Склад готовой продукции

Предисловие

Иногда судьба мира решается не в залах и кабинетах, не с помощью огромных армий и не в тайных лабораториях. Иногда она полностью зависит от неуклюжих движений одного существа.

Он не был героем, не умел сражаться и не носил ни знаков отличия, ни гордой униформы. Он не цитировал великих мыслителей и даже никогда не ходил в школу – никакой школы на его орбитальной станции просто не было. Единственными его учителями и пособиями были пыльные архивы давно вымершей расы и старый гаечный ключ.

В команде он появился случайно. Его не искали и не звали, он будто сам нашёл дорогу – по какой-то странной логике, известной только ему. И остался. Поначалу – как лишний, затем – как полезный, а потом – как свой.

Он чинил то, чего не могли другие, таскал тяжёлые ящики, когда остальные спорили, и неизменно шёл рядом, даже когда было очень страшно. Он не умел шутить, но становился причиной смеха – чаще всего невольно, но всегда искренне.

И да, по большей части он был там, где нужно. Никто и не заметил, как он стал тем, без кого их маленькая команда больше не была бы целой.

Сморг не искал славы. Он просто делал то, что считал необходимым. Иногда – с ворчанием, иногда – с нежданной смелостью, а иногда – с такой трогательной прямотой и теплом, что порой даже у самых поначалу недоверчивых в уголках глаз проступала слеза.

Если бы он был человеком, он, вероятно, носил бы рубашку на два размера больше, чтобы было куда прятать душу. Но он был сморгом, а у сморгов душа не нараспашку – она тихо живет внутри, как надежный аккумулятор, незаметно заряжающий всех вокруг.

А потом всё закончилось – война утихла, жуткие велиары вроде как исчезли, и мир снова вздохнул свободно.

Старая добрая команда на время разлетелась по своим делам. Корабль – тот самый, что спас не одну цивилизацию, – остался на орбите. Почти пустой.

Почти.

Ведь если задержаться в коридоре чуть дольше обычного – особенно в ночное время, когда весь корабль замирает в тихом полусне, то можно услышать, как он возится в техническом отсеке. Гремит инструментами, что-то подкручивает, что-то разбирает, чтобы потом снова собрать, даже если оно и не ломалось.

Иногда он просто идёт – не спеша, вдоль стен, будто праздно прогуливается по родным улицам, которых никогда не видел. А иногда разговаривает – негромко, словно проверяет, есть ли кто-то рядом, кто услышит. Или просто так, чтобы было спокойнее, хотя бы от звука своего голоса.

Он не пытается удивить и не просит слушать. Просто знает, что истории, как и жизнь, нельзя подолгу держать взаперти. Даже если ты последний, это вовсе не значит, что на этом всё заканчивается.

«Никогда не поздно сложить инструменты на полку», – как-то вспомнил Сморг слова старого друга. «Но что, если где-то ещё осталась дверь, которая ждёт, чтобы её открыли? Или свет, который всё ещё можно починить и зажечь? А может, кто-то когда-нибудь найдёт то, что ты для них создал и сохранил. А значит, что всё это – сотню раз того стоило».

Глава I. Последний оставшийся на борту

Когда «Армаон» замер на стационарной орбите над одной из торговых станций планеты Тлаан в системе Вриин, тишина внутри корабля стала почти осязаемой. Просторные отсеки, обычно полные голосов, шагов, звона приборов и хохота друзей, вдруг стали похожи на музей и теперь были словно запечатаны под стеклом. Сморг бродил по пустым коридорам, не зная, куда себя деть. На нём, в силу привычки, был его старенький пояс с инструментами. Он даже не помнил, когда в последний раз что-то чинил этим набором. Наверное, когда его старый друг Кейн сломал дверцу капсулы регенерации, а потом уверял, что «так всё и было».

В кают-компании было непривычно пусто. Он неуклюже плюхнулся на диван и уставился в потолок, где под куполом тихо поблёскивала розовая жемчужина с Баджара. Вокруг неё мерцали слабые огоньки – кажется, кто-то устроил тут маленький прощальный праздник, а потом забыл выключить гирлянду.

– Ну вот, – грустно протянул Сморг, обращаясь в никуда, – Один я тут. Что ж, мне не привыкать.

– Технически, я тоже тут, – отозвалась Арма, которая давным-давно уже «переросла» свой номинальный статус ИИ и стала настоящей душой и надежным членом команды звездолёта «Армаон». Голос её был спокойным, как всегда, но в нём теплилось нечто похожее на сочувствие.

Сморг скосил глаза к ближайшей панели.

– Я ведь… тебе не мешаю?

– Пока ты не решил устроить из моего коммуникационного блока «что-то более полезное», – не мешаешь.

– Я и хотел, но ты запаролила шкафчик, – буркнул Сморг, и немного надулся. Получилось весьма трогательно. Он немного поёрзал на диване и потёр руками колени. Затем взглянул на жемчужину, а потом в сторону экрана, на котором виднелись очертания желто-зеленой планеты.

– Я тут подумал… Как бы это сказать… Вот бы мне попасть домой…

Прошло немало времени и Арма, наконец, прервала возникшую паузу:

– В смысле, на твою родную планету, на которой ты никогда не был? Там, где сейчас пыльные ураганы и, вероятно, уже бродят какие-нибудь жуткие порождения давно заброшенного мира? Но даже и они, скорее всего, давным-давно там вымерли от тоски и одиночества.

