Туман над Лилиан-Шор

Глава 1. Запах свежей краски

Я чувствую его, едва переступив порог нового дома. Этот запах здесь повсюду – резкий, чистый, будто хирургический. Запах свежей белой краски и чего-то ещё, похожего на металл, хотя я точно знаю: металлических поверхностей тут почти нет.

– Красиво, правда? – спрашивает Адам и обнимает меня за плечи. Его голос звучит гордо и удовлетворённо, как всегда, когда он доволен своим решением.

Я киваю. Глазами дизайнера я тут же отмечаю, что стены гостиной идеально белые, ровные, почти светятся в сером свете, который сочится из огромных панорамных окон, выходящих на озеро. Лилиан-Шор выглядит именно так, как обещали буклеты: туман над водой, серые волны, дом на скале, будто парящий над пропастью.

– Привыкнешь быстро, – мягко добавляет он, заметив моё напряжение.

«Привыкнешь» – любимое слово Адама. Он верит в адаптацию, словно человек – это приложение, которое достаточно просто обновить. Я вздрагиваю от этой мысли и тут же ругаю себя за чрезмерную нервозность.

Сын в моих руках тихо ворочается и раскрывает глаза, глядя на меня с привычным спокойствием, унаследованным от отца. Лео – моё самое большое счастье и самое большое беспокойство одновременно.

– Мне нравится, – шепчу я, и это почти правда. Я хочу, чтобы мне понравилось.

Дом должен был стать моим новым проектом. Я обещала себе, что сделаю его безупречным. Сейчас здесь только белый цвет и пустота – идеальный чистый холст. Я смотрю на гостиную и мысленно примеряю на неё палитры: бирюзовый, чтобы подчеркнуть озеро, серый с голубым, чтобы объединить интерьер с пейзажем за окном.

– Сегодня туман ещё густой, – говорит Адам, глядя наружу. – Потом увидишь, какие тут закаты. Дом стоил каждой вложенной копейки.

Я киваю, но снова чувствую тревогу, мягко и упорно скребущую где-то в груди. Здесь слишком тихо. Городской шум сменился абсолютной тишиной, которую лишь изредка разбивает негромкий всплеск воды у старого причала под скалой.

Пока я изучаю пространство, взгляд цепляется за мельчайшие детали. Лёгкая неровность в паркете возле окна. Едва заметная царапина на стекле, через которое я смотрю на туманное озеро. Я делаю шаг к окну и касаюсь стекла кончиками пальцев. На коже остаётся холодок.

– Почему здесь так прохладно? – спрашиваю я, не оборачиваясь.

– Это климат-контроль, – спокойно объясняет Адам. – Воздух постоянно циркулирует. Идеальная влажность для ребёнка. Мама проверяла, она же медик, ты знаешь.

При слове «мама» что-то внутри меня сжимается. Я стараюсь не подать виду, просто киваю и сильнее прижимаю Лео к себе.

– Я сделаю кофе, – говорит Адам и уходит на кухню.

Когда он исчезает из виду, я снова осматриваюсь. Снова запах. Теперь уже отчётливее – металлический привкус поднимается до горла, будто я проглотила что-то холодное и твёрдое.

Я быстро подхожу к лестнице, ведущей на второй этаж. Моё отражение мелькает в зеркале на стене: усталое лицо, бледная кожа, тёмные круги под глазами, прядь волос, выбившаяся из-под повязки.

Сверху я слышу тихий звук, будто кто-то делает медленный вдох и задерживает дыхание. Я замираю, вслушиваясь. Тишина. Дом будто тоже задержал дыхание вместе со мной.

«Усталость», – убеждаю я себя и выдыхаю, медленно поднимаясь вверх по лестнице. Но запах не исчезает – теперь он словно становится частью меня самой.

Глава 2. Маяк поёт только мне

Ночь была слишком длинной и вязкой, чтобы называться сном. Скорее это был некий склизкий кокон, состоящий из прерывистых дрём, перемешанных с глубоким дыханием Адама и мягкими вздохами Лео. Я лежала неподвижно и вслушивалась в странный, низкий гул, будто где-то далеко в долине заводили гигантский мотор, который никак не мог набрать силу и задохнуться в движении.

