Тим и лето

1.

– А когда-то я тебя поймаю, – с азартом сказал Тим, ковыряя палкой маленький холмик сухой черной земли.

Вид мальчик имел решительный, но очень сильно подозревал, что и сегодня, как и в другие дни, результата не будет. На самом деле никого особо ловить он и не собирался. Может статься, даже испугался бы, если вдруг.

Но игра была интересной. За длинным, почти бесконечным огородом, в самом дальнем его углу Тим сидел на корточках и методично втыкал палку в кротовую нору. Если бы всерьез считал, что может угодить в кого-нибудь живого, наверное, не стал бы. Он и вовсе не был уверен, что это именно кротовая нора. Но ведь похожа. Почти как в том многосерийном мультике. И какой-то крохотный лаз под землю определенно просматривался. Несколько дней назад, когда Тим впервые случайно обнаружил этот секретный «домик», он пытался заглядывать внутрь, остро жалея, что у него нет при себе верного фонарика с квадратной батарейкой «планета», который он забыл дома в городе, далеко-далеко отсюда. Представлялось, что там, под землей – целый город с запутанными коридорами, по которым снуют маленькие человечки. Почему-то. Но если это и вправду дом крота, то крот там и должен жить, разве нет? Никаких человечков, но коридоры, наверное, все же есть. Извилистые, темные, но какие-то, что ли, уютные. И такая же уютная спальня с мягкой соломой вместо кровати. И еще кладовая с горкой зерна. Конечно, крот не ходит по этим коридорам в смокинге, цилиндре и черных очках, как в другом мультике, но все-таки. Как ни крути, Тим хотел оказаться там, понимая, впрочем, что это невозможно.

Но всегда можно просто представить.

Однако же в тот первый раз Тим вдруг испугался, что крот неожиданно выпрыгнет из норы прямо ему в лицо, и сам стремительно вскочил на ноги, чуть ли не отпрыгнув. А потом разозлился. Больше на себя, но от этой злости захотелось пнуть маленький холмик, сровнять его с прочей землей, засыпать нору.

Впрочем, Тим не стал. Просто ушел, пожав плечами. И никому не рассказал – ни бабушке, ни дедушке.

А вот сегодня долго сидел в засаде, надеясь, что из холмика покажется любопытная черная мордочка. Ждал, наверное, целый час. Или несколько минут, но все равно долго. Ждал, пока это занятие основательно не наскучило. Оттого, со скуки и нетерпения, и принялся ковырять палкой. Но надо сказать, что и здесь он старался ничего не разрушить. Просто пытался прощупать глубину, и, судя по всему, дно было совсем неглубоко. Тим немного подумал, но все же руку совать было боязно. Живого крота он никогда не видел, но даже в мультиках у них были зубы. Или зубы были у зайца? Все равно.

Ничего не поделаешь, видно, и сегодня он не увидит ни крота, ни маленьких человечков. Потому что впереди еще столько увлекательных дел. Посвятить целый летний день или хотя бы утро какому-то одному занятию – это слишком.

В свои девять лет Тим был гибким, подвижным мальчиком, что было, в общем-то, неудивительно, но не отличался внушительным ростом. Если честно, в своем классе, из мальчиков, он был самый маленький. На уроке физкультуры они становились в шеренгу по росту – сначала мальчики, потом девочки. Получалось так, что Тим всегда оказывался рядом с самой высокой девочкой в классе – она вообще была выше всех, и стояла бы первой, если бы их расставляли вперемешку. С этой девочкой Тим дружил.

Два шага, и кротовый домик был забыт. До следующего раза. Тим легко пролез между двумя серыми от времени жердинами покосившейся ограды и оказался на воле. Сразу за огородом начинался плодосад. Так его называли все, и был он общим, но Тим всегда считал его своей собственностью, как бы продолжением двора. Может быть потому, – и эту историю Тим знал, – что это его родной дедушка когда-то очень давно (не без помощи других людей, конечно) расчистил широкую полосу между дорогой, ведущей в деревню и ручьем, бегущим через лес с высоченными шумящими деревьями до самой Дальней плотины, и высадил аккуратными рядами все эти плодовые деревья и ягодные кустарники. Теперь деревья в саду были высокими, не такими, конечно, как в лесу за ручьем, но тоже достаточно старыми. Дедушка иногда вздыхал, что сад уже давно дичает сам по себе, но Тима это не сильно беспокоило.

Плодосад был действительно огромный, как отдельная страна, как целый лес, и, если уж возникали в нем посторонние деревца и кусты, нарушая частоту рядов, тем интересней и загадочней он становился. Через некоторые кусты приходилось буквально продираться, отчего на загорелых ногах и руках появлялись белые полосы, как боевые шрамы.