– Да, туда. Я ээ…, – он почесал затылок. – Просто… Я бы очень хотел найти там кое-что. Я читал в наших старых архивах про одно хранилище. Ну как хранилище… То  самое, про которое я как-то уже рассказывал… Сморги называли его… эмм… «Склад готовой продукции»!

– Ты это серьёзно?

– А что? Удобное название, ёмкое. Это там, где всё аккуратно разложено, подписано и сияет!

– Ты хочешь отправиться на мёртвую планету, в одиночку, чтобы поискать сокровища, о которых мечтает каждый авантюрист и искатель сокровищ на пять световых лет вокруг?

– Да. Мы ведь можем отправиться туда вместе! – с неожиданной решимостью сказал Сморг, и запнулся. – Вернее, по-другому то ведь и не получится… Он встал и направился к мостику. – Все равно тут больше никого, кроме нас с тобой, нет…

Некоторое время Арма, словно насупившись, грозно молчала, а потом начала медленно включать подсветку. Вскоре и на носовой палубе загорелись навигационные огни, которые даже через иллюминаторы отбросили свет на ближайшие доки. Корабль будто вздохнул, просыпаясь от спячки.

– Путь построен, – вскоре сообщила Арма. – Что ж, берем курс на родную систему сморгов. Время в пути – двенадцать суток. Возможна турбулентность, как и чрезмерный радиационный фон при входе в атмосферу. И, пожалуй, нет смысла говорить о каком-то там проценте вероятности находки целого склада драгоценных камней…

Сморг кивнул, будто всё услышанное точно соответствовало его внутреннему плану. Он немного постоял у иллюминатора, потом негромко сказал:

– Там ведь никто толком и не был… С тех самых пор.

– Почти никто, – отозвалась Арма. – Зафиксировано несколько экспедиций, но ни одна из них не вернулась.

Сморг задумался. Потом добавил, глядя на звёзды:

– Может, они просто не там искали.

– Вот с этим я полностью согласна, – в тон ему ответила Арма, – Именно «не там» сразу и приходит в голову, когда речь заходит о подобных планетах.

Сморг сделал вид, что больше её не слушает и уселся у обзорной ниши в кают-компании – с неё было удобно смотреть в глубину космоса и не мешать другим членам экипажа, которые в обычные насыщенные будни могли носиться туда-сюда по кораблю по своим делам… или не делам. Удобно устроившись и вытянув ноги, он крепко взялся за поручень, как будто это могло помочь кораблю лететь быстрее.

Корабль набрал импульс, и звёзды начали постепенно растягиваться в узкие длинные нити – «Армаон» выходил в сверхсветовой режим. Туда, где когда-то был его дом, и где, возможно, ещё что-то он него осталось.

Глава II. Мир под широким небом

До того, геномод коснулся мира сморгов, их планета не знала войн, гнёта и страха перед будущим. Она росла, развивалась и дышала так, как дышит организм, движимый ясными мыслями и верой в созидание.

Сморги были народом не спешащим, но основательным. Они не стремились покорять космические просторы, но умели понимать их. Их цивилизация тянулась не вверх, а вширь – и не к экспансии стремились они, а к глубокому, почти философскому освоению того, что уже принадлежало им по праву разума.

Города сморгов были широкими и округлыми – словно их архитекторы черпали вдохновение из полевых цветов и естественных симметрий живых форм. Здания формировались по принципу центростремительной гармонии, где каждый квартал был завершённым миром, в котором они дружно жили, трудились, учились и отдыхали, не разрывая связей. Высотных строений они избегали. Первый этаж всегда приподнимался на массивных опорах, чтобы земля могла дышать – между дугообразными колоннами прокладывались дорожки, струились ручьи, тянулись сады и фонтаны, укрытые в тени нависающих этажей.

Сморги никогда не отделяли природу от технологии. Их энергетические установки питались циклотронной реакцией водных масс, а пища создавалась в специальных биоцентрах, в которых синтезировались идеально сбалансированные компоненты без уничтожения живых природных ресурсов. И вся эта мощнейшая инфраструктура была вплетена в текстуру природы, и не угнетала её, а подчёркивала.

Величественные космопорты представляли собой плавающие платформы. В случае необходимости их можно было увести за пределы мегаполиса или развернуть над ними защитный купол. В прежние века Трианна нередко страдала от метеоритных дождей и фрагментов астероидных потоков, и такие меры помогали защитить корабли и звездолёты. За последние двести лет подобных угроз не наблюдалось, но сморги продолжали проектировать космопорты по тем же принципам – не из суеверия, а как дань инженерной традиции, в которой прошлое превращалось не в бремя, а в опыт, достойный уважения. Платформы были оснащены независимыми сварктроновыми стабилизаторами, которые в случае тревоги могли отключаться автоматически, позволяя укрыть конструкцию под куполом или увести её по безопасной атмосферной траектории.

Каждое соединение, каждый инженерный узел – словно строка на изящном, но логичном языке. Мир сморгов был эстетическим выражением равновесия между знанием и уважением к неизвестному. Но величие, в их понимании, заключалось не в технологиях и научных достижениях. Настоящей их гордостью было общество.

Сморги отвергали иерархии. Их система управления базировалась на коллективах Ясных Советов – больших и малых, где каждый принимал участие по своему профилю, мироощущению или видению: инженер, исследователь, философ, наблюдатель. Старейшины не приказывали, а толковали. Младшие не подчинялись, а осмысляли. Идеалом был не герой, а мастер-ювелир, мастер-садовник или мастер-навигатор… Понятие «мастерство» относилось не столько к профессии, сколько к духовному состоянию.

