Костенька, зачем?
Здесь кто-то есть?
❞Не ищи все ответы сразу. Когда строят дорогу, камни укладывают один за другим❝
Хрустящий под ногами снег сводил с ума. Звук был простым до безобразия, и оттого таким мерзким. Хрум-хрум-хрум… Константин был готов закрыть уши руками, однако прекрасно понимал, что это не поможет – звук словно залез под кожу, и поселился где-то между черепной коробкой и мозгом. С каждым шагом раздражение нарастало, и создалось ощущение, что ещё немного, и звук тот завизжит сиреной, убивая всё живое в округе. Хотя, казалось бы, когда-то в детстве ему этот звук нравился. Хрум-хрум-хрум…
Луна стояла высоко. В их краях явление то редкое – как правило, деревню окутывал мрак. Осенью, весной и летом стоял густой туман, зимой же пасмурные низкие тучи не давали увидеть солнца. А нужно ли оно – то самое солнце? Может, и не нужно… Тут как посмотреть. Однако вид луны не мог не радовать. Как минимум красиво, а как максимум можно отследить день лунного цикла. А это действительно важно! В местных краях время шло так же странно и неразличимо, как реки втекают в озёра. Сколько воды-то утекло? Ну, сколько-то утекло… Можно сказать примерно, но точно – никогда! Так и со временем. Странное оно – явление это. Время… А какой сейчас год?
Константин жил в прошлом. Для нас, разумеется, а для себя в настоящем. Но настоящее то чудное… Необычное, и нам не знакомое. Однако… для Константина всё было привычным. Нормальным. Привычный лес, по которому он устало брёл вслед за старухой. Привычный – хотя и до боли в глазах – надоедливый звук хрустящего под ногами снега. Хрум-хрум-хрум… Будь его воля, он бы заорал во всю глотку! Кричал бы грозно и сердито. Возможно, даже матерно. Орал бы так, что снег его бы испугался, и мигом растаял по всему лесу. Но он шёл… Шёл, и слушал этот гадкий звук. Прошёл ещё несколько метров, и вдруг остановился.
– Тамара! – буркнул он спутнице, – Ну, бога ради! Куда мы идём?
Сухая до неприличия старуха резко развернулась. Шерстяной платок почти упал на впалые глаза, морщинистая рука натянула его обратно. Посмотрела на Костю сердито и скрипуче прошипела:
– А что?! Плохо вам, любезный, в лесу-то?
Бросив на старуху презрительный взгляд, он посмотрел по сторонам. Плохо ли в лесу? Может, и хорошо, но ведь не ночью! Тёплым летним днём – замечательно! Морозной зимней ночью? Увольте, Тамара, и идите одна. Константин мотнул головой. Чего это он? Разве можно на Тамару злиться? На Тамару! Ту самую старушку, что была его первой – и единственной – учительницей в детстве? Странные у него мысли… Что-то не так.
– Неплохо. Просто… холодно. Вам, Тамар, не холодно?
– Мне холод нестрашен! – сказала она с умным видом, – Боятся на севере холодов? Какая глупость.
– Глупость ли? – усмехнулся он, – А чего это вы, в таком случае, пальтишко шерстяное надели?
Старушка осуждающе покачала головой. Сказала:
– Вроде… где-то здесь!
Константин кивнул, достал из внутреннего кармана маленький факел, – «карманный» так его здесь называли – а следом и спички. Зажёг, и поднёс к земле. Тихо спросил:
– И как вы умудрились крестик потерять?
Тамара подошла к нему ближе. В нос его сразу ударил старушечий запах – от неё пахло мылом и затхлостью. Он успел подумать, что это не худшая смесь ароматов, и… в очередной раз мысленно выругался. Какая ему разница, как пахнет спутница? Не нравится, – не нюхай. Тоже мне – беда! В то же время Тамара понизила голос до заговорщического шёпота:
– Это всё он!
– Кто? – удивлённо спросил Константин.
– Он! Д… – она боязливо осмотрелась, – Демон… Демон здесь шалит!
Константин замер. Огляделся, и… резко мотнул головой. Мысли к нему пришли нехорошие… Он чуть не ляпнул, что их не существует, но… успел себя остановить. Как же не существует? Константин в последнее время совсем плох… Взяв себя в руки, он ответил:
– Тамара, оставьте. Не стоит. Не сейчас!
Она посмотрела на него исподлобья. Продолжив шерстить цепким взглядом по белоснежному снегу в свете факела, ответила:
– Правы вы. Не стоит. Не нужно! А-то услышит…
– Что же он, ей богу, в лесу поселился?!
– Поселился… – подтвердила она, – И давно…
– Нет здесь никого. Лишь животные дикие. И всё! Вам, может, привиделось?
– Ничего мне не «привиделось»! Не видела я его. И не увижу! Его если человек увидит, то всё…
– Что?
– Всё! – повторила она особенно громко, – Не жить больше.
–Константин опять покачал головой, – Значит, так… Сейчас мы найдём ваш крест, и сразу пойдём в сторону церкви. Вы мне расскажете, что у вас происходит.
