Укромное Местечко

Размер шрифта:   13
Укромное Местечко

Укромное местечко

– Олесь, подай мне электронку, пожалуйста, – попросил Олег, указывая на бардачок. Миловидная

рыжеволосая девушка на переднем сиденье отвлеклась от телефона и вопросительно посмотрела на

него.

– Что? – переспросила она.

– Курилку подай, она в бардачке лежит, – повторил Олег.

– Не можешь и пяти минут выдержать! – засмеялся парень на заднем сиденье, нежно поглаживая

волосы своей кудрявой миниатюрной спутницы. Та мурлыкала от удовольствия, совершенно не

обращая внимания на происходящее вокруг. Олеся открыла бардачок, нащупала фиолетовую

электронку, поднесла к губам и затянулась, выпуская в салон густой пар с ароматом лесных ягод.

– Аккуратнее нельзя было выдохнуть? Обзор закрылся весь, – с легкой раздраженностью заметил

Олег.

– Ну что ты за душнила, отдыхать едем, а ты всё ноешь, расслабься! – сказал парень сзади. Пальцы

его скользнули по шее девушки, нежно опускаясь к ключице.

– Ну что ты делаешь? – смущенно произнесла она, слегка отстраняясь, – подожди хотя бы, пока

приедем.

– Вообще-то вы здесь не одни, – строго заметил Олег, бросая взгляд на пассажиров через зеркало

заднего вида. Олеся оглянулась на парочку сзади и добавила:

– Паш, ну ладно тебе, доедем и там делайте, что хотите.

– Сколько до твоей деревни ехать, Ол? – спросил Паша, убирая руку от девушки.

Олег взглянул на друга в зеркало и, встретив его самодовольный взгляд, ответил:

– Пятнадцать километров. Через Любанский мост.

– Что? Я же слышал, его закрыли ещё в 2003, – усомнился Паша, мельком взглянув на свою

спутницу, которая тем временем листала ленту в социальной сети, быстро водя пальцем по экрану.

– Ну так новый построили давно уже. Не переживай, доедем, – улыбнулась Олеся, обернувшись к

Паше.

– Олесь, так ты дашь мне электронку сегодня или нет? – недовольно спросил Олег, бросив взгляд в

её сторону. Та протянула ему устройство, не глядя.

В салоне на минуту воцарилась тишина, нарушаемая только звуками езды. Машина слегка

подпрыгивала на неровностях и лежачих полицейских, плавно приближаясь к деревне. За окном

раскинулся бархатный сентябрь – солнце мягко освещало зелень, местами уже тронутую желтизной.

– Наташ, ты ведь на третьем курсе? – нарушил молчание Олег. Девушка оторвалась от телефона и

ответила:

– Да, у нас сейчас такое началось, что не передать… ещё и религиоведение ввели, – она вздохнула и

задумчиво посмотрела в окно. Длинные тени от высоких деревьев временами погружали салон в

полумрак. Паша придвинулся к окну и посмотрел на стройные тополя, стоявшие по обе стороны

дороги, их стволы тянулись ввысь, к синему бесконечному небу.

Машина продолжала движение. Каждый из пассажиров погрузился в свои мысли, а за окном мелькал

пейзаж, напоминающий о скором приближении к тихому, укромному месту.

– Ой, какие они огромные! – воскликнул Паша, широко раскрыв глаза. – Я таких в жизни не видел!

Это же дубы? Их тут просто невероятное количество!

– Это тополя, – спокойно ответил Олег, не отрывая взгляда от дороги. – Скоро будем выезжать на

мост.

Паша ухмыльнулся, снова обнял Наташу за шею, отчего та, листая ленту в Instagram, слегка

сморщилась, выражая легкое недовольство. Олег снова бросил взгляд в зеркало заднего вида, словно

пытаясь уловить настроение в машине.

– Кстати, а ты знаешь, почему мост закрыли? – Паша улыбнулся, его голос звучал загадочно.

– Потому что долгое время он был в аварийном состоянии, – ответил Олег, не меняя интонации. —

Странно, что его не закрыли раньше.

На горизонте показался первый фонарный столб моста. Тополя с их мощной кроной постепенно

уступали место открытому пространству. Впереди, за поворотом, начиналось зеленое покрывало из

травы, раскинувшееся на сотни метров.

– А вот и нет, не поэтому, – Паша улыбнулся во весь рот, его белые зубы блеснули на солнце. – Там

местные пропадали.

– Что за бред? – возмутилась Олеся, повернувшись к нему. – У нас никогда люди не пропадали. Это

ты только что придумал?

– Ну, сейчас, может, и не пропадают, а в конце девяностых – начале нулевых исчезали целыми

группами, – Паша кивнул, его голос звучал уверенно. – Мой отец работал в полиции, оттуда и

информация.

– В интернете всякой ерунды начитаешься, а потом рассказываешь, – подытожил Олег, слегка

раздраженно.

– Ну, ваше дело, – Паша пожал плечами, его улыбка не исчезла. – Можете не верить.

Красный Kia Rio плавно въехал на мост, пересекая широкую реку с быстрым течением. Асфальт был

новым, и машина двигалась почти бесшумно. На середине моста Олеся и Наташа одновременно

достали телефоны и начали снимать открывающийся вид. Справа река уходила за горизонт, её берега

были покрыты высокими кустами, а в небо поднимались стайки птиц.

– Какая красота! Просто прелесть! – воскликнули девушки в один голос. Птицы, взлетев над водой, плавно перелетели с одного берега на другой, скрываясь в густых ветвях кустарника.

