Возмездие

Анклав. 2096 год.

Последнее, пятое правило – убей или умри.

День, когда Эйвери сбежала.

Любопытству некоторых людей можно позавидовать, ведь оно толкает их на поступки, в том числе и на неразумные. Например, толкнуло и Лизи.

Девушка уже давно поняла, что что-то не так. Ашер, с которым она познакомилась в Грёзе и про которого, как и многие была наслышана. Он, его взгляд, лукавая улыбка, всё это в совокупности подстегнуло в девушке интерес. Лизи знала, что Ашер ведет свою игру и позже это только подтвердилось. Ноа, Хант и Дэни тоже во всем этом замешаны. Да, даже девчонка Рид, судя по последним событиям.

Лизи была у себя, когда услышала прозвучавшую сирену во всем Анклаве. Конечно же, ей стало любопытно, поэтому вскоре она уже покинула комнату, оказавшись в коридоре и наблюдая за действиями людей. Никто не суетится, все предельно собраны. В голове у девушки поселился только один вопрос: неужели, пожиратели решили суициднуться и напасть на Анклав?

Она ненавидела этих тварей всей душой и боялась также сильно. Они вгоняли её в дикий страх, и это отпечаток детства, ведь только ей известно, как собственный отец издевался над маленькой девочкой.

Ей было пять лет и, как правило, дети плохо помнят себя в подобном возрасте, однако травмирующие события влияют не только на их восприятие, но и на память.

Отец Лизи привязывал её наручниками к старым трубам в доме, куда даже никто не заходил, так как они жили в заброшенном городе. А с противоположной стороны приковывал пожирателей, которых специально отлавливал. Да, раньше, до появления у них наростов или других образований, можно было просто усыплять тварей. Мужчине было неизвестно, как именно проходит этот процесс, он случайно обнаружил это, когда в одну из вылазок ничего, кроме пуль со снотворным у него не осталось. Только одному ему было известно, что двигало им в тот момент, чтобы притащить пожирателя домой, где уже прикованной к одной из труб сидела маленькая Лизи. Он всегда приковывал её, чтобы она не сбегала.

Отец девочки специально дождался, пока тварь очнется и начнет кидаться, чтобы проверить насколько прочные наручники он взял. Лизи кричала, плакала и просила отца убрать это. Умоляла освободить её, но мужчина лишь улыбался. Такой больной улыбкой, которую видела неоднократно в дальнейшем у многих людей и с радостью их лишала жизни.

Мужчина тогда смотрел, как пожиратель дергается, пытаясь дотянуться до ребенка, как клацают его зубы в футе от дрожащей ручки Лизи. Удовлетворявшись прочностью цепей, он отворачивался и выходил, оставляя дочь наедине со своим страхом и монстром. В полумраке заброшенного дома крики Лизи звучали особенно жутко, эхом отражаясь от голых стен.

Так шли часы, продолжаясь изо дня в день, когда пожиратели лишь стали прибавляться. Лизи захлебывалась слезами, молилась всем известным и неизвестным богам, лишь бы это прекратилось.

Отец не всё время держал её на цепи, иногда освобождал и наблюдал, как она пыталась сбежать, пыталась спастись. Так продолжалось до тех пор, пока девочке не исполнилось тринадцать. Именно тогда она достигла своего пика, момента, когда сломалась и поняла, что она должна прекратить это. Сначала она думала подставить руку одному из пожирателей, чтобы стать одной из них и сожрать собственного отца, но ей пришла идея лучше.

Убийство.

Лизи убила собственного отца и сделала это с определенной жестокостью, воспылав в тот момент ненавистью ко всем мужчинам даже с крупицей власти. Правда, страх перед пожирателями так никуда и не делся.

Лизи спустилась, выйдя из здания, и перешла в другое, чтобы подняться по лестнице и замереть, когда она увидела, как Ашер вышел из кабинета О’Нила.

Замерла девушка по той причине, что успела заметить его взгляд. Такой бывает у человека, что прибывает не просто в бешенстве, а в состоянии выходящего из-под контроля. В глазах ликтора плескалась не просто злость, а какая-то первобытная, звериная ярость. Лизи не знала, что могло вызвать подобный взрыв, но любопытство в ней взяло верх и в этот раз.

Если девушка изначально хотела окликнуть его и узнать в чем дело, то сейчас решила просто проследить.

Она направилась за Ашером, сохраняя дистанцию и замечая, как его напряженные плечи едва подрагивают, но по мере приближения к месту, где она ранее не была, заметила, что ликтор будто бы успокоился или просто сделал вид.

Перед тем, как ликтор скрылся в лифте, то Лизи спряталась за углом и только после подошла, наблюдая, на каком этаже он вышел.

Минус первый.

Спустилась туда же на лифте, прислушиваясь к посторонним звукам и ориентируясь по ним. Она умеет быть незаметной, если это нужно.

Девушка останавливается за очередным углом, слыша обрывки фраз и различает голос О’Нила.

– … она того стоила? – именно этот вопрос задает О’Нил, когда Лизи хочет выглянуть из-за угла, но не делает, понимая, что в таком случае будет обнаружена. – Убей его.

Девушка не поймет, кому он отдает приказ, лишь слышит шаги совсем близко и тут же скрывается в узком пространстве между стенами, различая в темноте неподалеку трупы людей. Вот, почему здесь стоит такая вонь.

О’Нил останавливается в двух шагах от девушки и ей кажется, что мужчина заметил её.

– Мистер доброе сердце оказался с… гнильцой, – различает она слова Ашера и тут же звучат два выстрела.

Лизи наблюдает, как О’Нил замирает всем телом на пару секунд, а после уходит. Девушка не спешит выходить, думая о том, что это были за выстрелы. Ашер убил кого-то?

Она стоит так минуту, когда понимает, что со стороны, куда ушел О’Нил идут двое, различает количество по поступи. Двое незнакомых ей мужчин проходят мимо, также не замечая спрятавшуюся девушку.

– О’Нил прислал нас избавиться от тела, – говорит позже один из них. – Сказал, что ты можешь быть свободен. Дальше мы сами.

– Сожгите его, – Лизи едва хмурится, ведь точно понимает, кому принадлежит этот голос. Зейну.

Получается, О’Нил отдал приказ Зейну? Убить Ашера?

Она касается пальцами стены, анализируя, что чувствует. Жалость? Это вряд ли. Девушка уже давно не чувствовала нечто подобное. Печаль? Возможно. И что-то ещё такое, что ей и самой неизвестно. Нет, Лизи, не влюбилась в ликтора, он ей даже особо не нравился. Да, они спали пару раз, но не более. И он, и она знали, что это просто секс. Да и не уверена она, что такой, как Ашер, способен на какие-то чувства. Нужно быть совсем дурой, чтобы влюбиться в подобного ему человека, даже не человека, а дьявола, ведь дьявол не способен на чувства.

Раздаются тихие шаги, и Лизи практически вжимается в стену, наблюдая, как Зейн уходит отсюда с опущенным пистолетом в руке, словно погруженный в собственные мысли.

– Черт… Ты хоть знаешь, кто это? – раздается голос того мужчины.

– Нет. Кто?

– Ашер Тернер, – Лизи слышит глухой звук, словно ликтора пнули ногой, – сам дьявол.

Другой смеется.

– Это всего лишь ликтор. К тому же мертвый.

– Ты здесь недавно, поэтому плохо знал его, в отличие от меня. Не видел, что он может сделать…

– Даже дьявола, как оказалось, можно убить, – Лизи слышит ещё шаги, после звук, как будто открывается решетка и что-то оттуда выкатывают. – Давай грузить его.

Дальше девушка различает очередной глухой звук, понимая, что это тело Ашера погрузили на тележку.

– … вот дерьмо, – говорит самый первый.

– Чего?

– Пульс. У него ещё бьется сердце. Он жив.

Возникает непродолжительная тишина, словно эти люди решают, что с ним теперь делать.

– Сходить за мистером Холтом или О’Нилом?

– Нет. Скажи им, что мы всё сделали, а я просто брошу его тело в огонь. Если пули он как-то пережил, то огонь точно не сможет. Я бы и сам ему с удовольствием глотку перерезал, но нет ничего с собой. А у тебя? – Лизи не слышит ответ другого, полагая, что тот просто отрицательно качнул головой. – Тогда я просто скину его.

– Справишься?

– Я тут работаю подольше твоего, не забывай. Скажи О’Нилу, что все сделано и забери полагающийся нам кафоликон. Я позже зайду и заберу его.

– Хорошо.

Лизи смотрит на то, как один из мужчин уходит, вероятно, тот, что работает недавно. Далее девушка различает звук тележки, которую с телом ликтора катят в противоположную сторону.

Она не спешит выходить, думая, как ей поступить.

Лизи не считала себя героем и точно никогда никому не помогала просто так. Девушка всегда искала выгоду, как и большинство людей сейчас.

Если она сейчас просто уйдет, то что будет? Вероятно, О’Нил вскоре решит избавиться от нее, ведь он женщин в качестве убийц вообще не воспринимает. Тогда Лизи снова начнет скитаться, как и делала до этого. Нет, она не пропадет, потому что выживала в одиночку с тех самых пор, когда убила отца.

А что будет, если она решит помочь Ашеру? Вероятно, она также покинет это место. И вот снова. Любопытство. Если первый вариант исхода событий она в состоянии предугадать, то во втором сложнее. Интерес разгорается в ней так резко, что она спокойно выходит из проема и бесшумно движется в сторону, куда ушел тот мужчина.

Быстро догоняет его с улыбкой на лице и достает нож, что всегда с ней.

Неизвестный открывает печь и оставляет тележку с телом ликтора, когда девушка оказывается уже за его спиной.

Секунда, и мужчина оборачивается, только в последний момент замечая Лизи. Даже если бы у него было оружие, оно бы всё равно ему не помогло. Движения девушки четкие и быстрые.

Она перерезает ему горло острым лезвием, нанося глубокий порез, и тот лишь рефлекторно зажимает рану.

Мужчина падает сначала на колени, а после и на пол.

Мёртв.

Лизи лишь склоняет голову и безразлично смотрит на него, чтобы после подойти к Ашеру и поднести два пальца к месту на шее, где едва чувствуется слабый пульс. И правда, жив.

Девушка тяжело вздыхает, решая, что их нужно переодеть, а того мужчину сжечь. Форма ликтора обладает такими качествами, что даже в огне от нее проблематично избавиться, могут остаться куски. Да и в обычной одежде Ашер будет привлекать меньше внимания.

Лизи ножом разрезает форму на Ашере, полностью раздевая его до трусов и замечая две дырки от пуль в груди и кровь, сочащуюся из них. Она не врач и не особо умеет оказывать медицинскую помощь, но точно понимает, что пули застряли у него внутри. Кое-как перевязывает куском формы ликтора место ранения, чтобы замедлить кровотечение.

Девушка уже снимает одежду с незнакомца, понимая, что они с ликтором примерно одной комплектации, и одевает её на Ашера, взглядом блуждая по его шрамам от ожогов.

Они ей никогда не нравились, с момента, как впервые увидела и сейчас, вызывая в девушке похожее чувство на отвращение. Правда, для неё это также является напоминанием, что Ашер такой же человек, как и любой другой. Уязвимый.

Лизи поднимает мужчину и с третьей попытки скидывает его тело в печь, после вытирает формой ликтора кровь с пола и отправляет её туда же.

Тяжелое дыхание Лизи на секунды замирает, когда ей мерещится, что сюда кто-то идет. Всего лишь показалось.

Лизи грузит тело Ашера обратно на тележку и везет его в сторону, где недалеко видела лестницу.

Теперь перед ней самое тяжелое – затащить туда ликтора.

Она вновь вытаскивает тело ликтора, оставляя его на полу, а после отдельно поднимает тележку, открывая дверь и выглядывая, чтобы убедиться, что никого нет.

Спускается и возвращается за Ашером, начиная тащить его тело по ступенькам вверх и радуясь, что она додумалась перевязать рану. Это поможет не оставлять за собой следы крови.

Девушка перехватывает его под мышки, рывками подтягивая вверх, заставляя каждую мышцу гореть от напряжения.