В какой-то момент я поняла: это сирена. Глухой, протяжный звук, похожий на старые маячные сигналы, которые я когда-то слышала в детстве, путешествуя с родителями вдоль северного побережья. Казалось, будто сам дом тихонько вибрировал в такт этому едва уловимому пению.

– Ты слышишь? – прошептала я и коснулась плеча Адама.

– Что? – пробормотал он сонно и перевернулся, не открывая глаз.

Я замолчала. Конечно же, он ничего не слышит. Он спит, как обычно, глубоко и крепко, в то время как я лежу с распахнутыми глазами и прислушиваюсь к невидимым голосам ночного озера.

Я осторожно встала и подошла к окну. За ним клубился густой туман, едва подсвеченный далёкими огнями соседних домов, похожими на размазанные точки акварели на влажной бумаге. Поверхность озера была абсолютно неподвижна, гладкая и тяжёлая, будто чёрное зеркало.

Внизу, в плетёной люльке, негромко вздохнул Лео. Я погладила его по щеке кончиком пальца, прислушиваясь к его ровному дыханию. Казалось, будто сам воздух в комнате набирает его ритм.

Снова маяк. «Ууу…» Звук перекатывался по воде, мягко обнимая дом, и исчезал где-то за ним. Я почувствовала дрожь и плотнее завернулась в халат.

Утро оказалось мокрым и серым. Я вышла на кухню, не выспавшаяся и с ощущением лёгкой тошноты. Запах кофе смешивался с металлическим оттенком краски, которой были покрыты стены. Казалось, этот привкус теперь въелся во всё, включая воздух и мои собственные лёгкие.

– Мама приедет через полчаса, – сказал Адам, появляясь на кухне. Он выглядел бодрым и свежим, будто провёл ночь в другом месте.

Я молча кивнула, стараясь скрыть раздражение. Конечно, это его мать. Она имеет полное право приехать. Дом большой, места хватит всем. И всё же я почувствовала, как что-то внутри меня сжимается, словно я вдыхаю воздух, в котором недостаточно кислорода.

Ровно через тридцать минут я увидела её из окна гостиной. Она стояла у нашего крыльца, будто появилась прямо из тумана. Длинный плащ цвета белой глины идеально облегал её хрупкую фигуру. Волосы были убраны в строгий пучок, ни один волосок не выбивался из-под аккуратной чёрной ленты. Она выглядела почти прозрачной на фоне туманной дымки.

Я распахнула дверь и невольно сделала шаг назад. Глаза Ингрид были серо-зелёные, глубокие, будто покрытые тончайшим слоем льда, под которым спокойно и беззвучно движется холодная вода.

– Лина, – произнесла она с улыбкой, которая была дружелюбной и отчуждённой одновременно. – Наконец-то.

Она шагнула ко мне и легко коснулась моих плеч, чуть задержав руки. В её движениях была идеальная выверенность, словно она заранее знала, как именно я стою и где буду стоять в следующий момент.

– Ингрид, – ответила я, с трудом выдавливая улыбку. – Приятно познакомиться лично.

– Ты чудесно выглядишь, – произнесла она, и в голосе была странная, ненавязчивая интонация, словно каждое слово аккуратно взвешивалось на весах. – Хотя, наверное, устала?

– Немного, – призналась я, стараясь удержать её взгляд.

Адам появился за моей спиной и мгновенно преобразился. Теперь он был словно другой человек – мягкий, улыбающийся, какой-то внезапно юный.

– Мама, как добралась?

Он нежно обнял её, а я почувствовала себя лишней, будто в их семейном круге образовалась невидимая граница, через которую мне нельзя переступить.

Ингрид вошла в дом, аккуратно, почти неслышно ступая по паркету, словно боялась нарушить тишину, которую, казалось, сама принесла с собой. Её багаж – небольшой, идеально ровный чемодан цвета слоновой кости – оказался в центре гостиной, абсолютно прямой и параллельный стенам.

Я невольно отметила эту деталь: всё, что касалось Ингрид, было идеально выверено, как по линейке.

За завтраком она сидела напротив нас, глядя на Адама с едва заметной улыбкой. На столе стоял кофе, горячий, но я вдруг зачем-то начала представлять, как он стремительно остывает только из-за одного её присутствия.

