Лепесток

Поли

Поли

Фредерик открыл глаза. Ноги подхватили вялое тело неуверенно, но быстро унесли в совмещённый санузел, где его жестко вывернуло. Так, как до этого никогда не выворачивало. Среди содержимого желудка он разглядел сгустки крови. Масса имела розовый цвет. Он отвернулся и решил не мыться.

Только потрепал морщинистое лицо, покрытое мягкой щетиной. Он помнил. Сегодня его ждут у хозяина. Стал быстро собираться. Из еды в квартире на втором этаже пятиэтажного дома не было ничего. Одетый в красный кирпич он выходил на тихую улочку. Там что – то шумело.

Тем временем, на соседней улочке за изящный в своей дешевизне столик аккуратно опустился молодой человек. Он заказал простой кофе. В моменты, а один из них он сейчас ожидал, он испытывал чувство горечи. Сейчас он решил попробовать его на вкус. Кофе оправдал ожидания. Если бы кто – то присмотрелся к нему то, то заметил – ранний гость часто поглядывает на часы. Но до момента было еще рано.

Фредерик собрался и, стоя у двери, осматривал жилище. Про себя решил, что надо бы заплатить владельцу комнат. Он грешил с оплатой и часто ее задерживал. Тонконогий хозяин иногда позволял себе заглянуть к нему, чтобы напомнить о долге, но делал это искусно осторожно. Фредерик не удержался и допил содержимое бутылки. На дне плескалось еще достаточно. Уверенный, он спустился вниз к машине. Она угрюмо просела: мягкие, бесшумные протекторы расползлись блинами. Он не расстроился: дети балуются. И взял направо. Там автобусная остановка.

Наконец-то понял, кто издает шум. Длинный дом по соседству готовился принять ремонт. Улицу перегородили несколько грузовиков. Работало много рабочих. Они опустошали кузова. Другие собирали леса, которые уже выросли на уровне третьего этажа.

Подействовал алкоголь и Фредерик стал ленив. Нет, он не будет петлять и просачиваться между машинами, испрашивать чьего – то дозволения пройти и, вообще, испытывать неудобств. Сегодня встреча с боссом, и он ожидал он неё очень многого.

В запасе у него был еще один путь. Щель между его и рядом стоящим домом, что вела на соседнюю улицу. Там он найдет транспорт. Он вернулся и влез в нее. Запахло выпечкой и кофе. Щель выводила к кофейне, что работала круглогодично. Сейчас там, наверное, еще работает летняя веранда. Знакомое место. Много постоянных и довольных клиентов.

Он и сам любил насадить широкополую шляпу на колено, изъять из коричневой пачки сигарету, прикурить и долго чадить, раздражая окружающих гостей заведения.

Вбирать табачный дым до самого дна легких и выпускать громадный клуб, а потом наблюдать как он долго рассеивается и оседает на волосах, воротниках и лацканах пиджаков посетителей. Дамы морщили носики, мужчины покачивали головам, но никто не говорил и слова. Все знали или догадывались, да и сам внешний вид Фредерика говорил о его принадлежности к банде.

Какой? Об этом знал только он. Сидел и довольствовался своим могуществом, окольцованным перилами веранды. За перила его наглость не просачивались. Среди прохожих и в автомобилях он видел и угадывал людей его профессии, склада характера и жизни, и таких он опасался. Эти не станут делать устного замечания.

Кофе запахло совсем отчетливо. Фредерик вдохнул аромат. Еще пять минут, и он будет на остановке, а там новый статус!

Фредерик высунулся из переулка. Молодой человек, что сидел в кафе сделал последний глоток, резко поставил чашку на стол, достал раритетный, но находящийся в отличнейшем состоянии пистолет «Кольт» – в душЕ он немного был мистером ковбоем – и выстрелил Фредерику в лицо. Пуля пробила череп, чиркнула по стене, рикошетом отскочила и забилась в переулке. Фредерик рухнул назад и исчез. Виднелись только сильно стертые подошвы ботинок.

– Нескоро найдут, – улыбнулся молодой человек, и ловко, соскочив с помоста, покинул веранду.

––

Поли передвигался по первому этажа загородного дома, который смог себе позволить после удачного дела. Оно случилось года три назад. Дон был доволен. Поли сработал так, что тень от тени не упала бы на влиятельное семейство.