Сегодня Тим вознамерился пересечь весь сад повдоль до самой Дальней плотины, а это – ни много ни мало – почти два километра. Вот таким огромным был плодосад! В ширину, конечно, он был намного скромнее, чем в длину, но оно и понятно. Справа, если стоять спиной к огороду и дому, где жил Тим, естественной границей сада был ручей, а слева по высокой насыпи тянулась белая грунтовая дорога. Дорогу эту все называли «грейдер», и Тим тоже, хотя и не знал, что это значит. Причем понизу насыпи вдоль всего сада, огороженного с этой стороны сквозным забором, тянулась еще одна дорога видом попроще – просто две колеи, местами поросшие травой. А в лесу за ручьем была еще одна дорога – тенистая и тихая, и все дороги вели в сторону Дальней плотины, а на самом деле к другой деревне, которая находилась еще дальше.

Лесная дорога была загадочной и манящей, но в одиночку ходить по ней было боязно. Вдоль «грейдера» до плотины можно было добраться легко и быстро, но не так уж интересно. Другое дело прямиком через сад! Здесь всегда было светло, совсем не страшно, а еще можно было и задержаться, потому что поводов находилось не счесть.

В саду росла ирга, и черемуха, и вишня, и яблоки, и колючие кусты малины; ближе к ручью можно было найти викторию. Всё поспевало своим чередом и бесконечно менялось. Может быть, сегодня ягоды будут уже не такими зелеными и кислыми? Впрочем, это было не так уж важно. В любом случае, идти сквозь сад было весело, спокойно и радостно. Тим свято верил, что все еще находится в своих угодьях и смотрел по сторонам взором хозяина. Вот, например, на его замысловатом, сильно петляющем пути появился огромный муравейник, который Тим обнаружил давно и с тех пор не забывал навещать. Муравейник он тоже считал своей собственностью, а его обитателей – своими питомцами. Периодически приносил им каких-нибудь мух или гусениц и подолгу наблюдал за слаженной, неутомимой работой. Сегодня, как и всегда, муравьи деловито и без устали сновали туда-сюда своими привычными дорожками по каким-то очень важным муравьиным делам. Тим подобрал сухую веточку, наслюнявил ее и воткнул в муравейник, а сам уселся на корточках неподалеку.

Впереди был целый день – длинный, солнечный, летний, еще один насыщенный, наполненный жизнью день в деревне Раздольное.

2.

Дальняя плотина была не слишком большим круглым озером с маленьким островком посередине. Островок на самом деле был просто большим валуном, торчащим из воды. Озеро было в основном мелким. Даже маленький Тим мог дойти до острова вброд. Правда, дальше за валуном было одно глубокое место. Позапрошлым летом именно на этом озере Тим научился плавать – поначалу неловко, по-собачьи, а потом все более уверенно, как-то разом осознав, что отныне и навсегда он это умеет. Почти как на велосипеде научиться ездить.

С утра было не очень жарко – здесь вообще не бывало чрезмерной жары, – но все равно хотелось окунуться. За этим Тим и пришел. Солнце на почти безоблачном небе поднялось уже довольно высоко – значит, времени на все про все оставалось не так уж много: скоро Тима будут ждать к обеду, и нужно еще успеть вернуться. Тим не слишком задумывался о времени, но решил искупаться совсем чуть-чуть, а потом возвращаться домой быстрой и прямой дорогой – вдоль забора и «грейдера». Успокоив тем самым свою совесть, мальчик беззаботно скинул шорты, футболку и сандалии и побежал в воду.

Кроме него на озере никого не было – на это Тим и рассчитывал. Иногда здесь бывали люди, но обычно не в это время. Сам Тим приходил сюда в основном с бабушкой или с мамой, реже с дедушкой, или с двоюродными сестрами и братьями. С ними он и дружил, а ни с кем из местной детворы даже не был особо знаком. Сейчас в их большом деревенском доме никого из детей, кроме него, не было, поэтому все свои вылазки на природу Тим совершал в одиночестве. Иногда это и вправду было скучно, особенно когда погода была не очень, но чаще всего Тим находил, чем себя занять. Здесь у него был целый таинственный мир, открытый для исследования. Здесь было Лето. Не просто лето, а именно с большой буквы. С шумливым высоким лесом, с солнечными полями и с этим вот безмятежным озером, с запахами и вкусом ягод, даже с деревенским хлебом из печи – для Тима это была целая сказочная страна, совершенно особенная и незабываемая. Тим никогда не был здесь зимой, не мог даже и представить, как это все выглядит под глубоким снежным покрывалом, почти и не верил, что так может быть, и у себя в городе самыми холодными зимними вечерами, думая о лете, вспоминал именно эту деревню среди полей лесов и озер. Место, где всегда лето.

