Экспедиция за счастьем. Практика, психология и философия парного танца

Глава 1

Начни танцевать, и ты почувствуешь,

как мир вокруг меняется!

Девиз танцующего человечества

Предисловие

Эта книга – не о том, как научиться танцевать, а о том, как наслаждаться танцем, как быть в танце счастливым. Кому-то дано от природы, кому-то не дано. Одни овладевают этим даром легко и незаметно для себя, воспринимая как нечто само собой разумеющееся. Другие – не овладевают никогда, опять же, не подозревая о существовании такой упущенной возможности. Да простят меня танцоры за крамольную мысль, но для того, чтобы обрести танцевальное счастье, техника и подготовка в их традиционном понимании вообще не нужны.

Как возникает танцевальный восторг? Откуда он приходит? Как выглядит? И что нужно сделать, чтобы прикоснуться к нему? Профессиональная танцовщица, которой я предложил стать моим соавтором, огорошила следующим соображением: Кому нужна методика доступа к танцевальному счастью? Если человек танцует – он потому и танцует, что это делает его счастливым. А кто не танцует – тот и танцами не интересуется. Было над чем задуматься. Конечно же, миллионы танцующих людей имеют сходный со мной или даже гораздо более яркий и богатый опыт. Но кто из них написал или напишет об этом? Кто, если не я, передаст послание от танцующей части человечества ко всем, кто не танцует, но не утратил вкуса к поиску за чертой банального и привычного? Да и танцующим любопытно будет увидеть себя в столь странном зеркале, коим является по отношению к танцам книжный текст и нехитрые упражнения.

Когда человек танцует, отдаваясь этому занятию глубоко и искренне, он оказывается вне повседневной жизни с ее привычной логикой. Танец – странное занятие и странное состояние, в котором господство парадоксальным образом совпадает с подчинением. Музыка обретает власть над человеком, а человек – власть над музыкой. Это так невероятно и так очевидно! И точно в таких же непостижимых рассудком отношениях находятся танцующие по отношению к своим чувствам, движениям и, наконец, друг к другу.

Основой того, о чем я хочу рассказать, волей случая стал многолетний опыт увлечений спортивными бальными танцами, а впоследствии и другими направлениями. Я не претендую на то, чтобы открыть новые истины об этом виде спорта и искусства. Мир танцев бесконечно богат. Если двигаться внутрь, вглубь этого мира, в психологическое измерение – конечно же, откроется немало удивительного. Но в полной мере эта сфера раскрывается только перед профессионалами, которые приходят в танцы с детства и посвящают им всю жизнь. Мне случалось общаться с действительно продвинутыми танцорами. Я слышал, например, что мастерство бальника – в том, чтобы виртуозно чувствовать тело и управлять им, задействуя такие его возможности, такие движения и такие мышцы, о существовании которых простой смертный и не подозревает. Или в том, чтобы одновременно, разными частями тела, выразить на языке движений все богатство звучащих в музыкальном произведении мелодий, ритмов и инструментов, превратив тело в играющий оркестр. Кто-то утверждал, что вершина владения танцем – в том, чтобы научиться улавливать, как слышит и проживает музыку партнер, и строить на чужих ощущениях свой собственный танец, становясь продолжением партнера. А иные полагали, что дело и не в музыке вовсе, и что у настоящего латиниста фейерверк эмоций может генерировать само танцующе тело, если оно правильно настроено технически. «На вид танцоры высокого класса не очень отличаются от обычных людей, но есть огромная разница во внутреннем устройстве их тела. Каждая мышца, каждый нерв профессионального танцора наполнены сложными ритмами, музыкой, движением», – писал мне один из участников танцевального интернет-форума. Все это безумно интересно. Но не хотелось бы описывать такую экзотику с чужих слов подобно слепому, рассуждающему о цветах. Постараюсь говорить лишь о том, что сам пережил, понял, увидел и достиг.

Мои двигательные и танцевальные способности всегда были ниже средних. Многие из тех, с кем я обучался, продвигались в разы быстрее. Пройденный мной путь был долог, но он не был далек. И у меня было достаточно времени оглядеться по сторонам. Хочу надеяться, что, пользуясь оставленными мной вешками, этот путь в куда более короткие сроки сможет повторить каждый, кому это будет интересно. И что книга получится о чем-то доступном, лежащем на расстоянии протянутой руки, к чему нет нужды идти годами ежедневных тренировок.

