Дом, в котором пекут круассаны

Размер шрифта: 13

Серия «Sugar Love. Солёная карамель»

Иллюстрация LukChips

Заметки автора по поводу этой книги

«Дом, В КОТОРОМ ПЕКУТ КРУАССАНЫ» – они же просто «круассаны» — появились в эмоционально сложный для меня период и стали моей отдушиной.

Я всегда очень любила Санкт-Петербург, находила в нём своё спокойствие и умиротворение. Для меня это не просто точка на карте, не просто красивые фасады или интересные экскурсии; не просто ровные росчерки улиц – для меня это люди; набережная Невы и тихие вечерние прогулки; для меня это возможность подпевать уличным музыкантам; для меня это – спокойствие.

Я поместила Адалин в Санкт-Петербург не просто так – в первую очередь, мне захотелось дать ей то, чего не было у меня. Я почувствовала, что ей просто необходима эта свобода и спокойствие; я подумала, что Санкт-Петербург сможет стать для неё домом.

… домом, в котором она будет печь круассаны…

Пролог

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия.

– Ты издеваешься надо мной? – не говорит, а рычит Илья, на ходу накидывая на себя кожаную куртку и кивая другу впереди. – Аня! Какая Думская? Мы же обсуждали с тобой это.

– Илюш, пожалуйста, давай без нотаций, – проговаривает девчачий голосок на том конце провода. – Да брось, братец, просто забери меня отсюда.

Вместо её озорного голоса – короткие гудки, а внутри у Стрелецкого всё кипит. Кипит от злости, от раздражения и гнева. Ей уже далеко не четырнадцать лет, и Илья серьёзно думал, что ей можно доверять, но, как оказалось – нельзя. Потому что стоит ему задержаться на одной точке дольше обычного, как девчонка шмыгает из плотных оков его опеки и упархивает в сторону не самого благоприятного района. Думская. Боже, чем она вообще думает?!

– Завтра скинешь мне на почту сверки бухгалтерии. Скажу, что делать. – кидает Илья новому администратору.

Звенит колокольчик над дверью, скрипит пластик двери, и только тогда Илья выдыхает.

Улица бьёт в лицо ледяным влажным воздухом, окутывая его мелкими каплями дождя. Стояло начало лета. Ещё вчера ученики прощались со школой, а студенты с содроганием думали о приближающейся сессии. Около Казанского собора, напротив Дома Книги, распускаются густые веточки сирени, заполняя своим сладким запахом лёгкие приезжающих в Санкт-Петербург туристов. Дни становятся продолжительнее, и непроглядная тьма обходит Питер стороной даже ночами. Возможно, всё это может повлиять на его душевное равновесие, но увы и ах. Навалилось слишком много проблем, и загул Ани – далеко не главная. И, как это часто и бывает, если долго копить в себе что-то, рано или поздно это вырвется наружу; а вот чем – усталостью или психозом – всегда сюрприз. Судя по тремору рук, в этот раз выбор организма Ильи пал на второе.

Кирилл Воронцов, его верный друг и товарищ ещё со школьной скамьи, уже сидит на своём красном, отполированном до боли в глазах байке. Он ждёт Илью.

– Дай догадаюсь, твоя сестра опять учудила что-то? – Кирилл распахивает голубые глаза, поблёскивающие хитрыми огоньками, уставившись на друга. – Может, оставишь девочку в покое? Анька не плохая же, ну. А подростковый психоз нужно пережить всем. Ну, знаешь там… Ссора с родителями, песни Максим в наушниках. Обжимания по углам.

Илья так и замирает со шлемом в руках и поднимает на Кирилла ошалевшие серые глаза. Пальцы стискивают пластик шлема с такой силой, что он грозится вот-вот покрыться трещинами. А Кирилл, заметив напряжение друга, тут же тихо смеётся, поднимая обе руки вверх.

– Ладно. Без обжиманий по углам.

– Прекрати свои шуточки, и помоги мне вытащить из этого гадюшника Аню, – Илья перекидывает ногу через свой чёрный мотоцикл и с силой бьёт по небольшой подножке.

Сталь оставляет на стопе неприятный ушиб, но, когда зажигание проворачивается, становится немного легче. Будто бы вместе с выхлопным газом выходит это чёртово тянущее чувство под грудью, которое так сильно мешает дышать.

Ничего не мешает.

Не мешает сильный ветер, не мешает мелкий противный дождь, капли которого своеобразным узором падают на шлем и лишают Стрелецкого нормальной возможности видеть дорогу; не мешает какое-то непонятное чувство тревоги, накрывающее его плотными волнами. Есть только он и дорога. Скорость одурманивает…Когда поворачиваешь газ, чувствуешь освобождение; словно все твои проблемы исчезают в пыльном облаке под массивными колёсами. Илье нравится наблюдать за тем, как стрелка спидометра переваливает за сотню.

Илья знает о своих сложных отношения со скоростью как никто другой. Ещё девять лет назад он, как обезумевший, разгонял свой мотоцикл до искр из под колёс, не думая тогда ни о работе, ни о сестре.

Тесный переулок встречает его громкой музыкой и кучкой полуживых пьяных людей, которые еле-еле волочат за собой ноги. Думская – всего лишь название, а сколько ассоциаций! Да каждый нормальный человек обходит эту улицу стороной, но о том, что любители острых ощущений не упускают возможности должным образом покутить здесь – забывать не стоит.

Стрелецкий тут слишком давно не был, а потому, с непривычки удивляется концентрации пьяных молодых людей на один квадратный метр. Аня соизволила скинуть точное название клуба обычным текстом, и Илья ей безмерно за это благодарен. Они с Кириллом останавливаются, и Стрелецкий стягивает с себя шлем, глядя на друга.

– Иди пока без меня, никак не могу найти мобильник, – Кирилл морщится, запуская руку в сумку.

Илья кивает и закидывает ключи в карман куртки. Неоновые вывески бьют по глазам. Шум и гул вперемешку с музыкой давят на уши. Стрелецкий внимательно наблюдает за входом. Вдруг ему повезёт, и сестрица сама выползет наружу, а ему не придётся заходить внутрь?

Чья-то хрупкая ладонь ложится ему на плечо, и Стрелецкий хочет скорчить недовольное лицо, но ошибается. Его находит не Аня, а старая знакомая. Её крашеные пепельные волосы едва касаются плеч, а зелёные глаза сияют в свете неона так ярко и хитро, что Илья невольно замирает. Красные губы расплываются в широкой улыбке. Женя Павлецкая какое-то время работала у него администратором в одной из студий тату, а год назад отправилась в маленькое кругосветное путешествие, из-за которого они виделись редко. Она всегда куда ближе общалась с Воронцовым, пусть все они втроём и учились когда-то давно в одном классе. Стрелецкому вполне хватало и её постов в социальных сетях для того, чтобы понимать, где эта неугомонная девчонка находится сейчас.

Женя смеётся и улыбается ещё шире, по-дружески обнимая его. И Илья тянется к ней в ответ, поглаживая хрупкую спину.

– Какими судьбами, Илюш? – кричит она, стараясь перекрикнуть смесь разных музыкальных композиций, и сверкает хитренькими зелёными глазками. – Я думала, ты уже вырос из подобного.

– Аня, – коротко и с улыбкой отвечает Стрелецкий. – Ты же знаешь, для меня Думская – как триггер.

– Помню-помню, – Женя коротко кивает. – Я тут не одна, так что мне надо идти, – девушка многозначительно кивает в сторону входа в клуб. – Кирилл говорил мне, что вы всё так же не изменяете своим традициям, да? Собираетесь по субботам в том загородном домике его родителей?

– Верно, – Илья кивает тоже. – Правда, последнее время с этим были проблемы. Я открывал новый тату-салон, и собирались мы, если повезёт, раз в месяц. Так что ты ничего не потеряла, пока была… Ах, я уже и запутался, где ты там была, лягушка-путешественница, – Стрелецкий с интересом смотрит на подругу, пока Женя смеётся и похлопывает его по плечу.

– Но завтра же всё в силе? Отметим открытие новой точки и мой приезд, – Женя улыбается. – Я пойду, иначе потеряю свою подружку. Знаешь, она не местная. Передавай от меня привет Ане. Безумно соскучилась по всем вам! – Павлецкая обнимает Илью на прощание и юркой змейкой ныряет в двери клуба.

Аня не появляется. Стрелецкий заходит внутрь небольшого клуба, протискиваясь сквозь толпу, подпирающую стены в коридоре. Музыка льётся из множества колонок, взгляд цепляется за каждую миловидную брюнетку небольшого роста, но такие поиски ни к чему не приводят – Илья не видит её. Хоть помещение и маленькое, но вот так, стоя в толпе, сложно как-то сориентироваться в пространстве и найти сестру, которая раз за разом находит приключения.

– Ты где? – тут же кричит в трубку Илья, как только на экране мобильного высвечивается «Аня».

– Илюш, я дома уже, – еле-еле проговаривает девчонка, пока сам Стрелецкий еле сдерживает праведный гнев. Ох и получит же Аня дома подзатыльник!

– Ты, твою мать, шутишь так со мной?!

– Я не выдержала и вызвала такси. Про-сти-и-и, – тянет она своим высоким голосом, пока Илья нервно подпирает барную стойку и напрягает слух, чтобы хоть что-то услышать. – Я спать, а то мне плохо так. Завтра поговорим. Всё, люблю-целую!

– Вот говнючка, – шипит Илья себе под нос и делает заказ у бармена.

– Вижу, Анюта всё-таки выскользнула из твоих сильных братских лапок, – Кирилл вмиг оказывается около Ильи и кивает бармену. – Мне то же самое, что и ему. Я же говорил тебе, оставь сестру в покое. Гиперопека до добра не доведёт.

– Вот только советов мне сейчас не хватает.

В куртке тут жарко, но таскать в руках её тоже не хочется. Чёрные кроссовки уже донельзя истоптаны толпой, белая футболка ярко отражается благодаря неоновому свету. Илья рассматривает каждого, кто попадает в его поле зрения, но в итоге цепляется взглядом лишь за одну.

Невысокая хрупкая блондинка танцует изящно. Она не пытается привлечь к своей персоне мужское внимание. Она танцует для себя. Так, словно через свои движения пытается забыться, как забывается Илья, набирая скорость за рулём мотоцикла. Губы Ильи растягиваются в улыбке, и Стрелецкий сам не понимает, как уже идёт к ней, протискиваясь сквозь танцующих. Через несколько минут он уже так близко, что может рассмотреть россыпь родинок на её спине и стойкий запах её парфюма. Парень наклоняется чуть вперёд и, всё так же пытаясь перекричать громкую музыку, произносит:

– Красиво танцуешь.

Она оборачивается. Так странно, оборачивается она, а вверх дном всё переворачивается у Ильи. Его взгляд скользит по её тонким чертам лица, по красиво сложенному телу, по карим и тёплым глазам. Он смотрит, глаз отвести не может, и невольно улыбается самому себе.

Она отвечает ему что-то: но то ли Илья так зачарован её карими глазами, то ли шум вокруг не даёт ему услышать её тихий голосок. Но даже если бы Стрелецкий и услышал, то не смог бы найти ответ. Потому что был полностью поглощён ей. Музыка будто затихает, а все танцующие исчезают, оставив их наедине. И это странное чувство растекается внутри Ильи, как мёд, и заставляет его улыбаться, как умалишённого.

Переход между песнями плавный, и народ на танцплощадке воет от предстоящей композиции. И незнакомка тоже не может сдержать восхищённого вздоха и распахивает карие глаза. Свет софитов обжигает глаза Ильи, потому что он просто не может отвести взгляд – стоит и пялится, как какой-нибудь идиот.

Тихий хлопок тонет в череде звуков. И девушка поднимает голову вверх, но Илья продолжает смотреть на неё. С потолка сыплются разноцветные конфетти, которые блестят в свете софитов. Они похожи на падающие звёзды. Сбудется ли желание, которое он загадает? Блондинка вытягивает руку, чтобы поймать один блестящий кусочек фольги, чуть сжать её и отпустить. Яркие блики вспыхивают перед глазами, заставляют Стрелецкого поморщиться, прикрыть глаза на секунду. Его начинает одолевать головная боль. И в эту короткую секунду он вспоминает недавний разговор с Кириллом.

– Свобода не в том, чтобы толкаться в узком ярко-освещённом пространстве под бит, – он упирался ногой в поребрик, чтобы придержать мотоцикл, неотрывно наблюдая за тем, как настроение друга сменялось с задорно-загадочного на упёрто-проницательное.

Кирилл знал Илью достаточно для того, чтобы по одному только взгляду узнать о его серии одиноких скитаний от бара до бара в попытке отыскать «то самое» настроение. Но Стрелецкий не собирался сдаваться без боя, даже в тот момент, когда его друг ехидно захохотал.

– Ещё скажи, что тебе это не нравится.

– Тогда ты отстанешь от меня?

– Нет, конечно, – беззлобно ответил Воронцов и пожал плечами, направляясь к своему мотоциклу. – Потому что я тебе не верю. Ты всегда был сумасшедшим на всю голову и никогда не отказывался от возможности расслабиться. Неужели что-то поменялось?

Проблема была в том, что внутри Ильи клокотало слишком много разнообразных чувств. В такие моменты особенно важно было выудить из потока что-то одно и сосредоточиться, чтобы неровный ритм эмоций не отразился на его собственном поведении. Но никогда ещё прежде ему не доводилось отказывать Кириллу, а потому Илья надел шлем, затянул ремни и опустил забрало. У него было около получаса, чтобы позволить себе расслабиться. Сжать в своих руках рычащего металлического зверя, позволить ветру впиться в кожаную куртку ледяными когтями и подарить чувство нескрываемого восторга. Жажда адреналина ускоряла его. Обгоняя машины, пересекая перекрёстки на свой страх и риск, игнорируя красные огоньки, Илья поддавался соблазну жить так, как будто завтрашнего дня уже не будет. И всю свою жизнь он прыгал от островка к островку, отчаянно, крепко, хватаясь за края, лишь бы не утонуть. И Кирилл всегда был рядом. Мчал на той же скорости, орал что-то, чтобы перекричать ветер и задорно вилял задницей мотоцикла, чтобы призвать к действию. Потому что без этого мир, казалось, мог просто исчезнуть.

Обычно Илья не смотрит так пристально. Не ловит детали и не прилипает к ним жадным взглядом. В иные дни он не придал бы этому значения. Не увидел бы её поднятые руки, переполненное эмоциями лицо и каплю истинного восторга, смешанного с чем-то ещё. Так сложно было вычленить этот изумруд из горы других самоцветов, протиснуться через чужие тела и не потерять по дороге самообладание. Но так легко при этом оказалось коснуться пальцами волос, чтобы добраться до самого уха. Ему не показалось, незнакомка обладает истинно завораживающим шармом, от которого по спине бегут мурашки.

– Не хочешь познакомиться? – он улыбается, когда она отшатывается от него.

– Pardon?

Она так грациозно к нему приближается и так нежно и ласково шепчет на французском, что Илья решается сказать иное.

– А ты научишь меня французскому поцелую, маленькая французская пташка? – срывается с его губ.

Илья цепко хватает девушку за талию, сокращая последнее расстояние между ними, и начинает двигаться, напоминая об острой необходимости танцевать. Яркая и игривая улыбка озаряет его лицо, и юноша с интересом опускает взгляд ниже, на её губы, которые так хочется поцеловать прямо сейчас, вопреки всем правилам.

Феерия продолжается. Он крепче сжимает её талию.

Незнакомка не отвечает ему, словно хочет остаться в его голове «таинственной французской пташкой». Завтра утром он будет думать, что она – какая-нибудь иностранная туристка, наивно забредшая в чертоги этого ада. Иногда нам всем хочется создать вокруг себя «сказку» и «легенду». Так пусть это случится сегодня. Она танцует здесь в поисках настоящего веселья, ровно как и он. И веселье объединяет их. Илья снова просит показать ему французский поцелуй.

Девушка делает вперёд полшага, которые разделяли их; становится практически вплотную. Пальцы одной из её рук скользят по его плечу, вверх; ноготками она едва царапает кожу Ильи между воротом майки и линией роста волос – потому что ей нравится его рваный, нетерпеливый вздох. Это действует опьяняюще. И она тянется за этим ощущением, встаёт на носочки.

Сомнительные встречи, короткие свидания… И удивительное облегчение от разрыва с очередной красоткой. Двигаясь в таком обезумевшем ритме он что-то ломает в себе, но раз за разом возвращается на исходную позицию, в надежде ощутить, что что-то изменилось. Но, на самом деле, не меняется ничего. Обезумевший мир остаётся таким же, каким и был до этого, а скука обнимает со спины и окутывает так раздражающе, что хочется её послать. Мир словно ждёт, когда Илья сломается. Терпеливо подкидывает одни и те же сюжеты, утягивает в свою власть ради секундных эмоциональных всплесков, а после – разбивает всё это, такое важное, вдребезги.

Этот механизм ломается где-то посередине. Заржавевшие шестерёнки скрипят под зубами, дрожат и прекращают своё бешеное вращение. Мир сжимается до границ их тел, мерцает, отражается в зеркале карих глаз незнакомки. Она обжигающа в своей красоте, не смотреть на неё невозможно. Несмотря на отзывчивость, с которой она приближается к нему, Илья ощущает, что она – абсолютно не такая, как все остальные. В ней переплетается так много всего, о чём вслух говорить неправильно, что он тяжело выдыхает без слов, будучи не способным переключиться на свои правила игры. Ему слишком интересно смотреть на то, как её восторг туманит голову им обоим. Как конфетти в её волосах мерцают от каждого движения.

Она напоминает ему одно из фэнтезийных существ, о которых читает Аня. Фея, нимфа, фейри, прекрасная гурия. Она – не реальность вовсе, а лишь плод его больной фантазии. И Илья искренне боится того, что как только их губы соприкоснутся – она просто исчезнет.

Её губы совсем нежно, практически невесомо прикасаются к его губам. Она словно бросает ему вызов, дразнит. Или даёт возможность забыть об этой затее? У него внутри всё трепещет, но он отвечает на игривый жест незнакомки. Девушка зарывается одной рукой в его волосы, а вторую руку кладёт ему на плечо. Поцелуй со стороны незнакомки был мягкий, тягучий, как карамель. Она не даёт Илье сделать это соприкосновение губ страстным, мокрым, глубоким, просто потому что хочет, чтобы он запомнил её поцелуй именно таким – неторопливым и сладким до скрипа на зубах. Она хочет, чтобы Илья прокручивал всё в голове позднее и сходил с ума.

Хочет, чтобы он никогда в своей жизни не смог забыть её.

Металлический звук рвётся из колонок, а софиты ослепляют, размывая мир до черно-белых пятен. Однако это не мешает Стрелецкому вновь найти девичьи губы и встретить их в новом неспешном поцелуе. Пусть их уста двигаются до безобразия медленно и неспешно, но каждое движение способствует тому, чтобы внутри горел пожар.

Когда губы незнакомки приоткрываются, Илье удаётся уловить кислый, конфетный привкус. Именно этот привкус выжигается где-то в чертогах разума ярким клеймом.

Ритм музыки сменяется, и Илья спешно отстраняется от незнакомки. Он смеётся и немного отходит для более активного танца, для немного резковатых, но искренних движений телом. Вновь шагает к незнакомке, спешит закрутить её в новом движении, поддразнивает, обманывает тем, что отстраняется и в следующее мгновение прикасается губами к её скуле. Напористо целует подле мочки, виска, вновь в губы, но промахивается, «клюнув» в щеку, и даже это вызывает новую вспышку их общего смеха. Он снова склоняется к ней, и целует в третий раз.

Телефон в кармане её джинсов начинает вибрировать. Но девушка не отстраняется сразу. Пусть он запомнит всё так. Она делает шаг назад медленно, неспешно, так, словно хочет отложить этот момент. Её губы соскальзывают в уголок его губ, оставляя прощальный чмок.

И снова сводящую скулы сладость заменяет кислый вкус. Он распахивает свои глаза, наблюдая за тем, как её хрупкий силуэт отдаляется от него на достаточное расстояние. Илья уже точно знает, что она сбегает, ускользает в толпу и не оставляет ему ни секунды форы. Но именно этим поступком она заинтересовывает его.