Поли от природы был человек подвижный, поэтому передвигался быстро и успевал делать несколько дел одновременно. Он готовил. И метался по кухне, занимавшей пол-этажа. Шинковал лук, давил чеснок и тер морковь. Над почерневшей, но любимой сковородой – он испытывал к ней даже некое уважение – клубился пар, из которого вылетали капли жира. Он любил острое и овощи. Такой баланс считал он, лучшая забота о здоровье. О здоровье он пекся также внимательно, как и о работе.

Встал он недавно, и чтобы не размякнуть отправился на кухню. Кроме него в доме никто не встал. Поли был одинок. Нет, его жизнь была довольно насыщена, но только за пределами жилища. Он был причастен к многим громким событиям, что произошли в столице штата за последние десять, пятнадцать лет. Но здесь или в городской квартире он был постоянно одинок.

У входной двери раздалась трель телефона. Аппарат звонил громко и не мелодично, Поли кривился, но по-прежнему называл это трелью. Он отправился к журнальному столику, что возвышался посредине гостиной. Стоял напротив камина. Тот зиял черным квадратным ртом, который был окаймлён двумя орлами, сложившими крылья. Птицы цепко смотрели по сторонам. Поли отметил, что в корзине нет дров. Четко по углам столика встали четыре удобных кресла. Их обтягивала ткань грубой вязки тёмно-оранжевого цвета с растительным рисунком. Редкие приятели Поли любили в них проваливаться. Телефон не замолкал.

– Тони? – вопросительно спросил он, подняв трубку.

– Да, я, – ответил Антонио.

Это был разговор на старую тему, поэтому участники диалога были кратки, да и по роду профессии им не подходило быть особо разговорчивыми. Это мешает быть успешным у девушек, подумал Поли и сжал кубы.

– Все хорошо, – продолжил Тони.

– Спасибо, – добавил он.

Поли улыбнулся и ответил, – Очаровательно.

Он и так знал, что все в порядке. Ведь он все выверил и перепроверил до мелочей.

Часы в красном корпусе, хлестко тикавшие над камином, показывали без четверти час. У них есть ровно 15 минут, чтобы связаться и обсудить самое важное. Следующий звонок, естественно, раздался и он был еще короче первого. Поли узнал, что в четверг надо быть в пригороде на большой вилле. Он аккуратно положил трубку и отправился к горячей плите, уверенный, что сегодня и завтра до обеда никто не позвонит. Звонок, если кто – то надумает набрать ему раздастся без четверти час.

В большой вилле надо было быть поздно. Поли выехал загодя. Опозданий владельцы особняка не любили. Поли этого никогда не допускал и все знали, что на него можно надеяться. И он знал. И был доволен собой.

Поли любил въезжать в город поздно вечером. Он приподнимался в кожаном сиденье Форда с семилетней историей, чей элегантно искривленный бампер придавал автомобилю аристократичный характер. Поли тоже хотелось быть аристократом, но происхождение и древность рода не позволяла. Подвигов в пользу короны за его предками также не водилось.

Искусственная кожа под его пятой точкой нещадно скрипела, а он вытягивал шею и вглядывался вперед, искал огни почти ночного города. Огромные здания клавишами разной длины и толщины искажали горизонт. На клавишах горели желтые точки. И чем ближе он подъезжал к городу, тем ярче становились они. Теперь это вполне отчетливые квадраты, которые аккуратно изрешетили небоскребы, возвышавшиеся в центре. Туда ему было не надо.

Поли отжал педаль и медленно въехал в черту города. Через три улицы свернул налево и пробрался к глухим воротам, состоявшим из двух огромных пластов, по которым змейками бегали линии гнутого прута. Поли бывал здесь часто, но так и не смог до конца понять рисунка и замысла кузнеца. Линии витиевато изгибались и порой казалось, что они рисуют сердца влюбленных и тогда он улыбался, а иногда линии жестко изгибались в знак $, и он вспоминал зачем приехал.

Ворота были вмонтированы в глухую стену, высотой под три метра. Она уходила в стороны. Сейчас ворота были открыты. Дорогу преграждала только здоровенная грубая цепь. Двое из нескольких охранников, что стояли возле нее и слонялись поодаль подошли.