3.

Вода была теплая и неподвижная. Зачем-то высоко подняв руки, как сдающийся фриц, Тим осторожно шел к огромному камню, ощупывая ногами илистое дно. На камне можно будет немного посидеть, представляя себя Робинзоном на необитаемом острове посреди бескрайнего моря. А может, это и не остров вовсе, и не камень, а подводная лодка, как в «Тайне двух океанов», или как «Наутилус». Но Тим так и не успел решить. Едва добравшись до валуна, только коснувшись его рукой, мальчик зачем-то обернулся и почти сразу увидел посторонних. Три человека внезапно появились со стороны той дороги, что вела через лес. От неожиданности Тим так и замер возле камня. Следом нахлынуло предательское смущение, потому что на самом-то деле Тим не очень умел знакомиться. Скорее всего, первый никогда бы не заговорил. А еще больше сковало его то, что незнакомцы, появившиеся на каменистом берегу, были детьми примерно одного с ним возраста – мальчик и две девочки. Мальчик, наверное, все же был немного помладше, а насчет девочек трудно было сказать. Кажется, всю эту троицу Тим видел пару раз возле магазина, но все равно они были незнакомцами.

Тим отвернулся, сделав вид, что никого не заметил, но это было глупо, и от этого мальчик смутился совсем уже окончательно. Он опустил голову и не в силах был повернуться обратно.

– Привет! – вдруг услышал он веселый голос, звонко разнесшийся над озером.

Кажется, это была одна из девочек – непонятно, какая именно. Одна из них была черненькая, а другая совершенно белая, но обе были на голову выше еще одного белобрысого – вплоть до бровей и ресниц – мальчика, который пришел вместе с ними. Конечно же, они были выше и самого Тима.

Он все же заставил себя обернуться и неловко махнул рукой.

– А мы рысь видели! – закричал мальчик. – Настоящую! В лесу!

Видимо, это событие настолько распирало его, что трудно было удержать в себе. Он даже раскраснелся.

– Правда? – ахнул Тим, на секунду забыв о своем смущении, но потом засомневался, что его слабый возглас был услышан с берега, и ему снова сделалось неловко.

– Честное слово! – воскликнул мальчик.

– Это был кот, наверно, – прыснула в ладошку одна из девочек – та, которая была темненькой.

Мальчик посмотрел на нее очень высокомерно.

– Откуда здесь кот?

– А откуда рысь?

– Вы сами видели! – разозлился мальчик и раскраснелся еще больше. – А вот и была рысь! Не веришь?

Этот последний вопрос он адресовал почему-то именно Тиму.

– Верю, – сказал Тим. Неожиданно он почувствовал себя намного легче. Но он по-прежнему стоял у камня – в этом месте вода доходила ему до самого горла, – все еще не зная, что делать. – Дедушка говорил, что здесь бывают рыси.

– То-то! – мальчик торжественно поднял вверх палец.

– Ты же Воротовский внук? – спросила теперь другая девочка – белобрысая. – Твой дед – лесник?

– Был, – отозвался Тим.

– Вот-вот! – обрадовался мальчик. – Уж он-то знает!

Вообще-то, фамилия у Тима была другая, но здесь, в доме бабушки и дедушки, все они – дяди и тети, братья и сестры – были – Воротовы. И он этим гордился. Это в городе он был единственным ребенком, а тут у него была большая семья. Правда, не так уж часто собирались они все вместе. Если уж совсем честно, то Тим более-менее помнил всего один раз – в свой прошлый приезд.

– Айда купаться! – закричал мальчик.

В два счета он разделся и шумно забежал в воду. Девочки, однако, остались на берегу, словно прицениваясь. Впрочем, ненадолго. Вскоре вся ватага собралась возле камня. Тим узнал, что девочек зовут Катя (темненькую с короткой стрижкой) и Лена (светленькую с косичками), а мальчика зовут Геной, и он – само собой – оказался младшим братом Лены. Гена и Лена. Тиму захотелось спросить, не путаются ли они, кого из них позвали, если не слишком четко расслышат, но сформулировать вопрос так и не смог. Зато стало как-то весело.

– Смотри, как я умею! – в своей привычной манере закричал Гена, ловко забираясь на камень.

Он развел руки в стороны, как заправский гимнаст, потом оттолкнулся ногами и кувыркнулся назад – в ту сторону, где была глубина. Получилось почти идеальное сальто, правда и брызг поднялось порядочно.

– Прекрати! – прикрикнула Лена, когда ее гордый собой брат, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность.

– Видал? – громко спросил Гена, игнорируя сестру.

– Здорово! – воскликнул Тим.