– В двенадцать часов карета превращается в тыкву, а платье в лохмотья, – говорит ему незнакомка в надежде, что её голос пробьётся сквозь громкую музыку. – Как жаль, что я не могу оставить тебе свою «туфельку».

– Ты могла бы оставить мне свой номер телефона.

– Это слишком просто, не находишь? – в глубине её карих глаз просыпаются ехидные чертята, заставляя Илью прикусить нижнюю губу. – Я не верю в судьбу, но… – девушка лёгким движением руки стягивает с указательного пальца тонкое золотое колечко. – Если это всё-таки судьба, и мы встретимся вновь, верни мне его. Не забудь, оно очень дорого для меня.

Илья щурится, сквозь блики света улавливает игривые искорки в её глазах. Он отпускает её и вытягивает ладонь для того, чтобы принять этот скромный подарок от незнакомки. Стрелецкий опускает голову, чтобы посмотреть на колечко, а когда поднимает взгляд – незнакомки уже и след простыл.

Толпа движется так, словно её среди этих людей никогда и не было. Свет мерцает под потолком, отскакивает от стен. Музыка медленно сменяет свой ритм, поднимая гул возбуждённой толпы, а Илья стоит посреди этого безумия, крепко сжимая в руках колечко. С одной только мыслью в голове: нужно было успеть украсть у неё не только кольцо, но и конфету. Ему становится безумно смешно и так тесно в груди от этих чувств, что он разрывается оглушительным смехом и плавно выходит обратно к барной стойке, где Кирилл ждёт его.

– Ты же знаешь французский, да? Как будет в переводе «маленькая французская пташка»?

– ««Petit oiseau français», а что? – Кирилл непонимающе хмурится, замечая на лице друга чрезмерное количество разных эмоций, но Илья будто его не слышит. Только садится за бар и вдумчиво рассматривает кольцо. Он не собирается отвечать на десяток новых вопросов друга.

Она – будто солнце, решившее выглянуть из-за туч и посетить его хмурую обитель. Она находила самые чувствительные места на его шее и взглядом говорила: «Кем бы ты ни был, смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня». Илья поддавался. Он закрывал глаза, чтобы всеми клеточками своего тела почувствовать пьянящую сладость поцелуя. Пока в голове взрывались целые галактики, он записывал всё, что только мог в свою память. Пауза. Пауза. Ему срочно нужно поставить этот мир на паузу.

Наверное, об этом стоит забыть сразу, как только он доберётся до дома.

Илья старательно игнорирует ту слабость, с которой он добирается к себе. Колечко в руках находит своё место на комоде. Сбросив на пол стопки газет и бумаг с зарисовками новых идей для тату, небрежно нарисованных тушью и чёрными маркерами, Илья высвобождает для кольца больше места, чем нужно. Он создаёт незримый барьер, который наверняка должен изгнать назойливое чувство до рассвета. Но ни душ, ни уютная постель не помогают. Илья лежит, поглядывает на щель между неплотно закрытыми шторами, и одними только губами повторяет то, что сказал ему друг. Уснуть не получается. Кислый вкус, смешанный со сладким, странно напоминает о том, что мир вокруг ощущается так, как никогда прежде. Илья ругается, переворачивает подушку прохладной стороной вверх, пьёт воду, ест остатки пиццы со вчерашнего дня и всё шепчет-шепчет эту французскую фразу как чёртово заклинание. А оно не срабатывает.

– Петит оисесу франциас… – Илья судорожно выдыхает.

Он садится на постели и тянется за стаканом воды, но вместо этого хватает злосчастное кольцо.

Притянув к себе маленькую безделушку, он осторожно смотрит через неё на мир и поднимается на ноги. Приходится потратить некоторое время, прежде чем в завалах собственных вещей юноша находит тонкую цепочку, на которую и вешает кольцо. Он надевает цепочку на свою шею. Повторяет заклинание ещё раз, на всякий случай. И только после этого засыпает.

Он мечтает о том, чтобы незнакомка явилась к нему во сне, коснулась его шеи и шепнула, едва касаясь губами его губ: «Pardon?». В её глазах отражались бы цвета всего мира, взрывались и разлетались, как конфетти.

Глава 1

Париж, Франция

За 9 часов до…

– Компания уже готовится к сдаче квартир в новом жилом комплексе. Он расположен за городом, так что мы можем сыграть на этом. Отдел рекламы уже подготовил наброски баннеров, нужно их только утвердить. Также мы подписали договор с российской строительной компанией. Мы вложились в возведение нового высотного здания и имеем там свой процент помещений. Часть будет сдаваться в аренду, а часть будет устроена под офис компании. Месье Вуд заинтересован в том, чтобы наша компания вышла на российский рынок. Это поможет нам участвовать в рынках недвижимости России, что принесёт значительный доход и увеличит стоимость акций. Нам уже были представлены проекты будущих зданий. Мадемуазель Вуд, вы ознакомитесь с отчётом?

Адалин отодвигается назад, закидывает ногу на ногу и кладёт на колено телефон. Она нервно покусывает щёку изнутри. Цифры на экране сменяются: наступает ровно шестнадцать часов. До вылета ещё два часа, и Адалин почти считает минуты, совсем не вслушиваясь в отчёты. Она, как школьница за последней партой, пялится в экран телефона под столом и глупо улыбается от каждого нового сообщения.

Женя Павлецкая: Возьми побольше тёплых вещей! У нас вечерами может дуть ветер с Невы. И не забудь взять ваше вино с собой, для подарков. Парочку бутылок.

И следом приходит тут же:

А лучше четыре! Одну я подарю начальнице.

Предвкушение долгожданного отпуска полностью поглощает Адалин, и она не сразу слышит настойчивое обращение в свой адрес.

– Мадемуазель Вуд? Всё в порядке?

Теперь Адалин поднимает голову, смотрит на идеально одетого мужчину лет пятидесяти с крючковатым носом. Стараясь сделать как можно более отстранённое лицо, она поджимает губы, всеми силами не показывая, что последние пять минут активно переписывается с подругой, а не работает.

– Всё в порядке. Да… Эм… Скиньте мне на почту всё, что прислали вам проектировщики, а я скажу своё мнение по поводу проектов. Скажем… Через неделю? – она быстро блокирует телефон, упирается локтем в стол и скользит кончиками пальцев по вискам. – Я думаю, что мы можем закончить на этом. В честь долгожданного отпуска мне хотелось бы уйти с работы пораньше. Так что, если ни у кого больше нет вопросов, можете идти.

Все спешно шуршат бумагами, стучат закрывающимися ноутбуками и скрипят ножками стульев по плитке пола. Быстро прощаются, скрипят стеклянной дверью переговорки. Адалин мученически выдыхает, откидывается на спинку стула и запрокидывает голову назад. Она давно не чувствовала такого сладкого предвкушения от будущей поездки; не зачёркивала дни в календаре; не собирала чемоданы за несколько недель вперёд до вылета.

– Вы отлично справляетесь, мадемуазель Вуд, – тёплый мужской голос раздаётся в комнате после того, как все остальные выходят. – Уже распланировала свою поездку, племянница?

Адалин тут же улыбается, поднимая голову. Она смотрит на мужчину ненамного младше её отца, с русыми волосами и зелёными, хитрыми глазами. Полная противоположность Энтони Вуда – холодного, отстранённого и не интересующегося ничем и никем, кроме работы; готового пойти по головам ради своих целей.

– Да, дядюшка Томас, – Адалин лениво складывает руки на груди, переводя глаза на панорамные окна переговорки. – Хочу походить по музеям, в театр обязательно. Но мне бы больше хотелось просто погулять.

– Твоя подруга уже ждёт тебя? Может, тебе лучше было бы снять номер в отёле? Всё безопаснее, чем ночевать у подруги, – дядя поджимает губы, коротко кивает на телефон в руках Адалин и отходит в сторону окон. – Хотя, если ты решишься уйти в загул, так тебя будет проще найти…

– Не переживай. У меня будет исключительно культурный отдых, дядя, – Ада поднимается со своего места. – Хотя не без походов в клуб, конечно. Думаю, что Женя придумала очень насыщенную программу.

Мужчина смеётся так тепло и по-доброму, что Аде становится больно. Пока отец запрещает ей думать о чём-то помимо работы, дядя всегда может поддержать её в любых начинаниях. Он – тот самый человек, который прикрывает её перед отцом. Томас поворачивается к девушке лицом, складывает руки на груди и опирается плечом о стекло, пока Адалин закидывает телефон в сумку.

– Мне нравится, что у тебя столько планов на поездку и что сейчас твоё состояние гораздо лучше. Не забудь только отдохнуть хорошенько, Ада. Кажется, потом у тебя не будет такой возможности. Брат всерьёз задумал переписать на тебя часть компании и в наследство оставить половину. В обход твоего брата, кстати. В конце концов, он всего лишь второй.

Адалин поджимает губы и кратко кивает – никак это не комментируя, потому что дядя в похожем положении, пусть и ситуация у них с отцом иная. Энтони и Томас – не близнецы, но даже у них деление активов проходило туго.

Адалин Велия Вуд. Богатая наследница одной из крупнейших компаний по реализации недвижимости во Франции. Корни её отца уходят куда-то в британскую аристократию, чем он постоянно кичится. Их семью даже приглашали на свадьбу Кейт и Уильяма, а Адалин тогда было уже пятнадцать лет, и она отлично запомнила всё торжество. После войны семья отца перебралась в Париж, обосновалась тут и прочно пустила корни. Прадед Ады построил настоящую империю недвижимости, грамотно вкладываясь, а потом сдавая в аренду помещения, а то и целые здания. Несмотря на «голубую» кровь отцовской линии, мать Адалин ни принцессой, ни графиней, ни баронессой не была – возможно, имела отношение к давно вымершей русской аристократии, но об этом Ада ничего не знала. До замужества она была обычной балериной Мариинского театра. Её мама – удачливая русская девушка, в юности познакомившаяся с обольстительным французским миллиардером. «Чёртова история Золушки», как говорит её подруга Женя.

После свадьбы на свет появилась Адалин Велия, получившая громкое прозвище «принцесса Ада», и сразу после неё – младший брат-близнец Эдвард Кристоф. Факт очерёдности появления близнецов на свет несказанно злил её брата. А ещё его злило то, что из них двоих любимым ребёнком была Адалин. Отец, мать, общество – все и всегда обращали своё внимание лишь на дочь Вудов. И даже право унаследовать компанию досталось ей! Но больше всего Эдварда бесило время, разница, с которой родились близнецы. Он всерьёз верил в то, что 4 минуты и 16 секунд испортили всю его жизнь.

– Я лишь надеюсь, что мой брат будет крутиться где угодно, но не рядом со мной. Его выходки порядком… Надоели, – Адалин устало прикрывает глаза, сгребая стопки раскиданных по столу бумаг. – Эд… С каждым годом становится невыносимее. Не виделась бы с ним ещё столько же лет. Про все его поступки узнаю из интернета. Сколько мой богатый папочка тратит на то, чтобы замести за ним следы? Ах, не дай бог, кто-то узнает, что наш «чистый род» запятнан запрещёнными веществами и оргиями. Если брату так хочется получить компанию, почему бы ему хотя бы не попытаться разобраться, как тут всё работает?

– Мой племянник имеет ряд недостатков, но ты, принцесса Ада, полностью компенсируешь скотский характер своего близнеца. Он как маленький ребёнок, которому не досталась конфета, – фыркает Томас. – Ему давно уже пора повзрослеть.

– Хорошо, что твоих слов не слышит отец, дядя Томас.

Мужчина смеётся. Адалин складывает руки на груди и неспешным шагом подходит к панорамным окнам. Париж двигается в ритме перегруженного города. Ада кусает губы и оглядывает на вид перед собой.

– Я бы с радостью бросила всё и уехала из Парижа навсегда. Открыла бы пекарню, занялась чем-то спокойным, умиротворённым. Даже если придётся крутить круассаны остаток жизни, это намного лучше, – шёпотом произносит Ада. – Отец считает, что раз передал мне компанию, то может распоряжаться моей жизнью. Никаких танцев, никаких песен. Никаких подружек, у которых на счету меньше ста тысяч евро. Зато за Эдом он подтирает всё.

Томас тихо хмыкает и качает головой.

– Мой брат выбрал тебя. Эдварда наследником он не сделал. Пусть и мог подделать документы, подкупить акушерок, да что угодно.

– Чем и рассорил нас всех, – заключает Адалин, обняв себя за плечи.

– Не думай об этом хотя бы месяц, Ада, – выдыхает дядя. – Ты будешь целый месяц вдали от Парижа. Вдали от брата и отца.

– Короткая передышка во время битвы? – хмыкает Адалин, покосившись на Томаса.

– Передышка, но не капитуляция, – Томас озорно подмигивает ей.

– Лучше скажи, как идут дела с юристами, которых вы с бабушкой Женевьевой нашли? Ты сделал всё, как я просила? Не хочу потом, чтобы от отца досталось и вам.

– Можешь не переживать, принцесса Ада, – Томас кратко кивает. – Мы отправили все документы. Как только вся бюрократия будет закончена, я напишу тебе. Твой отец не узнает о маленьком плане твоего побега.

– Спасибо, – тихо шепчет Ада.

Она мягко улыбается, расслабившись от разговора с Томасом. И покидая переговорку, подхватывает сумку со стола, отстукивает незамысловатый ритм тонкими шпильками туфель. Весело махнув Томасу, она смотрит на него через плечо.

– Запри дверь, дядя. И передавай маме привет.

– Конечно, принцесса Ада. Конечно.

Стеклянная дверь переговорки бесшумно захлопывается за спиной Адалин и девушка спешит к лифту. Он приезжает как раз вовремя. Там уже стоит парочка сотрудников и они тут же вежливо здороваются, а Адалин учтиво склоняет голову, улыбнувшись самыми краешками губ. Ада приваливается к стенке и ненадолго прикрывает глаза – расслабляется – до тех пор, пока сигнал лифта не оповещает её о том, что они приехали на первый этаж. Охрана выпускает мадемуазель Вуд без вопросов: они подскакивают, как сумасшедшие, для того, чтобы опустить металлический поручень вниз. Адалин не понимает смысла этой суеты. В конце концов, у неё ведь тоже есть свой электронный пропуск.

Телефон Ады звонит и её губы расплываются в довольной улыбке, когда она видит имя абонента. «Женя Павлецкая». Цокот чужих каблуков и гул разговоров вокруг перестают существовать в тот самый момент, когда голос подруги начинает звучать из динамиков смартфона.

– Я надеюсь, что ты уже свалила с работы, собрала чемоданы и где-то на пути в аэропорт! Тебе ещё пить кофе и читать книжку в зале ожидания. Я клянусь, я лично приеду в Париж, если ты опоздаешь, Ада. Я хочу, чтобы по прилёту ты разгрузила все свои вещи, да и себя тоже! Мы с тобой расположимся у меня, наедимся суши, пиццы…О! И сходим потанцевать! Я подготовила для тебя обширную культурную программу. Не только же по музеям шастать.

– О господи, Женя, – весело хохочет Ада, покидая здание офиса. – Ты, кажется, радуешься моему приезду сильнее меня. Я закажу машину из аэропорта до твоего дома. Продублируешь адрес?

– Ты что, головой ударилась, красотка? Никаких «я закажу машину». Я сама тебя заберу. Прекращай свои богатенькие замашки и полностью положись на меня. Женя Павлецкая не зря училась на туристическом направлении и точно знает, как развеселить тебя в отпуске. Ты главное приезжай, а я уже сама устрою тебе незабываемый месяц лета. Ещё вернуться захочешь!

Адалин не может сдержать рвущейся наружу улыбки. Она неспешно усаживается на заднее сидение машины, огибая заботливо открытую водителем дверь. Они виделись с Женей, кажется, совсем недавно, в Греции – подруга приезжала туда по работе, а Ада на короткие пару дней передышки в выходные. И вот Женя скучает, рвётся устроить Адалин долгожданный отпуск.

– Не переживай, Жень. Я уже не соскочу точно. Билеты куплены, чемоданы собраны. Я сейчас заеду домой, заберу всё, переоденусь и поеду в аэропорт. К сожалению, ты знаешь мой адрес, а жить мне ещё хочется.

Адалин кивает водителю. Машина двигается с места.

– Неужели в экономе полетишь?

– Очень смешно, Жень. Шутишь отпадно, – Адалин закатывает глаза. – В бизнесе. Боюсь, что в первом будет слишком много знакомых, которые тоже решили взглянуть на красоты Санкт-Петербурга. Не хочу привлекать к себе лишнего внимания, и ты отлично знаешь, почему.

– Да-да. Твой долбанутый братишка. Я слишком хорошо запомнила то, что ты мне рассказывала о нём. Клянусь, если он испортит хотя бы секунду твоего пребывания в Питере, я ему глаз натяну на…

– Женя-Женя. Притормози, – Ада тихо смеётся. – Пожалуй, на этот месяц я вообще хочу забыть о брате и наших маленьких семейных распрях.

– Хороша семейная идиллия, когда батя вешает на дочь все наследственные обязательства, перекрывает ей воздух, а потом возмущается: «почему любимая доченька не хочет пить со мной чай по утрам?».

Я думала, что богатенькие папочки со своих дочек пылинки сдувают.

– Только если эти дочки безропотно выполняют прихоти отцов, Жень. Он виноват в смерти Дафны и думает, что после всего, что он сделал, я побегу обнимать его и трижды расцелую в щёки. – Ада поворачивает голову так, чтобы скользнуть взглядом по проносящимся пейзажам Парижа. – Я и так не борюсь с ним открыто. Что ещё нужно?

– Всё-всё. Запретные темы не поднимаем, – искажённый динамиком голос Жени становится громче. – Ты зачем едешь ко мне? Правильно. Отдыхать! И кутить! И вкусно есть. А уж меланхолии с твоей стороны я не потерплю.

– Ладно. Всё. Я поднимаю руки вверх и сдаюсь вам, Евгения Викторовна.

– Ха! Жду тебя, малышка Ада.

В трубке слышатся длинные гудки.

Адалин улыбается.

– Клод, забери меня через полчаса, – Адалин внимательно смотрит в зеркало заднего вида и ловит кивок своего водителя.

Гул окружающего города укутывает и успокаивает Адалин, как только та выпархивает из машины. Слишком воодушевлённая предстоящей поездкой, она заходит в пустой лифт. С губ Ады не соскальзывает счастливая улыбка: она не может поверить, что целый месяц сможет свободно дышать!

Адалин вставляет ключ в замочную скважину и понимает, что дверь не заперта.

«Мама писала, что приедет попрощаться» – думает Ада про себя, открывает дверь и прислушивается к звукам. Кто-то недружелюбно гремит на кухне и не выходит ей на встречу… Нет, мама бы встречала её иначе.

Адалин покрепче сжимает ключи, крадётся по коридору… Пальцами свободной руки Ада нащупывает в кармане телефон, пытается зажать комбинацию из кнопок и активировать функцию экстренного вызова.

В кухне что-то громко хлопает и сердце Адалин на мгновение останавливается.

Собрав всю свою смелость, она выходит из укрытия и…

Видит своего брата.

– Тебя не учили предупреждать о приходе?! – повышает голос Адалин. – Особенно, когда тебя здесь не рады видеть! – Вуд выдыхает и стаскивает с себя каблуки – из-за эмоций она даже забыла разуться.

Они были похожи и не похожи одновременно. Те же светлые волосы, тёплые карие глаза. Даже форма носа и линия губ. Черты лица были идентичны. Но взгляд, походка… Общий образ… «Непохожие друг на друга близнецы» – такими заголовками пестрели местные газеты, журналы и статьи в интернете, а рядом всегда красовались фотографии Эда во время очередной загульной тусовки.

Брат выглядывает из-за дверцы холодильника и громко откусывает яблоко. Акульим, недвижимым взглядом он смотрит за тем, как сестра выпрямляется, складывает руки на груди и упирается плечом в дверной косяк.

– Если ты пришёл раскаяться в своих грехах, самое время начинать, Эд, – Адалин лениво скользит глазами по беспорядку, который навёл брат. – Через полчаса я еду в Шарль де Голль. Так что будь добр, говори побыстрее, что тебе нужно.