– Привет, Поли! – сказал тот, кого он не знал.

По статусу ему не полагалось знать охрану, и он вежливо улыбнулся. Под шляпами в улыбках забелели зубы. Цепь с трудом оттащили: старый хозяин всему предпочитал надежность. И в предметах, что его окружали, и в людях, что на него работали.

Поли въехал, вышел из машины и оставил дверь открытой. В Форд влез охранник. Он по широкой мощенной дорожке бодро направился ко входу. Двойные двери внушительного размера с молотком-стучалкой уже виднелись, а он оглядывал строение. Двухэтажное по центру и одноэтажное по сторонам.

Стоит под кронами мощных белых дубов. Они надежно укрывают жилище от посторонних глаз. Широко раскинутые ветви расположены низко, идут параллельно подстриженному газону. Под ногами застыли целые и расплющенные жёлуди, перекатываются сорванные шляпки. Он идет и раздается хруст.

Свои, упоминая дом, чаще всего говорят, – Поместье.

Особняк с историей! – размышлял Поли.

Думал он и о другом – Зачем пригласили? Работы не ожидалось. Та, что была поручена ранее – выполнена. Он шел и подергивал плечами. Плечи недоумевали вместе с хозяином.

Дверь открыл полутораметровый толстяк Сальваторе. В талии он был того же размера. Близким друзьям дозволялось называть его Торо. Одетый в белую рубашку с закатанными рукавами он отвечал кому – то в глубине дома, поэтому приветствие Поли проигнорировал.

– Добрый вечер, – учтиво бросил Поли.

Центральная часть дома, снаружи казавшаяся двухэтажной на самом деле таковой, не была. Поли взглянул вверх. Так было всегда, когда он заходил в здания общественного назначения. Например, церковь. Он был католиком. Он любил рассматривать церковные своды. Здесь стены тоже уходили вверх метров на восемь, но рисунков религиозного характера не было. Привычно свисала многослойная люстра, висевшая не по центру помещения. Горела треть свечевидных ламп.

Классической гостиной, которая предваряет любой приличный дом в этом районе города здесь не имелось. Она была в первоначальном проекте и замысле архитектора, но по воле хозяина стала каминным залом. Торжественным и церемониальным. Минимум мебели. Владелец и его гости любили свободу передвижения и для этого им было необходимо пространство. Порой, когда они разговаривали Поли, ждал, что вот-вот услышит эхо. Но эхо не раздавались. Наверное, масштабы все же не те, иногда думал Поли.

Он рассчитывал, что его пригласят в один из двух кабинетов хозяина. По одному в каждом крыле, но дон был здесь. Он сидел в кресле, был вместе со всеми, но дистанция ощущалась. Кроме Торо в зале находились еще несколько капореджиме. Торо суетился, подливая лёгкие напитки. Участники встречи перешли на общие темы. Дон наблюдал. В руках он держал широкую газету.

Поли давно отметил, что издатели города любят большие форматы и сколько газету не складывай она всегда оставалась большим куском бумаги. Дон внимательно разглядывал последнюю страницу, где помещались новости культуры: интервью с деятелями искусства, мэтрами, фото актеров, новости театров и кино.

– Хреновы актеры, – спокойно сказал дон и продолжил изучать последнюю страницу. Все притихли. Торо звякнул бутылкой о грубый стакан. Дон оторвал правую руку от газеты и что – то положил в нагрудный карман пиджака отличного покроя. Потом перелистал страницы и оказался на передовице. Взглядом подозвал Поли, постучал ногтем по фотографии и передал ему свежий номер «Chicago Daily News».

Запахло типографской краской, свежей бумагой и новостями. Поли любил свежую прессу. На большом фото первой страницы виднелись фундаменты двух многоэтажных домов. Их разделял проулок. Из проулка торчали две подошвы. На правой намечалась трещина. Лица убитого не видно.

Поли хотел было вернуть газету, но дон выпяченным подбородком дал понять, что он свободен. Поли облегченно выдохнул и, сжав газету, покинул каминный зал.

– Иди, – сказал Торо.

Торо удостоверился, что он плотно закрыл дверь. В каминном зале было жарко. Зная предпочтения дона, тепло берегли.

