Черное Солнце

Глава 1

Пролог

Желаешь знать Легенду Черного Солнца? Так я расскажу! Сиди смирно, о слушающий мой рассказ, ибо я поведаю тебе историю, свершившуюся задолго до твоего рождения! 

Рас Депет не всегда был таким, каким ты знаешь его теперь. В дни, о страшные дни, когда земля испытывала своих детей песчаными вихрями, а рожденные в самом сердце пустыни чудовища, угрожали стереть род человеческий с лица земли. И не было людям спасения, пока однажды, в час величайшей скорби, четверо – три столь мудрые, сколь прекрасные сестры и доблестный брат их – не воззвали к самому Солнцу, моля о спасении. В милосердии своем, Солнце снизошло на землю, обернувшись богиней в облике смертном, даровало частицу своей силы четверке смелых. Младшая богиня-сестра Суи успокоила бури, средняя богиня-сестра Ат – спрятала смертных от взора чудищ, старшая богиня-сестра Дуа – призвала прячущуюся под землей воду, и так, в самом сердце хаоса, был рожден Рас Депет, а защитником его стал Шенту.

Долгие годы не знала земля под Солнцем бед. Из скромной деревушки вокруг оазиса превратился Рас Депет в царство Солнца. Счастливые, ведомые мудрой волею четверых, люди забыли о горе, воздвигли в честь богов храм, а служить в нем полагалось самым лучшим из рода человеческого и не было никого светлее и почитаемее жриц храма Солнца.

Увы, о слушающий, всякая благодать конечна.  Людей становилось все больше, а позаботиться обо всех выходило все сложнее. Размышляла четверка и, наконец, решила просить Солнце одарить своею силой еще одного. Не раз сменили барханы пески, пока искали боги достойнейшего, да наконец нашли его среди послушниц храма. Остроглазая Нетх показалась четверке достойной. Упросили они Солнце разделить и с ней божественные силы, получили согласие. Обернувшись смертной женщиной, сошла Солнце с небес и явилась в храм, дабы одарить избранную силой самой жизни. Но, о горе! Вместо повиновения ведомая жадностью жрица вонзила нож в спину богини, предав ту, что даровала ей вечность. Рассыпалась божественная сила по свету, лишая Рас Депет самого дорогого.

Тогда младшая из богинь, Суи, восстала в гневе и отомстила за смерть Солнца, выдрала сердце прямо из груди предательницы. Павшая в гордыне Жрица, прокляла весь Рас Депет. «Вернусь я, – вскричала она. – и мир ваш поглотит огонь!».

Не благоволит светило больше Рас Депету. Стало оно пустой оболочкой без следов души, а в день гибели своей тонет во тьме. То Черная Жрица рыщет по пустыне в поисках сосуда – девочек, рожденных под проклятым светом. 

Четверо не могли допустить возрождения Жрицы. Дабы уберечь Рас Депет от её мести, несчастных малюток приносили в жертву. И стали мы жить под черной вуалью страха, и застыл наш мир в ожидании неминуемого, и было так много лет, о слушающий, до той поры, пока кто-то не нарушил правила…

Глава 1

Сехет

– Нет, не годится! – Сехет дернула покатым плечиком, сбрасывая с себя руки портнихи. Битый час она крепила расшитую цветными бусинами ткань к плечу и каждый раз – не туда. – Давай спустим под руку.

– Вы хотите оголить плечи?!

– Именно так.

Пожилая женщина бросила умоляющий взгляд на стоявших вокруг служанок, но те промолчали, продолжили суетиться вокруг своей госпожи.

– Но так носят танцовщицы…

– И богини, – упрямо перебила девушка. Сехет взяла руку портнихи и прижала к собственному боку. – Вот сюда.

– Отец ваш велел шить пристойно!

– В первую очередь он велел угодить мне!

Портниха прикрыла глаза и тяжело выдохнула. Каждый в доме судьи знал, что с его дочерью спорить бесполезно.

– Как прикажете, госпожа, – игла аккуратно вошла в ткань возле нежной девичьей кожи. – Как прикажете…

Довольная покорностью ворчливой портнихи Сехет погрузилась в собственные мысли.

Она ждала этого дня с шести лет, когда отец, справедливый судья Сах Второй, не договорился о ее помолвке с одним из старших чиновников. Его младший сын Меджат не мог унаследовать отцовских земель, но забирал его статус, а значит Сехет не требовалось уезжать из отчего дома. Юная хозяйка не имела ничего против, ведь больше всего на свете она любила своего отца и пыльные улицы Храмового Города.

И вот этот день настал. Завтра ей стукнет восемнадцать, а Меджат станет ее мужем.

