Лес нас найдет

1

Хлоя не понимала, насколько дело плохо, пока за три недели до окончания учебного года Паркер не избил до полусмерти Кайла Терлецки на парковке Уайт Кэсл.

Там находились все их друзья: Адам, Ники и ее новый бойфренд Джош; черт побери, там был даже Нэйт, правда, он был так занят просмотром порнухи на своем телефоне, что почти ничего не видел.

Они сидели все вместе за одним из этих дрянных столов из литой стали, когда мимо проходил Терлецки со своими дружками. Кайл подался в их сторону и что-то сказал Паркеру, хотя Хлоя не расслышала что именно. Никто из них не расслышал.

То, что случилось потом, произошло так быстро, что Хлоя не сразу поняла что к чему. Только что Паркер сидел рядом с ней и поедал пирамидку из мороженого в вафельных обкладках, а в следующую секунду он уже волочил Терлецки по асфальту, избивая его так, что тот в итоге попал в больницу. Никто из них не смог остановить Паркера, ведь он всегда был крупным парнем, а за прошедший год стал еще выше и еще шире в плечах, так что теперь походил на небольшой дом.

И он даже ничего не говорил – просто швырнул Кайла на землю, как тряпичную куклу, и начал молотить по голове здоровенными кулачищами, превращая лицо Кайла в комковатый томатный суп. Адам, всегда выступающий в роли миротворца, попытался оттащить Паркера от Кайла, но, хотя и был звездой американского футбола, не преуспел. Паркер был намного крупнее, к тому же, когда Адам добежал до него, было уже поздно, ущерб был нанесен.

Когда Паркер наконец прекратил избиение, Кайл Терлецки выглядел так, будто его сбил грузовик, затем сдал назад и наехал снова.

Прежде чем кто-то успел вызвать полицию, они усадили Паркера в минивэн «шеви астро», принадлежавший матери Хлои, и поспешили убраться с парковки. В молчании доехали до дома Ники, и, когда оказались там, Хлоя попросила, чтобы все вышли и дали ей пару минут поговорить с Паркером, сидевшим на заднем сиденье и все еще трясущимся от ярости, наедине.

Когда Хлоя и Паркер вылезли из машины несколько минут спустя, лицо Хлои было мрачно. Она была встревожена тем, что сквозь слезы выдал ей двоюродный брат. Ники и Адам уговорили ее пересказать им слова Паркера только вечером, после того как он отправился домой.

Терлецки назвал его сиротой.

Весть о том, что произошло, быстро распространилась по всей школе и дошла до ушей администрации. Но, поскольку инцидент случился не на территории школы и никто – даже сам Терлецки, при том что его лицо было разбито в хлам, – не стал распространяться о нем, руководство школы решило ничего не предпринимать. И Паркер вышел сухим из воды.

Однако Хлоя рассказала своим друзьям отнюдь не все, в чем признался ее кузен, сидя на заднем сиденье минивэна. Она опустила детали, которые не могли уложиться в голове. Она бы никогда не поверила, что Паркер мог сказать ей такое, если б не услышала собственными ушами. К примеру, что ему было приятно избивать Терлецки, пока тот не начал плеваться кровью и не обмяк. Не стала она упоминать и о том, как жутко улыбался брат, рассказывая, как Кайл просил о пощаде сквозь выбитые зубы.

И она не сказала им, что с Рождества везде, куда бы он ни пошел, Паркер носил с собой револьвер своего отца.

К тому времени, когда прозвенел последний в этом учебном году звонок и Хлоя добралась до парковки, почти все уже находились там, с нетерпением ожидая, когда можно будет отправиться в путь. Адам, высокий и плакатно красивый, стоял у минивэна, засунув руки в карманы своей куртки с эмблемой школы и небрежно повесив рюкзак на одно плечо. Вид у него был настолько идеальный, что Хлоя могла бы подумать, что он нарочно выпендривается, если б не знала его так хорошо.

Увидев Хлою, Адам помахал ей рукой, когда она двинулась через парковку, пробираясь между машинами и толпами учеников, на лицах которых было написано облегчение от того, что наконец-то они дождались летних каникул. Хлоя махнула ему в ответ, доставая из рюкзака ключи от машины. Нажала на кнопку на брелоке, минивэн заурчал, и замки на дверцах открылись, издав приятный глухой щелчок.

На бетонном бордюре сидела Ники, ее густые ярко-рыжие волосы были связаны в пышный конский хвост. Она курила сигарету с ментолом и держала за руку Джоша, который, как и полагается верному бойфренду, сидел рядом с ней и, сощурив глаза под козырьком бейсболки, просматривал на своем телефоне ленту в соцсети. Хлоя и Паркер знали Ники почти так же давно, как и Адама, они учились вместе начиная со второго класса, и учительницей у них была строгая миссис Джонсон.

Николетта Розетти, которую все звали просто Ники, была в их школе новенькой, но после того, как их посадили вместе в тот первый день второго класса, они четверо стали неразлучны. Они просто… поладили, как это бывает с маленькими детьми, когда те обнаруживают, что у них больше общего, чем различий. То, что все же отличало их друг от друга, для них просто не имело значения. Да, они всегда были разными, но именно это и нравилось им всем. Хлоя блистала в учебе, Адам и Ники увлекались спортом (он американским футболом, а она легкой атлетикой), а Паркер был впечатлительным пареньком, которому больше всего нравилось сидеть и читать.

Они составили свое собственное маленькое племя, противостоящее остальному миру или хотя бы штату Нью-Джерси. Они были вместе, когда брат Адама впервые попал под арест, когда родители Хлои разошлись (это было, когда они учились в девятом классе) и полгода прожили врозь, и когда отец Паркера пропал без вести в прошлом октябре – они тоже были вместе. Когда Ники сошлась с Джошем, они всей компанией пошли на их первое свидание, и все вместе отправились смотреть какой-то дурацкий фильм.

Ники и Джош начали встречаться незадолго до Дня святого Валентина, но даже теперь, в конце учебного года, никто из них не перестал называть парня ее новым бойфрендом, как будто до него у Ники были какие-то другие бойфренды, о которых стоило бы говорить. Хлое, в общем-то, нравился Джош. Он был милым, пусть и немного скучным, но, кажется, он любил Ники не меньше, чем она его, и, по мнению Хлои, только это и имело значение.

На тротуаре Нэйт вытряхивал в урну содержимое своего школьного рюкзака, с ликованием бормоча: «На хрен, на хрен, на хрен». В урну летели задания, на которые ушел целый год работы. Похожий на большую картофелину, Нэйт был вынужден встать на цыпочки, чтобы освободить таким образом свой рюкзак, но дело у него шло споро. С Нэйтом они познакомились в восьмом классе, когда его включили в их группу на уроках землеведения. Адам первым предложил пригласить его вместе провести время, и он сразу же вписался в их компанию, сделав это почти так же хорошо, как если бы входил в нее с самого начала. Он был забавный малый и всегда хотел как лучше, но иногда не понимал, когда надо заткнуться.

– Почему ты так долго? – спросил Нэйт Хлою, не отрывая глаз от своего рюкзака, по которому теперь хлопал ладонью, будто выбивая пыль, желая удостовериться, что он точно пуст. – Мы ждем тебя уже битый час.

– Какое там час, – небрежно бросил Джош, все так же уставившись в свой телефон. – Прошло всего пять минут, ну, может, немного больше.

– Предатель, – сказал Нэйт.

Удостоверившись, что он стер все следы своего пребывания в одиннадцатом классе старшей школы, толстяк оторвался от урны и подошел к своим друзьям, улыбаясь и противно чмокая губами – была у него такая дурацкая привычка.

– Тебя не было пять минут, – подтвердил Адам. – Или даже меньше. Не слушай Нэйта.

Хлоя ухмыльнулась.

– Полно, мистер Джарвис, а когда я его слушала? – прикололась она.

– Пошли вы оба в жопу, – со смешком отозвался Нэйт, затем кивком показал на сигарету, которую зажала между пальцами Ники. – Эй, ты не дашь мне сигаретку?

Ники покачала головой:

– Нет, не дам.

– Это почему же?

– Потому что одной сигареты тебе всегда бывает мало. – Она картинно закатила глаза. – Если я не буду смотреть за тобой в оба, ты выкуришь полпачки. Тебе известно, сколько времени у меня ушло, чтобы раздобыть курево? Так что либо выцыгань сигаретку у кого-то еще, либо найди кого-нибудь из двенадцатого класса, чтобы он купил тебе пачку.

– Мы и есть ученики двенадцатого класса. Я хочу сказать, уже.

– Но мы еще не доросли до того, чтобы иметь право покупать себе курево.

– Да ладно, дай мне одну сигаретку, не жмись, – продолжал клянчить Нэйт.

– Извини, приятель. Ничего у тебя не выйдет.

Нэйт показал ей средний палец и перевел взгляд на остальных:

– Ну что, поехали или как?

Ники выдохнула дым:

– Да, как только дождемся Паркера.

– Ну и где этот ваш сердитый всеобщий любимец? Я не видел его с того окна, что было у меня в расписании сегодня утром. – Нэйт огляделся по сторонам. – Хлоя, а ты видела сегодня своего кузена?

Хлоя покачала головой и, достав из кармана телефон, отправила Паркеру короткое сообщение:

Привет, ты где? Мы готовы ехать.

12:15

25.5

– По-моему, сегодня его вообще не было в школе, – безучастно заметил Джош. – У него в расписании значится алгебра, как и у меня, но утром он не пришел на урок.

Хлоя обвела взглядом друзей:

– Хоть кто-то видел его?

Ники вскинула ладони, крепко держа сигарету «Ньюпорт» в губах, накрашенных ярко-красной помадой:

– Лично я его не видела.

Адам кивком показал на Миллбрук-авеню и на магазин при автозаправке, расположенный напротив школьной парковки:

– Да вон он.

Будто по сигналу, из дверей магазина показалась нескладная фигура Паркера в видавших виды джинсах и черной футболке с красным логотипом группы Slayer. На носу – очки в черной оправе. В мощных руках он нес два набитых под завязку пластиковых пакета, а за плечами у него был потрепанный походный рюкзак.

Глядя на брата, Хлоя подумала, что у Терлецки, разумеется, не было ни единого шанса – это все равно как если бы полевая мышь попыталась сразиться с товарным поездом. Никто из них ничего не сказал, глядя, как Паркер идет к ним, наморщив лоб под копной черных волос и набычившись: теперь такой мрачный вид был у него постоянно.

Он подошел, поставил пакеты на асфальт и оглядел друзей:

– Чего это вы все уставились?

– Да так. – Хлоя быстро обняла его. – Как прошел последний день школьных занятий?

Паркер отвел взгляд:

– Не знаю, наверное, хорошо. А что?

– Да нет, ничего.

– Джош сказал, что сегодня не видел тебя на алгебре, – заметил Нэйт, ухмыляясь.

Джош покраснел:

– Я… нет, это было не… в общем, я не знаю. Я просто заметил, что тебя там не было, только и всего. Я не… нет, я тебя не осуждаю. Совсем.

– Всё путем. За дело, – сказал Паркер, небрежно махнув рукой. Затем кивком показал на сигарету во рту Ники. – Дашь мне одну?

– Они с ментолом.

– Ничего.

– Тогда бери. – Ники бросила ему смятую бело-зеленую пачку.

Нэйт изобразил сердитую гримасу:

– Эй, какого черта?

Ники отмахнулась от него, продолжая смотреть на Паркера:

– Тебе дать прикурить?

– Нет, я сам. – Паркер вытряхнул из пачки сигарету и кинул пачку обратно Ники. Затем достал из кармана джинсов потертую серебряную зажигалку «Зиппо», высек искру и поднес пламя к кончику. Стоявшая рядом Хлоя смогла разобрать гравировку на боку зажигалки: ДАК.

Дэвид Алан Каннингем. Отец Паркера.

– Ну и здоровый же у тебя рюкзак, – заметил Нэйт.

Паркер кивнул, и в его глазах Хлоя заметила нечто такое, что ей не понравилось.

– Мы же едем на природу, – невозмутимо ответил он.

– Это точно, – подтвердил Нэйт. – Мы и впрямь едем на природу, а вот ты, похоже, готовишься к концу света или еще к чему-то в этом же духе. Эта хреновина слишком уж здоровенна, чувак.

Хлоя бросила на Нэйта жесткий взгляд:

– А что? Какое это имеет значение?

– Такое, что у нас у всех самые обычные рюкзаки, а Паркер с этой своей громадиной похож на бойскаута. «Будь готов», да?

– Я никогда не был скаутом, – пробормотал Паркер.

На лице Нэйта появилась язвительная улыбка.

– Ну еще бы.

– А я был, – отозвался Джош.

Все посмотрели на него, и он залился краской.

– Что-то около трех лет, – смущенно добавил бойфренд Ники.

– Ну, мне тут нечего сказать, – усмехнулся Нэйт.

Хлоя заметила, что плечи Паркера напряглись; он стоял рядом с Нэйтом, возвышаясь над толстяком не меньше чем на фут. Брат покрутил головой, и его шея захрустела.

Ох уж эти двое. Они цапались весь год, подкалывая и рисуясь друг перед другом. Типичная хрень для парней, которая стала только хуже после того, как отец Паркера – для Хлои он был дядей Дэйвом – пропал без вести прошлой осенью. Никто не знал, что с ним произошло. Вроде только что был на месте, и вот уже куда-то делся. Как будто просто… исчез.

Несколько секунд Хлое казалось, что сейчас Паркер порвет Нэйта на куски, как Кайла Терлецки, но тут между ними протиснулся Адам и уставился на Паркера, чтобы отвлечь его от Нэйта:

– Эй, эй, не обращай на него внимания. – Небесно-голубые глаза Адама были прикованы к кузену Хлои, он подался к нему и, понизив голос, чтобы его слова могли слышать только они трое, сказал: – Послушай, я все понимаю. Тебе уже доводилось ездить на природу с ночевкой, а нам нет. Так что ты разбираешься во всей этой хрени лучше, чем мы. Что в этом такого? А Нэйт просто в своем репертуаре. Ему кажется, что у него хорошо получается выносить тебе мозг, вот он никак и не уймется. Ты сам знаешь, как это бывает.