Он действительно был впечатлен. И немного позавидовал, но тут же пообещал себе, что научится так же. Но только не сегодня – не хотелось опозориться перед девочками.

– Не брызгай! – завопила Катя.

– Только попробуй! – вторила ей Лена.

Эти слова предназначались неугомонному Гене, но, как ни странно, вскоре они брызгались уже все вместе, весело смеясь. И Тим вместе с ними. О своем первоначальном стеснении он и думать забыл.

Так и получилось, что совершенно неожиданно, но самым естественным образом, как это бывает, у Тима появились новые друзья.

4.

Домой возвращались лесной дорогой. Настоял Гена, хоть он и был самым младшим – на целый год младше остальных. Он надеялся еще раз увидеть рысь. Тим тоже не отказался бы посмотреть. На самом деле его подобная возможность прямо завораживала. И совсем не было страшно. Почему-то сейчас он не боялся никого и ничего.

Вообще-то, лесная дорога считалась довольно безопасной. Как и «грейдер», она связывала две деревни, будучи даже более прямой и короткой, и здесь много кто ходил. А еще в эту сторону приходили за ягодами и грибами. Дедушка говорил, что все окрестные леса в принципе безопасны. Но бдительности терять никогда нельзя. Все-таки, это лес. Совсем безопасным он быть не может по определению. Дедушка хотел, чтобы Тим это хорошенечко запомнил. С другой стороны, ему никто не запрещал гулять, где захочет. Не маленький ведь – своя голова на плечах есть.

Вдоль дороги чередовались облитые солнцем поляны и тенистые рощи; высокие деревья привычно шумели. Идти было легко и беззаботно. Они разговаривали и много смеялись. На одной из полян девочки задержались, чтобы сплести венки из солнечно-желтых одуванчиков. Мальчики в это время рыскали вдоль границы леса в поисках подходящих веток. Тим вознамерился сделать себе настоящую трость – такую же, как у бабушки – гладкую, отполированную руками до темного блеска. Гена тоже захотел, и не удивительно: хорошая палка может быть, чем угодно – хоть рыцарским мечом, хоть винтовкой.

Нужные ветки нашлись почти сразу, но на этом дело застопорилось, потому что ни у кого не оказалось ножа, а без него привести палки в правильный вид было почти немыслимо, ведь сухие ветки, которые легко ломались, совершенно не устраивали. Тима это очень раздосадовало – больше всего то, что вообще-то перочинный ножик у него был, но только дома, в городе. А так хотелось небрежно достать его из кармана шорт. Ножик у него был классный. Гена бы точно обзавидовался.

Впрочем, и это вскоре забылось. Девочки сплели венки и пожелали нацепить их на головы ребятам. Гена тут же начал убегать, а Тим великодушно – он же не маленький – позволил Кате торжественно водрузить ему на голову такую своеобразную лесную корону. Трудно было бы описать его чувства в этот момент, но они были очень теплыми. Тим смущенно улыбнулся, но быстро напустил на себя небрежный вид – словно ничего особенного не произошло, хотя на самом деле так не считал. Это было именно что-то особенное. Еще утром, уходя в свой одинокий поход, он и представить ничего такого не мог. Вот только стоило ли этому удивляться? Каждый длинный летний день легко и запросто приносил что-то необычайное и запоминающееся.

Никакой рыси или хотя бы кого-то похожего так им и не встретилось, но к тому времени, как дошли до деревни, они об этом уже совершенно забыли.

5.

Дорога, выныривая из леса, вела к самому центру деревни мимо озера, которое все называли Ближней плотиной, но Тиму надо было сворачивать раньше – на короткий деревянный мост из темных бревен под дощатым настилом. Мост был переброшен через ручей почти в том месте, где он вытекал из озера. Далее нужно было пройти немного по заросшей травой и ивняком насыпи, и вот он – родной дом. Самый первый в деревне. Можно даже было сказать, что дом и вовсе находился за деревней. Или перед ней, как посмотреть. Все говорили – «за кордоном». Дальше расположилась огороженная высоким забором пилорама, протянувшаяся вдоль всей Ближней плотины, и только потом, там, где «грейдер», спускаясь с насыпи, поворачивал у дальнего берега озера, начиналась сама деревня.

Настало время Тиму попрощаться со своими новыми друзьями. Ближе к этому моменту Тим начал испытывать что-то, похожее на грусть и опасения. Да еще Гена безмятежно убежал вперед по дороге. Тим остановился.

– А! – Гена быстро вернулся. – Тебе сюда ведь!

Он важно протянул руку.

– Тогда пока?

– Пока, – сказал Тим, и сердце его немного упало.

