Регистрация

Поэзия. Все в одной книге

Размер шрифта:   13
Поэзия. Все в одной книге

© Издательство АСТ, 2025

Стихотворения

Встреча

  • Вечерний дым над городом возник,
  • Куда-то вдаль покорно шли вагоны,
  • Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,
  • В одном из окон полудетский лик.
  • На веках тень. Подобием короны
  • Лежали кудри… Я сдержала крик:
  • Мне стало ясно в этот краткий миг,
  • Что пробуждают мертвых наши стоны.
  • С той девушкой у темного окна
  • – Виденьем рая в сутолке вокзальной —
  • Не раз встречалась я в долинах сна.
  • Но почему была она печальной?
  • Чего искал прозрачный силуэт?
  • Быть может ей – и в небе счастья нет?
1907

Лесное царство

Асе

  • Ты – принцесса из царства не светского,
  • Он – твой рыцарь, готовый на все…
  • О, как много в вас милого, детского,
  • Как понятно мне счастье твое!
  • В светлой чаще берез, где просветами
  • Голубеет сквозь листья вода,
  • Хорошо обменяться ответами,
  • Хорошо быть принцессой. О, да!
  • Тихим вечером, медленно тающим,
  • Там, где сосны, болото и мхи,
  • Хорошо над костром догорающим
  • Говорить о закате стихи;
  • Возвращаться опасной дорогою
  • С соучастницей вечной – луной,
  • Быть принцессой лукавой и строгою
  • Лунной ночью, дорогой лесной.
  • Наслаждайтесь весенними звонами,
  • Милый рыцарь, влюбленный, как паж,
  • И принцесса с глазами зелеными, —
  • Этот миг, он короткий, но ваш!
  • Не смущайтесь словами нетвердыми!
  • Знайте: молодость, ветер – одно!
  • Вы сошлись и расстанетесь гордыми,
  • Если чаши завидится дно.
  • Хорошо быть красивыми, быстрыми
  • И, кострами дразня темноту,
  • Любоваться безумными искрами,
  • И как искры сгореть – на лету!
Таруса, лето 1908

В зале

  • Над миром вечерних видений
  • Мы, дети, сегодня цари.
  • Спускаются длинные тени,
  • Горят за окном фонари,
  • Темнеет высокая зала,
  • Уходят в себя зеркала…
  • Не медлим! Минута настала!
  • Уж кто-то идет из угла.
  • Нас двое над темной роялью
  • Склонилось, и крадется жуть.
  • Укутаны маминой шалью,
  • Бледнеем, не смеем вздохнуть.
  • Посмотрим, что ныне творится
  • Под пологом вражеской тьмы?
  • Темнее, чем прежде, их лица, —
  • Опять победители мы!
  • Мы цепи таинственной звенья,
  • Нам духом в борьбе не упасть,
  • Последнее близко сраженье,
  • И темных окончится власть
  • Мы старших за то презираем,
  • Что скучны и просты их дни…
  • Мы знаем, мы многое знаем
  • Того, что не знают они!
1908

Мирок

  • Дети – это взгляды глазок боязливых,
  • Ножек шаловливых по паркету стук,
  • Дети – это солнце в пасмурных мотивах,
  • Целый мир гипотез радостных наук.
  • Вечный беспорядок в золоте колечек,
  • Ласковых словечек шепот в полусне,
  • Мирные картинки птичек и овечек,
  • Что в уютной детской дремлют на стене.
  • Дети – это вечер, вечер на диване,
  • Сквозь окно, в тумане, блестки фонарей,
  • Мерный голос сказки о царе Салтане,
  • О русалках-сестрах сказочных морей.
  • Дети – это отдых, миг покоя краткий,
  • Богу у кроватки трепетный обет,
  • Дети – это мира нежные загадки,
  • И в самих загадках кроется ответ!

Сереже

  • Ты не мог смирить тоску свою,
  • Победив наш смех, что ранит, жаля.
  • Догорев, как свечи у рояля,
  • Всех светлей проснулся ты в раю.
  • И сказал Христос, отец любви:
  • «По тебе внизу тоскует мама,
  • В ней душа грустней пустого храма,
  • Грустен мир. К себе ее зови».
  • С той поры, когда желтеет лес,
  • Вверх она, сквозь листьев позолоту,
  • Всё глядит, как будто ищет что-то
  • В синеве темнеющих небес.
  • И когда осенние цветы
  • Льнут к земле, как детский взгляд без смеха,
  • С ярких губ срывается, как эхо,
  • Тихий стон: «Мой мальчик, это ты!»
  • О, зови, зови сильней ее!
  • О земле, где всё – одна тревога
  • И о том, как дивно быть у Бога,
  • Всё скажи, – ведь дети знают всё!
  • Понял ты, что жизнь иль смех, иль бред,
  • Ты ушёл, сомнений не тревожа…
  • Ты ушёл… Ты мудрый был, Сережа!
  • В мире грусть. У Бога грусти нет!

Дортуар весной

Ане Ланиной

  • О весенние сны в дортуаре,
  • О блужданье в раздумье средь спящих.
  • Звук шагов, как нарочно, скрипящих,
  • И тоска, и мечты о пожаре.
  • Неспокойны уснувшие лица,
  • Газ заботливо кем-то убавлен,
  • Воздух прян и как будто отравлен,
  • Дортуар – как большая теплица.
  • Тихи вздохи. На призрачном свете
  • Все бледны. От тоски ль ожиданья,
  • Оттого ль, что солгали гаданья,
  • Но тревожны уснувшие дети.
  • Косы длинны, а руки так тонки!
  • Бред внезапный: «От вражеских пушек
  • Войско турок…» Недвижны иконки,
  • Что склонились над снегом подушек.
  • Кто-то плачет во сне, не упрямо…
  • Так слабы эти детские всхлипы!
  • Снятся девочке старые липы
  • И умершая, бледная мама.
  • Расцветает в душе небылица.
  • Кто там бродит? Неспящая поздно?
  • Иль цветок, воскресающий грозно,
  • Что сгубила весною теплица?
1908

Первое путешествие

  • «Плывите!» – молвила Весна.
  • Ушла земля, сверкнула пена,
  • Диван-корабль в озерах сна
  • Помчал нас к сказке Андерсена.
  • Какой-то добрый Чародей
  • Его из вод направил сонных
  • В страну гигантских орхидей,
  • Печальных глаз и рощ лимонных.
  • Мы плыли мимо берегов,
  • Где зеленеет Пальма Мира,
  • Где из спокойных жемчугов
  • Дворцы, а башни из сапфира.
  • Исчез последний снег зимы,
  • Нам цвёл душистый снег магнолий…
  • Куда летим? Не знали мы!
  • Да и к чему? Не все равно ли?
  • Тянулись гибкие цветы,
  • Как зачарованные змеи,
  • Из просветленной темноты
  • Мигали хитрые пигмеи…
  • Последний луч давно погас,
  • В краях последних тучек тая,
  • Мелькнуло облачко-Пегас,
  • И рыб воздушных скрылась стая,
  • И месяц меж стеблей травы
  • Мелькнул в воде, как круг эмали…
  • Он был так близок, но увы —
  • Его мы в сети не поймали!
  • Под пёстрым зонтиком чудес,
  • Полны мечтаний затаенных,
  • Лежали мы и страх исчез
  • Под взором чьих-то глаз зеленых.
  • Лилось ручьем на берегах
  • Вино в хрустальные графины,
  • Служили нам на двух ногах
  • Киты и грузные дельфины…
  • Вдруг – звон! Он здесь! Пощады нет!
  • То звон часов протяжно-гулок!
  • Как, это папин кабинет?
  • Диван? Знакомый переулок?
  • Уж утро брезжит! Боже мой!
  • Полу во сне и полу-бдея
  • По мокрым улицам домой
  • Мы провожали Чародея.

Второе путешествие

  • Нет возврата. Уж поздно теперь.
  • Хоть и страшно, хоть грозный и темный ты,
  • Отвори нам желанную дверь,
  • Покажи нам заветные комнаты.
  • Красен факел у негра в руках,
  • Реки света струятся зигзагами…
  • Клеопатра ли там в жемчугах?
  • Лорелея ли с рейнскими сагами?
  • Может быть… – отворяй же скорей
  • Тайным знаком серебряной палочки! —
  • Там фонтаны из слез матерей?
  • И в распущенных косах русалочки?
  • Не горящие жаждой уснуть —
  • Как несчастны, как жалко-бездомны те!
  • Дай нам в душу тебе заглянуть
  • В той лиловой, той облачной комнате!
1930

Летом

  • – «Ася, поверьте!» и что-то дрожит
  • В Гришином деланном басе.
  • Ася лукава и дальше бежит…
  • Гриша – мечтает об Асе.
  • Шепчутся листья над ним с ветерком,
  • Клонятся трепетной нишей…
  • Гриша глаза вытирает тайком,
  • Ася – смеется над Гришей!

Самоубийство

  • Был вечер музыки и ласки,
  • Всё в дачном садике цвело.
  • Ему в задумчивые глазки
  • Взглянула мама так светло!
  • Когда ж в пруду она исчезла
  • И успокоилась вода,
  • Он понял – жестом злого жезла
  • Её колдун увлек туда.
  • Рыдала с дальней дачи флейта
  • В сияньи розовых лучей…
  • Он понял – прежде был он чей-то,
  • Теперь же нищий стал, ничей.
  • Он крикнул: «Мама!», вновь и снова,
  • Потом пробрался, как в бреду,
  • К постельке, не сказав ни слова
  • О том, что мамочка в пруду.
  • Хоть над подушкою икона,
  • Но страшно! – «Ах, вернись домой!»
  • …Он тихо плакал. Вдруг с балкона
  • Раздался голос: «Мальчик мой!»
  • В изящном узеньком конверте
  • Нашли ее «прости»: «Всегда
  • Любовь и грусть – сильнее смерти».
  • Сильнее смерти… Да, о да!..

В Люксембургском саду

  • Склоняются низко цветущие ветки,
  • Фонтана в бассейне лепечут струи,
  • В тенистых аллеях всe детки, всe детки…
  • О детки в траве, почему не мои?
  • Как будто на каждой головке коронка
  • От взоров, детей стерегущих, любя.
  • И матери каждой, что гладит ребенка,
  • Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!»
  • Как бабочки девочек платьица пестры,
  • Здесь ссора, там хохот, там сборы домой…
  • И шепчутся мамы, как нежные сестры:
  • – «Подумайте, сын мой»… – «Да что вы! А мой».
  • Я женщин люблю, что в бою не робели,
  • Умевших и шпагу держать, и копье, —
  • Но знаю, что только в плену колыбели
  • Обычное – женское – счастье мое!

В сумерках

(На картину «Au Crepouscule» Paul Chabas[1]

в Люксембургском музее)

Клане Макаренко

  • Сумерки. Медленно в воду вошла
  • Девочка цвета луны.
  • Тихо. Не мучат уснувшей волны
  • Мерные всплески весла.
  • Вся – как наяда. Глаза зелены,
  • Стеблем меж вод расцвела.
  • Сумеркам – верность, им, нежным, хвала:
  • Дети от солнца больны.
  • Дети – безумцы. Они влюблены
  • В воду, в рояль, в зеркала…
  • Мама с балкона домой позвала
  • Девочку цвета луны.

Эльфочка в зале

Ане Калии

  • Запела рояль неразгаданно-нежно
  • Под гибкими ручками маленькой Ани.
  • За окнами мчались неясные сани,
  • На улицах было пустынно и снежно.
  • Воздушная эльфочка в детском наряде
  • Внимала тому, что лишь эльфочкам слышно.
  • Овеяли тонкое личико пышно
  • Пушистых кудрей беспокойные пряди.
  • В ней были движенья таинственно-хрупки.
  • – Как будто старинный портрет перед вами!
  • От дум, что вовеки не скажешь словами,
  • Печально дрожали капризные губки.
  • И пела рояль, вдохновеньем согрета,
  • О сладостных чарах безбрежной печали,
  • И души меж звуков друг друга встречали,
  • И кто-то светло улыбался с портрета.
  • Внушали напевы: «Нет радости в страсти!
  • Усталое сердце, усни же, усни ты!»
  • И в сумерках зимних нам верилось власти
  • Единственной, странной царевны Аниты.

