Я подросток, помогите мне

«Если бы у меня была возможность прожить жизнь заново, я хотел бы изменить только одно – направлять самых лучших людей на служение подрастающему поколению!»

(Кеннет Хейген)

«Подростковый период – это самый сложный период в жизни человека»

(Оксана Таранова)

Посвящение

Посвящается всем подросткам, а также тем, кто берёт на себя миссию служить им.

Благодарность

Благодарю Бога за то, что Он покрывает наши несовершенства и является самым лучшим другом для подростков.

Благодарю мою любимую жену и потрясающих детей за понимание, поддержку и любовь.

Благодарю свою церковь за вклад и возможности, которые она предоставляет людям.

Благодарю свою команду подростковых служителей #wolsarteens. Ребята, вы самые потрясающие люди на свете.

А также благодарю всех, кто участвовал в создании этой книги.

Часть 1.Зов

Глава 1. Что-то пошло не так

Был обычный серый день. Наконец-то невыносимо долгие уроки закончились, и, вдыхая свободу после школьного заточения, я шёл домой. Вид был у меня немного потрёпанный: расправленная рубашка, торчащая из-под свитера, пыльная штанина на правой коленке от неудачно выполненного виража, мокрые волосы облепили мою голову по кругу и красное, как спелое яблоко, лицо. И это неудивительно, мы с пацанами уже успели погонять возле школы и выплеснуть скопившуюся внутри энергию. Дорога была мне совершенно знакома. Я знал, где сидят кошки (иногда я швырял в них камень, и они разбегались, но ни разу в самих кошек я не попал, а только пугал их). У одного и того же подъезда сидели вечно бурчащие бабки (их я старался пройти как можно быстрее, ведь они всегда найдут, за что поругать). Старый ларёк, весь исписанный «умными» словами. Тропинки, дома, деревья, магазин, детская площадка и мусорные баки – всё мне было знакомо. И хоть я ходил этим путем уже много раз, я постоянно старался найти новую траекторию для своего маршрута. Сегодня мне захотелось пройтись по трубам и спрыгнуть с них не на тропинку, а с другой стороны, где больше кустов, вдруг там что-то интересненькое. Я частенько думал , что случайно где-нибудь отыщу сокровища или какую-нибудь древнюю штуковину, которая станет величайшим мировым открытием.

Когда я дошёл до места катапультирования, то мне на мгновение стало страшно: вдруг там вылезет из кустов бомж-людоед или бешеная собака, а, может, и змея. И хоть в городе я ни разу их не видел, но до жути боюсь этих тварей, даже не знаю почему. Подобный страх посещал меня частенько, вынимая из сердца смелость и уверенность. Так было и при входе в темную комнату, и при повороте за угол, и по дороге вечером в магазин. Не то что бы я весь трясся, но пугающие воображение мысли прилетали, откуда ни возьмись, и я пугался. Я не из тех смельчаков, которые ничего не боятся, и готовы пойти куда угодно и когда угодно, а, конечно, хотелось бы. Ведь героев все любят и ценят, они всегда крутые и знаменитые, для них жизнь лёгкая и интересная… И почему я не такой? Пока эти мысли сплетались в венок в моей голове, ветер зашевелил мои растрёпанные волосы, листья, окружающие меня, зашептались, то ли зазывая меня, то ли останавливая. Где-то сзади замяукал кот, и я прыгнул.

Глава 2. Пещера

Не помню, что точно произошло: или я подвернул ногу и ударился головой во время приземления так, что потерял сознание, или попал в какой-то полуоткрытый люк и провалился, хотя никакого люка с высоты не видел. Но оказался в полной темноте с еле видимыми очертаниями, как будто какого-то старого подвала, хотя больше мне это место представлялось пещерой из фильма ужасов.

Выхода я не видел, света надо мной тоже не было. Паника. Страх. Ужас. Мне хочется кричать и в то же самое время невыносимо страшно, вдруг появится маньяк или ещё кто. Внутри всё сжалось, я очень захотел к маме. Зажмурился. Меня трясло, глаза наполнились слезами. Я попытался издать звук, но он словно растворялся в этой темноте. Я не знал, что делать. Мозг рисовал самые печальные исходы из сложившейся ситуации. Я не понимаю, почему он всегда так легко настраивается на что-то плохое и так редко придумывает обнадеживающие и приятные финалы.