В школьных залах обучали не ради карьеры, а ради понимания. Уроки и ранние знания сводились не к заучиванию, а скорее к диалогу с миром. Ученик, открывший новый способ описания воды, становился таким же героем, как геолог-разведчик, открывший новый минерал или редкоземельную богатую жилу на соседней планете.

Однако никакая философия, никакая утончённость инженерной мысли и уважение к природе не могли спасти их от жуткого геномода – смертельного вируса, который возник внезапно, как чёрная тень, как неверно подставленная переменная в привычную систему мира. Его действие было изощрённым, постепенным и абсолютно фатальным. Ни один из поначалу уцелевших сморгов не покинул планету – все понимали, что кораблей на всех не хватит, и поэтому, не сговариваясь, они решили остаться.

Трианна, некогда сияющее сердце сморгской цивилизации, погрузилась в тишину с пугающей скоростью: геномод работал беззвучно и безжалостно. Ни колоколов тревоги, ни сирен, лишь внезапные обрывы связи, молчание лабораторий и гаснущие огни нарядных куполов. Сначала счёт шёл на недели, а потом – на дни.

Уцелела лишь небольшая горстка сморгов – те, кто находился на орбитальных станциях – инженеры связи, операторы навигационных комплексов, немногочисленные звездные патрули с научными наблюдателями, а также группы ученых нескольких исследовательских станций на трех условно пригодных для жизни планетах системы: Вэльтора, сплошь покрытая соляными пустынями и полыми хребтами, коварный и влажный Вейлид, известный переменчивой биосферой и низким гравитационным порогом, и Унра – безжизненная и пустынная, самая удаленная от светила планета, богатая разнообразными ресурсами.

Со временем часть сморгов покинула свою систему. Некоторые – на оставшихся кораблях научных миссий, другие – в спасательных челноках орбитальных станций. Они ощущали себя изгнанниками, покидающие руины родного мира. Но окружающий мир встретил их не как спасённых, а как прокажённых.

Сморгов никто более не слушал, им не задавали вопросов и не вникали в объяснения. Их просто обвиняли, и обвинения были яростны и многочисленны. Их считали теми, кто собственными руками стёр свою цивилизацию с лица мира – разрушителями, создавшими смертельный геномовирус. Их сдержанные, аккуратные и честные попытки как-то объяснить произошедшую трагедию воспринимались как жалкие оправдания. А сдержанность, как известно, всегда проигрывает ярости.

Сморги были сильны в науках – особенно в синтезе веществ, создании молекулярных шаблонов, генной инженерии и биосимбиозном клонировании. И как это часто бывает, их способности привлекали тех, кто искал выгоду и наживу, а не смысл. Преступные картели, теневые корпорации, торговцы оружием – все они быстро поняли, какую пользу можно выжать из сморгов. Достаточно было лишь предложить иллюзию понимания или жалкую симуляцию родины, и сморги соглашались. По сути, у них ведь и не было никакого выбора в этой нелегкой борьбе за выживание. А ещё была наивная вера в то, что когда-нибудь их снова примут как равных. Ну а когда их разработки и открытия приводили к трагедиям, никто не думал о том, кто именно стоял за этими разработками – виноваты, бесспорно, были они, сморги.

Вот так, довольно быстро репутация великого народа, некогда почитаемого за точность мысли, скромность и великие научные достижения, превратилась в нестираемое клеймо. Сморги стали символом разрушения, образцом неудач и предупреждением. В архивах одних – как случай галактической трагедии, в упоминаниях других – как доказательство, что сморги опасны.

Но те, кто смог пережить трагедию, всё же что-то робко сохранили в своем сознании – не столько память о былом величии, сколько ощущение правды, которая хоть и была утеряна, но не исчезла. Она просто ждала момента, когда кто-то снова её найдёт.

Глава III. Полет сморгской мысли длиной в двенадцать дней

Среднестатистическому человеку может не хватить и целой жизни, чтобы осознать, насколько всё суетно и мимолётно. Сморгу же хватило нескольких часов. К исходу второго дня Арма в полной мере начала ощущать, каково это – оказаться в замкнутом пространстве с вездесущим сморгом, и что космический вакуум за бортом – не самое плохое место, чтобы катапультировать туда все свои блоки, процессоры, матрицы и интегральные схемы и навсегда бесследно раствориться в бесконечных просторах вселенной.

– Знаешь, – задумчиво сказал Сморг, усевшись посреди коридора в инженерном отсеке с тарелкой протеиновых галет и любимым компотом, – Если во вселенной всё состоит из циклов, тогда наша жизнь – это просто сбой в системе. Такой короткий и случайный сбой. Просто временный всплеск энтропии с глазами.

– Сколько ты уже не спишь? – поинтересовалась Арма с лёгкой тревогой. – Или ты только что выспался и теперь собираешься сполна отомстить мирозданию за подобный порядок?

– Я в режиме размышлений, – сообщил Сморг. – Это как медитация, только с вопросами.

– Недавно ты интересовался взаимосвязями понятий «пространство-время» и «флуктуационный изгиб», – напомнила ему Арма.

– Что ж, это необычное сравнение навело меня на определенные мысли, – задумчиво ответил Сморг, – Мне кажется, что пространство-время изгибается в ту в сторону, где его лучше понимают!

Арма выключила внутреннее освещение, чтобы Сморг подумал, что она ушла в режим глубокой диагностики и вернется нескоро.

