Королева ромкома

© 2022 by Stephanie Archer
© Бугрова Ю., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
Тиму, которого я так и не смогла забыть.
Глава 1
Джемма
– Я сплю с берушами.
Ослепительный свет прожектора сфокусировался на мне, и сердцебиение замедлилось. Я взяла микрофон и двинулась вдоль сцены.
– У нас в Ванкувере шумно. В семь утра гремят мусоровозы, завывают машины скорой помощи, орут пьяные. Поэтому я сплю с берушами, и все тип-топ.
Глубокий вдох, чтобы сконцентрироваться и вместе с ним почувствовать привычный затхлый запах пива. На потолке расцвели пятна от протечки. Надо будет сказать Оскару.
Сердцебиение замедлилось в агонии ожидания моей очереди, и теперь мозг наконец включился. Я знала, что делать. Нормальные люди думают, что выступления – сплошной мандраж, но стоит мне выйти на сцену, и я чувствую себя как рыба в воде. Становлюсь собранной и нацеленной, как ракета, потому что я не нормальный человек. Я стендап-комик.
– Сегодня утром я проснулась, увидев потрясающий сон о том, как ем карамельку. Но текстура у нее была какой-то неправильной.
Тишина. Идеально. Мне нравится подпустить напряжения перед шуткой. Тогда смех бывает громче, радостнее, теплее. Я делала это тысячу раз и проделаю еще тысячу, ведь для меня ничего нет слаще, чем слышать смех целого зала пьяных гостей.
– Оказалось, что во рту у меня – беруша.
По бару прокатились первые смешки. Это всегда действовало на меня воодушевляюще. А при первом взрыве хохота я в полной мере ощущала себя собой.
Коричневый пиджак с металлическим отливом, раздобытый Матильдой, сиял в лучах рампы. Его дополняли джинсы спокойного оттенка и белые «конверсы». Порой коллеги-комики злословили по поводу моих нарядов, однако одеваться проще, чтобы вписаться в их ряды, я не собиралась. Меньше всего на сцене мне хотелось вписываться. Публике требуется аутентичность, и, выходя на сцену, я обязана показать свое самое подлинное и прозрачное «я».
– А настоящая проблема в том, что я из года в год теряю беруши.
Зал отозвался смехом. Вовремя. Эту шутку я рассказывала семнадцать раз и могла бы отметить в сценарии места, где будут смеяться.
Мозг кипел от радости. Ночные бдения на сцене и часы, проведенные на кухне за написанием шуток, порой звучавшие выкрики из публики: «Лучше сиськи покажи!» – все это было оправдано.
Я выступаю не для того, чтобы потешить свое эго. Раскаты смеха – ничто не может сравниться с этим, черт возьми. Гомерический хохот, такой, что трудно дышать? Эйфория. Смех, объединяющий людей в битком набитом зале, – это лучше, чем найти купюру в кармане старой куртки. Ради этого чувства я выходила на сцену три вечера в неделю как минимум. Ради него не расставалась с маленьким черным блокнотом, куда записывала все, что можно превратить в шутку. Я пересмотрела все комедийные программы на Netflix, побывала на сотнях выступлений и осваивала ремесло, чтобы в один прекрасный день – если буду старательной и везучей – обзавестись собственным шоу.
Я вышла из луча света и наклонилась к первому ряду, чтобы видеть зрителей.
– И куда же они подевались?
Мой вопрос был адресован одному из завсегдатаев.
– Не знаю, – смеясь, ответил тот.
– Я их проглатывала. – Раздался смех, а я нахально усмехнулась. – И, как вы все догадались, проглатывала во сне. И поэтому у меня болит живот.
Потом на сцену вышел другой комик, а я села за барную стойку. Оскар, владелец и менеджер, наливал пиво студентам, которые веселились на полную катушку, а Дэни ждала тут же с подносом. В университете мы с ней жили в одной комнате, а еще в нашей компании были Кэди и Матильда. Дэни работала в баре по вечерам, а днем корпела над докторской диссертацией по психологии.
– Пятна растут, – сказала я Оскару, указывая на потолок над маленькой сценой.
Он покачал головой.
– С чего бы вдруг? На прошлой неделе заходил сантехник.
– Растут, я не выдумываю. Что сказал сантехник?
Оскар вздохнул и посмотрел на нас с Дэни.
– Там плесень завелась, и весь гипсокартон нужно сдирать.
Мы с Дэни скисли.
– Это отстой, – сказала я.
«Индиго» был старым захудалым баром с тусклым освещением, скрипучими деревянными полами и маленькой сценой, перед которой стояли столы и стулья. Потрепанная вывеска едва читалась, но завсегдатаи прекрасно обходились и без нее: дорогу сюда они нашли бы даже во сне. Помещение насквозь пропиталось кислой вонью пива. Короче, та еще дыра – потому что все свое внимание Оскар направлял не на здание, а на людей. Однако местечко было с прошлым – в смысле относилось к исторической застройке. Одна хорошая потасовка, и оно развалится ко всем чертям.
– И когда ты планируешь сдирать гипсокартон? – поинтересовалась я.
Оскар пожал плечами:
– Когда смогу себе это позволить, так что, пожалуй, году в 2050-м.
Хлопки и одобрительные возгласы сигнализировали, что на сцену поднялся очередной комик. Тревор был в бейсболке козырьком назад и с зеркальными солнцезащитными очками в белой оправе, нацепленными на затылок.
Я мотнула подбородком в его сторону и сказала:
– Он снова это проделал.
– Джем, – с нажимом произнес Оскар, наполняя очередной бокал.
Я вскинула руки.
– Он нарочно задерживается, чтобы выступать последним, и всем говорит, что он ведущий комик.
С четверга по субботу комики выступали в произвольном порядке, а в остальные дни недели был хэдлайнер и несколько стендаперов на разогреве.
Оскар поставил бокал и смерил меня взглядом.
– И пока мы его ждем, ты выступаешь на десять минут дольше. Все в выигрыше.
Я прикусила язык. Он говорил дело.
– Ты прав. А я свинья неблагодарная. Извини.
Оскар подмигнул мне.
– Все в порядке. Однажды у тебя появится собственное шоу на Netflix, и я рассчитываю на контрамарки. Не забывай о нас, когда прославишься.
– Никогда, – улыбнулась я.
Я была обязана ему всем.
Посетитель поднял руку, и Оскар устремился к нему, а мы с Дэни принялись смотреть выступление Тревора.
– Вчера вечером разговорился в баре с одной цыпочкой, – начал он со сцены.
Дэни поморщилась.
– Нет. Нет, Тревор, – пробормотала я себе под нос, качая головой, а Дэни рассмеялась.
– Она сказала, что придерживается веганской диеты.
– «А я такой: „Че это?“» – шепнула я Дэни.
– А я такой: «Че это?» – обратился к публике Тревор. – А она, типа, «я мяса в рот не беру», – продолжил он вслед за суфлирующей Дэни. – Но вот чего я понять не могу: потом мы пошли ко мне…
– Нет, Тревор, только не это, – пробормотала я, а Дэни прикрыла лицо ладонью.
– …и она всю ночь не выпускала изо рта мое мясо!
Компания братков загоготала и захлопала. Дэни простонала, а я изобразила рвотный позыв.
– Вы отличная публика, спасибо! – сказал Тревор и, сделав ручкой, покинул сцену.
Я покачала головой.
– Почему только Оскар дает ему время?
Дэни поджала губы.
– Он говорит, что Тревор привлекает клиентов, которые много пьют. Это хорошо для бизнеса. Ты же знаешь Оскара.
Я скорчила физиономию. Оскара я и правда знала как облупленного. Он не умел отказывать.
– На прошлой неделе Тревор сказал, что если бы мужчинам и женщинам платили одинаково, то образовавшиеся излишки женщины спускали бы на средства для волос.
Дэни бросила взгляд через плечо и снова посмотрела на меня. На ее лице отразилось беспокойство.
– По-моему, у него в последнее время туго с деньгами.
– У Тревора?
– У Оскара.
– Это он тебе сказал?
Она поморщилась.
– Он спросил, смогла ли я обналичить в банке последний зарплатный чек.
Мои брови взлетели. Оскар никогда не упоминал ни о каких проблемах. Каждый вечер в баре аншлаг.
– Ты меня удивила. Похожие ощущения я испытала в старшей школе при известии о том, что моя учительница разводится.
Заметив, что посетитель уставился на ее татуировки, Дэни ровным голосом поинтересовалась:
– Вам еще налить?
– Да, пожалуйста, – смутился он.
Я фыркнула. Очарование Дэниел Лю всех сражало наповал.
Она перешла на другой конец бара приготовить напиток, а я достала блокнот, чтобы сделать заметки о сегодняшнем сете.
Парень остановился у стойки рядом со мной.
– Ты здорово выступила.
– Спасибо. – Я отреагировала быстрой дежурной улыбкой.
– Часто здесь бываешь?
Я кивнула, не отрывая глаз от страницы.
– Пару раз в неделю.
– Очень круто.
Краем глаза я заметила, как он облокотился о стойку.
– Я тут подумал, может, как-нибудь пропустим по стаканчику?
Еще одна дежурная улыбка. С улыбкой воспринимается легче.
– Не могу. Но все равно спасибо.
Он поднял руки.
– Понял. Хорошего вечера.
– И тебе.
Ко мне редко подкатывали, но время от времени это случалось, особенно когда я сидела в баре одна. Ответ «Не могу» обычно расценивался как указание на то, что я состою в отношениях, и переваривался гораздо легче, чем «Извини, не встречаюсь». Эту ошибку я совершала несколько раз. Она всегда приводила к новым вопросам.
– О как!
Я вскинула голову. Знакомый прилив адреналина разогнал кровь. Ну, понеслось.
Один из завсегдатаев, а по совместительству лучший друг Оскара и внучок Сатаны, сейчас сидел на противоположном конце стойки с пивом и наглой ухмылкой. И давно он там торчит? Этот тип всегда оказывался рядом в самый неподходящий момент. Будто получал уведомление на телефон и мчался в нужное место, как на пожар.
Откинувшись на спинку стула, он смотрел на меня – светло-русые волосы, аккуратно подстриженная бородка, вязаный свитер цвета еловой хвои.
– При любом раскладе, Хренобород, твоего мнения я не спрашивала. У тебя разве нет театра, которым нужно управлять? Вот и дуй туда, крысы по тебе скучают.
Хренобород владел независимым кинотеатром, который располагался на той же улице, что «Индиго». Но познакомились мы не там, а еще в университете: он много лет встречался с моей подругой Кэди и разбил ее мечты в погоне за собственными, после чего она ушла. История стара как мир.
Но сейчас Кэди от него избавилась, а Хренобород окопался в моем комедийном клубе.
– Еще один сбитый летчик, да? – Он сделал глоток пива. – Этот бар у тебя вроде полигона, Снежная Королева. И в моем кинотеатре нет крыс, хватит рассказывать об этом направо и налево.
Снежная Королева. Мои плечи напряглись. Ненавижу, когда он называет меня так.
Я облокотилась на стойку, глядя на него.
– Раз уж ты здесь, передай от меня сообщение Люциферу, а? Пусть организует тебе трансфер. Ничего личного, просто я тебя на дух не выношу и хочу, чтобы ты сгинул навсегда.
Я не Снежная Королева, я просто не встречаюсь. Ни любви, ни привязанностей – таковы правила. Флирт и романчики – это сколько угодно, пока у них есть срок годности. Иначе кому-нибудь будет больно. Но только не мне.
Он приподнял бровь.
– Ты даже не дала ему шанса. – Он удрученно покачал головой, но глаза насмешливо поблескивали. – Чувак ищет любовь всей своей жизни, а ты разбила ему сердце. Ох уж мне эти роковые женщины!
К щекам прилила кровь, сердцебиение ускорилось, как случалось всякий раз, когда в зале обнаруживался приколист. Пикировка всегда разгоняла мне кровь. Он пытался меня достать, нащупывал мои слабые места. Я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Оставалось только усмехнуться в ответ.
– Ага, случайный бедолага в поисках перепихона. А ты у нас фея мужских прав? Порхаешь по городу, следя за тем, чтобы парней не обижали? – Я приложила ладонь к уху. – Ау, вы слышали? Мужчинку обидели! С ним не хотят спать! – Я уперла руки в бока и выпятила грудь, приняв позу супергероя. – Уже спешу на помощь!
Его дурацкая смазливая физиономия расплылась в ухмылке, рука потерла щетину.
– И кто твоя следующая жертва? – Он окинул взглядом бар и указал на столик, где сидели студенты. – Может, они? Зеленые, неопытные, жаждущие. Эти отдадутся со всеми потрохами. – Он наклонил голову. – Собирай невинные души и складывай в свой нагрудный медальончик.
Я смерила его убийственным взглядом и направила на него палец.
– Не знаю, зачем ты делаешь вид, будто зациклен на моей личной жизни, ведь нам обоим отлично известно, что тебе на всех плевать, кроме себя, любимого. Я тебя, Хренобород, насквозь вижу.
Чем энергичнее я тыкала в него пальцем, тем выше ползли его брови.
– Ты махровый эгоист и эгоцентрик и идешь к своей цели по головам.
Казалось, мои оскорбления приводят его в неописуемый восторг, и это раздражало только сильнее.
– Именно так ты обошелся с Кэди.
Ухмылка исчезла с его физиономии.
Не будь он таким прожженным засранцем или не знай я его совсем, могла бы решить, что он «привлекательный», что бы там это слово ни значило. Широкоплечий, с ореховыми глазами и скульптурной челюстью, Хренобород вполне мог бы стать фотомоделью и ухмыляться мне с обложки мужского журнала типа тех, что выставляют на стойках перед кассами в супермаркетах. Но за броской внешностью скрывалась гремучая смесь токсичного эгоизма, разбитых мечтаний и тех засоряющих канализацию штуковин, которые образуются из кулинарного жира и смытых в унитаз влажных салфеток.
Он моргнул, но прежде, чем успел открыть рот, я встала и собрала свои вещи.
– Ненавижу тебя. Надеюсь, птица на тебя насрет в самый неподходящий момент.
Это было произнесено самым будничным тоном, как если бы речь шла о том, что он забыл выключить фары. Сказав так, я развернулась на каблуках и покинула бар.
По дороге домой во мне все клокотало после стычки с Хренобородом.
Поэтому-то я не бегаю на свидания, как все другие. В моей жизни имеются вещи поважнее. У меня есть мечты. Я хочу зарабатывать комедией и собирать полные залы, а отношения только все портят. Мужчины все портят. Любовь все портит. Так было у мамы, у Кэди и у меня.
