Живая

Посвящается моему сыну Тимуру.

Малыш, ты научил меня любить жизнь.

Дорога не менее ценна, чем конечная цель. Такая разная: ровная редко, чаще опасная, с выступающими камнями и торчащими из земли корнями, которые сплетаются в паучью сеть, а сбоку обрыв во всю длину пути – неосторожный шаг и вот уже летишь в объятия пропасти. Тем тропа заманчивее. С каждым пройденным метром еще одна капля гордости звонко падает в сердце. Я улыбаюсь, потому что становлюсь сильнее и телом, и духом. Я вдыхаю жизнь полной грудью и это хорошо.

Дорога сложная. Мы порядком устали: ноги потяжелели, а в горле появился привкус металла, но это нисколько не омрачает поход. Когда тропа становится узкой и край пропасти ближе, сердце сжимается от страха, я дышу чаще, крепче держу за руку младшего сына, в то время как муж и старший сын идут впереди. Я знаю, что бояться – это нормально. От страха нельзя избавиться, с ним можно только дружить. Честно признаю его, как и тот факт, что я та еще трусиха, и продолжаю идти дальше.

Моим сыновьям шесть и три, но этот поход для них уже не первый. Мой же случился в тридцать два, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда. Мы с мужем учим детей видеть прекрасное в мире. Учим чувствовать природу и уважать ее, как близкого друга, а еще расширять границы возможного. Преодолевать горную тропу, конечно, нелегко, нередко бывает опасно, но если доверять своему телу и разуму, то можно только диву даваться на что способен человек.

Шаг за шагом по скалистой тропе вверх. Погода нам благоволит. Вокруг зеленеет и цветет март. Кое-где еще попадаются нежные подснежники, розовые цикламены и белые морозники, которыми богаты Орлиные скалы, но все же основная их часть осталась далеко позади. Зато есть сосны. Они пахнут праздником и домашним уютом. Мы усаживаемся возле одной из них, чтобы перекусить и выпить кофе. Мне нравится пить кофе в красивых местах, даже, если не совсем удобно. Есть в этом особая магия, роскошь, доступная каждому вне зависимости от финансового положения. На мне недорогие, но удобные джинсы, а в руках самый обычный бумажный стаканчик с кофе, что налила из термоса, но я с уверенностью думаю о том, что в этой жизни сорвала джекпот.

Первая смотровая площадка. У мальчишек энергии хоть отбавляй, они бегают так, точно не прошли до этого долгую горную тропу и совсем не устали. Да я и сама полна сил. Возможно, так всегда? Достигаешь цели, и дорога уже не кажется такой трудной и изматывающей? Я подхожу к перилам и облокачиваюсь на них. Передо мной, будто мраморные, скалы, синее, невероятно синее море, а внизу река и водопады. Несмотря на огромное расстояние, шум воды все же доносится до наших ушей. Это музыка, которую я готова слушать хоть каждый день. Я наклоняюсь и смотрю вниз: далеко-далеко маленький изумрудный кружочек воды, куда падает Агурский водопад. Странно, но мне почему-то совсем не страшно, хотя всю сознательную жизнь, одним из самых сильных был страх высоты.

«На заре-е-е голоса зову-ут меня…»

В голове звучит на повторе ставший в последнее время популярным ремейк Басты. Он как нельзя хорошо вписывается во все, что вижу вокруг. Прикрываю глаза. Ветер нежно щекочет кожу, солнце печет. Делаю глубокий вдох. Я живая, целиком и полностью, до последней клеточки. Я думаю о том, что чудеса в простом и самое главное из всех чудес – дышать и слышать, как дышат те, кого любишь всей душой. «На заре-е-е…»

Я живая.

Однако три года назад я «сорвалась с обрыва» и лишь тоненький прутик удержал меня над бездной. Тот самый прутик, который все изменил.

                        ***

Всего несколько дней, как 2020 год сменился на 2021, а вместе с тем у меня начался восьмой месяц беременности. Я как раз стала готовиться к роддому и отобрала необходимые вещи на площадке известного маркетплейса в корзину, а еще снова и снова пыталась говорить со старшим сыном Дамиром о появлении братика и о том, что мне придется уехать ненадолго. Он кивал головой, но я видела, что он не понимает, о чем речь. С одной стороны серьезную роль играла ЗРР (задержка речевого развития – Дамир говорил всего несколько слов), а с другой – раньше ему ни разу не приходилось оставаться без мамы на целый день, а тут еще и ночи. Ему, трехлетнему, было трудно вообразить это на яву. Я поняла, что допустила серьезную промашку, как родитель, и не подготовила своего сына к такой ситуации. Одно успокаивало – рядом с ним останется папа, они будут навещать меня каждый день, и малыш будет слышать, как я его люблю и скучаю, а значит, не почувствует себя покинутым.