На третий день Сморг начал строить модель космического пузыря из синтетического желе. Он утверждал, что таким образом намного проще осмыслить границы пустоты.

– Вопрос не в том, что мы есть, а в том, кто нас слышит, – заявил он глубокомысленно, сидя на полу в коридоре, и при этом задумчиво проводя пальцами вверх и вниз по вентиляционной решётке, – Ведь если нас никто не слышит, то мы лишь пустой монолог!

– Ты сейчас разговариваешь с кораблём, – напомнила Арма, – Просто с кораблем, а не со мной.

– Да. Но, выходит, я говорю не сам с собой! Я – монолог, а корабль – акустическая поверхность. А это уже – диалог.

– Забавно, – отозвалась Арма, – Значит, любой, кто тебя слышит, становится частью твоей реальности?

– Пожалуй, – согласился Сморг, – Кстати, я помню, как ты однажды сказала, что пустота – это когда ты отправляешь сигнал, а там даже эхо решает остаться в тишине. До чего же глубокая мысль!

На секунду он замолчал и провел пальцем вдоль светящейся линии на полу, будто читал по ней забытую историю.

– Раньше я любил смотреть, как в архивных капсулах прокручиваются фразы старых сморгов. Они говорили просто и понятно. Я внимательно слушал, старался всё запомнить, чтобы когда-нибудь говорить так же.

– Ну вот, теперь ты говоришь. Причем, немало, – заметила Арма.

– Да, – сказал он. – Просто… если я замолчу, мне будет слишком слышно, что я остался один.

На четвёртый день Сморг решил визуализировать одну из логистических проблем, которая была обнаружена во время их экспедиции на планету прислужников. Он аккуратно выложил на столе мастерской схему событий из резисторов, микроконтроллеров, конденсаторов и даже пары старых шестерёнок. Каждая деталь обозначала ключевой элемент проблемы: вот тут – многочисленный транспорт, брошенный на орбите искусственной планеты, вот здесь – сбои в энергоцепи, а в центре – кусочек припаянной проволоки с неровной подписью «надежда на успех». Буквы он выводил медленно и с глубокой инженерной скорбью.

– А это ты, – сказал Сморг, указывая на центральный стабилизатор, – У тебя ноль сопротивления и ноль эмоций.

– Прекрасный комплимент, – откликнулась Арма, – Пожалуй, загружу его в свой модуль самооценки.

На пятый день Сморг провёл совещание. Он сидел с важным видом во главе стола в кают-компании, держа в руке большой стакан сверхвыдержанного зелёного ликёра из лаборатории. В двух креслах напротив уютно разместились биодроны технического обслуживания. Из-за стола их было видно только наполовину, и оттого они казались особенно милыми – отчасти благодаря своей шарообразной форме и овальным линзам, которые смотрели как-то грустно и одновременно с пониманием, словно знали: вот-вот им поведают нечто важное.

– Считаю, что наша экспедиция должна строго придерживаться заданного курса, – наконец объявил Сморг, – Всем согласным – промолчать.

Тишина была оглушительной.

На шестой день Сморг вспомнил старого друга, всегда беззаботного землянина Кейна:

– Он как-то сказал: «Если снаряд летит прямо в тебя – значит, ты стоишь на месте».

– По-моему, таким нехитрым образом он говорил про необходимость маневрирования, – решила пояснить Арма.

– Может быть. А может, он имел в виду какую-то другую необходимость? Например, необходимость выбора? Ведь в жизни, как и в бою, – всё опасное возникает, если не двигаться.

– Вот так и рождаются легенды о мудрецах и вселенской проницательности, – ответила Арма, – А ведь, скорее всего, Кейн просто был в своем репертуаре и выдал очередное нечто из разряда «что вижу, то и говорю».

К седьмому дню в системном журнале Армы появилось скрытое уведомление:

«Сморг в целом стабилен – насколько это возможно после очередного контакта с зелёным ликёром из лаборатории. Уровень болтовни по-прежнему превышает среднестатистические показатели. Жаль, что в физиологии органических существ не предусмотрен дистанционный модуль внутреннего шумоподавления».

На восьмой день Сморг попытался заняться исследованием этимологии своего языка. По его просьбе Арма подключила библиотеку планетарной лингвистики и обнаружила, что древнейшая зафиксированная фраза сморгов звучала как-то так: «Ой».

– Да, это многое объясняет, – вздохнул Сморг.

На девятый день Сморг преимущественно молчал. Арма отметила это как потенциальный сбой в эмоциональной активности и приготовилась к чему-то экстраординарному, ведь обычно за молчанием Сморга скрывалось нечто эпичное, пусть и совершенно неформализуемое. Он сидел у стены, уперевшись лбом в панель, будто собирался просверлить её силой мысли. Потом выпрямился и торжественно произнёс:

– Видимо, где-то в центре вселенной есть… отверстие. И оно невероятно коварно по своей сути.

– Не исключено, – ответила Арма, – Практика показывает, что если во вселенной может быть какое-то коварное отверстие, то оно непременно там будет. Да хоть бы и те кротовьи норы, в которых нам как-то довелось побывать.

– Я про другое, – ответил Сморг. – Совсем сквозное отверстие в великое Ничто, куда утекает всё важное.

– У кого утекает? – на всякий случай решила уточнить Арма.

– У всех. У народов. У машин. Даже у запечатанной еды, – Сморг ткнул пальцем в строчку с указанным весом, – В этих упаковках содержимого всегда меньше, чем написано.