– Ой, началось! – с иронией воскликнул Паша. – Снова эти бесконечные сторис для непонятно кого!

Олег молча смотрел вперед. Впереди, через несколько десятков метров, заканчивался мост, и

начиналась грунтовая дорога. Он сжал зубы, мысленно проклиная дорожные службы.

– Только у нас так бывает, – сказал он, его голос звучал с легкой горечью. – Сначала всё идеально, а

потом – полный кошмар.

– О чём это ты сейчас? – Олеся оторвалась от телефона, её голос звучал с любопытством.

– Смотри, там утки на юг летят, – с восторгом воскликнула Наташа. – Наверное, это последние, ведь

уже сентябрь!

– Ну и к чему ты это сказал? – Олеся положила телефон на колени, и он тут же провалился между её

тонких ног, одетых в светлые джинсы.

– Дорога ужасная, – с недовольством сказал Олег. – На мосту всё идеально, а впереди – эта

проклятая грунтовка.

Он повернулся к девушке, но его взгляд зацепился не за неё, а за медленно пролетающий клин из

восьми уток. Птицы, выстроившись в идеальную линию, исчезли вдали, оставив после себя лишь

тишину и легкий шелест ветра.

Машина медленно съехала с моста, и перед ними открылась грунтовая дорога, уходящая вдаль куда-то в сторону деревни. Солнце, уже клонившееся к закату, окрашивало небо в теплые оттенки

оранжевого и розового.

– Ну что, поехали? – спросил Олег, его голос звучал с легкой усталостью.

– Поехали, – кивнула Олеся, её голос был спокойным.

Машина медленно двинулась вперед, оставляя за собой облако пыли, а вокруг, в тишине вечера, звучали лишь шелест листьев и далекие крики птиц.

Олеся, услышав вопрос, слегка приподняла голову и устремила взгляд на грунтовую дорогу, которая, казалось, уходила в бесконечность.

– Да уж, – коротко произнесла она, слегка развернувшись к окну.

Олег мельком взглянул на ее лицо и уловил в нем тень горечи и обиды. Она молча взяла телефон, разблокировала его и начала листать ленту в социальной сети, переходя от одного аккаунта к

другому. Он не стал комментировать, лишь молча повернулся к дороге, продолжая следить за

движением.

Машина с громким треском выехала на гравийку. Мелкие камешки забарабанили по днищу, а в

салоне разлился запах пыли, смешанной с ароматом сухой травы. Наташа закашлялась, а Паша, смеясь, начал похлопывать ее по спине.

– Да ладно, не умирай, – шутил он. – Сейчас проедем, и все будет хорошо.

Наташа, откашлявшись, резко сбросила его руку.

– Отстань! Ему еще и смешно! – возмущенно воскликнула она, бросив взгляд на Олесю, ожидая

поддержки. Но та, погруженная в телефон, не отреагировала.

По обе стороны дороги тянулись высокие заросли травы, среди которых кое-где виднелись молодые

сосны. Пыль, поднимаемая колесами, окрашивала воздух в теплый, медовый оттенок.

– Сколько еще ехать? – спросила Наташа, с нетерпением глядя вперед.

– Недалеко, – ответил Олег. – Километра три. Там будет заброшенная деревня рыбаков, за ней лес, а потом поворот к Колодищу.

– Заброшенная деревня… – протянул Паша, пытаясь напугать остальных. – А знаете, почему она

заброшена?

– Потому что ты дебил? – с сарказмом бросил Олег.

Паша фыркнул, но продолжил:

– Она заброшена, потому что все местные исчезли. И никто до сих пор не знает, куда.

– Паш, хватит страшилки рассказывать, – с раздражением сказала Олеся, обернувшись к нему.

В этот момент Наташа, уставившись в окно, вдруг воскликнула:

– О, там лиса! – Она указала пальцем на заросли, но машина уже проехала мимо.

– То утки, то лиса, – пробормотал Паша. – Когда же ты повзрослеешь?

Слева, в нескольких десятках метров от дороги, среди густой зелени, показались старые, почерневшие домики. Они стояли в ряд, словно призраки, окутанные тишиной и забвением. Один из

домов, третий по счету, выделялся своими тремя этажами и массивным чердаком, доски которого

местами обвалились, обнажая пустоту внутри.

– Что это за деревня? – спросила Наташа, прильнув к окну.

Олег, не отрывая взгляда от дороги, ответил:

– Это не деревня. Это рыбацкие домики. Они стоят почти на берегу реки.

Он сделал паузу, словно давая словам проникнуть в сознание.

– Когда-то здесь кипела жизнь. Рыбаки приходили сюда, чтобы уйти от суеты, чтобы почувствовать

связь с природой. Но время не щадит никого. Теперь это место – лишь тень прошлого, напоминание

о том, что все когда-то заканчивается.

Машина медленно двигалась вперед, оставляя за собой облако пыли. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шелестом травы и потрескиванием деревьев.

Лес, густой и непроходимый, начинался с трех огромных, толстых сосен, на которых был сооружен

нелепый шалаш. Доски его, пропитанные влагой, местами обвалились, а крыша, покрытая желтыми

иголками, была усыпана опавшими листьями. Рвы, оставшиеся от пересохших канав, уходили вгнутрь

леса, словно змеи, ищущие укрытия. Гравийная дорога сузилась, превратившись в узкую тропу, разрезанную пучками высокой травы. Машина двигалась, словно плыла по волнам, слегка

покачиваясь на неровностях.

Лес начинался прямо у обочины. Если бы кто-то открыл окно, то мог бы дотронуться до молодых

березок, их тонкие ветви, словно прутья, легко гнулись под легким прикосновением. Ели, стройные и

изящные, стояли, как часовые, охраняя покой этого места.