Совсем внезапно я почувствовала слабость. Я ни сразу поняла, что больна: срок большой и всяческое недомогание вполне себе норма. Затем слег муж. Ковид. Я не думала, что это может случиться со мной или с кем-то из близких. С кем угодно, но не с нами. Увы. Болезнь развивалась быстро и тяжело. Стало ясно, что ни супруг, ни тем более я не избежим госпитализации. Но у нас был сын, а близкие, кому можно было доверить ребенка, находились в других регионах. Будучи беременной еще в первый раз, я обещала себе, что никогда и ни за что мой ребенок не почувствует себя брошенным, как я когда-то, и вот мне пришлось отправить его в Ростовскую область к бабушке и дедушке. Да, жизнь любит щелкнуть нас по носу.

Сына увез мой родной брат с женой, потому что моих сил не оставалось даже на то, чтобы передвигаться по квартире и есть еду, а о том, чтобы отвезти в другой город не могло быть и речи. Дверь закрылась. Я впервые рассталась с ребенком и почувствовала такую невообразимую пустоту, что она будто парализовала меня. Я осталась стоять перед дверью, тупо смотря на темную поверхность и не понимая, почему все это происходит. Может я не так уж и больна, как кажется? Может стоит спустится вниз и вернуть сына домой, а завтра, глядишь, станет легче? Но в этот момент в нижние ребра толкнул маленький человечек. Я сглотнула подступивший ком, вернулась в комнату и вызвала скорую.

Уже на третий день в больнице поражение легких превысило семьдесят процентов. Я до сих пор помню то изнурительное состояние, когда не можешь вдохнуть воздух и чувствуешь себя рыбой, выброшенной на берег. Мне даже время от времени приходилось наклоняться, чтобы сделать вдох, но даже в такой позе не удавалось надышаться. Положение осложнялось беременностью, ведь ребенок давал дополнительное давление, как на легкие, так и на другие органы. Это было все равно что, если бы затянули в тугой корсет и оставили в нем на все дни и ночи без права снять его хотя бы на минуту.

Терапия не помогала. На консилиуме приняли решение о транспортировке в Краснодар. С вертолетом не сложилось и перевоз в итоге состоялся на машине скорой помощи. Ни за какие величайшие богатства мира, я не согласилась бы вытерпеть эту дорогу вновь. Эти несколько часов были самыми длинными и мучительными в моей жизни. Повернуться нельзя, положение только на спине, адская боль между лопаток и в груди, онемение ног. Я помню, как пыталась вдохнуть и не могла. Хотелось кричать: ну сделайте же что-нибудь! Мы умираем! Но больше, чем уже сделали, сделать не могли. Паника, отчаяние. Казалось, что схожу с ума. Наш преподаватель в ВУЗе как-то говорил, что время всегда относительно: если дать человеку пять минут, чтобы насладиться морем, например, то это ужасно мало, но если пять минут придется терпеть боль, то они превратятся в часы. Дорога от Сочи до Краснодара в тот день показалась мне длиннее, чем вся жизнь. Возможно, маленькая крупица меня до сих пор там, мечется и кричит: мы умираем!

Всю дорогу я пыталась дышать, но вместо этого получались лишь глухие стоны. До этого я спасалась наклоном вперед, но в скорой, прикованная спиной к каталке несколько часов, я не могла этого сделать. Помню, как сопровождающий врач все спрашивал меня, почему я стону? Я отвечала, что не могу дышать, что тяжело на спине. И лучше бы он молчал…

– Да ла-адно, – махал он рукой. – Скажешь тоже. Отчего ты дышать не можешь?

– У меня же ковид, поражение легких больше семидесяти процентов! В конце концов, у меня восьмой месяц беременности! – злилась я.

– Ой, не преувеличивай, – фыркнул мужчина.

Меня охватила одновременно злость и беспомощность, но спорить не было сил. Я повернула голову набок – единственная смена положения, которая была доступна.

Наверное, врач подумал, что перегнул палку, потому что в следующее мгновение он попытался дополнить свои слова:

– Ты думаешь, что у тебя пневмония? Да ну, нет там ее и в помине. Бронхит не более.

Я повернулась и посмотрела на него. Он шутит или всерьез говорит? Врач же сунул ладонь под верхнюю часть моей спины и несколько секунд держал ее прижатой к лопаткам.

– Во, я ж говорю, бронхит. Бронхит, точно!

Хм, а вы точно врач?

Комментировать это я не стала. По приезду же в Краснодар по КТ поражение легких стремительно подбиралось уже к восьмидесяти процентам.

Наконец, меня привезли в краевую больницу и стали готовить для реанимационной палаты. Забрали абсолютно все вещи, раздели, переложили на холодный металлический стол и даже не накрыли простыней. Это было гадко, противно, точно я уже