Сага о крошках света, мести и Сухарике

Глава 1

Отражённый лунный свет далёкого Адриатического моря подчёркивал линию горизонта неровным блеском. Эвика сидела на верхней террасе небольшой горы, в недрах которой располагалась обитель Ордена Света. Кому-то из сестёр покровительствовал свет луны, кому-то – Солнца. Их с Ёной принял к себе свет сдвоенной звезды Меисса. «Вы теперь ближе друг другу, чем кровные близнецы!» – заявила после таинства посвящения настоятельница Луция. Эвика хотела было ответить, что это и ежу понятно – раз уж их с сестрой в трёхлетнем возрасте оставили возле этой горы в надежде, что сёстры ордена возьмут их к себе. Но благодать посвящения коснулась и её ершистого сердца, так что она спокойно восприняла взрослую пафосную очевидность.

Порыв ветра растрепал её длинные, светлые, слегка вьющееся волосы, мешая наслаждаться видом на долину. Ни одного города в пределах видимости – и тишина, которая за столько лет начала угнетать Эвику. Уже два месяца, три недели и четыре дня, как ей исполнилось шестнадцать лет. В древности, к которой сейчас возвращался мир, девушки уже рожали в этом возрасте, но мать Марьяна, оставшаяся за главную после ухода настоятельницы Луции на поиски пропавших сестёр на севере, всё время твердила им, что они ещё не готовы вступить на путь борьбы с последователями тёмных богов и чёрных магов. Напряжение между спокойной старостью и неуёмной юностью нарастало в тихих коридорах обители с каждым днём. Пока что у матери Марьяны хватало доброты сердца сдерживать порывы Эвики, которая несколько раз в сутки собиралась отправиться на своё первое задание по искоренению тьмы в этом мире. После того как в 2012 году на земле начало действовать Преображение[1], согласно которому люди и вещи стали видоизменяться в соответствии со своей сутью, зло продолжало скрываться в сердцах людей, находя новые формы для реализации. И средневековая реальность, к которой странным образом приходило мироздание, давала простор для фантазии в воплощении тёмных глубин человеческой души. Культ «Ишхара», возрождающий поклонение тёмным богам, был один из многих новообретённых путей безумия в меняющемся человеческом мире. Старая земля всё больше отступала перед Преображением, но люди так же боялись встретиться с собой настоящими – когда внешний вид человека приходил в соответствие с его внутренним содержанием и стремлениями души. Можно ли винить людей за это, когда большинство из них даже не догадывались, какими они были на самом деле? Можно, но только до тех пор, пока Преображение не затронет тебя самого.

Так это преподносила пожилая сестра Елена, которая записывала в свитки сведения о новых законах мироздания. Перед тем как записать что-то новое, она всегда вслух произносила: «Новое – это хорошо забытое старое». Эвике и Ёне было проще остальных, так как они не помнили себя другими, да и не видели старого мира со всеми его достижениями, которые на поверку оказались мыльным пузырём. Он лопнул от прикосновения необъяснимой силы, источник которой ордену пока не удалось открыть. Большая часть сестёр, пока ещё они не разошлись по миру, склонялась к мысли божественного вмешательства. Оставалось только выяснить: почему именно сейчас начались столь радикальные изменения. Подобные вопросы ещё больше подстёгивали Эвику отправиться за пределы обители.

Она поднялась и тщательно отряхнула пыль со светло-коричневых штанов, заправленных в кожаные сапоги жокейного стиля на низком каблуке. Поправив верхнее синее кимоно, она прошла в спальни, чтобы разбудить сестру для утренней молитвы и тренировки. Перед тем как спуститься обратно в пещеры, она в последний раз взглянула на полную луну, которая отражалась в её ясных больших глазах цвета Аравийского моря маленьким серебряным пятнышком. Масляный светильник хорошо освещал так называемый верхний технический туннель. Эвика могла с закрытыми глазами быстро преодолеть хорошо знакомый ей путь. В ноздри стал бить знакомый запах ладана из зала посвящения, в котором на полу находились камни сестёр, своим мерным свечением показывавшие, кто из ордена ещё жив, а кто сгинул в походе против зла. Когда сестра погибала, то камень покрывался трещинами и гас навсегда.

В последние годы слишком много камней потухло, и некогда живая обитель света погрузилась в грустную тишину, каждый день нарушаемую криками Эвики из тренировочной комнаты: «Да чтоб тебя, палка-стрелялка!». Так она называла свое священное оружие – композитный небольшой лук, испещрённый рунами, которые, улавливая далёкий свет Меиссы, увеличивали дальность стрельбы. У неё всё ещё не получалось после двойного переката послать стрелу точно в цель. Подсознательно эти неудачи помогали удерживать девушку от вступления на тропу героических подвигов.

Поставив светильник в гнездо, она трусцой отправилась в спальни. Ёна так мило сопела на кровати, что Эвике захотелось вылить на неё ковш ледяной воды из колодца праматери-основательницы. Но сейчас она с лёгкой ухмылкой просто зажала нос своей звёздной сестре.

– Грх-х, кхе-кхе, – Ёна тут же вскочила, показывая, что тренировки не проходят даром. – Опять ты!

– Нам пора. Луция и Марьяна считают, что мы уже достаточно взрослые, чтобы без их побудок исполнять устав обители, – уверенно ответила Эвика. – Иначе мы с тобой никогда не отправимся на борьбу со тьмой!

– Да, сейчас. Я догоню тебя, – сдержанно ответила Ёна, быстро сплетая длинные чёрные волосы в косу.

Хмыкнув, Эвика отправился к алтарю ордена, у которого каждый день ранним утром и вечером на закате возносились молитвы. Ёна проводила сестру взглядом тёмно-карих, почти чёрных глаз, испещрённых множеством гранатовых крапинок, которые от любого источника света моментально предавали её взгляду зловеще кровавый оттенок. По этой причине долгие годы более старшие воспитанницы подозревали, что душа Ёны является вместилищем тёмных сил, и что её специально подбросили к пещере ордена, чтобы проникнуть внутрь и в конечном счёте разорить обитель света. Даже настоятельница Луция однажды поддалась на бесконечные жалобы сестёр и попросила сестру Елену поискать информацию по этому поводу в архивах ордена. Как же тогда сжалось сердце маленькой девочки, и только одна из сестёр ордена заступилась за неё – азиатская воительница Ариетта.

– В каждом из нас есть кусочек тьмы. Для того мы и собрались здесь, чтобы искоренить его, верно? – громко произнесла она тогда, и эхо от её слов до сих пор звучало в сердце Ёны.

Ариетту тогда не послушали, но этих нескольких секунд замешательства хватило, чтобы пытливый ум сестры Елены выдал окончательный вердикт по этому вопросу.

– Глаза-глаза, – нараспев сказала Елена. – Тогда её сестра Эвика должна быть неземным ангелом, а вы все знаете на что она способна!

Это вызвало продолжительный смех сестер и улыбку у настоятельницы Луции, и пелена подозрений покинула обитель. От этих воспоминаний Ёна прищурилась, от чего её узкий разрез глаз с приподнятыми внешними уголками превратился в хищные щелочки. Надев боевое короткое синее кимоно ордена и выбрав на этот день серые полусапоги на толстой подошве, она легко, почти не касаясь пола, побежала на молитву.

У алтаря, представляющего собой огромный разлитый на каменном полу серебряный круг диаметром в три с половиной метра, стояла Эвика, нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу. Ёна покачала головой от лицезрения отсутствия самообладания своей сестры. Как только они поравнялась, та встала как вкопанная и они вместе запели молитву свету, которой наполнили высокие своды храмовой пещеры два тонких юных женских голоса.

Прежде зари встречаем тебя,

И просим сохранить наши сердца,

От тьмы и холода грядущей ночи,

Что души заблудшие порочит.

Наполни нас силой и светом,

Наш путь озари,

Сестёр возврати,

И всех сохрани!

В этот момент серебро алтаря охватило слабое свечение, что означало, что в ордене ещё есть живые души, готовые бороться с тьмой.

– Видишь? – Эвика рукой показала сестре на светящийся алтарь. – Сколько ещё он будет нас призывать к борьбе? Или ты думаешь, свет зовёт наших бабушек-старушек?

– А ты уже научилась владеть оружием? – спокойно спросила Ёна.

– Ах так! Хорошо! Если я сегодня после двойного переката попаду в мишень, то мы завтра же собираемся в путь! Согласна? – с вызовом заявила Эвика, уперев руки в пояс.

– Ты забыла, что после двойного переката тебе нужно освоить тройной, – осадила пыл своей сестры Ёна.

– Да чтоб тебя!

– Ты же сама выбрала лук! Или ты забыла?

В ответ Эвика надулась и быстро отправилась в тренировочный зал, всем видом показывая, что собирается сегодня освоить все необходимые упражнения. Действительно, Эвика сама выбрала композитный лук своим основным оружием возмездия. Ёна каждый раз вспоминала этот случай, если у сестры не получался какой-нибудь боевой элемент. Когда им исполнилось семь лет, их повели в мастерскую, в которой тогда ещё живая сестра Тиффани делала оружейные шедевры. Её молитвы и руны делали оружие необыкновенным, но только при учёте достоинств носителя. Сёстры сами должны были интуитивно выбрать себе оружие. Маленькие девочки всё делали вместе, и они, взявшись за руки, переходили от стенда к стенду, с открытыми ртами восхищаясь увиденным. Эвика увлекала сестру за собой по периметру мастерской, разглядывая руническое оружие, но Ёна вдруг резко остановилась и потянула сестру обратно к стойке с короткой катаной и композитным луком. Эвика взяла в свои маленькие руки оба оружия, с трудом удерживая их. Катана была очень красивая, поэтому она отдала лук сестре со словами: «На, тебе ЭТО нравится!». Ёна спокойно взяла в руки лук, поглаживая гладкую тисовую поверхность. Действительно, лук ей понравился, но не прошло и десяти секунд, как Эвика, решив, что катана слишком тяжёлая, забрала лук себе, добавив: «Нет, тебе нравится ЭТО!». Ёна послушно прижала меч к груди.

Это детское воспоминание всегда вызывало у Ёны еле заметную улыбку, отчего её восточный разрез глаз становился ещё более восточным, почти как у Ариетты – легенды ордена, уничтожившей множество слуг тьмы. Как же она хотела быть похожей на неё, когда наблюдала, как воительница упражняется с парными катанами. Но Ариетты уже много лет не возвращалась в обитель, но её камень всё ещё горел. Ёна каждый день ходила проверять его в зал Посвящения и перед сном дополнительно молилась, надеясь, что однажды услышит запомнившийся голос в коридорах ордена.

Ёна последовала за сестрой на тренировку, которую в ордене совершали натощак, в отличие от мужских орденов. По крайней мере, так рассказывала сестра Елена. В просторную тренировочную пещеру через открытую террасу уже проникали первые лучи солнца, что помогало быстрее настроить манекены и инвентарь, чем в зимнее время. Через полчаса всё было готово. Ёна выставила себе десять полутораметровых столбов из последовательно поставленных друг на друга десяти деревянных цилиндров, покрытых зазубринами и царапинами.

– Ты первая, – произнесла Эвика, приглашая сестру к финальной отработке боевого стиля с кнутом, который являлся для неё вторым оружием, выданным настоятельницей Луцией.

Ёна учтиво поклонилась, что предписывал этикет ордена. Сделав из своей косы пучок, она закружилась в боевом танце. Перекат – и она выхватила трёхметровый кнут. Двойной перекат – и она сбила верхний цилиндр первого столба, в то время как остальные даже не шелохнулись. Перекат – сбит второй цилиндр второго столпа, причём верхний упал вниз, не нарушив равновесие конструкции. Пируэт и полу-пируэт чередовались с перекатами и уворотами до тех пор, пока Ёна не выбила самый нижний цилиндр у последнего столба. Остановившись, она закрыла глаза и ждала звука падающих фигур, но тишина нарушалась лишь её тяжёлым дыханием. Раздались сдержанные хлопки.

– Ариетта была бы довольна. Да? Ради неё же стараешься? – ехидно заметила Эвика.

– Не надо было тебе это говорить, – нахмурившись, ответила она.

– Ай-ай, тебе хватило внутреннего равновесия, чтобы выиграть в городки, а на моё замечание не осталось и капельки! – Эвика подошла к сестре. – Даже я понимаю, что это плохо. Ты слишком привязалась к ней, и когда она погибнет…

– Не говори так! – выпалила Ёна.

– Кто из нас двоих штудировал свитки?

– Я знаю… но одно дело читать, а другое… так хочется быть похожей на неё, – она пристально посмотрела на сестру. – И она была единственной, кто поддержал меня тогда.

Эвика уставилась на сестру с каменным лицом. Конечно, Ёна не обвиняла сестру, что тогда её не оказалось рядом по причине наказания за шутку над матерью Марьяной, из-за чего последней пришлось более недели отстирывать свое облачение. Эвике очень хотелось сказать: «Теперь я защищу тебя!». Но её сестре защита уже не нужна, свидетельством чего были разбросанные по тренировочной комнате цилиндры. А это ещё она не пускала в ход катану.

– Ты же меня понимаешь?

– Естестнна, – коверкая слово, ответила Эвика. – Но хотелось бы, чтобы ты стремилась быть похожей на меня!

После повисшей паузы они обе звонко засмеялись.

– Но если мы хотим подражать нашим старшим сёстрам, то прежде всего должны отправиться на борьбу с тьмой! – добавила Эвика, когда они перестали смеяться.

– Теперь твоя очередь, – сказала Ёна, отходя к стене, чтобы не мешать сестре. – Волосы собери! Они же тебе всё время мешают после переката.

– Отстань! Хочу быть эффектной, – заявила Эвика, но, подумав, всё же собрала волосы в небрежный высокий хвост.

Надев тетиву на рог лука, она обернулась и посмотрела на сестру, которая кивнула в ответ. Перекат – выстрел – голова манекена. Два выстрела на бегу – снова в цель. Прыжок с разворотом и выстрел в воздухе – цель поражена. Двойной перекат и… она выстрелила с закрытыми глазами. Продолжая стоять на одном колене после переката, приоткрыла один глаз.

– Да!!! – закричала Эвика, так что даже глуховатая сестра Елена наверняка услышала её. – Попала! Ты видела?!

– Да, ты молодец, но…

– Никаких «но»! Мы готовы! Мать Марьяна должна нас отпустить! – на каждую реплику Эвика подпрыгивала на месте.

– Ты же должна ещё как минимум два раза повторить этот успех, – напомнила правила Ёна.

– Чего? Конечно, повторю. Хоть сейчас. Дай только стрелы выну, – она рванула к манекенам.

– Не нужно дитя, – остановил её хриплый голос матери Марьяны, которая бесшумно вошла в тренировочную комнату.

Эта высокая пожилая сестра ордена уже почти растворилась в воздухе от постных подвигов, которые она взяла на себя за слишком задержавшихся в походах сестёр. Таких было слишком много, чтобы тело престарелой матери могло выдержать подобную аскезу, но сила любви до сих пор укрепляла её. Она подошла к Эвике, которая ещё восстанавливала дыхание, радостно поглядывая на Ёну. Марьяна опустила капюшон мантии и пристально посмотрела на юную лучницу, а затем на манекен.

– Я сейчас ещё пару раз повторю упражнение, и тогда… – торопливо произнесла Эвика и уже было направилась подготавливать огневой рубеж.

– Я знаю, что ты это сделаешь, маленькая моя. Так что не утруждай себя этим утром, – тихо сказала Марьяна и, приобняв её, добавила. – Теперь ты готова. А всего лишь надо было послушать сестру и собрать волосы, которые тебе мешали. Так же? Но ты всё хочешь делать по-своему.

Девушки переглянулись.

– Это хорошо. У каждой из вас есть своя сильная сторона и… своя слабая, но вместе вы сможете преодолеть все трудности, – по-доброму увещевала их мать Марьяна.

– Значит, мы можем отправиться на борьбу со злом? – Эвика от радости не могла поверить в услышанное.

– Нет, дитя. Кое-что произошло и поэтому я прервала ваши занятия, – ответила старица.

– Ну, что ещё?! – взмолилась Эвика, вскинув руки, в то время, как Ёна заметно забеспокоилась.

Марьяна молча пригласила их следовать за собой. В тишине они шли за наставницей, и это означало только одно – им нужно сосредоточиться, чтобы спокойно воспринять неожиданные известия. Ёне показалось, что сама Марьяна ещё борется со смущением. Они прошли мимо спален и архива и явно направлялись в зал посвящения. Тревога в сердце Ёны нарастала всё больше: неужели камень Ариетты погас?

– Всё в порядке, – прошептала Эвика, видя волнение сестры. – О смерти одной из нас нам бы сразу сообщили, а не сопровождали вот так.

Ёна в ответ опустила глаза. Действительно, гибель сестёр стала обыденностью, но, может быть, на этот раз погибли все, и настоятельница Луция тоже. От этой мысли у Ёны проступил пот на лбу. Даже если так, они справятся. У входа в зал горели две огромных каменных жаровни, тогда как внутри был только свет камней сестёр. Даже через проём было видно, что камни ещё светятся. Они вошли в огромный зал, в котором их ожидала ещё одна древняя насельница обители – сестра Елена. Она была почти в два раза ниже матери Марьяны. Даже девушки были выше неё почти на голову, но энергии у этой хранительницы знаний ордена, несмотря на преклонный возраст, было хоть отбавляй.

– Миленькие мои, – бодро поприветствовала их Елена. – Пока вас ждала, поразмыслила над случившимся…

– Кхм-кхм, – Марьяна предложила сначала рассказать о событии.

– Ах, да, прошу прощения, – она размялась, как будто собиралась исполнить партию из всем известной оперы. – Деточки, вы сами-то ничего не замечаете?