Памяти Нины Джаваха

  • Всему внимая чутким ухом,
  • – Так недоступна! Так нежна! —
  • Она была лицом и духом
  • Во всем джигитка и княжна.
  • Ей все казались странно-грубы:
  • Скрывая взор в тени углов,
  • Она без слов кривила губы
  • И ночью плакала без слов.
  • Бледнея гасли в небе зори,
  • Темнел огромный дортуар;
  • Ей снилось розовое Гори
  • В тени развесистых чинар…
  • Ах, не растет маслины ветка
  • Вдали от склона, где цвела!
  • И вот весной раскрылась клетка,
  • Метнулись в небо два крыла.
  • Как восковые – ручки, лобик,
  • На бледном личике – вопрос.
  • Тонул нарядно-белый гробик
  • В волнах душистых тубероз.
  • Умолкло сердце, что боролось…
  • Вокруг лампады, образа…
  • А был красив гортанный голос!
  • А были пламенны глаза!
  • Смерть окончанье – лишь рассказа,
  • За гробом радость глубока.
  • Да будет девочке с Кавказа
  • Земля холодная легка!
  • Порвалась тоненькая нитка,
  • Испепелив, угас пожар…
  • Спи с миром, пленница-джигитка,
  • Спи с миром, крошка-сазандар.
  • Как наши радости убоги
  • Душе, что мукой зажжена!
  • О да, тебя любили боги,
  • Светло-надменная княжна!
Москва, Рождество 1909

Пленница

  • Она покоится на вышитых подушках,
  • Слегка взволнована мигающим лучом.
  • О чем загрезила? Задумалась о чем?
  • О новых платьях ли? О новых ли игрушках?
  • Шалунья-пленница томилась целый день
  • В покоях сумрачных тюрьмы Эскуриала.
  • От гнета пышного, от строгого хорала
  • Уводит в рай ее ночная тень.
  • Не лгали в книгах бледные виньеты:
  • Приоткрывается тяжелый балдахин,
  • И слышен смех звенящий мандолин,
  • И о любви вздыхают кастаньеты.
  • Склонив колено, ждет кудрявый паж
  • Ее, наследницы, чарующей улыбки.
  • Аллеи сумрачны, в бассейнах плещут рыбки
  • И ждет серебряный, тяжелый экипаж.
  • Но… грезы всё! Настанет миг расплаты;
  • От злой слезы ресницы дрогнет шелк,
  • И уж с утра про королевский долг
  • Начнут твердить суровые аббаты.
1910

Шарманка весной

  • – «Herr Володя, глядите в тетрадь!»
  • – «Ты опять не читаешь, обманщик?
  • Погоди, не посмеет играть
  • Nimmer mehr[2]этот гадкий шарманщик!»
  • Золотые дневные лучи
  • Тёплой ласкою травку согрели.
  • – «Гадкий мальчик, глаголы учи!»
  • – О, как трудно учиться в апреле!..
  • Наклонившись, глядит из окна
  • Гувернантка в накидке лиловой.
  • Frдulein Else[3]сегодня грустна,
  • Хоть и хочет казаться суровой.
  • В ней минувшие грезы свежат
  • Эти отклики давних мелодий,
  • И давно уж слезинки дрожат
  • На ресницах больного Володи.
  • Инструмент неуклюж, неказист:
  • Ведь оплачен сумой небогатой!
  • Все на воле: жилец-гимназист,
  • И Наташа, и Дорик с лопатой,
  • И разносчик с тяжелым лотком,
  • Что торгует внизу пирожками…
  • Frдulein Else закрыла платком
  • И очки, и глаза под очками.
  • Не уходит шарманщик слепой,
  • Легким ветром колеблется штора,
  • И сменяется: «Пой, птичка, пой»
  • Дерзким вызовом Тореадора.
  • Frдulein плачет: волнует игра!
  • Водит мальчик пером по бювару.
  • – «Не грусти, lieber Junge[4], – пора
  • Нам гулять по Тверскому бульвару.
  • Ты тетрадки и книжечки спрячь!»
  • – «Я конфет попрошу у Алеши!
  • Frдulein Else, где черненький мяч?
  • Где мои, Frдulein Else, калоши?»
  • Не осилить тоске леденца!
  • О великая жизни приманка!
  • На дворе без надежд, без конца
  • Заунывно играет шарманка.

Людовик XVII

  • Отцам из роз венец, тебе из терний,
  • Отцам – вино, тебе – пустой графин.
  • За их грехи ты жертвой пал вечерней,
  • О на заре замученный дофин!
  • Не сгнивший плод – цветок неживше-свежий
  • Втоптала в грязь народная гроза.
  • У всех детей глаза одни и те же:
  • Невыразимо-нежные глаза!
  • Наследный принц, ты стал курить из трубки,
  • В твоих кудрях мятежников колпак,
  • Вином сквернили розовые губки,
  • Дофина бил сапожника кулак.
  • Где гордый блеск прославленных столетий?
  • Исчезло все, развеялось во прах!
  • За все терпели маленькие дети:
  • Малютка-принц и девочка в кудрях.
  • Но вот настал последний миг разлуки.
  • Чу! Чья-то песнь! Так ангелы поют…
  • И ты простер слабеющие руки
  • Туда наверх, где странникам – приют.
  • На дальний путь доверчиво вступая,
  • Ты понял, принц, зачем мы слезы льем,
  • И знал, под песнь родную засыпая,
  • Что в небесах проснешься – королем.

На скалах

  • Он был синеглазый и рыжий,
  • (Как порох во время игры!)
  • Лукавый и ласковый. Мы же
  • Две маленьких русых сестры.
  • Уж ночь опустилась на скалы,
  • Дымится над морем костер,
  • И клонит Володя усталый
  • Головку на плечи сестер.
  • А сестры уж ссорятся в злобе:
  • «Он – мой!» – «Нет – он мой!» – «Почему ж?»
  • Володя решает: «Вы обе!
  • Вы – жены, я – турок, ваш муж».
  • Забыто, что в платьицах дыры,
  • Что новый костюмчик измят.
  • Как скалы заманчиво-сыры!
  • Как радостно пиньи шумят!
  • Обрывки каких-то мелодий
  • И шепот сквозь сон: «Нет, он мой!»
  • – «Домой! Ася, Муся, Володя!»
  • – Нет, лучше в костер, чем домой!
  • За скалы цепляются юбки,
  • От камешков рвется карман.
  • Мы курим – как взрослые – трубки,
  • Мы – воры, а он атаман.
  • Ну, как его вспомнишь без боли,
  • Товарища стольких побед?
  • Теперь мы большие и боле
  • Не мальчики в юбках, – о нет!
  • Но память о нем мы уносим
  • На целую жизнь. Почему?
  • – Мне десять лет было, ей восемь,
  • Одиннадцать ровно ему.

Дама в голубом

  • Где-то за лесом раскат грозовой,
  • Воздух удушлив и сух.
  • В пышную траву ушел с головой
  • Маленький Эрик-пастух.
  • Тёмные ели, клонясь от жары,
  • Мальчику дали приют.
  • Душно… Жужжание пчел, мошкары,
  • Где-то барашки блеют.
  • Эрик задумчив: – «Надейся и верь,
  • В церкви аббат поучал.
  • Верю… О Боже… О, если б теперь
  • Колокол вдруг зазвучал!»
  • Молвил – и видит: из сумрачных чащ
  • Дама идет через луг:
  • Лёгкая поступь, синеющий плащ,
  • Блеск ослепительный рук;
  • Резвый поток золотистых кудрей
  • Зыблется, ветром гоним.
  • Ближе, все ближе, ступает быстрей,
  • Вот уж склонилась над ним.
  • – «Верящий чуду не верит вотще,
  • Чуда и радости жди!»
  • Добрая дама в лазурном плаще
  • Крошку прижала к груди.
  • Белые розы, орган, торжество,
  • Радуга звёздных колонн…
  • Эрик очнулся. Вокруг – никого,
  • Только барашки и он.
  • В небе незримые колокола
  • Пели-звенели: бим-бом…
  • Понял малютка тогда, кто была
  • Дама в плаще голубом.

В Ouchy

  • Держала мама наши руки,
  • К нам заглянув на дно души.
  • О, этот час, канун разлуки,
  • О предзакатный час в Ouchy!
  • – «Всё в знаньи, скажут вам науки…
  • Не знаю… Сказки – хороши!»
  • О, эти медленные звуки,
  • О, эта музыка в Ouchy!
  • Мы рядом. Вместе наши руки.
  • Нам грустно. Время, не спеши!..
  • О, этот час, преддверье муки,
  • О вечер розовый в Ouchy!

Акварель

  • Амбразуры окон потемнели,
  • Не вздыхает ветерок долинный,
  • Ясен вечер; сквозь вершину ели
  • Кинул месяц первый луч свой длинный.
  • Ангел взоры опустил святые,
  • Люди рады тени промелькнувшей,
  • И спокойны глазки золотые
  • Нежной девочки, к окну прильнувшей.

Сказочный Шварцвальд

  • Ты, кто муку видишь в каждом миге,
  • Приходи сюда, усталый брат!
  • Всё, что снилось, сбудется, как в книге —
  • Тёмный Шварцвальд сказками богат!
  • Все людские помыслы так мелки
  • В этом царстве доброй полумглы.
  • Здесь лишь лани бродят, скачут белки…
  • Пенье птиц… Жужжание пчелы…
  • Погляди, как скалы эти хмуры,
  • Сколько ярких лютиков в траве!
  • Белые меж них гуляют куры
  • С золотым хохлом на голове.
  • На поляне хижина-игрушка
  • Мирно спит под шепчущий ручей.
  • Постучишься – ветхая старушка
  • Выйдет, щурясь от дневных лучей.
  • Нос как клюв, одежда земляная,
  • Золотую держит нить рука, —
  • Это Waldfrau, бабушка лесная,
  • С колдовством знакомая слегка.
  • Если добр и ласков ты, как дети,
  • Если мил тебе и луч, и куст,
  • Всё, что встарь случалося на свете,
  • Ты узнаешь из столетних уст.
  • Будешь радость видеть в каждом миге,
  • Всё поймёшь: и звёзды, и закат!
  • Что приснится, сбудется, как в книге, —
  • Тёмный Шварцвальд сказками богат!

Как мы читали «Lichtenstein»

  • Тишь и зной, везде синеют сливы,
  • Усыпительно жужжанье мух,
  • Мы в траве уселись, молчаливы,
  • Мама Lichtenstein читает вслух.
  • В пятнах губы, фартучек и платье,
  • Сливу руки нехотя берут.
  • Ярким золотом горит распятье
  • Там, внизу, где склон дороги крут.
  • Ульрих – мой герой, а Ге́орг – Асин,
  • Каждый доблестью пленить сумел:
  • Герцог Ульрих так светло-несчастен,
  • Рыцарь Георг так влюблённо-смел!
  • Словно песня – милый голос мамы,
  • Волшебство творят её уста.
  • Ввысь уходят ели, стройно-прямы,
  • Там, на солнце, нежен лик Христа…
  • Мы лежим, от счастья молчаливы,
  • Замирает сладко детский дух.
  • Мы в траве, вокруг синеют сливы,
  • Мама Lichtenstein читает вслух.

Наши царства

  • Владенья наши царственно-богаты,
  • Их красоты не рассказать стиху:
  • В них ручейки, деревья, поле, скаты
  • И вишни прошлогодние во мху.
  • Мы обе – феи, добрые соседки,
  • Владенья наши делит темный лес.
  • Лежим в траве и смотрим, как сквозь ветки
  • Белеет облачко в выси небес.
  • Мы обе – феи, но большие (странно!)
  • Двух диких девочек лишь видят в нас.
  • Что ясно нам – для них совсем туманно:
  • Как и на всe – на фею нужен глаз!
  • Нам хорошо. Пока еще в постели
  • Все старшие, и воздух летний свеж,
  • Бежим к себе. Деревья нам качели.
  • Беги, танцуй, сражайся, палки режь!..
  • Но день прошел, и снова феи – дети,
  • Которых ждут и шаг которых тих…
  • Ах, этот мир и счастье быть на свете
  • Ещe невзрослый передаст ли стих?

Отъезд

  • Повсюду листья желтые, вода
  • Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень!
  • Мы уезжаем. Боже, как всегда
  • Отъезд сердцам желанен и несносен!
  • Чуть вдалеке раздастся стук колес, —
  • Четыре вздрогнут детские фигуры.
  • Глаза Марилэ не глядят от слез,
  • Вздыхает Карл, как заговорщик, хмурый.
  • Мы к маме жмемся: «Ну зачем отъезд?
  • Здесь хорошо!» – «Ах, дети, вздохи лишни».
  • Прощайте, луг и придорожный крест,
  • Дорога в Хорбен… Вы, прощайте, вишни,
  • Что рвали мы в саду, и сеновал,
  • Где мы, от всех укрывшись, их съедали…
  • (Какой-то крик… Кто звал? Никто не звал!)
  • И вы, Шварцвальда золотые дали!
  • Марилэ пишет мне стишок в альбом,
  • Глаза в слезах, а буквы кривы-кривы!
  • Хлопочет мама; в платье голубом
  • Мелькает Ася с Карлом там, у ивы.
  • О, на крыльце последний шепот наш!
  • О, этот плач о промелькнувшем лете!
  • Какой-то шум. Приехал экипаж.
  • – «Скорей, скорей! Мы опоздаем, дети!»
  • – «Марилэ, друг, пиши мне!» Ах, не то!
  • Не это я сказать хочу! Но что же?
  • – «Надень берет!» – «Не раскрывай пальто!»
  • – «Садитесь, ну?» и папин голос строже.
  • Букет сует нам Асин кавалер,
  • Сует Марилэ плитку шоколада…
  • Последний миг… – «Nun, kann es losgehn, Herr?»
  • Погибло все. Нет, больше жить не надо!
  • Мы ехали. Осенний вечер блек.
  • Мы, как во сне, о чем-то говорили…
  • Прощай, наш Карл, шварцвальдский паренек!
  • Прощай, мой друг, шварцвальдская Марилэ!