Сколько сидел, зажмурившись и трясясь, я не знаю. Мне казалось, прошла вечность, но, думаю, речь идёт о минутах. То ли от безысходности, то ли от прилива храбрости, ведь все мальчики представляли себя героями спасающими мир, я решил попытаться найти выход, хотя надежды у меня не было.

Ощупывая воздух перед собой и по сантиметрам передвигая ноги, я начал двигаться вперёд. Иногда мне казалось, что вижу серые очертания этой страшной пещеры, похожей на большого паука, внутри которого я оказался. Она была наполнена разными тоннелями и ходами, но ни одного намека на свет не было. Глаза обычно быстро привыкают к темноте и тогда можно увидеть то, чего не видно сразу после выключения света. По ночам я мог рассмотреть почти каждую деталь в своей комнате уже через несколько минут после исчезнувшего света, но тут такого не происходило. И сколько бы я не напрягался, обстановка яснее не становилась.

Глава 3. Поиск

Моя левая рука коснулась чего-то твердого, противного и холодного. Стена, подумал я, и продолжил своё движение со скоростью улитки. Лишь бы не нащупать паутину с пауками или какую-нибудь слизь, уж очень всё это я не люблю и не понимаю людей, которые держат или разводят у себя дома насекомых или змей. Как можно держать рядом с собой этих ужасных тварей? Холодные, мерзкие, извиваются и вид у них такой, будто только и думают на кого бы напасть. Не знаю, откуда у меня такая неприязнь к подобным созданиям. А ведь и они зачем-то нужны на земле. Я так понимаю, все животные зачем-то нужны, значит и они тоже. Бррр, даже думать о них противно.

Вокруг не было даже намека хоть на какой-нибудь просвет или щёлочку, или звук – сплошная тьма. И непонятно где находятся стены и потолок. Может, на расстоянии вытянутой руки, а может, за сотни метров.

«Эй!», – попытался крикнуть я, и по отраженному эхом звуку мне показалось, что пространства здесь меньше, чем там, где я был до этого, будто я из коридора свернул в какую-то небольшую комнату. Невероятно трудно представить и описать место, в котором ты никогда не был и которого никогда не видел. Если бы я видел это на картинках или в фильме, то воображение с лёгкостью нарисовало бы всё, что меня окружает. Но здесь так не получится. Умение представлять и воображать что-либо – удивительная способность, дарованная лишь людям. И чем младше человек, тем как будто легче ему даётся умение творить картины в своём разуме. Люди, не разучившиеся мечтать, всегда достигают особенных высот. Ведь всё, что есть в этом мире, кто-то однажды представил: машины, самолёты, корабли, телефоны, лампочки, компьютеры, роботы и всё остальное, чего когда-то не было, кто-то должен был сначала вообразить, придумать, увидеть. Как можно увидеть то, чего нет? Как развить в себе способность придумывать что-то новое? Да, хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Я бы тоже тогда мог стать невероятным изобретателем. Мне тут сложно описать небольшую комнату, в которой я впервые в жизни оказался в кромешной тьме, где нет звуков, но она всё же есть, а как обрисовать то, чего нет? Может, просто надо тренироваться и пробовать, ведь все навыки развиваются упорными тренировками, – подумал я, и, собравшись выбраться назад в коридор, я начал переживать что-то непонятное. Было такое ощущение, что ты переносишься в параллельное пространство, хотя физически находишься в этой темной пещере.

Глава 4. Дом

Как во сне я увидел себя рядом с родителями, только в более младшем возрасте, думаю, мне было пять-шесть лет. Вечер. Мы дома. Мне очень хочется, чтобы родители поиграли со мной, особенно папа. Ведь я так редко его видел: он всё время работал, а приходя поздно вечером домой, он был уставшим и злым.