Ночь давно спустилась на Рас Депет и подготовка к свадебной церемонии шла полным ходом. Слуги сказали, что вокруг дворца уже собрались бедные и богатые, старые и младые, благородные и безродные. Любовь справедливого судьи Саха Второго к дочери была широко известна во всем городе, и каждый желал увидеть праздник, приготовленный в честь ее свадьбы. Надо признать отец не поскупился:

Под чутким контролем Сехет, каждая колонна дворца была расписана благословениями от каменного потолка до мраморного пола, каждая зала заставлена расцветшими бутонами лотоса, покрытыми воском для сохранности бутона, а на крыше, обращенные к Храму Солнца суровыми лицами, возвышались статуи четырех богов Рас Депета – и одним им известно, как слугам удалось поднять трехметровые идолы на такую высоту. По велению капризной дочери судьи в волосы каждой служанки были вплетены бусы и драгоценные камни, а ступни слуг покрыты самой дорогой красной охрой из имевшихся на рынке. Даже случайных зевак дом судьи одаривал увесистыми мешками с фруктами и хлопком, гостям же доставались амулеты из картуша и мраморные зеркала в обрамлении символов богини-матери.

– Какая красивая! – выдохнула Джет – дочь писца, которая имела счастье расти рядом с Сехет. Ее возглас выдернул девушку из мысленных блужданий. – Совсем как богиня Суи!

Молодая хозяйка прищурилась, придирчиво разглядывая свое отражение в отполированной до блеска пластине из черного мрамора. Девушка там сияла, покрытая тонким слоем золотой краски.

– Хорошо, но нужно добавить больше. А то… – Сехет не успела договорить. Двери покоев отворились и в них показалась запыхавшаяся служанка.

– Приехали! – взвизгнула она. – и жрица с ними!

Уже не стараясь спрятать свое волнение, молодая хозяйка подбежала к балкону.

Слуги не врали, – вокруг дворца собрался весь город. В предрассветной черноте Сехет плохо видела лица, но отделить жрицу и будущего мужа со свитой удалось без труда. Сморщенная, как сушеная курага, жрица пересекла порог судейского двора. Ее белые одежды струились следом, поблескивая в свете заката металлической вышивкой по краю, на голову жрицы был водружен объемный черный парик с золотой короной-солнцем.

По традиции, поддерживая старую женщину под руку, в дом ее вел жених. Смуглый юноша изучал убранство дома. Слишком красивый, на придирчивый взгляд Саха. Зато дочь его была довольна.

Пройдясь по собравшимся ленивым взглядом полуслепых глаз, старуха воздела руки к небу:

– Будь светел дом этот и жители его! – долетел до Сехет приглушенный голос. – Да будет в жизни его последней сегодняшняя тьма, да выжжет Солнце скверну и вернут ему свет!

Сах Второй развел руки и поклонился.

– Свет тебе, верховная жрица! И вам, гости дома моего!

– Пускаешь ли ты, о светлый судья, на порог нас?

– Я пускаю, а Свет проводит, – церемониально ответил отец.

– В молитве ли твоя дочь?

– В молитве, о верховная, проходите.

Его слова заставили девушку отшатнуться обратно в покои. Со всей этой свадебной суматохой Сехет совсем забыла о том, что должна была отдать последние часы холостой жизни почитанию Великой богини.

– В зал! Нам нужно в зал!

Девушка бросилась прочь от балкона, едва не уронив каду с золотой краской. Следом за ней поспешила длиннолицая Джет.

– Аккуратно, волосы! – причитала дочь писца, торопясь следом. Когда Сехет попыталась свернуть на главную лестницу, Джет дернула ее за собой. – Не туда! Они уже вошли!

Миновав ступени, девушки подбежали к внутренним балконам. Джет помогла хозяйской дочери не упасть на узкой лестнице, ведущей в сады, и указала на окно главного зала.

– Как можно было забыть о молитве?! – вопрошала дочь писчего.

– На твоей свадьбе и узнаем! – парировала Сехет. Стараясь не порвать платье, она поднялась на подоконник и спрыгнула вниз, прямо у статуи Солнца.

Двери отворились.

Гости не удержались от восторженных вздохов.

Сехет знала, что они видели: облаченная в черную свадебную робу на полу возле статуи богини-матери сидела она. Золотая краска на ее теле ловила блики ритуальных ламп, создавая поистине божественное свечение. Руки украшали множества колец, а в тугие кудряшки темных волос служанки вплели подаренные отцом камни. Даже тяжелое, после бега по ступеням, дыхание, играло ей на руку – словно в усердии молитвы Сехет не знала границ.

– Подними глаза свои, Сехет дочь Саха! – скрипучий голос жрицы эхом отозвался в величественной зале.

Стараясь дышать ровнее, девушка медленно выпрямилась. Первым делом взгляд ее метнулся к отцу. Улыбчивое, с печальными глазами, лицо судьи сейчас было обращено не к дочери – Сах внимательно следил за будущим зятем. Увы, что такого увидел отец Сехет не знала, Меджата скрывала огромная корона-солнце на голове жрицы.

