Black Hearts: Careless Days

An Easy Stroll into the Lion's Den

Солнце, уже перевалившее за зенит, заливало MPAP-City золотистым, почти осязаемым светом. Короткое сибирское лето было в самом разгаре, и даже здесь, среди стальных и стеклянных нервов города-корпорации, ощущалось его хрупкое, мимолетное тепло. Город, этот исполинский муравейник, выросший посреди бескрайних пустошей, казалось, только-только просыпался, хотя на самом деле его механическое сердце не останавливалось ни на секунду. Сотни тысяч клерков – мужчин и женщин в одинаково серых, безупречно отглаженных костюмах – послушными ручейками стекались к центральной артерии, к исполинской башне, что хищным хрустальным шпилем вгрызалась в синеву неба. Башня MPAP. В древности такое сооружение непременно назвали бы Вавилонским, дерзким вызовом небесам. Сейчас же это была лишь штаб-квартира корпорации, чье имя – "Mystery Preservation and Prediction" – давно сократилось до лаконичного и всеобъемлющего MPAP. Корпорация, чьи алгоритмы и аналитики сплетали будущее из триллионов бит данных, негласно прозванная "Корпорацией Оракулов", и город, выстроенный ею, принадлежал ей безраздельно, каждым своим камнем, каждой душой, спешащей на работу.

День обещал быть до зевоты предсказуемым, еще одним звеном в бесконечной цепи корпоративных будней. Если бы не одно "но".

Алым росчерком, вызывающим и неуместным в этом царстве регламента, по одной из широких магистралей, ведущих к Башне, нёсся старый, но ухоженный красный кабриолет. Музыка из его динамиков – какой-то дребезжащий, агрессивный панк-рок – беззастенчиво рвала утреннюю тишину, заставляя пешеходов шарахаться, а другие, более респектабельные автомобили, недовольно сигналить.

За рулем, в позе, далекой от канонов безопасного вождения, извивалась Ирва. Ее фиолетово-розовые волосы метались от потоков ветра, а темные очки то и дело сползали на кончик носа, обнажая ярко-бирюзовые глаза, в которых плясали черти. Одной рукой она судорожно стискивала руль, другой – прижимала к уху допотопную раскладушку, выкрикивая в нее что-то нечленораздельное, перемежая слова громким смехом и резкими маневрами.

– Да говорю же, нихрена не слышно! – ее голос перекрывал рев мотора и музыки. – Скоро будем, сказала! На месте! Не кипишуй!

Рядом с ней, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в переднюю панель, сидел Сатаниель. Его атлетичная, статная фигура выглядела напряженной до предела. Ремень безопасности, казалось, был для него лишь слабой формальностью. Спокойствие, обычно присущее этому гиганту, в котором жила сила и гнев тысячи душ, дало трещину перед лицом водительского "мастерства" Ирвы.

– Ирва, ради Отца, осторожнее! – его голос, обычно ровный и глубокий, сейчас звучал сдавленно. – Ты уверена, что знаешь, куда едешь? Доверить тебе руль… это было не самое мудрое решение…

На заднем сиденье, в относительной отрешенности от дорожного безумия, царила иная атмосфера. Акид, бледный юноша в плотном, темном пальто, чьи многочисленные застежки были выполнены в виде крошечных песочных часов, пребывал в полудреме, откинув голову на спинку сиденья. Его лицо, обрамленное темными волосами, было безмятежно, словно все происходящее было лишь частью очередного скучного сна. Рядом с ним, напротив, сияла довольством Мори. Еще более бледная, чем Акид, с небрежно остриженными серыми волосами, она с аппетитом уплетала какие-то яркие, липкие сладости из прозрачного пакетика, не обращая внимания ни на виражи, ни на встревоженные возгласы Сатаниеля. Нездоровый блеск в ее глазах мог бы насторожить любого, кто знал истинную природу этого дьявола чревоугодия.

– Ирва, ты вообще… ты умеешь водить? – вновь подал голос Сатаниель, когда машина, визжа покрышками, едва не вписалась в бок сверкающего корпоративного лимузина.

Ирва, услышав очередной упрек Сатаниеля, лишь громче расхохоталась, ее смех был диким и свободным, как ветер, трепавший ее волосы.

– Водить? Я?! Да понятия не имею, Сати! – и с этими словами она с новой силой вдавила педаль газа в пол. Красный кабриолет взревел и рванул вперед, оставляя за собой шлейф из пыли, недоумения и тихого ужаса в глазах случайных свидетелей этого дорожного апокалипсиса.

Красный снаряд, более известный как кабриолет под управлением Ирвы, продолжал свое безумное, хаотичное шествие сквозь упорядоченные артерии MPAP-City. Если бы не некая извращенная удача, или, быть может, вмешательство сил, недоступных простому смертному, это путешествие давно бы закончилось трагически. Но, так или иначе, они добрались до самого сердца города – до обширной площади, расстилавшейся перед исполинской Башней.

Остановка, впрочем, была столь же феерична, сколь и вся поездка. Ирва, словно решив добавить финальный штрих в симфонию разрушения, пронеслась по площади, заставив дюжину клерков в ужасе разбежаться, подобно кеглям. Их серые пиджаки мелькали в воздухе, а портфели разлетались во все стороны. И вот он, апофеоз – с оглушительным скрежетом металла и звоном разбитого стекла, кабриолет, наконец, нашел свой покой, впечатавшись в массивный, чугунный фонарный столб, который, казалось, даже не дрогнул от такого нахального посягательства.

Сила удара была такова, что Ирва, не обремененная такими мелочами, как ремень безопасности, вылетела с водительского сиденья, словно пробка из бутылки шампанского. В последнее мгновение перед полетом она успела лишь издать нечто среднее между удивленным вскриком и предсмертным хрипом: "Ой-йой!", а затем, прочертив в воздухе элегантную (по меркам летящих тел) дугу, с глухим стуком приземлилась на тротуарную плитку. Проехав еще добрый десяток метров исключительно на своем лице, она, наконец, замерла.

Пару мгновений она лежала неподвижно, раскинув руки, словно морская звезда, выброшенная на берег. Затем, кряхтя, перевернулась и села, тряхнув своей фиолетово-розовой гривой. Густо сплюнула на безупречно чистый тротуар багровую жижу, в которой отчетливо виднелись обломки зубов – не меньше десятка, если судить на глаз. И тут же, вместо стонов боли или испуга, ее лицо исказилось в безумной, широкой улыбке, и она залилась громким, раскатистым смехом, который эхом отразился от стен окружающих зданий, заставив прохожих замереть в еще большем недоумении. Из ее спины, разрывая ткань одежды и, кажется, саму кожу, вырвалось толстое, пульсирующее щупальце, увенчанное одним большим, немигающим глазом. Оно было словно ожившим сплетением сырых мускулов и дрожащей плоти, и его появление на миг обнажило влажные, темные внутренности Ирвы. Щупальце игриво изогнулось и хлопнуло ладонью (если это можно было так назвать) по протянутой руке Ирвы, словно два старых приятеля, успешно завершивших очередную авантюру.

Тем временем в искореженном салоне кабриолета Сатаниель, все еще пристегнутый, пытался прийти в себя. Звон в ушах и легкая дезориентация мешали ему сфокусироваться. Он потянулся, чтобы отстегнуть ремень, как вдруг, с характерным хлопком, ему в лицо ударила подушка безопасности. Некоторое время он барахтался в ее упругих объятиях, издавая приглушенные ругательства, пока, наконец, не сумел выбраться из этой белой ловушки.

Мори же, невозмутимая, как всегда, уже отстегнула свой ремень и ремень спящего Акида. Легким, почти невесомым движением она вытащила его из машины, словно тот был не тяжелее ее пакетика со сладостями. Акид, кажется, даже не проснулся, лишь недовольно поморщился во сне. Поставив его на ноги, Мори направилась к хохочущей Ирве, деловито перешагивая через обломки.

– Ирва, – ее голос, как всегда, был тихим и немного скрипучим, словно шелест сухих листьев. – Где остальные?

Ирва, услышав голос Мори, обернулась. Ее лицо, все еще перепачканное кровью и пылью, расплылось в "лучезарной" улыбке, обнажившей впечатляющие бреши там, где еще недавно красовались зубы. Сдержать хихиканье она была не в силах, особенно когда попыталась ответить.

– А-а-а, Мо-о-оли! – протянула она, явно наслаждаясь новым, шепелявым звучанием своего голоса. Слова выходили с трудом, свистя и шипя. – Беф поня-а-атия! Я ж говолу, нифега не лаффлыфала, фто там наф Бофф-ф-ф лопотал! – Она прикрыла рот рукой, но смех, похожий на бульканье, все равно прорывался наружу. – Фмотри, как фмефно я тепель говолю! Хи-хи-хи!

Сатаниель, наконец, с кряхтением выбрался из плена искореженного кабриолета. Его обычно безупречный, хоть и простой, костюм был помят, а на лице застыло выражение крайнего неудовольствия. Он потирал шею, разминая затекшие мышцы, и бросал на Ирву взгляды, в которых читалось все, что он думал о ее водительских талантах и о самой идее доверить ей транспортное средство.

Акид, которого Мори все еще деликатно поддерживала, лишь едва заметно качнул плечами, словно принимая очередной абсурдный поворот событий как должное. Его алые глаза были полуприкрыты, и казалось, он вот-вот снова погрузится в дрему.

Мори тяжело вздохнула, ее бледное лицо не выражало ничего, кроме усталой покорности судьбе.

– Так уж и быть, – пробормотала она, отправляя в рот очередную яркую конфету, которую извлекла из бездонных карманов своего рваного пальто. – Поищем остальных вместе. – Она немного помолчала, задумчиво пережевывая, затем добавила, словно размышляя вслух: – Могли ли они уже войти внутрь без нас? Хубрис не любит ждать…

Она неспешно двинулась вперед, к громаде Башни, и остальным не оставалось ничего, кроме как последовать за ней. Акид поплелся следом, все так же балансируя на грани сна и яви, а Сатаниель, бросив последний уничтожающий взгляд на останки кабриолета, нехотя присоединился к процессии.

Ирва, тем временем, с любопытством исследователя ковырялась пальцем во рту, пытаясь нащупать оставшиеся зубы. Кровь уже перестала течь так обильно, и ее речь, хоть и оставалась шепелявой, стала немного отчетливее.

– Шлушай, Мори, – начала она, вытаскивая палец изо рта и внимательно его рассматривая. – Пошледнее, что я точно поняла от нашего Эль Начальника… это чтобы мы, типа… не привлекали к шебе шлишком много внимания. И… до чего-то там… – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить, – …ну, короче, тихо надо было.

Ее слова прозвучали с неожиданной для Ирвы задумчивостью, но это мгновение спокойствия было грубо прервано.

Нарастающий гул разрезал воздух. Сначала один, потом два, а затем целая стая – звук приближающихся вертолетных винтов становился все громче, заполняя собой все пространство. К нему добавился пронзительный, настойчивый вой полицейских сирен. Судя по всему, какофония звуков стремительно приближалась к ним, к месту их эффектной, но столь же неразумной "парковки".