Зайдя в квартиру, я сжала руки в кулаки. К черту Хреноборода. Хочется ему называть меня сердцеедкой? Пускай. Роковой женщиной? А пожалуйста. Снежной Королевой? Да на здоровье. Я просто защищаю себя.
Глава 2
Рид
– Ты почему все еще здесь? – обратился я к Нэз.
Она теребила кончик косы, старательно избегая моего взгляда.
– Пополняю запасы.
Мы находились в фойе кинотеатра, Нэз держала коробку с попкорном. Я облокотился о стойку и указал на часы.
– У тебя завтра экзамен. Я видел, что ты занималась во время перерыва. Иди домой. Я сам все доделаю.
Она вздохнула, собрала вещи и ушла.
– Когда-нибудь скажешь мне спасибо, – крикнул я ей вслед, запирая дверь.
С трудолюбивыми сотрудниками есть одна проблема: их не так-то просто отправить домой.
Я поднялся к себе в квартиру, которая располагалась над кинотеатром, чтобы выгулять Салли, мою австралийскую овчарку. По части энергичности она была не лучше Гомера Симпсона и большую часть дня дремала; тем не менее несколько раз в неделю приходил выгульщик, чтобы Салли могла размять лапы, пока я занят в кинотеатре.
Вернувшись позднее в офис, я продолжил разбирать бумаги. Эта работа откладывалась весь год, и в итоге на столе выросла гора из документов и квитанций.
Оскар говорил, что мне нужен бухгалтер, но я накрепко усвоил слова одного мудилы, на которого когда-то работал: залог успеха в бизнесе – понимание цифр. Тот тип был полный козел, не знал по именам никого из своих сотрудников, но сеть его кинотеатров охватывала всю страну.
Мне хотелось того же – процветающего бизнеса, который обеспечивал бы рабочие места и вносил вклад в жизнь сообщества. За вычетом наплевательского отношения к сотрудникам, конечно.
Час спустя цифры начали расплываться перед глазами, а мысли то и дело возвращались к Снежной Королеве, которая накануне вечером рявкнула на меня в баре. Я бросил взгляд на часы, выключил компьютер и взял куртку.
Оскар указал подбородком на мой почти пустой бокал.
– Еще?
Я кивнул, и он взял бокал со стойки. На сцене в углу бара один комик представлял другого. Публика хлопала и улюлюкала.
Оскар нахмурился, выдерживая паузу.
– Совещание завтра, да?
Я снова кивнул. Раз в месяц муниципальный совет предпринимателей заслушивал коммунальные инициативы, обсуждал проблемы района и продолжал вести неустанную борьбу с застройщиками, мечтающими снести наши небольшие оригинальные здания и вместо них понатыкать высоченных стеклянных фаллосов. А как еще называть этих унылых, лишенных всякой индивидуальности уродцев?
Я отхлебнул пива и посмотрел по сторонам.
– Сегодня многолюдно.
Оскар облокотился на барную стойку, скрестив руки на груди.
– И эта развалюха съедает всю дополнительную выручку.
Бар располагался в историческом здании, которое построили более ста лет назад – деревянные балки и пол сохранились еще с тех времен. Но характер и ностальгический флер «Индиго» скрывали ненасытного монстра, высасывающего деньги. Я понимал это. Понимал, что можно очень сильно любить здание и вкладывать в него все, что имеешь, чтобы оно сияло.
Оскар окинул взглядом бар.
– Посетителям нравятся шутки моей дорогой Джеммы, а Дэни пока никого не убила, так что все чýдно.
Меня едва не передернуло от слов про «мою дорогую», и на долю секунды возникло желание заехать ему по физиономии. Я хотел врезать Оскару, своему лучшему другу, и это лишь потому, что он назвал своей ту, кого я вроде как на дух не выношу.
Наваждение прошло. Оскар не питает к ней никаких чувств. В противном случае я буду вынужден воспротивиться, ведь он мой друг. Разве можно допустить, чтобы женщина, у которой в груди ледышка, вдребезги разбила ему сердце?
– На следующей неделе мы закрываемся на ремонт, – сказал он.
– И правильно.
Уже несколько недель по потолку в задней части бара расползались пятна от воды, и я доставал Оскара напоминаниями, не позволяя спустить дело на тормозах – это могло плохо кончиться.
– Итак, – он пошевелил бровями, – один год.
Имелось в виду открытие моего кинотеатра.
– Не меняй тему.
Тут его отвлек клиент.
– Сейчас вернусь.
Оскар отошел, а я уставился на пиво, размышляя о прошедшем годе, обо всей проделанной работе и о своей новой жизни.
Входная дверь открылась, и я повернул голову. Воздух стал разреженным, как на вершине горы. Вошла она. Нет, не просто вошла – вплыла внутрь, излучая энергию уверенности и самодостаточности, и как будто кто-то сменил светофильтр, сделав контрастной ее фигуру.
Пульс участился, как бывает на американских горках, когда вагонетка вот-вот рухнет вниз. Ну, понеслось.
Она плюхнулась на барный стул, ожидая своей очереди на сцене. Меня она не видела, что неудивительно, и не замечала взглядов, которые на нее бросали. Джемма приковывала к себе внимание.
Даже в этом дрянном баре, где она сидела, напевая себе под нос и копаясь в телефоне, взгляды слетались к ней, как мотыльки к лампе глухой ночью. И дело не только во внешности, хотя Джемма действительно была красива и знала об этом. Дело в ощущении чего-то неосязаемого – того, что искрилось под кожей и мчалось по кровотоку.
Но всякий раз, когда ее взгляд останавливался на мне, словно кто-то нажимал на тумблер. Никаких больше искр – только шипы. Она терпеть не могла меня. Похоже, из-за того, что я разрушил мечты и загубил лучшие годы ее подруги, с которой мы несколько лет встречались. Что ж, в этом был смысл.
Она подняла голову, и ее взгляд потух.
– Что смотришь волком – геморрой разыгрался?
Слово «геморрой» она произнесла врастяжку, по слогам.
Внутри меня что-то оживилось. Не геморрой. Мне стало забавно, волнительно. Тушите свет, представление начинается.
Так дела обстояли не всегда. Десять лет назад, когда мы учились в Университете Британской Колумбии здесь, в Ванкувере, я был для нее невидимкой: на вечеринках или в кафетерии кампуса ее взгляд скользил мимо, не задерживаясь на мне. Она жила с Кэди и другими девушками. Я встречал ее в библиотеке или в баре – она была в компании, оживленно болтала, смеялась, шутила. Впервые Джемма обратила на меня внимание, когда отношения с Кэди пошли наперекосяк. По ее мнению, я мешал Кэди претворять мечты в жизнь.
Кэди была комиком-импровизатором. На протяжении всего времени учебы она твердила о том, что переедет в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Торонто и попадет в студенческую команду какой-нибудь школы комедии, а там откроется уйма возможностей для карьеры. Только об этом и мечтала.
В тот год, когда она окончила университет, я поступил в магистратуру, поэтому Кэди осталась. Все попытки убедить ее не отменять планы провалились: она хотела дождаться меня, чтобы мы поехали вместе. После выпуска я сразу нашел работу в головном офисе сети кинотеатров в Ванкувере и снова стал уговаривать Кэди ехать в Нью-Йорк, но она опять осталась, и в итоге я махнул на это рукой.
А потом, когда нам было уже лет по двадцать пять, она как-то пришла ко мне домой и сказала, что ей предложили преподавать импровизацию в Амстердаме. На этом все закончилось. Она уехала.
Я никогда никому не признавался в том, что после ее отъезда почувствовал облегчение. Мне не хотелось ехать в Нью-Йорк, Амстердам или Лос-Анджелес, но в то же время не хотелось, чтобы Кэди откладывала свою жизнь ради меня.
В сети кинотеатров я проработал шесть лет, начав с должности аналитика данных, и дослужился до руководителя. Под конец мне уже все обрыдло: приходить на работу, носить костюм, сидеть на бесконечных совещаниях, суть которых укладывалась в имейл. Меня тошнило от менталитета «прибыль превыше людей». Кэди нашла себя, так что же мне мешает? Случайно увиденное в прошлом году объявление о продаже кинотеатра заронило мысль, которая застряла у меня в голове. Заплатив аванс, я встал на тротуаре и посмотрел на фасад с облупившейся краской. Здание требовало ремонта, но душа парила.
А теперь представьте мое удивление, когда год назад я, новоиспеченный владелец кинотеатра, войдя в «Индиго», увидел на сцене лучшую подругу Кэди, ту самую, которая игнорировала меня на протяжении большей части студенческой жизни. В свое время Кэди упоминала, что Джемма выступает со стендапом в баре, где работает Дэни, но я знать не знал, какой именно бар она имела в виду.
Я мог бы сидеть молчком, пить пиво, а потом отправиться домой. Мог бы найти другой бар. Но я этого не сделал, потому что получал какое-то извращенное удовольствие от пикировок с ней. Я предвкушал этот момент. Наблюдать, как она отшивает всех оказавшихся поблизости мужчин, кроме Оскара, было увлекательнее любого фильма… А как она потом бесится, когда я прохаживаюсь на эту тему! Совершенно особенное зрелище, впору билеты продавать.
– Не страдаю геморроем, – сказал я, стараясь сохранять самообладание.
Вот такой у нас с ней расклад. Она обламывает подкатывающих чуваков, я дразню ее, она раздражается. Это наш сюжет.
Ее взгляд остановился на мне, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки. Сегодня вечером ее светло-каштановые волосы, доходившие почти до плеч, казались кудрявее, чем обычно. Губы она подкрасила красной помадой, и от этого ее кожа как-то по-особому сияла, словно Джемма только что пробежала со всех ног вокруг квартала или добралась до аорты очередной невинной жертвы.
– Вечно ты здесь. Может, сходишь куда-нибудь погулять? – Она подалась вперед, взгляд стал острым. – Я слышала, в преисподней чудесно в это время года.
– Я выхожу на улицу днем, при солнечном свете, когда ты отсиживаешься внутри, опасаясь растаять.
Невозмутимо встретив мой взгляд, Джемма поинтересовалась:
– Хватит на меня пялиться, ты пугаешь посетителей.
Я смотрел на ее ярко-красные губы, стараясь не усмехаться. Это было самое сложное – сдерживать улыбку.
– Так я служу городу в рамках особой муниципальной программы, – сказал я, отхлебнув еще пива. – Отделения скорой помощи забиты плачущими мужчинами, которые хватаются за сердце.
Она закатила глаза.
Мне нравилось доставать ее в баре, но я знал, что дальше этого не зайдет. Мужчины были для Джеммы раздражителем, досадной помехой. Она отмахивалась от них, как от комаров на пикнике. За десять лет мне ни разу не довелось увидеть ее уделяющей время хоть какому-то парню, и начинать она явно не собиралась. Если я какую-то вещь и уяснил за тридцать три года жизни, так это то, что люди не меняются.
Рядом с ней возникла Дэни.
– Еще двое, а потом ты.
Джемма встала и встряхнула руками.
– Еще один день, еще один доллар.
– Привет, дружище. – Дэни похлопала меня по плечу.
Я кивнул ей. Мы с Дэни никогда не были близки, но она всегда относилась ко мне по-приятельски и не выказывала такого презрения, как Снежная Королева.
Джемма засунула сумку под барную стойку и, проходя мимо, покосилась на меня. Пахнуло шампунем с ароматом ванили и апельсинов.
– Когда в следующий раз пойдешь в супермаркет, – прошептала она, – пусть очередь будет длинной-предлинной, а платеж по карте – отклонен.
И зыркнула на меня карими глазищами.
Прилив адреналина всколыхнул кровь, и я подавил смешок. Вот оно. Этот момент мне нравится больше всего.
Я украдкой взглянул на нее, когда она поднималась на сцену. Тогда мне стоило быть умнее, не задирать нос и просто уйти, но я воображал, что могу кружить возле ядовитой паучихи и не попасть в ее паутину.
Глава 3
Джемма
– Я купила новую кровать.
В зале заулюлюкали, и я усмехнулась.
– Ага, постельные разговоры!
Публика засмеялась. Я кивнула в ту сторону, откуда послышалось улюлюканье.
– Этот чувак в теме. Должно быть, у него тоже есть кровать. Я купила кинг-сайз. Я живу одна, и никто мне не сказал, что огромные кровати поставляются разобранными в огромных коробках. А сборщики не вынесли коробки. Что было не очень-то любезно с их стороны.
Снова смешки.
– Коробки валялись в квартире полгода. Возможно, кто-нибудь сталкивался с подобной дилеммой: тебе нужно от чего-то избавиться, но если сильно постараться, то можно это замаскировать или превратить в подобие декора. Я пыталась запихнуть их под диван, но мышь, которая живет в моей квартире, дала понять, что я, типа, – я брезгливо скривилась, – неряха.
Смешки стали громче.
– «А порядок слабо поддерживать?» – поинтересовалась она. Раздавать советы – это ее тема.
Меня снова окатило волной смеха, и я сделала глоток из стакана. Этот прием позволял оттягивать момент, а также нагнетать напряжение. Все дело тут в контроле: контроле над собой и над залом, который не осознает это. Комик – водитель, и публика должна пребывать в убеждении, что автобус не рухнет с обрыва. Тем вечером голова у меня была легкой, сердце билось в нормальном ритме и мы со зрителями вели разговор. Зависали в баре и радовались встрече, как старые друзья.
Я указала большим пальцем себе за спину на воображаемую мышь.
– Она называет меня грязнулей из-за пары неубранных коробок. А сама гадит в моем шкафу.
Еще один взрыв смеха отозвался выбросом дофамина. Привет, дружище.
– Коробки не помещались в мусорный контейнер, поэтому пришлось их разделать. Вооружиться кухонным ножом и порубить в капусту. Картонная пыль была повсюду, руки и спину ломило: я орудовала ножом целый час, и знаете что? Если серийным убийцам для сокрытия своих преступлений приходится делать что-то подобное…
Пауза. Публика выжидательно насторожилась.
– …это заслуживает УВАЖЕНИЯ.
Мое лицо выражало нескрываемое благоговение. Снова взрыв смеха, и я сделала еще один глоток.
– Это тяжелый труд, после которого остается адский бардак, так что, если чуваки готовы на это пойти, не нужно им мешать. Они это заслужили.
Мне на щеку упала капля. Я поморщилась и, вытирая ее, украдкой подняла взгляд. Разве сантехник не приходил недавно? По потолку расплывалось новое темное пятно.
Другая капля шлепнулась мне на лоб, и я отошла влево. Надо будет сказать Оскару.
– У кого-нибудь из вас есть в родне сваха? – Несколько смешков и кивков. – Мои вам соболезнования.