Со временем я отбросил надежду, что он со мной поиграет, но в те пять-шесть лет я всё ещё этого ожидал. Мама возилась на кухне с кастрюлями и сковородками, при этом, как будто бы спиной смотря маленький телевизор, в котором шёл очередной туповатый сериал. Папа смотрел новости в зале. Я подошёл к нему осторожно, даже немного виновато, ведь он уже много раз отправлял меня в мою комнату. Но я всё равно тянулся к нему, сейчас мне даже трудно это понять, но тогда это было так. На моё предложение поиграть он раздражённо ответил: «Не сейчас! Иди в свою комнату». И я почувствовал сильную боль, но не такую, которую я испытывал от падений или при ударе обо что-нибудь, а другую – внутреннюю, необычную и сдавливающую. Как будто я никому не нужен и словно во мне умерла ещё одна небольшая частичка души… И это не всё. В это мгновение я пережил что-то намного ужаснее. Мне казалось, что я переживаю то, что переживают брошенные дети со всего мира. Дети, которых бросила мать или отец. Будто бы боль всех отверженных детей была сейчас во мне. И хотя у нас была полноценная семья, я чувствовал эмоции всех оставленных в этом мире детей и ужас охватил меня: столько горечи и слез, столько разорванных душ и окаменевших сердец… Недолюбленные, кто же сможет нам помочь?

Мама хоть и была со мной доброй, ласковой и веселой, но и она всегда была занята своими делами. Ей было важно, чтобы все были сыты и одеты.

Я начал закрываться в себе, а когда стал яснее осознавать сколько боли для мамы приносит отец, являясь домой пьяным, да ещё и с каким-нибудь другом, моя скорлупа твердела всё быстрей. А ведь я так хотел, чтобы мы с родителями вместе играли в индейцев или пиратов, завоёвывали другие галактики или строили крепости из кресел и дивана, накрывая их одеялом. У меня было смутное чувство, что несколько раз эти незабываемые игры случались в моей жизни и были одними из самых приятных воспоминаний.

Но сейчас я чувствовал боль, о которой я, видимо, забыл и считал её частью себя. Но почему эти мысли нахлынули сейчас, здесь – мне было не понятно. Я продолжил путь.

Глава 5. Не такой

Пещера уже не казалась мне такой зловещей и невыносимой, видимо, я начал к ней привыкать. Люди вообще быстро ко всему привыкают: и к хорошему, и к плохому. Иногда поражаешься тому, сколько бед и трудностей может выдержать человек. Видимо, в нас заложено намного больше силы, чем мы думаем.

Двигаясь дальше, я вдруг начал что-то слышать. Как будто слабые голоса звучащие где-то неподалеку. Я обрадовался и испугался одновременно. Стараясь прислушаться, я поймал себя на мысли, что голоса слышимые мной не чужие, а знакомые мне. Я дополз до другого помещения, если его можно так назвать, голоса становились отчётливее. И тут опять, словно галлюцинация, или яркое воспоминание захватило меня, так что я чувствовал себя как во сне и наяву одновременно.

Только на этот раз это была школа. Я перестал её любить уже через пару месяцев от начала первого класса. Единственное, что было мне по душе –перемены, во время которых, можно было насладиться свободой. Мои ноги побывали на каждой частичке коридорного пола, мы носились сломя головы и играли во все игры, которые только знали. В остальном же большая часть времяпрепровождения в школе была скорее мучительной, нежели приятной. И дело даже не в том, что нужно молча отсиживать бесконечно долгие уроки, выслушивать огромное количество информации или выполнять задания, а дело в отношении. С одной стороны, это отношение учителей, с другой – твоих однокашников.