Она разогнула спину, потянулась, и лениво сообщила: – Всё у меня хорошо.
– Простите, но вы мне в последнее время не нравитесь…
– Чем?
– Вашим настроем! Как вы умудрились потерять крест?!
Она закатила глаза, размялась, и вернулась поискам, – он его с меня снял…
– Кто «он»? Хотя… – Константин помотал головой, – Хотя не надо! Не отвечайте. Я понял… Как же снял, если вы его не видели?
– Не видела – верно. Но слышала!
– И что он сказал?
– Он не говорит… со мной. И слава господу Богу нашему всемогущему! С хорошими людьми он говорить не может. Лишь с плохими…
– Но… как? – опять спросил он.
– Как… Я его чувствовала!
Чувствовала… Кажется, старушке куда хуже, чем только можно было подумать! Хотя, чему хдесь удивляться… Константин и сам, вообще-то, уже староват. Однако Тамара всё равно старше. Циклов так на… двадцать? Может, тридцать? А может и пятнадцать – тут не разобраться! Сколько лет ни ему, ни Тамаре Константин не знал. Судя по всему, время её заканчивается. Разум медленно угасает, мозг в панике добавляет реальности красок. Демоны, лесные духи, призраки… чего только старушечий мозг не придумает! Как малое дитя, что сочиняет истории на ходу, лишь бы его слушали, и спать не укладывали. Но, как и любому ребёнку, так и мозгу старика, рано или поздно, но пора бы обрести покой. Решив, что Тамара просто-напросто сбрендила, он отмахнулся.
– Ну, хорошо. Украл у вас крест это… нечто! Так если «украл», зачем искать? Значит, к себе и унёс! Только зачем… – он прокашлялся, – Зачем демону ваш крест?
– В том и дело! Не нужон!
Он закатил глаза, услышав это кривое «не нужон». И это говорит учительница? М-да уж… как только Косте удалось вырасти в приличного человека с таким наставником? А удалось ли?.. он продолжил разговор:
– Тамар, я перестал что-либо понимать…
– он жил здесь всегда… – начала она, – В разных телах, видах, но жил! Сколько себя помню, и столько же до моего появления. И, наверное, столько же проживёт и после… он в лесу обитает… Крест ему, конечно, не нужон, но вот напакостить… Сделать нечто плохое – он первый! он просто старается меня запутать. Напугать до чёртиков, и заманить к себе! он украл крест, и – я уверена – сразу бросил! Вот такой гадёныш…
Константин едко спросил: – И что же? Бросил в том же месте?
Тамара иронию пропустила мимо ушей. Наклонилась чуть ниже, и низким голосом пробурчала что-то неясное. Константин прищурился, наблюдая за старухой. Наклонился, и увидел, как та схватила ветку.
– О!! Наконец!!
С восторгом в глазах она подняла ветку, поднесла к лицу близко-близко, и былой огонёк сразу потух.
– А… Ветка…
– Ветка. – подтвердил он, – Значит, украл и бросил? Так может, круг перед этим намотал? Не думаете?
Тамара не ответила – о чём-то задумалась. Поиски продолжились. Скромная компания в виде священника и бывшей учительницы проследовала дальше. Хруст снега возобновился, но Константин был даже рад – уж куда лучше, чем слушать бредни про демонов… Они прошли пару десятков метров, когда Тамара продолжила разговор:
– Его услышать может только плохой человек. Плохой! Или не человек вовсе. Говорить он только с негодяями может, но как-то воздействовать… может на всех!
– Любопытно. – подметил он, – Но… Тамара, вам не кажется, что я бы об этом знал?
– Кажется! Но ты не знаешь. Учиться надо!
Он поджал губы, – Где же я такому научусь?
– Старших слушай!
Он вдруг остановился, аккуратно взял старуху под руку, развернул к себе, и серьёзно сказал:
– Тамара, я давно не ребёнок! Я даже не «взрослый». Я старый! И несу я свою ношу, несу веру людям нашим уже долгое, очень долгое время. Не водятся в наших краях… они. Не водятся! Демоны все в преисподней.
– Все, да не все! – спорила старуха, – Надо тебе чаще из дома выбираться…
Она выдернула руку, и поспешила вперёд. Константину ничего не оставалось, как пойти вслед за ней. Замечательно… Луну из-за крон деревьев видно не было, но кажется, небо до сих пор чистое. Вот же психичка старая! – пронеслось в голове Кости, и в тот же момент он прикусил язык. Это нехорошо… мысли грязные и подлые. Мерзкие как Тамарин запашок! И вот опять… Лишь бы не думать гадкие мысли, он сказал, не останавливаясь:
– Хорошо, я приму это к сведению. Но может… нам стоит днём ваш крест поискать?
– Нет! – буркнула она, – Ночью потеряла – ночью и найду!
Он опешил, – Что вы в ночи делали в лесу?
Тамара замялась. Было видно – говорить не хотелось! Но… пришлось. Она прошептала в ответ:
– Дело было… Голос слышала я. Не могла не помочь!
– Чей?!