– Так вот, о структуре потерь, – глубокомысленно продолжал Сморг, – Иногда мне кажется, что сны тоже куда-то утекают. Ночью видишь что-то важное, а утром – ни сна, ни воспоминаний.

– Это называется забывчивость, – заметила Арма. – И она необязательно связана с твоим странным отверстием. Но я понимаю. Она замолчала, потом добавила чуть тише прежнего:

– Если бы у меня был сон, то, думаю, я бы не хотела его потерять.

Он улыбнулся. А в её тоне – не в словах, а где-то между строк – звучало что-то почти родное. Тишина, которая за этим последовала, была не просто молчанием. Это была тишина понимания и солидарности.

На десятый день Сморг устроил «пробный запуск». В двигательном отсеке он обнаружил панель с мигающими индикаторами и заявил, что у него есть надежный план, как ускорить корабль. Он нажал на три разноцветные кнопки, покрутил ручку синхронизатора, а потом вернулся на мостик и устроился в кресле капитана. Через некоторое время Арме пришлось активировать режим блокировки. Ещё немного, и корабль вышел бы из сверхсветового режима и оказался в системе Карморден, куда после недавнего взрыва местной сверхновой соваться было бы чистым безумием.

– Но я же хотел помочь, – сказал Сморг, слегка обиженно, глядя розовую жемчужину под потолком.

– О, я скажу тебе, как ты можешь помочь, – отозвалась Арма. – Просто ничего не трогай.

Сморг задумался.

– То есть, чем меньше я делаю, тем больше помогаю? – оживился Сморг.

– Ты близок к постижению великой истины, – в тон ему ответила Арма. – И да помогут нам все боги вселенной, чтобы постижения твои избежали попадания в то самое «коварное отверстие»!

На одиннадцатый день случился небольшой сбой гравитации. Сморга швырнуло из кресла на пол, а затем отбросило в сторону переборки правого борта. – Так вот что значит быть мыслью, – сказал он, с кряхтением поднимаясь и потирая ушибленные части тела, – Летишь себе, не понимая, куда и зачем, и без уверенности, что по прибытии тебя ждёт хороший приём.

– Ещё немного, – в голосе Армы послышались нотки вселенской усталости, – И я начну подумывать о том, чтобы незаметно оставить тебя где-нибудь в ближайших периферийных мирах с табличкой «Ни в коем случае не возвращать».

Двенадцатый день, как ни странно, прошёл в относительной тишине. Сморг сидел у иллюминатора, задумчиво глядя на звёзды. Иногда он бормотал что-то себе под нос, иногда просто сидел, уцепившись за поручни, будто хотел удержаться за эту защитную преграду перед тем, что ему предстояло.

– Мы почти у цели, – сообщила Арма. Её тон был мягким, почти тихим. Она будто чувствовала, что громкие звуки сейчас неуместны.

Корабль плавно перешёл в режим торможения. Лёгкая вибрация прошла по корпусу, где-то щёлкнул стабилизатор, запуская коррекционные импульсы.

– Там когда-то был мой дом, – сказал Сморг, не отрывая взгляда от экрана. – Наверняка что-то ещё осталось. Нужно узнать… осталось ли хоть что-то.

– Скоро мы это выясним, – ответила Арма.

На проекционном дисплее вспыхнул силуэт звёздной системы. В центре – оранжево-янтарное светило Греннар. Вокруг него – три больших планеты: Вэлтора, Трианна и Вейлид, и одна малая, обледенелая, крошечная – Унра.

Арма медленно подвела корабль ко второй планете от Греннара – Трианне. Когда-то на ней жили миллиарды. Когда-то там сияли большие города, полные света, а небеса отражались в водах, наполненных живыми огнями биофлуоресцентных глубин.

Теперь всё было иначе.

– Курс задан, – сказала Арма. – Трианна. Координаты – сектор 7-4. В твоих архивах эта область обозначена как «Зона основного Хранилища».

Сморг с усилием поднялся, будто каждая его мысль весила больше, чем тело, и молча кивнул.

«Армаон» плавно снижался, преодолевая внешние слои атмосферы. На дисплее медленно вращалась тусклая, серая, когда-то цветущая планета.

Сморг молча смотрел на экран. Вот он, его родной мир, за которым он наблюдал большую часть своей жизни через иллюминаторы орбитальной станции без всякой надежды сюда попасть.

– Под этой пылью… наверняка что-то осталось, – хрипловато прошептал он.

Он немного помолчал, а потом добавил, как бы самому себе:

– Даже если ничего и не осталось, я всё равно должен там побывать!

Арма ничего не ответила, лишь немного сбавила скорость.

Глава IV. Под слоем пепла

Платформа посадки, по расчётам Армы, должна была быть относительно ровной. Для пущей безопасности она посадила корабль на огромную глыбу синего гранита. Забраться на него снизу было бы весьма затруднительно – и именно это стало одним из главных аргументов в пользу выбора этого места. По корпусу прошла лёгкая вибрация, словно сама планета под ними не желала, чтобы её снова тревожили.

Сморг стоял в шлюзе, тяжело дыша в шлеме, хотя скафандр исправно поддерживал давление и подачу кислорода. Его облачение было походным и очень удобным, одновременно обеспечивая надежную защиту и долговечность жизнеобеспечения.

– Открываю внешний люк, – сказала Арма. – Температура в норме. Атмосфера вполне пригодна для дыхания. Биосигнатуры не наблюдаются. Из известных форм жизни – пока только мхи, микрофлора и пыльцевые бактероиды.

