Говорит океан

Материки опрокинулись под воду, растаял Ледовитый океан, люди выжили лишь на островках далеко за полярным кругом и назвали себя гипербореями. Их жизнь тяжела и опасна: они окружены поясом подводных вулканов, в их острова бьют цунами, в воздухе мало кислорода, у них умирают дети… Но за двести лет выживания люди научились объединяться, держаться друг за друга, жертвовать собой ради других.
- Тише.
- С тобой говорит океан.
- Дышит,
- Сдувая твою палатку.
- Ближе.
- Надрывом пронзив туман, —
- Слышишь? —
- Над бездной поет косатка.
Когда Йохан выходил с Малого Рассветного, ничто, кроме метеопрогноза, не предвещало шторма, а когда добрался до Скалистого-два, на волнах уже появились барашки. Шторм – это не шквал, он не налетает внезапно, а набирает силу постепенно, последовательно. Он не мечется бессмысленно из стороны в сторону, не растрачивает себя понапрасну, не разменивается на мелочи – катит тяжелые медленные волны рядами, одна страшней другой. И не исчезает в одночасье – качает океан и когда ветер давно утих.
Потому Йохан торопился, подгонял Весту, толкавшую легкий узкий каяк, – при желании она могла разогнаться до тридцати узлов, но, понятно, ненадолго. Пятнадцать километров от Малого Рассветного до Скалистого-два Йохан прошел всего за сорок минут. Косатки разбираются в погоде лучше людей, и Веста без Йохана знала, что надо спешить.
Конец октября, шторма идут один за одним…
Этот каяк он сшил своими руками не только для себя, но и для нее, Весточки… И никогда не впрягал ее в кольца-хомуты, которые пережимали кожу, – она держала жестко закрепленную поперек хода «оглоблю» в зубах и не тащила, а именно толкала каяк вперед. В свои двадцать три года Йохан обучил не менее трех десятков тягловых косаток, а чтобы оставить Весту себе, подрядился развозить грузы по ближним метеоточкам – в основном почту и продукты. И каяк его, если требовалось, вмещал больше трехсот килограммов разом.
Солнце уже скрылось за унылой серой пеленой, лишь на севере, у самого горизонта, проглядывала ясная небесная бирюза. С моря на фоне мрачных туч гиперборейский флаг цвета пламени, поднятый над метеоточкой, казался теплым горящим огоньком – Йохан в который раз убеждался, что вовсе не для красоты цвет флага плавно переходит от темно-красного к алому, в оранжевый до светло-желтого: его отлично видно в любую погоду, на любом фоне, как днем, так и ночью. А еще он не промокает. И амулет, который носит на шее каждый гиперборей, – двояковыпуклая линза, – вовсе не суеверие и не просто символ огня: в солнечную погоду с его помощью в самом деле можно разжечь огонь…
Скалистый-два Йохан обошел с юга – теперь на западной стороне стояла лебедка с люлькой, поднимавшейся прямо к домику метеорологов, а еще год назад приходилось причаливать к пологому северному берегу и тащить груз на себе – метров сто вверх и с километр вперед.
Рядом с люлькой далеко вверху крепилась и новехонькая шлюпка – непотопляемая, с подвесным электромотором. Впрочем, свой каяк Йохан считал более практичным, быстрым и устойчивым против волны – настоящим океанским судном, – но его мнение мало кто разделял…
Шторм шел с юго-востока, от пояса вулканов, причалить к западной стороне острова пока не составило труда: волна поплескивала и клокотала между камней, но Йохан все равно поспешил поднять каяк из воды на камни, как только снял с него груз.
Он вызвал метеоточку по рации, через минуту завыла лебедка и люлька потихоньку поползла вниз.
– Что, даже чаю не попьешь? – спросил Игорь, один из двоих метеорологов.
– Какой чай? Глянь на море! Ветряк пора складывать, – фыркнул второй, Алекс, и повернулся к Йохану: – Я удивляюсь, как на твоей утлой лодчонке вообще можно ходить по открытому океану.