Не прошло и пары минут, как площадь превратилась в арену тщательно спланированной полицейской операции. Десяток патрульных машин, сверкая сине-красными мигающими огнями, блокировали все выходы, создавая непроницаемое кольцо. Между ними, словно хищные звери, замерли несколько бронированных, но на удивление маневренных фургонов спецназа – их темные, матовые корпуса внушали уважение и не предвещали ничего хорошего. В небе, подобно назойливым стрекозам, зависли три полицейских вертолета, их лопасти с рокотом рассекали воздух, а лучи прожекторов, несмотря на яркий дневной свет, уже начали шарить по земле, выхватывая измочаленный кабриолет и стоящую рядом с ним четверку.

Воздух загустел от напряжения. Десятки стволов были молчаливо нацелены на них.

Сатаниель инстинктивно напрягся, его массивные плечи слегка подались вперед, а взгляд стал жестким и внимательным. Он не делал резких движений, но вся его фигура излучала готовность к немедленному действию. Даже сквозь ткань его простого костюма можно было угадать, как перекатываются под кожей стальные мышцы.

Акид, напротив, оставался воплощением невозмутимости. Он лениво приоткрыл один алый глаз, окинул взглядом окруживших их полицейских, затем снова его закрыл, словно происходящее было слишком тривиальным, чтобы тратить на него драгоценные мгновения бодрствования. Легкий вздох, сорвавшийся с его губ, мог означать что угодно – от скуки до вселенской усталости.

Мори же, с детским, почти хищным любопытством осматривала прибывших. Ее голова слегка наклонилась набок, а на губах играла едва заметная, странная улыбка. Казалось, она оценивала их не как угрозу, а как потенциальный источник чего-то… интересного. Быть может, новой пищи для своего ненасытного любопытства или чего-то еще, известного лишь ей одной.

Ирва, тем временем, потихоньку приходила в себя. Щупальце с глазом втянулось обратно в спину, оставив после себя лишь рваную рану на одежде и коже, которая, впрочем, уже начинала затягиваться с неестественной скоростью. Кровь на ее лице подсыхала, а зубы, кажется, начинали медленно, но верно отрастать – по крайней мере, говорила она уже значительно отчетливее, хотя легкая шепелявость все еще присутствовала.

– Кажеца, – протянула она, покосившись на Сатаниеля, – наф босс доверил шкрытность… не тем. Точнее, – она хихикнула, ткнув себя пальцем в грудь, – не той!

В этот момент тишину, нарушаемую лишь гулом вертолетов, прорезал усиленный мегафоном голос. Один из офицеров, стоявший за бронированной дверью фургона спецназа, начал свою речь. Голос его был строгим, лишенным эмоций, словно зачитывал инструкцию.

– Внимание! Вы окружены! Немедленно сложите любое имеющееся у вас оружие и ложитесь на землю, руки за голову! – голос из мегафона сделал короткую паузу. – Вы находитесь на частной корпоративной территории MPAP-City. Здесь действуют законы и устав корпорации MPAP. Вы обвиняетесь в нарушении общественного порядка, создании аварийной ситуации, сопротивлении при задержании… – офицер начал монотонно перечислять длинный список статей и параграфов, каждый из которых, вероятно, грозил нарушителям серьезными последствиями.

Ирва, услышав этот впечатляющий перечень, наклонилась к уху Мори, все еще жующей свою конфету, и прошептала с дьявольским огоньком в глазах:

– Шлушай, а он ведь еще не знает, что мы и тачку эту… того… угнали! Предштавляешь, какой у него будет шок, когда он до этого дойдет?

Монотонный голос из мегафона, закончив зачитывать внушительный список обвинений, вновь потребовал немедленной капитуляции. Металлический тембр, лишенный каких-либо эмоций, отдавался эхом от стеклянных фасадов Башни, создавая гнетущую атмосферу.

– Повторяю, у вас десять секунд на то, чтобы подчиниться! Десять… девять… – начался безжалостный отсчет, каждый удар которого, казалось, вбивал гвоздь в крышку их гроба.

Ирва, услышав это, не смогла сдержать предвкушающего хихиканья. Ее глаза заблестели нездоровым, лихорадочным огнем. О, какая потеха их ждала! Она обожала такие моменты, когда предсказуемость мира рушилась, уступая место чистому, незамутненному хаосу.

Мори, невозмутимо извлекла из кармана еще один леденец, на этот раз ярко-зеленый, и с громким хрустом раскусила его. Ее взгляд скользил по лицам полицейских, словно она пыталась угадать, кто из них первым потеряет самообладание.

Сатаниель, напротив, не разделял веселья Ирвы. Его лицо стало еще более серьезным. Он быстро, но внимательно осмотрел площадь, оценивая позиции противника, возможные пути отхода и укрытия. Его тело, казалось, превратилось в натянутую струну, готовую в любой момент высвободить чудовищную силу.

Акид же, услышав начало отсчета, издал протяжный, полный вселенской усталости вздох. Затем, резким, но каким-то обессиленным движением, он просто опустился на землю, скрестив ноги. Его капюшон окончательно скрыл лицо, и вся его поза безмолвно кричала: "Разбудите, когда все это закончится". Мир вокруг, казалось, перестал для него существовать.

– …три… два… один! Время вышло! – проревел голос из мегафона.

В тот же миг площадь наполнилась резкими, металлическими щелчками. Десятки, если не сотни, затворов были взведены, и звук этот, многократно усиленный эхом, прозвучал как смертный приговор.

– Последний шанс! Сдавайтесь! – голос полицейского дрогнул, в нем впервые послышались нотки неуверенности перед лицом столь вызывающего спокойствия (или безумия) этой четверки.

И тут Ирва, словно ждавшая именно этого момента, взорвалась.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – ее вопль, громкий, пронзительный и абсолютно безумный, разорвал напряженную тишину. Удивительно, но все ее зубы были на месте, белоснежные и острые, словно у молодой хищницы. Из-за ее спины, разрывая одежду и плоть, вырвались еще два чудовищных щупальца. Одно из них трансформировалось в некое подобие гигантской верхней челюсти, усеянной рядами острых, как бритва, клыков, которые щелкали в предвкушении. Другое же щупальце извивалось, словно живая праща, на конце которой, вместо камня, бешено вращались несколько налитых кровью глаз, осматривающих все вокруг.

Ирва хищно облизнулась, и в тот же миг воздух разорвали первые выстрелы. Затрещали пистолеты, к ним присоединился сухой, отрывистый лай автоматических винтовок – стандартного оружия корпоративных сил безопасности.

В это же мгновение Сатаниель продемонстрировал невероятную реакцию. Молниеносным движением он подхватил Мори, словно та была пушинкой, и, используя свое массивное тело как живой щит, кувыркнулся за невысокую бетонную клумбу, украшавшую вход в одно из прилегающих зданий. В клумбе росли какие-то чахлые кустарники, но сейчас они казались единственным спасением от свинцового града. Пули со свистом проносились над их головами, выбивая куски бетона и срезая ветки.

Тело Акида, оставшееся беззащитным на открытом пространстве, содрогнулось от многочисленных попаданий. Темные пятна мгновенно расплылись на его плотном пальто. Он безвольно завалился на бок, оказавшись в быстро растущей луже собственной крови. Кажется, интерес к происходящему он потерял окончательно и бесповоротно.

А Ирва… Ирва уже была в самой гуще боя. С безумным, яростным ревом она бросилась вперед, прямо на стреляющих. Пули, казалось, не причиняли ей вреда, или же она просто не замечала их, ослепленная жаждой битвы. Ее щупальца-челюсти щелкали, отрывая куски асфальта и разбрасывая полицейских, словно кегли, а щупальце-праща с глазами вращалось, создавая вокруг нее размытое, мерцающее марево. Она не знала ни боли, ни страха, ни милосердия. Только чистую, первобытную ярость и наслаждение хаосом.

За невысоким, но прочным бетонным ограждением клумбы, Мори, прижавшись к широкой спине Сатаниеля, продолжала невозмутимо хрустеть своим леденцом. Оглушительный грохот выстрелов, крики и звуки рвущейся плоти, доносившиеся с площади, казалось, совершенно ее не беспокоили.

– В этом не было смысла, Сати – проговорила она своим тихим, скрипучим голоском, когда очередной залп заставил Сатаниеля еще плотнее вжаться в укрытие.

Рядом с ними послышался тихий, но отчетливый металлический звон. Одна за другой, пули, нашедшие свою цель в массивном теле Сатаниеля, начали выпадать на брусчатку. Они не отскакивали, а именно выдавливались из его плоти, словно организм гиганта сам избавлялся от инородных предметов. Напряженные мышцы под его простой одеждой бугрились, выталкивая деформированный свинец. Несколько капель темной крови упало на землю, но раны, казалось, затягивались на глазах.

– Привычка, – коротко бросил Сатаниель, его голос был ровным, хотя в нем и слышалось напряжение от сдерживаемой силы. Инстинкт защищать тех, кто слабее, или, по крайней мере, тех, кто казался таковым.

– Тогда почему не утащил и Акида? – невинно поинтересовалась Мори, ее серые глаза уставились на него без тени упрека, лишь с чистым любопытством.

Сатаниель на мгновение замолчал, его широкое, испещренное шрамами лицо выразило легкое замешательство. Он явно не продумал этот момент.

– Э-э… он… он сидел, – наконец, нашелся он, слова давались ему с некоторым трудом. – И… он тяжелее тебя, Мори. К тому же, поднимать того, кто совершенно не прилагает усилий… это… сложнее. Да, проблематичнее.

Он нахмурился, словно сам не до конца верил своим словам. Затем, немного подумав, добавил уже более уверенно:

– Вероятно, инстинкты сработали именно так. Приоритеты. Он… он сам выбрал остаться.

Мори кивнула, словно это объяснение ее полностью удовлетворило, и закинула в рот новую конфету. Вместе с Сатаниелем она осторожно выглянула из-за укрытия, чтобы понаблюдать за разворачивающимся на площади спектаклем, главной звездой которого, без сомнения, была Ирва.

А зрелище было поистине фееричным.

Ирва превратилась в сущий ураган из плоти, когтей и безумия. Она не просто сражалась – она танцевала свой дикий, кровавый танец среди ошеломленных и паникующих силовиков. Ее движения были нечеловечески быстрыми и резкими. Один удар ее когтистой лапы или щелкающих челюстей-щупалец – и бронированный спецназовец разлетался на куски, словно тряпичная кукла. Другой – и строй полицейских со щитами рассыпался, их хваленые доспехи и оружие оказывались бесполезными против этой первобытной ярости.

Пули свистели вокруг нее, некоторые попадали в цель, оставляя на ее теле рваные раны, из которых сочилась темная кровь. Но Ирва, казалось, не замечала их. Боль для нее была лишь приправой к этому безумному пиршеству. Каждое попадание лишь подстегивало ее, делало еще более яростной и непредсказуемой.

Она была похожа на оживший комбайн, безжалостно перемалывающий все на своем пути. А попавшие в ее смертоносные лопасти полицейские и спецназовцы – лишь безвольные сосиски, падающие в ненасытное жерло этой безумной, хохочущей машины разрушения. Площадь, еще недавно бывшая образцом корпоративного порядка, превращалась в кровавую бойню, арену для одного, но невероятно свирепого гладиатора.