До этого момента внимание сестёр было приковано к наставницам, особенно после того, как они поняли, что всё те же два десятка камней, что и накануне, светятся в зале. Камни представляли собой кристаллы с кулак величиной в медных держателях наподобие пальцев, установленных на метровых каменных постаментах. Но после подсказки Елены, что нужно на что-то обратить внимание, они заметили, насколько светлее стало в зале посвящения. Зажглись новые камни? Кто-то воскрес? Ёна взволновано устремилась к дальней стене, где горел камень Ариетты, так как источник яркого света находился именно там. От камень воительницы не просто исходил привычный мягкий свет, но кристалл выплёвывал яркие сполохи пламени, которые остывающей плазмой падали на пол.

– Ого! – воскликнула за спиной сестры Эвика. – А наши так могут?

Елена захихикала, потому что ей всегда нравилась непосредственность светловолосой девушки. Ёна же осторожно протянула руки к кристаллу, жар от которого ощущался на расстоянии нескольких метров.

– Что произошло? – спросила она, продолжая завороженно смотреть на пламя кристалла.

– Мы не знаем, – спокойно ответила Марьяна.

– Но предполагаем! – уверенно заявила Елена. – Вы же знаете, что сила Ариетты исходила от света луны?

Девушки кивнули.

– Ну так вот – теперь её сила – это мощь солнца, – Елена попыталась изобразить что-то очень грозное, но получилась интонация бабушки, рассказывающей страшные сказки своим внучкам. – Такое изменение покровительствующей звезды произошло в ордене впервые.

– Вообще-то, луна это не… – не в первый раз заметила Эвика.

– … Покровительствующей звезды! – по-учительски повторила Елена.

– Здесь главное – «впервые», – озабоченно вмешалась Ёна.

– Умничка моя! – улыбнулась Елена. – Но ещё это случилось не в момент посвящения или молитвы здесь, в месте сосредоточения наших сил, а где-то там, на полях сражений.

– Это же здорово! Теперь Ариетта сможет выжечь ещё больше злодеев и последователей тьмы. Разве не так? – поинтересовалась Эвика.

– Не всё так просто, – ответила низкорослая старица. – Кристалл испускает яростное пламя. Вон посмотрите на камень настоятельницы Луции. Свет звезды Ориона. Мощный. Вы же помните нашу настоятельницу? Ух. Неудержимая бестия…

– Кхм-кхм, – успокоила её Марьяна.

– Ладно-ладно. Мощь, но пламя ровное, а здесь ярость, а значит, потерянное равновесие. При такой силе, которую её не научили обуздывать, это плохо, – произнесла Елена, поглаживая непослушный волос на подбородке.

– Она же не желторотая послушница, а легенда нашего ордена. Должна справиться! – уверенно произнесла Эвика.

– Должна… – задумчиво повторила Ёна.

Сестра Елена посмотрела на Марьяну, и та тяжело вздохнула.

– Камни связываются с нами при посвящении и улавливают всё, что происходит с нами: в нашем сердце и в нашем теле. Силы мы прячем в естественном ходе вещей. Например, ночью свет Меиссы будет наполнять ваше оружие… – размеренно начала она.

– Матушка, ей грозит опасность? – не выдержала Ёна, схватив наставницу за руку.

– Да, дитя. Такой свет, исходящий от неё, не останется не замеченным нашими врагами. Они будут искать её, чтобы поглотить эту силу. Сейчас мерзостные последователи тёмных культов всех мастей выползут из своих нор и станут рыскать везде… Вполне вероятно, что найдут и наше убежище… – Марьяна замолкла.

– Мы надеемся, что сёстры заметят это и вернуться домой, чтобы вместе защитить наш дом, – серьёзно произнесла сестра Елена.

– Только не говорите, что поэтому вы и не отпустите нас на борьбу со злом?

– Только не сейчас, – отрицательно покачала головой Марьяна.

– Ну нет! Нет же! Я… мы… так долго готовились к этому! – стиснув кулаки воскликнула Эвика. – Я каждому смогу засадить стрелу между глаз!

Добрые глаза матери Марьяны были непреклонны.

– Я считаю… – при этих словах Эвики сестра Елена еле сдержала смех. –… что мы должны отправиться в мир и помочь сёстрам вернуться обратно в обитель!

– И как же ты думаешь их найти, дитя? – спокойно спросила Марьяна.

– Пока не знаю, но… – Эвика повернулась к сестре, ища поддержки.

– Да, наставница. Мы всё поняли и будем молиться о скорейшем возвращении сестёр в обитель, – ответила та в знак покорности наставницам, которые благосклонно поклонились в ответ.

– Что? Я не…

– Также нам нужно помолиться, чтобы принять ваши мудрые слова, – также учтиво продолжила она.

Марьяна опустила глаза, а Ёна, взяв под руки возмущающуюся сестру, покинула зал. По коридорам она вела сестру к алтарю. Та, насупившись, смотрела на предательницу, но у Ёны был слишком серьёзный вид, чтобы сейчас сопротивляться ей. У алтаря они опустились на колени, и тут Ёна начала прерывисто дышать и плакать.

– Эй, ты чего? – Эвика обняла её. – Нежное дитя, Ариетта не погибнет. Теперь с ней мощь солнца! Пусть теперь к ней приходят все полчища тьмы, она сожжёт их пламенем небес!

– Ты действительно так считаешь? – всхлипывая, произнесла её сестра.

– Конечно!

– Но мать-наставница сказала, что они все будут искать её, – слёзы продолжали катиться по щекам.

– Ага. Они-то понятно почему хотят её найти, а вот чего ты так беспокоишься? Долгое отсутствие настоятельницы Луции не вызывает у тебя таких эмоций, – поглаживая плечо сестры, произнесла Эвика.

– Ты будешь смеяться над мной, – Ёна отвернулась, проглатывая последние слёзы.

– Буду, но только если ты будешь умничать и зазнаваться, – честно ответила она.

Ёна собралась с силами, успокоив дыхание, и, взяв сестру за руки, сказала:

– Ты же знаешь, что она не скрывала своего прошлого и мужественно боролась с тьмой внутри себя?

– Да, помню. Я тоже восхищалась ей, как она всё это преодолела.

– А что если нет? И именно поэтому она и не может совладать с силой солнца?

– Пф-ф. Я тебя умоляю, всё она сможет! – уверенно сказала Эвика.

– Я же не зазнавалась!

– Прости.

– Мне кажется, на охоту за ней выйдут не рядовые слуги тьмы и те, кто со скуки занялся оккультизмом. И сможет ли она одна противостоять им?

– И? – протяжено произнесла Эвика.

– Мы уходим, чтобы помочь ей вернуться домой! – она поднялась, и её юное лицо стало серьезнее морщин матери Марьяны.

– Домой… – грустно повторила Эвика, но тут же подхватила настрой сестры.

Она всё ещё не верила своим ушам. Но «как, что, куда» и прочие вопросы её не заботили, так как она знала, что Ёна уже обдумала план побега. Марьяна и Елена расстроятся, но, когда они приведут Ариетту и других сестёр обратно, то всё простят. Они встали на колени и коротко обратились к свету: «Благослови!». После чего быстро и бесшумно отправились в спальни, где нужно было к концу дня собрать всё необходимое, чтобы с утра отправиться на поиски. Припасы они собрали за пятнадцать минут. Эвика наблюдала, как сестра прячет под кроватью рюкзаки и дорожные плащи.

– Может быть, сейчас рванём? – мечтательно произнесла светловолосая искательница приключений.

– Нет, – молниеносно ответила её сестра. – Нам нужно узнать больше о том, где может быть Ариетта. Уверена, Елена уже делится своими предположениями с Марьяной. Как их можно подслушать?

– М-м-м… э-э-э… – Эвика вспоминала сеть технических ходов обители. – По-моему, есть один смежный с архивом туннель, там пару камней из стены уже вывалилось, так что должно быть слышно, о чём говорят внутри хранилища свитков. Раньше-то там вряд ли велись важные разговоры, но теперь Елена наверняка там.

Они тут же отправились на разведывательную операцию. Всё оказалось не так просто, как представляла Эвика вначале, так как, чтобы попасть в нужный проход рядом с архивом, пришлось пролезть через полторы сотни метров узких туннелей. Где-то можно были идти в полный рост, а где-то приходилось ползти. При этом финальную треть пути двигаться нужно было очень осторожно, чтобы не греметь железным светильником.

– Где-то здесь, – прошептала Эвика ползущей на карачках сестре.

Топографическое чутьё не подвело её, и они услышали голос Елены. Подойдя ближе к отверстиям с человеческую голову, сёстры, затаив дыхание, стали слушать своих наставниц.

– Говорю тебе, этот древний рецепт манештры особый, надо его обязательно попробовать, – у Елены от удовольствия даже немного сбилось дыхание.

Сёстры недовольно переглянулись, так как рассчитывали подслушать тайные причины перераспределения сил света, а не кулинарные мечты низкорослой старицы.

– Ты считаешь, что сможешь правильно перевести этот кулинарный фолиант? – устало спросила Марьяна.

– Конечно же! – уверенно заявила Елена. – Надо только, чтобы Йосип привёз нужную колбасу. В ней всё дело. К тому же, у него нужно навести справки, не судачат ли люди о чём-то особом.

– О чём-то особом? – удивилась Марьяна. – Преображение уже вовсю хозяйничает в мире, так что границы необыкновенного отодвинулись очень далеко. Чем сейчас можно удивить людей?

– Хм, дай-ка подумать, – приняла вызов весёлая старица. – Драконы – про них нет никаких сведений. А то, что произошло с Ариеттой, должно пробудить их.

– Это твои догадки, – осадила соратницу Марьяна.

– Вот увидишь, что я права! – Елена подняла палец вверх.

– Раньше бы ты сказала, что это ненаучно, – Марьяна напомнила своей подруге о её прошлой жизни в одном НИИ старого мира.

– Сейчас другие законы, и чутьё подсказывает мне, что нам ещё много предстоит открыть, – с интонацией докладчика на международной научной конференции заявила Елена.

– Не нам, а им, – печально ответила Марьяна. – Как ты считаешь, мы сможем их уберечь, если сюда заявятся служки тёмных богов?

– Руны твоего посоха ещё не заржавели?

– В полном порядке.

– Тогда надо подкрепиться и ждать, пока они придут… и если они придут, – Елена задумалась. – О если бы Ариетта вернулась и рассказала, что с ней произошло.

– Уверена, что она скажет о внезапности и неожиданности изменений, как и всё, что творится после начала Преображения, – сёстры услышали, как старица поднялась со стула. – Как наш орден возник случайно, так теперь случайным образом и исчезает. Зачем всё это было?

– Не всегда можно понять течение жизни, но думаю, что свою роль орден сыграл, воспитав столько достойнейших воительниц с силами зла, – гордо произнесла Елена.

– Но сколько погибло, – голос Марьяны стал очень тихим, как будто придавленным скорбью всех прожитых лет.

– Но скольких они спасли! И сколько ещё спасут!

– Наши маленькие пташки ещё не готовы, – Марьяна закашлялась, и сёстры в туннеле не разобрали, что ответа Елены.

Дальше были слышны только удаляющиеся шаркающие шаги хранительницы знаний, и сёстры решили вернуться обратно в спальни.

– Ну, и что теперь? – спросила Эвика, стирая с лица сестры копоть от масляного светильника.

– Насчёт драконов не уверена; всё-таки сестра Елена слишком увлекается в своих суждениях, но в городах наверняка будут судачить о чём-то необычном. Ну не может же быть, что такая сила солнца появилась у Ариетты просто так. Она совершила что-то грандиозное! – размеренно излагала планы поисков Ёна.

– А вот я за драконов. Спорим? – Эвика протянула руку.

– На что? Или ты думаешь, нас там кто-то будет наказывать мытьём коридоров? – снисходительно заметила она.

– Я что-нибудь придумаю, – заверила сестру Эвика. – Ну так что, выдвигаемся утром после молитвы?

Они синхронно вздохнули и кивнули друг другу в знак окончательного и бесповоротного решения. Взявшись за руки, они обратились к свету своей двойной звезды Меиссы, чтобы та укрепила их на выбранном пути. Остаток дня они провели за рутиной в обители света: мытьё посуды после обеда, за которым Эвика читала какое-то поучение, сказанное настоятельницей Луцией лет десять назад; уборка спален, в которых, за неимением насельниц, пауки постоянно сплетали новые вереницы паутины; восполнение масла в лампадах и светильниках и прочее. Вечером, уставшие, они упали на свои кровати, но ощущение, что завтра у них начнётся новая жизнь, придавало им новые силы. Главное, не попасться матери Марьяне, которая опять своими чарами доброты и заботы отговорит их от задуманного спасения Ариетты и всего мира (как это ощущали сёстры).

В то время как ночью Эвика мирно спала у себя в кровати, Ёна не могла уснуть. Две боровшиеся друг с другом мысли не давали ей покоя: они должны отправиться на поиски Ариетты, но при этом нужно было спросить совета у Марьяны. Нет, она снова удержит их от юношеского порыва. Ёна пыталась отвлечься просчётами пути, представляя карту и перебирая названия поселений. Глубоко за полночь она всё же уснула. Эвика таким планированием не озадачивалась. «Так неинтересно! – обычно говорила она, но в случае чего всё же спрашивала совета у сестры. Во сне Ёну окутала тьма, так что ей показалось, что все детские обвинения в её сторону – правда. Из этого кошмара её выхватил энергичный шёпот: «Вставай!»

Она быстро вскочила, и сестры практически бесшумно достали приготовленные небольшие холщовые походные рюкзаки. Стандартная чёрная коса и распущенные светлые волосы. Они были готовы к молитве у алтаря и выходу из обители. Пробежав по коридорам обители, они поспешно встали на колени и стали тихо произносить прошения, которые обычно возносили сёстры, уходящие на борьбу с последователями тьмы. Наконец-то и они произносят их.

Укажи тьму, чтобы защитить невинных…

Укажи путь, чтобы развеять мрак…

Да не поколеблемся в борьбе…

Они всё быстрее шептали слова, боясь, что сзади раздастся скрипучий голос Марьяны, но старица так и не потревожила их.

– Благослови! – после этих слов они увидели, как тонкая струйка света полилась на диск с потолка, и он привычно засиял.

– Что ж, высшие силы нам благоволят, – кивнула в сторону диска Ёна.

– Это ты матери Марьяне расскажи, – сдержанно ответила Эвика. – Только когда мы покинем обитель, я поверю в благосклонность небес.

Поднявшись, они добежали до коридорной развилки. Обычно они шли направо в зал посвящения, но теперь они повернули налево к выходу из пещер. Механизм без труда отвалил камень, который преграждал путь наружу. Один поворот, второй, третий – и вот уже впереди замаячил выход, через который начинало пробиваться восходящее солнце. Девушки не оборачивались, потому что всё ещё не верили, что матерь Марьяна так просто отпустила их. Она же не могла не догадываться о том, что они задумали? Эти мысли стали роем наполнять умы сестёр, но, преодолевая немного скользкие уступы выхода из пещер, они всё увереннее шли к цели. Как только они вышли, свежий воздух леса пьянящим ароматом окутал их. Обе сестры несколько раз глубоко вздохнули и, тихо засмеявшись, стали спускаться вниз. Никаких протоптанных тропинок ко входу в обитель не было, так как Йосип, приносивший продукты и необходимые вещи для ордена, каждый раз поднимался из долины разными путями. Листва под ногами ещё не была столь густой, как осенью, и потому сёстры быстро преодолели расстояние до ближайшей дороги вдоль опушки леса. Перед мысленным взором Ёны всплыла карта, согласно которой, чтобы попасть в деревню Горньи-Поли, им нужно было идти направо. После тренировок в обители, девушки шли очень легко, несмотря на оружие и рюкзаки за спиной. То и дело они оглядывались наверх в сторону горы, которая, казалось, с упрёком провожала самовольно покинувших обитель. Через четверть часа они оказались у развилки в небольшой роще.

– Куда дальше? – спросила Эвика.

– Э-э-э, я что-то не помню этой развилки, – нахмурилась Ёна. – Неужели в ордене я изучала старую карту?

– Ну, блин, не хочется бродить туда-сюда, если мы ошибёмся! – разочарованно сказала она.

– Спасибо тебе, – заметила Ёна.

– Э-э-э, за что?

– Ты сказала, что мы ошибёмся. Это очень важно.

– Да я это так, на автомате, – отнекивалась Эвика, смахивая пыль, уже приставшую к её одежде.

– Тем более, – улыбнулась Ёна. – Но всё же куда нам идти?

– Прямо, и через час будете на месте, – произнёс скрипучий голос за их спинами.

Девушки оторопели, не смея обернуться на так хорошо знакомый с детства голос матушки Марьяны.

– Я вас давно здесь жду. Думала, вы ещё ночью покинете обитель. Это хорошо, что вы решили помолиться перед уходом, – успокаивающим тоном продолжала она.

Чувство вины нахлынуло на сестёр, и они развернулись. Марьяна сидела на камне возле развилки. В свете утреннего солнца она казалась почти прозрачной, будто худосочное тело не препятствовало лучам. В её глазах не было ни капли осуждения. Она медленно поднялась и подошла к девушкам, пристально посмотрев на каждую из них.

– Вы думали, что мы не услышим ваше пыхтение за стенкой в архиве? Ёна, я же рассказывала тебе, что уже слышу молчание горы, внутри которой находится наша обитель, – она слегка улыбнулась. – Нужно было сказать нам…

– Но тогда вы бы нас не отпустили! – Эвика готова была расплакаться от постигшей их неудачи.

– Дитя, как только вы научились бы спокойно обосновать свой уход из обители, показав тем самым свою зрелость, то смогли бы отправиться в путь, – Марьяна окинула взглядом развилку. – Но боюсь, на это уже нет времени.