На улице ночь, холодно и сыро. Съежилась охрана в плащах. Свой Поли запахнул плотнее и подбородком въелся в ворот легкого плаща, в твердый воротник рубахи и каменный узел галстука. Глава семьи давно обосновался в South Side, самом престижном, но, конечно, после Central – районе Chicago. Район хоть и именовался южным, но ночами здесь было так мерзко. Всего несколько домов поскромнее отделяли поместье от вод озера Michigan. Вот почему по ночам воздух пропитывался водой, временами пахло порченной рыбой и тиной. Тут ему захотелось глубоко вздохнуть.

Поли постоял, внюхался в ночь, сложил газету до размеров портсигара и сунул в карман. Похлопал по лопатке мускулистого каменного льва, что твердо стоял на широких лапах слева и зашагал к машине. Второй лев проводил его черными ямами глазниц.

– - -

Одноэтажно здание стояло особняком, посреди пустыря. Так словно его воткнули по центру гигантской автостоянки. Недавно прошел хороший дождь, который освежил округу и сбил пыль. Наступал вечер, кое – где текли и сочились в решетки коллекторов последние тонкие ручейки. Асфальт блестел. Шлепались капли с фонарных столбов. Они уходили в разные стороны и отбрасывали светлые конусы. Лампы уже зажглись. Полукруглый вход из стекла – к нему приткнулось несколько длинных автомобилей, все черного цвета – вцепился в прямоугольное серое здание, отлитое из бетона. Очень основательное и крепкое для кабака, но так строили на родине владельца. На крыше торчала огромная вывеска. В лужицах колебались тонкие чёрточки зеленых букв: надпись гласила «Таверна Фаусто».

Все это Поли отметил, когда подъезжал. Он от природы был внимателен и это врожденная черта помогла ему стать тем, кем он был. Он назначил встречу именно здесь. Рядом проходила автострада в шесть полос, которая не умолкала ни днем, ни ночью. В таверне было много звуков, но все они затирались гулом машин, сигнальными гудками. Они раздавались постоянно. Здесь можно было спокойно обсудить все вопросы, не опасаясь, что тебя услышат за соседним столиком.

Многие ценили таверну за эту особенность и шли сюда. Поли узнал машину Тони, когда заходил и тот, действительно, уже ждал его за столиком на двоих, который приткнулся у темно-красной или даже бордовой стены.

– Как ты? – искренне поинтересовался Поли, аккуратно устраиваясь в маленьком диванчике.

Тони уже сделал заказ, его принесли, и он увлеченно поглощал жаренные ленты мяса, яйца, дольки картофеля, зеленые листья и каждые пять секунд обмакивал что-то в емкость для соуса.

Он медлил с ответом. Подошла официантка, предложила кофе, но Поли отказался. Он делал заказ, и чтобы сберечь время – на встречу от отвел минут сорок – указал пальцем на еду Тони и попросил повторить. Официантка растворилась среди столов, покрытых скатертями в красную клетку. Поли ждал ответ и в ответ момент ощутил укол смутного беспокойства.

– Дела нормально, – дожевав, ответил Тони.

К заказу Поли он присовокупил свой. Парень имел отменный аппетит. Он совсем недавно перебрался в Чикаго и через кого-то прибился к семье, которая, к слову, даже не подозревала о его существовании. Один из киллеров. Семья Тони жила в предгорьях Аппалачи, где-то на стыке штатов Теннеси и Кентукки. Тони любил рассказывать про горы, рудники, суровость, независимость и самостоятельность людей, живущих там, а также он отмечал их грубость и склонность к насилию. Он был из той среды, представителей которых другие американцы именуют hillbilly– деревенщина. Тони старательно искоренял признаки и все, что хоть как бы наводило горожан на мысль о том, что он сельский парень.

– Полагаю, что не очень, – ответил Поли.

Тони насторожился. Ведь он был так четок и исполнителен. Поли продолжал, – Больше в лицо не стреляй!

Поли указательным пальцем левой руки обвел свое лицо и посмотрел на Тони. Тот ждал пояснений. Принесли заказ и им пришлось прервать разговор.

Официантка исчезла, и Поли продолжил, – Ты разнес Фредерику полбашки. Поли взял паузу.