Учителя, за редким исключением, относятся к школьникам холодно и надменно. Они делают вид или, может быть, правда так думают, что они всё знают и лишь они всегда правы. Сравнивать тебя с какой-нибудь отличницей – их любимое дело, тем самым показывая твою несостоятельность. Они часто играют в богов, ожидая, что все должны беспрекословно им подчиняться и верить каждому их слову. Хотя многие из их знаний давно устарели, чему можно найти множество подтверждений в интернете. Школьная система самая неизменяющаяся в стремительно изменяющемся мире и очень близка к тюремной. Можно, конечно, и в этой системе преуспеть, если сидеть как мышь, заглядывая в рот учителю, выполняя все упражнения и всегда тянуть на уроке руку, как и делают отличницы. Но вся моя внутренность сопротивляется этому, мне невыносимо трудно просто сидеть и слушать, мне хочется пробовать, исследовать, двигаться, говорить и задавать вопросы, а этого делать в обычной школе нельзя. При этом я уже успел насмотреться роликов про очень успешных людей, которые ненавидели школу, плохо учились, сбегали из неё и выслушивали в свой адрес множество проклятий по типу: ничего в жизни не добьешься, будешь работать дворником и тому подобные ругательства. И во всем этом были исключения. Наверное, как и у всех, у каждого бывают свои любимые предметы. У меня тоже был. И я думаю, что это не из-за самого предмета, а из-за учителя и его доброго отношения. Рядом с таким учителем чувствуешь себя талантливым и способным, а видя, с какой любовью учитель преподает свой предмет, тоже в него влюбляешься. Вот если бы все учителя были такими классными, трудно представить, сколько выдающихся и уверенных в себе выпускников выходили бы в свет.

Из-за школы и дома было сложно. Когда я пытался объяснить родителям причины недовольства мной учителей, то родители становились их сообщниками. Они ещё больше ругали меня, утверждая, что проблема во мне, что это я плохой и ленивый. В те моменты, когда я так нуждался в их защите и поддержке, они были против меня… Желание искать у родителей подобную поддержку достаточно быстро пропадает.

Ещё сложнее выстраивать отношения со сверстниками, которые окружают тебя каждый день. Учитывая, что желания выстраивать эти самые отношения я в себе не наблюдал. А остаться одному незамеченным среди десятков и сотен людей было очень сложно. Периодически находились какие-нибудь крутые парни, которые хотели тебя унизить или свести с кем-нибудь в боевой схватке. Я не относился к разряду крутых парней и поэтому не раз сталкивался с ними, пережив весь спектр чувств волнения и страха. Особенно мерзко я чувствовал себя, если эти стычки происходили на глазах у той самой девочки, которая мне так нравилась. Девчонки – вообще отдельная тема. В большинстве случаев я их даже не замечаю и не обращаю на них никакого внимания. Но иногда весь мир останавливается, и я ни о чём не могу думать, кроме неё. Её улыбка и волосы, задорный смех и нежный голос, завораживающие глаза и ямки на щечках, будто захватывают всю мою внутренность. Сердце бьётся быстрее, когда я вижу её, мое поведение становится странным, тело хуже поддается управлению, а глаза так хотят, но не могут смотреть прямо на неё. И в то же самое время это очень приятные моменты жизни.

Клубок воспоминаний сдавил мне горло. Как будто все учителя одновременно тыкали на меня пальцем и кричали: «Ты неудачник!»; все хулиганы хватали меня за грудки и унижали, как могли; родители орали вместе с учителями, и со стороны на всё это смотрела моя любимая девочка. Мне было тяжело дышать, я пытался звать на помощь, кричал, но звук растворялся в густой темноте, я подумал, что это конец.

Глава 6. Зеркало

Тело, измученное переживаниями, не очень-то хотело меня слушаться, но всё же я заставил его двигаться и поплёлся дальше. Я никак не мог понять, где я и что со мной происходит. Возможно, это кошмарный сон. Знаете, один из тех, которые снятся после просмотра фильмов ужасов. Возможно, я просто без сознания, а все эти кошмарные мысли роятся в моей обезумившей голове из-за воспоминаний и страхов. Может, я в коме? Я слышал о таком состоянии. Это когда тело безжизненно, а человек всё ещё жив. Человек жив, а тело не двигается. Тогда кто же человек? Если во снах я могу жить так же, как и наяву, пока тело спит, то кто же я? Да уж, никогда об этом не думал. Только чувствовал пустоту внутри себя и не понимал, что это за пустота и чем её заполнить.