Книги в красном переплете

  • Из рая детского житья
  • Вы мне привет прощальный шлете,
  • Неизменившие друзья
  • В потертом, красном переплете.
  • Чуть легкий выучен урок,
  • Бегу тот час же к вам, бывало,
  • – Уж поздно! – Мама, десять строк!.. —
  • Но, к счастью, мама забывала.
  • Дрожат на люстрах огоньки…
  • Как хорошо за книгой дома!
  • Под Грига, Шумана и Кюи
  • Я узнавала судьбы Тома.
  • Темнеет, в воздухе свежо…
  • Том в счастье с Бэкки полон веры.
  • Вот с факелом Индеец Джо
  • Блуждает в сумраке пещеры…
  • Кладбище… Вещий крик совы…
  • (Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
  • Приемыш чопорной вдовы,
  • Как Диоген, живущий в бочке.
  • Светлее солнца тронный зал,
  • Над стройным мальчиком – корона…
  • Вдруг – нищий! Боже! Он сказал:
  • «Позвольте, я наследник трона!»
  • Ушел во тьму, кто в ней возник.
  • Британии печальны судьбы…
  • – О, почему средь красных книг
  • Опять за лампой не уснуть бы?
  • О золотые времена,
  • Где взор смелей и сердце чище!
  • О золотые имена:
  • Гекк Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
1908

Маме

  • В старом вальсе штраусовском впервые
  • Мы услышали твой тихий зов,
  • С той поры нам чужды все живые
  • И отраден беглый бой часов.
  • Мы, как ты, приветствуем закаты,
  • Упиваясь близостью конца.
  • Все, чем в лучший вечер мы богаты,
  • Нам тобою вложено в сердца.
  • К детским снам клонясь неутомимо,
  • (Без тебя лишь месяц в них глядел!)
  • Ты вела своих малюток мимо
  • Горькой жизни помыслов и дел.
  • С ранних лет нам близок, кто печален,
  • Скучен смех и чужд домашний кров…
  • Наш корабль не в добрый миг отчален
  • И плывет по воле всех ветров!
  • Все бледней лазурный остров – детство,
  • Мы одни на палубе стоим.
  • Видно грусть оставила в наследство
  • Ты, о мама, девочкам своим!
1907

Сара в Версальском монастыре

  • Голубей над крышей вьется пара,
  • Засыпает монастырский сад.
  • Замечталась маленькая Сара
  • На закат.
  • Льнет к окну, лучи рукою ловит,
  • Как былинка нежная слаба,
  • И не знает крошка, что готовит
  • Ей судьба.
  • Вся застыла в грезе молчаливой,
  • От раздумья щечки розовей,
  • Вьются кудри золотистой гривой
  • До бровей.
  • На губах улыбка бродит редко,
  • Чуть звенит цепочкою браслет, —
  • Все дитя как будто статуэтка
  • Давних лет.
  • Этих глаз синее не бывает!
  • Резкий звук развеял пенье чар:
  • То звонок воспитанниц сзывает
  • В дортуар.
  • Подымает девочку с окошка,
  • Как перо, монахиня-сестра.
  • Добрый голос шепчет: «Сара-крошка,
  • Спать пора!»
  • Село солнце в медленном пожаре,
  • Серп луны прокрался из-за туч,
  • И всю ночь легенды шепчет Саре
  • Лунный луч.

Маленький паж

  • Этот крошка с душой безутешной
  • Был рожден, чтобы рыцарем пасть
  • За улыбку возлюбленной дамы.
  • Но она находила потешной,
  • Как наивные драмы,
  • Эту детскую страсть.
  • Он мечтал о погибели славной,
  • О могуществе гордых царей
  • Той страны, где восходит светило.
  • Но она находила забавной
  • Эту мысль и твердила:
  • – «Вырастай поскорей!»
  • Он бродил одинокий и хмурый
  • Меж поникших, серебряных трав,
  • Все мечтал о турнирах, о шлеме…
  • Был смешон мальчуган белокурый
  • Избалованный всеми
  • За насмешливый нрав.
  • Через мостик склонясь над водою,
  • Он шепнул (то последний был бред!)
  • – «Вот она мне кивает оттуда!»
  • Тихо плыл, озаренный звездою,
  • По поверхности пруда
  • Темно-синий берет.
  • Этот мальчик пришел, как из грезы,
  • В мир холодный и горестный наш.
  • Часто ночью красавица внемлет,
  • Как трепещут листвою березы
  • Над могилой, где дремлет
  • Ее маленький паж.

Die stille Strasse[5]

  • Die stille Strasse: юная листва
  • Светло шумит, склоняясь над забором,
  • Дома – во сне… Блестящим детским взором
  • Глядим наверх, где меркнет синева.
  • С тупым лицом немецкие слова
  • Мы вслед за Frдulein повторяем хором,
  • И воздух тих, загрезивший, в котором
  • Вечерний колокол поет едва.
  • Звучат шаги отчетливо и мерно,
  • Die stille Strasse распрощалась с днем
  • И мирно спит под шум деревьев. Верно.
  • Мы на пути не раз еще вздохнем
  • О ней, затерянной в Москве бескрайной,
  • И чье названье нам осталось тайной.

Мама в саду

Гале Дьяконовой

  • Мама стала на колени
  • Перед ним в траве.
  • Солнце пляшет на прическе,
  • На голубенькой матроске,
  • На кудрявой голове.
  • Только там, за домом, тени…
  • Маме хочется гвоздику
  • Крошке приколоть, —
  • Оттого она присела.
  • Руки белы, платье бело…
  • Льнут к ней травы вплоть.
  • – Пальцы только мнут гвоздику. —
  • Мальчик светлую головку
  • Опустил на грудь.
  • – «Не вертись, дружок, стой прямо!»
  • Что-то очень медлит мама!
  • Как бы улизнуть
  • Ищет маленький уловку.
  • Мама плачет. На колени
  • Ей упал цветок.
  • Солнце нежит взгляд и листья,
  • Золотит незримой кистью
  • Каждый лепесток.
  • – Только там, за домом, тени…

Мама на лугу

  • Вы бродили с мамой на лугу
  • И тебе она шепнула: «Милый!
  • Кончен день, и жить во мне нет силы.
  • Мальчик, знай, что даже из могилы
  • Я тебя, как прежде, берегу!»
  • Ты тихонько опустил глаза,
  • Колокольчики в руке сжимая.
  • Всё цвело и пело в вечер мая…
  • Ты не поднял глазок, понимая,
  • Что смутит ее твоя слеза.
  • Чуть вдали завиделись балкон,
  • Старый сад и окна белой дачи,
  • Зашептала мама в горьком плаче:
  • «Мой дружок! Ведь мне нельзя иначе,
  • До конца лишь сердце нам закон!»
  • Не грусти! Ей смерть была легка:
  • Смерть для женщин лучшая находка!
  • Здесь дремать мешала ей решетка,
  • А теперь она уснула кротко
  • Там, в саду, где Бог и облака.

Ricordo di Tivoli[6]

  • Мальчик к губам приложил осторожно свирель,
  • Девочка, плача, головку на грудь уронила…
  • – Грустно и мило! —
  • Скорбно склоняется к детям столетняя ель.
  • Темная ель в этой жизни видала так много
  • Слишком красивых, с большими глазами, детей.
  • Нет путей
  • Им в нашей жизни. Их счастье, их радость – у Бога.
  • Море синет вдали, как огромный сапфир,
  • Детские крики доносятся с дальней лужайки,
  • В воздухе – чайки…
  • Мальчик играет, а девочке в друге весь мир…
  • Ясно читая в грядущем, их ель осенила,
  • Мощная, мудрая, много видавшая ель!
  • Плачет свирель…
  • Девочка, плача, головку на грудь уронила.
Берлин, лето 1910

У кроватки

Вале Генерозовой

  • – «Там, где шиповник рос аленький,
  • Гномы нашли колпачки»…
  • Мама у маленькой Валеньки
  • Тихо сняла башмачки.
  • – «Солнце глядело сквозь веточки,
  • К розе летела пчела»…
  • Мама у маленькой деточки
  • Тихо чулочки сняла.
  • – «Змей не прождал ни минуточки,
  • Свистнул, – и в горы скорей!»
  • Мама у сонной малюточки
  • Шёлк расчесала кудрей.
  • – «Кошку завидевши, курочки
  • Стали с индюшками в круг»…
  • Мама у сонной дочурочки
  • Вынула куклу из рук.
  • – «Вечером к девочке маленькой
  • Раз прилетел ангелок»…
  • Мама над дремлющей Валенькой
  • Кукле вязала чулок.

Три поцелуя

  • – «Какие маленькие зубки!
  • И заводная! В парике!»
  • Она смеясь прижала губки
  • К ее руке.
  • – «Как хорошо уйти от гула!
  • Ты слышишь скрипку вдалеке?»
  • Она задумчиво прильнула
  • К его руке.
  • – «Отдать всю душу, но кому бы?
  • Мы счастье строим – на песке!»
  • Она в слезах прижала губы
  • К своей руке.

Новолунье

  • Новый месяц встал над лугом,
  • Над росистою межой.
  • Милый, дальний и чужой,
  • Приходи, ты будешь другом.
  • Днем – скрываю, днем – молчу.
  • Месяц в небе, – нету мочи!
  • В эти месячные ночи
  • Рвусь к любимому плечу.
  • Не спрошу себя: «Кто ж он?»
  • Все расскажут – твои губы!
  • Только днем объятья грубы,
  • Только днем порыв смешон.
  • Днем, томима гордым бесом,
  • Лгу с улыбкой на устах.
  • Ночью ж… Милый, дальний… Ах!
  • Лунный серп уже над лесом!
Таруса, октябрь 1909

Эпитафия

  • Тому, кто здесь лежит под травкой вешней,
  • Прости, Господь, злой помысел и грех!
  • Он был больной, измученный, нездешний,
  • Он ангелов любил и детский смех.
  • Не смял звезды сирени белоснежной,
  • Хоть и желал Владыку побороть…
  • Во всех грехах он был – ребенок нежный,
  • И потому – прости ему, Господь!

Бывшему Чародею

  • Вам сердце рвет тоска, сомненье в лучшем сея.
  • – «Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!»
  • Нет, ненавистна мне надменность фарисея,
  • Я грешников люблю, и мне вас только жаль.
  • Стенами темных слов, растущими во мраке,
  • Нас, нет, – не разлучить! К замкам найдем ключи
  • И смело подадим таинственные знаки
  • Друг другу мы, когда задремлет всё в ночи.
  • Свободный и один, вдали от тесных рамок,
  • Вы вновь вернетесь к нам с богатою ладьей,
  • И из воздушных строк возникнет стройный замок,
  • И ахнет тот, кто смел поэту быть судьей!
  • – «Погрешности прощать прекрасно, да, но эту —
  • Нельзя: культура, честь, порядочность… О нет».
  • – Пусть это скажут все. Я не судья поэту,
  • И можно все простить за плачущий сонет!

Чародею

  • Рот как кровь, а глаза зелены,
  • И улыбка измученно-злая…
  • О, не скроешь, теперь поняла я:
  • Ты возлюбленный бледной Луны.
  • Над тобою и днем не слабели
  • В дальнем детстве сказанья ночей,
  • Оттого ты с рожденья – ничей,
  • Оттого ты любил – с колыбели.
  • О, как многих любил ты, поэт:
  • Темнооких, светло-белокурых,
  • И надменных, и нежных, и хмурых,
  • В них вселяя свой собственный бред.
  • Но забвение, ах, на груди ли?
  • Есть ли чары в земных голосах?
  • Исчезая, как дым в небесах,
  • Уходили они, уходили.
  • Вечный гость на чужом берегу,
  • Ты замучен серебряным рогом…
  • О, я знаю о многом, о многом,
  • Но откуда-сказать не могу.
  • Оттого тебе искры бокала
  • И дурман наслаждений бледны:
  • Ты возлюбленный Девы-Луны,
  • Ты из тех, что Луна приласкала.

В чужой лагерь

«Да, для вас наша жизнь

действительно в тумане».

Разговор 20-гo декабря 1909 г.
  • Ах, вы не братья, нет, не братья!
  • Пришли из тьмы, ушли в туман…
  • Для нас безумные объятья
  • Еще неведомый дурман.
  • Пока вы рядом – смех и шутки,
  • Но чуть умолкнули шаги,
  • Уж ваши речи странно-жутки,
  • И чует сердце: вы враги.
  • Сильны во всем, надменны даже,
  • Меняясь вечно, те, не те —
  • При ярком свете мы на страже,
  • Но мы бессильны – в темноте!
  • Нас вальс и вечер – всё тревожит,
  • В нас вечно рвется счастья нить…
  • Неотвратимого не может,
  • Ничто не сможет отклонить!
  • Тоска по книге, вешний запах.
  • Оркестра пение вдали —
  • И мы со вздохом в темных лапах,
  • Сожжем, тоскуя, корабли.
  • Но знайте: в миг, когда без силы
  • И нас застанет страсти ад,
  • Мы потому прошепчем: «Милый!»
  • Что будет розовым закат.