Уголки губ Эдварда вздрагивают в улыбке, и он откидывает недоеденный фрукт в сторону – поведение избалованного жизнью засранца. Адалин старается не обращать на этот жест внимания, но кулаки сжимаются сами собой. Брат старался навести беспорядок не только в доме Адалин, но и в её жизни.

– Знаешь, принцесса Ада, папочка недоволен, что ты не оповестила его о своей поездке, – наигранно приторным голосом протягивает Эдвард. – Но по сравнению со мной твои прегрешения просто меркнут. Отличница в школе, диплом без плохих оценок, страсть к работе, которую на тебя повесили. Не пьёшь, не куришь, в скандалах замечена не была. Прям семейная гордость, не иначе. – Эд упирается локтями в столешницу рядом с холодильником.

– Ух ты, Эдвард, – хмыкает Адалин, возводя глаза к потолку. – Может быть, мы лучше поговорим о твоих грехах? Дебош в барах, закрытые тусовки с запрещёнными веществами, случайные связи. Дафна.

Эдвард издевательски смеётся, и Адалин сжимает челюсть так, что зубы скрипят. Она бы сейчас с радостью приложила Эдварда о дверцу холодильника, но и этого было бы мало. Кроме того, Ада не хочет уподобляться импульсивному характеру брата. Она умеет решать проблемы более… Демократично.

Эдвард вальяжно вышагивает, подходит ближе, и всё это время не сводит с Адалин хитрого, прищуренного взгляда. Словно хищник, Эд улыбается совсем не по-доброму. Настигнув сестру, он становится с ней вровень и тихо шепчет:

– Смерть Дафны и на твоей совести, сестрёнка. Это ведь ты нас познакомила. И ты не заметила всех этих маленьких изменений в нужное время. Ты не помогла. Ты не остановила её, когда она стояла на том мосту.

Адалин сжимает челюсти так крепко, что под скулами начинают проступать желваки. Ногти болезненно впиваются во внутреннюю сторону ладоней.

– Вали, Эд. Пока я не позвонила охране и тебя не выволокли отсюда за шкирку, как бездомного щенка! – почти шипит блондинка. – Вали, пока я не засунула тебе твои слова в задницу. Я буду рада видеть у себя дома своих близких, но ты мне – никто. И отцу можешь передать это! Валите оба из моей жизни.

Эдвард наигранно надувает губы, однако, громких споров не устраивает. Краем глаза Адалин замечает довольную улыбку на лице брата – он добился от неё эмоций, и ничего больше ему теперь не требуется.

– Отдыхай, сестрёнка, пока я даю тебе фору. Ситуация с твоей подружкой доказала, что и ты не идеальная дочка своих родителей. Тянет же тебя подбирать всякий… Мусор. Хорошего отдыха, сестрёнка!

Адалин провожает Эдварда глазами.

Входная дверь громко хлопает и Ада оседает на пол.

Глава 2

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия

– Принцесса Ада, какой чай ты будешь? У меня есть черничный, малиновый, женьшеневый, с травами, зелёный, зелёный с лимоном, – Женя тихо смеётся, лезет на кухонный гарнитур и заглядывает за распахнутую дверцу шкафа. – Последний я бы не советовала, потому что лежит он тут с момента революции, – громкий голос Павлецкой немного оглушает, заставляет уставшую Аду прикрыть глаза и упереться лбом в прохладное оконное стекло. – Вчера такие пирожные купила в пекарне на первом этаже! Просто закачаешься. Всё как ты любишь. Не слишком сладкие, с таким приятненьким кислым джемом. Кажется… Лимонным? Честно, совсем в этом не разбираюсь. И мальчик на кассе такой хорошенький был!

– Давай зелёный чай. Без сахара только. А то для тебя «пол чайной ложки сахара» обычно превращаются в пять столовых, – на выдохе произносит Ада, отстраняясь от прохлады окна. – А насчёт пирожного – я хорошо подумаю. Это же так вредит фигуре… Одни красители и заменили вкуса, фу! – блондинка жмёт губы и откровенно насмешливая улыбка чуть проступает на её лице. – Ну, если уж кассир был таким симпатичным, можно и забыть о фигуре.

Женя корчит какую-то непонятную рожицу, тихо посмеивается и, громко стуча кружками, колдует над чаем. Обычные пакетики – сплошная дрянь, но Аде нравится. В такие моменты ей приятно чувствовать себя… Обычной. Не дочерью богатого папочки, который приемлет только вручную отобранные листья чая из самого Китая. Даже обычные напитки в их доме должны были подаваться в фарфоре с золотистой окантовкой. И, наверное, вприкуску с чёрной икрой – или чем там обычно питается Энтони Вуд? Ада никогда не завтракает с отцом и понятия не имеет.

На этом и строилась вся концепция «старых денег» Франции. Безнадёжно долгие приёмы, на которых собирается весь высший свет, чопорные обсуждения денег, бизнеса, недвижимости… Выяснение перспектив создания удачных союзов между семьями. Адалин всё это напоминало какой-то средневековый фэнтезийный сериал в стиле «Игры престолов». Богачи улыбались друг другу, шептали приятные и красивые слова, а за спиной продумывали, какую бы гадость провернуть, чтобы оказаться в плюсе.

Со временем Ада отдалилась от своей семьи и интриг старой французской аристократии. Перестала появляться на этих цирковых представлениях и взамен отдавала время работе, учёбе, музыке. Сначала она сократила контакт с ненавистным ей отцом, а потом окончательно рассорилась с братом. И лишь с матерью поддерживала какую-то связь – изредка они поздравляли друг друга с праздниками, присылали друг другу подарки или встречались в кафе. На нейтральной территории, потому что порог родного дома Адалин переступить не была готова. Выходные она проводила с бабушкой по отцовской линии – Женевьевой – и заворожённо наблюдала за тем, как гордая пожилая француженка раскатывает тесто, рассказывает истории и делится с внучкой тысячами рецептов.

И ей нравилось так жить – обычно. Приходить домой и заказывать доставку фастфуда, а не тащиться с личным водителем в дорогой ресторан, чтобы продемонстрировать всем свою идеальную причёску и дорогие туфли. Куда приятнее было оказаться в компании Жени. И сидеть вот так просто и расслабленно, в её евро двушке с высокими потолками и широкими подоконниками. Есть суши и пиццу, смотреть какой-нибудь фильм и ничего не стесняться. Женя ей нравилась. Их дружба была испытана временем и огромным расстоянием. Павлецкая была одной из немногих людей, при которых Адалин могла снять маску «аристократичной идеальности».

Они познакомились, когда Адалин было только шесть, а Жене уже одиннадцать. Тогда Ада приезжала сюда, в Санкт-Петербург, к своей тёте, сестре мамы. Маленькая Адалин выбежала на улицу, заблудилась… И пока сходящие с ума мама и тётя прочёсывали весь город вдоль и поперёк, используя возможности охраны Вудов – Женя нашла Аду и привела её домой. С тех пор они обменивались сначала письмами, а потом, с появлением социальных сетей – перешли в чаты. Девушки общались постоянно. Они созванивались, делились эмоциями и откровенничали. И быстро стали настоящими подругами. И вот… Теперь Адалин снова здесь, в Питере. И снова с Женей. Только теперь Ада не собиралась бездумно бегать по незнакомым улицам, и для проживания выбрала не помпезный отель, а уютную квартирку Павлецкой где-то на пересечении улицы Декабристов и Фонарного переулка.

Адалин спешит принять вызов, когда на экране её мобильного телефона высвечивается имя абонента «Тонн». С фотографии на неё смотрит улыбающееся лицо друга с задорной кудрявой копной и хитро сверкающими зелёными глазами. На этой фотографии Тоин получился похожим на озорного, сытого и довольного жизнью кота. Адалин улыбается, падает на Женин диван и принимает звонок.

– Ты спросила хотя бы его имя?

Голос на том конце трубки звучит нетерпеливо, с долей лукавства. Он просит… Он требует подробностей. И француженка тихо смеётся. Ну конечно же, вчера вечером она первым делом написала ему. Рассказала о своём ночном приключении. Просто потому, что не смогла удержать всю ту бурю эмоций, которая бушевала внутри неё.

Ада закидывает ноги на спинку дивана, кладёт телефон рядом с ухом. Запрокинув голову назад, она внимательно наблюдает за мельтешащей Женей, которая одновременно собирает портфель, ставит электронный чайник на подставку и щёлкает кнопкой. Адалин обводит свои губы кончиком языка. В тот вечер она была взволнована, но… Разве можно было забыть такое так просто? Воспоминания взрываются в её голове яркими вспышками, окатывают волной ощущений, заставляют вновь ощутить тот самый кисловатый вкус.

Адалин смотрит на экран своего телефона, сверлит глазами фото своего друга и задумывается над этим резким, бесцеремонным вопросом. Она не взяла его номер, не спросила имени. Хотя, наверное, стоило узнать хоть что-то? Ада смотрит на свою руку – ту, на которой ещё вчера красовалось золотое колечко. Глупо, конечно, надеяться, что проворная судьба может свести их в таком большом городе. Да и есть ли в этом смысл? Адалин приехала сюда на месяц, а потом вернётся во Францию – снова работать, сопротивляться отцу и с болью смотреть на поступки брата. Снова окажется в том аду, что угнетает её каждый день. Снова осознает: что ни делай, всё бессмысленно.

– Ты думаешь, я хорошо соображала, Тонн? Он целовал меня… Самозабвенно. Как будто вокруг нас не гремела музыка, не танцевала толпа, – шепчет Вуд, снова рассматривая руку без кольца. – Так нежно и одновременно страстно. Мне кажется, у меня в тот момент отключился мозг. Знаешь… Я никогда ничего подобного не испытывала. Это…

– У тебя не выключился мозг, а атрофировался, Ада! Ты даже не взяла его номер! – продолжает причитать в трубке друг, пытаясь пробиться сквозь блокаду воспоминаний подруги. – Ещё и кольцо ему отдала… Ох! Если он такой красавчик, как ты описываешь, то я бы на твоём месте схватил его и не отпускал! Вообще не понимаю, как можно было вот так сбежать! Ты как золушка, знаешь. Оставила ему лишь приятные воспоминания и туфельку. Вот только колечко-то может не только тебе подойти.

– У него очень красивые глаза. Такие… Серые. Как туман или пасмурное небо. Вот-вот и пойдёт ливень. И пахнет от него так приятно. Чёрт, – Ада прижимает холодные ладони к лицу.

Она не может выкинуть это мимолётное знакомство из головы. Закрывает глаза, и видит его лицо, чувствует его губы на своих губах и его руки на своём теле. Это какая-то болезнь? Наваждение? Вожделение? Сладострастная мука и желание снова прижаться к его губам? Вдохнуть его запах?… Это… Спасение. В череде учёбы, работы, публичных приёмов, на которых она обязательно должна была присутствовать, ссор с братом и отцом – произошедшее кажется спасением. Тем самым долгожданным глотком воздуха, который помогает не задохнуться под толщей воды. В тот момент Адалин практически не думала о собственных проблемах! Последний раз такое бывало только с одним человеком. Очень давно.

– Любовь моя, страдай дальше по незнакомцу из-за того, что не взяла его номер телефона! А мне надо идти. Целую тебя в обе щеки.

– Да… Пока.

Длинные тяжёлые гудки разрезают тишину комнаты. Адалин перекатывается на бок, блокирует телефон, и снова разваливается на диване. Она не спала всю ночь. Потому что ей снились его глаза, его блуждающие по телу руки. И губы. И голос. Боги! Его голос… Почему она никогда не сталкивалась с таким прежде? Почему не может справиться с собственными мыслями? Она видела так много красивых людей, слышала такое множество голосов, но никогда, никогда ранее не испытывала ничего подобного.

– О чём ты щебетала со своим лягушачьим дружком? Я услышала… М-м-м… «Mon amour» [прим. фр. «любовь моя»]? – Голос Жени пробивается сквозь томные мысли Адалин, забирая себе всё внимание. – И вообще, ты купальник надела? Там такой бассейн! А ещё всегда так тихо. Мы пожарим мясо, овощи. Тебе, небось, уже приелись эти французские рестораны. О! Тебе должна понравиться наша компания. Про Воронцова я тебе уже рассказывала. Ещё у нас есть Илья, у него несколько своих тату салонов. М-м-м… Есть Алиса. Она работает парикмахером. М-м-м… Ещё Серёжа и Дима. В общем! Я познакомлю тебя со всеми.

– Да. Здорово быть подальше от Франции и её причуд. Так что мне уже всё нравится, – Ада соскальзывает с дивана и спешит на поиски своего купальника.

Здесь, в России, её никто не знает. Никто не знает её отца, не знает о том, каким бизнесом он занимается и какими деньгами он располагает. Никто не знает её прошлого. Никто не стремится напомнить о нём. И от этого становится чуть спокойнее. Волнует лишь то, что кто-то мог прознать, что Ада здесь. Например, старые знакомые отца или матери, ведь Эдвард устроил ей незабываемое прощание, и Вуд теперь постоянно думает об этом. Тогда проблем точно не избежать. Но сейчас Ада старается отвлечься. Существует лишь весёлое щебетание Жени: их ждут бассейн, тихий загородный домик и жареные на костре мясо и овощи… Что может быть лучше? Ах, Ада даже не может сдержать фантазий о таком прекрасном, тихом отдыхе! Она делает глоток заваренного Женей чая, думая, что места лучше, чем этот город – ей не найти на всём белом свете.

– В пятницу мы, кстати, были в клубе одного из наших, – Женя ставит рюкзак около выхода, поворачивается к Адалин и упирается руками в бока. – Кирилла, как раз. У его родителей отельный бизнес по всей России. Небольшой такой. А он вот открыл клуб.

– Это не поэтому ли ты так резко пропала из моего поля зрения? – Адалин хитро щурит глазки, наблюдая за тем, как предательский румянец расползается по бледным щекам подруги.

Женя спешно откашливается и тут же переводит взгляд на экран своего телефона. Она что-то бурчит себе под нос, желая поскорее сменить тему их разговора – это означает лишь то, что Вуд попала в яблочко. Ада тихо смеётся, заправляя оверсайз футболку в джинсовые шорты. Французская пташка, значит… Вуд прикусывает нижнюю губу, задумывается, а Женя продолжает торопить её со сборами. Адалин не верит в судьбу. Не верит… Но сейчас ей хочется, чтобы судьба сыграла ей на руку. Или не хочется?

– И вообще, я осуждаю твою вчерашнюю выходку. Понимаю, что тебе осточертел твой чопорный папаша и нескончаемый бубнеж братика, но целоваться с кем попало в клубе хуже всех безумств. Да-да, я сама не эталон благоразумия, но мало ли что с тобой могло случиться… Он мог не отпустить тебя. Или у него мог быть герпес! Фу! Не у всех чисты помыслы. – Женя убирает телефон в задний своих шорт и поднимает на Аду свои потухшие зелёные глаза.

– Если бы ко мне кто-то приставал, – задумчиво тянет Адалин, допивая остатки чая. – Я бы, наверное, дала отпор. Ты недооцениваешь французов, Жень. Мы не только сладкие речи можем в уши лить.

– Я бы посмотрела, как ты лупишь его багетом по голове, – хмыкает Павлецкая, припоминая один из пресловутых стереотипов, которые так бесят Аду. И последняя не может сдержать негодование.

Женя больше ничего не говорит ей по поводу вчерашнего вечера и они складывают в сумки последние вещи, проверяют квартиру, закрывают все окна, вытаскивают вилки из розеток, и только потом, наконец, выходят. Спускаются вниз, выходят во внутренний двор, где быстренько находят серебряный «BMW» Павлецкой. За руль садится Женя.

– Итак, – Женя широко улыбается, когда заводит свою машину, медленно выворачивает руль и выезжает с паркинга. – Нас в компании шестеро. И каждые выходные мы «закрываем» рабочую неделю. Правда, вчера Илья сказал мне, что последний год они собирались не так часто, но… Думаю, что мы наверстаем упущенное. Забудь о ссоре с родителями и о своей чёртовой Франции. И о работе, Ада. Ты же приехала в Санкт-Петербург! Уж мы тебе точно скучать здесь не дадим. Не зря же говорят, что Петербург – город куража.

– Разве так говорят?

– Так говорю я, а я-то весьма достоверный источник информации, – Женя заговорщически подмигивает Аде.

– Звучит больше как угроза, – смеясь, произносит Адалин, разворачивая фантик и закидывая в рот свою любимую кислую конфетку.

Девушка пристёгивается, откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза, вспоминая. Ох… Адалин почти не запомнила черты его лица, но вот глаза… Его глаза отпечатались в её памяти чёткой, яркой картинкой. Серые. Как пасмурное небо… А как он назвал её? Французская пташка? Губы сами собой растягиваются в улыбке. Пташка? Это было глупо, в какой-то степени даже… Странно. Словно ей пятнадцать, и она смотрит шаблонный, ванильный фильм про любовь. Словно всё это – далеко от реальности…

Женя водит аккуратно и умело. Ранним субботним утром они не встречают пробок и застают город только-только просыпающимся. Павлецкая крутит ручку на магнитоле, заполняя салон автомобиля приятной мелодией, заставляющей Адалин покачивать ногой в такт музыке.

Здесь, в её мыслях – только лето. Только расцветающий Санкт-Петербург и безудержное веселье. О! Адалин даже успела составить себе список мест, которые стоит посетить. Планы просто наполеоновские, и Адалин не собирается упускать ничего из своего списка. Женя с ней, конечно, по музеям таскаться не будет, но в досуге другого рода компанию составит с превеликой радостью.

Приоткрывая окошко автомобиля, Адалин впускает в салон прохладный летний воздух. Он щекочет, залезает под майку и треплет волосы, путает. Но Ада не замечает этого и блаженно прикрывает глаза. Не спит. Она просто наслаждается музыкой, ветром и пением Жени. Адалин расслабляется. Из головы исчезают лишние мысли, ненужные тревоги и переживания.

– Только не засыпай, умоляю. Мы практически приехали. Хочешь, я сварю тебе кофе? У Кирилла стоит неплохая кофе-машина, а ради Стрелецкого он даже купил турку и пакет зёрен, – Женя выкручивает руль, сбавляя скорость своей серебряной малышки, и сворачивает с главной дороги в густой лес. – Знаешь, когда мы были студентами, то приезжали сюда по любому поводу. Уж мы-то причину развлечься могли найти всегда… Сейчас это место пропитано ностальгией. О! Вот мы и приехали.

– А какой повод сейчас всё-таки? Не просто же «закрыть рабочую неделю»? – Адалин потягивается, отстёгивая ремень.

– У Ильи открывается ещё одна точка, тату-салон. У твоего папаши огромная компания, и вы не радуетесь каждому новому филиалу, я понимаю, но… Для «обычных смертных» это самый настоящий праздник, – протягивает Женя и хитро щурит свои глаза, за что получает от Адалин лёгкий шлёпок и смеётся.

Ада знакомится сразу и со всеми. Компания была в полном составе. Отсутствовал только виновник торжества.

В первую очередь, Адалин видит Кирилла, который, расталкивая всех остальных, мчит обнимать Женю и почти сбивает её с ног. Кирилл – блондин с растрёпанными волосами, россыпью веснушек по плечам и лисьими голубыми глазами. Он говорит и смеётся громче всех. И первый протягивает к Адалин руку, учтиво пожимая её тонкие пальцы. Потом Адалин видит Серёжу – кареглазого брюнета – который прицокивает, наблюдая за импульсивностью друга. Рыжеволосая Алиса смущённо машет Аде рукой. Последним к гостье подходит Дима – черноволосый, высокий, с яркими и приятными, южными чертами лица.

Кирилл легонько подталкивает француженку к дому.

– Ну что, мисс Вуд, добро пожаловать в нашу компанию!

– Правильно «мадемуазель» же, белобрысое безобразие! – шикает сзади Женя, но Кирилл лишь смеётся.

* * *

Когда людям просто везёт, они теряют очень важный элемент в своей собственной жизни. Теряют ощущение триумфа, смешанное со сладостным удовлетворением где-то внутри. Когда перерезанная ленточка оказывается в ладони, чёрная как смоль, надежда возгорается с новой силой и пленяет своим невероятным ярким свечением.