Старуха протянула руки в сторону золотой статуи:

– Поклонилась ли ты Свету, Сехет дочь Саха?

– Да, госпожа моя жрица! – девушка с трудом подавила нервный смешок.

– Готова ли прогнать Тьму из сердца мужа своего?

На этот раз Меджат сам вышел из-за спины жрицы. Знавшие Сехет, могли заметить лукавый огонек, скользнувший в раскосых глазах, но тот, впрочем, быстро скрылся.

– Непременно, госпожа моя жрица!

Старуха удовлетворенно кивнула. Она подняла посох и наконечником вниз.

– Иди, Меджат сын Матепа, к жене своей и поклонись Свету как подобает! – велела жрица жениху. – Молись ему!

Юноша выпрямился и шагнул в залу. Обводя медленным взглядом силуэт будущей жены, он облизал губы. Когда Меджат грациозно опустился на колени возле Сехет, он, словно нечаянно, задел ее бедром.

– Ты прекрасна, дочь Саха, – шепнул юноша.

Сехет вспыхнула. Кровь прилила к щекам, и девушка мысленно поблагодарила богиню, за то, что золотая краска скрывает ее трепет.

Начался период молитв. Жрица достала старую, пропахшую благовониями трубку-курильницу и зажгла капет. Тяжелый запах смолы и кардамона серым дымом стал оседать у ног брачующихся.

С последних лучей солнца до полуночи будущие супруги склоняли головы к статуе богини и читали благословения, пока дом готовился к празднику. Сехет давно перестала скрывать любопытный взгляд, стала разглядывать будущего мужа открыто. Он же в свою очередь… задремал.

«Красивый!» – вздохнула девушка, любуясь его длинными черными ресницами, покоящимися на кофейной коже.

Наконец, старая жрица отдала слугам курильницу и вынула из-за пояса белую ленту. От натужности ее голос стал еще более хриплым, зазвучал совсем надрывно:

– О Светлая! – кричала старуха, связывая запястья двух молодых людей. – Благослови союз этот, как благословляешь землю своими лучами! Соедини сердца, как песчинки на бескрайних барханах, да будет Свет над их домом вечен, подобно твоему!

Последний узел, туго завязанный на ленте старыми руками, означал, что церемония свершилась – теперь Меджат стал ее мужем. Казалось, даже ветер за окном перестал дуть, чтобы не нарушить этот священный момент.

Сехет неосознанно выдохнула – старуха навевала скорбь и уныние, зато теперь девушка могла повеселиться!

И закрутилось! Сехет и Меджата усадили на парадные носилки и шумной процессией понесли во внутренний двор. Праздник, последовавший за церемонией, был поистине великолепен. Столы ломились от яств: сладкие финики, сочные гранаты, ароматные лепешки и кубки с нектаром, который, как говорили жрицы, был даром богини Дуа всему человеческому роду. Музыканты играли на арфах и флейтах, а лучшие танцовщицы Центрального Города кружились вокруг фонтана, ловко балансируя с горящими факелами. Сехет лишь ухмылялась – с нею девчонкам было не сравниться.

К рассвету смех поутих и хмель ударил в головы собравшихся. Под синеющее небо музыка сменила задорный танец на мягкие переливы, а гости стали расходиться, оставляя за собой лишь шепот восхищения и благословений. Именно тогда к Сехет и Меджату подошла старая жрица.

– Время пришло, – произнесла она. На этот раз голос звучал почти грустно и Сехет с трудом удалось скрыть волнение.

Нет, конечно она знала, что следует за свадебным ритуалом, но девушек к первой ночи обычно готовят старшие женщины рода. Увы, никого, кроме Сехет в роду Саха Второго не осталось. Потому девушку учили целительницы и знания их были… скажем так, весьма специфичны. Тем, кто лечит тела через боль и страдания нет дела до их удовольствий.

Молодая хозяйка украдкой взглянула на мужа: синие глаза выражали спокойствие и решимость. Меджат кивнул жрице, давая понять, что готов. Сехет по привычке хотела поглядеть и на отца, но так и не решилась – ее сковало смущение.

Поддерживая госпожу с двух сторон, младшие жрицы повели молодожен прочь. Гости совсем затихли. Их странные взгляды провожали пару до самых дверей, пока стены отчего дома не оставили всех позади.

Сехет не могла поднять голову. Перебирая пальцами край своего наряда, ей вдруг захотелось, чтобы швея не послушала и сделала наряд более целомудренным. Теперь оголенное плечо смущало, а Меджат с его уверенным шагом и широкой улыбкой пугал, но девушка велела себе перестать. Она – хозяйка этого дома и не станет трястись перед трудностями! Пусть даже такими интимными.