Тем временем мне полегчало, и я всё ещё продолжал ползти. Вдруг некое сияние сверкнуло неподалеку. Я не мог понять, привиделось мне это или, правда, что-то изменилось? Но решимости у меня определенно прибавилось. Возможно, в соревновании на скорость с муравьями я уже мог бы одержать победу, так ловко я приучился продвигаться в этих норах. Но вокруг по-прежнему было темно и тихо.

Переставив руку вдоль мрачной стены, я одернулся. Затем осторожно прикоснулся ещё раз к тому же месту вновь вспотевшей ладонью. Стена стала другой. Она стала удивительно гладкой и скользкой, а до этого ощущалась шершавой и бугристой. Я обрадовался. Это уже похоже на дело рук человека и, возможно, я двигаюсь в правильном направлении, а значит есть надежда найти выход.

Как гром среди ясного неба или выстрел над водой во время штиля, меня поразил ужас. Я увидел чей-то молчаливый образ, смотревший на меня, до неузнаваемости знакомыми глазами. Оцепенение схватило моё тело, и я думал, что теряю сознание, да я и хотел бы его потерять, настолько жутко мне стало. Но нет, всё, что я смог сделать – зажмуриться. И я сжал веки так сильно, как только мог. Ничего не происходило. Ни шороха, ни света, ни голоса, ничего не было.

Я рискнул приоткрыть глаза, незнакомец был на том же месте. Незнакомец? Стоп! А может это? Я опять открыл глаза и заметил, что мой наблюдатель испуган не меньше моего. Я махнул рукой. Он повторил. Я поднял две руки. Он сделал так же. Зеркало? Как это возможно? В темноте. Да и отражаюсь в нём не я, а может всё-таки…?

Здесь всё так странно, я уже перестал себе доверять. Осмотревшись вокруг, я увидел множество отражений, повторяющих все движения за мной. Но это был не я, да и отражения были все разные и непонятные.

В одном мои и без того огромные торчащие уши казались ещё больше, в другом всё лицо было покрыто огромными прыщами. О, как я их ненавижу! В третьем выпячивалось отсутствие у меня спортивных мышц, и эти отражения тоже вызывали лавину воспоминаний. Одновременно все моменты, когда я чувствовал себя уродливым, слабым и никогда не способным сравняться с красавчиками, окружающими меня, такими, на которых все заглядываются, начали сдавливать меня. Давление усиливалось. Первая мысль, пришедшая ко мне, была о самоубийстве. У такого как я нет нормального будущего. Я – урод. Я не такой. Я пытался отвернуться, но эти мерзкие отражения были повсюду и кричали на меня молчаливыми взглядами. Насколько мне помнится, я всегда старался не заморачиваться со своей внешностью, хоть и находил постоянно в себе недостатки. Но тут всё это давило на меня с такой силой, что я думал, меня сейчас разорвет. Я начал бить кулаками в отражения, но их становилось всё больше и больше, а я всё бил, бил и бил… Тут силы покинули меня, и я упал на пол.

7. Поднимаясь на холм

Обессиленный и измучавшийся я уже ничего не хотел. Я не хотел открывать глаза, боясь пережить недавний ужас отражений, не хотел двигаться и идти дальше, ведь ничего хорошего это путешествие не приносило, не хотел надеяться, ведь и надежда ничего мне не давала, я не хотел верить, я вообще ничего не хотел. Я не могу описать состояние, в котором находился, но это похоже на разбившееся стекло, каждый кусочек которого и есть ты и в то же самое время ты разбит. При этом разбит не физически, ведь я не был ранен и не совершал тяжёлого физического труда, а как будто внутри раздавлен и изможден. Легко завоёвывать вершины, когда всё хорошо и есть силы. А вот в моменты бессилия, трудностей и неудач намного легче всё бросить и сдаться. Я так часто сдавался, сталкиваясь с препятствиями, что для меня это наиболее знакомый вариант развития событий, нежели, сжав зубы, достигать желаемой цели. И вообще я считал себя мягкотелым и слабохарактерным человеком, несмотря на скрытые внутри амбиции.