Хаос, порожденный Ирвой, нарастал с каждой секундой, превращая площадь в персональный ад для сил правопорядка. Она двигалась с грацией и яростью хищника, вырвавшегося на свободу, каждый ее удар был смертоносен, каждое движение – пропитано безумной радостью разрушения.

Сблизившись с очередной группой полицейских, она действовала без малейшего промедления. Щупальце-праща, увенчанное безумно вращающимися глазами, со свистом рассекло воздух. Удар пришелся точно по одному из офицеров – его голова, словно перезрелый арбуз, с хрустом отделилась от тела и взмыла вверх, описав в воздухе кровавую дугу. В то же мгновение зубастое щупальце, с силой тарана, обрушилось на другого полицейского. Раздался отвратительный треск ломающихся костей – ноги несчастного превратились в месиво, а сам он, сдавленно вскрикнув, отлетел в сторону, оставляя на асфальте глубокие, рваные следы от клыков, словно гигантская собака поиграла с тряпичной куклой.

Следующий рывок – и Ирва уже перед другим оцепеневшим от ужаса блюстителем порядка. Удар кулаком, простой и прямой, но вложенная в него нечеловеческая сила превратила его в смертоносное оружие. Кулак пробил бронежилет и грудную клетку полицейского насквозь, словно те были сделаны из картона. Ирва выдернула руку, обрызганную кровью, и тут же, с кошачьей ловкостью, уклонилась от шквала огня, обрушившегося на нее не только с земли, но и с одного из зависших над площадью вертолетов. Крупнокалиберные пули взрывали асфальт вокруг нее, поднимая фонтанчики бетонной крошки, но Ирва, казалось, двигалась между трассерами, словно неуловимый призрак.

Один из бойцов спецназа, более опытный или просто более удачливый, сумел улучить момент. Пока Ирва уворачивалась от огня с вертолета, он обошел ее с фланга и, вскинув дробовик, с близкого расстояния выстрелил ей прямо в лицо. Заряд картечи с чудовищной силой ударил в цель, оторвав значительный кусок ее головы – половину черепа, глаз, часть челюсти. На мгновение показалось, что это конец.

Но лишь на мгновение.

На глазах у ошеломленного спецназовца, зияющая рана на голове Ирвы начала пульсировать и меняться. Рваные края плоти и кости сошлись, а затем… превратились в еще одну уродливую, зубастую пасть, еще более кошмарную, чем та, что была на ее щупальце. Эта новая пасть, издав низкий, гортанный рык, тут же устремилась к стрелку. Толстые пластины его бронежилета и защитный шлем не стали для нее преградой. С хрустом, от которого стыла кровь в жилах, зубы сомкнулись на его плече, вырывая руку с корнем, с мясом и сухожилиями, словно щенок, играющий с особенно полюбившейся плюшевой игрушкой и с наслаждением разрывающий ее на части, разбрасывая во все стороны клочки наполнителя.

Не теряя ни секунды, Ирва, отбросив искалеченное тело спецназовца, сделала новый рывок. Ее правая рука на глазах трансформировалась, пальцы вытянулись и заострились, превращаясь в длинные, черные, костяные когти. Очередной полицейский, отчаянно пытавшийся остановить ее непрерывной очередью из автоматической винтовки, не успел даже вскрикнуть. Когтистая лапа Ирвы пронзила его насквозь, пройдя через бронежилет, как нож сквозь масло. Затем, с садистским удовольствием, она развела когти в стороны, разрывая его тело изнутри, превращая его внутренности в кровавое месиво. Отбросив бездыханное, изуродованное тело в сторону, Ирва издала победный, безумный вопль и устремилась к следующей жертве. Площадь превратилась в ее личную игровую площадку, а полицейские – в хрупкие игрушки.

Жестокость и неуязвимость Ирвы, наконец, сломили боевой дух полицейских. Стройные ряды дрогнули, а затем и вовсе рассыпались. Паника, как заразная болезнь, охватила оставшихся в живых. Они бросали оружие, спотыкались друг о друга, пытаясь как можно скорее убраться подальше от этого воплощенного кошмара. Крики ужаса и предсмертные хрипы смешались в жуткую какофонию.

Лишь вертолеты, кружившие над площадью, продолжали представлять угрозу. Их экипажи, чувствуя себя в относительной безопасности на высоте, перезаряжали тяжелые пулеметы и гранатометы, готовясь возобновить обстрел. Очевидно, они не собирались так просто сдаваться.

– Эй, летуны! – Ирва, заметив их приготовления, задрала голову и прокричала, ее голос, усиленный яростью, перекрыл гул винтов. – Сейчас и до вас доберусь, пташки!

Ее слова не были пустой угрозой. Щупальца, до этого сеявшие смерть на земле, начали извиваться и сплетаться воедино за ее спиной, образуя сложную, хитиновую структуру. Мышцы на ее спине вздулись, натянулись, из них, словно побеги чудовищного растения, начали вытягиваться костяные отростки, между которыми тут же стали нарастать кожистые, темные перепонки. Еще мгновение – и за спиной Ирвы расправились бы огромные, демонические крылья, способные поднять ее в воздух.

Но пилоты вертолетов, увидев эту ужасающую метаморфозу, не стали дожидаться ее завершения. Инстинкт самосохранения, наконец, взял верх над служебным долгом. Резко накренив свои машины, они начали набирать высоту и спешно ретироваться, скрываясь за плотной застройкой небоскребов, пока Ирва, рыча от досады, не успела закончить свою трансформацию.

– Тьфу на вас, трусы! – недовольно фыркнула она, глядя вслед улетающим вертолетам. Крылья за ее спиной начали втягиваться обратно, мышцы опали, а щупальца вновь приняли свою обычную, хоть и не менее гротескную, форму. – И чего спрашивается, время только тратили? Болваны!

Ее ярость, не найдя выхода, начала утихать. Трансформации обращались вспять, возвращая ей более привычный, хоть и все еще вызывающий, облик. Отряхиваясь, словно мокрая собака, она неспешно побрела обратно к центру площади, где среди обломков и тел лежал Акид.

Приблизившись к нему, она беззлобно пнула его по ноге.

– Эй, соня! Подъем! Все самое интересное проспал!

Акид, словно очнувшись от глубокого сна, неспешно открыл глаза. Дыры от пуль на его пальто зияли, но под ними не было видно ни крови, ни ран – лишь неповрежденная ткань. Он медленно поднялся, лениво потягиваясь, и встал на ноги, приняв свою обычную, слегка сгорбленную позу. Что-то неразборчиво хмыкнув себе под нос, он оглядел поле недавней битвы с полным безразличием.

В этот момент из-за бетонной клумбы, наконец, вышли Сатаниель и Мори. Последняя, увидев устроенный Ирвой погром – искореженный кабриолет, десятки трупов, разбитый асфальт, – сокрушенно покачала головой.

– Ох, Ирва, – начала она причитать своим тихим голоском, в котором, однако, слышались нотки беспокойства. – Хубрис будет так недоволен… Ты столько шума навела! Он же просил…

Ирва, уже добравшись до массивных стеклянных дверей, ведущих в холл Башни, лишь отмахнулась.

– Да ладно тебе, Мори! – беззаботно бросила она через плечо. – Наш Главнюк и не узнает об этом… переполохе. У меня все под контролем! – Она подмигнула, хотя кому именно – было неясно, и с силой толкнула одну из дверей, которая со скрипом поддалась.

Стеклянные двери Башни MPAP со стоном отворились, впуская четверку в свои прохладные, кондиционированные недра. Контраст между залитой солнцем, истерзанной площадью и стерильной, почти хирургической чистотой вестибюля был разительным.

Ирва, войдя первой, продолжала тараторить, словно и не было только что кровавой бойни. Ее энергия, казалось, была неисчерпаема.

– Ну вот, я же говорила! – вещала она, размахивая руками и едва не задевая проходящего мимо клерка, который испуганно отшатнулся, заметив ее перепачканный кровью вид. – Раз уж мы все равно собирались в эту… э-э… Башню-завалюшку, то теперь-то уж точно можем войти! А если что, трое других… ну, эти… они нас найдут! Или поймут, что мы уже тут… ну, в общем, – она на мгновение задумалась, ее лоб собрался в морщинки, – я рассчитываю, что мы как-нибудь да встретимся! Не впервой же!

Она обернулась и ее взгляд скользнул по огромному, залитому светом холлу. Это была типичная приемная мегакорпорации: высокие потолки, полированный мраморный пол, отражающий холодный свет скрытых светильников, ряды стоек информации, за которыми сидели безупречно одетые сотрудники с натянутыми улыбками. И, что самое удивительное, здесь, казалось, царил полный порядок. Клерки сновали туда-сюда с планшетами в руках, на электронных табло бежали строки котировок и корпоративных новостей, а тихая, успокаивающая музыка лилась из невидимых динамиков. Словно бойня, разыгравшаяся всего в нескольких метрах отсюда, была лишь дурным сном.

И тут, в центре этого островка спокойствия, на одном из белоснежных, кожаных диванов, Ирва их увидела.

Там, с видом полнейшей невозмутимости, расположилась оставшаяся часть их команды.

Мужчина в идеально скроенном деловом костюме темно-серого цвета сидел прямо, его осанка была безупречна. Короткие, золотисто-пшеничные волосы были аккуратно уложены, открывая высокий лоб. Даже на расстоянии в его облике читался аристократизм и властность. Это был Хубрис.

Напротив него, в изящной, но строгой позе, сидела женщина, облаченная в белоснежные одежды, напоминающие монашеское одеяние, но с более современным, стильным кроем. Ее лицо было спокойным и сосредоточенным. Это была Гера.

А рядом с Герой, вальяжно развалившись на диване, сидел мужчина в плотном кардигане из дорогой ткани, отороченном темными перьями. Вся его одежда была выдержана в насыщенных красно-бордовых тонах, создавая образ эксцентричного богача. Широкополая шляпа, надвинутая на глаза, полностью скрывала его лицо, оставляя лишь намек на жесткую линию подбородка. Это был Коллекционер.

Увидев их, Ирва издала радостный вопль, который заставил нескольких клерков подпрыгнуть на месте. Не обращая внимания на их испуганные взгляды, она, не сбавляя скорости, рванула к дивану. С разбегу она плюхнулась рядом с Хубрисом, да так, что тот едва не подлетел. Белоснежная кожа дивана тут же покрылась отвратительными бурыми пятнами крови, грязи и еще чего-то, что Ирва успела собрать на себя во время "поездки" и последующей "разминки".

Удобно облокотившись на подлокотник, она повернулась всем телом к Хубрису, одарив его своей самой широкой, теперь уже полностью зубастой улыбкой.

– Приве-е-ет! – протянула она, в нем звучали игривые нотки. Она оглядела его с ног до головы, словно видела впервые. – А ты выглядишь таким важным! Прям шишка! – Она хихикнула. – Слушай, я бы тебя точно назначила каким-нибудь главнюком! Неважно каким, главное – главным! Таким, чтобы все боялись!