– Матушка, нам нужно найти Ариетту, пока ещё не поздно, – спокойно проговорила Ёна.

Та же тяжело вздохнула и села обратно на камень. Подозвав сестёр, она взяла их за руки.

– Крошки света… в последний раз я так вас называю, – её глаза наполнились слезами, но внутренняя аскетичность тут же подавила их. – Да, мы тоже чувствуем, что нет больше другого выхода. Наша обитель исполнила своё предназначение, воспитав столько хороших сестёр, охраняющих этот мир. А Вы… вы – наша лебединая песня…

Сердца девушек сжались от боли. Как и всегда, Марьяна пробивала любую броню. Но сейчас она не собиралась удерживать их. Она улыбнулась, и морщинки в уголках глаз множеством лучиков озарили её лицо. Её взгляд наполнял сестёр уверенностью в своих силах.

– В Горньих-Полиях найдите Йосипа. Он поможет с лошадьми, а дальше отправляйтесь в Стамбул, но по дороге аккуратно слушайте, о чём сплетничают люди…

Дальше Марьяна повторяла хорошо им известные постулаты о сборе информации. Она это делала больше для себя, чтобы успокоиться после расставания с юными воспитанницами.

– … и помните, нельзя наказывать и убивать невиновных, – закончила старица.

– Я бы не хотела убивать, – неуверенно произнесла Ёна.

– Придётся, сестрёнка, – Эвика развернула её за плечо.

Матушка Марьяна грустно посмотрела на них, понимая, что последние слова ближе к действительности. На развилке стало очень тихо. Даже клён перестал шелестеть листвой, замерев в ожидании прощания с наставницей. Она обняла сестёр, а юные воспитанницы, глядя на почти бестелесную матушку, почувствовали, как колотится её любвеобильное сердце.

– Не переживайте за нас с Еленой. Идите вперёд, несите свет и разгоняйте тьму… ну же, – она подтолкнула их в направлении деревни.

Те неуверенно пошли по дороге, поглядывая на старицу.

– Свет Меиссы да наставит вас! – она благословила их, и сёстры уже без страха и сомнений отправились на поиски Ариетты.

Марьяна ещё долго смотрела на дорогу, пока две маленьких фигурки окончательно не изчезли из поля зрения. После этого она устало побрела обратно в обитель. Ещё один постный подвиг ожидает её в ближайшие несколько месяцев, а может быть, и лет, если её немощное тело это выдержит. Скорее всего, во время этого она и растворится в свете луны, но до этого она будет молиться за них, чего бы ей это ни стоило.

[1] При экстренном совете мировых держав представитель Мальты Лука Цазар убедил остальных, что термин «Преображение» способствует формированию положительных ассоциаций по отношению к изменениям, творящимся в мире.

Глава 2

Харальду нравилось, когда отблески светильников тепло играли в её длинных, густых, каштановых волосах. Но Ольга не торопилась впускать внутрь комнаты этого высокорослого, «почти два метра» (как писал Харальд в регистрационных документах), викинга. Для верности она упёрлась пальцами в его широкую грудь, спрятанную под зелёной рубашкой со знаками Одина. Ольга была, как говорили завсегдатаи трактира, «девка в самом соку», но в сравнении с огромным воином, чьи волосы были сплетены в боевые косы, выглядела как Дюймовочка. Он ей нравился, но законы бизнеса не позволяли принимать его бесплатно.

– Прости, но я не могу тебя впустить, пока ты не оплатишь… – произнесла она.

Ольга говорила с максимально сосредоточенным видом, чтобы у Харальда даже не было шанса пробиться при помощи своего разудалого обаяния. Два дня назад, когда она дала слабину, он провёл у неё бесплатную ночь. Ей понравилось, но её работодатель и хозяин трактира папа Бонифаций не понял, с какого это рожна она не может заплатить аренду помещения.

– Я всё возмещу, – широко улыбнувшись, Харальд предпринял неуклюжую попытку протиснуться в дверь, но Ольга была непреклонна.

В её тёмно-зелёных глазах не промелькнуло и тени сомнений.

– Мой богатырь, ты уже неделю пьёшь в долг. Сколько это может продолжаться?

– Моя ласковая… – викинг попытался приобнять девушку за талию, но она раздражённо уклонилась. – Хм, я же не виноват, что деньги в последнего набега я вынужден был отдать, чтобы не попасть в тюрьму. Кто же знал, что выбить зубы внебрачному сыну начальника стражи маломоскворецкого поста так дорого стоит!

Ольга, вздохнув, покачала головой, как будто их с Харальдом объединяли не случайные встречи в трактире, а двадцать лет брака. Викинг же, вспомнив ту драку, ещё больше повеселел.

– А как же то красивое кольцо, подаренное мной? – пошёл ва-банк Харальд.

– По-моему, я тебя уже отблагодарила, или твои слова «у меня такое в первый раз» ничего не значат? – напомнила ему девушка. – К тому же, я неделю отмывала засохшую кровь между узорами.

– Я добыл его в бою! – ударил себя в грудь Харальд.

– Это же женское кольцо! А говорил, что женщин и пальцем не трогал! – возмутилась Ольга.

– Оно висело у него на шее, когда я топором… – начал было воин, но Ольга демонстративно поморщилась, всем видом показывая, что не хочет слышать ни единого слова из этой истории.

Харальд обмяк.

– Последний раз, моя ласковая. Может, я больше не вернусь из набега, – он как можно нежнее взял её за руку, которая утонула в его ладони.

– Извини, но напомню тебе, что мы не пара: ты убиваешь и грабишь людей, а я трактирная девка, – немного грустно заметила Ольга. – Прошу, не расстраивай меня ещё больше, иначе я не смогу сегодня работать. Как появятся деньги, я буду рада тебя видеть… больше остальных.

Харальд пробурчал себе под нос бессвязное ругательство и, развернувшись, пошёл по коридору, чтобы вернуться обратно, в основной зал трактира на Болотной.

– Харальд Одноглазый! – викинг лишь немного повернул голову на оклик Ольги. – Береги себя! Мои прелести лучше разглядывать обеими глазами!

Широко улыбнувшись, Харальд спустился вниз, а Ольга закрыла дверь, чтобы морально привести себя в порядок перед тяжёлой рабочей ночью. «Больше остальных» задело сердце сурового викинга. Но ещё больше его огорчило, что он, превратившись из толстого электрика среднего роста в высокого колоритного красавца, как и раньше, не может выстроить нормальных отношений с женщинами. За барной стойкой ему уже неоднократно говорили, что для нормальных отношений он бы нашёл себе работу поспокойней, не с такой «вдовопроизводительностью». Но новая жизнь, которой его наградило Преображение, его более чем устраивала: набеги, сражения, попойки – и опять сначала. Так что трактирные прелестницы были единственной, хоть и суррогатной, историей любви на его пути.

Когда он спускался с третьего этажа, лестница натужно скрипела под его тяжёлыми шагами. Шум основного зала нарастал, и по характерным звукам Харальд понял, что сегодня ещё до полуночи будет драка. На сцене двое шутов веселили публику, которая искренне смеялась над незатейливыми ложными пощечинами и пинками, которыми награждали друг друга выступающие. Харальд, остановившись на последнем пролёте, с ухмылкой смотрел на бурление жизни в зале. Может, кто-то одолжит ему денег, и он вернётся к Ольге, чтобы в очередной драке не набить морду «многоуважаемому» гражданину? Но даже беглый взгляд по залу давал понять, что людей, которым бы он не был должен, среди завсегдатаев бара уже не осталось.

– Харальд – толстый одноглазый хрен! – сквозь смех позвали викинга соратники.

Небесно-голубые глаза Харальда оба были на месте, но он решил, что лучше прозвище придумать наперёд, так как в его деле глаза теряю, не успев моргнуть. Что же насчёт полноты, то его прочный как камень боевой живот не шёл в зачёт. К тому же, Ольге нравилось его поглаживать в перерывах между любовными утехами. Викинг подошёл к грубо-сколоченному столу, за которым сидело трое: Ильо и Васил из болгарской дружины и Лёня-берсерк – верный боевой друг викинга. Над болгарскими богатырями Преображение подшутило, воззвав к их корням, о которых они, живя в Москве, даже и не догадывались. А вот Лёня-берсерк так и не изменился, оставаясь внешне всё таким же щуплым клерком, каким был до знакомства с Харальдом. Но внутренне он сражался яростно и самозабвенно, вызывая на бой не людей, а небеса, которые всё также медлили с его преображением. Харальд успокаивал его, говоря, что он и так коренным образом изменил свою жизнь от офисного червя до известного своей свирепостью воина. Но Лёне хотелось признания своего статуса вселенной, будто только это наполнит объективностью его жизнь. Он даже предлагал Харальду отправиться на поиски источника Преображения мира. На что более взрослый и уравновешенный напарник заметил, что пусть московские трубадуры Сухой и Красная, не так давно отправившиеся на поиски, для начала разведают ситуацию. Когда те вернутся и расскажут о тщетности своих поисков (в чём Харальд не сомневался), тогда уже они решат, что делать дальше. Он грузно опустился на свободный стул. Поглаживая светлую, как и все его волосы, густую, средней длины бороду, викинг уставился на приятелей по опасному бизнесу.

– Здесь становится всё скучнее день ото дня, – заунывно произнёс берсерк, рассматривая пятно от пролитого пива на своей белой льняной рубашке.

– Чего ты переживаешь? Скоро закончится ваше время застолья, и можно снова записываться в поход, – произнёс Ильо, выковыривая из зубов остатки мяса.

Лёня поморщился, так как не хотел лишний раз говорить, что и набеги стали для него такой же обыденностью, что и время застолья в московских трактирах. Харальд до сих пор не понимал: почему его напарнику после нескольких набегов наскучила такая жизнь. В битве Лёне не было равных, хотя Преображение не коснулось его. Может быть, в этом причина, и на самом деле жизнь наёмника – это не его, что и рождает тоску в его сердце. Но тогда почему норны медлят и не направляют это худого клерка-берсерка? Или же в преображённом состоянии он станет последователем других богов? От этих предположений у Харальда сразу начинала болеть голова, и он тут же опрокинул большую кружку пива, которая колоритно стояла с пенным хмельным содержимым. С другой стороны, он очень хотел помочь другу найти себя, так как чувствовал в нём родственную душу, хотя внешне они выглядели как существа разных биологических видов.

– Ты же помнишь наш уговор, что если парнишка с огневолосой подругой вернутся, то тогда мы отправимся на поиски источника изменений? –Харальд вытер пивную пену об бороду, благодаря чему та была густой и шелковистой.

– Да не вернутся они, – недовольно ответил Лёня. – Давай отправимся завтра, а там будь что будет!

– Незрел ты для таких приключений, – заметил Васил, прищурившись и оценивая щуплого, с его точки зрения, берсерка.

– Согласен, по нашему кодексу такие решения могут принимать только ветераны, – Харальд поддержал болгарского воина.

– Ты шутишь? Пока я дождусь, чтобы заплетать мои волосы в двенадцать звеньев боевой косы, то сдохну от скуки! – угрюмо произнёс Лёня.

Викинг пожал плечами. В это время волна хохота прокатилась по залу после очередной похабщины, показанной на сцене. Харальд отметил, что ему не хватает того единственного исполнения Красной, которое он услышал пару месяцев назад. Пела она как надо: с огоньком и не жалея эмоций. Они с другом до сих пор не вернулись в столицу. Не похожа она на ту, которая просто так сгинет за пределами первопрестольной. Если они и погибли, то об этом уже бы слагали песни. В этом Харальд был уверен, так как о себе думал в таком же ключе. Посмотрев на друга, он бы рад был ему сказать: «Давай отправимся куда глаза глядят!». С другой стороны, он предпочёл бы услышать то, ради чего он готов отправиться на тот свет. И он, Харальд Одноглазый, объявит об этом на Тинге. Тогда скальды впишут его имя в Хвалебную песнь, окончание которой будет зависеть только от благоволения богов и его боевых топоров. Несмотря на опасность нового преображённого мира, Харальд не сомневался, что его путь окончится в Вальхалле. А вот его друг своим дерзким нетерпением может испортить своё славное восхождение на пир Одина.

– Твои волосы отрастут тогда, когда появится подвиг, достойный твоего воинского таланта, – спокойно сказал Харальд, легонько похлопывая друга по плечу.

– Надеюсь.

– Слушай, а может ты и не воин, на самом деле? Преобразишься в гонца и будешь туда-сюда бегать по дорогам нового мира, пока разбойники тебя не прикончат, а? – смеясь, произнёс Васил.

– Что ты сказал?! – Лёня резко вскочил из-за стола.

– Ты прекрасно слышал, – Васил медленно поднялся следом.

Болгарский наёмник был ниже Харальда, но своей квадратной комплекцией не уступал викингу. Так что, Лёня выглядел как подросток на гаражной сходке матёрых водителей Камазов, и только Харальд знал, на что в действительности способен берсерк. Болгарским коллегам по цеху лучше было не провоцировать его. Всё же Харальд не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как его друг задирает голову, чтобы сквозь свои круглые очки в потёртой металлической оправе вызывающе смотреть в глаза Василя, который с усмешкой своим боевым пузом не давал сопернику приблизиться к себе. Негодование в глазах Лёни, с которым в прошлой жизни менеджера не особо считались, всё больше нарастало. Харальду было бы интересно посмотреть, как его друг уделает этих болгарских здоровяков, но драки между наёмниками даже смежных компаний были запрещены – разрешались только официальные поединки, на что обычно никто не хотел тратить время, так как требовалось предоставить кучу свитков с подтверждением легитимности схватки. Викинг уже было поднял руку, чтобы прекратить состязание взглядов, но его опередил Фома Колун – коренастый малый из дружины герцога Трефа.

– Мужики, смотрю, вы не прочь подраться? – произнёс он, предоставив вниманию кривую улыбку без трёх зубов.

– Нет, просто для профилактики проверяем друг друга на прочность, – ответил Ильо, немного стукнув кулаком по столу.

– Ясно, – всё также коряво улыбаясь, Фома обратился к викингу. – Харальд, ты когда деньги вернёшь? Или хочешь в долговую яму?

– Пф-ф, – выдохнул викинг. – Тебе нужно помочь разобраться с кем-то?

– Всегда удивлялся, как ты ещё сохранил мозги в набегах, – усмехнулся дружинник.

– Я же шлем не ношу.

– А? Что? Ладно. Мне тут сообщили, что меня ищут одни хлопцы из Чертаново. Говорят, что идут сюда. Человек двадцать. Мне хотелось бы вернуться сегодня домой. Ты в деле?

Харальд молчал.

– Половина долга, – серьёзно произнёс Фома.

Харальд демонстративно потерял интерес к разговору, потому что, если ты лучший в своём деле, то слово «половина» тебя явно не устраивает.

– Ладно, весь долг, – сдался его кредитор.

– С Вами приятно иметь дело! – весело заметил викинг, поднимаясь со стула. – Веди.

– Я с тобой, – добавил Лёня.

– Это не твоя драка, – остановил его Харальд.

– Надо размять кости. К тому же или чертановские… или эти, – он небрежно кивнул в сторону болгарских наёмников.

Харальд посмотрел на Василя и Ильо и пожал плечами, ради вежливости спросив:

– Может, с нами?

– Не хотим мешать столь великому войну! – добродушно ответил Васил, указывая на берсерка. – Ещё нас ненароком зацепит!

– Это он может, – ответил Харальд. – Что ж, тогда счастливо оставаться!

Пожав им руки, викинг в компании Фомы Колуна и Лёни-берсерка вышел из трактира через центральную дверь. Судя по тени на окружающих домах, солнце почти на треть спряталось, передавая бразды правления луне, тусклый диск которой уже был виден на небосклоне.

– Хм, никого нет, может, успеем убраться отсюда? – почесывая затылок, сказал Фома.

Они быстро пошли в направлении патриаршего моста.

– А чего им нужно от тебя? – спросил Лёня.

– Да хрен его знает. Это же чертановские отморозки. Мне сказали, что я их на деньги кинул! Я даже не понимаю, о чём речь. Вроде у них была сделка с герцогом, но я-то тут при чём? – ответил Фома, разводя руками.

Метрах в ста впереди перед выходом на набережную они увидели группу молодых людей дерзкого и хамоватого вида.

– Зараза! Может, это они? Надо обойти! – занервничал неудачливый дружинник.

При этих словах они увидели, как группа впереди оживилась, посмотрев в их сторону.

– В переулок, быстро! – скомандовал Харальд.

Они поспешно завернули в ближайший переулок. Фома постоянно оглядывался, в то время как Харальд и Лёня спокойно изучали обстановку.

– Вроде не преследуют, – прерывисто дыша, произнёс Фома.

– Не волнуйся ты так, – подмигнул ему Харальд. – Драка будет! Сто пудов!

– Ага, я бы сказал сто двадцать процентов, – согласился берсерк. – Запах сражения уже в воздухе!

Фома принюхался, но ничего, кроме запаха затхлости из небольших узких подвальных окон, не почувствовал.

– Не переживай ты так, мы же с тобой! Так что, защитим тебя от… – Харальд прищурился. – … хотя бы от этого.

Он указал на стоящего посередине переулка высокого худого мужчину, хотя, может быть, и женщину, так как длинное чёрное пальто и широкополая шляпа скрывали гендерную принадлежность.

– Ждёт нас, – кивнул Лёня, разминая кулаки. – Точно не один. Слишком самоуверенный.

– Но тебе же одиночество не мешает, – усмехнулся викинг. – Да сейчас появятся и другие, и сзади ещё нас подопрут.

– Мы что, в ловушке?! – хриплым фальцетом произнёс Фома.

– Не дёргайся и держись рядом. Ни в коем случае не смей убегать. Иначе кто потом подтвердит, что мой долг прощён, – собранно ответил Харальд.