Так оно и было. Они все видели враждебность, нараставшую между двумя парнями весь учебный год; колкие замечания, ехидные шутки и другие словесные нападки были теперь для Нэйта и Паркера нормой. Когда один из них имел дело с кем-то из остальных в их компании, казалось, что ничего не изменилось. И тот, и другой оставались просто одними из них. Нэйт был самоуверенным всезнайкой, но он хотел как лучше; Паркер, как всегда, был вспыльчив, категоричен и принимал все близко к сердцу, но ведь в глубине души он никогда не переставал быть хорошим парнем. Однако, когда эти двое оказывались вместе в одной комнате, казалось, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, и при этом они оба то и дело подливали масла в огонь.

Хлоя видела, как глаза Паркера вспыхнули, затем остыли.

– Ладно, – сказал он, секунду помолчав. – Всё путем.

– Хорошо, – отозвался Адам и снова заговорил нормально: – Что ты купил на автозаправке?

Паркер пожал широченными плечами и посмотрел на пакеты у его ног:

– Шоколадные батончики, газировку, вяленую говядину. Смесь хрустящих хлопьев, чипсов и орехов. Как-то так.

Выражение лица Адама смягчилось.

– Отлично. Давайте погрузим все в машину и поедем отсюда, лады? Ехать придется долго – часа два, верно?

– Вероятно, – отозвалась Хлоя.

– Тогда поехали. Нам надо добраться до места и тронуться в путь до того, как стемнеет. – Адам кивком показал на стоящие на асфальте набитые пластиковые пакеты с надписями «Спасибо за покупку». – Помогите мне погрузить их в багажник вместе со всем остальным.

Они сели в «астро» и отправились в путь. Все, кроме Паркера и Хлои, высунулись из окон, чтобы показать средний палец украшенному завитушками знаку, обозначающему границу их городка, когда он появился сбоку и тут же пропал из виду.

«Рэндольф, Нью-Джерси. Вот где стоит жить!»

А пошел ты в жопу, Рэндольф. Просто еще один лажовый пригород в штате Нью-Джерси, этой лажовой столице мира. Всякий раз, когда им удавалось выбраться из своего городка живыми, это была не просто удача – это было чудо.

Они готовили эту вылазку несколько месяцев, планируя в честь окончания учебного года отправиться в Пайн-Бэрренс, чтобы разбить лагерь, пить спиртное, курить травку и таким образом как следует отметить начало летних каникул. Место для лагеря выбрал Паркер, это была площадка для отдыха на природе, где он, по его словам, много раз бывал, когда был ребенком, – место не слишком глухое, но достаточно отдаленное, чтобы их там никто не побеспокоил. Ники несколько месяцев таскала из холодильника в гараже своего отца пиво «Бад Лайт», по одной банке за раз, чтобы отец ничего не заметил, и складывала его в старый холодильник, стоявший в дальнем, полном пауков углу подвала. Адам стащил из комнаты старшего брата одну восьмую унции травки и бутылку 95-градусного ликера «Эверклир». Нэйт все это время закупал фейерверки, а Паркер проводил много времени в своем подвале, готовя туристическое снаряжение, которое, по его мнению, могло им пригодиться. Каждый из них купил себе кучу еды: батончики с мюсли, тушенку, консервированные сардины, бекон, овсяные хлопья и печенье «Поп-Тартс». Если добавить к этому два полных пакета фастфуда, купленного Паркером в магазине при автозаправке, то им хватило бы еды, чтобы закатить обед не хуже, чем в День благодарения.

Сказочку, которую каждый из них скормил своим родителям, придумала Хлоя. Никакого тебе «я буду ночевать в ее доме, а она будет ночевать в его доме, бла-бла-бла» и тому подобной брехни, из-за которой они бы почти наверняка спалились. Нет, для достижения цели необходимо было вплести хорошо продуманную ложь в то, что вполне могло бы соответствовать истине. Таким образом, если кто-то допустит косяк и родаки что-то прознают, это будет списано на забывчивость или что-то в этом роде и не будет сочтено обманом. Да, они отправятся на природу, но вместе с кучей других ребят. Только с одной ночевкой, ничего серьезного. Да, там будут взрослые, пара новых учителей, которые станут присматривать за ними. Нет, это не официальная школьная поездка, скорее что-то вроде неформальной вылазки. Просто ребята из их класса, теперь уже выпускного. Нет, они не будут пить или иметь дело с наркотиками. Да, они будут в полной безопасности. Честное слово.

Хлоя вела минивэн по шоссе 10, затем, проехав несколько миль, резко свернула направо, на шоссе 287, и в конце концов поехала на юг по платной автостраде, ведущей в Пайн-Бэрренс.

Когда почти два часа спустя они съехали с шоссейной дороги, лес, простирающийся до самого горизонта, обрушился на них огромной зелено-бурой волной, заслонив собой и небо, и солнце. Теперь со всех сторон их обступали деревья. Бескрайний массив занимал большую часть южной половины штата, что-то около миллиона акров. Это был не просто лес – это был настоящий зеленый океан, который тянулся и тянулся, изредка перемежаемый столбами солнечного света, сумевшими пробиться сквозь кроны и достичь земли.

Глядя вперед, на дорогу, Хлоя протянула руку и уменьшила звук радио. Музыка превратилась в негромкий фон, пока она следовала по стрелкам навигатора.

– Мобильная связь тут просто отстой, – объявил сидящий в середине минивэна Нэйт и, выключив айфон, бросил его на сиденье.

– Ничего, уж как-нибудь семнадцать часов обойдешься без порнухи, – заметила Ники.

– Это ты можешь обойтись без порнухи. А я растущий парень, а растущему парню нужны сиськи.

– У тебя и так уже есть сиськи, – сказала Ники, кивком показав на его потрепанную футболку, туго обтягивающую грудь.

Нэйт демонстративно смерил ее взглядом.

– Ты мне просто завидуешь, – ответил он, облизнув губы.

В зеркале заднего вида Хлоя увидела, что Ники залилась краской и смущенно опустила взгляд на свои коленки.

– Иди в жопу, Нэйт.

– В чью, в твою? Я не против, если Джош не возражает.

– Что? Тьфу. Господи помилуй.

Ники изобразила омерзение и невольно хихикнула, а Нэйт ухмыльнулся. Сидящий рядом с Ники Джош густо покраснел и повернулся к окну, сделав вид, будто ничего не слышал.

– Эй, Паркер, – позвала Хлоя. – Ты не мог бы подойти? Мне надо понять, куда нам ехать дальше. – Навигатор у нее заглох.

Двигаясь на удивление легко и проворно для своей комплекции, Паркер прошел через салон, опустился на колени в узком пространстве между Хлоей и Адамом и посмотрел вперед, на дорогу.

– Съезд должен быть где-то здесь, – сказал он, всматриваясь в окрестности в том тусклом свете, который просачивался сквозь деревья. Мгновение спустя он взмахнул рукой и показал пальцем на отходящую от дороги ухабистую грунтовку: – Вон там. Поворачивай давай.

Хлоя склонила голову набок, не отрывая глаз от дороги:

– Ничего себе. Это точно?

Адам повернулся и посмотрел на Паркера:

– Ты уверен? Вообще-то не похоже, чтобы этот проселок куда-то вел.

– Говорю вам, это и есть наш съезд. Что, ты мне не веришь?

Адам примирительно вскинул руки:

– Послушай, я не пытаюсь выделываться, правда, просто это… Когда ты был здесь в последний раз?

– Несколько лет назад.

– Несколько – это сколько?

– Не знаю. Несколько значит несколько. Какая разница?

– Думаю, никакой, – ответил Адам.

Паркер повернул голову и пристально посмотрел на Хлою. В его больших карих глазах читалась мольба.

– Я помню, Хлоя. Доверься мне. Нам точно туда.

Мгновение поколебавшись, Хлоя сказала:

– Ну, раз ты считаешь…

– Я точно знаю. – Паркер произнес это почти шепотом – так тихо, что Хлоя подумала: наверняка только она одна его и слышит.

Кивнув, она сняла ногу с педали газа, поставила на педаль тормоза и крутанула руль, чтобы свернуть с двуполосной асфальтовой дороги. Как только минивэн съехал на проселок, колеса начали вибрировать и гудеть, а в днище полетели камни, но Хлоя теперь видела, что Паркер не ошибся – проселок вился между могучими деревьями и пока что беспрепятственно уходил вдаль.

– Доведи свою колымагу до конца проселка, ладненько? Это где-то еще минут двадцать. Там мы припаркуемся и остальную часть пути пройдем пешком.

– Пешком? Никто ничего не говорил насчет того, что мы пойдем в пеший поход, – закричал Нэйт. – Этот гребаный марш смерти не по мне. Я собирался ходить здесь в сланцах, а не в ботинках.

– Мы тебе говорили, – возразил Адам. – Где-то неделю назад, да и вчера тоже. Так что мы не виноваты, что ты не слушал.

– Это недалеко, – сказал Паркер, не отрывая глаз от дороги. – Всего-то пара миль, и мы окажемся на месте. – По его голосу Хлоя поняла, что он произносит это с чуть заметной улыбкой.

– Пара миль? [1]Ты что, шутишь?

В зеркале заднего вида Хлоя увидела, как на лице Нэйта промелькнуло возмущение, после чего он погрузился в мрачное молчание. Ничего, не беда. Хорошо уже и то, что эти двое не вцепились друг другу в глотки, а ограничились перепалкой.

Она ехала по проселку, держа на спидометре безопасные двадцать миль в час, лавируя на поворотах, подъемах и спусках и все дальше углубляясь в Пайн-Бэрренс. Деревья здесь подходили к дороге ближе, чем она привыкла, так что минивэн оставался в тени, но время от времени она все-таки могла видеть солнечный свет, пробившийся сквозь кроны деревьев и похожий на вонзающийся в землю золотой клинок.

Площадка для парковки, о которой им говорил Паркер, представляла собой небольшой, посыпанный гравием тупик в конце проселочной дороги, на котором могли уместиться только две или три машины – ну хорошо, четыре, если бы они встали тесно, – но сегодня здесь не было других машин.

Хлоя выбрала для парковки дальнюю сторону площадки, заглушила мотор и, поставив стояночный тормоз, объявила:

– Ну все, мы на месте. Выходите.

Они выгрузили свои рюкзаки и поровну разделили припасы и снаряжение. Ники и Джош взяли большую часть кухонной утвари и воду, а Адам и Паркер приготовились тащить сумку-холодильник, тяжелую от банок пива и купленного на автозаправке льда. Нэйт взял палатки, так что на долю Хлои достались пластиковые пакеты с едой, которую купил ее брат.

Паркер заверил их, что путь не будет слишком уж трудным – может, придется подняться на небольшой холм, но о том, чтобы карабкаться на настоящую гору, и речи не идет. Всех все устраивало, за исключением Нэйта, который ворчал себе под нос, украдкой поглядывая на сланцы, которые он нацепил на свои шишковатые, как у хоббита, ноги.

Каким же влажным был здешний воздух… Все говорили, что летом погода будет полный отстой, что будет ужасно жарко с июня по конец сентября, но и май был совсем не фонтан. Еще пару недель назад температура приблизилась к тридцати, и здесь, в окружении деревьев, душная влажность была почти невыносима. Воздух был наполнен конденсатом, окутывающим их, как одеяло, так что футболки сразу прилипли к телу, а по спинам потек пот, скатываясь в джинсы.

Передвинув рюкзак выше, Хлоя поправила нейлоновый нагрудный ремень и нажала кнопку на брелоке. Клаксон минивэна бибикнул в ответ один раз, его звук отдался от деревьев и быстро затих.

– Давай его сюда, – сказал Адам, протянув руку. – Будет лучше, если он будет у меня, ведь у меня больше карманов, чем у тебя.

Хлоя пожала плечами и бросила ему ключи. Стоявший рядом с ней Паркер взвалил на плечи потертый рюкзак фирмы «Коулман» и кивком показал на одну из отходящих от гравийной площадки неровных тропинок.

– Нам сюда, – сказал он. – Теперь уже недалеко.

И все последовали за ним в лес.

2

Когда они смотрели на лес Пайн-Бэрренс с шоссе, он казался им огромным; а в глубине и вовсе представлялся нескончаемым. Ветви деревьев свисали низко, образуя плотный полог, мертвые листья, опавшие не один год назад, устилали землю мягким гниющим ковром. Тропинка шла вверх, и листья спереди и сзади образовывали такие густые переплетения, что Хлоя могла видеть только то, что находилось от нее не дальше чем в пятнадцати футах. Она почти что чувствовала, как лес с каждым сделанным ими шагом смыкается вокруг и как будто медленно поедает их живьем.

И еще эти звуки: здесь было на удивление шумно, ибо в лесу кишела жизнь. Жужжали насекомые, сверху доносились беспечальные крики птиц, им вторило шуршание невидимых животных. Иногда меж стволов с посвистом проносился ветер. Лес говорил с ней, он шептал, обращаясь к ней, как будто голос этих мест был радиосигналом, на волну которого Хлоя мало-помалу настраивалась. Звуки леса сливались воедино в ее голове, объединялись в симфонию, порожденную природой и не имеющую ни начала, ни конца. То, что она слышала, было голосом земли, голосом, которым земля говорила, когда на ней еще не было людей, чтобы все портить, как они привыкли делать.

Древний лес внушал смирение своей бескрайностью и был невыразимо прекрасен как издали, так и вблизи.

Нэйту не понадобилось много времени, чтобы начать хныкать.

– Я вас всех ненавижу за то, что вы заставляете меня тащиться туда. Особенно тебя, Паркер, ведь это была твоя идея, – закричал он сзади. – Поверить не могу, что я дал вам уговорить меня на эту отстойную недоделанную авантюру с пешим походом.

Паркер не отвечал.

– Ты слышал меня, Паркер? Я не шучу. Ты мне за это заплатишь, ты мне теперь должен, и еще как!

Паркер все так же ничего не отвечал.

– Никто не заставляет тебя идти с нами, – огрызнулась Ники. – Ты можешь вернуться к шоссе и доехать до города автостопом. Ты и не нужен нам, если тебе не хочется здесь находиться. Особенно если ты собираешься и дальше скулить и брюзжать.

– Ясен пень, я мог бы вернуться к шоссе. Или же Хлоя могла бы дать мне ключи от машины, чтобы я мог в ней заночевать. Там есть кондиционер, и, думаю, там меньше этих гребаных насекомых.