– До завтра? – легко и весело произнес Гена и повернулся к сестре. – Завтра же пойдем гулять?

Лена фыркнула и зачем-то слегка лукаво глянула на Тима.

– Посмотрим на твое поведение, – сказала она через плечо.

Гена заулыбался.

– Подумаешь, – заупрямился он, – я теперь и без вас могу пойти. Да, Тима?

Тим совсем не был против, но по-настоящему он хотел, чтобы они гуляли все вместе.

– Ой-ой! – воскликнула Лена. – А кто родителям помочь обещал?

– А ты тоже! – Гена аж подпрыгнул, тыча в сестру пальцем.

– Вот и поможем.

– У-у-у! – Гена поскучнел. – Это же не на целый день?

– Посмотрим.

– Тогда пойдем гулять! – Гена снова просиял, словно уже разрешил проблему, и повернулся к Тиму. – Мы за тобой завтра зайдем, слышишь?

– Хорошо. – Тим кивнул, даже не осознавая, насколько это его обрадовало.

– До завтра, – улыбнулась Лена.

– До завтра, – сказала Катя.

– Пока! – крикнул Гена и, не дожидаясь ответа, вприпрыжку побежал по дороге.

– До свидания! – помахал рукой Тим.

Оставшись один, он перешел мостик и практически сразу, за кустами, растущими вдоль обочины тропинки, увидел свой дом. До сих пор настроение его было самым радужным, но вдруг Тим почувствовал легкий укол вины. Обещался быть домой к обеду, а сейчас сколько уже? Солнце было еще высоко, но что-то безошибочно подсказывало, что дело идет к вечеру. К тому же Тим уже был голоден, как волк. Не то, чтобы здесь был сильный повод для беспокойства – в конце концов, это был не первый раз, когда он задерживался. Вот если бы он гулял до темноты, да еще и один, тогда конечно. Но все равно было немножечко стыдно. Никто ведь из родных не знал, что сегодня Тим был не один. С несколько виноватым видом он зашел во двор.

6.

Мама и бабушка что-то делали на открытой летней кухне, а это значило, что Тим вышел прямиком на них.

Из трубы железной печурки поднимался ароматный белый дымок. Простой деревянный стол под навесом был заставлен посудой и продуктами; на печке что-то аппетитно готовилось. Завидев Тима, мама подбоченилась.

– Явился, чудо! – сказала она. – Нагулялся?

Если и переживала она за сына – конечно же, да, – то виду особенно не показала. Но будь Тим повнимательнее, наверное, почувствовал бы в ее голосе облегчение.

– Я с друзьям был! – радостно объявил Тим.

Мама подняла брови, возможно, думая, что Тим опять расскажет о каких-нибудь муравьях или зверушках.

– Какими друзьями?

– Генка, Лена и Катя!

Мама уехала из деревни очень давно и приезжала только на лето, да и то не каждый раз, потому что жили они очень далеко, дальше всех остальных родственников, – неудивительно, что о многом и о многих она не знала.

– Какие еще Генка, Лена и Катя? – спросила мама.

Бабушка сидела за столом и что-то лепила из теста.

– Матвеевские ребятишки, – сказала она, вытирая перепачканные в муке руки. – А Катька – Васькина внучка.

– Дяди Васи? – переспросила мама.

– А кого ж еще? Он у нас один.

– Так я их видала, наверно, детей-то.

– Да уж, поди, видала, – усмехнулась бабушка. – Окромя них, и нет больше детей-то. Подходящего возраста. – Она с улыбкой глянула на Тима. – Другие-то – кто постарше, кто совсем сопля. Значит, и познакомился. Ну и хорошо.

– Погоди-ка, – сказала мама, – Матвеевские? Это не Володькины?

– Они самые.

– Ух, ты! Так они же совсем маленькие! Погодки, кажется! Ах, ну да!

– Вот то-то и оно! – Покачала головой бабушка. – Чаще надо бывать.

– Эх, если бы получалось, – вздохнула мама.

Тим еще кое-что помнил про свой прошлый приезд с мамой – правда, все больше урывками, например, как он учился плавать, или игры со своими сестрами и братьями, – это было два года назад, и он тогда только собирался пойти в первый класс. А уж дальше в памяти все и вовсе было смутным. Просто солнечные и теплые летние фрагменты.

Мама посмотрела на Тима.

– Понимаешь, Тимочка, я с их отцом в школе училась. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Надо бы в гости сходить.

Тим попытался уложить это в голове, но, несмотря на все свое богатое воображение, получалось не очень. Он как-то не мог представить маму маленькой.

– Голодный, поди? – спросила бабушка.

Ароматные запахи от печки и вправду вызывали у Тима бурчание в животе.