Когда людям везёт, они не замечают того труда, что вкладывают остальные. Начинают с чего-то совсем незначительного, набивают себе мозоли неудачным опытом, экспериментируют. Даже если при этом приходится от многого отказаться. Илья считает, что везучие люди на самом деле несчастны. С того момента, как он начал бить татуировки, он всего себя посвящает искусству, становится частью чего-то большего. К успеху его привела не удача, а усердный труд.

Он сидит, изогнувшись над полуобнажённым телом, и исполняет уже привычный, приятно-странный ритуал. В новом, только что открывшемся салоне, первый посетитель получает бесплатную татуировку от владельца заведения. Гул чуть ниже его крепких изогнутых пальцев отдаётся внутри самого Ильи, где-то там, под рёбрами. Стрелецкий крепко сжимает тату-машинку. С таким же трепетом, с каким ещё совсем недавно сжимал чужое кольцо. Илья краем глаза наблюдает за тем, как любопытная толпа с интересом следит за молодым мастером. Слышит шепотки. И слышит, как сомнения сходят на нет, когда готовая татуировка открывается общему взору.

Илья осторожно выравнивается, натягивает кожу, разворачивает её под свет лампы и пристально разглядывает результат своей работы. Кожа раскраснелась и припухла настолько, что дальнейшая работа уже невозможна. К тому же, тиканье часов напоминает о том, что Стрелецкому давно пора ехать в загородный дом, к друзьям. Они, конечно, не озвучили причины сбора, но всё было очевидно с самого начала. Илья медленно стягивает чёрные латексные перчатки, попутно даёт наставления насчёт ухода за татуировкой, просит оформить запись на следующий сеанс и только после этого благодарно улыбается всем, хлопает другого тату-мастера по плечу и грациозно удаляется, делегируя оставшуюся работу своим подчинённым.

В этом – весь Илья. Весь его бизнес живёт своей жизнью, насыщенной и яркой. Он лишь регулирует поток клиентов. Следит за тем, чтобы тот не выбился за рамки возможностей сотрудников. Он знает, что уже вечером ему позвонят с первым отчётом, а на следующий день он ввалится в салон с едой и напитками, чтобы отметить с командой первый рабочий день на новой точке. И это слово «первый» ещё долго будет звучать эхом, вдохновляя и воодушевляя его. Приятно осознавать, что его труд не напрасен. Даже без везения он достиг чего-то своими собственными силами.

Но что бы Илья из себя представлял, если бы не его близкие друзья? Друзья для него – те, кто стали ближе кровных родственников, сплелись нитью неразрывной связи и поддерживали так, как только могли. И что бы Илья делал без своего любимого хобби? Не вой под его ногами мотоцикл, проносящийся по просторам города – он бы совсем пропал. Благодаря двум этим пунктам, мир казался Илье прекрасным и никакая удача не была ему нужна…Илья мог смотреть на мир вокруг бесконечно. Так же, как на французскую пташку, замершую посреди танцпола в предвкушении поцелуя.

Илья вдавливает педаль газа и склоняется ближе к мотоциклу. Так, чтобы воздух не выталкивал его прочь. Он набирает скорость и…Чувствует. Даже Кирилл не позволяет себе так гнать и ругается на Стрелецкого, когда тот превышает. Но Илья обожает это ощущение и не может без него жить. Возбуждение клокочет в груди, корпус тяжелеет, а жар внутри растекается по венам с немым восторгом.

Когда за пределами участка слышится оглушающий рёв мотоцикла, Кирилл поднимается со своего места и лениво отмахивается от редкой мошкары. Ребята общаются под шум огромного музыкального центра, и музыка развлекает тех, кто корпит над мангалом басистым ритмом.

Девушки занимаются маринованным мясом, нанизывают его на шампуры вместе с грибами и луком и поочерёдно отлучаются в бассейн. Небо уже окрашено в оранжевые и алые оттенки, но ещё не так темно – уличные фонари, натыканные по периметру вдоль каменных дорожек, не горят. Кирилл машет рукой, привлекая внимание Жени, они вдвоём загадочно отходят в сторону и косятся на Аду. Когда на губах Жени возникает широкая улыбка, становится ясно, что эти двое что-то задумали. Кирилл спешит в сторону дома, ныряет под крыльцо, на котором беспечно набросаны вещи всех гостей, и вытаскивает мотоциклетный шлем, чтобы в следующее мгновение перебросить его через мангал прямо в руки Жени.

– Я не катаю на своём байке тех, с кем потом не планирую иметь отношений, но у Ильи таких предубеждений нет, поэтому напяливай шлем и иди за мной. Я заставлю его покатать тебя по округе. Здесь всё равно никого нет, да и не так поздно, – он обхватывает локоток француженки и мягко тянет её за собой. Ада доверчиво ступает за ним, хмуря свои светлые бровки.

Шум мотоцикла стихает у высокого забора и сменяется грубым ударом ботинка в сухую землю. Кирилл стремительно выскакивает за калитку, подбирается к другу и, не позволяя тому слезть с мотоцикла, цепко обхватывает его за плечи, победоносно хлопая по спине. Не успев даже поднять забрало, Илья лишь одобряюще хлопает ладонью по спине Кирилла, а потом замирает, с интересом изучая медленно стекающуюся к калитке толпу знакомых.

Адалин выводят будто под конвоем, насильно заставляют накинуть кофту на плечи, чтобы та не замёрзла. Громоздкий шлем выглядит так нелепо на её худом теле, что хочется смеяться. Но ровный сдержанный голос Кирилла увещевает о том, что Илья проштрафился с опозданием не в первый раз и намекает на то, что отделаться от поездки с гостьей не получится. Стрелецкий смиренно вздыхает.

– Ты же знаешь, что я всегда делаю татуировки на открытие салона, неужели нельзя было просто собраться завтра?

– И пропустить целую ночь веселья? Друг мой, мне кажется, что ты стареешь, – Кирилл смеётся и в приглашающем жесте протягивает руку Аде, чтобы помочь ей взобраться на мотоцикл позади Ильи. – Да не бойся, он не укусит, у него же шлем. Давай, садись ближе, обними его и держи так крепко, как только сил хватит. И осторожно тут, видишь трубу? Она ещё не остыла, не прижимайся ногой, лучше сверху ногу поставь, вот так. Эй, Илюш. Если разгонишься больше ста, я тебя зарою прямо здесь и посажу над тобой куст розы.

– Фу, отойди от меня, ненавижу розы, – Илья терпеливо ждёт, пока все подготовительные процессы закончатся, и незнакомка усядется поудобнее позади него. Когда Кирилл отходит к забору, чтобы не мешать, Илья оборачивается и чуть тише так, чтобы пришлось прислушаться, спрашивает. – Так как поедем? Медленно и потом быстро или сразу быстро?

– Эээ… М-м-м, как лучше для первого раза? Желательно, чтобы я не сошла с ума от страха, хорошо? – протягивает блондинка.

И когда мотоцикл срывается с места, её пальцы впиваются в тело, сидящее рядом, а глаза закрываются в страхе увидеть перед собой мельтешащие пятнышки цвета. Она не кричит, не визжит. С силой сжимает губы, зажимает кислый леденец между зубов. Ветер ощущается ногами, руками и даже головой, спрятанной под шлемом. И это… Немного сводит с ума.

Адалин приоткрывает сначала один глаз, и только потом другой. Это так… Захватывающе. В машине скорость не ощущается так, как на мотоцикле. И от этого сбивается дыхание. Сумасшедшее чувство, которое можно сравнить только с тем поцелуем в клубе. Звуки вокруг приглушаются, и чувствуется только скорость. Ветер. Мир проносится мимо. И сердце бьётся быстро-быстро, и сжимается до боли. Невероятно.

Адалин не успевает насладиться, привыкнуть к рёву мотора и скорости, как металлический жеребец замедляется, а затем останавливается на небольшой возвышенности. Краем глаза блондинка замечает, как водитель снимает свой шлем, и решает последовать его примеру. Пока пальцы ложатся на гладкий тёмный глянец, в голове шумит мысль:

«Сумасшествие. Безумие.». Адалин поправляет растрепавшиеся волосы и откидывает их назад. Она смотрит, оглядывается и почти тут же сталкивается с пасмурным небом в чужих глазах. Аду пробивает током. Все внутренности в одну секунду сжимаются до предела – и адреналин поступает в кровь новой волной.

– Ты…

От неожиданности – или чистого испуга – девушка отклоняется назад, опираясь рукой позади себя. Судьбы не существует… Таких совпадений просто не бывает.

– Я.

Глава 3

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия

Илье кажется, что каждый чёртов день он сходит с ума. Словно завис экран загрузки приложения и всё замерло на 99,9 процентах. Он уже не может сделать шаг назад, но и ступить вперёд тоже не может. Ему вечно что-то мешает. Стрелецкий каждый день думает о сестре, которая пошла по его стопам и мечтает в будущем бить тату, и терпеливо учится этому у него. Думает о матери, живущей в частном доме за городом и думающей не о состоянии своих детей, а о карьере в медицине. После смерти отца никому до них с сестрой нет дела. Квартира досталась Илье после кончины бабушки по отцовской линии, и как только у него получилось переехать, он забрал с собой и сестру. Всё внутри него словно не желает ни начинаться, ни заканчиваться. Иначе зачем ему нужно было сворачивать в сторону и сбавлять скорость? Зачем ему нужно было везти её в это место?

Очевидно, Стрелецкий опьянён теми событиями, что произошли с ним в последние дни. После долгих лет затишья глоток кислорода оглушает настолько, что у него подкашиваются ноги. Готовый ко всему, как кажется ему самому, теперь он был готов упасть на колени перед этим чувством.

«Туфта! Это лишь мимолётный интерес! Пустая влюблённость» – говорит ему мозг. Но почему-то в ушах до сих пор мурчит французская трель, а колечко, нанизанное на цепочку, греет кожу под кожаной курткой.

Чуть накренившись, мотоцикл упирается в крепление и замирает. Илья находит застёжку под подбородком, слегка задирает голову, медленно стягивает шлем и вдыхает летнюю свежесть.

За рабочий день и в дороге до загородного дома он успел утомиться, а его почти сразу, без достойного поздравления заставили катать непонятно кого. А он так увлёкся, что привёз незнакомку практически на самый край пригорода, чтобы показать закат. Знал бы Кирилл, не стал бы сажать девчонку с ним. Илья улыбается своим мыслям, мотает головой и медленно опускает шлем на ручку мотоцикла, чтобы в следующую секунду слегка обернуться и замереть.

Не хватает света софитов, конфетти в волосах и грохота музыки. Этого очень важного обрамления, чтобы сопоставить картинки и так уверенно шепнуть: «Ты». Такое странное стечение обстоятельств должно было напугать его. Как минимум, заставить смотреть на неё так, будто перед ним шаровая молния, а не девушка. Секунда, и светлое небо затянет тучами, разразится гром, и молния ударит в землю. Мир содрогается и замирает, пока Илья фокусирует взгляд на алых щеках знакомой незнакомки.

Илья смотрит пристально и выжидающе, и вдруг понимает, что просто не может удержаться. С его губ слетает тихий хриплый смех, не прикрытый никакими рамками приличия. Эта эмоция оказывается такой импульсивной, что он сам не сразу берёт над ней контроль.

– Удивительно. Кто бы мог подумать, что маленькая французская пташка залетит ко мне на крыльцо, – Илья продолжает смеяться. Во всем этом так много везения, в которое он просто не верит.

Но вот она, притянутая к нему магнитом судьбы, медленно поднимается, чтобы дать ему законное пространство для манёвра, а он уже судорожно шарит в карманах. Такую сложно забыть. Даже если бы она его не поцеловала, не подарила кисло-сладкие воспоминания, он бы запомнил её глаза, улыбку, движение руки. Миг, в котором секундная стрелка забыла, как двигаться, а он – как дышать. Илья встаёт с мотоцикла, одиноко оставленного теперь за спиной, и первым подходит к заросшему берегу реки, над которым в арке смыкаются густые кроны деревьев. Созданная растениями тень – такая эфемерная, добавляющая магии в момент этой встречи, что Илья не может не улыбнуться. Последние лучи ещё не спрятавшегося солнца последний раз скользят лучами по воде, камышам и Аде.

Адалин считает, что все эти гороскопы, предсказания судьбы по руке, расклады таро, про которые вечно лепечет Павлецкая – глупость. Что чудес не бывает; что всё это замануха для глупцов. Но сейчас Ада готова поверить во всё, что угодно – в инопланетян, призраков и ретроградный Меркурий. Да хоть во второе пришествие Иисуса. Потому что всё это кажется каким-то сумасшествием и сюжетом дешёвого бульварного романчика, которые продают в подземных переходах. Сердце глухо стучит в груди, сбивается с ритма и снова заходится. Ещё немного, и она свалится от тахикардии. Потому что это ненормально.

Адалин чуть приподнимается, перекидывает ногу через байк, стараясь не касаться кожей щиколоток накалённой трубы – ещё не хватало с этой встречи унести с собой ожог. Одного такого знакомства ей вполне хватает. Адалин соскальзывает с мотоцикла неспешно и аккуратно. Дело не в подростковом смущении. Она, в действительности, поражена.

– Какие-то очень завуалированные аллегории, – хмыкает Ада, осторожная ступая к краю обрыва.

Во мраке наступающей ночи, которая всё ещё борется с солнцем за право господства на небе, царит тишина. Она лениво прерывается изредка: далёким трещанием птиц, стрекотанием сверчков и кваканьем лягушек. Между Ильёй и Адалин застывает недосказанность. Она смотрит на воду, жмёт губы и обнимает себя за плечи. Ей лучше молчать или сказать что-нибудь? Отшутиться или увести разговор в другую сторону? Стоит представиться, наверное, потому что начинать знакомство с поцелуя как-то неправильно. Голова кружится, и Адалин не разбирает, в чём дело: то ли в недавнем ощущении скорости, то ли в рое мыслей, которые не дают ей покоя. Она делает шаг назад, затем ещё один – и отходит от берега прочь.

А Стрелецкий, заметив краем глаза движение, отмирает. И внимательно смотрит на Адалин.

– Выглядит, как твоё секретное логово. Не очень романтично, чтобы ты понял, – тихо шепчет Ада, первой нарушая тишину.

– Это одно из моих любимых мест здесь. Закат тут больно красивый. Солнце кажется больше, чем в городе. И плавно скользит по воде, как будто кто-то вылил лаву. Такое происходит только летом. И каждый раз, когда мы приезжаем сюда, я стараюсь посетить это место, – Илья чуть поворачивает голову, чтобы уловить взглядом силуэт Адалин. – Красиво. Правда?

Стал бы он говорить это, будь здесь кто-то другой? Какая-нибудь однодневная знакомая, которая забылась бы уже к следующему вечеру. Что-то среднее между серой мышкой и активной болельщицей. Недостаточно красива, чтобы смотреть на неё дольше, чем на закат. А теперь Илье насильно приходится удерживать себя так, чтобы не повернуть головы и не впиться глазами в её смущённое лицо, тёплые карие глаза, отражающие солнце. Илья медленно произносит:

– Знаешь, птичка. Мне кажется, что ты должна мне конфетку, потому что я недостаточно распробовал её в тот раз. Впрочем, как и твои губы. Что скажешь? Поцелуй или конфета?

Илья облизывает нижнюю губу и с улыбкой поворачивается к Адалин. Он, наконец, позволяет себе утонуть в ощущениях. Так же быстро, как и в тот раз. С одной лишь разницей: тогда она отражала в себе праздность свободного веселья, а сейчас – грациозность величественной природы. Истинно удивительная незнакомка.

Под пронзительным взглядом серых глаз Стрелецкого она складывает руки на груди. Ада думает, что лучше бы притворилась, что не узнала его. Разыграла бы глупую и неловкую сцену, будто бы это не она была в тот вечер, а её сестра-близнец. Адалин смотрит на солнце, ускользающее за деревья, а потом вдруг поворачивает голову в сторону довольного донельзя юноши. Ей следует взглянуть на него как-нибудь укоризненно. Нахмуриться, натянуть самое серьёзное выражение лица. Ей следует отойти от него и остановить всё это немедленно.

Но ничего из перечисленного она не делает.

Уголки губ Ады вздрагивают в ответной улыбке.

– Поцелуй или конфета? Это что, Хэллоуин? «Сладость или гадость?», – Адалин удивлённо вскидывает брови, но улыбка не сходит с её губ. – Так что же ты выберешь?

– Если брать такую аллегорию, то поцелуй пусть будет сладостью, а конфета – гадостью. Иначе почему я хочу выбрать первый вариант? – Илья улыбая-ется слишком хитро – по-лисьему. – Выбор скорее за тобой, пташка.

Ему даже не хочется строить из себя недотрогу. Играться на чужих чувствах, наблюдая со стороны за отчаянными попытками понравиться ему со всех красивых ракурсов. Наверное, он слишком «стар» для этого или в его жизни было слишком много девушек, которые с таким старанием унижались перед ним. Это всегда раздражало его, но сейчас он уверенно пользуется теми чертами характера, что обычно восторгают заинтересованных дам.

Адалин возводит глаза к небу, вероятно, проклиная его, а потом тихо шепчет:

– Ну какой же ты…

«Невыносимый», – договаривает за неё Илья мысленно и улыбается. Искренне, без натяжений в скулах, без попытки оскалиться. Наблюдая за её лицом с особенным интересом, потому что сейчас больше ничего не имело такого значения.

Француженка находит конфету в кармане кофты. Она как-то задумчиво рассматривает её в своей ладони, прежде чем слышит щелчок в сознании. Всё это – изначально просто отвратительная идея, но Адалин не видит границ. Вуд не жадная и может подарить этому парню и поцелуй, и конфету. Но в непонятном порыве она решает… Поиграть?

– Я выбираю конфету, renard rusé [прим. фр. «хитрый лис»], – Адалин поднимает на него глаза и разворачивает фантик.

И стоит Илье только потянуться за конфетой, как Адалин выхватывает «гадость» прямо у него из-под носа. Девушка подносит карамель к своему рту и аккуратно зажимает её между зубов, склоняя голову в сторону так, чтобы весело сверкнувший глазами Илья смог забрать свой сегодняшний выигрыш.

– Вот так вот, значит, да? – он широко улыбается.

Её тонкие губы обрамляют край конфеты, жёлтая карамель зажата между ровных зубов… Это выглядит привлекательнее, чем вульгарное выпячивание форм или что-то подобное. Илья сплетает пальцы за спиной, иначе в наглости прижмёт её к себе и заберёт всё сразу: и поцелуй, и конфету. Он предпочитает соблюдать правила, а потому слегка склоняется, осторожно забирает конфетку и замирает, заглядывая ей в глаза. Где-то в голове беззвучно тикают часы, медленно вращая секундную стрелку, но незнакомка уже отступает, чтобы не сломаться под натиском его пристального взгляда. Юноша выравнивается вслед за ней, перекатывает конфету во рту и немного морщится, когда кислота стягивает рот.

– И как же тебя зовут? Или мне называть тебя маленькой французской пташкой по возвращению к остальным?

Её губы растягиваются в улыбке, когда она замечает, как он морщится. Есть в этом что-то умилительное и «живое» – доказательство того, что парнишка перед ней настоящий, и всё это не её больная фантазия. Блондинка тихо смеётся, отходит чуть назад, чтобы дать и себе, и ему немного пространства и свободы. Так и дышится легче, и мозг не туманят его насыщенные серые глаза. И думается легче… Определённо легче.

– Зови меня так, только не на людях, прошу. Пусть это останется между нами, если не хочешь навлечь на себя гнев Жени, – она прячет руки в карманы кофты. На улице тепло, и даже немного душно, но мурашки не хотят сходить: зарываются в загривок и вытаптывают дорожки по позвоночнику. – Адалин. Меня зовут Адалин. Можно просто Ада, – она лукаво щурит карие глаза.

Сейчас важно удержать все порывы. Во многом они – эгоистичные, требовательные, буквально бьются о рёбра изнутри, но Илья не может разрешить себе быть таким наглым, как вчера в клубе. Одно дело скрывать характер с незнакомкой. И совсем другое – говорить с ней теперь.