– Детский! Я как услышала, так в лес и рванула. Ты же знаешь – мой дом прямо у подножья встал. Вот так наследство, да? Ну, ладно… Голос я услышала детский, а тот о помощи просил. Я, не думая, в лес и рванула! Только тогда и поняла, что всё это ЕГО происки. Вот гадёныш! Глаз на меня положил. Я в лес-то и забежала – на голос шла. В том месте, где мы были, остановилась, и… задумалась. Откуда в лесу ребёнку-то взяться? Я таких голосов раньше не слышала – какой-то незнакомый. А деревушка-то у нас маленькая – всех детей знаю. Не наш он был… Да, и не ребёнок вовсе. И не человек…
– А если, всё-таки, человек? – предположил он, – Может, и не наш, но человек! Ребёнок какой заплутал?
– Какой ребёнок? – она усмехнулась, – Не неси чепухи! Это он был…
– Гм… как скажете… И что было дальше?
– А дальше… Я остановилась. Отдышалась, и только начала догадываться, что произошло… Обманули меня! Вот так номер. Я в себя пришла, начала соображать, и поняла – дело плохо. Возвращаться надо!
– Погодите… Но почему вы сами побежали в лес? Надо было отправить кого… кого моложе!
– Кого?! – на вздохе спросила она, – Не было никого поблизости. Дочери не было, а… – она замялась, – А кто ещё?! Некого больше.
– Хорошо. И что дальше? Как вы крест потеряли?
– Не потеряла – украли! Тогда и украли. Голос затих, а следом затихло и всё остальное. Как в гробу тихо было! Ну, наверное… У меня сердце заколотилось, пот ручьём бежал. Я замерла… А когда сумела шевелиться, чуть Богу душу не отдала! Надо мной – прямо над головой – гул раздался. Да непростой… Загробный аж! Что-то пролетело мимо, прямо над ухом, как бешенное. И… крест украло. Вот так вот.
– А вы, видимо, стояли столбом?
– Да!
– Так может… – он смутился, но спросил, – Может крест-то раньше свалился? Ну, пока бежали…
– Ага, щас-с! Нет. Не раньше! Прямо в ту секунду. Я почувствовала, как его сдёрнули. Та лапища ледяной была. Как я уже сказала – загробной!
– И… дальше как было?
– Улетело чудище. И крест забрало! Я первым делом руку на грудь – под пальто – пусто! Украли… Постояла, глазами похлопала, и… домой побежала – страшно было, аж зубы сводило. Вот так вот… такие дела!
Константину вдруг звук причудился, и он голову к небу поднял. Изо рта пар валил, верхушки деревьев медленно шевелились. Красиво, но холодно. Права старушка – аж зубы сводит! Он опустил голову, и вернул взор дороге. Лишь бы не упасть… История Тамары была жуткой, но… ничем особенно не примечательной. Старушечьи бредни – на то и бредни! Не худшая их вариация, на самом-то деле. Они продолжили путь, пока Тамара не остановилась. Опёрлась ладонями о колени, и сказала:
– Давайте, миленький, отдохнём…
– Как скажете.
Он остановился, и решил времени не терять – факел ближе к земле, и опять к поискам. Белоснежный снег, сухие иглы ели, и… всё. Даже помёта птичьего не видно. В то же время Тамара уточнила:
– Так что скажете? Права я?
– В чём именно?
– Что то его происки!
Спорить Константин не стал. Не хотел, да, и сил не осталось. Лишь кивнул в ответ, продолжая искать. Заметил:
– К счастью, вы целы и невредимы. А остальное… не так важно.
– Но крест! – спорила она.
– «Крест»… – повторил он, – Найдём. Деваться ему некуда. А… он… ему он не нужен. Не понесёт же с собой в преисподнюю, верно?
– Не пронесёт. – уверенно поправила она, – Не сможет!
– Верно-верно…
Константин продолжал освещать морозный снег, пока вдруг не заметил, как стало тихо. Тихо до неприличия! В такой тишине даже есть что-то интимное. Но разве Константину есть дело до интимных дел? Он прищурился, и только сейчас заметил, что факел-то погас. В какой момент? Неясно… По спине побежали мурашки, пока Константин доставал следующую спичку. Стало вдруг неуютно и… странно. Вынудив спичку, он – что логично – чиркнул ей по боковине коробки. И… ничего. Не зажглась, зараза! Костя убрал в карман предательницу, и достал следующую. Ситуация повторилась. На место дискомфорта вдруг пришло немыслимое раздражение. Какого хрена?! Почему сейчас и здесь? Почему он, в принципе, сейчас находится именно здесь? Глубокой ночью на морозе в компании Тамары?! Бред какой-то… Когда не зажглась и третья спичка, а глаза привыкли к темноте, он вдруг понял кое-что, казалось бы, такое очевидное… А как так вышло, что он не запомнил момент, когда погас факел? Прозевал? Разве такое прозеваешь? В ход пошла четвёртая, пятая, и даже десятая спичка. Ещё несколько таких попыток, и их не останется! Раздражённый, он резко поднял голову, чтобы злобно посмотреть на Тамару. Та так и стояла – оперившись на собственные колени. Как только он открыл рот, чтобы обвинить старуху в ситуации, над ним что-то пролетело… Нет, не пролетело – промчалось! С такой скоростью, что он понять-то ничего и не успел. Какая то была скорость? Света? Звука? А может… чего-то, о чём Костя никогда и не знал. Сразу стало как-то тревожно, мерзко, неприятно. Тамара в одночасье взбесила священника. Захотелось схватить её за опустившиеся плечи, и затрясти, пока старческая кость не захрустит, как старый чёрствый хлеб. Константин посмотрел вдаль (бессмыслица!), но ожидаемо ничего не увидел – темень одолела эти края… Он резко обернулся – пусто. Посмотрел вправо – ель. Как неожиданно… Влево – старуха, кажется, на грани того, чтобы выплюнуть лёгкие. Он резко посмотрел вверх. Что-то белоснежное, яркое, и… кажется, очень красивое пролетело прямо над ним. Он ахнул, и сам того не ожидая свалился на спину. Одновременно с ужасом и интересом – необычное сочетание – закрыл лицо руками. Вдали раздался странный звук.