Важно ли, что то, о чем хочу говорить, я почерпнул в основном из занятий именно бальными танцами? Или в моем случае этот вид спорта – просто биографическая случайность? Может быть, судьба вела меня к замыслу путаным и окольным путем, а действительная задача была написать руководство по эксплуатации собственного тела и психики на дискотеке? Может быть да, может быть – нет. Мы узнаем об этом позже, когда книга будет написана и прочитана. Но я убежден, что предмет моих поисков имеет прямое отношение и к профессиональным танцам. Что тема внутренней включенности в танец, его эмоциональной наполненности – принципиально важна для любого танца, от пьяного притоптывания на кухне до феерического шоу на мировых сценах. Не оживших, не размороженных, не добравшихся до сути танца бальников, я наблюдал на самых разных уровнях мастерства, от новичков класса N до участников международных турниров. И я хорошо запомнил слова именитого профессионала, сказанные об одной из его учениц: «У нее косное, неуклюжее, непроработанное тело, и она танцует только глазами. Но зато как танцует!»

Предыстория

Однажды, выходя из метро, я зацепился взглядом за объявление на столбе. Написанный от руки текст обещал хорошее настроение, уверенность в себе, красоту и раскованность движений. Нужно мне это? Ну, не помешало бы! Я решил познакомиться с темой поближе, и уже на следующий день стоял на паркете рядом с такими же желающими научиться танцевать. Мне было тогда 47 лет. Мучительно не удавалось запоминать шаги. Я записывал, пытался повторять дома. И когда случалось наконец сделать несколько правильных движений, да еще и в паре, да еще и под музыку – это радовало и вселяло энтузиазм.

Как то раз нашего преподавателя подменил другой, и занятие прошло более интересно. Я стал тогда наводить справки: а где же лучше всего преподают бальные танцы? Послушал разных добрых советов и остановил выбор на именитом клубе, где сочетались большой спорт и занятия с начинающими взрослыми. С самого начала занятий я почувствовал магию латиноамериканской программы. В ней было что-то такое, на что отзывалась и к чему тянулась душа.

Моя первая партнерша была замечательная. Мы прекрасно ладили, мы и сейчас дружим. Но чем дальше, тем больше я чувствовал, что хочу чего-то такого, чего она не может мне дать. Из фантазий, из музыки, из обрывков того, что слышал от преподавателей – у меня вылепилась некая идея о том, чего же мне нужно от танца, от себя, от партнерши. Эта идея и сегодня, спустя десять лет, не кажется мне наивной. Только вот, похоже, из умозрений и предчувствий она перекочевала в реальность, вошла в плоть и кровь и стала для меня как бы невидимой. И чем сильнее и ярче эмоции – тем труднее дать себе отчет: а что же происходит, когда я танцую?

«Знающий не говорит, говорящий не знает», – гласит древняя китайская поговорка. Похоже, что так. Но я все же рискну, призвав на помощь силу слова и продуманность методики, вырвать тайну ни с чем не сравнимого восторга из лап немоты и беспамятства.

Теперь – о философии латиноамериканского танца в том виде, в котором она впервые у меня сложилась. Танец – это спектакль, в котором танцоры перевоплощаются в персонажей, живут их жизнью, чувствуют их чувствами. Все в точном соответствии с учением Станиславского!

Кто в этом спектакле зритель, для кого вершится зрелище? Прежде всего – для самих танцующих. Я танцую для себя и для моей партнерши, и никто другой, по большому счету, здесь не нужен. Мы сами создаем фейерверк, и сами же наслаждаемся им. Позже, по мере выхода «в люди», в моей философии найдется место и для зрителей. Но место это будет все-таки вторичным, вносящим дополнительные обертона, но отнюдь не создающим основу самого действа.

Кого играют танцоры? Мужчину и Женщину. Почему с большой буквы? Потому что ни один из миллионов ходящих по земле мужчин не похож на персонажа нашего спектакля. И ни одна женщина не похожа. И то, что случается между мужчиной и женщиной – не похоже на то, что происходит между Мужчиной и Женщиной. В жизни людей бывает период, когда почти каждая девочка мечтает о своем Принце, и почти каждый мальчик – о Принцессе. Девочка и мальчик вырастут и, даст Бог, встретят на своем пути достойных, прекрасных людей. Но мечты юности не сбудутся никогда. В пору юношеского романтизма, когда смутный зов души смешивается с пробуждающимся влечением плоти, человеку дается шанс прикоснуться к идеалу, к божеству, к пронзительному, неземному, свободному от бытовых подробностей образу. Пусть даже в форме предчувствия, которому суждено быть обманутым. Для кого-то это – глупые фантазии, за которыми ничего не стоит. И таких, пожалуй, большинство.