Отец построил для дочери с зятем целое крыло. Сехет, разумеется, уже бывала тут, однако сейчас золотые двери показались ей слишком большими. Младшие жрицы отворили створки и помогли девушке вплыть в помещение. Оно было больше ее старых покоев, с величественной кроватью почти во всю стену.

Жрицы подвели Сехет к ее новому ложе. Девушка мысленно повторила что будет дальше: их обоих разденут, потом окурят благовониями, попросят Великую богиню благословить Сехет ребенком и только потом оставят их наедине.

От волнения кружилась голова. Сехет стояла посреди комнаты абсолютно нагая, щеки пылали, и только золотая краска скрывала смущение. Зато в Меджате стыда не было. Юноша медленно разглядывал Сехет, на лице играла довольная улыбка. Его спокойствие должно было передаться и ей, но вместо этого лишь распаляло еще сильнее. Стало совсем жарко.

Жрицы прочли свою последнюю молитву, двинулись к дверям.

– Верховная!

Собственный голос показался девушке истеричным.

– Да?

Сехет никак не могла понять, зачем она позвала старуху, лихорадочно перебирала в голове причины. Но та была до безобразия простой – Сехет не хотела оставаться один на один со своим мужем.

Чушьи! Полнейшая!

– Прошу, благословите нас еще раз! – наконец произнесла девушка.

Казалось, жрица все и так поняла. Она коснулась лба Сехет двумя пальцами, пристально глядя в глаза девушке.

– Я вижу это, ты отмечена нашей богиней, – наконец произнесла она. – Не стоит бояться, Солнце приготовила для тебя счастливое будущее.

И удалилась.

Молодые остались одни.

– Она права, – голос Меджата был мелодичен и чист. Юноша шагнул к Сехет обхватывая ее лицо ладонями. – Тебе нечего бояться, жена моя!

Он помог Сехет лечь на кровать, аккуратно раздвинул ее ноги. Твердое тело прижало девушку к матрасу, его возбуждение давило на нее. Сехет казалось воздух вдруг стал вязким и тяжелым.

Мысли метались, подобно птицам в клетках главного зала. Пока Меджат касался губами ее шеи, девушка думала о своем священном долге, части новой роли и чувстве, о котором никто не предупреждал – всепоглощающем ужасе, сковывающем грудь.

«Он твой муж! Если ты сейчас не прекратишь, то заплачешь!» – злобно прикрикнул внутренний голос. – «Никто не хочет видеть слезы на брачном ложе!»

Благо, Меджат не заметил ее терзаний. Он покрыл поцелуями ее грудь и навис над девушкой. Секунда – и острая, мерзкая боль пронзила тело. Сехет вскрикнула, выгибаясь дугой. девушка ждала, что боль прекратиться, но та лишь распалялась. Теперь она перекинулась на кожу, стала нестерпимо жечь. Сехет вдруг показалось, что этот жар живой.

– Что такое?! – девушка скукожилась, жар продолжал нарастать. – Должно так жечь?!

И тут она встретилась со взглядом Меджата.

Юноша смотрел на Сехет, как на восставшую. Распахнутые глаза выражали ужас, он оттолкнул ее и отскочил к стене.

– Ты горишь! – его дрожащий голос добрался до сознания, а в следующее мгновение комнату поглотил раскалённый песок.

Над Рас Депетом взошло Черное Солнце.

Глава 2

Шенту

С резким вдохом Шенту проснулся. Воин Солнца сел на лежанке, его руки дрожали, а пальцы впивались в края покрывала, словно пытались прорвать грубую ткань.

Кошмар. Шенту снова видел Её.

Обрывки сна всё ещё крутились в его голове. Женский крик – пронзительный, полный отчаяния. До боли знакомое лицо, которое Воин Солнца почти не видел за плотной завесой. Песок затягивал девушку, как живой, а Шенту, несмотря на всю свою силу, не мог ничего сделать. Прежде чем проснуться, его руки потянулись за ней, но ухватили лишь пустоту.

Были времена, когда он видел этот кошмар каждый раз, стоило ему закрыть глаза. Тогда разум его помутнел и забытье дарило только вино. Шенту не посещали кошмары более двух декад.

«Нетх…» – прошептал Шенту. Голос был хриплым, словно он кричал во сне.

Воин Солнца провёл рукой по лицу, чувствуя, как пот стекает по вискам. Внутри шатра было тихо, лишь слабый шелест ветра за тканевыми стенами напоминал, что Шенту не один в этой пустыне.

Воин Солнца встал, сбрасывая остатки проклятого сна. Ноги едва слушались. Не желая оставаться один на один с воспоминаниями, он взял саблю и вышел из шатра.

Шенту прошёл мимо костров, которые теперь догорали, оставляя после себя лишь тлеющие угли. Ночью они давали тепло и свет, а сейчас, к рассвету, их роль была выполнена. Воздух еще был прохладным, но уже чувствовалось, как солнце начинает подниматься над горизонтом, готовое снова наполнить пустыню невыносимым жаром.