Но вдруг где-то внутри себя я услышал голос, говоривший: «Иди!». Он был знакомым и в то же время чужим, строгий, но без ненависти. Этот голос похож на голос тренера, который заставляет тебя что-то делать, когда сил уже нет. Говорят, что тело развивается именно в те моменты, когда человек делает что-то сверх сил: через «не могу». Да и не только тело, но и душа. Когда разрываются мышцы, когда иссякает терпение, когда сдержанность сменяется раздражением, когда всё вокруг говорит: «Остановись!», а ты делаешь ещё шаг, ещё подход, ещё попытку сдержаться; именно в этот момент и происходит рост.

Я пополз. Рельеф стал изменяться, мой путь теперь был направлен вверх, и двигаться стало ещё труднее. Пальцы отказывались цепляться, ноги, вооружившись болью, устраивали бунт. Внутренних сил тоже не имелось. Но в то же время внутренний тренер продолжал говорить: «Ты сможешь! У тебя получится! Соберись! Возьми себя в руки!». Перед глазами возникали кадры из фильмов про спорт и боевые искусства. В памяти кружились фрагменты всех тренировок, на которых я бывал. И даже врезались в память обычные повседневные дела, например, уборка или выполнение домашнего задания, которые я выполнял без желания, но усилием воли. Я поднимался всё выше и выше, мрачные мысли стали разбавляться вновь ожившей надеждой. Мне даже показалось, что стало чуть светлее, и по ощущениям я оказался на небольшом холме.

8. Эмоциональная яма

Непонятная радость от покорения этого карликового холма придала мне сил. Я был горд и счастлив оттого, что смог заставить себя двигаться вперёд. Я не сдался. И известная фраза: «Ты не проиграл, пока не сдался!», обрела во мне твердую уверенность. Каждый человек любит побеждать. Одни готовы на всё для этого, другие более разборчивы и взвешены. Одни делают смыслом жизни любую победу, лишь бы доказать своё превосходство. Другие более осторожны, и если и готовы на многое, то не из-за пустяков, а ради чего-то существенного. Бывает, даже в простой настольной игре друзья начинают поливать друг друга грязью и обижать, лишь бы одержать победу. Тогда как настоящая битва идёт внутри: битва с самим собой, со своими эмоциями и чувствами.

Я никогда столько не думал о таких разных вопросах, как в этом моём несчастном путешествии.

Настроение приподнялось, жить стало легче, и я вдохнул полной грудью этот невидимый, но уже, как будто бы вкусный воздух.

Мечты о спасении воскресли. В голове забегали идеи и варианты благополучного исхода этой немыслимой трагедии. И ещё минуту назад бунтовавшие ноги теперь вприпрыжку засобирались в путь. Я был счастлив.

И только я сделал решительный шаг, как вдруг мне стало очень страшно. Страх вновь окутал меня со всех сторон. Как же он меня достал! Сковывающий, словно цепями, леденя язык и заставляющий всего меня сжаться, он как тюремный надсмотрщик, пытался вновь меня напугать. Но страх столько времени был со мною рядом, что я принял его, как за родного и двинулся дальше. Ещё шаг. И истерический хохот завладел мной. Я смеялся и смеялся, не в силах остановиться. Это больше походило на какой-то приступ, но смех был лучше, чем страх. Обычно там, где можно хорошо посмеяться, страху места не остаётся. Возможно, если начать смеяться там, где страшно, смех может прогнать страх. Интересная мысль, подумал я, и тут какой-то круглый камешек попал мне под ногу, я поскользнулся, но вместо того, чтобы приземлиться на «пятую точку», я стал падать вниз, ничего не касаясь. Слезы, пробив грязь на моём лице, вырвались наружу. Я рыдал. Не уверен, что знаю, что такое депрессия, но, видимо, и она на меня навалилась. Разочарование наполнило мою внутренность. Надежда снова спряталась где-то в окружающей меня тьме. И я чувствовал себя самым несчастным человеком на земле.