Хубрис, услышав тираду Ирвы и ощутив на себе последствия ее бурного появления, лишь картинно закатил глаза. Легкая морщинка пролегла между его безупречно вылепленными бровями. Он с видимым усилием сохранял спокойствие, хотя в его фиолетовых глазах на мгновение мелькнула искра раздражения.

– Я просил вас быть… не настолько громкими, – его голос был ровным, но в нем звучала сталь. – И уж точно не устраивать побоище прямо на входе в Башню. Это, мягко говоря, не соответствует плану, Ирва.

Ирва, чьи зубы уже успели полностью восстановиться, сверкнув ими в очередной озорной улыбке, парировала без малейшего смущения:

– Ну, тогда тебе не стоило отправлять меня с ними, босс! – она игриво ткнула себя пальцем в грудь. – Если хотел, чтобы все было тихо, чинно и с блестками, надо было посылать кого-нибудь… ну, не меня! Я же не фея-крестная, чтобы пыльцой все посыпать!

Хубрис издал едва слышный вздох и принялся аккуратно стряхивать с рукава своего безупречного пиджака невидимые пылинки, опасливо косясь на бурые пятна, оставленные Ирвой на белоснежной коже дивана. Он брезгливо поднялся, стараясь не испачкаться.

В этот момент к ним подошли Сатаниель, Мори и все еще сонный Акид. Теперь вся семерка Дьяволов была в сборе, и их присутствие, даже в этом просторном холле, создавало ощутимое поле напряжения. Обычные клерки старались обходить их стороной, инстинктивно чувствуя исходящую от них ауру чего-то чужеродного и опасного.

Гера, до этого молча наблюдавшая за сценой, грациозно поднялась со своего места. Ее взгляд, строгий и осуждающий, был устремлен на Ирву.

– То, как ты ругалась, Ирва, было слышно даже здесь, – ее голос, обычно мягкий и напевный, сейчас звучал с холодными нотками. – И это не считая звуков… взрывов и криков.

Ирва, услышав это, тут же спохватилась. Ее лицо приняло выражение кающегося ребенка, пойманного на месте преступления. Она быстро закрыла рот обеими руками и принялась энергично качать головой из стороны в сторону, словно безмолвно обещая: "Я больше не буду, честное слово!".

– Мы еще поговорим об этом позже, – отрезала Гера, и в ее голосе не осталось и тени сомнения, что этот разговор действительно состоится.

Хубрис, видя, что дальнейшие препирательства бессмысленны, выпрямился и решительно направился к одной из многочисленных стоек ресепшена. Остальные Дьяволы молча последовали за ним, образуя своего рода свиту. Ирва, все еще с прижатыми ко рту руками, плелась позади, стараясь выглядеть как можно более невинной.

Подойдя к стойке, за которой сидела молодая женщина с миловидным, но слегка испуганным лицом, Хубрис заговорил. Его голос вновь обрел уверенность и властность.

– Добрый день, – начал он, его тон был безукоризненно вежлив, но в нем сквозила некая отстраненность. – У нас назначена встреча с директоратом вашей корпорации. Прошу проводить нас.

Девушка за стойкой, несмотря на недавний переполох и весьма специфический вид новоприбывших, ничуть не смутилась. Видимо, работа в MPAP подразумевала готовность к любым неожиданностям. Она одарила Хубриса дежурной, профессиональной улыбкой.

– Добрый день, господа, – ее голос был спокоен и вежлив. – Рады приветствовать вас в MPAP. Могу я попросить ваше имя, чтобы проверить информацию о встрече?

Хубрис, не моргнув глазом, назвал свое имя:

– Хубрис Прайд.

Девушка кивнула и вновь забарабанила пальцами по виртуальной клавиатуре, проецируемой на поверхность стойки. На ее лице не отразилось ни удивления, ни страха.

– Да, одну минуту… Хубрис Прайд… – она на мгновение замерла, вглядываясь в данные на экране. – Да, все верно. Директорат… ожидал… вас, – в ее голосе впервые проскользнула едва заметная заминка, когда она произнесла последнее слово, словно оно было ей незнакомо или неприятно. – Господа… Дьяволы.

И в этот самый момент, когда слово "Дьяволы" еще висело в воздухе, раздался сухой, резкий выстрел.

Пуля, выпущенная с хирургической точностью, пробила грудь миловидной сотрудницы, прошив насквозь стойку из светлого, полированного дерева, разнесся вдребезги монитор компьютера, осыпав все вокруг искрами и осколками.

Акид, до этого стоявший вплотную к стойке, опустил дымящийся пистолет, который он, оказывается, все это время незаметно держал наготове, направив его на ресепшен со своей стороны. Его лицо оставалось абсолютно бесстрастным, словно он только что прихлопнул назойливую муху, а не застрелил человека.

Хубрис в очередной раз за этот короткий промежуток времени закатил глаза. На его лице отразилась смесь усталости и смирения.

– Ну конечно, – процедил он сквозь зубы, его голос был полон сарказма. – Засада. Как оригинально.

Остальные Дьяволы среагировали мгновенно. Гера уже держала в руках свои листы с письменами, готовая обрушить их на врага. Коллекционер отступил на шаг, его рука скользнула под полы плаща, вероятно, к какому-то скрытому оружию или артефакту. Сатаниель встал в боевую стойку, его мышцы напряглись, готовые к бою.

А простреленная дамочка… захохотала. Ее смех был низким, булькающим, совершенно нечеловеческим. Кровь, хлынувшая из раны на груди, была неестественно темной, почти черной. Из развороченного компьютера, словно змеи, потянулись толстые, оптоволоконные кабели, они извивались, пульсировали и с хищной быстротой впивались в ее тело, проникая под кожу, обвивая конечности. Такие же провода вырвались из стен, из пола, из потолка, опутывая ее, словно кокон, и ее тело начало дергаться и изгибаться, принимая все более гротескные формы.

В то же мгновение холл преобразился. "Обычные" клерки, еще секунду назад испуганно жавшиеся по углам, сбросили свои маски. Из элегантных кейсов они извлекали пистолеты-пулеметы, из-за поясов – тяжелые револьверы. А из незаметных до этого ниш и проходов начали появляться бойцы службы безопасности – закованные в тяжелую броню, с опущенными забралами шлемов, вооруженные до зубов автоматическими винтовками и энергетическим оружием. Они быстро и слаженно занимали позиции по периметру холла, отрезая Дьяволам пути к отступлению.

– Джекпот! – радостно воскликнула Ирва, ее глаза вновь засияли безумным азартом. Она, казалось, была в восторге от такого поворота событий.

Акид лишь недовольно вздохнул, словно его опять втянули в какую-то утомительную и бессмысленную возню.

Мори, оглядев разворачивающуюся сцену, посмотрела на свой пустой пакетик из-под сладостей, в котором не осталось ни одной конфеты. С выражением искренней грусти она аккуратно скомкала его и выбросила в ближайшую урну для мусора.

– Зачем ты это сделала? – удивленно спросил Сатаниель, на мгновение отвлекшись от окруживших их врагов.

– Выбрасывать мусор на пол – неправильно, – невозмутимо ответила Мори, словно это было самым важным в данный момент.

Сатаниель смерил ее взглядом, в котором смешались недоумение и какое-то странное, почти отеческое умиление. Он вздохнул, в его вздохе прозвучала целая гамма эмоций, от смирения до легкого раздражения.

– Да, ты права, Мори, – наконец согласился он. – Неправильно.

Стоило первому выстрелу прозвучать, как Ирва, словно сжатая пружина, сорвалась с места. Ее движения были стремительны и непредсказуемы. Руки ее на глазах трансформировались, кожа и мышцы скручивались и костенели, превращаясь в два огромных, зазубренных лезвия, напоминающих смертоносные косы жнеца, выкованные из почерневших костей и тугих, желтоватых хрящей. С боевым кличем, больше похожим на визг банши, она врезалась в ряды атакующих.

Гера, не теряя самообладания, раскрыла свою книгу с древними текстами. Ее голос, чистый и сильный, зазвучал посреди хаоса боя, перекрывая выстрелы и крики:

– "Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут!" – каждое слово, казалось, было наполнено силой. Она выхватывала из книги листы с письменами, и те, словно живые, взмывали в воздух, образуя перед ней мерцающий, колышущийся щит. Пули, летевшие в нее, с глухим стуком ударялись об эти хрупкие на вид листы и бессильно падали на пол, не в силах пробить невидимую преграду веры и воли.

Сатаниель же, подобно разъяренному быку, ринувшемуся на красную тряпку, бросился в самую гущу спецназовцев. Его огромное тело, двигаясь с неожиданной для его габаритов скоростью, врезалось в их строй, сбивая с ног, раскидывая в стороны, словно кегли. Он не использовал оружия – его кулаки и мощь были страшнее любого клинка. Он с легкостью вырывал из рук ошеломленных бойцов их автоматические винтовки, ломал их, как спички, или же, с поразительной для своей ярости точностью, отправлял их в глубокий нокаут точными, сокрушительными ударами.

Акид, верный своей тактике (или ее отсутствию), вновь стал мишенью. Шквал огня, обрушившийся на него, казалось, должен был превратить его в решето. Он снова безвольно повалился на пол, его тело содрогалось от попаданий, а под ним быстро расплывалось уже знакомое темное пятно. Стрелки, удовлетворенные результатом, переключили свое внимание на других, более активных Дьяволов.

Мори, предусмотрительно спрятавшаяся вместе с Хубрисом за остатками стойки ресепшена, теперь выглядела более собранной. Хубрис, прикрывая ее, вел прицельный огонь из своего элегантного, но смертоносного пистолета. Его выстрелы были редки, но каждый находил свою цель – агенты корпорации падали один за другим, сраженные его меткостью.

Коллекционер же, стоявший чуть поодаль, демонстрировал поистине удивительную способность. Он не уворачивался от пуль, а, напротив, словно притягивал их к себе. Его роскошный плащ из темной, переливчатой ткани вздымался и колыхался, ловя целые очереди, и пули, казалось, бесследно растворялись в его глубоких, бархатных складках. Но это было лишь затишье перед бурей. Спустя мгновение, плащ резко распахивался, и из его недр, с той же скоростью, с какой они влетели, вырывались уже знакомые пули, но теперь они летели обратно, в своих бывших хозяев. Изумленные агенты падали, сраженные собственным оружием, не в силах понять, что происходит.

– Мори! – крикнул Хубрис, перезаряжая пистолет и не прекращая отстреливаться. Его взгляд был прикован к дергающейся, трансформирующейся фигуре бывшей сотрудницы ресепшена, опутанной проводами. – Останови ее трансформацию! Или… можешь вытянуть из нее что-нибудь полезное? Информацию? Что угодно!

Мори осторожно выглянула из-за стойки, ее серые глаза внимательно изучали корчащееся существо.

– Не знаю, – ее голос был едва слышен за грохотом боя. – Она… странная. Но… я попробую.

Она снова сунула руку в карман, но на этот раз извлекла не конфету, а что-то маленькое, темное и шевелящееся. Это был крупный, блестящий жук. Мори что-то прошептала ему, и жук, расправив крылья, взмыл в воздух, устремляясь прямо к трансформирующейся женщине.

