Со мной так нельзя

ПРОЛОГ

Глава 1: Сладкий яд

Я всегда мечтала о настоящей любви. Такой, как в книгах, которые я глотала одну за другой в нашей школьной библиотеке. Я представляла, как однажды встречу его – того самого, единственного, кто увидит меня настоящую за стопками учебников и отличными оценками. Кто разглядит, что за скромностью и тихим голосом скрывается девушка с целым миром внутри.

Когда это наконец случилось, я была совершенно не готова. Кирилл перевелся в нашу школу в середине учебного года. Высокий, с растрепанными темными волосами и невероятной улыбкой, от которой колени становились ватными. Сын каких-то важных людей. Весь одиннадцатый класс только о нем и говорил.

Я помню тот день – обычный вторник, серый и промозглый. Я сидела в школьной библиотеке, корпя над сочинением по Достоевскому. Краем глаза заметила, как кто-то опустился на стул напротив, но не подняла головы, пока не услышала его голос.

– Достоевский? Серьезное чтение для такой хрупкой девушки.

Я подняла глаза и утонула. Просто утонула в его взгляде – глубоком, внимательном, будто он видел меня насквозь. Это был Кирилл. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. Щеки запылали, руки стали ледяными.

– Я Кирилл, – он протянул руку через стол. – А ты, если я правильно понял, Алиса. Та самая отличница, о которой все говорят.

Его пальцы были теплыми, и когда они сомкнулись вокруг моей ладони, по телу пробежала дрожь. Я до сих пор помню это ощущение – будто электрический ток, только приятный, обволакивающий, заставляющий сердце биться где-то в горле.

– Д-да, я Алиса, – наконец выдавила я, ненавидя себя за этот предательский стук зубов. – Но я не думала, что кто-то обо мне говорит.

Кирилл рассмеялся – негромко, бархатисто, так, что мурашки побежали по спине.

– Еще как говорят. Самая умная девушка в школе, которая никогда ни с кем не встречается. Загадочная и недоступная.

– Не такая уж и загадочная, – пробормотала я, нервно теребя уголок страницы. – Просто… учеба и все такое.

– А еще говорят, что ты пишешь потрясающие стихи, – его глаза смотрели прямо в мои, не отпуская. – Это правда?

Я замерла. Мои стихи? Откуда он знает? Я никому их не показывала, кроме учительницы литературы, которая однажды случайно нашла мою тетрадь.

– Кто тебе сказал? – мой голос звучал тише шепота.

– Валентина Петровна очень тебя хвалила на педсовете. А мой отец… ну, скажем так, он имеет влияние на школьное руководство, и иногда я случайно слышу то, что не предназначено для учеников.

Он наклонился ближе, и я почувствовала легкий запах его парфюма – что-то древесное, терпкое, совсем не похожее на резкие запахи одеколонов, которыми обливались другие мальчики в школе.

– Я бы хотел их прочитать, – сказал он тихо, почти интимно. – Твои стихи. Уверен, они особенные. Как и ты.

Что-то внутри меня дрогнуло. Страх? Предвкушение? Тревога? Я не могла понять. Но знала одно – этот разговор менял все. Вся моя привычная жизнь, размеренная и предсказуемая, вдруг пошла трещинами, как тонкий лед под весенним солнцем.

– Я… я подумаю, – ответила я, удивляясь собственной смелости.

– Отлично, – улыбнулся он, и в уголках его глаз появились маленькие морщинки. – Тогда завтра, здесь же? Я принесу чай. Настоящий, из той кофейни на углу, а не эту бурду из школьной столовки.

Я кивнула, не веря, что это происходит со мной. Кирилл встал, на секунду задержав руку на моем плече – легкое, почти невесомое прикосновение, от которого перехватило дыхание.

– До завтра, Алиса-в-стране-чудес, – подмигнул он и вышел из библиотеки, оставив после себя странное чувство пустоты и одновременно – заполненности чем-то новым, неизведанным.

Я просидела там еще час, глядя в одну точку и не видя ничего перед собой. Сочинение по Достоевскому так и осталось недописанным. В голове крутилась только одна мысль: «Что это было? И что будет дальше?»

Тогда я еще не знала, что эта встреча – начало пути, который перевернет всю мою жизнь. Сладкий яд только начинал действовать, медленно проникая в кровь, заставляя сердце биться быстрее, а разум – терять бдительность. Я стояла на пороге чего-то огромного и пугающего, но все, что я чувствовала тогда – это головокружительное, всепоглощающее счастье.

Первые недели наших отношений с Кириллом были похожи на сон. Каждый день приносил новые открытия, новые ощущения, о существовании которых я даже не подозревала. Я, девочка, чей мир раньше ограничивался учебниками и редкими посиделками с подругами, вдруг оказалась в эпицентре настоящего романа.

Он ждал меня после уроков, провожал домой, держа за руку так, словно это было самым естественным в мире. Мы гуляли по тихим улочкам нашего городка, и каждый поворот знакомой с детства дороги казался новым, неизведанным, когда рядом был он. Кирилл умел слушать – по крайней мере, тогда мне так казалось. Я рассказывала ему о своих мечтах стать писательницей, о стихах, которые пишу в секретный блокнот с замочком, о том, как хочу когда-нибудь увидеть океан.

– Я покажу тебе океан, Алиса, – говорил он, глядя мне в глаза так серьезно, что я верила каждому его слову. – Мы вместе увидим весь мир, обещаю.

Помню тот вечер, когда мы просидели до заката на скамейке у реки. Кирилл рассказывал мне о своих планах после школы – уехать в большой город, поступить в консерваторию, стать известным музыкантом. Его глаза горели, когда он говорил о музыке, и мне казалось, что я вижу его будущую славу, как наяву.

– А ты поедешь со мной, – это был не вопрос, а утверждение. – Будешь писать свои книги, а я буду создавать к ним саундтреки.

И в тот момент я не сомневалась, что так и будет. Все казалось таким простым, таким возможным, когда об этом говорил Кирилл.

Вечера с Кириллом были наполнены музыкой. Он играл на гитаре и пел – не просто песни из чужих репертуаров, а что-то своё, сочиненное специально для меня. Его голос, низкий и чуть хрипловатый, заставлял мое сердце трепетать. В такие моменты я чувствовала себя единственной девушкой в мире, достойной таких серенад.

– Ты моя муза, – шептал он, откладывая гитару и притягивая меня к себе. – До тебя я даже не знал, что могу так чувствовать, так писать.

Наш первый поцелуй случился под старой липой в городском парке. Шел легкий весенний дождь, но мы не замечали его. Его губы были теплыми, а руки, обнимавшие меня, казались самым надежным убежищем на свете. Я помню запах дождя, смешанный с его одеколоном, помню, как кружилась голова, и казалось, что земля уходит из-под ног.

В школе наши отношения стали главной темой для обсуждений. Девчонки смотрели на меня с завистью, а иногда и с непониманием – что он в ней нашел? Но меня это не задевало. Кирилл каждый день находил способ показать, что выбрал именно меня – то оставлял на моей парте маленькую записку со стихами, то дарил полевые цветы, собранные по дороге в школу.

– Они лучше магазинных, – объяснял он. – В них есть душа, как в тебе.

Мои подруги отдалились. Сначала они засыпали меня вопросами, просили рассказать каждую деталь, но потом, когда я стала проводить все свободное время с Кириллом, наши разговоры постепенно сошли на нет. Иногда мне казалось, что Вика или Маша пытаются что-то сказать мне, предостеречь, но я отмахивалась от этих мыслей. Что они могли знать о настоящей любви?

– Я знал, что однажды найду тебя, – произнес он тогда, отстраняясь и глядя на меня с улыбкой, от которой перехватывало дыхание. – Всю жизнь искал и наконец нашел.

В тот вечер я летела домой как на крыльях. Мама что-то спрашивала про ужин и школу, но я едва слышала ее сквозь шум счастья в ушах. Запершись в своей комнате, я распахнула окно настежь, несмотря на прохладный воздух, и долго смотрела на звезды, обнимая себя за плечи и пытаясь сохранить ощущение его рук.

В своем дневнике я написала тогда: «Я самая счастливая девушка в мире. Он выбрал меня. Из всех красивых, ярких, общительных девчонок – меня, тихую Алису с вечно заложенным за ухо карандашом. Кажется, я всю жизнь ждала именно его».

Выходные мы проводили вместе, придумывая все новые и новые маршруты прогулок. Однажды Кирилл повел меня в заброшенный сад на окраине города. Там, среди одичавших яблонь и заросших дорожек, стояла старая беседка, увитая плющом.

– Это будет наше место, – сказал он, проводя рукой по пыльной скамейке. – Только наше, никто о нем не знает.

Мы привели беседку в порядок, и она стала нашим тайным убежищем. Там, вдали от посторонних глаз, мы могли говорить обо всем на свете, мечтать, строить планы. Иногда мы просто молчали, и это молчание было наполнено таким пониманием, что слова казались лишними.

Кирилл часто фотографировал меня – на старый пленочный фотоаппарат своего отца. Говорил, что хочет запечатлеть каждое мое выражение лица, каждую улыбку.

– Когда-нибудь я сделаю выставку, посвященную тебе, – мечтательно говорил он. – И весь мир увидит, какая ты красивая.