На прощанье

  • Mein Herz trдgt schwere Ketten,
  • Die Du mir angelegt.
  • Ich mцcht' mein Leben wetten,
  • DaЯ Keine schwerer trдgt[7].
Франкфуртская песенка
  • Мы оба любили, как дети,
  • Дразня, испытуя, играя,
  • Но кто-то недобрые сети
  • Расставил, улыбку тая —
  • И вот мы у пристани оба,
  • Не ведав желанного рая,
  • Но знай, что без слов и до гроба
  • Я сердцем пребуду – твоя.
  • Ты всё мне поведал – так рано!
  • Я всё разгадала – так поздно!
  • В сердцах наших вечная рана,
  • В глазах молчаливый вопрос,
  • Земная пустыня бескрайна,
  • Высокое небо беззвездно,
  • Подслушана нежная тайна,
  • И властен навеки мороз.
  • Я буду беседовать с тенью!
  • Мой милый, забыть нету мочи!
  • Твой образ недвижен под сенью
  • Моих опустившихся век…
  • Темнеет… Захлопнули ставни,
  • На всём приближение ночи…
  • Люблю тебя, призрачно-давний,
  • Тебя одного – и навек!
4–9 января 1910

Следующей

  • Святая ль ты, иль нет тебя грешнее,
  • Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, —
  • О, лишь люби, люби его нежнее!
  • Как мальчика, баюкай на груди,
  • Не забывай, что ласки сон нужнее,
  • И вдруг от сна объятьем не буди.
  • Будь вечно с ним: пусть верности научат
  • Тебя печаль его и нежный взор.
  • Будь вечно с ним: его сомненья мучат,
  • Коснись его движением сестер.
  • Но, если сны безгрешностью наскучат,
  • Сумей зажечь чудовищный костер!
  • Ни с кем кивком не обменяйся смело,
  • В себе тоску о прошлом усыпи.
  • Будь той ему, кем быть я не посмела:
  • Его мечты боязнью не сгуби!
  • Будь той ему, кем быть я не сумела:
  • Люби без мер и до конца люби!

Perpetuum Mobile[8]

  • Как звезды меркнут понемногу
  • В сияньи солнца золотом,
  • К нам другу друг давал дорогу,
  • Осенним делаясь листом,
  • – И каждый нес свою тревогу
  • В наш без того тревожный дом.
  • Мы всех приветствием встречали,
  • Шли без забот на каждый пир,
  • Одной улыбкой отвечали
  • На бубна звон и рокот лир,
  • – И каждый нес свои печали
  • В наш без того печальный мир.
  • Поэты, рыцари, аскеты,
  • Мудрец-филолог с грудой книг…
  • Вдруг за лампадой – блеск ракеты!
  • За проповедником – шутник!
  • – И каждый нес свои букеты
  • В наш без того большой цветник.

Следующему

Quasi unа fantasia.

  • Нежные ласки тебе уготованы
  • Добрых сестричек.
  • Ждем тебя, ждем тебя, принц заколдованный
  • Песнями птичек.
  • Взрос ты, вспоенная солнышком веточка,
  • Рая явленье,
  • Нежный как девушка, тихий как деточка,
  • Весь – удивленье.
  • Скажут не раз: «Эти сестры изменчивы
  • В каждом ответе!»
  • – С дерзким надменны мы, с робким застенчивы,
  • С мальчиком – дети.
  • Любим, как ты, мы берёзки, проталинки,
  • Таянье тучек.
  • Любим и сказки, о, глупенький, маленький
  • Бабушкин внучек!
  • Жалобен ветер, весну вспоминающий…
  • В небе алмазы…
  • Ждем тебя, ждём тебя, жизни не знающий,
  • Голубоглазый!

Луч серебристый

  • Эхо стонало, шумела река,
  • Ливень стучал тяжело,
  • Луч серебристый пронзил облака.
  • Им любовались мы долго, пока
  • Солнышко, солнце взошло!

Втроем

– «Мы никого так»…

– «Мы никогда так»…

– «Ну, что же? Кончайте»…

27-го декабря 1909 г.
  • Горькой расплаты, забвенья ль вино, —
  • Чашу мы выпьем до дна!
  • Эта ли? та ли? Не все ли равно!
  • Нить навсегда создана.
  • Сладко усталой прильнуть голове
  • Справа и слева – к плечу.
  • Знаю одно лишь: сегодня их две!
  • Большего знать не хочу.
  • Обе изменчивы, обе нежны,
  • Тот же задор в голосах,
  • Той же тоскою огни зажжены
  • В слишком похожих глазах…
  • Тише, сестрички! Мы будем молчать,
  • Души без слова сольем.
  • Как неизведано утро встречать
  • В детской, прижавшись, втроем…
  • Розовый отсвет на зимнем окне,
  • Утренний тает туман,
  • Девочки крепко прижались ко мне…
  • О, какой сладкий обман!

Ошибка

  • Когда снежинку, что легко летает,
  • Как звездочка упавшая скользя,
  • Берешь рукой – она слезинкой тает,
  • И возвратить воздушность ей нельзя.
  • Когда пленясь прозрачностью медузы,
  • Ее коснемся мы капризом рук,
  • Она, как пленник, заключенный в узы,
  • Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.
  • Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
  • Видать не грезу, а земную быль —
  • Где их наряд? От них на наших пальцах
  • Одна зарей раскрашенная пыль!
  • Оставь полет снежинкам с мотыльками
  • И не губи медузу на песках!
  • Нельзя мечту свою хватать руками,
  • Нельзя мечту свою держать в руках!
  • Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
  • Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»
  • Твоя любовь была такой ошибкой, —
  • Но без любви мы гибнем. Чародей!

Мука́ и му́ка

  • – «Всё перемелется, будет мукой!»
  • Люди утешены этой наукой.
  • Станет мукою, что было тоской?
  • Нет, лучше му́кой!
  • Люди, поверьте: мы живы тоской!
  • Только в тоске мы победны над скукой.
  • Всё перемелется? Будет мукой?
  • Нет, лучше му́кой!

Каток растаял

…«но ведь есть каток»…

Письмо 17 января 1910 г.
  • Каток растаял… Не услада
  • За зимней тишью стук колес.
  • Душе весеннего не надо
  • И жалко зимнего до слез.
  • Зимою грусть была едина…
  • Вдруг новый образ встанет… Чей?
  • Душа людская – та же льдина
  • И так же тает от лучей.
  • Пусть в желтых лютиках пригорок!
  • Пусть смёл снежинку лепесток!
  • – Душе капризной странно дорог
  • Как сон растаявший каток…

Встреча

…«есть встречи случайные»…

Из дорогого письма.
  • Гаснул вечер, как мы умиленный
  • Этим первым весенним теплом.
  • Был тревожен Арбат оживленный;
  • Добрый ветер с участливой лаской
  • Нас касался усталым крылом.
  • В наших душах, воспитанных сказкой,
  • Тихо плакала грусть о былом.
  • Он прошел – так нежданно! так спешно! —
  • Тот, кто прежде помог бы всему.
  • А вдали чередой безутешно
  • Фонарей лучезарные точки
  • Загорались сквозь легкую тьму…
  • Все кругом покупали цветочки;
  • Мы купили букетик… К чему?
  • В небесах фиолетово-алых
  • Тихо вянул неведомый сад.
  • Как спастись от тревог запоздалых?
  • Все вернулось. На миг ли? На много ль?
  • Мы глядели без слов на закат,
  • И кивал нам задумчивый Гоголь
  • С пьедестала, как горестный брат.

Два в квадрате

  • Не знали долго ваши взоры,
  • Кто из сестер для них «она»?
  • Здесь умолкают все укоры, —
  • Ведь две мы. Ваша ль то вина?
  • – «Прошел он!» – «Кто из них? Который?»
  • К обоим каждая нежна.
  • Здесь умолкают все укоры. —
  • Вас двое. Наша ль то вина?

Связь через сны

  • Всё лишь на миг, что людьми создается,
  • Блекнет восторг новизны,
  • Но неизменной, как грусть, остается
  • Связь через сны.
  • Успокоенье… Забыть бы… Уснуть бы…
  • Сладость опущенных век…
  • Сны открывают грядущего судьбы,
  • Вяжут навек.
  • Всё мне, что бы ни думал украдкой,
  • Ясно, как чистый кристалл.
  • Нас неразрывной и вечной загадкой
  • Сон сочетал.
  • Я не молю: «О, Господь, уничтожи
  • Муку грядущего дня!»
  • Нет, я молю: «О пошли ему, Боже,
  • Сон про меня!»
  • Пусть я при встрече с тобою бледнею, —
  • Как эти встречи грустны!
  • Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
  • Связь через сны.

«Не гони мою память! Лазурны края…»

  • Не гони мою память! Лазурны края,
  • Где встречалось мечтание наше.
  • Будь правдивым: не скоро с такою, как я,
  • Вновь прильнешь ты к серебряной чаше.
  • Все не нашею волей разрушено. Пусть! —
  • Сладок вздох об утраченном рае!
  • Весь ты – майский! Тебе моя майская грусть.
  • Все твое, что пригрезится в мае.
  • Здесь не надо свиданья. Мы встретимся там,
  • Где на правду я правдой отвечу;
  • Каждый вечер по лёгким и зыбким мостам
  • Мы выходим друг другу навстречу.
  • Чуть завижу знакомый вдали силуэт, —
  • Бьется сердце то чаще, то реже…
  • Ты как прежде: не гневный, не мстительный, нет!
  • И глаза твои, грустные, те же.
  • Это грезы. Обоим нам ночь дорога,
  • Все преграды рушащая смело.
  • Но, проснувшись, мой друг, не гони, как врага,
  • Образ той, что солгать не сумела.
  • И когда он возникнет в вечерней тени
  • Под призывы былого напева,
  • Ты минувшему счастью с улыбкой кивни
  • И ушедшую вспомни без гнева.

Привет из вагона

  • Сильнее гул, как будто выше – зданья,
  • В последний раз колеблется вагон,
  • В последний раз… Мы едем… До свиданья,
  • Мой зимний сон!
  • Мой зимний сон, мой сон до слез хороший,
  • Я от тебя судьбой унесена.
  • Так суждено! Не надо мне ни ноши
  • В пути, ни сна.
  • Под шум вагона сладко верить чуду
  • И к дальним дням, ещё туманным, плыть.
  • Мир так широк! Тебя в нем позабуду
  • Я может быть?
  • Вагонный мрак как будто давит плечи,
  • В окно струей вливается туман…
  • Мой дальний друг, пойми – все эти речи
  • Самообман!
  • Что новый край? Везде борьба со скукой,
  • Всё тот же смех и блестки тех же звезд,
  • И там, как здесь, мне будет сладкой мукой
  • Твой тихий жест.
9 июня 1910

Кроме любви

  • Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
  • Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
  • Было все в нашем сне на любовь не похоже:
  • Ни причин, ни улик.
  • Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
  • Только мы – ты и я – принесли ему жалобный стих.
  • Обожания нить нас сильнее связала,
  • Чем влюбленность – других.
  • Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
  • Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши
  • Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
  • В пробужденьи души.
  • В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме…
  • (В нашем доме, весною…) Забывшей меня не зови!
  • Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
  • Самой грустной – любви.

Плохое оправданье

  • Как влюбленность старо, как любовь забываемо-ново:
  • Утро в карточный домик, смеясь, превращает наш храм.
  • О мучительный стыд за вечернее лишнее слово!
  • О тоска по утрам!
  • Утонула в заре голубая, как месяц, трирема,
  • О прощании с нею пусть лучше не пишет перо!
  • Утро в жалкий пустырь превращает наш сад из Эдема…
  • Как влюбленность – старо!
  • Только ночью душе посылаются знаки оттуда,
  • Оттого все ночное, как книгу, от всех береги!
  • Никому не шепни, просыпаясь, про нежное чудо:
  • Свет и чудо – враги!
  • Твой восторженный бред, светом розовых люстр
  • золоченный,
  • Будет утром смешон. Пусть его не услышит рассвет!
  • Будет утром – мудрец. Будет утром- холодный ученый
  • Тот, кто ночью – поэт.
  • Как могла я, лишь ночью живя и дыша, как могла я
  • Лучший вечер отдать на терзанье январскому дню?
  • Только утро виню я, прошедшему вздох посылая,
  • Только утро виню!