– Уже скоро приедем, совсем чуть-чуть осталось, – сказал Олег, его голос звучал спокойно, но в нем

чувствовалось легкое напряжение. Тонкие ветви упавших деревьев касались переднего бампера, издавая глухое, неприятное шуршание.

– Слушайте, а сколько вы пива взяли? – Павел сморщил брови и вопросительно посмотрел на Олега, а затем на Олесю. Та усмехнулась, поправила капюшон своей коричневой куртки и ответила:

– Два ящика, так что не переживай, тебе хватит.

Наташа глубоко вздохнула, и Павел слегка толкнул ее локтем в плечо:

– А тебя что-то не устраивает? – Он смотрел на нее, как на ребенка, который провинился, а она, стараясь избегать его взгляда, отвернулась к окну. За стеклом порхали белые батерефляй, их легкие

крылья трепетали над просторным полем. Глаза Наташи наполнились слезами, но она сдержала их, лишь шмыгнула носом. Она не поворачивала голову, чувствуя на себе тяжелый, давящий взгляд.

Олеся, тем временем, снова затянулась электронной сигаретой. Пар, вылетевший из приоткрытого

окна, растворился в воздухе, смешавшись с ароматом полевых трав.

Вскоре на горизонте появилась синяя табличка с надписью «Антоновка». Олег улыбнулся, увидев

знакомый указатель. Чуть дальше, за лесом, начиналась деревня, а сам лес уходил вправо, словно

приглашая путников в свои таинственные глубины. Деревня встречала гостей небольшой часовенкой.

На ее позолоченном кресте сидел крупный ворон, его черные, как смоль, глаза блестели, словно

черный жемчуг. Когда машина приблизилась, птица взлетела и скрылась в густых, шепчущих соснах.

– Какая большая птица, – удивилась Олеся, – кажется, это не просто ворон.

– А кто, птеродактиль? – засмеялся Павел, снова глядя на Наташу. Она, по-прежнему смотрела в

окно, ее лицо оставалось печальным, словно она видела что-то, что остальные не могли заметить.

Лес казался живым: каждое дерево, каждый кустарник, каждая травинка дышали своей собственной

жизнью. Воздух был напоен ароматом хвои и свежести, а тишина, нарушаемая лишь шелестом

листьев и редкими криками птиц, создавала атмосферу умиротворенности и загадки.

Автомобиль медленно двигался вглубь деревни, выезжая на асфальтовую дорогу центральной улицы.

Асфальт, если его можно было так назвать, выглядел удручающе: огромные ямы, заполненные

грязной коричневой водой, черные полосы, тянущиеся вдоль покрытия, и потрескавшиеся участки, похожие на искаженные молнии, запечатленные в дорожном покрытии. Казалось, будто сама дорога

была живым существом, страдающим от времени и непогоды.

Машина медленно продвигалась вперед, и ее появление не осталось незамеченным. На скамейках у

домов сидели старушки, одетые в пеструю, яркую одежду, словно сшитую из лоскутов разных эпох.

Их лица, бледные и изможденные, были обращены к дороге, а руки, словно по команде, застыли в

воздухе, прервав оживленный разговор.

Они смотрели на машину с такой синхронностью, что это могло показаться репетицией какого-то

странного ритуала. Их взгляды, острые и пронзительные, будто проникали сквозь стекла автомобиля, изучая каждого, кто находился внутри. Наташа, почувствовав на себе этот коллективный взгляд, невольно сжалась. Ей казалось, что старушки видят не просто машину, а что-то большее, скрытое от

глаз обычных людей.

Их лица, избороженные морщинами, напоминали маски, за которыми скрывались тайны, о которых

никто не осмеливался говорить. Глаза, глубоко посаженные и мутные, словно затуманенные

временем, смотрели с таким знанием, что по коже пробегали мурашки. Казалось, будто они видели

не только настоящее, но и прошлое, и даже будущее.

Одна из старушек, самая старая, с лицом, напоминающим высохший пергамент, медленно подняла

руку и указала на машину. Ее губы, тонкие и бледные, пошевелились, но слов не было слышно.

Однако ее жест был настолько выразительным, что казалось, будто она произнесла что-то важное, способное изменить ход событий.

Наташа, почувствовав странную охватывающую ее тревогу, отвернулась от окна. Она не хотела

больше смотреть на этих старушек, но их образы, словно тени, оставались в ее сознании. Она

чувствовала, что их взгляды, их молчаливое присутствие были чем-то большим, чем просто

случайным совпадением. Это было предупреждение – знак, который она не могла понять, но

ощущала всем своим существом.

Машина продолжала движение, оставляя старушек позади. Однако их взгляды, их молчаливое

предупреждение оставались с Наташей, как тень, не желающая отпускать. Она чувствовала, что что-то

изменилось, что-то важное, но что именно – понять не могла. Это непонимание, эта неразгаданная

загадка вызывали в ней странное чувство тревоги, которое не хотело уходить.

Она пристально смотрела вперёд, внутрь деревни, где за поворотом, скрывшим последние дома, светились огни предбессонного покоя. Что приняли они за небесами, только тем могла быть ночь

снова, сходящая на землю. Но и она, казалось, нарушала своим вечерами шаткое окно в мире этих

седых рассказов и судеб, вынашивающих мудрость, как не струганых перезревших колосьев —

горьких, но веских и сильных.

– Господи, – тихо произнесла Олеся, – они такие страшные… Буэ…

– Не удивлюсь, если это они и съели всех пропавших в нулевых, – с усмешкой сказал Паша.