Я смущалась, не считая себя красивой, но в его глазах видела такое восхищение, что начинала верить – может быть, он прав, и во мне действительно есть что-то особенное.

Наши первые месяцы вместе были полны таких моментов – маленьких открытий, нежных признаний, больших мечтаний. Я не замечала, как меняюсь, как все мои мысли, желания, планы постепенно начинают вращаться вокруг одного человека. Мне казалось, что это и есть любовь – раствориться в другом человеке, забыть о себе прежней.

Идеальная пара

Школьные коридоры стали для нас сценой, где разворачивалась наша любовная история. Я, всегда старавшаяся быть незаметной, вдруг оказалась в центре внимания. Мы с Кириллом были «той самой парой» – завидной, идеальной, о которой шептались в столовой и на переменах. Девчонки смотрели на меня с нескрываемой завистью, парни одобрительно кивали Кириллу, когда мы проходили мимо.

– Вы такие красивые вместе, – говорила моя лучшая подруга Вика, наблюдая, как Кирилл обнимает меня у шкафчиков. – Как будто из фильма про любовь сбежали.

Я только счастливо улыбалась в ответ, не в силах выразить словами то, что творилось внутри. Каждое утро начиналось с его сообщения: «Доброе утро, моя принцесса», каждый вечер заканчивался долгим телефонным разговором, во время которого я засыпала с трубкой у уха, убаюканная его голосом.

Учителя с понимающими улыбками смотрели, как мы держимся за руки между уроками. Даже строгая Елена Петровна, преподаватель литературы, однажды поймала мой рассеянный взгляд, устремленный в окно, где Кирилл ждал меня на скамейке, и вместо замечания просто сказала: «Ах, молодость…» – и продолжила лекцию о Пушкине и Гончаровой.

Наша история казалась такой же прекрасной, как и великие литературные романы, о которых мы читали на уроках. Только без трагического конца – мы были уверены, что наша любовь преодолеет любые препятствия.

Он приносил мне мелкие подарки без всякого повода – то засушенный цветок, найденный в старой книге, то браслет из разноцветных нитей, сплетенный собственными руками, то конфеты, которые я как-то раз упомянула, что любила в детстве. Каждый такой жест казался доказательством его внимания, его искренней заботы.

Однажды после контрольной по математике, которую я боялась провалить, Кирилл встретил меня с бумажным корабликом, в котором лежала записка: «Даже если весь мир будет против тебя, я всегда буду рядом». Я расплакалась прямо в коридоре, а он обнимал меня, шепча, что всё будет хорошо. И это казалось правдой – рядом с ним всё действительно было хорошо.

Поздним вечером мы любили сбегать на крышу его дома. Лежали на старом пледе, смотрели на звезды, и он рассказывал мне о созвездиях, о своих мечтах, о том, какую жизнь мы построим вместе. В такие моменты я чувствовала себя частью чего-то большего, чем просто школьный роман.

«Видишь Большую Медведицу? – говорил он, указывая на небо. – Когда-нибудь мы уедем туда, где звезды ярче, где никто не будет мешать нам быть вместе». Я представляла наш собственный дом, уютный и теплый, где можно будет смотреть на звезды каждую ночь, держась за руки, и эта картина казалась таким реальным, осязаемым будущим.

Когда я впервые решилась отправить свои стихи на литературный конкурс, именно Кирилл был рядом, пока я дрожащими пальцами запечатывала конверт. «Ты талантлива, Алиса, – говорил он, целуя меня в висок, – весь мир скоро узнает об этом».

Он не просто поддерживал мои творческие порывы – он собирал каждый черновик, который я выбрасывала, считая неудачным. «Ты слишком строга к себе, – объяснял он, бережно разглаживая смятый лист. – Даже твои неудачи прекраснее, чем успехи других». От таких слов у меня перехватывало дыхание, и я верила, что рядом с ним могу покорить любые высоты.

Кирилл познакомил меня со своими родителями на семейном ужине, и его мама, накладывая мне добавку пирога, с улыбкой сказала, что давно не видела своего сына таким счастливым. «Он изменился с тобой, – шепнула она мне, когда мы вместе мыли посуду. – Стал мягче, внимательнее». Эти слова отозвались теплом в моей душе, укрепляя уверенность в том, что наши чувства – настоящие, глубокие, меняющие нас обоих к лучшему.

Наши друзья постепенно стали воспринимать нас как единое целое. «Кирилл-и-Алиса» произносилось как одно слово. Нас всегда приглашали вместе, нам звонили, заранее предполагая, что мы рядом друг с другом. Я почти забыла, каково это – принимать решения самостоятельно, не советуясь с ним, не думая о том, что он скажет или подумает.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда были тревожные сигналы. Но как я могла заметить их сквозь розовый туман влюбленности? Его собственнические жесты казались проявлением любви, его ревность – доказательством того, как сильно я ему дорога.

Помню, как однажды я задержалась в библиотеке с Викой, работая над проектом по истории. Кирилл звонил каждые пятнадцать минут, а когда я не ответила (мы сидели в читальном зале, где нужно было соблюдать тишину), он примчался туда, бледный от гнева. Увидев меня, просто склонившуюся над книгой рядом с подругой, он на мгновение застыл, а потом улыбнулся так, словно ничего не произошло.

– Я волновался, малышка, – сказал он, обнимая меня за плечи. – Не мог дождаться, когда увижу тебя.

Тогда я была тронута его беспокойством. Вика же смотрела на него странно, с каким-то напряжением, но промолчала. А я… я просто чувствовала себя самой любимой девушкой на свете. Кто-то настолько дорожил мной, что не мог вынести даже часа разлуки. Разве это не то, о чем мечтает каждая девушка?

Были и другие моменты, которые сейчас, когда пелена спала с глаз, кажутся такими очевидными предупреждениями. Как-то раз я надела новую блузку, чуть более открытую, чем обычно. Ничего вызывающего – просто летняя одежда в жаркий день. Кирилл, увидев меня, нахмурился и настоял, чтобы я накинула его кофту. «Не хочу, чтобы другие парни пялились на мою девушку», – сказал он тогда, и мне показалось это таким трогательным проявлением заботы. Я даже не задумалась о том, что он решает, как мне одеваться.

Но тогда, в те сладкие медовые месяцы нашей любви, всё казалось идеальным. Я была готова подстраиваться, уступать, меняться – лишь бы сохранить то волшебное чувство полного принятия и обожания, которое испытывала рядом с ним. Ведь любовь – это жертвенность, говорила я себе. Любовь – это когда другой человек становится важнее тебя самой. И я не замечала, как медленно, шаг за шагом, теряю себя, растворяясь в его желаниях, его планах, его представлениях о том, какой должна быть его девушка.

Тревожные знаки

Не могу точно сказать, когда всё начало меняться. Это было похоже на тонкий ледок, который незаметно нарастает по краям реки – день за днем, слой за слоем, пока однажды не обнаруживаешь, что вода скована прочным панцирем. Мелочи, которые я списывала на усталость, на плохое настроение, на проблемы с родителями, постепенно складывались в узор, который я отказывалась видеть. Каждый раз, когда внутренний голос пытался предупредить меня, я заглушала его мыслями о том, как нам хорошо вместе, какими счастливыми мы были вначале.

Первой заметила изменения Вика. Мы сидели в нашем любимом кафе, ждали, когда принесут молочные коктейли, и я в сотый раз проверяла телефон – Кирилл обещал написать, как освободится от дополнительных занятий. Солнечный свет заливал столик, играл бликами на стеклянных стаканах, но я почти не замечала ничего вокруг, погруженная в ожидание заветного сигнала.

– Алиса, – Вика накрыла мою руку своей, останавливая бесконечное верчение телефона, – что происходит? Ты сама не своя в последнее время. Постоянно дергаешься, проверяешь сообщения… Ты на урок по литературе вчера опоздала – ты, которая приходила всегда раньше всех!

Я отмахнулась, сказала, что просто волнуюсь о предстоящих экзаменах, что у нас с Кириллом всё прекрасно. Но её слова заставили меня задуматься. Действительно, я стала рассеянной, вечно проверяла телефон, боялась пропустить его звонок или сообщение. Кирилл расстраивался, если я не отвечала сразу, и я не хотела его огорчать. Я помню, как однажды не смогла ответить в течение часа – была на дополнительном занятии у учителя, где нельзя пользоваться телефоном. Когда я вышла и увидела десять пропущенных вызовов и длинную цепочку сообщений, от взволнованных «Ты где?» до раздраженных «Ты меня игнорируешь?», меня охватила такая паника, что я позвонила ему прямо с порога школы, чуть не плача от чувства вины.

Его контроль постепенно набирал обороты.

– Этот свитер тебя полнит, малышка, – сказал он однажды, когда я надела свою любимую мягкую кофту цвета лаванды. – И вообще, фиолетовый – не твой цвет. Ты же знаешь, я люблю, когда ты в голубом.

После этого я незаметно для себя стала избегать фиолетового. А потом – и других цветов, которые ему не нравились. Мой гардероб постепенно преображался, подстраиваясь под его вкус. Джинсы, которые он считал «слишком облегающими», отправились в дальний угол шкафа. Яркие аксессуары, которые я раньше так любила, исчезли, потому что он говорил, что они «кричащие» и «вульгарные». Я смотрела в зеркало и видела уже не себя, а ту, кем он хотел меня видеть.

