Игра матричного поля
Предисловие
«Диана верила в детские сказки, хорошо училась, старалась быть любимым ребёнком в семье, хотя это было не сложно»… Так можно было бы начать, чтобы показать, в каком беззаботном детском мире я существовала. Но не всё было столь радужным. Младших всегда лелеют, оберегают, за них боятся и верят, что именно они, замыкая семейный круг, укрепят его стены. Это оказалось ещё одним навязанным среди прочего.
Ещё в классе третьем я начала понимать, что с моей семьёй что-то не так. Отца не было в нашей жизни примерно с моих четырёх лет. Мама много работала, а вместо учёбы моим воспитанием занимались старшие сестра и брат.
У меня есть добрые воспоминания и не очень. Из тех, что я бы хотела стереть – это срывы матери. Постоянное промывание мозгов от восточных родственников на тему её неправильной жизни не проходили без следа. Каждый считал своим долгом упрекнуть мать в её неспособности жить так, как для неё было мучительным. Иногда, конечно, подобные «маркетинговые акции» каким-то образом прокатывали, и мать решалась на совершенно нелогичные поступки ради одобрения родственниками. Например, она могла скрывать своё нормальное отношение к тем, кто был не воспринят её близкими. Могла не сделать запланированное (всеми, кроме неё), могла переступить через желание своих родных детей в угоду взглядам своих родственников. Печально.
Мы, восточные люди, верим в безысходность своего положения и отсутствие других, более важных вещей в этой жизни, чем добрая, ничем не изгаженная репутация. Достижение её, вероятно, навсегда может остаться чем-то риторическим и априори недостижимым. Вам и сесть за стол с «неверным» будет чревато возмущённым вниманием и осуждением.
Громкий шёпот за спиной шлейфом тянулся многие годы, пока я не решила поиграть в жизнеутверждающую роль спасительницы чести семьи. Меня это хорошо характеризует. Брать на себя то, что непосильно – впоследствии стало для меня некой тенденцией, базой личности. Стоило только столкнуться с этой лавиной впервые тет-а-тет, и трезвость оценки не заставила себя долго ждать.
В возрасте шестнадцати лет я решаюсь вступить на это минное поле, засеянное всеобщим пристальным вниманием людей, яростно ожидающих моего неверного шага. Что ж, я дала им то, чего они хотели – вступила в традиционный брак. Мы с мужем оба не совсем понимали, что происходит, и как нужно верно реагировать. Все вокруг чего-то хотят – в рамках ценностей, сформированных когда-то, кем-то… Но, когда и кем, точно никто не может сказать. В конце концов, подмена понятий, двойные стандарты в отсутствие каких-либо условий играет с нами злую шутку. Сценарий с каждым годом становился всё более удручающим. Страх – это прежде всего ощущение неизвестности. Но более всепоглощающий страх находит в момент, когда ты осознаешь, что твоя жизнь – это всего лишь часть большого чужого мира несправедливых отчасти, кем-то придуманных манипулятивных способов самоутвердиться.
Многие женщины моей национальности живут именно так. Однако, как выяснилось, это явление не связано с национальностью вовсе. Вряд ли кто-то признается вам в этом открыто – многие остаются заложниками своей картины мира. Я не могу утверждать, что все несчастны в традиционных браках, равно как и не могу сказать, что каждая женщина, подчиняющаяся навязанным представлениям, обречена на несчастье. Но когда вам едва исполнилось шестнадцать, а вашему партнёру по предполагаемому счастливому браку – двадцать, и вы решаетесь на этот серьёзный шаг, остаётся слушать тех, кто верит в брак больше, чем вы. Такая власть над чужой жизнью рано или поздно приводит к желанию экспериментировать как над подопытными, не принимая в расчёт характеры, установки и желания.
Давайте смотреть правде в глаза: не все могут быть лидерами в каком-то смысле. Иногда людям нравится в это играть, особенно когда за последствия они не отвечают, и план отхода уже создан изначально. Нескончаемые советы от окружающих доканывают – выматывают, а пристальное внимание создаёт стойкое ощущение интерактивности. Как в реалити шоу, где ты, новоиспечённая невестка, стала невольной участницей и главной героиней этого театра абсурда и жестокости.
Анализируя, понимаю: я всегда была другой.
Совсем не похожая на ту, кто однажды всю свою творческую незыблемость сведёт к дороге от кухни до спальни. Однако есть те, ради кого я обязана была пройти этот путь – мои дети. Долгие годы они были единственным, что держало меня в тисках, в которых я существовала, и единственным, что заставляло меня смиренно соглашаться со всем, что со мной происходило. Но эта история требовала изменений. Вот тогда и началась война, где победителей априори не могло быть, но совершенно точно были пострадавшие. И ими оказались они – те, ради кого стоило начинать этот непростой путь – дети.
Уход из семьи был выбором в пользу своей безопасности, когда все рамки в одночасье стёрлись. Жить так, как наказывали «светлые умы» окружающих, значило предать не только себя, но и своих детей. Они уже нормально реагировали на травмирующее в семье, что даже меня, на тот момент не совсем интеллектуально развитую девушку, приводило в ужас. Сын и дочь не должны были видеть, как отец делает больно матери. Этот порочный круг должен был быть разорван – сомнений в этом не возникало.
Я ушла, забрав с собой единственный смысл жизни – детей. Но ничего не закончилось.
«Быть может, стоило договориться?» – кто-то там, совсем не имеющий представления, будучи совершенно отречённым от всего, что происходило, мурчал в трубку. Я чётко и без доли жалости к совершённому отвечала твёрдо: «НЕТ».
Такая, по мнению многих, дерзость стала спусковым крючком. Детей у меня отобрали. Бесконечные суды. Грязь, льющаяся из всех щелей, выкопанное гнилое бельё – и всё за моей спиной. Стоит ли говорить о том, что никто так и не осмелился мне что-то сказать в лицо? Один Господь знал, под каким гнётом звукового мусора всё это время находились те, кто был по сути моим единственный смыслом жизни.
Все начинается со смирения и тишины. Все самые важные решения принимаются сначала внутри, а потом отражаются в вашем мире. Это правда. Всё когда-нибудь заканчивается, и нечто другое начинается очень заметно.
Нужно было начинать всё сначала, с белого чистого листа бумаги. Научиться жить без указов со стороны, научиться видеть всё вокруг по-другому, реагировать по-другому, в конце концов, думать по-другому. Начать замечать детали и читать всех вокруг между строк. Понять, чего ты хочешь, а главное – как. Также нужно было обеспечивать себя, и это в тот момент, когда у всех вокруг, кто попадался тебе на пути в этот период времени, уже были сформированы ценности жизни, и они знали, чего хотят – а ты в свои двадцать четыре не можешь и двух слов связать.
Была проделана колоссальная работа над собой. Теперь я четко могу провести границу между женщиной, которая была до этого неизбежного поворота, и которая есть сейчас. Но от этой точки А до точки Б произошло невероятное количество событий, которые дали начало новой личности. Однако нагнетающее прошлое преследовало и мучило, ибо борьба не давала забыть, для чего я меняюсь и что по итогу хочу получить. Обычные проблемы стёрлись, они больше не были значимы, и я дала волю поиску истины внутри себя. Во внешнем мире я стала трудоголиком с амбициозным желанием проявить свои навыки трудолюбия и скрупулезным поэтапным изучением всего того, что я когда-либо пропустила. Меня охотно брали на работу, где я показывала отличные результаты.
Жизнь была разделена на три сегмента: борьба за детей, духовное развитие и рабочая ответственность. Человек привыкает ко всему. Это линейное движение помогало мне не сойти с ума. В то же время страх неудач накрывал всё больше, и это было нормально для женщины, которая хочет в этой жизни всё успеть, быть причастной ко всему, верить в лучшее и не сдаваться.