Но есть и те, кто верит в реальность, из которой приходят к нам романтические грезы. Где и как существуют эти силы, эти боги, эти идеальные существа? Наверное, есть немало религиозных и философских систем, которые дают ответ на этот вопрос. Я не могу комментировать такие ответы. Но я знаю наверняка: эти божества действительно существуют в латиноамериканском танце!

В нашей группе занималась девушка. Она была самой красивой, самой талантливой, самой успешной среди нас. И однажды случилось так, что ее партнер и моя партнерша на занятия не пришли, и мы стали в пару. Когда мы разучивали кусочек из румбы, на какие-то две-три секунды я впервые наяву почувствовал: Вот оно! Так смотрит Женщина, так Она дышит, так льется в музыке Ее тело, так светится лицо, такими чувствами наполнено все Ее существо. Это было потрясающе: все, что я себе напридумывал – находило свое подтверждение!

Через какое-то время ситуация повторилась. На этот раз мне повезло еще больше: в паре с женщиной-идеалом предстояло исполнить мою любимую чачу. Я волновался, я предвкушал чудо. Но чудо почему-то не состоялось. Тем не менее, я был уже необратимо соблазнен вкусом сбывающейся мечты.

Потом был праздничный вечер, на котором одна из участниц нашей группы танцевала так самозабвенно, так безбашенно, так обжигающе темпераментно, что я снова почуял зов мечты. Я включился в ее танец, мы выплясывали на одном дыхании, на одной волне, будто подхваченные единым водоворотом. Вот это драйв! Вот это кураж!

«Ты меня понял!», – сказала она под конец. И я решился. Объявил партнерше о разводе и предложил руку новой избраннице. Вся женская половина группы сурово осудила меня, а партнерша сказала с грустью: «Все равно лучше меня не найдешь никого». Так, провожаемый дурными напутствиями, я ступил на беспокойный путь поиска своего танцевального счастья.

Моя тупость в освоении новых движений, помноженная на нетерпимость новой партнерши, дали такую гремучую смесь, что мы расплевались в первые же минуты первой совместной тренировки. Но отступать мне было некуда. Начиналось лето, я искал партнершу в других клубах, в Интернете, через общих знакомых. Кандидатур было много. Мы встречались в московских парках и отплясывали на асфальте, среди бела дня, вокруг лежащего под ногами и тихо похрипывающего диктофона. Я то приближался к исполнению мечты, то отдалялся от нее, но так и не попадал в десятку.

Потом наступила осень, начался новый сезон, и на первом же занятии я получил травму, которая на полтора года выбросила меня из яркого, влекущего мира танца. Диагноз был суровый, и нужно было свыкаться с тем, что танцевать я не смогу уже никогда. Свыкаться не получалось, время не исцеляло. Проходили месяцы, а я все так же остро ощущал образовавшуюся пустоту. И вот снова объявление на столбе. Рискнул попробовать. Понемножку, потихоньку, если не латину, так хотя бы европейский стандарт – авось проскочу и не покалечусь. Тем более, что эта школа танцев была непритязательная, от учеников много не требовали, да и преподаватели были в возрасте и не выдавали той прыти, которой так вдохновляли на неразумные подвиги молодые профессионалы из прежнего клуба.

Первая партнерша

Меня поставили с ней в пару в первый же день. Мы как-то сразу не понравились друг другу и быстро разошлись. Напрягал ее строптивый характер и, как мне казалось, недостаточно почтительное ко мне отношение – я ведь был намного старше ее. Ее во мне тоже, я думаю, много чего не устраивало. Так что первый наш опыт закончился взаимным нежеланием иметь друг с другом дело в столь тесном контакте.

Прошло, наверное, около года прежде, чем я снова оказался в паре с ней. У нее не было партнера, у меня не было партнерши – так лучше уж так, чем никак. Мы танцевали самбу. И там был момент, когда за движением партнеров лицом по линии танца следовал резкий поворот лицом друг к другу. Этот поворот оказался решающим. Глаза зацепились за глаза, проскочила искра – в этот миг закончилась моя предыстория как танцора и началась история. Десятая доля секунды – и вот оно, к чему я так долго шел! Вот она, моя партнерша! И ни тени сомнения, что и она почувствовала то же самое. Действительно почувствовала!