Стал отдалять меня от моих друзей.

– Опять к своей Вике собралась? – в его голосе звучало раздражение. – Мы так мало времени проводим вместе, а ты всё к подружкам бегаешь. Я думал, мы сегодня фильм посмотрим.

И я отменяла встречи, одну за другой, пока друзья не перестали звать меня. Вика держалась дольше всех, продолжая писать и звать гулять, несмотря на мои постоянные отказы. Но и она постепенно отдалилась. На дне рождения Макса – нашего общего друга, с которым мы дружили с первого класса – я пробыла всего полчаса. Кирилл ждал меня в машине, поглядывая на часы. «Ты же понимаешь, мне некомфортно среди твоих школьных друзей», – сказал он, хотя никогда даже не пытался с ними познакомиться. Я помню взгляд Макса, когда я, извиняясь, уходила так рано – смесь разочарования и какого-то понимания, словно он видел то, чего я сама еще не осознавала.

А затем и обесценивать мои увлечения.

– Поэзия? – он усмехнулся, когда я показала ему свои новые стихи. – Милое хобби, конечно. Но это всё детские мечты, Алис. В реальной жизни этим денег не заработаешь.

Мой блокнот со стихами всё реже открывался, а потом и вовсе был заброшен на дальнюю полку. Когда я получила приглашение участвовать в городском поэтическом конкурсе – учительница литературы выдвинула мою работу, – Кирилл только пожал плечами: «Зачем тратить время на это? Лучше подготовься к ЕГЭ нормально». И хотя внутри меня всё трепетало от возможности выступить, прочитать свои стихи перед публикой, я послушно отказалась. Точно так же я бросила занятия в школьном фотокружке, перестала ходить на литературные вечера и забросила идею летней подработки в местной газете. Всё, что не вписывалось в его представления о моем будущем – а оно, по его мнению, должно было целиком и полностью строиться вокруг него, – отсекалось как ненужное.

Эмоциональные качели

Периоды обожания сменялись холодностью без всякой видимой причины. Я никогда не знала, какой Кирилл встретит меня сегодня – любящий и нежный или раздраженный и отстраненный. И я старалась изо всех сил быть "хорошей", чтобы заслужить его любовь. Утром он мог осыпать меня комплиментами, говорить, как ему повезло со мной, а вечером – холодно отвечать на сообщения или вовсе игнорировать. Я мучительно перебирала в памяти всё, что сказала и сделала за день, пытаясь понять, чем вызвала его недовольство. Я стала мастером угадывания настроения по мельчайшим деталям: по тону голоса, по тому, как он держит телефон, по паузам между сообщениями. Это выматывало, превращало каждый день в эмоциональные американские горки, но я убеждала себя, что это нормально, что в этом и заключается глубина чувств.

Однажды вечером мы были у него дома, родители уехали на выходные. Кирилл листал что-то в телефоне, я читала книгу для урока литературы. Мой телефон звякнул – пришло сообщение от Димы, одноклассника, с вопросом по домашнему заданию. Не успела я ответить, как Кирилл вырвал телефон из моих рук.

– Какого чёрта он тебе пишет? – Кирилл вырвал телефон из моих рук, его лицо исказилось от гнева. – Я видел, как он на тебя смотрит!

– Кирилл, это просто вопрос по химии, – попыталась я забрать телефон, но он держал его крепко, как будто это был единственный способ удержать меня рядом.

– Так я и поверил! Думаешь, я идиот? Зачем ты даешь ему свой номер? – его голос становился всё громче, а глаза темнели, как небо перед бурей. Я никогда не видела его таким, и, признаюсь, испугалась. Но тут же почувствовала стыд за свой страх – разве можно бояться человека, который тебя любит?

– Мы в одном классе, вместе готовимся к контрольной, – тихо объяснила я, стараясь сохранить спокойствие. – У всех есть номера друг друга.

Он смотрел на меня долго, изучающе, потом вдруг улыбнулся, и вся ярость исчезла с его лица, словно её и не было.

– Прости, малышка, – он притянул меня к себе, обнял крепко. – Я просто так сильно тебя люблю. Не могу вынести мысли, что кто-то может отнять тебя у меня.

Я таяла в его объятиях, благодарная за то, что гроза миновала, что он снова нежен и ласков. Я верила, что его ревность – просто проявление любви. Разве не об этом пишут в книгах? Разве не так выглядит настоящее, сильное чувство?

Потом были и другие случаи, которые я старательно игнорировала. Как-то раз мы пошли в кино с его друзьями. Павел случайно разлил колу на мою сумку. Это была случайность, он тут же начал извиняться и предложил компенсировать чистку. Я рассмеялась и сказала, что это пустяки. Но когда мы вышли из кинотеатра, Кирилл крепко схватил меня за руку и прошипел: «Ты флиртовала с ним весь вечер! Думаешь, я не видел, как ты смотрела на него?» Я была настолько ошеломлена этим обвинением, что даже не нашла слов для оправдания. Остаток вечера я провела, пытаясь доказать ему свою верность, умоляя поверить, что всё не так, как он думает.

В другой раз я опоздала на свидание на целых пятнадцать минут – автобус застрял в пробке. Кирилл сидел в кафе, мрачный как туча. «Ты специально это делаешь, да? Заставляешь меня ждать, чтобы показать, что я не так уж и важен?» Я извинялась, объясняла про пробку, показывала даже скриншот с картой, где красным был отмечен затор, но он только холодно смотрел сквозь меня. Я чувствовала себя виноватой, хотя разумом понимала, что не сделала ничего плохого. Весь вечер я старалась его развеселить, быть особенно внимательной, ловить каждое его слово, пока наконец он не «простил» меня.

Так шаг за шагом, день за днем, незаметно для себя я превращалась в тень, в отражение его желаний и страхов. Моя жизнь всё больше и больше вращалась вокруг того, чтобы не вызвать его гнев, не разочаровать его, не дать ему повода для ревности. И я почти убедила себя, что это и есть любовь – полное растворение, потеря себя в другом человеке. Я даже гордилась тем, как сильно умею любить, не понимая, что настоящая любовь не требует таких жертв.

Нарастающий контроль

Весна медленно перетекала в лето, последние школьные недели были наполнены подготовкой к экзаменам и предвкушением выпускного. Но для меня это время стало периодом постепенного осознания того, что в наших отношениях с Кириллом что-то безнадежно сломалось. Или, может быть, никогда и не было целым.

Контроль становился всё более явным. Кирилл хотел знать, где я, с кем и чем занимаюсь каждую минуту. Если я не отвечала на звонок, он мог примчаться ко мне домой, разбудить родителей, устроить сцену. Постепенно я стала чувствовать себя как в клетке – золотой, красивой, но всё же клетке.

– Почему ты не взяла трубку? – его голос звенел от сдерживаемой ярости, как натянутая струна. – Я звонил пять раз!

– Я была в душе, Кирилл, – отвечала я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. – Я не слышала звонка.

– Ты врешь, – он смотрел мне прямо в глаза, и я чувствовала, как начинаю сомневаться в себе. – Я знаю, что ты врешь.

Мама начала замечать перемены во мне. Однажды вечером она присела на край моей кровати, когда я уже собиралась спать.

– Что происходит, Алиса? – спросила она, изучая меня с тревогой. – Ты похудела, под глазами круги… Ты перестала видеться с друзьями, всё время сидишь дома и ждешь его звонка.

– Всё хорошо, мам, – я отвела взгляд, стараясь скрыть свои чувства. – Просто устаю от подготовки к экзаменам.

– Дело в Кирилле, верно? – она не отступала, её голос звучал настойчиво. – Мне не нравится, как он с тобой разговаривает. Как смотрит на тебя, будто ты его собственность.

Я почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения и – странно – страха. Что, если мама запретит мне видеться с ним? Что я буду делать без Кирилла?

– Ты ничего не понимаешь! – почти закричала я, не в силах сдержать эмоции. – Он любит меня! Он просто очень эмоциональный, чувственный человек!

Мама смотрела на меня долго, с какой-то бесконечной грустью, потом тихо вышла, оставив меня наедине с бушующими чувствами.

А на следующий день, когда я рассказала Кириллу об этом разговоре, он пришел в ярость.

– Твоя мать настраивает тебя против меня! – он ходил по комнате, как зверь в клетке, его голос был полон ярости. – Она всегда меня ненавидела! Они все хотят нас разлучить, ты не видишь?

Я чувствовала, как земля уходит из-под ног. Вдруг показалось, что весь мир ополчился против нас, что только мы вдвоем против всех. Тогда Кирилл опустился передо мной на колени, взял мои руки в свои, его глаза горели лихорадочным блеском.

– Мы уедем, Алиса, – произнес он, и в его голосе звучала решимость. – Сразу после выпускного. Я поступаю в университет в столице, ты поедешь со мной. Будем жить вместе, только ты и я. Никто не будет нам мешать.

И я кивала, глотая слезы, веря, что это единственный выход, единственный способ сохранить нашу любовь. Даже если для этого придется отказаться от собственных планов, от литературного конкурса, от всего, о чем я мечтала.