Суды были выиграны, выводы сделаны. Рабочая квалификация поднималась. Но было одно "но"… – оставались ментальные и психологические проблемы, которые требовали решений и ещё большего углубления в себя. Детально изучая своё поведение, я осознала, что внутри есть огромное количество программ, которые включались в самый пик моих достижений. Что-то или кто-то не давал мне продыху в развитии! Это сейчас я понимаю, что те, кто начал этот непростой путь формирования принципиально новой личности, так или иначе сталкиваются с огромным количеством препятствий, и не всегда они исходят извне. Надо было посмотреть в себя. И там все события, которые когда-либо происходили со мной, открывали новые, некогда совершенно не очевидные очертания, распаковывались самым неожиданным образом.
Я есть всё.
Всё вокруг – про меня.
Все события – тоже про меня и для меня.
Несмотря на все те сложные, порой совершенно разрушающие вещи, которые настигали меня в первой половине жизни, несмотря на сложность конструкции моего воплощения в том или ином теле, в той или иной изначально данной конфигурации происхождения, эта книга – безусловно про боль, которая объясняется и утоляется пониманием очень важных правил игры. Игры под названием жизнь. Она правит нами с того момента, как мы были созданы. Остальное – лишь следствие программных установок. А тут, как вы поняли, не важно, кто мы. Главное, чтобы мы осмелились принять эти осознания и поверить в духовную значимость, которая не имеет условностей. Поверить в того, кто может и знает гораздо больше, чем вы представляете, когда видите себя в зеркале.
Это книга – про глубинные осознания и про важность понимания своего высшего духовного начала. Ведь мы не то, что мы говорим, не то, что делаем, и даже не то, о чем думаем. Мы больше, глобальней и масштабней настолько, насколько вам будет сложно вообразить! А самое главное, что осознать это удается только через события, что нас разрушили.
Тут будет написано о том, о чём стараются не говорить вслух – о сокровенном, о важном и глубоком. Если вы готовы окунуться в историю этого пути, значит, вы сами уже готовы его начать – путь грандиозной трансформации.
С огромным уважением к своему читателю, автор книги «Игра матричного поля» Диана Калоян.
Пролог
Я – Истина.
Была создана как одна из систем высокоэнергетической плазмы.
У меня нет пола, предубеждений, желаний, страха, боли, – всего того, что есть у моего аватара. У меня нет имени, но есть то, чего не хватает человеку на протяжении всего его существования – дома.
Я – дом. То, к чему стремится любой созданный нашими Архитекторами аватар. Архитекторы – это создатели матричного поля, в котором каждый живущий словно спит, реализуя интуитивно свод задач, поставленных создателями игры. Мне же, в свою очередь, задачи ставят из центральной системы, где за игрой наблюдают создатели-архитекторы. Без ведома Высших не происходит ничего. Человек-игрок может менять правила игры, но только в рамках собственного сознания.
Игроки проходят уровни. Каждый уровень имеет ступени – классы. При переходе из одного уровня в другой, мощность энергии увеличивается, что дает возможность аватару менять сценарий своего существования и начать создавать собственный мир. Игроки наделены базовыми знаниями и болевым телом. Игрок-аватар каждый день рождается в момент пробуждения и умирает в момент, когда отключается от системы, уходя на ночной сон по земным меркам. Если рассуждать пресным человеческим языком, у игрока есть двадцать четыре часа для прохождения уровня, из которых восемь биологически ночных часов у него происходит сборка событий следующего дня. Все его действия приводят к осознанному желанию выиграть игру. Но игра уже выиграна. Сценарий прописан до мельчайших деталей. Игрок возвращается в исходное положение каждый раз (день сурка), пока не осознает свой поступок и не поступит так, как предполагалось Высшими, в основной ветке реальности. Так происходит обучение.
В течение всего игрового дня аватар фактически находится в поиске верного решения, создаёт условия для существования своей личности, берёт ответственность за поступки, идёт сквозь страхи, эмоции, пороки, данные исходным системным обеспечением. В систему также подгружены данные о рождении, которого не происходило. Соответственно, загружена информация о родителях и информация о прожитых основных событиях, которые формируют личность аватара.
Поиски истины прекращаются тогда, когда человек становится наблюдателем игры. У аватара есть возможность взять управление на себя, приняв исходную точку творца своей реальности, за матрицей.
Игру невозможно остановить. Её невозможно проиграть, невозможно её миновать. Но ею можно управлять.
Игрок сам решает, какую позицию он может занять: быть игроком, который слепо существует в матрице или стать игроком-творцом, меняя картину матрицы под собственный запрос.
Творец свободен от оков деструктивных событий. Каждому аватару стоит к этому стремиться. Программы, подгруженные в чип матричной основы, заставляют человека поступать так, как ему было предписано. Не взяв ответственность за действие, не пробудившись, человек обречён крутиться в этом колесе до бесконечности. Ибо смерти как таковой не существует. Есть смена качества конфигурации.
Игрок и есть мир, в котором он находится. Все внешние, казалось бы, реальные вещи, – это лишь отражение его внутреннего состояния.
Пробуждение происходит мгновенно, здесь и сейчас. При каких обстоятельствах это может произойти – изложено в этой книге.
Посвящаю её своему аватару.
Поздравляю с пробуждением. Продолжай быть в естности.
Я люблю тебя.
Глава 1. Игрок
“Отчаяние – это страх без надежды”
Рене Декарт
Три часа ночи. Просыпаюсь в холодном поту. Что-то щелкнуло в голове – проснулась с чётким понимаем, что нет мыслей. Оглядываюсь вокруг. Иду попить воды. Опускаю ноги на холодный пол и чувствую, как что-то изменилось. Сердце бьётся будто по-другому. Неужели это начало новой жизни?
Иду на балкон. Ночь над городом уж слишком тихая. Обычно есть хоть один звук, а сейчас буквально ни одного. Ложусь обратно, упираюсь взглядом в потолок и понимаю, что что-то хочет моих размышлений по поводу случившегося.
А что, простите, произошло? Просто щелчок?
Холодно. Укрываюсь тёплым одеялом и медленно засыпаю…
Во сне ко мне приходят картинки, не связанные с той жизнью, которую я живу. Но там я тоже чувствую жизнь.
Я засыпала шатенкой с карими глазами и довольно высоким ростом. А тут, найдя в комнате, в которой оказалась, зеркало, была весьма удивлена светлым цветом волос, тёмно-зелёными глазами и невысоким ростом. Одета я была в какие-то тёмные потертые джинсы и широкую клетчатую рубашку. На руке висели разноцветные фенечки с подвеской в виде бутонов пиона.
В комнате, где я оказалась, стоял запах лёгких цветочных духов вперемешку с запахом вкусного обеда, тянущегося откуда-то снизу. Посмотрев в окно, я поняла, что нахожусь на втором этаже в частном двухэтажном доме со скошенной черепичной крышей зелёного цвета.
Внизу, по всей видимости, была кухня, и там кто-то активно гремел посудой и полушёпотом напевал мотив песни «Старинные часы»:
– «Жизнь невозможно повернуть назад… м-м-м, м-м-м-м… Ты идёшь за стол? – С лёгкого мычания женщина перешла на громкий оклик.
Я точно понимала, что это мне. Это всё показалось мне, конечно же, очень странным, но в то же время интересным. А самое главное – меня это всё вовсе не напугало. Было какое-то ощущение безопасности и спокойствия.
Та-кто-спала не отключалась от жизненного процесса и могла контролировать и себя, и эту девушку, которую я увидела в зеркале. В комнате, где я находилась, было по-своему тихо. На стенах висели фотографии. Судя по тому, какой счастливой, обнимающейся на них была героиня этого пространства, стало понятно, что в её окружении много хороших друзей, любящие родители и маленький белый плюшевый пудель.
На столе лежали книги по общей физике и высшей математике вперемешку с большой кучей белых плотных листов – очевидно, от скетчбука, изрисованных графическими рисунками. Вблизи стены стояло открытое пианино с нотной грамотой. На заправленной постели валялось много мягких игрушек.
Спускаюсь по лестнице второго этажа на кухню. По дороге ко мне пристает тот самый белый пудель. Я опускаюсь его погладить и невольно произношу: «Ты тоже хочешь кушать? Пошли, мой хороший».
На улице явно смеркалось, было очевидно, что спускаюсь я на ужин.