Ветряк в самом деле крутился быстро и шумно, но опускать его было рановато…
– Я не первый, – пожал плечами Йохан. – С таких лодчонок на китов охотились по всему побережью тысячи лет. И климат в те времена был совсем другой. Не беспокойтесь, Весточка быстро меня довезет.
– Ну хоть что-нибудь расскажи, о чем по радио не говорят, – попросил Игорь. – Сидим тут третий месяц, одичали совсем.
– Да ничего такого я больше не слышал… Только то, что в прошлый раз рассказывал. – Йохан задумался. – Катер затонул тут недалеко, отсюда в прямой видимости, наверное.
Игорь переменился в лице и спросил коротко:
– Людей спасли?
Йохан покачал головой.
– Никто не спасся. Три человека был экипаж, шли на Большой Рассветный с грузом. Они сигнал бедствия успели передать, сообщили, что груз в трюме сорвало и крен больше двадцати градусов. А потом – всё, замолчали. Помощь только через два часа пришла, от нас, с Малого Рассветного. Никого не нашли. ОБЖ расследование начал…
Игорь зажмурился и покачал головой, Алекс посмотрел в небо и скрипнул зубами.
– Всё, пора мне, – вздохнул Йохан. Не надо было про катер говорить – расстроил только людей. Наверное, не такие новости они хотели услышать.
Лебедка опустила люльку на десяток метров, когда до Йохана донеслись голоса метеорологов – они, очевидно, ссорились. И ссорились так, будто это было для них привычно, будто началась ссора задолго до появления Йохана – и с его уходом продолжилась. Слов было особо не разобрать, ветер свистел в ушах уже довольно ощутимо, но одну фразу Йохан расслышал – уж больно громко Игорь это выкрикнул:
– Я тебя никогда не прощу, слышишь? Никогда! И не надейся, что об этом никто не узнает!
Было неприятно. Будто Йохан нарочно их подслушал. И что они так ссорятся, тоже было неприятно. Понятно, во время долгой вахты людям тяжело приходится, не все умеют друг к другу притереться, и все же…
На этот раз он обходил остров с севера – и был немало удивлен, когда сначала заметил неподалеку пару белух, а потом обнаружил на пологом берегу троих детей лет двенадцати и их катамаран. Не было сомнений, катамаран с детьми сюда притащили белухи. И поскольку дети вытащили его на берег, в обратный путь они не собирались. Скоро ветер станет еще сильней, пойдет холодный дождь и детям хватит ума попроситься на ночлег к метеорологам…
Йохан покачал головой – вряд ли родители отпустили их покататься на белухах перед штормом и разрешили переночевать на крохотном каменном островке. В конце октября. Летом еще можно предпринимать такие вылазки, а сейчас слишком холодно и ветрено для приключений. Но, право, поворачивать к берегу, чтобы пожурить детей за шалости, пусть и опасные, было бы слишком. Йохан поколебался еще минуту, издали глядя на попытки ребят разжечь костер. А вдруг это не шалость? Вдруг у них случилось что-то непредвиденное? Но старший из мальчишек махнул рукой Йохану в ответ – и его жест не оставил сомнений: у ребят все в порядке. Пока не начался настоящий шторм и не пошел ледяной октябрьский дождь…
Дети скрылись из виду за каменной грядой, каяк огибал остров, поворачивая на юго-восток, к Малому Рассветному, когда Веста замедлила ход, будто прислушиваясь, выпустила из зубов «оглоблю» и ушла в глубину. Каяк продолжал лететь вперед, носом к волне, и Йохан вскоре ощутил под собой мощный ток воды – Веста прошла под ним, едва не задев плавником днище, выпрыгнула из воды метрах в двадцати впереди каяка, издав оглушительный крик, и боком плюхнулась обратно в воду. Когда четырехтонное тело орки вот так падает в воду, волна запросто может перевернуть и широкую многоместную шлюпку…
– Чего делаешь? – больше для острастки прикрикнул Йохан – он сразу понял, что́ произошло и о чем ему хочет сказать Веста.