– Опознать почти невозможно, – Поли отпил воды, сделал задумчивое лицо и продолжил монолог.

– Неплохо, что Фредди был мелкой сошкой, что-то вроде сутенера или дельца-наркоторговца, но он был частью банды. В другой раз заказчик должен видеть лицо, – с нажимом сказал он.

– В том числе и в газете, – Поли сообщил главное и вспомнил о газете, что дал дон. Она все еще лежала в кармане плаща. Ужин подходил к концу. Поли и Тони обменялись мнениями по общим вопросам, обсудили обстановку на улице и тепло распрощавшись отправились по домам, но ни Поли, ни Тони не знал, где живет собеседник.

– - -

Дорога домой всегда быстрее. Поли был согласен с теми, кто придерживался этого мнения. Он отъехал от таверны, нырнул в тревожный сумрак под эстакадой – в окно влетел дух человеческих испражнений, разъеденные дождем экскременты словно обрели второе дыхание и источали его с утроенной силой. Он хотел было закрыть окно и взялся за блестящую ручку, что изогнулась когтем, но понял – поздно.

Поли направил машину за город. Опять предпочел деревенское уединение городской суматохе.

Домик в Bensenville манил, гарантируя спокойствие, отсутствие назойливости городских знакомых, уединение и неспешное размышление. Деревня подходила его характеру. Основанная колонистами из Германии, она сама была частью Германии – белая, чистая, ухоженная и рафинированная. Аккуратный кусок чистого сахара посреди пыльных полей, дорожных указателей и зачумленных домиков фермеров.

Немецкая община основательно держала в руках бразды правления в местечке. Она, если и прирастала, то очень медленно. Поли это устраивало. Новых, и поэтому лишних людей в окрУге не появлялось. Сам Поли просочился сюда благодаря долларам. Они у него водились, а немцы хоть и были людьми закрытыми, доллары любили и симпатичный домик, расположенный на двух акрах земли перешел в его собственность. Бумаги были укрыты в надежном месте.

Тут Поли улыбнулся, вспомнив удачную сделку, и еще раз осознав насколько ценно приобретение. Bensenville он выбрал за высокие ограды и крепкие засовы, а немцы знали, как основательно огородиться от внешнего мира. И он тоже искал такой возможности.

По соседству раздался гудок паровоза – Milwaukee road, железной дороги, которая не устает ни днем ни ночью и соединяет город Milwaukee и Mississippi River. Товарняк, выдыхая пар, тащит к портам реки пиломатериалы или сельскохозяйственную продукцию. Этого Поли не знал.

Он въехал в деревню. Миновал школу Churchville. На ее территории несколько лет назад стояла церковь и еще одно здание, но они сгорели. Пепелища потихоньку растаскивали, расчищали, но они были достаточно отчетливо видны даже в сумерках. Построят ли в деревне новую церковь никто не знал.

Поли старался думать о приятном, но уколы беспокойства ощущались все чаще. Он, молодой, но опытный чувствовал, что это чувство возникло неспроста. Где – то возникла брешь. Где – то имеется недочет. Где – то есть вопрос, который ждет решения, а он даже не знает, о чем идет речь!

Поли закрыл глухие ворота из хорошего дерева и прошел в дом. Быстро скинул одежду и облачился в домашнее. В мягкий и легкий от истертости ватный халат – он любил тепло – и растоптанные тапочки. Он как американец, человек деловой, хваткий и цепкий до успеха должен был презирать подобные вещи, но он их любил, а почему не знал и списывал на окружение, педантичных соседей, которые привили чувство уюта.

Разогрел на сковороде мелкий, чищенный картофель с мясом. Отщипнул зелени. Вопросительно посмотрел на крупные белые яйца, но не решился. Аппетита не было. Поел, погасил лампу на кухне и отправился в гостиную. Там, не зажигая света опустился в кресло и попытался сосредоточиться. Под стук часов это удавалось не очень, но он превозмог себя. Он еще раз очень скрупулезно вспомнил поездку в большой дом, диалог с доном и поручение, которое выполнил – переговорил с Тони.

– Кажется все? – спросил он тишину.