– Лео прекрасно выглядит, – сказала Ингрид и слегка наклонилась к люльке. Она провела ладонью по его лбу и запястью, будто проверяя температуру и пульс одновременно.

– Спасибо, – ответила я напряжённо и взяла сына на руки, невольно отгораживаясь от её взгляда.

– Я привезла тебе кое-что, – сказала она, обращаясь ко мне. – Травяной настой, который очень помогает успокоить нервы.

– У меня всё в порядке с нервами, – ответила я чуть резче, чем планировала, и тут же пожалела об этом.

Ингрид мягко улыбнулась, совершенно не задетая моим тоном:

– Конечно. Но иногда нам всем нужна помощь, чтобы прийти в себя.

После завтрака Адам отправился в город по делам, и атмосфера в доме внезапно стала тихой и напряжённой, будто воздух превратился в натянутую струну. Я осталась одна с Ингрид.

Я убирала чашки, чувствуя на себе её внимательный, спокойный взгляд. Под её ровным, почти ласковым взглядом я неожиданно успокаиваюсь – будто тонкий плед укрывает плечи и шёпотом обещает тишину, – и в тот же миг внутри вспыхивает раздражение: кожа под глазами начинает зудеть, дыхание ломается на короткие, нелепые вдохи, а под рёбрами шевелится крохотный, холодный ком тревоги, как если бы Ингрид теми же самыми мягкими зрачками вглядывалась не в меня, а сквозь меня, примеряя, подходит ли моя форма к заранее вырезанной ячейке её безупречного порядка.

– Здесь всегда ночью слышно маяк? – неожиданно для самой себя спросила я, стараясь звучать безразлично.

– Конечно, – её глаза чуть сузились. – Озеро всегда поёт тем, кто ещё не привык к его дыханию.

От её слов по моей спине прошла волна мурашек.

Вечером, когда я поднялась в нашу спальню, я заметила в коридоре странную тень. Дверь гостевой комнаты была приоткрыта, оттуда доносился едва уловимый, мерный стук, будто кто-то аккуратно расставлял предметы в строгом порядке.

Я остановилась, задержав дыхание, и в этот момент звук прекратился.

Когда я, наконец, добралась до постели, Адам уже спал. Между нами, как и прошлой ночью, осталась пустота, заполненная тихим, монотонным дыханием детского монитора. Сегодня Лео спал в своей комнате. Я снова услышала маяк – его звук проникал в комнату мягко и упрямо, словно был частью моей собственной крови.

И тогда я поняла, что маяк действительно поёт только мне.

Глава 3. Влажные следы на паркете

С самого утра дом наполнился тяжёлым, мутным светом, который проникал через стеклянные панели окон, растекаясь по полу мутноватыми пятнами. Словно огромная невидимая рука провела мокрой тряпкой по глянцевому паркету, оставляя разводы и едва заметную влагу, впитавшуюся между швов.

Я остановилась посреди гостиной, босыми ступнями ощущая прохладу, которая медленно поднималась от пола к лодыжкам. Моё отражение в стекле гостиной слегка размывалось в дымке, придавая мне какой-то призрачный облик. Волосы были небрежно собраны в хвост, а под глазами залегли тёмные круги.

«Усталость», – напомнила я себе. Только усталость.

Сзади раздались тихие шаги Ингрид – почти неслышные, но я уже начала узнавать их осторожный ритм. Повернув голову, я встретилась с её спокойным, выжидающим взглядом.

– Что-то не так, Лина? – спросила она мягко. Её голос всегда звучал с одинаковой ровностью, отчего казалось, что она не задаёт вопрос, а констатирует очевидный факт, о котором я сама ещё не знала.

– Просто пол… какой-то влажный, – пробормотала я, слегка пожав плечами. – Наверное, что-то с вентиляцией или увлажнителем.

Ингрид легко подошла ко мне и встала рядом, чуть склонив голову, как птица, внимательно рассматривающая своё отражение. Она медленно присела и провела пальцами по деревянной поверхности. На секунду мне показалось, что она считает неровности паркета, сверяясь с каким-то внутренним стандартом.