А она, высунувшись из воды, свистела и чирикала очень громко и очень убедительно. Ей в ответ «запели» обе белухи, плескавшиеся у северного берега…
Йохан не знал, почему и как понимает язык косаток. То ли потому, что с раннего детства имел с ними дело, то ли потому, что было что-то общее между людьми и косатками, то ли и вовсе выдумывал, что ему все понятно…
Но на этот раз он не мог ошибиться: это идет Большая волна. И надо как можно скорей уйти подальше от острова – на глубине Большая волна не угрожает даже «утлому» каяку…
Веста всегда чуяла цунами немного раньше оповещения – и вскоре заговорила включенная на прием рация, передавая расчетное время прихода Большой волны. На Скалистом-два она ожидалась примерно через сорок пять минут. Сейчас метеорологи включат сирену, чтобы суда, оказавшиеся поблизости от острова, поскорей покинули это место.
Мысль о детях на северном берегу кольнула висок, и Йохан оглянулся. Конечно, ребята не вчера родились и знают, что делать перед приходом Большой волны, но кто же знает, что может случиться? Вдруг кто-то из них подвернет ногу? Лучше бы в такие минуты рядом с ними был кто-то из взрослых…
Сирена все не включалась… Йохан посчитал, что дети на берегу перед приходом цунами – достаточно веская причина выйти в эфир, и вызвал метеорологов.
Они не ответили. Ни на первый вызов, ни на второй. Сирена молчала. Вряд ли дети имели с собой рацию и вряд ли догадались, что означает крик косатки, даже если его услышали.
Веста поняла Йохана без слов – подхватила «оглоблю» и развернула каяк обратно к острову. Косатки гораздо умней собак или лошадей. Йохан считал, что они не глупей его самого, просто мало знают о людях и их жизни на суше. Веста же выросла рядом с людьми…
Теперь каяк шел по ветру и по ходу поднявшейся волны – это немного труднее, – а Веста разогнала его так, что волны часто и ритмично лупили по загнутому высоко вверх носу… И Йохан опасался, что любой удар может стать для каяка последним…
Косатке нельзя подходить к берегу слишком близко – если она «сядет на мель», Йохану не хватит силы сдвинуть ее с места, а близость Большой волны вообще не оставляет надежды. И на всякий случай он остановил Весту метрах в тридцати от берега, взялся за весло…
– Все, девочка, плыви отсюда. Дальше я сам.
Она почирикала в ответ грустно и беспокойно и не ушла, пока каяк не прошел полосу прибоя.
Сирена так и не включилась, и действовать надо было побыстрей.
Дети издали заметили Йохана, поглядывали в его сторону подозрительно, но не сдвинулись с места, продолжая бессмысленные попытки разжечь костер. А между тем их белухи не замолкали ни на секунду, кувыркались в сотне метров от берега, надеясь обратить на себя внимание… Тоже знали о приближении Большой волны.
Йохан, едва ступив на берег, замахал ребятам руками, показывая то на север, то наверх, но они его не поняли – правда, поднялись и направились ему навстречу. Тогда-то он и увидел, что одна из них – девочка.
– Быстро! Наверх, быстро! Идет Большая волна! – закричал Йохан. – Слышите? Наверх!
Они услышали. Поняли. Кинулись складывать вещи в рюкзаки, а Йохан решил, что каяк тут не оставит… Даром он что ли сделал его таким легким? Не больше тридцати килограммов. Не очень удобно, но можно нести на плече.
– Вы что, не видели, что ваши белухи беспокоятся? За вас беспокоятся – они-то уйти в океан успеют! – ворчал Йохан по дороге наверх. Здесь, под прикрытием острова, ветер почти не чувствовался.
– Но ведь сирены же не было! – уверенно ответил старший из ребят.
– Что вы вообще тут делали? Кто вам разрешил заплыть такую даль?
– По океану не плавают, а ходят, – ехидно заметил второй мальчишка, белокурый и кудрявый, будто херувим…
– Если по делу, то ходят, а ради баловства – плавают, – фыркнул Йохан.