К середине лестницы силы почти иссякли. Лиззи почувствовала, как пот струится по лицу, а руки дрожат. Но девушка справилась, вскоре вытащив и положив его тело обратно в тележку.

Она нашла кусок пленки и ей накрыла тело ликтора, а сама отправилась за машиной, что припаркована неподалеку. Не Ашера, а другой, что ранее ликтор выделил ей на время.

Подъехала к месту и погрузила тело ликтора в багажник, вытирая небольшие капли крови с тележки, и уехала.

Лизи подумала о том, что ему нужна срочная помощь, иначе все её действия были напрасными. Но в больницу точно нельзя.

Девушка подъехала к дому, где проживает Ноа и постучалась, ожидая, когда он откроет.

– Кое-что случилось, – тут же произнесла она, видя заспанное лицо ликтора. Вероятно, его даже сирена не разбудила.

Парень накинул куртку поверх обычной одежды и вышел вслед за Лизи, которая остановилась рядом с машиной и открыла багажник.

Лицо Ноа изменилось за считанные мгновения. Со спокойного на даже какое-то испуганное.

– Что случилось? – он тут же проверил его пульс и удостоверился, что Ашер жив.

– Расскажу по дороге, – ответила ему девушку, – но ему нужна срочная помощь. У него в груди две пули и в больницу точно нельзя.

– Садись рядом.

Ноа тут же садится на водительское сидение, а Лизи рядом, и они едут в неизвестном для девушки направлении, пока она попутно всё ему рассказывает.

Руки ликтора сильнее обхватывают руль с каждым новым словом девушки, и он понимает, что Ашеру нельзя дать умереть. Иначе, всё было напрасно. Ему и ещё нескольким ликторам просто надоело, что их используют в качестве пушечного мяса. Да и Ноа соврет, если скажет, что сам не мечтает о вакцине. Он даже был бы добровольцем, готовым испытать её на себе и убедиться, что она убивает внутри ту дрянь, что сидит в нем и других с рождения.

Дорога занимает от силы пять минут, и они останавливаются рядом с неизвестным домом.

Ноа велит Лизи оставаться в машине, а сам подходит к двери и достает ключ, который вставляет в замок и проворачивает несколько раз.

Это дом Итана, одного из немногих, кому можно доверять. Он врач, каким был и Патрик, только если последний действовал в интересах О’Нила и ему не следовало доверять, то Итан действует в их интересах.

Ноа будет мужчину, у которого чуть не случается приступ из-за столь неожиданного ночного визита.

Вместе они возвращаются и помогают достать Ашера, которого тут же заводят в дом, в подвал, а Лизи смотрит, чтобы их никто не заметил. Благо, дом этого Итана находится в несколько удаленном месте.

Этот дом Ноа выбрал неслучайно. Ещё давно, пару лет назад ликторы оборудовали его всем необходимым, делая это постепенно и незаметно для О’Нила, в моменты его отсутствия. Здесь внизу есть все необходимое, даже можно провести операцию, только нужно электричество, которое иногда отключается в Анклаве.

Ноа и Итан кладут Ашера на специальную кушетку, и доктор тут же разрезает на нем одежду, когда Лизи продолжает стоять в стороне, смотря за всем происходящим и понимая, что она сделала всё, что в её силах.

Итан убирает куски формы ликтора, которыми была перевязана его грудь, и все трое замирают, смотря опять же на его две раны и многочисленные шрамы.

Мысленно ликтор удивляется тому, как он может ещё быть жив, ведь от пули в груди, тем более… двух человеку не выжить. Конечно, если бы на его месте был Зейн или некто другой, кто обладает улучшенной регенерацией, тогда Ноа бы еще понял.

Первым приходит в себя доктор, который подходит к мониторам и начинает их включать. Он подсоединяет специальные трубки и достает всё необходимое для проведения операции, попутно задавая вопросы:

– Сколько прошло с момента, как в него выстрелили?

– Около двадцати минут, – отвечает Лизи.

Итан же понимает, что это слишком долго. В любой момент его сердце может остановиться, и он этого боится. Не по той причине, что ему жаль Ашера, а по той, что это его долг. Спасти человека.

Доктор всегда стремился к знаниям и всегда мечтал спасать жизни, правда потом понял, что некоторые ждут от него не этого. В Анклав он попал случайно, где его и заприметил однажды Ашер. Они нашли общие точки соприкосновения и даже цели, а позже ликтор поделился с ним информацией о вакцине, что есть небольшой шанс все исправить в дальнейшем. Только нужно дождаться момента.

– Мне нужна будет помощь во время операции, – говорит Итан, надевая медицинские перчатки и маску.

Ноа выдает кивок, когда Лизи сообщает, что полный ноль во всём этом.

– Ничего. Мне нужно будет просто подавать необходимые инструменты и в случае чего…

Итан осекается, когда уже подключил к Ашеру всё необходимое, а на одном из мониторов, что показывает его пульс, образуется прямая линия.

– У него остановилось сердце, – нервно сообщает доктор и велит Ноа начать делать ему не прямой массаж сердца, когда он сам подключает дефибриллятор.

В общей сложности, у Ашера за время операции останавливается сердце ещё раз, когда Итан пытается достать пулю, что оказалась к сердцу ближе всего.

И два раза доктору приходится доставать мистера Тернера с того света.

Сама операция длится несколько часов, а руки всех троих окрашиваются в алую кровь ликтора.

Каждый из них не желает, чтобы Тернер умер. Каждый преследует свою определенную цель, в которой им может помочь Ашер, поэтому они борются за него так, как боролись бы за собственную жизнь.

Когда состояние Ашера стабилизируется, то Итан сообщает, что сделал всевозможное и что ликтор может так и не прийти в себя из-за дальнейших возможных осложнений. Спасти его сейчас – было сложно, но ещё сложнее будет перевести в более безопасное место в таком состоянии, и Ноа это понимает.

Он уходит, говоря Лизи, чтобы она оставалась здесь, а сам находит Дэни и Ханта в одном из кабинетов.

Все трое переглядываются, и Ноа уже понимает, что им известно о случившемся. Вероятно, О’Нил успел рассказать кому-то о смерти Ашера Тернера.

Они доезжают до того дома, и по дороге Ноа рассказывает произошедшее, а после и показывает самого ликтора.

– Его нельзя здесь оставлять, – тут же говорит Дэни, морщась, – кто-то может узнать.

– Тогда его нужно перевести, – отзывается Хант.

– Ему нужно хотя бы пару дней покоя, господа, – отзывается в стороне уставший доктор. – И перевозить следует крайне осторожно.

Дальше следует непродолжительная тишина, за которую Дэни думает о том, что Ашер его не предупредил. Тогда они разделились, и на кой черт он вообще пошел вниз?

Ответ всплывает сам по себе, ведь ему уже известно, что Эйвери Рид покинула Анклав ранее. Мысленно ликтор усмехается, понимая, что просто так она бы не сбежала, и, вероятно, именно Ашер помог ей.

За свою помощь он и поплатился жизнью.

– Через три дня Хант, Итан и Лизи вывезут тело Ашера, – произносит Дэни. – Я сообщу О’Нилу, что вы поедете на какое-нибудь задание. Ноа уедет позже с другой группой, чтобы не вызывать подозрений. Только тебе нужно будет позже отбиться от них. Я уеду последним, приберу за нами. Если всё пройдет гладко, то встретимся в Уэстволде. Хант, свяжись с Маркусом и скажи ему, что Ашер мертв.

Если Хант и удивляется последним словам Дэни, то вида не подает, а выдает лишь кивок.

Дэни не просто так это сказал, зная, что Ашер должен был связаться с Маркусом в ближайшее время для обсуждения дел, но пока… пока ликтор принимает решение, что лучше будет для него не знать правду. Безопаснее. Возможно, если у них всё пройдет удачно и что-то из этого выйдет, Ашер выживет, то Дэни лично сообщит об этом Маркусу, объяснив всё.

А пока Уэстволд. Именно там есть безопасное место, в лесах и горах в районе Самервоула.

Все выдают молчаливые кивки, ведь у них более нет другого выбора.

***

Через три недели Дэни уже находится в Уэстволде, в доме, где лежит Ашер, который так и не пришел в себя.

Перевозка сказалась на нем не лучшим образом, поэтому возникли некоторые осложнения, в том числе была ещё одна остановка сердца и операция. Хоть здесь и есть всё самое необходимое для поддержания жизни ликтора, в том числе и генераторы, но доктору пришлось погрузить его в кому.

– Неизвестно, когда он придет в себя и придет ли вообще, – вот, что сказал Итан всем троим ликторам и девушке.

Без Ашера будет в разы сложнее, и все это понимают.

Дэни же думает о том, что если не сейчас, то позже О’Нил поймет. Узнает, что они действовали тайно, но это уже будет не иметь никакого значения. Мужчина уверен, что Ашер мертв.

Вечером того же дня, когда за окном начинает идти снег, все собираются и принимают непростое решение.

– Если через пять месяцев он не очнется, то отключим его тело от аппаратов, – говорит Дэни, чувствуя в груди нечто едкое. Это непростое для него решение, ведь он считал всегда Ашера своим лучшим другом, со своими заскоками и проблемами, но лучшим другом. – Никто, кроме нас не должен знать, что он ещё жив.

– Даже Маркус? – задает вопрос Хант.

– Даже пока он, сообщим ему при личной встречи. Не хочу лишний раз рисковать. Пусть Ашер остается для всех мертвым. Пока что.

– Хорошо. Тогда нужно будет решить, что делать со всем остальным.

Дэни выдает кивок, когда все расходятся по комнатам и остается, сидящим на стуле напротив Ашера, один.

Маркус уже мог добраться до Маршалла, тогда ему может потребоваться помощь. Как только он достанет флэш-карту и узнает, где находится вакцина, то сам должен связаться с ликторами. Правда, один из них должен оставаться здесь, как и доктор.

***

Маркус связывался с Дэни, говоря, что вакцина ждет их в Клэрмонте. Это не так далеко от их местоположения, примерно день пути на автомобиле.

Они договорились встретиться уже там, на месте. Дэни тогда оставил Ноа с Ашером, а Лизи и Ханта взял с собой. Правда, на пути туда им не повезло, сначала они встретили самоубийц, направлявшихся из Самервоула и решивших отнять их оружие и машину. Лизи получила небольшое ранение, но все выжили, расправившись с ними. Во второй раз им встретилась толпа пожирателей, поэтому пришлось объезжать. Из-за этого они потеряли время и приехали слишком поздно, замечая первые трупы и простреленные машины.

Среди них Дэни различил знакомые очертания мужчины и подошел к мертвому Маркусу, присаживаясь на корточки и проверяя его пульс.

– Мертв, но тело ещё не успело полностью остыть.

– Кто это сделал? – задала тогда Лизи вопрос.

– Вероятно, Сицилия, – ответил ей один из ликторов.

Дэни с Хантом молча переглянулись, испытывая одни и те же чувства.

Они опоздали на какие-то часы. Женщина их опередила и забрала вакцину.

Дэни ощутил ледяной комок в животе. Он знал, что Сицилия не остановится ни перед чем. Её жажда власти и контроля была ненасытной. Вероятно, она не станет сразу же уничтожать её, сначала испытает и в случае успеха, воспользуется сама.

Хант тяжело вздохнул, прикрыв глаза рукой.

Они поняли, что добраться до женщины уже будет крайне сложно.

Ликторы подожгли тело Маркуса, потому что у них есть негласное правило. В случае смерти – не хоронить.

Пламя тогда почти сразу же взметнулось вверх. Едкий дым, смешанный с запахом паленого мяса, наполнил воздух, заставляя немногих собравшихся отступить на шаг. Молчаливые, суровые лица ликторов не выражали ничего, кроме неумолимого исполнения долга. Они испытали то чувство, что и всегда, когда умирает кто-то из их братьев, ликторов, хоть Маркус им и никогда и не был. Смирение. Именно его и испытываешь, когда раз за разом видишь смерть.

Дэни же отметил, что среди всех трупов нет Маршалла Коулмана, хотя он должен быть, ведь они вместе отправились сюда, в том числе и с девчонкой Рид. Маркус успел упомянуть об этом, когда Дэни даже не стал спрашивать, что она там делала.