Подготовка к выпускному вечеру

Последние недели перед выпускным пролетали в лихорадочной подготовке. Весь класс был охвачен предвкушением праздника, обсуждением нарядов и планов на будущее. Я же существовала как будто в параллельной реальности, где все мои мысли были подчинены одному – не разозлить Кирилла, быть идеальной для него.

Выбор платья для выпускного стал настоящим испытанием. Мы с мамой и Викой поехали в большой торговый центр на окраине города. Впервые за долгое время я чувствовала легкость и радость, примеряя красивые платья, кружась перед зеркалом, слыша восхищенные возгласы подруги.

– Это оно! – воскликнула Вика, когда я вышла из примерочной в изумрудно-зеленом платье с открытыми плечами. – Алиса, ты просто потрясающая!

Мама смахнула слезу, кивая. Впервые за много месяцев я увидела в зеркале не испуганную девочку, а молодую женщину, красивую и полную жизни. Я почти забыла, как выглядит моя настоящая улыбка.

Но радость быстро улетучилась. Когда я отправила Кириллу фото в новом платье, его ответ пришел мгновенно:

– Слишком открытое. Выбери другое.

Я стояла, глядя на экран телефона, и чувствовала, как комок обиды подступает к горлу. Вика заглянула мне через плечо и резко выдохнула.

– Ты же не собираешься его слушать? – она смотрела на меня с недоумением. – Алиса, это твой выпускной, твое платье!

Но я уже снимала платье дрожащими руками, вешала его обратно на вешалку, избегая встречаться взглядом с мамой и подругой. В итоге я выбрала простое голубое платье, которое прикрывало грудь и имело короткие рукава – именно такой стиль одобрял Кирилл.

По дороге домой в машине стояла тяжелая тишина. Наконец мама не выдержала:

– Это ненормально, Алиса, – её голос звучал тихо, но твердо. – То, что он контролирует даже то, как ты одеваешься. Это не любовь, это…

– Прекрати! – я сорвалась на крик, сама испугавшись своей реакции. – Просто прекрати! Ты не понимаешь!

Но где-то глубоко внутри крошечный голосок шептал, что, может быть, она права. Может быть, это действительно ненормально – бояться реакции любимого человека на каждый свой шаг, каждое решение.

Параллельно с подготовкой к выпускному я втайне готовилась к областному конкурсу молодых поэтов. Учительница литературы, Елена Петровна, сама отправила мои стихи на конкурс и сообщила, что меня пригласили на финал, который должен был состояться через неделю после выпускного.

– У тебя настоящий талант, Алиса, – сказала она, глядя на меня с искренним восхищением. – Твои стихи трогают душу. Ты обязательно должна поехать.

Я не рассказала Кириллу о конкурсе. Знала, что он будет против, что это разрушит его планы о нашем немедленном отъезде в столицу. Я откладывала этот разговор день за днем, надеясь на чудо, на то, что найду слова, которые помогут ему понять, как важен для меня этот шанс.

Ночью перед выпускным я долго стояла у окна, глядя на звезды. Мысли путались. С одной стороны, я любила Кирилла – по крайней мере, мне так казалось. С другой – всё чаще ловила себя на чувстве облегчения, когда его не было рядом, когда я могла просто дышать, не опасаясь сказать или сделать что-то не так.

– Что со мной происходит? – шептала я, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. – Почему любовь должна быть такой… болезненной?

Ответа не было. Только звезды равнодушно мерцали в черном небе, и где-то вдалеке лаяла собака, нарушая ночную тишину.

Выпускной вечер начался как сказка. Актовый зал нашей школы был украшен гирляндами и цветами, звучала музыка, все были нарядные и взволнованные. Я чувствовала странную двойственность – с одной стороны, радость от завершения важного этапа жизни, с другой – тревогу, сидевшую глубоко внутри и отравлявшую каждый момент.

Кирилл был необыкновенно внимателен и нежен в начале вечера. Он не отходил от меня ни на шаг и держал за руку. В такие моменты я верила, что всё наладится, что наши отношения могут стать здоровыми и счастливыми.

Во время официальной части Елена Андреевна, поздравляя выпускников, особо отметила меня:

– Я хочу поздравить нашу Алису Соколову, чьи стихи прошли в финал областного конкурса молодых поэтов! – произнесла Елена Андреевна, и зал взорвался аплодисментами. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам – частично от смущения, частично от страха.

Кирилл рядом со мной застыл, его рука, держащая мою, сжалась так сильно, что стало больно.

– Какой еще конкурс? – прошипел он, наклонившись к моему уху. – О чем она говорит?

– Я хотела тебе рассказать, – я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось от страха. – Это важный конкурс, Кирилл. Это шанс для меня…

– Шанс? – его глаза потемнели. – А как же наши планы? Мы должны уехать через три дня!

Я почувствовала, как что-то внутри меня наконец ломается – то ли страх, то ли терпение.

– А как же мои планы, Кирилл? – мой голос звучал тихо, но твердо. – Я никогда не обещала бросить всё и уехать с тобой. У меня есть свои мечты, свои цели.

Он посмотрел на меня так, словно видел впервые – с недоверием и нарастающей яростью. Затем схватил за локоть и потянул к выходу из зала. Я пыталась сопротивляться, но его хватка была слишком сильной.

В пустом школьном коридоре, освещенном только тусклым аварийным светом, Кирилл припер меня к стене.

– Ты что, решила всё разрушить? – его лицо было искажено гневом. – Всё, что я для нас планировал? Ради какого-то дурацкого конкурса?

– Это не дурацкий конкурс, – я пыталась сохранять спокойствие, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. – Это важно для меня. Почему ты не можешь подождать неделю? Мы всё равно уедем, просто чуть позже…

– Нет! – он ударил кулаком в стену рядом с моей головой, и я вздрогнула. – Ты делаешь это назло мне! Ты знала о наших планах!

Каждое его слово, каждый жест были пропитаны такой яростью, что я физически ощущала ее как жар, исходящий от его тела.

– Это твои планы, Кирилл, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. – Не наши. Ты решил всё за нас обоих и даже не спросил, чего хочу я.

То, что произошло дальше, случилось так быстро, что я едва успела осознать. Его рука поднялась и ударила меня по щеке – не сильно, скорее демонстративно, но достаточно, чтобы оставить горящий след и ощущение абсолютного шока.

Время словно остановилось. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами, не веря, что это произошло. Кирилл тоже застыл, глядя на свою руку с каким-то странным удивлением, словно она действовала отдельно от него.

– Алиса, я… – он начал что-то говорить, но я уже не слушала.

В тот момент, когда его ладонь коснулась моего лица, что-то внутри меня разбилось. Но не моя любовь к нему – нет, разбилось зеркало, в котором я видела нас идеальной парой. Осколки рассыпались, и в каждом из них отражалось его настоящее лицо – искаженное гневом, чужое, пугающее.

Я оттолкнула его и побежала по коридору, не разбирая дороги, лишь бы оказаться как можно дальше. Слезы текли по лицу, но это были не слезы боли или страха – это были слезы осознания, пробуждения от долгого кошмара, который я принимала за любовь.

Внутренний перелом

Я не помню, как добралась домой. Кажется, я просто шла по ночным улицам, не замечая ни прохожих, ни машин. В ушах звенел его голос, перед глазами стояло его искаженное гневом лицо, а на щеке горел след от удара – не столько физически больной, сколько унизительный, разрушающий что-то фундаментальное внутри.

Дома было темно и тихо – родители уже спали. Я на цыпочках прошла в свою комнату, заперла дверь и только тогда позволила себе разрыдаться по-настоящему. Я плакала, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить дом, плакала так, как не плакала никогда в жизни – глубокими, рвущими душу рыданиями.

Что это были за слезы? Горе по утраченной любви? Может быть, отчасти. Но больше всего – это было облегчение. Словно тяжелый груз, который я несла на плечах месяцами, наконец упал, и я могла распрямиться, сделать полный вдох.

Телефон разрывался от звонков и сообщений. Кирилл. Я не отвечала. Потом пришло длинное сообщение с извинениями, с клятвами, что это больше никогда не повторится, что он сам не понимает, как мог поднять на меня руку, что не переживет, если я его брошу.

За этот вечер я прошла все пять стадий принятия неизбежного.

– Это не может быть правдой, – думала я, – Кирилл любит меня. Он просто сорвался. Это была случайность. Он никогда не хотел причинить мне боль.

– Как он посмел? – гнев поднимался во мне. – Кто дал ему право распоряжаться моей жизнью, моими мечтами? Почему я позволила ему контролировать каждый мой шаг?

– Может быть, если я объясню ему, как важен для меня этот конкурс, он поймет? – размышляла я, надеясь на компромисс. – Может быть, мы сможем остаться вместе, но на других условиях?

– Я так долго верила в нашу любовь, – охватывала меня депрессия. – Я отдала ему столько себя. Кто я теперь без него? Что остается от меня, настоящей?

– Это не любовь, – наконец пришло осознание. – Это никогда не было любовью. И я заслуживаю большего. Заслуживаю уважения, свободы, поддержки. Заслуживаю настоящей любви.