– Хлоя не станет этого делать, – с каменным лицом ответила Хлоя.

– Потому что Хлоя не может или потому что Хлоя не хочет? – Голос Нэйта был притворно сладким, похожим на пригоревший аспартам.

Хлоя обернулась и посмотрела на него со снисходительной улыбкой, не затронувшей ее глаз:

– Выбери ответ сам.

Нэйт вскинул руки:

– Господи Иисусе, неужели никто из вас не хочет встать на мою сторону? Джош?

Шагающий рядом с Ники Джош и оглянулся на Нэйта.

– Мы тут, чтобы хорошо провести время, Нэйтан, – снисходительно ответил он. – Мы все согласились отправиться сюда. Ты не обязан оставаться здесь, если ты этого не хочешь, но все мы, остальные, собираемся здесь заночевать, когда доберемся до места стоянки.

– Если я погибну от неблагоприятных погодных условий, то виноваты в этом будете вы, понятно? Мой призрак никому из вас не даст покоя, – брюзжал Нэйт.

– Здесь ты не погибнешь, – с раздражением в голосе сказал Адам. – Вместо этого ты, как и все мы, напьешься в хлам, накуришься травки и будешь сидеть у костра и поедать хот-доги, пока тебя не стошнит. А завтра утром мы вернемся домой, и у нас будут летние каникулы, и все следующие три месяца ты вообще ни фига не будешь делать.

– Когда ты так формулируешь, это вроде как и впрямь звучит прикольно, – согласился Нэйт. – Но официально я по-прежнему заявляю, что все это лажа.

– Я тебя услышал, – отозвался Адам.

Наконец, они вышли на поляну, в середине которой находилось обложенное камнями почерневшее углубление для костра. Места здесь было лишь немногим больше, чем в гостиной дома родителей Ники. Вверху деревья, казалось, наклонились, образовав природный балдахин между поляной и небом. Сквозь шелестящие на ветру листья проникали оранжевые лучи послеполуденного солнца, омывая землю мягким сиянием, в котором она словно бы светилась.

Хлоя увидела, как Паркер поставил сумку-холодильник с пивом и, пройдя на дальнюю сторону поляны, приблизился к одному из деревьев. Осмотрев его ствол, он обернулся, поглядел на остальных и на секунду стал похож на себя прежнего, как будто тот угрюмый парень, который занимал его место весь прошедший год, был просто дурным сном и этот сон, к счастью, наконец-то рассеялся.

– Это оно, – сказал Паркер и впервые за сегодняшний день улыбнулся. – Это то самое место.

Все принялись за работу – каждый ставил свою собственную палатку. Поскольку Ники и Джошу надо было поставить одну палатку на двоих, они закончили работу первыми, залезли внутрь и застегнули полог на молнию. Уже через несколько секунд из их палатки послышались хихиканье и шорох, что заставило остальных сделать большие глаза и переглянуться со смущенными улыбками.

– Вам же известно, что эти штуки не обеспечивают звуконепроницаемость, верно? – выкрикнул Нэйт и бросил в палатку сосновую шишку.

Джош и Ники немного поутихли, но какое-то время они не вылезали из своей палатки и не расстегивали полог. Никто против этого не возражал. Парочка долго ждала, когда им удастся побыть наедине, избавившись от пристального надзора родителей, и, похоже, никто, даже Нэйт, не имел желания лишить их такого шанса.

Хлоя взяла с собой одну из старых палаток деда. Палатка была невелика, но и сама Хлоя была миниатюрной. Росту в ней немногим больше пяти футов [2], и ей не требовалось много места, только чтобы было где свернуться калачиком, как кошка. Она стянула свои каштановые волосы в не слишком аккуратный конский хвост, большие зеленые глаза ярко блестели, отражая свет солнечного дня.

Напротив, по ту сторону углубления для костра, стояла палатка Адама, и выглядела она, как и все его снаряжение, так, словно ее накануне купили в магазине товаров для отдыха и физических упражнений торговой сети REI. Палатка Паркера, напротив, была потертой, хотя и чистой, и не приходилось сомневаться, что прежде она принадлежала его отцу.

Нэйт бросил свое снаряжение на землю, сел на одно из упавших деревьев, открыл бутылку воды и вылил ее содержимое на свои натертые пыльные ноги.

– Гребаные сланцы, – проворчал он. – Гребаные пешие походы. Все это лажа.

Со своей стороны поляны Хлоя видела, как он вытер подошвы ног подолом футболки, затем поставил рюкзак себе на колени.

– Ну вот, гляньте на это, – проговорил он, расстегнул молнию и широко раскрыл рюкзак, чтобы все увидели, что лежит внутри. – Полный комплект, как вы и просили.

Рюкзак доверху был набит различными фейерверками: тут были и пиротехника фирмы «Блэк Кэт», и многозарядные салюты «Сатурн Мисайлз», и бенгальские огни, и бутылочные ракеты, и римские свечи, и пара фейерверков-фонтанов, и даже большая коробка петард – тех самых запрещенных мощных петард M-80, которые все еще продаются из-под полы с придорожных лотков, если ты знаешь, как попросить.

– А еще я захватил нечто особенное, – объявил Нэйт, засунув в рюкзак руку до локтя. – Я точно положил сюда эту штуку… наверное, она где-то на дне… Ага, вот она.

Он извлек на свет тяжелый прозрачный пакет на молнии, до отказа наполненный крупным черным порошком, и поднял его высоко, чтобы увидели все.

– Зацените. Черный порох. Я подумал, что с его помощью мы могли бы навести тут шороху не по-детски.

Адам посмотрел на него и вскинул одну бровь:

– Нэйт, мой отец использует эту хрень для изготовления патронов, когда собирается на охоту. Это же самый настоящий дымный порох.

– Точняк, так оно и есть. – Нэйт сиял. – Тут его где-то четыре фунта. Сегодня утром я стащил парочку пакетов с ним из оружейного сейфа отца. Моему старику до сих пор невдомек, что я знаю комбинацию. Ни хрена себе, это день рождения моей матери – ничего умнее он не придумал. Вот болван.

Нэйт перевел взгляд на Паркера, который, опустив голову, забивал в землю колышки, пропуская их через вшитые в ткань металлические ушки, чтобы поставить палатку.

– Погоди, Паркер, может, мне не следует говорить об отце, поскольку это все еще щекотливая тема? Извини, я не хотел, чтобы ты чувствовал себя не у дел.

Паркер так и не поднял головы, но Хлоя заметила, как его рука стиснула туристский молоток с такой силой, что кулак побелел.

Лицо Адама было серьезно.

– Нет, Нэйт, так дело не пойдет. Послушай меня: черный порох – это та самая хрень, которой мутные типы – ты слышал о них в новостях – начиняют взрывные устройства, чтобы закладывать в автомобили. Я толкую о тех парнях, которые живут в лесных хижинах, пишут манифесты и все такое прочее. Это настоящая взрывчатка, чувак.

– Ну и что? Ты же сам сказал, чтобы я раздобыл фейерверки.

– Вот именно, фейерверки, а вовсе не компоненты для изготовления самодельных бомб. Черт возьми, для чего мы вообще можем использовать эту фигню?

Нэйт сплюнул и ухмыльнулся:

– Будь я проклят, если знаю. Для чего-нибудь по-настоящему офигенного, тебе так не кажется? Бабах. И все взлетает на воздух.

– Брось, не глупи. Черный дымный порох – это тебе не баран чихнул. Он не игрушка, с ним не побалуешься. От него могут пострадать люди, из-за него может возникнуть пожар.

– Ага. – Голос Нэйта так и сочился сарказмом. – В этом-то и заключается фишка, папаша. Кстати, я бы не имел ничего против, если бы ты сам пустил его в ход.

Адам расслабил плечи:

– Никто не просил тебя тащить сюда это. Мы просто хотели устроить несколько фейерверков. Бенгальские огни и все такое.

– У меня есть бенгальские огни, – вскричал Нэйт. – Бенгальские огни, пиротехника «Блэк Кэт» и прочая херня, годная только для сосунков. И все это ваше. Но я хотел сделать для вас что-то стоящее. Сделать ради всех нас. Так что, если у вас наконец вырастут яйца и вы решите поиграть всерьез, дайте мне знать. Я буду тут, рядом, в этом гребаном лесу, и буду что-нибудь взрывать, поскольку для этого у меня достаточно большой член. А все вы можете идти в жопу, особенно ты, Паркер. – Он ткнул пальцем в Паркера.

– Нэйт, я тебя прошу, и, заметь, прошу вежливо. Эта херня не игрушка, с ней нельзя шутки шутить. Пожалуйста, просто высыпь ее в какой-нибудь гребаный ручей, и дело с концом, – взмолился Адам.

Тонкие губы Нэйта изогнулись в улыбке.

– Не-а, мне, пожалуй, и так хорошо.

– Ты это серьезно?

Нэйт продолжал смотреть на него и улыбаться. Хлоя видела, что Адам проглотил свое раздражение и, повернувшись, пошел прочь. Секунду спустя то же самое сделал и Нэйт, унося с собой свой рюкзак со взрывчаткой. И вскоре они все услышали взрывы петард, частые, как очередь из пулемета, сопровождаемые громким гиканьем Нэйта.

Хлоя испустила вздох и подошла к своему кузену, который продолжал забивать в землю один колышек за другим и при этом, казалось, пытался сжаться в комок, сделаться максимально невидимым. Она понимала, что в этом виноват Нэйт со своими злыми подковырками.

– Ты как, в порядке?

– Не знаю, – ответил Паркер. – Думаю, да.

Хлоя кивком показала туда, куда в бешенстве умчался Нэйт. Послышалась еще серия хлопков, на этот раз дальше.

– Я просто хочу, чтобы ты знал – мы все понимаем, что дело вовсе не в тебе, – сказала она. – Это он мутит воду. Все это не твоя вина.

Паркер коротко кивнул:

– Это точно.

– И нам не нравится то, что он тебе наговорил. И тогда, когда мы шли сюда, и сейчас, когда он затронул тему твоего… ну, ты меня понимаешь.

– Да.

В его голосе слышалась нервная дрожь, как будто в душе у него скопилось слишком много эмоций. Хлоя хорошо знала этот звук, всегда предшествующий плачу. Последний год это с ним случалось часто.

– Да ладно, брось. Знаешь, у меня есть для тебя подарок.

Паркер посмотрел на нее:

– Какой…

– Никуда не уходи. – Она изобразила улыбку. – Я сейчас принесу.

Хлоя снова подошла к своей палатке, залезла в нее, взяла рюкзак, вернулась к своему двоюродному брату и опустилась рядом с ним на колени. И достала из рюкзака черную пластиковую упаковку, в которой были две портативные рации. Надпись на верху упаковки гласила: «РАДИО “КОБРА”, РАДИУС ДЕЙСТВИЯ 32 МИЛИ». Она с улыбкой вложила свой подарок в руки Паркера.

– Та-дам! Это будет совсем как тогда, когда мы были детьми и ставили палатки во дворе нашего дедушки, – сказала она.

На мгновение губы Паркера тронуло подобие улыбки.

Они часто делали это, когда были младше. Вся их родня собиралась вечером в пятницу или субботу, чтобы вместе поужинать. И они нередко просили своих родителей разрешить им заночевать у дедушки, чтобы поставить во дворе палатки. Они ставили их в противоположных углах просторного заднего двора и весь вечер смотрели на звезды, рассказывая друг другу страшные истории и заходя в дом только затем, чтобы подогреть в микроволновке крекеры с маршмеллоу и шоколадом.

Именно Паркер нашел в дедушкином подвале портативные рации, они лежали в большом квадратном чемодане, полном старых игрушек, принадлежавших их родителям, когда те были детьми. Батарейки пришлось заменить, но в остальном рации были исправны. Хлоя расплылась в улыбке, когда Паркер принес их на задний двор. «Теперь мы сможем разговаривать друг с другом даже после того, как ляжем спать», – сказал он, полный такого энтузиазма, какой бывает, только когда тебе не больше девяти лет.

После этого рации стали важным элементом их ночевок в палатках на дедушкином дворе, таким же важным, как сами палатки, или банки с кока-колой, или книжки комиксов. Они разговаривали с их помощью весь вечер напролет, иногда даже специально уходя в свои палатки пораньше, чтобы болтать, используя устройства, пока один из них либо они оба не засыпали при свете фонариков, купленных в магазине, где все товары стоили один доллар. Было здорово чувствовать, что Паркер всю ночь находится здесь, рядом с ней. В детстве Хлоя боялась темноты. Именно поэтому она и начала интересоваться звездами и созвездиями, ведь, когда ты что-то знаешь о них, темнота вроде как становится менее страшной. И благодаря звездам и историям о них ты чувствуешь себя не такой одинокой.

Нет, это благодаря Паркеру она чувствовала себя не такой одинокой.

Хлоя постучала пальцем по пластиковой упаковке и улыбнулась своему двоюродному брату.

– Благодаря этим штукам я не потеряю связь с тобой, – сказала она.

Паркер снова улыбнулся и на мгновение стал похож на того мальчика, каким она его помнила, который помогал ей ставить палатку, а потом лежал рядом с ней на траве, восхищенно слушая, как она говорит о созвездиях и пересказывает связанные с ними древние мифы.

– Ну, чего ты ждешь? – спросила Хлоя. – Открывай. Давай посмотрим, как они работают.

Паркер открыл свой складной нож, с его помощью разъял твердый пластик упаковки, после чего вынул рации и отдал одну из них Хлое. Затем повертел свою рацию в руках, включил ее, чтобы проверить состояние батарейки, и наконец пристегнул к своему поясу.

Хлоя поднесла рацию к губам, нажала на переговорную кнопку, и ее голос, усиленный динамиком и сопровождаемый радиопомехами, зазвучал с бедра Паркера:

– Как ты думаешь, эти штуки и впрямь могут работать в радиусе тридцати двух миль?

– Не знаю. Возможно, – ответил Паркер. – Но даже если радиус их действия вдвое меньше, это все равно клево. Спасибо тебе за них, Хлоя. Я правда очень тебе благодарен.

Она обняла его:

– Обращайся. Держи свою рацию включенной на тот случай, если я захочу сказать что-нибудь умное, а ты в это время не будешь находиться рядом со мной, лады? Шестой канал.

Паркер опустил руку и переключил свою рацию на шестой диапазон. Устройство издало пронзительный звук и замолчало.