В тот день они поняли, что проиграли и им не осталось ничего, кроме как уехать обратно и обдумывать новый план.

***

Так шли месяцы и постепенно время Ашера, что дали ему другие, подходило к концу.

Раз в день к нему кто-то заходил и проверял, понимая, что шансов на это всё меньше.

Сицилия исчезла со всех радаров, женщина словно провалилась под землю с того самого дня, когда добралась до вакцины. Это только подтвердило догадку Дэни о том, что Дарс изучает эту вакцину.

Напряжение нарастало с каждым днем.

У них остались некоторые связи, люди, что были способны помочь и желали этого, как и Маркус когда-то. Но никто из них не знал, где сейчас женщина и как до неё добраться.

За четыре дня до предполагаемого отключения Тернера он неожиданно для всех открыл глаза.

Ашер

Осень 2098 года.

Сейчас, идя по лесу, по рыхлой и влажной после дождя земле, и мысленно оглядываясь назад, задумался о том, как жизнь многих изменилась с того самого последнего дня, когда я был в Анклаве.

Я не планировал ловить пули в тот день, как и не планировал умирать.

Не думал, что Зейн тогда выстрелит, тем более два раза. Я недооценил его, из-за чего чуть и не поплатился жизнью. Отныне я не допускаю таких ошибок.

Я был готов умереть, но не так и точно не в то время, ведь когда ты каждый день сталкиваешься лицом к лицу со смертью и ждешь того самого момента, то он просто не наступает. Смерть всегда подкрадывается неожиданно.

В общей сложности я провел в коме почти полгода, и это слишком большой срок.

Ещё два месяца пришлось восстанавливаться и возвращать чувствительность тела, чтобы после наконец покинуть Уэстволд.

Мне поведали, что случилось за тот период. Например, что Маркус погиб, его застрелили, что Сицилия заполучила вакцину и скрылась, что О’Нил всё-таки воссоздал проект гиперион, использовав для этого Тобиаса Рида. Многое. И всё это дерьмо нужно было как-то разгребать.

Мы начали тогда с малого.

Меня отвезли на место, где погиб Маркус. Мне нужно было это увидеть, понять, как они тогда действовали и представить всю картину.

Мы зашли в Клэрмонт, посетили морг, где и была спрятана вакцина.

После пришли на место, где всё и закончилось. Там так и остались уже разложившиеся тела людей, что погибли в тот день, даже пожиратели не добрались до них. Всех, кроме троих. Маркуса, потому что его сожгли. Маршалла и Эйвери, потому что их не нашли.

В тот день, когда я приказал открыть ворота, то уже знал, куда Эйвери отправится. Откуда? Потому что иного выхода у неё не осталось. Маркус должен был перехватить не только Маршалла, но и её. Я знал, что он не откажет, как и знал, что они вместе отправятся на поиски вакцины. Правда, я рассчитывал присоединиться, а не впасть в кому.

Так что же там случилось? Вероятно, Сицилия вышла на Маршалла почти тогда же, когда и Маркус, но она решила подождать, чтобы узнать, чего ждет Маршалл, что он забыл в Самервоуле и почему не уходит. Возможно, даже предположила, что вакцина может быть спрятана в том квадранте, хоть это и глупо. Квадрант – последнее место, где она могла бы быть. Дальше Сицилия узнала, что и Эйвери добралась сюда не просто так, поняла, что они двое уже знакомы и велела перехватить, судя по тому, что в Самервоуле случилось. Ликторы напали в открытую, по её прямому приказу. Наверное, она захотела мести или чего-то подобного, но после всё же вернулась к изначальному плану. Слежка.

Да, Сицилия проследила за ними и дождалась, пока они достанут вакцину, а после её люди перебили всех, кроме Маршалла и Эйвери. Что она сделала с ними? Забрала и решила продать, это было очевидно.

Дэни рассказал мне, что они всё это время пытались найти женщину, но она после этого исчезла. Решила затаиться и провести дополнительные исследования с вакциной.

Когда я сидел на корточках возле места, где сожгли тело Маркуса, то взял горсть земли и сжал её в кулаке. Он погиб, когда был совсем близко, когда у него почти получилось.

Всё началось с его семьи и должно было закончиться на нем, как он ранее мне сам говорил. Его прадед был одним из тех, кто ответственен за всё это, за то, что в каждом человеке теперь есть вирус. Кроме меня. Тогда я усмехнулся, понимая, что мне либо повезло, либо не повезло. Но Сицилия помешала этому, убив его и отомстив за то, что он нам тогда помог выбраться из Грёзы.

Нужно было понять, куда исчезла Сицилия и что она сделала с Маршаллом и Эйвери. Если с первым пунктом понятно, по какой причине меня это интересовало, то со вторым всё более сложнее.

Мысленно подумав о Маршалле, усмехнулся. Кто бы мог подумать, что наши с ним пути пересекутся вновь. Он был первым, не считая моего дядю, кто узнал о моей особенности, о том, что мне не нужен кафоликон в отличие от других людей. И на тот момент единственным, когда мы детьми застряли в шахтах.

Дядя всегда опасался, что если кто-то узнает об этом, то в дальнейшем меня ждет только плохое. Что ж… он был прав, как и всегда.

Я рассказал, что Маршалл теперь тоже в курсе моей особенности, и именно после этого всё и началось. Дядя испугался, поэтому мы в скором времени покинули тот квадрант, решив переехать в более безопасное новое место, хоть Маршалл и сказал, что сохранит мой секрет. Если я ему тогда поверил, то дядя нет. Страх заставляет совершать ошибки, а ошибки могут привести к смерти.

Примерно через полтора года мы попали с моим родственником в общину, что тесно сотрудничала с ликторами, там мне и встретился О’Нил. Как он тогда говорил, то у него был талант находить таланты в других. Он решил забрать меня, но вот незадача – у меня был родственник. Тогда ему пришла гениальная идея заставить меня убить собственного дядю, как выяснилось позже, то он так поступал со многими, кого находил и кто был привязан к родным. Если они не делали этого, то О’Нил убивал их или отпускал, чтобы убить позже. Итог был один – смерть.

Я сделал это – убил дядю, ведь знал, что тогда будет, если поступлю иначе. О’Нил начал меня обучать и даже в некоторой степени воспитывать, ведь он всегда считал нас, ликторов, своими детищами, то, кого он создал. Только вот О’Нил даже не догадывался, как некоторые из ликторов его ненавидели, и я в том числе. Дети поступают необдуманно и импульсивно, что говорить о взрослых, поэтому иногда они пытались убить О’Нила, но никому этого так и не удалось. Он всегда знал, откуда ждать угрозу. Всех их ждала смерть, О’Нил не давал второго шанса.

Я не пытался его убить и не по той причине, что боялся, а по той что уже тогда знал – если потороплюсь, то совершу ошибку. Вы знаете, на что способен человек, что годами вынашивает в себе ненависть? На всё.

Однажды, О’Нил узнал о моей особенности и тогда меня ждали опыты. Со мной много чего делали, но это так и не дало должного результата. Оказалось, что мне просто повезло родиться с иммунитетом к этому вирусу. То есть на момент рождения у меня уже не было никакого вируса.

Я рос, продолжая вынашивать ненависть к О’Нилу, к тому, кого он решил сделать из меня. Чтобы хоть как-то давать этой ненависти вырываться наружу, то я и убивал тварей, особенно жестоко. Я убивал и людей, тех, кто, на мой взгляд, недостоин был жить. Да, я почувствовал себя судьей, когда почувствовал собственную силу, но я не забывался. Никогда.

Я знал, что однажды настанет день, когда О’Нил даже и не узнает, не сможет подготовиться к тому, что за ним придут. Он будет мирно спать в своей кровати, а откроет глаза и увидит того, кого он сам породил в некоторой степени, кто убьет его, когда он успеет лишь осознать. Но будет слишком поздно.

Возможно, кому-то это покажется слишком долгим сроком для совершения мести. Но не мне. Я умею ждать.

Когда О’Нил в тот день показал портер Маршалла, сказав, что у него есть кое-что очень нужное мужчине, то я тут же понял, о чем речь. Конечно, я сразу же узнал Маршалла.

Всё получилось иначе, чем мы планировали, и информация о вакцине оказалась в руках моего друга детства.

Маршалл сбежал, не без помощи Эйвери, но это даже сыграло на руку. Маркусу до него было бы добраться намного проще, чем мне при свидетелях, включая Зейна, который уже понял, что мы действуем иначе, не в интересах О’Нила. Тем более в Анклаве осталось несколько незаконченных дел на тот момент, да и не планировал я исчезать так внезапно. Нет. Туда нужно было вернуться.

Я рассчитывал на благоразумие Зейна, его интерес и, конечно же, чувства к мисс Рид, что он не сообщит ни о чем О’Нилу, пока сам не поймет. Правда, я ошибся в одном. В третьем пункте, когда увидел тогда, что он сделал.

О’Нил отдал приказ Зейну убить Эйвери. Это очевидно. Но ликтор не сделал этого, дал ей мнимый шанс на побег, зная, что ей должно очень повезти скрыться на территории Анклава и как-то дальше выбраться за его пределы.

Что ж. За везение Эйвери отвечал я.

Я знал, что мне будет за это, что О’Нил, вероятно, решит сыграть, ведь он любит игры также, как и я. Но заставить Зейна сделать это – убить меня. Было неожиданно.

Я полагал, что О’Нил просто схватит и запрет меня на время, чтобы убить лично чуть позже, и за то время я бы сбежал.

Зейн… Если бы он действительно хотел убить меня, то выстрелил бы в голову. Он же поступил иначе. Снова. Будто не мог определить на чьей всё-таки стороне, а, возможно, что мистер доброе сердце оказался не только с гнильцой, но и с некоторым состраданием. Я всегда ему говорил, что оно погубит его.

Но Зейн не пытался помочь мне или спасти, если верить словам Лизи. Он просто ушел, оставив меня там, будто я за пять минут смогу исцелиться и убить тех, кто пришел, чтобы сжечь моё тело.

Если бы я изначально знал исход событий, то поступил бы также? Да. Только взял бы с собой нож в тот раз.

После поездки в Клэрмонт я решил сосредоточиться не на поисках Сицилии и вакцины, зная, что женщина никуда не денется. И что за это время, если бы она хотела, то уже уничтожила её.

Я решил начать воплощать задуманное в реальность.

Первым в моем списке был не О’Нил, нет… Его я приберег напоследок. Первым был – Князь. Я знал, что Сицилия с вероятностью в сто процентов отдала Маршалла и Эйвери ему.

Князь – это связующее звено, это тот человек, которому известно всё и обо всех. Если бы я добрался до Князя, то, возможно, узнал местоположение Сицилии и бонусом к этому достал бы Маршалла и Эйвери. Для чего мне последнее?

Маршалл видел и держал вакцину в руках, в этом я тоже уверен. Поэтому если Сицилия решила запрятать её, и с ней бы произошел несчастный случай, то именно Маршалл помог бы найти её. Уверен, Маркус поведал этим двоим чудную историю о том, почему я так хочу до неё добраться и почему объединился с ним.

Пожирателей не становится меньше, как думают многие. Их численность только растет, ведь кафоликон всё сложнее добывать, поэтому именно количество обращений и увеличивается. Из-за этого ряды ликторов также пополняются, создаются новые проекты, в один из которых не повезло попасть Тобиасу Риду.

Все, кто в курсе ситуации, чувствуют себя более уязвимыми, даже та же Сицилия с почти неограниченным запасом кафоликона.

Все, кроме меня. Я видел каждый косой взгляд, направленный в свою сторону, видел, как они мысленно задавались вопросами: «почему ему повезло, а нам нет?». Видел, как О’Нил всё чаще более задумчиво смотрит на меня. Как говорил Маркус, то меня считают бомбой замедленного действия. Ведь какой толк мне уже им всем подчиняться? Я вырос и уже давно не мальчишка, которым легко руководить. Никакой. Поэтому… когда от меня решат избавиться – был лишь вопрос времени.

Благо, не все такие же, как О’Нил, Сицилия и другие. Были и остаются такие, как Маркус.