– Да, пол действительно влажный, – спокойно сказала она, не глядя на меня. – Лучше проверить увлажнитель в детской. У малыша не должно быть лишней влажности в лёгких.

В её словах прозвучала та же нота заботы, которая одновременно успокаивала и раздражала меня. Словно я сама не могла додуматься до этого очевидного вывода. Я промолчала, сдерживая лёгкий укол раздражения, и просто последовала за ней по лестнице наверх.

В детской комнате воздух был душный и сыроватый. Лео тихо посапывал в своей плетёной люльке, будто ничего не замечая. Я подошла и коснулась его лба. Кожа малыша была прохладной и гладкой. Ингрид уже стояла у небольшого электронного увлажнителя в углу комнаты и пристально разглядывала его тонкие пластиковые стенки.

– Кажется, проблема здесь, – произнесла она и подняла прозрачный резервуар для воды. – Он протекает.

Я подошла ближе и увидела тонкую струйку, медленно скользящую по пластику и оставляющую маленькое мокрое пятно на деревянной полке.

– Вот откуда влажность, – мягко сказала Ингрид, глядя прямо мне в глаза. В её взгляде было что-то одновременно утешающее и слегка снисходительное. – Нужно быть внимательнее к таким вещам, Лина. Дети очень чувствительны к малейшим изменениям микроклимата.

Я взяла резервуар из её рук, чувствуя неловкость и раздражение. Словно она опять мягко указала мне на мою некомпетентность, обернув всё в заботливый тон.

– Спасибо, я заменю, – произнесла я сухо, избегая её взгляда.

К полудню туман над озером немного рассеялся, и солнце пробилось сквозь низкие облака, покрыв поверхность воды серебристыми бликами. Я спустилась к воде, желая хоть немного очистить голову от постоянного напряжения в доме. Воздух у причала был прохладным и влажным, пахнущим водорослями и старым деревом. Здесь, у воды, я впервые почувствовала себя спокойно и почти свободно.

В этот момент вдалеке показалась маленькая лодка с низким моторным гулом, мягко скользящая по зеркальной глади. Когда лодка приблизилась, я увидела в ней мужчину: широкоплечий, с густой седой бородой и взглядом, направленным на меня.

– Доброе утро, миссис Рид! – громко сказал он, легко причаливая к старому деревянному помосту.

– Доброе утро, – ответила я, удивлённая его осведомлённостью. Я не помнила, чтобы мы представлялись соседям.

– Джонас Мейн, – представился он, протягивая крепкую ладонь. Его рука была прохладной и чуть влажной, пахла травами и речной водой. – Я ваш сосед, живу вон там, чуть дальше по берегу. Занимаюсь травами, лечебными настойками. Если что-то понадобится – всегда рад помочь.

Он улыбнулся широко и открыто, но в его глазах мелькнуло что-то странное, неясное, заставившее меня слегка насторожиться.

– Спасибо, – произнесла я, медленно забирая руку. – Буду иметь в виду.

Он кивнул и достал из лодки небольшой бумажный пакет.

– Кстати, ваш муж заказывал у меня кое-какие травы. Передадите ему?

Я взяла пакет, чувствуя лёгкое замешательство и неприятное покалывание в кончиках пальцев.

– Конечно.

Он снова улыбнулся и направил лодку обратно, быстро исчезая за сероватой пеленой тумана.

Вернувшись домой, я застала Адама за ноутбуком. Экран мерцал ровным голубоватым светом. Он быстро свернул окно, когда я вошла, и повернулся ко мне с рассеянной улыбкой.

– Ты что-то заказывал у соседа? – спросила я, положив на стол пакет от Джонаса.

Адам выглядел удивлённым.

– Ах да, просто чай для концентрации. У Джонаса неплохая репутация здесь.

В его голосе звучала небрежность, и почему-то мне стало неуютно от этой лёгкости.

– Странный он какой-то, – сказала я тихо.

– Все мы немного странные, – отмахнулся Адам и мягко взял меня за руку. – Ты слишком много волнуешься, Лина. Расслабься немного.

Я кивнула, но внутри что-то опять сжалось, словно маленький холодный узелок. Видимо мне понадобится чуть больше времени, чтобы привыкнуть к новому дому.