Секунду спустя Хлоя сделала то же самое:

– Ну вот, теперь все готово.

– Класс.

Наконец вернулся Нэйт, босой и потный, после того как выпустил пар. И, не сказав ни слова ни Адаму, ни кому-то другому, прошел на место, где были его вещи, и с грехом пополам поставил свою палатку, не переставая ругаться себе под нос. Порой он бывал таким – угрюмым, говнистым. Остальные давно поняли, что в таких случаях лучше оставить его в покое, чтобы его дурное настроение прошло, и тогда он, в конце концов, перестанет раздуваться от важности.

– Не обращай на него внимания, – посоветовала Хлоя Паркеру.

– На него трудно не обращать внимания.

– А ты постарайся, лады? В конце концов он уймется. С ним так бывает всегда, – ответила Хлоя, пытаясь поверить в то, что говорит.

Паркер рассеянно кивнул, быть может, в ответ на свои собственные мысли. Как будто ее вообще тут не было.

Все хорошо. Все непременно будет хорошо.

Хлоя не знала, с чего именно все началось, но позднее, если бы кто-то спросил ее, что послужило толчком, она бы сказала: пожалуй, ничего – и, в общем, попала бы в точку. В конце концов, Нэйт весь день искал ссоры, так что она не удивилась, когда услышала, как он опять рычит на Паркера:

– В чем твоя проблема, чувак? А?

При других обстоятельствах это можно было бы пропустить мимо ушей, но в голосе Нэйта звучала такая злоба, что Хлоя насторожилась и прислушалась. Паркер сидел на земле возле своей палатки, строгая палку складным ножом, а Нэйт зло смотрел на него с другой стороны поляны, и в глазах его пылала ярость.

– На что ты смотришь, мать твою?

– Ни на что, – ответил Паркер.

– Да ну? А по-моему, ты пялишься на меня. Ты пялишься на меня? Да или нет? Отвечай!

– Нет.

– Брехня.

– Да ну тебя. – Паркер снова принялся строгать свою палку, проведя по ней ножом и сняв с нее еще одну завившуюся спиралью стружку.

– Да ну тебя, – ехидно повторил Нэйт.

– Нэйт, в кои-то веки отстань от него, мать твою, – крикнул Адам с противоположной стороны кострища. – Ты затеваешь перебранки просто затем, чтобы затевать перебранки. Ты же знаешь, что он не…

– Отвали, Джарвис, – огрызнулся Нэйт, не сводя глаз с Паркера. – Эй! Эй! Посмотри на меня, ты, большой фрик. Смотри мне в глаза. Я задал тебе вопрос. Ты пялился на меня или нет? Скажи правду.

– Думаю, да, – ответил Паркер, не отрывая глаз от палки.

– За каким хреном?

– Ни за каким. Просто смотрел, и все.

– Пошел ты в жопу – он, видите ли, просто смотрел! – зарычал Нэйт и бросил в сторону Паркера горсть земли. – И на что именно ты просто смотрел?

– На тебя.

– Почему?

Паркер поднял голову, посмотрел на Нэйта, и Хлоя прочла на его лице усталость, печаль и едва сдерживаемую ярость.

– Потому что ты делаешь это неправильно.

– Что я делаю неправильно?

– Ты неправильно ставишь палатку, – со вздохом ответил Паркер.

– Не все ли равно? Ты же не собираешься в ней спать, разве не так?

Паркер продолжал смотреть на Нэйта:

– Не собираюсь.

– Тогда какое тебе до этого дело?

– Думаю, никакого.

– То-то и оно, – презрительно бросил Нэйт. – Знаешь, чувак, я должен сказать тебе, что весь этот год ты чертовски всех напрягал, и мне это осточертело.

– Извини… что?

– Если ты не изменишь свое гребаное поведение, мать твою, твои извинения ни хера не стоят. Знаешь, по-моему, я выражу чувства всех, когда скажу, что если ты и дальше будешь себя вести таким образом, то тебе, пожалуй, лучше делать это в другом месте. Подальше от нас.

– Нэйт, хватит, отстань от него, – сказала Ники, расположившаяся возле углубления для костра.

Сидящий рядом с ней Джош покраснел и отвел глаза.

Нэйт сердито посмотрел на нее:

– Не делай вид, будто это не так, Николетта. Вы все понимаете, о чем я говорю, и не притворяйтесь, будто вам это невдомек. Он весь год ведет себя как чемпион среди уродов. А что он сделал с Кайлом Терлецки? – Нэйт гадливо помотал головой. – Он сломал этому бедняге челюсть, и ее пришлось собирать по кускам. Вы не можете не помнить, во что превратилось его лицо. Ему теперь придется полгода носить гребаный шейный корсет, и ради чего? Ради того, чтобы Паркер смог выплеснуть свой гнев? Ну уж нет, на хрен. Я не хочу находиться рядом с таким гребаным психом, а вы хотите?

Никто из них не сказал ни слова. Никто не выступил против Нэйта, никто не выразил несогласия с тем, что он говорил. Нэйт был засранцем, но он был не так уж неправ. Хотя не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что он заходит слишком далеко. Он всегда перегибал палку.

Хлоя видела в глазах своего двоюродного брата боль – неподдельную боль, смешанную с яростью и ненавистью, а также со страхом и чувством одиночества.

– Я не хотел его калечить.

– Ты выбрал весьма странный способ выразить это свое нехотение. Но загвоздка в том, что даже после того, как ты это сделал, все наши продолжали валандаться с тобой по какой-то дурацкой причине.

– Я их об этом не просил.

– Да что ты говоришь.

Паркер оглядел своих друзей, и лицо у него при этом было посеревшее, опрокинутое. Только Хлоя смотрела ему в глаза, но и она не смогла выдержать его страшный, затуманенный взор и через секунду отвернулась. У нее было ощущение, будто ее щеки и губы стали горячими и опухли, а глаза застлала пелена слез.

– Нэйт, перестань, – быстро проговорила она. – Ты же знаешь, это начал Терлецки, и… дело обстоит не так, совсем не так.

– Оно обстоит именно так, – возразил Нэйт.

Адам сделал шаг в их сторону:

– Нэйт…

– Что я могу тебе сказать? – ощерился Нэйт. – Давай проваливай, гребаное ты чмо. Не суйся, Адам.

– Хорошо, – сказал Паркер, поднявшись на ноги. – Я понимаю. Я уйду.

– Вот и отлично. Мы больше не желаем тебя видеть. – Голос Нэйта звучал холодно, жестко. – Просто вали отсюда.

Плечи Паркера поникли. Он опустился на одно колено и начал собирать свой спальный мешок и остальные вещи, как попало засовывая их в рюкзак.

Он в самом деле собирался уйти.

– Паркер, не надо. Пожалуйста. Ведь дело в нем, а вовсе не в тебе. – Хлоя протянула к своему двоюродному брату руку, но он покачал головой, взвалил рюкзак на плечи и уставился в землю.

– Хорошо. Я понимаю, – повторил Паркер, и в его голосе опять зазвучало то же самое жуткое напряжение. – Я могу уйти. Я уйду. Это ничего.

– Это самое разумное из всего того, что ты сказал за этот день, – продолжал глумиться Нэйт. – До встречи, гребаная ты безотцовщина.

Паркер поднял взгляд, посмотрел на Нэйта, и Хлоя второй раз в жизни увидела в глазах брата нечто такое, что внушило ей страх. Да, в них по-прежнему читались страдание и печаль, но на них, подобно ледяной корке, намерзла холодная ненависть, та самая, которую прежде она видела в его глазах только один раз – на заднем сиденье минивэна, после того что он сделал на парковке «Уайт-Кэсл». Но даже та ненависть не шла ни в какое сравнение с тем, что она видела сейчас. Хлоя никогда ни у кого не видела подобной ненависти. Как будто Паркер полностью отключился от самого себя.

– Ч-что… что… – пролепетал он. – Что я тебе сделал, Нэйт?

– Ты появился на свет, – прорычал Нэйт.

– Ну все, хватит, нам всем надо это прекратить, – рявкнула Хлоя, но она понимала, что уже поздно, теперь Нэйта было не остановить.

Он вошел в раж, его глаза округлились и пылали злобой, и он так ощерился, что был виден каждый его кривой желтый зуб. Было видно, что, хотя он напустил на себя серьезный вид, все это доставляет ему удовольствие. Он наслаждался, вонзая в Паркера один нож за другим. И до сих пор Паркер просто стоял и глотал его оскорбления. Хлоя бы подумала, что он и дальше будет это терпеть, если бы не этот ужасающий лед в его глазах.

Нэйт пересек поляну, остановился прямо перед Паркером и взмахом руки обвел всю компанию:

– Всем им насрать на тебя и твои проблемы, придурок. До сих пор они просто притворялись, чтобы не разозлить тебя. Но теперь, когда ты нас покидаешь, думаю, нам больше не придется заморачиваться на этот счет, не так ли, ребята?

– Это все неправда, – запротестовала Ники. – Это ложь.

Нэйт не удостоил ее вниманием, он все так же сверлил глазами Паркера.

– Весь этот год ты вел себя как великовозрастный сосунок, чувак. Раньше ты был нормальным парнем. По крайней мере ты не вел себя все время как тряпка и нытик. Но, знаешь, я больше не могу это терпеть. Мне осточертело постоянно ходить вокруг тебя на цыпочках, как будто ты можешь в любую секунду слететь с катушек и увлечь за собой всех нас, и все просто потому, что твой папаша сбежал из города, или наконец прикончил себя, или что-то еще в этом же духе. С меня хватит твоей гребаной сиротской хандры. Так что пойди и повесься.

Никто из них не увидел, как Паркер достал револьвер. Только что его не было, и вот он уже появился, как будто Паркер выхватил его из воздуха и нацелил в Нэйта, черный, грозный, состоящий из смертоносных изгибов и углов. Его дуло находилось так близко от губ Нэйта, что если бы Нэйт хотел, то мог бы его поцеловать, и при этом ему бы даже не пришлось подаваться вперед. Но его злобная ухмылка осталась неизменной, ее словно приклеили к лицу, и ничто на свете не могло ее стереть, несмотря на то что он смотрел в лицо своей собственной смерти. За револьвером глаза Паркера были пусты и неподвижны.

Адам потрясенно ахнул:

– Паркер, какого хрена?

Но Нэйт рассмеялся – действительно рассмеялся, когда Адам произнес эти слова.

– Господи, да успокойся ты, Джарвис. Мы же оба знаем, что он не застрелит меня.

– Заткнись, Нэйтан, просто закрой рот. – В голосе Ники слышалось такое напряжение, будто ее нервы были натянуты до предела.

– Да пофиг, – ощерился Нэйт. – Никто из вас не хочет вывести его на чистую воду, ну ничего, я сам скажу, что он блефует, мать его, и мне он уже осточертел. Я сыт им по горло. У-у, как страшно, здоровый лоб со своей пушкой. Да ты просто смешон, понял? – Он сделал еще полшага вперед и ткнул Паркера пальцем в грудь. – Ни хрена ты не сделаешь, потому что ты гребаный неудачник, такой же, как твой гребаный неудачник-отец…

Револьвер произвел звук, ударивший их всех наотмашь и поднявший с деревьев множество птиц. Из затылка Нэйта вырвалось красное полотнище, и все вокруг застыло.

Одну долгую ужасную секунду Нэйт продолжал стоять, словно застряв во времени, и его лицо было искривлено чем-то почти похожим на улыбку. Можно было посмотреть на него и чуть ли не подумать, что все нормально, как будто в середине его лба не зияет черная дыра диаметром с палец. Револьвер в руке Паркера дернулся, но он по-прежнему держал его, направив дуло в лицо Нэйта.

Наступила жуткая тишина, как будто выстрел Паркера перекрыл все лесные звуки – щебет птиц, шум ветра, все вообще, – оставив только огромную сосущую пустоту. Хлоя видела, как жирное горло Нэйта задвигалось вверх-вниз и из его рта вырвался испуганный мясной звук.

– Гккк… гук… ггггккк…

Никто не проронил ни слова. Никто из них даже не дышал, застряв в прошедшем мгновении, на полсекунды опоздав сделать хоть что-нибудь, чтобы ситуация стала лучше. Теперь лучше превратилось в миф. В легенду. В историю о привидениях. Теперь уже ничто никогда не могло стать лучше.

Затем Нэйт качнулся назад и рухнул на землю, как спиленное дерево. Ники истошно завопила и уткнулась лицом в грудь Джоша. Хлоя стояла, будто пригвожденная к месту, не в силах двигаться, не в силах уложить в голове тот ужас, которому она только что стала свидетельницей.

Адам вышел вперед, медленно приближаясь к Паркеру и револьверу в его руке:

– Парк, не…

Паркер повернулся и побежал в лес.

3

Прежде Хлое никогда не доводилось видеть труп. То есть она, конечно, видела трупы по телевизору, в документальных фильмах, на фотографиях в статьях, в интернете, но не близко, не по-настоящему, не так, как сейчас. Она даже никогда не присутствовала на церемонии прощания с усопшими, не бывала на похоронах. Взрослые в их семье не пустили ее и Паркера на заупокойную службу, когда три года назад умер их дедушка. Сказали, что для них это будет слишком тяжело, сколько бы они ни твердили, что хотят пойти. Потом до нее дошло, что, говоря это, ее мать на самом деле имела в виду, что это было бы слишком тяжело не для Хлои и Паркера, а для самих взрослых, и Хлоя еще долго злилась на нее за это. Тогда они оба – и она, и Паркер – чувствовали, что их лишили какой-то важной части их взросления, их становления.

Тогда это казалось таким несправедливым, но теперь, глядя на ярко-красную жижу, вытекающую из мертвого тела, которое даже еще не остыло, она хотела только одного: вернуться в то время, когда она не знала, каково это – смотреть на мертвеца.

Кровь вытекала из обоих отверстий в черепе Нэйта, окрашивая красным землю и палые листья, а его открытые глаза так закатились в глазницах, что Хлоя могла видеть только влажные липкие белки.

Она истошно закричала и продолжала кричать и кричать. Пару мгновений назад она видела, как умер ее друг, и теперь не могла сдержать рвущийся из груди крик.

Первым начал двигаться Джош.