– А катамаран теперь разобьется? – робко спросила девочка.
– Разумеется, – ответил он.
– За катамаран нас убьют… – Она шмыгнула носом.
– Правильно сделают, – кивнул Йохан.
– Меня, кстати, зовут Калев, Металлический завод, – сменил тему старший мальчишка. – А вас?
– Я Йохан, Рыбацкий Фиорд.
– А я Миша, Металлический завод.
– Я Юна… – девочка тяжело вздохнула.
– Металлический завод… – закончил за нее Йохан. – Так что вы тут делали? Не слышали, что шторм надвигается?
Он порядком запыхался, подъем становился все круче, а нести каяк на плече все же было неудобно…
– Слышали, – спокойно ответил Калев. – Мы хотели провести эксперимент: сколько дней можно продержаться на пустынном острове без еды и пресной воды.
Йохан едва не расхохотался:
– Могли бы спросить у меня: до вечера. Если бы удалось разжечь костер.
– Первые гипербореи, между прочим, жили на пустынных островах месяцами…
– У первых гипербореев не было выбора и теплой метеоточки за спиной, с ветряком, лекарствами и едой, которую я только что туда доставил. А еще… Некоторые, конечно, жили, но в основном они умирали.
– Если бы с нами не было Юны, – уверенно продолжал Калев, – мы бы выбрали полностью необитаемый остров.
– И вас бы смыло с него Большой волной. Про Большие волны вы вообще не думали?
– Мы собирались подняться наверх, но попозже. Сначала нам надо было добыть крупную рыбину, но перед этим разжечь костер, чтобы в случае чего обсушиться.
– Я смотрю, костер вы тоже разжечь не сумели, – хмыкнул Йохан.
– Так ведь не было же солнца! – включился в разговор Миша. – Если бы оно появилось хоть на минуту, мы бы уже давно сидели у костра! Зря мы что ли носим амулеты?
– Это на северной стороне острова вы ждали солнца? И чем вы собирались ловить рыбу?
– Я, между прочим, здорово умею бить рыбу острогой, – заметил Калев.
– Продуманный план, – хмыкнул Йохан. – Через два часа стемнеет. А ну как ни одна крупная рыбина не подплывет к берегу до заката? И это не считая начала шторма, когда охотиться с острогой бессмысленно.
– А ваша орка не съест наших белух? – вдруг спросила девочка. Юна, да.
– Мы приручаем только резидентных косаток, они питаются рыбой. На белух охотятся косатки транзитные, волки моря.
Юна уже раскрыла рот, чтобы спросить о чем-то еще, но внезапно остановилась, шагнула назад и, вытянув руку чуть в сторону, громко вскрикнула… Не завизжала, как это обычно случается с девчонками от страха, а именно вскрикнула, как от боли.
Йохан посмотрел правее, куда указывала ее рука, и сам приостановился… А потом и попятился.
На островах, по которым бьют Большие волны, всегда видно, до какого места достает вода: там нет мелких камней, ничего не растет и нет птичьих гнезд. А здесь пологий склон еще и резко сменялся отвесными скалами с отрицательным уклоном внизу. У подножья скал лежал окровавленный человек. Тело человека – потому что с расколотым о камни черепом люди не живут…
Это был Игорь, судя по телосложению, – метеорологи одевались примерно одинаково, но Игорь был шире и ниже Алекса. Что же у них произошло? Как такое могло случиться? За полчаса! Во всяком случае, стало понятно, почему не включилась сирена. И жив ли Алекс?
Когда небо затянуто тучами, по компасу трудно определить время. И сколько минут прошло с момента оповещения, Йохан точно сказать не мог. Потому сперва собирался вывести детей на безопасное место. Сначала нужно думать о живых, и только потом – о мертвых. Отрицательный уклон у скал – работа Больших волн, надо подняться существенно выше. Йохан знал прохожую тропу, ведущую наверх, – пока на метеоточке не поставили лебедку, поднимался он к метеорологам именно тут.
– Быстрее, – скомандовал он ребятам и пошел вперед.