Предсказанье

  • – «У вас в душе приливы и отливы!»
  • Ты сам сказал, ты это понял сам!
  • О, как же ты, не верящий часам,
  • Мог осудить меня за миг счастливый?
  • Что принесет грядущая минута?
  • Чей давний образ вынырнет из сна?
  • Веселый день, а завтра ночь грустна…
  • Как осуждать за что-то, почему-то?
  • О, как ты мог! О, мудрый, как могли вы
  • Сказать «враги» двум белым парусам?
  • Ведь знали вы… Ты это понял сам:
  • В моей душе приливы и отливы!

Оба луча

  • Солнечный? Лунный? О мудрые Парки,
  • Что мне ответить? Ни воли, ни сил!
  • Луч серебристый молился, а яркий
  • Нежно любил.
  • Солнечный? Лунный? Напрасная битва!
  • Каждую искорку, сердце, лови!
  • В каждой молитве – любовь, и молитва —
  • В каждой любви!
  • Знаю одно лишь: погашенных в плаче
  • Жалкая мне не заменит свеча.
  • Буду любить, не умея иначе —
  • Оба луча!
Weisser Hirsch, лето 1910

Детская

  • Наша встреча была – в полумраке беседа
  • Полувзрослого с полудетьми.
  • Хлопья снега за окнами, песни метели…
  • Мы из детской уйти не хотели,
  • Вместо сказки не жаждали бреда…
  • Если можешь – пойми!
  • Мы любили тебя – как могли, как умели;
  • Целый сад в наших душах бы мог расцвести,
  • Мы бы рай увидали воочью!..
  • Но, испуганы зимнею ночью,
  • Мы из детской уйти не посмели…
  • Если можешь – прости!

Разные дети

  • Есть тихие дети. Дремать на плече
  • У ласковой мамы им сладко и днем.
  • Их слабые ручки не рвутся к свече, —
  • Они не играют с огнем.
  • Есть дети – как искры: им пламя сродни.
  • Напрасно их учат: «Ведь жжется, не тронь!»
  • Они своенравны (ведь искры они!)
  • И смело хватают огонь.
  • Есть странные дети: в них дерзость и страх.
  • Крестом потихоньку себя осеня,
  • Подходят, не смеют, бледнеют в слезах
  • И плача бегут от огня.
  • Мой милый! Был слишком небрежен твой суд:
  • «Огня побоялась – так гибни во мгле!»
  • Твои обвиненья мне сердце грызут
  • И душу пригнули к земле.
  • Есть странные дети: от страхов своих
  • Они погибают в туманные дни.
  • Им нету спасенья. Подумай о них
  • И слишком меня не вини!
  • Ты душу надолго пригнул мне к земле…
  • – Мой милый, был так беспощаден твой суд! —
  • Но все же я сердцем твоя – и во мгле
  • «За несколько светлых минут!»

Зимой

  • Снова поют за стенами
  • Жалобы колоколов…
  • Несколько улиц меж нами,
  • Несколько слов!
  • Город во мгле засыпает,
  • Серп серебристый возник,
  • Звездами снег осыпает
  • Твой воротник.
  • Ранят ли прошлого зовы?
  • Долго ли раны болят?
  • Дразнит заманчиво-новый,
  • Блещущий взгляд.
  • Сердцу он (карий иль синий?)
  • Мудрых важнее страниц!
  • Белыми делает иней
  • Стрелы ресниц…
  • Смолкли без сил за стенами
  • Жалобы колоколов.
  • Несколько улиц меж нами,
  • Несколько слов!
  • Месяц склоняется чистый
  • В души поэтов и книг,
  • Сыплется снег на пушистый
  • Твой воротник.

Наша зала

  • Мне тихонько шепнула вечерняя зала
  • Укоряющим тоном, как няня любовно:
  • – «Почему ты по дому скитаешься, словно
  • Только утром приехав с вокзала?
  • Беспорядочной грудой разбросаны вещи,
  • Погляди, как растрепаны пыльные ноты!
  • Хоть как прежде с покорностью смотришь в окно ты,
  • Но шаги твои мерные резче.
  • В этом дремлющем доме ты словно чужая,
  • Словно грустная гостья, без силы к утехам.
  • Никого не встречаешь взволнованным смехом,
  • Ни о ком не грустишь, провожая.
  • Много женщин видала на долгом веку я,
  • – В этом доме их муки, увы, не случайны! —
  • Мне в октябрьский вечер тяжелые тайны
  • Не одна поверяла, тоскуя.
  • О, не бойся меня, не противься упрямо:
  • Как столетняя зала внимает не каждый!
  • Все скажи мне, как всё рассказала однажды
  • Мне твоя одинокая мама.
  • Я слежу за тобою внимательным взглядом,
  • Облегчи свою душу рассказом нескорым!
  • Почему не с тобой он, тот милый, с которым
  • Ты когда-то здесь грезила рядом?»
  • – «K смелым душам, творящим лишь страсти веленье,
  • Он умчался, в моей не дождавшись прилива.
  • Я в решительный вечер была боязлива,
  • Эти муки – мое искупленье.
  • Этим поздним укором я душу связала,
  • Как предателя бросив ее на солому,
  • И теперь я бездушно скитаюсь по дому,
  • Словно утром приехав с вокзала».

«По тебе тоскует наша зала…»

  • По тебе тоскует наша зала,
  • – Ты в тени ее видал едва —
  • По тебе тоскуют те слова,
  • Что в тени тебе я не сказала.
  • Каждый вечер я скитаюсь в ней,
  • Повторяя в мыслях жесты, взоры…
  • На обоях прежние узоры,
  • Сумрак льется из окна синей;
  • Те же люстры, полукруг дивана,
  • (Только жаль, что люстры не горят!)
  • Филодендронов унылый ряд,
  • По углам расставленных без плана.
  • Спичек нет, – уж кто-то их унес!
  • Серый кот крадется из передней…
  • Это час моих любимых бредней,
  • Лучших дум и самых горьких слез.
  • Кто за делом, кто стремится в гости…
  • По роялю бродит сонный луч.
  • Поиграть? Давно потерян ключ!
  • О часы, свой бой унылый бросьте!
  • По тебе тоскуют те слова,
  • Что в тени услышит только зала.
  • Я тебе так мало рассказала, —
  • Ты в тени меня видал едва!

Сердца и души

  • Души в нас – залы для редких гостей,
  • Знающих прелесть тепличных растений.
  • В них отдыхают от скорбных путей
  • Разные милые тени.
  • Тесные келейки – наши сердца.
  • В них заключенный один до могилы.
  • В келью мою заточен до конца
  • Ты без товарища, милый!

Так будет

  • Словно тихий ребенок, обласканный тьмой,
  • С бесконечным томленьем в блуждающем взоре,
  • Ты застыл у окна. В коридоре
  • Чей-то шаг торопливый – не мой!
  • Дверь открылась… Морозного ветра струя…
  • Запах свежести, счастья… Забыты тревоги…
  • Миг молчанья, и вот на пороге
  • Кто-то слабо смеется – не я!
  • Тень трамваев, как прежде, бежит по стене,
  • Шум оркестра внизу осторожней и глуше…
  • – «Пусть сольются без слов наши души!»
  • Ты взволнованно шепчешь – не мне!
  • – «Сколько книг!.. Мне казалось… Не надо огня:
  • Так уютней… Забыла сейчас все слова я»…
  • Видят беглые тени трамвая
  • На диване с тобой – не меня!

Правда

Vitam impendere vero[9].

  • Мир утомленный вздохнул от смятений,
  • Розовый вечер струит забытье…
  • Нас разлучили не люди, а тени,
  • Мальчик мой, сердце мое!
  • Высятся стены, туманом одеты,
  • Солнце без сил уронило копье…
  • В мире вечернем мне холодно. Где ты,
  • Мальчик мой, сердце мое?
  • Ты не услышишь. Надвинулись стены,
  • Все потухает, сливается все…
  • Не было, нет и не будет замены,
  • Мальчик мой, сердце мое!
Москва, 27 августа 1910

У гробика

Екатерине Павловне Пешковой

  • Мама светло разукрасила гробик.
  • Дремлет малютка в воскресном наряде.
  • Больше не рвутся на лобик
  • Русые пряди;
  • Детской головки, видавшей так мало,
  • Круглая больше не давит гребенка…
  • Только о радостном знало
  • Сердце ребенка.
  • Век пятилетний так весело прожит:
  • Много проворные ручки шалили!
  • Грези, никто не тревожит,
  • Грези меж лилий…
  • Ищут цветы к ней поближе местечко,
  • (Тесно ей кажется в новой кровати).
  • Знают цветы: золотое сердечко
  • Было у Кати!

Последнее слово

Л. А. Т.

  • О, будь печальна, будь прекрасна,
  • Храни в душе осенний сад!
  • Пусть будет светел твой закат,
  • Ты над зарей была не властна.
  • Такой как ты нельзя обидеть:
  • Суровый звук – порвется нить!
  • Не нам судить, не нам винить…
  • Нельзя за тайну ненавидеть.
  • В стране несбывшихся гаданий
  • Живешь одна, от всех вдали.
  • За счастье жалкое земли
  • Ты не отдашь своих страданий.
  • Ведь нашей жизни вся отрада
  • К бокалу прошлого прильнуть.
  • Не знаем мы, где верный путь,
  • И не судить, а плакать надо.
1906

Эпитафия

Л. А. Т.

НА ЗЕМЛЕ

  • – «Забилась в угол, глядишь упрямо…
  • Скажи, согласна? Мы ждем давно».
  • – «Ах, я не знаю. Оставьте, мама!
  • Оставьте, мама. Мне все равно!»

В ЗЕМЛЕ

  • – «Не тяжки ль вздохи усталой груди?
  • В могиле тесной всегда ль темно?»
  • – «Ах, я не знаю. Оставьте, люди!
  • Оставьте, люди! Мне все равно!»

НАД ЗЕМЛЕЙ

  • – «Добро любила ль, всем сердцем, страстно?
  • Зло – возмущало ль тебя оно?»
  • – «О Боже правый, со всем согласна!
  • Я так устала. Мне все равно!»

Даме с камелиями

  • Все твой путь блестящей залой зла,
  • Маргарита, осуждают смело.
  • В чем вина твоя? Грешило тело!
  • Душу ты – невинной сберегла.
  • Одному, другому, всем равно,
  • Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.
  • Этой горестной полуулыбкой
  • Ты оплакала себя давно.
  • Кто поймет? Рука поможет чья?
  • Всех одно пленяет без изъятья!
  • Вечно ждут раскрытые объятья,
  • Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»
  • День и ночь признаний лживых яд…
  • День и ночь, и завтра вновь, и снова!
  • Говорил красноречивей слова
  • Темный взгляд твой, мученицы взгляд.
  • Все тесней проклятое кольцо,
  • Мстит судьба богине полусветской…
  • Нежный мальчик вдруг с улыбкой детской
  • Заглянул тебе, грустя, в лицо…
  • О любовь! Спасает мир – она!
  • В ней одной спасенье и защита.
  • Всё в любви. Спи с миром, Маргарита…
  • Всё в любви… Любила – спасена!

Вокзальный силуэт

  • Не знаю вас и не хочу
  • Терять, узнав, иллюзий звездных.
  • С таким лицом и в худших безднах
  • Бывают преданны лучу.
  • У всех, отмеченных судьбой,
  • Такие замкнутые лица.
  • Вы непрочтенная страница
  • И, нет, не станете рабой!
  • С таким лицом рабой? О, нет!
  • И здесь ошибки нет случайной.
  • Я знаю: многим будут тайной
  • Ваш взгляд и тонкий силуэт,
  • Волос тяжелое кольцо
  • Из-под наброшенного шарфа
  • (Вам шла б гитара или арфа)
  • И ваше бледное лицо.
  • Я вас не знаю. Может быть
  • И вы как все любезно-средни…
  • Пусть так! Пусть это будут бредни!
  • Ведь только бредней можно жить!
  • Быть может, день недалеко,
  • Я всё пойму, что неприглядно…
  • Но ошибаться – так отрадно!
  • Но ошибиться – так легко!
  • Слегка за шарф держась рукой,
  • Там, где свистки гудят с тревогой,
  • Стояли вы загадкой строгой.
  • Я буду помнить вас – такой.
Севастополь. Пасха, 1909

«Как простор наших горестных нив…»

  • Как простор наших горестных нив,
  • Вы окутаны грустною дымкой;
  • Вы живете для всех невидимкой,
  • Слишком много в груди схоронив.
  • В вас певучий и мерный отлив,
  • Не сродни вам с людьми поединки,
  • Вы живете, с кристальностью льдинки
  • Бесконечную ласковость слив.
  • Я люблю в вас большие глаза,
  • Тонкий профиль задумчиво-четкий,
  • Ожерелье на шее, как четки,
  • Ваши речи – ни против, ни за…
  • Из страны утомленной луны
  • Вы спустились на тоненькой нитке.
  • Вы, как все самородные слитки,
  • Так невольно, так гордо скромны.
  • За отливом приходит прилив,
  • Тая, льдинки светлее, чем слезки,
  • Потухают и лунные блестки,
  • Замирает и лучший мотив…
  • Вы ж останетесь той, что теперь,
  • На огне затаенном сгорая…
  • Вы чисты, и далекого рая
  • Вам откроется светлая дверь!