Он прошёл дальше, к краю лагеря, где стояли дозорные. Они молча вглядывались в горизонт, туда, где барханы сменяют цвет, становясь ярко красными. Сейчас, под пробуждающимся светом Черного Солнца, они вовсе походили на свежую кровь. Шенту подошёл к одному из дозорных, молодому воину с лицом, покрытым ожогами.

– Всё тихо?

– Неугасимый, – дозорный склонил голову. – Ни одного шевеления за всю ночь.

Шенту нахмурился. Все знают, что покой в пустыне – это иллюзия. Если дикие шаотхи редко выползали из песчаных глубин, то склизкие твари гаханы непременно залетали на огонек раз-два за ночь. На границе не было принято спокойно проводить ночи, особенно за день до Черного Солнца.

С восточных барханов показался край окутанного черной вуалью светила.

– Спасите душу Богини да осветите путь, – прошептал дозорный ставшую привычной молитву. За ним повторил второй и несколько человек от костра.

Шенту промолчал. В милость своих сестер он давно не верил, а к Черному Солнцу успел привыкнуть. Ничего нового, просто сегодня работы прибавится.

Стремительно поднимаясь, изуродованное светило освещало Рас Депет серо-сизым светом. В его лучах мир искажался, становился черно-белым, и безжизненным. Набожные жрецы утверждали, что именно так и выглядит ад, но никто не знал наверняка.

Ветер мягко коснулся лица бога, поднимая за собой песчинки и унося прочь, в сторону Рас Депета. И снова это чувство, будто кожи коснулся раскалённый метал, заставило Шенту обернуться. Обычный человек не смог бы заметить, но Шенту не был человеком – его глаза позволили увидеть, как над номом Талиат вихрится тонкий песчанный хлыст. Один его конец уже рассеялся, а второй песчаной воронкой вклинился куда-то в трущобы.

– Неугасимый… – встревоженный голос дозорного заставил бога развернуться. Но пустыня оставалась спокойной.

– Шаотх?

– Нет, на солнце… Вы видите?

Шенту перевел взгляд и замер. Прямо посреди черной вуали образовалась тонкая длинная трещина.

Хаме

«Нет места на свете жарче пустыни, нет улиц поганей нома Талиат» (с) Генерал Атек

Базар в квартале Шамун был местом, где жизнь кипела, как вода в котле, но вода эта была мутной, густой от грязи и отчаяния. Узкие улочки вечно забиты лотками, людьми и животными, воздух наполнен целым чем?)– сладкими, пряными, гнилостными. Торговцы кричали, зазывая покупателей, их голоса сливались в единый гул, который оглушал и опьянял. Здесь можно было купить всё: от свежих фиников до украденных драгоценностей. Но Хаме знал, что настоящие сокровища базара скрывались в тени, за грязными занавесками и полуразрушенными стенами. Шамун торговал душами.

Хаме стоял на пороге харчевни «Три скорпиона», сжимая в руках потрепанную метлу и не мог оторвать глаз от Черного Солнца.

– Господин, так всегда было? – робко поинтересовался он, указывая на трещину в черной оболочке.

Из недр «Скорпионов» показался хозяин. Толстый гнилозубый Ахмес просунул голову сквозь грязную тряпицу, служившую дверью и уставился на небо. Зрелище его не впечатлило.

– Не плевать ли тебе, сын одноглазого гахана, что за мрак творится с солнцем в проклятый день?! – проворчал Ахмес и исчез внутри. – Шевелись, пока люди не пришли, не то без еды оставлю!

Хаме вздрогнул и принялся за работу.

Утренняя буря оставила после себя толстый слой золотистой пыли на ступенях, столах, циновках, даже на глиняных стенах харчевни. Верхний город, где расселилась стража и приближенные богини Суи, отделался легким налетом – там высокие стены и магические барьеры удерживали песок, но здесь, в Шамуне, люди привыкли глотать его вместе с питьем.

Когда снаружи стало чисто – на столько, на сколько позволяли замызганные циновки и побитые столы – Хаме вытер пот со лба грязным подолом туники и вернулся на кухню. Внутри было душно, как в печи, а воздух пропитан запахом жареного мяса, чеснока и чего-то подгоревшего – Ахмес никогда не славился кулинарными талантами, зато подавал крепкое пиво. К завтраку все циновки снаружи заполнились посетителями.

– Вот что значит экономить на заклинаниях, – пожилой торгаш брезгливо счистил песчинки со своих сандалий. – В «Золотом скарахе» даже в бури чисто!

– В «Скарахе» порог серебром отделан, да за подушечки шёлковые уплочено, – огрызнулся Ахмес. – А у тебя денег только на «Скорпионов»!

– Ты мои деньги не считай… – проворчал старик, но никуда не ушел.