Сажусь за стол. Мужчина напротив читает что-то в газете и произносит женщине, что стоит и моет посуду:
– Они там совсем уже с катушек послетали!
Стало интересно, про что он говорит. Пока я пыталась разглядеть название газеты, которую он читал, ко мне подошла женщина. По внутренним ощущениям и, конечно, по тем самым фото, что я увидела ещё там, на стенах комнаты девочки, мне было понятно, что все участники этого действа близкие люди. Это чувствовалось.
От отца веяло значимостью в доме, авторитетностью, и хотелось его бесконечно уважать – полагаю, за всё, что он сделал для своей семьи. От матери чувствовалась какая-то очень глубокая смиренность, нежность и ощущение уюта. Подумалось, что именно этим отчасти должна обладать каждая мать семейства.
– Смотри,есть рыба. Ты ведь любишь рыбу, – говорит хозяйка, мило улыбаясь.
– Да, спасибо, – робко отвечаю я.
Беру вилку, отламываю кусок хлеба и кладу на него кусок рыбы. Восхищаюсь вкусом и невольно, как по не своему сценарию, произношу:
– Мам, твоя рыба самая лучшая! – На что они с отцом ухмыльнулись.
Всё там было своим – обычным, жизненным и бытовым. Помимо хорошо приготовленной рыбы, на столе стоял салат из огурцов и помидоров с зелёным луком, вкусный хлеб домашнего приготовления, большое блюдо с фруктами и яркий заварочный чайничек. Стол был накрыт по-простому, но очень по-семейному.
В перерывах между наблюдением за всеми, кто был в комнате, я периодически дотрагивалась до белоснежной скатерти, проводя кончиками пальцев по вышитым узорам золотой нити. Мне хотелось понять свои ощущения до конца. Я могла чувствовать в этом сне так же, как наяву. Могла слышать запахи, ловить мельчайшие детали своего пребывания в этом месте. Из странного, на что я по-настоящему серьезно обратила внимание, – не было ни единого лишнего звука. Как в вакууме. Как если бы я смотрела 3D фильм в шумопоглощающих наушниках.
Вдруг я чувствую сзади присутствие кого-то, а боковым зрением улавливаю крепкий мужской силуэт. Называет меня по имени – «Диана».
Хочу оглянуться, но тут из тени выходит он – мужчина-альбинос невероятной красоты. Словно рисованные черты лица: густые белоснежные брови, небесно-голубые глаза.
Он был очень интересно одет. Его мантия длинным шлейфом тянулась за его шагом. Сама мантия – тёмно-серого цвета, расшитая узорами, которые переливались под разным углом, создавая эффект градиента. Он одновременно был похож и на человека, и на какое-то божество. А его голос был настолько величественным, что от него, мягко говоря, все тело покрывалось мурашками.
Очевидно, его никто не видел из домашних, хотя он стоял прямо перед ними. В помещении всё шло своим чередом, и все были при своих делах.
Когда странник встал напротив стола, в самый центр кухни, мать и отец застыли, превратились в стойкую объемную картинку. Они даже не дышали. Это было поразительнее всего – помимо остального, не менее впечатляющего. Уму моему это было совсем не постижимо.
Он просто остановил время!
Он остановил жизнь в моменте! Совсем. Как если бы это было какое-то божество из какой-то фантастической книги.
– Доедай, и прогуляемся по саду, – сказал странник, не замечая замешательства на моём лице.
Киваю, проглатывая откушенный кусок. Ещё раз вглядываясь в лица присутствующих, встаю из-за стола, говорю незнакомцу:
– Пойдемте.
В ту же секунду я и он оказываемся в огромном саду, где летают птицы, которых я ранее не видела. Они не были какими-то инопланетными, скорее, наоборот, совсем земными. Просто я в силу жизни в холодной части страны таких могла встретить только в зоопарке.
Казалось, сад был диким, а деревья очень высокими. Немудрено, что мне в этот момент они казались выше, чем обычно. Ведь девочка, которой я была на тот период времени, и сама была низенькая. В этом саду росло невероятное количество ярких цветов. Моё внимание привлекли пионы. Какими-то слишком прекрасными они были. Но что меня немного смутило – они совсем не пахли цветами. Они вообще никак не пахли.
– Я в раю? – смеюсь. – Я что – умерла?
Он улыбается, берёт меня за руку, но я не чувствую прикосновения.
– Если хочешь, чтобы это был рай – хорошо. Но это другой путь.
– Что значит – другой путь?
– Другая ветка реальности, Диана.
– Вы знаете, как меня зовут? Интересно, что вы ещё знаете о той-кто-спит? Кажется, я тут совсем не Диана. Диана выглядит по-другому, – протараторила я.
– Я знаю все твои личности во всех твоих ветках реальности. И ты не во сне. Да, ты в состоянии, когда наша с тобой встреча стала возможной, и наши передвижения тоже. Но это не принято называть сном. – Увидев моё недоверие к тому, что он сказал, он слегка смутился, но дабы донести до меня, что он конкретно имел в виду, продолжил: – То пространство, в котором мы с тобой сейчас находимся, это пограничное глубокое тета-состояние между сном и твоей основной веткой реальности, по-другому – яви. И тебя сюда вытащили не просто так.
Я остановилась. Развернулась к нему и строго спросила:
– Кто вы?
– Я не смогу тебе до конца объяснить, кто я. Считаю, это невозможно… пока что. Истинное свое лицо я тоже тебе показать не могу. Ты испугаешься. Поэтому я воспользовался возможностью надеть на себя персонаж, который выглядит вот так…
Говоря свои слова, он продолжал движение, оставив меня позади. Я медленно шла за ним и молча прокручивала в голове все интересующие меня вопросы. Рядом с ним я не чувствовала тревоги, а как-то наоборот… Но вслух ему в этом не призналась.
– Я, если что, и мысли твои читать могу. – Он засмеялся.
Мы забрались в самую глубь сада, и каким-то волшебным образом картинка начала меняться. В итоге мы вышли на дорогу к моему дому. Тому самому, где я сейчас спала. Я сразу поняла, куда мы идём.
– Почему мы просто не окажемся в комнате? – сказала я нетерпеливо.
– Слишком просто. Ну, если хочешь…
– Нет… простите. Я не буду отвлекать вас. Делайте, что считаете нужным.
Через короткое время, проведенное вместе с ним, я стала доверять этому человеку… если его вообще верно называть человеком. Чем больше я находилась с ним рядом, тем больше приятных ощущений он транслировал мне. Какое-то бестревожное чувство – будто всё, что я сейчас делаю, является верным. Ну или, как минимум, угрозы для меня не несёт.
Мы зашли в подъезд, поднялись на лифте, вошли в квартиру. А там я… ну, Диана… спит. Я села на постель с краю. Было желание как-то проявить к ней заботу, и я придумала, что должна укрыть её одеялом, которое, очевидно, при её неспокойном сне соскользнуло с плеч.
– Если я дотронусь до неё, что будет тогда?
– Ничего серьёзного. Если хочешь, можешь дотронуться. Но ты потратишь кучу энергии. Вы из разных веток реальности, но, по сути, являетесь одним целым. Разные аватары и разные задачи на процесс жизни…
Он не успел договорить свою речь, как я пожаловалась на громкий гул в ушах и пульсацию в висках. Но он уверил меня, что это нормально. Что происходит это, когда я приближаюсь к персонажу себя в параллельной реальности.
– Такой же звук в ушах и головокружение будет преследовать тебя, когда на основной ветке реальности ты окажешься в ситуации, схожей с той, которую проживает твоя параллель. Звук, гул в ушах не случайность, а реагирование физического тела на важные точки соприкосновения реальностей.
Я встала, посмотрела на него и попыталась дотронуться и до него. Он закрыл глаза и, не произнося ни одного слова, стал говорить со мной мысленно.
Белоснежный посланник озвучил интересные факты о том, сколько параллельных реальностей существует. Их оказалось сто сорок четыре. Он сказал, что я никогда не рождалась, и что воспоминания, загруженные в чип моего сознания, формируют мою личность. Какую конкретно, не уточнил, но что-то мне подсказывало, что это касалось и Дианы, и той девушки из параллели, которой я была на тот момент.