Нине

  • К утешениям друга-рояля
  • Ты ушла от излюбленных книг.
  • Чей-то шепот в напевах возник,
  • Беспокоя тебя и печаля.
  • Те же синие летние дни,
  • Те же в небе и звезды и тучки…
  • Ты сомкнула усталые ручки,
  • И лицо твое, Нина, в тени.
  • Словно просьбы застенчивой ради,
  • Повторился последний аккорд.
  • Чей-то образ из сердца не стерт!..
  • Всё как прежде: портреты, тетради,
  • Грустных ландышей в вазе цветы,
  • Там мирок на диване кошачий…
  • В тихих комнатках маленькой дачи
  • Всё как прежде. Как прежде и ты.
  • Детский взор твой, что грустно тревожит,
  • Я из сердца, о нет, не сотру.
  • Я любила тебя как сестру
  • И нежнее, и глубже, быть может!
  • Как сестру, а теперь вдалеке,
  • Как царевну из грез Андерсена…
  • Здесь, в Париже, где катится Сена,
  • Я с тобою, как там, на Оке.
  • Пусть меж нами молчанья равнина
  • И запутанность сложных узлов.
  • Есть напевы, напевы без слов,
  • О любимая, дальняя Нина!

В Париже

  • Дома до звезд, а небо ниже,
  • Земля в чаду ему близка.
  • В большом и радостном Париже
  • Все та же тайная тоска.
  • Шумны вечерние бульвары,
  • Последний луч зари угас.
  • Везде, везде всё пары, пары,
  • Дрожанье губ и дерзость глаз.
  • Я здесь одна. К стволу каштана
  • Прильнуть так сладко голове!
  • И в сердце плачет стих Ростана
  • Как там, в покинутой Москве.
  • Париж в ночи мне чужд и жалок,
  • Дороже сердцу прежний бред!
  • Иду домой, там грусть фиалок
  • И чей-то ласковый портрет.
  • Там чей-то взор печально-братский.
  • Там нежный профиль на стене.
  • Rostand и мученик Рейхштадтский
  • И Сара – все придут во сне!
  • В большом и радостном Париже
  • Мне снятся травы, облака,
  • И дальше смех, и тени ближе,
  • И боль как прежде глубока.
Париж, июнь 1909

В Шенбрунне

  • Нежен первый вздох весны,
  • Ночь тепла, тиха и лунна.
  • Снова слезы, снова сны
  • В замке сумрачном Шенбрунна.
  • Чей-то белый силуэт
  • Над столом поникнул ниже.
  • Снова вздохи, снова бред:
  • «Марсельеза! Трон!.. В Париже…»
  • Буквы ринулись с страниц,
  • Строчка – полк. Запели трубы…
  • Капли падают с ресниц,
  • «Вновь с тобой я!» шепчут губы.
  • Лампы тусклый полусвет
  • Меркнет, ночь зато светлее.
  • Чей там грозный силуэт
  • Вырос в глубине аллеи?
  • …Принц австрийский? Это роль!
  • Герцог? Сон! В Шенбрунне зимы?
  • Нет, он маленький король!
  • – «Император, сын любимый!
  • Мчимся! Цепи далеки,
  • Мы свободны. Нету плена.
  • Видишь, милый, огоньки?
  • Слышишь всплески? Это Сена!»
  • Как широк отцовский плащ!
  • Конь летит, огнем объятый.
  • «Что рокочет там, меж чащ?
  • Море, что ли?» – «Сын, – солдаты!»
  • – «О, отец! Как ты горишь!
  • Погляди, а там направо, —
  • Это рай?» – «Мой сын – Париж!»
  • – «А над ним склонилась?» – «Слава».
  • В ярком блеске Тюилери,
  • Развеваются знамена.
  • – «Ты страдал! Теперь цари!
  • Здравствуй, сын Наполеона!»
  • Барабаны, звуки струн,
  • Все в цветах… Ликуют дети…
  • Всё спокойно. Спит Шенбрунн.
  • Кто-то плачет в лунном свете.

Молитва

  • Христос и Бог! Я жажду чуда
  • Теперь, сейчас, в начале дня!
  • О, дай мне умереть, покуда
  • Вся жизнь как книга для меня.
  • Ты мудрый, Ты не скажешь строго:
  • – «Терпи, еще не кончен срок».
  • Ты сам мне подал – слишком много!
  • Я жажду сразу – всех дорог!
  • Всего хочу: с душой цыгана
  • Идти под песни на разбой,
  • За всех страдать под звук органа
  • и амазонкой мчаться в бой;
  • Гадать по звездам в черной башне,
  • Вести детей вперед, сквозь тень…
  • Чтоб был легендой – день вчерашний,
  • Чтоб был безумьем – каждый день!
  • Люблю и крест, и шелк, и каски,
  • Моя душа мгновений след…
  • Ты дал мне детство – лучше сказки
  • И дай мне смерть – в семнадцать лет!
Таруса, 26 сентября 1909

Колдунья

  • Я – Эва, и страсти мои велики:
  • Вся жизнь моя страстная дрожь!
  • Глаза у меня огоньки-угольки,
  • А волосы спелая рожь,
  • И тянутся к ним из хлебов васильки.
  • Загадочный век мой – хорош.
  • Видал ли ты эльфов в полночную тьму
  • Сквозь дым лиловатый костра?
  • Звенящих монет от тебя не возьму, —
  • Я призрачных эльфов сестра…
  • А если забросишь колдунью в тюрьму,
  • То гибель в неволе быстра!
  • Ты рыцарь, ты смелый, твой голос ручей,
  • С утеса стремящийся вниз.
  • От глаз моих темных, от дерзких речей
  • К невесте любимой вернись!
  • Я, Эва, как ветер, а ветер – ничей…
  • Я сон твой. О рыцарь, проснись!
  • Аббаты, свершая полночный дозор,
  • Сказали: «Закрой свою дверь
  • Безумной колдунье, чьи речи позор.
  • Колдунья лукава, как зверь!»
  • – Быть может и правда, но темен мой взор,
  • Я тайна, а тайному верь!
  • В чем грех мой? Что в церкви слезам не учусь,
  • Смеясь наяву и во сне?
  • Поверь мне: я смехом от боли лечусь,
  • Но в смехе не радостно мне!
  • Прощай же, мой рыцарь, я в небо умчусь
  • Сегодня на лунном коне!

Анжелика

  • Темной капеллы, где плачет орган,
  • Близости кроткого лика!..
  • Счастья земного мне чужд ураган:
  • Я – Анжелика.
  • Тихое пенье звучит в унисон,
  • Окон неясны разводы,
  • Жизнью моей овладели, как сон,
  • Стройные своды.
  • Взор мой и в детстве туда ускользал,
  • Он городами измучен.
  • Скучен мне говор и блещущий зал,
  • Мир мне – так скучен!
  • Кто-то пред Девой затеплил свечу,
  • (Ждет исцеленья ль больная?)
  • Вот отчего я меж вами молчу:
  • Вся я – иная.
  • Сладостна слабость опущенных рук,
  • Всякая скорбь здесь легка мне.
  • Плющ темнолиственный обнял как друг
  • Старые камни;
  • Бело и розово, словно миндаль,
  • Здесь расцвела повилика…
  • Счастья не надо. Мне мира не жаль:
  • Я – Анжелика.

Добрый колдун

  • Всё видит, всё знает твой мудрый зрачок,
  • Сердца тебе ясны, как травы.
  • Зачем ты меж нами, лесной старичок,
  • Колдун безобидно-лукавый?
  • Душою до гроба застенчиво-юн,
  • Живешь, упоен небосводом.
  • Зачем ты меж нами, лукавый колдун,
  • Весь пахнущий лесом и медом?
  • Как ранние зори покинуть ты мог,
  • Заросшие маком полянки,
  • И старенький улей, и серый дымок,
  • Встающий над крышей землянки?
  • Как мог променять ты любимых зверей,
  • Свой лес, где цветет Небылица,
  • На мир экипажей, трамваев, дверей,
  • На дружески-скучные лица?
  • Вернись: без тебя не горят светляки,
  • Не шепчутся темные елки,
  • Без ласково-твердой хозяйской руки
  • Скучают мохнатые пчелки.
  • Поверь мне: меж нами никто не поймет,
  • Как сладок черемухи запах.
  • Не медли, а то не остался бы мед
  • В невежливых мишкиных лапах!
  • Кто снадобье знает, колдун, как не ты,
  • Чтоб вылечить зверя иль беса?
  • Уйди, старичок, от людской суеты
  • Под своды родимого леса!

Потомок шведских королей

  • О, вы, кому всего милей
  • Победоносные аккорды, —
  • Падите ниц! Пред вами гордый
  • Потомок шведских королей.
  • Мой славный род – моя отрава!
  • Я от тоски сгораю – весь!
  • Падите ниц: пред вами здесь
  • Потомок славного Густава.
  • С надменной думой на лице
  • В своем мирке невинно-детском
  • Я о престоле грезил шведском,
  • О войнах, казнях и венце.
  • В моих глазах тоской о чуде
  • Такая ненависть зажглась,
  • Что этих слишком гневных глаз,
  • Не вынося, боялись люди.
  • Теперь я бледен стал и слаб,
  • Я пленник самой горькой боли,
  • Я призрак утренний – не боле…
  • Но каждый враг мне, кто не раб!
  • Вспоен легендой дорогою,
  • Умру, легенды паладин,
  • И мой привет для всех один:
  • «Ты мог бы быть моим слугою!»

Обреченная

  • Бледные ручки коснулись рояля
  • Медленно, словно без сил.
  • Звуки запели, томленьем печаля.
  • Кто твои думы смутил,
  • Бледная девушка, там, у рояля?
  • Тот, кто следит за тобой,
  • – Словно акула за маленькой рыбкой —
  • Он твоей будет судьбой!
  • И не о добром он мыслит с улыбкой,
  • Тот, кто стоит за тобой.
  • С радостным видом хлопочут родные:
  • Дочка – невеста! Их дочь!
  • Если и снились ей грезы иные, —
  • Грезы развеются в ночь!
  • С радостным видом хлопочут родные.
  • Светлая церковь, кольцо,
  • Шум, поздравления, с образом мальчик.
  • Девушка скрыла лицо,
  • Смотрит с тоскою на узенький пальчик,
  • Где загорится кольцо.

«На солнце, на ветер, на вольный простор…»

  • На солнце, на ветер, на вольный простор
  • Любовь уносите свою!
  • Чтоб только не видел ваш радостный взор
  • Во всяком прохожем судью.
  • Бегите на волю, в долины, в поля,
  • На травке танцуйте легко
  • И пейте, как резвые дети шаля,
  • Из кружек больших молоко.
  • О, ты, что впервые смущенно влюблен,
  • Доверься превратностям грез!
  • Беги с ней на волю, под ветлы, под клен,
  • Под юную зелень берез;
  • Пасите на розовых склонах стада,
  • Внимайте журчанию струй;
  • И друга, шалунья, ты здесь без стыда
  • В красивые губы целуй!
  • Кто юному счастью прошепчет укор?
  • Кто скажет: «Пора!» забытью?
  • – На солнце, на ветер, на вольный простор
  • Любовь уносите свою!
Шолохово, февраль 1910

От четырех до семи

  • В сердце, как в зеркале, тень,
  • Скучно одной – и с людьми…
  • Медленно тянется день
  • От четырех до семи!
  • К людям не надо – солгут,
  • В сумерках каждый жесток.
  • Хочется плакать мне. В жгут
  • Пальцы скрутили платок.
  • Если обидишь – прощу,
  • Только меня не томи!
  • – Я бесконечно грущу
  • От четырех до семи.

Волей луны

  • Мы выходим из столовой
  • Тем же шагом, как вчера:
  • В зале облачно-лиловой
  • Безутешны вечера!
  • Здесь на всем оттенок давний,
  • Горе всюду прилегло,
  • Но пока открыты ставни,
  • Будет облачно-светло.
  • Всюду ласка легкой пыли.
  • (Что послушней? Что нежней?)
  • Те, ушедшие, любили
  • Рисовать ручонкой в ней.
  • Этих маленьких ручонок
  • Ждут рояль и зеркала.
  • Был рояль когда-то звонок!
  • Зала радостна была!
  • Люстра, клавиш – всё звенело,
  • Увлекаясь их игрой…
  • Хлопнул ставень – потемнело,
  • Закрывается второй…
  • Кто там шепчет еле-еле?
  • Или в доме не мертво?
  • Это струйкой льется в щели
  • Лунной ночи колдовство.
  • В зеркалах при лунном свете
  • Снова жив огонь зрачков,
  • И недвижен на паркете
  • След остывших башмачков.