С одного короткого взгляда началось счастье, которое не прекращалось на протяжении трех последующих лет. Не раз потом я пытался объяснять, что такое контакт глаз в латине: «Представь себе, что мы – воздушные гимнасты под куполом цирка. Вот картинка, с детства знакомая каждому: ты летишь без страховки, а я, раскачиваясь вниз головой на трапеции, ловлю тебя за руки. Представляешь, какое счастье? Какой восторг! Все обошлось, все получилось! Мы целы, мы невредимы, мы сделали это! А теперь представь, что точно так же, как встретились наши руки – встречаются в танце глаза. Поймать взгляд, вцепиться в него – и мы будем спасены, будем безмерно счастливы!»

Доходчиво? Для кого-то да, для кого-то – не очень. Есть все-таки во взгляде человека нечто, что упорно не берется словом.

…Есть дурной и хороший есть глаз,

Только лучше б ничей не следил:

Слишком много есть в каждом из нас

Неизвестных, играющих сил…

Александр Блок

Итак, о первой моей партнерше. Открыв в ней свое второе «я», почувствовав сильнейший резонанс, я сделал ей предложение, и мы начали готовиться к выступлению на традиционной вечеринке в моем прежнем клубе. Партнерская история раскручивалась стремительно, градус увлечения нарастал, и казалось, мы готовы были идти друг за другом хоть на край света. Мы выступали там, выступали сям, посещали летние открытые площадки, ходили на разведку в разные танцевальные школы и клубы. Мы проводили публичные эксперименты в подземных переходах, танцевали на старом Арбате, тренировались под магнитофон на мощеных террасах возле метро «Кутузовская». Друг без друга мы уже не могли. Это не было влечение мужчины и женщины. Скорее, сильнейшее влечение в наш общий танец, который засасывал как воронка.

Если звучала музыка, которая действительно нравилась и заводила, я ничего не мог с собой поделать. Танцевать! Сию же секунду танцевать! Мы использовали малейшую возможность плюхнуться в танец. И когда это происходило – многим парам было уже не до тренировок. Они глазели на нас, глазели жадно и ненасытно, и не могли оторваться. Точно так же, как и мы ненасытно упивались танцем и не могли оторваться друг от друга.

Лишь только музыка – бегом друг к другу!

Восторг дурманящий глотать взахлеб.

Она взрывоопасна и упруга,

Смотрел бы и смотрел бы на нее б.

Что нам далось в последнюю очередь – так это румба. Сколько лет уже прошло, но и сейчас из пяти латиноамериканских танцев – я знаю только три: пасодобль, румба, а еще – чача, самба и джайв в одном флаконе, без границ и перегородок. Не могу сказать, что освоил пасодобль «физикой» своего тела. Но я хорошо чувствую его изнутри. Пасодобль – танец со Смертью. Она держит тебя на прицеле и не простит оплошности. Танцуя с этой безжалостной партнершей, ты предельно сконцентрирован, все время ходишь по лезвию.

А вот нутро джайва, самбы и чачи я проживаю практически одинаково: в любом случае это поросячий восторг, которым визжит каждая клеточка. Всего одна эмоция, одна нота. Но зато какая! Никому никогда не надоест – ни петь, ни слушать, ни танцевать, ни смотреть.

Первые месяцы нашего союза я не воспринимал ее как женщину. Она была партнером, товарищем, бесполым «генератором восторга». Не чувствовал я в ней Женщину и во время исполнения танца. Румба открылась нам позже. В отличие от чачи, джайва или самбы, танец любви предельно насыщен внутренним разнообразием: игра идет на всем диапазоне человеческих эмоций. Румба – танец встреч и расставаний, счастливых совпадений, трагических несовпадений, боли и радости, света и тьмы, печали и восторга. Бесконечное восхищение сменится вдруг ожогом обиды, азарт охотника – светом любви в глазах, а за буйством страстей – потянется тонкая паутинка нежности.

Растают зеркала, исчезнет зал

Рекой забвенья разольются звуки.

Нет нас. Но влюблены глаза в глаза,

И руки понимают руки.