– Вы что, даже не подойдете к нему? – возмущенно спросил Калев.
– Я спущусь к нему, когда вы окажетесь на безопасном месте. И без каяка.
– А если он еще жив? – тихо обронила Юна.
– Он мертв, это очевидно.
На узкой извилистой тропе между скал, которая круто поднималась вверх, с каяком пришлось туго, но мальчишки кинулись Йохану на помощь, когда он готов был бросить каяк, уповая на то, что волна его не достанет. Большие волны никогда не поднимались выше тридцати пяти метров над уровнем моря, однако ОБЖ считал безопасной высоту в пятьдесят метров. Конечно, высота волны и сила удара по берегу зависели от рельефа дна, но, будь Йохан один, он бы выбрал место чуть выше того, где кончался отрицательный уклон скал. И каяк он оставил именно там.
Пологая площадка явно располагалась выше пятидесяти метров над уровнем моря, до нее долетели бы разве что брызги, однако Йохан подумал вдруг, что произошедшее с Игорем не случайно. Может, на островок напали варвары? Пираты? Но, вообще-то, за полчаса ни одно судно не успело бы незамеченным подойти к острову, ведь с метеоточки Йохан видел океан от горизонта до горизонта. А если судно причалило ночью и где-то пряталось от метеорологов? Нет, он обошел остров по кругу, сначала с юга, а на обратном пути – с севера.
– Не ходите… – выдохнула Юна, когда Йохан развернулся, чтобы спуститься к телу Игоря. – Вы же не знаете, сколько прошло времени…
– Я тоже считаю, что спускаться бессмысленно и опасно, – кивнул Калев. – Ведь этому человеку уже не помочь. Так зачем рисковать?
– Если не забрать тело, его смоет Большой волной, – ответил Йохан.
– Не ходите! – пискнула Юна в отчаянье. – Пожалуйста!
Даже при ясной погоде, в штиль Большую волну можно опознать только по едва приподнявшемуся горизонту, да и то если там не слишком глубоко… И раз она появилась на горизонте, то минут через пять, а то и раньше, ударит по берегу – смотря с какой высоты смотреть.
Йохан покачал головой и начал спускаться – налегке это получалось быстро. Да, он был почти уверен, что Игорь мертв, но это «почти» свербело внутри и никогда не оставило бы Йохана в покое.
Игорь был мертв. Не надо было слушать сердце, зеркальцем проверять дыхание – камень вокруг был забрызган мозгом. Йохан с трудом поднял на плечи тяжелое, тяжелее его самого, окровавленное тело, преодолевая головокружение и неожиданно появившиеся рвотные спазмы, – ему никогда не приходилось носить на себе мертвецов. И было немного стыдно, что он, гиперборей, взрослый парень, сейчас упадет в обморок, как какая-то допотопная барышня.
Планета помогает сильным. Тем, кто не ждет от нее помощи. Тем, кто справляется с трудностями сам, – это с малолетства знает каждый гиперборей.
Безжизненное, расслабленное тело неестественно свешивалось с плеч – и Йохан в самом деле едва не упал в обморок, когда понял, что у Игоря переломаны кости и, скорей всего, позвоночник, потому положение тела и кажется таким неправильным.
Да, каяк весил существенно меньше… И на крутом подъеме по тропе Йохан почему-то очень боялся, что ударит мертвеца о какой-нибудь острый выступ, хотя и понимал, что хуже Игорю от этого не станет.
Его остановил крик Весты – еле слышный за свистом ветра. Верная косатка не ушла на юг, что было бы безопасней. Может быть, Йохан и не услышал ее крик, а… почувствовал. С ним такое случалось. Косатки иногда издают звуки на частотах, которые человек не слышит, но чувствует. И на этот раз снова не было сомнений – надо оставить тело здесь и со всех ног бежать вверх. Потому что Большая волна совсем близко.
Тело он положил на камни не без сожаления, но с явным облегчением…
Кажется, что перед приходом Большой волны все замирает вокруг, стихает ветер и мир погружается в безмолвие. Но это только кажется. Цунами нет дела до шторма, высокой ветровой волны, туч на небе. Замирает сам человек – в восторге и ужасе перед гневной Планетой.