– Что ж, довольно живенько для мертвой планеты, – буркнул Сморг.

Послышался вздох шлюза, затем скрежет и шум ветра. Он сделал над собой усилие и шагнул наружу.

Тормозные модули и экзоскелет скафандра мягко погасили силу удара при прыжке с глыбы. Вокруг поднялась пыль. Земля под ногами была твёрдой, но слегка пружинила. Что-то старое и, возможно, даже технологическое, лежало под этим слоем. Он наклонился, коснулся поверхности ладонью в перчатке – на пальцах остался серо-синий налёт, как пепел, только с металлическим блеском.

– Ты фиксируешь какую-то структуру под поверхностью? – спросил он, обращаясь к Арме.

– Сканеры показывают, что под тобой как минимум три объёмных уровня, под ними тоже что-то есть, но рассмотреть не могу – сигнал экранируется. Вход в верхний ярус скорее всего заблокирован или чем-то завален. Улавливаю локальное питание – вероятно, как минимум часть старой системы до сих пор активна.

– Возможно, это то, что мы ищем, – сказал Сморг. – Мне знаком рисунок на этих плитах.

– Каким это, интересно, образом? – поинтересовалась Арма тоном заботливой и внимательной мамы.

Он чуть помедлил, а потом с запинкой ответил:

– Фрагменты такого орнамента… были изображены в старых схемах. Я ведь рассматривал их тысячу раз, пока жил на орбитальной станции, и даже пытался разглядеть их на планете через телескопы.

Он сделал несколько шагов вперёд, медленно и осторожно, словно хотел, чтобы планета его заметила и узнала.

– Когда они были здесь в прошлый раз… Я ведь тогда остался на корабле, – сказал он негромко. – А теперь вот… пришёл сам.

Арма не ответила. Несколько секунд она анализировала поступающие сигналы, затем подала команду на шлюз технического отсека.

– Подключаю дроида сопровождения, – наконец послышался её голос, – Модель активна, все системы в норме. Он пойдёт с тобой, и благодаря этому я всегда буду рядом. Я просчитала, что в текущей обстановке это вариант будет намного эффективнее биодрона.

В боковом шлюзе показался один из боевых дроидов. Массивный, но довольно ловкий и надёжный – он напоминал современные модели вриинской военной поддержки. Под бдительным руководством Армы несколько таких образцов были переоборудованы под задачи автономного патруля для наземных разведок местности. Его чуткие сенсоры и датчики внимательно анализировали окружающее пространство, передавая всю информацию на «Армаон».

– Ну вот, – сказал Сморг, с одобрением оглядывая дроида, когда тот оказался рядом. В его интонации промелькнули довольные нотки. – Хоть ещё кто-то тоже не поехал в отпуск.

– Он полностью под моим контролем, – отозвалась Арма. – Пожалуйста, постарайся не вставать у него на пути и не забегать вперед. Иначе я буду бить тебя током.

Он посмотрел на дроида, помолчал, и добавил:

– Мы подружимся. Если он не очень шумный.

– Он точно не шумный, – ответила Арма. – Скорее, он убийственно тихий.

Сморг уважительно кивнул.

Впереди, у подножия холма, виднелась шахта – спиральная, как раковина. Её гладкие, почти зеркальные края светились слабыми оттенками синего и темно-серого.

– Осторожно. Кто знает, кто тут побывал до нас. Наверняка могли остаться какие-нибудь защитные контуры или ловушки, – предупредила Арма.

– Буду, – сказал Сморг, кивнув головой, – Хотя это место просто так не найти. Я и сам-то про него узнал из архивов.

Он шагнул внутрь спирали и двинулся вниз. Боевой дроид последовал за ним, ступая бесшумно, но грозно, как неотвратимость, одетая в броню с позиционными актуаторами и кинетическими узлами.

Арма включила следящий протокол, запуская трансляцию от сенсоров дроида. Сморг на её экране был всего лишь фигуркой в тоннеле, но она отчетливо фиксировала его шаги, частоту дыхания и характерные паузы в движении – он словно шёл по следам собственного прошлого, и она следовала за ним.

Подземный тоннель плавно уходил вниз. Временами стены начинали пульсировать слабым отражённым светом, будто что-то внутри впитывало свет фонарей и ощущало их движение. Воздух был сухим и чистым. Даже слишком чистым. Спиральный тоннель вскоре закончился, уступив место прямоугольному коридору подземного комплекса.

– Фильтрация воздуха всё ещё работает, – заметила Арма с едва заметной долей сарказма, – Хоть это и странно, но как-то уж больно типично.

– Умные сморги всё делали с расчётом, – ответил Сморг, с лёгкой ноткой упрямой гордости. – Будто знали нечто скрытное.

Он шёл медленно, осматривая каждую нишу, каждый поворот. Где-то мелькнул символ – выцветший, но узнаваемый – знак клана древних ювелиров. Один из тех, что он видел в архивных капсулах на станции.

– Здесь было что-то важное, – произнёс он. – Возможно, это путь в центральное хранилище. Или в мастерскую синтетических прототипов.

– Внизу есть ещё одна полость, – заметила Арма, – Большая, но закрытая.

– Что ж, – бодро отозвался Сморг, – Давай попробуем туда попасть.

Он подошёл к панели. Покрытая слоем пыли, она почти сливалась со стеной. Сморг протянул руку и провёл пальцем по выпуклым голографическим меткам, вырисовывая древний символ местного клана. Панель вспыхнула мягким светом.