Я не герой и точно никогда им не был, чтобы спасать человеческие жизни. Я действую только в своих отчасти эгоистичных побуждениях и смотрю наперед, думая и анализируя.

Если вирус уничтожить в крови, то не будет больше тварей, только те, что уже обратились, но с ними будет разобраться немногим проще. Все будут, как и я. Чисты.

Возможно раньше, окажись сейчас в подобной ситуации, то я бы просто исчез. Ведь кто станет искать мертвеца? Никто. Но сейчас, когда Маркус погиб, а мы так близки… я не могу бросить это. Возможно, это хренов долг или ещё какое-нибудь положительное чувство, которым я не привык страдать. Но итог один – я завершу то, что мы начали. Даже если это значит, что я должен буду пройти через ад. Снова.

До Князя было добраться несколько легче, чем в предыдущие разы. Раньше он опасался О’Нила, но меня ещё больше. Позже Сицилия, вероятно, объяснила ему, что О’Нил более уже не представляет опасности, а я мертв. Кто станет бояться мертвеца?

Сначала я и Дэни отправились к тому, кто мог бы организовать нам встречу с Князем, выманить его из своего укрытия, ведь Князь не дурак. Несмотря на ослабление, проникнуть к нему было также проблематично.

Мы выбрали целью Абрахама, такого же, как и Князь, кто торгует людьми. Правда, в отличие от Князя у него есть слабое место. Его милая дочурка. На территорию Абрахама проник именно Дэни, потому что я даже без формы ликтора привлекаю внимание из-за шрама. Кто-то мог меня узнать.

У нас ушел месяц на то, чтобы выкрасть его дочь. И да, это подло – действовать через ребенка, но в таком мире мы живем. Абрахам сделал всё, что ему приказал Дэни и назначил встречу с Князем, правда вновь через месяц. Естественно, последний не знал, с кем встретиться до последнего, думал, что с самим Абрахом, который на тот момент уже был далеко от своего прежнего укрытия. Князь доверял ему, поэтому и взял с собой нескольких людей, с которыми уже разобрался Хант и Ноа.

Нужно было видеть лицо Князя, когда с него стащили мешок с головы после того, как доставили в наше новое место, и когда он увидел меня, сидящим напротив него.

Весь тот страх, плескавшийся в его глазах, был слаще самого лучшего алкоголя, который я когда-либо пробовал.

Он узнал меня не сразу. Лицо его, обычно надменное и холеное, было бледным и покрыто испариной.

– Ты жив? – прохрипел он тогда, сглатывая слюну. Голос его дрожал, как осиновый лист на ветру.

Я лишь усмехнулся в ответ. Жив? Да, я был живее всех живых, и у меня было достаточно времени, чтобы тщательно спланировать эту встречу.

– Как видишь, – ответил я, откинувшись на спинку старого, скрипучего стула.

Я наблюдал за ним, наслаждаясь каждой секундой его мучений.

Он спрашивал меня, как я выжил, конечно, ему было интересно. Пытался договориться, как-то выкрутиться и даже извинялся, что тогда продал меня Сицилии. Он думал, что я пришел за этим.

– Что ты сделал с Маршаллом Коулманом и Эйвери Рид?

– Что…? – переспросил он, а я закатил глаза, пока не притрагиваясь к нему.

– Маршалл и Эйвери. Сицилия должна была отдать их тебе или продать, ты наверняка их тоже продал. Кому? Или оставил себе?

– А… это… – он нервно облизнул губы и продолжил сбивчиво объяснять, что было почти год назад. – Маршалл… да был такой… Сицилия тогда объявилась в последний раз, сказала, что это её подарок. А Эйвери… её я не видел с тех пор, как тебя и её тогда продал Сицилии. Маршалла я продал – Колину Аткенсу! Всё!

Тогда я на мгновения подумал, что он врет. Но какой смысл?

– Я только слышал, что Сицилия встречалась сразу же после меня с Дэрилом… тот, который лидер каннибалов, – продолжил говорить тогда Князь, по всей видимости, видя мой взгляд.

Дэрил. Тот ещё мерзкий ублюдок с такой же примерзкой сестрицей.

В прошлом я пересекался с ними несколько раз. И все разы они мешались мне, поэтому однажды я сделал Дэрилу сюрприз. Подослал к нему ту, которая забрала у него кусочек плоти, то, что любит так делать он. Девушка уже была мертва на тот момент, но если бы она отказалась, то её ждала смерть похуже. Поэтому она и согласилась.

В этом мире стоит запомнить одно – у жестокости нет пола, как и у тех, кто её заслуживает.

Она успела передать Дэрилу привет от меня, поэтому позже я более не видел ублюдка. Кроме того дня на торгах. Будь у него больше кафоликона, то он также попытался бы меня выкупить, но он знал, что не победит, поэтому даже не пробовал.

Для чего Сицилии потребовалось встречаться с Дэрилом?

Тогда я не знал ответа на этот вопрос, но узнал позже.

– Где Сицилия?

– Не знаю… Правда, клянусь собственной жизнью, Ашер, не знаю…

Он продолжил умолять и уверять, что не знает так убедительно, что я ему поверил. Правда, это всё равно ничего для Князя не изменило.

Я встал со стула и медленно приблизился к нему, присев на корточки и развязав одну из его рук.

– Знаешь, за столько лет ношения формы ликторов я отвык от многих вещей, – заговорил тихо с ним, беря один из пальцев в свои руки и начав его сжимать, внимательно наблюдая за каждым изменением в нем. – Например, я не привык касаться кого-то без перчаток. Я даже трахался в большинстве случаев в форме, избегая любых прикосновений, словно они яд. – Он завопил, а капли пота стекли по его лицу, когда я раскрошил ему кость фаланги пальца. Взял другой палец. – Поэтому сейчас я ко всему этому… к обычным прикосновениям заново привыкаю. Правда, как видишь, не очень выходит, – на этот раз просто дернул палец на себя, чувствуя щелчок и то, как кость оторвалась от другой кости. Третий палец. – И видишь мои шрамы? Да, да, вот эти, – взгляд Князя упал на мои руки, – иногда они болят, словно руки без перчаток не могут нормально функционировать. – Этот выкрутил, когда Князь начал умолять меня остановиться. Четвертый. – Возможно, это психологическая травма или последствия физической раны. Не знаю, да и наплевать мне честно. Если что я всегда могу надеть перчатки, вернуть их, что не скажешь о твоих конечностях.

Мои губы растянулись в улыбку, и я встал, опуская его руку, наблюдая за тем, как слезы мужчины перемешались вместе со слюнями и соплями.

Я протянул руку и схватил его за горло, смотря на то, как зрачок начал расширяться. В глазах появилось отчаяние, паника и понимание того, что последует дальше.

Из его горла вырвались хрипы, когда я едва склонил голову набок, продолжая всё также внимательно смотреть.

– Знаешь, почему-то многие думают, что я не рассчитываю силу, что убиваю с одного удара, а дальше просто наслаждаюсь, продолжая бесцельно бить. Вероятно, ты также задавался подобными вопросами. Так вот, – сосуды в его глазах лопнули и кровавым цветом заволокли белок, – перед твоей смертью я открою тебе секрет. Я всегда рассчитываю свою силу, каждый удар, какой бы не совершал. Иногда просто убиваю с первого раза, теряя всякий интерес, а иногда… как сейчас, наслаждаюсь и не тороплюсь.

Некоторые посчитают меня больным, и они будут правы. Только дело в том, что каждый из нас болен. Просто кто-то больше, а кто-то меньше.

Его лицо покраснело.

– Больно, да? – спросил у него тихо, когда его губы задрожали. – Знаешь, именно боль проявляет то, что скрыто глубоко внутри, то, что человек тщательно прячет от самого себя. Боль обнажает страх, отчаяние, слабость, – я совсем едва ослабил хватку, чтобы он не отключился раньше времени. – Мне всегда интересно за этим наблюдать. Я ищу тот самый момент, когда человек, находящийся на грани, откроет свою истинную сущность. И знаешь, что самое интересное? – вновь усилил хватку, когда очередной капилляр лопнул в его глазу. – Очень часто люди разочаровывают. Большинство ломаются, превращаются в жалких, трусливых существ, прямо, как и ты сейчас.

После этого я прекратил его мучения, раз и навсегда. Легким движением свернул шею Князя и опустил руки.

В последующие месяцы мы вновь разделились.

Я с Хантом добрались до Аткенса, кому Князь продал Маршалла. Лизи отправилась пока просто наблюдать за О’Нилом, а Дэни и Ноа связались с людьми, которые работали с Маркусом.

Аткенс добровольно отдал Маршалла, когда увидел Дэни и понял, кто он, вернее, кем он был. Мы припасли форму ликторов, как раз для таких случаев. Иногда она играет на руку.

Достать Маршалла – оказалось самым простым шагом. Правда, его за этот год с небольшим успело потрепать. Это я понял, когда увидел, что у него нет левого глаза.

– С каких это пор я стал видеть мертвецов? – вот, что он тогда у меня спросил.

– Видимо, с тех пор, как лишился глаза.

– Ты всегда плохо шутил.

– Это просто у тебя, что раньше, что сейчас нет чувства юмора.

Маршалл криво улыбнулся, как и я.

Именно от него мы и узнали все детали произошедшего в тот день. Все догадки подтвердились. Кроме одной. То, что Сицилия и не планировала отдавать Эйвери Князю. Она отдала девушку Дэрилу.

Примерно в то же время выяснилось, что О’Нил покинул Анклав, отправившись вместе с Тобиасом Ридом в район Фрейзхола. Зейн отправился с ними.

Мальчишка оказался везучим, раз выжил после введения сыворотки. О’Нил давно искал подходящую кандидатуру и нашел.

Я велел Лизи следовать за ними, но опять же просто наблюдать. О’Нил не убил бы мальчишку, не в то и не в ближайшее время.

С правительственной верхушкой всегда разбираться тяжелее, чем с обычными людьми. Поэтому пока Дэни с другими медленно выяснили, кто поддерживает Сицилию, чтобы начать их устранять, то я и Маршалл сосредоточились на Эйвери.

Маршалл каждый день говорил о ней, и я даже успел пожалеть, что вообще вытащил его.

Мы не были точно уверены, что Эйвери до сих пор у него, как и не были уверены в том, что она жива.

Я никогда не тешил себя ложными надеждами. Если Эйвери действительно попала к Дэрилу и провела там всё это время, то она могла не выжить.

Проникнуть к нему в общину было также проблематично, даже если бы это сделал Маршалл. Поэтому мы просто дождались, пока он сам её покинет, отправившись на одно мероприятие.

Достать туда пригласительное тоже оказалось нелегко. Мне пришлось остаться, а Маршаллу зайти внутрь. Мы должны были просто выяснить действительно ли Эйвери жива и находится в общине у Дэрила.

Кое-что пошло не плану, и Маршалл даже врезал Дэрилу, не сдержавшись. И именно это в дальнейшем сыграло против нас.

Мы выяснили, что Эйвери действительно в той общине и начали обдумывать дальнейший план. Правда, уже вскоре Дэрил покинул общину, полностью уничтожив её.

Эта крыса почувствовала опасность и сбежала. Мы не успели всего на несколько часов. Позже мы обнаружили подземелье, где этот ублюдок держал людей, судя по сгоревшим трупам.

Опознать кого-то было практически нереально.

Найти Дэрила ещё раз оказалось сложнее, потому что он затаился.

Общину он перенес в другое место, местоположение которой удалось вычислить через пару месяцев.

Нам даже удалось незаметно пробраться туда, чтобы убедиться, что Эйвери там нет.

Правда даже после этого мы продолжили наблюдать за тем местом, и так я заметил, что Дэрил частенько выезжает за пределы общины и едет в одно и то же место, что находилось в тридцати милях от его общины.

Там оказалось лишь здание с кучей охраны, где более ничего не было. Единственная дорога, по которой можно проехать, вела в общину к Дэрилу.

Нам нужно было понять, что там и подготовиться.

Мы уехали, чтобы собрать всё необходимое, также продолжить слежку за общиной Дэрила, а именно за его сестрой Селин, которая начала что-то подозревать. Было принято решение разделиться с Маршаллом.