Юноша отводит взгляд на закат, который плещется у крыш домов и вздыхает. Как бы ни хотелось тут остаться, им нужно вернуться до наступления полной темноты. Везти француженку по бездорожью в полумраке, учитывая то, что здесь запоздало включают уличные фонари – плохая затея. Но ему становится даже немного тоскливо осознавать, что минута уже прошла, а восторг ещё не улёгся.

Илья возвращается к мотоциклу первым. Почти любовно гладит руль, прежде чем перебросить ногу и взяться за шлем. В этом жесте столько неизмеримого восхищения, вложенного в это движение, словно нет ничего дороже и важнее, чем это транспортное средство. Натянув шлем и вскинув забрало, юноша оборачивается и смотрит на девушку. Без него, в свете пламенных оттенков, стоящая в пяти шагах от склона, она выглядит прекрасно.

– Поехали, нужно вернуться, а то мы задержались. Ещё немного, и Кириллу придётся ехать и искать нас, – спокойно произносит Илья и терпеливо ждёт, пока девушка вернётся на исходную позицию. Её медлительность позволяет ему потратить эти секунды на любование видами. Он не так часто находит возможность выбираться сюда, в отличие от своих друзей. К тому же слишком привык жить моментами, а не грёзами о будущем. – Крепче обнимай, птичка, я всё же несу за тебя ответственность.

Адалин не отвечает ему ничего, лишь прикусывает щёку изнутри и улыбается под шлемом. Она обхватывает его торс точно так же, как делала это по пути сюда. Но почему-то теперь ощущается всё это совершенно иначе. Девушка сцепляет свои пальцы в замок и крепко держит спину Ильи. Адреналин снова поступает в кровь, когда мотоцикл начинает рычать подобно дикому зверю. Ада задерживает дыхание и жмурится, не решаясь сразу открыть глаза.

Двигатель тихо урчит, когда Илья убирает подножку и прибавляет газу. Мотоцикл несётся вперёд, резво разворачивается, задним колесом обрамляя то место, где они стояли, и стремительно катится вниз со склона по сухой грунтовой почве, унося их отсюда подальше.

* * *

Ленивые сумерки наступают быстрее, чем Адалин может подумать. Когда они приезжают, на улице уже царит слабая тьма, и лишь огоньки домика освещают им дорогу ко входу. От недавнего заката не остаётся и следа. Задрав голову, Адалин удивлённо обнаруживает, что темнота не поглотила небо, а звёзды не вспыхнули мелкими точками.

Женя с горящими от счастья глазами тут же подлетает к ней, спрашивая исключительно о чувствах и ощущениях во время быстрой езды. Ничего лишнего – и хорошо. Кажется, что Павлецкая вообще не догадывается ни о чём, и Аде даже становится стыдно, что она не признаётся Жене в том, что они с Ильёй были уже знакомы до поездки. Пусть и через поцелуй.

Шлем Ады возвращается в руки Кирилла, который доволен происходящим не меньше окрылённой Жени. Наверное, подруга будет такой же радостной и довольной только когда Адалин даст добро на маленький чернильный рисунок на своей коже. Где-нибудь на незаметном месте. Ей частенько приходится участвовать в публичных встречах, и возможности расписывать себя так же, как подруга – нет. Татуировки Жени виднеются из-под ворота кофты, прячутся под одеждой на руках, спине, бёдрах и груди. Витиеватые дракончики, замысловатые цветы, даже фраза на французском, написанная рукой Адалин: «ici, je suis le principal probleme» [в переводе с франц. – тут главная проблема – это я]. Ада всегда удивляется смелости Жени и частенько всматривается в татуировки подруги – да и Павлецкая никак не может удержаться от того, чтобы лишний раз не похвастаться своими «трофеями».

Кирилл обнимает своего друга за плечо, утягивает его в сторону бассейна, и не перестаёт приговаривать:

– Тот, кто опоздал, должен выпить бутылку комбучи. Залпом!

Илья наблюдает за тем, как вокруг Адалин собирается толпа его друзей, восторженно обменивается громкими эмоциями, а сам тщетно пытается вспомнить, когда ещё они были так оживлены с незнакомцами. Это маленькое семейное сообщество очень опасливо встречало новых членов, испытывало их, брыкалось, кусалось и даже царапалось. Но сейчас кажется, что француженка была среди них абсолютно всегда. Илья косится на Кирилла со свойственной ему хмуростью. Как если бы его настроение было порогом, через который нужно было срочно переступить. Излишки эмоций, усталость и рабочая нагрузка не только стягивают мышцы на плечах, но и злят. Кирилл хорошо знает, что в этот момент распутье Ильи предопределяет дальнейший вечер, поэтому властно впихивает в руку Ильи холодную бутылку с неясным варевом.

– Выдохни, друг, – Кирилл ободряюще похлопывает Илью по плечу, отчётливо улавливая, что натянутая струна где-то внутри друга подрагивает, знаменуя скорый разрыв, и очень старается говорить мягко, так, чтобы этого не произошло. Он дожидается, пока хмурость Стрелецкого слегка разойдётся и расслабятся его густые брови, а потом широко улыбается. – Ты справился. Заслужил всё это. Пей. Пей. Пей. Пей!

С каждым новым «пей!» голос Кирилла становится звонче. С ним сплетаются и другие голоса, нарушающие вечернюю тишину и умиротворение. Илья проходит чуть вперёд, на ходу расстёгивает куртку и смиренно запрокидывает бутылку, прикладывая к губам. Глоток за глотком он поглощает напиток, пока внутри банки ничего не остаётся.

– Комбуча? – с недоверием переспрашивает Адалин у Жени, пока остальные продолжают скандировать призыв.

– Чайный гриб. – хихикает подруга. – Запасов от бабушки Кирилла в доме ещё полно… На все опоздания Стрелецкого хватит.

– Чайный… Что?!

– Ты в России! – восклицает Павлецкая и легонько шлёпает Аду по бедру. – Не выпендривайся!

Илья допивает бутылку комбучи и победно поднимает её над головой. Очередная победа! Вырванная зубами, вытянутая на тяжёлой цепи из самого болота. Очищенная трудом и потом, выбеленная и выставленная напоказ. Осознание этого делает усталость Ильи приятным последствием, а не тяжёлой ношей. Каждый раз, открывая новую точку, он вспоминает, сколько сил ему пришлось вложить в самую первую. И все ещё самую любимую, даже сейчас. А как долго он мучился с арендой помещения для второй точки… И как ему выносила мозг налоговая при открытии третьей.

Стрелецкий пробирается ближе к домику и уходит туда, чтобы наконец сложить свои вещи. Он кладёт свою сумку отдельно от всех остальных, так, чтобы потом была возможность быстро собраться и сбежать. Он меняет кожаную мотоциклетную броню на длинные чёрные шорты с красным пламенем вместо полосок по бокам и чёрную майку, вырез которой отлично демонстрирует все его татуировки и золотую цепочку с кольцом Адалин. Сначала Илья хочет оставить её где-то среди вещей, будто чувствует, что Ада сразу обратит на это внимание. Но потом решает, что нет места безопаснее, чем собственная шея.

Запах шашлыков смешивается с летней свежестью вечернего воздуха. Он проникает в домик даже через закрытые форточки, а когда Илья выходит на крыльцо, то чувствует, как этот запах практически заменяет собой всё остальное. Женя с Алисой и Димой крутятся вокруг стола и дорезают что-то, при этом весело переговариваясь друг с другом. Кирилл с Серёжей ходят вокруг мангала, обмахивают угли куском пластмассы. В одиночестве стоит лишь француженка. Илья приваливается плечом к деревянному столбику на крыльце. Пышно цветущая сирень скрывает его от чужих любопытных глаз, но даёт возможность наблюдать за остальными. Он беззвучно хмыкает.

И всё же Ада не чувствует себя здесь чужой.

В гардеробе Адалин есть и элегантные туфли от «Jimmy Choo», и платья из последних коллекций «Valentino». Но здесь она не видит в брендовых шмотках никакого смысла. Куда комфортнее чувствовать себя в джинсовых шортах и в бесформенной футболке из масс-маркета. Куда приятнее шлёпать босыми ногами по нагретой солнцем плитке перед бассейном. Чувствовать долгожданное расслабление, наслаждаться возможностью вздохнуть полной грудью. Даже несмотря на то, что из динамиков телефона льётся мягкая французская трель. Быстрая, для нежелательного слушателя похожая на скороговорку, но вполне понятная для Ады. Она тихо выдыхает, опускается на раскладной туристический стул, тут же откидываясь на спинку и запрокидывая ногу на ногу.

– Они сказали, что я должна присутствовать на этом собрании, а я… А я…, – тихий всхлип на том конце трубки заставляет Аду устало вздохнуть и тут же прикрыть глаза.

– Дыши глубже, Леона. Они же не петлю тебе на шею накидывать собрались, – на секунду голос Ады затихает, а в следующий момент взрывается новой порцией негодования. – Прекрати рыдать. В верхнем ящике моего стола я оставила все документы. Просто ознакомься с ними и иди на планёрку. Прочитай по бумажке, все вопросы запиши, а потом передай мне. Напомни им про проекты, которые мне должны были прислать на почту для согласования. Если что тебя подстрахует Томас. Поговори с ним. Мы все вопросы решили ещё вчера. Только не истери, Леона, прошу, – плач Леоны медленно затихает, переходя в рваные вздохи. – Сиди и улыбайся. Никто из них не накинется на тебя. Ну а если Эд попытается вмешаться… Я разрешаю тебе послать его к чёрту.

Голос Леоны снова трещит, не переставая, и Адалин прижимает ладонь ко лбу, чувствуя нарастающую головную боль. Не уезжающей до этого надолго Аде впервые приходится оставить новоиспечённую помощницу одну. И теперь она закатывает истерику от свалившихся на её плечи обязанностей. Даже с учётом того, что большую часть Адалин разгребла перед отъездом.

– Никто не заставляет тебя лично назначать встречи, – устало шепчет Адалин. – Ты просто моё доверенное лицо, которое должно передавать мне всю информацию. Зайди к Томасу. И выпей успокоительного.

Адалин сбрасывает звонок до того, как трель Леоны снова резанёт по ушам. Ада убирает телефон за спину, но вместо того, чтобы опустить его в карман джинсовых шорт, просто кидает на тканевую сидушку стула. Адалин опускает лицо в прохладные ладони и закрывает глаза. Все её попытки освободиться нагло прерываются проблемами то с семьёй, то с работой – работой в империи отца на пол Европы – и перекрывают Аде кислород. И даже за много километров от Парижа ей не дают забыть об этом. Ей так хочется бросить всё, остаться в другой стране, устроиться на обычную работу и вечерами выходного дня петь в баре. Исполнить свою маленькую мечту, открыть кафе, в котором подавались бы сотни видов круассанов и выпечка по рецептам её бабушки. Хочется наверстать всё упущенное и не видеть всей той грязи, которая скрывается за шуршащими купюрами.

Пока Ада старалась успокоить разбушевавшуюся помощницу, вокруг неё разворачивалось целое преступное действие. Илья успел подмигнуть Кириллу, и тот сразу же отсалютовал ему, словно только и ждал знака. Кирилл ушёл к Жене, увлёк её в разговор… Ада вряд ли могла предположить, что попала в настоящую семью, где все понимали друг друга с полуслова. Поэтому Илья точно знал, что может спокойно приближаться к Аде со спины и никто не выдаст его – кроме Жени, которая сейчас хохотала над шутками Кирилла. А Алиса вдруг окажется рядом с француженкой, отвлечённо спросит, как у неё дела и проверит, не пострадал ли телефон. А потом легко отойдёт в сторону за секунду до того, как руки Ильи скользнут под колени француженки.

Адалин даже не успевает взвизгнуть, как теплота ладоней Ильи обжигает её кожу сквозь ткань футболки, заставляя Вуд крепко вцепиться в мужское плечо и взглянуть в лицо Стрелецкого. Он держит её на руках

– Стой. Что ты делаешь? – тихо шепчет она, пока по губам Ильи расползается пусть и хитрая, но доброжелательная улыбка.

– Ты нарушила самое главное правило нашего «клуба», – поймав её непонимающий взгляд, Илья практически ликует. – Работу мы оставляет за пределами домика. И за нарушением следует наказание.

– Что за детский сад? – Адалин закатывает глаза и собирается соскользнуть с его рук, но Стрелецкий прижимает её к себе крепче, сверкнув серыми глазами в полумраке. – Ты что, серьёзно? – благо, Ада знает, что есть одно волшебное слово, которое достаточно просто прошептать, чтобы помощь тут же подоспела. – Женя!

– Сделай вдох!

В этот момет Илья тащит её в сторону бассейна. Он со смехом выжидает буквально секунды две, чтобы Ада успела осознать происходящее, а в следующий момент отталкивается и кубарем плюхается в воду с Адалин на руках.

Он отпускает француженку почти мгновенно, чтобы позволить ей всплыть первой. Ощущает толчок в свой живот, когда она отталкивается и выплывает на поверхность. Сердце Ильи замирает, пузырьки воздуха всплывают и исчезают на воде, пока он находится там, под водой. И лишь спустя какое-то время Илья отталкивается от дна и медленно выныривает, шумно выдыхая остаток воздуха.

Тело Адалин, нагретое солнцем, подрагивает от вечернего холода, и она, улыбаясь, проводит ладонями по своему лицу, стирая назойливо затекающие в глаза крупные капли воды. Француженка тихо смеётся, когда слышит злое шлёпанье босых ног Жени по плитке. Ох… Уж Женя за Адалин-то…

– Илюша, я оторву тебе причинное место! И заставлю съесть его на ужин, – шипит на него Павлецкая, пока Адалин выбирается, опираясь на бортик. Вся её футболка вымокла до последней нитки и теперь облепляет тело как вторая кожа. – Вот выйдешь оттуда, я тебе покажу, где раки зимуют, негодник!

Ада случайно ловит взгляд Кирилла. И в его глазах, и в глазах Адалин вспыхивают одинаковые, недобрые огоньки. В их головах рождается одна общая мысль. Пока Павлецкая отчитывает Илью, а заодно и всех остальных всеми известными ей словами, Адалин медленно поднимается на ноги. Сейчас подруге и дела нет до неё, а значит… Ада обхватывает подругу, прижимаясь к ней мокрой одеждой, и Женя испускает нервный визг от обжигающего кожу холода. Кирилл тихо смеётся в кулак, чтобы не раскрыть то, что тоже участвует в «коварном плане», а Адалин спешно отстраняется, чтобы убежать от разъярённой Жени.

Глава 4

Сентябрь, 2011

Париж, Франция

Адалин потягивается, удобнее устраиваясь на подоконнике и осторожно поправляет школьную клетчатую юбку. Пятки кроссовок упираются в бок скамейки, на которой лежит Тонн в солнцезащитных очках. К нему плечом приваливается Ник. Последний выглядит деловито – одной рукой что-то набирает на своём ноутбуке, другой протягивает сэндвич Адалин.

– Сидеть на подоконнике неприлично, – бурчит Ник, смотря на троюродную сестру. – Приятного. Я взял с индейкой.

– Может быть, не будь вы оба такими широкими, что заняли всю скамейку, я бы и потеснилась с вами. Выключай своего чопорного англичанина, Ник, – цокает языком Адалин, принимая из его рук сэндвич и начинает бороться с непослушной пластиковой упаковкой.

– А мог бы и мне чего-нибудь захватить, – сонно протягивает рядом Тонн и широко зевает, хватаясь за дужки своих очков. – Я не успел позавтракать и чуть не проспал всё на свете, – он натягивает очки себе на лоб, красноречиво демонстрируя всем синяки под глазами от недосыпа.

Вуд тихо присвистывает и наклоняется поближе к Тонну, чтобы обхватить его подбородок пальцами, покрутить лицо в разные стороны под солнечным светом.

– Сколько ты не спал? Хотя правильнее спросить, сколько ты спал?

Тонн шипит диким котом и аккуратно дёргается в сторону, чтобы сбросить с себя руки подруги. Белок глаз вокруг зелёной радужки ломается паутинкой красных капилляров, взгляд рассеянно блуждает то по Аде, то по Нику. Тонн с трудом высидел урок, подрёмывая в очках. А теперь широко зевает, борется со сном и заваливается на плечо Фейна.

– Я играл в третий «Баг Сгу», мне было не до ваших крепких снов, принцесса Ада. Я лишь мечтал о том, чтобы ночь длилась подольше и я мог пройти больше, – Тонн снова широко зевает, даже не прикрывая рот рукой, а Николас осуждающе качает головой и цокает языком.

– Я куплю тебе кофе из автомата, Атталь. Только не зевай так широко. Кажется, у вас сегодня лёгкие уроки? – карие глаза Николаса обращаются к Аде, которая жадно вгрызается в свой сэндвич. – Присмотришь сегодня за ним? Если что, можешь выбить из-под него стул, и, может быть, тогда он проснётся.

Тонн недовольно стонет, но Адалин решительно кивает. Тонн возмущается не столько разговору «как будто его здесь нет», а сколько тому, что Николас Фейн, отложив свой ноутбук на подоконник рядом с Вуд, поднимается на ноги, лишая Тонна мягкого нагретого местечка.

– Не играется тебе в выходные, – тихо шепчет Адалин, приподнимая брови, когда друг из положения «сидя» перетекает в положение «лёжа», – Пожалел бы хоть сам себя. Последнее, на что ты теперь похож, так это на человека.

– Я ленивая коала, которой нужно дерево, чтобы завалиться спать, Ада, – бурчит Тонн, подкладывая руку под голову и закрывая глаза. – Меня не существует сегодня и ещё пару дней, пока я не пройду эту игрушку, – очки скатываются набекрень, путаются в кудрявых волосах Тонна, но тому нет дела до таких незначительных неудобств. Он, наконец, может коротко задремать.

Адалин страдальчески выдыхает. Спорить с Тонком просто невыносимо, и она даже не прикладывает усилий его перевоспитать. В голову Аталля невозможно вбить то, что завтра им тоже идти в школу, сидеть все уроки… И кофе из автомата никак не поможет, если поставят неожиданную проверочную работу по математике. Впрочем, плохие оценки Тонна не пугают. Ему вообще можно позавидовать в этом смысле. Он напоминает вольного уличного кота, который идёт туда, куда ему хочется; делает всё, что взбредёт в голову; и никто не в силах остановить его или проконтролировать.

– Поднимись, недоразумение, – вздыхает Николас, свободной рукой трепля кудрявую голову Тонна и заставляя его подчиниться. – Ваш кофе, месье.

Словно непослушное желе, Тонн с трудом поднимается, выпутывает свои волосы из оправы очков и поднимает заспанные глаза сначала на Николаса, а потом и на бумажный стаканчик кофе в его руках. Жадно втягивая воздух, пропитанный ароматом кофейных зёрен, он с трудом успевает буркнуть другу «спасибо» и тут же заливает живительную жидкость себе в рот. И всё равно, что кипяточный кофе из автомата обжигает язык, а кофеин совсем не помогает взбодриться. По крайней мере, Тонн больше не издаёт странных звуков и не треплет языком. Николас снова утыкается в ноутбук, а Ада поглощает свой сэндвич, мало на что обращая внимание.

Длинный коридор, куда стекаются школьники с учебных кабинетов, чтобы в холодную погоду пообедать, наполняется шумом, гулом и смехом. Держащиеся особняком Николас Фейн, Тоин Атталь и Адалин Вуд редко кого пускают в свою компанию, но не потому, что они изгои школы – скорее уж наоборот. Семья Ады нашла инвесторов на строительство этой новой школы, семья Фейнов занималась обеспечением новшеств из мира IT, а члены семьи Атталь были одними из тех, кто вкладывался в этот проект. В общем-то, эти трое просто не любят преднамеренную лесть. А вот брат Ады, наоборот, собирает вокруг себя целую свору лебезящих, бегающих за ним школьников – по большей части девушек, конечно. Этим троим комфортно и друг с другом.

В какой-то момент гул коридора стихает. Всего секунда, но за эту секунду Ада перестаёт жевать свой бутерброд, Ник выглядывает из-за ноутбука, а Тоин лениво приоткрывает глаза.