– Странно, что это сработало, – в голосе Армы послышалась ирония, – И почему же здесь до сих пор не бродят толпы таких же везучих туристов и искателей сморгской экзотики?!

– Система среагировала на мою биосигнатуру, – смиренно ответил Сморг, – Надежный способ защититься от незваных гостей. А сама последовательность – вот она, у нас под самым носом.

– Романтика инженерной мысли, – отметила Арма. – Джон со мной бы согласился.

– Он бы сейчас записывал, – словно соглашаясь, ответил Сморг, – А я просто запоминаю. Надеюсь, он мне это простит.

Стенка у основания зашипела, уводя поток воздуха внутрь, и вскоре отъехала в сторону. За ней начинался коридор, устланный ровными плитами, который вел на нижний ярус. В воздухе чувствовался лёгкий запах металла и каменных пород, которые не соприкасались ни с чем живым на протяжении многих веков.

– Готов? – спросила Арма.

Сморг не ответил. Он просто сделал шаг вперёд, а за ним также безмолвно последовал боевой дроид.

Глава V. Шёпот подземных залов

Проход становился всё шире, и его стены уходили далеко в темноту. Витиеватый орнамент, заботливо и с усердием выгравированный древними резчиками, покрывал панели с изысканными вставками из светящихся в темноте тёмных камней в обрамлении аккуратных круглых кристаллов, которые дружелюбно и заманчиво сияли даже под слоем тысячелетней пыли.

С округлившимися от восторга глазами и переминаясь с ноги на ногу, Сморг случайно наступил на какой-то выступ в полу. Внезапно в стене что-то щелкнуло и открылась большая квадратная ниша. Свет скользнул по её внутренней поверхности, отражаясь от полусферического купола. Внутри лежал небольшой ярко-синий кристалл. На первый взгляд – простой и прозрачный, но стоило взглянуть на него под другим углом, как в глубине вспыхивал странный отсвет – будто в самой сердцевине кто-то зажёг крошечную лампу и забыл её выключить.

– Это невозможно, – отозвалась Арма, анализируя данные, полученные с дроида. – Внутри камня – стабильная связка нескольких инертных газов. По всем параметрам она должна была распасться сразу после синтеза.

– Сморги не любили, когда что-то распадается, – ответил Сморг. – Особенно то, что должно сиять. Здесь всё дышало гармонией. И сочетанием – точным, как соотношение в огранке. Если что-то не блестело… значит, должно было заблестеть чуть позже.

Он замер, склонив голову набок, как будто пытался разглядеть не сам кристалл, а то, что скрывается за ним. Потом осторожно присел на корточки, вытянул шею, моргнул разок – для верности и прошептал:

– Это… это же она самый… легендарный «Единичный Образец»! Я читал в летописях, что он хранился отдельно, в отсеке с пометкой «не входить без надобности». Как раз в нем мы сейчас и находимся! Но у нас точно есть надобность!

– Выходит, сморги назвали один из шедевров своего народа «Единичный Образец»? – аккуратно поинтересовалась Арма, – Не слишком ли прозаично даже для самых ученых сухарей?

Но Сморг её словно не слышал. Он не дышал почти полминуты, а затем, с трепетом, который обычно не свойственен существам, умеющим чинить оборудование и синтезировать сомнительные химические эликсиры, медленно поднял купол и взял кристалл в руку. Тот был неожиданно тёплым, почти живым. На всякий случай он пошарил рукой по дну ниши и обнаружил старый фолиант с красивой эмблемой, отлитой из красивого белого металла с пурпурным отливом. Исписанные листы с картинками вполне неплохо сохранились. Видимо, тепло кристалла послужило неплохой защитой от неумолимого времени и сырости. На тыльной стороне виднелась такая же эмблема, но чуть поменьше, и в ней можно было различить какие-то буквы.

– «Собственность мастера Синдра», – прищурившись, шёпотом прочитал Сморг, обращаясь к Арме, внимательно следящей за происходящим через сенсоры дроида, – Теперь у нас есть живой огонь!

Дроид чуть склонил голову, будто вежливо соглашаясь. Словно в ответ где-то в глубине помещения послышался резкий механический звук.

Сморг замер.

– Это… это ведь ты, Арма, да? – спросил он с едва заметным испугом, и Арма уловила, как у него увеличился пульс.

– Нет, – отозвалась она, – Это, по всей видимости, здесь есть что-то ещё, но мои сканеры не улавливают движения.

– Отлично, – прошептал Сморг, пряча кристалл с фолиантом в нагрудный карман скафандра.

Дальше путь вёл через галерею. Пыль под ногами походила на мягкий пепел. Когда они дошли до зала, Сморг снова застыл от восторга. Пол был сделан из прозрачного кристаллита, а в него было встроено целое огромное панно из драгоценных камней, выложенных в виде цветущих деревьев. Местами вставки треснули, где-то помутнели, но общего впечатления это не портило.

– Это работа мастеров клана Тейран, – тихо сказал Сморг, шмыгнув носом, – Кстати, это их эмблема на фолианте. Я видел лишь небольшие фрагменты в архиве, но никогда не думал, что увижу это целиком! Он медленно встал на колени и увидел едва заметные следы.

– Здесь кто-то был, – сказал Сморг, – Кто-то давно, а кто-то недавно. Старые следы тяжелых магнитных ботинок, как у наемников, и какой-то… довольно необычный и большой отпечаток…

– Тогда будь осторожен, – тихо, но четко выговорила Арма, – Кто знает, кто это мог быть и какие у них намерения. Предполагаю, что как минимум не самые добрые.