– Потерпит до ужина, гуляка, – строго сказала мама. – Скоро уже.

– Потому он у тебя и не растет, – качнула головой бабушка.

«Я расту!» – хотел возразить Тим. Он даже немного обиделся и решил ни за что не признаваться, что голоден.

– Иди молочка попей, – сказала бабушка. – С пирожком.

– Вот зачем аппетит перебивать? – притворно нахмурилась мама.

– Не перебьется.

А Тим уже резво бежал к столу.

7.

Вечером мама сидела на крыльце их добротного бревенчатого дома и лузгала семечки в ожидании Зорьки. Тим подсел рядышком. Мама протянула руку и взъерошила его темно-каштановые вихры.

– Постричь тебя надо. Совсем оброс.

Тим недовольно повел плечами. Угасающий свет падал длинными, косыми лучами; обращенное к ручью и лесу крыльцо и вовсе было уже в тени. Но свет еще золотился на крышах бани и сарая и в кронах высоких деревьев вдалеке.

Мама улыбнулась.

– Расскажи о своих новых друзьях.

– Друзья как друзья, – сказал Тим.

Теперь мама легко рассмеялась в голос.

– А девочки как тебе?

– Обычные девчонки! – насупился Тим.

– Ладно-ладно! – сдалась мама. – Не заводись! Друзья – это хорошо. Скучно не будет.

Неожиданно Тим подумал, что у самой мамы в деревне нет никого из друзей, с кем можно было бы проводить время. Ожидалось, конечно, что приедут еще родственники – мамины старшие сестры и братья с детьми, и тогда в доме станет по-настоящему весело, но когда еще это будет. Где-нибудь ближе к маминому дню рождения, а он еще не скоро. Неужели маме тоже одиноко? Захотелось утешить ее, сказать, чтобы она не грустила, ведь у нее есть Тим, а еще бабушка и дедушка – разве с ними можно заскучать?

– А ты калитку открыл? – спросила мама.

Тим не помнил, хотя это была его обязанность: каждый вечер открывать калитку для Зорьки – их единственной тихой и задумчивой рыжей коровы.

Во дворе у них, ограниченном с одной стороны высоким забором пилорамы, было три калитки: одна вела в огород, другая в сторону Ближней плотины, а третья как раз-таки выводила на широкое поле и на «грейдер» вдалеке – ее и надо было открыть. Правда там, под окнами дома, был еще небольшой палисадник со своей калиткой, получается, четвертой.

Тим вскочил с крыльца, быстро обежал дом и распахнул калитку. Задержался, забравшись ногами на жердину забора, и вскоре увидел, как на далекой насыпи совершенно пустого в этот час «грейдера» появляется корова, а после осторожно спускается по довольно крутому склону.

– Зорька идет! – крикнул Тим.

За «грейдером» было большое-большое поле, а за ним еще один лес, и там, где из леса, ветвясь рукавами среди редких сосен, выходила широкая дорога, вечерами собиралось много жителей – встречать стадо, которое пастух гнал с дальних пастбищ. Но Зорька всегда приходила домой сама.

А вот чего Тим не знал, так это того, что калитка с этой стороны вообще редко когда закрывалась, а это дедушка специально придумал ему такую работу.

Дедушка прошел Великую Отечественную, командовал артиллерийским расчетом, был ранен и контужен. К каждому юбилею, к каждой памятной дате на его и без того тяжелом кителе прибавлялась новая медаль. Тим очень любил их разглядывать, когда дедушка, как бы неохотно, позволял ему достать из шифоньера свой парадный китель.

Тим еще помнил, как в прошлый раз они часто гуляли с дедушкой по окрестностям, помнил, как дедушка выкапывал из земли какой-то корень, чистил его ножом и угощал Тима – корень был очень сладким и вкусным; показывал другие съедобные травы – щавель и «заячью капусту», растущую на камнях, как мох. А бывало, что вечерами они, как бы украдкой, ходили на плотину, где дедушка иногда прятал в воде мордушки, в которые попадались маленькие карасики и гольяны. Что на Ближней, что на Дальней плотине особо ничего больше и не водилось.

А еще Тим любил смотреть, как дедушка бреется. Это было целое действие. Он степенно раскладывал на столе всякие чашечки-тарелочки, разводил мыльный раствор, взбивая его до густой пены, ставил зеркало, брал помазок, а потом опасную, очень острую бритву, к которой Тиму нельзя было даже прикасаться. Зато дедушка всегда намыливал и ему щеки и подбородок, а потом делал вид, что сбривает закрытой бритвой. Так и брились вдвоем.