Когда Большая волна поднимается над берегом, будто встает во весь рост, от нее невозможно оторвать взгляд. Она совсем не похожа на ветровую волну: в это время ее «хвост» еще за горизонтом и несется навстречу берегу со скоростью в сотню узлов, толкает волну сзади многотонной, многокилометровой массой…
Йохану никогда не доводилось убегать от цунами, но и тут он остановился, повернулся лицом к океану, прижался спиной к скале и замер, думая, что теперь его участь решит сама Планета: достанет его волна или нет? Раздавит ударом ветра о камни или сбросит с тропы в бушующую воду? Он не чувствовал страха – наоборот, на него сошло странное уверенное спокойствие, не имеющее ничего общего с обреченностью.
Огромная волна ударила в берег далеко под ногами – более всего это походило на взрыв. Вода с сумасшедшей скоростью взметнулась вверх, но Йохана не достала – и брызги, долетевшие до лица, были похожи на пули… По ощущениям. Как и положено при взрыве, по скалам покатилась крупная дрожь, и не ветер, а именно дрожь земли в самом деле едва не сбросила Йохана с тропы. Сверху посыпались камни, но чуть в стороне – ни один из них его не задел.
Вздыбившийся океан с рокотом бушевал под ногами, сотрясая островок, – волна все равно катилась на юг, растеряв не слишком много силы…
Тело Игоря унесло в океан, а целехонький каяк лишь сдвинулся с места… Йохан поднялся на площадку, где оставил ребят, но застал там только двоих – Калева и Юну.
– А… Где третий? – спросил он, обмирая от страха.
– Миша пошел наверх, – невозмутимо ответил Калев. – На разведку.
– На какую разведку? – устало выдохнул Йохан. – Вам разве не ясно было сказано ждать меня здесь?
– А если бы вы не вернулись? Если бы не успели подняться? – рассудительно парировал Калев.
– Я вернулся… – проворчал Йохан. – Пошли. Скоро придет вторая волна, стоит убраться со скал до ее появления.
Теперь, когда опасность миновала, он с ужасом вспоминал, как прижимался к скале всем телом и впивался в камень ногтями… Обнажившееся вокруг острова дно лучше любых часов показывало время прихода второй волны.
Взлетевшие над морем скалы заканчивались относительно ровным плато, где бушевал пронзительный ветер, и укрыться от него было некуда. Впрочем, оттуда рукой было подать до метеоточки.
Алекс, обхватив колени, сидел у края скал прямо на камне и невозмутимо смотрел в океан. Миша стоял над самым обрывом, в двух шагах от Алекса, и разглядывал его сверху вниз, слегка склонив голову набок, будто ждал, когда же что-нибудь изменится.
Вторая волна не заставила себя ждать, Йохан едва успел схватить Мишу за руку и дернуть от края пропасти, когда островок тряхнуло новым тяжелым ударом. Вторая волна обычно существенно слабее первой, на нее никто не смотрит завороженно, как на первую. Третью же можно и вовсе не заметить, но потерять равновесие от неожиданного толчка второй волны нетрудно.
Алекс не шевельнулся. Это было странно, непонятно, а потому пугало.
И тогда Йохан вспомнил слова Игоря: «И не надейся, что об этом никто не узнает!»
Гиперборей не может убить человека, другого гиперборея… Не может. Самое ценное в этом мире – человеческая жизнь. Но выходило иначе: метеорологи ссорились, через несколько минут Игорь упал со скал, а Алекс теперь сидит и равнодушно смотрит в океан, будто ничего не случилось…
Йохан подошел вплотную и окликнул Алекса – тот будто и не заметил оклика. Йохан позвал его громче, потом еще громче, а потом взял за плечо. Алекс повернул голову…
Нет, даже не равнодушно – он смотрел… никак. Его лицо вообще ничего не выражало, глаза были пустыми, будто слепыми… Безумными. И лишь на самом дне его взгляда замерла, притаилась ярость. Йохан отшатнулся, шагнул назад…
– Это вы… его столкнули? – спросил он еле слышно. Не подумав спросил. Он хотел услышать «нет»…
Алекс вскочил на ноги, будто внутри него распрямилась сжатая пружина. В одно мгновение. И ухватил Йохана не за грудки, что было бы понятно и в какой-то степени естественно, – нет, он хитрым приемом, упершись пятерней Йохану в плечо, надавил ему локтем на кадык, ударил снизу в подбородок, отчего в шее что-то щелкнуло и затылку стало горячо.