Тишина промолчала, а стук часов счесть за ответ было нельзя. Нисколько не успокоившись отправился в кровать. Там долго ворочался и наконец-то дождался, когда сон основательно взялся за его голову и глаза. Навалился и стал топить голову в подушке, мягкой рукой смыкая веки. Голова еще варила, но все меньше и меньше. Последний всплеск сознания вытащил из памяти картинку: дон отнимает руку от нагрудного кармана пиджака. Из толстых пальцев в него аккуратно ныряет огрызок карандаша с безупречно заточенным грифелем.

Поли подскочил. Рухнул в кровать, вскочил, ударился пятками о пол и понесся к шкафу. Карман плаща! Он его чуть не порвал, доставая сложенную газету. Немного успокоился. Светает. Развернул и разложил на журнальном столике.

– Хреновы актеры, – вспомнил он слова хозяина.

Поли просмотрел все страницы, подозревая, что особо внимательным надо быть на последней. Вот и она! Провел по ней, разглаживая складки. Слабый свет солнца, встающего где – то там за горизонтом проник сквозь окно и упал на самую крупную фотографию в верхнем правом углу. Заголовок кричал, что скоро начинаются съемки фильма. На снимке съемочная группа. Луч задрожал на лице главного героя картины, известного актера, которым Поли, как и многие поклонники кино восхищался.

На чистом лбу актера стоял знак – маленькая грифельная галочка.

Поли откинулся на спинку кресла. И вновь бросил взгляд на газету. Рабочее название фильма «Shot in the hills».

– Похоже, еще один вестерн, – подумал он.

И не ошибся. В статье об этом говорилось, но он прочитал её по диагонали, выхватил название и немного информации об актере.

Он был отличным наездником, имел высокий лоб, густую шевелюру без полосок седины и широкую белую улыбку, отслужил в армии, где научился метко стрелять и это пригодилось на съемочной площадке. Звали актера Jim Hopper.

– Броское и звонкое имя, – подумал Поли. – Такое и должно быть у человека его ремесла.

Съемки должны были пройти в павильоне и на натуре, на границе с соседним штатом Wisconsin, где холмы прерий state of Illinois заметно подрастали и походили на невысокие горы. В числе прочего в тексте содержалось завуалированная просьба о помощи – предложение к спонсорам и рекламодателям. За толику долларов можно было стать своим на съемочной площадке. Поли зацепился!

Поняв, что его так беспокоило последние дни – успокоился. Наконец-то нашел, улыбался он Солнцу, которое показало краешек и вновь пропало за деревьями и крышами соседних домов. Поли ждал, когда по полу побегут дорожки света, но гостиная не желала отпускать тьму, пыталась сохранить ее в углах и спрятать под мебелью. Там чернело. И не было ни пылинки. Поли был очень чистоплотен.

Солнце лениво поднялось над крышами и продралось лучами рентгеновского аппарата сквозь густые кроны деревьев. Чернота под мебелью начала съеживаться, а кожа на голове Поли сокращаться и приятно зудеть от нового дела. Оно гарантировало быть интересным. Убить кумира миллионов! Такое выпадает нечасто!

Поли глянул на часы – они, как и прежде, мерно отправляли время в прошлое и начал отсчитывать секунды. Казалось, что округа вот-вот должна проснуться, стряхнуть сон и наполниться звуками сельского утра: песней петуха, мычанием, блеянием или ещё чем – то: Поли был очень слаб в фермерских делах. И мог отличить разве, что сою от кукурузы.

Вместо всего этого раздался гортанный звук. Поли вздрогнул. Звук усиливался. Перемежался надрывами. Упал на землю. Проехал и смолк. На взлетно-посадочную полосу Midway Airport, что находится через широкое поле сел маломощный, громкий, но не пригодный к перевозке людей и грузов почтовый самолет. Он прилетал несколько раз в неделю, первым. Хотелось бы думать, что в нем есть письмо и для него, но Поли так не думал.

Он отправился ванную комнату. Тщательно помыл руки, уделяя особое внимание пространству между пальцами, потом медленно протер мокрыми пятернями лицо. Оно посвежело. Взял стеклянную банку Colgate с зубной пастой и также тщательно почистил зубы. От десен. Улыбнулся. Хорошее настроение и не думало обрываться.

Он понял, что хочет именно сейчас.