Мужчина стоял спиной к ним и, казалось, полной грудью вдыхал вечерний воздух. Услышав шаги, он развернулся и его вид странным образом вызвал отвращение у Харальда. С одной стороны, это был юноша с очень бледной кожей, что подчёркивалось абсолютно чёрным одеянием: брюки старого мира, рубашка, туфли – всё было цвета чёрной дыры. Но когда он снял шляпу, поприветствовав их, то в его движениях была заметна скованность, которую приобретает тело человека лет эдак после ста пятидесяти. Он погладил иссиня седые короткие волосы, любезно улыбаясь, но от взгляда светло-серых глаз даже бывалому викингу стало несколько не по себе.

– Может, аутоиммунное заболевание? – подумал Харальд, вспоминая времена, когда он отгадывал сотни сканвордов в дежурной ЖЭКа после окончания техникума.

Юноша молча улыбнулся, и, как по сигналу, из соседних домов в переулок высыпались грозного вида молодчики, с явным желанием причинить им тяжкие телесные повреждения. Странный юноша уступил место главарю чертановской кодлы с безобразным шрамом на шее. Харальд удивился, как тот выжил после удара, оставившего такой след. В это время Лёня уже оценил противников.

– Оружия нет, – тихо сказал он, но после того, как Харальд скептически покосился на него, добавил: – Кроме ножей и заточек.

Правила ношения оружия в этой части города были суровыми. Если не при исполнении, тогда будьте добры оставить дома ваши молоты, булавы, двуручные мечи и копья, даже если это «трезубцы судьбы». Бандитов было слишком много, чтобы драться врукопашную, поэтому викинг сразу же присмотрел себе штакетину, которую оторвёт от облицовки ближайшего дома. Главное, бить концом, что она не поломалась об первую же спину. В уличных драках Харальд был специалистом не хуже, чем в набегах на незадачливых дунайских толстосумов.

Их прервал высокий голос главаря:

– Фома, родненький, нам надо поговорить, гэ-гэ.

– Зосима, друг, рад тебя видеть! Как сделка? – успокаивающе поднимая руки вверх, улыбнулся дружинник.

– Которую ты благополучно похерил? – холодно заметил Зосима, поглядывая на юношу в чёрном одеянии.

– Я? Нет, конечно! Меня и на пушечный выстрел не подпускают к таким делам. Друг…

– Тогда какого рожна ты сказал Арнольду, что поместье проклято, и там совершались ритуальные убийства, а? – раздражённо крикнул Зосима, добавив пару сложных матерных конструкций из слов старого и нового мира.

Фома обескураженно посмотрел на спутников, но постепенно в его взгляде появилось осознание проблемы. Не более недели назад, любопытства ради, он спросил у Арнольда, что был управляющим замком герцога Трефа, куда так резко собирается свита. На что Арнольд ответил, что подвернулась выгодная возможность и верное дело приобрести дом Пашкова на Ваганьковском холме. Фома между делом ляпнул одну из трактирных сплетен, что там в подвале нашли следы тёмных ритуалов и человеческие останки. Розыскные чиновники ничего такого не подтвердили, но когда это останавливало распространение слухов? Фома не учёл только одного: насколько его хозяин герцог Треф после Преображения стал суеверен, особенно после того как трубадуры Сухой и Красная не смогли исцелить его горбатость и уродство души. Как оказалось, Арнольд тут же сообщил эти слухи герцогу, что поставило крест на сделке, которая, по-видимому, была почти заключена.

– Я же так просто сказал… люди говорят… – извинялся Фома, понимая, что теперь он в лучшем случае лишится всех зубов.

Пока шёл разговор, сзади подоспели ребята с набережной, и троица оказалась в окружении.

Харальд спокойно обвёл взглядом честное собрание и звучным баритоном, которому позавидовал бы и оперный певец средней руки, произнёс:

– Мужики, без вариантов?

Кто покачал головой, кто смачно харкнул под ноги, кто хрустнул кулаками, а самые трусливые тут же достали ножи, ещё не осознавая, что первые отправятся отдыхать на мостовую. Окна соседних домов, выходящие в переулок, захлопнулись, чтобы ничего не видеть, когда розыскные службы будут расспрашивать по поводу уличной поножовщины.

– Какую сторону выбираешь? – вежливо спросил Харальд у берсерка.

– Выбор всегда за старшим, – традиционно ответил Лёня.

– Молодец! Далеко пойдёшь! – бодро произнёс викинг. – Может, тогда спросим у парней, а то как-то жалко их?

– Что-то ты размяк, – спокойно сказал Лёня, но было видно, как его мышцы наливаются кровью.

–Ла-а-адно, – Харальд добродушно обвёл раскинутыми руками толпу и произнёс: – Вы тут с двух сторон нас зажали, так что можете выбирать, кто из нас двоих какой стороне достанется: я и мой щуплый друг. Но не спешите с выбором. Подумайте хорошенько.

Смешки пронеслись между рядами бандитов, а огромный викинг всё медленно кружился с расставленными руками, показывая то на себя, то своего низкорослого соратника. Как только он подошёл к стене одного из дома, то так резко вырвал облицовочную доску, что показалось, дом испугался, что его сейчас разнесут по камешку.

– А?! Шо?! – раздалось со стороны людей Зосимы, и уже трое из них валялись на земле, вырубленные широким дуговым ударом кустарного оружия.

Шокированные происшедшим головорезы потратили ещё несколько секунд, чтобы взглядами поделиться недоумением, после чего ещё двое осели на брусчатку. В этот момент Лёня свирепо набросился на обескураженных противников и быстрыми ударами в кадык оставил их задыхаться. Наконец-то остальные сообразили, что нужно нападать как можно быстрее, иначе некому будет мстить за неудавшуюся сделку. Четверо бандитов покрепче, подгоняемые Зосимой, быстро сблизились с Харальдом, не давая ему размахивать доской. Пятеро решили обезвредить шустрого берсерка в очках, который молниеносно наносил своими тонкими пальцами точечные удары в одному ему известные болевые точки, от чего еще несколько человек из банды хватались то за горло, то за челюсти. Они попытались его схватить, но Лёня каждый раз уходил, как дым сквозь пальцы. Не веря происходящему, они повернулись к Зосиме.

– Да вместе нападайте, вымески прокажённые! – заорал тот.

Ругань быстро организовала остатки банды, и они прижали наёмников к противоположным стенам домов, чтобы не дать им прикрывать спины друг друга. Это ничуть не обескуражило двух друзей, не раз бывавших в подобных передрягах, если бы не одно «но»: в открывшуюся брешь тут же рванул Фома Колун, не желавший наблюдать развязку драки. За ним тут же последовал Зосима с помощниками.

– Твою же мать! – крикнул Харальд и заревел подобно медведю-оборотню из древних скандинавских легенд.

Такой рык произвёл соответствующий эффект на противника, что дало возможность Лёне побежать вслед за ними. Харальд, понимая, что без новых шрамов он сегодня уже не уйдёт, ринулся врукопашную. Его огромные кулаки опускались на головы врагов подобно ритуальным боевым молотам. Бандит робко направил на Харальда нож, что оскорбило викинга, и он просто стукнул его ладонью в ухо, отчего тот отлетел в кучу мусора у одного из домов. Оставшиеся трое врагов, вернув себе самообладание, набросились вместе на викинга и попытались его свалить, ударив под колено, но тот, как Гибралтарская скала, выдержал натиск. Через тройку ответных ударов уже не оставалось никого на ногах, кроме великана, который тяжело дыша, недовольно посмотрел в сторону переулков, по которым дурак Фома решил скрыться. Теперь придётся их догонять, чего так не любил Харальд. Ругаясь себе под нос, он побежал следом.

В это время, также перебирая различные нецензурные словосочетания, Лёня преследовал Зосиму. Несмотря на прокуренные лёгкие, бандиты бежали очень шустро, и ему никак не удавалось сблизиться с ними. Каждый раз он лишь наблюдал исчезающие за очередным поворотом силуэты. И главным виновником этого неожиданного марафона был Фома, который, судя по всему, мог состязаться с лучшими спортсменами Москвы. Оказывается, для этого достаточно было парочки-другой головорезов. Не сбавляя скорости, Лёня свернул в следующий переулок, немного пробежав при этом по стене углового здания. Впереди он увидел, как Зосима с подельниками уже мутузят бедолагу. Не издавая звуков, Лёня прыжком сбил их с ног, при этом сам приземлился на ноги, подобно манулу. Нога в челюсть одному поднимающемуся бандиту и удар локтём в шею другому, и теперь он остался один на один с Зосимой.

– Сучий потрох! Да чтоб тебя! Это не ваше дело! Вы даже не понимаете, во что ввязываетесь! – рычал тот на неуловимого берсерка.

Лёня не любил разговаривать во время сражения, поэтому молниеносно сблизился с противником, постоянно меняя траекторию движения. Со стороны его движения поражали чёткостью координации и владением телом, что диссонировало со внешним видом обычного офисного задохлика. В своё время, увидев своего друга в деле, Харальд решил, а не наведаться ли ему в финансовый квартал старого мира для пополнения дружины. Позже он убедился, что талант Лёни врождённый и никак не связан с родом деятельности, только если не брать в расчёт внутренний гнев, который годами копился на ненавистной работе. Зосима ничего не мог противопоставить столь витиеватому выпаду и получил настолько мощный удар под дых, что отлетел к стене, харкнув кровью на и без того грязную мостовую.

– Ха! – довольный своей техникой удара, Лёня смотрел на поверженного противника.

Он решил проверить, дышит ли Фома. Развернувшись, увидел склонившегося над дружинником юношу в чёрной шляпе. Тот приподнял тело, будто что-то шепча ему, но, заметив пристальный взгляд берсерка, отпустил бездыханное тело Фомы на землю. Поднявшись, юноша подобострастно снял шляпу.

– Я ни в чем не виноват. Он сам дёрнулся и теперь отправился в мир теней, – в елейной манере речи и улыбке этого молодого человека было столько неестественности, что Лёню начало подташнивать. – Прошу, отпусти меня! Я не кому не причиню вреда, если все будут вести себя хорошо! Ты же будешь вести себя хорошо?

Вопрос был задан максимально располагающим тоном, но всё равно Лёню передёрнуло. Его впервые посетило чувство тревоги с момента знакомства с Харальдом несколько месяцев назад, во время трактирной потасовки. Когда он решился вместе с викингом ходить в набеги, то уверенность в себе не покидала его даже под градом арбалетных болтов при осаде Смедеревской крепости, которую не поделили сыновья бывшего владельца. Что-то в этом юноше пугало Лёню. Внутренний голос испуганно говорил, что необходимо подождать Харальда, который уже наверняка справился с остальными и с минуты на минуту покажется в переулке. Нет! Он потом будет вечность вспоминать, что берсерк струсил перед каким-то рахитным недоноском. Ещё в дружине об этом узнают, и начнётся поток мужицкого юмора в стиле: «небось, он тебе понравился», «может, думал его в жёны взять». С двуручным мечом было бы сподручнее, но он оставил его в наёмнических казармах, в которых предпочитал ночевать вместо своей квартиры на ещё не преображённой территории столичного мегаполиса. Он бы уже нокаутировал противника, так же, как до этого разобрался с парнями Зосимы, которые были раза в два-три крепче него, но этот взгляд светло-серых глаз был очень… недобрым. Нет, он был пустым, даже голодным, но не от неудовлетворённого желания, а чего-то более космического. Лёне стало ещё более не по себе от посетивших его философских мыслей. Неужели этот хилый юноша применяет на нём дурацкие психологические приёмчики, чтобы ускользнуть? Тогда надо действовать, пока ещё возможно сохранять контроль над ситуацией.

Внутренне собравшись, берсерк сделал свой коронный рывок, который если и не закончится ударом, то позволит уклониться от контрвыпада соперника. Юноша стоял на месте и всё также улыбался, взирая на несущегося на него противника. Удар берсерка неожиданно прошёл сквозь юношу, отчего Лёня потерял равновесие. Тот заботливо поддержал его, крепко обхватив аристократично тонкими руками. Лёня ощутил, что юноша необычайно силён, но при этом его движения были старчески неуклюжими.

– Так ты будешь вести себя хорошо? – прошептал он на ухо Лёне, тщетно пытавшемуся вырваться из захвата.

– Риттсек[1]… агрхх… – хруст рёбер не позволил Лёне закончить своё словесное негодование.

Боль сковала внутренние органы. Раньше ему удавалось избавиться от подобных захватов без особого труда, за что его даже прозвали «скользкий тип», но седовласый юноша будто держал его восемью руками.

– Эй, отпусти его! – раздался громогласный, хоть и запыхавшийся голос за спиной. – И советую тебе меня не нервировать! Я очень, очень недоволен, что вы заставили меня бегать по вечерней Москве без особой причины.

Юноша, не ослабляя хватки, развернулся лицом к викингу и улыбнулся ещё шире, так что, казалось, кожа на его бледном лице вот-вот лопнет.

– Как жаль, что ты ведёшь себя плохо в этот вечер, – медленно произнёс он. – Разреши, я пойду?

– Иди, только друга отпусти! – рявкнул Харальд.

– Благодарю за разрешение, – он поклонился, всё ещё крепко держа берсерка, отчего тот вскрикнул от боли.

Харальд сделал несколько шагов вперёд.

– Всё-всё, ухожу!

Вместе с этими словами Лёня вскрикнул, так как из его груди торчало острие чёрного клинка, которое дымилось и дрожало языками теней, щупальца которых поглощали вытекающую из раны кровь. Тело безжизненно упало на землю. Харальд потерял дар речи и только смотрел то на безумного юношу, то на убитого друга. Наконец, он устремился на врага, наполняемый жаждой мести, но тот, сделав два шага назад, оказался в пятнадцати метров от него.

– Как и обещал, я отпустил его, – с этими словами он снял шляпу, учтиво поклонился и, артритными шагами моментально преодолев переулок, исчез в сумерках.

Харальд подбежал к другу, надеясь, что тот ещё жив и опять покажет какой-нибудь свой скрытый талант, открыв глаза со словами: не дождёшься! Он развернул его к себе, но душа моментально покинула тело от удара проклятым клинком. Харальд не был дураком: этот юноша – тёмный колдун, которого он точно отправит на тот свет. Сняв круглые очки, которые пережили не одно сражение и не одну пьяную драку, он закрыл глаза друга, безжизненный взгляд которого Харальд запомнит на всю оставшуюся жизнь. От злости он смял очки в своей огромной ладони, так сильно напрягшись, будто хотел выжать из них частичку жизненной силы для погибшего соратника и воскресить его. Разжав руку, он увидел, как под воздействием горя очки превратились в своеобразную розочку, в центре которой застрял осколок стекла. Викинг посмотрел на это произведение боли и утраты, затем снял свой амулет и, вынув кожаный шнурок, закрепил на нём розочку, чтобы водрузить её на своей груди в знак обета отмщения. Воины должны сражаться с воинами, а колдуны с колдунами – таков закон битв. За нарушение его Харальд отдельно спросит со странного юноши в чёрном плаще.

Со стороны стены раздался сдавленный смех, прерываемый кашлем. Зосима очнулся от спазмов. Сквозь тёмные круги перед глазами он увидел охваченного горем Харальда. Он сразу понял, что произошло, и его хриплый смешок разнёсся по переулку. Он продолжал злорадствовать, даже когда увидел стремительно приближающуюся фигуру викинга. Харальд с лёгкостью оторвал Зосиму от земли и, схватив за шею, прижал к стене. По его каменному лицу главарь банды понимал, что ему лучше ответить на все вопросы.

– Как мне найти этого синюшного выродка? – спросил Харальд, пристально смотря на немного задыхающегося главаря банды.

– Кхе-кхе, ослабил бы хватку, здоровяк, – самодовольно прохрипел Зосима.

Викинг отпустил его. Потирая шею, Зосима ждал продолжения допроса, но Харальд недвусмысленно ожидал ответа на свои предыдущие слова.

– Чё уставился! Не знаю я!

Харальд с силой стукнул по стене дома, с которой на Зосиму посыпались известь и мелкие осколки. Следующий удар должен был прийтись по его нахальному лицу. Ему так захотелось закричать: «Милиция, на помощь! Хулиганы! Убивают!».

– Реально не знаю, он же чернокнижник, а мы для него так, или адепты, или мясо! – оправдывался он.

Викинг терял терпение с каждой секундой. Ему и так понятно, что юноша был не заезжим фокусником с базарной площади.

– Он ничего не говорил! Мы просто должны были отжать особняк у предыдущего владельца за долги, а потом продать его герцогу Трефу.

– Мне не важно, разве что уродливый горбун знает, где искать колдуна, – свинцовым тоном пояснил Харальд. – В твоих интересах вспомнить то, что меня удовлетворит в ближайшие две минуты. Больше на тебя время я тратить не буду.

– Да плевать мне, хоть сейчас убей! Не помню я! – огрызнулся Зосима, приготовившись к смертельному удару, но как только он зажмурил глаза, то из глубин памяти вылетела мысль. – Он что-то говорил, что после того, как пожнёт Фому, то отправится по новому пути…

– Новому пути? – скептически переспросил викинг.

– Да, да, новому пути… сказал, что бог ведёт его по нему! Так и сказал, клянусь!

– Бог? Может, боги? Тёмные, мать их, боги?

– Нет-нет, я помню! Тоже удивился. Он сказал: «бог ведёт меня по новому пути!» – Зосима всё ещё не верил, что вспомнил эти слова, сказанные мельком по пути в трактир папы Бонифация, где они должны были поймать неудачника Фому.