– Хватит нести чушь, – резко оборвал его Олег, бросив взгляд на старушек через зеркало заднего

вида. – Это местные, милые и добрые люди. Они здесь всю жизнь живут. Агафья и её подруги.

– Имя-то какое странное, Агафья, – Паша с задором подбросил мобильник в воздух, он

перевернулся несколько раз и приземлился обратно в его ладонь.

– Слышь, не заводи меня! – он толкнул Наташу под локоть, но та резко развернулась, одарив его

сердитым взглядом.

– Чего ты ко мне пристаешь? – её голос звучал надломленно, с легкой хрипотцой.

– Мы на отдых выбрались, а ты ведешь себя, как неприкаянное говно! – повысил голос Паша.

Наташа снова отвернулась к окну, стараясь отстраниться от гнетущей реальности. Олег осуждающе

посмотрел на Пашу, но промолчал, сосредоточившись на дороге.

Машина свернула влево, на узкую дорожку, пролегающую между деревенскими домиками. На их

пути внезапно появился велосипедист в джинсовой куртке, выезжавший из заросшего участка. Олег

резко затормозил, и мужчина, едва не врезавшись в машину, опустил ногу на землю, громко

выругавшись. Олег махнул ему рукой, и велосипедист, узнав его, сменил гнев на милость, широко

улыбнувшись, обнажив почти беззубый рот.

– Это Федька. Хороший мужик, правда, любит выпить, – пояснил Олег своим друзьям.

Паша захихикал и, глядя вслед велосипедисту, демонстративно показал ему средний палец.

Солнце скрылось за серой тучей, медленно плывущей по небу. Машина остановилась у высокого

металлического забора с мелкой сеткой.

– Ну всё, мы на месте, – объявил Олег торжественным тоном.

Пассажиры машины посмотрели на дом, расположенный слева. Это был белый кирпичный дом с

облезлыми синими рамами и потрескавшимися окнами. На подоконниках стояли декоративные

кактусы разных размеров. Во дворе, среди выцветшей желтой травы, были разбросаны березовые

дрова. Позади, у самой стены, виднелся полуразрушенный дровяник.

Дом казался немного заброшенным, но в этом был свой уют. Он словно дышал историей, храня в

своих стенах множество воспоминаний, о которых никто уже не мог рассказать. Вокруг царила

тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и редкими криками птиц.

Олег выключил двигатель, и в салоне на мгновение воцарилась тишина. – Ну что, пошли? – спросил

Олег, его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалось легкое волнение.

– Пошли, – тихо ответила Олеся, открывая дверь машины.

Они вышли на улицу, и свежий воздух, наполненный ароматом трав и хвои, обнял их, словно

приветствуя.

– Ну, ты глянь, снова дрова крали! – воскликнул Олег, выходя из машины. Паша, выпрямив спину, закряхтел, разминая затекшие мышцы.

– Во, засиделся!

– Да кому они нужны? – с легкой иронией в голосе произнесла Олеся, плавно закрывая

пассажирскую дверь.

Наташа, устало выбравшись из машины, остановилась, чтобы осмотреться. Ее взгляд случайно упал на

невысокие кусты черной смородины, где что-то зашевелилось. Среди тонких ветвей мелькнуло что-то

черное, небольшое, с густой шерстью.

– А что это у тебя на участке в кустах шевелится? – с легким любопытством спросила она, подойдя к

ограде.

Неожиданно из-за куста выскочил крупный черный кот. Заметив Наташу, он на мгновение замер, а

затем, словно тень, бросился в сторону огорода, исчезая в густой зелени.

– Помню, в детстве мы взяли кота и отрубили ему голову топором, – громко и неожиданно

произнес Паша, подойдя к Наташе сзади. Он взял ее за плечи и аккуратно надавил. Затем поцеловал в

губы, делая это жадно и продолжительно.

– Помогайте нести шмотки, а не лобызайтесь там! – Олег уже выкладывал вещи из багажника, складывая их на траву. Первыми на свет появились два ящика пива. Парень подозвал Пашу к себе:

– Тебе это больше всего нужно, так что бери их и неси в дом. Калитка открыта.

– Еще удивляешься, что дрова крадут? Калитку хрен закрываешь, – фыркнул Паша, отпуская Наташу.

– И будто бы я один буду пиво пить!

Олеся стояла возле машины, задумчиво изучая участок своего парня, куда приехала впервые. Легкий

ветерок шевелил её густые рыжие волосы, а пар от электронной сигареты поднимался вверх и тут же

растворялся в воздухе.

Павел, неся в руках сразу два ящика, прошел мимо Олеси. Подойдя к железной калитке, он окликнул

её:

– Открой мне, пожалуйста.

Девушка, словно очнувшись от своих мыслей, быстро подбежала к калитке и легким движением руки

отперла её. Паша улыбнулся и, пройдя на участок, оставил ящики у крыльца.

– Все, мои полномочия на этом закончены, – он выдохнул и улегся на холодные ступеньки, растянувшись с видом человека, выполнившего свою миссию.

Олег тем временем доставал складные стульчики, вытаскивал из глубины багажника белые пакеты с

теплыми вещами на вечер и периодически поглядывал на Олесю, которая вновь замерла в

задумчивой позе с электронной сигаретой в руке. Вокруг царила тишина: туча нависла над участком, окрашивая всё в серые тона, а прохладный восточный ветер добавлял ощущение осенней свежести.

– Я смотрю, тебе тут нравится, – с легким сарказмом произнес Олег, доставая очередной пакет.