Крупный, иссиня-черный жук, выпущенный Мори, с тихим жужжанием пронесся через весь холл, лавируя между свистящими пулями и падающими телами. Битва бушевала, но насекомое, казалось, двигалось в каком-то своем, отдельном от этого хаоса, измерении. Он приземлился прямо на лицо трансформирующейся женщины, которая, поглощенная процессом своего чудовищного преображения, даже не заметила этого крошечного вторжения.

Жук деловито пробежался по ее искаженным чертам, его усики подрагивали, исследуя поверхность. Наконец, он нашел то, что искал – один из ее глаз, закатившийся и почти полностью скрытый под веком. Насекомое несколько раз обошло глазницу, словно примериваясь, а затем, найдя подходящую точку, начало медленно, но настойчиво протискиваться внутрь, между глазным яблоком и кожей. Через мгновение он полностью исчез в глубине глазницы, не оставив после себя никаких следов, кроме едва заметного подрагивания века.

Тем временем Сатаниель, верный своим принципам, продолжал сражаться, стараясь не лишать жизни тех, кого считал лишь введенными в заблуждение пешками. Он только что закончил с очередной группой спецназовцев. Последний из них, получив точный удар в солнечное сплетение, согнулся пополам, хватая ртом воздух, а затем сокрушительный апперкот по челюсти отправил его в глубокий, но не смертельный нокаут.

Ирва же, напротив, не сдерживала себя. Она только что растерзала очередного клерка-агента, который, с безумной отвагой или отчаянием, пытался остановить ее из своего револьвера. Ошметки его дорогого костюма и плоти разлетелись по мраморному полу.

– Сати! – крикнула она, перекрикивая грохот боя, ее голос был полон боевого азарта. – Какого хрена ты с ними цацкаешься? Почему не убиваешь этих уродов?!

Сатаниель, уворачиваясь от неуклюжего выпада другого агента и отправляя его следом за товарищами, ответил, не прекращая боя:

– Они тоже люди, Ирва! Наши враги просто используют их! Они… они не ведают, что творят!

– Ой, да ладно тебе, здоровяк! – Ирва презрительно фыркнула, ее костяные косы со свистом рассекли воздух, едва не задев голову пробегающего мимо Сатаниеля. – Какой же ты добряк! Даже несмотря на то, что эти… эти клоуны пытаются нас самих пришить! И им, между прочим, еще и платят за то, что они, возможно, тут и сдохнут! Так что мы, в каком-то смысле, помогаем этой вонючей корпорации осваивать бюджеты! – она жестоко иронизировала, ее смех был полон черного юмора.

– Они не представляют для нас реальной угрозы, – спокойно заметил Сатаниель, блокируя удар дубинкой и выламывая ее из рук нападавшего.

– Ой, ли? – Ирва не согласилась. Она только что схватила очередного клерка за голову своей когтистой лапой. Череп несчастного с отвратительным хрустом лопнул, словно перезрелый арбуз, обрызгав ее лицо и одежду. – Эти "неугрожающие", между прочим, вполне могут пришить нашего драгоценного Хубриса! – она ткнула себя острым концом одного из костяных когтей в висок. Коготь легко пробил ее собственную кожу, и по нему струйкой потекла темная кровь, но Ирва, казалось, даже не заметила этого. – Или вот, Геру нашу святошу! – она кивнула в сторону сражающейся монашки. – Так что я бы не была так уверена насчет их бесполезности. Хрупкие – да, не спорю! Но убивать эти засранцы очень даже умеют!

– Ирва! – раздался гневный окрик Геры. Она только что отразила очередной залп, ее листы с письменами вспыхнули на мгновение золотистым светом. – У нас ТОЧНО будет очень серьезный разговор о твоем сквернословии, когда все это закончится!

Ирва, на мгновение опешив от такого напора, обернулась к Гере. На ее лице отразилось искреннее, почти детское недоумение.

– А чего? "Засранцы" – это вообще не ругательство! Это… это констатация факта! – заявила она с видом оскорбленной невинности. – Спроси у кого хочешь!

Пока Ирва и Гера вели свою теологическую (и не очень) дискуссию о природе ругательств, метаморфоза женщины за стойкой, казалось, достигла своего апогея. Сплетение проводов, металла и искаженной плоти пульсировало, разрасталось, превращаясь в нечто поистине кошмарное. Это уже не было человеком, но еще и не стало полноценным демоном-машиной – нечто среднее, агонизирующее, застывшее в процессе чудовищного рождения.

Но вдруг, в самый разгар этой трансформации, существо дернулось. Искаженное гримасой лицо, если его еще можно было так назвать, перекосилось от невыносимой боли. Из динамиков, встроенных в остатки компьютерного терминала, теперь уже ставшего частью этого монстра, донесся нечеловеческий вопль – не ярости или угрозы, а чистого, неприкрытого страдания.

Тело начало биться в конвульсиях, провода натянулись, искрили, некоторые даже обрывались. Одна из рук, еще сохранившая человеческие очертания, но уже покрытая металлическими наростами, вырвалась из клубка кабелей и с силой ударила себя по лицу. Затем эта же рука отчаянно потянулась к голове, пальцы скрючились, пытаясь что-то вытащить, выскрести из черепной коробки.

Было очевидно – маленький, темный посланник Мори достиг своей цели. Жук, проникший в глазницу, теперь копошился где-то в глубинах мозга одержимой, безжалостно терзая ее, задевая самые тонкие, самые уязвимые струнки ее души, если таковая у нее еще оставалась.

Из широко раскрытого, искаженного рта существа потекла густая, белая пена. Конвульсии стали слабее, затем и вовсе прекратились. Тело обмякло, повиснув на проводах, как марионетка с перерезанными нитями. И в этот момент из приоткрытого рта, перепачканный кровью и мозговым веществом, выполз тот самый огромный, блестящий жук. Он деловито почистил усики, расправил крылья и, издав тихое жужжание, вновь пересек поле боя, возвращаясь к своей хозяйке.

Мори, все так же невозмутимо наблюдавшая за происходящим из-за стойки, протянула руку. Жук аккуратно приземлился ей на ладонь.

– Молодец, Миш… Мистер… – она на мгновение запнулась, подбирая слово. – Жужик. Я не знаю жучиного, – она слегка пожала плечами, словно извиняясь перед насекомым, – Но ты хорошо поработал, Мистер Жужик.

С этими словами она, к немалому удивлению Хубриса, отправила жука себе в рот и проглотила, не пережевывая.

Хубрис, опустившись на корточки рядом с ней за стойкой ресепшена, не мог скрыть своего изумления.

– Погоди… "Мистер Жужик"? – переспросил он, его фиолетовые глаза расширились. – Мне всегда казалось, что ты… ну, знаешь… понимаешь "жучиный". Или как там эти букашки общаются между собой.

Мори посмотрела на него своими большими, серыми глазами, в которых не было и тени лукавства.

– Нет, – просто ответила она. – Я не знаю, как они общаются. Но мои друзья… – она нежно погладила свое рваное пальто, под которым, вероятно, скрывался целый рой ее питомцев, – …они вполне понимают меня. И мою речь.

– А… они понимают меня? – с некоторым опасением уточнил Хубрис.

Мори снова пожала плечами.

– Не уверена. Может быть. Они не очень разговорчивые с чужими.

Тем временем остальные Дьяволы методично заканчивали зачистку холла от остатков корпоративных сил. Ярость Ирвы и Сатаниеля уже сделала свое дело – большая часть нападавших была либо мертва, либо выведена из строя.

Гера, отбросив тактику дальнего боя, теперь сражалась вблизи. Ее листы с письменами, спрессованные неведомой силой, превратились в острый, мерцающий меч, которым она орудовала с удивительной ловкостью и грацией. Другой рукой она держала большой, почти ростовой башенный щит, также сотканный из священных текстов, который с легкостью отражал запоздалые выстрелы и удары. Каждый ее выпад был точен и смертоносен, и плоть врагов рассекалась так же легко, как бумага.

Коллекционер же, воспользовавшись суматохой, провернул очередную "сделку". Небольшой отряд клерков-боевиков, пытавшихся организованно отступить к одному из выходов, внезапно обнаружил, что их путь преграждает его монументальная фигура. Прежде чем они успели что-либо предпринять, его бездонный плащ взметнулся, окутывая их, словно гигантская хищная птица. Мгновение – и отряд исчез, поглощенный темными глубинами его одеяния, оставив после себя лишь недоуменные взгляды немногих уцелевших. Куда они делись, и что с ними станется – знал, вероятно, лишь сам Коллекционер.

Хубрис, убедившись, что непосредственная угроза миновала, медленно поднялся из-за своего укрытия. Его пистолет все еще был наготове. Парой точных, выверенных выстрелов он добил последних оставшихся на ногах клерков, которые, потеряв всякую надежду на победу, пытались либо убежать, либо оказать символическое сопротивление. Теперь в холле воцарилась относительная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых и тихим потрескиванием поврежденного оборудования.

– Мори, – обратился он к девушке, которая уже успела пристроиться на краю разбитой стойки и с интересом разглядывала свои пальцы, – твой… Мистер Жужик. Он узнал что-нибудь полезное от… этого? – он кивнул в сторону обмякшего, опутанного проводами тела.

Мори тоже поднялась, отряхивая с пальто невидимые пылинки.

– М-м-м… ничего особенно важного, – протянула она, задумчиво наклонив голову. – Много личных подробностей из ее прежней жизни… какая-то там тетя Марта, любимый котик Мурзик, неоплаченный кредит за кофеварку… Немного о том, что скрывается в этой Башне. Какие ужасы творятся на верхних этажах. Ну, в общем, – она пожала плечами, – примерно то, что мы и так ожидали.

Она сделала паузу, словно собираясь с мыслями, и ее лицо на мгновение стало необычно серьезным.

– У людей здесь, незаметно для них самих, пожирали и пожинали души. Оставляли только пустые, бездушные оболочки, которые потом легко поддавались внушению, манипуляциям… они теряли себя, Хубрис. Превращались в послушных кукол. Из тела той женщины, – она кивнула на монстра, – душу вытянули уже очень давно. И кто-то ее, скорее всего, сожрал. Хотя… – Мори снова пожала плечами, и на ее губах мелькнула тень ее обычной, немного жутковатой улыбки, – сомнений в том, кто это сделал, у меня лично нет.

В этот момент Гера закончила свою часть "уборки". Последний уцелевший спецназовец, пытавшийся оказать ей сопротивление, с глухим стуком врезался в стену, сраженный мощным ударом ее импровизированного щита. Он сполз на пол, оставляя на белой стене кровавый след. Гера, с выражением спокойного удовлетворения на лице, расплела свои силы. Мерцающий меч и массивный щит в ее руках распались на сотни отдельных листов с письменами, которые, тихо шелестя, медленно опустились на забрызганный кровью мраморный пол холла, словно осенняя листва.

Дьяволы вновь собрались вместе посреди этого царства разрушения и смерти. Ирва, все еще полная энергии, с любопытством пинала ногой одно из тел. Сатаниель осматривал холл, его лицо было мрачным, но решительным. Коллекционер стоял чуть поодаль, его скрытое шляпой лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций.