Я встала и подошла к зеркалу на шкафу. В полумраке комнаты, освещенной только лунным светом, мое отражение казалось почти призрачным. На щеке всё еще был виден слабый след от его руки. Я смотрела на эту девушку в зеркале – с распухшими от слез глазами, с растрепанными волосами, в голубом платье, которое выбрала не я, а он – и вдруг поняла, что почти не узнаю её.

Где та Алиса, которая мечтала писать стихи? Которая любила фиолетовый цвет? Которая смеялась с друзьями и не боялась высказывать свое мнение? Она исчезла, растворилась в отношениях, которые высасывали из неё жизнь, заставляли становиться всё меньше и меньше, пока от неё не осталась лишь тень.

И тогда, глядя в глаза своему отражению, я прошептала слова, которые стали началом моего возрождения:

– Со мной так нельзя.

Это прозвучало так тихо, что я сама едва услышала. Но что-то в этих простых словах придало мне силы. Я повторила громче:

– Со мной так нельзя!

И еще раз, уже не шепотом, а полным голосом:

– СО МНОЙ. ТАК. НЕЛЬЗЯ!

Моё отражение в зеркале вдруг изменилось – я увидела в нём проблеск той девушки, которой была когда-то. Настоящей. Свободной.

Как во сне, я достала из шкафа большую картонную коробку и начала складывать в неё всё, что напоминало о Кирилле – его подарки, фотографии, записки, даже одежду, которую он одобрял. Мои движения были механическими, но уверенными. С каждой вещью, отправленной в коробку, я чувствовала, как что-то отпускает внутри, как легче становится дышать.

Когда коробка была полной, я подняла её и вышла из дома. Ночь была тихой и теплой, звезды ярко сияли на безоблачном небе. Я дошла до мусорных контейнеров в конце улицы и без колебаний опустила коробку в один из них.

Возвращаясь домой, я чувствовала странную легкость, словно сбросила не только эти материальные напоминания о нездоровых отношениях, но и тяжесть, которая давила на меня все эти месяцы. Впереди была неизвестность, страшная и волнующая, но это была моя неизвестность, мой путь, который я выбирала сама.

У двери своей комнаты я остановилась, услышав тихие рыдания из-за двери родительской спальни. Мама плакала. Она, должно быть, слышала, как я вернулась с выпускного раньше времени, как рыдала в подушку, как выходила из дома среди ночи. Её сердце разрывалось от бессилия помочь дочери, которая отталкивала любую помощь.

Я тихонько приоткрыла дверь их спальни.

– Мама, – позвала я шепотом. – Ты не спишь?

Она приподнялась на кровати, вытирая слезы.

– Алиса? Что случилось, родная?

– Ты была права, – сказала я, чувствуя, как новые слезы подступают к горлу, но теперь это были слезы освобождения. – Насчет Кирилла. Всё кончено. Я больше не позволю никому так со мной обращаться.

Мама раскрыла объятия, и я упала в них, как в детстве, когда мир казался слишком большим и страшным. Но теперь я знала, что смогу встретить этот мир лицом к лицу – раненая, но не сломленная, обновленная, как феникс, восставший из пепла.

Утро после выпускного встретило меня странным ощущением пустоты. Я проснулась поздно, солнце уже заливало комнату, а я лежала, глядя в потолок, и пыталась осознать произошедшее вчера. Не было ни радости, ни облегчения – только тихое, неуверенное чувство, что я сделала то, что должна была.

Телефон, который я отключила ночью, так и лежал безжизненной черной коробочкой на тумбочке. Я знала, что как только включу его, Кирилл начнет звонить и писать. И часть меня всё еще хотела ответить ему, услышать его голос, поверить в очередные обещания. Эта часть боялась остаться одной.

Я поднялась с кровати и подошла к зеркалу. След от удара почти исчез, остался лишь слабый намек на припухлость. Я всматривалась в своё отражение, пытаясь понять, что же я чувствую на самом деле. Страх? Тоску? Облегчение?

Неожиданно мой взгляд упал на маленькую трещинку в углу зеркала – я никогда не замечала ее раньше. Тонкая, почти незаметная линия, разделяющая гладкую поверхность. Я провела по ней пальцем и вдруг почувствовала, как внутри что-то отзывается – словно в моей душе тоже появилась трещина.

Эти строки пришли ко мне неожиданно, без усилий. Я бросилась к столу, достала блокнот – тот самый, в который когда-то записывала свои стихи, пока Кирилл не высмеял их, – и начала писать, давая словам течь свободно.

Я не понимала до конца, что происходит со мной, но знала одно: то, что случилось вчера, больше никогда не должно повториться. Где-то глубоко внутри чувствовала – если я вернусь к нему, то предам саму себя.

Я писала о боли, о страхе, о сомнениях. О том, как тяжело отпустить человека, которого, казалось, любишь. О том, как страшно остаться одной после двух лет отношений. Но сквозь все эти тревожные мысли пробивалось упрямое чувство: так больше нельзя.

Мама заглянула в комнату, когда я всё еще писала. Она молча поставила чашку чая на край стола и так же тихо вышла. В этом простом жесте было столько заботы, что я вдруг поняла, как сильно отдалилась от семьи за время отношений с Кириллом.

Весь день я провела в своей комнате, переключаясь между писанием стихов и мыслями о том, что будет дальше. Я не находила ответов, только вопросы. Смогу ли я устоять, если он снова начнет добиваться меня? Не было ли ошибкой так резко всё оборвать? Но каждый раз, когда я задумывалась о возвращении, внутри поднималась волна протеста – нет, я не заслуживаю того, чтобы со мной так обращались.

Когда я наконец решилась включить телефон, на меня действительно обрушился шквал уведомлений. Десятки пропущенных звонков, сообщения от Кирилла – сначала гневные, потом умоляющие, потом снова угрожающие. Было несколько сообщений от Вики, обеспокоенной моим внезапным исчезновением с выпускного.

Я написала Вике короткое сообщение, что со мной всё в порядке, что мы расстались с Кириллом и что я расскажу ей всё при встрече. А потом долго смотрела на сообщения от Кирилла, борясь с желанием ответить. Пальцы дрожали над клавиатурой, сердце сжималось от мысли, что я никогда больше не обниму его. Но я не ответила.

Поздно вечером в дверь позвонили. Я выглянула в окно и увидела его – он стоял у нашего крыльца с огромным букетом цветов, бледный, с кругами под глазами. Сердце заколотилось так сильно, что стало больно дышать. Часть меня хотела бросится к нему, поверить, что всё может быть иначе.

– Он там, – сказала я маме, спустившись на кухню. – С цветами.

– Хочешь, чтобы я ему сказала уйти? – в ее глазах была тревога.

– Нет, – я покачала головой, хотя внутри всё дрожало. – Я сама.

Я вышла на крыльцо, оставив дверь приоткрытой, чтобы мама могла вмешаться, если понадобится. Я всё еще боялась его, но сильнее этого страха было другое чувство – что я должна сделать это сама.

– Алиса, – он шагнул ко мне, протягивая цветы, – прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. Это никогда больше не повторится, клянусь.

Его голос, его глаза – всё было таким знакомым, таким родным. Я почувствовала, как слезы подступают к горлу. Как было бы просто поверить ему снова, вернуться в привычный мир.

– Нет, Кирилл, – мой голос дрожал, но я заставила себя продолжать. – Я не могу… Не могу больше так.

– Что значит «не могу»? – его лицо исказилось. – Ты же любишь меня! Или нет? Скажи мне прямо!

– Я не знаю, что такое любовь, – честно призналась я. – Но я знаю, что не хочу больше бояться. Не хочу чувствовать себя никем. Не хочу терять себя.

Он не понимал. Он говорил о том, как сильно любит меня, как всё изменит, как мы будем счастливы. И я верила, что он действительно так думает. Но внутри меня росла уверенность – ничего не изменится. Не потому, что он плохой человек, а потому что мы разрушаем друг друга.

– Прости, – сказала я наконец. – Но нам нужно расстаться.

Он бросил цветы на землю и ушел, оставив меня стоять на крыльце с ощущением странного оцепенения. Не было ни облегчения, ни гордости за свой поступок – только пустота и тихая боль.

Я подняла цветы – они были красивыми, пахли летом и свежестью. Но вместо того, чтобы внести их в дом, я просто положила их на скамейку у крыльца. Я не ненавидела Кирилла. Я просто больше не могла быть с ним.

Вернувшись в свою комнату, я снова подошла к зеркалу. Трещина в углу теперь казалась частью меня – не уродством, а просто фактом, с которым нужно научиться жить. Я не знала, что ждет меня впереди, но чувствовала, что сделала первый шаг к чему-то важному.

Через неделю после выпускного я решилась рассказать маме о своих планах.

– Я хочу поступать в Москву, – сказала я за ужином, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – В литературный институт.

Мама замерла с вилкой в руке, отец поднял взгляд от тарелки.

– Но ты ведь собиралась в областной университет, вместе с… – мама осеклась, не произнося имя Кирилла.

– Я знаю. Но теперь хочу попробовать поступить в Москву. Документы еще принимают, а результаты ЕГЭ у меня хорошие.

– Ты уверена, что это не просто реакция на разрыв? – осторожно спросил отец.