Олеся медленно повернулась к нему, выпустила очередную порцию пара и на несколько секунд

задумалась. Затем, наконец, сказала:

– Я ожидала немного другого. Ты же говорил, что твой отец занимается бизнесом. Так я думала…

– Что тут лакшери апартаментс? – перебил её парень, захлопывая багажник. – Наташ, пойдемте

пока в дом, я чаю сделаю.

Наталья медленно подошла к машине, взяла в руки пакеты с вещами и направилась к калитке, не

говоря ни слова. Олеся открыла ей, а затем, дождавшись, пока девушка зайдет, закрыла калитку

прямо перед носом у Олега.

Парень улыбнулся, подхватил оставшиеся вещи и направился к дому. Всё вокруг, несмотря на серость

и прохладу, казалось, дышало уютом и спокойствием.

– Ну что, заходите, – сказал Олег, открывая дверь. – Сейчас всё устроим.

Они вошли в дом, оставив за спиной тишину и покой, которые, казалось, окутали участок, как мягкое

одеяло.

А за забором, в густой тьме, где начинался лес, скрывалось нечто, что не должно было быть.

Одинокая красная машина, оставленная на дорожке, казалась последним свидетелем, который мог

бы рассказать о том, что происходило в этом месте. Но она молчала, как и все, что находилось за ней.

В густых, темных кустах, где свет не проникал, лежали двое. Их тела, лишенные волос, были покрыты

шрамами, словно их кожа была изрезана ножом. Женщина, с грубым, но странно ласковым голосом, прикасалась к своему возлюбленному, шепча слова, которые не могли быть понятны никому, кроме

них. "Orhsa rac ti lju nanamux" – звучало, как заклинание, как молитва, как что-то, что не должно

было быть произнесено вслух. Ее голос, грубый и твердый, был полон странной нежности, которая

заставляла кожу покрываться мурашками.

Мужчина, лежащий рядом, казалось, был в экстазе. Его лысая, изрезанная шрамами голова

откинулась назад, и он издавал звуки, которые не могли быть человеческими. Это было что-то

среднее между кваканьем лягушки и стоном, вырвавшимся из самых глубин ада. Звук, который мог

бы заставить любого, кто его услышал, бежать прочь, не оглядываясь.

Их тела, лишенные глаз, казались слепыми, но они видели что-то, что было скрыто от остальных. Их

прикосновения были полны страсти, но это была не та страсть, которую можно было бы понять. Это

было что-то древнее, что-то, что не должно было существовать в этом мире.

В доме, где царила атмосфера, настраивающая на откровенный разговор, Олег, уловив момент, когда

в комнате никого не было, присел за стол напротив Олеси. Однако девушка не спешила отрывать

взгляд от телефона, продолжая листать товары на «Озоне» и время от времени почесывая нос. Он

уже собирался заговорить, как в комнату ворвался Павел, крепко держа в руке бутылку пива.

– Пойдемте пить, а то остынет! – засмеялся он. – Олесь, ну что ты в телефоне застряла? Приехали

на природу, а ты в телефоне сидишь! – Олег, недовольно взглянул на друга. Тот, в свою очередь, улыбался, словно ничего не произошло, и, добродушно размахивая руками, звал всех с собой.

– Мы же все хотели посидеть на природе, – сказала Олеся, – Зачем дома тухнуть? – Она с

энтузиазмом посмотрела на Павла. Олег в этот момент почувствовал себя лишним в комнате, что

вызвало в нем вспышку ярости. Однако он не стал показывать свои эмоции, лишь сжал кулаки под

столом так, что ногти впились в ладони.

Павел громко рассмеялся:

– Так, а почему ты тогда здесь сидишь?

– Просто жду, пока кто-нибудь наконец примет хоть какое-то решение, – устало вздохнула она и

заблокировала экран телефона. – Но если кто-то уже решил, то можно и на улицу выйти! – с

наигранным энтузиазмом воскликнула Олеся.

Она и Павел вышли из комнаты, оставив Олега одного. Неплотно закрытая дверь слегка колыхалась

от легкого сквозняка, создавая ощущение, что в доме что-то изменилось.

Олег остался в одиночестве, чувствуя, как его раздражение нарастает. Он сидел за столом, глядя на

пустую комнату, и размышлял о том, как все могло бы быть иначе.

В этот момент, за окном, где-то вдалеке, раздался крик совы, словно природа напоминала о том, что

за пределами этого дома есть что-то большее, что-то, что не подчиняется человеческим эмоциям и

спорам.

Сумерки сгущались, окутывая все вокруг мягким, но неумолимым покрывалом. Ветер, лениво

колыхая верхушки высоких сосен, стоящих у обочины, словно играл с ними, не решаясь проникнуть в

густой, непроходимый лес. Там, среди переплетенных ветвей, царила тишина, нарушаемая лишь

редким шелестом листвы и треском сухих сучков. Над головой медленно плыли плотные, черно-синие тучи, скрывая последние лучи сентябрьского солнца.

Первым из дома вышел Павел. Открывая дверь коленом, он размахивал руками, как будто вел

боксерский «бой с тенью». За ним вышла Наташа, затем Олеся, а последним появился Олег, подперев

входную дверь округлым камнем, чтобы она не захлопнулась.

– Вот сука, ненавижу, когда так рано темнеет, – выругался Павел, сплюнув на землю.

Наташа подняла голову и вздохнула, глядя на огромные тучи, медленно плывущие по небу.

– Может, дождь пойдет, – произнесла она, и её голос звучал слегка гнусаво и печально.

– А точно ли хорошая идея пиво в лесу пить? Может, лучше в доме? Дождь ведь как хлынет! —

Олеся тоже подняла голову, глубоко вздохнув. – Хотя, воздух здесь просто волшебный!

