Дочь моряка

Истошно воющие родители в больнице и на вызовах, не редкость. Потеря близких, особенно детей наносит раны рваные, больные с длинным процессом заживания. Эти удары бьют резко, всегда неожиданно, во все органы, сводят с ума. Никто Савельева не научил, как вести себя грамотно в таких ситуациях, какие слова сказать, чтобы дать возможность себе и бригаде работать. Можно ли наорать, или надо говорить мягко, а может и игнорировать. А ведь именно сейчас Савельеву так пригодились бы эти знания.

В стеклянные двери больницы, подметая пол широченными штанами и вдавливая в кафель ботинки 46 размера ворвался мрачный, черноволосый и бородатый тип. Концентрированным запахом табака он мгновенно выместил больничный запах и заполнил собой все – звук, свет, пространство.

– Гдееее? – раскатисто проревел он.– Гдееее?

Савельев стоял у стойки регистрации спиной к выходу. Он даже не успел посмотреть в сторону «Где», как голос прогремел у него прямо в ухе. Огромные железные лапы схватили его за плечи, развернули на 180 градусов, впились в полы его халата, оторвали от земли и стали трясти. Савельев сдавленно бормотал, фонендоскоп врезался ему прямо в кадык.

– Поставьте меня – глупо и, к сожалению, без должной угрозы прошептал Савельев. Потом набрал воздух и попытался еще раз. И в этот момент услышал спасительный, нужного тембра, голос.

– А теперь поставь аккуратно доктора на землю, я сказала.

Люда. Его прекрасная, на голову его выше, с полным набором тщательно собранного для таких случаев словарного запаса, фельдшер Люда.

Савельева поставили на пол.

– А теперь сядь.

Наконец-то голова верзилы оказалась ниже головы Савельева. И Савельев четко увидел черные брови, усы, бороду и тельняшку. «Моряк»

Савельев поправил халат и остаток волос на голове.

– Кто она? Кого вы ищите?

– Дочка моя. Валя где? Я за ней по всему городу езжу. Перекидываете туда-сюда. А она же совсем мелкая. В Боткина сутки провел в холле. Хорошо, сестричка сказала, что ее переводят сюда к вам.