Откуда у меня под ногами вдруг взялась эта огромная яма? Я не понимал. Но ещё больше меня мучало то, как быстро я перешёл от состояния счастья к полному его отсутствию. Я всё летел и летел, а дна не было.

В это время, неожиданно для себя, я вспомнил некоторых своих друзей. Например, Катю, которая всегда говорила всё, что чувствует, несмотря на то, что это иногда обижало тех, кто был рядом. А если ей ставили плохую оценку, она всем показывала свои слёзы и истерила, ища союзников в своём горе. Самое удивительное, что если среди её печали кто-то делал ей комплимент, связанный с её красотой, причёской или одеждой, она могла поменяться на глазах и вновь стать счастливой, будто ничего не было. Она легко могла управлять мальчиками, разговаривая с ними ласково и приветливо. Но если кто-то не вёлся на её манипуляции, она становилась невыносимо высокомерной и насмехалась над жертвой как могла. Все это знали. И я поражался, как вновь и вновь при её жалобных просьбах мальчишки выстраивались в очередь, желая ей помочь. Да и сам я попадался на эту удочку.

А вот Ваня был словно не подвержен внешним обстоятельствам. Его ничего не могло вывести из состояния умиротворения и покоя (или пофигизма). В этом я ему даже завидовал. А Катя его не переносила. Он один из немногих, кого она охмурить никак не могла. И хотя наблюдать за волшебными преображениями Кати было очень весело, дружить я всегда хотел с такими как Ваня. Надёжными и стабильными. Знающими, чего они хотят от этой жизни. Почему я вдруг о них вспомнил – непонятно…

Падение продолжалось. И уже сложно было понять: я лечу вниз или парю на месте, так долго уж оно длилось.

Ещё через мгновение что-то изменилось. Я почувствовал странный, неприятный запах. Такого запаха я раньше не ощущал и даже не могу ни с чем его сравнить. Неужели может случиться что-то хуже того, что я уже пережил?

9. Паутина разума.

Тело моё то сжималось в оцепеневший комок, похожий на кусок скрюченного металла, то расслаблялось как желе. По ощущениям я летел спиной вниз, не кувыркаясь и ничего не задевая. Скорости я при этом не чувствовал, но был уверен, что падаю. Помню в темном незнакомом подъезде шагнул по ровной, как я думал, площадке и чуть не свалился, подвернув ногу, из-за того что там был выступ о котором я не знал. А здесь полная неизвестность. От постоянного напряжения начали болеть мышцы, а сердце как будто остановилось.

И тут я приземлился, если можно так выразиться. Спина, голова, руки, а потом и ноги вмялись во что-то мягкое и очень липкое. Это было похоже на большую сеть с крупными ячейками. От удара сеть натянулась как рогатка, и я подумал, что она швырнет меня обратно, но нет. Слизкие канаты этой сети были настолько липкими, что меня просто покачало туда-сюда и я замер, не в силах даже приподнять голову. Я уже не знал что чувствовать, бояться и плакать или расслабиться и смеяться. Но в любом случае сил и возможности бороться у меня не было, так как я не мог даже пошевелиться.

Дрожь прошла по телу, но дрожал не я. Паутина (или её подобие), на которую я приземлился, это она зашевелилась. Если бы дул ветер, мне было бы спокойней, я приписал бы ему это раскачивание, но ветра не было. Запах вони вперемешку с ароматами цветов усилился. Шевеления тоже становились ощутимее. И вдруг жуткое шипение со всех сторон пронзило всего меня. Я начал видеть во тьме. Ко мне со всех сторон приближались разноцветные пауки. Значит я правильно определил, что застрял в паутине.

Пауки были необычные. Некоторые противные до омерзения, другие, напротив, очень даже милые. Один паук даже напомнил мне пушистого кролика. Их шипение становилось яснее по мере приближения. Запах тоже.

Я стал понимать, что они говорят, но слышал я их не ушами, а как будто сразу головой. Голосов становилось всё больше. Шум в голове усиливался. Но то, что я слышал, было мне знакомо. И вспомнил я не людей, от которых слышал всё это, а свои собственные мысли. Все и сразу, за всю свою жизнь. Очередная пытка. Голова трещала по швам, я подумал, что она сейчас лопнет. Я застонал, задёргался, взмолился и лишился чувств.