– Щас я и тебя туда столкну, ты понял, щенок?
Йохан был крепким парнем, но рука Алекса показалась ему железной, нечеловечески сильной. Лицо его искажала неприкрытая уже ярость, и безумный взгляд метался по сторонам. Совершенно безумный. Слова Йохана не оскорбили его, а вывели из себя, разозлили. Признаться, Йохан испугался и растерялся.
За спиной ахнула Юна, и он поспешил вывернуться из захвата – не драться же?
– Вы пугаете детей… – сказал он как можно спокойней, хотя понятия не имел, как правильно говорить с безумцем и какие слова приведут его в чувство.
Алекс с перекошенным лицом смотрел Йохану в глаза и тяжело дышал, сжимая кулаки. А потом вдруг схватился за голову и медленно опустился на колени, согнулся, ткнулся в колени лицом… На этот раз испугался уже сам Йохан – и вместо того чтобы подойти ближе, помочь, снова отступил на шаг, не зная, как поступить.
Алекс выпрямился, выгнулся, откинул голову назад, продолжая сжимать виски руками – теперь его лицо искажалось болью…
– Это говорит океан… – выговорил он. – Шепот океана, слыхал про такое? Это он убил Игоря.
Видимо, боль проходила – и опять сменялась яростью.
– Ты понял, щенок? Его убил шепот океана! А не я! Ты понял? Запомнил?
Алекс вскочил на ноги, сжимая кулаки, и бросился было на Йохана, но, должно быть, у него снова начался приступ головной боли, потому что он замер и тронул руками виски.
– Он сидит у меня в башке. Сканирует мозги. Не веришь? Будто касается извилин электродом… Лучше не подходи ко мне – я за себя не отвечаю.
Алекс развернулся, обхватил руками плечи и скорым широким шагом направился к метеоточке – сутулясь и низко опустив голову, не замечая ветра. Йохан смотрел ему вслед, раскрыв рот и опустив руки.
И тут же раздался голос Юны:
– Пожалуйста. Я очень прошу… Отойдите от края, пожалуйста…
Йохан огляделся: он стоял не так уж и близко к краю – шагах в трех.
– Если бы он вас ударил или толкнул, вы могли бы упасть вниз, – пояснила девочка.
– Он бы этого не сделал, – ответил Йохан, хотя вовсе не был в этом уверен.
Впору было самому обхватить голову руками… Детям нельзя ночевать на голых камнях, вот-вот пойдет дождь, что на холодном ветру не сулит ничего хорошего. Это на берегу можно найти выброшенное океаном топливо для костра, а здесь только камень… Другого выхода нет: надо идти на метеоточку вслед за Алексом. Надо опустить ветряк, иначе его мачту сломает ветром, – похоже, Алекс не собирается этого делать. И пока ветряк не работает, придется экономить электричество – неизвестно, насколько хватит зарядки аккумуляторов, ведь метеооборудование и рация должны работать постоянно.
Рация! Как Йохан раньше об этом не подумал! Он вытащил рацию из-за пазухи – о случившемся надо немедленно сообщить на Большой Рассветный, в метеоцентр, а лучше сразу в ОБЖ! Идея показалась ему спасительной, хотя люди с Большого Рассветного ничем помочь ему не смогли бы.
– Я Веста, вызываю Отдел Безопасности Жизнедеятельности. Я Веста…
– Слышу вас, Веста, – зашипел в рации женский голос. – Прием.