Вечером, когда я поднималась в спальню, я снова заметила влажные следы на полу. В этот раз они вели от гостевой комнаты Ингрид и терялись в темноте коридора.

Я замерла, вглядываясь в полутьму. Дверь в комнату Ингрид была приоткрыта. Я тихо подошла и заглянула внутрь. Свекровь сидела у открытого окна, глядя в сумеречное озеро, почти не двигаясь. В её руках медленно вращался тонкий серебристый предмет – похожий на шпильку, что я нашла в корзине с посудой.

Я сделала шаг назад, сердце забилось чаще. В этот момент Ингрид медленно повернула голову и посмотрела прямо на меня. Её взгляд снова был спокойным, но теперь я почувствовала, что под этим спокойствием есть что-то ещё – почти незаметное, но явственно угрожающее.

– Лина, тебе что-то нужно? – спросила она ровно.

– Нет… просто хотела спросить, не беспокоит ли вас снова влажность…

Ингрид улыбнулась. Тёпло, мягко и абсолютно непроницаемо.

– Нет, меня это совершенно не беспокоит, – ответила она почти шёпотом. – Я привыкла к воде, Лина. Вода и я – мы понимаем друг друга.

И в этот миг я снова услышала низкий гул маяка, проникший сквозь туман с озера. Казалось, теперь он звучал громче и настойчивее, словно предупреждал меня о чём-то, чего я ещё не могла понять.

Глава 4. Слишком быстрый пульс

Утро началось тяжело. Будто бы кто-то незаметно вложил в мои лёгкие горсть влажной ваты и оставил её там. Я с трудом вдохнула, ощущая, как воздух доходит лишь до середины груди, и выдохнула с таким усилием, будто это простейшее действие теперь стоило немалых трудов.

Лео спал спокойно. Я стояла над его плетёной люлькой и смотрела на маленькое личико, которое во сне казалось совершенно расслабленным и беззащитным. Его пальчики слегка вздрагивали во сне, словно он играл на невидимом пианино. Смотря на него, я чувствовала одновременно сильнейшую любовь и тяжёлую, почти физически осязаемую тревогу: вдруг я что-то упущу? Вдруг его дыхание изменится, и я не успею заметить?

В комнате висела та же странная влажность, что и вчера. Казалось, она стала гуще, приобрела форму, начала заполнять собой всё пространство. Я открыла окно и тут же вздрогнула от прохладного воздуха, ворвавшегося в комнату. За окном снова лежал густой серый туман, плотно прижавшийся к земле, скрывая озеро и оставляя лишь слабый намёк на отражение воды где-то далеко внизу.

Адам уже встал и, как всегда, погрузился в дела. Он сидел на кухне, уставившись в ноутбук, время от времени тихо что-то бормоча себе под нос и водя пальцами по сенсорной панели. Его лицо было сосредоточенным, почти недовольным, и я инстинктивно замедлила шаги, не решаясь нарушить эту напряжённую тишину.

– Доброе утро, – произнесла я наконец негромко, подходя к нему и осторожно касаясь плеча.

Он вздрогнул, будто не сразу понял, где находится, и поднял глаза:

– Привет. Как спалось?

В его голосе было скорее вежливое равнодушие, чем искренний интерес. Я почувствовала лёгкий укол разочарования.

– Не очень. Опять маяк. Опять этот странный звук, – призналась я, наливая себе кофе и стараясь не показать, насколько меня задевает его отстранённость.

– Странный звук? – повторил он с лёгкой улыбкой. – Ты слишком напряжена. Это просто ветер в скалах или что-то в этом роде.

Он улыбнулся снова, но улыбка вышла механической, какой-то пустой. Я промолчала, не желая снова вступать в спор.

– Кстати, мама уже встала, – добавил он, не отрывая глаз от экрана.

«Конечно, мама уже встала», – подумала я с раздражением. Ингрид была всегда на шаг впереди, всегда готова, всегда безупречна. Я невольно сравнивала себя с ней и постоянно проигрывала.

Ингрид стояла у окна в гостиной, одетая в длинный кремовый кардиган, идеально подчёркивающий её тонкую фигуру. Её лицо было почти прозрачным в утреннем свете. Казалось, свет проходит сквозь неё, не оставляя теней.