– У-у… У-у…
Тамара резко разогнулась, – Слышали?! Слышали?!
Он молчал. Смотрел сквозь пальцы вверх, и никак не мог понять, что случилось. А случилось ли что-то? Почему Тамара никак не реагирует на то, что он свалился на спину? Ей что, не жаль Константина?! Неужели ей наплевать?! Вот так и помогай дальше… Судя по всему, слушала она его слушала из ряда вон плохо. Вот же старая… Он провёл ледяными ладонями по лицу. Опять осмотрелся – никого, кроме спутницы. И звуки, кажется, вернулись… Не те, что раздались вдали, а другие – такие привычные. Завывающий ветер где-то далеко, шелест листьев. И конечно, дыхание этой старой карги! Чёрт возьми! Она уже словно цикл целый отдышаться не может. Константин поднялся на ноги, отряхнул зад от снега, и схватил факел. Полез в карман, – за спичками – достал, и… Так бы сразу! Получилось. Факел осветил ночной лес. Константин посветил в лицо старухе, и еле слышно спросил:
– Вы… видели?
– Вы что у нас, дуралей? Разумеется! он это был…
– Да ну вас! Птица какая. Или… снег.
– Конечно! Или демон! – громко объявила она, – Разница разве есть? Птица-демон. Одно и то же! Тебе ли не знать, что птица – очень дурной знак!
– Прекратите… панику… – попросил он, отведя факел в сторону.
Сердце бешено колотилось. Попросив Тамару не паниковать, он совершенно забыл о кое-чём более важном – потребовать от себя того же. Константин тяжело вздохнул, и опустил глаза. В сугробе заметил что-то блестящее. Подлетел, – как птица – и резко опустился на корточки. Потянул ладонь, и схватил находку. Прокрутил в руках, тяжело выдохнул, и довольно сказал:
– Нашёл я ваш крест! Можно идти домой.
Старуха – словно «старухой» и не была – резво подбежала. Опустилась рядом, протянула руку, но вдруг отпрянула. Сказала:
– Ой, я… не надену. Сейчас нет. Не буду!
– Да вы издеваетесь… – сорвалось с его губ, – Чего ради мы полночи его искали?
– Как же вы, милейший, не понимаете?! Я же не просто так именно вас на поиски взяла! Сами не думали? Вы мне зачем? Мне бы кого моложе, крепче…
– Так зачем? – поторопил он.
– Мне священник был нужен! Чего ради мне наши мужики иль девки? Может, в поиске они-то и лучше, но… Мне вы нужны. Крест себе заберите, освятите сразу, как домой придёте, а завтра мне отдадите.
Закатив глаза, но он согласился, – Ох, ладно! – сунул крест в карман, и поднялся на ноги, – Идём? Домой вас, Тамар, провожу, и сам пойду. К себе.
– Идём… – согласилась она, поднимаясь. Когда направились в сторону выхода из леса, спросила:
– А вы… поняли, что приключилось?
– Ну… – он запнулся. Говорить, что понял кое-что другое – она рехнулась! – не хотелось. Немного подумав, ответил:
– Наверное, да. А каковы ваши версии?
– Как я уже сказала: вас я не зря взяла! Демон святого испугался, и крест вернул! Он бы священнику голову не заморочил. Не сумел! А вот нашим молодым-красивым запросто. Не подумайте, что я их невзлюбила, просто… Кто знает, что в их головах дурных? А что в вашей знаю! Вы, дорогой, наш светоч! Мысли ваши чисты и благопристойны. В вас я уверена.