Я задумалась. Конечно, желание уехать подальше от Кирилла, от воспоминаний, от сплетен в нашем маленьком городке было частью мотивации. Но была и другая причина.

– Я всегда мечтала писать, – сказала я тихо. – Просто… забыла об этом на какое-то время.

Родители переглянулись, и я заметила в их взглядах смесь беспокойства и гордости.

– Москва – это серьезно, – сказал отец. – Но если ты действительно этого хочешь…

– Очень хочу, – кивнула я.

Следующие дни превратились в водоворот подготовки. Оформление документов, поиск информации об общежитии, бесконечные разговоры с приемной комиссией. Я погрузилась в эту деятельность с головой, и это помогало не думать о Кирилле, о боли, о сомнениях. Впервые за долгое время я чувствовала, что моя жизнь принадлежит мне.

Вика пришла ко мне накануне отъезда в Москву. Мы сидели в моей комнате, среди наполовину собранных чемоданов, и говорили – по-настоящему, как не говорили уже очень давно.

– Я так скучала по тебе, – призналась она. – По настоящей тебе.

– А какая я настоящая? – спросила я, действительно не зная ответа.

– Такая… смелая. И творческая. И верящая в себя.

Я не была уверена, что сейчас соответствую этому описанию, но мне хотелось снова стать такой.

Последний вечер перед отъездом я провела, сидя на подоконнике своей комнаты. Трещина в зеркале напротив по-прежнему была заметна, если знать, куда смотреть. Я думала о том, сколько всего произошло за эти две недели после выпускного. Как будто разбитое зеркало показало мне не только мои трещины, но и возможность собрать себя заново – не такой, какой я была, и не такой, какой меня хотел видеть Кирилл, а какой-то совершенно новой.

На рассвете я бросила последний взгляд на комнату, где прошло мое детство и юность. Два чемодана стояли у двери, рюкзак с документами и самым необходимым лежал на кровати. На столе остался раскрытый блокнот с моими стихами – я решила взять с собой только новый, чистый. Начать с пустой страницы.

Когда мы с родителями ехали на вокзал, город еще спал. Мы проезжали мимо знакомых улиц, мимо школы, мимо парка, где мы с Кириллом когда-то гуляли. Я смотрела в окно и чувствовала странную смесь грусти и надежды. Мне будет не хватать этих мест, но Москва, огромная и пугающая, манила обещанием новой жизни.

Перед посадкой в поезд я крепко обняла родителей.

– Ты справишься, – шепнула мама мне на ухо. – Ты сильнее, чем думаешь.

Может быть, она права. Может быть, я действительно справлюсь. Пройдя через боль и унижение, через потерю себя и обретение заново, я чувствовала, что готова ко всему, что ждет меня впереди.

Поезд тронулся, унося меня к новой главе жизни. Я не знала, что ждет меня в Москве, получится ли поступить, как сложится моя судьба. Но одно я знала точно – я больше не позволю никому разбить моё зеркало. Никогда.

Глава 2: Два года спустя.. Возвращение в родной город

Поезд замедлял ход, и каждая секунда приближения к родному городу отдавалась в моей груди тяжелым ударом. Я возвращалась. Возвращалась туда, откуда так отчаянно стремилась убежать два года назад. Мне было двадцать, и казалось, что жизнь сделала неожиданный поворот, заставив меня вернуться к началу.

Два года назад, сразу после окончания одиннадцатого класса, я не поступила в московский вуз. Три балла. Всего три балла отделяли меня тогда от мечты, от той жизни, о которой я грезила. Но вместо того, чтобы вернуться домой, я осталась в столице – снимала угол в крошечной квартире, работала официанткой, потом администратором в салоне красоты. Я цеплялась за Москву, как за спасительный круг, страшась возвращения в город, где каждый угол напоминал о Кирилле, о нашей болезненной школьной любви, о том, как он разбил мне сердце.

За окном мелькали знакомые пейзажи – серые панельные дома на окраине, старый парк с облезлыми скамейками, городская площадь с фонтаном, который работал только по праздникам. Всё это выглядело таким маленьким, таким провинциальным после шумной, пестрой столицы.

Я прижалась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза. Решение вернуться далось нелегко. Москва так и не стала по-настоящему моей – город возможностей оказался и городом одиночества, высоких цен и разбитых надежд. Деньги таяли, работа выматывала, а мечта о поступлении постепенно растворялась в суете повседневности.

«Ты всегда можешь вернуться домой», – говорила мама по телефону заботливо-безразличным тоном, в котором я больше не слышала «я же говорила». Только усталость и тревогу за дочь. Отец в последний раз промолчал, но его молчание было другим – ожидающим, а не осуждающим.

Последние месяцы в Москве превратились в борьбу за выживание. Хозяйка квартиры подняла плату, а в салоне сократили часы работы. Я помню тот вечер, когда сидела на кухне съемной квартиры, пересчитывая оставшиеся деньги и понимая: еще месяц, и даже на билет домой не хватит. Тогда я впервые позволила себе признать поражение. И странно – вместо ожидаемого отчаяния пришло облегчение. Будто камень, который я тащила в гору, наконец скатился обратно, и я могла перестать притворяться, что справляюсь.

Два года жизни в столице научили меня многому. Два года, когда я заново училась любить себя, верить в себя, строить планы. И вот теперь – снова в исходную точку, снова в город, где время, казалось, остановилось, снова под крышу родительского дома с его негласными правилами и невысказанными ожиданиями.

В Москве я научилась быть невидимой в толпе – там никого не интересовала девушка из провинции с ее несбывшимися мечтами. Здесь же меня ждали взгляды бывших одноклассников, некоторые из которых уже успели обзавестись семьями, расспросы соседей и молчаливое разочарование родителей. Я представляла, как буду идти по главной улице, опустив глаза, чтобы не встретиться взглядом с теми, кто помнил меня уезжающей с гордо поднятой головой и большими планами.

Но были в этом возвращении и крупицы надежды. В тесной московской квартире, засыпая после изнурительной смены, я часто вспоминала запах маминых пирогов, уютный скрип старого кресла в гостиной, тихие вечера с книгой на веранде. Временами я ловила себя на мысли, что скучаю по размеренному ритму маленького города, где все знакомо до мельчайших деталей.

Поезд, наконец, остановился. Я медленно собрала вещи, натянула рюкзак на плечи и вышла на перрон. Августовское солнце ослепило на мгновение, и я зажмурилась. Когда открыла глаза, город был всё тем же – маленьким, душным, провинциальным. Моим городом. Тем, от которого я так хотела убежать, и который теперь снова принимал меня в свои объятия – не любящие, а снисходительные.

Перрон почти опустел. Я заметила, что новая плитка, которую так торжественно укладывали перед моим отъездом, уже потрескалась по краям. Всё тот же киоск с выцветшей вывеской, всё та же будка дежурного. Привокзальная площадь встретила меня гудками редких машин и громкой музыкой из открытых окон маршруток. На мгновение мне показалось, что я никуда не уезжала, что последние два года были лишь длинным, запутанным сном.

Я достала телефон и набрала мамин номер. "Я приехала," – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал бодро. "Буду минут через двадцать." Мама что-то ответила, но я уже не слушала, разглядывая новую вывеску кафе напротив вокзала. "Амбиция" – гласили золотые буквы на черном фоне. Два года назад здесь была забегаловка с пирожками. Что-то всё-таки менялось, пока меня не было.

Я глубоко вздохнула и сделала первый шаг. Начиналась новая глава моей жизни – не та, о которой я мечтала, но, возможно, в ней ещё найдется место для счастья. Я не знала тогда, что вскоре встречу человека, который перевернет всю мою жизнь, и что эта встреча станет началом самого темного периода моей судьбы.

Пройдя половину пути до дома пешком, я почувствовала, как напряжение последних недель постепенно отпускает. Воздух здесь был другим – не загазованным, как в Москве, а наполненным запахами скошенной травы и цветущих лип. Я замедлила шаг возле старой школы. Во дворе играли дети – должно быть, летний лагерь. Их беззаботный смех напомнил о времени, когда всё казалось простым и понятным, когда будущее виделось ярким и многообещающим.

Я не могла знать, что именно в этом маленьком городе, от которого так стремилась сбежать, меня ждет встреча с Максимом. Не могла предвидеть, что его уверенная улыбка и властный взгляд заставят мое сердце биться чаще, что его внимание будет казаться бальзамом на раны, нанесенные столичным одиночеством. И конечно, я даже представить не могла, что эта встреча станет началом пути, который едва не сломает меня окончательно.

Первая встреча

В маленьком городе осень приходит незаметно. Просто однажды утром выходишь на улицу и понимаешь, что воздух стал прозрачнее, а клены у старого фонтана начали краснеть. Моя жизнь постепенно входила в колею. После нескольких недель бесплодных поисков я устроилась работать в небольшое кафе недалеко от центра. Заваривала кофе, улыбалась посетителям, раскладывала свежую выпечку на витрине. Работа была не мечтой, но давала какую-то опору, ощущение независимости, пусть и иллюзорное.

Город встретил меня прохладно, как давно забытую родственницу. Знакомые улицы казались одновременно и родными, и чужими. Некоторые магазины закрылись, другие сменили вывески. Люди, которых я когда-то знала, разъехались или погрузились в свои жизни настолько, что встречи с ними стали редкими и неловкими. Я чувствовала себя призраком, скользящим по местам, где когда-то была счастлива.