В этом году дедушка сильно болел и уже мало двигался. По большому счету Тим оказался предоставлен сам себе. Для бабушки ведь как? Главное, чтобы внук был накормлен, чист и опрятен. Кормили Тима от души, а вот с чистотой часто бывали проблемы. Даже сейчас колени Тима были черны от земли – когда только успел испачкаться? Вроде бы, недавно перед ужином умывался, в том числе и ноги в большом оцинкованном тазу. Баню топили не каждый день, но умываться все равно приходилось регулярно – прямо на улице, – с этим было строго.

Вечерняя тишина всегда была какой-то особенной. Казалось бы, и днем-то не бывало шумно – не то, что в городе, – даже когда работала пилорама, а работала она редко, но все равно тишина на закате была совсем не такой и воспринималась иначе. Словно само пространство раздвигалось, и звукам становилось просторней и легче разноситься по воздуху.

Вот Зорька, с усталым топотом, покорно зашла в свое стойло. Следом прошла мама, негромко позвякивая ведром. Тим приготовил свою любимую алюминиевую кружку – армейскую, как сказал дедушка. Когда мама выйдет из сарая с ведром молока, Тим зачерпнет полкружки и с важным видом выпьет – прямо как есть, душистым и теплым. Мама почему-то воротила нос, а Тиму парное молоко нравилось. И это была еще одна его ответственная работа. Иногда случалось, что молоко отдает сильной горечью, – это значило, что корова умудрилась перехватить где-то полыни. Надо бы взяться и повыдергать всю полынь вдоль забора. Так Тим уже поступил с высоченной, выше головы, крапивой за сараем – сначала протоптал в не по размеру больших сапогах себе тропинку вниз до самого ручья, а после расширил её большим кругом в одном месте посреди зарослей. Но сколько-то крапивы оставил – получилось что-то вроде секретного штаба, защищенного со всех сторон естественной и очень жгучей преградой. В процессе Тиму неоднократно довелось испытать ее неприступность на себе.

За сараем двор кончался сам собой в этой самой крапиве. Никакого забора с этой стороны не было. Земля здесь, полого спускаясь к ручью, становилась все влажнее и жирнее. У самого ручья после дождей бывало даже скользко, и можно было с чавканьем погрузиться в черную грязь по самую щиколотку. А так-то ручей можно было перепрыгнуть, к тому же он не отличался глубиной. Наиболее широким он был только в одном месте – под мостом, там, где вытекал из Ближней плотины. На мосту можно было рыбачить с удочкой, сделанной из длинной ветки. Иногда ловились все те же гольяны.

8.

Сегодня баня не топилась, и Тим, прежде чем окончательно зайти в дом, был вынужден еще раз помыть ноги. На улице все еще было хорошо и прохладно, вот только темно. Редкие уличные фонари были в самой деревне, да и то возле клуба, а здесь, на окраине, темнота была почти абсолютной. Она была почти живой. И, хотя Тим не особенно боялся темноты, делать во дворе было уже совершенно нечего.

Все ложились спать. Дедушка уже давно лежал в постели, и было непонятно, спит он или нет. Бабушка в углу шептала молитву. Тим тихонечко прошел мимо них в другую комнату, где спал он и мама. В этой комнате было несколько коек, застеленных мягкой периной. Койки располагались вдоль стен, а посередине на окрашенном дощатом полу стоял круглый стол. Когда приедут еще родственники, все койки окажутся заняты, а если места все равно не будет хватать, дети отправятся спать на печку или на пол. На печке было здорово; можно задернуться занавеской и взять с собой сухарей, словно в укромную берлогу. Тим бы и сейчас там спал, но мама не разрешила, сказав, что это глупости – есть же нормальная постель. Оставалось только надеяться, что родственников – маминых старших сестер и братьев со своими детьми – приедет достаточно.

Был в доме еще один человек – дедушкина мама, прабабушка Тима. Она всегда лежала в своем отгороженном закутке как раз за печкой, и совсем уж редко, даже реже, чем дедушка этим летом, покидала свое логово. Ухаживала за ней в основном бабушка, и, бывало, на нее привычно, но беззлобно покрикивала. Прабабушка плохо слышала или уже плохо понимала. Ей было больше ста лет, она, как и этот старый дом, была всегда, как часть самой природы. Откровенно говоря, Тим ее побаивался и старался лишний раз даже не приближаться. Выдержать ее сухой поцелуй в лоб и в щеку при встрече, когда он приехал, было то еще испытание. Пропасть времени между ними была велика, невероятна и непреодолима.