Очередная капля среди взрыва хохота. Прямо поперек темного пятна обозначилась трещина. Я снова отступила на шаг и угодила в натекшую лужу. Боже, помещение приходит в упадок прямо на глазах.
За динамиком замигала красная лампочка – обычно это был сигнал об окончании сета, но, судя по таймеру на телефоне, с тех пор как я поднялась на сцену, прошло всего четыре минуты. А мое выступление длилось десять, поэтому я проигнорировала лампочку. Вероятно, Оскар случайно прислонился к выключателю или что-то в этом роде.
«Сосредоточься», – сказала я себе. И, сконцентрировавшись за долю секунды, услышала ерзанье в зале, позвякивание льда в стаканах, чей-то кашель и движение стула. В воздухе витал кислый пивной запах. Сцена поскрипывала под моими кроссовками, ладонь ощущала твердый пластик микрофона.
– Я была на похоронах бабушки, и тут ко мне подходит какая-то женщина и говорит: «Примите мои соболезнования. Вы, кстати, не замужем?»
Смешки. Капли западали чаще, тихо шлепая об пол. Половина публики наблюдала за капелью. Черт, она отвлекала даже меня.
Краем глаза я уловила движение сбоку сцены. Там, скрестив руки на груди, стоял Хренобород и с хмурым видом посматривал на потолок. Наши взгляды встретились – он мотнул головой, типа, «вали со сцены».
– Так вот,– сказала я в микрофон, игнорируя его. Сосредоточься, черт возьми. – Она и говорит: «Мой сын законченный трудоголик, ему нужна жена».
Откуда-то сверху послышался треск, и зрители подняли глаза. Я потеряла их внимание, полностью утратила контроль над ситуацией, и наш автобус летел вниз с обрыва.
Хренобород нахмурился сильнее.
– Джемма, – тихо позвал он.
– «А на тот случай, если с ним не выйдет, то есть еще его брат», – выпалила я совсем не так, как было задумано.
Мне кажется или потолок действительно провис? Черт. И сет тоже провис. Внимание публики было потеряно окончательно.
Треск усилился, капель превратилась в струйку воды.
– Дамы и господа, вы были великолепны. Спасибо.
Помахав рукой, я вернула микрофон на стойку и сошла со сцены. Раздались аплодисменты, но все взгляды по-прежнему были прикованы к провисшему потолку.
– Спасибо, что убил мой сет, – буркнула я Хренобороду, проходя мимо, и обернулась, чтобы испепелить его взглядом.
Он уже открыл рот с намерением что-то сказать в ответ, но тут потолок лопнул, как шов на одежде. Из трещины хлынула вода, в зале послышались крики. Огромная деревянная потолочная балка упала на сцену в том самом месте, где секунды назад стояла я. Машинально вцепившись в рукав Хреноборода, я потащила его прочь. Клубы пыли взметнулись в воздух. Все в радиусе трех метров, включая нас с Хренобородом, промокли насквозь.
Живот сдавил спазм. Твою ж мать! Эта штуковина могла свалиться на нас.
Все молча смотрели на дыру, зияющую в пололке, и на лежащую на сцене балку. Теперь вода стекала ручейком. Посетители один за другим поднимались и шли к выходу. Откуда-то издалека доносился голос Оскара, направлявшего людей наружу.
Теплая ладонь Хреноборода коснулась моей руки, по-прежнему державшейся за его свитер, и я резко разжала пальцы, точно обожглась.
– Ты в порядке? – спросил он, ощупывая меня с головы до ног. – Тебя не зацепило?
Я стояла, глядя на него с открытым ртом. Хренобород прикасаеся ко мне.
Мокрый свитер облепил его грудь и плоский живот, и это зрелище заставило дремлющий отдел моего мозга встрепенуться. У подлеца изумительный пресс, чтоб мне провалиться на этом месте! Прежде я даже не задумывалась.
«Подлец» со встревоженным видом опустил руку мне на плечо.
– Ты головой ударилась? Выглядишь как-то странно.
Шею опалило жаром. Я указала на потолок.
– Полюбуйся, что ты натворил!
Озабоченность на его лице сменилась досадой. Он хрипло рассмеялся и потянул меня к двери.
– Ну точно головушкой ударилась. Давай-ка на выход.
Где-то глубоко внутри я понимала, что он никак не связан со случившимся. Хренобород проявил беспокойство обо мне, и это было лишено всякого смысла. Большой рукой он придерживал меня за плечо, и я ощущала тепло его кожи через одежду.
Это сбивало с толку, поэтому все во мне ощетинилось, и я выпалила первое, что пришло в голову:
– Ты прервал мою шутку.
Он вперил в меня недоуменный взгляд.
– Я прервал твою шутку, чтобы на тебя не свалился потолок, который грозил рухнуть в любую секунду. Ты права, нужно сообщить в полицию. Я законченный мудак.
– Вы двое в порядке? – К нам подбежал Оскар. – Прости, Джемма, это прямо какой-то кошмар. Слава богу, Рид оказался рядом, иначе от тебя только мокрое место осталось бы.
Живот снова скрутило, а Хренобород бросил на меня самодовольный взгляд, типа: «А я что говорил?»
– Я в порядке, уже сходила со сцены, когда он подскочил.
И я послала ему взгляд, в котором читалось: «Тоже мне спаситель нашелся. Хватит путаться у меня под ногами. И вообще, твоя физиономия мне не нравится».
Позже мы с Дэни стояли на улице, наблюдая за действиями пожарных. Я промокла насквозь и дрожала, волосы были покрыты пылью от гипсокартона. Дэни хмурилась, скрестив руки на груди.
– У Оскара есть страховка, – сказала я.
– Даже в этом случае ремонт затянется на несколько недель.
Я прикусила ноготь.
– И выступать будет негде.
В финансовом плане этот случай ничем мне не грозил: основной доход приносила работа бухгалтером, а за стендап я получала сущие крохи, которых хватило бы разве что на увлажняющий крем, но никак не на оплату квартиры. Шесть дней в неделю я сидела за столом под флуоресцентными лампами и стучала по кнопкам калькулятора, а по вечерам выходила на сцену и травила байки.
Но вот счета Дэни оплачивал как раз-таки бар. Гибкий график давал возможность работать в вечернюю смену, а днем она ходила на занятия и занималась научными изысканиями.
– Может, возьмешь пару недель отпуска? – поинтересовалась я.
Она поджала губы.
– Что-нибудь придумаю.
Я понимала, что это означает. Дэни слишком упряма и никогда не попросит о помощи. Она скорее почку продаст, чем обратится с просьбой.
Оскар подозвал ее к себе, а я осталась подпирать кирпичную стену.
Пара недель без стендапа, никак не меньше – перерыв слишком долгий. Я выпаду из обоймы, позабуду все свои шутки и когда выйду на сцену, смогу разве что кукарекнуть. Если собираюсь двигаться дальше, нужно выступать несколько раз в неделю.
Я без проблем попала бы на любую из стендап-площадок города, но не могла бросить Оскара и Дэни. Оскар дал мне шанс, когда другие не хотели рисковать, а Дэни – моя лучшая подруга. «Индиго» был моим домом, я уже много лет выступала на его сцене. Завсегдатаи приходили в бар посмеяться над моими шутками. Кинуть друзей и свалить на новое место… Мне были доступны другие площадки, но какой в них смысл без Оскара за барной стойкой, давящегося смехом, и Дэни, лавирующей между столиками с улыбкой на лице? Нет, это не вариант.
Нужно найти способ вытащить нас из этой передряги.
Глава 4
Джемма
– Но ты же столько лет платишь им по несколько тысяч в год, – пару дней спустя говорила я по телефону Оскару. – А теперь получается, что они покроют только половину?
– Не стоило говорить им про пятна на потолке. Они сказали, что ущерб можно было предотвратить.
Половина – лучше, чем ничего, но я видела бухгалтерские книги Оскара. Его финансы пели романсы, так что оплатить даже половину ремонта представлялось весьма непростой задачей.
Пока Оскар разбирался со страховой компанией, мы с Дэни целый день убили на поиски временного пристанища для бара. Первый вариант сверкал чистотой, находился в квартале от супермаркета органических продуктов питания, и его Оскар не смог бы себе позволить. Второй был средней ценовой категории, располагался в приличном районе, но Дэни открыла ящик стола и, похлопав меня по плечу, указала на россыпь коричневых ядрышек. Сейчас только проблем с мышами Оскару и не хватало. Третье заведение воняло хлоркой и фигурировало в уголовном деле как место совершения преступления.
От станции метро мы с Дэни прогулялись пешком до нашего района.
– Получается, что недвижимость в Ванкувере либо безумно дорогая, либо кишит мышами, либо с криминальной предысторией.
– Похоже на то. – Она ткнула меня локтем. – Не переживай, как-нибудь разрулим.
Ничего иного нам не оставалось. В «Индиго» у нее был гибкий график. А новый работодатель мог оказаться не столь сговорчивым. У меня вдруг заломило виски. Мы шли мимо пивоварни, которая находилась в двух шагах от «Индиго».
– Накатим?
– «Виски сауэр» и красное вино, – сказал бармен, ставя перед нами напитки. – А вы в курсе, что это пивоварня и у нас более тридцати сортов пива на розлив?
Оскар заказывал у них пиво, так что с персоналом мы были знакомы и периодически заглядывали сюда вместе с Матильдой, тоже нашей подругой по университету, если «Индиго» не работал или там набилось слишком много народу.
– В курсе, – поморщилась я, – только пиво мы не любим, Джин.
Дэни пожала плечами и посмотрела на него безразличным взглядом.
– У меня от него живот болит.
– А мне нравится «Виски сауэр». – Я сделала глоток. – Именно его заказываю в «Индиго».
Джин облокотился о барную стойку.
– Говорят, там рухнул потолок. Никто не пострадал?
– Обошлось, слава богу. Но бару кранты.
– Совсем кранты. Мегакранты, – уточнила Дэни.
– Мы весь день ищем помещение для Оскара, и вот что я тебе скажу, – я ткнула в бармена пальцем, – в этом городе дела с недвижимостью обстоят хреново. Выбирать не из чего.
– Ага, я смотрю новости, – рассмеялся он, – и в курсе.
Я обвела глазами просторную, светлую, чистую пивоварню и, приподняв бровь, посмотрела на Джина выразительным, оценивающим взглядом.
– Слушай, у меня есть идея.
– Насчет чего?
Я одарила его победной улыбкой, указав на себя и на Дэни.
– Мы могли бы переехать к вам сюда. Будем типа соседей, но не по квартире, а по работе.
Он призадумался, но затем помотал головой:
– Мы в прошлом месяце взяли в штат двух официантов. – И, кивнув, обратился к кому-то за нашими спинами: – Привет, чувак. Что-то будешь?
– Ага. Кег кислого малинового эля.
Хренобород оперся о стойку рядом со мной, и в животе сразу похолодело.
С той ночи он все чаще проникал в мои мысли – я прогоняла его и с треском захлопывала дверь. У него теплая рука? Да плевать. И глаза при ближайшем рассмотрении оказались зеленее, чем я думала? Тоже плевать. И пахнет от него чем-то древесным, острым и таким…
Нет, нет и нет.
– Секундочку. – Джин скрылся в подсобке.
Хренобород дернул подбородком, обращаясь к Дэни:
– Привет.
– Привет, чувак.
Его взгляд скользнул по мне.
– Снежная Королева.
– Хренобород.
– А округа в курсе, что ты присматриваешь новое пристанище? «Общая тревога: черная вдова ищет, кого бы сожрать на ужин».
Дэни закашлялась, сдерживая смех. Мой пульс участился.
– Верх остроумия. И как это тебя выпускают на улицу в светлое время суток? Мне казалось, дети боятся буку. Должно быть, увидев тебя, они удирают так, что пятки сверкают. – Заметив Джина, который катил тележку с пивным кегом, я понизила голос. – Чтоб у тебя еда в зубах застряла и все это увидели.
– Джемма, – сказал Джин, подходя ближе, и мы оба выпрямились, – я вот что подумал. Прия говорила, что нам не помешало бы добавить развлекательную программу. Если хочешь, я могу поговорить с ней насчет стендапа. Нанять Оскара и Дэни мы вряд ли сможем – извини, Дэни, – а вот установить микрофон в углу будет не так накладно.
– Отличная идея, – кивнула мне Дэни.
Я помотала головой:
– Это щедрое предложение, Джин, спасибо большое, но мы идем в одном комплекте.
Джин подтолкнул тележку к Хренобороду, чей взгляд я намеренно игнорировала.
– Ясно. Ну, спросить стоило.
– Спасибо, – признательно улыбнулась я.
Джин кивнул и отошел обслуживать посетителей. Дэни посмотрела на меня с укоризной.
– Брось, Джем, соглашайся. Может, мы вообще не найдем место. – Она подняла идеально подведенные брови. Дэни умела краситься как никто. – Знаю, ты хочешь найти что-нибудь для нас, но не будь дурой.
Я ответила ей выразительным взглядом.
– Это важно для меня, так что хочу и буду дурить.
Она фыркнула и закатила глаза.
– Ну ты и ослица.
Хренобород придвинулся ближе, наблюдая за мной.
– А ты, Хренобород, не грей уши и топай уже в свою постылую берлогу.
Уголок его рта дернулся, на физиономии, которая прежде выглядела задумчивой, проступило самодовольное выражение. Он по-прежнему наблюдал за мной.
– Что, не выгорело дельце с арендой, да?
Дэни покачала головой.
Он наклонил голову, глядя на бочонок и задумчиво потирая челюсть.
– Известно ли вам, что у меня есть лицензия на продажу спиртного?
Я подняла вверх оба больших пальца и притворно улыбнулась.
– Ну ты молоток. Наверное, папа с мамой тобой гордятся.
Уголок его рта снова дернулся, глаза блеснули.
– А известно ли вам, что я почти на все готов ради моего лучшего друга Оскара?
Дэни повернула голову ко мне. Ноздри у меня раздувались. Этот гад снова взялся за свое – тыкал в меня палкой, стараясь разозлить.
Он наклонился ближе, и мой пульс участился.
– Но вам не известно, потому что вы никогда не бывали внутри, что в моем кинотеатре есть сцена, а также световое и звуковое оборудование.
Я уперлась взглядом в бутылки на барной стойке.
– Ты суперкрутой. – Каждое произнесенное мной слово источало презрение. – За тобой просто не угнаться.
Понятно, чего он добивается, только он этого не получит. Мы найдем другой способ.
Краем глаза я видела, что ухмылка на его физиономии стала еще самодовольнее.
– Что ж, Снежная Королева, мне пора возвращаться в свой кинотеатр, где у меня лицензия на продажу спиртного, сцена, звуковое оборудование и прожектора. Хорошего дня. Пока, Дэни.