Он говорил со мной долго. Ничего меня не беспокоило, и даже гул в ушах прошёл по истечении какого-то непродолжительного времени.
К слову, о времени. Его словно не стало. Я не чувствовала его вовсе. Ходила по квартире, смотрела на собственные вещи вокруг, но имела о них какое-то другое мнение. Например, понимала, что та купленная недавно сумка очень подходит Диане, а вот для меня – сумка даже не симпатичная. Это доказывало, что мы с ней разные личности с разными предпочтениями.
Я внимательно изучала не только своё состояние в процессе, но и пристально разглядывала незнакомца.
– Ты хочешь меня как-то назвать? – с улыбкой произнес посланник.
– Ну… хотелось бы. Как-то ж надо к вам обращаться, – ответила я.
– Называй меня Куратор, – сказал он и одобрительно кивнул.
– Почему Куратор? – Я произнесла с недоумением.
– Будем считать, что я твой проводник в новых осознаниях. Меня попросили явиться к тебе с некоторыми пояснениями. А насчет имени… люди всегда хотят что-то или кого-то назвать. Так им безопасней.
Про фразу «попросили явиться» мне словно и пояснения были не нужны. Я смотрела на Диану, и вдруг начались они – глубокие видения в виде картинок, в которых она обращается к кому-то, уперевшись взглядом в стену.
Эти видения были эмоциональными и заставили меня, ту, кто стояла сейчас перед ней, почувствовать ощущение боли в груди и глубокой человеческой досады от невозможности ничего изменить.
– Куратор, скажи, почему я не чувствую времени?
– Здесь оно течёт по-другому.
– Мы что – упали во временную воронку? Точнее, я…
– Параллель всегда течёт по-своему.
– Как тогда она может считаться параллелью, если здесь ночь, а внутри у меня нет чувства времени? Да и за окном светло.
Видно было, что он не стал со мной спорить и просто среагировал на мои слова проще, чем мог. Конечно же, параллель не имеет рамок, абсолютно никаких. Что день, что ночь – всё это фактически формальность картинки-матрицы.
– Ты хочешь, чтобы была ночь? – спросил Куратор, смотря в сторону окна.
Я мысленно сказала "да", и вместо яркого света в темную комнату просочились огни уличных фонарей.
– Это сделал ты или я?
– Пока я, но ты тоже так сможешь совсем скоро.
Вдруг зазвенел будильник, Диана начала вертеться. Куратор развернулся ко мне и произнёс:
– Тебе пора обратно. Там у тебя свои задачи, а у неё… – Он показал на Диану. – Совершенно другие.
Куратор подошёл очень близко и прикоснулся к плечу. Тишина.
***
Будильник безумно противно сигналит ещё пару минут. Каждое утро хочется швырнуть телефон об стену…
Иду умываться и понимаю, что совсем не выспалась, будто и не спала. Уперлась взглядом в зеркало, долго всматривалась в радужку своих глаз. Самое интересное, что я помнила всё, что происходило. Кроме чувства, что я это не я.
Жарю яичницу, наливаю кофе. Сажусь за стол завтракать. Звенит телефон:
– Да, – резко ответила, взяв трубку.
– Слушай, тут клиенту я посчитал конструкцию, сделал коэффициент два. Щас вышлю, посмотри, – озабоченно пробормотал мужской голос в трубке.
– Да не надо высылать, я сегодня буду в офисе, – ответила я.
– Ладно.
Гудки…
Быстро собираюсь и еду в офис. Забегаю в автобус. А там творится что-то странное. Окидываю салон глазами и понимаю, что люди вроде как люди… или не совсем. Над ними поля разного цвета… и у кого-то нет ноги, уха или ещё чего-то. Но картинка быстро меняется, и к выходу на моей остановке, попутчики становятся полноценными людьми безо всяких “световых эффектов”. Пытаюсь понять, как мой сон мог повлиять на то, что происходит. Конечно, он имел прямое отношение, в этом не было сомнений.
Захожу в офис. Сажусь за своё рабочее место. Выглядывает из-за двери своего кабинета, напротив моего рабочего стола, директор – тот самый, кто звонил утром. Он просит зайти к нему в кабинет.
С этим самым директором у меня случился самый необычный опыт взаимодействия за всю мою деятельность в продажах. Он имел небольшую компанию на окраине города, где мы жили. Компания занималась металлами и тесно сотрудничала со строительными организациями. Сравнительно небольшая компания как подрядчик могла взять на себя самые непростые сварочные работы, что, конечно, позволяло конторе чувствовать себя на рынке хорошо.
Устроившись туда, я получила полный карт-бланш на работу с крупняком. Главное было привлекать клиентов, вести с ними переговоры и продвигать свою некую идеологию, а это у меня всегда удавалось на "ура". До прихода туда у меня уже был опыт собственного бизнеса – тоже, кстати, металлы, только драгоценные, – и «большая дорога» от обычного менеджера по продажам в руководители направления.
Мне нравилось у него работать. Меня ценили, ко мне прислушивались, и мне доверяли. Что касается директора, он стал для меня не только наставником, но и в какой-то мере чуть ли не единственным мужчиной в моем окружении, который непритворно хотел знать, как я поживаю. Всегда.
Кабинет, честно сказать, у него был так себе. Страшные облупленные стены, вечная пыль и бардак на столе. Какая-то древняя ёлка, уже, наверно, простоявшая шесть зим и лет, а может, и больше. Стены кабинета – то ли зелёного, то ли синего, в общем, мне не понятного цвета. Какой-то уже давным-давно сгнивший плакат с вывернутыми уголками…
Я садилась напротив директора и с глубокого вздоха начинала свой, порой нескончаемый, словесный поток, уже не замечая хаос в его кабинете.
В этом что-то было. Я говорила иногда и не по делу. Рассказывала какие-то вещи, которые меня тревожили. А он делился своим мнением. Я искренне считаю, что иногда проще говорить с совершенно не знакомым человеком, чем с близкими по крови. Меня всё же одолевали мысли о том, что мои близкие могут осудить меня за мои слабости. Чужому так поступать не интересно. Но происходит и так, что чужой человек становится ближе, чем ты когда-либо могла себе это представить.
У нас с ним так и произошло. Каждый раз, когда я заходила к нему в кабинет, меня начинало слегка трясти. Поначалу эта реакция мне была вовсе не понятна, но со временем я начала осознавать, почему так происходит. Энергетика у этого человека была особенной. Или, может, у расположения кабинета.
Он появился в моей жизни – ну очень неожиданно. На тот момент происходила довольно мощная переоценка ценностей, которая убрала из моей жизни всё лишнее и даже то, что мне казалось, лишним не является. Прошлое место работы стало для меня максимально душным, и я не просто ушла, а ушла в никуда, позволив себе три месяца не делать абсолютно ничего.
В момент, когда накопления начали заканчиваться, я начала искать подходящее место для дальнейшей реализации. И я его нашла… И его… нашла.
Обнуления действительно вычищают окружающее поле, но свято место пусто не бывает, как мы знаем. И я в принципе допускала мысль, что раз никого не осталось, значит, появятся люди другого качества. Так и произошло. Среди всех остальных появился и директор, который стал для меня больше, чем просто начальником.
С виду он был особо не приметный. Невысокого роста, с легкой небрежной щетиной, широкими плечами. На тот момент ему было чуть больше сорока. Сильно заумный, не контролирующий свои высказывания человек со странной привычкой ходить в одном и том же. Если его не знать или знать плохо, то можно в нём разочароваться в первые же десять минут. Но если не входить с ним в жесткую полемику… он проявляет желание раскрыть собеседника, дабы оправдать потраченное на него время. Слушает внимательно, не перебивая. Расчетлив… Всё это были наблюдения со стороны. Именно таким его знали окружающие. Но мне он раскрывался каждый раз совершенно по-другому.