– Посидим тут, во дворе. В лесу дождь всё испортит, – ответил Олег, вынося из дома складные

стульчики и расставляя их на газоне перед входом.

Он двигался неторопливо, словно пытаясь создать уют в этом мгновении. Друзья наблюдали за ним, ощущая, как сумерки сгущаются все сильнее, а воздух становится тяжелым и влажным от

приближающегося дождя.

Олег, улыбнувшись, скрылся в дверном проеме дома, оставив своих друзей на улице.

– Сейчас принесу чипсы, и можно начинать, – сказал он, исчезая в доме.

Павел, оставшись наедине с Натальей, которая в этот момент тихо разговаривала с подругой, подошел к ней.

– Пойдем, прогуляемся, – предложил он, слегка улыбаясь.

Наталья, услышав его, осторожно посмотрела на него, в ее взгляде читалась легкая настороженность.

– Куда? – спросила она, слегка сомневаясь.

– Просто прогуляемся по деревне, посмотрим, что тут интересного, – ответил Павел, небрежно

касаясь ее бедра, а затем, как бы случайно, проводя рукой в сторону.

Наталья, слегка улыбнувшись, кивнула и направилась к металлической калитке. Павел последовал за

ней, оставив своих друзей на улице.

Когда Наташа покинула участок, её ноги ступили на мягкий, темно-коричневый песок проселочной

дороги. Проселок огибал лес, который стоял неподвижной стеной, словно наблюдая за всем

происходящим. Деревья скрипели, листва шумела, словно шептала предостережения. Наташа на

мгновение замерла, вглядываясь в чащу. Ей показалось, что среди деревьев что-то движется – что-то, отдаленно напоминающее человека. Оно промелькнуло так быстро, что она не успела даже

понять, было ли это реальностью или игрой теней. Через секунду оно исчезло в гуще леса, оставив

после себя лишь холодный след страха. Наташа постаралась убедить себя, что это было лишь её

воображение.

Павел шёл за ней, необычно молчаливый. Слева от них стояли деревенские дома, но в них царила

пустота. Лишь несколько собак, услышав шаги, залились бешеным лаем, словно предупреждая о чем-то ужасном.

– А куда ты идешь? – с усмешкой спросил Павел. Его голос прозвучал слишком громко в этой

тишине, нарушая её хрупкое равновесие. – Я вроде позвал тебя погулять, а ты куда-то уходишь.

Он шагнул вперёд, опередив её, и крепко обнял. Но в его объятиях Наташа почувствовала не тепло, а

холодную, давящую тяжесть. Она съежилась, пытаясь отстраниться, но он не отпускал. Его дыхание

стало тяжелым, резким, а глаза загорелись странным, ненормальным блеском.

– Что, не хочешь? – прошипел он, и в его голосе прозвучала угроза. Он отстранился, но его лицо

исказилось от ярости. Глаза Павла стали звериными, горящими нездоровым огнем.

Наташа инстинктивно попятилась назад, но он был быстрее. Его рука с резким, хлестким ударом

обрушилась на её лицо. Голова загудела, словно внутри неё зазвучали тысячи сирен. Ноги

подкосились, и она рухнула на землю, в мягкий песок.

– Ты сука, мне будешь тут крючиться еще?! Выделываться вздумала?! – Его голос раскатился по

округе, как гром. Он схватил её за лицо, сжимая челюсть с такой силой, что ей казалось, будто кости

вот-вот треснут. – Открывай рот, тварь!

Она пыталась сопротивляться, но её сила таяла с каждой секундой. Его пальцы разжали её губы, и он, собрав слюну, плюнул ей в рот.

– Глотай! Глотай, сука! – кричал он, его голос звучал безумно, как будто он потерял связь с

реальностью.

Наташа плакала, слёзы смешивались с песком, который прилипал к её лицу. Она пыталась вытереть

лицо, но её руки были уже в песке, и он раздражал кожу, как тысячи мелких иголок.

– Ты ожидала чего-то другого?! – его крик разнесся по округе. Собаки лаяли в унисон, словно

отвечая на его безумие.

Наташа лежала на земле, чувствуя, как её тело дрожит от страха и боли. Она не могла понять, как всё

так быстро изменилось. Её мысли путались, а сердце билось так громко, что она едва слышала его

крики.

Павел стоял над ней, как тень, как воплощение её худших кошмаров. Его лицо было искажено

ненавистью, а глаза горели, словно огонь, который пожирал всё на своём пути.

В этот момент Наташа поняла, что она не просто боится. Она была в ловушке, в ловушке, из которой

не было выхода.

Тьма сгущалась, а лес продолжал наблюдать.

Для Наташи, сидевшей посреди проселочной дороги, разбитой и подавленной, время словно

остановилось. Каждое мгновение тянулось как вечность. Она дышала часто и прерывисто, из груди

вырывались тихие хрипы, а сердце бешено колотилось, будто пытаясь вырваться наружу. Осторожно, с трудом, она подняла голову и заметила, как из-за поворота на гравийную дорогу показался

велосипедист.

Он ехал медленно, покачиваясь из стороны в сторону, словно едва удерживая равновесие. Наташа, из-за плохого зрения и обилия слёз на глазах, не могла сразу разглядеть, кто это был – мужчина или

женщина. Но он приближался, и с каждым метром его силуэт становился всё более отчетливым.

Павел тем временем нервно шагал туда-сюда, размахивая руками и топая ногами. Песок из-под его

кроссовок разлетался во все стороны, попадая на Наташу, но она уже почти не обращала на это

внимания. Она сосредоточилась на велосипедисте, который медленно, но верно приближался.