– Пока.
– Не разговаривай с ним, – буркнула я.
– Ладно. – Она фыркнула.
Он выкатил тележку за дверь, а мы с Дэни еще немного посидели молча, слушая музыку, к которой примешивались звуки пивоварни.
– Это неплохая идея… – начала она.
– Нет.
Я допила бокал. Она постучала ногой о табурет, но прикусила язык. Этот тип разбил сердце нашей лучшей подруги. Просить его о помощи? Да ни за что на свете.
Следующим вечером, когда я подъехала после работы, Дэни и Оскар ждали меня возле бара.
– Дэни уже рассказала тебе? – обратилась я к Оскару, подходя. – Аренда в полном пролете. Либо цены заоблачные, либо полная антисанитария. – Я ободряюще улыбнулась. – Но ты не переживай. Мы все порешаем.
Оскар обменялся взглядом с Дэни, и та поджала губы, переминаясь в явном волнении.
– Тебе нужно в туалет? – поинтересовалась я.
Она помотала головой и прикусила губу.
– Сначала выслушай.
Я прищурилась, глядя на нее, и ахнула:
– Нет! Ах ты предательница!
– Джем… – вздохнул Оскар.
«Да как ты могла?» – читалось в моем обращенном к ней взгляде.
– Вы это серьезно?
– А у тебя есть лучшее решение?
Я пожевала губу, глядя то на него, то на нее. Нет, лучшего решения у меня не было. Дэни не сомневалась в своей правоте, а Оскар хоть и не хотел гнать волну, но, судя по всему, был склонен принять ее предложение. Бойкотировать идею выступать в кинотеатре означало бы поступить по-скотски. От этого зависит их заработок.
– Мне это не по душе, но мешать вам я не стану.
Дэни кивнула, стрельнув взглядом в мою сторону.
– Но есть одно условие.
Я скрестила руки на груди. После работы я не успела переодеться и была в сине-белой полосатой блузке, черной облегающей юбке и туфлях на каблуках.
– Что за условие?
Оскар уставился в землю, а Дэни поджала губы.
– Он сказал, что ты должна его попросить.
Давление у меня скакнуло до небес.
Пять минут спустя мы вчетвером стояли в пустом фойе кинотеатра «Капитолий». Кровь стучала в ушах. Я впервые оказалась внутри и в других обстоятельствах с удовольствием смотрела бы по сторонам. На полу лежал красный ковер с замысловатым узором, со сводчатого потолка свисали люстры, стены и потолок поблескивали позолотой… Мы словно перенеслись в прошлое, во времена старого Голливуда.
Но сейчас мне было не до окружающих красот.
Физиономия Хреноборода излучала такое самодовольство, что воздух вокруг него того и гляди начал бы мерцать, как в летнюю жару над шоссе. Все вокруг пропиталось самодовольством. Впору было разливать его по бутылкам и продавать подросткам, страдающим от неуверенности в себе.
Высокий и худощавый, Хренобород улыбался, прислонившись к стойке.
– Ты что-то хотела мне сказать?
– Ты сможешь, – пробормотала мне Дэни. – Ради всех нас.
Верно. Ради всех нас. Ради Оскара, чтобы он смог сохранить свой бар и избежать банкротства. Ради Дэни, чтобы она не осталась без работы. И ради меня самой, чтобы я продолжила выступления и однажды стала профессиональным комиком. Это горькая пилюля, которую мне придется проглотить, чтобы оказаться в замечательном месте. Я буду большой девочкой. И прямо сейчас.
– Ты… мог бы…
Вздохнув, я потерла переносицу. Каждое слово отдавалось во мне ударом.
– У тебя отлично получается, – кивнул он, сверкнув зубами.
Краем глаза я видела, как Дэни бросает на него умоляющий взгляд. Я шумно выдохнула.
– Хренобородый страж подземного мира, пособник Аида, пустишь нас на постой в свой кинотеатр?
Он просиял улыбкой.
– С удовольствием. Спасибо, что попросила.
Лежа в постели тем вечером, я представляла его самодовольную физиономию, которая так действовала мне на нервы. Он считал себя таким прикольным. Ему нравилось, что мне пришлось просить его о помощи.
Может, следует рассказать Кэди? Это ее только расстроит, а мы съедем из кинотеатра через месяц. Ну, самое большее через два.
Два месяца встречаться с Хренобородом нос к носу – такая перспектива вызывала тошноту. Я оказалась у него в долгу, и это бесило. А еще бесило, что ему нравилось видеть меня своей должницей.
Скоро мы вернемся в «Индиго», и все придет в норму. Просто нужно как-то пережить трудные времена.
Глава 5
Рид
– Кому-нибудь из вас случалось бывать на семейной психотерапии? – обратилась Джемма к публике.
В ответ раздались хлопки. В лучах прожекторов ее белая футболка парила над сценой, поэтому я, следя за происходящим из операторской, отрегулировал свет и оперся о микшерный пульт.
Черт побери, она хороша. А какой красоткой выглядела в тот раз, когда явилась в деловой блузке и узкой юбке – просто влажная мечта класса люкс! Я собрал всю волю в кулак, чтобы не пялиться на ее ноги, обтянутые чулками.
– Семейный психотерапевт просто обязан разрешать каждой из сторон приводить с собой подкрепление. Чтобы этот человек рассказал, как все было на самом деле.
Джемма устремила в зал красноречивый взгляд и несколько раз кивнула. Публика оживилась.
– Лучшие друзья знают всю подноготную. И приходят не с пустыми руками, а с блокнотом. – Она сделала вид, будто листает невидимый блокнот, попутно считая на пальцах. – Он забывает про ее день рождения, разбрасывает повсюду носки и притворяется, что не знает, как загружать посудомоечную машину.
Зрители, которых было человек сорок, рассмеялись. Сделав паузу, она склонила голову набок и прищурилась.
– Супругам можно вообще не являться лично. Достаточно отправить к психотерапевту лучшего друга и лучшую подругу.
Снова взрыв смеха. Джемма широко улыбнулась.
– Вы были великолепны, спасибо, что пришли и поддержали нас на новой площадке, – сказала она в микрофон. – Не забудьте рассказать своим друзьям и берегите себя. Спокойной ночи!
В ответ снова послышались аплодисменты. Я включил свет и дал музыку, а зрители потянулись в фойе.
Я сбежал вниз, перепрыгивая через ступеньки. В баре, где хозяйничали Оскар и Дэни, уже выстроилась очередь. Сегодня мы – Оскар, я, Нэз, Дэни, Джемма и Джейми, тоже бармен, – весь день перевозили в театр мебель, оборудование и запасы. Мы с Оскаром расставили в фойе столы и стулья, чтобы публике было где посидеть с напитками до и после шоу.
Днем Нэз отозвала меня в сторонку.
– И долго они здесь пробудут? – поинтересовалась она, наблюдая за тем, как Джемма распаковывает бутылки с алкоголем.
– Пару месяцев. Не переживай, у нас все получится. Они наши друзья и сделали бы для нас то же самое.
Нэз приподняла бровь.
– Позволили бы тебе крутить кино в баре Оскара?
– Если что, он бы на это пошел, – усмехнулся я. – Мы соседи и должны выручать друг друга.
Она высказалась в том духе, что новые соседи трескают халявный попкорн, и ушла, но после я увидел, как они с Дэни смеются над чем-то. Не стоило сомневаться, что Нэз свыкнется.
– Что-нибудь нужно? – поинтересовался я у Дэни в баре тем вечером после шоу.
– Лаймы, – ответила она.
Идя по коридору с пакетами лаймов в обеих руках, я наткнулся на Снежную Королеву.
– Извините, – сказала она, но поняв, что это я, сразу переменилась в лице и скрестила руки на груди. – А, это ты.
Я прислонился к косяку.
– Сегодня на шоу ты выглядела достойно, Снежная Королева. Пожалуй, даже пару раз улыбнулась. Скулы с непривычки не сводит?
Неделю назад что-то подобное привело бы ее в бешенство и она не пожалела бы для меня пары ласковых. Но сегодня ей явно не хватало задиристости: нахмурившись и крепко сжав губы, Джемма собралась пройти мимо.
– Не сказать, чтобы публика очень веселилась, – продолжал я.
Она обернулась и снова нахмурилась, буравя меня взглядом. Я пожал плечами:
– В зале было довольно тихо. Может, он не подходит для комедии?
Ну же, поиграй со мной.
Она моргнула, сглатывая.
– Когда выступаешь на такой большой площадке, как эта, публики должно быть больше. Иначе не работает.
– Ты бы предпочла площадку меньших размеров?
– Нет. – Она вздохнула и с поникшим видом прислонилась к стене. – Я бы предпочла театр с аншлагом или, как вариант, набитое битком местечко поменьше. На такой площадке шутки звучат смешнее, смех – громче, и энергия… – она помолчала, подыскивая слова, – бьет фонтаном. Сегодня она иссякла.
– Это первое шоу. Со временем дела наладятся, – сказал я непринужденно, словно мы были друзьями или добрыми приятелями.
Джемма взглянула на меня с замешательством и любопытством, и в груди вдруг стало тесно. Затем она моргнула, и поникшее выражение исчезло с ее лица.
– Надеюсь, переехав сюда, мы не слишком стеснили театральных тараканов.
И все вернулось на круги своя. Уголок моего рта предательски дрогнул. Я окинул взглядом ее наряд: белая футболка с вышитыми птичками, брюки с леопардовым принтом и кроссовки неоново-зеленого цвета.
– В этом прикиде ты похожа на мультяшку под ЛСД.
В ее глазах мелькнуло знакомое раздражение. Она оценивающе посмотрела на мой толстый серый свитер, поношенные джинсы и видавшие виды коричневые «бландстоуны».
– А ты похож на пожилого исландского рыбака, страдающего депрессией.
Не смейся. Глядя ей прямо в глаза, я сделал шаг вперед, затем еще один, и теперь стоял почти вплотную к ней, как в тот вечер, когда обрушился потолок в баре Оливера. У нее на шее пульсировала жилка, и где-то глубоко внутри мне это нравилось. Нравилось осознавать, что мое присутствие нервирует Снежную Королеву.
Я наклонился, и мой рот оказался в нескольких сантиметрах от ее уха. Она не шевелилась. Дергаться и отодвигаться было не в ее характере – Джемма никогда бы не доставила мне такого удовольствия. Это означало бы, что я сильный раздражитель, а она не была готова это признать.
– Будь вежлива с посетителями, – пробормотал я ей на ухо, вдыхая аромат ее шампуня. – Теперь они и ваши посетители.
С этими словами я повернулся и, даже не взглянув на нее, пошел назад в фойе.
Несколько минут спустя, когда мы с Нэз стояли у витрины с попкорном, Джемма зашла за барную стойку.
– Я ухожу, – обратилась она к Дэни. – У тебя все под контролем?
Та кивнула и спросила:
– Может, выпьешь?
Джемма не смотрела на меня.
– Не сегодня.
Она пересекла фойе и исчезла за дверью.
– Рид, хватит, – услышал я голос Нэз.
Пакет уже был до краев, а я продолжал насыпать в него попкорн.
Она подняла бровь.
– Что с тобой?
– Ничего.
Ее большие глаза за стеклами очков смотрели на меня изучающе.
– Ты какой-то странный.
– Вовсе я не странный.
Она глубоко вздохнула и сказала:
– Думаю, тебе нужно нанять помощника.
Я застонал.
– У меня учеба, я не могу работать полный день, – пояснила Нэз, округлив глаза.
– Хочешь перейти на полставки?
Я не мог допустить, чтобы работа мешала ее учебе.
Она кивнула и продолжила:
– Ты здесь все время. Работаешь каждый день. Пора нанять помощника.
Я вздохнул. Нэз права. Я вложил все силы в это место, но дела шли нестабильно.
– Один парнишка, мой сокурсник, скоро лишится места. Он работает на роллердроме на Фрейзер-стрит. Здание перекупил застройщик.
Я знал, что ее рекомендации можно доверять.
– Скажи ему, чтобы отправил мне свое резюме.
Слухи о том, что в кинотеатре выступают со стендапом, быстро разлетелись по округе. Здесь было принято поддерживать друг друга, и к местным инициативам относились с особым радушием. Ванкувер, подобно другим мегаполисам, возник в результате слияния небольших поселений, а потому жизнь горожан была очерчена границами родного квартала. Люди посещали ближайшие бары, кинотеатры, продуктовые магазины и горячо поддерживали местные предприятия. По прошествии двух недель количество зрителей в зале возросло до шестидесяти человек. Комики, прослышав о новой площадке, высказывали свою заинтересованность в сетах, писали Оскару и заглядывали перед началом шоу на случай, если появится окошко.
Прошло несколько недель, и Джемма вроде бы слегка успокоилась.
Пару раз я ловил ее на том, как она любовалась люстрами, проводила пальцами по резьбе на стенах или, чуть улыбаясь, разглядывала красно-белые коробки с попкорном. Кривя изящный рот, она смотрела на коробку, которую держала в руке, и в этом было что-то завораживающее.
Однажды вечером перед представлением я находился в кладовой и услышал ее диалог с Оскаром. Они стояли в коридоре.
– Двадцать пять минут сегодня продержишься? – спрашивал он. – У Тревора концерт в «Як-Як».
– Да ты что?! Знаю, место хорошее, но разве можно так подставлять в последнюю минуту? Да, двадцать пять минут я продержусь. Есть новый материал, который нужно обкатать.
– Отлично. Выручила, Джем. И спасибо, что остаешься с нами во время этого хаоса. Знаю, ты могла бы уйти в другое место.
– Я вас не кину, даже если тут объявятся тарантулы.
Она сделала ударение на последнем слове. Я по привычке наклонил голову, чтобы скрыть усмешку.
– Слушай, и будь с Ридом помягче пару недель, а? Он делает всем нам большое одолжение. Он такой…
– Ладно! Ладно. Буду сама любезность с представителем рыболовного промысла. Поняла. – По голосу чувствовалось, насколько она напряжена. – Скоро все придет в норму, Оскар. Я знаю.
Нельзя сказать, что после того разговора что-то кардинально изменилось, но Джемма определенно стала вежливей. Прекратила говорить о том, что театр кишит крысами, клопами, тараканами или тарантулами. Она вообще со мной не разговаривала и всячески избегала на меня смотреть, а отработав сет, сразу уходила. Я снова превратился в невидимку, как в университете.