Хубрис окинул взглядом своих спутников, затем перевел взгляд на массивные двери лифта в глубине холла.

– Итак, – его голос прозвучал твердо и уверенно, не оставляя места для сомнений. – Операция продолжается. Наша цель остается прежней. Мы должны найти либо Баала, либо Демона-Башни. И уничтожить эту проклятую Башню, вырвать этот гнойник из тела земли. Вопросы есть?

Пока Хубрис объявлял о продолжении операции, Гера, опустив голову, тихо зачитала молитву. Ее голос, мягкий и проникновенный, звучал странным диссонансом посреди этого поля брани, усеянного телами и залитого кровью. Она перебирала слова, словно жемчужины на четках, ее лицо выражало глубокую скорбь. Хоть она и сражалась без колебаний, защищая себя и своих спутников, каждое убийство, особенно убийство тех, кого она считала "заблудшими овцами", ложилось тяжелым бременем на ее душу. Она искренне молилась за их спасение, за упокой их душ, даже если они и были врагами. Закончив молитву, она перекрестилась и медленно направилась к остальным Дьяволам, ее белые одежды, забрызганные кровью, казались еще более контрастными на фоне царившего здесь ужаса.

Ирва, тем временем, уже вернула себе более привычный облик. Ее костяные косы и лишние щупальца исчезли, оставив после себя лишь рваные раны на одежде, которые, впрочем, быстро затягивались на ее теле. Она энергично отряхивалась, брезгливо стряхивая с себя капли чужой крови, которая успела залить ее с ног до головы.

Сатаниель, со свойственной ему молчаливой основательностью, обходил поверженных врагов. Тех, кто еще подавал признаки жизни, он аккуратно укладывал в более-менее ровное положение, стараясь не причинять лишней боли. Он делал это не из жалости, а скорее из какого-то внутреннего, почти ритуального уважения к жизни, даже к жизни врага. Возможно, он надеялся, что это хоть как-то поможет им, или тем, кто прибудет сюда позже, чтобы оказать помощь.

– Эй, здоровяк! – Ирва, закончив приводить себя в относительный порядок, вновь обратилась к Сатаниелю. – Ты серьезно думаешь, что это им поможет? Если ты не убил их сейчас, то завтра… ну, или когда они там оправятся от твоих нежных "увесистых тумаков", – она выразительно хмыкнула, – они снова направят свои пушки на нас. Это же очевидно!

Хубрис, услышав их разговор, вмешался:

– Это будет только в том случае, Ирва, если мы сегодня не обрушим эту Башню. Или если что-то… в этом духе не произойдет, – его голос был спокоен, но в нем слышалась стальная уверенность.

– Ну да, ну да, – протянула Ирва, скептически оглядывая массивные стены холла. – А если мы не обрушим эту консервную банку, то, может, и сами живыми-то не останемся. Об этом ты подумал, босс?

– Нам не обязательно умирать на проваленной миссии, – заметил Хубрис, начиная осторожно продвигаться вглубь холла, его взгляд внимательно изучал каждый темный угол, каждую потенциальную угрозу. – Учитывая, что весь наш первоначальный план уже пошел коту под хвост, сейчас это скорее… разведка боем. Собираем информацию, оцениваем силы противника.

Он остановился у лифтовых шахт, их стальные двери выглядели внушительно и неприступно.

– Мы отправляемся наверх. На лифте, – объявил он, затем его взгляд упал на все еще лежащего на полу Акида. – Акид! Подъем! И чтобы шел сам. Не надейся, что кто-то тебя понесет.

Из лужи крови, в которой лежал Акид, послышалось глухое, недовольное мычание. Затем, с видимым усилием, он медленно поднялся на ноги. Его одежда была насквозь пропитана темной жидкостью, но сам он, казалось, не получил ни царапины. Он принял свою обычную, слегка сгорбленную позу, засунув руки глубоко в карманы своего плотного пальто, и безмолвно уставился на Хубриса.

Хубрис, удовлетворенный тем, что его приказ был (хоть и с неохотой) выполнен, достал из кармана пачку сигарет. Вынув одну, он наклонился, поднял с пола зажигалку, оброненную кем-то из убитых клерков, и прикурил. Выпустив в потолок густое облако ароматного дыма, он коротко кивнул в сторону лифтов.

– Пошли. Посмотрим, какие еще сюрпризы приготовила нам эта гостеприимная корпорация.

Просторный лифт встретил их мягким светом и тихой, умиротворяющей музыкой – той самой, что призвана успокаить нервы вечно спешащих и вечно напряженных сотрудников мегакорпораций. Контраст с кровавой баней, оставленной ими в холле, был настолько разительным, что на мгновение показалось, будто они попали в другой мир.

Хубрис, не обращая внимания на эту идиллическую атмосферу, решительно нажал на кнопку самого высокого этажа. Лифт плавно тронулся, унося их вверх, в неизвестность.

Он продолжал неспешно курить, выпуская кольца дыма, которые медленно таяли в кондиционированном воздухе. Ирва и Мори, стоявшие рядом, синхронно скосили на него глаза. Их взгляды были полны немого укора. Хубрис первые несколько минут делал вид, что не замечает их недовольных мин, но, в конце концов, не выдержал.

– Чего? – спросил он, не вынимая сигареты изо рта, его голос был слегка приглушен.

Мори, не говоря ни слова, лишь выразительно ткнула пальцем в небольшую табличку, прикрепленную к стене кабины. На ней был изображен перечеркнутый красной линией силуэт дымящей сигареты и лаконичная надпись: "НЕ КУРИТЬ".

– Во-во! – тут же поддакнула Ирва, ее глаза сверкнули торжеством. – Мы тут, между прочим, все теперь пассивные курильщики! А Гера, между прочим, не разрешает мне такое! Говорит, вредно для… для всего! А наш "босс", – она выразительно посмотрела на Хубриса, – позволяет себе курить там, где даже таблички запрещают! А таблички, между прочим, глупые люди просто так не вешают! Это значит – нельзя!

Не успела разгореться полноценная перепалка на тему вреда курения и корпоративных правил, как лифт ощутимо качнуло. Мягкая музыка на мгновение прервалась, сменившись тревожным скрежетом.

Хубрис мгновенно сориентировался. Его расслабленная поза исчезла, сменившись хищной собранностью.

– Сатаниель, подсоби, – коротко бросил он, указывая на люк в потолке кабины. – Хочу проверить, что там за веселье.

Сатаниель, не задавая лишних вопросов, кивнул и, подойдя к Хубрису, легко подсадил его. Хубрис без труда открыл люк и, цепляясь за края, выбрался в темное, узкое пространство лифтовой шахты. Сигарета все еще дымилась в его зубах.

Подняв голову, он посмотрел вверх, вдоль натянутых, как струны, стальных тросов. И то, что он увидел, заставило его инстинктивно нахмуриться.

Там, в полумраке шахты, освещаемые лишь тусклым аварийным светом, копошились они. Чудовищные, мерзотные твари, сотканные из переплетенной крови, пульсирующей плоти и каких-то ржавых, механических деталей. Их тела были гротескны и асимметричны, с множеством конечностей, когтей и извивающихся отростков. Они цеплялись за тросы, медленно ползли по стенам шахты, издавая тихие, чавкающие и скрежещущие звуки. Они были похожи на оскверненных херувимов, сошедших со страниц какой-нибудь запретной, сатанинской библии – отвратительные пародии на ангельские образы.

Хубрис сплюнул дымящуюся сигарету. Та, описав короткую дугу, полетела вниз, в бездну лифтовой шахты, ее огонек быстро исчез во тьме. Он плавно выхватил свой пистолет, его движения были отточены до автоматизма. Направив оружие на ближайшую тварь, он нажал на курок.

Щелчок. Выстрел.

Пуля, выпущенная с безупречной точностью, угодила точно в голову одному из этих "бесят". Голова твари лопнула, словно перезрелый плод, разбрызгивая во все стороны темную, вязкую жижу. Тело его на мгновение замерло, а затем начало распадаться, превращаясь в черный уголь и пепел, который тут же подхватило сквозняком и разнесло по всей шахте.

Остальные "бесята", увидев гибель своего собрата, издали пронзительный, визгливый вопль, который эхом отразился от стен шахты. Затем они разразились жутким, булькающим хохотом и с еще большей силой вцепились в стальные канаты, их многочисленные глаза, горящие нечестивым огнем, уставились на Хубриса. Они явно не собирались так просто сдаваться.

– Что там у тебя, Хубрис? – раздался из-за края люка обеспокоенный голос Сатаниеля. Гулкий рокот его баса едва перекрывал визг и скрежет, доносившиеся сверху.

– А, ничего особенного! – крикнул в ответ Хубрис, не прекращая методично отстреливать назойливых "бесят". Каждый его выстрел сопровождался вспышкой черного пепла и тихим воплем очередной гибнущей твари. – Похоже, наши гостеприимные хозяева решили выслать делегацию для официальной встречи! Правда, – он на мгновение прицелился, и еще один "бесенок" разлетелся на куски, – мелковаты они для полноценной делегации. Скорее, так… приветственный комитет из обслуживающего персонала.

Мгновение спустя, с кряхтением и при помощи все того же Сатаниеля, на крышу лифта выбралась и Гера. Ее лицо было сосредоточенным, а в глазах горел праведный гнев. Она тут же присоединилась к Хубрису, помогая отражать атаку этих мерзких созданий.

– "И спросил его Иисус: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него!" – ее голос, сильный и чистый, разнесся по шахте, словно изгоняющее заклинание. Она метала листы из своей книги, и те, оживая в ее руках, превращались в острые, как бритва, снаряды, которые с легкостью разрывали на части демонят, оставляя после себя лишь облачка черной пыли.

Хубрис и Гера действовали слаженно, методично истребляя нападавших. Но "бесята", несмотря на потери, продолжали свои отчаянные попытки перегрызть толстые стальные тросы, на которых держался лифт. Их челюсти, усеянные мелкими, острыми зубками, скрежетали по металлу, высекая искры. И, что самое неприятное, они медленно, но верно приближались к самому лифту, который, в свою очередь, продолжал свой подъем, неумолимо сокращая дистанцию между охотниками и добычей.

Казалось, что даже такая многочисленная орда этих низкоранговых демонов не станет серьезной проблемой для Хубриса и Геры. Их слаженные действия и смертоносная эффективность не оставляли "бесятам" ни единого шанса. Но именно в тот момент, когда они уже почти закончили зачистку, из-за их спин, прямо из монолитной стены лифтовой шахты, начала медленно, словно призрак, проступать новая фигура.

Это было нечто совершенно иного порядка. Огромное, костлявое существо, облаченное в темные, истлевшие лохмотья. Его лицо скрывала жуткая маска, напоминающая череп ворона, с пустыми глазницами, в глубине которых мерцали красные, механические окуляры. За спиной топорщились два огромных, кожистых крыла, словно у гигантской летучей мыши. В своих когтистых лапах оно сжимало огромную, ржавую косу, лезвие которой тускло поблескивало в полумраке.

