцев, обхвативших ручку чаши. Она изучала каждую деталь этой женщины в поисках каких-либо признаков того, что она может быть Сигной, но не находила никакого сходства. Прищурившись, Блайт заметила, что по центру полотна шел длинный шов, который был едва заметен невооруженным глазом. И, присмотревшись, обнаружила, что это вовсе не шов, а край двери. Не медля ни секунды, она взялась за маленькую ручку, скрытую среди папоротников. Но прежде, чем успела повернуть ее, дверь распахнулась.

Блайт отшатнулась, едва успев уклониться от деревянного полотна. Мрачное присутствие Ариса заполнило коридор, когда он возник на пороге, скрестив руки на груди. Хотя его тело закрывало большую часть комнаты, Блайт удалось мельком увидеть яркий гобелен у себя над головой. Кажется, там было что-то еще. Гигантские красочные творения перемещались по веревкам, которые тянулись под потолком. Она смотрела мимо Ариса, пытаясь разглядеть их получше, но он вышел и закрыл за собой дверь.

– Ты здесь работаешь? – Блайт подошла ближе. – Чем ты занимаешься? – В ней росло глубокое любопытство, хотя, судя по надменно поджатым губам Ариса, он не собирался делиться подробностями.

– Сюда нельзя заходить, – последовал холодный, как лед, ответ. – У тебя есть собственные апартаменты. Возвращайся туда.

Блайт издала глубокий вздох, который вырвался откуда-то из глубины легких, не скрывая своего негодования.

– Ты неотесанный чурбан, если думаешь, что комнаты, которые ты мне отвел, можно назвать апартаментами. У меня такое чувство, будто я попала в экспедицию на север Арктики. Если тебе интересно, я бы никогда не выбрала такой медовый месяц.

– Мне все равно. – Он не прислонился к портрету, а держался так прямо, что Блайт впервые заметила в нем что-то нечеловеческое. – Не моя вина, что ты не в состоянии развести огонь.

Она вцепилась в подол платья.

– Твоя вина в том, что мне вообще приходится это делать.

– И что, по-твоему, я должен делать с… – Он замолчал и нахмурился, когда желудок Блайт выбрал именно этот момент, чтобы выразить свое недовольство по поводу отсутствия еды. Она вызывающе вздернула подбородок, не позволяя себе смущаться, потому что именно Арису стоило стыдиться того, что он довел ее до такого состояния.

Однако он продолжал смотреть на нее с совершенно обескураженным видом, и Блайт продолжила:

– Почему бы нам не обсудить это позже? Скажем, после ужина. Ты ведь ешь, не так ли?

Свет отступил от портрета, следуя за Арисом, когда он шагнул к ней.

– Конечно, я ем, несчастная девчонка.

Это была такая потрясающая новость, что Блайт захлопала в ладоши, не обратив внимания на оскорбление. В этот момент все его общение с ней воспринималось как ласка. Казалось, они будут обмениваться подобными колкостями всю жизнь, и она задавалась вопросом, что еще он однажды придумает.

– Замечательно. Что у нас на ужин?

– У нас? – Казалось, в его душе шла внутренняя борьба. О чем бы он ни размышлял, Блайт это не волновало.

Скрестив руки на груди, она ждала, пока он наконец прошипит сквозь зубы:

– Ужин не готов.

– Не готов? – Конечно, она ослышалась, ведь разве это могло быть правдой? – Несколько месяцев назад ты сказал мне, что оставил повара и дворецкого. – Хотя она прекрасно понимала, как глупо звучат ее слова, ноющий желудок отказывался терять надежду. В отчаянии она спросила: – Тогда что же, черт возьми, ты собирался есть?

Без всякого предупреждения Арис схватил ее за плечо, впившись пальцами в кожу. И внезапно стены Вистерии вокруг Блайт снова растаяли.

Глава 5

Пространство вокруг Блайт и Ариса изменилось до невозможности, и они оказались посреди чудесного пейзажа, созданного в глубинах воображения Ариса. Перед ними раскинулось полуночное озеро, наполненное серебристой водой, и небо, такое чернильно-черное, что россыпь звезд на нем казалась неправдоподобной, как будто кто-то взял кисть и мазнул ей по чистому холсту.

Еще более невероятной была сама вода, потому что молодожены стояли прямо на ней, а между ними появился банкетный стол. Блайт выскользнула из тапочек, и, хотя чувствовала, как по воде пробегает рябь, ее ноги не мокли.

Стол был сервирован на двоих богато украшенными столовыми приборами с черным основанием и золотой ручкой, которые переливались, когда она их держала. Даже стулья оказались необычными, на спинке каждого из них был вырезан замысловатый узор – один напоминал голову оленя с рогами, которые спиралью поднимались над спинкой сиденья, достаточно высоко, чтобы казалось, что тот, кто там сидит, носит их как корону. Вторая спинка была сделана в виде совы, раскинувшей крылья по обе стороны от сидящего.

– Что это за место? – Блайт даже не пыталась скрыть своего удивления. Хотя Арис сохранял невозмутимое выражение лица, когда садился в кресло с оленьими рогами, – каким-то образом ему удавалось выглядеть властным даже в этой ситуации, – по тому, как смягчилось его суровое лицо, она поняла, что он рад вопросу.

– Это столовая на сегодняшний вечер.

Где бы они ни находились, это определенно была не комната. Нигде не было ни единой стены. Блайт не сомневалась, что Арис желал покрасоваться, чтобы она лучше осознала величие его власти. К несчастью для него, это ее вовсе не расстроило. Блайт, безусловно, начинала понимать, какой силой обладает мужчина, с которым она себя связала. Это слегка тревожило, но в то же время увлекало. Если бы она могла превратить свою столовую в звездный пейзаж, то именно так и поступила бы, пусть это и казалось нелепым. Каким удивительно драматичным оказался Арис.

Девушка прикоснулась к крылу совы, прежде чем сесть в кресло. Оно было прочным, а не просто бесплотной иллюзией.

– Откуда вся эта красота?

– От самых блестящих умов со всего мира. Большинство из них преступно недооценены обществом.

Блайт задумалась над замечанием, сбитая с толку.

– Разве ты не можешь изменить их судьбу, раз так считаешь?

– Я мог бы, – согласился Арис, – но не буду. Печальная правда в том, что мир устроен по-другому. Не каждого гения восхваляют, и слишком много дилетантов получают внимание, которое заслуживают другие.

Тут девушка заметила над их головами люстру, сделанную из железных веток и удлиненных черных подсвечников, которые, казалось, парили в воздухе. Блайт не понимала, на чем люстра держалась. Она запрокинула голову, чтобы полюбоваться на это чудо, чувствуя себя так, словно попала в другой мир.

Очевидно, так оно и было, потому что она вышла замуж за Рока судьбы. За мужчину, который не моргнув глазом мог создать для нее столовую, сотканную из ночи. И которого, казалось, совершенно не впечатляло собственное творение, ведь он, осознала Блайт, провел сотни тысяч таких ночей в одиночестве под этим невероятным небом.

Как бы Блайт ни любила одиночество, ей казалось грустным не иметь близкого человека, с которым можно было бы разделить такую красоту. Она уже думала о том, как описать увиденное в письме, которые напишет Сигне. Девушка взглянула на Ариса, гадая, сколько раз он приводил сюда свою покойную жену и каково было возвращаться одному после того, как он потерял ее. Блайт подумала о проведенных вместе с семьей ужинах за почти что двадцать лет. Мама болтала со всеми о том, как прошел день, в то время как Перси спрашивал об отце в те вечера, когда Элайджа допоздна засиживался в кабинете, а при нем старался выглядеть важным, стойким и всегда сосредоточенным на работе. Блайт вспомнила даже Уорика, который обычно стоял в углу комнаты, притворяясь, что он не подслушивает разговоры в ожидании указаний.

Возможно, она никогда не обедала на берегу переливающегося озера под небом, звезды которого были так близко, что, казалось, можно протянуть руку и схватить одну из них. Зато в ее столовой всегда было шумно от звона серебряных приборов и болтовни. Какой бы изысканной ни была здешняя обстановка, вокруг было слишком тихо. И пусто. Это напоминало о месяцах болезни, когда она лежала одна в своей комнате, без единой живой души, которая могла бы составить ей компанию. Блайт вжала пальцы ног в водную гладь, и в груди расцвел страх.