Может, это было к лучшему. Спарринг с Джеммой, безусловно, меня забавлял, но после того случая в «Индиго», когда, увлекая меня за собой, она коснулась моей груди, в голову стали закрадываться нежелательные мысли. Про ее тело, губы, руки, волосы… Все это весьма некстати. Уже много лет я видел, как она отшивает одного парня за другим – сначала в университете, а затем в «Индиго», – и в глубине души понимал, что следует вести себя осторожнее. Может, раздражать ее и забавно, но люди не меняются. Мужчин, за исключением Оскара, она воспринимала как расходный материал, и я не был исключением.
Глава 6
Джемма
– Я работаю в офисе.
Сгорбившись за кухонным столом, я слушала на телефоне запись своего вчерашнего сета.
– Днем тружусь бухгалтером, чтобы покупать себе еду, носки, бальзам для губ и все такое.
Помахивая ручкой, я размышляла над тем, как улучшить шутку. Может, сделать ее компактнее, или удлинить паузу перед панчлайном, или переставить слова?
– Доходов от стендапа хватит разве что на кусок мыла в год, поэтому без работы никак не прожить. Изо дня в день я сижу в офисной кабинке, печатаю на компьютере и щелкаю на калькуляторе. И знаю, что по сравнению с людьми, жившими сто лет назад, мы везунчики. У нас есть вакцины, интернет и чистая вода. Мы просто везунчики. Но…– Пауза.– Если бы люди, жившие сто лет назад, увидели, как мы живем сегодня, они бы, типа… да ну, серьезно?
Я слушала, как публика смеется над моим выражением лица.
– И ради этого мы так надрывались?
Снова взрыв смеха.
– Думаю, они бы нас пожалели. Увидев своего праправнука, втиснувшегося в проперженный вагон по пути на работу в середине лета и прижимающегося к чьей-то потной спине, тип по имени Лорье, начавший жизненный путь на ферме в Квебеке, наверняка сказал бы: «Это вы что, все скопом перебираетесь на новое место ради лучшей жизни? Ой, нет, вы едете на ненавистную работу и делаете это изо дня в день!»
Смех.
– «Да ё-моё!»
Остановив запись, я сделала пометку: «Увидев своего праправнука Карсона… Лорье, начавший новую жизнь вместе со своей семьей в Квебеке в 1765 году…». Затем снова включила воспроизведение.
– А Мэри, которая с шести лет ежедневно просыпалась с рассветом и трудилась на родительской ферме, увидев свою праправнучку, занимающуюся кикбоксингом, воскликнула бы: «Это ты что, готовишься к войне?»
Смешки в зале. «Фразе про Мэри нужен панчлайн», – отметила я.
– «Ой, нет, ты занимаешься этим, потому что четыре часа в день пялишься в экранчик, который держишь в руке, и рискуешь обзавестись горбом! Ужас-то какой!»
Смешки. «Всю часть про Мэри усилить панчлайном».
– А Эдит Кларк, увидев, как ее прапраплемяннице делают бразильскую эпиляцию, спросила бы: «Это что, казнь такая? Ты, наверное, повинна в геноциде?»
Смех стал громче.
– «Это, наверное, такой новейший способ – вместо порки или обезглавливания? Потому что… – Пауза. – Страшнее не придумать».
Громкий хохот. Я улыбнулась. Вчерашний сет был удачным. Первое выступление шло с большим скрипом, в зале пустовала куча мест, но каждую неделю публики становилось все больше. На вчерашнее шоу пришло почти сто человек – в «Индиго» столько не бывало даже в самые загруженные дни. Напрасно я опасалась, что театр не подходит для стендапа… Но Хренобороду знать об этом не обязательно.
Он был в театре каждый вечер: насыпал попкорн, продавал напитки и подменял за барной стойкой Оскара и Дэни, когда у тех случался завал. У него был персонал, поэтому я терялась в догадках, зачем он тут околачивался. Мы сторонились друг друга, но периодически, ожидая открытия или слоняясь за кулисами перед сетом, я ловила на себе его взгляды. И гнала прочь воспоминания о том, как его руки прикасались ко мне тогда, несколько недель назад.
Кинотеатр у него был красивый (без этого знания Хренобород также обойдется) и разительно отличался от наводнивших город стеклянных мультиплексов с неоновым освещением и втоптанным в ковролин засохшим попкорном. Кресла, обитые красным бархатом, переливающиеся огнями и приковывающие взгляд антикварные люстры, стеновые панели в зале и фойе, украшенные замысловатой резьбой… Древний аппарат для попкорна, стоящий перед рукописным меню за стойкой, исправно функционировал. Попкорн продавался не в пакетах с изображением новоиспеченного героя боевика, а в ретрокоробках в красно-белую полоску. Именно благодаря таким мелочам, как коробки для попкорна, это место было таким особенным.
Я представляла, как в двадцатых годах прошлого века здесь проходили кинопремьеры. Женщины с блестящими волнистыми волосами, облаченные в длинные платья, появлялись в сопровождении мужчин в элегантных костюмах и с сигаретами в руках. Курение – ужасная привычка, способная преждевременно свести в могилу, однако нужно признать, что тогда это выглядело чертовски гламурно.
Каждый раз, когда я переступала порог кинотеатра, у меня замирало сердце и в голове роились вопросы. Когда он был построен? Как выглядел в момент покупки – так же или ему требовался ремонт? Откуда пошла традиция обивать театральные кресла красным бархатом? Как моют люстры, которые висят так высоко? Умирал ли кто-нибудь в этих стенах?
Но вопросы оставались без ответов, потому что для этого мне пришлось бы обратиться к Хренобороду, а по сравнению с такой перспективой даже восковая депиляция волосков в носу казалась предпочтительнее. Заговори я с ним, наверняка в конце концов обозвала бы его Убийцей мечтаний и амбиций, или Могильным Хладом, или капитаном Ахавом, или Нарциссом, а Оскар просил меня быть вежливой. Поэтому я не высовывалась, работала за двоих, рассказывала шутки и надеялась на то, что через месяц-другой все в нашей жизни устаканится.
Днем на телефон пришло сообщение от Оскара. В получателях помимо меня значились Дэни и неизвестный номер.
Оскар Эрнандес: сегодня после шоу общий сбор.
Дэни ответила после первого звонка.
– Что происходит? – спросила я.
– Не знаю… Оскар вчера был притихшим. И слегка сварливым.
– Странно.
– Он меня как пить дать уволит. Я точно знаю. Кто-то, наверное, пожаловался.
– Что? – Я поперхнулась от смеха. – Даже не думай. Ты его правая рука, без тебя он загнется. Скорее, он отменит стендап. Не бывает бара без барменов, а без развлечений – вполне себе.
Я представила, какую самодовольную мину скорчит Хренобород, когда Оскар объявит о закрытии шоу, и внутри все похолодело. От унижения придется мне сменить место жительства, а заодно и имя.
– Он этого не сделает.
– Тогда зачем общий сбор?
Дэни выдохнула, тихо и протяжно.
– Понятия не имею.
Когда шоу закончилось и публика разошлась, Хренобород запер входную дверь и все расположились в фойе. Мы с Дэни сели за один столик, Рид – за другой, а Оскар встал лицом к нам.
– Итак, – сказала я, чувствуя, как желудок сжимается от нехорошего предчувствия, – в чем дело? Собираешься нас уволить или как?
На лице Оскара отразилось беспокойство, он посмотрел на нас с Дэни.
– Что? Нет!
– Тогда в чем дело? – спросила Дэни.
Оскар вздохнул и потер лицо. Я покосилась на Хреноборода. Тот сидел скрестив руки на груди и наморщив лоб.
– Ремонт затягивается. Рид в курсе, – Оскар бросил взгляд в его сторону, – и не против, но я решил, что вы обе должны знать и задать вопросы, если они есть.
Мы с Дэни переглянулись.
– И надолго затягивается? – осторожно поинтересовалась я.
– Может, на полгода, – поморщился он.
– На шесть месяцев?! – ахнула я, на секунду встретившись глазами с Хренобородом.
Он принял нейтральный вид, но мне не удалось скрыть потрясения и ужаса. Еще полгода ходить в одной упряжке, сторониться друг друга и вести неловкие разговоры в коридоре?!
– Что происходит?
Голос у Дэни был тихим. Она посмотрела на Оскара, который с трудом сглотнул.
– Все туго, понимаешь ли. Бар старый. Его текущее обслуживание стоит денег, а тут еще это… – Он покачал головой. – Сумма немалая.
– В прошлом году, когда я вела твою бухгалтерию, у тебя все было в порядке. – Я пожевала губу. – Что случилось?
– И от посетителей отбоя нет, – добавила Дэни.
– Деньги приходят и так же быстро уходят, – сказал Оскар, затем сел и, наклонившись вперед, оперся локтями о колени.
– Чем мы можем помочь?
Я взглянула на Дэни и Хреноборода, который молча наблюдал и слушал с серьезным выражением на физиономии.
Оскар покачал головой:
– Ничем. Ты занимайся шоу, Дэни будет выполнять свои обязанности, а я – свои. Что-нибудь придумаю.
Все помолчали.
– Оскар! – позвала его Дэни, подняв глаза.
Он прищурился, глядя на нее, но его губы тронула легкая улыбка.
– Что?
– Ты же знаешь, что мы за тебя в огонь и в воду, да?
– Это так. И к черту на рога, – кивнула я.
– Да, знаю, – неуверенно улыбнулся Оскар.
– Думаешь, мы станем сидеть сложа руки, пока бизнес, в который последние семь лет ты вкладываешь всю свою душу, идет ко дну?
– Она дело говорит, – сказала я Оскару, указывая на Дэни.
От взгляда, которым он посмотрел на нас, у меня потяжелело на сердце.
– Не хочу втягивать вас в это. У всех вас есть своя работа и личная жизнь.
Я покачала головой:
– Для нас с Дэни это тоже работа, а у Хреноборода никакой личной жизни нет.
Упомянутый хмыкнул, но вроде бы не разозлился.
– Давай полегче, – одернул меня Оскар, тоже смеясь.
– Она права, – подал голос Хренобород.
Я фыркнула, а он оскалился в усмешке. Вселенная остановила бег, мой мозг потек, и на мгновение я представила, как все могло бы у нас сложиться, если бы не история с Кэди.
Но тут же поспешно отмахнулась от этой мысли и взглянула на Оскара.
– Я бухгалтер, Дэни знает твой бизнес вдоль и поперек и видит все, что тебе не видно, а у Хреноборода степень магистра в деловом администрировании. Так что… давай-ка не отказывайся от нашей помощи.
Он глубоко вздохнул и кивнул.
– Ладно.
Два часа спустя мы все так же сидели за столиками, сгорбившись над бумагами, квитанциями и ноутбуками. Я искала в электронной почте Оскара счета-фактуры и заносила их данные в свою программу. Дэни и Рид сравнивали складские расходы с доходами от продаж. Было за полночь, но мы упорно старались понять, что происходит в бизнесе.
– Уже поздно, – проговорил Оскар. – Я здорово вас задержал.
Я смотрела в экран, подперев щеку ладонью.
– Ты нас не задержал, мы здесь по своей воле.
– Обнаружили что-нибудь интересное?
Дэни поджала губы, хмурясь.
– Мы ужас сколько тратим на спиртное.
Хренобород кашлянул, и все посмотрели на него.
– Дэни кое-что раскопала. Продажи должны превышать затраты.
– Хорошо. Это уже что-то, – взял на заметку Оскар и посмотрел на меня.
– У тебя почти нет наличных средств и за последний год накопилось много долгов, – по-бухгалтерски прямолинейно высказалась я, но сразу одернула себя и смягчила тон. – Нам нужно изыскать средства на оплату ремонта и покрыть долги.
Оскар кивнул, проводя рукой по темным волосам.
– Таким образом, мы резко сокращаем расходы и все лишние доллары направляем в банк.
– Да, в частности, – кивнула я. – Но на это уйдет не один месяц. А деньги нужны быстро. – Я обвела всех троих взглядом. – Какая у нас самая прибыльная статья?
– Продажа билетов, – сказал Хренобород, у которого за последние часы под глазами обозначились круги. – Почти вся прибыль поступает от билетов, проданных сверх погашения затрат на проведение шоу.
– А что, если провести какое-нибудь особое мероприятие? – Я сузила глаза, обдумывая наклевывающуюся мысль. – Какое-нибудь с размахом, чтобы был аншлаг и вырученных денег хватило бы на новое открытие? Или даже несколько мероприятий.
Оскар откинулся на спинку стула, скрестив руки, и задумался.
– В худшем случае мы заработаем малость и вернемся в исходную точку.
– А что, мне нравится, – кивнула Дэни. – Оскар, это вариант. Твой бар популярен в округе, люди тебя поддержат.
Он смотрел на нее, неуверенно кривя губы.
– Ты так думаешь?
– Да, – кивнула Дэни, приподняв брови.
Передо мной забрезжила идея.
– Помните старые юмористические концерты, которые шли по телевизору? Они состояли из отдельных номеров, и у них были ведущие: женщина в блестящем платье или мужчина в смокинге? – Внутри у меня все трепетало от волнения. – Может, что-то в этом роде? Комеди-шоу на всю ночь, со стендапом, скетчами, импровизациями и кинокомедиями? – Я кивнула Хренобороду, который слушал меня с непроницаемым выражением лица. – Привлечем всех, кого знаем, запустим рекламу, устроим аншлаг и заработаем кучу бабла. Будет весело, – закончила я, улыбнувшись Оскару.
Глаза Дэни радостно вспыхнули.
– Еще как весело, – кивнула она.
Оскар смотрел на нас и, судя по сдержанной улыбке, которая проступала у него на лице, тоже внутренне ликовал. Он повернулся к Хренобороду:
– Рид?
Уголки губ нашего гостеприимного хозяина приподнялись, и я не успела отвести глаза. Он покосился на меня, будто бы оценивая, и мне вдруг стало трудно дышать.
– Джемма говорит дело.
Сказав так, Хренобород потер челюсть, и тут до меня дошло. Оказывается, он хорош собой. Какая досада.
Лежа в постели той ночью, я фонтанировала идеями для комеди-шоу. Пока Оскар, Дэни и Хренобород будут решать практические вопросы: заделывать денежные прорехи и изыскивать возможности для увеличения прибыли, – я займусь концертом. Пришлось трижды включать лампу, чтобы сделать пометки в блокноте, лежавшем на прикроватной тумбочке. Пусть на следующие несколько месяцев мы застрянем в театре, но после концерта и пересмотра бизнес-плана наша жизнь вернется в свою колею, а мы – в «Индиго».
Глава 7
Рид
– Он здесь.
Это было на следующий день. Нэз стояла в дверях операторской, а я выставлял свет и звук для комика, работавшего на сцене.
– Подменишь меня?