Он вскочил на ноги, сделал четыре быстрых шага, добрался до Нэйта и упал на колени, взметнув в воздух грязь и пыль. Хлоя увидела, как он двумя пальцами касается мягкой окровавленной шеи Нэйта, ища пульс. Ища хоть что-нибудь, что могло бы вернуть ситуацию в нормальное русло.

– Нэйт? Нэйт, ты слышишь меня? Послушай, парень, если ты слышишь меня, моргни. Подай хоть какой-нибудь знак. – Его голос не дрожал, он был тверд, что было совсем не похоже на того Джоша, которого они знали до сих пор.

Стоявшая у палатки Ники осела на землю и заплакала, сотрясаясь от надрывных рыданий. Хлоя еще никогда не слышала, чтобы Ники плакала так, как сейчас; если бы кто-то спросил ее об этом час назад, она бы сказала, что такое невозможно. На ватных ногах она подошла к Ники, обняла ее с такой силой, на какую только были способны ее худые руки, и прижимала подругу к себе, пока рыдания Ники не затихли.

Убедившись, что Ники снова не начнет плакать, Хлоя встала, подошла к Джошу и помогла ему подняться с земли. Он чуть заметно покачал головой и, вернувшись к Ники, обнял ее. Взгляд Хлои опять переместился на Нэйта и уперся в то жуткое зрелище, которое представляли собой его голова и шея. И из глубин ее души пришло холодное чувство – чувство долга. Нэйт был засранцем, но он не заслуживал такого. Они не должны оставлять его тело в таком виде, скрюченном, неприглядном.

– Адам, ты можешь помочь мне хотя бы уложить его прямо?

Адам не ответил. Хлоя огляделась по сторонам, но Адама не было видно.

Значит, вот оно что.

Ну, конечно, он сделал это и, скорее всего, даже не колебался.

Адам последовал за Паркером в лес.

– Паркер, подожди!

Сзади донесся голос Адама, но Паркер проигнорировал его, продолжая проламываться сквозь низкорослый кустарник, подальше от крови, подальше от выражения на лицах своих друзей и всего этого шума в голове. В его руке все еще был зажат револьвер, «Смит-энд-Вессон 586», который принадлежал его отцу, тот самый, из которого отец научил его стрелять, когда он достаточно подрос. Вороненый, с отполированной временем рукояткой из древесины грецкого ореха, этот револьвер теперь казался ему намного меньше, чем тогда, потому что он повзрослел. Раньше, когда он был ребенком, ему казалось, что это оружие похоже на те пушки, с помощью которых в стародавние времена одни корабли пускали ко дну другие. Ведь оно производило такой же громкий шум.

– Паркер, пожалуйста, остановись!

Теперь голос Адама звучал громче. Он приближался. Паркера терзали панический страх, ярость и противная пустота, они словно раздирали его грудь раскаленными когтями. Ему хотелось завопить, упасть на землю и, сунув револьвер в рот, нажать на спусковой крючок.

Но он этого не сделал. Он продолжал бежать.

Впереди виднелась роща. Мчась к ней, Паркер вытирал саднящие глаза тыльной стороной ладоней. Нет, он не остановится, ведь он уже так близок к цели. Он будет придерживаться своего плана.

Сзади донесся треск ломаемых веток, и Паркер понял, что Адам догоняет его. Ох уж этот гребаный Адам, мать его. Вечно ему надо совать нос в чужие дела, вечно изображать из себя Капитана Америку.

– Паркер, пожалуйста…

Паркер повернулся, держа палец на спусковом крючке и нацелив дуло в лицо Адама. Его друг выглядел рассерженным, испуганным, охваченным паникой. Он потерял контроль над ситуацией, и это было ему не по вкусу.

– Оставь. Меня. В. Покое, – проговорил Парк, подчеркивая каждое произносимое им слово движением револьвера.

Адам покачал головой:

– Ты же понимаешь, что я не могу этого сделать.

– А придется.

– Почему?

– Потому что у меня есть пистолет, а у тебя нет, – огрызнулся Паркер.

Серое лицо Адама исказилось.

– Нэйт мертв, Парк.

К горлу Паркера подступил комок желчи, и он проглотил его.

– Это я уже понял.

– И что? Ты хотел, чтобы он умер? Ты хотел убить его?

– Я хотел, чтобы он заткнулся, – ответил Паркер.

– Нельзя стрелять в человека только потому, что он ведет себя как урод.

В глубине души Паркер понимал, что Адам прав. Но тот факт, что Адам прав, не помешал Нэйту доставать его, Парка. Тот факт, что Адам прав, не может возвратить мозги Нэйта обратно в черепную коробку, не может возвратить ему дыхание. Адам может оставаться правым, сколько ему влезет, но теперь все равно уже поздно.

– Пойдем со мной, – сказал Адам. – Мы все еще можем исправить дело.

– Ты же сам понимаешь, что это чушь, – ответил Паркер.

Адам расправил свои мускулистые плечи и сжал кулаки так, что они побелели.

– Не принуждай меня заставить тебя пойти со мной.

– Ты не можешь заставить меня что-то сделать, Адам. И никогда не мог.

Но Адам не слушал. Он уже мчался вперед. Паркеру показалось, со сверхзвуковой скоростью. Сбил Паркера с ног, и они оба повалились наземь.

Они дрались за револьвер – Паркер старался удержать его, а Адам силился вырвать оружие из ручищи Паркера, быстро молотя его по ребрам. От каждого такого удара в животе происходила небольшая вспышка, но он не выпускал оружия.

Не используя никаких приемов, а только силу, Паркер сбросил с себя своего лучшего друга и отшвырнул в сторону, чтобы встать на ноги. Но Адам снова кинулся на него. Он был так быстр. Врезался в него, словно несущийся на полной скорости автомобиль, и с силой впечатал плечо Паркеру в грудь.

Они снова покатились по земле. Адам обеими руками сжал колено Паркера, чтобы вновь оказаться наверху, но не рассчитал, и Паркер всадил револьвер прямо в его губы. Вскрикнув, Адам отлетел назад; он схватился за рот, и между его пальцами потекли кровавые ручейки.

Паркер снова встал на ноги и отошел. Вытер со своего револьвера кровь и поднял его, нацелив Адаму в сердце.

– Это был грязный прием, – простонал Адам и, шатаясь, встал.

– Я же сказал тебе. – Паркер снял револьвер с предохранителя. – Я сказал тебе уходить.

– Брось, ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

Под прикрытием своей черной пушки Паркер выпрямился в полный рост. Теперь он возвышался над Адамом на полфута, расправив плечи, как расправляет крылья гриф-стервятник.

– Не можешь?

Адам вытер струйку крови, стекающую с губ:

– Парк, ты не можешь просто взять и уйти. Это не пустяк, от которого можно отмахнуться. Я не могу позволить тебе уйти как ни в чем не бывало. И не позволю.

– Можешь. Тебе достаточно просто развернуться оставить меня в покое. Пожалуйста, – сказал Паркер, злясь на себя за то, он унижается до просьб.

– Я не стану этого делать, не стану. Ведь я твой друг.

– Значит, то, что говорил Нэйт, было неправдой? Вся его гнусная болтовня о том, что вам надоело иметь со мной дело, была лажей? Это был просто Нэйт в своем репертуаре?

Адам открыл рот, будто подыскивая слова.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Парк?

– Скажи, что это неправда. Скажи, что он просто вел себя как урод, потому что ему нравилось ранить других.

Адам на мгновение отвел глаза, и Паркер разглядел в них стыд. Теперь он знал точно.

– Паркер…

В сердце Паркера словно вонзилась ядовитое жало.

– Неважно. Извини, что я спросил. Я ухожу.

Поворачиваясь, он успел увидеть, как что-то внутри его друга изменилось. Как будто вся доброта Адама неким ужасным образом вдруг покинула его и он превратился в бесчувственный манекен. Теперь Паркер не узнавал его.

– Сейчас же опусти пистолет!

Слова Адама прозвучали жестоко и глупо – он был сейчас так не похож на того паренька, которого Паркер знал еще с начальной школы. Адам всегда был самым добрым из них, но было очевидно, что его доброта больше не распространяется на Паркера.

Прежде чем Паркер успел отреагировать, Адам уже снова мчался на него.

Адам всегда был быстр. Он был намного проворнее, чем мог быть Паркер, даже если бы тренировался много лет, чего Паркер не делал. Паркер никогда бы не смог двигаться так, как Адам. Паркер был крупным и сильным, но быстрота, настоящая быстрота, которой Адам обладал еще тогда, когда они были малыми детьми, словно ею его одарили боги, была Паркеру недоступна.

Адам Джарвис мог бежать со спринтерской скоростью целую милю. Он мог с легкостью преодолеть любую полосу препятствий. Он мог пробежать марафон, даже не вспотев. Паркер никогда не видел никого, кто мог бы двигаться так, как он.

Вот только сейчас дело было не в быстроте. Быстрота тут ни при чем.

Паркер чуть-чуть опустил ствол револьвера и нажал на спусковой крючок. И колено Адама взорвалось облаком ярко-красных брызг.

Воздух между ними разорвал истошный крик боли, почти такой же громкий, как сам выстрел. Это вопль наполнил собою весь окрестный лес. Он пронзил тело Паркера, отдался эхом в его черепе. Он никогда ни от кого не слышал такого крика, и то, что этот звук исходит от идеального Адама Джарвиса, просто не укладывалось в голове.

Адам рухнул на землю, схватился за колено, и между его пальцами хлынула кровь. Паркер опустил револьвер, на мгновение забыв о нем. Стоял неподвижно, смотрел на своего друга, скорчившегося на земле и воющего, как раненое животное.

Было приятно видеть, как он корчится вот так. Было приятно видеть, как страдает кто-то еще.

Пока Адам кричал сквозь стиснутые зубы и держался за свое искалеченное колено, ярость Паркера стала остывать и наконец дошла до тусклого свечения. Но не у Адама. Его глаза были широко раскрыты, они казались белыми от ярости, но было ясно, что теперь Адам не может сделать ничего, кроме как лежать на земле и истекать кровью.

Паркер почувствовал, как к глазам подступили слезы, и, когда он заговорил, его голос дрожал, слова звучали сбивчиво.

– Прости… Прости, мне жаль. Я не хотел, – проговорил он. – Честное слово, я не хотел. Но я же просил тебя оставить меня в покое.

Адам посмотрел на него, и в первый раз в жизни Паркер понял, как выглядит настоящая ненависть. Даже Нэйт не смотрел на него так. Нэйт был злобным говнюком, но он не ненавидел Паркера – он просто хотел сделать ему больно. Но Адам? Да, теперь он определенно ненавидел Паркера. Да и как могло быть иначе? Ненависть горела в его глазах, голубых, как у кинозвезды, и похожих сейчас на раскаленные угли. Теперь у Паркера больше не было пути назад.

– Прости, мне жаль, – повторил Паркер, как будто это могло что-то изменить.

Затем повернулся и пошел прочь, оставив Адама кипеть от злости и истекать кровью.

Он углублялся все дальше в лес. Теперь ему надо было беспокоиться о других вещах.

Они все обернулись, услышав еще один выстрел, раздавшийся в лесу и похожий на резкий хлопок. Он показался им таким далеким – как же Адам и Паркер смогли отойти так далеко? Первый выстрел был оглушительным, будто столкнулись две машины. Казалось, звук висел в воздухе целую вечность. Но сейчас просто хлопок.

Хлоя, Ники и Джош одновременно бросились туда, где, как им казалось, раздался выстрел, убегая прочь от поляны, от своих палаток, от своих вещей и своего мертвого друга, направляясь прямиком в глубину Пайн-Бэрренс.

– Адам? АДАМ? – закричала Ники, несясь со всех ног, так что Хлоя и Джош едва за ней поспевали. – АДАМ, МЫ ИДЕМ К ТЕБЕ!

Но тут до Хлои дошло, как глупо они поступают.

– Ребята, нам надо остановиться, – пропыхтела она. – Стойте!

Резко затормозив, Хлоя раскинула руки, пытаясь заставить своих друзей остановиться. До Ники она не дотянулась, но Джош оказался ближе, чем она думала. Повернувшись, Хлоя столкнулась с ним, и они оба повалились на землю. Она ударилась затылком обо что-то холодное и твердое, торчащее из земли. И через секунду услышала приближающиеся шаги.

Поначалу у нее двоилось в глазах. Над нею склонилась Ники, уперев руки в колени; взор у подруги был безумный. За спиной Ники стояла другая девушка – старше, во всем черном, лицо залито слезами.

Кто?..

Хлоя крепко зажмурила глаза раз, другой, третий, пока видение не исчезло.

– Хлоя, какого хрена? – задыхаясь, проговорила Ники, глядя на нее широко раскрытыми глазами, полными слез. – Зачем ты это сделала?

– Нам надо оставаться на месте, – сказала Хлоя, встав с земли и потирая затылок руками, испачканными землей.

– Что?

– Нам надо вернуться.

– Ну нет, черта с два, – прорычала Ники. – Адам все еще где-то там, в лесу. И он, возможно, ранен.

– Хлоя права, – сказал Джош, поднявшись на ноги. – Паркер тоже там, и у него есть револьвер, Ники. Он куда лучше нашего знает, как надо вести себя в лесу, и он уже убил одного из нас, а может, и двоих. У нас нет против него ни единого шанса.

– Не смей так говорить, – сказала Ники. – Не смей даже…

– Ники, послушай. – Хлоя подавила охватившую ее панику, заставив себя говорить спокойно, хотя она вовсе не чувствовала себя спокойной. – Что бы ни заставило Парка нажать на спусковой крючок, ты уверена, что в следующий раз это не побудит его нацелить револьвер тебе в лицо? Или в лицо Джоша? Или в мое? Он опасен, к тому же никто из нас не знает, куда нам надо идти. Нам необходимо вызвать полицию и оставаться на месте. Иначе мы поставим себя под удар.

– Нет, нет, нет! – крикнула Ники. – Адам наш друг! Мы должны что-то сделать!

– Ники, мы что-то делаем, делаем, – вставил Джош, достав из кармана свой телефон и проведя большим пальцем по экрану. – Я вызываю полицию, о’кей? Скоро они будут здесь. И «скорая помощь», и наши родители – короче, все. Но думаю, до тех пор нам надо сидеть тихо.

– К черту и твой совет, и вас обоих, – презрительно фыркнула Ники и, сев на землю, вытянула одну ногу.