Он остался у общины, а я отправился обратно к тому зданию.

В тот день моё внимание привлек лай собак, и когда я подошел, то понял, что что-то не так.

Когда я добрался до здания, то там кроме четырех человек никого не оказалось.

Я быстро разобрался с ними и зашел внутрь, проходя и понимая, что там было в основном пусто. Лишь несколько коек за одной из двери, пока я не увидел следы крови на полу и не пошел по ним.

Открыв дверь, на ручке которой также оказались капли крови, увидел мертвого Дэрила и осколок зеркала, которым его и убили. Вернее, не просто убили, а с определенной жестокостью.

Я увидел и матрас, и цепи, и ведро, помимо одной сплошной крови.

Присел рядом с ублюдком и коснулся его, понимая, что он ещё теплый.

Эйвери была здесь. И это сделала она.

Я понял это также ясно, как и то, что Дэрил держал её здесь.

Её безумие, оно было выжжено на каждой капле крови, на каждом клочке ткани, на каждом намеке, оставленном здесь.

Я поднялся, чувствуя, как волна ярости окатывает меня с головы до ног. Не было смысла задерживаться здесь, поэтому поспешил прочь отсюда, доставая ножи и отправляясь вслед за теми, кто погнался за ней.

Я ориентировался по лаю собак и каплям крови, после добрался до первых людей, встретившихся на пути и разобравшись с ними.

Убил всех, потратив на это время и упустив след девушки возле обрыва.

Глядя тогда вниз, я думал о том, что она не могла спрыгнуть. А если она всё-таки сделала это, то могла умереть.

Я спустился вниз и пошел по течению вниз, разыскивая её тело глазами, но ничего.

Лишь спустя больше половины дня пути обнаружил первые следы, понимая, что ей удалось выбраться.

Дальше я её выслеживал до тех пор, пока её след вновь не оборвался, словно она внезапно научилась летать.

Пришлось потратить два дня, чтобы понять, что, по всей видимости, её кто-то забрал и этот кто-то практически не оставляет следов. Это означало только одно, что этот кто-то обладает не только отличными навыками, но и может быть опасен.

Следующую неделю я продолжал находить редкие следы, понимая, что только удаляюсь в глубину леса, где нет поблизости ничего, кроме деревьев.

И вот, оказавшись сейчас здесь, я понял, что уже близко.

Одни назовут это предчувствием, другие – логическим заключением, основанным на крохах информации, собранных за последние дни.

Я начал замечать первые ловушки, что только подтверждает мои догадки.

Эйвери, Эйвери, Эйвери…

Что же я увидел в ней такого, что оказался сейчас здесь? Я, человек, которому, по большей степени, наплевать на других.

Ничего. Сначала я ничего в ней не увидел. Лишь ещё одно красивое личико, не более.

Я про неё и забыл до тех пор, пока не понял, что Зейн врет мне. Изначально у меня закрались подозрения, что мистер Холт мог о чем-то догадываться, но не понимал, что ему делать в доме Зарины. Поэтому я и проследил, узнав, что он не избавился от девчонки. Анклав – не место для таких, как она. Ты либо ложишься под ликтора, либо годишься на что-то другое. Она же ни на что из этого не годилась.

Я решил сам избавиться от неё тогда, отправив к Князю, заодно и попытаться выманить его. Конечно, я ни на что не рассчитывал, просто было интересно.

Она обманула меня, и я понял это слишком поздно. Ей тогда удалось не только сохранить собственную жизнь, договориться с Князем, но и усыпить меня.

Давно я не оставался в дураках.

Думал, что убью её быстро и сразу, разобравшись с девчонкой в Грёзе, а после выберусь. Правда, Сицилия решила поиздеваться, объединив меня и её в одну команду.

Я видел её. Видел постоянный страх в её глазах, как и у большинства других.

Так когда же всё изменилось?

Вероятно, в тот день, когда мы были на арене в Грёзе. Когда она решила спасти Лизи, хотя даже о себе позаботиться не могла. В тот день, когда кинула мне мачете.

Она боялась, тряслась, как осиновый лист, но была готова бороться.

Это был первый раз. Во второй, когда она предложила идею с ошейниками.

Эйвери продолжала бороться, выгрызать шанс на спасение, шанс на жизнь. Она боялась, но не отказывалась действовать.

А после я наблюдал за тем, как Сицилия вывела её на арену, как оказалось в её день рождения, и приказала убить собственную мать.

Тогда я воспоминаниями вернулся к тому дню, когда убил собственного дядю. Да, это совершенно разные жизни, разные истории и разные судьбы. Но она пережила тоже, что и я когда-то. Смерть.

Я видел в ней то, что она пыталась спрятать. То, что было в ней, но проявлялось лишь в критические моменты.

Я видел, как ее глаза, полные страха, вспыхивали пламенем решимости, как ее тело, дрожащее от ужаса, сжималось в готовности к бою.

Мне стало интересно, как далеко она готова зайти ради собственной жизни. Хотя уже вскоре понял, что её слабое место – это не её жизнь, как у большинства. А брат. Именно Тобиас Рид являлся её ахиллесовой пятой. Защита его была для нее, очевидно, важнее собственного дыхания.

Я знал, случись что с её братом – это её уничтожит.

Возможно, во мне впервые пробудилась не жалость, нет, скорее, уважение. Ведь большинство людей цепляются за жизнь, как за последнюю соломинку. Они готовы унижаться, предавать, лишь бы сохранить свое существование. Но она… она была другой.

Я проверил её брата ещё раньше, чем это сделал Патрик и знал, что он подходит ликторам. Но всё внутри в тот момент напряглось, и напряжение это было неприятным холодом.

Я всегда старался оставаться рациональным, видеть в людях лишь инструменты, но в этот раз что-то дало сбой. Решение было очевидным, логичным, но мысль о том, что я собираюсь использовать её брата как рычаг, чтобы сломать её, вызывала во мне… отвращение? Вероятно, именно оно.

Утаил эту информацию, правда, уже позже Патрик решил для чего-то взять у него анализы и выяснил, что Тобиас – идеальный кандидат для «Гипериона».

Он пошел ко мне, не к О’Нилу, а ко мне. Именно поэтому я и убил его, сделав это так, словно… защищаю кого-то, на кого… мне не всё равно?

Они должны были уезжать, это было слишком очевидно. Ведь это был лишь вопрос времени, когда О’Нил прознает про Тобиаса Рида и того, что он подходит ему.

После Эйвери узнала Маршалла, зная, что и я тоже. Конечно, она делилась всем с Зейном, доверяя ему, как и себе. Конечно, в ней взыграло любопытство и стремление помочь, именно поэтому она и отправилась тогда, даже когда я ей велел убираться из Анклава, отдав кафоликон. А она что? Вернула его мне.

Я думал, как провернуть всё – забрать Маршалла, при этом вернуться в Анклав, разобраться с делами и забрать Тобиаса Рида в более безопасное место или вывезти его с Эйвери.

В тот день, когда нам не повезло встретить толпу пожирателей и вдобавок к этому началось землетрясение, я совершил то, что заставило меня задуматься.

Я спас Эйвери. Когда она провалилась в разлом, то я, не раздумывая ни секунды, кинулся следом за ней, желая спасти. А когда мы уже упали по разным сторонам и увидел, как она отключилась, то перетащил и загородил её тело своим, не думая о том, что сам могу погибнуть.

Да, когда мы тогда оказались вдвоем, я стал анализировать свой поступок.

Почему я это сделал? Инстинкт? Глупость? Вероятно, и то, и другое.

Я не привык спасать других, но с ней уже такое произошло несколько раз. Спасение – это для мечтателей и романтиков, для тех, кто верит в добро и справедливость. Обычно таким страдают те, в ком есть что-то хорошее, кто способен на подобные поступки, например, тот же Зейн. Во мне такого нет, вернее, не было. До неё.

Именно поэтому я и останавливаюсь сейчас здесь, в глухом лесу в районе Гристоуна, видя среди деревьев одиноко стоящий дом.

Достаю нож и медленным шагом направляюсь прямо ко входу, но успеваю сделать лишь несколько шагов, когда чувствую, что что-то не так.

Успеваю увернуться, и через мгновение пуля врезается в ствол дерева.

Разворачиваюсь и замахиваюсь, чтобы метнуть нож, но останавливаюсь в последний момент, понимая, что меня держат на прицеле.

Это оказывается мужчина, находящийся от меня в десятках футах и использующий глушитель, чтобы не привлекать внимание.

Мы замерли, смотря друг на друга и оценивая шансы.

Вероятно, он заметил меня совсем недавно.

– Брось нож.

– Нет.

Незнакомец едва прищурился, продолжая изучать меня взглядом.

– Кто ты такой?

– Я пришел за девушкой.

Как только он услышал эту фразу, то я сразу понял, что Эйвери у него.

– Убить? Ты хочешь её убить?

Усмехнулся и кивком головы указал на нож.

– Это не для неё, а для тебя.

Теперь сомнение промелькнуло в нем, а я предположил, что кроме него здесь больше никого нет.

– Так кто ты?

Я опустил нож, внимательно наблюдая за его реакцией и понимая, что убивать он меня не собирается. Пока нет.

– Ашер. Если ты её не тронул, то останешься жив. Я просто заберу её и уйду.

Теперь настала его очередь опускать винтовку.

– Не думаю, что она захочет уезжать.

– С чего бы это?

– Меня зовут Уолтер, – представился мужчина и подошел, сократив дистанцию до десяти шагов, – и судя по тому, в каком состоянии я её нашел, то она сбежала из ада.

Дальше у нас с эти самым Уолтером выдался короткий разговор, в ходе которого он поведал о том, что нашел Эйвери неподалеку. Без обуви, в рваной одежде, с ссадинами, порезами и другими многочисленными ранами. Также Уолтер рассказал, что она находится у него почти месяц, и за это время задала лишь один единственный вопрос, касаемо того, какой сейчас год. Если бы не этот вопрос, то мужчина решил бы, что она немая. Он даже её имя так и не узнал.

Уолтер помог ей, сказав, что она может оставаться у него, сколько угодно.

Не знаю, по какой причине он решил довериться мне и всё это рассказать.

– Ты можешь зайти и если она тебя узнает и добровольно решит уйти, то хорошо. А если будет против, то я вынужден буду просить тебя, Ашер, уйти.

Сначала я планировал отказаться, сказав, что уйду только с ней прямо сейчас и лучше ему бы согласиться. Но это решение быстро изменилось, пока я не услышал скрип двери и не увидел, как на пороге появляется Эйвери.

Отступил на шаг назад, в темноту.

Первое, что бросилось в глаза это не её короткие неровно постриженные волосы, а глаза.

Она взглянула в лес, туда, где сейчас нахожусь я, безжизненным взглядом.

Раньше в её глазах был страх, была борьба, а сейчас лишь одна сплошная пустота.

Я знал, что значит видеть смерть в глазах другого человека, видеть, как гаснет искра жизни. Но эта пустота была иной. Это не просто отсутствие жизни, это отсутствие чего-либо вообще. Будто все чувства, все мысли, все надежды были выжжены каленым железом, оставив лишь выбеленную, стерильную оболочку.

Сейчас в её глазах остался только пепел прежней борьбы.

Внутри меня поднялась волна ярости. Ярости на того, кто сломал ее и ярости на себя, за то, что не успел. Давно я не чувствовал себя так паршиво, вероятно, с тех пор, как убил дядю.

В этот момент я четко осознал, что Эйвери может и отказаться. Да, она может предпочесть остаться здесь, в безопасном месте, в месте, где нашла спасение и покой. Именно поэтому я и сделал ещё один шаг назад, едва оборачиваясь и тихо говоря Уолтеру:

– Я уйду. Сейчас я уйду, но продолжу за ней наблюдать и вернусь тогда, когда пойму, что она готова.

Уолтер ничего не ответил, лишь с долей опасности взглянул на меня и выдал медленный кивок, а после двинулся в сторону выхода.

Эйвери тут же перевела на Уолтера взгляд, но посмотрела сквозь него, когда я ощутил в груди нечто темное, что уже давно находится во мне. Оно расползлось, удлинило свои корни, и я понял одно.