Харальд видел, что он от него ничего не узнает. Отойдя, он снова взглянул на два мёртвых тела: своего друга и дружинника, который нехотя втянул их в мутную историю. Для чего Фома действительно понадобился чернокнижнику, Харальд так и не понял, но это не помешает ему отомстить за друга. Он бережно поднял тело Лёни-берсерка и направился в собрание своей дружины в районе Добрынинской. Выйдя на оживлённую улицу, он остановил телегу, и средних лет мужичок согласился подвезти его. Как бы любопытно ему не было, он не спрашивал у печального огромного воина, что произошло. В молчании они достигли места расположения нордической наёмнической общины.

Длинный дом собраний скандинавских воинов в Москве достигал сто двадцати метров в длину и тридцати пяти в высоту. По традиции он напоминал огромный деревянный корабль. Внутри было шумно. Над одним из больших очагов томилась вкусная похлёбка в котле, а над другим жарились ароматные куски мяса, жир с которых с характерным шипением капал на угли. К запаху еды примешивались перегар и запах пота. Благородство происходящему добавляли лишь богатые гобелены и заказные полотна с изображением самых эпичных набегов. Постоянные выкрики «Скёль» и смех привычной какофонией звуков окутали вошедшего Харальда с телом на руках. Никто не обращал на него внимания, так как считали, что он несёт упившегося до смерти приятеля. Харальд, пробираясь сквозь толпу охваченных многодневным весельем воинов, направился сразу к столу старейшин и командиров отрядов, которые очень бы хотели стать ярлами, но пока не обзавелись земельными наделами, потому что лихо проматывали награбленное. К тому же, многие из них помнили друг друга ещё по московской прежней жизни, память о которой не выветривалась разудалыми наёмническими попойками. Когда Харальд уже почти подошёл к столу, то до него долетела одна из характерных реплик.

– Да какой ты ярл? Ты ж микро-зеленью торговал? – засмеялся один из командиров.

– Я смыл этот позор кровью в прошлом походе! – гордо ответил его собеседник.

– Такой позор до Рагнарёка будешь соскребать топором со своей толстой задницы! – весь стол задрожал от смеха десятка колоритных воинов.

Один за одним они стали замечать подошедшего Харальда. В тёплом свете ламп и очага бледность мёртвого тела Лёни не укрылась от их взглядов. Все знали яростного берсерка, который врывался в толпы врагов.

– Как он погиб? – спросил старейшина Фроде, поглаживая рыжую с проседью посередине бороду.

– Это неважно, – ответил Харальд.

– Уличная драка? – строго промолвил командир Ненне, тыча куриной ножкой в Харальда. – Ваши походы по трактирам должны были этим закончиться. Настоящие воины разделяют веселье с братьями по оружию в длинном доме!

При других обстоятельствах, Харальд вызвал бы этого самоуверенного командира на бой, чтобы обломать его самолюбие под корень, но сейчас было важно только одно – его друга должны похоронить со всеми почестями. Он знал, что есть одно препятствие, которое можно преодолеть только чудом. Наверняка старый Логмэр, хранитель традиций и законов этого собрания, вспомнит об этом. Тот прочистил горло, и Харальд опустил голову, пробубнив: «Старый хрыч!».

– Кхе-кхе, достославные мужи, хотелось бы напомнить вам, что этот погибший воин из не преображённых, а потому мы не знаем, является ли он истинным сыном вечной битвы. Может он обычный рус, поэтому неважно, как он погиб. Харальд, ты же знаешь наши законы? – довольный, он откинулся на спинку массивного резного стула.

Про «он доказал в бою» Харальд решил даже не заикаться. Постепенно другие воины, увидев Харальда у стола старейшин, стали подходить ближе. Одни, увидев мёртвое тело, замолкали, а другие качали головой.

– Он сражался с колдуном и по закону достоин погребения! – настаивал викинг.

– А было ли в руках у него оружие? – прищурился Логмэр. – Нет? Тогда это уличная драка. Харальд Одноглазый, прими смиренно наше решение: ему не место в погребальной ладье!

Харальд сдерживал гнев. Сколько же Лёня принёс трофеев в этот зал! Здесь были и шлемы трёх рыцарей ордена Святого Стефана, которых берсерк заколол в неравном бою. Да, потом Лёня проговорился, что у них были доспехи с дефектом, позволяющим сделать точечный укол кинжалом в шею. Но чтобы приблизиться для такого удара, нужна отвага, ярость и богами дарованная ловкость, которую Харальд видел только у своего покойного друга. И что теперь? Эти и другие трофеи павшего воина были тут же забыты, когда Логмэр занудно упомянул законы, сочиненные во время очередного похмелья кем-то из прославленных старейшин. Викинг чувствовал, что всё больше воинов в зале становятся на сторону хранителя. У Харальда остался только один аргумент, но ему придётся поставить на кон самое дорогое, что есть у него – возможность попасть в Вальхаллу.

– Он завершит битву с чернокнижником через меня! Клянусь местом в чертогах Одина, я погружу его двуручный меч по самую рукоять в плоть тёмного колдуна! – заявил викинг, ударив себя в грудь.

– Хм, – вступил в разговор заслуженный воин и старейшина Георг, чей лысый череп был синим от множества татуировок. – Ты знаешь, где находится колдун?

– Ещё нет, но, надеюсь, господин Логмэр, как хранитель знаний, поможет мне! – Харальд поклонился старейшине.

– Ты уверен в этом? Если ты не найдёшь его и не выполнишь обет, врата Вальхаллы навсегда закроются для тебя, даже если ты сразишь десятки тысяч врагов… – напомнил суровость клятвы Георг.

– Сотни тысяч врагов! – хрипло поправил Логмэр.

– Да, сотни тысяч! – согласился Георг.

Харальд так сильно расправил свои широкие плечи, что его просторная рубашка затрещала по швам. Обведя спокойным взглядом зал длинного дома, он во всеуслышание заявил:

– Он бы сделал для меня то же самое, а значит, он – настоящий воин!

Сзади раздались крики одобрения. Георг поднялся из-за стола и обратился ко всем:

– Мы принимаем его клятву?

– Да!!!

– Погребению быть?

– Быть!!!

У Харальда с облегчением вздохнул от свалившегося с души камня.

– А сейчас отнеси его тело в курган, пусть Валборг приготовит его к погребению. На рассвете мы похороним его. А пока выпьем за вечно юного берсерка, Харальда Одноглазого и его клятву!

– Скёль!!!

Харальд поклонился и, забрав тело, отправился к старухе Валборг, которая в кургане готовила воинов к погребальной ладье. Курган находился недалеко. Этой летней московской ночью в свете факелов он казался входом в загробное царство. Переступив порог, Харальд лицом попал в густую паутину, которую низкорослая старуха благополучно обходила в свои редкие вылазки из кургана.

– Тьфу ты, дерьмо фенрира! – ругнулся Харальд.

– Это что ещё за кощунник?! – раздался в полумраке противный и скрипучий, как двухсотлетние ставни, голос. – Кого немилосердные боги послали ко мне?

– Харальд Одноглазый!

– Что? А? Не слышу?

– Глухая карга! – Харальд двинулся вглубь каменных коридоров кургана, как можно ниже наклоняя голову.

– Кощунник! – сетовала Валборг.

Наконец Харальд нашёл скандинавскую бабу-ягу в центральном зале, где она потрёпанной метёлкой продолжала сметать пыль с пустых ниш, которые предназначались для самых легендарных героев нового мира. Так она говорила старейшинам, и те понимали, что при её жизни никто из них не заслужит быть захороненным в этом священном месте, в которое превратилась армейская часовня праведного Феодора Ушакова. Святые места редко испытывали на себе действия Преображения, в отличие от простых зданий, которые из высоток превращались в терема или замки, в зависимости от усердности в прошлом управляющих компаний по поддержанию порядка в доме.

Викинг положил тело соратника на каменное ложе в центре зала, которое было слишком огромным для ещё больше усохшего тела погибшего.

– Торопыга, положи его с краю! Или думаешь, я буду прыгать к нему, готовя его к переходу, – проворчала Валборг.

Харальд послушно выполнил претензию, согласившись с хозяйкой кургана.

– Он не преобразился! – взвизгнула старуха, так что её горб почти распрямился. – Кто разрешил тебе, дерзкий кощунник, принести его в зал воинов?!

– Совет старейшин, – без малейших эмоций ответил Харальд.

– Хм, и что ты пообещал им? Решил выколоть себе глаз, чтобы больше не обманывать богов? – последние два слова она произнесла скороговоркой, боясь привлечь внимание мироздания.

– Не твоё дело, – Харальд кивнул на каменное ложе, намекая на то, что старухе пора заняться своими прямыми обязанностями.

– Дерзкий! Прогневаешь богов, и я тебя не переправлю на тот свет! Даже хелль покажется тебе вожделенной удолью…

На ворчание старухи Харальд лишь устало опустил глаза. Кем она была раньше? Сидела небось возле подъезда и перемалывала кости всем входящим и выходящим из дома. За что Преображение наградило её честью переправлять лучших воинов нового мира к богам? Кто после этого скажет, что Локи не приложил свою озорную руку к происходящему в мире?

Харальд решил не уходить до тех пор, пока старуха не приготовит Лёню к погребальной ладье. Валборг ловко срезала одежду с берсерка стальным острым когтем, закреплённым на левом безымянном пальце в виде своеобразного ритуального напальчника. Харальд даже позавидовал ей, что она сохранила такую подвижность и энергию в столь почтенном возрасте.

– Ах, проклятье! – воскликнула она, проведя пальцами по ране в груди. – Чувствую тёмное…

– Не отвлекайся! Его убил чернокнижник, – поторопил её викинг.

– Нет-нет-нет, это сделал не человек!

Она аккуратно костлявыми пальцами сдавила края рваной раны и растёрла между ними выступившую сукровицу. Понюхав её, она лизнула пальцы, что даже у Харальда вызвало небольшой приступ тошноты.

– И ты хочешь отомстить? Вижу, что хочешь, – шёпотом произнесла Валборг. – Думаешь, поймаешь тень? Ха-ха-ха-ха-ха! Мальчик, лучше сразу ложись рядом с ним, чтобы на рассвете вас сожгли!

– Я принесу тебе его голову, если хочешь! – гневно произнёс Харальд.

– Ох-ох-ох, голову? Согласна! – ехидно ответила Валборг.

– Хватит уже! И так тошно! Ещё и новый путь искать, по которому сдриснул колдун! – посетовал викинг.

– Новый путь? А-а-а, ключница Пелагея с Новодевичьего говорила, что теперь попьём настоящий чаёк! Может и мне вместо дурацкой кочерыжки чайку да платочек привезёшь? – старуха снова захихикала.

– Что ты несёшь?!

Она быстро подбежала к Харальду и, на цыпочках дотянувшись до его лба, постучала по нему костяшкой среднего пальца. Харальд немного отстранился, мужественно вытерпев столь бесцеремонное нарушение своих личных границ. Валборг устроил звук, который она услышала.

– Вроде не пустой, – довольная результатом эксперимента, она вернулась к погребению, а Харальд решил больше не заговаривать с ней.

Старуха, отирая губкой тело, стала петь гортанные погребальные песнопения. При всём своём юродстве, она серьёзно относилась к своим обязанностям. Харальд утомился и, сев на пол, задремал. Он так до конца и не понял, что его разбудило: затёкшие конечности и застуженный зад или очередной стук рукояткой метёлки по лбу.

– А говорил, что хочешь отомстить? Твой враг не спит! – она улыбнулась всеми своими семью с половиной зубами. – Поднимайся, великий воин, хе-хе! Понесёшь своего друга в последнее плаванье.

Когда они вышли с телом из кургана, то их уже ждала телега с погруженной небольшой ладьёй, что вне сообщества скандинавских наёмников назвали бы простой лодкой. Эти «плавучие гробы» были приставлены с восточной стороны кургана, что делало его похожим на своеобразный панцирь. Вокруг телеги собрались десятка полтора полупьяных воинов и несколько старейшин, согласившихся участвовать в погребении. Положив тело в лодку и прижав его щитами, они двинулись в сторону Крымского или Ханского моста. До рассвета было ещё часа полтора и потому на том берегу Москва реки были видны огни домов старого мира, своим электрическим светом нарушающие атмосферность погребальной процессии, которая должна совершаться лишь при свете звёзд.

Воины пели песни о славных подвигах. По большей части это были подвиги давно минувших дней. Каждый хотел, чтобы при его погребении пели о его свершениях и победах, но для этого они должны являться столь легендарными, чтобы скальды наперегонки сочиняли бы новые и новые варианты героической саги. В собрании считали, что таким воином мог быть Харальд Одноглазый, но только после того, как наконец уже потеряет в сражении глаз, чтобы соответствовать своему эпическому прозвищу. Он же шёл рядом с повозкой, скрип колёс которой немного отвлекал его от грустных мыслей. Что, если старуха права, и он не сможет отомстить за друга? Просто не найдёт этого треклятого колдуна, и всё – он лишится Вальхаллы. Он замотал головой, чтоб больше никогда не поддаваться сиюминутной слабости. Он разорвёт плоть чернокнижника, чем бы она не являлась! Укрепившись в этой мысли, он стал громко подпевать остальным.

Процессия достигла Москва-реки на двенадцатом куплете песни о Золотой Деве Кае. С воинским благоговением они опустили ладью в воду. Старейшина Логмэр дал лук Харальду, чтобы тот горящей стрелой поджёг ладью, когда она, уносимая течением, отплывёт от берега. Натянутый лук скрипнул в руках сурового воина и выпущенная стрела по высокой дуге опустилась точно в грудь погибшего друга. Пламя быстро охватило лодку благодаря особому маслу. Харальду показалось, что Лёня улыбнулся перед тем, как огонь коснулся его лица. В этот момент из-за горизонта лениво показался краешек солнечного диска.

– Что ж, его путь ещё не завершён, несмотря на почести, которые мы ему воздали! От тебя зависит, найдёт ли он упокоение, – спокойно заметил Логмэр, наблюдая вместе с викингом за догорающей на середине реки лодкой. – Ты, на мой взгляд, лучший воин в нашем собрании, хотя многие не согласны с этим. Я думал, что тебя уж точно ждёт Вальхалла. Ты же поставил её на возможность мести. Всего лишь на возможность, Харальд!

– Сегодня я трезв и хорошо помню, что обещал, – ответил викинг, не отводя взгляда от погребального костра.

– Тогда позволь тебе помочь.

– Зачем?

– Мне кажется, ты многое мог бы потом рассказать мне как хранителю знаний, – не скрывая своего интереса, сообщил Логмэр. – А то во время долгих пиров мне уже практически нечем умничать.

– Раз так, то для начала мне нужно понять, что за Новый путь, по которому колдун сбежал из города, – озадаченно произнёс викинг.

– Может лучше сказать «отправился», а не сбежал? – Харальд явно не оценил поправки. – Ладно, ну так что тебе ещё известно?

– Ничего, кроме того, что безумная старуха попросила привезти ей чаёк и платок, – недовольно продолжил светловолосый воин.

– Ха, ну конечно же! – Логмэр ждал, пока Харальд попросит его продолжить, но суровый викинг молча уставился на него. – Это же шёлковый путь. Ты не слышал? В трактирах, в которых ты шарахаешься, должны были это обсуждать. Нет? Странно. Древний шёлковый путь возродился. Чистое Преображение царит в тех краях. Никакая автоколонна или поезд не проедут по нему, не превратившись в верблюжий караван или вереницу повозок. Так что люди из старого мира боятся идти теми дорогами. Мне самому ужасно интересно, во что превратились те земли; может, и твоего колдуна манят тайны Востока?

– Насколько я понимаю, этого ублюдка интересуют только человеческие жертвоприношения, – Харальд задумался. – Но спасибо, теперь я знаю, где его искать. Наверняка он оставит след из садистски убитых им людей. Так что мне будет о чём тебе рассказать, когда я вернусь с его головой! Завтра я выдвигаюсь! Этот прыткий урод не скроется от меня, где бы он сейчас не оказался!

– Думаю, он направился в Империю, – загадочно произнёс Логмэр.

– Империю? – скептично переспросил викинг. – Опять кто-то возрождает Империю? И не надоело?

– Вот ты мне и расскажешь, когда вернёшься.

Хранитель знаний Логмэр довольно улыбнулся, и они продолжили смотреть, как в лучах восходящего солнца догоревшая ладья погрузилась в воды Москва-реки.

[1] С норвежского – «мешок дерьма»

Глава 3

– Покупай или иди дальше! – раздосадовано воскликнул Саримсок – лицензированный торговец Бухарского рынка Токи-Заргарон.

Уже десять минут возле его прилавка с фруктами стоял высокого роста юноша в чёрном плаще и того же цвета широкополой шляпе, которые на ярком солнце Бухары казались чем-то в высшей степени инородным. Светло-серые глаза незнакомца раз за разом изучали спелые плоды на предмет, одному ему известный. Его бледность и одежда отпугивали других покупателей, что очень не нравилось владельцу.

– Э-э-э, может, я могу подсказать вам?

– Добрый человек, что ты можешь мне подсказать? Разве что, какой из этих прекрасных даров земли собирается вести себя хорошо, – любезно произнёс незнакомец.

– Простите?

– А ты будешь вести себя хорошо? – вид юноши вселял чувство необъяснимого дискомфорта.

При этом торговая чуйка Саримсока сообщала ему, что у странного незнакомца было много денег – в этом он никогда не ошибался. К тому же, юноша так жадно смотрел на фрукты, что, казалось, готов скупить всю лавку.

– Господин? Как я могу к вам обращаться? – переспросил он, поправляя сильно поношенный бежевый чапан.

– Как тебе удобнее? Может, «Ок»? – для аргументации юноша снял шляпу, показав короткие седые волосы.

Саримсок замер. Все движения юноши, казалось, доставляли ему самому больше неудобства, чем он – окружающим. Желая завершить это затянувшееся знакомство, торговец кивнул.