Никогда больше она не позволит себе испытывать подобные чувства. Именно поэтому девушка еще раз проверила устойчивость воды, прежде чем придвинуть стул ближе к Арису, сократив расстояние между ними.

– Здесь мне нравится гораздо больше, чем в Вистерии, – просто сказала она. – Мне не нравится, как ты изменил интерьер после званого вечера. Если тебе наскучили затхлые пространства, следует пересмотреть дизайн дворца.

– Это Вистерия. И все во дворце спроектировано в точности так, как я задумал. – Его тон был таким резким, что звезды погасли ровно настолько, чтобы Блайт успела разглядеть за ними стену из того же плоского серого камня. Значит, столовая была иллюзией, по крайней мере, частично. Стол и стулья казались настоящими, но все остальное было творением Рока судьбы. Каким бы удивительным это ни было, осознание такой силы настолько нервировало ее, что она взяла в руки нож, просто чтобы держать в руке что-нибудь твердое.

– Что будешь есть? – спросил Рок. Теперь, когда Блайт села ближе, его голос стал жестче.

Она наклонилась к нему.

– А что есть в меню?

– Проще сказать, чего нет.

Девушка решила не удивляться такому ответу и, не колеблясь, ответила:

– Горячий пирог с тушеным мясом и глинтвейн. – В такую холодную ночь мало что могло звучать лучше.

Не успела она озвучить свои пожелания, как на столе появилось сверкающее золотое блюдо. От крышки поднимался пар, и у Блайт потекли слюнки от аромата лука и тимьяна. У пирога была великолепная золотистая корочка, а запах был просто божественным. Вино в серебряном бокале оказалось невероятно насыщенного цвета, скорее вишневого, чем фиолетового, что очень радовало, поскольку Блайт все еще с трудом переносила оттенки белладонны.

А еще был торт. Блайт любила сладкое не так, как кузина, но не могла отрицать, что хотела попробовать то великолепное свадебное творение, которое красовалось во главе стола. Торт был не менее полуметра высотой, с глазурью цвета слоновой кости и белыми лилиями, которые каскадами ниспадали по бокам, простые в своей элегантности и совсем не похожие на ту сказочную страну чудес, в которой они сидели. Не теряя времени, Блайт наполнила свою тарелку, согревшись от одного взгляда на горячее блюдо перед ней.

Хотя Арис ничего не сказал, Блайт чувствовала на себе его взгляд. Он наблюдал, как она зачерпывает ложкой рагу и чуть ли не стонет, попробовав кусочек. Никогда еще ей не доводилось вкушать такую сочную и нежную баранину, которую почти не нужно было жевать. Затем она откусила кусочек пирога, теплого и маслянистого. Блайт откинулась на спинку стула, позволяя еде согревать ее изнутри. Неужели внутри был расплавленный козий сыр? Это просто божественно. Даже у вина был вкус не знакомых ей фруктов, а звездного света, пропитанного амброзией.

Еда была безупречной во всех смыслах этого слова. После всех их препирательств и комнаты без кровати Блайт не могла поверить, что Арис вообще позволил ей попробовать эту пищу богов. Она могла только надеяться, что он не отнимет у нее эти блага, как только она привыкнет к такому убранству, потому что если он так питался, то хоть что-то в своей новой жизни она будет ждать с нетерпением.

– Это невероятно, – прошептала она, отправляя в рот очередную порцию. – Откуда все это?

Арис перестал наблюдать за ней и выглядел более довольным, нарезая оленину.

– Со всего мира, как и остальное.

Блайт замерла, не донеся ложку до рта. Ей не нужно было уточнять, чтобы догадаться, что он имеет в виду, – оглядев стол, она все отчетливее понимала, что каждый кусочек был попросту украден. Девушка сразу же посмотрела на свадебный торт и с усилием отложила вилку.

– Пожалуйста, скажи, что ты не забрал его у кого-то.

– Стоит ли строить брак на лжи? Ты сама все это заказала. – Рок судьбы повертел в руках бокал с вином, прежде чем сделать глоток.

Блайт была разочарована тем, как сильно ей хотелось взять ложку и продолжить наслаждаться этой невероятной едой. Справившись с собой, она подавила желание запустить в мужа вилкой.

– Я никогда не просила тебя красть свадебный торт, Арис. Мы даже не ели его на нашей собственной свадьбе!

– В свою защиту скажу, что я не презираю брак, мисс Хоторн… – Арис замер, зашипев и потирая полоску света на пальце, которая вспыхнула ярче при звуке ее девичьей фамилии. Когда боль прошла, он продолжил: – Я презираю наш брак. Свадьба, о которой идет речь, была отменена, как только жених понял, что невеста обокрала его брата. Я оказал всем услугу, избавив несостоявшихся молодоженов от торта.

Это, по крайней мере, заставило Блайт чувствовать себя менее виноватой из-за желания съесть кусочек.

– А как насчет остального?

– Если предпочитаешь не есть, то мы можем закончить. – Однако, как только Арис попытался встать из-за стола, Блайт схватила вилку и воткнула ее прямо в теплый пирог.

Она не знала, откуда взялась эта еда, и не понимала Ариса настолько, чтобы быть уверенной, что он не украл ее у тех, кто в ней нуждался. Когда несколько месяцев назад он спас лисенка во время охоты Уэйкфилдов, Блайт показалось, что за напускной жестокостью скрывается благородный человек. И все же она не могла забыть того, как он пытался манипулировать ей, или как легко заставлял людей поверить во что угодно.

Арис был опасен, но Блайт нужно было как-то питаться. Поэтому она смирилась с тем фактом, что, выйдя замуж за этого грубияна, она, скорее всего, обречена стать таким же ужасным человеком, и снова принялась за пирог.

– Просто чтобы я подготовилась к нашему долгому и трудному будущему, скажи, ты каждый вечер крадешь еду у ничего не подозревающих людей? – Она отправила в рот еще кусочек, приложив все усилия, чтобы не выдать своего восторга.

К своему удивлению, она заметила, что Арис больше не хмурится, хотя черты его лица оставались резкими. Непохоже, чтобы он разозлился, скорее Рок судьбы выглядел истощенным, будто выжатая досуха тряпка.

– Ты задаешь слишком много вопросов.

Возможно, но Блайт взмахнула вилкой и спросила:

– Как еще я могу узнать своего мужа получше?

При этих словах Арис стиснул зубы, и Блайт сделала мысленную пометку употреблять слово «муж» почаще.

– Если хочешь знать, обычно я ужинаю вне дома. Я отправляюсь в поисках блюд туда, где их готовят лучше всего. Остальные я либо готовлю сам, либо беру у тех, кому они не нужны.

У Блайт возникло множество вопросов, но первым был:

– Ты умеешь готовить? – Непохоже, чтобы Арис стал марать руки. – У тебя хорошо получается?

– Будь у тебя столетия на практику, разве ты бы не стала мастером своего дела? К тому же у меня были лучшие учителя в мире.

Она вспомнила картины, развешанные по всему поместью в ее первый вечер в Вистерии, и то, как обиделся Арис, когда она заметила, что некоторые из них показались ей довольно претенциозными. Она также предположила, что именно Арис создал те скульптуры. Ведь что еще оставалось делать человеку, который прожил в одиночестве целую вечность?

– Значит, ты много путешествовал? – спросила она. Как бы сильно Блайт ни презирала Ариса, девушка ему завидовала, так как ей всегда хотелось побывать в новых местах. Она часами просиживала в кабинете Элайджи с картами и в библиотеке, снова и снова перечитывая рассказы о далеких странах и городах, пока не выучила детали наизусть. Закрывая глаза, Блайт представляла, как посещает все эти многочисленные места, прокладывает себе путь через джунгли с мачете в руках. Или прогуливается с зонтиком вдоль берега лазурного моря, чувствуя соленые брызги на коже и ветер в волосах.

– Я редко подолгу остаюсь на одном месте. – Арис произнес эти слова таким многозначительным тоном, что у Блайт побежали мурашки. Девушка не была привязана к этому городу и хотела увидеть мир, но ее удерживали Торн-Гров и отец. Из-за Элайджи она не могла уехать.