Когда он оказался совсем близко, Наташа узнала в нем того самого мужичка, который встречался им

на въезде в деревню. Теперь она поняла, почему он так странно ехал: он был пьян в стельку. Его руки

едва держали руль, а зыбкий песок проселочной дороги делал путь ещё более трудным и

неустойчивым.

Павел, заметив его, резко остановился. Он пристально посмотрел на велосипедиста, затем

усмехнулся и начал указывать пальцем:

– Это Федька, конч проклятый! – крикнул он, смеясь. – Придурошный, что ты тут забыл?!

Наташа, глотая слёзы, смотрела на эту сцену, чувствуя, как внутри неё всё сжимается от страха и

отчаяния. Она не знала, что делать, как себя вести, и даже мысль о том, чтобы попросить помощи у

этого пьяного мужика, казалась ей безнадёжной.

Велосипедист, услышав крик Павла, остановился и, пошатываясь, слез с велосипеда. Его лицо было

красным, глаза мутными, а движения неуверенными.

– А ты чего тут орешь? – пробормотал он, с трудом выговаривая слова. – Свои дела не видишь, что

ли?

Павел рассмеялся ещё громче, но в его смехе звучала нотка злобы. Наташа, сидя на песке, чувствовала, что её силы на исходе. Она хотела, чтобы всё это закончилось, чтобы кто-то, хоть кто-то,

помог ей выбраться из этого кошмара. Мужчина на велосипеде оказался совсем рядом. Он поднял

голову, и его мутные, красные глаза, выглядывавшие из-под густых седых бровей, уставились на

Павла. Павел, с притворной бодростью, подскочил к нему и притопнул ногой. Федька, человек с

велосипеда, раскрыл глаза от удивления и испуга. Его руки дрожали, а ноги, казалось, стали ватными.

Он не удержал руль и с громким шумом свалился в пересохшую канаву, что тянулась слева от

проселки. Велосипед с грохотом рухнул на него, придавив ногу.

– Твою мать! Ты че, пацан, зачем?! – закричал он, его голос был хриплым, полным боли и злости.

Павел, не обращая внимания на его крики, повернулся к Наташе. Он плюнул на неё, медленно, со

зловещей демонстративностью. Затем, словно хищник, спрыгнул в канаву. Он схватил Федьку за

шиворот и с силой ударил его по лицу. Звук удара – резкий, звонкий, словно хлыст, разорвавший

тишину, – заставил Наташу вздрогнуть.

Павел выскочил из канавы, его дыхание было тяжёлым и неровным. Он наклонился к Наташе, и она

увидела его глаза. Зрачки были неестественно расширены, чёрные, как бездонные провалы. Его

взгляд метался из стороны в сторону, беспорядочный, дикий, словно он был на грани безумия.

Мышцы его лица дёргались, губы дрожали, словно его тело находилось в каком-то

неконтролируемом припадке.

Наташа инстинктивно отстранилась, но её движения были медленными, будто её тело отказывалось

слушаться. Рука Павла, тяжёлая и цепкая, как клешня, вцепилась в её кофту. Он крепко схватил её за

шиворот, и Наташа почувствовала, как ткань врезается ей в шею, почти перекрывая дыхание.

– Ты думала, что можешь просто уйти? – прошипел он, его голос был низким, хриплым, словно

вышел из глубины его существа. – Ты думала, что я позволю тебе так легко отделаться?

Наташа, задыхаясь, попыталась освободиться, но его хватка была железной. Её сердце бешено

колотилось, а голова кружилась от страха и нехватки воздуха.

Канава позади них была заполнена лишь ветром и стонами Федьки, а вокруг – только лес, который

молча наблюдал за этой сценой, словно равнодушный свидетель. – Тебе же нравится, – прошипел

Паша, его голос дрожал, но не от слабости, а от странного, болезненного возбуждения. – Я знаю, что

нравится. Небось все стринги уже мокрые.

Он облизнул свои синюшные губы, намеренно медленно, словно растягивая момент, чтобы Наташа

не смогла оторвать взгляда. Его язык, распухший и синюшный, будто принадлежащий не человеку, а

чему-то чужеродному, зловеще блеснул в сумеречном свете. Это зрелище вонзилось в сознание

Наташи, как нож, вселив в неё глубочайший, первобытный ужас.

Её тело охватила волна безудержного страха, парализующего, всепоглощающего. Даже предыдущие

события – его грубость, унижения, физическая боль – казались теперь мелочью по сравнению с

этим. Она почувствовала, как её разум начинает отключаться, словно пытаясь защититься от

реальности, которая стала слишком невыносимой. Ей хотелось провалиться под землю, исчезнуть, упорхнуть в небеса – лишь бы не видеть его лица, не ощущать его присутствия.

Но Паша не собирался отпускать её. Его глаза, неестественно расширенные, словно поглощающие

свет, были полны безумия. Мышцы его лица дёргались, губы искривились в гримасе, напоминающей

не то улыбку, не то оскал. Его дыхание стало тяжёлым, хриплым, как будто он не просто говорил, а

извергал из себя что-то тёмное, гнилое.

– Ты думала, что можешь просто уйти? – его голос звучал как скрежет по стеклу, проникая в самую

глубь её сознания. – Ты думала, что я позволю тебе просто уйти?

Его рука, тяжёлая и липкая, как будто чужая, схватила её за плечо. Наташа почувствовала, как её кожа

покрывается мурашками, а желудок сжимается от тошноты. Его пальцы впивались в её тело, оставляя

следы, которые, казалось, никогда не исчезнут.