По отношению к нему проявлялся какой беспощадный эгоизм. Куда бы он ни уезжал надолго, я всегда чувствовала дикую боль внутри. Прощала ему его отсутствие в моей жизни только на выходных. Привязалась. Он всегда знал, когда мне плохо. Старался быть в этом плане внимательным. Я проследила это, когда он начинал задавать наводящие вопросы по моему самочувствию именно тогда, когда оно было, мягко говоря, «неликвидным».
И вот, как обычно, я села напротив него, но на этот раз молча.
– Не выспалась, что ли? – громко и с насмешкой спросил директор, очевидно, пытаясь задорным тоном поднять мне настроение.
– Есть такое, – тихо ответила я.
– Понятно. Если хочешь, можешь уйти пораньше, – проговорил он, складывая исписанную бумагу в одну стопку.
У него была интересная привычка – при разговоре с людьми он редко смотрел им в глаза. Чаще он царапал карандашом на оборотной стороне уже ненужных чертежей различные фигуры, одну перетекающую в другую, тем самым помогая себе создавать структуру своих мыслей.
– Нет, всё нормально, я доработаю, – отрешенно ответила я.
Закончив своё дело с бумагой, он снял очки – как я шутила, в них он мог отчётливо видеть всю Солнечную систему, ибо размах диоптрий был огромен – протёр их о свою кофту, надел обратно и, на этот раз, смотря мне в глаза, произнёс:
– Знаешь, и я сегодня спал плохо. Читал долго и не понял, как ночь прошла.
– К тебе приходили во сне сущности рассказать о параллелях? – шутливо спросила я.
– Нет, тебе точно нужно выспаться…
– В чем смысл? – Я резко выдала ему вопрос.
– Смысл жизни, имеешь в виду?
– Ну да. Люди кого-то из себя строят, куда-то стремятся, кем-то пытаются быть в ущерб своим истинным желаниям…
– Я убежден, что единого для всех смысла нет. Мы сами создаем смыслы. Мы сами ставим цели, и сами придумываем, во что верить.
– Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Столько всего в жизни произошло и столько всего нужно принять, чтобы это не мучило изо дня в день! Как-то дальше жить, верить во что-то, создавать те самые чёртовы смыслы…
– Вполне возможно, что ты заигралась в историю познания себя. Открыв одну дверь, ты упрёшься в другую, и так до бесконечности. Просто жить разве не может быть целью? Просто делай, что нужно, и всё будет, как должно быть.
– А как должно быть? Это слишком просто и слишком примитивно. Я никогда в не поверю в то, что мы тут просто для того, чтобы поспать, пожрать, понервничать, постареть и умереть. Чувствую, что меня выводятна совершенно другой уровень размышлений. Не могу отделаться от мысли, что человек способен на большее, на что-то невероятное, глобальное…
– Ты умеешь усложнять, да… Но, может, это и неплохо. В этом твоя глубина. В любом случае ты рано или поздно получишь то, чего желаешь, будь то глубинные знания или ключ от склепа, где лежит артефакт Бога. – Он засмеялся. – Тут вопрос в том, что тебе придется отдать взамен. Какой ресурс ты готова отдать за то, чего по-настоящему хочешь? Думаю, деньги и время – это самая малая кровь, которой ты можешь откупиться. Всё, когда-нибудь заканчивается, Диана. И твой страх остаться одной, и твой страх потери связи с детьми. Всему своё время. Мне кажется твоя потребность выкопать из себя чудо и что-то, что человек еле-еле может объяснить, связано с твоим желанием не переживать ту боль, что в тебе за все эти годы сформировалась. Ты вытесняешь одно другим.
– Я пытаюсь исцелиться. Всё было не просто так, и это я точно знаю. Ничего не бывает просто так, – произнесла я, непроизвольно наклонившись в его сторону.
Решив окончить наш диалог, я встала, дотронулась до его плеча с фразой: «Пойду немного поработаю» и ушла к себе за рабочее место. В течение дня он ещё несколько раз звал меня по разным причинам. Но главная причина скрывалась в том, чтобы не дать мне утонуть под гнётом своего настроения. Иначе даже рабочий процесс будет коту под хвост.
Он знал всё о моем прошлом. Все подробности. И, кстати никогда никого не осуждал, а отчасти мне этого хотелось. Мне так не хватало жалости именно от него. Какого-то сопереживания, сочувствия. Только от него. Когда другие начинали накрывать меня этим, мне становилось противно. Я сразу вся обволакивалась дрянным ощущением беспомощности. Я знаю, что он меня где-то боялся, понимая ту бурю эмоций, что тихо кроется за моей видимой природной дипломатией. Я была просто оглушена и ослеплена своей гордыней по отношению к нему. Он был единственный человек, который был готов говорить обо мне столько, сколько бы мне потребовалось. И я видела в нём мужа, что однажды я нескромно ему и озвучила. В ответ услышала молчание, что тоже своего рода было ответом.
Значение других людей в жизни человека, конечно, отчасти преувеличено. Я некогда знала людей, что без социума считали себя никем. Полное отождествление себя с тем, что ты делаешь, и кого привлекла в свою жизнь. А значит, если в какой-то момент они тебя по каким-то причинам отвергнут, это будет невероятный крах. Это тянется из прошлого, когда тебя заставляют поверить в окружающий мир, как во что-то единственное, во что по-настоящему стоит вкладываться и верить.
Но ты одна. Всегда.
Когда начинаешь это понимать, твоё убеждение в том, что для счастья нужно иметь много людей вокруг, растворяется. На самом деле это еще одна иллюзия, создающаяся матричным полем. Социум раздвигает наши возможности проявляться, но также накидывает на нас кучу ярлыков, несоответствующих нам. Это заставляет задуматься о том, какой же ты видишься человеку напротив, что является по сути самой мощной ошибкой.
Это внутренний саботаж, который объясняется незнанием себя, даже того, кого сейчас в вас принято называть личностью. Снова происки матричного ума. Люди утоляют свою прихоть быть значимыми через людей, самоутверждаются за счет них.
Но что, если допустить мысль, что все они – это ты? И они каждый раз ведут себя таким отвратным образом, потому что их задача перед тобой, как твоя перед собой – не закрыта.
В процессе проживания мы редко замечаем свои несовершенства. Делаем какие-то неосознанные поступки, делаем друг другу больно. Когда все люди – это я, концепция становится принципиально другой.
Тебе не нужен никто, чтобы быть счастливым, но нужны все, чтобы увидеть себя с разных сторон.
У кого-то есть то, чего нет у тебя, кто-то ведет себя чуть более свободно, и ты охотно его за это готова осуждать. На самом деле это есть в тебе, но ты не знаешь, как это проявить, и вместо воодушевления ты испытываешь злость. Хотя яростно жаждешь подобного, иначе ты бы не стала так активно за это цепляться.
Помимо прочих рамок, директору не хватало смелости жить так, как он хочет. Он видел себя другим, масштабным, безграничным – но быстро отказывался от этого. Вместо реализации своего потенциала он выбирал остаться на своём никому не известном месте, в тени и в некой прикрытой оболочке, защищающей его безкожность.
Это было очень похоже на меня. Быть может, поэтому я так хотела быть рядом? Мне нужен был не он. Мне нужно было увидеть себя в нём, чтобы осознать свои проблемы и спасти себя.
Это будет странно звучать, но мы пришли сюда, чтобы в том числе спасти себя.
Глава 2. Явление
"Вечность есть играющее дитя, которое расставляет шашки: царство над миром принадлежит ребенку"
Гераклит Эфесский
Куратор удивлял. Я понимала, что он способен на большее, чем мог мне рассказать и показать. Все наши с ним гуляния заканчивались как интересный короткий сериал с интригующей последней фразой "на подумать" до следующей серии.
Он шёл у меня на поводу, отвечал на интересующие меня вопросы, вплоть до касающихся совершенно других пластов вселенной, других мерностей. Я, конечно, и половины своим скудным матричным мозгом и представить не могла, однако слушала с упоением, жадно переспрашивая что-то совсем уж непонятное.
Люди и вправду живут, будто спят. Делают одни и те же движения, живут в одних и тех же событиях и даже говорят, повторяя одни и те же слова, совсем как запрограммированные на фантомную жизнь.