– Тогда, похоже, пребывание здесь внесет в твою жизнь полезное разнообразие, – сказала она ему, подцепив ложкой кусочек свадебного торта. Девушка гадала, откуда он, удивляясь необычному вкусу, в котором она распознала только нотки меда и спелой вишни.

– Мы не останемся. – Далеко позади Ариса началась настоящая буря. Молния сверкнула над его оленьими рогами, и Блайт проследила за ней, пока не встретилась с глазами Ариса, которые отливали золотом.

– Но я не уйду.

– Я всегда могу заставить тебя. – Он прошептал эти слова нежно, как любовник. Было ясно, что Арис пытается ее разозлить, но его голос звучал ровно, поскольку они оба знали, что это правда.

– Если попытаешься, я привяжу себя к дереву, – пообещала ему Блайт. – И каждый раз, когда ты будешь уезжать, наши кольца позаботятся о том, чтобы в конечном итоге ты вернулся ко мне.

Арис, должно быть, предвидел ее возражения, потому что не выглядел обеспокоенным, как надеялась Блайт. Он просто встал, и тарелки опустели прежде, чем Блайт закончила есть. Она едва успела ухватить еще один кусок торта, прежде чем и тот исчез.

– Я еще не закончила!

– Но я закончил. – Он разгладил рубашку. Каждая из его позолоченных пуговиц была ровной и аккуратной, а на белой ткани не было ни единой складочки. Арис выглядел таким строгим, что у Блайт зачесались руки от желания поправить ему воротник.

– Решение за тобой, – сказал он, – но знай, если откажешься, то не сможешь покинуть этот дворец раньше, чем через месяц. Твой отец и все твои знакомые считают, что мы отправились в свадебное путешествие, и я не хочу разбираться с их вопросами и твоим недовольством, когда ты запутаешься в собственной лжи. Однако, если согласишься поехать со мной, ты увидишь такие места, которые даже представить себе не могла.

В Блайт зародилось не слабое любопытство, а ужасное, всепоглощающее желание. Она ненавидела себя за то, что допустила даже мысль об отъезде, но не могла не думать обо всех странах, которые мечтала посетить и которые теперь оказались доступны без каких-либо хлопот, связанных с поездками. И девушка не могла отрицать, что побег из подземелья, которым стала Вистерия, был не самой плохой идеей.

– Если я соглашусь, – начала она, – мы когда-нибудь вернемся в Селадон?

Простой ответ Ариса привел ее в негодование.

– Когда-нибудь, возможно, с коротким визитом.

Это было не то, чего она ожидала. Все мечты о путешествии сразу же испарились, потому что Блайт не хотела оставлять отца, не зная, когда сможет вернуться.

– Я никуда не поеду, – сказала она Арису. – Я останусь здесь, и через месяц обрету свободу. – Какой бы унылой ни была Вистерия, я смогу пережить этот месяц.

Однако, судя по самодовольному лицу Ариса, он придерживался иного мнения.

– Очень хорошо, – протянул он слишком беззаботно, по мнению Блайт. – Дай знать, когда передумаешь.

И в тот же миг ночное небо исчезло, серебряное озеро превратилось в камень, а Блайт снова оказалась в зале, одна, а позади нее потрескивал камин.

Глава 6

После одного дня в Вистерии Блайт уже знала, что совершила огромную ошибку.

Поместье словно решило наказать ее за то, что она осталась, резко понизив температуру ночью. Холодная, как мертвец, девушка едва смогла сомкнуть глаза, несколько раз просыпаясь от кашля, прежде чем в конце концов порылась в своем дорожном сундуке. Она надела более плотное шерстяное платье, разложив остальные слоями в попытке успокоить пересохшее горло и продрогшее тело, чтобы хоть немного отдохнуть.

Если холода было недостаточно, то шуму точно удалось ее разбудить. Она привыкла к порывам ветра и царапающим окна веткам. К чему она не привыкла, так это к дому, который стонал и дрожал от каждого дуновения ветерка. В какой-то момент Блайт могла бы поклясться, что куски потолка осыпались на пол, хотя к восходу солнца они исчезли. А она не пропустила рассвет, потому что у нее не было занавесок. Когда девушке наконец удалось заснуть, она проснулась, кажется, уже через пару минут от бившего в глаза света.

Сжав кулаки, Блайт пообещала отомстить Арису за это нелепое поведение и встала с кровати. По привычке она начала приводить себя в порядок, но передумала, стоило взяться за расческу. На кого ей производить впечатление? Конечно, не на Ариса. И если он не дает ей выспаться, то зачем беспокоиться о том, чтобы выглядеть презентабельно в его присутствии?

Она не стала одеваться, чистить зубы и даже румянить щеки, а просто сунула ноги в тапочки. Блайт схватила халат и, отчаянно пытаясь согреться, побежала вниз по лестнице.

К ее удивлению, первым живым существом на ее пути оказался не Арис, а маленький черный лис, которого они спасли несколько месяцев назад. Тогда он был совсем малышом, а теперь вырос и спал, свернувшись калачиком, на ступеньке. Лиса насторожилась, услышав ее шаги, и в тот момент, когда Блайт наклонилась, чтобы погладить ее по голове, мерзкая тварь зарычала и попыталась схватить зубами ее за пальцы. Девушка едва успела отдернуть руку.

Лиса заворчала, словно бранила ее, и стремглав бросилась вниз по лестнице, скрывшись из виду, словно само присутствие Блайт было для нее оскорбительным.

– Я помогала тебя спасать, неблагодарная скотина! – крикнула девушка вслед, резче, чем хотела. Наверное, все это от недостатка сна.

Когда Блайт спустилась в гостиную, Ариса нигде не было видно. Она не видела его со вчерашнего ужина и повернулась к окну в безуспешной попытке определить его местоположение по нитям света. И нахмурилась. Как странно искать магию и не находить ничего после того, как так сильно в ней уверилась.

Пламя, как всегда, было слабым, когда Блайт присела погреть руки. Хотя она знала, что огонь неживой, она не могла не пожалеть его и надеялась, что, сидя тут, сможет каким-то образом заставить его гореть ярче. Пока ничего не получалось, но девушка намеревалась продолжить попытки.

Блайт еще некоторое время молча сидела в ожидании Ариса. Казалось, его не было в Вистерии. И хотя ее должно было разозлить то, что ему каким-то образом удалось покинуть дворец, в то время как ее магия возвращала сюда всякий раз, Блайт с удивлением обнаружила, что не возражает. Раньше она никогда не оставалась в доме одна. Всегда были горничные или гувернантка. Повара и конюхи. Такая тишина была непривычной, и долгое время Блайт неподвижно стояла у камина, не зная, что делать дальше, и просто слушала потрескивание пламени и скрежет лисьих когтей по полу. Когда эти звуки стали невыносимы, девушка встала, решив, что нет лучшего времени для изучения дворца, чем в отсутствие Ариса.

Она не думала, куда отправиться в первую очередь, потому что это место не выходило у нее из головы с прошлой ночи и на протяжении нескольких минут сна. Она поспешила вверх по лестнице, держа в руках несколько слоев юбок, которые были довольно тяжелыми, и поднялась на последний этаж, где ее ждал бальный зал и портрет Жизни. Каким бы загадочным ни был ее муж, это был шанс узнать больше о нем и его магии. И вот она потянулась к двери с изображением Жизни и едва не вскрикнула, когда ручка ужалила ее ладонь.

Девушка отшатнулась и, приглядевшись повнимательнее, увидела, что дверь покрыта тысячей золотых нитей, не позволяющих ей проникнуть внутрь.

Вот и весь план.

Позади нее раздалось тихое стрекотание, и, обернувшись, Блайт обнаружила лису, сидящую в паре метров от ее ног. Она уставилась на мерзкое создание, которое размахивало черным хвостом, как метлой. Казалось, что зверь смеется над ней.

– Все жители это дворца – чудовища? – спросила Блайт.

Лиса еще секунду смотрела на нее горящими глазами, прежде чем вскочила на все четыре лапы и тоже обернулась. Блайт проследила за взглядом, и у нее перехватило дыхание при виде легкого облака, чем-то напоминающего белые волосы, исчезающего в коридоре, которого еще секунду назад там не было.

Девушка осталась стоять на месте, даже когда лиса поспешила за фигурой.