Хлоя подошла к ней:

– Ники, пожалуйста, не делай этого.

Но Ники уже сосредоточилась и заново завязывала шнурки на своих кроссовках; от приступа сотрясавших ее рыданий не осталось и следа, если не считать покрасневших опухших глаз и следов слез на грязных щеках.

– Я не стану сидеть и ждать, когда он меня убьет, – возразила она. – Если вам хочется оставаться на месте и ждать, когда он вернется, то это ваше дело, а я не стану торчать здесь и смиренно ожидать смерти. Мы свидетели. А вы же знаете, что случается со свидетелями, не так ли?

Она завязала шнурки двойными узлами, стукнула кулаками по кроссовкам и, похоже, осталась довольна. Джош ходил кругами между деревьями, подняв телефон и глядя на экран.

– Я не могу поймать сигнал, – сказал он. – Должен же тут быть хоть какой-то сигнал, ведь мы находимся не так уж далеко от зоны покрытия, тут на телефоне должна быть одна вертикальная полоска уровня сигнала, может быть, даже две. Особенно если речь идет о службе девять-один-один. У операторов связи есть возможности для того, чтобы можно было дозвониться на номер девять-один-один. Это не…

– Мобильная связь пропала еще тогда, когда мы съехали с шоссе, – резко бросила Ники. – Вспомните, как в машине Нэйт пытался…

Хлоя отметила про себя, что она запнулась, произнеся имя погибшего друга.

Ники сердито посмотрела на своего бойфренда, потом на Хлою:

– Вы идете?

Хлоя покачала головой:

– Ники, не делай этого.

Ники сощурила глаза:

– Ему нужна моя помощь. Это же был выстрел, Хлоя. Ты слышала его так же ясно, как я.

Хлоя простерла руки к Ники, надеясь, что та расценит это как примирительный жест:

– В этом-то и суть. Даже если Адам ранен, он умный и крепкий. Возможно, с ним все нормально. Но Паркер ходил в походы в этих местах с тех пор, как был ребенком. Он знает, как надо вести себя в лесу.

Эти слова слетели с ее языка прежде, чем она осознала, что сказала. И в глазах Ники тут же вспыхнула ярость.

– Ты что, шутишь?

– Ники, перестань, – рявкнула Хлоя. – Ты знаешь, что я имею в виду. Поступок Паркера был безумным и ужасным, но ты не можешь отрицать, что он умеет заботиться о себе лучше, чем кто-либо из нас. Мы трое должны держаться вместе. Нам нельзя просто психануть и броситься бежать незнамо куда. Мы ведь даже не знаем, куда они пошли.

– Но что, если он вернется за нами? – Голос Ники был напряжен, как пружина, было видно, что ее нервы натянуты до предела.

Хлоя не могла ее винить; она и сама чувствовала, что еще немного, и она сорвется.

– Тогда мы с этим справимся, – сказала Хлоя. – Что бы ни случилось, мы справимся. И сделаем это вместе, я тебе обещаю.

– А Адам?

– Адам сумеет отыскать путь назад, – ответила Хлоя, и в ее голосе прозвучала уверенность, которой она отнюдь не чувствовала. – А если он не сможет, мы на закате доберемся до минивэна и будем ехать, пока не поймаем сигнал и не вызовем полицию. Вызовем ФБР, национальную гвардию и всех, кого ты захочешь. Хоть армию. Но сейчас нам надо подождать. Совсем немного, а затем мы тронемся в путь, я тебе обещаю. Но сначала мы должны дать Адаму шанс добраться до нас.

Она видела, как Ники переводит взгляд с нее на Джоша и опять на нее, затем устремляет его дальше. В сторону поляны. В сторону палаток, углубления для костра и мертвого тела. Между ними повисло молчание. Никто не хотел повторять эти слова. Если их повторить, это бы сделало случившееся совершенно реальным, а это не могло быть реальным – по-настоящему реальным. Правда была слишком чудовищной, слишком жуткой, чтобы кто-то из них мог посмотреть ей в лицо. Правда разорвала бы их на куски.

Наконец выражение лица Ники немного смягчилось, совсем чуть-чуть.

– Ждем всего пару часов, – заговорила она наконец тихим дрожащим голосом. – Только пока не начнет темнеть.

– Да, пара часов, и мы тронемся в путь, – согласилась Хлоя.

Ники сглотнула:

– Хорошо.

И, повернувшись, двинулась обратно к поляне. Хлоя и Джош следовали за ней.

Когда они добрались до лагеря, Ники сразу же направилась к палатке, которую она делила с Джошем, и, встав на четвереньки, заползла внутрь.

Джош посмотрел на Хлою с видом покорности судьбе и последовал за своей подругой.

– Ребята, вы не могли бы не застегивать полог? – спросила Хлоя. – Мне сейчас очень не хочется остаться одной.

Она насчитала восемь вдохов и выдохов, прежде чем Ники ответила:

– Ладно.

Хлоя достала из бардака, царящего в палатке Нэйта, потрепанное старое одеяло и приблизилась к телу, чтобы накрыть его. Нэйт уже выглядел намного, намного хуже, чем всего несколько минут назад. Лицо обмякло, расплылось и, казалось, свисало с головы, словно мокрая тряпка, а дырка над глазами будто бы стала шире. Глядя на него, Хлоя почувствовала, как к горлу подступает тошнота, она накрыла одеялом голову Нэйта и верхнюю часть его тела, затем быстро отошла, села на пень, запустила пальцы в волосы и, убрав пряди, упавшие ей на лицо, заправила их за уши.

На минуту закрыв глаза, она попыталась дышать, как учил ее школьный психолог после того дня, когда дядя Дэйв пропал без вести, – делать вдох, считая до четырех, делать выдох, считая до шести, и, вдыхая хорошее, выдыхать плохое. И при этом представлять, что ты вдыхаешь в легкие белый свет, а выдыхаешь черный дым, очищая себя от стресса и страха. Затем она встала, пересекла поляну и подошла к тому дереву, которое Паркер разглядывал, когда они только что пришли сюда. На стволе были вырезаны шесть букв в окружении глубоких зарубок по числу лет.

ДАК/ПДК

Хлоя поняла сразу. Она хорошо знала эти инициалы.

Паркер привел их на то место, где много лет разбивали лагерь он и его отец.

Какая-то отдаленная часть ее разума знала, что он говорил им об этом, но по какой-то причине смысл его слов дошел до нее только сейчас. Она не хотела беспокоиться о Паркере, но ничего не могла с собой поделать. Он тоже был сейчас один, даже если в этом был виноват он сам. Все-таки он по-прежнему оставался ее двоюродным братом. Эта холодная ненависть в его глазах, когда он нажал на спусковой крючок, – это же на самом деле был не он, не так ли? Она должна верить, что это не весь он. Тот Паркер, которого она знает, знает, наверное, лучше, чем кто-либо другой, должен оставаться где-то в глубине души другого Паркера. Настоящий Паркер намного, намного больше, чем этот клубок страха, ярости, ненависти и горя внутри него. И теперь он где-то там, в лесу, в полном одиночестве. Хотя, с другой стороны, он давно уже жил один. С тех самых пор, как его отец пропал без вести.

Об этом было мало что известно. В один прекрасный день в минувшем октябре ни с того ни с сего дядя Дэйв сказал Паркеру и тете Лори, что он отправляется в поход, потому что хочет побыть один. Он не сказал им, куда отправится и когда вернется, просто собрал снаряжение и уехал. В то время это всем показалось чем-то неважным. Дэйв все время ходил в походы, как вместе со своей семьей, так и в одиночку. Он был из тех, кто предпочитает проводить время на свежем воздухе, так что это было для него обычным делом. Паркер и его мать не придали этому значения и только сказали, что любят его и чтобы он был осторожен.

А потом он так и не вернулся домой.

Хлоя достала из кармана свой сотовый телефон и активировала экран. 16:16. В верхнем углу значилось, что от заряда батареи осталось 40 процентов и, как и сказал Джош, там не было ни одной вертикальной полоски.

Ничего, они смогут продержаться. Скоро они вернутся к минивэну и уберутся отсюда. Ночью здесь будет полно как местных полицейских, так и полицейских штата. Приедут родители и заберут их. Все образуется, все будет хорошо. Им только надо добраться до шоссе, и все закончится.

И все же Хлоя не могла избавиться от чувства, что с их планом что-то не так. Это было как репей в ее мозгу, колющий всякий раз, когда она переключала на него внимание. Она что-то забыла. Но что?

Погоди… О черт.

О черт.

Осознание обрушилось на нее, словно удар молнии.

Она отдала Адаму ключи от минивэна.

4

Адам полз.

Несмотря на боль, несмотря на тошноту, несмотря ни на что, он продолжал ползти. Ему надо вернуться к своим друзьям, вернуться в лагерь. Скоро стемнеет, а ему уже доводилось ночевать в лесу, и он знал, как здесь бывает темно. Ночь в городе или в пригороде… это ничто по сравнению с ночью в лесу. Темнота здесь кромешная, непроглядная, она как живое существо, она затопляет тебя, чтобы сожрать живьем.

Если он не ошибается, у него еще есть час или два до того, как солнце опустится за горизонт. Куча времени, чтобы доползти до лагеря. Его друзья разведут костер, завернут его ногу в одеяло, согреют его, пока кто-нибудь не приведет помощь.

С ним все будет в порядке.

Он продолжал повторять себе это, ползя по лесу, вонзая пальцы в землю, хватаясь за камни и дюйм за дюймом продвигаясь туда, откуда он, как ему казалось, пришел.

С ним все будет в порядке.

Он повторял и повторял себе эту ложь, зная, что это ложь, но не имея больше ничего, за что можно было бы цепляться. Правда была уродлива, она была жестока, и от нее ему стало бы только хуже. Лучше он будет цепляться за ложь и ползти столько, сколько сможет. Люди всегда поступают так в таких ситуациях. Они продолжают держаться, продолжают двигаться вперед, даже если у них вообще не осталось ничего такого, ради чего стоит это делать.

Остановившись и положив голову на камень, Адам закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы закричать опять:

– Хлоя! Ники! Кто-нибудь!

Он лежал и ждал, слыша, как его голос отдается эхом и затихает. Где же они? Как далеко он последовал за Паркером в сторону от тропы?

Адам досчитал до десяти и пополз дальше, стискивая зубы от страшной боли, распространяющейся из его раненой ноги. До сих пор он не знал, что может испытывать боль такой силы. Весь его мир сузился до адского огня в изувеченном колене, огня, который переполнял все его тело, как бывает тогда, когда ты стреляешь из ракетницы в маленькой темной комнате.

Он пополз медленнее, затем остановился, перекатился на спину, сел и наклонился, чтобы рассмотреть окровавленное колено. Ему нужно увидеть это. Затаив дыхание, он отвел в сторону разорванную джинсовую ткань и сразу же пожалел об этом.

Под разорванной в клочья джинсовкой кожа висела кусками, из раны, пульсируя, текла кровь, пропитывая штанину, которая стала темной и блестящей. В середине этого кровавого месива Адам видел что-то расколотое и белое, похожее на осколки разбитой тарелки, торчащие из мяса вокруг маленького черного отверстия в середине, которое выглядело так, будто оно продолжается до бесконечности.

Глядя на все это, Адам опять ощутил тошноту. Из желудка к горлу волной подступила теплая жижа, которую невозможно было проглотить. Эта волна превратилась в неудержимый поток, он наклонился набок, и его вырвало желчью, с силой хлынувшей изо рта на палые листья.

На него снова навалилась безнадежность, еще более тяжкая, чем прежде. Он не привык чувствовать опустошенность и не знал, как, испытывая боль, все же держаться и продолжать двигаться вперед, – не знал, сколько бы ни уверял себя в обратном. Обернувшись, он увидел кровавый след, уходящий вдаль, туда, где в него выстрелил Паркер.

Где он находится? Ему казалось, что он ползет в сторону лагеря, но теперь он уже не был в этом уверен. Кажется, то, что он видит вокруг себя, ему незнакомо. Надо было быть более внимательным, когда он бежал за Парком, надо было смотреть в оба и все подмечать. И теперь он заблудился в этом лесу с размозженным коленом, и все из-за этого гребаного Паркера Каннингема.

Адам закрыл глаза, чувствуя, что все его будущее летит в тартарары, как будто все фрагменты пазла снес с доски ужасающий взрыв. Футбольной стипендии ему теперь не видать, это точно. Никому не нужен хавбек, который не может бегать. А его школьные оценки недостаточно хороши, чтобы получить академическую стипендию. Ему хана. Даже если он выберется из этого леса живым, то окажется в полной жопе.

За одну-единственную секунду, одной-единственной пулей Паркер Каннингем разрушил всю его жизнь. Паркер погубил все.

Оставшийся один в лесу, истекающий кровью, Адам прижался лицом к земле и заплакал, чувствуя, как его тело сотрясается от судорожных рыданий. Когда они наконец стихли, он сделал еще один глубокий, распирающий ребра вдох и опять завопил:

– ХЛОЯ! НИКИ! КТО-НИБУДЬ! ПОМОГИТЕ!

Ответом ему было молчание.

Ничего. Это ничего. Адаму не нужна их помощь. Он может сделать это в одиночку. Он сильный, он толковый. Он Адам Джарвис, а Адам Джарвис может сделать все, если постарается, даже если у него безнадежно искалечена нога.

Приподнявшись, чтобы ползти дальше, он ударил кулаком по земле. Разбив костяшки пальцев о камни, призвал на помощь всю свою ярость, чтобы она смыла горе и страх. Это вдалбливали в него много лет во время тренировок: гнев полезен. Гнев можно поставить себе на службу.

Помедлив еще секунду, он пополз снова. Он отыщет их. С ним все будет в порядке. Ему надо только вернуться в лагерь до наступления темноты, а до лагеря еще далеко.

Но с ним все будет в порядке.

Паркер бежал так долго, как только мог, чувствуя, что его легкие горят, а голова начинает раскалываться от боли. Он бежал, пока крики Адама не затихли, пока из всех звуков не остались только шумы леса и его собственное хриплое дыхание. Перейдя на неуклюжую трусцу, он переместил рюкзак на одно плечо; открыв его, положил внутрь все еще теплый револьвер и достал помятую старую флягу, которую взял из кухни своего дома. Вода в ней была уже немного затхлой, но ничего, у нее нормальный вкус.