– Ну Ок, значит Ок. Давно у меня не было столь лаконичного имени, – юноша был доволен выбором собеседника. – За это, добрый человек, я куплю твоё место на этом рынке на пару дней за… твоя цена?

– Не понял?

– Я поработаю за прилавком пару дней, если ты не против? За это готов заплатить серебром твою цену, – всё также любезно повторил Ок.

Саримсок нервно посмотрел по сторонам, чтобы понять, не слышит ли кто их разговор, но его соседи по рынку были заняты обслуживанием покупателей. Он подождал, пока мимо не пройдёт торговец с соседнего ряда, несущий на голове широкую корзину, с ароматно пахнущей выпечкой.

– Главное, не продешевить! Главное, не продешевить! – пульсировало в висках у Саримсока.

При этом, он уже прокручивал, что сделает с полученными деньгами: заплатить долг, купить новый халат? Тут же возникла дилемма: купит новый халат, тогда жена поймёт, что у него появились лишние деньги, и придётся и ей что-то покупать. С другой стороны, можно наконец-то добиться расположения Холисы. А что? Теперь он сможет позволить себе любовницу. Он же слышал от караванщиков с запада, что наличие любовницы скрепляет семью. Теперь он сможет проверить, а то их отношения с женой в последние лет так десять совсем уж испортились. Точно, так он и поступит.

Всё это время Ок пристально смотрел на собеседника, и всё шире улыбался, ожидая, пока созреет ответ.

– Десять монет в день! Идёт? – уверенно заявил Саримсок, у которого сердце ушло в пятки со словами: «Дурак! На это он никогда не согласится!».

– Замечательно! Я сниму твой прилавок на три дня! – удовлетворенно согласился юноша, и тихонько, как ребёнку, добавил. – Но думаю, такую большую сумму лучше передать тебе в укромном месте, верно?

– Эх, тут есть пустующий склад, – озираясь, проговорил торговец.

– Веди! Всё в твоих руках, – согласился Ок.

Даже не выставив табличку «перерыв», Саримсок с юношей отправился в складскую комнату в северной стороне рынка. Несколько просторных помещений пустовали, пока шла смена арендаторов этого крыла. Они быстро зашли в одно из них. Саримсок закрыл дверь, но приглушённый шум базара всё равно проникал внутрь. Солнечный свет, попадающий в помещение через небольшие вентиляционные окошки, позволял увидеть сломанные ящики и мусор, которые ещё не успели убрать. Саримсок хотел быстрее получить свои деньги, но боялся поторопить шедрого покупателя, словно тот мог передумать. Ок медленно достал из кармана своего чёрного плаща мешочек с монетами и стал отсчитывать их в протянутую руку продавца. Он делал это неспешно: раз, два, три… Рука Саримсока наполнялось приятной тяжестью холодных серебряных монет, на которых был изображён какой-то толстый лысый правитель.

– Чьи это монеты? Кто это изображён на них? – спросил торговец, не в силах прочитать незнакомые буквы по периметру монет.

– Разве для серебра это имеет значение? – продолжая отсчитывать деньги, проговорил Ок.

– Нет, но всё же?

– Познание умножает скорбь, – рука седовласого юноши зависла в воздухе.

– Э-э-э, я же так, просто спросил, – заволновался торговец, растерянно переводя взгляд с Ока на монеты.

– Не переживай, я всегда исполняю условия договора, – Ок улыбнулся. – Если тебе действительно интересно, на монетах изображён Маммона.

– Не то чтобы… так… ради любопытства… – извинялся Саримсок.

Монеты снова продолжили свой путь из мешочка в руку, а торговец тщетно пытался вспомнить, кто этот Маммона – не иначе как какой-нибудь новоявленный правитель западных земель.

– Вот, все тридцать серебряных монет. Достойная плата, хочу тебе сказать, – сказал Ок, завершив расчёт.

– Э-э-э… достойная, – ответил торговец, хотя всё его внимание сосредоточилось на блестящих монетах.

Их внешний вид пленял так, что он уже передумал их тратить. Может, лучше подкопить? – крутилось у него в голове. Он не замечал, что вместо радости от удачной сделки его сердце наполняется тревогой – но теперь только блеск монет в полумраке складского помещения имел значение.

– Оставлю всё себе. Ещё на женщин тратить… Или сходить к Холисе? Она такая красивая! С ней отпраздную, а остальное сохраню! Или же нет? Проклятье! – помыслы раздирали душу торговца, так что от напряжения в ней стали появляться трещины.

Ок же терпеливо с неизменной широкой улыбкой наблюдал за его внутренними терзаниями. В комнате дрогнули тени.

– Не переживай, я присмотрю за твоей лавкой, – убаюкивающее произнёс юноша.

– Три дня?

– Ни днём больше, хотя какая тебе теперь разница!

Улыбка в мгновение исчезла с его лица. Торговец в испуге отпрыгнул от него, а Ок корявым шагом направился к нему. Казалось, что его тело сшито не по нему. Саримсок сжал деньги и хотел было рвануть к двери, но монеты в руке зашевелились. Открыв ладонь, он с ужасом увидел, как из них вырастают чёрные щупальца, впивающиеся в его руку. Он тут же бросил их на пол и от удара об землю вокруг него выросло тёмный сгусток, поглотившее и его крики, и его душу. Безжизненное тело упало на пол, а тени вернулись под плащ Ока. Он выпрямился, поправляя свое тело, а затем склонился на торговцем, поглощая остатки его жизни. Его плащ так же ожил и стал трансформироваться в красивый чёрный чапан с тёмно-золотыми узорами. После этого и шляпа подтянулась до столь же чёрной тюбетейки.

– Хоть какой-то толк от тебя, – глядя в потухшие глаза торговца, произнёс Ок.

Он оттащил тело в дальний угол. Он бы мог и неделю хозяйничать в местной лавке, но трёх дней ему вполне хватит, чтобы сориентироваться, куда ему ехать дальше. Высосанное тенями тело не будет разлагаться ещё очень долго, так что можно не волноваться. Ок подошёл к двери и приоткрыл её, впуская внутрь живой шум восточного базара. В этой гармонии его интересовали только слухи о чём-то необычном, которые разносятся караванщиками и торговцами со скоростью света. Он ещё в Москве почувствовал необычайный всплеск энергии и света. Тени помогли ему уловить направление новой силы – юг, далеко на юг. Но когда он потратил почти все свои силы на связь с миром теней, то ощутил, что источник перемещается. К тому же запах этого света ему был хорошо знаком – сёстры Ордена Света. Кто-то из них имел неосторожность высвободить всю мощь без рунного оружия? Наверное, уже отпускают в путешествие неподготовленных воспитанниц. Тем лучше, он поглотит их без особого труда. Жизненной силы обычных людей ему не хватало, чтобы полноценно поддерживать цветущую молодость в своём теле. Но судя по мощности всплеска, этой души ему хватит очень надолго… Он задумался, и тени прошептали ему: «пятьдесят лет!».

Когда-то ещё в старом мире он стал бороться за каждый год, чтобы сохранить юность прежних лет. В огонь этой борьбы он бросал всё: от дорогостоящего правильного питания и гормональной терапии до стволовых клеток и других ухищрений медицины. Несмотря ни на что, годы брали своё. Походка начала меняться, а желудок уже не принимал прежней пищи, но главное, это лицо: оно, подобно рекламной вывеске, призывало смерть. Он даже готов был покончить с собой, чтобы не видеть и не ощущать кончиками пальцев ненавистное морщинистое лицо. Сколько ему тогда было лет? Девяносто три! Он никогда не забудет возраст, в котором его застало Преображение…

– Где же это болван! Почему не отвечает на телефонные звонки?! – ворчал старик, хотя слышать свой хриплый голос ему было невыносимо.

Уже три недели в мире начало твориться не пойми что. Он, шаркая тапочками, подошёл к высокому окну. Отдёрнув светло-голубые шторы, посмотрел на другой берег Москва-реки. Элитный ЖК превратился в огромную скалу, подобно обелиску, устремившемуся в небо. Это было по-своему забавно, если не считать, что внутри застыли все жильцы фешенебельных квартир. Консьерж в доме Ока говорил, что если подойти к скале и приложить ухо, то можно услышать стоны людей. Суеверный бред. Но и в других районах происходило нечто похожее: дома превращались в терема и здания средневековой эпохи. Ко всему прочему, и с людьми стало происходить кардинальные перемены. Паника среди одних и интерес среди других жителей столицы добавлял хаоса в творившееся сумасшествие. К радости соотечественников, оказалось, что весь мир накрыло этой волной изменений. Но старику в его девяноста три года на это было плевать. Главное для него то, что он не может победить востраст. Ещё и врач, будь он неладен, не принёс новые чудодейственные экспериментальные препараты, которые бы помогли не чувствовать себя тысячелетней мумией. При всех деньгах и власти старик был не способен победить безжалостное и хитрое время, которое сначала даёт тебе ощущение вечности, а затем предательски разводит руками, будто ничего не обещало.

Раздался звонок в дверь. Крепко сложенная темноволосая служанка пошла узнать о посетителе. Через минуту в комнату зашёл шатен средних лет в очках. Он выглядел странно. Хотя тот же брючный костюм, та же короткая стрижка. Старик стал приглядываться, но не мог понять, что изменилось в давно знакомом ему докторе.

– Георгий Владиславович, где вы так долго пропадали? Вы же знаете, как мне тяжело! – недовольно ворчал старик.

– Полно вам, Олег Константинович, полно, – успокаивающе ответил он.

– Что? – Олег Константинович скорчил гримасу и почувствовал, как морщины собрались в гармошку на его лице, от чего он был готов заполнить своим предсмертным криком всё пространство шестикомнатной квартиры с высокими потолками.

– Вы же наверняка уже слышали, что люди начали меняться. Некоторые очень серьёзно, вплоть до полного изменения внешности и статуса. Вчера король, а сегодня простолюдин. Ха-ха! – воодушевленно воскликнул Георгий, но старик не разделял настроения своего лечащего врача. – Мир меняется, хотя ещё пару недель назад я готов был это списать на массовое помешательство. И происходят вещи куда интереснее, чем трансформация зданий, машин или перевоплощение людей.

Олег Константинович сел в кресло и стал ждать предложения, так как его старческий мозг не притупился, благодаря чему он и выстроил свою рудодобывающую компанию.

– Верите ли Вы в потусторонние силы? – спросил врач.

– Не трать моё время, сынок. Говори прямо, что ты задумал!

– Отлично! Я в вас не ошибся. Именно такой человек нужен нашему новому сообществу… – суровый взгляд старика недвусмысленно подгонял Георгия, так что уверенный в себе врач немного поперхнулся. – Кхм-кхм. Я хотел бы позвать вас на мистерию, в которой мы обращаемся к новым владыкам этого мира.

– И при чём здесь я? – недовольно спросил Олег Константинович, желая сплюнуть на паркет наивность от новообретённого оккультизма своего врача.

– Они возможно помогут Вам.

– А твоя выгода? – замедленные реакции синапсов не ослабили деловую хватку старика, благодаря чему он ещё был во главе компании.

– Эксперимент. Люди сейчас получают новые тела, но случайным образом, что пугает. Но силы, к которым мы обращаемся, могут дать то, что мы попросим, – тихо произнёс Георгий.

– Я же вижу, что ты не уверен в том, что говоришь! – легонько посмеиваясь, самодовольно ответил старик.

– Да, Олег Константинович, не уверен. И в этом моя выгода, о которой вы тоже хотите знать – я хочу увидеть, сработает ли это, и, главное, как именно оно происходит. Вам уже терять нечего, а выигрыш может превзойти все ожидания. Если всё так, как рассказывает наш наставник, то это начало чего-то грандиозного! – врач ожидал согласия.

Старик взялся за подлокотники коричневого кожаного кресла, но не смог подняться, хотя на часах было только одиннадцать утра. Ещё неделю назад такое с ним происходило только после обеда.

– Надеюсь вы не зарежете меня как барана, – сказал Олег Константинович, жестом прося помощи.

– Нет, но парочку надрезов придётся сделать. Не волнуйтесь, это я беру на себя, – помогая пациенту, произнёс врач.

Олег Константинович кивнул и тут же позвал домработницу, которая должна была помочь ему одеться. Зная характер своего хозяина, она совершенно не удивилась, что в таком ослабленном состоянии он куда-то собрался. Пока он одевался, Георгий прошёлся по хорошо знакомой ему гостиной. Врача не интересовало, умрёт или выживет его бывший клиент. Главное, проверить информацию, предоставленную ему служителем культа Скадуви, почти сразу же объявившегося в Москве после начала всеобщих изменений. Наставник приказал привести человека, добровольно желающего быть поглощённым новой силой. Да, Олег Константинович ещё не знает этого, но пройдя такой путь, явно не откажется. Слишком уж он зациклен на борьбе со старостью. Уже бы давно смирился, но нет. Если раньше это вызывало у врача некоторое беспокойство о психическом состоянии своего подопечного, то теперь он благодарил вселенную, что та предоставляет ему подопытного для столь интереснейшего эксперимента. Быстро найти ещё одного такого человека в своём окружении он бы не смог. Остальных нужно уговаривать, обрабатывать, а за это время наставник может отвернуться от него и дать задание кому-то другому в их общине. Этого шанса Георгий не мог упустить. Ему важно обуздать открывающиеся возможности, чтобы противостоять изменениям, вызывающим у него тревогу, по сравнению с которой знаменитые панические атаки были лишь мурашками по коже.

– Наставник будет доволен и научит меня взаимодействовать с новыми владыками! – с энтузиазмом размышлял Георгий, в сотый раз рассматривая огромную картину с городом Варанаси середины двадцатого века.

На живописном полотне с одной стороны Ганга изображались трущобы, на которые падала тень от облаков, а на другой – сияющие дворцы, переливающиеся в лучах солнца. Возле сияющего берега на первом плане в водах реки плыла небольшая лодка с парусом, под которым высокий юноша радовался свежему ветру, треплющему его шевелюру. Художник, имени которого не было на картине, обладал незаурядным талантом, потому что в таком маленьком масштабе одинокой фигурки он поймал характерную для Олега Константиновича широкую улыбку. Её Георгий видел несколько раз в начале их почти девятилетнего общения, пока безысходность окончательно не поселилась на лице богатого старика.

Через десять минут Олег Константинович вышел из комнаты, одетый в чёрные брюки, белую рубашку и серую жилетку. Георгий готов был поставить успех мистерии на то, что поверх всего старик оденет длинное чёрное пальто и широкополую шляпу, что и произошло в прихожей. Скрыв свои редкие седые волосы под шляпой и захватив с собой трость, Олег Константинович пригласил Георгия к выходу. Внизу они сели в один из мерседесов и поехали в центр. Во время дороги Олег Константинович молча смотрел на прохожих. Чувство беспокойства было сразу видно на лицах тех, кто уже каким-либо образом соприкоснулся с Преображением, как его окрестили в новостях по радио, включенного в машине. Старик всё больше убеждался, что врач прав: нужно торопиться, чтобы занять выгодные места в этой какофонии мироздания. Он так напряжённо думал на этим, что не с первого раза услышал слова Георгия: «Вот мы и на месте».

Когда они вышли, перед ними красовался дом Пашкова. Старик не сказал: «Что за ерунда? Зачем нам библиотека?!». Он направился вперёд настолько быстро, насколько позволяли ему скрипящие «песком» суставы. Врач удивлялся, как в этой трясущейся походке ещё сохранялись отголоски той статной, почти аристократической манеры, которой славился Олег Константинович в расцвете сил. Георгий обрадовался целеустремлённости спутника. На входе охрана уже хорошо знала Георгия и потому без лишних вопросов пропустила их внутрь. Гримаса напряжения всё больше проступала на лице старика.

– Надеюсь, церемония не долгая? Не хотелось бы подохнуть… кхе-кхе, – он закашлялся и остановился, чтобы восстановить дыхание.

Георгий решил поддержать его, но тот оттолкнул его. Получилось не очень сильно, но внутреннее раздражение немощного спутника заставило врача отойти немного подальше.

– Насколько я понимаю, твоим владыкам нужна решимость, и если они настолько могущественны, как ты хочешь думать, то они уже следят за нами.

После этих слов они продолжили путь вниз по лестнице в подвал.

– Наша дверь в конце коридора, – сообщил Георгий.

В ответ старик лишь прибавил шаг. Несмотря на слабость его рук, дверь с лёгкостью и без скрипа отворилась. Он тихо засмеялся, увидев пошлую обстановку из напольных свечей, располагающихся полукругом в центре просторной комнаты. Внутри их встретило около дюжины человек в обычных тёмно-серых костюмах, будто чёрную одежду культа Скадуви нужно было ещё заслужить. Ядром притяжения их закомплексованных душ был низкорослый силуэт, полноту которого не мог скрыть чёрный балахон с капюшоном. Превозмогая удушающий противный запах, старик направился прямиком к нему. Наставник этой оккультной общины тут же отреагировал на шаркающие шаги. Старик поравнялся с гуру, но даже со своей сутулостью был выше него почти на тридцать сантиметров, что вынудило фигуру в чёрном отбросить капюшон назад. Наставником оказалась полная женщина сорока лет, прыщи на лице которой были хорошо заметны даже в тусклом освещении.

– Если вселенная так преображает, то неудивительно, что они ищут покровительство у тёмных сил, – подумал Олег Константинович. – Меня мироздание, видимо, превратит в урну с песком!

Женщина высокомерно смотрела на старика, возвышающегося над ней.

– Кого ты привёл, ученик? – низким голосом спросила она у врача. – Он не выдержит и десяти секунд контакта с нашими владыками, не то что весь ритуал.

– Пусть внешний вид вас не обманывает. Я не знаю ни одного человека, столь заинтересованного в мистерии! – защищал свой статус Георгий. – Он сам сюда прибежал, несмотря на столь почтенный возраст.