– Арис? – Блайт тихо прошипела имя мужа, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь. – Прекрати эти глупости. Это несмешно.

Ответом был не мужской, а женский смех, от которого каждый волосок на теле вставал дыбом. И все же этот звук напоминал ей летний ветерок, успокаивающий расшалившиеся нервы и расслабляющий скованное тело.

Возможно, это была галлюцинация. Блайт было к ним не привыкать, хотя прошли уже месяцы после отравления белладонной. И все же как еще она могла объяснить возникший из ниоткуда коридор или вспышки света, видимые лишь боковым зрением, но которые указывали ей путь, пока она спешила вперед?

Чем дальше девушка продвигалась, тем больше унылая Вистерия превращалась в незнакомый дворец. Серые стены уступили место панелям цвета слоновой кости. Каменный пол превратился не в дерево или другой известный ей материал, а в заросли травы и клевера, которые опутывали лодыжки. Она словно бродила не по дворцу, а по лесной поляне.

Независимо от того, было ли это на самом деле или происходило в ее воображении, Блайт понимала, что должна испугаться. И все же она не могла остановиться, одна нога следовала за другой, пока не наткнулась на единственную дверь в конце длинного узкого коридора. Оттуда исходило такое сильное тепло, что в Блайт проснулось неуемное любопытство.

Слово «дверь» было неточным для описания того, что она увидела. Перед ней была не дверь, а скорее отверстие, словно вырезанное в коре дерева. Ручка была не из меди или железа, а из дерева с эффектным узором в виде лозы вистерии. Блайт снова услышала мелодичный смех, на этот раз из-за двери.

– Ты тоже ее слышишь? – прошептала Блайт лисе, которая начала царапать преграду. – Возможно, это ловушка. Арис оторвет мне голову, если мы войдем внутрь.

Лисе было наплевать на Блайт и ее голову. Пока она медлила, зверь принялся скрести сильнее и недовольно зарычал. Блайт зашипела в ответ и, скорее всего, ударила бы зверя носком ботинка по крупу, если бы его зубы не казались такими острыми.

– Ладно, – вздохнула она. – Но я открываю ее для тебя, а не для себя.

Вопреки здравому смыслу, Блайт взялась за ручку и приоткрыла дверь. Лиса тут же проскользнула внутрь.

Блайт сразу же принялась искать источник смеха, хотя на летней поляне никого не было. Тут было так тепло, что Блайт могла бы полностью раздеться. Комната с кроватью под балдахином, которая каким-то образом была вырезана в стволе дерева, казалась ненастоящей. Еще одно чудо, сотворенное магией Рока судьбы.

Блайт склонила голову к дереву, которое возвышалось над ней. Вероятно, когда-то это была вистерия, но теперь остался лишь голый ствол, его высохшие лепестки усеивали кровать с пожелтевшими от времени простынями. Блайт несколько раз обошла дерево, полагая, что это просто искусная резьба, так как корней было не видно. Однако, когда под ладонями осыпалась трухлявая древесина, девушка убедилась, что дерево настоящее.

Были и другие странности, например туалетный столик, сделанный из увядших лоз, грозивших вот-вот рассыпаться в пыль. Зеркало из чеканного серебра и несколько портретов в глубине комнаты, выполненных в винтажном стиле, который можно увидеть в музее. На них мужчина улыбался, танцуя с женщиной, чьи волосы сияли, как лунный свет. На них были не модные наряды, а старинная одежда давно ушедших времен.

Был и другой портрет, на котором тот же золотоволосый мужчина сидел в тени высокой вистерии, прислонившись головой к стволу и глядя на художника безмятежным взглядом. Блайт потребовалось немало времени, чтобы узнать в этом человеке Ариса, поскольку она впервые видела его таким расслабленным. Прошло еще больше времени, прежде чем девушка поняла, что женщина на первом портрете – та самая, за которой Блайт гналась по коридору всего несколько мгновений назад. Увидев серебристые волосы, ей стоило догадаться, что перед ней Жизнь.

Осознав это, Блайт вжалась в стену, не веря, что все это не просто плод ее воображения. Но стена за ее спиной была твердой, а шероховатость дерева ощущалась под пальцами.

Что означало – это место было реальным.

– Чего ты от меня хочешь? – прошептала девушка, обращаясь к комнате, которая ответила молчанием. – Если ты злишься на меня из-за Ариса, то можешь оставить его себе. Я ни на что не претендую.

Жар комнаты окутал ее, на этот раз сильнее, и у Блайт закружилась голова, а по затылку скатилась капелька пота.

Блайт повернулась к портретам и хмуро посмотрела на Ариса, который казался другим человеком. Чем дольше Блайт смотрела на него, тем сильнее затуманивалось зрение, и ей начинало казаться, что она там, перед ним. Девушка ощущала босыми подошвами нарисованный мох и пульсацию осеннего леса, окружавшего двух влюбленных. Лучи заходящего солнца согревали ее, опавшие листья хрустели под каблуками. А еще звучала музыка. Музыка, под которую Блайт покачивалась, закрыв глаза и позволяя истории разыграться перед ее мысленным взором. Она наблюдала, как Арис улыбнулся и прижал ее к груди, ощутила упругость его тела. Жар его прикосновения, когда он притянул ее к себе, и…

Блайт чуть не упала, когда лиса прошмыгнула по ее тапочкам, отбросив ее назад, в давно забытую комнату, подальше от красивого мужчины, с которым она танцевала посреди леса. Ей потребовалось время, чтобы прийти в себя и вспомнить, что этим мужчиной был Арис. А женщиной была не она.

Подобные мысли приходили ей в голову не в первый раз. Примерно со времен свадьбы Шарлотты и Эверетта Блайт преследовали видения безликого мужчины, чей смех разжигал огонь в ее душе, а прикосновения опаляли. Такого человека никогда не существовало, и все же он казался таким реальным. Как призрак того, кого Блайт ждала всю свою жизнь.

Сначала она задавалась вопросом, не связано ли это как-то с тем, что она видит Ангела смерти. Вдруг что-то в ней кардинально изменилось после того, как она столько раз была обречена на смерть, но ее вытаскивали из пропасти. Теперь девушка задавалась вопросом, была ли это Жизнь, злилась ли она и подшучивала над ней за то, кем она стала в жизни Ариса.

Блайт довольно долго держалась за стену, в голове у нее мелькали улыбки и обнаженная кожа. Отзвуки смеха и музыки. Всегда одна и та же мелодия.

Чем дольше Блайт стояла в комнате, тем сильнее ей казалось, что стены на нее давят, теснота была такой удушающей, что она готова была прижаться к полу. Каким бы странным ни был Торн-Гров, в его жутковатости было свое очарование. О доме, где она провела детство, ходило немало слухов. Но этот некогда процветающий дворец был лишь оболочкой чего-то необыкновенного. Того, что вонзало свои когти ей в кожу и просило не забывать.

Блайт подобрала юбки, готовая убежать, когда заметила ручное зеркальце, лежащее среди лоз на туалетном столике. Оно было старинным, с ручкой, инкрустированной золотой филигранью. Дрожа, Блайт подняла его, удивленная тем, насколько знакомым оно показалось на ощупь.

В этот момент огни замерцали, расплываясь, пока одновременно не устремились к двери. Лиса навострила уши и бросилась встречать своего вернувшегося хозяина, а Блайт прижала зеркало к груди. Она знала, что должна вернуть его на туалетный столик. Знала, что должна бежать и оставить это место позади. Но пальцы отказывались разжимать рукоять, и девушка водила большим пальцем вверх и вниз по узорам.

Возможно, Блайт хотела доказать самой себе, что это место было реальным, а может, была иная причина, побудившая ее спрятать реликвию в складках платья. В конце концов, это было всего лишь зеркало, красивое, но совершенно обычное. Однако времени на раздумья не оставалось, потому что бледный свет проник через дверной проем и залил половицы, когда Арис приблизился. Девушка распахнула дверь, прежде чем он ее обнаружил, и побежала через Вистерию так быстро, как только была способна.

Блайт не останавливалась, пока не вернулась в свою комнату, в то время как воспоминания о смехе Жизни все еще звучали у нее в голове.