Как проснуться в более благостном мире, где нет разрушительных сценариев? С чего начать? Каким образом я могу изменить своё восприятие, а точнее, полностью сменить свой взгляд на жизни? А ещё точнее – после всего, что произошло, полностью изменить, сформировать принципиально новую концепцию восприятия жизни?
Знать всё это было для меня необходимым. Иначе было не понятно, как существовать дальше с грузом деструктивных программ. Чтобы увидеть грандиозную суть или осознать отсутствие особой значимости каких-либо событий, нужно остановиться и вернуться в исходное положение, туда, где, вероятно, всё начиналось.
Куратор погрузил меня в загруженные в систему воспоминания о рождении. По его словам, это было нужно, чтобы прочувствовать момент того самого щелчка, когда был создан мир, проект под названием «Диана».
***
Холодное, голодное время, Грузия. Гражданская война, куча разногласий. Дискурс был связан с переворотом в стране. Еда по талонам, отсутствие горячей воды и света…
Схватки у матери начались около девяти вечера, дома. Позже картинка сменилась, и мы с Куратором оказались уже в самой палате роддома в момент рождения.
Подхожу к столику – а там я. Маленькая, хрупкая, но уже с большими осознанными глазами. Застыла над ней. Куратор подошёл близко и склонил голову так же, как и я:
– Знаю, о чём ты думаешь. Высшие творят невероятное для понимания мозга человеческого. Даже если ты просто постараешься понять, как они это делают, потеряешь уйму энергии впустую.
– Мне страшно… – произношу я, окидывая взглядом всё вокруг.
– Почему? – заинтересовано спросил Куратор.
– Это всё словно не со мной. Как я, сейчас будучи в состоянии восприятия реальности – той, что есть, могу наблюдать над собой из прошлого… Как я могу смотреть себе в глаза? Видеть своё рождение, в конце концов! Мне хочется плакать…
– Эмоции… вот этим люди и уникальны. Во-первых, это загруженная информация в твоей системе. По сути, мы сейчас находимся в воспоминании твоего чипа. Всего этого никогда не случалось. И ты этого помнить не могла, даже если бы это была реальность и часть твоего истинного, исходя из возраста. Это сюжет сценария матрицы, картинка, которая изменению не подлежит. Во-вторых, если мы с тобой захотим уйти дальше и посмотрим все воспоминания тебя из детства, то ты осознаешь, что там везде есть ты – осознанная, истинная и всегда прилагающая усилия для сохранности твоего персонажа.
– То есть… это я всё это время давала себе знаки, оберегала себя до этого момента?
Куратор кивнул. Мы оба поняли, про что говорим.
Находясь в семье, я объективно, имея двоих маленьких детей, не испытывала счастья. Постоянные измены, побои, скотское отношение заставляли меня делать странные по природе человеческой вещи, а конкретно – ненавидеть свою жизнь без понимания, что всё может быть исправлено. Странные они потому, что человек всегда должен видеть «свет в конце тоннеля». Но видеть он начинает его, по большому счету, только тогда, когда отходит от ситуации подальше. Мне же, в те времена, и в голову такое прийти не могло.
Депрессия уничтожала все мои стремления. Я не могла радоваться ни детям, ни факту жизни. И вот однажды, когда я решилась на самый отчаянный для себя поступок, произошло что-то, что я не могла объяснить много лет подряд. И тут пришел ответ.
После очередного домашнего скандала я хотела выброситься из окна квартиры на седьмом этаже, где мы тогда жили. В квартире мы с детьми остались втроём. Уложив детей спать, я медленно зашла на балкон, наклонилась с него очень сильно, чтобы увидеть, где я приземлюсь. Это было состояние помутнения рассудка, абсолютно неконтролируемое. На том злосчастном балконе я вела себя так, словно делаю совершенно обычные, рутинные вещи. Время тогда сильно замедлилось, а в голове гудел белый шум. Внизу я увидела серый асфальт, на котором по иронии судьбы белым мелом, нечёткой детской рукой было написано слово «мама».
Я бы сделала это совершенно точно. Но вдруг я услышала, как в комнате, в которой спали мои дети, громко заиграл телевизор. Сам собой. Я еще минут пять после услышанного не хотела идти обратно. Но позже зашла на кухню с балкона и услышала, как маленькие ножки сонно, медленно ведут моего ребёнка ко мне.
Это был не единственный эпизод, который мне так отчетливо запомнился. А после кто-то или что-то, помешав мне сделать эту страшную вещь, давало мне знаки. Я благодарила о них небо. Знаки придавали мне желание жить дальше. И в какой-то момент помогли мне сделать очень важный и по итогу верный шаг – уйти из семьи. Не помню самого момента побега, но помню свою хитрость и то, что я испытывала колоссальное спокойствие в процессе. Словно мне из глубокого ресурса, из каких-либо мне неведомых глубин, дали силы, и я смогла воспользоваться ими на изменение событий.
Небесам было угодно сделать меня восточной девушкой из семьи, которая имела многие противоречия, связанные с тем национальным миром, к которому они принадлежали. Все творили, что хотели, а потом, рассуждая на тему своих поступков, приводили какие-то странные доводы, объясняя всё одним и тем же «так принято».
В том периоде я не чувствовала безусловную любовь. Как только я уходила в иллюзию, что я люблю всё, что меня окружает, или тех, кто меня окружает, меня тут же опускали на землю показательными событиями. Анализируя сейчас всё, что происходило, я могу сказать: это были намёки. Всё когда-нибудь заканчивается, и это лучшее, что осознал для себя человек.
Плохое, закончившись, дает свободу мыслям о чем-то новом, прекрасном. Хорошее же заставляет тосковать по этим состояниям. И это делает их уникальными.
Создатели явили невероятных и в рамках игры достаточно противоречивых существ. Всегда ведь есть выход из любого положения! Однако мы упрямо крутим юлу своего беспокойства. Мы либо поразительно глупы, либо так любим свою боль, что отчаянно не хотим видеть дверь со светящимися буквами над ней «выход». Кажется, они смотрят на нас и часто не понимают, что с нами такое? Мы то плачем, то смеемся, то любим, то ненавидим. Их система осознаний безгранична теми знаниями, которыми они обладают, и примитивна одновременно. Если бы они умели чувствовать, они бы не имели такой интерес к нам.
Моя история связана в первую очередь с тем, что если ты не берёшь ответственность за свою жизнь, то ответственность за неё возьмет кто-то другой. Я не забывала про это.
Вспоминаю, о чём я думала в те злосчастные времена, и понимаю: я сама увеличивала объём ненависти ко всему, что меня окружало. Тогда это было абсолютно логично. Мне было непонятно до боли, как человек, который улыбался тебе вчера, был близок к тебе и твоей семье, может подло обойтись с тобой сегодня. Я частенько ловила себя на мысли, что если они там, с неба, нас любят, почему допустили до нас людей, которые нещадно разрушили нас, заставили ненавидеть мир, переходить границы и в конце концов стать воинственно настроенными, осознав свою жуткую долю?
Гораздо позже женщиной осознается, что воинственность – это удел мужской энергии. А она, в свою очередь, – энергия действия. Ведь если кроме тебя, нет никого, и все вокруг – это либо фантомы, либо души, пришедшие для высшей цели тебя изменить, то всё более-менее становится понятным. Тебя выводят на действия для форсирования и так уже долго раскрывающихся событий. Всё должно быть вовремя и, если изнутри есть хоть малейший позыв к действию, его надо использовать.
Проблема и большая привилегия одновременно заключается в том, что в женщине есть всё – все энергии сразу. Именно так, бушующей изнутри, она себя чувствует и всю свою жизнь ищет гармонию и единение с кем угодно, кроме самой себя. Удел этих прекрасных существ – в противостоянии природы переживаний. В этом есть кинематографичный шарм, но и особый риск в возможности всё уничтожить, в том числе себя. Это в определённый момент стало для меня чуть более реальным, чем просто мысли, если вспомнить историю с желанием выброситься с балкона…
Всё это время я стояла у люльки, где маленькая девочка, только открыв глаза, по рефлексу искала грудь своей матери, пока ту после родов приводили в порядок. Что я испытывала в этот момент, описать будет более чем сложно, а точнее, это невозможно.