Паркер знал эти места. Он много раз бывал здесь со своим отцом, они ловили рыбу, совершали длинные переходы, разводили костры, жарили хот-доги, насадив их на палочки, и рассказывали друг другу истории о привидениях. Они приезжали сюда много лет, столько, сколько Паркер себя помнил. Было что-то умиротворяющее и прекрасное в том, что такой лес находится в середине Нью-Джерси, как будто он упал сюда, между шоссе и городами, прямо с ясных голубых небес.

Впереди виднелось еще одно место для лагеря. Паркер продрался сквозь подлесок, чтобы рассмотреть его получше. Оно было намного более старым и меньше, чем то, где остановились он и его друзья, но в общем все выглядело примерно так же: поляна, окруженная деревьями, с почерневшим углублением для костра в середине, полным золы.

Шаг за шагом, он обошел края поляны, разглядывая то, что его окружало. Здесь было спокойно. Паркер слышал только тихий ропот леса, биение крови в своих ушах и хруст земли и палых листьев под ботинками. Это ему подойдет, во всяком случае, на предстоящую ночь. Все остальное может подождать до завтра. Он оставил свою палатку на старом месте, там, где были его друзья – хотя может ли он по-прежнему называть их своими друзьями после того, что сделал? – так что придется соорудить себе укрытие из чего-нибудь, что есть под рукой. Но это не проблема – он делал такое и прежде. Этому научил его отец.

Сначала нужно развести костер.

Паркер опустился на колени рядом с углублением для костра. Окружающие кострище камни закоптились дочерна, в центре высились кучи золы. Надо будет убрать эту золу, прежде чем он разожжет новый костер. Он потыкал в нее палкой, затем пошарил рукой. Зола была теплой – значит, кто-то был здесь всего пару часов назад. Сердце упало вопреки здравому смыслу. Это не он, сказал он себе. Это не он, это был не он.

Но что, если это все-таки был он?

Паркер рылся в золе, горстями вычерпывая ее, пока его пальцы не нащупали что-то гладкое и твердое. Что же это такое?

Осторожно сжал предмет и вытащил из золы.

Топор… Тяжелый и черный, как смоль. Он стряхнул с него остатки золы и начал вертеть в руках, внимательно рассматривая. Топор был старым, даже древним. Лезвие было длинным, верхняя его часть не вогнутая, как положено, а выпуклая. Топорище тонкое, по-своему изящное. Оно казалось непрочным, но это было не так: древесина, гладкая, угольно-черная, как и лезвие, явно крепкая. Прежде Паркер никогда не видел подобного топора.

В низу топорища кто-то вырезал крест, похожий на два перекрещенных гвоздя.

Кто оставил его здесь? Кто пытался сжечь его и почему топорище не сгорело?

Держа топор в руке, Паркер подошел к дереву на краю поляны, расставил ноги и рубанул по стволу. Послышался приятный глухой стук, и он, выдернув топор, рубанул еще и еще, оставляя на стволе широкие зарубки. Он не знал, насколько старым может быть этот топор, но инструмент по-прежнему был крепок и остер и определенно мог ему пригодиться. Свой нож и туристический молоток он оставил на земле в лагере и теперь однозначно не сможет вернуться за ними.

Паркер провел по лезвию топора большим пальцем, счищая оставшуюся золу, и принялся за работу. Солнце быстро заходило, и ему надо было успеть соорудить какое-то укрытие, пока не стало темно.

Хлоя перебрала все их съестные припасы еще раз:

– Итак, у нас есть одна коробка печенья с корицей «Поп-Тартс», пара банок консервированных венских сосисок, шесть пакетов вяленой говядины, немного «Маунтин дью», несколько шоколадных батончиков, вода, пиво, крепкий ликер «Эверклир», хот-доги и батончики с мюсли. У нас также есть две банки тушенки, три банки сардин, а еще бекон Адама и овсяные хлопья, которые захватила с собой ты, Ники. Кроме того, у нас, кажется, имеются жвачка и мятные леденцы, но я в этом не уверена. Ребята, вам больше нечего добавить к нашему запасу провизии?

Но они не слушали. Джош стоял на коленях возле углубления для костра, по лицу его тек пот, и он пытался развести огонь, собрав для этого кучу сухих веток. Тем временем Ники обходила поляну снова и снова, светя себе фонариком на телефоне, и ее взор становился все более и более безумным.

– Говорю тебе, Хлоя, тропа исчезла.

– Да нет. Тропинки не могут просто взять и исчезнуть.

– Тогда попробуй найти ее сама.

Хлоя неопределенно махнула рукой в направлении дальней стороны поляны:

– Она где-то там. Мы ведь пришли оттуда, да?

– Ты что, не уверена? – спросила Ники, и в ее голосе прозвучало изумление.

– А ты?

– Нет, я не уверена, а ведь я ищу эту тропу уже целый час.

– Ники, дело просто в том, что здесь темно, только и всего. Все будет хорошо.

Нет, вокруг было не просто темно – тьма окутала лес, словно черный саван, и этот саван заволок все, кроме силуэтов деревьев, вонзающихся в усыпанный звездами небосвод.

Ники повернула светодиодный фонарик в сторону Хлои, ослепив ее:

– Я не сошла с ума, Хлоя.

– Я и не говорила, что ты сошла с ума.

– Но ты так подумала.

– Нет, Ники, я так не думала. Я только сказала, что тропинки не исчезают.

– Но ее тут нет. – В голосе Ники звучали истерические нотки, чувствовалось, что ее начинает охватывать паника.

Хлоя встала и подошла к подруге, пытаясь сохранить доброжелательное выражение лица, несмотря на все возрастающее раздражение:

– Я вовсе не считаю, что ты сошла с ума, Ники. Но я также не считаю, что тропинка исчезла. Просто тут темно, а темнота все скрывает, это обычное дело. Но это не значит, что что-то исчезает. Я понимаю, что тебе страшно. Я тоже боюсь.

Нижняя губа Ники дрогнула, и ее глаза раскрылись немного шире.

– Зачем ты опять перебираешь наши съестные припасы?

Хлоя пожала плечами. Затем, чтобы отвлечь всех нас, чтобы мы не слетели с катушек. Затем, чтобы у нас был психологический якорь. Затем, чтобы скоротать время. Все из перечисленного или ничего.

– Просто затем… чтобы было чем занять себя, – сказала она.

– А что будет, если мы останемся здесь на всю ночь? – прошептала Ники.

– Тогда мы проведем здесь всю ночь. У нас есть еда, у нас есть наши палатки и наше снаряжение, а Джош вот-вот разведет костер. До утра с нами ничего не случится, а утром мы разыщем тропу и уйдем отсюда. Я тебе обещаю.

Ники скорчила гримасу, кивнула и снова принялась ходить кругами по краю поляны. Как будто до этого она искала тропу недостаточно внимательно. Хлоя еще не сказала ей про ключи – какой в этом смысл? Без тропы, которая привела бы их туда, где припаркован их минивэн, на что им ключи от него? Их план и без того уже накрылся, они и без того уже на нервах, готовые сорваться, и если она что-то скажет, это может стать последней каплей. Ей стало стыдно, что она немного рада тому, что темнота окутала их с такой быстротой. Это даст ей время. Возможно, утром она сможет сориентироваться и отыскать другой путь отсюда. Возможно, проснувшись, она неким чудесным образом поймет, как надо замкнуть провода, чтобы запустить двигатель минивэна без ключей.

– Ну все, кажется, готово, – крикнул Джош.

Он встал с колен и торжествующе вскинул руки с глупой улыбкой на лице. У его ног маленькая пирамидка из собранного им хвороста наконец-то воспламенилась. Дрова потрескивали и горели, получился настоящий бивачный костер.

Они все сгрудились вокруг него – и чтобы согреться, и чтобы почувствовать себя в безопасности. Было что-то успокаивающее в этом огне, пылающем в ночи. Ники прижалась к Джошу, он обнял ее, Хлоя села рядом на корточки и протянула руки, чтобы вобрать в себя как можно больше тепла.

– Спасибо тебе, Джош, – сказала она.

– Не за что. Нет ничего такого, чего я не смог бы сделать после тридцати или сорока попыток. Можно сказать, сейчас я уже стал настоящим первопроходцем.

Хлоя закрыла глаза. Она оценила эту попытку пошутить, но, когда они сидели в нескольких футах от трупа их друга, любые шутки были обречены на провал.

– И что нам делать теперь? – спросил Джош.

– Оставаться здесь до утра, – ответила Хлоя. – У нас есть еда, наши палатки и костер. Нам нет смысла таскаться по лесу, если мы не знаем, куда идти, да еще и не видим ни зги.

– И что же, мы просто ляжем спать, а утром попробуем опять?

– Честно? Ну да, – сказала Хлоя. – Вы не против?

– Против, и еще как, – ответил Джош, и теперь в его глазах не было ни намека на юмор. – Но, похоже, выбора у нас нет. – Он вздохнул. – Так что я попытаюсь закрыть глаза. У меня болит голова, болит спина и вообще все тело. Скорее всего, сон пойдет нам на пользу, и, быть может, если нам повезет, завтра мы будем чувствовать себя не такими затраханными, как сейчас.

– Надеюсь, что ты прав, – отозвалась Хлоя.

– Если вам, девушки, что-нибудь понадобится, дайте мне знать, хорошо? И непременно подбрасывайте в костер хворост, иначе он потухнет.

– Будет сделано, – ответила Хлоя. – Хорошего сна.

Джош кивнул Хлое, поцеловал в щеку Ники, затем заполз внутрь палатки и забрался в спальный мешок. Под зеленым полиэстером теперь были видны только его неясные очертания.

Хлоя повернулась к Ники и подняла брови:

– Ты тоже пойдешь в палатку?

Ники огляделась по сторонам в последней вялой попытке отыскать тропу, ведущую из леса:

– Думаю, да. А ты еще посидишь?

– Да, немного. Схожу в туалет, а затем залезу в свою палатку и не вылезу из нее до самого утра. Надеюсь, мне удастся заснуть.

– Ты думаешь, это хорошая идея? Просто взять и заснуть?

– Поскольку выбора у нас нет, думаю, да, пожалуй, это правильно. А что?

– Разве одному-то из нас не следует бодрствовать и… ну, караулить?

– Караулить? Зачем?

На лице Ники читался явный страх; похоже, за последние несколько часов он поселился в ее душе на постоянное жительство.

Но Хлоя поняла, что она имела в виду:

– Ники, вряд ли он вернется.

Та устремила на нее недоверчивый взгляд:

– Почему ты так в этом уверена? – Ее шепот резал, как нож.

Хлое хотелось успокоить ее, очень хотелось. Вот только сама она знала не больше подруги и в нынешней ситуации не могла винить ее за то, что она психует. Но кому-то надо вести себя по-взрослому.

– Потому что, если бы он собирался вернуться сюда, то, думаю, уже бы вернулся.

Ники издала какой-то сдавленный звук, вероятно пытаясь сдержать еще один приступ рыданий, но ничего не сказала. Она только вытерла глаза и кивнула.

Хлоя протянула руку и сжала ее плечо, надеясь, что этот жест немного успокоит ее:

– Иди ложись спать. Мне надо пописать, а потом я немного посижу здесь, буду караулить и подбрасывать в костер хворост.

Ники кивнула:

– Не заходи далеко, хорошо? Думаю, нам не следует заходить за край поляны. Тут стремно.

Хлоя снова сжала ее плечо:

– Со мной все будет хорошо. Иди в палатку и проведи какое-то время со своим бойфрендом. Я сейчас вернусь.

В глазах Ники блеснули слезы.

– Куда именно ты пойдешь?

Хлоя махнула рукой:

– Вон туда, за деревья, чтобы спокойно пописать. – Она изобразила уверенную улыбку. – Я не стану отходить далеко от поляны. К тому же я буду видеть костер, не так ли?

Ники сморщила лицо:

– Ладно. Просто вернись поскорей.

– Само собой. Я закричу, если мне будет что-то нужно, что бы это ни было.

– Пообещай мне, что ты вернешься.

Хлоя подавила вздох:

– Конечно, я вернусь.

– Пообещай. – Глаза Ники были похожи на блюдца в мерцающем свете костра.

– Ладно, я обещаю.

– Хорошо.

Хлоя увидела, как Ники влезла в свою палатку, улеглась рядом с Джошем и застегнула полог на молнию. Секунду спустя ей показалось, что она слышит приглушенный всхлип, но он тут же затих. Она взяла из кучи хвороста, который собрал Джош, несколько веток, сунула их в голубое сердце костра и стала смотреть, как они вспыхивают и горят. На секунду она почти что забыла, насколько все пошло наперекосяк. Ей показалось, что это обычная вылазка в лес с ночевкой. Но это ощущение быстро прошло, словно туча заволокла диск луны, и она снова вернулась в паскудную реальность. Теперь от этого никуда не уйти.

Хлоя двинулась в сторону темных деревьев.

Адам увидел это дерево до того, как заметил пещеру.

Оно походило на торчащую из земли кость – голое, изломанное и такое белое, что чуть ли не светилось во тьме. Сначала он подумал, что у него начались глюки, настолько оно отличалось от величественных черных сосен, окружающих его со всех сторон. Ветвей у дерева не было, только корявый ствол, расщепленный наверху на две неравные половинки, похожие на сломанные пальцы.

Он полз долго, целую вечность, чувствуя себя все хуже и хуже. Сначала у него свело мышцы спины между плечами, затем начало крутить живот, потом на него напал озноб, а в голове словно начал сжиматься и разжиматься кулак, и грубые пальцы бесцеремонно скребли его череп и мозг. Все вместе это было чуть ли не хуже, чем боль в раненом колене, распирающая, не перестающая, но не столь адская и пронзительная, как прежде. Посмотрев на свою рану, он обнаружил, что она по-прежнему кровит, хотя уже не так обильно. Это было уже кое-что. Но у него по-прежнему оставалось такое ощущение, будто его вот-вот вырвет или он обделается, а может, и то и другое сразу.

Он полз к этому белому дереву, тараща глаза. Он никогда не видел ничего подобного. Дерево стояло у входа в низкую пещеру, виднеющуюся в скалистом склоне холма, и будто охраняло то, что находилось внутри. Поначалу он думал, что это осина, но у осин имелись ветки и шероховатая бороздчатая кора, а у этого дерева ничего такого не было, оно было совершенно гладким, если не считать крошечных узелков и прожилок, которые Адам смог разглядеть, только когда подполз ближе.