Она кивнула, и я направился вниз. Долговязый парень лет двадцати с небольшим, с темно-каштановыми волосами и широченной улыбкой, приветственно вскинул руку. Он был такой чудной, с душой нараспашку, что я сразу проникся к нему симпатией.
– Сэм?
Он ответил, пожимая протянутую руку:
– Это я. Приятно познакомиться.
– Ты учишься вместе с Нэз, да?
Парень радостно закивал. Его дружелюбие подкупало.
– Нэз классная. Она у нас учится лучше всех.
Я приподнял бровь.
– Правда? Ну, я не удивлен. Расскажи-ка мне о роллердроме, – попросил я и жестом пригласил его пройти в мой офис.
– Я обожаю роллердром. – Сэм плюхнулся на диван, и на его лице появилось задумчивое выражение. – Это огромный каток, где можно взять напрокат роликовые коньки. Там играет музыка, висит зеркальный шар, а еще есть киоск, в котором продают хот-доги. Однажды я съел целых пять, но после мне поплохело. Думаю, мой максимум – это четыре.
Я улыбнулся, сдерживая смех. Забавный парнишка.
– И все, кто там работает, такие классные. – Он опечалился, а у меня, странное дело, защемило в груди от знакомого чувства. – Буду скучать по этому месту.
– Звучит занятно. Расскажи подробнее о том, что ты там делаешь.
– Работаю на стойке: выдаю коньки, принимаю обувь клиентов, слежу за чистотой, ну и все такое. Иногда, если диджей болеет или на перерыве, я его подменяю. А еще время от времени подменяю продавца в киоске с хот-догами. – Сэм выразительно округлил глаза. – Это класс.
– Из-за хот-догов? – усмехнулся я.
– Ага. Хот-доги – это что-то с чем-то, – энергично закивал он.
Я снова взглянул в его резюме, хотя уже принял решение.
– Будешь работать у меня?
Он так и просиял.
– Серьезно?
– Ага. Если хочешь, детали типа зарплаты и прочего обговорим прямо сейчас. В нерабочее время ты с друзьями сможешь бесплатно смотреть фильмы, попкорн тоже бесплатный. Гарантирую гибкий график и вполне приемлемую зарплату.
Ежегодно муниципалитет рассчитывал городской прожиточный минимум, однако зарплата большинства должностей начального уровня ему не соответствовала. А значит, чтобы оплачивать счета, многие были вынуждены работать на нескольких работах. Как работодатель я считал себя обязанным платить своим сотрудникам такую зарплату, которая позволяла бы сводить концы с концами. Чтобы мир становился лучше и все такое – этого никогда не понимал и не желал знать мой бывший начальник.
Если платить нормально, не будет текучки. Тем самым я экономлю время на обучении сотрудников.
Сэм энергично закивал.
– Я согласен.
В эту секунду мимо открытой двери в сторону фойе прошла Снежная Королева.
– Привет, Сэм, – крикнула она, двигаясь дальше по коридору.
Я наклонил голову, приглядываясь к парнишке, и только тут заметил сходство. Так Сэм ее младший брат… Когда-то она говорила о нем в моем присутствии. Теперь все сошлось.
Медленно ступая, Джемма возникла в дверном проеме. На ее лице читалось подозрение.
– Сэм?
– Привет, Джем, – чирикнул он. – Я буду здесь работать.
– Ты же работаешь на роллердроме.
Сэм пожал плечами:
– Он закрывается. Его перекупил застройщик, и ребята ждут, что их вот-вот прикроют.
Глядя на потрясенное выражение ее лица, я едва сдерживал ухмылку.
Она помотала головой:
– Сэм, ты не можешь здесь работать. Этот тип – монстр. Его сотрудникам приходится несладко. – Она кинула на меня свирепый взгляд. – У него в театре военная муштра.
Я чуть не поперхнулся от смеха.
– А Нэз тут нравится.
– Он требует, чтобы к нему обращались «мой генерал».
Я подавил усмешку и повернулся к Сэму:
– Нэз работает у меня три года.
Джемма отсалютовала мне и встала по стойке «смирно».
– Да, мой генерал. Как скажете, мой генерал.
– Сэм, ты не обязан называть меня «мой генерал». Только если сам захочешь.
Джемма буравила меня взглядом. Сэм пожал плечами:
– Чувак, я в деле.
Джемма скрестила руки на груди. Мы встали, и я хлопнул его по плечу.
– Тогда приходи когда освободишься, и мы определимся с днем выхода на работу. Подстроимся под твой график на роллердроме.
– Спасибо, Рид.
Махнув рукой, он направился к выходу, а Джемма бросила на меня яростный взгляд поверх его плеча. Не говоря ни слова, Сэм вышел, а она молча смотрела, как тот идет по коридору.
– Значит, он твой брат? – спросил я. – Вот уж не ожидал.
– В смысле? – ощетинилась она.
– Я думал, он типа тебя, а оказывается, хороший парень.
Джемма резко хохотнула, не успев себя одернуть.
– Его все любят. Сэма нельзя не любить. Ему достались все гены, ответственные за обаяние.
Это была неправда. Абсолютная неправда. Но возражать я не стал.
Она шагнула ближе и, глядя мне прямо в глаза, направила на меня палец. Ее ногти переливались золотистым лаком, карие глаза смотрели холодно. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее.
– Слушай, Сэм мой братишка и самый главный человек в моей жизни. Если обидишь его, я спалю твой театр ко всем чертям с тобой в придачу.
– Ого!
Она хмыкнула. В ее взгляде отразилось беспокойство, а между бровями обозначилась морщинка.
– Он слишком добрый. Совсем не умеет постоять за себя. – Джемма смотрела на меня, сжав руки в кулаки. – Ты берешь его на работу только для того, чтобы досадить мне.
Я потер глаза. Эта женщина…
– Я беру его на работу не для того, чтобы досадить тебе. Это просто смешно. Его порекомендовала Нэз, а я ей доверяю. Мне нужен сотрудник.
– Тебе нужен сотрудник, с этим не поспорить. Когда ни придешь, ты вечно тут. – Последнее слово она произнесла так, словно в нем было что-то гадкое. – Но почему Сэм?
– Он общительный, доброжелательный, обаятельный. Он гораздо обаятельнее меня, согласна?
– В миллионы раз.
– А значит, посетители гораздо охотнее будут иметь дело с ним, чем – как ты там меня обозвала? – с депрессивным скандинавским рыбаком.
Уголок ее рта дрогнул.
– Исландским.
Она была готова улыбнуться – то же ощущение, как за секунду до восхода солнца, когда гигантский шар тепла и света вот-вот появится над горизонтом. Пульс участился от очередного прилива адреналина.
– Я присмотрю за ним, а по выходным, когда идет шоу, ты будешь рядом.
– А еще у него учеба, он не может задерживаться.
– И он не может задерживаться, потому что у него учеба, – повторил я, кивая. – Уяснил.
– Он собирается стать учителем математики.
– Круто.
– Он хороший парень.
– Кто бы сомневался.
Джемма скрестила руки на груди, переступила с ноги на ногу и прислонилась к дверному проему, прикусив губу. Мне захотелось поцеловать ее. Провести рукой по вьющимся волосам, повернуть лицом к себе и прижаться к ее губам. Услышать сдавленный стон. Стиснуть в объятиях и почувствовать ее изгибы.
Что-то в моем лице ее насторожило: моргнув, она выпрямилась.
– Пока.
Джемма вылетела за дверь и понеслась по коридору, а я потер переносицу и сделал глубокий вдох. Работать с ней бок о бок было сложнее, чем предполагалось вначале.
Глава 8
Джемма
В среду вечером я ждала Сэма, прислонившись к кирпичной стене «Капитолия», и попутно делала пометки в блокноте о своем последнем сете: какие блоки выстрелили, какие провисли, где смеялись, а где нет.
Сэм работал в кинотеатре третью смену, и всю неделю я волновалась за него. Вдруг Хренобород выразит неудовольствие и сорвется на нем?
Хотя я никогда не видела, чтобы он на кого-то срывался. Следовало признать, что, попав сюда, братишка вытащил счастливый билет. Нэз явно была довольна работой в театре. Возможно, я зря волновалась.
Дверь открылась, но это оказался не Сэм, а мой антагонист собственной персоной. Я скисла.
– Ты что это тут притаилась? – Хренобород, который сегодня надел угольно-черный свитер, скрестил руки. – Ищи другое место для засадной охоты, не вреди бизнесу.
– Я Сэма жду.
Он обратил внимание на мою легкую куртку. Начало октября – пора, когда на смену курткам приходят демисезонные пальто, и тем вечером мне явно следовало выбрать что-то потеплее.
– Холодновато, – нахмурился он.
– Я не заметила.
– Само собой. Твое сердце перестало биться лет сто назад. – Он вздернул острый подбородок. – Зайди внутрь.
– Нет.
– Джемма.
Я вздрогнула. Рид никогда не называл меня так, и слышать мое имя от него было странно. И вместе с тем хотелось его позлить, чтобы он произнес его снова.
– Иначе мне придется тебя затащить.
Зрительный контакт стал бельевой веревкой, на которой повисла высказанная им угроза. Не посмеет. Или посмеет?
Он шагнул ближе – я напряглась. Он упер руки в бока, уголок губ приподнялся… Я шмыгнула мимо него в дверь и плюхнулась на стул в фойе.
Где-то вдалеке Сэм напевал фальцетом песню из репертуара Уитни Хьюстон. Это успокаивало: братишка пел, когда бывал в хорошем настроении.
В фойе Хренобород прислонился к стойке, разглядывая меня.
– Ты слишком опекаешь Сэма. Это ему вредит.
– Я не слишком его опекаю. Так проявляется привязанность. Или ты уже забыл?
Он покачал головой:
– Твой брат – хороший парень. Сообразительный, славный, отлично ладит с посетителями и нравится персоналу. У него все будет хорошо.
В груди защемило. Он добр к Сэму, симпатизирует ему, заботится о нем…
Хренобород поморщился.
– Что?
– Злая Ведьма никогда мне не улыбалась, – сказал он, прищурив глаза.
– А я не улыбаюсь, – с улыбкой запротестовала я. – Приятно, когда о Сэме хорошо отзываются. Я хочу для него добра.
– Так и будет.
Он зашел за стойку бара, послышался скрип дверцы и шипение открываемой бутылки. Мгновение спустя передо мной поставили бутылку сидра.
– У меня нет яичного белка, а то приготовил бы «Виски сауэр».
Я приподняла бровь.
– Вы же закрываетесь.
Хренобород кивнул в сторону задней комнаты.
– Сэм освободится через несколько минут.
Он вышел из-за стойки с пивом в руке и пошел по коридору, а я, повернув голову, глядела на его спину и широкие плечи. Можно было бы остаться за столиком и копаться в телефоне или…
– Так вот где ты рыдаешь по ночам, – сказала я, останавливаясь в дверях его офиса.
– Да, именно здесь я рыдаю, – согласился он, садясь за стол и складывая руки на плоском животе, – травмированный зрелищем того, как ты, орудуя ножом и вилкой, поедаешь мужские сердца.
Я постучала себя по подбородку.
– Мужские сердца богаты железом.
Рид улыбнулся. Искренняя, непритворная улыбка озарила его лицо, словно он считал меня забавной или милой, что было совсем абсурдно. В его глазах я не была ни той, ни другой, а улыбаться – это вообще не про него. Хренобород ухмылялся, называя меня Медузой, и предупреждал всех и каждого, что мне нельзя смотреть в глаза. Скалился, называя меня Злой Ведьмой Запада. Усмехался, рекомендуя парню, с которым я разговаривала в баре, срочно обратиться в токсикологический центр. Но никогда не улыбался мне искренне, открыто и с приязнью. Что происходит?
– Осторожнее, – сказала я, опускаясь на диван сливового цвета и бросая рядом блокнот с остротами. – Будешь так светиться, люди подумают, что ты действительно получаешь удовольствие от жизни.
Вот ведь… Хотела сделать глоток сидра, а в итоге выпила сразу полбутылки.
– Я получаю удовольствие от многих вещей, – пожал плечами он, откинувшись в кресле.
Сквозь треснувшую броню просвечивала толика искренности. Казалось, он весь день был закован в сарказм, а в последние тридцать секунд одна застежка разошлась.
– Мне нравится ходить в походы, я люблю кино. – Рид отпил из бутылки, не сводя с меня глаз. – Люблю наблюдать, как ты говоришь мужикам, что не встречаешься, когда они тебе просто не нравятся.
Он ждал моей реакции. Улыбка, с которой я восприняла его слова, была в лучшем случае саркастической.
– А может, лучше не болтать о том, чего не понимаешь? Держись за привычные себе темы. Скажем, охрану заброшенных маяков?
Он рассмеялся. Искренне, от души. Я словно вдруг поймала гранату и не знала, что с ней теперь делать: держать в руках или выбросить.
– Валяй, говори. – Он сделал жест, побуждая меня продолжать, но выглядел при этом так, будто не сомневался в своей правоте. – Скажи, чего я не понимаю.
Я прикусила язык. Пару лет назад мне уже довелось высказаться начистоту, и ни к чему хорошему это не привело. Тот парень был моим коллегой и другом. Мы вместе обедали и перебрасывались сообщениями, обсуждая другого коллегу, который стриг ногти на ногах прямо на рабочем месте. Как-то раз, основательно выпив на рождественском корпоративе, этот друг предложил мне куда-нибудь сходить. Парень он был неплохой, но мысль об отношениях вызывала панику. Я объяснила, почему не хожу на свидания, и он обиделся. Сказал, что проблемные отношения ему нафиг не сдались. А через пару недель перевелся в другой филиал и больше не отвечал на мои имейлы.
Рид сидел молча, наблюдая за мной.
Когда я поделилась с Дэни, она сказала, что никаких проблем со мной не видит. Это было в доме ее бабушки. Дэни приготовила мне чашку чая, а затем, рассмотрев чаинки, объявила мистическим голосом, как настоящая гадалка, что со временем все разрешится. Еще чаинки посоветовали навести порядок в холодильнике.
Я поерзала на диване, почти явственно слыша голос мамы, которая рыдала в спальне.
– Я не хочу встречаться. От нее одно зло.
– От кого?
Я кашлянула и снова поерзала.
– Сам знаешь. – Пожала плечами. – От любви.
Он вскинул брови, словно не в силах поверить в то, что услышал.
– Ты хоть один фильм видела? Любовь – это то, что всех в итоге соединяет.
– Это не настоящая жизнь. – Я ковырнула шов на диванной подушке. – Двадцать лет спустя все герои будут несчастны, только этого в кино не покажут.