Именно в этот момент всё и начинается. В коридоре появляется она. Рыжие волосы новенькой собраны в аккуратный хвост, а новая форма контрастирует с потрёпанными кроссовками и старым рюкзаком.

Их школа недавно начала предоставлять гранты, давая возможность детям из более бедных семей поступить сюда на полное обеспечение. И, конечно же, избалованных сытой жизнью учеников это не устраивало. Они морщили свои напудренные носики, закатывали накрашенные глазки и кривили красные губки. Для них бедная прослойка населения – грязь, которую нужно соскабливать щёткой.

Все взгляды обращаются в сторону новенькой девочки, и она вся сжимается. Ниоткуда взявшийся Эдвард кровожадно улыбается, и его гадкий шёпот прокатывается по коридору. Адалин не теряет времени зря, и уже подскакивает со своего места, оставляя сэндвич на подоконнике. Юркой змейкой она лавирует между застывшими школьниками и оказывается прямо перед новенькой. И дружелюбно, но нервно улыбаясь, протягивает ей руку.

– Привет, меня зовут Адалин. Но можно просто Ада. Ты же новенькая, да? – уголки губ едва вздрагивают, когда краем глаза Адалин замечает, как подскакивает на ноги Эд. – Как тебя зовут?

– Дафна Деко, – холодные пальцы Дафны обхватывают протянутую руку, и она напряжённо поджимает губы. – Для меня тут места нет. Я лучше пообедаю на улице.

Адалин приподнимает брови, сжимает пальцы Дафны и кивком головы указывает в сторону их маленькой компании.

– Одно место найдётся у нас. Знаешь, одной среди двух взбалмошных мальчишек слишком тяжело. Составишь мне компанию?

Ада не заставляет её. Даже руку отпускает тут же после своих слов, давая Дафне возможность уйти. Дафна же прикусывает нижнюю губу, коротко и нерешительно кивая, и Адалин готова прыгать и хлопать в ладоши. Она тут же подбегает к Дафне справа, обхватывает пальцами её локоток и ведёт к Нику и Тонну, пока пристальные взгляды провожают их до самого окна.

– Знакомься, Дафна. Вот этот русоволосый парнишка в очках и с ноутбуком – месье Николас Фейн. Мой троюродный брат и англичанин до мозга костей, – Адалин переводит взгляд на развалившегося Тонна. – А это Тонн Атталь. Его семья занимается всякими ресторанами и клубами, так что ты, возможно, слышала его фамилию. Можешь обедать в нашей компании. Расскажешь о себе?

* * *

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия

Издалека доносятся гул и веселье, смешанные с громкой музыкой. В ней же тонут чужие шаги, и до последнего взгляд Ильи прикован к небосводу. На нём ни одной тучи. Звёзды белыми вкраплениями мерцают от любого движения и незаметно глазу плывут в черни, наполняя всё атмосферой особой загадочности. Когда-то он очень любил эти небесные светила. От этой любви осталось лишь мимолётное стремление отыскать что-то среди белого блеска мёртвых звёзд. Но даже в этом Стрелецкий по сей день находит внутреннюю гармонию.

Он сбежал, наверное. На их шумном столе закончились напитки, да и голова у Стрелецкого уже неприятно потрескивает…Да и кроме того, Илья предпочитает портить здоровье табаком в одиночестве. Утром его друзья будут дрыхнуть без задних ног, а ему нужно будет спешно собрать все свои скромные пожитки. Возможно, он успеет сварить себе кофе, посидеть на утреннем солнышке и порисовать – просто чтобы проснуться окончательно. Потом приедет домой, быстро примет душ, а по пути на работу заедет в кофейню и купит любимый Анькин кофе.

– Эй, рыжий-рыжий лис, – голос девушки рассекает воздух мягким шипящим звуком. – Ты, кажется, забыл мне кое-что отдать? Не напомнишь, что именно?

Француженка хорошо говорит на русском, но любой коренной житель с уверенностью скажет, что она не принадлежит этому обществу. Такой маленький незаметный иным нюанс, который прячется где-то в складках языка: при произнесении слов он сужается немного иначе, чем у носителей. Илья переводит на неё взгляд и щурится, не в силах увести взгляд в сторону от растрёпанных светлых волос, внимательных карих глаз.

– Я тебя внимательно слушаю, маленькая французская пташка.

Он стоит у крыльца, опираясь спиной о шершавый деревянный столб, поддерживающий крышу. Подкравшаяся Адалин выглядит беглянкой.

Тем человеком, что бежит от грубой реальности навстречу красивым книжным романам. Не обделённая умом, не лишённая крыльев, Адалин очень точно знает маршрут своего полёта в тёплые края и никогда ещё не сбивается с него. Кроме последнего раза. Это ощущается очень остро именно сейчас.

Таких людей зачастую хочется прибить к земле гвоздями: озлобленное желание любого человека безоговорочно сделать всех одинаковыми. Забить ногой таланты в сухую почву. Выбелить зубы ударами кулака. Применить любую грубость, вплоть до полного уничтожения, чтобы светлое пятно не выбивалось из ряда серых и невзрачных. Так устроен мир.

Илья просто смотрит на неё, притворяясь задумчивым, и у него возникают сомнения. Ему не хочется лишать Адалин права летать. Не хочется обламывать ей крылья, запихивать в золотую клетку и заставлять повторять слова, как попугая. За ней было приятно наблюдать со стороны, как за диковинкой. Так, чтобы не спугнуть. В этом скрывается шарм француженок? Или шарм её самой? Он мыслит сейчас совершенно иначе. Искажает своё мировоззрение под совершенно иной спектр.

– Кольцо. Оно ведь у тебя, – взгляд Адалин ненадолго задерживается на шее Ильи, где из-под ворота футболки виднеется цепочка.

– Я не отдам, – спокойно отвечает он, откидывая голову назад.

«Не отдам». Брови у Адалин неспешно ползут вверх, пока взгляд блуждает по лицу Стрелецкого, в надежде прочитать хоть какую-нибудь эмоцию – зацепиться, поймать, потянуть на себя. Размотать, разгадать, взглянуть поближе. Потому что Илья для неё – какой-то непонятный. Адалин даже предположить не может, чего стоит от него ожидать. Просто словесной перепалки и пары быстрых поцелуев в губы? Или весьма напористых действий? Ада щурит глаза, пока её взгляд скользит по кадыку, торчащим из-под ворота футболки чернильным татуировкам и снова возвращается к тонкой цепочке с колечком.

Вместо бледного лица француженки перед глазами Ильи снова холодные звёзды, и мир насмешливо мерцает перед глазами. Стрелецкий обжигает свои лёгкие последней затяжкой, шаркает окурком по изгибу балки и выбрасывает его в заранее поставленную для него же пепельницу. Он портит здоровье куда чаще Кирилла, на две-три сигареты больше за день, поэтому чаще всего на таких посиделках Илья единственный не удерживает себя от соблазна отлучиться. Оставаться в тишине, вырываясь из потока бурной жизни компании – отдельный вид искусства. Адалин, кажется, тоже прекрасно это понимает.

– Если оно так важно для тебя, то почему ты отдала его именно мне? Человеку, которого ты, по всей вероятности, встретить уже никогда не должна была. Это равносильно тому, что кольцо отнесли бы в ломбард. Я мог его в тот же вечер сдать и купить что-нибудь полезное. Скажем, медиаторы для Кирилла. Или бензин для своего мотоцикла. Этот случай, пташка, такой маленький, такой крошечный, что… Я не хочу тебе его отдавать. Не смотри на меня так, ты же сама напрашиваешься.

– Может, я и отдала тебе его, потому что не должна была встретиться с тобой? – голос Ады срывается на шёпот. – Ты не продал его, не сдал в ломбард, чтобы купить что-то другое, верно? – Адалин приподнимает брови вверх, щуря карие глаза и всё ещё пытаясь поймать Илью за проявлением эмоций. – Признаться, я не ожидала, что ты будешь вот так носить его около сердца. Неужели так понравилось колечко? – Адалин приходится подавить вспыхнувшее ехидство в глазах, когда она делает пару резких шагов вперёд.

Илья смеётся, осторожно снимает с шеи цепочку, вкладывает её в собственную ладонь и поднимает высоко над своей головой. Так, чтобы француженка не могла до неё добраться.

Ада успевает ухватиться взглядом за слабый блеск цепочки и кольца, которые Илья снимает со своей шеи – так аккуратно, что у Адалин, кажется, голова немного кружится от этого. Девушка цепляется за этот небольшой, совсем незначительный для кого-то жест. Возможно, даже сам юноша не замечает, с каким трепетом он укладывает обычную безделушку в свою руку. А Адалин замечает… Она поджимает губы, вытягивает одну руку вперёд в надежде дотянуться до сжатого кулака, схватить его, разжать и забрать это несчастное кольцо. Пока в голове набатом звучит голос: «Он сохранил его. Прямо как я и просила…».

Некоторое время Стрелецкий беззастенчиво наблюдает за ней, пытаясь анализировать, а потом обхватывает за талию и прижимает к себе, заглядывая прямо в глаза.

Из её лёгких резко пропадает воздух. Адалин только и успевает упереться руками ему в грудь, чтобы не вжаться в тело носом. Вуд ловит насмешливые огоньки в его глазах, устало выдыхая и театрально закатывая глаза – ему самому нравится эта игра! И, наверное, ей стоит подыграть, потому что те чувства, что рождаются в ней, когда Илья рядом… нравятся ей самой. Пожалуй, даже если Ада проиграет в этой игре, она сыграет. Поставит всё на кон, выдвинет все фишки, вскроет тузы, пойдёт ва-банк! Но сыграет.

– Ты сравнила себя с Золушкой из сказки. Когда она потеряла свою туфельку, принц сходил с ума от её красоты и потратил невероятное количество сил, чтобы найти её. Он примерял туфельку каждой девушке в городе. Но помнишь ли ты, дорогая пташка, чем закончилась эта история? Принц нашёл Золушку и забрал её в свой замок. Они поженились и жили долго и счастливо, как положено в конце таких историй. Если ты надеешься, что я оставлю тебя в покое после того, как отдам кольцо, то ты ошибаешься. С другой стороны, у меня есть для тебя маленькое предложение, – Илья говорит достаточно быстро. Так, чтобы девушка не смогла его перебить. Он поднимает голову, разглядывая свою сжатую ладонь и опять смотрит на Аду с улыбкой настоящего охотника за Золушками. – Мы не в сказке, к сожалению. Одного возвращённого кольца недостаточно, чтобы принц мог узнать Золушку получше. Вот если бы она согласилась пойти с ним на свидание, уделить ему немного времени, принц бы смог познакомиться с ней поближе и тогда бы точно знал: стоит ли ему бороться, чтобы забрать её в свой замок или нет. Эй, пташка! Будешь так смотреть – я тебя поцелую.

Адалин осуждающе цокает языком. Она хватается за плечи Ильи, наваливаясь на него всем телом. Всё это скрывало в себе какое-то очарование. Как в подростковом сериале. Только вот сейчас они в реальности. Издалека доносятся голоса друзей, но никто из них, кажется, не собирался нарушать уединение Ильи и Ады. А значит, они могли просто стоять вот так бесконечно и…

– Ух ты, renard rusé [прим. фр. «хитрый лис»] видит себя в роли принца? – с губ Адалин слетает тихий шёпот, а за ним следует смешок. – Где же твой верный конь, мой принц? Или твои рыцари? – Адалин улыбается и качает головой, когда ей поступает весьма… Интересное предложение. – Свидание?

Свидание? Он только что… Адалин прикусывает щёку изнутри, чтобы сдержать нервный смешок, готовый вот-вот слететь с её губ. Девушка отводит взгляд в сторону, и замирает, фокусируется на длинных отсветах фонарей. Она ведь никогда и не бывала на свиданиях… Чтобы таких, как в фильмах. С прогулками за ручку, с разговорами обо всём и ни о чём одновременно. С походом в кино или с посиделками в кафе. Эта игра заходит так далеко, что Адалин сама этого не ожидает. Свидание. Её взгляд спешно возвращается к лицу Стрелецкого, который, кажется, наблюдал за ней всё время её коротких раздумий. Его последние слова отдаются в её голове вызовом. И ей очень хочется напомнить ему, что именно она в том злосчастном клубе поцеловала его; что это она таким неординарным способом поделилась с ним кислой карамелью.

Стрелецкий мог бы с уверенностью заявить, что верный конь стоит у главных ворот, а рыцари пируют за столом в ожидании пива и закусок, но всё это почти не имеет значения. Нет ничего важнее этой маленькой шалости, этой игры, в которую через кольцо вплетаются две ниточки алого цвета. Илья забавляется её игривым поведением, лаской и шалостью. Тем, как она самозабвенно идёт ему прямо в руки, словно заведомо знает, что проиграет. С ноткой дерзости, добавленной в бесконтрольное помешательство. Он долго не может понять, что скрыто в этих карих глазах, пока в голове наконец не всплывают две чёткие картинки.

– Да и разве принцу можно угрожать принцессе? – хмыкает Ада, и одна из её рук вмиг оказывается на щеке Ильи, пока губы коротко и невесомо касаются его губ. Она дразнится, скалится, не даёт ему поцеловать себя, и стоит ему только склониться к ней, как Ада отклоняется назад, не давая ему получить желаемое.

Адалин флиртует с таким же бесстрашием, с каким он вдавливает газ на мотоцикле, разрезая пустую трассу на две неровные половины. И даже если в конце они кубарем улетят в кювет, никто не будет об этом жалеть. Ей не нужно это кольцо. Быть может, для француженки оно действительно было когда-то дорого. Но вложив его в чужую руку тогда, в ослепительном неоне огней, она попрощалась с возможностью вновь надеть его на свой палец. Этот жест значил намного больше, чем они сейчас показывали, обмениваясь колкостями и страстью. Вся эта игра была забавной театральной ширмой, за которой прятались главные герои в перерыве между актами. Снимая грим, поправляя причёски, они перекидывались шутками, которые на сцене никогда бы не смогли сказать.

Он мог бы поцеловать её так, что она бы осела на парапет. Мог свести её с ума настойчивостью, с которой ублажал не одну девушку. Прикосновения и жар, исходящие от его тела, всегда пленили мотыльков. А потом мотыльки сгорали. Оставляли красивые прощальные записки, свои номера, изредка целовали в лоб на прощание и упархивали. Когда Илью бросали, он представлял, как хрупкое тельце мотылька воспламеняется. Мотылёк сгорал, не успевая ощутить ни боли, ни сожаления. Ему не хочется, чтобы Адалин исчезла так, как все остальные. В ней есть что-то особенное, несмотря на классические декорации и излишне игривое поведение. Есть и что-то ещё, за этой ширмой, куда так хочется заглянуть обычному зрителю в перерыве между актами.

Сердце грохочет в груди, пока игривость тёплыми потоками волн расползается по телу. Птички не должны играться с лисами, потому что… Адалин не успевает вскрикнуть, запротестовать, как уже через секунду её спина врезается в деревянный столб, а хитрый и грозный лис скалится и облизывается. Уголки её губ приподнимаются в улыбке, а глаза ловят пляшущих чертят в серых глазах напротив.

– Хорошо, лис. Я согласна на свидание, – Адалин шепчет тихо-тихо – возможно, в надежде, что Илья не услышит этих слов. – Одно свидание, и, если ты решишь, что я тебе не интересна, ты вернёшь мне кольцо. Договорились?

Илья поджимает губы, вынужденный отступить и коротко кивнуть.

– Ты сейчас у Жени или где-то снимаешь номер? – долгие игры в охотника и добычу почему-то быстро надоедают, когда он с ней. Быть может, он просто знает, что, играя, они не смогут долго сохранять лица. А переходить границу сейчас – нельзя. Илья первым входит в дом, проходит чуть глубже и включает свет в подвале, чтобы было удобнее спускаться по лестнице. – Я заеду за тобой часов в пять, устроит? Сейчас поднимусь, погоди. Вернёмся вместе.

– Да, да, – протягивает Адалин, ныряя следом за Ильёй в приоткрытую дверь. – Да – я живу у Жени. И да – вполне устроит, – Адалин быстро шмыгает к холодильнику, в полумраке теряет силуэт Стрелецкого из вида – ей приходится немного сощурить глаза в темноте, чтобы быстро найти выключатель.

Яркий свет режет глаза после вечернего мрака, и девушка стоит на месте, оперевшись о кухонную стойку. Она прокручивает слова Ильи в голове по несколько раз. Он ведь мог позвать её на обычную прогулку, а не называть это… Свиданием. О, Аде приходится приложить все возможные усилия, чтобы предательский румянец не расплылся по бледным щекам от такой прямоты. Неужели это делается так… Просто? Адалин всегда казалось, что люди долгое время идут к тому, чтобы пригласить кого-то на свидание, а тут… Поцеловались вчера вечером, поделилась конфеткой сегодня, и уже завтра… Кажется, сейчас ей как никогда нужен совет Жени.

Илья пригибается так, чтобы низкий потолок не ударил его по макушке, а потом выныривает с деревянным ящиком в руках и несёт его на кухню. Адалин не теряет времени зря и решает помыть и подготовить новую порцию овощей к столу. Ещё не возобновившийся разговор прерывает звонок телефона. Чертыхнувшись, Илья закидывает ящик на край стола так, чтобы не мешать при этом Аде нарезать огурцы, а затем отходит немного в сторону и поднимает трубку.

Адалин возится в холодной воде, смывает с овощей пыль и грязь. На навесной полке она находит доску и тарелку, а нож – рядом с раковиной. Ада приехала в Санкт-Петербург отдохнуть. Немного отвлечься от работы и ругани с отцом и братом. Провести хорошенько время с давней и хорошей подругой, но… Появление Ильи изменило всё и сломало изначальные планы. Но нельзя сказать, что затея со свиданием так уж плоха. Друг Жени определённо симпатизирует ей, и есть в нём что-то такое, от чего она не может забыть ни голос, ни смазливое лисье личико. Что-то, что каждый раз заставляет Адалин продолжать «играть». Девушка смотрит на доску, замечает трепещущую тень Ильи где-то позади. Надо нарезать огурцы. Она ведь за этим здесь, правда?

С её губ срывается тихий хмык, который она так удачно скрывает за волосами – какой же он… Хитрый! Приватизировал золотое украшение себе. Адалин прикусывает щёку изнутри, страшась снова расплыться в широкой улыбке. Всё это так неожиданно – то, что он хранит его, носит на цепочке. Не закидывает куда-нибудь подальше; не несёт его в ломбард, хоть оно и не стоит больших денег; не забывает его в ворохе одежды и какого-нибудь мусора. Он надевает его на шею будто с гордостью. Хотя, может эта «гордость» надумана Адалин… И она просто ошибается?

– Слушаю, Паш, – голос доносится до её ушей и тут же затихает. Илья хмурится, косится в окно, за которым медленно в сторону дома брёдет Кирилл.

В трубке без остановки, сдержанно и терпеливо, кто-то излагает свои мысли. Стрелецкий слушает, кивает сам себе и в самом конце осторожно прижимает пальцами переносицу, чтобы нормализовать своё состояние. Эмоции и излишняя расслабленность сильно мешают вникнуть в проблему. – Это до завтра… Нет, до послезавтра подождёт? У меня на завтра есть планы, я могу приехать либо супер рано, либо очень поздно. Я могу тебе скинуть сайт, и ты сам закажешь необходимое. Да я понимаю, что долго… Ну или сделай переброс из точки в точку.

И пока Адалин краем глаза наблюдает за тем, как Илья «решает свои вопросы», около неё тут же оказывается Кирилл и под шумок стаскивает кусочек огурца. Аде кажется, что и в нём хитрости и лукавства не меньше, чем в Илье. Возможно, из-за долгой дружбы они просто переняли многие черты характера друг у друга? Блондинка тихо смеётся, пока раскладывает овощи на тарелке. А ведь как иронично, сама она недавно тоже трещала по телефону. И это был не дружеский разговор, а рабочий. И её за это наказали!