Дорогой отец,

прошу, прости, что не дала знать о себе сразу и за краткость моего письма. Я пишу тебе из покрытой инеем страны чудес, которой является Верена.

Несмотря на то что зима только наступила, дом Ариса – это воплощение Рождества. Здесь полно причудливых магазинов и улиц, покрытых таким невероятным снегом, что иногда требуется специальная обувь, чтобы в нем не увязнуть. И хотя я представляла медовый месяц немного по-другому, я рада познакомиться с местом, откуда родом мой муж. Я правда жалею, что не взяла с собой еще пару пальто, хотя, пока я пишу тебе это письмо, Арис уже заказал для меня несколько новых.

Хотя мы надеялись выбраться за город, чтобы навестить Байрона и Элизу, боюсь, что плохая погода помешала нашему свадебному путешествию. Похоже, следующие несколько недель мы проведем здесь, в Верене. Я бы очень хотела, чтобы и ты смог приехать, так как уверена, что тебе бы здесь тоже понравилось.

Не беспокойся за меня. Город великолепен, и я, несомненно, найду тут множество развлечений. Кроме того, было бы упущением не упомянуть о еде. Во дворце лучшие повара из тех, что я встречала. Только не подумай, что здесь мне милее, чем в Торн-Гров, ибо ничто не может быть дальше от истины.

Как ты поживаешь? С нетерпением жду рассказов обо всех приключениях, которые, я надеюсь, у тебя были, и заверений в том, что у всех в Торн-Гров все хорошо. Я очень скучаю и навещу тебя, как только смогу.

И, пока не забыла, Арис держит лису в качестве домашнего питомца. Разве это не восхитительный и совершенно неожиданный факт?

Всегда твоя,

Блайт.

Моя странная кузина,

я начинаю это письмо с совершенно искреннего заверения, что со мной все в порядке. Арис еще не убил меня во сне, хотя, признаюсь, время от времени я замечаю блеск в его глазах, который убеждает меня, что он это обдумывает.

Не беспокойся, если кто-то из нас погибнет от руки другого, уверяю тебя, не я умру первой. Возможно, это прозвучит драматично, но не волнуйся, дорогая кузина. Я не жалею о сделке с Арисом. По правде говоря, война между нами больше напоминает игру, а я так люблю побеждать.

Я надеюсь, Фоксглав принял тебя хорошо и тебе там тепло и уютно. Я говорю «тепло», потому что благодаря Арису в Вистерия Гарденс царит жуткий холод, настоящая зима из страшных сказок. Я боюсь, что станет хуже, когда действительно пойдет снег, хотя до того момента у меня есть немного времени, чтобы спланировать следующий шаг. Это должно быть незабываемо, поскольку Арис запретил мне покидать Вистерию как минимум месяц, чтобы никто не усомнился в нашем медовом месяце. О каком медовом месяце может идти речь в середине ноября, выходит за рамки моего понимания. Я сказала отцу, что нахожусь в Верене и, кажется, начинаю карьеру писательницы. Поскольку я почти не сплю, то создала в своем воображении целый город. И так детально все продумала, что почти разочарована, что это ненастоящее место. Как здорово было бы править северной страной с настоящими снежными зимами!

Хотя месяц – это не так уж долго, в глубине души я знаю, что погибну, если не увижу твое лицо раньше. И это подводит меня к цели моего письма. Она не в том, чтобы сетовать на Ариса (но не сомневайся, я получаю от этого огромное удовольствие), а чтобы сообщить тебе, что каждое утро в течение прошлой недели он бросал меня во дворце на произвол судьбы и шлялся бог знает где. Я много времени провожу в одиночестве и должна признаться, что после нескольких месяцев при смерти поняла, что одиночество мне не по вкусу. На свадьбе ты упомянула, что хочешь мне что-то сказать, и я хотела бы знать, что именно. Скука сделала меня нетерпеливой.

Признаю, что не до конца понимаю твои способности, но я рассчитываю, что, получив это письмо, ты сольешься с тенями и проскользнешь сквозь тьму, чтобы прийти и забрать меня. Я очень надеюсь, что ты найдешь способ, так как очень жду встречи. Ради сохранения моего рассудка, пожалуйста, поторопись.

С нетерпением жду твоего визита,

Блайт.

Глава 7

Блайт склонилась над угасающим пламенем свечи, трижды перечитывая строки все еще влажных чернил, прежде чем запечатать письма воском. Послание отцу получилось не слишком убедительным, но ей не терпелось получить от него весточку, и она надеялась, что сможет унять его волнения. Однако Элайджа был далеко не глуп, и девушка беспокоилась, что написала слишком мало, чтобы казаться убедительной. В унылых стенах Вистерии не происходило ничего интересного. Блайт устала от постоянного холода и вечной скуки. На самом деле в эти несколько дней замужества самым большим волнением для нее было написание письма отцу. Ей бы хотелось, чтобы оно было таким же драматичным, как письмо Сигне.

Единственное, что радовало Блайт, – это тот факт, что никакой Верены не существует, ведь так отец не сможет найти страну на карте и узнать о ее обмане.

Блайт потянулась, сжав смятые конверты. Была уже глубокая ночь, но никто бы не догадался об этом по лунному свету, льющемуся из окна. Она пыталась уснуть, хотя в ее холодном логове девушку постоянно одолевали приступы кашля. А она когда бодрствовала, разум переполняли видения безликого мужчины, при мысли о котором тоскливо сжималось сердце. Если Блайт не думала о нем, то думала о покоях Жизни. О лесной поляне и туалетном столике, за которым когда-то сидела Жизнь и расчесывала свои серебристые волосы.

Ей не следовало брать зеркало. Оно было настолько древним, что легко могло сломаться от легкого удара, поэтому Блайт завернула его в атлас и спрятала в надежном месте в ящике стола, надеясь, что у Ариса не возникнет повода для обыска.

Одной рукой Блайт прижимала запечатанные письма к груди, а другой держала свечу. Если пытаться уснуть было бесполезно, она может подумать о том, как отправить свои послания. Арис, скорее всего, попытается их прочитать, но без его помощи ей не справиться. Хотя время от времени она замечала признаки его присутствия, он держался на расстоянии. Девушка несколько раз снимала кольцо со змеей, убеждаясь, что полоска света на месте, потому что эта проклятая штуковина ни разу не нагрелась, хотя последние несколько дней он скитался неизвестно где. Он пропадал всякий раз, когда она искала его, появляясь лишь для того, чтобы оставить ужин у ее двери, и исчезая прежде, чем она успевала открыть.

Блайт старалась не обращать внимания на эту привычку, потому что ее злило, что он занимается обычными делами существ с мистическими способностями, в то время как она вынуждена проводить дни напролет у камина, который свистел и шипел в унисон ее хрипоте, со злобной лисой, которая испачкала одно из ее любимых платьев и продолжала воровать чулки, словно это было игрой. В таком состоянии Блайт уже подумывала о том, чтобы освежевать зверя и использовать его в качестве одеяла, о чем и говорила лисе при каждой возможности. Жаль, что зверек был таким милым.

Но она не могла не думать об Арисе. Особенно долгими скучными вечерами, в которые нечем было заняться, кроме как ломать голову над загадкой, которой был ее муж. На портретах он казался другим – мягким и добрым, танцующим на мху с редкой красавицей.

И уж тем более невозможно было не думать о нем после того, как несколько часов назад он оставил у ее двери пирожное – идеально приготовленное, с медовым привкусом и не слишком сладкое. Когда девушка откусила кусочек, оно было еще теплым. И хотя поначалу Блайт поразил необычный поступок Ариса, она быстро поняла, что дело вовсе не в его доброте. Скорее Арис хотел дать понять, что находится в каком-то чудесном месте, пока она сидит в этой каменной темнице и надеется, что он сжалится над ней и принесет свои крошки.

Не было похоже, что Арис дома, но Блайт все равно решила оставить письма там, где он мог их найти. Если в ближайшее время она не отправит весточку отцу, то Элайджа несомненно выследит ее и даже доберется до воображаемого королевства Верена. Как бы сильно ей ни хотелось его увидеть, сердце сжималось при мысли о том, что он станет общаться с Арисом.

