Злое дело
– Осокин, спишь?! – заместитель начальника райотдела майор Стешин ударил ладонью по столу.
Удар у майора получился внезапным и звучным. Коля Осокин вздрогнул. Осокин конечно же не спал, а лишь задумался, глядя в окно на облако здорово похожее на придавленную слоном черепаху Тортиллу и на его безотрадную жизнь. И тут явился Стешин. Не было печали, так вот на тебе – получи боксёр нежданный апперкот в открытую челюсть.
– Чего по краже тёса со стройки дома быта? – поинтересовался майор.
– Разобрался, товарищ майор, плотники его тиснули, – лейтенант Осокин стал торопливо искать на столе нужную бумагу. Бумага, как всегда и бывает в таких случаях, никак не желала находиться. Под руку попадалось всё что-то не то…
– Ладно, – Стешин махнул рукой, – потом доложишь, а сейчас гони в Хлебалово.
– Как в Хлебалово? – вытаращил глаза Коля. – Это же даль несусветная! Когда ж я обернуться успею?
– Надо будет, там заночуешь, – отрезал майор, сверкнув дорогой фиксой. – Бери мотоцикл и гони. Только без коляски. Там дорога – не фонтан. К тому же ливень обещали. У них почтальоншу ограбили. Велосипед, вроде как, сперли и сумку… Велосипед какой-то маленький, а сумка серая. На месте уточнишь…
– Из-за велосипеда ехать в такую даль? – попробовал возразить Коля. – Так, участковый там…
– Нет там участкового, в отпуске он, – ещё раз хлопнул ладонью по столу майор. – Ты, Осокин, всегда языком много лишнего треплешь, а толку от тебя – как от козла молока.
Последнее замечание показалось лейтенанту особенно обидным, но спорить с начальством – себе дороже. Лучше промолчать. Невзлюбил майор начинающего сыщика, а потому и гнобил его при каждом удобном случае. Вот и сейчас – гонит Стешин лейтенанта в лесную деревню, куда дорога такая противная, что её и «дорогой-то» назвать не у всякого язык повернётся. Но Коле до атаманского звания ещё далеко, а потому приходится терпеть. Хотя, сказать по чести, терпеть уже здорово надоело. Разве о такой жизни Коля думал, поступая в школу милиции? В мечтах он тогда, как инспектор Томин, раскрывал одно громкое дело за другим и только успевал подставлять грудь под ордена да медали. А вот в жизни всё оказалось по-другому: за тёс и велосипеды орденов не дают.
Когда Осокин, выезжая за город, довернул ручку газа до упора, за его спиной из-за горизонта выползла чёрная туча. Лихо промчать, подставляя широкую грудь ветру, получилось километров пятнадцать, потом лейтенант свернул на лесную дорогу, и сразу стало не до лихости. Дорога была скользкая и грязная. Скоро попадаться лужи. С виду они казались мелкими да безобидными, но, как говорится, не верь глазам своим, а больше думай о здоровье. Первый раз, угодив с разгону передним колесом в яму, Коля чуть было через руль не перелетел, еле уберёгся, чтоб не ударить лицом в грязь самым натуральным образом. После этакого приключения скорость пришлось ещё сбросить, но и это не спасло от неприятностей. Железный конь то и дело сваливался задним колесом в глубокую колею и вяз там в грязи. Пару раз лейтенант вместе с мотоциклом свалился на бок.
В деревню Хлебалово лейтенант Осокин приехал грязный, злой и с прожжённым голенищем казённого сапога. Когда-то Хлебалово было богатым селом на торговом тракте, а теперь здесь осталось с десяток изб. Нет здесь торговой дороги, в другом месте её провели, а потому и погибает деревня в зарослях кустов ольхи и черёмухи. Около одной из изб стояли люди.
– Наконец-то, – заспешил к милиционеру мужчина в клетчатой рубахе, черном пиджаке и в брюках такого же цвета, которые были заправлены в высокие резиновые сапоги. – Я председатель сельсовета – Васькин Иван Иванович. Мне Мятов позвонил, я сразу в милицию сообщил и сюда… Сельсовет-то у нас в Сосновке, семь километров отсюда, а участковый в отпуске… А тут такое…
– Где потерпевшая? – Осокин прислонил мотоцикл к поленнице и вместе с председателем пошёл к крыльцу. Люди перед ними расступились.
Когда лейтенант взялся за ручку двери, в небе загремело. Старушки, стоявшие тесным кругом возле крыльца, стали часто креститься. Осокин снисходительно усмехнулся и посмотрел на сияющий солнечный диск, к которому медленно подползала черная, будто прокопчённая туча. Лейтенант не верил ни в бога ни в чёрта, но иногда надеялся на светлое будущее и на торжество справедливости.
В избе сумрачно, а потому Осокин не сразу потерпевшую и заметил. Она лежала около окна лицом вниз, а на затылке её зияла преогромнейшая рана. Пропитанный кровью, но ещё наполовину зелёный платок, укрывал голову убитой. Всю, кроме страшной раны. Еле-еле сдержав приступ тошноты, Осокин вышел на крыльцо.
– Так мне сказали, что тут велосипед украли, – тихо сказал он, утирая бледное лицо рукой.
– Это всё Мятов, – развёл руками председатель сельсовета и кого-то позвал. – Федотыч, подь сюда! Где тебя черти носят?