Я буду тем, кто причиняет боль, чтобы она могла исцелиться. Я буду тем, кого станут проклинать, чтобы она смогла обрести покой.

***

В тот же день я нашел в двух милях пещеру, которая послужила мне ночлегом на ближайшие полтора месяца. Раздобыть еду и воду не составило труда.

Я предупредил Маршалла, что исчезну, не вдаваясь в подробности, но сообщая, что Эйвери жива.

Каждый день с утра я прихожу к дому Уолтера и жду, пока появится Эйвери.

Она выходит на прогулку каждый день, пряча руки в карман и уходя вглубь леса. Идет бесцельно и даже не заботится о безопасности. Ей всё равно.

Даже если бы я шел в трех шагах от неё, то она бы всё равно не увидела меня. Телом она здесь, но не мыслями.

Но каждый раз она возвращается в тот дом, не теряясь.

Несколько раз я видел, как Эйвери подходит к реке, неподалеку от которой находится пещера, что стала моим ночлегом, и просто смотрит на водную гладь.

О чем она думает в этот момент? Я лишь могу догадываться.

Эйвери снимает с себя всю одежду, оставаясь полностью обнаженной и медленно заходит в ледяную воду.

Она не дрожит, но её тело покрывается мурашками. Кажется, именно таким способом она заставляет себя чувствовать хоть что-то.

Я видел каждый её шрам, видел и следы от плети на спине, видел то, как она с головой ныряет под воду, словно желая утопиться, но не делает этого.

Каждый раз она выныривает и шумно дышит, после чего выбирается на сушу и лежит на холодной земле, смотря на небо.

Всё это время я стою в тени и продолжаю лишь наблюдать.

Со временем раны на её теле пройдут, оно излечится в отличие от её души.

После она уходит, и я иду следом за ней.

В другой день Эйвери сидит у ствола дерева. Просто сидит. Она не наблюдает за птицами, не за снегом, что хлопьями начинает падать на землю. Ей также всё равно.

Я тоже сажусь и прислоняюсь к стволу дерева, только чуть поодаль от неё.

Она не плачет, не кричит, она просто существует.

Сейчас я понял ещё кое-что. Даже если Эйвери откажется со мной уходить, то я всё равно приду за ней. Через день, неделю или месяц… Неважно. Я буду ждать, сколько потребуется, но итог будет один. Я приду за ней. И заберу.

Глава 1

Где-то в районе Самервоула. 2099 год.

Ашер оказался реальным. Это не плод моего воображения, не моя больная фантазия.

В тот раз я открыла глаза и поняла, что его прикосновение также мне не чудится. Что он жив.

Тогда я впервые увидела в нем изменения, что подтвердило моё предположение. Это было не только отсутствие формы ликторы, но и внешние изменения. Взгляд его стал более суровым и холодным, когда раньше там часто мелькала насмешка. Лишь перед тем, как он собирался убивать, она исчезала. Он повзрослел, даже, кажется, стал крупнее, и я тогда прикинула его возраст. Ему, как и Зейну, должно быть сейчас около двадцати семи, когда мне уже идет двадцать третий год…

Вспоминаю то, как всё начиналось, ту девчонку девятнадцати лет, которая была готова на многое, чтобы добраться до Фрейзхола, чтобы обезопасить Тоби и понимаю, что от неё ничего не осталось. Только оболочка.

Прошло четыре года, когда мы с Тоби покинули квадрант вслед за мамой, два из которых я провела в руках больного ублюдка. И это не жалость к самой себе, это понимание того, что время способно убивать.

Я не могу просто взять уснуть и проснуться, забыв всё это, как страшный сон. А жаль.

Когда я поняла, что Ашер реален, то не сказала ему ни слова. Просто смотрела и всё больше убеждалась в этом. Ликтор тоже ничего не говорил, только позже вышел и начал тихо о чем-то разговаривать за дверью с Уолтером.

Я не представляю, как он тогда там оказался, как нашел меня и как договорился с Уолтером, чтобы уже утром следующего дня забрать меня.

Почему я поехала с ним? Не знаю. Вероятно, по той причине, что не захотела оставаться с Уолтером и подвергать мужчину опасности. Мне так и казалось, что если задержусь ещё ненадолго, то с ним что-нибудь да случится. Хотя я привыкла к нему за это время и к нашим спокойным вечерам. Наверное, я впервые за два года нашла здесь… успокоение.

Мужчина даже обнял меня перед тем, как мы с ликтором ушли и назвал меня по имени. Если я так и не представилась, то узнать он его мог только от Ашера.

Мы шли почти день, также молча. Я просто следовала за ним, даже не думая о том, что возможно он ведет меня на верную смерть. Нет. Точно нет.

Когда мы вышли в какой-то город, то там он либо нашел какую-то машину, либо перед этим специально оставил её, в которую сели и уехали.

Следующие три дня мы ехали с редкими остановками, пока не добрались до странного места, которое напомнило небольшой город, окруженный стеной, как и Анклав. Только внутри не оказалось ни одного ликтора, вернее, тех, что в форме. Я увидела знакомые и изменившиеся лица, например, Ноа и Ханта. Но на них также не было формы.

Ашер выделил мне просторную комнату в одном из зданий с большим количеством света и с собственной ванной комнатой, чего не было ни в квадранте, ни в Анклаве.

Первое время я вообще из нее не выходила, лишь Маршалл, который уже был в этом месте, стал заходить ко мне каждый день.

Когда я увидела его впервые, то внутри во мне что-то ожило и даже появилось некоторое облегчение, ведь я поняла, что он жив. Правда, Маршалл лишился глаза.

Именно он стал рассказывать мне обо всем, хоть я также не сказала и слова.

Маршалл сообщил, что Князь продал его некоему Аткенсу, который использовал Маршалла в качестве того, кого отправлял в города, чтобы находить провизию. Конечно, Маршалл бы сбежал, будь у него такая возможность, но тот Аткенс использовал ошейники, наподобие тех, что были в Грёзе, только с более большим радиусом и таймером, который автоматически сработал бы и взорвал бы голову, если бы Маршалл не вернулся обратно.

В следующие дни он рассказывал мне, как Ашер нашел его и как ликтору удалось выжить, то, что именно Лизи спасла его. Я не видела девушку здесь, поэтому не знаю её дальнейшую судьбу.

Маршалл рассказал мне абсолютно всё, за исключением О'Нила и того, что мужчина сделал с моим братом. Возможно, ему это неизвестно, а, возможно, он решил не говорить по той причине, что произошло нечто ужасное и меня не хотят ещё больше травмировать. При этом сам Маршалл не спросил ничего, касаемо меня.

Позже я начала выходить из комнаты и из здания, просто наблюдая за всем со стороны. Я не особо удаляюсь.

Хожу в кофтах, но иногда, когда рукава задираются, то видны шрамы от порезов, и я замечаю каждый взгляд, направленный на то, что осталось на моем теле напоминанием. Этот взгляд – смесь жалости, отвращения и любопытства. Он обжигает сильнее, чем лезвие в тот момент. Я пытаюсь спрятать руки, опустить рукава, зарыться в ткань, чтобы стать невидимой. Но шрамы – это моя история, выгравированная на коже. История, которую я не могу стереть, как бы ни старалась.

В один из дней я увидела, как сюда приехал и Дэни с какими-то людьми в пальто. Если бы раньше я заинтересовалась и даже попыталась бы узнать, кто это, то сейчас – нет. Мне всё равно. Я просто отметила это про себя, как очередной факт.

Пребывание здесь слилось для меня в серую безжизненную массу. Я просыпалась, ела, ходила, слушала, но не говорила. Я дышала, но я не жила, а… существовала.

Это состояние напоминало глубокий сон наяву, когда все чувства притуплены, и мир воспринимается сквозь толстую пелену. Я видела лица, слышала голоса, но они казались далекими и нереальными, словно эхо из другого измерения. Во мне не находилось сил реагировать, сочувствовать, радоваться или огорчаться.

Дни тянулись бесконечно долго.

Круговорот повторялся снова и снова, не принося ни облегчения, ни перемен. В голове царила пустота, лишь изредка прерываемая вспышками воспоминаний, которые мгновенно гасли, оставляя после себя лишь горькое послевкусие.

Иногда я пыталась заставить себя что-то чувствовать, пробудить хоть какую-то эмоцию, но все было тщетно.

Кошмары то исчезали, то начинали преследовать меня во снах, но я не кричала. Лишь просыпалась в холодном поту и колотящимся сердцем в груди.

Я могла долго стоять под струями теплой воды и смотреть в одну точку на кафельной плитке. Либо могла долго смотреть на собственное отражение, которое было чужим, блеклым и безжизненным.

А иногда было совершенно наоборот. В моменты редких прогулок, когда я видела других людей, слышала их разговоры, в моменты, когда Маршалл сидел рядом и терпеливо ждал моего возвращения, мне хотелось крикнуть, закричать во весь голос, чтобы кто-то заметил меня, чтобы кто-то увидел мою боль, но голос застревал в горле, словно ком. Чтобы кто-то помог мне.

Да.

Именно так в груди зародилось и что-то другое, что ничего хорошего не принесло, а даже ухудшило ситуацию. Начало разъедать изнутри, выжигать и медленно убивать. И я поняла одно. Всё вышеперечисленное – лишь вопрос времени, когда это меня окончательно уничтожит.

Глава 2

Очередной день, и я просыпаюсь, открывая глаза, когда за окном уже начало смеркаться.

Даже в такое время в комнате светло, и это немного дает мне некоторое облегчение. Я иногда вспоминаю, где меня раньше держали и полное отсутствие света.

Замечаю тень в кресле и понимаю, кто это.

Ашер. Он часто так делает. Наблюдает.

В отличие от Маршалла, ликтор не приходит ко мне днем, не говорит со мной, ничего не рассказывает и ничего не спрашивает. Он приходит вечером, бывает ночью и просто смотрит. Всегда приносит кафоликон, когда проходят девять дней. Вероятно, раньше меня бы это испугало, а сейчас мне все равно.

Я лишь смотрю на него в ответ.

Его молчаливое присутствие стало привычным атрибутом сумерек.

Ликтор не шевелится, даже не вижу, чтобы дышал. Он напоминает просто сгусток тьмы, принявший человеческую форму.

Сейчас всё тоже самое.

Я не встаю с кровати до тех пор, пока он сам первым не покинет комнату, пока не оставит меня.

Даже отсюда я вижу его взгляд, темный и изучающий меня, словно он ищет что-то такое, что… дало бы ему понимание. Не знаю.

Лишь чувствую, как напряжение нарастает в воздухе, как будто вот-вот должно произойти что-то важное. Что-то, что изменит всё.

После того, как так проходят минуты или часы ликтор просто молча встает и бесшумно уходит.

Я ещё некоторое время лежу и после встаю, иду в ванную, где умываюсь и одеваюсь, чтобы позже выйти и отправиться в столовую. Здесь она тоже есть, так как домов на территории практически нет, либо я их просто не заметила. Кухни в здание, где я живу, тоже нет.

Первый месяц пребывания здесь еду мне приносил Маршалл, но после я стала выходить и поняла, что не хочу напрягать его лишним.

Я захожу в столовую, где уже находятся некоторые люди. Для них сейчас – ужин, для меня – завтрак.

Беру то, что первое попадается, после иду к отдельно стоящему столику и сажусь за него, ставя поднос перед собой. Все мои действия – механические.

Дальше, самое сложное – съесть это.

Я могу гипнотизировать взглядом еду до тех пор, пока она не остынет. Мешаю ложкой и мне бывает мерещатся части человеческого тела: пальцы, уши, иногда даже части лица, плавающие в супе или каше. Я понимаю, что это плод моего воображения, порождение стресса и того, что мне пришлось пережить.

Стараюсь закрывать глаза и просто проглотить содержимое, не ощущая вкуса. Это единственное, что помогает. Поэтому сейчас поступаю аналогично. Первое время после приемов пищи, особенно в доме Уолтера я тут же бегала в туалет и извергала всё содержимое желудка, из-за чего скинула килограммы.