Ему пришло в голову, что это, возможно, кость какого-то древнего слона, торчащая из земли, но, подобравшись ближе, он убедился, что это однозначно дерево, засохшее, может, даже окаменевшее, хотя он не знал, как такое возможно. Он провел ладонью по стволу, чувствуя под окровавленными пальцами золистую сухость и оставляя кровавые следы. На его ладони осталась какая-то белая пыль, кажется, что-то вроде спор.

Он вытер руку о футболку. Это было что-то странное, что-то чуждое, недоброе.

Адам переключил свое внимание на пещеру. В ней наверняка темно и сыро, но там можно переночевать. Впрочем, у него все равно нет других вариантов. Он сунул руку в карман и достал телефон. Во время его схватки с Паркером экран раскололся, куски стекла отваливались от корпуса, но, похоже, фонарик все еще работал. Белый свет ударил ему в лицо, и он направил его внутрь пещеры. Она была не очень глубокой, но в ее задней части имелся поворот, вид которого ему не понравился. Возможно, там прячется какое-то существо, только и ждущее случая прикончить его.

– Эй? Кто здесь? Кто здесь? – закричал он в пещеру; его голос надломился, звуча визгливо, как скрипучая пила, и отразился от сырых мшистых каменных стен в искаженном виде, точно в кривом зеркале: Э-Эй! КтО-О ЗдЕ-Есь… КтО-О здЕ-Есь…

Адам немного подождал, лежа на каменистой земле, борясь с болью и пытаясь собраться с силами, чтобы заползти внутрь.

Когда он снова пополз вперед, каждое движение приносило ему невыносимую боль. Раскаленные угли, жгущие его колено, гнилые зубы, грызущие его живот, источающий жар кулак в черепе, ножи, режущие спину… Ему надо было проползти только несколько футов, но он уже знал, что не сможет доползти до цели. Это было слишком тяжело. Он сделал все, что мог сделать, прополз столько, сколько мог проползти. Он сжег все, что в нем было, добираясь сюда. Он не был таким умным, как Хлоя или Джош, или таким изобретательным, как Паркер. У него отняли все стоящее, что было в нем, и теперь он умрет, умрет прямо здесь.

Его никто не найдет. Он лежит сейчас в своей могиле.

Он повернулся и попытался оглядеться, но телефон выскользнул из его онемевших пальцев, заскользил по каменному полу пещеры, и по ее стенам и потолку заплясали странные искаженные блики. Борясь с болью, Адам потянулся за телефоном, но тот лежал слишком далеко на неровном полу, светя вверх, освещая пещеру, как какой-то холодный белый костер. Что ж, по крайней мере, он не умрет, ничего не видя.

Сзади что-то зашуршало.

Извернувшись, он оглянулся через плечо, но не увидел ничего, кроме того белесого дерева. Все остальное исчезло, будто залитое чернилами или краской. Ему стало еще больше не по себе, и он пошевелился, пытаясь устроиться чуть удобнее. Опустил лицо на холодный гладкий участок каменного пола, и его охватило невыразимое облегчение; возможно, это было самое лучшее чувство, которое он когда-либо испытывал в жизни. На него уже наваливался сон или что-то вроде сна, протягивая к нему из глубины свои толстые, с перетяжками щупальца, которые – он это знал – уже не отпустят его.

Он снова услышал шуршание, на этот раз громче, ближе. Протер глаза грязными окровавленными пальцами, но так ничего и не увидел. Затаив дыхание, попытался застыть, стать таким же неподвижным, как окружающая его ночь. Он не хотел, чтобы некое ужасное невидимое существо убило его. Он совсем не хотел умирать.

Прежде чем отключиться, Адам увидел, как то дерево, похожее на кость, начинает мерцать и склоняться под ветром.

Используя найденный топор, Паркер нарубил веток и сплел из них что-то вроде полога, который укрепил над землей между деревьями на краю поляны, там, где они росли наиболее близко друг к другу. Этот маленький навес мог защитить его только от самого небольшого дождя, но ничего, под ним вполне можно заночевать, для этого он сгодится. По крайней мере это хилое укрытие оградит его от ветра и холода. А это намного лучше, чем то, что он уготовал для Адама.

Адам… Паркера захлестнула ядовитая волна стыда, смешанного с гневом, когда он остановился и подумал о том, что сделал со своим лучшим другом всего несколько часов назад. Адам не заслуживал, чтобы ему пустили пулю в колено, как бы он себя ни вел и что бы ни говорил. Адам просто пытался помочь, а когда из этого ничего не вышло, разозлился и стал действовать безрассудно. Это можно было понять. А сам он сегодня выстрелил в двух своих друзей, одного убил, а второго оставил умирать. В этой истории плохим парнем был он – Паркер Каннингем. Не просто плохим парнем – мерзавцем. И что бы ни произошло дальше, как бы он сам к этому ни относился, теперь уже ничего не исправишь. Никогда.

Паркер прислонился спиной к дереву и осел вниз, обсыпав могучие плечи измельченной корой. Его зад с тихим стуком ударился о землю, голова запрокинулась, и взгляд уперся в маленький просвет между верхушками деревьев. Там было полно звезд. Он сосредоточился и представил, как парит среди них, затерянный в океане пустоты, усеянном пятнышками далекого белого света. Ему было холодно, он чувствовал себя неприкаянным, дрейфующим в аварийной спасательной капсуле, которую выпустили из большого космического корабля, чья приборная панель не работала, а двигатели давно заглохли. Ему ничего не остается, кроме как дрейфовать в абсолютном мраке и ждать. Ему некуда двигаться, кроме как вперед, куда бы это самое вперед его ни привело.

Наверное, сейчас это означает, что ему нужно поспать. Хотя бы немного. А потом он придумает, что делать дальше.

Встав на четвереньки, он заполз под низкий навес и постарался устроить свое огромное тело в тесном пространстве между навесом и землей. Любому нормальному человеку тут, наверное, было бы вполне удобно, но Паркер чувствовал себя как в гробу. Он подсунул рюкзак под голову; тот был комковатым, мокрым и холодным, но это все-таки было лучше, чем камень или вообще ничего. Черный топор он положил на подстилку из палой хвои рядом со своей головой, чтобы схватить его, если будет нужно.

Завтра он начнет искать своего отца. Его отец где-то здесь, и он найдет его. Теперь времени для этого у него есть сколько угодно.

Висящая на его бедре портативная рация вдруг ожила. Послышался треск радиопомех.

– Паркер, ты меня слышишь?

Он отстегнул рацию от пояса и поднял к лицу, с подозрением глядя на нее прищуренными глазами. Он совсем забыл, что у него есть эта штука и что она включена.

Через секунду красный огонек замигал, в динамике опять послышались помехи, затем раздался все тот же знакомый голос, звонкий, как церковный колокол:

– Парк, это я. Если ты слышишь меня, пожалуйста, ответь.

Отойдя на достаточное расстояние от поляны, Хлоя села на ствол упавшего дерева и опустила голову, пытаясь дышать, как ее учили. Вдалеке был виден костер Джоша, пылающий в круге из камней и отбрасывающий на деревья пляшущие тени и мерцающий оранжевый свет. Она знала, что, когда заползет в свою маленькую бэушную палатку, ей будет нетрудно заснуть. Наверное, сейчас она бы не проснулась, даже если бы вокруг начался лесной пожар. Изнеможение проникло во все ее мышцы, позвоночник, оно скопилось в ее глазах и затылке. Если она сейчас ляжет на землю, то отключится еще до того, как сделает следующий вдох. Но она не может этого сделать. Пока еще нет.

Сидя в темноте, Хлоя досчитала до ста двадцати, затем отцепила портативную рацию от пояса джинсов и поднесла ее к губам, нажав переговорную кнопку:

– Паркер, ты меня слышишь?

Ничего.

– Парк, это я. Если ты меня слышишь, пожалуйста, ответь.

Опять молчание, полное помех, затем:

– Я тебя слышу.

Хлоя вздохнула, почувствовав невольное облегчение:

– Ты в порядке?

Последовала долгая пауза.

– Вообще-то нет.

– Да, похоже, сейчас это распространенное чувство, – сказала она.

– Как вы, ребята?

– Неважно, Паркер. Совсем неважно.

Последовала еще одна пауза.

– Да уж.

– Где ты сейчас?

– В лесу, – ответил Паркер. – Я не знаю где именно. Я нашел еще одну поляну с кострищем, так что… А вы по-прежнему там?

– Да, большинство из нас. – Ее слова были пропитаны горечью, пропитаны ядом.

– Ты зла на меня?

У Хлои перехватило дыхание. Она фыркнула, не веря своим ушам. Ей даже не надо было думать о том, что сказать, слова уже были здесь и сразу же полились потоком:

– Зла ли я? Да, Паркер, я чертовски зла. Как ты вообще можешь спрашивать меня об этом? Конечно, я зла. Я зла, я напугана, и я так чертовски устала, что мне хочется кричать. И знаешь, никто не может ничего с этим поделать, и менее всего ты. Я понятия не имею, что делать со всем этим дерьмом. Я не знаю, следует ли мне тебя ненавидеть, или жалеть, или и то и другое одновременно, или испытывать к тебе еще какое-то чувство. То, что ты сделал, так ужасно, что я не знаю, как мне надо реагировать. Если честно, я чувствую себя виноватой даже оттого, что вообще говорю с тобой сейчас.

От ярости на коже ее рук плясали электрические разряды, и волоски на них становились дыбом. Высказывать все это было облегчительно и в то же время ужасно. Рация в ее руке казалась Хлое такой маленькой и непрочной, словно, сжав посильнее, ее можно было бы сокрушить в пыль.

– Ты не обязана говорить со мной, если ты этого не хочешь, – сказал Паркер после еще одной паузы.

Мозг Хлои опять пронзил обжигающий гнев.

– Я обязана говорить с тобой, потому что по твоей милости мы все оказались в такой жопе, что, думаю, единственный способ выбраться из этого дерьма – это всем вместе вернуться домой.

– Я не вернусь домой, Хлоя.

– Ты должен вернуться.

– Нет.

– Почему?

– Это сложно.

– Ты уж объясни, сделай милость. Если ты беспокоишься из-за полиции, из-за твоей матери или из-за родителей Нэйта…

– Дело не в этом.

– Тогда скажи мне в чем.

Рация на минуту замолкла.

– Вы нашли Адама?

– Нет… погоди, как это – нашли? Мы услышали еще один выстрел, и все. Он что, тоже убит?

В ее сознании вспыхнула картина: Паркер и Адам стоят друг напротив друга среди деревьев по колено в кустарнике и переплетении лиан, Паркер держит в вытянутой руке револьвер, как и в первый раз, и из затылка Адама вырывается струя крови и мозгов. Она почти что снова услышала, как звучит тот выстрел и отдается жутким эхом от деревьев и неба опять, опять и опять.

– Думаю, нет, – ответил Паркер.

Его звучный, спокойный голос прогнал кошмарную картину. Хлою охватило такое облегчение, что она почувствовала себя предательницей.

– Но ты подстрелил его?

Хлоя услышала, как он вздохнул.

– Я ранил его в ногу. В колено. Когда я видел его в последний раз, он был еще жив. И, вероятно, жив до сих пор.

– Как это милосердно с твоей стороны, – презрительно сказала Хлоя.

– Ты не понимаешь. Он пытался броситься на меня.

– Мне плевать! Нельзя стрелять в людей просто потому, что у тебя есть гребаный револьвер! Это неправильно!

– Я не хотел.

– Это неважно. Ведь ты это сделал.

Еще одна долгая пауза.

– Да.

– Как только мы выберемся отсюда, нам надо будет обратиться в полицию, Паркер. Но ты же и сам это понимаешь, ведь так? Как только мы сможем дозвониться на девять-один-один, мы должны будем это сделать.

– Это хорошая мысль. Вам надо будет это сделать.

Он произнес это без всякого выражения, теперь его голос звучал совершенно бесстрастно, монотонно, без малейшего намека на какие-то чувства. Хлоя не могла понять, оттого ли это, что он устал, или оттого, что он полностью утратил связь с реальностью. В ее груди вспыхнул жар, ощущение было такое, будто сейчас она снова заплачет. Она попыталась подавить его и, встав с упавшего дерева, принялась ходить взад и вперед от одного дерева к другому, надеясь отвлечь себя от рыданий, грозящих накрыть ее.

Тебе нельзя плакать. Только не теперь, не перед ним.

– Ты же понимаешь, что не можешь просто выйти сухим из воды, Паркер. Ты убил Нэйта… и, может быть, Адама тоже. Полиция найдет тебя и заставит ответить за то, что ты натворил.

– Да, скорее всего. В итоге.

– Ты же понимаешь, что ты заслужил то, что они сделают с тобой за все это.

– Да, понимаю.

– Я могу задать тебе один вопрос, чтобы ты ответил мне откровенно? – На миг в ее голосе послышалась дрожь, но она тут же подавила ее.

Последовала долгая пауза, полная шипения радиопомех, затем Паркер сказал:

– Конечно.

– Ты хотя бы жалеешь о том, что выстрелил в него?

– О ком из них ты говоришь?

Господи. К ее горлу опять подступили рыдания, и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы их отогнать.

– Паркер, это не смешно.

– Я вовсе не пытаюсь шутить.

– Тогда что же ты делаешь?

Рация замолчала, и теперь молчание было более полным, чем прежде. Хлоя нажала на переговорную кнопку, хотя уже поняла, что произошло.

– Паркер… Паркер?

Паркер выключил свою рацию. Он оборвал связь.

5

Ники лежала без сна, прислушиваясь к звукам ночного леса, пока Джош спал рядом, тихо похрапывая. Она не могла слышать, что говорит Хлоя, но знала, что та разговаривает, а поскольку Хлоя была не из тех, кто имеет привычку молиться, у нее мог быть только один собеседник. Ники видела, как они открыли упаковку с этими рациями, улыбаясь друг другу заговорщицкими улыбками, которых, как они воображали, никто не заметил. Они двое воздвигли вокруг себя вал, чтобы противостоять реальности, как делали всегда, еще с того времени, когда учились в начальной школе. Как будто не в ногу шагали не они, а весь остальной мир.