Из толпы вышел невысокий жилистый старик в клетчатой кепке, в полинялом военном кителе, в новых светло-серых брюках и в яловых сапогах. Когда Федотыч подошёл к крыльцу, с неба вдарил ещё один раскат грома, а сильный порыв ветра сорвал ветку с берёзы и погнал её вдоль улицы наперегонки с обрывками бумаги да серой соломой. Старушки опять стали креститься, а стоявшие за их спинами два мужика негромко выругались.
– Вот он! – не замечая грома, указывал пальцем на старика Васькин. – Позвонил мне и сказал, что почтальоншу ограбили, что велосипед у неё отобрали. Я с его слов и докладывал!
– И ничего не так, – утёр ладонью взмокший лоб старик. – Я сказал, что зашёл с Веркой Сипеловой к Бедовой, к почтальонше за граблями, а её ограбили и по башке… Сумку почтовую унесли, она у неё всегда на серванте стояла… Вон, Верку спросите…
Одна из женщин утвердительно кивнула, всхлипнула и потёрла тыльной стороной ладони глаза.
– Про велосипед и речи не было, – продолжил Федотыч. – А то, что слышимость с нашего телефона, как из брюха беременной коровы, так это я уже не раз говорил. Я по связи двадцать с лишним лет отслужил…
Старик-связист хотел ещё что-то уточнить, но тут опять ударил гром, а порыв ветра швырнул на людей крупные капли дождя. Люди засуетились, и, вжав головы в плечи, стали расходиться. Чёрная туча закрыла полнеба и наползла на солнце. Начался дождь. Сперва просто закапало, а потом полило как из ведра. Стало темно, сверкнула молния и опять загремело. Раз, второй, третий…
– Мне надо срочно позвонить в отдел, – закричал Осокин. – Тут оперативная группа нужна! Чего я один сделаю?!
– Беги за мной! – крикнул Федотыч.
Он снял кепку и побежал. Лейтенант с председателем сельсовета поспешили следом.
Телефон у Федотыча не работал. Лейтенант долго крутил диск, но из трубки – ни звука.
– Поди, дерево на провода упало, – развёл руками пожилой связист. – Бывает у нас такое. Вон и света нет. Теперь монтёра надо из района ждать.
– Тогда я поеду, – Осокин шагнул к порогу.
– Куда ты, лейтенант? – остановил его председатель. – Посмотри, чего на улице творится. Теперь пару дней отсюда не выбраться. Все дороги затопило…
– Это из-за плотины городской всё, – вздохнул Федотыч, глядя на оконное стекло, буквально дрожащее от частых ударов дождевых капель. – Как построили её, так у нас всё заболотилось…
– А вот плакаться нечего, – Васькин строго глянул на старика. – Не раз вам предлагали переехать на центральную усадьбу. Не согласились, так теперь терпите.
– Я мне-то чего делать? – лейтенант посмотрел на Васькина.
– Убийцу искать, – сдвинул брови председатель. – Ты же милиционер. А я тебе помогать буду. Нельзя это дело просто так оставлять.
За окном сверкало и грохотало, дождь лил, словно во время потопа вселенского, а в избе сухо и тепло от топившейся русской печки. Председатель присел к столу, Федотыч стал разжигать угли в самоваре, а Осокин никак не находил себе места. Он – то подходил к окну, то хватал с комода истрёпанный журнал без обложки, то швырял этот журнал на стол, то садился на табурет и начинал чистить форменные брюки, потом опять шагал к окну.
– У меня сын тоже марки начал собирать, но хватило на неделю, – Васькин неторопливо листал журнал. – Да… И каких только открыток раньше не печатали. Вон, даже нарисовали – как Гитлер в тулупе из-под Москвы удирает. Смотри – как ловко изобразили. Да… А неужто значки и до революции выпускали?
Осокин взял с комода книгу, но успел только рассмотреть обложку.
«Что это на монетный двор такой?» – подумал лейтенант». Тут внезапно распахнулась дверь, и в избу вбежала старуха. Она промокла насквозь, седые мокрые волосы высовывались из-за сбившегося на затылок платка.
– Ты чего, Петровна? – вытаращил глаза на нежданую гостью Федотыч.
– Нюшу Барчукову убили! – выпалила старуха, схватилась за грудь и плюхнулась на диван.
– Как «убили»? – вскочил с табуретки Васькин.
– Не знаю, – тяжело дыша, отвечала Петровна. – С утра её сегодня не видела. Мне племянник трактор обрезков с лесопилки привёз, так я почесть весь день их убирала. Еле-еле до дождя успела. Устала сильно, хотела чайку попить, хвать – заварка кончилась. Побежала к Нюше одолжить, а она… Холодная уже лежит… Господи, за что же так её? Пойдёмте!
Старушка быстро поднялась – и к двери! Осокин с Васькиным за ней!
Труп лежал тоже головой к окну. И рана на затылке такая же, как у Бедовой: с верхней трети шеи и почти до макушки. Кровь возле раны почернела, на полу около белой шеи убитой небольшая круглая лужица такого же цвета. Край лужи слегка размазан. Заголосила соседка.
– Горе-то какое, горе! Дочка от неё только третьего дня уехала. Почесть неделю вместе с зятем гостила. Обещала осенью к себе её забрать. А тут такое… Нечистая сила на деревню нашу напала.