Ко мне подсаживается Маршалл, который начинает ужинать. Парень молчит, просто составляет компанию.

Иногда я кидаю в его стороны короткие взгляды, понимая, что его глаз больше никогда не восстановится. Он пострадал из-за всей той ситуации.

Он не рассказывал мне о Сицилии, лишь упоминал, что женщина после того раза испарилась. Не знаю, ищут ли они её или нет, но он не говорит. Возможно, по той причине, чтобы лишний раз не напоминать мне об этом. Однако, это не поможет.

Я помню. И я живу этими воспоминаниями, просыпаюсь и засыпаю с мыслями о тех людях, которым желаю отомстить, желаю, чтобы они не только горели в аду, но и каждое утро проклинали тот день, когда посмели коснуться меня, когда встретили меня. Мои пальцы, мои губы, все мое естество жаждет крови. Крови тех, кто разрушил мой мир. Правда, одного желания тут недостаточно. Где все они и где я… У меня ничего не получится.

Из всех них мертвы лишь двое. Это Дэрил, которого я убила и за которого, уверена, Селин захочет отомстить, но мне всё равно. И Князь. Его убил Ашер, если верить словам Маршалла. Остальные ходят по земле и прекрасно себя чувствуют. Именно последняя мысль что-то пробуждает в моей груди, то самое мерзкое темное и плохое, что уже там есть.

Доедаю и встаю, чтобы отнести за собой посуду, после возвращаюсь в комнату, где вновь ложусь на кровать, но не сплю.

Я вновь думаю. И нет в моих мыслях ничего хорошего. Там одна сплошная тьма.

Внутри все разрывается на части, хотя я думала, что там уже ничего не осталось.

Я жажду отмщения. И одновременно не жажду ничего.

Я хочу покоя, того самого покоя, которого лишилась, не умерев тогда в реке или не умерев в плену у Дэрила.

Их лица, их смех, их жестокость – все это всплывает перед глазами, как кадры старой пленки, зажеванной временем, но не утратившей своей ядовитой силы. Я вижу их, слышу их, чувствую их прикосновения – мерзкие, грязные, оставляющие на коже липкий след отвращения. И каждый раз, когда я просто закрываю глаза, они возвращаются, чтобы терзать меня снова и снова.

Помню каждую деталь: запах гнили и крови, вкус страха и безысходности, звук ломающихся костей и криков боли. Всё это навсегда запечатлено в моей памяти, как клеймо, которое невозможно стереть.

Я хочу забыть, хочу отпустить, хочу начать всё сначала. Но как это сделать, когда прошлое цепко держит меня в своих объятиях, не позволяя двигаться дальше? Как обрести мир в душе, когда сердце разрывается от боли и ярости? Я не знаю. И это незнание мучает меня еще больше, чем сами воспоминания.

***

Три недели спустя.

Вокруг темно. Я даже не вижу, куда наступаю, лишь чувствую холодный кафельный пол под ногами.

Нервно сглатываю, ощущая, как в груди сжимается сердце, а дыхание становится неровным, прерывистым.

Ничего не чувствую, никаких предметов, лишь пол, словно я нахожусь в пустоте.

Просвета никакого не видно.

Только запах… по мере моего продвижения, который только усиливается. Вонь становится такой, словно я приближаюсь к трупам. Приходится закрывать нос и подавлять в себе рвотный рефлекс.

Не видно, где заканчивается темнота и начинается хоть капля света. Только уже через мгновения я чувствую под ногами что-то липкое и то, как ступни начинают скользить.

Падаю, пытаюсь подняться на ощупь и понимаю, что руки тоже становятся липкими. В нос ударяет знакомый запах крови, когда я осознаю, что это и правда она, хотя продолжаю ничего не видеть.

В панике пытаюсь отползти назад, отталкиваясь от этого мерзкого, скользкого месива. Холод пробирает до костей, а запах крови оседает на языке, вызывая тошноту. Отчаянно шарю руками вокруг, надеясь нащупать что-нибудь, за что можно ухватиться, что-то твердое и безопасное. Но вокруг только холодный, липкий ужас.

Почему я ничего не вижу? И где я? Пытаюсь вспомнить, как я здесь оказалась, но в голове пустота.

Безумный крик привлекает моё внимание, будто он звучит где-то во мне, и я начинаю крутить головой, чтобы понять.

Вдруг, впереди, в непроглядной тьме, появляется тусклый свет. Слабый, мерцающий, но такой желанный. Сердце начинает бешено колотиться, наполняясь надеждой. Неужели это выход? Неужели я смогу выбраться из этого кошмара?

Поднимаюсь на ноги, дрожа от страха и холода.

Бегу к свету, поскальзываясь и падая, после вновь поднимаюсь. Отказываюсь останавливаться.

Свет становится ярче, и я уже замечаю первую кровь на своих руках и ногах, которая слишком яркого алого оттенка.

Крик доносится оттуда, где виден свет, но даже это не останавливает меня.

Я забегаю туда, словно прыгаю в воронку, и замираю, чтобы глаза привыкли после темноты.

Замираю еще раз, когда моим глазам открывается вид на койку, где лежу… я. Вернее, привязанная я. Смотрю на себя со стороны и вижу дикий страх вперемешку с болью.

Это та самая комната, где Селин и Дэрил наносили мне порезы и засыпали их солью.

Вдруг появляется из ниоткуда мужчина с улыбкой и его сестра с хмурым выражением лица. Они движутся к связанной мне.

– … соскучилась, Эйви? – задает вопрос мужчина и тут же подносит скальпель к моему запястью, чтобы нанести порез.

Их движения ускоряются, а из моего рта начинают вырываться отчаянные крики, когда другая я – настоящая, продолжаю лишь наблюдать. А настоящая ли? Вдруг… вдруг мне тогда так и не удалось выбраться? Что если я просто сошла с ума, так навсегда и осталась в той комнате? Что если я заперла себя в собственном сознании? Что если всего этого не было… Уолтера, Ашера, этого места…

– Тебе никогда не сбежать, – продолжает говорить тихим голосом Дэрил, когда у меня в груди всё замирает. – Ты навсегда в моей власти.

Селин подходит ко мне и начинает сыпать соль, усмехаясь и впитывая каждую эмоцию боли.

– Больно, да? Будет ещё больнее. Поверь мне.

Очередной крик, и я настоящая закрываю уши ладонями рук, но крик не стихает.

Качаю головой и прикрываю глаза, начав шептать себе под нос:

– Нет… это всё не настоящее… Я сбежала… Нет… Это сон. Да, это сон! Я сплю!

Открываю глаза и пытаюсь заставить проснуться себя, но ничего не выходит. Я всё здесь же.

Черный… черный… красный… черный.

– НЕТ!!! – кричу уже сама, и мой крик с ненастоящей мной смешивается в единое целое. – НЕТ!!!

Перед глазами мерцает и в следующее мгновение вижу, как передо мной появляется Дэрил, смотря уже на меня настоящую.

– Попалась.

Мужчина хватает меня за кисти рук и сжимает с такой силой, что останутся следы.

– Отпусти! Отпусти меня!!! Нет!!! – он тащит меня уже на… пустую койку и привязывает за руки и ноги, когда я продолжаю сопротивляться.

– Чем больше ты сопротивляешься, тем интереснее нам играть, Эйви, – произносит он и забирает из рук Селин свой скальпель, лезвие которого приближает к моей коже.

– НЕТ!!! Нет, отпусти меня! Ты урод!!! Ублюдок!!!

Дэрил усмехается и наносит первый порез, который вспышкой отражается где-то глубоко во мне.

Сон… Это всего лишь сон! Он закончится.

– Смотри в глаза, Эйви. Мне нравится видеть в твоих всё это, – скальпель проходится вдоль моего лица, но порезы он не наносит.

Всё ненастоящее! Давай же! Проснись!

Не получается.

Слышу их смех, такой отвратительный, пробирающий до костей.

Скальпель касается шеи, оставляет тонкую красную линию. Боль обжигающая, реальная. Слёзы текут по щекам, смешиваясь с кровью. Я кричу, но мой голос тонет в их безумном хохоте.

Дэрил склоняется ближе, шепчет что-то на ухо. Слова, полные мерзости и угроз, проникают в сознание, отравляют душу. Он обещает мучения, обещает сделать из меня игрушку, сломать, уничтожить.

– Нет! Я… я убила тебя! Ты мёртв! – говорю ему, облизывая вмиг пересохшие губы и качая головой. – Мертв… Ты мертв. Это всё нереально.

– Уверена? А как же боль? Ты все это чувствуешь. Правда ведь, Эйвери?

– Ты мёртв.

– Может быть, это ты мертва?

Мертва…

Мертва…

Мертва.

Это слово эхом звучит в голове, и воспоминания прорываются сквозь пелену боли, того, что я пережила. А точно ли пережила?

Да. Телом я тогда не умерла, но вот душа. Душа умерла. Убита, растоптана, превращена в пепел. Дэрил забрал её с собой в тот момент, когда я убила его. Когда множество раз вгоняла ему кусок зеркала. Когда я лишилась части себя. Тогда я не думала, просто действовала, только когда оказалась в доме у Уолтера, то подумала, что освободилась. Но всё это ложь. Нет никакой свободы и нет жизни, я навсегда осталась в той комнате, в том месте. Часть меня тогда умерла, а не стала сильнее.

Дэрил приближает свое лицо к моему, его холодное дыхание обжигает кожу. В его глазах нет ни капли сожаления, только торжество. Торжество над сломленной жертвой.

Прикрываю глаза во сне и просыпаюсь в реальности, пытаясь совладать с дыханием.

Это был первый реалистичный сон с момента моего возвращения. Первый раз, когда я вновь встретилась лицом к лицу со своим страхом. Но последний ли?

Глава 3

Ещё некоторое время спустя.

Лучше бы было, как раньше. Без кошмаров, так как после того раза они стали сниться практически каждый день. И эти сны отличаются от тех, когда я видела лишь Лойс Рид.

Я не кричу, судя по тому, что никто ни разу так и не пришел меня разбудить. Я лишь тяжело дышу и просыпаюсь в холодном поту.

Из-за постоянного недосыпа под моими глазами залегли темные круги.

Всё чаще думаю о том, что здесь делаю, в этом месте и с этими людьми. Какой толк в этом всём?

Теперь задумываюсь, чтобы просто уйти. Покинуть то место, название которого даже не знаю. Уйти, но куда? В квадрант и попытаться вернуться к прежней жизни? Но всё, как прежде уже не будет. Там не будет ни Тоби, ни мамы. Я буду уже одна, хотя я и сейчас уже… одна, окруженная людьми, но чувство одиночества только захватывает с каждым днем сильнее.

Я не могу ни с кем говорить, как-то контактировать, будто забилась в скорлупу и не желаю оттуда выбираться.

Мне хочется кричать, плакать, вырваться из этого замкнутого круга, но я лишь молча сжимаю кулаки, чувствуя, как силы покидают меня.

Встаю с кровати и день начинается по-новому, за исключением того, что сегодня проснулась с утра, а не под вечер.

Иду в ванную и прежде, чем умыться, долго смотрю на собственное мертвое отражение. Что я там пытаюсь найти? Надежду? Отголоски того, что во мне хоть что-то осталось? Я не знаю.

Умываюсь, чищу зубы и одеваюсь, чтобы выйти и отправиться на завтрак. Там сажусь на прежнее свободное место, куда, кроме меня и Маршалла никто и не садится. Даже не задаюсь вопросами, по какой причине они этого не делают.

Ем, когда вновь стараюсь отвлечься от вкуса еды, глотая ложку за ложкой. Убираю и ухожу. И так каждый раз.

Дальше я либо возвращаюсь в комнату, либо прогуливаюсь. Сейчас выбираю последнее, так как на улице светло.

Бездумно иду вдоль небольших построек, чувствуя холод, который заставляет кожу покрываться мурашками. Шапка не очень помогает от сильного ветра, поэтому даже уши болят от холода. Но я продолжаю идти.

На территории много высоких хвойных вечно зеленых деревьев, ветви которых немного присыпаны снегом.

Я ухожу из центра и иду на окраину, где почти нет никаких сооружений, просто деревья, а подальше уже виднеется стена.