Если бы жизнь моей мамы была фильмом, зритель увидел бы, как она убита горем после смерти папы, но потом кого-то встречает, влюбляется, идет на прослушивание, получает роль и живет долго и счастливо. На титрах пустили бы фрагменты из фильма с ее участием, а в конце – стоп-кадр с ее ликующим лицом. В сиквеле она бы бросила того парня, снова пережила сердечную драму, но потом встретила бы нового мужчину и снялась в фильме, который станет мировой сенсацией. А в третьей части ее сердце опять было бы разбито, но впереди ее ждала бы новая встреча и премия «Тони». Киношная мама никогда бы не допустила, чтобы мужчина преградил ей путь к мечте.
Но на экране все не по-настоящему. В реальной жизни, если мама с кем-то встречалась, она оставалась с ним, и выходила замуж, и постепенно убеждалась, что ее муж – мудак. А без мужчины чувствовала себя несчастной.
В реальной жизни, пока Сэм рос, я только и делала, что меняла подгузники, готовила еду и читала ему сказки на ночь.
Рид отхлебнул пива.
– Сэм сказал, что в детстве вы часто переезжали.
– Каждые пару лет, а то и чаще, – кивнула я.
Потому что мама кого-то опять встречала и мы перебирались к нему, а год спустя обычно двигались дальше.
Где-то напевал Сэм и подметали полы, а в целом кинотеатр погрузился в тишину. У меня перехватило горло, как будто я подошла к самому краю скалы и посмотрела вниз. Впервые за десять лет знакомства мы разговаривали так долго.
Рид нахмурился и ковырнул этикетку на бутылке.
– Сэм говорит, все началось после смерти вашего отца.
Желудок отозвался спазмом. Сэм! Хватит давать оружие в руки моему заклятому врагу!
– У меня нет желания говорить об этом с тобой.
Он моргнул и выпрямился в кресле.
– Извини. Это слишком личное.
Несколько секунд мы посидели в тишине, а затем я взглянула на его лицо, но не увидела знакомого снисходительного, самодовольного выражения. Он выглядел пристыженным.
И вдруг, повинуясь невольному порыву, я, выдохнув, пустилась в откровения:
– Его не стало, когда мне исполнилось восемь. Они с мамой были очень близки, и у нее не получилось смириться с тем, что папы больше нет.
– Отчего он умер? – тихо спросил он.
– Попал под автобус. Накануне он проводил меня в школу, потом мы вместе смотрели «Субботним вечером в прямом эфире», а на следующий день – упс – его не стало. Закопали.
Я попыталась рассмеяться, потому что это было много лет назад, но вышло горько и невесело.
У него на лбу обозначилась морщинка.
– Это ужасно. Мои соболезнования, Джемма.
Я вся напряглась.
– Не надо меня жалеть. Мне не нужна жалость.
Он покачал головой и хмыкнул.
– Снежная Королева, ты хрумкаешь мужские кости на завтрак, как хлопья. Я не жалею тебя. Мне просто жаль, что жизнь сдала тебе такие карты.
Напряжение в груди немного отпустило.
– Мне тоже. – Подумав, я продолжила рассказ. – Мама всегда мечтала стать театральной актрисой. В детстве я слушала, как она репетирует с отцом, который подавал реплики. Она показывала мне видео постановок, в которых участвовала, когда училась в колледже. Это было до встречи с папой. Он поощрял ее ходить на прослушивания, никогда не смеялся над ней и не говорил, что это глупости. – Я кашлянула. – Когда его не стало, она продолжила ходить на прослушивания по вечерам, но совмещать работу, прослушивания и уход за ребенком было невозможно. Хотя она все равно старалась. Изо всех сил.
Рид молча ждал.
– Потом мама встретила Карла, снова вышла замуж, и появился Сэм. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Карл был против ее увлечения театром. Он считал это глупым и бессмысленным. Стеснялся ее.
Рид нахмурился.
– Поэтому она перестала ходить на прослушивания.
Он наклонился вперед, хмуря брови и внимательно глядя мне в лицо.
– Мама больше не пела дома и во время ужина не произносила монологи для нас с Сэмом. Карл сломал в ней это.
После расставания с ним она неделю не вставала с постели, потому что отчаянно старалась, чтобы все получилось, и считала его второй любовью всей своей жизни. В конце концов она нашла работу, встретила другого мужчину, они поженились, но он жил в другом городе и мы переехали туда. Городок, где имелся небольшой театр, был в трех часах езды.
В офисе повисла тишина.
Я столько всего наговорила. Позабыла, где нахожусь и с кем. И зачем только я ему все это рассказала? Потом поднимет меня на смех.
Я искала в его лице следы привычного сарказма, но Рид посмотрел на меня с прищуром.
– У меня один вопрос.
Я жестом показала: валяй.
– Ты такая целеустремленная. – Он покачал головой. – У меня от тебя, Снежная Королева, просто крыша едет. Таких целеустремленных, как ты, я больше не встречал. Нет такого парня, который бы преградил тебе путь к микрофону. Так о чем ты беспокоишься?
– Однажды это уже случилось, помнишь? Вы с Кэди там были.
Он покачал головой, нахмурившись. Мне стало тошно от воспоминания.
– Я про конкурс стендапа среди студентов колледжа. Парень, с которым я типа встречалась, тоже принимал в нем участие.
Его звали Шейн. Он был ни на кого не похож: забавный, острый на язык, громогласный, популярный и дерзкий. Он беспощадно шутил и резал правду-матку, чем пугал и в то же время восхищал меня. И, в отличие от других парней нашего возраста, которые еще не окончательно повзрослели, был уверен в себе. Я никак не могла им насытиться и хотела большего. Мы встречались без обязательств, но я впервые в жизни чувствовала, что теряю самоконтроль: ждала от него сообщений; надеялась, что он придет на занятия и мы сядем вместе; читала все, о чем он говорил. Я влюбилась в него, но без взаимности.
– Как-то вечером мы вернулись ко мне, и я положила блокнот на прикроватную тумбочку. Мой блокнот с шутками.
Рид пошевелился, челюсть напряглась.
– Когда я вышла из душа, он листал его, но я не придала этому значения. А следующим вечером на шоу он выступал передо мной. – Я сглотнула, руки тряслись при воспоминании о том случае. – Он рассказал все мои шутки.
Увидев, как брови собеседника взлетели, я кивнула и попыталась успокоиться.
– Я вышла на сцену и, блин, застыла. Он выдал весь мой материал. Стою, а в голове пустота.
В моем голосе звучала едкость, которой прежде не было.
Судя по выражению лица, до Хреноборода дошло. Он медленно кивнул.
– Я забыл об этом.
На мгновение я закрыла глаза, вспоминая, как отчаянно колотилось сердце, когда я стояла на сцене, а все выжидающе смотрели на меня. Было ужасно тихо. Казалось, это дурной сон и я вот-вот проснусь. В итоге удалось лишь пробормотать какой-то необкатанный, полусырой материал – это была такая лажа. После я чувствовала себя полным ничтожеством.
– А этот вирус с человеческим лицом победил благодаря придуманным мной шуткам. – Я стиснула кулаки. – Поэтому да, с мужиками лучше держать ухо востро. Мой жизненный опыт показывает, что они обдерут тебя как липку и бросят разгребать оставленное после себя дерьмо.
Хренобород сжал губы, и мы посмотрели друг на друга.
– Я никогда бы не поступил так с Кэди, – сказал он тихо, тщательно подбирая слова.
– Ты поступил еще хуже, – почти шепотом произнесла я. – Потому что ты действовал так медленно, что она не заметила, как это происходит. Годик-другой проволочки тут и там – и все, время было упущено.
Я не получала удовольствия от того, что говорю ему это. Он не считал себя подлецом. Никто не считал себя подлецом. Ни Шейн, ни Карл.
Рид помотал головой. У него на лице читалось отчаяние.
– Я всегда был честен с ней. Она знала, что мы хотим от жизни разного.
Вздохнув, он отхлебнул пива и внутренне сдулся, что ли.
– Я тоже это знал, но ничего не предпринимал в этой связи. – Он посмотрел на меня искательным взглядом. – Мне нравилось жить здесь, понимаешь? Нравилась моя квартира, продуктовый магазин по соседству и горы. Мне нравится это место. – Он потер глаза. – А Кэди хотелось жить на чемоданах в городах, кишащих людьми. Тебе известно, что в нью-йоркских квартирах тараканов пруд пруди? А какой сильный смог в Лос-Анджелесе?
Рид снова принялся ковырять этикетку на бутылке.
– Я не говорю, что ради нее ты должен быть отказаться от собственной жизни. – В моем голосе слышалось раздражение. – Но ты мог бы не удерживать ее.
Он моргнул.
– Я ее не удерживал.
– Нет, удерживал. Ты просил ее остаться.
– Нет, – повторил он. – Я убеждал ее уехать. Я хотел, чтобы она поехала в Нью-Йорк. Я все время уговаривал ее, но она тянула с отъездом.
Повисла пауза. Мысли отчаянно метались. Я всегда считала, что Хренобород был якорем – приковывал Кэди к месту, удерживал в Ванкувере, в то время как она хотела большего. Почему мне так казалось?
Я мысленно прокручивала смутные воспоминания о Кэди и не могла понять, почему во всем стала винить его. Может, она на это намекала или я сама так решила?.. И как теперь быть?
– Что ты имел в виду, когда сказал, что «ничего не предпринимал в этой связи»?
Рид поднял глаза от бутылки.
– Мне следовало все закончить. Кэди тянула с отъездом из-за меня. – Он с трудом сглотнул. – Я сожалею об этом.
Мы уставились друг на друга. В воздухе витало напряжение и что-то еще, трудно определимое.
Мне хотелось его поцеловать. Провести пальцами по щетине, кожей ощутить колючие волоски. Прикусить его нижнюю губу и почувствовать, как он вздрогнет.
Рид подался вперед, вглядываясь в меня.
– Иди сюда.
Сердце забилось в тревоге. Он что, предлагает… типа, сесть к нему на колени? Или рядом? Блин, что происходит?
– Рид… – В дверях возник Сэм, и я резко выдохнула. – Будут еще какие-нибудь поручения или я могу идти?
Братишка попеременно смотрел то на него, то на меня, явно недоумевая.
– Нет.
Мы с Хренобородом одновременно взглянули в глаза друг другу.
– Ладно… – Сэм прошел в офис и легонько дотронулся до моего плеча. – Ну что, пойдем?
Я допила остатки и рванула прямиком в фойе. Сзади слышались шаги Хреноборода. У дверей я кивнула ему, сохраняя нейтральное выражение лица. Кровь стучала в ушах.
– Спасибо за сидр. – Мой голос звучал ровно.
Он тоже кивнул, крепко сжав губы. Что мы за идиоты!
– На здоровье.
– Пока, Рид! – уже из-за двери крикнул Сэм.
– Все равно я тебя ненавижу, – добавила я.
Он снова кивнул – выражение лица смягчилось, и от этого чувство досады только усилилось.
– Ага.
– О чем это вы там разговаривали? – спросил Сэм, когда мы оказались на улице.
– Ни о чем, – соврала я.
Глава 9
Рид
Я сидел в своем кабинете и уже целый час смотрел на небольшой черный блокнот. Утром я разбирал счета и квитанции. Они копились несколько месяцев, и теперь их набралась целая гора – весь стол был завален ими. По ходу дела я подумал о поставщиках, которые могли бы спонсировать комеди-шоу, и начал составлять список. Тут-то мне на глаза попался блокнот.
Она постоянно, каждую свободную секунду, писала в нем – перед выступлениями, глядя в пространство, улыбаясь своим мыслям, и после выступлений, стараясь зафиксировать как можно больше.
Блокнот таил в себе уйму возможностей. Весьма вероятно, там были записаны и шуточки в мой адрес. Ее арсенал оскорблений казался неисчерпаемым. Нарисованная воображением картинка, как она сидит на кровати, уставившись в окно, и придумывает мне обидные прозвища, заставила усмехнуться.
Вздохнув, я поднял с пола Салли, усадил к себе на колени и почесал ей шею. Она это обожала.
По крайней мере, в моих фантазиях Джемма сидела на своей кровати и думала обо мне. После этого ее взгляда вчера вечером я ничего не имел против. Черт побери, взгляд у нее затуманился, когда она посмотрела на мой рот, и я догадался – да, блин, догадался, – что она хочет меня поцеловать. И позже, дроча в душе, представлял, как она прикусывает себе губу, глядя на мой рот.
Телефон, лежавший в заднем кармане, загудел. На экране высветилось «Рори» – так звали мою сестру.
– Привет, Рор.
– Привет. Как дела?
Из динамика доносились звуки детской телепередачи.
– Хорошо. Как поживает Принцесса Пердулька?
Сестра рассмеялась.
– Перестань ее так называть, прошу тебя.
– Ей нравится.
– Она ненавидит это прозвище. И да, она хочет поговорить с тобой по видеосвязи.
– Я спросил ее, какое прозвище ей хочется, и она выбрала «Принцессу Пердульку».
Я вспомнил, как радостно хохотала моя племяшка Грейс всякий раз, когда я называл ее так, и губы сами собой растянулись в широченную улыбку. Она хохотала до упаду, так что крошки изо рта летели во все стороны. Я сильно скучал по этой малышке. Мне ужасно хотелось снова выбраться в Калгари, но после той ссоры в машине по пути в аэропорт отношения у нас с сестрой были несколько напряженными.
– Я предупредил ее, что потом она может пожалеть! Но обратно уже не повернуть, правила есть правила.
– Ей четыре года.
– Она смышленая не по годам. Гены Эллиотов, сама знаешь.
Племяшка точно пошла не в своего папашу.
Рори вздохнула и замялась.
– В чем дело? С Грейс все в порядке? – нахмурился я.
– Да, она в порядке. Все в порядке, – выдохнула сестра. – Мы с Дерриком снова вместе.
Повисла долгая-предолгая пауза. Желудок сжался, и я закатил глаза. Только не это.
– И? – с вызовом в голосе осведомилась она.
– Понятно. – Я вздохнул.
– На этот раз все по-другому. Он понимает, что опять уйти не получится. Грейс уже повзрослела.
Я закрыл глаза и выдохнул. Он не повзрослел. И никогда не повзрослеет, так уж Деррик устроен. Ему надоело холостяковать, или женщины, которых он имел на примете, на этот раз не проявили к нему интереса, или платить алименты стало накладно, – как бы там ни было, он приполз назад к Рори. Сказка продлится минут десять, а затем будни супружеской жизни и отцовства ему наскучат. Забирать Грейс из детского сада и, устроившись с женой на диване, смотреть Netflix не так увлекательно, как драться в баре, сидеть в вытрезвителе и тусоваться с двадцатипятилетними девицами.