Хубрис, обладавший обостренными чувствами, заметил его почти в последний момент, когда тварь уже полностью материализовалась в узком пространстве шахты, нависая над ними, как ангел смерти.

– Гера, пригнись! – резко крикнул он.

Предупреждение прозвучало как раз вовремя. Демон с вороньей маской, издав низкий, гортанный рык, нанес молниеносный, рассекающий удар своей косой. Огромное лезвие со свистом прошло там, где только что была голова Геры, и с оглушительным скрежетом перерубило один из толстых стальных тросов.

Лифт дернулся, накренился и с ужасающим воем полетел вниз, в бездну.

Демон издал жуткое, булькающее урчание, похожее на издевательский смех. Его триумф, казалось, был полным. Но он длился недолго.

Падение лифта внезапно прекратилось, словно невидимая рука остановила его на полпути. Затем, с тихим, едва уловимым щелчком, время в кабине лифта и вокруг нее потекло вспять. Искореженный металл выпрямлялся, оборванный трос срастался, а сам лифт, плавно и беззвучно, начал возвращаться на то самое место, где он был в момент атаки демона.

Демон с вороньей маской ошеломленно замер, его механические окуляры непонимающе уставились на происходящее. Затем он медленно повернул голову к Хубрису, который уже успел подняться на ноги и теперь стоял перед ним, не выказывая ни страха, ни удивления.

– Жалкий смертный! – прохрипел демон, его голос был похож на скрежет ржавого металла. Он явно не ожидал такого поворота. – Ты не понимаешь, с кем связался! Я – Кхар'заул, могущественный архидемон, верный слуга безмерно сильного и ужасного Раума, одного из величайших демонов Гоэтии! Мое имя внушает трепет…

Он не успел закончить свою тираду. Хубрис, которому явно надоела эта напыщенная болтовню, просто поднял свой пистолет. Ствол оружия на мгновение окутался ослепительно белым, почти нестерпимым светом.

– Поменьше болтай, – лаконично бросил Хубрис, и его голос прозвучал холоднее льда.

И выстрелил.

Вспышка света была настолько яркой, что на мгновение ослепила даже дьяволов. А затем в его вороньей маске, прямо между механическими окулярами, образовалась огромная, дымящаяся дыра, значительно превосходящая по размерам калибр пули.

Архидемон Кхар'заул захрипел, из его горла вырвался булькающий, предсмертный стон. Он покачнулся, его когтистые лапы разжались, выпуская косу, которая с глухим стуком ударилась о крышу лифта. Затем его огромное тело начало медленно заваливаться назад, в темноту лифтовой шахты, распадаясь на лету на черный прах и пепел, которые тут же подхватило сквозняком, не оставив после себя ничего, кроме легкого запаха серы и озона.

Хубрис опустил пистолет, от которого все еще исходил едва заметный белый дымок.

– Вот и поговорили, – констатировал он, глядя в пустоту, где только что был могущественный архидемон.

Пока Хубрис разбирался с самонадеянным архидемоном, Гера продолжала свою методичную зачистку. Ее листы-лезвия со свистом рассекали воздух, безжалостно кромсая оставшихся "бесят". Те, наконец, осознав тщетность своих усилий и неизбежность своей гибели, обратились в паническое бегство. Они больше не пытались атаковать или перегрызть тросы – они просто хотели выжить. Словно призраки, они начали растворяться в бетонных стенах лифтовой шахты, просачиваться сквозь стальные двери аварийных выходов, исчезая так же внезапно, как и появились.

Когда последний "бесенок" испарился, оставив после себя лишь едва уловимый запах серы, Гера тяжело вздохнула. Она опустила руки, и ее импровизированное оружие вновь превратилось в стопку обычных на вид листов.

– Уф-ф… – выдохнула она, ее лицо было бледным, но решительным. – С этим, кажется, покончено.

Она огляделась по сторонам, ее взгляд скользнул по темным стенам шахты, по уцелевшим тросам, по крыше лифта, на которой они стояли.

– Странно, – задумчиво проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к Хубрису. – Во всем здании до сих пор не включили тревогу. Обычно, я думала, когда происходит такой… переполох, – она неопределенно махнула рукой, указывая на следы недавней битвы, – все здание встает дыбом. Мигалки, сирены, спецназ на каждом этаже… А тут – тишина. Словно ничего и не происходит.

Хубрис, перезаряжая свой пистолет, кивнул.

– Владельцы этого места прекрасно знают, зачем мы здесь, Гера, – его голос был спокоен, но в нем слышалась горечь. – Поэтому и не поднимают лишнего шума. Они рассчитывают на другой эффект.

Он замолчал на мгновение, его взгляд устремился вверх, туда, где в темноте скрывались верхние этажи Башни.

– Если мы изгоним Демона-Башни, вся эта махина обрушится. И тогда… тогда это приведет к сотням тысяч жертв. Жители этого города, клерки, персонал… все они окажутся под завалами. И это, – он сжал кулаки, – это только на руку этим тварям. Они используют невинных как живой щит. Но, к несчастью, мы ничего не можем с этим поделать.

Он перевел взгляд на Геру, в его фиолетовых глазах отразилась тяжесть принятого решения.

– Отец уже разрушал подобную Башню. И это… это была необходимая жертва. Жертва во имя избавления земли от этого демонического ига, которое, словно язва, оставляет на теле планеты кровоточащие раны, полные их отравы. Само это место, Гера, – он обвел рукой вокруг, – это творение демонов. Каждая несущая стена, каждый столб, вся эта конструкция пропитана их скверной. И в частности, скверной Раума – демона, что правит этим местом, и который, по сути, и является Демоном-Башни.

Его голос стал жестче, в нем зазвучали стальные нотки.

– Демоны не гнушаются прикрываться невинными жизнями. И если мы будем потакать их жестокой, беспринципной натуре, не знающей ни милости, ни сожалений, использующей самые грязные и подлые методы, то у нас не будет ни единого шанса на успех. Ситуация отвратительна, я знаю. Вся эта Башня, стоящая в центре этого города – это и есть сам Раум. Продолжение его тела, его воли. Язва, что отравляет город, окрестности и служит чудовищной ловушкой для людей, заманенных в угодья демонов. Но так или иначе, если мы не обрушим эту Башню, погибнет еще больше. Еще больше душ лишатся самих себя, и мир продолжит погружаться в эту беспросветную тьму.

Не успел он закончить свою мрачную тираду, как по шахте лифта прокатился раскатистый, каркающий смех. Он был громким, пронзительным и полным злорадства. Смех существа, уверенного в своей силе и безнаказанности.

Впереди, высоко над ними, там, куда стремился лифт, начала вырисовываться новая фигура. Она формировалась из тьмы, из теней, из самой сущности этого проклятого места. Сначала появился контур, затем он налился цветом – багровым, как запекшаяся кровь, и черным, как беззвездная ночь. Это был огромный, немигающий глаз ворона, занимавший, казалось, все пространство шахты. Он был соткан из пульсирующей плоти и кровавых прожилок, и он внимательно, изучающе смотрел на приближающийся лифт.

А затем из ниоткуда, или, быть может, из самого этого глаза, раздался голос. Глубокий, рокочущий, пропитанный древней злобой и высокомерием.

– Приближайтесь, маленькие букашки, – пророкотал голос, в нем слышались нотки издевательского гостеприимства. – Добро пожаловать в мою обитель! В гнездо Раума! Я с нетерпением ждал вашего визита! И я с превеликим удовольствием продемонстрирую вам, ничтожества, что такое… настоящий ДЕМОН!

Лифт продолжал свой неумолимый подъем, приближаясь к этому кошмарному оку, к самому сердцу тьмы.

Раум! – голос Геры, усиленный праведным гневом, прозвучал неожиданно громко и властно, перекрывая даже злорадный рокот демона. – Именем Господа, я требую, чтобы ты исчез! Покинь это место! Оставь этих людей в покое! Ты – падшее создание, но даже для тебя есть надежда на спасение! Сотвори единственное добро в своей жалкой жизни – выведи этих невинных из этого проклятого места, и тебе зачтется!

В ответ на ее пламенную речь, Раум лишь еще громче и злораднее зарокотал. Его смех, казалось, исходил не только от гигантского глаза, но и от самих стен Башни. Вся конструкция слегка пошатнулась, словно от приступа демонического удовлетворения. Было очевидно, что он наслаждается этим моментом, предвкушая не только битву, но и моральные терзания своих противников.

– Спасение? Добро? – голос Раума сочился ядом и издевкой. – Какая трогательная наивность, маленькая монашка! Ты действительно думаешь, что меня заботит судьба этих… людишек? Они – лишь топливо, лишь ресурс! Но… – в его голосе прозвучали игривые нотки, – я готов пойти на уступку. Если ты, прямо здесь и сейчас, вскроешь себе глотку, я, так и быть, с радостью выпущу всех этих жалких смертных. Ведь твоя жизнь, такая праведная и чистая, несомненно, стоит больше, чем жизни тысяч этих безликих муравьев, не так ли? Или… я ошибаюсь?

Гера не дрогнула. Ее лицо оставалось спокойным, но в глазах горел неугасимый огонь веры.

– Не тебе, порождение тьмы, устанавливать здесь правила! – отрезала она с непоколебимой уверенностью. – Мы пришли сюда не для того, чтобы торговаться с тобой или слушать твои богохульные речи! Мы пришли изгнать твое зло с этой земли раз и навсегда! И мы сделаем это, чего бы нам это ни стоило!

Раум вновь зарокотал, но на этот раз в его смехе слышалось не только злорадство, но и откровенное предвкушение. Он явно наслаждался этим обменом любезностями, этим столкновением идеологий.

– Изгнать меня? – он фыркнул, и по шахте пронесся порыв смрадного, горячего воздуха. – Какая самонадеянность! Какая слепая вера в свою ничтожную силу!

Лифт продолжал свой подъем, и гигантский глаз ворона, казалось, приближался все быстрее, заполняя собой все видимое пространство. Его зрачок, черный, как сама бездна, расширялся, словно пытаясь поглотить их. Перспектива искажалась, создавая тошнотворное ощущение падения в эту бездонную воронку.

– Ну что ж, дерзайте, отродья! – провозгласил Раум, его голос гремел, как раскаты грома. – Я принимаю ваш вызов! Я, Раум, Колдовской Ворон-Прорицатель, Повелитель этой Башни, Владыка судеб и Пожиратель Сердец, с нетерпением жду того момента, когда вы, так называемые "Дьяволы", вкусите всю горечь и унижение поражения! Когда вы поймете, что ваша жалкая миссия обречена на провал! Когда вы узрите истинную мощь демона, обозревающего само будущее! Приближайтесь… и умрите!

Его последние слова эхом отразились от стен шахты, сливаясь с нарастающим гулом и предчувствием неминуемой, чудовищной битвы. Лифт, наконец, замедлил свой ход, приближаясь к последнему этажу, к самому гнезду этого кошмарного ворона.

Мелодичный, но в данных обстоятельствах совершенно неуместный звонок прозвучал в кабине лифта, возвещая о прибытии на конечный пункт назначения. Хубрис, не теряя ни секунды, нырнул обратно в люк, спрыгнув на пол кабины. Гера последовала его примеру, ее движения были быстрыми и точными. Теперь вся семерка вновь была в сборе, готовая встретить то, что ожидало их за этими стальными дверьми.