Здесь мне нравится ходить больше всего, потому что практически нет людей.

Мне всё кажется, что на меня пялятся, но не могу определить плод это моего воображения или реальность. Здесь же тихо, спокойно.

Выбираю место, которое больше всего присыплено снегом и ложусь туда, раскидываю руки в сторону и смотрю на ветви деревьев и небо, что затянуто облаками.

Не так холодно.

Не знаю, окрепло ли моё здоровье после того, что было или я просто перестала банально обращать внимания на простуду, но даже после многочисленных прогулок на холоде я ещё ни разу не болела.

Прикрываю глаза, а сама прислушиваюсь к звукам ветра, шелесту деревьев и… крикам пожирателей. Они раздаются достаточно резко и близко, но я никак не реагирую. Сердце не дрожит в груди, дыхание не учащается, я даже глаза не открываю. Страха перед ними больше нет.

Я не уверена, что они не проберутся сюда, но, вероятно, ликторы с ними разберутся. Как и всегда.

Без понятия, сколько так проходит по времени, но разомкнуть глаза меня заставляет тихий звук шагов и скрип снега, даже на мгновения кажется, что какой-нибудь пожиратель всё-таки прорвался.

Едва поворачиваю голову и вижу Ашера, остановившегося в десяти футах и закурившего сигарету.

Это впервые, когда ликтор пришел ко мне не в комнату. Ко мне ли?

Я лишь приподнимаюсь и смотрю на него, думая о том, что он тогда здесь делает.

Только сейчас замечаю в его другой руке прозрачный небольшой и запечатанный пакет. Прищуриваюсь, полагая, что мне мерещится, но нет… Там кровь. Не очень много, но достаточно, чтобы скрыть содержимое.

Не знаю из-за чего именно, но решаю встать, ощущая, как в груди появляется похожее чувство на напряжение.

Ашер делает затяжку и прикрывает на секунды глаза, выдыхая дым и облачко пара с едва приподнятой головой.

– Иногда возмездие дарит долгожданный покой, но так бывает не всегда, – начинает говорить он впервые за долгое время. – Чем дольше ты вынашиваешь в себе ненависть, тем больше она тебя отравляет изнутри. Именно поэтому долгожданная месть и не приносит покоя и облегчения. Раньше я гадал, как будет у меня, когда я убью О'Нила, – Ашер едва улыбается, – что я ощущу? Радость, всё такую же пустоту внутри или… совсем ничего? Но сейчас я уже знаю ответ, хоть этого ещё и не случилось. Мне будет всё равно, как и тебе, когда ты убила Дэрила. Но позже, гораздо позже придет успокоение.

Я едва хмурю брови, не понимая и впервые задаваясь вопросом с момента возвращения. Что это с ним?

– Я не желаю, чтобы ненависть внутри тебя отправляла всё, Эйвери, – теперь Ашер смотрит мне в глаза, отбрасывая окурок в сторону. В его движениях чувствуется усталость. – Чтобы пустота разрасталась ещё больше, чем есть сейчас. Пусть лучше на её месте будет гнев, печаль и боль, потому что с этим жить легче, чем с пустотой.

Его слова бьют наотмашь, словно ледяной ветер в лицо. Я чувствую, как они проникают под кожу, оставляя за собой неприятное покалывание.

Пустота поглощает тебя целиком, не оставляя ни единого шанса на спасение. Я знаю это слишком хорошо. Я жила в ней последние месяцы.

Ашер подходит ближе, и я чувствую запах табака и крови. Этот запах въедается в мои ноздри, вызывая тошноту.

– Я говорю о том, что ты должна жить, Эйвери, – говорит он тихо. – Ты должна чувствовать. Не важно, что это будет. Главное, чтобы ты не переставала чувствовать.

Ликтор берет мою руку своей и заставляет взять тот самый пакет. Его пальцы холодные, как лед.

Не смотрю пока вниз, продолжая глядеть ему в глаза.

– Она дождется тебя, мышка. Как и я. – Следующие слова Ашера кажутся мне слуховой галлюцинацией, потому что до меня не сразу доходит весь смысл. – Я не дам ей умереть.

Ликтор убирает свою руку от моей и через несколько секунд разворачивается и уходит, когда я просто продолжаю смотреть ему вслед, ощущая, как сердце в груди увеличивает биение.

Не шевелюсь до тех пор, пока не перестаю видеть его силуэт. После опускаю взгляд и смотрю на пакет в своих руках.

Секунда… две, и я открываю застежку на нем, видя, что там находится.

Достаю и смотрю на отрубленную человеческую кисть руки. Ещё теплая. Внутри пакета алеет кровь, пачкая мои пальцы.

Я смотрю на кисть, пытаясь понять, кому она принадлежала. Женская? Неужели это…

В голове всплывает образ Селин. Её руки, тонкие пальцы и несколько родинок, расположенных на костяшках, которые я успела хорошо запомнить во время пыток.

Да. Эта кисть принадлежала Селин совсем недавно.

Не даст ей умереть? Будет ждать?

Дыхание учащается, а в груди становится тесно, когда я продолжаю держать отрубленную конечность.

Именно этой рукой Селин и высыпала соль на открытые раны, именно ей лечила меня, не давая умереть и обрекая в дальнейшем на ещё большие пытки.

А сейчас она лишилась её.

Я делаю первый шаг, после второй и третий, срываюсь на бег, но вскоре снова возвращаюсь к шагу.

Ашер добрался до Селин? Он схватил её и не убил? Чтобы что… Чтобы это сделала я? Чтобы отомстила?

Мои губы начинают дрожать, и первая слеза за долгое время скатывается одинокой каплей по щеке, а пакет вместе с человеческой кистью выпадает из рук.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на землю, не в силах больше стоять. Кровь на пальцах холодит, напоминая о реальности происходящего.

Рыдания вырываются из груди хрипло и надрывно, словно я разучилась плакать за это время. Слёзы продолжают течь из глаз одна за другой, когда я понимаю, что у меня есть шанс. Крохотный, но шанс. Попробовать отомстить, попробовать почувствовать что-то ещё, кроме боли, что появилась в груди яркой вспышкой.

Кажется, проходит вечность, когда я вновь встаю на ноги, беря пакет и смотря на капли крови на снегу.

Не знаю, что хуже. Вновь всё внутри рвется на части. Чувствовать боль или не ощущать ничего? Ашер говорил, что лучше чувства, но сейчас мне так не кажется.

Я хочу лишь одного. Выплеснуть всю боль, что сгрызает внутри. Хочу, чтобы и Селин её ощутила.

Да. Именно этого я сейчас и желаю больше всего.

***

Дохожу до здания, где находится комната и не знаю, куда идти дальше. Но стоит мне уже зайти внутрь, как я вижу ликтора, что стоит у одной из стен. Более здесь никого нет.

Его губы едва изгибаются в улыбку, когда он встречается с моими красными от слез глазами.

Подхожу к нему, медленно сокращая дистанцию и протягиваю пакет обратно, а после хриплым голосом произношу:

– Я… я хочу увидеть её.

Так непривычно вновь слышать себя. В мыслях всё другое, отличающиеся от действительности.

– Как приятно снова слышать тебя.

Ашер ещё раз улыбается и разворачивается, а я уже молча следую за ним, ощущая, как кончики пальцев подрагивают, словно через них пропускают электрические разряды.

Мы выходим отсюда и переходим в одно из соседних зданий, куда спускаемся на минус первый этаж.

Темнота заставляет внутренне напрячься, но Ашер включает на одной из стен выключатель, и яркий свет озаряет всё вокруг.

Коридор не особо длинный и по сторонам всего пять дверей, рядом с которой и останавливается ликтор.

Он ждет меня, пока я подойду.

Тут он кладет пакет с рукой на пол, а после касается дверной ручки и открывает её, чтобы вновь включить свет.

Я не решаюсь сделать первый шаг и увидеть, что там около минуты, но уже отсюда слыша тяжелое дыхание.

Прикрываю на короткие мгновения глаза, уверенная, что поступаю правильно и захожу внутрь.

Первое, что бросается в глаза – кровь на полу.

Я прослеживаю взглядом за этими кровавыми следами и вижу стену, к которой… прибита женщина.

Гвозди торчат из одной её ладони, как из ног. Вторая рука просто болтается и там отсутствует кисть. Она перевязана бинтом, который окрашен в такой же кровавый оттенок.

Голова Селин опущена, и мне даже кажется, что женщина мертва, но я замечаю её тихое и прерывистое дыхание, поэтому понимаю, что она жива.

Картина вызывает бурю внутри, поэтому собрав остатки самообладания, делаю осторожный шаг вперед, затем еще один. Кровавые следы кажутся все более яркими, более зловещими. Подхожу ближе к Селин, стараясь дышать ровно.

Запах железа и гнили проникает в мои ноздри.

Она едва приподнимает голову, реагируя на того, кто остановился в двух шагах от неё.

На её щеке запеклась кровь, а губа оказалась разбита. Больше на лице никаких видимых травм нет.

Я бы подумала, что женщина усмехнется или улыбнется, как делала это прежде, но в её глазах лишь уловила… крупицы страха. Она боится меня?

Ашер останавливается рядом, и женщина переводит взгляд на него, а страх в её глазах разрастается.

– Я очень щепетилен в вопросах того, чтобы оставлять кого-то без присмотра, – заговорил ликтор, и я взглянула на его спокойное выражение лица. – Я перепробовал много способов и как показывает практика, то это самый эффективный. Ведь, чтобы выбраться, то нужно очень хорошо постараться. Духа хватит не всем. Как видишь, Эйвери, то Селин его не хватило. Хотя если бы ей даже удалось, то снаружи её уже поджидали бы.

– Ты… ты должен быть мертв, – раздался её шипящий голос, а на губах Ашера появилась ухмылка. Видимо, его воскрешению удивляются на впервые.

– Ты уже говорила мне это. Забыла? Вероятно, твоя травма сказывается таким образом. – Ашер делает шаг вперед и смотрит ей прямо в глаза. – Я думаю, теперь ты прекрасно знаешь, по какой причине здесь находишься, Селин.

Взгляд Селин мельком пробегает по мне, затем снова возвращается к Ашеру. Она пытается что-то прочитать в его лице, и я вижу там лишь холодную, расчетливую жестокость.

– … это ты убил моего брата?

Улыбка Ашера на лице становится какой-то сумасшедшей, когда он слышит этот вопрос от неё, а я чувствую, как сердце в груди замирает.

– Что ты… Если бы я до него успел добраться, то, вероятно, он ещё был бы жив. Я бы поступил с ним несколько иначе.

– Тогда… – взгляд женщины перемещается на меня, – это ты. Я… так и знала. Знала, что это ты! Поганая девчонка. Пока меня не схватил он…

Слова даются ей тяжело, но на оскорбления сил хватает.

Ашер касается одного из гвоздей и немного вытаскивает его, заставляя Селин закричать.

Её крик звучит у меня в ушах эхом, и я вспоминаю себя, думая, что сейчас всё наоборот.

Раньше это я была прикована, а она и Дэрил стояли и издевались надо мной, впитывая каждую эмоцию и каждый новый крик.

А сейчас… Сейчас она прикована, а мы с Ашером стоим по другую сторону, когда ликтор делает всё это. Я лишь смотрю, но смотреть это тоже участвовать.

– Ты ведь после смерти брата так желала отомстить Эйвери, желала её найти… Последнее желание сбылось, Селин. Но что-то ты не очень и рада.

– Больной… А!

Ашер не дал ей договорить, вгоняя гвоздь обратно, глубже.

Её дыхание участилось.

Ликтор отходит и берет со стола, который я сразу и не заметила, пистолет, чтобы протянуть его мне.

– Её жизнь в твоих руках, мышка. Ты можешь убить её, а можешь отказаться от этого и жить дальше. Вернее, учиться жить. – Я забираю из его рук пистолет, сжимая его. – Если ты выберешь первый вариант, то встанешь на путь, где нет ничего хорошего, но получишь со временем облегчение. Во втором же варианте у тебя будет шанс на нормальную жизнь в одном из квадрантов, куда я могу тебя отвезти.