Обычный день

Хаме нёс поднос с мисками густого супа и лепёшками к столу, за которым сидели трое головорезов. Их лица были скрыты под капюшонами, но Хаме знал, кто они такие. Эти люди часто приходили сюда, чтобы обсудить свои дела за едой и пивом. Они говорили тихо, но Хаме улавливал обрывки фраз: «завтра на базаре», «Нвар уже узнает», «девка и старик».

Торговцы людьми.

Он поставил поднос на стол, стараясь не смотреть бандитам в глаза. Они бросили ему пару медных монет, и он поклонился, как всегда, хотя внутри его душа кричала от унижения. Хаме ненавидел эту работу. Ненавидел грязь, вонь и постоянные насмешки. Но он знал, что это лишь временно. Скоро всё изменится.

К обеду терпеть жару стало невыносимо. Харчевня опустела, а потный с головы до пят Ахмес уснул, положив бородатый подбородок на пузо. Проверив, чтобы никто не следил за ним, Хаме стянул с себя фартук и выскользнул прочь из «Скорпионов».

Он побежал по узким улочкам, петляя между лотками и толпой к самой стене в богатый район. Постепенно грязные улицы Шамуна сменились спальными хибарами, а потом Хаме наткнулся на высокую глиняную стену, обросшую колючками дикого винограда.

– Так, где же он…

Дернув тут и там за высушенные стебли, Хаме уж было отчаялся, но растение наконец поддалось и открыло узкий лаз на ту сторону. Не желая терять времени, юноша протиснулся внутрь.

Город по эту сторону выглядел совсем иначе – чище и аккуратней. Даже в жару базар оставался шумным, защищенный остужающими амулетами, но Хаме не обращал внимания на спасительную прохладу и убранство. Ему нужно было вернуться прежде, чем Ахмес проснётся, то есть до заката.

Хаме добрался до лавки, целиком заставленной сладостями. Выбор невелик: в основном сушенные бананы и ореховая пастила, но в самом центре на отдельном столике красовались три финиковые конфеты.

Продавец, маленький человечек с круглыми глазами, весь встрепенулся при виде Хаме.

– Дорогой мой! Проходи, не стой на жаре! – купец буквально силком затащил его внутрь. Юноша смутился. Он не привык слушать столько нежностей в свой адрес. – Принес?

– Д-да, господин! Как и обещал!

Глазки человечка заблестели. Он протянул руки к Хаме.

Стараясь не смущаться, юноша отцепил от пояса маленький мешочек.

– Ну как, работает мой амулет? – ласково поинтересовался купец. Его взгляд неотрывно следил за мешочком. Стоило Хаме раскрыть его, как человечек буквально выдернул мешочек из рук. Он вытащил оттуда финиковую конфетку и тут же надкусил единственным здоровым зубом. – Работает! Ни одна не растаяла! Ах, какое блаженство…

Казалось, человечек сейчас откусит собственные пальцы.

– Б-берете? – Хаме с надеждой уставился на продавца, даже шагнул вперед. – Я еще могу…

– Да-да! – продавца интересовали только конфеты. Он принялся раскладывать оставшиеся на столик в центре лавки. – У тебя талант, друг мой! Вот, – в руки Хаме полетел другой мешок и в нем радостно звякнули монеты. – Купи все, что нужно. Жду новые завтра!

– Завтра? Я н-не успею!

Человечек уставился на Хаме.

– Плачу вдвойне!

– Правда?!

На круглом лице отразилась хитрая улыбка:

– Нет, втройне! Только выполни все в срок и сделай их побольше, понял меня?

Хаме готов был расцеловать продавца, да побоялся что тот передумает. Столько денег ему и за год работы у Ахмеса не увидеть!

– А теперь уходи, у тебя дела, – отрезал человечек и указал Ххаме на выход.

Хаме остановился у лотка со специями. Торговец с уставшими глазами уже привык видеть странного мальчишку, потому спрашивать ничего не стал, молча отмерил нужного. Хаме быстро отсчитал монеты и взял небольшой мешочек.

У купчихи на краю рынка он выторговал кувшин с медом за половину цены и, наконец, побежал обратно к стене. Родной район встретил его жаром и вонью.

«Ну ничего! Совсем немного осталось!»

Длинные тощие ноги несли Хаме вдоль разбитых домов и мутных канав обратно к харчевне. Проверив, спит ли еще Ахмес, но тот продолжал громко храпеть, пуская слюну на собственную бороду. Хаме поморщился. Когда он откроет свою лавку, таких Ахмесов близко к ней не подпустит!

Хаме обогнул дом и пробрался во внутренний двор, минуя полуразбитые ворота. Здесь жил сам Ахмес, а внизу, в коморке? под домом – Хаме. Каморку когда-то давно занимала старуха-гадалка, что приютила у себя беспризорника, но ее давно не было в живых, остались только гадальные чаши, да тайные рецепты финиковых конфет.