Блайт была благодарна за свет свечей, который помогал ориентироваться в каменных коридорах и спускаться по ступеням в гостиную, где Арис часто пил чай у вечно пылающего камина. Она собиралась оставить письма на чайном столике, но с удивлением обнаружила, что Арис вовсе не отсутствует. Напротив, он сидел в одном из кожаных кресел с высокой спинкой, а рядом с ним стоял полупустой стакан бурбона. От этого зрелища у Блайт сжалось сердце. Она задула свечу и, затаив дыхание, принялась разглядывать его из-за угла.

Было уже довольно поздно, и может, поэтому Арис выглядел таким растрепанным. Он был похож на человека, который долго ворочался в постели, и теперь сидел, склонив голову в изнеможении. Но в то же время он напоминал Блайт сказочного принца в облегающих брюках и свободной белой тунике, расстегнутой на вороте и закатанной до локтей. Его волосы были взъерошены, а вены на предплечьях вздулись, когда он отхлебнул из бокала. Его кресло расположилось рядом с камином, и он вытянул ноги к огню, вероятно, чтобы согреться.

На коленях у него лежал гобелен, напоминавший тот золотой, на который пару месяцев назад Блайт пролила свою кровь. Только этот был гораздо больше и украшен невероятными цветами, которых она никогда не видела. Между пальцами Ариса мелькнула серебряная игла, двигающаяся с такой скоростью, что Блайт не заметила бы ее, не сверкни та в отблесках пламени.

Было бы неправильно сказать, что Арис расслаблен – его движения были маниакальными и точными, – но он казался умиротворенным, хотя в нем оставалось что-то нечеловеческое. Его грудь почти не поднималась и не опускалась, все его тело оставалось неподвижным, за исключением руки, которой он шил. Невозможно было смотреть на него и не видеть сверхъестественное существо, пока он переплетал краски на своем холсте, и каждый стежок был подобен удару клинка.

Поначалу небольшой гобелен вскоре уже скатился по его коленям и упал на деревянный пол, удлиняясь до тех пор, пока нити не почернели, а Арис не замер. Только тогда его губы приоткрылись, и он впервые за несколько минут облегченно вздохнул. Блайт очень хотелось увидеть его глаза, когда он придет в себя, потому что сейчас его мысли явно витали где-то далеко. Молчание затянулось, пока девушка уже обдумывала свой побег, чувствуя, что вторгается во что-то личное, когда раздался тихий, как снегопад, шепот Ариса:

– Почему ты не спишь?

Он произнес это изумленным, но отсутствующим тоном, словно она разбудила его ото сна.

– Здесь слишком холодно, чтобы спать. – Ответ прозвучал странно, как и его мягкий вопрос. Они еще никогда друг с другом так просто не разговаривали. – Боюсь, что если усну, то уже не проснусь.

Арис издал странный горловой звук. Возможно, смех?

– Может, так и было задумано.

– Не сомневаюсь в этом. – Ночная рубашка Блайт волочилась за ней по полу, когда она приблизилась в попытке получше рассмотреть гобелен, который Арис так крепко сжимал в руках, так что побелели костяшки пальцев. – Над чем ты работаешь?

Мужчина ослабил хватку и с отсутствующим взглядом провел рукой по подбородку.

– А как ты думаешь, что это?

Блайт не нужно было думать. Несмотря на свой вопрос, она точно знала, что сплел Арис. И все же было слишком сложно произнести это вслух. Вместо ответа она спросила:

– Цвета что-то значат?

Арис уставился на гобелен так, словно видел его впервые, и провел большим пальцем по нитям. Он напряженно сдвинул брови; то ли нашел что-то в композиции и остался недоволен этим, то ли раздумывал, стоит ли отвечать. В конце концов Блайт показалось, что он старается не обращать на нее внимания, но как только она отступила на шаг и собралась вернуться в свои покои, он произнес:

– Каждый цвет – это эмоция. Вместе они рассказывают историю, потому что это и есть настоящая жизнь – череда чувств и эмоций, которые побуждают человека к действию или бездействию.

Ужасно сухое определение.

– И какие эмоции они отражают? – Блайт присела на подлокотник его кресла, разглядывая нежно-желтые и зеленые, яркие, как мох, цвета и оттенки, которые напоминали Блайт о закате – насыщенные розовые и сливовые тона, переходящие в оттенки, которым она не знала названия, но напомнившие ей летнее небо перед грозой.

Хотя Арис по-прежнему хмурился, он, должно быть, почувствовал, что любопытство Блайт было искренним, потому что не прогнал ее, а приподнял гобелен, чтобы ей было лучше видно.

– Каждая эмоция уникальна, – сказал он. – Варианты безграничны, и, хотя существует бесконечное разнообразие цветов, каждый оттенок в какой-то степени представляет что-то особенное. Но поскольку два человека не могут чувствовать одинаково, то не может существовать и двух одинаковых гобеленов.

Блайт наклонилась, чтобы рассмотреть его работу, выискивая в ней закономерность. Хотя Арис отодвинулся от нее, она все равно оценила безупречность швов, ни одна ниточка не порвалась.

– Так много синего, – отметила девушка, восхищаясь разнообразием оттенков – от бледного, как предрассветное небо, до темного цвета спелых ягод.

– Да. – Арис снова сжал полотно. – Человек, которому принадлежит этот гобелен, проживет счастливую жизнь. В ней не будет ничего особенного, но он доживет до старости и мирно умрет.

По унылому голосу Ариса можно было подумать, что он рассказывает о тяжелом проклятии и трагичной гибели этого человека.

– Ты говоришь так, словно это не замечательно само по себе, – сказала Блайт. – Разве так плохо вести простую жизнь, которая делает тебя счастливым?

Завороженная гобеленом, Блайт не осознавала, насколько близко придвинулась к Арису, пока не повернулась к нему лицом и не увидела, что его голова откинута на спинку сиденья, а взгляд стал жестким, пока он внимательно изучал ее.

– Я никогда не говорила, что это плохо.

– Нет, – согласилась девушка, чувствуя, как его дыхание ласкает ее щеку и как ночная рубашка запуталась вокруг лодыжек. – Просто у тебя был такой голос, словно ты сообщаешь плохие новости, и вряд ли ты смог бы выглядеть более незаинтересованным, даже если бы постарался.

Взгляд его золотистых глаз был обжигающим, как лучи солнца. Хотя Блайт и не собиралась этого делать, она поняла, что нащупала больное место, и не смогла удержаться, чтобы не надавить на него снова.

– Ты хотя бы помнишь имя человека, чью судьбу только что создал? – поинтересовалась она, хотя прекрасно понимала всю опасность такого поведения.

– Смешно ожидать, что я буду помнить такие вещи. Я соткал больше гобеленов, чем ты способна представить.

– Смешно не помнить имени? – Блайт ухмыльнулась, довольная тем, что он отстранился. – Ты определил его судьбу всего несколько минут назад, а уже забыл о нем. – Девушка пристально вглядывалась в лицо Ариса, убеждаясь, что он раздражен, но не настолько, чтобы отвернуться от нее. – Признайся, жизнь этого человека тебе наскучила.

– Конечно, мне было скучно, – отстраняясь от Блайт еще дальше, сказал он. – Человеческая жизнь тосклива по своей сути. Люди рождаются, учатся, любят, а потом всегда умирают. Не стоит осуждать меня за желание нарушить монотонный ход истории, которую я видел бесконечное количество раз.

В уголках его глаз пролегли морщинки недовольства, которые почему-то показались Блайт знакомыми. Как и весь этот разговор.

– Я понимаю, тебе хочется урагана чувств и эмоций, – сказала она ему, вспоминая о картах в кабинете отца и местах, которые надеялась когда-нибудь посетить. – Но это не значит, что ты не должен уважать и другие истории тоже. Не стоит пренебрегать тихой спокойной жизнью, которая делает человека счастливым.

Арис проигнорировал ее слова, откинувшись на спинку кресла, будто сливаясь с ним. Хотя Блайт знала, что безопаснее всего было бы уйти от разговора и оставить мужа в покое, она не смогла удержаться от вопроса, который так и рвался наружу.

– Могу я посмотреть, как ты плетешь еще один гобелен?

– У тебя будут соображения и по поводу него?

– Скорее всего. – Блайт расправила юбки, оттягивая подол от босых ног. – Я высказываю свое мнение по многим вопросам.