Константин поморщился, – Тамар, я – священник, но не «святой»…
Первые странности
Точно знают, только когда мало знают; вместе со знание растёт сомнение
Дверь хлопнула настолько сильно и неожиданно, что привычного противного лязга удалось избежать. Константин бросил быстрый взгляд за плечо, и, обвинив в хлопке ветер, несколько раз топнул ногами, стряхивая с ботинок снег. Так же он поступил и с плечами – похлопал сначала по правому, а потом и по левому. Тяжело вздохнул, и на ощупь двинулся к стене, чтобы снять, а потом и зажечь свечу попутно вытирая насухо руки о рубаху. Когда тусклый тёплый свет окутал помещение, он осмотрелся. По своей сути, Константин по-настоящему жил только здесь – в храме, что по совместительству служил ему и домом. По своему строению он напоминал свечу – круглое небольшое скудно обставленное здание. На первом этаже, слева от двери, он держал лавочку: даровал прихожанам разные вещицы. Собственноручно испечённый хлеб, маленькие нательные крестики, что ковал для народа сосед-кузнец, церковные свечи и прочее-прочее-прочее… Константин подошёл к лавочке ближе, и стряхнул ещё слегка мокрой рукой крошки, что лежали на деревянной столешнице с самого утра. Зашёл за стойку, и поправил свечи, которые опрятно раскладывал на стойке этим утром. Не то, чтобы это необходимо… просто хотелось прикоснуться к плодам своего – и не только – труда. Он прищурился, и придирчиво оглядел полы. М-да, стоило бы подмести… Решив, что сегодня этим он заниматься точно не будет, Константин двинулся к лестнице, что вела в его обитель – на второй этаж. Сделав шаг, взгляд сам упал на аналой. Старенький, деревянный, сделанный ещё дедом Константина. Вспомнив, что Тамара просила её крест как можно быстрее освятить, Константин закатил глаза.
Крест… Интересно, понимает ли, в принципе, Тамара чего ради на груди крест носит? Крест… собой он представлял две равные друг другу палки соеденённые посередине. Крест походил на большую жирную букву Х. Сзади он соеденялся с шнуром, и носить его принято было на груди – как можно ближе к сердцу. Константин был уверен, что он чуть ли не последний из тех, кто помнит о значении креста. Когда-то давным-давно – по поверьям – сам господь Бог на землю морозную спустился. Спустился, и навёл порядок! Людей он создал, да правила им жизни написал. Так и появилась библия, а вместе с ней и оберег главный – огромная буква Х. Бог перед уходом своим оставил знак этот прямо на снеге – оставил так, чтобы видел народ, видел, и… восхищался? Константин поморщился. Достал крест старухи из кармана, и… сунул обратно – не до него!
«Вот же неугомонная старая ведьма»… – пронеслось в голове его, и даже не подумалось, что мысли эти не к добру. Отругав мысленно старуху ещё несколькими не самыми приличными из слов, Константин махнул рукой в никуда. Обойдётся! Он обошёл аналой, и остановился у лестницы, рядом с которой величественно висели иконы. Замер, глядя святому, увековеченному на полотне, в глаза. Что-то кольнуло в сердце хранителя храма… нечто вонзилось иглой, прошло сквозь, и попало в самую душу. На какое-то время Константин замер, не в силах отвести взгляд. Нехорошее липкое предчувствие окутало его вместе с мокрыми ногами – оно, подобно туману, обволакивало и ложилось мелкими каплями на тело. Казалось, что мир встал на паузу: звуки пропали, сердце сжималось от неясной и раннее незнакомой боли. Он попробовал отвернуться, и это удалось ему лишь спустя несколько раз. Константин дёрнулся всем телом, и тяжело задышал. Схватившись за сердце, он опустил глаза в пол, а свободной рукой вытер выступившие на лбу капли пота. Разум пытался подобрать объяснение происходящему: здоровье не то, потратил слишком много сил там, в лесу, да, и возраст уже приличный… Он провёл ладонью по голове, и, взяв все силы в руки, ступил на лестницу. Спустя минуту он уже поставил свечу на стол посередине, и в очередной раз тяжело вздохнул. Да, разум объяснил всё логически. Но сердце… Сердце старика чуяло, как что-то идёт не так.
Константин распахнул глаза. Рассветные лучи не спешили мягко осветить его скромное жилище: проснулся он уж слишком рано. Осмотревшись, он свесил ноги с кровати, потянулся, и глубоко зевнул. После неспокойной ночи голова гудела. Мысли лезли в голову подлые, нетипичные для мыслей священнослужителя. Новый день не принёс улыбки, желание жить испарилось так, как испаряется утренняя роса в жаркий летний день. Сама только идея о том, что необходимо одеваться, умываться, и спускаться вниз сводила его с ума. Ещё какие-то мгновенья, и всё начнётся сначала… Сонные соседи будут шоркать ногами, дверь противно звенеть каждый раз, когда кто-то через неё проходит, народ непременно будет зевать на утренней службе, а ведь ещё и задавать свои идиотские вопросы они обязательно станут… Как же всё надоело! Нехотя он поднялся, и подошёл к маленькому окну, через которое было видно если не всю, то почти всю деревню. Выглянул. Судя по всему, до рассвета время есть. Стоило бы успеть привести в порядок не только себя, но и храм, однако… однако он знал, что не будет тратить время на подобные – и главное, привычные! – дела. Почему? Константин не понимал. Просто знал, – и точка. Он бросил взгляд на не заправленную кровать, и впервые за долгие-долгие годы махнул на это дело рукой. В углу нашёл ведро с ледяной водой. Умылся. Бегло натянул на себя брюки, рубаху и ботинки. Спустя несколько минут дверь в церковь захлопнулась. Он ушёл.