Хаме спустился вниз по лестнице и запер дверь, прислонив к ней кусок высохшей доски. Юноша вздохнул с облегчением. Здесь, в этой полуразрушенной лачуге, он чувствовал себя в безопасности. Это было его убежище, его маленький мир, где рождались мечты. На столе, который он сам сколотил из старых досок, стояла его сокровищница: каменная ступка, несколько глиняных горшков и мешочки с ингредиентами, которые он собирал по крупицам.

Хаме достал побитое гадальное блюдо и подставил его под солнечный луч на столе, рядом примостил второе. Свет выходил тусклым, а Черное Солнце вообще делало его серым, но Хаме привык.

Он подошёл к столу и бережно взял ступку. Она была тяжёлой, вырезанной из тёмного камня, который достался ему от старухи-гадалки. Поверхность была гладкой от частого использования, а внутри оставались следы прошлых экспериментов – крошечные частицы корицы, кардамона и перца. Хаме провёл пальцем по краю ступки, чувствуя, как его сердце наполняется теплом. Это был его инструмент, его магия.

Он достал мешочек с сушёными финиковыми косточками, которые собирал неделями. Каждая косточка была для него сокровищем – он выманивал их у торговцев взамен на мелкие услуги, подбирал на улицах, иногда даже воровал у Ахмеса, успокаивая себя мыслью, что непременно вернет жирдяю все, как только станет богатым. Косточки были тёмными, почти чёрными, и пахли сладковатой горечью. Хаме аккуратно высыпал их в ступку, чувствуя, как его пальцы слегка дрожат от волнения.

Он взял пестик и начал молоть. Сначала медленно, осторожно, чтобы косточки не вылетали, а дробились постепенно, одна за одной. Потом быстрее, ритмично, пока в лавке не зазвучал ровный стук – тук-тук-тук. Горьковатый аромат смешивался с запахом пыли и старого дерева, и вдруг… он снова был там, шестилетним, сидящим на полу в подвале старой гадалки.

"Смотри, мальчик", – шептал ее голосом ветер в углу комнаты, и Хаме почувствовал, как по спине пробежали мурашки. В памяти всплыли костлявые пальцы, обхватившие его детскую руку, направляя движение пестика.

Маленький Хаме морщился, когда горькая пыль от размалываемых зерен щипала нос. "Они противные!" – жаловался он, высовывая язык. Старуха лишь хрипло смеялась, и этот звук был похож на скрип старых ворот.

"Все ценное сначала горькое, глупыш. Сладость придет потом – как награда за терпение."

Она брала его ладони в свои – шершавые, исцарапанные годами и песком – и вместе они толкли зерна до тех пор, пока пальцы Хаме не начинали ныть. "Чувствуешь, как они сдаются? – посмеивалась она. – Так и тьма отступает перед упорством."

Иногда, когда Хаме особенно уставал, старуха разрешала отдохнуть. Желая развлечь ребенка, она доставала свою гадальную чашу.

"Послушай", – говорила гадалка, сыпля песок на медное дно. И когда раздавался тот самый приглушенный звон, она подмигивала: "Даже песок говорит, что ты станешь богатым и увезешь старую в настоящий дворец!". Разумеется старуха врала, как и в большинстве своих предсказаний, но Хаме слушал внимательно.

Теперь, спустя годы, его руки двигались уверенно, без детской дрожи. Те же движения, тот же ритуал. Только вместо старухиного ворчания – тишина, нарушаемая мерным стуком пестика.

Потом он достал маленький глиняный кувшин с мёдом. Мёд был густым, золотистым, с лёгким ароматом цветов. Хаме наклонил кувшин, и тонкая струйка мёда потекла в ступку. Он тщательно перемешал всё пестиком, чувствуя, как масса становится густой и блестящей. Пальцы были липкими от мёда, но юноша не обращал на это внимания. Хаме добавил кардамон, как учила гадалка, и вдруг поймал себя на том, что улыбается.

"Если хочешь сделать что-то стоящее, добавь туда часть своей души", – говорила она, и только сейчас Хаме понял – старуха честна с ним. По крайней мере, в этом.

"Спасибо, старая", – прошептал он в пустоту, и где-то в глубине души ему почудился знакомый хриплый смешок.

На улице тягучая жара плавила все живое, гоняя по переулку клубы пыли, но в лачуге стоял уютный полумрак, наполненный родным ароматом. Он добавил ещё немного мёда и снова перемешал. Масса стала гладкой, блестящей, с лёгким ароматом корицы и кардамона. Хаме взял маленькую ложку и попробовал. Сначала на языке появилась лёгкая горечь, но потом её сменила сладость мёда и тепло специй. Это было идеально.