– Я нахожусь на Скалистом-два, со мной трое детей из общины Металлический Завод. Погиб вахтенный метеоролог Игорь, община Варангер, упал со скал. Вахтенный метеоролог Александр, Бухта Счастливая, ведет себя… странно… агрессивно… Мне кажется, у него что-то с головой… Он сказал, что это шепот океана. Я опасаюсь за детей.
– Я приняла ваше сообщение, Веста. Через несколько минут на частоте четыреста шесть мегагерц с вами свяжется опытный сотрудник ОБЖ. Помощь на Скалистый-два будет отправлена, как только позволят погодные условия. Назовите имена детей, которые находятся с вами.
– Калев, Юна, Миша.
– Мы свяжемся с общиной Металлический Завод. С детьми все в порядке?
– Да. Если не считать начала шторма и сумасшедшего в домике, где они могли бы укрыться.
– Переключитесь на частоту четыреста шесть мегагерц и ожидайте выхода на связь нашего сотрудника.
Ветер уже сдувал пену с острых гребней волн, выл в ушах, гудел в скалах – и продувал насквозь даже плотную уроспоровую куртку. Черные тучи наползали с юго-востока, становилось все темнее – будто сумерки наступили на час раньше положенного.
Но Йохан решил ждать ответа от ОБЖ здесь, велел детям надеть капюшоны, только сам надевать капюшон не стал – боялся, что будет плохо слышно рацию. Время в ожидании тянулось медленно, Алекс давно скрылся внутри домика, и казалось, что ветер усиливается с каждой минутой. На камень упали первые капли дождя…
– Я – Заслон-четыре, вызываю Весту. Вызываю Весту. Как слышно меня? Прием.
Ого! Йохану ответил человек из «Заслона»! Йохан был уверен, что «Заслон» в первую очередь обслуживает святая святых – допотопные сервера. Впрочем, инженеры «Заслона» еще проектируют пограничные катера и приливные электростанции. И, наверное, ученые «Заслона» должны изучать океан, если именно у них разрабатывают стратегию научного развития всей Восточной Гипербореи… Пожалуй, человеку из «Заслона» можно и нужно доверять. Более того, на него стоит полностью положиться, тем более что положиться Йохану больше не на кого.
– Я – Веста, – с облегчением выдохнул Йохан. – Заслон-четыре, слышу вас хорошо. Прием.
– Говори громче, в микрофоне шумит ветер. Как далеко вы находитесь от метеоточки?
– Да метров двести, не больше! – крикнул Йохан, прижав микрофон к губам.
– Дождь начался?
– Начинается!
– А у нас уже льет, как из ведра… Оставайся на связи и двигай в сторону метеоточки. Что произошло с Игорем?
Йохан махнул ребятам и двинулся к домику метеорологов.
– Я не знаю. Он упал со скал. Я не успел донести его тело до безопасной высоты.
– Ты поднимался на метеоточку, когда привез им груз? Видел его?
– Да, я видел его и говорил с ним и с Алексом.
– Сколько прошло времени, прежде чем ты увидел его мертвым?
– Не больше получаса.
– Почему ты вернулся на остров?
– Они не включили сирену. А я видел детей на берегу.
– Как ты узнал, что идет Большая волна? Почему включил рацию?
– Мне… Я… – запнулся Йохан. Не объяснять же, что он понимает язык косаток? – Веста, моя косатка, беспокоится перед Большой волной.
– Ты сказал, что Алекс ведет себя агрессивно. Он пытался напасть на тебя, на детей?
– Только на меня. Но он ничего мне не сделал! Он сказал, что это шепот океана и чтобы я к нему не подходил.
– Насколько он опасен, по-твоему?
– Я не знаю. Я не понимаю, чего от него ждать.
– Когда дойдете до метеоточки, запритесь в одной из спален. Но если Алекс в аппаратной, попытайся запереть его. Я должен с ним связаться. При угрозе с его стороны связывайся со мной на этой частоте. Мой позывной – Заслон-четыре. Сейчас главное, чтобы между детьми и Алексом была прочная дверь.