Тот день ничем не отличался от других. Моросил мелкий дождь, посетителей было немного. Я протирала столики, когда звякнул колокольчик на двери. Обернувшись, я увидела его – высокого мужчину в безупречном костюме, с волевым подбородком и внимательными голубыми глазами. Он выделялся в нашем маленьком кафе, как экзотическая птица среди воробьев.

Дождевые капли поблескивали на его темном пальто. В руках – дорогой кожаный портфель. Всё в нем говорило о благополучии и уверенности – то, чего так не хватало в моей жизни последние годы.

– Добрый день, – его голос был низким, уверенным. – Можно кофе? Американо, без сахара.

Я кивнула и направилась к кофемашине, чувствуя, как его взгляд следует за мной. Это было странное ощущение – не неприятное, но заставляющее внутренне подтянуться, расправить плечи. Мои руки слегка дрожали, когда я готовила его заказ. Почему-то этот незнакомец вызывал во мне волнение, которого я не испытывала уже давно.

– Вы здесь недавно работаете? – спросил он, когда я поставила перед ним чашку.

– Да, пара месяцев.

– Я часто бываю в этом кафе. Странно, что раньше вас не замечал.

Он улыбнулся, и что-то в этой улыбке – открытой, чуть насмешливой – заставило меня улыбнуться в ответ. В его глазах читался живой интерес, не тот поверхностный, который часто демонстрируют мужчины, пытаясь завязать знакомство, а что-то более глубокое, настоящее.

– Меня зовут Максим, – он протянул руку.

– Алиса, – я осторожно пожала его ладонь, сухую и теплую.

– Как Алиса в Стране чудес? – в его глазах промелькнуло что-то похожее на искренний интерес.

– Да, только моя страна чудес оказалась не такой волшебной, – вырвалось у меня, и я тут же пожалела о своих словах. Слишком личное для случайного разговора с посетителем.

Но Максим не смутился. Наоборот, его взгляд стал еще внимательнее.

– Иногда чудеса приходят, когда их совсем не ждешь, – сказал он и сделал глоток кофе. – Отличный американо, кстати.

Эта похвала почему-то согрела меня изнутри. Мелочь, но в тот момент она показалась значимой. После Москвы, где я была никем, после месяцев одиночества и разочарований, даже такое простое признание моего умения заваривать кофе казалось маленькой победой.

– Спасибо, – ответила я. – Стараюсь.

– Вы не местная? – спросил он, делая еще один глоток. – В вас чувствуется что-то… не провинциальное.

Я замялась на мгновение, не зная, стоит ли рассказывать свою историю случайному посетителю.

– Я выросла здесь, потом уехала в Москву. Недавно вернулась.

– Москва не приняла? – в его вопросе не было насмешки, только понимание.

– Скорее, я не приняла Москву, – ответила я, удивляясь своей откровенности. – Слишком большой город, слишком много людей, и все куда-то бегут.

Он кивнул, словно хорошо понимал, о чем я говорю.

– Я тоже не местный. Переехал сюда из Санкт-Петербурга пять лет назад. Открыл бизнес. Поначалу думал, что это временно, но… город затягивает. Здесь особая атмосфера. Тишина, которой так не хватает в мегаполисе.

Он задержался в кафе дольше обычного посетителя, неторопливо пил кофе, листал какие-то документы. Несколько раз наши взгляды пересекались, и каждый раз я чувствовала странное волнение, будто между нами протягивалась невидимая нить. Когда в кафе зашла группа шумных подростков, он поморщился, но ничего не сказал. Просто продолжал работать, время от времени поглядывая на меня.

Я заметила обручального кольца на его пальце не было. Эта мысль пришла внезапно, и я мысленно одернула себя. С момента разрыва с Кириллом я зареклась смотреть на мужчин как на потенциальных партнеров. Но что-то в Максиме притягивало, заставляло забыть о всех зароках.

Когда он уходил, то оставил щедрые чаевые и визитку.

– Позвоните, если захотите узнать о настоящих чудесах, – сказал он с улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание.

Я смотрела, как он выходит под дождь, уверенно шагая по мокрому тротуару. Что-то в его осанке, в том, как он держал голову, говорило о человеке, привыкшем достигать своих целей.

Весь вечер я вертела в руках его визитку. «Максим Белов, генеральный директор «СтройМаркет». Телефон, адрес офиса в деловой части города. Всё солидно, респектабельно. И эти глаза… глаза, в которых была какая-то гипнотическая сила.

Возвращаясь домой, в маленькую съемную квартиру на окраине, я думала о нем. Кто он такой, этот Максим Белов? Успешный бизнесмен, обосновавшийся в провинции. Что заставило его покинуть родной город? Какие "настоящие чудеса" он имел в виду? И почему мысли о нем вызывают такое волнение?

Я поймала себя на том, что улыбаюсь, глядя в окно автобуса на мокрые осенние улицы. Впервые за долгое время я почувствовала что-то похожее на предвкушение. Словно в моей жизни появилась какая-то новая, неизведанная дорога, и я стою на ее пороге, не решаясь сделать первый шаг.

Два года одиночества после Кирилла. Два года, когда я сознательно избегала отношений, зализывая раны. И вот теперь – этот случайный разговор, эта визитка, это странное волнение. Я не знала тогда, что эта встреча изменит всю мою жизнь, что за обаятельной улыбкой скрывается тьма, что впереди – падение в бездну, из которой придется выбираться, цепляясь окровавленными пальцами за острые края.

В ту ночь мне снились голубые глаза и теплая улыбка. Впервые за долгое время я проснулась с ощущением, что день может принести что-то хорошее. Я достала визитку из сумки, еще раз перечитала. Номер телефона, словно приглашение в новую жизнь. Страх боролся с любопытством, осторожность с желанием перемен.

Я позвонила ему на следующий день.

Стремительный роман

Наш роман с Максимом развивался с головокружительной скоростью. После первого звонка последовало приглашение на ужин в самый дорогой ресторан города. Я нервничала, выбирая наряд из своего скромного гардероба, чувствуя себя Золушкой, готовящейся к балу. Когда Максим встретил меня у входа – элегантный, уверенный, с букетом белых роз, я почувствовала, как сердце забилось быстрее.

– Ты прекрасна, – сказал он, и я поверила. В его глазах я увидела свое отражение – красивой, желанной, особенной.

Тот вечер был словно из другой реальности. Шампанское, изысканные блюда, внимательный официант, исполняющий каждое пожелание Максима. Мы говорили часами. Он рассказывал о своем бизнесе, амбициозных планах и путешествиях, а я делилась своими мечтами, любовью к литературе и неудачной попыткой поступления. Он слушал так, будто каждое мое слово было драгоценностью.

– Знаешь, в тебе есть что-то особенное, – сказал он, провожая меня домой. – Что-то настоящее, чего так не хватает в нашем мире показной роскоши.

За первым свиданием последовало второе, третье… Каждый день приносил новые сюрпризы, подарки и знаки внимания. Он забирал меня с работы на своем дорогом автомобиле, дарил украшения, которые я стеснялась принимать, но не могла отказать. Мы ездили в соседние города на выставки и концерты, и он знакомил меня со своими друзьями – такими же успешными и уверенными в себе людьми. В его мире я чувствовала себя алмазом, который наконец-то нашли и оценили по достоинству.

Иногда меня удивляла его настойчивость в планировании моего времени.

– Я освобожусь в семь, может встретимся позже? – предлагала я.

– Нет, я заеду за тобой в шесть, – отвечал он тоном, не терпящим возражений. – У меня всё спланировано.

В такие моменты что-то внутри меня настораживалось, но его улыбка и поцелуй растворяли все сомнения.

Наши телефонные разговоры могли длиться часами. Если я не отвечала сразу, он звонил снова и снова.

– Я беспокоился, – объяснял он. – Вдруг что-то случилось.

Его забота окутывала меня, как тёплое одеяло в холодный день, заставляя забыть о той пустоте, которая была в моей жизни до него.

– Ты заслуживаешь лучшего, – говорил он, когда я сомневалась, принимая очередной дорогой подарок. – Позволь мне радовать тебя.

Однажды я встретила в кафе свою старую подругу Вику. Увидев меня, она просияла и пригласила за свой столик. Мы не виделись с тех пор, как я начала встречаться с Максимом – он так плотно заполнял моё время, что на друзей почти не оставалось места.

– Ты изменилась, – заметила Вика, внимательно глядя на меня. – Похудела, стала какая-то… другая.

– Влюблённость меняет, – засмеялась я, но её взгляд оставался серьёзным.

– Алиса, ты счастлива? По-настоящему?

Я начала горячо убеждать её, как мне повезло, какой Максим заботливый, как изменилась моя жизнь. Говорила и говорила, словно пытаясь убедить не только её, но и саму себя. Вика слушала молча, а потом просто обняла меня.

– Главное, чтобы это было твоё счастье, а не чужое представление о нём, – сказала она на прощание.

В тот вечер Максим был раздражён.

– Ты не отвечала два часа, – в его голосе звучала обида. – Я звонил шесть раз.