Хаме скатывал финиковую кашицу в маленькие круглые шарики, раскладывал на деревянной дощечке, и в этот момент ему показалось, что где-то совсем рядом звякнула медная чаша. Или это просто ветер задел ведро у двери? Он замер, прислушиваясь, но слышал только собственное дыхание.

– Показалось…

Спрятав конфеты в специальное углубление, где обычно держал пиво и молоко, Хаме наконец позволил себе отдохнуть. Но стоило голове коснуться циновки, как дощечка, закрывающая вход, распахнулась. Резкий свет резанул юноше по глазами, Хаме вскочил на ноги:

– Кто здесь?! – он несколько раз моргнул, прежде, чем увидеть, как вторженец неуклюже пытается закрыть проход обратно. – Кто т-ты?!

Наконец, справившись с дощечкой, каморка вернулась в спасительную полутьму. Хаме прозрел.

Это была девушка и она явно не была местной. На нежной коже еще виднелись следы золотой брачной краски, да и темный наряд подтверждал ее статус, но волосы сбились в один огромный колтун, а от платья едва ли остались клочья.

– Спрячь меня! – рявкнула она и Хаме поразился, как тон может не соответствовать внешнему виду. – Немедленно!

Хаме сжал губы. Ему не нужны были проблемы. Совсем чуть-чуть, и он выберется из этого проклятого Шамуна. Зачем ему рисковать всем ради какой-то наглой девчонки?

– В-вам лучше уйти! – произнес он. – Мой господин скоро проснется…

Один взгляд зеленых глаз нес в себе столько презрения, что юноша поежился:

– Я приказываю меня спрятать!

– Н-не нужно на меня кричать! – стараясь скрыть раздражение, Хаме аккуратно подхватил гостью под локоть и принялся толкать прочь, к выходу.

Девушка всхлипнула:

– Прошу, не выгоняй! Я только посижу до заката! – но Хаме продолжал толкать. – У меня есть золото!

Хаме колебался. Он смотрел на неё, на её золотую краску, остатки платья и вплетенные в волосы цепочки, и понимал, что девчонка не из простых, но что с того? Она либо сбежала со свадьбы, либо была в лапах у Песчаных, а тут Богиня знает что лучше… и денег ведь потом не выбить.

– С собой?

Она оглядела себя, расставив руки.

– Откуда с собой?! Ты видишь кошель?!

– Всего х-хорошего! – Хаме толкнул ее к выходу, но снаружи послышались крики и топот ног.

Девушка пискнула, обернулась и бросилась в погребную яму. Прямо на его шоколад…

– Вылезайте оттуда, немедле… – снаружи послышались крики и топот. – Ах, богиня, освети меня, да обогрей! Сиди теперь тихо! – прошипел он, накрывая яму циновкой.

Едва он успел отойти, как доску грубо выдрали из проема и отшвырнули прочь. Внутрь ворвались трое стражников. Впереди шёл Нейтех – главный стражник, которого Хаме знал слишком хорошо. У Нейтеха был огромный нос, который всегда казался юноше карикатурно большим, и жуткие мелкие глазки. Нейтех был нечист на руку – он брал мзду с торговцев за свободную торговлю на районе, а иногда помогал вывозить женщин и детей для работорговцев. Хаме терпеть не мог стражников, но боялся их. Особенно Нейтеха.

– Ты! – крикнул Нейтех, указывая на Хаме. – Видел девушку?

Хаме почувствовал, как его сердце колотиться.

– Н-нет, – пролепетал он. – Я… я здесь один. Что за девушка?

Нейтех оглядел каморку. Его глаза скользили по стенам, по столу, по ступке с остатками шоколада. Он подошёл к циновке и отпихнул ее.

Хаме замер. Его ладони стали влажными, а в горле пересохло. Он знал: если стражи найдут девушку, его загребут вместе с ней и плакали его мечты о лучшей жизни. И не только мечты.

Нейтех хмыкнул и повернулся к Хаме. Вопрос парня его очень позабавил.

– Ты такую не пропустишь, – ухмыльнулся стражник. Он подхватил со стола конфеты и забросил сразу несколько кругляшей в рот. – Если увидишь, сразу сообщи.

Стражи вывалились из коморки. Хаме не решался двинуться, пока звуки их шагов не стихли вдали. Только тогда он бросился ко углублению, пытаясь понять куда успела деться беглянка. Бледная, как сама богиня Ат, она провалилась за сгнившую балку.

Хаме протянул ей руку, помогая выбраться.

– Н-ну в-вы д-даете… – язык с трудом повиновался. – Г-госпожа цела?

Она кивнула.

– Спасибо! Я не забу…

Договорить девушка не успела. Многострадальную «дверь» окончательно снесли, переломив пополам. Нейтех схватил ее за волосы и потащил прочь. Когда беглянка попыталась высвободится, он встряхнул ее и девушка обмякла.

– А я-я? – от страха все слова покинули голову. Хаме попятился. – Я ничего не сделал, отпустите…