– Ладно, но если ты ошибся, то ты сам вступишь в круг, чтобы завершить призыв! – властно заявила женщина в чёрном.

– Хорошо, госпожа, – согласился он, не сомневаясь в успехе.

– Приготовь его! – скомандовала она.

Георгий тут же подбежал к Олегу Константиновичу и помог ему снять пальто.

– Вот сюда, в круг… аккуратней… не заденьте свечи… – врач аккуратно сопровождал его в центр странной пентаграммы.

– Что за детский сад? Уверен, что вашим владыкам это всё не нужно! – пробурчал старик.

Георгий не отреагировал на замечания непосвящённого. Конечно, всё это важно, иначе бы зачем госпоже учить их столь чёткой расстановке свечей из смеси воска, собачьего и человеческого жира. В последнем он не был уверен, но наставница подчёркивала, насколько это необходимо. К тому же всё это подкреплялось исцелением от терминальной стадии рака одного из его коллег. После чего они, собственно, и открыли свои сердца этому новому древнему культу. Только сейчас, пока он готовил Олега Константиновича к церемонии, он стал осознавать, сколько всего произошло за эти недели. Такой насыщенной жизни у него никогда не было, если не считать первого курса медицинского университета. Хотя если мистерия пройдёт в соответствии с ожиданиями госпожи, то тогда начнётся ещё более яркая полоса.

Старик стоял посредине комнаты в кругу свечей. Рукава его белой рубашки были закатаны. Он бы очень хотел встретить таинственных гостей невидимого мира с гордо поднятой головой, но его тело уже давно не было способно на это. С другой стороны, его внутренний человек возвышался над всеми, кто собрался в этой комнате. Даже округлая госпожа стала чувствовать это и терпела присутствие старика только ради совершения тёмного таинства. Она кивком дала понять, что нужно начинать.

– Прошу прощения, Олег Констан… – остальные буквы застряли в горле от решительности взгляда старика, и Георгий молча сделал продольные разрезы на тыльной стороне предплечья. Дряблая кожа не сопротивлялась лезвию скальпеля, и две струйки крови стали стекать на пол.

Врач быстро вышел из круга, а женщина запела молитвы призыва, воздев руки к небу (по факту, к подвальному потолку, что не столь атмосферно).

– Суверены тьмы! И владыки теней! – протяжно произнесла она. – Примите душу нашей жертвы и научите следовать вашей воле!

– Вашей воле! – нараспев повторили остальные.

На каждый возглас женщины мужчины повторяли «Беслис![1]». Среди прошений было и «Мы ваши избранные и верные рабы» и «Перед вами преклоняется вся вселенная» – всё это произносилось на разный манер с подобранными пафосными выражениями, от натужности которых Олега Константиновича стало подташнивать, хотя, возможно, это была реакция на потерю крови. Он взглянул на ботинки, которых уже коснулись лужицы. Стало очевидно, что если он будет продолжать ждать появления владык от этих «детских песен», то через пятнадцать минут станет хладным трупом на полу в подвале архивной библиотеки. Он обратится к ним по-своему.

– Вы есть – это точно, – мысленно обратился он к полумраку комнаты. – Не знаю вашего места в этом новом мире, но вы, наверняка, уже видите, зачем я пришёл сюда. Верните мне молодость, и тогда я буду служить вам несоразмерно больше этих слюнтяев, возомнивших себя вашими верными рабами. Вам точно не нужны рабы, но тогда скажите, кто вам нужен…

Слабость подкосила его, и он упал на колени, всё ещё находясь внутри круга. Тени неестественно задрожали, и госпожа ещё ревностнее запела гимны. Все в исступлении продолжали повторять одни и те же хвалебные строки. Среди общего хора выделялись лишь голоса госпожи и Георгия, с горящими глазами наблюдавшего, как тени всё ближе подступают к жертве внутри круга. Дойдя до границ, тени остановились, будто ожидая усиление молитвы. Старик же широко улыбнулся своей фирменной улыбкой насколько это было возможно. Его сознание мутилось, но повторять свой вопрос к теням он не собирался. Сколько раз его проверяли на сделках, и вот владыки теней, тёмные хозяева вселенной или тёмные боги (как их не назови) делают то же самое. Он упёрся слабеющими руками в пол, ожидая их решения.

– Нам нужен жнец! – раздались голоса в его голове.

– Плата?

– Бесконечная жатва!

– Кого я могу жать? – всё также мысленно спросил он.

Это не был праздный вопрос, так как счёт его жизни уже пошёл на минуты, но бегать за каждым в планы практичного старика не входило. К тому же, если бы всё было так просто, то тени уже давно сами всех поглотили.

– Тех, кто не собирается вести себя хорошо! – ответили голоса.

– Согласен! Когда я получу свою молодость? – голоса внезапно замолкли.

Из последних сил Олег Константинович обвёл взглядом радостную толпу новоявленных культистов и прохрипел:

– Вы будете вести себя хорошо?

Они прекратили петь, хотя не расслышали ни единого слова. Георгий посмотрел на госпожу.

– Что ты сказал, старик? Никакой пощады тебе! Сдохни и закончи церемонию! – надменно бросила она, собираясь продолжать молитвы.

Остальные поддержали свою наставницу. На удивление собравшихся, улыбка не сходила с лица их жертвы. Он оторвал трясущуюся левую руку и указал пальцем на женщину. Тени тут же набросились на неё, за секунду поглотив всю жизнь без остатка и перенеся её в тело умирающего старика. Жизнь заструилась по его душе с необычайной силой, так что он без труда поднялся. Шокированные увиденным, культисты смотрели на него, не способные произнести ни единого слова.

– Не бойтесь, сами же видите, что это быстро! – улыбнулся тёмный жнец.

Тени без труда поглотили жизнь каждого в комнате. Уже стоя на коленях, Георгий умолял:

– Я же вас лечил. Я же помогал вам… Олег Константинович! Я буду служить вам!

– Ну-ну-ну-ну, ты послужишь мне как никогда прежде! – произнёс он, и безжизненное тело врача упало на пол рядом с остальными.

Раздался хруст, и его кости стали вставать на место. Осанка выпрямилась, а кожа наполнилась былой упругостью. Что до мышц, то он никогда не был атлетичного телосложения. Он, не веря, трогал своё лицо. Ни одной морщины, как в двадцатилетнем возрасте. Эйфория переполняла, как вдруг слабость волной обрушилась на него, и сетка морщин побежала по рукам.

– Нет-нет-нет! – закричал он.

Всё откатывалось назад, но жнец быстро собрался с духом.

– Что там мелким шрифтом? – с вызовом бросил он во тьму.

На этот раз голоса обступили его, потушив пламя свечей. Тени, впиваясь в его тело, шепотом заполнили всё пространство ритуального помещения.

– Эти души – шлак. Тебе нужно выбирать, что поддерживать в себе. Решай, что для тебя важнее. Но не волнуйся, мы найдём для тебя души посочнее.

– Как я их почувствую?

– Голод подскажет тебе.

Голод? Да, он уже стал ощущать его. Он не обижался на тени, так как всегда есть «мелкий шрифт». Это закон корпоративного мира, который давно стал ему неинтересен. С другой стороны, есть столько душ, ни за что не собирающихся вести себя хорошо. Огромные корпорации – это поле для бесконечной жатвы, но вспомнив своих коллег, он повторил про себя слова теней: «Эти души – шлак!». Для поддержания юности нужны более целостные души, но при этом не собирающиеся вести себя хорошо: задача не из лёгких, но жнец уже чувствовал, что сможет решить её. Поэтому тени и выбрали его, а не горстку наивных болванов, лежащих в виде сброшенной одежды на полу. Но ему нужно сделать выбор, что поддерживать в себе, иначе он снова превратится в старика. Он провёл пальцами по лицу, к которому возвращалась шершавость прожитых лет, и быстро принял решение – лицу и коже тут же вернулся цветущий вид. Артритной походкой он направился к выходу, тогда ещё не зная, куда именно приведёт его служба тёмных владыкам…

Снова оглянувшись на пустой склад с трупом алчного и похотливого торговца, Ок подумал, что так далеко на восток он ещё не забирался. Он жадно втягивал воздух в надежде уловить новые нотки запаха от того всплеска силы, но кроме уже известного ему направления, ничего не почувствовал. Отпускать тени по следу уже не было возможности. Источник может опять переместиться, и если он потратит впустую много сил, то не сможет сразиться с сестрой ордена. Как правило, они не сдавались без боя. Все из себя хорошие и стремящиеся к добру и свету, но одна лазейка всё же остаётся, если помнить, что зло – это изменение своему предназначению.

– Найти бы такую воительницу ордена, которая уклонилась от своего призвания. Это был бы подарком небес, да простят меня тёмные боги, – мечтательно подумал Ок.

Тёмным владыкам, которым служил жнец, было всё равно, что он говорит, лишь бы выполнял свою функцию – провоцировал людей, чтобы можно было поглотить их души. Ок уже усвоил эти правила игры. Он ещё раз посмотрел на свой новый наряд, сотканный тенями, гнездящимися в его теле. Пора опробовать обаяние его нового образа на среднеазиатском торжище. Жнец вышел из склада и направился к своему новому рабочему месту. Он чётко соблюдёт свою договорённость и будет владеть ей только три дня – он же порядочный человек, а не мошенник какой-то.

Встав за прилавок, Ок окинул взглядом сочные фрукты местных широт, одним своим видом напоминающие, что любой плод может быть соблазнительным. Персики, яблоки, гранаты, десятки сортов винограда, черешня, дыни и арбузы, ананас… Стоп! Оку не понравился этот инородный гость на прилавке, и он убрал его из ассортимента. Вот теперь всё в порядке.

– Сочные плоды солнечного Мавераннахра, и ваши сердца окунутся в блаженство и беззаботность! – зазывал людей Ок. – Всего пару медяков, но вкус ты запомнишь навсегда!

Это не особо отличалось от типичных выкриков базаров Бухары, но шёпот теней, который незаметно примешивался к словам юноши в тёмном чапане, делал своё дело. Покупатели оставляли соседние прилавки, ассортимент в которых был зачастую даже богаче, чем в лавке Саримсока. При этом Ок не торопился обслуживать каждого из них, интересуясь самыми свежими слухами и сплетнями. Люди терпеливо стояли в очереди, под недовольными взорами соседних продавцов. Саримсок их полностью устраивал своей недалёкостью, но этот вычурный бледный юноша с слишком широкой улыбкой портил им торговлю. Все бы уже давно пошли бы объяснить новичку законы рынка, но что-то в его виде внушало неуверенность и страх. Так что, один за одним, они махнули на него рукой, и только Махсума, уверенная в себе торговка средних лет с нахмуренными бровями, продолжала смотреть, как уходят клиенты, уже собиравшиеся приобрести у неё увесистый пакет разнообразных фруктов. К тому же, они согласились взять и ореховый микс у её сына, торгующего рядом. Поддерживаемая прочими коллегами по рынку, она пошла к конкуренту напомнить о договорённости не переманивать людей, если они уже подошли к чьему-либо прилавку. Несмотря на покашливания, юноша, любезничающий с покупателями, не обращал на неё внимания. Пришлось встать в очередь. Через сорок минут Махсума наконец-то добралась до выяснения отношений.

– Ты кто такой? Где Саримсок? – насуплено спросила она.

– Добрый день! Что я вам могу предложить? Может быть, сочный виноград? Ах, нет, что это я! Вам подойдёт вот этот свежайший инжир! – Ок понюхал плод и протянул его Махсуме. – М-м-м, пахнет райским садом! Попробуйте! Я настаиваю!

Она неуверенно взяла инжир в руки и надкусила его.

– Ну, это же бесподобно? – мягкий тембр голоса юноши успокаивал и настораживал одновременно.

– Да, вкусно, но где Саримсок? – всё же повторила вопрос она.

– Он на несколько дней передал мне управление своей лавкой, – незатейливо ответил Ок. – Так что, мы с вами будет продуктивно сотрудничать все эти дни.

– Очень рада, – сконфуженно пробормотала Махсума и, пересилив смущение, добавила. – Но у нас нельзя переманивать покупателей! Да, нельзя!

– Конечно-конечно. Что вы! У меня даже в мыслях такого не было! – извинился Ок. – Может, виной мой чёрный чапан? Посмотрите, какой он красивый? Вашему сыну он бы подошёл!

Взгляд торговки упал на одежду юноши. Она даже не замечала изысканных золотых нитей, только узоры, скрытые в тёмной, как южная ночь, ткани. Ей казалось, что они шевелятся в такт её мыслям: «Какой красивый! В нём мой сын будет самым красивым на празднике дедушки Темура!».

– Очень красивый! – повторила она.

– Хотите я Вам подарю? Просто так? – тон юноши был слишком располагающим.

– Что? Нет! Просто так нельзя. Да и денег у меня сейчас лишних нет. Простите, – торговка откланялась и пошла обратно на своё место.

– Эта будет вести себя хорошо, – подумал Ок и продолжил обслуживать клиентов, поумерив шёпот теней, чтобы остальные торговцы не докучали ему.

За день через лавку прошло множество людей, но Ок так и не услышал ничего, что бы подсказало ему, где продолжить поиски. Так что, заскучав, Ок взял один из сочных персиков. Откусив, он ничего не почувствовал, хотя прекрасно понимал, что это плод спелый и сладкий. Его физические рецепторы уже реагировали только на сладость человеческой души. Даже у неудачника Саримсока она чувствовалась. Но живущие, так сказать, добродетельно, вызревают гораздо сильнее. Ок уже готов был окунуться в созерцание этих метафор, предвкушая поглощение «сочной» души, но очередной покупатель сразу обратил на себя внимание. Худой, в тельняшке и с незажжённой папиросой в зубах он, прицокивая, брал то один фрукт, то другой.

– И чего мне их посоветовали? – вслух спрашивал себя молодой человек лет двадцати пяти.

Он поправил армейский берет, перебросил папиросу в другой уголок рта и, положив руки на кожаный ремень, молча уставился на юношу в чёрном чапане.

– Тебе не жарко? – Ок покачал головой. – Ты же не местный? Ай, пофиг! Насыпь побольше вот этого и того, и ещё на свой вкус.

Он небрежно тыкал пальцем наугад в разные точки прилавка.

– Только поможешь мне всё это донести. Иначе…

– Конечно, господин! – любезно ответил Ок.

– Давай, пять минут на сборы, а то от вашей жары я уже котелок закипает, – произнёс парень, подбросив пару раз большое красное яблоко.

– Всё сделаю в лучшем виде, господин… – Ок явно намекал на то, чтобы тот представился.

– Э-э-э, Шурик, – коротко ответил он, но затем с удивлённым видом добавил: – Господин Шурик? Тьфу!

Он помотал головой от столь вычурного обращения, но расторопность торговца не позволила его настроению испортиться. От него не ускользнуло, что при внешней юности, торговец двигался по-старчески коряво, но всё равно быстро и чётко. От такого когнитивного диссонанса немного заболела голова, так как охранник каравана привык доверять чувствам, не раз спасавшие ему жизнь в долгих перегонах Шёлкового пути. Но в этом случае, увиденное создавало в мозгу новые нейронные связи, не желая двигаться по проторенным ранее дорожкам, что вызывало чувство дискомфорта, усугублявшегося в условиях жаркой погоды среднеазиатского города.

– Всё готово, господин! – отчитался Ок, указывая на корзины и небольшие мешки с фруктами.

– Так, я возьму два мешка, но остальное… – Шурик почесал затылок.

Пока он прикидывал, Ок лихо погрузил основную огромную корзину себе на голову, а два оставшихся четыре мешка взял по два в руку.

– Ведите, господин!

Они вышли с рынка под облегчённые вздохи торговцев, которые под конец дня надеялись хоть на какую-то выручку. Шурик торопливо шёл вперёд, при этом постоянно оглядываясь, не отстаёт ли «артритный» юноша. На удивление, тот без видимых признаков усталости следовал за ним, идеально балансируя с корзиной на голове. Если бы охранник двигался за торговцем, то заметил бы, что тот будто подпрыгивает от радости при каждом шаге.

– Блин, он точно с детства на рынке, – думал охранник каравана.

Ок же каждый раз широко улыбался оборачивающемуся спутнику. При этом Шурик стал завидовать тому, что у юноши в плотном чапане с огромной корзиной на голове нет даже капли пота на лице, в то время как он обливается даже под вечерним убывающим солнцем.

– Значит, он всё-таки местный, – мысленно подытожил свои наблюдения Шурик.

Одна шумная улица Бухары менялась другой. После того, как Шёлковый путь возобновился, эти города зажили полнокровной жизнью, проснувшись от многовекового забытья. Шурику это было по душе. Он уже совершил два вояжа, и ему всё больше нравилась эта работа. Ещё бы к жаре привыкнуть, но в Москве бывало гораздо душнее, так что он всё переносил, как и его покойный дед – молча и с папиросой в зубах. Через полчаса они остановились перед большой вывеской «21 отделение Караван-сарая». Глядя на неё, Шурик понимал, что скоро слово «отделение» так же покинет эти места, как весь остальной мусор старого мира. По этому поводу он не переживал, в отличие от многих своих друзей, которые ещё прячутся в осколках прежней Москвы.

Они вошли на территорию постоялого двора. На втором этаже западной галереи в апартаментах первого класса отдыхали от перехода караванщики МС-33 (тридцать третий отряд «Москва-Сиань»).

– Шура Милейший! – поприветствовал вошедшего напарника широкоплечий мужчина с пышными длинными усами. – Где пропадал?

– Да решил на рынок зайти, – ответил тот, указывая Оку, где поставить фрукты.