Rouge et Bleue[10]

  • Девочка в красном и девочка в синем
  • Вместе гуляли в саду.
  • – «Знаешь, Алина, мы платьица скинем,
  • Будем купаться в пруду?».
  • Пальчиком тонким грозя,
  • Строго ответила девочка в синем:
  • – «Мама сказала – нельзя».
  • Девушка в красном и девушка в синем
  • Вечером шли вдоль межи.
  • – «Хочешь, Алина, все бросим, все кинем,
  • Хочешь, уедем? Скажи!»
  • Вздохом сквозь вешний туман
  • Грустно ответила девушка в синем:
  • – «Полно! ведь жизнь – не роман»…
  • Женщина в красном и женщина в синем
  • Шли по аллее вдвоем.
  • – «Видишь, Алина, мы блекнем, мы стынем, —
  • Пленницы в счастье своем»…
  • С полуулыбкой из тьмы
  • Горько ответила женщина в синем:
  • – «Что же? Ведь женщины мы!»

Столовая

  • Столовая, четыре раза в день
  • Миришь на миг во всем друг друга чуждых.
  • Здесь разговор о самых скучных нуждах,
  • Безмолвен тот, кому ответить лень.
  • Все неустойчиво, недружелюбно, ломко,
  • Тарелок стук… Беседа коротка:
  • – «Хотела в семь она придти с катка?»
  • – «Нет, к девяти», – ответит экономка.
  • Звонок. – «Нас нет: уехали, скажи!»
  • – «Сегодня мы обедаем без света»…
  • Вновь тишина, не ждущая ответа;
  • Ведут беседу с вилками ножи.
  • – «Все кончили? Анюта, на тарелки!»
  • Враждебный тон в негромких голосах,
  • И все глядят, как на стенных часах
  • Одна другую догоняют стрелки.
  • Роняют стул… Торопятся шаги…
  • Прощай, о мир из-за тарелки супа!
  • Благодарят за пропитанье скупо
  • И вновь расходятся – до ужина враги.

Пасха в апреле

  • Звон колокольный и яйца на блюде
  • Радостью душу согрели.
  • Что лучезарней, скажите мне, люди,
  • Пасхи в апреле?
  • Травку ласкают лучи, дорогая,
  • С улицы фраз отголоски…
  • Тихо брожу от крыльца до сарая,
  • Меряю доски.
  • В небе, как зарево, внешняя зорька,
  • Волны пасхального звона…
  • Вот у соседей заплакал так горько
  • Звук граммофона,
  • Вторят ему бесконечно-уныло
  • Взвизги гармоники с кухни…
  • Многое было, ах, многое было…
  • Прошлое, рухни!
  • Нет, не помогут и яйца на блюде!
  • Поздно… Лучи догорели…
  • Что безнадежней, скажите мне, люди,
  • Пасхи в апреле?
Москва. Пасха, 1910

Картинка с конфеты

  • На губках смех, в сердечке благодать,
  • Которую ни светских правил стужа,
  • Ни мненья лед не властны заковать.
  • Как сладко жить! Как сладко танцевать
  • В семнадцать лет под добрым взглядом мужа!
  • То кавалеру даст, смеясь, цветок,
  • То, не смутясь, подсядет к злым старухам,
  • Твердит о долге, теребя платок.
  • И страшно мил упрямый завиток
  • Густых волос над этим детским ухом.
  • Как сладко жить: удачен туалет,
  • Прическа сделана рукой искусной,
  • Любимый муж, успех, семнадцать лет…
  • Как сладко жить! Вдруг блестки эполет
  • И чей-то взор неумолимо-грустный.
  • О, ей знаком бессильно-нежный рот,
  • Знакомы ей нахмуренные брови
  • И этот взгляд… Пред ней тот прежний, тот,
  • Сказавший ей в слезах под Новый Год:
  • – «Умру без слов при вашем первом слове!»
  • Куда исчез когда-то яркий гнев?
  • Ведь это он, ее любимый, первый!
  • Уж шепчет муж сквозь медленный напев:
  • – «Да ты больна?» Немного побледнев,
  • Она в ответ роняет: «Это нервы».

«Ваши белые могилки рядом…»

  • Ваши белые могилки рядом,
  • Ту же песнь поют колокола
  • Двум сердцам, которых жизнь была
  • В зимний день светло расцветшим садом.
  • Обо всем сказав другому взглядом,
  • Каждый ждал. Но вот из-за угла
  • Пронеслась смертельная стрела,
  • Роковым напитанная ядом.
  • Спите ж вы, чья жизнь богатым садом
  • В зимний день, средь снега, расцвела…
  • Ту же песнь вам шлют колокола,
  • Ваши белые могилки – рядом.
Weisser Hirsch, лето 1910

«Прости» Нине

  • Прощай! Не думаю, чтоб снова
  • Нас в жизни Бог соединил!
  • Поверь, не хватит наших сил
  • Для примирительного слова.
  • Твой нежный образ вечно мил,
  • Им сердце вечно жить готово, —
  • Но всё ж не думаю, чтоб снова
  • Нас в жизни Бог соединил!

Ее слова

  • – «Слова твои льются, участьем согреты,
  • Но темные взгляды в былом».
  • – «Не правда ли, милый, так смотрят портреты,
  • Задетые белым крылом?»
  • – «Слова твои – струи, вскипают и льются,
  • Но нежные губы в тоске».
  • – «Не правда ли, милый, так дети смеются
  • Пред львами на красном песке?»
  • – «Слова твои – песни, в них вызов и силы,
  • Ты снова, как прежде, бодра»…
  • – «Так дети бодрятся, не правда ли, милый,
  • Которым в кроватку пора?»

Инцидент за супом

  • – «За дядю, за тетю, за маму, за папу»…
  • – «Чтоб Кутику Боженька вылечил лапу»…
  • – «Нельзя баловаться, нельзя, мой пригожий!»…
  • (Уж хочется плакать от злости Сереже.)
  • – «He плачь, и на трех он на лапах поскачет».
  • Но поздно: Сереженька-первенец – плачет!
  • Разохалась тетя, племянника ради
  • Усидчивый дядя бросает тетради,
  • Отец опечален: семейная драма!
  • Волнуется там, перед зеркалом, мама…
  • – «Hy, нянюшка, дальше! Чего же вы ждете?»
  • – «За папу, за маму, за дядю, за тетю»…

Мама за книгой

  • …Сдавленный шепот… Сверканье кинжала…
  • – «Мама, построй мне из кубиков домик!»
  • Мама взволнованно к сердцу прижала
  • Маленький томик.
  • … Гневом глаза загорелись у графа:
  • «Здесь я, княгиня, по благости рока!»
  • – «Мама, а в море не тонет жирафа?»
  • Мама душою – далеко!
  • – «Мама, смотри: паутинка в котлете!»
  • В голосе детском упрек и угроза.
  • Мама очнулась от вымыслов: дети —
  • Горькая проза!

Утомленье

  • Жди вопроса, придумывай числа…
  • Если думать – то где же игра?
  • Даже кукла нахмурилась кисло…
  • Спать пора!
  • В зале страшно: там ведьмы и черти
  • Появляются все вечера.
  • Папа болен, мама в концерте…
  • Спать пора!
  • Братец шубу надел наизнанку,
  • Рукавицы надела сестра,
  • – Но устанешь пугать гувернантку…
  • Спать пора!
  • Ах, без мамы ни в чем нету смысла!
  • Приуныла в углах детвора,
  • Даже кукла нахмурилась кисло…
  • Спать пора!

Пробужденье

  • Холодно в мире! Постель
  • Осенью кажется раем.
  • Ветром колеблется хмель,
  • Треплется хмель над сараем;
  • Дождь повторяет: кап-кап,
  • Льется и льется на дворик…
  • Свет из окошка – так слаб!
  • Детскому сердцу – так горек!
  • Братец в раздумии трет
  • Сонные глазки ручонкой:
  • Бедный разбужен! Черед
  • За баловницей сестренкой.
  • Мыльная губка и таз
  • В темном углу – наготове.
  • Холодно! Кукла без глаз
  • Мрачно нахмурила брови:
  • Куколке солнышка жаль!
  • В зале – дрожащие звуки…
  • Это тихонько рояль
  • Тронули мамины руки.

Баловство

  • В темной гостиной одиннадцать бьет.
  • Что-то сегодня приснится?
  • Мама-шалунья уснуть не дает!
  • Эта мама совсем баловница!
  • Сдернет, смеясь, одеяло с плеча,
  • (Плакать смешно и стараться!)
  • Дразнит, пугает, смешит, щекоча
  • Полусонных сестрицу и братца.
  • Косу опять распустила плащом,
  • Прыгает, точно не дама…
  • Детям она не уступит ни в чем,
  • Эта странная девочка-мама!
  • Скрыла сестренка в подушке лицо,
  • Глубже ушла в одеяльце,
  • Мальчик без счета целует кольцо
  • Золотое у мамы на пальце…

Лучший союз

  • Ты с детства полюбила тень,
  • Он рыцарь грезы с колыбели.
  • Вам голубые птицы пели
  • О встрече каждый вешний день.
  • Вам мудрый сон сказал украдкой:
  • – «С ним лишь на небе!» – «Здесь – не с ней!»
  • Уж с колыбельных нежных дней
  • Вы лучшей связаны загадкой.
  • Меж вами пропасть глубока,
  • Но нарушаются запреты
  • В тот час, когда не спят портреты,
  • И плачет каждая строка.
  • Он рвется весь к тебе, а ты
  • К нему протягиваешь руки,
  • Но ваши встречи – только муки,
  • И речью служат вам цветы.
  • Ни страстных вздохов, ни смятений
  • Пустым, доверенных, словам!
  • Вас обручила тень, и вам
  • Священны в жизни – только тени.

Стук в дверь

  • Сердце дремлет, но сердце так чутко,
  • Помнит все: и блаженство, и боль.
  • Те лучи догорели давно ль?
  • Как забыть тебя, грустный малютка,
  • Синеглазый малютка король?
  • Ты, как прежде, бредешь чрез аллею,
  • Неуступчив, надменен и дик;
  • На кудрях – золотящийся блик…
  • Я молчу, я смущенно не смею
  • Заглянуть тебе в гаснущий лик.
  • Я из тех, о мой горестный мальчик,
  • Что с рожденья не здесь и не там.
  • О, внемли запоздалым мольбам!
  • Почему ты с улыбкою пальчик
  • Приложил осторожно к губам?
  • В бесконечность ступень поманила,
  • Но, увы, обманула ступень:
  • Бесконечность окончилась в день!
  • Я для тени тебе изменила,
  • Изменила для тени мне тень.

Счастье

  • – «Ты прежде лишь розы ценила,
  • В кудрях твоих венчик другой.
  • Ты страстным цветам изменила?»
  • – «Во имя твое, дорогой!»
  • – «Мне ландышей надо в апреле,
  • Я в мае топчу их ногой.
  • Что шепчешь в ответ еле-еле?»
  • – «Во имя твое, дорогой!»
  • – «Мне мил колокольчик-бубенчик,
  • Его я пребуду слугой.
  • Ты молча срываешь свой венчик?»
  • – «Во имя твое, дорогой!»

Маме

  • Как много забвением темным
  • Из сердца навек унеслось!
  • Печальные губы мы помним
  • И пышные пряди волос,
  • Замедленный вздох над тетрадкой
  • И в ярких рубинах кольцо,
  • Когда над уютной кроваткой
  • Твое улыбалось лицо.
  • Мы помним о раненых птицах
  • Твою молодую печаль
  • И капельки слез на ресницах,
  • Когда умолкала рояль.

Невестам мудрецов

  • Над ними древность простирает длани,
  • Им светит рок сияньем вещих глаз,
  • Их каждый миг – мучительный экстаз.
  • Вы перед ними – щепки в океане!
  • Для них любовь – минутный луч в тумане,
  • Единый свет немеркнущий – для вас.
  • Вы лишь в любви таинственно-богаты,
  • В ней всё: пожар и голубые льды,
  • Последний луч и первый луч звезды,
  • Все ручейки, все травы, все закаты!..
  • – Над ними лик склоняется Гекаты,
  • Им лунной Греции цветут сады…
  • Они покой находят в Гераклите,
  • Орфея тень им зажигает взор…
  • А что у вас? Один венчальный флёр!
  • Вяжите крепче золотые нити
  • И каждый миг молитвенно стелите
  • Свою любовь, как маленький ковер!