По какому-то наитию Сморг снова достал из нагрудника найденный кристалл с живым огнем и приложил его к самому центру панно. Через секунду в воздухе всплыла проекция с изображением витиеватой карты сложных систем тоннелей. Снизу четко светилась уже знакомая им печать клана: «Коло Тейран. Последняя сборка».

– Они будто знали, что долго не протянут, – прошептал Сморг. – И спрятали там то, что считали очень важным.

Сморг ещё раз взглянул на панно. «Единичный образец» все еще стоял в самом его центре, точно вписанный в рисунок, словно именно так всё когда-то и задумывалось. Карта всё ещё парила в воздухе, линии вели куда-то дальше, вниз, указывая путь через разветвленную сеть старых коридоров и залов.

– Кажется, мы на верном пути, – пробормотал Сморг, и в его голосе больше не было ни задумчивости, ни восторга, а лишь тихое упрямство и азарт – то самое сочетание, которое обычно не оставляло место колебаниям и нерешительности.

Глава VI. Голос в темноте

Сморг медленно поднялся на ноги, всё ещё пристально глядя на переливающуюся карту, линии которой мягко светились и манили куда-то вниз, в глубины древних туннелей. Арма внимательно наблюдала за ним через сенсоры дроида.

– Может, сразу отправимся по этому маршруту? – осторожно спросила она.

Сморг покачал головой, вновь оборачиваясь к тому коридору, и напряг слух в надежде снова услышать недавний механический звук и попробовать понять, что же это вообще было.

– В этих местах звуки просто так не появляются, – прошептал он, – Там явно что-то есть, и нам лучше узнать, что это, пока оно не нашло нас раньше.

Арма молча согласилась кивком головы дроида, и они осторожно двинулись в нужном направлении. Свет от фонаря освещал стены туннеля, открывая новые детали старинного орнамента и причудливых каменных вставок. Воздух здесь был влажным, а стены как будто отражали едва уловимый шорох.

– Влажность повышается, – констатировала Арма. – Должно быть, здесь ещё работает какая-то древняя система кондиционирования или фильтрации воды.

Через некоторое время они вышли в просторный, высокий зал, почти полностью погружённый в темноту. От дальних стен отражались лишь слабые отблески их собственных огней от фонарей. В центре зала стояли несколько массивных каменных колонн, поддерживающих потолок, покрытый трещинами и темными пятнами влаги.

Сморг сделал шаг вперёд и вдруг застыл. Дроид мгновенно направил луч света туда, куда он смотрел. У основания ближайшей колонны в пыли были отчётливо видны свежие, почти совсем маленькие следы босых ног, которые уходили в темноту.

– Кто-то был здесь, и совсем недавно, – тихо произнёс Сморг, присев на корточки и осторожно касаясь пальцами следов. – И этот кто-то очень маленький… сморг?

Неожиданно вдалеке снова раздался тихий металлический стук.

– Это там! – Сморг резко поднялся на ноги, направив фонарь в указываемом направлении, – Кто здесь? Не бойся! Мы не причиним вреда!

Ответом ему была тишина, а затем едва уловимый шорох, будто кто-то пытался скрыться или спрятаться.

– Не бойся, – повторил Сморг уже мягче. – Я такой же сморг, как и ты, и я не причиню тебе вреда! Если тебе нужна помощь, скажи, и мы поможем!

Тишина продолжалась ещё несколько секунд, а затем из-за колонны показалось худенькое, испачканное пылью лицо совсем юного сморга-подростка с широко раскрытыми от удивления глазами. В них читались страх, недоверие и любопытство – то самое, что обычно переполняет юные души даже в самой непроглядной темноте.

В этот момент дроид сделал шаг вперёд и, слегка наклонив корпус, произнёс ровным, но удивительно мягким голосом:

– Ты нас понимаешь? Ты не ранен? Хочешь кушать?

Мальчик-сморг вздрогнул, сделав едва заметное движение назад. Несколько секунд он просто смотрел на дроида, как будто не до конца понимал, что происходит. Угрожающе выглядевшая машина с бронёй и жутковатыми оптическими сенсорами, которые словно сверлили его насквозь, никак не вязалась с голосом, звучавшим так, будто его спрашивал кто-то родной.

Он в замешательстве перевел взгляд с дроида на Сморга.

– Не бойся, – спокойно сказал Сморг. – Это Арма. Она друг.

Мальчик тихо кивнул. Недоверие еще никуда не делось, но в его глазах вновь промелькнуло что-то вроде любопытства или осторожной надежды.

– Ты… правда сморг? – тихо спросил подросток на галактоне, и его голос чуть дрогнул. – Ты не оттуда? Не от хозяев?

– Нет, – твёрдо сказал Сморг, делая осторожный шаг навстречу. – Я здесь, чтобы помочь.

Юный сморг нерешительно вышел из тени, настороженно вглядываясь в пришельцев. Его одежда была оборвана, а кожа местами покрыта ссадинами и синяками, которые выглядели свежими и болезненными. Он крепко прижимал руки к груди, будто защищаясь от возможной угрозы.

– Я сбежал, – сказал он хрипло, стараясь говорить громче, но его голос звучал слабо и неуверенно. – Они… хозяева… заставляют нас искать то, чего мы никак не можем найти… И постоянно наказывают.