Тёмный жнец беглым взглядом оценил обстановку. Четырнадцать человек от двадцати до сорока лет, все как один в тельняшках, развалились на подушках: кто-то бросал кости, кто-то рассматривал свои татуировки, подыскивая место для новых, а кто-то даже читал засаленную книгу Достоевского. Сотрудники каравана расслаблялись как могли, и принесённые фрукты пришлись всем по вкусу, о чём свидетельствовали одобрительные возгласы при перекидывании плодов из корзины. Им явно нравился процесс проверки своей моторики после многочасового возлежания.

Шурик отсчитал деньги.

– Всё, свободен, – сказал он.

Ок с благодарностью поклонился, но тут же шёпотом, который услышали все остальные в комнате, произнёс:

– Могу ли я развлечь вас?

– Чё? Я тебе мало денег дал, что ли? Там сверху было за твои ягодки-дыньки! – недовольно заметил Шурик. – Разводов тут не любят!

– А что можешь предложить? – спросил опытный в караванных делах Герасим, почёсывая пропотевшее за день пузо.

Остальные, посмотрев на ветерана, с усмешкой ожидали ответа высокого бледного юноши, зная, сколь требователен к развлечениям их старший коллега. Юноша медленно снял тюбетейку, обнажив свои седые короткие волосы.

– Удивить таких знаменитых воинов, как вы, вряд ли получится, – хмыканье прокатилось между караванщиками. – но готов поспорить, что вы не попадёте в меня своими искусными метательными ножами.

Герасим напрягся. Откуда этот проходимец знает о его фамильных ножах, в которые после начала Преображения превратилось столовое серебро его покойной бабушки, кидавшей его в деда по поводу и без. Угадал, или Шурик решил подшутить? Тогда он задаст ему показательную трёпку, чтобы не рассказывал кому попало личную информацию. По взгляду ветерана, молодой караванщик понял, к чему идёт дело.

– Да я ни полслова! Я же только…

– Ты давай не трынди. Говорил или нет – не имеет значения. А вот что ты его привёл, за это будешь держать ответ! – ответил бритый караванщик, желая сплюнуть, но эстетика красивых восточных ковров всё же удержала его.

Один за одним караванщики стали подниматься и подходить ближе к Шурику и Оку, который даже не попытался спастись бегством.

– Ты бы уходил, а я тут разберусь, – тихо сказал Шурик, подталкивая торговца к выходу, но с тем же успехом он мог упереться в бетонную стену.

Ок улыбался всё шире.

– Воистину великие воины! – восторженно говорил он на каждый шаг караванщиков в свою сторону. – Я хотел бы услышать о ваших похождениях, чтобы было о чём поговорить с посетителями рынка.

– Так вот и чеши отсюда, чтобы было чем рассказывать!

– Вы же будете вести себя хорошо? – Ок переводил взгляд с одного караванщика на другого, пока те не подошли почти вплотную.

Шурик прекрасно всё понимал: на дорогах много опасностей, и любой подозрительный тип может вызвать приступ обоснованной агрессии со стороны отрядов, отвечающих за сохранность каравана. Но он-то, будучи членом этой компании, знал, что юноша, кроме кривой походки, ни в чём не виноват. Его удивляло только нарочитое, даже слащавое благодушие торговца, который по идее должен чувствовать опасность за несколько лиг, и его пятки уже должны сверкать по вечерним улицам Бухары. Один из караванщиков потянул руку к чёрному халату юноши, и Шурик, стоявший рядом, ощутил напряжение в воздухе. Он не мог знать, что тёмный жнец любил провоцировать людей на неправедные поступки (в данном случае, избиение невинного человека, которым он представлялся), чтобы получить возможность пожать души людей, ставших на путь злобы или неправды.

– И-э-и-к-рхр… тьфу…блин… – раздалось из дверного проёма, ведущего в смежные комнаты, которые, судя по всему, тоже были арендованы этой компанией. – Вы чего? Кальян заказываете? Мне с углём из миндального дерева… Ик… чтоб тебя…

Все обернулись и увидели толстого, почти круглого в своей комплекции, мужичка с жиденькой кривой бородкой и в настолько застиранной тельняшке, что с неё почти исчезли все полоски. Умопомрачительный (в прямом смысле) запах перебродившего пива с кальянным дымом быстро заполнил комнату. Но караванщики привыкли к своему приятелю Портосу (настоящего его имени не было указано даже в документах по трудоустройству). Все его выходки на постое терпели только по одной причине: считалось, что на всём Шёлковом пути нет никого, кто так же управлялся с лошадьми и верблюдами, сообщая им небывалую выносливость и энергию. Недаром его называли «заклинатель зверей». Эта волшебная способность красноречиво говорила о том, что он из преображённых, но сколько бы не пили – никому не удавалось выяснить, кем же он был прежде. Сейчас же Портос тщетно боролся с икотой и подступающей отрыжкой, чем вызывал смешки приятелей, которые уже начали ставить деньги, заблюёт ли он местные ковры.

Шурик стал медленно выдыхать, так как фокус внимания явно переместился на главного погонщика каравана.

– Портос, жирная свинья, нам завтра выезжать. Какой тебе ещё кальян?! – заворчал Герасим.

– Я же.. ик… сказал… миндальное дерево…

Качаясь, он стал щёлкать пальцами, подзывая юношу в чёрном к себе. Ок, раскланявшись, быстро подошёл к Портосу.

– Один… ик… маленький, и я баиньки… ик… ребята… бргхгрху-у-у, – Ока обдало комплексным перегаром из самых недр округлого пьянчуги. – Прошу прощения… мужики заплатят, как за два больших…

– Конечно, господин! – Ок положил ладонь на грудь в районе сердца Портоса и замер.

Если бы пары алкоголя в крови не притупили интереса к происходящему, то пьяный караванщик заметил бы, как юноша становился с каждой секундой всё более мрачным. Ок в последний момент поймал исчезающую со своего лица улыбку, вернув её на место. Но внутри ему стало очень интересно: почему душа этого погрязшего в грехах человека недоступна поглощению миром теней. Этот вопрос он собирался задать тёмным богам, если не забудет про него после того, как закончит пиршество душами остальных караванщиков, агрессию которых он всё ещё чувствовал за своей спиной.

– Я доставлю всё в лучшем виде, господин! – громко произнёс он.

– Вот ик… ладушки. Пойду тогда пока вздремну… ик… – пробормотал толстяк и вернулся в соседнюю комнату.

Ок крутанулся на месте и сделал несколько шагов в сторону выхода, но ставни двухстворчатой двери перед ним заботливо закрыли. Теперь уже караванщики в предвкушении развлечения довольно улыбались, поглядывая на старшего.

– Ты хотел мои ножи увидеть? Придётся тогда познакомиться с ножами и всех этих «героев», – довольно сказал Герасим. – Ставьте его к двери.

Ок сам быстро встал вплотную к выходу, услышав, как некоторые караванщики назвали его «юродивым психом».

– Лицом или спиной? – спросил он у главного.

– Э-э-э… лицом давай! – остальные закивали в знак согласия и уже стали выстраиваться в очередь.

Ок развернулся и ещё раз пристально посмотрел на лица собравшихся. Только у Шурика он увидел смесь подозрительности и тревоги. Остальные же плевали на свои ножи, шептали им заклятия и подкидывали, разминая запястья.

– Не боись, мы так, просто припугнём, чтобы не был таким наглым! Уйдёшь живым, но, возможно, с пальцами в кармане! Ха-ха-ха! – снисходительно произнёс Герасим, вставая в другом конце этой большой комнаты. – Сколько тут метров?

– Метров десять!

– Ну и отлично!

– Вы очень благородны, господа, – прервал их Ок. – Думаю, я тоже заслуживаю некую награду за своё участие в этом состязании.

Герасим опешил от такой дерзости.

– Давайте каждый раз, когда вы не попадёте по мне, то расскажете об удивительных событиях, – Ок разговаривал с ними как с маленькими детьми. – Но только уговор, чтобы для меня эта была новинка. Вы попадаете в цель или пытаетесь удивить базарного торговца. Идёт?

– Идёт! – одним за другим согласились караванщики, которым не терпелось начать уже дырявить выскочку.

– А что, если не удивим тебя? – спросил Шурик.

Ок, уже научившийся держать себя в этой комнате даже перед теми, кто пытался разрушить его планы, ответил:

– Думаю у вас всё получится.

– Погнали уже! – Шурика задвинули за спины его коллеги. – Только смотри не дёргайся, а то сам подставишься под нож.

– Не беспокойтесь, господа, – заверил их Ок в своей незыблемости на импровизированной арене «частокольного искусства».

Герасим облизал губы, поднял нож рукояткой вверх, демонстративно показал его всем присутствующим, закрыл один глаз и бросил нож в сторону двери. Он мог сделать это и с полностью закрытыми глазами если хотел попасть в сердце или голову, но сейчас он целился чуть выше правого плеча, чтобы поцарапать улыбающегося странного юношу. Глухой тяжелый звук вонзившегося клинка, но вообще не в то место куда целился ветеран. Он ошарашенно смотрел на дверь, в то время как комната наполнилась гоготом.

– Нормальный такой бросок – как раз для повышенной пенсии! – между приступами смеха сказал один из караванщиков.

Герасим угрюмо посмотрел в ответ, что вызвало новую волну смеха. Раздосадованный, он решил сесть обратно на подушки.

– Господин, ваша дорожная история! – крикнул Ок.

– Да иди ты! – махнул рукой ветеран и плюхнулся на пол, наблюдая за остальными.

– Один, – сквозь улыбку тихо сказал тёмный жнец.

Расхорохорившийся караванщик бросил свой нож, который не попал и близко в жнеца, застряв между косяком и дверью.

– Да чтоб тебя крысы съели! – сквозь нарастающий хохот крикнул он.

– Ваша история? – позаботился тёмный жнец о соблюдении устного контракта.

– Вот такенные крысы встречаются в пути! – раздражённо ответил тот.

– Вы же врёте, – заметил Ок.

– А твоё какое дело! – раздосадованный караванщик плюхнулся обратно на подушки.

– Второй.

Следующие двое также не попали, но, судя по всему, метание не было их сильной стороной, так как последовало унизительной реакции со стороны приятелей.

– Историю, значит? Ах ты ж, – караванщик, подобно двоечнику, оглядывался на остальных. – Ну, так это. Всякое бывает. Сейчас всё каждый день меняется. По Шёлковому пути уже не пройти на машине и технике… А, точно! Говорят, они превращаются в чудовищ! Ну как?

– Я это знаю, господин! Может ещё что-нибудь? – любезно спросил Ок.

– Хватит с тебя.

– Третий.

После этого с каждым неудачным броском уровень позитивного насмехательства понижался. Из дорожных слухов и историй не было ничего, чтобы уже не знал истинный служитель теней. Всё из рассказанного и так должно было произойти с этим миром, и он знал это лучше остальных. Уж караванщики, которые общаются между собой на протяжении десятков постоялых дворов и торговых хабов, должны были через сплетни донести крупицы истины, но жнец не услышал и малейшего следа великой высвобожденной силы. Ок был разочарован. Теперь даже поглощение стольких душ не поднимет его настроения.

– Шура, теперь твоя очередь! – крикнул Герасим. – Или ты думаешь, что привёл сюда этого хмыря и теперь избежишь позора? Кидай давай, сукин сын! Дайте ему кривой нож!

Проходя мимо коллег по цеху, Шурик постоянно поглядывал на невозмутимого в своей елейной доброжелательности юношу у двери. Взяв грубоватый нож, он всё же со знанием дела проверил его баланс. Поморщившись, он понял, что о точном броске можно забыть. Вместе с тем, он не хотел причинять вред Оку, несмотря на то, что он вывел из себя всех членов его отряда. Он прицелился как можно дальше от тела юноши, но чтобы его не заподозрили остальные. Нижний левый угол, чуть ниже колена цели. Он бросил, но нож по восходящей дуге полетел вверх и, крутанувшись, угодил рукояткой точно в лоб торговцу.

– Ой, – ради приличия вскрикнул Ок. – Вы попали! Поздравляю!

В этот момент улыбка юноши показалась Шурику оскалом жуткого клоуна из старых фильмов, истории о котором ещё не померкли в его сознании под воздействием новых впечатлений преображающейся действительности.

– Простите! Я готов рассказать Вам свою историю, – взволнованно произнёс Шурик, движимый чувством самосохранения.

– Вам нет в этом необходимости, – заверил его Ок.

– А чего это? Нож-то кривой, вот случайно и попал. Так что, пусть рассказывает. Он не лучше нас! – запротестовал один из караванщиков.

Герасим суровым взглядом явно поддерживал это заявление, будто знал, что Шурик собирался рассказать. Тот снял берет, крепко сжав его в руке. Выдохнув, с гордо поднятой головой он произнёс:

– Можете мне не верить, но я видел дракона!

Повисла тишина, которую даже мухи не нарушали своим жужжанием. И вдруг -

– Ха-ха-ха-ха!!! – стены апартаментов задрожали от дружного хохота.

И только Ок продолжал внимательно смотреть на Шурика.

– Смейтесь сколько угодно! Но я видел его! Когда у нас был маршрут через Кабул! – смех не смолкал. – Чёрный с серебряным гребнем и прекрасной девушкой на спине!

Несколько караванщиков, не в силах совладать со смехом, уже начали бить рукой об ковры. Громче всех гоготал Герасим.

– Иди передёрни! Девушки ему мерещатся! Ха-ха-ха! – не унимался тот. – Ты же тогда пьяный пошёл отлить. Да заблудился. Помнишь?

– И что? Я ж сразу протрезвел! У неё катаны были за спиной. Вот такие! – Шурик от волнения подбирал руками размер увиденных тогда мечей. – С серебряными рунами!

Он развернулся к юноше и от неожиданности подпрыгнул, так как тот стоял вплотную к нему. Больше не было улыбки, только ледяная собранность светло-серых глаз. Шурик недоумевал, когда тот успел переодеть чапан в чёрный плащ.

– Куда она полетела? – спросил Ок, ткнув широкополой шляпой в грудь караванщика.

– Э-э-э… – он закрыл глаза, пытаясь вспомнить. – Индия… м-м-м, нет… Точно в сторону Кит… Империи. В сторону Империи. Я даже подумал, что наверняка во дворец к Императору.

– Благодарю! – снисходительно проговорил Ок, отодвинув его в сторону, чтобы лучше видеть поднявшихся караванщиков, для которых изменения во внешнем виде торговца не остались незамеченными.

– Так и я знал, что ты колдун! Потому и не могли попасть в тебя! – зарычал Герасим. – Но мы тебя жалели, а теперь не будем! Живым ты уже отсюда не уйдёшь!

У половины караванщиков уже появилось оружие в руках: короткие мечи и палицы. Ок лишь равнодушно пожал плечами.

– Лично я ничего не делал, – сказал он. – Но вы же собираетесь вести себя хорошо?

– После того, как выпустим тебе кишки!

После этих слов всех как один были притянуты чёрными щупальцами к полу. Жизненных сил у этих здоровяков было побольше, чем у Саримсока. Стереотип про широту русской души теперь являлся не просто присловьем. Шурик тоже упал на колени, но не от воздействия теней, а по причине ужаса происходящего. Он видел агонию не тел, а самых глубинных частей человеческого существа. Крики умирающих также поглощались тёмной дымкой, окружающей каждого караванщика, будто тёмным богам важна каждая капля жизненной силы. Его затрясло. Он обречённо наблюдал за тем, как Ок с нескрываемым удовольствием разминал шею и плечи. Шурик не знал, что сегодня тёмный жнец ради такой обильной жатвы вернёт себе полноценную молодость. Обычно такие пиршества привлекали разного рода светлых воителей, но пока они выйдут на его след, он уже заполучит долгожданную силу сестры Ордена Света, а может быть, и дракона. После этого любой борец со злом пойдёт для него в качестве закуски. От предвкушения Ок радостно смотрел на высосанные тела караванщиков.

– Зачем ты сделал это? – дрожащим голосом спросил Шурик.

– Ах, светлая душа, не желающая навредить невиновному человеку! Перед тем, как ты сойдёшь с ума, отвечу тебе, что они бы сгинули в пути от рук разбойников или так рекламируемых ими чудовищ. Но их жертва послужит великим свершениям. Настолько великим, что даже сквозь безумие ты вспомнишь обо мне!

После этих слова Ок присел рядом с ним и, схватив его голову, заставил его смотреть на гримасу боли одного из его бывших приятелей. Несмотря на все свои усилия, Шурик не мог закрыть глаза и чем дольше он смотрел на серые лица, тем больше его сознание отказывалось от реальности в пользу помешательства – что угодно, лишь бы забыть безмолвные крики и цепляющиеся за жизнь мёртвые глаза.

Безумные стоны стали наполнять комнату.

– Цветочки! Цветочки! Мои любимые! – Шурик начал собирать гербарий из узоров ковра, не замечая тел вокруг.

Здесь не было садизма, только расчёт. Пожать этого караванщика нельзя, потому что он не сделал ничего плохого настолько, чтобы в трещину его души могла проникнуть тень, но и оставлять его в здравом уме в ближайшее время нельзя, так как он может навести на след жнеца каких-нибудь последователей всего доброго против всего злого. Ок их не боялся, но сейчас не хотел тратить время на устранение лишних препятствий. Он улыбнулся и элегантной походкой зашагал к выходу под блеяние Шурика и храп Портоса, который после водрузившейся тишины был хорошо слышен из соседней комнаты. Саримсоку повезло, он получит свою лавку обратно на два дня раньше, но только в параллельной действительности, где он мог бы остаться в живых. Прохладные вечерние улицы Бухары ещё больше вдохновили Ока на продолжение пути. Используя энергию караванщиков, за эту ночь он сделает большой рывок в сторону своей цели: воительницы ордена с двумя катанами за спиной.

[1] Верно (африк.)

Глава 4

Эв