– Дай угадаю, – Кирилл снова стягивает кусочек огурца с тарелки. – Он нарушает священное правило храма, как думаешь? Он же о работе говорит, верно? Нарушитель. И не накажешь же, праздник у человека…

– Я тебя услышал, Паш, я завтра решу эту проблему, не паникуй раньше времени. В остальном всё нормально? Отлично, бывай, – Илья кладёт трубку и несколько секунд тупо пялится в погасший экран телефона, пока решительно не откладывает его на пустой кухонный стол. Оборачиваясь, он с укором косится на друга и машет рукой, призывая помочь ему с тяжёлым грузом ответственности.

Адалин выскальзывает на улицу первая, оставляя за собой открытую для мальчиков дверь.

– Эй, ковбой, у тебя руки дрожат, – на губах Кирилла появляется ехидная улыбка, знаменующая скорое приближение допроса. Илья рычит, скалится, бросает искры из глаз: делает что угодно, лишь бы это не началось прямо сейчас, когда рядом находится Адалин, не подозревающая ни о чём.

Свидание. Он так просто это сказал. Свидание. Сравнил с этой глупой сказкой, придумал такие странные аллегории. Боже, идиот, честное слово. Свидание. А куда её повести? Это же прям полноценное, да? Прям настоящее, как положено, с необходимостью сводить её поесть, поразвлекать, поспрашивать о личных предпочтениях. Люди к такому как готовятся? Пишут сценарий? Список важных вопросов? Ставят рядом галочки возле требований? Вроде той шутки, где женщина в списке написала про стабильную работу, чувство юмора и отзывчивость, а мужчина просто указал один пункт: дышит.

– Ковбой?..

– Просто заткнись, я тебя прошу, – на одном дыхании выпаливает Илья.

Темнеет. Громкая музыка перестаёт быть необходимостью, и Женя проигрывает в считалочку, а потому теперь должна пойти и выключить музыкальный центр. Разговоры из юмористических плавно перетекают в повседневные. Друзья обсуждают планы, необходимость поехать в горы на Донбай или ещё куда-нибудь, взять общий отпуск и укатить на море, но почти ни у кого не получается подстроить время друг под друга. Илья едва ли участвует в разговоре и изредка наблюдает за поведением француженки. Ему интересно, чем она так привлекает остальных, ведь никакие угрозы Жени не могли способствовать такой уютной атмосфере. Впрочем, он и сам не знает, что так цепляет в ней его самого. Стрелецкий ждёт невероятно долго, почти несколько часов, прежде чем Кирилл наконец созреет отлучиться. И когда его друг медленно поднимается, тело Ильи само собой вытягивается струной и он следует за Кириллом.

Они собираются в тишине, почти у самого бассейна, и Кирилл терпеливо ждёт, пока Илья заговорит. Им не обязательно вот так выходить вместе в разгар общего вечера, это не устойчивое правило или необходимость, потому что они видятся достаточно часто. Скорее наоборот: они надоедают друг другу так, что здесь отдыхают друг от друга в компании, садясь по разные углы стола.

– Я пригласил Аду на свидание, – этот факт звучит из уст Ильи измученно просто, на выдохе.

Кирилл давится, принимается стучать себе по груди и в удивлении и поднимает глаза на друга.

– Ты? Пригласил? Серьёзно?! Великий одинокий Стрелецкий сам, без угроз ножом, пригласил девушку на свидание?! – Кирилл хрипит от смеха, вырывающегося из груди. Но его веселье быстро стихает, так как Илья смотрит на него угрожающе. Покачав головой, Кирилл становится немного серьёзнее. – Слушай, тут две стороны медали. Ну… Она, во-первых, уедет же через месяц. И если ты это понимаешь, то должен понимать и то, что эти отношения не могут быть длительными. А… Во-вторых, у тебя когда последний раз были серьёзные отношения? В пятом классе школы? Ада выглядит серьёзной сама по себе, и ей вряд ли будет интересен твой свободный подход. Ты же сам зарекался, что никаких серьёзных отношений заводить не планируешь. Что они… Обуза? Да, кажется, ты так тогда и сказал. А Ада хорошая. Не разбивай ей сердце, будь выше своих звериных инт… Инет… Интиктов.

– Интиктов? – хмурый до этого момента Илья взрывается от смеха. Кирилл ещё несколько раз старательно пытается выговорить слово «инстинктов», но получается у него плохо. С десятого раза он агрессивно отмахивается от этой проблемы и устало вздыхает, опуская взгляд на воду. Французский шарм или что-то большее? Как понять это, если нет возможности побыть наедине дольше пары минут? Без других людей, без посторонних мыслей и предрассудков. – А ты что-нибудь о ней знаешь?

– Я не знаю, Женя знает, но она всё расскажет Аде, как только ты отойдёшь на метр. Так что не советую. Вообще, дружище, просто наслаждайся моментом. Как ты любишь. Одним днём, – Кирилл одобряюще хлопает друга по плечу, сжимает его изо всех сил и первым уходит спать.

Илья остаётся в одиночестве всего на несколько минут, а после отправляется следом. Завтра рано вставать.

Глава 5

Сентябрь, 2011

Париж, Франция

Адалин не чувствует себя в доме дома. Здесь слишком напряжённая атмосфера – натянутая, словно тетива стрелы. Лишнего звука не издать, лишнего слова не сказать, лишнего действия не сделать. Почти всё подвергается строгой оценке отца, который одним взглядом серых глаз может осадить так, что больше не захочется попадать в его поле зрения.

Со своей женой он общается, как с деловым партнёром – отстранённо интересуется утром, как у неё дела; задаёт дежурные вопросы, а любой разговор с детьми сводится лишь к одному. К учёбе. Эдварда он никогда не замечает. Когда брат начинает говорить, отец сжимает губы в тонкую линию и молча кивает, а вот когда начинает говорить Ада, всё его внимание приковано к ней. Он спрашивает про школу, учёбу, интересуется, как у неё идёт английский и русский. Потом он обязательно предлагает ей вместе съездить в компанию с остановкой на обед в ресторане или в каком-нибудь магазине.

Наверное, поэтому Адалин так и не может почувствовать это место своим домом – это больше похоже на поле битвы или на бесконечное собеседование на работу, где в любой момент ей могут сказать «вы нам не подходите».

Ещё больше разговоров с отцом за завтраком Адалин ненавидит, когда тот вмешивается в их с Эдвардом общение. Когда-то между ними не было открытой вражды, и Адалин даже верит в то, что когда-нибудь они вновь смогут начать общаться так, как раньше. Такие моменты и правда случаются. Когда они вечерами остаются одни дома или включают телевизор в гостиной; когда вместе прячутся в библиотеке и делают там уроки или проекты по учёбе. В редкие дни они могут позволить себе вместе поиграть в шахматы. В карты, настольные игры, приставку или даже в шахматы. Пока отец снова не вмешивается; пока его холодный, оценивающий взгляд не проходится по доске, чёрно-белым фигурам и Эду; пока он одобрительно не становится позади Адалин, слишком явно показывая своё предпочтение; пока не кладёт ладони ей на плечи, демонстрируя своё покровительство.

В такие моменты всё рушится.

В такие моменты Адалин остро ощущает, какая между ней и братом пропасть – просто километровая. И с каждым таким моментом они становятся всё дальше и дальше друг от друга. Уже сейчас, когда им только по пятнадцать лет, они оба редко проводят время в компании друг друга, предпочитая Друзей. Семья для Адалин никогда не ассоциируется с домом.

И в моменты отчаяния она думает, что лучше бы брат родился первым, и 4 минут и 16 секунд не существовало бы вовсе.

Однако, даже когда их отношения ощущаются холоднее ледников Антарктиды, между ними всё ещё продолжают существовать остатки той семейной идиллии, о которой так мечтает Адалин. На удивление, они с братом настолько обожают играть в шахматы, что только это и оставляет им интерес для общего времяпровождения. Если, конечно, отец не находит их здесь слишком быстро.

Шахматы – некая возможность для Эда отомстить сестре за первенство рождения – а для Адалин хороший шанс пообщаться с братом. Пусть и на шахматном поле боя, но такая возможность даёт Аде одно хорошее преимущество. Играя, она может достаточно подробно изучить брата, научиться предугадывать его тактику.

Эдвард всегда нападает бездумно – как только он видит возможность забрать себе фигуры сестры, в его глазах загорается настоящий животный азарт. Он уже не задумывается о том, что ему нужно продумывать каждый свой ход, мечтая лишь о сладком вкусе мести и дурманящей победы. А потом Адалин ставит ему шах и мат, Эдвард проигрывает и злится уже не на себя. А на сестру, которая снова оказывается в выигрыше.

… И их отношения становились хуже.

Адалин сдвигает ладью влево на одну клетку. Откидывается на спинку кресла и почти скатывается по нему вниз в полулежачее положение. От чёрно-белых клеточек рябит перед глазами; от двигающихся фигур уже порядком тошнит. Ада поднимает глаза на брата, наблюдая за его лицом в полумраке библиотеки. Его карие глаза горят безумным огнём, с остервенением скользя по доске, в надежде найти хоть какой-нибудь изъян в разыгрываемой ими партии – хоть что-нибудь, что докажет его первенство. Сегодня Эдвард не торопится, но все его мысли слишком поглощены победой, чтобы продумать свои ходы достаточно хорошо.

Ослеплённый, как ему казалось, приближающимся триумфом, брат бездумно сдвигает ферзя вниз, и Ада прикрывает глаза. Она знает, что он так поступит. Что возьмёт именно эту фигуру, что сдвинет её вниз – раз за разом повторяя одну и ту же ошибку.

«Подумай немного, Эдвард. Не торопись. Не вини потом в проигрыше свою сестру, потому что она совсем ни в чём не виновата. Ни в своём бремени. Ни в твоих проигрышах».

Адалин сдвигает вбок короля, подтягиваясь в кресле, пока её глаза впиваются в лицо брата. Она терпеливо ждёт, когда до Эдварда дойдёт осознание ситуации. Его глаза расширятся, губы сожмутся в тонкую линию, а Адалин сможет прошептать: «Шах и мат!».

Он не сразу понимает. Будто бы в замедленной съёмке, Эдвард растерянно смотрит на шахматную доску, проигрывает в своей голове эту партию снова и снова, желая найти ошибку – но так и не может признать, что сделал её сам.

– Порой для победы много мыслей не требуется, – голос отца за спиной заставляет Аду сгорбиться и склонить голову. – Порой для победы нужно просто слушать то, о чём тебе говорят, а не проявлять глупую инициативу. Если бы ты послушал меня в самом начале, то тебе бы удалось одержать победу над сестрой, – голос холодный, командный, беспощадно жалящий.

«… Тебе бы удалось одержать победу над сестрой».

Адалин кривится от того, с какой интонацией это произносится. Морщится так, словно съела лимон целиком. Такое поведение отца делает отношения брата и сестры только хуже. Ада только и может, что поджать губы, чтобы не среагировать на откровенную провокацию. Эдвард же реагирует моментально. Его щёки покрываются красными пятнами, в глазах загорается настоящий безумный огонь, готовый сжечь не только отца с Адой, но и весь дом.

Эд подскакивает на ноги и, подцепив пальцами край шахматной доски, дёргает её в сторону. Ни Ада, ни Энтони даже не вздрагивают – истерики Эдварда для всех привычны. С шумом и треском шахматные фигуры рассыпаются по полу, катятся в разные стороны. Эдвард подскакивает на ноги вместе с опрокинувшейся доской – только что огнём не дышит, а в остальном вполне походит на разъярённого дракона.

На такую импульсивную реакцию отец не обращает внимания – только уголки его губ, как показалось Аде, дёргаются в каком-то странном, практически хищном оскале. Выводя Эда на эмоции, он словно каждый раз доказывает себе и другим, что сделал правильный выбор, когда назвал Адалин наследницей. Иной причины для этого глупого стравливания Ада просто не видит.

Брат практически рычит, когда выбегает из библиотеки, громко хлопая дверью. Отец подзывает звоном колокольчика горничную, чтобы та собрала рассыпанные шахматы и убрала за Эдвардом весь беспорядок. Но сделай что-то подобное Адалин, он бы сказал ей убрать всё самой.

Медленным шагом Энтони обходит сидящую в кресле дочь, опускаясь в такое же кресло напротив неё.

– Выигрывать у брата тебе не составляет труда, но сможешь ли ты обыграть меня – ещё вопрос, – он переплетает пальцы перед лицом, скользя глазами по шахматной доске. – Посмотрим, хватит ли тебе хитрости и умений. Твои фигуры белые.

Адалин ненавидит играть с отцом. Хотя бы потому, что он постоянно выигрывает. И не всегда честно. Хитро, безбожно юлит, добывая себе победу.

Адалин играет честно, а вот Энтони Вуд…

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия

Он открывает глаза под сопение Кирилла под боком, но это его не смущает. Они спят в одной постели с самой школы, остаются друг у друга в гостях и ездят на эту дачу с самого студенчества. Спальные места тут – не резиновые, и в их большой компании приходится ютиться. Троим девочкам они уступили спальню с кроватью побольше. Диму и Серёжу отселили в самую удалённую спальню на втором этаже – от храпа этих двух тракторов тряслись стёкла в окнах. А Кирилл с Ильёй разложили диван на первом этаже.

Но, несмотря на стеснённые условия, Илье нравится это место, потому что его привычные утренние пробуждения не приносят никакого удовольствия. Здесь, и только здесь, он может не хвататься за телефон, не искать решения тысячи задач, а просто умываться, убирая с лица остатки сладкой дрёмы. Лениво бродить по первому этажу, чтобы не разбудить сладко спящего Кирилла. Искать в хорошо знакомых ящиках пакет с молотым кофе, доставать турку и наполнять её рассыпчатым коричневым порошком. Заливать водой и ставить на самый медленный огонь. И двигаться тихо, так, чтобы не разбудить Кирилла.

Илья любит варить кофе – вот так, почти классическим способом. Медленно помешивая густую жидкость, он буквально медитирует, расслабленно прикрывая свои глаза. Кофеварка одиноко смотрит из своего угла, шумная и вредная, пока он наслаждается беззвучным процессом. В мегаполисе он тратит время на более полезные вещи. Пробежки или поход в спортзал, поездки по делам или прогулки на мотоцикле. Мир постоянно двигается и отсутствие движения там, в бетонных высоких стенах и хитросплетениях улиц, похоже на мгновенное увядание. А здесь всё вокруг кричит, призывает остановиться.

Осторожно переливая кофе в кружку, добавляя туда добрую порцию сливок, Илья перебирается к своим вещам и достаёт из сумки плотный скетчбук. В петлях спирали спрятан карандаш, и его не приходится долго искать в недрах захламлённого рюкзака. Стрелецкий выбирается на улицу, осматривается с крыльца и пробирается к бассейну. В любую секунду он может подорваться и исчезнуть, не оставив и следа своего существования. В этом – весь Стрелецкий. Почти всегда он приезжает сюда последним, а наутро, стоит всем проснуться, его уже нет на горизонте. Никто не говорит ему, что шум заведённого мотоцикла тревожит сильнее, чем скрип ступенек.

Несколько глотков кофе согревающим потоком орошают горло и опускаются в желудок. Отставив кружку, Илья садится удобнее, осторожно макает босую ногу в холодную воду бассейна. Где-то вдали распеваются птицы. Дятел стучит по одинокой берёзе, и при должном внимании его вполне можно заметить в занимающемся рассвете. Природа дышит, лениво качая деревья летним ветерком, приносит с собой запах утренней росы и свежести. Можно закрыть глаза, и картинка сменится ярким полотном зелёных красок, расплывшимся от края до края золотыми линиями. Мир существует где-то отдельно, не собирается вливаться в его собственные мысли. Туманные отголоски воспоминаний терзают его изнутри, наполняют необходимостью вернуться головой в повседневность.

Но здесь так красиво. Даже забор не может сдержать кишащую природу. Вот-вот – и кусты проберутся корнями под этой баррикадой, выбросят вверх стержни-веточки и ворвутся вовнутрь, озлобленные сопротивлением человека буйному росту. Сорняки выстроятся человечками, навострят свои листья крапивы и будут жалить до тех пор, пока гиганты-разрушители не падут под натиском этого удара. Высоко над головой пролетает птица. Она делает мягкий разворот, ныряет ниже, ловит блуждающую мошкару и лениво поддаётся потоку, чтобы плавно подняться выше и исчезнуть за кроной старого клёна. Илья медленно склоняет голову к бумаге, гладит шершавые края подушечками пальцев и делает первую чёрточку.

Рисовать ему нравилось всегда. В своём роде, это – почти отдушина. Когда мыслей становится слишком много, а боль в груди не находит выхода – чёрные линии складываются быстрее и слаженней, чем в безмолвной тишине. Чувства выпадают через стержень карандаша, обрамляются узорами и мягкими линиями. Из-под его руки выходит образ птицы, летящей вниз. Раскрытые крылья Илья осторожно обрисовывает мягкими узорами, напоминающими перья павлина. Когда с ними покончено, Илья переключается на клюв и осторожно обрисовывает цветок, который птица несёт.

Интересно, какие цветы растут во Франции? Стрелецкий думает, подносит карандаш ко рту, так и не успевает нарисовать ничего, кроме изогнутой палочки и пары лепестков. Птица молчаливо смотрит на него с пожелтевшей бумаги, замерев в моменте с каким-то удивительным спокойствием. Её движение кажется естественным. Таким же правильным, как и звуки вокруг. Все, кроме едва заметного скрипа калитки. Несколько мелких камушков, застрявших в протекторе чужих кроссовок, шаркают по декоративной дорожке, и в голове Ильи обрисовывается точная линия этого движения, почти белоснежная на фоне серости камня. Слегка запрокинув голову, юноша смотрит на девушку, сумевшую застать его в таком месте и в такой ранний час, улыбается и снова смотрит на листок.

– Доброе утро, – тихо произносит он, берёт чашку и делает несколько глотков, прежде чем поднять ту чуть выше своей головы в приглашающем жесте. – Будешь? Я, правда, из неё пью, так что, если только не брезгуешь.

Этим утром всё как-то складывается поистине удачно. То, что должно скрипеть – не скрипит. Босые ноги не шлёпают; всё происходит на удивление тихо. Адалин опускается сначала на колени, потом переваливается на левое бедро, чтобы так же тихо, практически без лишнего шума, перебросить ноги вперёд, стянуть кроссовки. Следуя примеру Ильи, Адалин опускает ноги в остывшую воду и даже не шипит от обжигающего холода.

Предложение отпить кофе Ада принимает в молчании. Она практически ничего не говорит, словно боится, что её голос разобьёт этот красивый, спокойный момент. Таких в жизни мало, и ты стараешься запомнить их, оттянуть. Кофе обжигает рот; крепость сковывает мышцы. Адалин – не любительница глотнуть крепкого кофейку с утра, несмотря на стереотип, что французы обязательно завтракают чашкой кофе и круассаном в какой-нибудь жутко эстетичной кофейне. Но от столь заманчивого предложения отказаться она не в силе.

Кружка опускается на своё место, пока Адалин вытягивает голову в детском любопытстве, чтобы получше рассмотреть рисунок на плотных листах. И её брови удивлённо ползут вверх. Она и подумать не могла, что он рисует так хорошо… Хотя стоило бы, ведь Женя упоминала, что он занимается татуировками. Её взгляд скользит по чётким чёрным линиям простого карандаша, изучая, запоминая. Ей интересно это не только потому, что птица нарисована руками Ильи – это просто одна из причин. Тут роль играет скорее… Обычное любопытство?

– Какие цветы растут во Франции? – он водит карандашом по клюву, дорисовывая те части, что кажутся ему самому неправильными, а затем в отречённом спокойствии смотрит на француженку.

– М-м? – Ада бегло переводит взгляд на лицо Ильи, застигнутая врасплох неожиданным вопросом. – Цветы Франции? – медленно, неуверенно переспрашивает Адалин, отводя обе руки назад и опираясь на них, задумчиво уставившись перед собой. – Во Франции много цветов растёт, но… М-м-м, – Адалин задумчиво прикусывает губу, щурит глаза, словно вспоминая, как то или иное слово переводится. – Ирис считается одним из символов Франции. Его связывают с величием тех веков, с времён которых существует Франция, – задумчиво пожимает плечами Вуд. – Ещё лилия, из-за использования её изображения королевскими семьями.

– Когда-то слышал что-то вроде «Францию нельзя описать, упустив из виду разнообразие цветов».