Но Рори ничего не желает знать. Ей хочется верить, что Деррик – тот самый парень, в которого она когда-то влюбилась и которого продолжала любить. Преданный, любящий, веселый и идеальный отец. Упоминание о том, что Деррик постоянно смотрит на сторону и не в состоянии удержаться на работе, спровоцирует очередной скандал. Деррик всегда гонялся за острыми ощущениями, а Рори лелеет несбыточные мечты о совместной жизни с ним. Спорить бессмысленно. Ни он, ни она никогда не изменятся. Это шоу я видел уже не раз. Оставалось только одно – ждать.
В дверь театра постучали.
– Кто-то стучит, нужно открыть, – сказал я.
– Не злись.
– Я не злюсь. Поступай как знаешь, а когда все рухнет к чертям собачьим, я соберу обломки. Пока.
Стоило сказать это и нажать отбой, как я сразу почувствовал себя мудаком. Подобные разговоры у нас случались уже не раз, в частности, когда он сбежал от нее сразу после того, как узнал о беременности. И потом, когда она застукала его с соседкой на первом дне рождения племяшки. К Рори и Грейс я бросился бы на помощь по первому зову, но присутствие в их жизни этого засранца меня категорически не устраивало.
Открыв дверь, я увидел Джемму. Она стояла, приподняв брови и уперев руки в бока, точно собираясь ринуться в драку. Однако, заметив выражение моего лица, отпрянула назад в удивлении – задиристости у нее явно поубавилось.
– Что это с тобой?
Я постарался расслабиться.
– Ничего. Мы закрыты.
Салли сунула нос в дверь, пытаясь предпринять попытку побега, но я преградил ей путь ногой.
– Я тут забыла свой блокнот.
– Черный, небольшого формата, с помощью которого вызываешь демонов из подземного мира? Я бросил его в камин, он превратился в летучую мышь и улетел.
Джемма зыркнула на меня, но ее губы искривились в подобии усмешки. Пульс участился, и разговор с Рори стерся из памяти.
– Не смешно.
– Очень даже смешно.
Я распахнул перед ней дверь, удерживая Салли.
– У кого ты украл собаку? – поинтересовалась она, наклоняясь, чтобы ее погладить.
Уголок моего рта пополз вверх. Испорченное звонком Рори настроение улучшалось с каждой секундой.
– Вообще-то она моя. Хочешь верь, хочешь нет, но я ее ни у кого не крал. Ее зовут Салли. Будь осторожна, Салли, ты славная собака, а Злая Ведьма любит поужинать чем-нибудь славненьким.
Не обращая внимания на мои слова, Джемма потрепала Салли по мягкой шерсти.
– Не слушай его, Салли. Ты милая. Ты мне нравишься. Давай дружить, а?
Я усмехнулся. Моя собака прекрасно знала, что нужно делать, чтобы ее погладили по голове.
– Ее день расписан по секундам и включает сон, долгие прогулки и бесконечные почесывания животика.
Глядя на Салли, Джемма улыбнулась по-настоящему, а я, точно зачарованный, не смог отвести глаз от ее профиля.
– А что, если я позвоню в Общество по предотвращению жестокого обращения с животными? – Увидев мое выражение лица, она закатила глаза. – Расслабься, не стану. Грешно лишать тебя единственного друга. Где мой блокнот?
– В кабинете.
Пройдя туда, она быстро пролистала его, словно ища отпечатки пальцев.
– Ты читал?
– Я не читаю чужие дневники.
– Это не дневник.
Салли потерлась о ее ноги, и Джемма снова потрепала собаку по шерсти.
– Дорогой дневник, – вздохнул я и, закрыв глаза, принялся писать в воздухе, – медленно тянется день в крепости на вершине горы. Эмоционально выпотрошила всего трех смертных. Когда собиралась прикончить четвертого, в окно влетели мои летучие обезьяны, вот балбесы-то. Нужно будет бросить их в вечное адское пламя. Тогда, пожалуй, завтра обрушу на него дом…
Она стукнула меня по руке, и я рассмеялся. Салли смотрела на нас, помахивая хвостом.
– Сегодня утром я спросила у зеркала: «Зеркало, зеркало, что на стене, кто самый жалкий в этой стране?» И увидела твое лицо.
Глаза у нее поблескивали, губы кривились в усмешке – еще чуть-чуть, и она покатится со смеху. Так в бутафорской банке с чипсами таится змея на пружинке, готовая при открытии крышки вырваться на волю.
Я чуть наклонился к ней.
– Ну, давай. Смейся.
Она прищурилась и покачала головой:
– Никогда.
Отведя глаза, Джемма посмотрела на квитанции и чеки, разложенные на столе.
– Что за документация?
– Бухгалтерия. Запустил дела и теперь наверстываю.
Она на мгновение замерла, оглядывая бумаги, а затем сняла куртку и, бросив ее на диван, подсела к столу.
– Что ты делаешь?
Джемма смерила меня взглядом.
– Я бухгалтер.
– Знаю, – ответил я, приподняв брови.
Она принялась проглядывать документы.
– Я быстрее справлюсь. А ты наделаешь ошибок.
Хм. Любопытно. Я скрестил руки, наблюдая за тем, как Снежная Королева усиленно пытается не обращать внимания на мой взгляд.
– И зачем тебе это?
Она просмотрела ближайший чек.
– Ты позволил нам выступать в твоем кинотеатре, выручаешь Оскара… Помогу тебе с этим, и мы будем квиты.
Я мог бы нанять бухгалтера, который не питал бы ко мне неприязни. Мог бы заглянуть в какую-нибудь фирму и с ходу заключить договор. Но я никому не доверял.
Пусть эта женщина упряма и очень невысокого мнения обо мне, но она никогда ничего не делает наполовину. Она дотошная, трудолюбивая, и ничто не способно укрыться от ее внимания. К тому же она честная. По большей части даже слишком.
– Ладно, – пожал плечами я.
– Хорошо. Отлично. – Джемма подняла глаза и шикнула на меня. – А теперь проваливай.
Подойдя к столу, за которым она сидела, я принялся собирать документы.
– Дай хоть приберусь после себя.
– Нет! Что ты делаешь?
Я сгреб бумаги в одну огромную кучу.
– Нет, твоя система лучше. Я постоянно ошибаюсь. Начни-ка ты с самого начала.
Я подмигнул ей и, когда она открыла рот от удивления, вдруг ощутил прилив удовлетворения и возбуждения. Она была готова прыснуть от смеха – это читалось в ее глазах.
– А теперь приступай. – Я кивнул на бесформенную гору бумаг на столе. – Огромное тебе спасибо.
Снежная Королева одарила меня саркастически-сладкой улыбкой и окинула взглядом документы.
Уже подходя к двери, я позвал Салли, но собака, расположившаяся у ног Джеммы, только злобно покосилась на меня.
– Эй, что за дела?
– Она определилась с выбором. А теперь проваливай и не мешай работать, – не отрывая глаз от счета-фактуры, сказала Джемма.
Поднимаясь по лестнице, я услышал ее смех и ухмыльнулся. Ага, попалась!
У себя в квартире я попробовал почитать, но мыслями постоянно возвращался к женщине, сидящей внизу в моем кабинете. Еще я думал о своем лучшем друге и о его бизнесе, который висел на волоске. А потому в итоге занялся тем, что делал всегда, когда не мог сосредоточиться и на душе было неспокойно: готовкой.
Я достал из холодильника продукты, а из шкафчика – все любимые специи. На кухне я расслаблялся. Возможно, потому, что она требовала от меня полной концентрации: нельзя переживать о делах лучшего друга и одновременно мыть, резать и отмерять. А может, причина заключалась в том, что конечный продукт являл собой нечто большее, чем просто сумму его составляющих. Кулинария была современной магией.
И тот факт, что в сковороде оказалось больше перца, колбасы и яиц, чем хватило бы мне одному, весьма вероятно, объяснялся творческим угаром. Излишки, понятное дело, я положил на вторую тарелку, которую прихватил с собой, когда спускался на первый этаж.
Теперь Джемма сидела на полу, скрестив ноги, а перекочевавшая вместе с ней куча уменьшилась в размерах, разделившись на несколько упорядоченных стопок. Читая чек, Снежная Королева грызла большой палец и сосредоточенно морщила лоб. Выглядела она при этом очень мило. Как кролик-убийца из «Монти Пайтона»: тоже безобидный с виду, а потом раз – и рвет тебе зубами яремную вену.
Я кашлянул, и Джемма подняла глаза.
– Обеденная фея прибыла.
– Сейчас время завтрака, – нахмурилась она.
– Завтрак был несколько часов назад. Стараешься вести ночной образ жизни, Носферату?
У нее на лице мелькнула досада, и я сдержал ухмылку.
– А тебе бы просыпаться на рассвете – заправлял бы маслом кладбищенские фонари.
Я невольно расхохотался, чем явно удивил ее.
– Сначала ты отправляешь меня работать на маяке, а теперь сделала смотрителем кладбища?
Она вскинула бровь, и дразнящее, игривое выражение ее глаз подействовало на меня возбуждающе.
– Ты не смотритель, ты просто зажигаешь фонари.
Я указал на тарелку.
– Будешь есть или нет?
Джемма прищурилась, пытаясь разглядеть, что на ней лежит.
– Откуда еда?
Я поднял голову к потолку.
– У меня наверху квартира.
Судя по легкому движению бровей, она этого не знала.
Пожав плечами, я повернулся и пошел по коридору, а оттуда через фойе попал в пустой зрительный зал. Расположившись в кресле, я нажал кнопку на телефоне и запустил фильм. Зазвучала музыка, на экране пошли титры. Секундой позже громко хлопнула дверь.
Джемма стояла в проходе и смотрела на меня. В зале было темно, но на нее падал свет от экрана.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь посмотреть фильм.
Я делал это каждое субботнее утро перед открытием. Это была одна из причин, побудивших меня купить собственный кинотеатр: мало что способно сравниться с удовольствием смотреть кино в пустом зале.
– Здесь?
– Да, Снежная Королева, именно для этого существуют такие заведения.
Она опасливо покосилась на соседнее кресло, точно это был дикий зверь, который мог укусить. Я поднял на нее глаза.
– В чем проблема? Боишься оказаться наедине со мной в темноте?
Ее губы разомкнулись, а в глазах что-то полыхнуло. У меня потеплел затылок. Я не хотел говорить это таким тоном, но эффект того стоил, и позже, в душе, я буду вспоминать ее полуприкрытые веки и ошеломленное выражение лица.
Она моргнула и, кашлянув, села рядом. Затем вытянула руки, и я передал ей тарелку.
– Никакой ответной реплики?
– Я проголодалась, – пробурчала Джемма, отправляя в рот ложку, затем еще одну и еще. – Это что, хэш? По вкусу похоже на хэш.
– Это и есть хэш.
Краем глаза я заметил, что она замерла.
– По субботам папа всегда готовил мне завтрак.
– Я этого не знал.
– Он любил готовить. Что за фильм?
Это была школьная комедия 1990-х – вольная интерпретация шекспировского «Укрощения строптивой».
– Не видела его. Я думала, ты смотришь только депрессивные фильмы о людях, пропавших в море или умирающих в одиночестве в лесу.
Я наморщил лоб.
– Мне нравится всякое кино.
– Брехня. – Она отправила в рот еще одну ложку. – Это все равно что сказать, будто нравится всякая музыка. Всякая музыка не может нравиться. Я люблю комедии, детективные драмы и абсолютный китч типа фильмов База Лурмана.
– «Мулен Руж»?
– Один из любимых.
Я открыл рот, желая добавить еще кое-что, и тут же закрыл его. Краем глаза я видел, что она наблюдает за мной.
– Ты что-то хотел сказать, но не стал.
Я указал подбородком на экран.
– Давай смотреть кино.
– Выкладывай, Хренобород.
– Мне нравятся… – Ну же, она ведь поделилась с тобой историей про своего отца. – Мне нравятся фильмы про любовь.
Я выдохнул и уставился на экран. Она поперхнулась.
– Ты сказал «фильмы про любовь»?
У меня вспыхнули уши. Боже, как будто в старшую школу вернулся.
– Типа, истории, в которых двое влюбляются и все заканчивается хорошо? – В ее голосе слышался смех. – И они, держась за руки, уходят в закат?
– Мне не слышно фильм.
Она покачала головой, глядя на меня.
– У смотрителя кладбища нежная натура.
– Я не смотритель. Я зажигаю фонари.
Джемма так и прыснула со смеха, точно лопнул воздушный шарик.
– Если не нравится фильм, никаких проблем, – усмехнулся я. – Просто мне показалось, что это… – я замялся, – доставит удовольствие.
Она наклонила голову и моргнула шесть раз, словно пыталась передать сообщение азбукой Морзе.
– Доставит удовольствие.
– Доставит удовольствие.
– Удовольствие – это не про нас.
Я пожал плечами. Джемма повернулась к экрану, пробормотав себе под нос:
– «Доставит удовольствие».
Несколько минут спустя она нарушила молчание, указав на экран.
– Это вовсе не фильм про любовь. Это фильм о том, как все ненавидят умную феминистку и обожают тупую эгоистку.
– С этого начинается, но затем Бьянка осознает последствия собственного эгоизма, а Патрик влюбляется в Кэт такую, как есть. Но да, поначалу Патрик – мудак. – Я скорчил физиономию. – В «Укрощении строптивой» гораздо больше женоненавистничества. И там Петруччо добивается покорности от Катарины довольно жесткими способами.
Она отвернулась к экрану, не говоря ни слова.
Ближе к концу фильма, когда главные герои сидели в катамаране, усердно крутя педали, Джемма вскинула руки.
– Они же стоят на месте! – крикнула она в экран.
Салли подняла голову, которую положила ей на колени.
Я засмеялся. На секунду наши взгляды встретились. Мне снова было шестнадцать, и я обмирал от волнения, сидя рядом с девушкой в кинотеатре.
Не заблуждайся, Рид. Это Снежная Королева. Она способна одним взглядом превратить тебя в ледышку.
Я кашлянул и снова повернулся к экрану. Когда фильм кончился, мы посмотрели титры, затем киноляпы, после чего экран потух.
– Значит, она влюбилась в него и отказалась от своей мечты о колледже на другом конце страны? – спросила Джемма в тусклом отблеске подсветки.
– Мы не знаем, что будет потом.
Она повернула голову и посмотрела на меня в упор, сузив глаза.
– Вероятно, из-за него она поступит в колледж в Сиэтле. Она предает свою мечту.
«В точности как Кэди» – эти слова едва не сорвались с ее языка.
– Но, возможно, он поедет с ней на Восточное побережье. Или эта любовь продлится недолго. Может, это такое недолговечное чувство.