Если неожиданно по какой-то причине проснуться ночью, почти наверняка можно было услышать, как прабабушка довольно громко что-то шепчет в своем закутке. Что именно она шептала, всегда оставалось загадкой, потому что слов нельзя было разобрать, но это было страшновато. Может быть, поэтому Тим не сильно возражал против того, чтобы спать в постели, а не на печке. Там прабабушка оказывалась чересчур близко – практически под ним. Но если в компании, то на печке было весело. В любом случае, к бесконечному монотонному шепоту можно было привыкнуть, а уж сон Тима всегда был крепким. Раньше мама постоянно читала ему сказку на ночь или пела колыбельную – Тим особенно любил про разноцветные дожди, где в одном месте можно было вступить в диалог, становясь участником и героем песни, – но теперь он был уже взрослый. Давно уже Тим спокойно засыпал без всяких сказок и колыбельных. Иногда – слишком быстро, даже не успевая додумать какую-нибудь интересную мысль. Вот и сейчас Тим собирался заново прокрутить в голове события насыщенного дня, помечтать о дне завтрашнем или о своей таинственной сказочной стране, но почти сразу провалился в сон и уже не услышал, как бабушка зашла пожелать спокойной ночи, а потом они с мамой еще немного поговорили.

Потом уснули все, а прабабушка проснулась и начала шептать.

9.

Бабушку, как и дедушку, Тим, конечно, очень любил. А бабушка любила посмеяться, еще любила нюхать табак, от которого громко чихала, и знала много историй.

– Раньше-то люди у нас глупые были, – например, рассказывала она со смехом. – Помню, заходит к нам один. А мы сидим, горчицу на краюху намазываем. «А что у вас?» Да вот, говорим, медок едим. А мне, говорит, можно? «Да угощайся, разве жалко?» И уж так он хватанул от жадности – насилу откачали. Горчица-то ядреная была.

– Неужели не замечал? – не верила, например, мама.

– Глупые были люди, – повторяла бабушка, словно присказку.

Все смеялись, хотя слышали обо всем этом далеко не первый раз.

Или рассказывала, как еще молодой ходила с подружками на танцы. А время было голодное, и, чтобы не слишком урчало в животе, наелись редьки, а всем говорили, что ели блины, специально измазав уголки губ маслом. Но выдала отрыжка.

В эту историю Тиму поверить было труднее всего, особенно про молодую бабушку.

Бабушка просыпалась раньше всех. Едва начинало светать, а она уже была на ногах. И трудилась вовсю. К тому времени, когда на своей смятой и сбитой за ночь перине просыпался Тим, разбуженный ласковыми лучами солнца, завтрак уже стоял на столе.

Тим наскоро делал свои утренние дела, а потом садился за стол. В основном они завтракали с мамой. Бабушка тоже подсаживалась, но она только прихлебывала чай из большой чашки. Иногда брала конфету из капроновой миски, больше похожей на маленький тазик. Прабабушка за общим столом никогда не ела. Как и дедушка этим летом. Кажется, он вообще ничего не ел, а только пил изредка бульон, который ему ставили на табуретку возле постели. Мама, глядя на отца, всегда хмурилась, и в глазах ее появлялось непонятное выражение, но Тим относился ко всему просто и не слишком печалился о таких вещах. Он был уверен, что дедушка обязательно поправится.

Сегодня с утра Тим был как на иголках. Зайдут ли за ним Гена, Лена и Катя? И когда они зайдут?

Тим, чуть ли не давясь, запихнул в себя завтрак, словно очень спешил и куда-то опаздывал. Как будто друзья могли прийти с минуты на минуту.

– Я на улицу! – воскликнул он наконец.

– Куда же еще? – хмыкнула мама.

Тим побежал во двор.

10.

Утро было превосходным – солнечным, но не жарким; ясным и благоухающим всеми красками лета.

Но очень долгим. Тим это понял уже совсем скоро. По понятной причине он не отлучался со двора, но здесь никак не мог найти себе нескучное и интересное занятие – просто слонялся туда-сюда, переживая и беспокоясь, но скрывая от себя этот факт.

К счастью, вскоре на улицу вышла мама с ворохом белья. Затевалась стирка.

– Где ты там? – сказала мама, расставляя ванну, тазы и ведра. – Давай-ка за водой.

Тим даже обрадовался.

– Я водовоз! – воскликнул он.

Поскольку их дом стоял на отшибе, вода была привозная, как и газ в баллонах. «Водовозка» приезжала раз в неделю со стороны «грейдера», из забора вынимались жерди, и машина с цистерной заезжала прямо во двор. А потом улыбчивый молодой водитель, хорошо знавший бабушку, наполнял все емкости – бочки, включая бочку в бане, фляги, тазики и ведра, и еще большой каменный круглый бассейн за баней. Тим, наблюдая, как холодная чистая вода льется из широкого ребристого рукава, всегда слега удивлялся. Цистерна на «Газике» не выглядела такой уж большой, а воды, тем не менее, хватало.