Случилось, что накануне конкурса из тех, что мы никогда не пропускали, партнерша заболела. Я сделал авантюрное предложение другой девушке, лучшей танцовщице в нашей группе. Мы неделю порепетировали, потом выступили, все было, вроде бы, неплохо. Но для меня неожиданно. Я впервые столкнулся с «другим счастьем», не таким, как у меня. Девушка сочно двигалась, с радостью отдавалась музыке, лицо и глаза были живыми. Но танцевала она не со мной. А я хотел, чтобы со мной, хотел контакта. Я объяснял, вдохновлял, показывал – она честно и изо всех сил старалась подыграть. Ничего не получалось. А потом я сообразил, что ей и так хорошо. Она и без меня наслаждалась танцем, и ее восприятие музыки было до краев переполнено чувствами. С кем она танцевала? С собой? С музыкой? С Богом? Она просто танцевала. Так же самозабвенно, как я. И при этом – совсем по-другому.

Видимо, у разных танцоров, даже из тех, кого привлекает именно эмоциональная сторона танцевания, – могут быть разные критерии достаточности и полноты той рождаемой танцем вселенной, в которой они счастливы. Впоследствии мне не раз приходилось сталкиваться с партнершами, которые танцуют в координатах «Я-Музыка», и партнер для них большого значения не имеет. Бывают более сложные системы координат. Например, «Я-Музыка-Партнерша-Зрители». К зрителям можно отнести и наивных болельщиков, и знатоков, и судей, и самого себя, наблюдающего танец в зеркале или в видеозаписи, и все это будут родственные, но несовпадающие системы отсчета. Чем сложнее и многомернее психологическое пространство танца, тем выше требования к условиям, при которых пара обретает счастье.

Обычно два раза в год я выступал на традиционном клубном конкурсе, и просил кого-нибудь из знакомых сделать видеозапись. Потом – месяц приходил в себя после шока: слишком уж был велик разрыв между тем, как все роскошно и замечательно изнутри и как безобразно снаружи. Я так и не дошел до уровня, когда смотреть на себя со стороны можно с тем же удовольствием, что и танцевать. И никогда не стремился к этому, ясно понимая, что для меня реалистично, а что не очень.

Как-то раз, чтобы лучше подготовиться к выступлению, партнерша подбила меня взять индивидуальный урок у преподавателя из другого клуба. И этот добрый человек чуть не раздавил нас демонстрацией того, какие мы неучи и уроды. Еще вчера я был «достигшим совершенства»: знал в каждом из танцев хотя бы по одной схеме и танцевал их со своей партнершей так, что это безумно нравилось и нам самим, и тем, кто это видел. А что теперь? Мы стали ходить на занятия в более серьезный клуб, чтобы восстановить и освоить элементарные технические моменты. Но от прежних своих завоеваний не отказывались. Техника техникой, а танцы танцами, ничей авторитет не мог отменить уникальности нашей пары. Если более-менее выучили схему и нравилась музыка, то ураган эмоций в танце возникал с неизбежностью восхода солнца.

Мне всегда было не все равно, под какую музыку танцевать. Качество звучания могло быть любым, но далеко не любым должно быть само произведение. Нужно, чтобы легко считывался ритм, чтобы удары инструментов не расходились по ритмике друг с другом и с вокалом. Но и тогда не это было главным. Главное – это должна быть музыка, от которой тебя прет. Что это за музыка? Разнообразная? Богатая по мелодическому рисунку? Насыщенная драматизмом? Опять мы упираемся в ограниченность языка. Музыка должна быть такая, чтобы между ней и твоим телом не нужен был посредник в виде тебя самого. Тебе не нужно что-то делать, чтобы танцевать: музыка сделает все сама. Эффект «гуслей-самоплясов»: не ты танцуешь под музыку, а музыка танцует тобой! Одно время я был увлечен настоящей охотой за «своей» музыкой. Гигабайтами скачивал на форумах, выпрашивал, менялся. Потом прослушивал, фильтровал, отбирал самое-самое. В результате образовались два битком набитых диска, под каждый из которых можно было танцевать по несколько часов кряду. Так окончательно сложился наш бродячий театр: я, она и магнитофон.

Однажды наша счастливая танцевальная жизнь закончилась. Она и сама не могла объяснить, почему отказалась от того, чем так дорожила. Увлеклась сначала пением, потом фламенко, потом еще чем-то. Я был готов к этому. Поначалу, когда все только начиналось, мне представлялось неслыханной удачей найти и обрести друг друга. Но со временем… Потихоньку я стал убеждаться, что наш опыт не столь уж уникален и единичен. Что его можно воспроизвести. Что моя «половинка» – не единственная на свете. Что в танце я сам – источник счастья и могу сделать счастливой если не любую женщину, то, по крайней мере, многих. В психологии есть такое понятие: интериоризация. Это когда научаешься сам делать то, что прежде мог сделать только вместе с кем-то.

Глава 2