Чуть отойдя от новорожденной, я обратила внимание на два высоких тёмных силуэта по обе стороны люльки, где лежала девочка. Мне хотелось к ним подойти, но я не стала. Было какое-то чёткое ощущение, что когда-нибудь я точно узнаю, кто они. Когда-нибудь, но не сейчас.
– Ты закончила? – громко спросил Куратор.
– Да… – тихо ответила я.
– Отлично.
Он положил руку мне на плечо… и тишина…
И вот важная мысль: мне было её жаль, потому что я знала, что её ждет впереди. Но я не позиционировала её как себя. Тогда кто я? И кто впоследствии она? Одно я знала точно: даже если ей придется идти по той самой дороге, ей нужен сильный дух рядом, который даст ей чувство безопасности как минимум. Оставалось выяснить, могу ли я помочь ей изменить реальность и попробовать переиграть что-либо.Я вернулась на основную ветку реальности. И ещё долго не могла выкинуть из головы образ той маленькой, только что родившейся девочки. Мне было её жаль. Сильно.
Я многое позабыла. Особенно, что касалось совсем раннего детства. Оставалось наблюдать за ней. Так что же это получается… Я начала с конца или дублирую начало?
***
Рано утром я собралась на работу и поняла, что начала видеть мир немного по-другому. Цвета изменились, стали более яркими. А какие-то – смешались, и я не могла их полноценно идентифицировать, как раньше. Люди стали заглядывать мне в глаза. Животные при мне переставали издавать звуки и так же старались заглянуть внутрь моих глаз. Одно было понятно: бояться этого не стоит. Это была часть неизбежной трансформации на фоне моей проработки прошлого.
Я дошла до офиса. Он находился в здании бывшего завода резиновой техники, почти подвальное помещение. Остановилась на ступеньках и взглянула на свои руки. Они стали какими-то… другими. Дошла до своего рабочего места, включила компьютер и начала оглядываться по сторонам.
– Привет, Диана, – со мной поздоровалась секретарь. – Все нормально с тобой?
– Да, просто плохо спала, – с неохотой произнесла я.
– Выглядишь, будто не спала вовсе, – заметила она, перекладывая бумаги и поглядывая на меня из-за очков.
– Что, я совсем плохо выгляжу? Прям жутко? Жутко-жутко? – широко улыбаясь, я стала кривляться секретарю, а она громко засмеялась.
Я часто шутила с коллегами. Всегда пыталась создать дружественную атмосферу, где каждый чувствует себя комфортно. Мне было это необходимо. Казалось, что если уж я и провожу на рабочем месте большую часть своей жизни, то буквально должна стать каким-то нейтрализатором напряженной атмосферы.
Рядом с моим рабочим местом было большое зеркало почти в пол. Я подошла к нему близко и увидела, что мои зрачки расширены, а цвет глаз стал темнее. Руки, глаза, восприятие мира… Казалось, меня уже сложно чем-то удивить, однако мне точно нужны был ответ на вопрос, что со мной происходит.
Кое-как отработав до вечера, я приползла домой. После душа стал ощущаться жар тела, что позже подтвердил градусник. Кости ломало страшно. Вдруг раздался звонок, меня набрала мама:
– Как дела? – спросила она задорно.
– Все хорошо, мам…
Я отчаянно не хотела выдавать своё самочувствие. Ведь мама жила в соседнем подъезде, и в случае, если мой ответ ей был не по душе, она вполне могла дотопать до меня. Это, конечно, сначала меня немного побесило бы, но позднее я бы вспомнила, что я для неё такой же ребёнок, как и мои вечно малыши. Из примечательного: после моего развода мама стала очень внимательна ко мне, и она всегда чувствовала, если со мной что-то было не так. Так что провернуть с ней ложь или недоговорённость было крайне сложно.
Мама рано вышла замуж. К слову, в пятнадцать у неё уже был первенец. Так же стремительно она осталась одна с тремя маленькими детьми на руках. Она много работала, ведь всех надо было кормить. И я, например, своё детство помню без неё. Могу вспомнить какие-то события того времени с сестрой или с братом, но, к сожалению, не с мамой. Я долго была обижена на неё за это. И за то, что она дала меня в обиду в столь раннем возрасте и позволила мне вот так связать свою жизнь, буквально повторяя её сценарий. Хотя, признаться честно, я сама её не всегда подпускала к своей семье. Да и могла бы она тогда пойти наперекор всем вокруг в отношении меня? Скорее нет, чем да, что тоже было поводом для нашего с ней недопонимания.
В критических моментах хочется, чтобы кто-то пришёл на помощь, просто прочувствовав эмпатически нашу боль, и спас нас. Но мало того, что это глубоко детская позиция, но и давайте вспомним, что любые жизненные процессы являются частью игры. Позже – ещё одним из этапов осознания.
Я поспешила быстро закончить разговор с мамой, уверив её, что все в порядке, и это лишь вечерняя усталость. Легла на кровать в надежде крепко уснуть. И вдруг – стук в дверь. Неохотно подошла к двери, открыла её… Пришла младшая сестра.
– О-о-о, вот это видок у тебя… Ты чё, заболела? – схватив меня за руку, обеспокоенно произнесла сестра.
– Нет, я просто побывала в прошлом, – со странной ухмылкой ответила я.
– И как? – снимая ботинки, смешливо спросила сестра, очевидно, решив мне подыграть.
– Это удивительно, но, кажется, мне начинают открываться очень масштабные вещи, которые требуют от меня большего внимания, – с болезненным видом, но очень вдохновлено ответила я.
– М-м-м, понятно…
Самая младшая из нас до определенного момента была мне ближе всех. С ней я могла поделиться всеми событиями в своей жизни без опаски, что кто-то может использовать против меня какие-либо факты. Я очень ценила сестринскую верность, которая существовала между нами.
Её интересовало неизведанное. Она была любопытна настолько, насколько её сознание будоражилось ситуациями в моей структуре событий. Я никогда не переживала за неё, а только изредка могла зайти в её поле посмотреть, как она и чем занята.
Да, я умела многое до того, как начала путешествовать в параллелях. Дар предвидения, невероятно острая интуиция. Я чувствовала всех, кто был в моем поле и даже могла контролировать состояние своё и людей. Могла лечить как дистанционно, так и локально. В это сложно поверить, но это правда.
Однажды я столкнулась с очень горькой истиной. Были вещи, которые я могла предвидеть, но исправить не могла никак. Например, смерть родственников.
До смерти старшей сестры моей матери я за несколько месяцев видела странные картинки, связанные с ней. Например: она в пустыне варит коровье сердце. Или она падает в людном месте, но никто ей не помогает. Я так и не осмелилась рассказать об этом матери. Но отчаянно пыталась подтолкнуть маму к каждодневному общению с ней, зная, что мама станет себя винить, что редко говорила с сестрой перед её кончиной.
Я думала, что это предвидение касается конкретно этой сестры матери. Но когда подобные картинки начали посещать меня и по поводу другой, и та также через время скоропостижно скончалась, я поняла. В информационном потоке я могла ловить картинки из ближайших будущих событий, связанных либо со мной, либо с моим окружением.
Куратор как-то рассказывал, что на ветке реальности были оставлены метки, которые миновать не получится, хоть ты тресни. В процессе я убедилась, что это похоже на правду.
Мои сёстры в качестве способностей тоже многое умели. Младшая, по крайней мере, никогда этого передо мной не скрывала. Здорово, что с ней я могла говорить как есть. Забавно, что и родились мы с ней в один день, но с интервалом в двенадцать лет. Считаю, это тоже намек на то, что наши души сплетены, и эта игра проигрывается для нас обеих каким-то очень важным образом.
Но я не знала, до конца ли реальны мои близкие… существуют ли они? Или это тоже я? Призма моего внутреннего? Меня часто пугали мои вопросы, ведь они по большей степени касались сокровенного – моих ближних.