– Ты моя, – прошептал он, наклоняясь так близко, что она почувствовала его дыхание – горячее, отвратительное, пахнущее алкоголем и чем-то ещё, смертельно опасным. – И я знаю, что тебе это

нравится.

Его рука двинулась вниз, и Наташа застыла, словно в ледяном плену. Она не могла пошевелиться, не

могла кричать. Единственное, что она чувствовала, – это страх, который заполнял её, как ядовитая

жидкость, медленно проникая в каждую клетку её тела.

Казалось, лес вокруг них замер, будто сам испугался происходящего. Даже ветер перестал шелестеть

листьями, и только тишина, тяжёлая и зловещая, обволакивала их.

Паша продолжал говорить, его слова звучали как заклинание, призванное сломить её, разрушить, превратить в пыль.

– Ты всегда хотела этого, – прошипел он, его голос стал ещё тише, но от этого только страшнее. —

Ты всегда мечтала, чтобы кто-то взял тебя, чтобы кто-то показал тебе, кто ты на самом деле.

Наташа закрыла глаза, пытаясь отгородиться от реальности. Но даже в темноте она ощущала его

присутствие, его дыхание, его руки. Она чувствовала, как её разум начинает плыть, как границы

реальности стираются, и она больше не может понять, где заканчивается он и начинается она.

– Ну что, ты молчишь? – он погладил ее пальцем по шее, его прикосновение было холодным, как

лед, и вызывало мурашки. – Я знаю, ты хочешь еще. И еще. И еще. – Последние слова он произнес

ядовито, медленно, с едким сарказмом, который проникал в самое сердце, как яд.

В это время в канаве, что тянулась вдоль дороги, корчился от боли местный пьяница. Федор, или, как

его звали, Федька, кряхтя, охая и ахая, поднялся, держась за лицо. Его губы шептали проклятия, которые, казалось, могли сжечь все вокруг. Он ругал не только свою судьбу, но и весь мир, который, как он считал, был к нему несправедлив.

Когда боль немного утихла, он отпустил свое лицо, которое теперь пылало от боли, и, с трудом

поднявшись, взял велосипед за руль. С трудом поставил его на два колеса, пытаясь удержать

равновесие.

Федька уже почти взобрался на облезлое, кожаное сиденье, как вдруг что-то заставило его повернуть

голову. Его взгляд упал на сцену, разворачивающуюся в нескольких метрах от него.

Он увидел, как Павел, тот самый, кто только что избил его, схватил девушку за волосы. Ее лицо было

искажено от боли и страха, а глаза полны слез.

В этот момент в Федьке что-то сработало. Остатки совести, которые, казалось, давно были

похоронены под слоем алкоголя, вдруг пробудились.

– Эй, ты! – закричал он, его голос был хриплым, но в нем чувствовалась решимость. – Отпусти ее!

Федька бросил велосипед, который с грохотом упал на землю, и побежал на помощь. Его ноги, казалось, не слушались, но он продолжал двигаться вперед, несмотря на боль и усталость.

– Стой, выродок! – хрипел Федька, его голос был полон ярости, но звучал слабо, словно его душили.

Он цеплялся за клочки травы, которые росли на склоне канавы, пытаясь подняться. Его пальцы

впивались в землю, но она словно ускользала из-под них, рассыпаясь комьями.

Павел, услышав крик, резко обернулся. Его лицо, искаженное злобой, стало ещё более пугающим. Он

бросил Наташу на землю, словно она была всего лишь ненужной тряпкой, и медленно, с нарочитой

уверенностью, зашагал к канаве.

Федька, все ещё лежащий на склоне, пытался подняться. Он упёрся руками в землю, но силы

оставляли его. Нога, которую придавил велосипед, отдавала тянущей, изматывающей болью. Он

чувствовал, как каждый мускул в его теле кричит о помощи, но он не мог остановиться.

Внезапно он ощутил, как его тащат наверх. Руки Павла впились в его одежду с такой силой, что ткань

порвалась. Федька почувствовал, как его тело, словно мешок с костями, поднимается на уровень глаз

Павла.

И тут он увидел его лицо.

Оно было отстраненным, свирепым, полным безумия. Глаза Павла были красными, как будто в них

лопнули капилляры, а зрачки расширились до невероятных размеров, превратившись в чёрные

бездны, которые, казалось, поглощали весь свет. Его дыхание было тяжёлым и хриплым, а губы, синюшные и потрескавшиеся, двигались, словно что-то шептали.

– Ты думал, что можешь меня остановить? – прошипел Павел, его голос был низким, хриплым, словно вышел из глубины его существа.

Федька, несмотря на боль и страх, попытался вырваться, но Павел был сильнее. Его руки, как тиски, сжимали старика, не давая ему ни малейшего шанса на спасение.

– Ты никто, – продолжил Павел, его голос стал ещё тише, но от этого только страшнее. – Ты просто

мусор, который я сейчас выброшу.

Федька почувствовал, как его тело поднимается ещё выше, а затем, с рывком, его бросили обратно в

канаву. Он упал с грохотом, чувствуя, как боль пронзает всё его тело.

Павел стоял на краю канавы, его фигура была очерчена на фоне темнеющего неба. Он смотрел на

Федьку, и в его взгляде не было ничего человеческого – только злоба, ненависть и безумие.

– Что ты вякаешь? – крикнул парень, его голос был резким, как удар хлыста, и полон злобы. —

Пришло время подыхать! – Его рот растянулся в широкой, зловещей улыбке, которая, казалось, была

Продолжить чтение