Правда, надолго уйти не получилось. Сидя в уличном туалете, Константин услышал, как под чьими-то ногами захрустел снег. Проглотив ругательство, он поспешил закончить свои дела, но не вышел из туалета – прислушался. Шаги становились всё ближе… Шаг гостя был мягким, – почти беззвучным. В голову тут же прокралась не лучшая для священника мысль: может, притаиться в туалете, и сделать вид, что его здесь нет? Некто прошёл мимо, и спустя пару минут он услышал глухой стук в дверь храма. Ещё минута, и противный лязг дал о себе знать – кто-то, не дожидаясь приглашения, зашёл внутрь. Злость окатила Константина так, как окатывает ведро ледяной воды – какого чёрта им всем от него нужно?! Немного замявшись, но он покинул укрытие. Зашёл внутрь церкви, и заметил её.
Ангелина моментально обернулась. Губы растянулись в улыбке, пухлые щёки покрыл румянец. Она словно с облегчением выдохнула, и отвела от Константина взгляд больших зелёных глаз.
– Вы здесь…
Константин прочистил горло, – М… да. Отходил по делам…
– Это хорошо… А-то я уже начала переживать! Думала, что разбужу вас, а когда заметила, что здесь никого… ох… даже не хочу говорить, что за мысли меня посетили!
Константин вымученно улыбнулся. Обычно его умиляла эта непосредственность Ангелины: соседская девчонка была такой с самого детства. Простой, немного наивной, а главное, с большим и добрым сердцем. Её вера вдохновляла Константина, но сегодня… она показалась ему настолько глупой, что челюсти заскрежетали от раздражения.
– И что же ты подумала, милая? – спросил он, не скрывая сарказма в голосе, – Куда я мог деться с утра пораньше? В лес убежал? – усмехнулся он.
Ангелина замерла на пару секунд, набралась смелости, и посмотрела священнику в глаза, – Я… я об этом и хотела поговорить… как вы узнали?
Он закатил глаза, не скрывая своего раздражения, – У меня дела. – сказал, как отрезал, он, – Если хочешь что-то обсудить, – подойди ко мне после службы. А пока я занят.
– Но это важно…
Не желая слушать, он круто развернулся. Остановился у двери, намереваясь уйти, и тихо сказал: – Уверен: это подождёт.
Но Ангелина, кажется, уверенности этой не разделяла. За шаг она оказалась рядом, и положила руку ему на плечо, – Не уходите… вы мне нужны…
Он опустил голову. Не оборачиваясь, спросил: – Что тебе нужно?
– Я вчера разговаривала с Тамарой… – начала объяснять она, – Она рассказала мне, как слышала детский голос… рассказала, как у неё украли крест. Мне страшно, батюшка! Очень. У меня ведь сын…, а что… что если он украдёт моё дитя? Я… тут кое о чём подумала…
Константин почувствовал, как лицо начало багроветь. Раздражение зародилось где-то внизу живота, и быстро бежало вверх – через сердце, проникая в разум. Мысли его начали прыгать от злых до безумно злых, челюсть сжалась, а голова заболела лишь сильнее. Ещё никогда в жизни он не чувствовал подобное: раздражение, презрение и, главное, отчуждение. Почему эта девка, в принципе, решила, что он обязан её успокаивать? Он священник, а не её отец! Он попытался взять себя в руки, но увы, сумел выпалить лишь:
– И ты туда же? – перебил он
– Простите? – она обогнула его, и постаралась на него взглянуть.
Он вынужденно развернулся. Ангелина стояла к нему так близко, что он сумел уловить её запах – чёрна смородина, свежесть мороза и, конечно, сладковатый запах молодости. Таких ароматов он не ощущал никогда. Константину пришлось отойти от двери, чтобы не стоять так близко к прихожанке. Он потёр лицо ладонью, и сказал:
– Ну, ладно, Тамара…, но ты-то что? Молодая же!
– Я вас не понимаю… – честно ответила она, – Вы считаете, что Тамара… это придумала?
– Может, не придумала! – на выдохе сказал он, – Может, и правда верит в то, что говорит. Но ты? Я? Мы в этот бред верить не обязаны. Может, когда-то она могла чему-то научить…, но сейчас? Тамара выжила из ума! Не стоит воспринимать её всерьёз.
Лицо Ангелины переменилось. Что-то схожее со страхом пробежало во взгляде. Она сглотнула, и…
– Вы… вы уверены, что бояться нам нечего? – тихо спросила она.
– Более чем. – ответил он, и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Небо становилось светлее с каждой минутой, а это означало лишь одно – солнце поднимается где-то там, за густыми серыми облаками. Константин поднял голову, и брезгливо прищурился. В последнее время любой внешний раздражитель сводил его с ума. Обычно в такое время суток он начинает службу…, но сегодня что-то определённо изменилось: сейчас Костя брёл вдоль заброшенного дома, а ноги его уверенно вели в лес. Голова его, на удивление, была чиста, как никогда. Как только он покинул территорию храма, оставив молодую прихожанку в изумлении одну, головная боль пропала и даже дурные мысли покинули. Куда он шёл, – не думал. Ноги сами вели, вернее: вело сердце. Разумом Константин понимал, что делает что-то странное. Но сердце… сердце трепетало перед встречей, о которой Костя знать не мог.