И когда эти двери, наконец, с тихим шипением разъехались в стороны, перед их взором предстало зрелище, способное повергнуть в трепет даже самое закаленное сердце.

Это была не просто комната. Это был огромный, циклопических размеров зал, настоящий филиал ада, воплощенный на земле. Стены, пол, чрезмерно высокий потолок, уходивший в багровую, пульсирующую мглу на десятки метров вверх, – все было усеяно живой, дышащей, страдающей плотью. Алые, багровые, иссиня-черные тона смешивались в отвратительной, тошнотворной палитре. По этим гротескным, органическим пейзажам текли настоящие кровавые реки, их густое, темное течение издавало тихое, булькающее журчание.

В стены, словно вросшие в них деревья, были впечатаны человеческие фигуры. Их тела были искажены, деформированы, некоторые еще сохраняли отдаленное сходство с людьми, другие же превратились в бесформенные, пульсирующие наросты. Из их приоткрытых ртов доносилось непрерывное, неразборчивое бормотание – молитвы, проклятия, бессвязные обрывки воспоминаний, сливающиеся в единый, безумный хор страдания.

То тут, то там из живой плоти стен и пола торчали острые, желтоватые кости, словно ребра какого-то гигантского, погребенного заживо существа.

А в центре этого кошмарного зала, занимая большую его часть, раскинулось огромное, кровавое озеро. Его поверхность была гладкой, как зеркало, и в ней отражался багровый свет, исходящий от стен и потолка. Над этим озером, свисая прямо с чудовищного, живого потолка, возвышалась не менее чудовищная конструкция. Она отдаленно напоминала изображения Вавилонской башни из древних манускриптов, но была словно вывернута наизнанку, ее шпиль указывал не вверх, к небесам, а вниз, в кровавые глубины озера. С ее мокрых, органических стен непрерывно капала густая, темная кровь, оставляя на поверхности озера расходящиеся круги, нарушая его зловещую гладь.

А посреди этого кровавого озера, словно оскверненный алтарь, виднелся небольшой островок, сложенный из отполированных добела костей – черепов, ребер, берцовых костей, сплетенных в жуткий, неестественный узор.

Хубрис, первым шагнувший в этот зал, остановился на мгновение, его лицо не выражало ничего, кроме холодной решимости. Остальные Дьяволы последовали за ним, их шаги гулко отдавались в этом огромном, жутком пространстве.

Мори, обычно такая беззаботная, сейчас настороженно оглядывалась по сторонам. Ее серые глаза расширились, в них отражался ужас этого места. Она инстинктивно прижалась ближе к Сатаниелю, ее рука сжимала край его одежды.

Гера, увидев это воплощение демонической скверны, еще крепче стиснула свою книгу с писаниями. Ее губы беззвучно шевелились, произнося слова молитвы. Все ее существо было напряжено, готово в любой момент обрушить на врага всю мощь своей веры.

Сатаниель напрягся еще сильнее, чем обычно. Его огромные мышцы вздулись под одеждой, а в глазах застыло выражение суровой, непреклонной ярости. Он чувствовал, что здесь их ждет не просто стычка с рядовыми демонами, а нечто гораздо более серьезное, битва с самим воплощением зла этого места.

Кто не изменился ни на йоту, так это Акид и Ирва. Акид, по-прежнему сгорбившись и засунув руки в карманы, лениво оглядывал зал, словно это была очередная скучная музейная экспозиция. Его лицо не выражало ни страха, ни удивления – лишь вселенскую скуку.

Ирва же, напротив, казалось, была в восторге. Ее бирюзовые глаза горели нездоровым азартом. Она облизнулась, ее губы растянулись в хищной, предвкушающей улыбке.

– О-хо-хо! – протянула она, ее голос был полон предвкушения. – А вот это уже по-нашему! Кажется, нас ждет настоящая вечеринка! Интересно, какая монструозность вылезет из этой… лужи?

Ирва, с ее неуемным любопытством и полным отсутствием инстинкта самосохранения, уже было протянула руку, чтобы ткнуть пальцем в маслянистую, кровавую поверхность озера, как вдруг зал ожил.

Из самых дальних, самых темных его уголков, со скрежетом и стонами, начали выдвигаться чудовищные механизмы. Они были выкованы из того же багрового, живого металла, что и стены, и их движения были резкими, дергаными, словно у гигантских, несмазанных марионеток. Зубчатые колеса вращались, поршни с шипением двигались, а из их недр доносился низкий, утробный гул.

Вросшие в плоть стен люди, или то, что от них осталось, внезапно всполошились. Их бормотание, до этого тихое и монотонное, переросло в громкий, многоголосый хор, полный страдания, безумия и чего-то еще, неописуемо жуткого. Слова по-прежнему не поддавались пониманию, но в самом их звучании чувствовалась первобытная, нечеловеческая тоска.

Костяной островок в центре озера затрепетал. Кости, из которых он был сложен, с сухим щелканьем поднялись в воздух, закружились в безумном, призрачном танце, словно невидимая рука собирала их для какой-то чудовищной цели.

Машины, выползшие из стен, теперь нависали прямо над кровавым озером. Их многочисленные манипуляторы, увенчанные крюками, клешнями и какими-то буравящими инструментами, пришли в движение. Они хватали витающие в воздухе кости, скручивали их, сплетали с кусками живой плоти, которую отрывали от стен, и с ржавыми, металлическими конструкциями, которые извлекали из собственных недр. Это было похоже на кошмарную фабрику, на которой собирали нечто невообразимо ужасное.

Их жестокий, богохульный труд длился недолго. Наконец, из этого хаоса плоти, костей и металла начала формироваться фигура. Огромная, металлическая тварь, возвышающаяся над кровавым озером, словно древний, забытый бог. У нее были гигантские, перепончатые крылья, чей размах, казалось, мог бы накрыть весь зал. Голову венчала огромная, металлическая маска ворона, из многочисленных прорезей которой зловеще сверкали десятки алых, механических окуляров, каждый из которых, казалось, жил своей собственной, злобной жизнью. В своих когтистых, непропорционально длинных лапах, заточенных, словно мясницкие ножи, тварь сжимала оружие – огромное, двуручное, древковое, напоминающее топор палача, но увенчанное не прямым лезвием, а чем-то, что больше походило на гигантский, изогнутый серп, или на кривое лезвие от плахи, предназначенное для отсечения не голов, а самих душ.

– Вот он я! – пророкотал голос Раума, теперь он исходил от этой металлической химеры. Голос был полон торжества и силы. – Предстал перед вами во всей своей красе, ничтожные "Дьяволы"!

Тварь, покачиваясь, сделала несколько шагов по кровавой глади озера. Удивительно, но ее костлявые, птичьи ноги не проваливались, а ступали по поверхности, словно по твердой земле, оставляя за собой лишь легкую рябь.

Его многочисленные окуляры сфокусировались на Хубрисе.

– А ты, предводитель этой жалкой шайки, – Раум обращался прямо к нему, его голос сочился ядом и насмешкой, – ты действительно веришь, что эти жертвы, эти сотни тысяч жизней, которые ты готов принести на алтарь своей лживой, иллюзорной победы, имеют хоть какой-то смысл? Твой так называемый "Отец" послал вас сюда не за победой, глупец!

– Не слушай его, Хубрис! – тут же воскликнула Гера, ее голос дрожал от напряжения, но в нем звучала непоколебимая решимость. Она шагнула вперед, выставляя перед собой свою книгу, словно щит. – Это слова демона, сотканные из лжи и обмана! Впуская его ядовитые речи в свою душу, ты обрекаешь ее на вечные мучения и страдания! Не поддавайся!

Но Раум, казалось, только этого и ждал. Он наслаждался этим моментом, этой возможностью посеять семена сомнения и раздора в сердцах своих врагов. И его взгляд, полный древней, нечеловеческой мудрости и злобы, не отрывался от Хубриса.

Раум, не обращая внимания на пламенные возражения Геры, продолжал свое медленное, величественное шествие по кровавой глади озера, приближаясь к берегу, на котором застыли Дьяволы. Каждый его шаг сопровождался тихим всплеском, и волны, расходившиеся от его костлявых ног, несли с собой тошнотворный, приторно-сладкий запах запекшейся крови и гниющей плоти.

Он едко усмехнулся, его многочисленные алые окуляры сверкнули насмешливым огнем, и его взгляд обратился к Гере.

– А ты, маленькая, слепая монашка, – его голос сочился сарказмом, – ты так отчаянно цепляешься за свою веру, так жаждешь любви своего "Отца". Но скажи мне, дитя, неужели ты и впрямь думаешь, что ему есть до тебя дело? До той, с кем он сотворил это… это злодеяние? – Раум, казалось, видел ее насквозь, зрел в самый корень ее души, в ее самые потаенные страхи и сомнения.

– Ты так глупа и наивна, – продолжал он, его голос становился все более вкрадчивым, ядовитым, проникающим под кожу. – Ты не способна узреть всей чудовищной картины, которую нарисовал твой так горячо любимый "Отец". Ты не видишь, какой монструозности ты служишь, какие бесчеловечные, отвратительные поступки ты готова совершить ради идеала, которого не существует! Ради мира, которого никогда не будет! Ради лжи, которая так искусно обманула тебя и твоих… собратьев!

– Замолчи, исчадие ада! – Гера выкрикнула, ее голос дрожал, но не от страха, а от ярости и отвращения. Она твердо отбросила его слова, отказываясь вслушиваться в эти ядовитые, но такие соблазнительно-сладостные речи демона.

Раум, наконец, вышел на костяной берег. Он остановился, крепче сжимая в своих когтистых лапах огромное, палаческое оружие. Теперь он возвышался над Дьяволами, словно исполинская, ожившая статуя смерти, отбрасывая на них длинную, колеблющуюся тень. Его металлическое тело скрипело и стонало при каждом движении, а из сочленений доспеха вырывались струйки пара и дыма.

Но Дьяволы не испытывали страха. Их лица были серьезны, их тела напряжены, но в их глазах не было и тени сомнения или ужаса. Они смотрели на эту демоническую машину, в которой был заключен дух, само естество Демона-Башни, с холодной, расчетливой решимостью.

Раум издал последний, громогласный рокот, который, казалось, заставил содрогнуться сами основы этого ада.

– Пришло время для пиршества! – провозгласил он, его голос гремел, как похоронный колокол. – Пиршества коршунов! Я приглашаю вас, маленькие, глупые "Дьяволы", упасть прямо ко мне! К красным, вечным пескам Шеола! Я предлагаю вам почетные места в моей пасти, дабы вы могли разделить со мной вечность! Дабы вы могли воочию пронаблюдать, как сотрутся в пыль эпохи, как сгинут цивилизации, как весь ваш жалкий мир захлебнется в ржавчине и отчаянии! Вкусите же моего гнева!

С этими словами он высоко поднял свое чудовищное оружие, его алые окуляры вспыхнули нестерпимо ярким светом, и весь зал наполнился предчувствием неминуемой, кровавой развязки.