– Да, я начинаю понимать это. – Пусть и не сразу, но гобелен на коленях Ариса исчез в косом луче света, и на его месте появилось чистое полотно. В тот момент, когда он коснулся краев, тени заострили и без того резкие черты его лица. Держа иглу в пальцах, он помедлил, прежде чем взяться за дело. Его взгляд метнулся к Блайт, затем снова к гобелену, и, тихо вздохнув, Арис опустил иглу. В тот же миг краски начали переливаться.

Блайт опустилась на колени рядом с Роком судьбы, перегнувшись через подлокотник кресла, чтобы лучше видеть. Она была загипнотизирована танцем иглы и серебристыми вспышками, которые переливались цветами быстрее, чем она успевала уследить. Наблюдать за Арисом было все равно что наблюдать за самым необычным представлением, и Блайт ловила каждое ловкое движение его пальцев. Ей потребовалось немало времени, чтобы заметить, что этот гобелен и близко не был таким же ярким, как предыдущий. Тут преобладали серые и темно-сливовые тона, в конце концов переходящие в черный. В то время как предыдущий гобелен простирался до пола, этот едва доставал Арису до колен.

Блайт понимала, почему его лицо стало таким мрачным. Понимала, почему он медлит, прежде чем нежно провести пальцем по последнему черному шву.

Девушка положила руку Арису на плечо.

– Ты не можешь его изменить? – Хотя она старалась говорить без укора, плечи Рока судьбы все равно напряглись. Он крепче сжал иглу.

– Вопрос не в том, могу ли я. А в том, должен ли. – Блайт отдернула руку, услышав резкость в его голосе. – Не каждому дано состариться. Не каждому дано любить или быть любимым в ответ. Иногда мир бывает жестоким.

– Но почему они должны проходить через такое? И если всего пара нитей способна изменить это, то почему нет?

– Точно так же как Смерть не выбирает, когда людям умирать, я не решаю, как им жить, – возразил Арис. – Я пишу историю так, как она предстает передо мной, и таков порядок вещей. Не имеет значения, жесток кто-то или добр. Не имеет значения, заслуживают ли они жизнь, которую получают. Душа лишь рассказывает мне свою историю, и я не меняю ее, ничего не приукрашиваю. Я даю ей ту судьбу, которую предвижу, ни больше ни меньше.

– И гобелен невозможно изменить? – спросила Блайт. – Получается, человек ничего не может сделать, чтобы изменить свою судьбу к лучшему?

Арис ответил сердитым взглядом, потому что они оба знали правду – Блайт изменила свой гобелен, и не один раз, а несколько. Какую бы историю он ни соткал для нее, она бросила судьбе вызов.

– Ты – аномалия, опирающаяся на руку Ангела смерти. – Блайт хотела спросить еще о многом, но лицо Ариса потемнело, и его взгляд стал мрачным. – Другие жизни были отняты, чтобы твоя могла продолжиться.

Блайт покрылась холодным потом, когда подумала о Перси. Она обхватила себя руками, так глубоко погрузившись в свои мысли, что едва осознала, что очаг больше не горит. Огонь отражал настроение Ариса, и от этого становилось не по себе. Девушка откинулась назад, боясь разрушить странные чары, которые делали этот совместный вечер относительно спокойным.

Арис внимательно посмотрел на нее, словно ожидая, что Блайт встанет и выйдет. Вместо этого у нее возник вопрос, и, хотя она боялась ответа, она не могла не спросить:

– Как выглядит мой гобелен?

Законченный гобелен исчез, и Арис наклонился к ней, опершись локтями на колени.

– Твой гобелен, – начал он ласково, но постепенно его тон становился все более язвительным, – один из самых отвратительных, а я, поверь мне, повидал их несчетное количество.

Хотя они постоянно пытались оскорбить друг друга, у Блайт сложилось отчетливое впечатление, что Арис говорит серьезно, и она почувствовала гордость. Раз ее гобелен ему не нравился, то, несомненно, был потрясающим.

Она попыталась рассмеяться, но не смогла, потому что ее одолел приступ кашля.

Арис нахмурился еще сильнее и отпрянул.

– Прикрой рот, дикарка.

– Я прикрываю рот, – отрезала девушка. – Что ты хочешь, чтобы я сделала? Вылечила простуду волшебным образом? Это ты и твоя пыльная промозглая камера пыток виноваты в том… – Блайт не договорила и снова закашлялась, а затем резко продолжила: – Что я вообще заболела!

Он побарабанил пальцами по подлокотнику и, словно решив, что ему нечего сказать по этому поводу, обратил внимание на письма, о которых Блайт совсем забыла.

– Что это?

Блайт прижала конверты к груди, надавив большим пальцем на одну из восковых печатей.

– Письма.

– Это я вижу. Но почему их два?

Девушка с трудом подавила желание прикусить губу, чтобы не навлечь на себя подозрения, ведь в письме к Сигне она практически умоляла кузину приехать и вызволить ее отсюда.

– Одно для отца, а другое для Сигны. Мне же не запрещено общаться с ней?

Казалось, Арису было тяжело даже просто слышать это имя.

– Надеюсь, ты написала ей, чтобы она образумилась и поменялась с тобой местами? – Он протянул руку, и Блайт с трудом заставила себя вложить письма в его ладонь. Она бы не удивилась, если бы он вскрыл конверты. Но вместо этого пергамент исчез из виду, как только коснулся руки Рока судьбы.

Должно быть, изумление отразилось на ее лице, потому что Арис устало нахмурился.

– Я не стану унижать себя чтением твоей личной переписки. Как бы мне ни было интересно, что ты написала о необычном медовом месяце и нашей веселой жизни, я призову на помощь воображение, как любой цивилизованный человек.

Блайт вынуждена была признать, что будь она на его месте, то позволила бы любопытству взять верх. Наверное, стоило поблагодарить Ариса за то, что у него оказалось больше такта, как бы ее это ни злило.

– Они получат твои письма с дневной почтой. – Рок судьбы встал с кресла, опустил рукава, повернулся к Блайт спиной и направился по коридору.

– Болезнь измучила тебя. Иди в постель.

Блайт потребовалась вся сила воли, чтобы прикусить язык, когда Арис удалился. Она снова зажгла свечу от камина, мысленно проклиная грубияна, и направилась обратно в свою комнату. Бросив хмурый взгляд на нелепую ручку в виде кабана, она распахнула дверь.

На этот раз комната не была залита серебристым светом. В ней царила такая тьма, что Блайт не смогла бы разглядеть ничего и на шаг впереди, если бы не свеча. Было ли это игрой ее воображения, или в комнате действительно стало теплее?

Блайт вытянула свечу и обнаружила причину такой темноты.

Шторы. Наконец-то этот грубиян сделал что-то хорошее.

Глава 8

На следующее утро Блайт попыталась вернуть зеркало Жизни, но обнаружила, что коридор, ведущий в ее покои, исчез. В течение часа девушка бродила по верхнему этажу и прищуривалась в надежде, что свет сместится и она увидит проход. Однако она всегда возвращалась к тому месту, откуда начинала – к портрету давно умершей женщины.

На этот раз, снова оказавшись у картины, Блайт присела с зеркалом в руке. Зеркало было не из стекла, а из полированного обсидиана, и ее отражение скрывалось в темноте и густой дымке. Тем не менее девушке было трудно отвести от него взгляд. Не из-за своего нелепого вида в нескольких платьях и пальто, а потому, что чем дольше она смотрела на чернильную поверхность, тем больше рассеивалась дымка. Ее палец скользнул по резной ручке, когда она прищурилась, приближая свое отражение.

Блайт протерла глаза, но это не помогло рассеять тьму, которая клубилась не внутри зеркала, а снаружи. Позади нее. Блайт напряглась, понимая, что это не обман зрения.

– Так вот в какие условия поселил тебя мой брат. – Из нависших над ней теней появился Ангел смерти. Блайт узнала его по тембру голоса и окутывавшей его тьме, но когда он подошел и встал перед ней, то принял обличие, которое она раньше не видела. Перед девушкой был не жнец, а широкоплечий мужчина со светлой кожей, серыми глазами и волосами цвета кости. И хотя он выглядел как человек, в нем оставалась неестественная неподвижность, придававшая ему даже более устрашающий вид. Его грудь не поднималась и не опускалась от ровного дыхания, и, как и Сигна, он моргал не так часто, как следовало бы. Они с ее кузиной составляли поистине пугающую пару.