Константин никогда не был фанатом лесных прогулок. И какой только в этом толк? Бездумно идти неведомо куда, ноги устают, а дыхание учащается, если прибавить темпа. Это глупо! В обычной жизни Константин предпочитал коротать время в себе – размышляя о чём-то, иногда предаваясь фантазиям. Так как деревня была небольшой, на ссутулившиеся плечи его легла не только роль проповедника, но и иконописца. Он любил проводить время с кистью в руках. По утрам он предпочитал заниматься литературой: переписывал книги, что теряли внешний вид, записывал собственные мысли и ощущения, иногда вспоминал то, о чём в детстве рассказывал отец, и тоже переносил слова на бумагу. Ночами Костя любил смотреть в небо, представляя себе то, как где-то там, за плотным слоем космической пыли, восседает господь Бог. Он любил мечтать. Любил думать, анализировать, общаться с народом. В начале лунного цикла Константин отдавал себя творческим делам, в конце, когда луна пухнет, подводил итоги. В их деревушке дням недели предпочитали лунный календарь. Свою жизнь он любил. В те редкие моменты, когда-таки приходилось покидать родные стены, и выходить в относительно большой мир, он предпочитал проходить по центральной улице деревни. Неважно, куда он шёл – в колодец за водой, к соседке за свежими яйцами или в лес за ягодами – всё равно! Константин выходил с самого раннего утра, и медленно шёл по деревне, часто останавливаясь, чтобы поприветствовать народ. Но не сегодня. Не сейчас. Это утро очевидно не задалось, и что принесёт за собой день после такого – тайна. Как только Костя вышел, сразу свернул, и покинул территорию деревни, предпочитая пробираться сквозь сугробы, зная, что в любую минуту может показаться дикий зверь, но зато там, за пределами привычного мира, он был один.
Константин шёл. Он знал, куда идёт, а о том, какой в этой прогулке смысл думать и не собирался. Время от времени ноги проваливались в сугробы, и приходилось очень постараться, чтобы вылезти из снежной ямы. Солнце, кажется, давно встало из-за горизонта, однако света сегодня было мало – тусклые мрачные облака заслоняли собой начало нового дня. Спустя мгновенья Константин остановился у начала грузного леса, чтобы отдышаться. Он облокотился на дерево, снял ботинок с левой ноги, и вытряхнул оттуда снег. Надел обратно, и вдруг замер. А что, собственно говоря, с ним происходит? Он подскочил с утра, забыл про дела, про службу, нагрубил Ангелине, и… убежал? А как же служба? Как же прихожане? Как же несчастная Тамара, что обязательно захочет забрать крест? Константину вдруг стало до безумия страшно, но лишь на миг… Подобно серым облакам, нечто тёмное, что медленно зарождалось в его душе, заслонило собой яркий свет веры. Он набрал снега в ладони, и растёр по лицу. Глаза его горели чем-то неведомым, лицо раскраснелось, а редкие волосы встали на голове, но Костя этого не ощущал. Немного помявшись, но он сделал шаг в сторону. Константин зашёл в лес.
Прихожане
Не понимающий ваших слов, не поймёт и вашего молчания
Как и остальные прихожане, Тамара стояла у входа в церковь. Руки её то и дело сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони чуть ли не до крови. Она прикусила губу так сильно, что остановилась, когда почувствовала металлический вкус во рту. Осмотрела соседей, и громко сказала:
– Что-то здесь не то!
Народ переглянулся между собой. Зоя – главный скотовод деревни – первая махнула в сторону церкви рукой.
– Кто ж Константина нашего знает?! – спросила она сразу всех, – Дела какие его задержали. Ничего! Не помрём, если домой сейчас разбредёмся.
– И я так думаю. Мало ли что?! Вдруг у него… понос? – заметил Демид – кузнец, что помогал Косте в производстве крестов для народа.
Тамара раздражённо фыркнула, – Не неси ереси! – потребовала она, – Мучайся он с животом, не покинул бы храм! Да, и предупредил бы, что дурно ему. Что-то здесь нечисто!
– Так, может, в туалете он мучается, м-м? – мужичок улыбнулся, обнажая бледную десну.
– Его там нет… – раздался тонкий голос соседского мальчишки – он был чуть ли не единственным дитём, что посещал все службы, – Я проверял туалет…
Демид размашисто махнул рукой, – Я пошёл! На закате придём, и узнаем, что приключилось. Время, вообще-то, нерезиновое!
Демид поправил ватник, и двинулся в сторону деревни.
– А мы от тебя другого и не ожидали! – буркнула Тамара, с явным желанием говорить сразу за всех, – Иди-иди! Вера твоя – туфта на постном масле!
Демид гоготнул, но отвечать не спешил, – ушёл.
Тамара бросила в сторону кузнеца презрительный взгляд, и придирчиво оглядела соседей, – А вы? Вы что? Тоже, поди, думаете, что ничего страшного не происходит?! – с вызовом спросила она.