– Доброе утро, Лина, – сказала она мягко и улыбнулась, не поворачивая головы.

– Доброе, Ингрид.

Я старалась, чтобы мой голос звучал нейтрально, но, кажется, у меня снова не получилось скрыть внутреннюю напряжённость. Ингрид повернулась ко мне, в её глазах мелькнула едва заметная тень беспокойства.

– Ты выглядишь уставшей, – произнесла она, подходя ближе. – Давай я приготовлю тебе чай. У Джонаса есть отличный сбор, помогающий выровнять сердцебиение и успокоить нервы.

Я на мгновение замерла, удивлённая её словами. Она явно заметила моё удивление и мягко улыбнулась снова:

– Вчера я видела его лодку. Он часто приезжает сюда с разными травами. Адаму нравятся его смеси.

– Спасибо, но я справлюсь сама, – тихо ответила я, снова чувствуя укол раздражения от того, что она так легко читает мои мысли и чувства. – Я действительно просто плохо спала.

– Конечно, – согласилась она легко, как будто бы совершенно не заметив моего холодного тона.

Когда Ингрид вышла на кухню, я подошла к окну, чувствуя, как подступает новая волна тревоги. Сердце забилось быстро и неровно. Словно моё тело больше не принадлежало мне, а находилось во власти этого серого, тягучего места. Мне казалось, что сам воздух в Лилиан-Шор был пропитан чем-то непонятным и тревожащим, каким-то тихим, но неотступным беспокойством, словно это место постепенно поглощало всех, кто сюда приезжал.

Внезапно раздался звонок в дверь, резкий и громкий, от чего я невольно вздрогнула. Я открыла дверь и увидела на пороге Джонаса. Он стоял, широко улыбаясь, держа в руках небольшую коробку.

– Простите, не хочу беспокоить, но вспомнил, что забыл вчера передать Адаму ещё кое-что.

Его улыбка была искренней и открытой, и я вдруг почувствовала к нему доверие, смешанное с лёгким стыдом.

– Спасибо, я передам, – ответила я, принимая коробку и снова ощущая странный аромат трав, исходящий от него. – А что это?

– Настойка из местных трав, отлично помогает от бессонницы и тревожности, – охотно объяснил он. – Если что, можете попробовать. Особенно с вашим переездом и маленьким ребёнком, вам, наверное, нелегко.

Я чуть улыбнулась в ответ, удивлённая его внимательностью и добротой. Джонас тепло кивнул на прощание и ушёл по мокрой дорожке обратно к причалу.

Когда я закрыла дверь, за спиной снова раздались тихие шаги Ингрид. Я повернулась и заметила, как внимательно она смотрит на коробку в моих руках.

– Джонас опять принёс травы? – спросила она спокойно, но я почувствовала, как в её голосе проскользнула едкая нотка недовольства.

– Да, он сказал, они помогают успокоиться и заснуть, – ответила я, почти защищаясь.

– Будь осторожна с его травами, – тихо сказала она. – Не все местные растения безопасны, особенно если плохо разбираешься.

В её взгляде было столько спокойствия и уверенности, что я почувствовала раздражение от её превосходства.

– Я думаю, Джонас знает, что делает, – ответила я чуть резче, чем собиралась, и тут же пожалела об этом.

Ингрид не ответила. Она просто слегка улыбнулась, и я снова почувствовала себя виноватой.

Вечером, когда Адам уехал в город по делам, а Ингрид отправилась в свою комнату, я села на диван в гостиной, держа на руках Лео, и снова услышала низкий, ритмичный звук, который теперь казался частью моего собственного пульса. Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на дыхании, чувствуя, как сердце снова бьётся слишком быстро.

Открыв глаза, я неожиданно заметила, что снаружи, в сгущающемся тумане, мелькает слабый свет. Прищурившись, я разглядела маленькую лодку Джонаса, медленно плывущую вдоль берега. Фонарь на носу лодки мигал с таким же ритмом, с каким билось моё сердце.

Мне вдруг стало невыносимо страшно – и в то же время почему-то спокойно от мысли, что кто-то ещё, кроме меня, слышит этот странный ритм.

Г