– Едва ли твой брат славится своей добротой. – Блайт повернулась к Ангелу смерти и положила зеркало на колени. Ее взгляд скользнул к извивающимся теням у его ног, где лиса-предательница уже описывала круги. – Неужели я все-таки замерзла до смерти? Ты поэтому здесь? – Блайт плотно сжала губы, когда Ангел смерти наклонился к лисе и погладил ее по спине рукой в перчатке. Проклятая тварь практически замурлыкала.

– Рок судьбы, возможно, и хочет, чтобы ты сдалась, – сказал Ангел смерти, – но не зайдет так далеко, чтобы убить тебя. – Мужчина выпрямился, и в его руке появилось письмо. Ее письмо. То, которое она написала Сигне.

– Оно предназначалось не тебе! – Блайт знала, что однажды Ангел смерти помог ей, нарушив правила, чтобы сохранить ее жизнь. Но, несмотря на это, девушка не смогла сдержать гнев.

– Сигна дала его мне. Она не обладает силой перемещать других людей, – пояснил мужчина. – Но вот я могу проскользнуть сквозь тени, как ты красноречиво выразилась, и переместить тебя в Фоксглав.

Блайт едва дышала от страха и думала лишь о том, что ей придется приблизиться к нему. А ему прикоснуться к ней. Она скользнула взглядом по его рукам, остановившись на кожаных перчатках. На самом деле вся кожа, за исключением лица Ангела смерти, была закрыта. На нем были элегантный черный сюртук, затянутый под горло галстук, брюки в тон и ботинки явно высокого качества. Блайт подумала о том, что в таком виде его можно было бы назвать красивым. Но она все равно не понимала, как Сигна могла влюбиться в буквальное воплощение Смерти.

В его присутствии Блайт не могла даже дышать, словно горло забивалось гравием, и каждый вдох отдавался хрипом. Но Ангел смерти был ее билетом в Фоксглав. Только он мог вытащить ее из Вистерии в приличное общество, пока она от скуки не отгрызла себе руку.

Когда взгляд Ангела смерти упал на зеркало, Блайт быстро спрятала его в юбки.

– Это больно? – спросила она, охваченная ужасом, когда на лице Ангела смерти появилось страдальческое выражение.

– Нет, но довольно странно. – Он медленно перевел взгляд на ее лицо. – Я клянусь всем своим существом, что никогда больше не причиню тебе боли. И еще поговорю с братом, чтобы устроить тебя в покоях получше.

Ангел смерти наблюдал за ней с таким напряжением, что Блайт вздрогнула, не зная, что делать с клятвой. Было что-то странное в том, с какой непреклонностью он произнес эти слова, хотя, если именно они сохранят ее жизнь, то она с радостью их примет.

– Не нужно с ним говорить. – Хотя Блайт чувствовала себя неуютно от такой близости к Смерти, она встала и твердо посмотрела в эти странные, немигающие глаза. – Я сама разберусь. Если Арис узнает, что я разговаривала с тобой, то разозлится еще сильнее. Меньше всего мне нужно, чтобы он подумал, будто мы сговорились против него.

Девушка шагнула вперед, и прежде, чем Ангел смерти успел возразить, спросила:

– Ты клянешься своей жизнью, что это меня не убьет?

С тихим вздохом, похожим на смешок, он ответил:

– Клянусь.

– Как насчет Сигны? – настаивала девушка, не в состоянии избавиться от беспокойства. – Ты клянешься и ее жизнью тоже?

Челюсть Ангела смерти напряглась.

– Это лишнее, хотя мой ответ неизменен. Перемещение тебя не убьет. – Он протянул руку, но не прикоснулся к ней, оставив решение за Блайт.

Даже сквозь перчатки прикосновение к Ангелу смерти напоминало погружение в ледяное озеро. Ее тело будто окаменело, так что Блайт забыла вдохнуть, вспомнив об этом только тогда, когда перед глазами потемнело. Ей казалось, что она плывет, земля под ногами словно уступила место воде, и девушка соскользнула вниз. Похожее чувство охватило ее несколько дней назад в саду матери, но сейчас все ощущалось иначе. Ей было холоднее, но спокойнее. Страшно, но при этом совсем не больно.

Блайт оказалась вне времени, потому что исчезла из Вистерии и прибыла в Фоксглав в мгновение ока, хотя почувствовала себя так, словно прошли века. Девушка покачнулась, привыкая к деревянному полу под ногами, и прищурилась от света, пока наконец не смогла разглядеть помещение, в которое привел ее Ангел смерти.

Комната напоминала кабинет, хотя находилась в полнейшем беспорядке даже по сравнению с кабинетом ее отца. Повсюду были разбросаны бумаги и журналы, раскрытые на столе и полу. Несмотря на бушующее море и серое небо за окном, поместье было ярко освещено. Тут было тепло. Так тепло, что Блайт вздрогнула, когда жар начал разливаться по телу. Она сжимала и разжимала кулаки, пытаясь вернуть чувствительность конечностям, и тут же поняла, что зеркало Жизни исчезло.

Ладно. Лучше пусть оно будет у Смерти, чем у нее.

Он подошел и встал позади Сигны, которая сидела, скрестив ноги, на полу в нескольких метрах от Блайт. На ее губах играла искренняя улыбка, несмотря на круги под глазами и растрепанные волосы. Пятна на ее платье заставили Блайт задуматься, когда она в последний раз переодевалась.

Хотя этот вопрос должна была задать Блайт, Сигна опередила ее:

– Что, черт возьми, на тебе надето?

Блайт посмотрела на свои тапочки и несколько платьев, на которые было накинуто шерстяное пальто. Ей так не терпелось уйти, что она даже не подумала о необходимости подготовиться.

– Кажется, на мне пижама.

– Ты в этом спишь? – Сигна моргнула своими странными, слишком большими глазами, а затем повернула голову к жнецу. – И ты не дал ей переодеться?

Ангел смерти опустился на стул рядом с Сигной, поглаживая по голове своего огромного пса Гандри, и откинулся на спинку.

– Она не просила об этом. – В этот момент сходство между ним и Роком судьбы было очевидным. Блайт не понравилось, как Смерть прищурился и как склонил голову набок, разглядывая ее, словно головоломку, которую следует разгадать. Особенно если учесть, что единственной загадкой был замысел Сигны.

– Что все это значит? – спросила Блайт, подобрала юбки и перешагнула через журнал, присев на корточки, чтобы рассмотреть беспорядочные каракули.

Хотя Сигна все еще косилась на многослойный наряд Блайт, ее лицо просветлело от вопроса.

– Оказывается, моя мать вела дневник. Мы нашли десятки тетрадей под двойным дном ее сундука. С их помощью я хочу выяснить, кто убил моих родителей.

Стоило догадаться, что Сигна обязательно найдет покрытую мраком тайну, если предоставить ее самой себе. Блайт подошла к дневнику, над которым сидела Сигна, и провела пальцем по пожелтевшей странице. Хотя прикосновение было нежным, кузина нахмурилась и отодвинула дневник, когда решила, что Блайт на нее не смотрит. Неудивительно, что тени под глазами Сигны были такими глубокими. Она была похожа на дракона в глубине своего логова, который прятал сокровища от всех, кто осмеливался приблизиться.

Ангел смерти поерзал, наблюдая за Сигной, и нахмурился. Если поведение девушки нервировало даже его, то, похоже, кузина была на грани безумия. Блайт обрадовалась, что написала Сигне, пусть и с корыстной целью.

Блайт уже собиралась закрыть один из дневников и что-нибудь сказать, когда внимание Сигны переключилось на дверь позади нее. На лице кузины тут же отразилось недовольство, когда она встала перед Блайт, словно преграждая путь. Позади нее низко зарычал Гандри.

– Закрой глаза, если тебе мешает свет, – прошипела Сигна, бросая острые как бритва взгляды в сторону пустого дверного проема. Затем добавила, уже мягче: – И нет, Лиам, у нас есть все, что нужно. Спасибо. – Блайт выглянула из-за спины Сигны, пытаясь понять, с кем разговаривает ее кузина. Но как бы сильно она ни щурилась, никого не увидела.