Зоя пожала плечами, – Не знаю. Но ждать не намерена. – как и Демид, она развернулась, и побрела прочь.
Тамара наблюдала за тем, как прихожане медленно разбредались в разные стороны. Кто-то уходил домой, некоторые отправлялись в гости и по другим – но определённо очень важным! – делам. По итогу, у дверей церкви осталось лишь три человека. Осмотрев соседей, Тамара спросила:
– Как бы то ни было, но есть в нём толк. Раскрыл он все карты! Всех расставил по своим местам! Истинные лица прихожан показал. Эх! «Прихожане»… Какие из них? «Ухожане» они!
Марья – лекарь – нахмурила густые рыжие брови, – Тамар, ну не надо… не при ребёнке…
– Вот ещё! – буркнула она в ответ, – Что ж ты мне делать прикажешь? Молчать?!
Мальчишка, что не отходил от массивной двери, с испугом посмотрел сначала на Марью, а потом и на Тамару. Тихо спросил:
– Кто это… «он»?
Тамара набрала воздуха в лёгкие, но ответить не успела, – Марья её перебила. Лекарь мотнула головой, и строго сказала:
– Не пугайте вы его. Не пугайте!
– Бояться – это полезно. – с умным видом заметила Тома, – Кем же бы будем, если бояться не станем? Вымрем, как мухи по зиме!
– Мухи не мрут. Они в спячку впадают…
– Какая разница? Страх нам нужен. Не выживем мы без него! Тем более, когда в нашем лесу поселилось такое!
– К-какое? – заикаясь, спросил мальчишка.
– ТАКОЕ! – объявила Тамара, – В нашем лесу, Юрец, демон поселился!
Мальчик раскрыл от удивления рот, и медленно, не осознавая, что делает, спрятался за спину Марьи. В то же время лекарь посмотрела на бывшую учительницу с осуждением, и тихо, но твёрдо проговорила:
– Прекратите немедленно. Вы зарождаете панику!
– Да. – согласилась Тамара, – Без «паники» он нас всех уничтожит!
Марья покачала головой, и развернулась к Юре – мальцу. Сказала:
– Беги домой. Вряд ли Константин начнёт службу. Поздно уже…
– Но… – он замялся, – Но где он? Я хотел с ним поговорить…
Она мягко улыбнулась, – Уверена: с ним всё хорошо. Скорее всего, и правда, ему нездоровится.
– А может… может, поднимемся к нему, а? Туда, наверх… я там бывал однажды!
– Но разве Константин нас приглашал? – спросила она и прищурилась.
– Я же сказал: я бывал там! Он меня сам позвал!
– Но когда это было? Не сегодня, верно? Не стоит нам подниматься. Если бы он хотел нас видеть, – пригласил!
– А может, помирает он там, а-а? – Тамара поморщилась, – А мы стоим здесь…
Марья махнула в её сторону рукой. Сказала мальчику:
– Ты иди… Беги домой. И не переживай главное. Возвращайся к вечерней службе. Константин к этому времени вернётся, и всё нам объяснит.
Услышав последние слова Тамары, он побледнел, но спорить не решился. Глубоко кивнул, и убежал с территории храма. Когда остались лишь Марья да Тамара, первая строго сказала:
– Я не знаю, что вы видели в лесу, но что бы то не было – не повод пугать людей, и уж тем более детей!
Тамара фыркнула, – Ты моё мнение слышала. Повод. Ещё какой повод! Неужели и ты, умная девка, будешь отрицать очевидное? В лесу кто-то есть. И он как-то влияет на Константина! Иначе как это объяснить?! Он никогда так не поступал. Никогда!
– Я спорить с вами не стану. Даже, может, в чём-то соглашусь… Происходит что-то с Константином. Но вряд ли дело в том, что вы видели в лесу!
– А в чём же?! В чём?! – она сорвалась на крик.
– Понимаете… чем старше человек, тем вероятнее, что в его поведении могут появиться… скажем так: странности. Что же я вам, как ребёнку, объяснять буду? Вы и сами видели! Такое с матерью моей было, да, и отец Константина под старость лет был сам не свой…
– Верно. Всё верно. Так и кто в этом виноват на твой взгляд? Свет солнечный?
– Человеческий разум. Мозг. – объяснила она, – Но никак не некто, кто в лесу нашем, якобы, живёт…
– Да ну тебя! Невежда! Чего ради ты, в таком случае, сюда таскаешься? Коль не веришь!
– Я верю. Верю. Оттого и «таскаюсь». Только вера наша с вами, видимо, разная совсем. Я верю в высшую силу, в господа Бога, а вы… вы верите в лесное чудище!
– Глупая ты! – Тамара чуть ли не сорвалась с места, но вовремя себя остановила, – Та-ак… – на выдохе произнесла она, – Юрца ты прогнала. Может, вдвоём поднимемся? Вдруг, и правда, батюшка наш богу душу отдал, а мы тут спорим стоим?
– Не хотелось бы нарушать покой его, но… вы правы. Стоит его проведать.
Вдвоём они схватились за ручку, и распахнули дверь.