Еще молитва

  • И опять пред Тобой я склоняю колени,
  • В отдаленье завидев Твой звездный венец.
  • Дай понять мне, Христос, что не все только тени,
  • Дай не тень мне обнять, наконец!
  • Я измучена этими длинными днями
  • Без заботы, без цели, всегда в полумгле…
  • Можно тени любить, но живут ли тенями
  • Восемнадцати лет на земле?
  • И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
  • Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
  • Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?
  • Кроме мертвых, ведь нету друзей?
  • Ведь от века зажженные верой иною
  • Укрывались от мира в безлюдье пустынь?
  • Нет, не надо улыбок, добытых ценою
  • Осквернения высших святынь.
  • Мне не надо блаженства ценой унижений.
  • Мне не надо любви! Я грущу – не о ней.
  • Дай мне душу, Спаситель, отдать – только тени
  • В тихом царстве любимых теней.
Москва, осень, 1910

«Курлык»

  • Детство: молчание дома большого,
  • Страшной колдуньи оскаленный клык;
  • Детство: одно непонятное слово,
  • Милое слово «курлык».
  • Вдруг беспричинно в парадной столовой
  • Чопорной гостье покажешь язык
  • И задрожишь и заплачешь под слово,
  • Глупое слово «курлык».
  • Бедная Frдulein[11]в накидке лиловой,
  • Шею до боли стянувший башлык, —
  • Всё воскресает под милое слово,
  • Детское слово «курлык».
1910

После праздника

  • У мамы сегодня печальные глазки,
  • Которых и дети и няня боятся.
  • Не смотрят они на солдатика в каске
  • И даже не видят паяца.
  • У мамы сегодня прозрачные жилки
  • Особенно сини на маленьких ручках.
  • Она не сердита на грязные вилки
  • И детские губы в тянучках.
  • У мамы сегодня ни песен, ни сказки,
  • Бледнее, чем прежде, холодные щечки,
  • И даже не хочет в правдивые глазки
  • Взглянуть она маленькой дочке.

В субботу

  • Темнеет… Готовятся к чаю…
  • Дремлет Ася под маминой шубой.
  • Я страшную сказку читаю
  • О старой колдунье беззубой.
  • О старой колдунье, о гномах,
  • О принцессе, ушедшей закатом.
  • Как жутко в лесах незнакомых
  • Бродить ей с невидящим братом!
  • Одна у колдуньи забота:
  • Подвести его к пропасти прямо!
  • Темнеет… Сегодня Суббота,
  • И будет печальная мама.
  • Темнеет… Не помнишь о часе.
  • Из столовой позвали нас к чаю.
  • Клубочком свернувшейся Асе
  • Я страшную сказку читаю.

В классе

  • Скомкали фартук холодные ручки,
  • Вся побледнела, дрожит баловница.
  • Бабушка будет печальна: у внучки
  • Вдруг – единица!
  • Смотрит учитель, как будто не веря
  • Этим слезам в опустившемся взоре.
  • Ах, единица большая потеря!
  • Первое горе!
  • Слезка за слезкой упали, сверкая,
  • В белых кругах уплывает страница…
  • Разве учитель узнает, какая
  • Боль – единица?

На бульваре

  • В небе – вечер, в небе – тучки,
  • В зимнем сумраке бульвар.
  • Наша девочка устала,
  • Улыбаться перестала.
  • Держат маленькие ручки
  • Синий шар.
  • Бедным пальчикам неловко:
  • Синий шар стремится вдаль.
  • Не дается счастье даром!
  • Сколько муки с этим шаром!
  • Миг – и выскользнет веревка.
  • Что останется? Печаль.
  • Утомились наши ручки,
  • – В зимнем сумраке бульвар. —
  • Наша детка побежала,
  • Ручки сонные разжала…
  • Мчится в розовые тучки
  • Синий шар.

Совет

  • «Если хочешь ты папе советом помочь»,
  • Шепчет папа любимице-дочке,
  • «Будут целую ночь, будут целую ночь
  • Над тобою летать ангелочки.
  • Блещут крылышки их, а на самых концах
  • Шелестят серебристые блестки.
  • Что мне делать, дитя, чтоб у мамы в глазах
  • Не дрожали печальные слезки?
  • Плещут крылышки их и шумят у дверей.
  • Все цвета ты увидишь, все краски!
  • Чем мне маме помочь? Отвечай же скорей!»
  • – «Я скажу: расцелуй ее в глазки!
  • А теперь ты беги (только свечку задуй
  • И сложи аккуратно чулочки).
  • И сильнее беги, и сильнее целуй!
  • Будут, папа, летать ангелочки?»

Мальчик с розой

  • Хорошо невзрослой быть и сладко
  • О невзрослом грезить вечерами!
  • Вот в тени уютная кроватка
  • И портрет над нею в темной раме.
  • На портрете белокурый мальчик
  • Уронил увянувшую розу,
  • И к губам его прижатый пальчик
  • Затаил упрямую угрозу.
  • Этот мальчик был любимец графа,
  • С колыбели грезивший о шпаге,
  • Но открыл он, бедный, дверцу шкафа,
  • Где лежали тайные бумаги.
  • Был он спрошен и солгал в ответе,
  • Затаив упрямую угрозу.
  • Только розу он любил на свете
  • И погиб изменником за розу.
  • Меж бровей его застыла складка,
  • Он печален в потемневшей раме…
  • Хорошо невзрослой быть и сладко
  • О невзрослом плакать вечерами!

Девочка-смерть

  • Луна омывала холодный паркет
  • Молочной и ровной волной.
  • К горячей щеке прижимая букет,
  • Я сладко дремал под луной.
  • Сияньем и сном растревожен вдвойне,
  • Я сонные глазки открыл,
  • И девочка-смерть наклонилась ко мне,
  • Как розовый ангел без крыл.
  • На тоненькой шее дрожит медальон,
  • Румянец струится вдоль щек,
  • И видно бежала: чуть-чуть запылен
  • Ее голубой башмачок.
  • Затейлив узор золотой бахромы,
  • В кудрях бирюзовая нить.
  • «Ты – маленький мальчик, я – девочка: мы
  • Дорогою будем шалить.
  • Надень же (ты – рыцарь) мой шарф кружевной!»
  • Я молча ей подал букет…
  • Молочной и ровной, холодной волной
  • Луна омывала паркет.

Принц и лебеди

  • В тихий час, когда лучи неярки
  • И душа устала от людей,
  • В золотом и величавом парке
  • Я кормлю спокойных лебедей.
  • Догорел вечерний праздник неба.
  • (Ах, и небо устает пылать!)
  • Я стою, роняя крошки хлеба
  • В золотую, розовую гладь.
  • Уплывают беленькие крошки,
  • Покружась меж листьев золотых.
  • Тихий луч мои целует ножки
  • И дрожит на прядях завитых.
  • Затенен задумчивой колонной,
  • Я стою и наблюдаю я,
  • Как мой дар с печалью благосклонной
  • Принимают белые друзья.
  • В темный час, когда мы всё лелеем,
  • И душа томится без людей,
  • Во дворец по меркнущим аллеям
  • Я иду от белых лебедей.

За книгами

  • «Мама, милая, не мучь же!
  • Мы поедем или нет?»
  • Я большая, – мне семь лет,
  • Я упряма, – это лучше.
  • Удивительно упряма:
  • Скажут нет, а будет да.
  • Не поддамся никогда,
  • Это ясно знает мама.
  • «Поиграй, возьмись за дело,
  • Домик строй». – «А где картон?»
  • «Что за тон?» – «Совсем не тон!
  • Просто жить мне надоело!
  • Надоело… жить… на свете,
  • Все большие – палачи,
  • Давид Копперфильд»… – «Молчи!
  • Няня, шубу! Что за дети!»
  • Прямо в рот летят снежинки…
  • Огонечки фонарей…
  • «Ну, извозчик, поскорей!
  • Будут, мамочка, картинки?»
  • Сколько книг! Какая давка!
  • Сколько книг! Я все прочту!
  • В сердце радость, а во рту
  • Вкус соленого прилавка.
1909

Неравные братья

  • «Я колдун, а ты мой брат».
  • «Ты меня посадишь в яму!»
  • «Ты мой брат и ты не рад?»
  • «Спросим маму!»
  • «Хорошо, так ты солдат».
  • «Я всегда играл за даму!»
  • «Ты солдат и ты не рад?»
  • «Спросим маму!»
  • «Я придумал: акробат».
  • «Не хочу такого сраму!»
  • «Акробат – и ты не рад?»
  • «Спросим маму!»

Скучные игры

  • Глупую куклу со стула
  • Я подняла и одела.
  • Куклу я на пол швырнула:
  • В маму играть – надоело!
  • Не поднимаясь со стула
  • Долго я в книгу глядела.
  • Книгу я на пол швырнула:
  • В папу играть – надоело!

Мятежники

  • Что за мука и нелепость
  • Этот вечный страх тюрьмы!
  • Нас домой зовут, а мы
  • Строим крепость.
  • Как помочь такому горю?
  • Остается лишь одно:
  • Изловчиться – и в окно,
  • Прямо к морю!
  • Мы – свободные пираты,
  • Смелым быть – наш первый долг.
  • Ненавистный голос смолк.
  • За лопаты!
  • Слов не слышно в этом вое,
  • Ветер, море, – все за нас.
  • Наша крепость поднялась,
  • Мы – герои!
  • Будет славное сраженье.
  • Ну, товарищи, вперед!
  • Враг не ждет, а подождет
  • Умноженье.

Живая цепочка

  • Эти ручки кто расцепит,
  • Чья тяжелая рука?
  • Их цепочка так легка
  • Под умильный детский лепет.
  • Кто сплетенные разнимет?
  • Перед ними каждый – трус!
  • Эту тяжесть, этот груз
  • Кто у мамы с шеи снимет?
  • А удастся, – в миг у дочки
  • Будут капельки в глазах.
  • Будет девочка в слезах,
  • Будет мама без цепочки.
  • И умолкнет милый лепет,
  • Кто-то всхлипнет; скрипнет дверь…
  • Кто разнимет их теперь
  • Эти ручки, кто расцепит?

Баярд

  • За умноженьем – черепаха,
  • Зато чертенок за игрой,
  • Мой первый рыцарь был без страха,
  • Не без упрека, но герой!
  • Его в мечтах носили кони,
  • Он был разбойником в лесу,
  • Но приносил мне на ладони
  • С магнолий снятую росу.
  • Ему на шее загорелой
  • Я поправляла талисман,
  • И мне, как он чужой и смелой,
  • Он покорялся, атаман!
  • Улыбкой принц и школьник платьем,
  • С кудрями точно из огня,
  • Учителям он был проклятьем
  • И совершенством для меня!
  • За принужденье мстил жестоко, —
  • Великий враг чернил и парт!
  • И был, хотя не без упрека,
  • Не без упрека, но Баярд!

Мама на даче

  • Мы на даче: за лугом Ока серебрится,
  • Серебрится, как новый клинок.
  • Наша мама сегодня царица,
  • На головке у мамы венок.
  • Наша мама не любит тяжелой прически, —
  • Только время и шпильки терять!
  • Тихий лучик упал сквозь березки
  • На одну шелковистую прядь.
  • В небе облачко плыло и плакало, тая.
  • Назвала его мама судьбой.
  • Наша мама теперь золотая,
  • А венок у нее голубой.
  • Два веночка на ней, два венка, в самом деле:
  • Из цветов, а другой из лучей.
  • Это мы васильковый надели,
  • А другой, золотистый – ничей.
  • Скоро вечер: за лесом луна загорится,
  • На плотах заблестят огоньки…
  • Наша мама сегодня царица,
  • На головке у мамы венки.

Жар-Птица

Максу Волошину

  • Нет возможности, хоть брось!
  • Что ни буква – клякса,
  • Строчка вкривь и строчка вкось,
  • Строчки веером, – все врозь!
  • Нету сил у Макса!
  • – «Барин, кушать!» Что еда!
  • Блюдо вечно блюдо
  • И вода всегда вода.
  • Что еда ему, когда
  • Ожидает чудо?
  • У больших об этом речь,
  • А большие правы.
  • Не спешит в постельку лечь,
  • Должен птицу он стеречь,
  • Богатырь кудрявый.
  • Уж часы двенадцать бьют,
  • (Бой промчался резкий),
  • Над подушкой сны встают
  • В складках занавески.
  • Промелькнет – не Рыба-Кит,
  • Трудно ухватиться!
  • Точно радуга блестит!
  • Почему же не летит
  • Чудная Жар-Птица?
  • Плакать – глупо. Он не глуп,
  • Он совсем не плакса,
  • Не надует гордых губ, —
  • Ведь Жар-Птица, а не суп
  • Ожидает Макса!
  • Как зарница! На хвосте
  • Золотые блестки!
  • Много птиц, да все не те…
  • На ресницах в темноте
  • Засияли слезки.
  • Он тесней к окну приник:
  • Серые фигуры…
  • Вдалеке унылый крик…
  • – В эту ночь он всё постиг,
  • Мальчик белокурый!

«Так»

  • «Почему ты плачешь?» – «Так».
1 «В сумерках» Поля Шабаса (фр.).
2 Никогда (нем.)
3 Барышня Эльза (нем.).
4 Любимый мальчик (нем.).
5 Тихая улица (нем.)
6 Воспоминание о Тиволи (итал.).
7 «Мое сердце в тяжелых оковах, Которыми ты его опутал. Клянусь жизнью, Что ни у кого нет цепей тяжелей» (нем.).
8 Вечно движущееся (лат.).
9 Отдать жизнь за правду (лат.).
10 Красное и голубое (фр.).
11 Барышня (нем.).
Продолжить чтение