10. Душа

Вдруг всё вихрем закружилось вокруг меня. Тяжёлые веки открывались с трудом. Глаза лишь немного ухватывали сквозь узкую полоску, не могли разобрать, что происходит. Поднимаясь в воронке, будто в торнадо, я вновь переживал всё то, что чувствовал в этих мрачных стенах. Потом я почувствовал лёгкость. Мне казалось, что всё произошедшее было не со мной, а с кем-то другим, а я всего лишь наблюдатель. Место, из которого я продолжал удаляться, выглядело небольшой вселенной, маленькой и необъятной одновременно.

Откуда-то появился туман, хотя это больше похоже на пушистые облака. Тёмная пещера становилась всё меньше, превращаясь в исчезающую точку. Образы от посещённых мною комнат продолжали преследовать меня легким покалыванием. «Что это было?», думал я, и светлое озарение пронзило меня. «Душа! Это моя душа! Всё, что чувствую, о чём думаю, всё, чего решаю достичь. Мысли, воспоминания, переживания – это всё она! Это всё во мне!? Что мне с этим делать? Кто мне поможет? Помогите! Помогите! Помогите…», – кричал я. Как вдруг очутился в своей комнате, на своей кровати, не понимая, сон это был или на самом деле я побывал внутри своей души. Но как со всем этим разобраться? Я всего лишь подросток, помогите мне.

Междусловие

Я верю, что Бог не случайно дал мне идею этой небольшой зарисовки подростковой души. Те, кто решил служить подросткам, да и просто людям, должны хоть немного пытаться понять, что у этих людей творится внутри, с чем они сталкиваются, чего боятся. В Библии я вижу Иисуса таким! Он не учит правилам женщину, взятую в прелюбодеянии, Он любит, понимает что у неё внутри и прощает её.

Во время своего мучения Он молится: «Прости им Отец, ибо не ведают что творят», Он не судил по внешнему поведению, Он смотрел внутрь!

И мы должны делать так же. Тем более что подростковая душа это вообще невероятный мир, понять который совсем не просто, даже им самим…

Часть 2 Отклик

Глава 1. Призыв

«В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов, там будешь горе горевать»

(Грибоедов А. С.)

«Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри»

(Библия)

Тесные пыльные улицы, старые покосившиеся дома и не особо приветливые люди. Примерно так выглядит Саратов последние лет пятьдесят. Одни его называют местом ссылки интеллигентов и европейских пленных, другие – городом студентов и проституток. При этом здесь появился первый стационарный цирк в Европе, первая периферийная консерватория, первый профессиональный детский театр (ТЮЗ) и именно отсюда был построен первый российский магистральный газопровод «Саратов–Москва».

Как известно, свет кажется ярче там, где темней. Так и здесь, уже в первые годы двадцать первого века в этом невзрачном на вид городе была крупная церковь «Слово Жизни», насчитывающая около тысячи человек. При этом подросткового служения в ней не было. Как и во многих церквях здесь было мощное молодёжное служение и прекрасная детская церковь. Но проблема была в том, что дети после детской церкви «зависали»: мало кто из них доходил до «молодёжки».

Статистика в американских церквях (по российским её просто ещё нет) показывает печальную картину: чуть ли не 80% детей верующих родителей (ДВР) в подростковом возрасте отходят от Бога и церкви, а потом начинают ненасытно грешить. Есть случаи, когда «двровцы», в числе которых были и дети пасторов и служителей, объединялись в преступные группировки и устраивали разбои. Конечно же, основную ответственность за воспитание ребёнка несут его родители. Если они любят своих детей, проводят с ними достаточно времени, показывают своей жизнью достойный пример истинной христианской жизни, то с ребёнком всё будет в порядке. Но не все родители такие, некоторые вообще не ходят в церковь, да и при самых замечательных отцах и матерях подростковое служение может сыграть колоссальную роль.