Я рассказала о встрече с Викой, и его лицо изменилось.

– Та самая Вика, которая меняет парней как перчатки? – его тон стал холодным. – Не думаю, что она хороший советчик в отношениях.

Я хотела возразить, но он притянул меня к себе.

– Прости, я просто ревную тебя ко всем. Ты слишком прекрасна, чтобы делить тебя с кем-то.

Всего через месяц после знакомства он сделал предложение. Мы были на смотровой площадке, куда он привёз меня встретить рассвет. Город расстилался внизу, окутанный утренней дымкой. Максим опустился на одно колено и протянул бархатную коробочку с кольцом, от которого захватывало дух.

– Я знаю, что мы знакомы недолго, – сказал он, глядя мне в глаза с такой серьёзностью, что моё сердце замерло. – Но я никогда не был так уверен ни в чем. Ты – та, кого я искал всю жизнь. Ты станешь моей женой?

Я смотрела на кольцо, на его лицо, на город внизу и чувствовала, как реальность плывёт. Слишком быстро, слишком ярко, слишком красиво, чтобы быть правдой. Но разве не об этом мечтает каждая девушка? О встрече с принцем, который увидит в ней то, чего не видят другие?

– Да, – прошептала я, и его губы накрыли мои в поцелуе, от которого кружилась голова.

В глубине души меня беспокоила эта стремительность.

– Может, стоит подождать? – осторожно предложила я через неделю.

Его взгляд потемнел.

– Ты сомневаешься в моих чувствах? Или в своих? – в его голосе появились нотки, которых я раньше не слышала.

– Нет, просто… – я не успела закончить.

– Если любишь – не сомневаешься, – отрезал он. – Я уже сообщил родителям, мама начала готовиться к свадьбе.

Я прикусила губу. Не хотелось его расстраивать, да и была ли причина для моих сомнений, кроме страха собственного счастья?

Мои родители были в шоке от скорости развития событий, но Максим быстро очаровал их. Солидный, успешный, с серьёзными намерениями – о таком зяте можно только мечтать. Мои немногочисленные подруги завидовали моему счастью. Всё вокруг твердило: ты счастливица, ты поймала удачу за хвост.

Только мой старший брат Пашка, приехавший на свадьбу из другого города, отвёл меня в сторону после знакомства с Максимом.

– Сестрёнка, ты уверена? – спросил он тихо. – Что-то в нём… не знаю, не могу объяснить.

Я рассмеялась и взъерошила его волосы, как в детстве.

– Ты просто ревнуешь, что теперь не ты единственный мужчина в моей жизни.

Он покачал головой, но больше ничего не сказал.

Свадьба была роскошной – белое платье, похожее на облако, украшенный цветами зал, сотни гостей, многих из которых я видела впервые. Максим настоял на масштабе, хотя я предпочла бы что-то более камерное.

– Ты теперь моя жена, – говорил он с нежностью, от которой таяло сердце. – И я хочу, чтобы весь мир знал, как я счастлив.

На собственной свадьбе я порой чувствовала себя актрисой в пьесе, где все роли и реплики расписаны заранее. Максим представлял меня гостям, держа за талию чуть крепче, чем нужно. Направлял, куда идти и с кем говорить. Шептал на ухо, когда пора сменить тему. Улыбался, но взгляд оставался цепким, контролирующим.

– Это от волнения, – убеждала я себя. – Он просто хочет, чтобы всё было идеально.

Я наслаждалась каждым моментом нашей новой жизни вместе. Его забота окружала меня со всех сторон, даже мелочи вроде выбора наряда или планирования дня превращались в проявление любви. Максим хотел для меня только лучшего, и я с благодарностью принимала его внимание.

После свадьбы мы переехали в его просторную квартиру в элитном районе города. Он предложил мне бросить работу.

– Зачем тебе эта работа в кофейне за копейки? Я могу обеспечить нас обоих.

Сначала я сопротивлялась – мне нравилась моя независимость, общение с коллегами. Но его аргументы звучали разумно: больше времени для саморазвития, для создания уюта в нашем доме, для подготовки к будущему материнству.

– Подумай о нашем будущем ребёнке, – говорил он. – Разве ты не хочешь посвятить себя семье полностью?

Постепенно моя жизнь сжималась до размеров нашей квартиры. Встречи с подругами становились всё реже – Максим всегда находил причины, почему сегодня неподходящий день.

– Они просто завидуют, – объяснял он. – Ты теперь живёшь совсем другой жизнью.

Звонки родителям он предпочитал контролировать, включая громкую связь и подсказывая мне, что рассказать о нашей жизни.

– Зачем волновать маму нашими бытовыми мелочами? – улыбался он, когда я пыталась поделиться с ней своими переживаниями.

Обычная девушка из провинциального городка, я вдруг оказалась в центре настоящей сказки с прекрасным принцем, который превратил мою жизнь в волшебство. И эта сказка, в отличие от книжных, не заканчивалась свадьбой – она только начиналась. Вот только я ещё не знала, что в настоящих сказках после слов «и жили они долго и счастливо» часто скрываются самые тёмные главы истории.

Новая жизнь

Наша квартира была словно произведением искусства. Белоснежные стены, парящие в воздухе, обрамляли огромные окна, из которых открывался захватывающий вид на городские крыши и парк. Дизайнерская мебель в стиле минимализма – кремовый кожаный диван, стеклянные журнальные столики, итальянская кухня с мраморной столешницей – всё было идеальным, будто сошедшим со страниц глянцевого журнала. Тёплый свет встроенных светильников отражался в полированных поверхностях, создавая ощущение особой роскоши. Максим позаботился о каждой детали, включая просторную гардеробную, заполненную новой одеждой для меня.

– Теперь ты моя жена, – говорил он с нежностью, проводя рукой по шелковым блузкам и кашемировым свитерам. – И я хочу, чтобы у тебя было всё самое лучшее.

Наша семейная жизнь казалась продолжением сказки. Каждый день Максим находил способ удивить меня – то приносил мои любимые цветы без повода, то устраивал неожиданный романтический ужин при свечах. Однажды я проснулась от аромата свежеиспеченных круассанов – он встал на рассвете, чтобы приготовить мне завтрак.

– Ты не представляешь, как я рад, что могу делать для тебя такие мелочи, – сказал он, ставя передо мной тарелку. – Это только начало!

По выходным мы исследовали город, открывая для себя уютные кафе и живописные парки. Максим любил держать меня за руку, время от времени останавливаясь, чтобы поцеловать кончики моих пальцев. В такие моменты его глаза светились таким обожанием, что у меня перехватывало дыхание.

– Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете, – шептал он, обнимая меня по ночам. – Каждый день благодарю судьбу за нашу встречу.

В наших отношениях было столько тепла и заботы друг о друге. Когда я простудилась, Максим взял отгул на работе и весь день ухаживал за мной – варил куриный бульон, поил горячим чаем с малиной, читал вслух мою любимую книгу.

– Ты должна поправиться, – говорил он, укрывая меня одеялом. – Я не могу видеть тебя больной.

Особенно запомнился мой день рождения. Максим подарил мне не только изящное колье, но и организовал сюрприз – частный мастер-класс по живописи, о котором я давно мечтала. Он помнил каждую мелочь, каждое случайно оброненное мной желание.

– Я помню, как ты говорила об этом, – сказал он, глядя на меня с гордостью. – Ты заслуживаешь только лучшего.

Наши вечера были наполнены разговорами обо всем на свете. Максим с интересом слушал мои истории о детстве, о мечтах, о любимых книгах. Мы могли говорить часами, открывая друг в друге всё новые грани.

– Ты удивительная, – говорил он, глядя мне в глаза. – С каждым днем я влюбляюсь в тебя сильнее.

Когда я рассказала о своем желании поступить в университет, Максим искренне обрадовался:

– Это прекрасная идея! Я помогу тебе подготовиться к экзаменам. Твои мечты так же важны для меня, как и мои собственные.

Всё изменилось, когда я узнала, что беременна. Тогда наше счастье, казавшееся безграничным, стало еще полнее. Максим плакал от радости, целуя мой еще плоский живот и шепча ласковые слова нашему будущему ребенку.

– Мы станем отличными родителями, – уверенно произнес он, и в тот момент я думала, что наша любовь станет только крепче, а наша семья – еще дружнее и теплее.

Однако вскоре после новости о беременности я начала замечать едва уловимые изменения. Сперва это были мелочи, которые легко списать на заботу. Максим стал контролировать мой рацион, настаивая на определенных продуктах и запрещая другие.

– Дорогая, кофе вреден для ребенка, – говорил он, выливая мой утренний напиток в раковину. – Я купил тебе травяные чаи, они гораздо полезнее.

Когда я возвращалась от подруг, он встречал меня с хронометром в руках, отсчитывая минуты моего отсутствия.

– Я так волновался, – оправдывался он, видя мое недоумение. – Ты же знаешь, как я люблю тебя. И теперь, когда ты носишь нашего ребенка, я не могу не переживать.

Постепенно его звонки участились. Он звонил по несколько раз в день, чтобы убедиться, что я дома, что я отдыхаю, что я правильно питаюсь. Если я не брала трубку, он немедленно мчался домой, бледный от беспокойства.