Ада переводит свои глаза на такого же задумчивого Илью. И её губы вздрагивают в улыбке от последней его фразы. Францию нельзя описать, упустив из виду разнообразие цветов. Адалин не слышала, чтобы так говорили. Но это возможно, лишь потому что сама она живёт в этой «стране цветов», и местным людям всё это до лампочки.

– Упустила из виду…, – она едва болтает ногами, пуская по гладкой поверхности бассейна круги от своих ног. – Почему-то мне сразу в голову приходят лавандовые поля. Не какие-нибудь красивые, куда обычно привозят туристов, и там куча мошкары. Знаешь, есть такие, которые уходят и влево, и вправо, и прямо до самого горизонта. Выглядит захватывающе. Особенно если вокруг никого нет, и ты можешь позволить ходить себе между посадок. И пахнет там сладко, но не резко. Даже комаров от такого запаха нет.

Взгляд карих глаз цепко ухватывается за юношеский профиль, когда Илья снова смотрит на листы бумаги.

Это словно правильно поставленная пауза. Карандаш тихо скатывается, касается пальцев, перекручивается между фаланг и замирает. Она говорит – он слушает. В безмерном растяжении пространства даже воздух пахнет не свежестью, а мировым заговором. Сердце стучит в грудной клетке ровно, тихо, пульс проходит под кожей по линиям вздутых вен, замирает в переплетеньях, когда Илья сжимает пальцы. Гладь воды неуловимо качается, стихает и возвращается в умиротворённое существование. Весь мир в этом состоянии, приглушённый, поставленный на эту нужную человеку паузу. Подстроенный, как правильная волна радиоприёмника. Сидеть бы здесь вечность, встречать разных людей и зарисовывать их мысли на плотной бумаге.

Илья представляет в клюве птицы те цветы, что Адалин называет. Сначала там одиноко склоняется причудливый ирис нежного лилового цвета. Его лепестки измученно падают к изголовью, заворачиваются, показывая свои белые прожилки, но вскоре цветок выпадает из клюва, будто утяжелённый чем-то. Ирис не так красив, не так элегантен, он прекрасно смотрится в поле, а ещё отдельно от целого мира. Когда в отдельной клумбе он торчит вверх и показывает красоту хаоса, а не когда он уже сорван и поднят высоко над головой. Когда опустевший клюв мерцает своей истинной белизной, он представляет пышную лилию, богатую и королевскую по своей натуре, с широкими и длинными лепестками, закрывающими часть туловища птицы. Но эта аристократическая красота так противоречит чувству свободы, что и лилия кажется неуместной.

Он не успевает нахмуриться, расстроиться или придумать что-то ещё. Лишь перекатывает карандаш на ладони, поглядывая перед собой с простым смирением. Даже просто птица, без цветка, имеет право на существование. Любой человек, даже одинокий, останется человеком до самой смерти. Если только не станет монстром, способным совершать ужасные свершения.

– Лаванда, говоришь, – Илья подносит карандаш к губам, прикрывает глаза и медленно выдыхает.

Стоит ему представить перед собой эту красоту, как захватывает дух. И тогда, когда картинка складывается маленькими фрагментами воедино, он открывает глаза и начинает осторожно подправлять рисунок, вкладывая в него остатки вдохновения. Маленькая веточка лаванды идеально вписывается в оставленное пространство, лаконично и точно описывает дух свободы. Маленькая французская пташка скромно поглядывает на него со страницы и сверкает глазами-бусинками. И Илья улыбается. Он слегка поворачивается, изучая Адалин в утренних лучах восходящего солнца.

– Lesfleurssontles restes du paradis sur Terre, – тихо протягивает Вуд, снова подаваясь вперёд, чтобы понаблюдать за тем, как на бумаге проявляется рисунок. – Моя мама всегда любит так говорить. Цветы – остаток Рая на Земле. И поди подумай, что именно она имела в виду под словом «цветы». Очередное глупое сравнение или вполне себе реальный цветок, – взгляд карих глаз соскальзывает с бумаги на руку, сжимающую карандаш – у него так легко и просто получается! – Какие ещё тайны хранит в себе renard rusé? У тебя очень красиво выходит. Никогда бы не подумала, что тату-мастер может так красиво рисовать, каюсь. И я… Приятно удивлена.

– Кто-кто в себе хранит тайны? Спасибо… На самом деле, без этого навыка я бы никогда не стал татуировщиком. Наверное, никем бы не стал. У каждого человека должно быть какое-то увлечение. Без него человек перестаёт быть живым. А бесцельное существование стоит оставить на тех, кто в жизни не видит никакого смысла, я так считаю.

Его слова глухим эхом отзываются где-то в голове. У каждого человека должно быть какое-то увлечение? Какие же это правильные слова, раз так задевают что-то внутри Адалин. Отец всегда – неустанно и долго – любит говорить, что никаких глупых увлечений или отвлекающих хобби быть в жизни не должно. Это лишь пустая трата времени. Он со скептицизмом относится к её занятиям по фортепиано и вокалу, к поездкам к Женевьеве загород и яркому запаху свежей выпечки от одежды Адалин после. Он знает, что Ада по ночам сбегает в клуб Тонна и поёт ночи напролёт; что она торчит на кухне, пробуя на практике рецепты Женевьевы. Пустая трата времени с пустыми людьми. Однако за братом отец не следит так пристально – он оправдывает его загулы тем, что пакостит Эд с правильными людьми. В отличие от Ады.

Адалин папочкиных наставлений не слушает. Все её занятия музыкой практически тайные, засекреченные от всевидящего ока отца – благо бабушка вовремя может навешать отцу лапшу на уши про дополнительные занятия английским, немецким или математикой. Быть такой как брат для Адалин – худший из кошмаров. Но музыка, танцы, пение и выпечка… Возможно, они действуют на Аду так же умиротворяющие, как рисование на Илью. И девушке не нужно залезать в его душу, чтобы понять это. Она почти кожей ощущает то спокойствие, что излучает парень.

Илья осторожно зарисовывает несколько вариантов лаванды по углам от центрального рисунка, создавая подобие рамки. Затем смотрит на результат своего труда и закрывает скетчбук. На удивление, Адалин не бросается на него с просьбами показать ещё, а ведь он рисовал далеко не на первой странице. В тишине есть что-то магическое, очевидное только для них обоих, поэтому они вот так и сидят, теряя счёт времени. Стоит собраться и уехать.

– Ты встала раньше меня, – он понимает это только сейчас, поэтому в удивлении смотрит на девушку и широко улыбается. – Ты всегда такая ранняя пташка или только сегодня?

– С разницей во времени я немного путаюсь, – устало выдыхает Ада, склоняя голову на бок и приоткрывая один глаз. – Но да. Будучи дома, я тоже предпочитаю вставать рано, – она немного сгибает руки за спиной и осторожно заваливается на спину, не страшась капелек росы на плитке. – Утром меня никто не трогает. Не звонят по работе, не спрашивают какие-нибудь дальние родственники, чьих имён я не помню, не спрашивают как мне учёба и что я планирую на будущее. Наслаждаться такой тишиной и спокойствием можно только по утрам.

Адалин сцепляет руки в замок на своём животе и смотрит покачивающуюся листву дерева. На самом деле, она встаёт рано, просто чтобы успеть всё. И ради того, чтобы побыть наедине с самой собой…

– А ты? Тоже любишь встать пораньше, чтобы выловить всех птичек в округе, a, renard rusé? – Адалин тихо хмыкает, переводя взгляд на лицо Ильи. – И дай догадаюсь. Ты встал так рано, чтобы сбежать? Теперь ты у нас Золушка? Оставишь туфельку?

– Знаешь, есть такое латинское высказывание. Унесёт добычу тот, кто прибежал первым, – Илья оглаживает пальцами уголок бумаги, изучая то, как Адалин лежит возле него.

Словно кошка, подставившая живот в знак неозвученного доверия. Она не закрывается этим лукавством, оно идёт параллельно с ней самой, как приятное дополнение к общей картине утра. Ещё так рано. Остальные ребята не понимают таких подъёмов, потому что проще позже лечь, чем раньше встать. Но этот маленький шаг так много меняет в человеческой жизни, что один раз попробовав, уже невозможно отгородиться от банальной необходимости. Утро – особенное, важное звено. Проспать его – словно проспать часть своей жизни, упустить какой-то тонкий смысл, что можно найти только в этот временной период. Упустить нужное настроение или просто не успеть подстроиться под него.

– К сожалению, у меня нет возможности тратить время на сон или похмелье. Мне всегда нужно бежать. Я никогда не был везучим человеком, я всего достигал упорным трудом. Но сейчас мне кажется, что мне повезло единожды. И свой запас везения я потратил на тебя.

Илья не сердится на неё за это, просто улыбается, будто это для него что-то необходимое. Иногда полезно улавливать, что жизнь настроена против него не враждебно, а почти безразлично. Это точно лучше, чем отсутствие чего-либо. Опуская взгляд на бумагу, Илья вдумчиво прокручивает в голове вопрос Ады. У него нет украшений, кроме кольца и цепочки, а потому нет ничего, что можно ей отдать. Но после такого вопроса оставить её с пустыми руками – немного жестоко. Стрелецкий осторожно отрывает лист, кладёт ей на живот и придерживает, пока Ада не возьмётся за край тонкими пальцами.

– Вместо туфельки, подойдёт? Я заеду за тобой в пять вечера, обещаю не опаздывать, а теперь прошу меня простить, но мне действительно пора.

Илья поднимается на ноги и оставляет кружку Адалин. Ему, очевидно, не хватает ещё пары глотков, чтобы проснуться окончательно, но у него ещё будет возможность выпить кофе, хотя бы на точке, потребовав от мастера каплю уважения и добрую порцию сливок. Он спешит в дом, надевает кроссовки, закидывает скетчбук в рюкзак и уверенно выныривает на крыльцо уже со шлемом в руках. Илья бросает последний взгляд на бассейн, в очертании которого Адалин кажется маленькой одинокой нимфой, показавшейся из тумана. Улыбнувшись ей, он пробирается к калитке, выходит за пределы дома и уже вскоре тихий гул включённого мотора разрушает блаженную тишину. Стрелецкий не очень любит прощаться и всегда делает всё быстро и слаженно, чтобы никто не успел задуматься о том, что это неправильно.

Дятел перестаёт мучить берёзу, взлетает и перебирается на другое дерево. Птицы ненадолго стихают, испуганные рыком металлического зверя и наросший неожиданно гул поспешно удаляется, исчезает на горизонте. Только тогда, когда этот звук прекращается, сонные мухи выползают из своих укрытий в доме и принимаются устало ныть о том, что Илья когда-нибудь получит от них такой же шум утром. Когда-нибудь, когда они смогут проснуться раньше него самого.

Уезжать всегда грустно. В какой-то момент безликое пространство, скользящее полосами по обе стороны от мотоцикла, превращается в сумасбродное квадратное пятно. Приходится сбросить скорость, увидев дорожный знак, притормаживать на светофорах, вдыхать изменившийся утяжелённый запах и ловить от этого нарастающую тоску. Свободой всегда хочется наслаждаться бесконечно. В компании приятных людей время летит незаметно, и его усиленно стараешься поймать. Это может ещё повториться. На следующей неделе или через неделю. Он снова будет сидеть у бассейна, утром, когда весь дом погружён в тишину. Рисовать на бумаге, освобождаться от груза обыденности и дышать-дышать-дышать.

Но сейчас дышать получается с трудом. Сама атмосфера города давит повседневностью и серостью, обременяет мыслями, и их поток становится сильнее и тяжелее, особенно с нехваткой кофеина. Он не жалеет, что поделился с Адой напитком, но теперь невольно получает за это от жизни. За всё нужно платить, это он уяснил уже давно.

За труд, за нарушение правил, за игнорирование проблем, за ошибки. За жизнь, какой ты хочешь её видеть. Но в городе дышится иначе. Не так свободно. Даже если каждое действие в противовес выплёвывает эту свободу.

– Капучино и сироп… Кокосовый есть? – он нехотя поднимает голову от кошелька, изучая глазами равномерно расставленные бутылки со сладким дополнением. Девушка с улыбкой кивает и берёт одну из центра, с белой этикеткой. Наливает напиток в картонный стаканчик и улыбается ещё шире от осознания того, что мужчины иногда не стесняются своей любви к сладкому. – Сколько с меня? Спасибо.

Он возвращается к мотоциклу, на ходу делая несколько жадных глотков. Здесь ещё совсем тихо. Утренние червячки-работники вылезают из нор ближе к центру, стягиваются туда кишащим роем, засасывающим за собой. А здесь тихо и уютно. Среди немногочисленных людей маячит знакомая фигура, и Илья поднимает руку, приветливо машет рукой. Его заметили бы и без этого, но не ускорили бы шаг.

– О, ты мне взял, спасибо большое, – девушка с чёрным каре и ярко-бордовыми губами уверенно обхватывает стаканчик и тянет на себя, а вслед за этим с благодарностью принимает салфетку и два пакетика сахара. Она высокая и худая, но всегда носит ботинки на платформе, чтобы её рост был особенно заметён. По всему телу расползаются татуировки-змеи. Они выглядывают из густых тёмных волос, опоясывают запястье, спят на обнажённом животе и беспечно греются в лучах летнего солнца. Аня не решается размешивать кофе на багажнике чужого мотоцикла, поэтому пристраивается у небольших уличных столиков кофейни, ненадолго замолкая. – Как успехи с третьей точкой? Я слышала краем уха, что там был невероятный ажиотаж. Уже можно тебя поздравлять?

– Я ещё не видел отчётов, – Илья пожимает плечами, делает глоток и терпеливо дожидается, пока Аня отыщет в рюкзаке ключи. В молчаливой тишине они перебираются с душной улицы в прохладное полуподвальное помещение. Аня уверенно ныряет в темноту и через несколько секунд вспыхивает яркий свет белоснежных ламп. – Но раз у меня просят материалы сразу после открытия, то всё идёт лучше, чем я предполагал.

– Ты всегда перестраховываешься, братишка, – Аня улыбается, оставляет стаканчик на стойке и уходит в подсобное помещение, чтобы собрать всё необходимое. – Слушай, я отдам, конечно, но мне тогда тоже закупки нужны будут, потому что у меня там клиентка одна просит разноцветную татуировку, а цветные картриджи почти закончились.

– Я соберу данные и закажу вечером, – Илья обводит взглядом помещение, тепло улыбается и оглаживает пальцами столешницу. Когда-то он сидел здесь сам, скрючившись от усталости на барном стуле и мечтал о том, чтобы прекратить работать круглосуточно. Просто не было возможности нанять человека, не было времени его обучать и нечем было платить. Такое подвешенное состояние, когда мир издевательски подводит к пропасти, предлагает перегнуться через край и кажется, что через мгновение ты просто упадёшь. В пропасть. В темноту. Стрелецкий достаёт телефон, открывает приложение с блокнотом и записывает всё, что называет ему Аня. – Как у тебя тут успехи?

– Стабильное спокойствие. Только Тёма хочет увольняться, но я его уломаю остаться, ты же меня знаешь, – она выносит из подсобки кулёк и ставит на стойку, а после внимательно смотрит на руку Ильи. На его татуировку.

Семь волчьих пастей разевают свои клыкастые рты, сверкают чернильными глазами. От плеча, прямо к запястью, они клацают зубами на каждого, кто смеет нарушить их покой. Семь волков – семь смертных грехов.

А потом взгляд Ани скользит по колечку, призывно висящему на его шее.

– Что за кольцо? Тебе что, предложение сделали?

– Пока нет.

– В смысле, пока нет? А что, сделают? – Аня хохочет, а после достаёт из кармана шоколадку, кладёт её перед братом. – Тебе нужен совет? Ты же знаешь, я всегда рада помочь.

– Думаю, твои вкусы слишком сильно разнятся с моими. Не думаю, что вести её на свидание в загородный дом с привидениями или на заброшенную фабрику – хорошая идея. Ну знаешь, это не то настроение, которое я хочу ей показать.

– Стоп-стоп. Свидание?! – от удивления глаза сестры расширяются, но спустя мгновение она проворно запрыгивает на стойку. – Я требую всех клятых подробностей, братишка. У тебя есть ещё три минуты, прежде чем я перейду к материнским методам допроса.

Глава 6

Сентябрь, 2011

Париж, Франция

Дом Вудов слишком огромен и запах свежей выпечки не долетает до самых дальних жилых комнат. Но это играет на руку Аде – отца раздражают любые резкие запахи, даже если они приятные, а мать со своим балетным прошлым никак не может смириться с тем, что теперь дочь свободно уплетает булочки.

– Сделай с шоколадом, – Ник сидит на небольшом кухонном островке, и болтает ногами на барном стуле.

– Я достану тебе банку нутеллы, джемы и мёд. И мажь их чем хочешь, но внутрь я эту гадость засовывать не собираюсь, – бурчит Адалин, выкладывая на пергамент пышные белые кусочки сырого теста, скрученные под круассаны. – Начинять круассаны – просто издевательство какое-то. Ты же в курсе, что они должны быть практически полыми внутри, воздушными? С лёгкой хрустящей корочкой и мягкостью теста внутри, – Вуд мечтательно прикрывает глаза. – А твои извращённые фантазии омерзительны.

– Да брось, Ад. Все так делают!

– Только не в этом доме, Ник, – Адалин упирается руками в столешницу и смотрит на Фейна так, что тот кривил губы.

– Вот приедешь ко мне погостить…

Адалин щурит глаза, а Ник страдальчески вздыхает, прячась за экраном ноутбука так, словно это может спасти его от гнева сестры, но Адалин тут же переключается на готовку. Открывает дверцу духовки, осторожно загружает туда противень с мелко дрожащими, ещё сырыми круассанами. Присаживается на корточки, устанавливает нужную температуру и время. Тиканье часов на стене, равномерное клацанье клавиатуры и щёлканье мышки. Ада кладёт ладони на колени, умещает на них подбородок, глядя на тёплый свет духовки.

Это всегда казалось ей правильным. Когда внутри было слишком много эмоций, которые спотыкались друг о друга, выпечка служила спасением. Этой хитрости её научила бабушка. На самом деле, она учила её печь не только круассаны, но именно их Адалин полюбила больше всего. Прикусывая губу, она внимательно наблюдает за ровными рядами сырого теста в желтоватом свете духового шкафа. Вот бы всю жизнь заниматься этим, а не перекладывать бумажки в душном кабинете. Открыть небольшое кафе, где каждый желающий смог бы попробовать её выпечку. Открыть место, в котором она сама будет счастлива и сможет почувствовать себя… дома. Но, как только фантазия становится ярче, перед глазами вспыхивает холодный взгляд отца, его плотно сжатые губы и мечтательная улыбка сходит с лица Адалин.

Они с Ником расположились не на главной кухне, которая больше служила предметом интерьера – в ней никогда не готовили, потому что отец ненавидел резкие запахи. Да и Адалин не видела ничего зазорного в том, чтобы повозиться в тесте в самой дальней части дома. Сюда не забредёт ни отец, ни мать, ни Эд.

– Мы же не опоздали, да? – весёлый голос Тонна выдёргивает её из мыслей так резко, что Адалин вздрагивает. – А что, Ада бросила тебя и заставила пачкать руки в муке? – ехидство Тонна несдержанно катится по комнате, заставляя спрятавшуюся Аду закатить глаза. – Заходи, Даф. Чувствуй себя, как дома.

– Разве не Ада должна говорить эти слова? – Ник тихо хмыкает.

– Ой, да брось, Ник. Я тут бываю так часто, что практически живу. Могу позволить себе заменить Аду, пока она… а кстати, где она?

Адалин ползком добирается до края кухонного островка. Выглянув из-за угла, она заговорщически подмигивает Дафне. Та улыбается ей в ответ. Атталь не успевает опомниться, как Ада хватает его за щиколотку. Тонн взвизгивает так громко, что Дафне приходится зажать ладонями уши, и отскакивает с таким рвением, что Николас – на всякий случай – придерживает свой ноутбук.

– Ты! – возмущённо вздыхает он, не сводя с Ады гневного взгляда, который быстро сменяется на милостивый, но не менее хитрый. – Беги, принцесса Ада.

Продолжить чтение