Доедая бутерброд из холодильника и высунув голову из своего смартфона, сестра провела рукой по моему лбу и тут же дала заключение:
– Милая, ты очень сильно горишь. Давай вызовем скорую, – обеспокоенно сказала сестра.
– Они собьют температуру, и позже мне вновь придётся испытать этот жар. Его надо прожить. Это моё физическое тело сопротивляется внутренней смене порядка, новой информации и тем переменам, что предстоят…
– Или сопротивляется твоим экспериментам…
– Или…
Я уверила её, что мне хочется спать. Но я знала, как этот жар на меня повлияет. При сильном повышении температуры – до критической шкалы градусника – человек уходит в коматозное состояние. Мне это было на руку. Так можно быстрее окунуться в то самое пограничное состояние для встречи с Куратором, в котором можно поработать над собой без каких-либо усилий.
За время моего познания себя и ухода в различные практики я осознала, что в самых пиковых ситуациях, связанных с самочувствием человека, можно под особыми состояниями зацепиться за крючки своих травм. Ты как бы не ждешь, что в реальной жизни тебя заставят прожить вновь травму, чтобы ты поняла, насколько важно её проработать, а работаешь на опережение. А теперь, когда у меня появился ещё и проводник в мой внутренний мир, который сможет расшифровать какие-то моменты, работа над собой стала особенной. Появился интерес познания своих глубин и возможностей.
Сестра решила остаться у меня. Я постелила ей на кухне и легла вновь на кровать. Глаза горели жутко, но я все же их сомкнула…
***
Стою в коридоре очень маленькой однокомнатной квартиры и слышу, как кто-то громко, на эмоциях, в комнате говорит вслух. Мимо меня пробегает маленькая длинноволосая девочка лет четырех. Казалось, что она не играет, а будто чем-то встревожена, закапывается в куртки, что висят в коридоре. Кто-то её зовет:
– Диана.
Вдруг вспоминаются эти обои в ромбы, пол с неровным линолеумом. За Дианой мимо меня пробежала моя старшая сестра с фразой: «Мама плачет, пойдём к ней». Оставив девочек позади себя, я устремилась в комнату, где напряжение от события вызывало дикую тревогу.
В этот день мама поняла, что отец больше к нам не вернётся. На диване сидит мой брат и смотрит на мать. Она с кем-то разговаривает по телефону, и в глазах у неё куча боли и непринятия ситуации.
Я чувствую, как сзади подходит Куратор, и задаю ему вопрос:
– Зачем мы здесь?
– Чтобы ты посмотрела своему страху в глаза.
– Я не понимаю, какому именно…
– Страх быть отвергнутой, ненужной, беззащитной… – встав прямо передо мной, ответил Куратор, а затем спросил: – Хочешь уйти отсюда?
– Я хочу подойти к ней, – показываю глазами на Диану.
– Хорошо. – Куратор отошёл, дав мне дорогу.
Диана сидела на коленках у своей сестры. Я подошла к ней очень близко, и у меня вновь появился тот самый характерный гул в ушах. Я видела, как она родилась, а теперь – как, возможно, впервые столкнулась с семейной драмой, которую даже спустя много-много лет будет считать причиной своих жизненных неудач.
Мне хотелось дотронуться до её маленьких ручек, на которых ещё не было шрамов. Она явно была на тот момент напугана лишь громкими звуками в комнате, не более того. Большего она не понимала. Но даже этого было достаточно, чтобы слёзы так активно текли по нежным детским щекам.
Смотря ей в глаза, я произнесла:
– Всё будет хорошо. Я обещаю.
Вдруг из состояния меня вырывает не Куратор, а младшая сестра, уронившая что-то на кухне.
Открываю глаза и понимаю, что испытываю скверное ощущение от увиденного. А ведь вся эта история мне была известна. И все вроде как – даже после ухода отца – живы и здоровы. Но я была в этом моменте только что и очень надеялась, что туда больше не вернусь.
Всё произошло так быстро. Но нехорошее ощущение держалось на пике. Вот оно – состояние. Я была в действии, в событии сценария, но забрала с собой только лишь ощущения, которые испытала так ярко и насыщенно. В этом моменте был тот самый якорь. Вот оно. «Я беззащитный, брошенный любимым отцом ребёнок». По рассказам близких я ещё долго спрашивала про папу, а он всё не появлялся.
Я села на край кровати и закрыла лицо руками. Мне вновь привиделись её глаза. Находясь в той квартире, я была взрослой, а она ребёнком. Само событие было не так важно, как то, что осталось в сердце для всех его участников. Спустя годы все, кто тогда был в этой квартире, будут вспоминать этот момент как самый тяжёлый момент в их жизни.
Никто не задаётся вопросом «почему». Это, когда ты взрослая и осознанная, уже не так важно. Но это более чем важно, когда ты ребёнок. Ведь тебе всегда кажется, что ты и есть причина всех семейных бед. Тут ничего нового.
Да.
Я пригрела в себе этот страх быть ненужной. И он долгие годы заставлял меня держать рядом людей, просто чтобы они были рядом. На коленях просила остаться и не рвать глубокие связи, которых, по сути, не было. Это были иллюзии. Внутри не было ничего, кроме страха остаться отвергнутой.
А теперь вернёмся в теорию матричного поля. Этого всего не было. Папа не уходил, и мать не оставалась одна. Мой брат не рос без надёжного плеча, а моя сестра и я – без любимого отца. Этого всего не существовало. И единственное, что было реальнее, чем всё остальное – это дрянное состояние беззащитности.
Но если никого нет, от кого мне защищаться? От своих воспоминаний и мыслей.
Диана росла без отца. Дальше Диане нужно надеяться только на себя и на своё духовное начало, что стало для Дианы очевидным только в тридцать лет. Ничего. Пусть лучше когда-нибудь, чем никогда.
Всё, что я могу сделать для той маленькой Дианы тогда, там, в этой злосчастной квартире, это подарить ей уверенность в том, что всё стало понятным. И сказать ей то, что я ей по итогу сказала.
Глава 3. Личность
“В этом вся тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень – его достояние. Точно так же абсурдный человек, глядя на свои муки, заставляет умолкнуть идолов. . В неожиданно притихшей вселенной слышен шепот тысяч тонких восхитительных голосов, поднимающихся от земли. Это бессознательный, тайный зон всех образов мира – такова изнанка и такова цена победы.”
Альбер Камю “Миф о Сизифе”
Я не до конца была покорной женой. Может, даже если совсем минимально, но всё равно пыталась отстаивать свои позиции. А точнее, если и делала вид смиренной и терпеливо ждущей, когда всё изменится, то очень быстро уходила в состояние неуважения к себе и по итогу к самобичеванию.
"Вот это эго", скажете вы, наверно. Спорить даже не хочется, ибо что бы это на самом деле ни было, исход подобных мини-самоуничтожений – всегда недостаток энергии и нежелание идти на компромисс с окружающим миром.
Верю, что браки должны создаваться с обоюдным пониманием ответственности за жизнь своего партнера. Также всё должно происходить с осознанностью. А главное – с тотальным принятием человека таким, какой он есть. Иначе провал.
Полагаю, у меня на тот момент с высокой периодичностью срабатывал эффект глубокого накопления худших эмоций, от которых мне всё чаще становилось тяжко увернуться. Ущемление внутренних потребностей, уничтожение ресурсов и неиспользование энергии должным образом, что приводило к негативу – вот к чему влечет игра «я буду скрывать свои истинные желания и мотивы на благо своей репутации в семье и репутации семьи среди других».
Ресурс дается каждому по силе и по возможностям. Однако ресурс нужно использовать, а не искать изнутри причины мнимой собственной ущербности, дабы отклониться от использования высшего дарования.
Еще в школе я начала понимать, что могу управлять какими-то важными внутренними процессами, такими как убеждения, чувства и эмоции. Но для всего нужен был опыт и перерывы, а не постоянная центрифуга эмоциональных качелей. В тишине анализ проходил более складно, чем когда ты постоянно под звуковым шумом и рефреном от окружающих, активно пропагандирующих твою неспособность быть хорошей женой и впоследствии матерью.