Система Романова – русский внутренний стиль

Больше, чем введение
В дни своей студенческой юности я записался в стройотряд, который направлялся далеко на восток СССР строить коровник и сарай для сельхоз инструментов. Мы не задавались тогда вопросом, зачем нужны студенты из Минска, чтобы строить сарай на берегах Тихого океана? Чем дальше ехать – тем интересней. Но я не смог полететь со всеми до Владивостока, поэтому добирался самостоятельно, причем часть пути – на поезде.
На одной из станций вышло все мое купе. Я наслаждался тишиной после двух суток постоянных разговоров с попутчиками, которые узнав куда и зачем я еду, сразу начинали рассказывать, чем они занимались в годы своей юности. Тогда это меня раздражало, хотя прямо сейчас я занимаюсь тем же самым, рассказывая об удивительных людях, с которыми познакомился тем летом.
Через несколько часов я заскучал и начал листать Библию, которую кто-то забыл на багажной полке. Перед этим я ее лишь однажды читал, когда гостил у бабушки. И по той же причине – больше нечего было делать.
Когда я дошел до слов “ … и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своём”, в купе вошел мой новый попутчик. Я положил книгу на столик и стыдливо отодвинул ее от себя, давая понять, что она не моя. Вошедший был молодым парнем лет 30, который тогда, впрочем, показался мне очень взрослым.
После знакомства и разговора о той станции, которую проехали, Сергей, так звали попутчика, тоже пролистал Библию и, к моему удивлению, прочитал вслух фразу, на которой я остановился. Он спросил, как Бог может иметь сердце? Я предположил, что это образное наименование чувств. Но тогда мой собеседник прочитал другую фразу: “и сказал Господь в сердце своем”. Я задумался, подыскивая другое объяснение.
А Сергей продолжал листать Библию и зачитывать из нее цитаты: “способность учить других вложил в сердце его”; “он исполнил сердце их мудростью”; “и сказал отец молодой женщины зятю своему: подкрепи сердце твое куском хлеба, и потом пойдете”; “и как Анна говорила в сердце своем, а уста ее только двигались, и не было слышно голоса ее” .
Сергей тогда высказал предположение, что сердце – то, что внутри человека. Это и чувства, и мысли, и даже хлеб, если его перед этим съесть. Также в Библии под сердцем иногда имеется в виду центр, сердцевина, основа, а в некоторых случаях, действительно, – орган тела. А когда Сергей с пафосом прочитал “тогда покорится необрезанное сердце”, мы оба рассмеялись и отложили в сторону книгу, которой и так уже порядком досталось.
У меня возникло ощущение, что я давно знаю своего попутчика. И наши интересы во многом совпадали. Сергей мне показал копию книги по тайцзицюань, которую вез с собой, а я тогда начал интересоваться восточными боевыми искусствами. Потом мы немного обсудили дзен буддизм, который я тогда считал не религией, а набором психо-практик, таких как размышление над парадоксальными высказываниями, коанами, самый знаменитый из которых: хлопок одной ладонью.
Сергей сказал, что практикует систему Романова, которая является, можно сказать, внутренним стилем. О таких стилях я ранее ничего не слышал, и мой новый знакомый объяснил, что это стили, совмещающие боевые приемы с практикой накопления внутренней энергии, и приносящие ощутимую пользу здоровью.
Я проявил интерес, и Сергей пообещал познакомить меня с Романом Романовичем Романовым, поскольку он жил в том же селе, в который я направлялся. Потом мой попутчик также неожиданно исчез, как и появился, а все купе было занято новыми и довольно шумными пассажирами. И уже через час я слушал истории об их молодости.
Прибыв на место, в суматохе встречи со своими товарищами студентами и хлопотами по расселению я почти забыл про разговор в поезде. Но вечером ко мне улыбаясь подошел Сергей и отвел к Романову, к которому я затем ходил два месяца, обучаясь его системе.
Кстати сказать, самого Романа Романовича, выполняющего свои упражнения, я никогда не видел. Им меня научили его ученики, которые впрочем так себя не называли. Соседка Софья и водитель дальнобойщик Сергей много общались с Романовым, и в основном от них я узнал о его системе, которую он никогда не называл своей.
Местные жители любили спрашивать у приезжих, сколько на их взгляд Романову лет. И приезжие, конечно, ошибались. Несмотря на свой преклонный возраст Роман Романович выглядел достаточно молодо и был очень силен.
Ходили разные слухи о его похождениях и разные гипотезы о его феноменальном здоровье. Но никто не считал его учителем, преподающим ученикам свою систему. Хотя к нему часто захаживали односельчане или водители дальнобойщики, а среди молодежи была популярна разновидность боя стенка на стенку, которую здесь называли романовской бранью.
В дальнейшем, присутствуя при многих беседах Романа Романовича с другими людьми, я понял, что с каждым из них он обсуждал тот аспект упражнений, который интересовал собеседника. Он мог обсуждать как общие религиозные вопросы, так и лечение конкретных внутренних органов. Например, водителей интересовало, в первую очередь, здоровье кишечника и позвоночника. А вот соседке Софье упражнения Романова помогли справиться с последствиями туберкулеза, после чего она стала учить им и других людей.
Когда я ближе познакомился с философскими и религиозными аспектами системы, то поинтересовался у Романа Романовича, почему он не возражает, когда многие считают его упражнения обычной гимнастикой. Он же ответил, что в нашем мире нет ничего обычного, хотим мы этого или нет.
Поначалу я относился к Деду, как называли Романа Романовича на селе, только как к интересному рассказчику с очень любопытной судьбой. О его системе я узнавал постепенно, в основном от Сергея и Софьи. Оба они производили впечатление людей сильных и здоровых, с идеальной осанкой, благодаря которой, Сергей походил на военного, а Ксения на балерину.
Когда я им об этом сказал, они посмеялись, а Сергей, склонный к философствованию, заметил, что офицер и балерина, возможно, есть российские архетипы мужчины и женщины. Я тогда даже слово “архетип” не знал, но постеснялся переспрашивать.
Судя по историям о жизни и похождениях Деда, он не получал другого образования, кроме как в церковно-приходской школе, где его научили читать и считать. Однако он был человеком начитанным и по-своему образованным. А в месте, который односельчане называли сортир-читальня, потому что это и был большой туалет за домом Романова, на книжных полках стояло множество книг, в том числе и очень редких.
Тогда я и пристрастился по-настоящему к чтению философской и религиозной литературы, хотя интерес к ней проснулся несколько раньше. В целом же, за два месяца я научился комплексу с полотенцем, романовской ходьбе и романовскому же обливанию. И даже один раз поучаствовал в состязаниях стенка на стенку. И да, мы построили коровник с сараем.
Внутренний человек и сердечное место
Через несколько дней после прибытия в село я сильно продрог под дождем на холодном ветру. Начался жар. Меня провели в дом Романова, уложили на кровать, и как только я коснулся головой подушки – ни то заснул, ни то потерял сознание. Очнувшись, увидел Софью, которая протирала мне лоб, как потом оказалось, перекисью водорода. Я сразу испытал облегчение и одновременно перестал беспокоиться по поводу того, что со мной делают эти люди. Даже, когда Софья задрала мне рубашку, я не испытал смущения. А она растерла перекисью водорода мой живот вокруг пупка.
Роман Романович увидел крестик, который я носил скорее по привычке, для бабушки, и коснулся его. Говоря обо мне в третьем лице, он упомянул о причастии. И я уже было подумал, что мои дела совсем плохи, потому что для меня причастие и отпевание тогда означали почти одно и то же. К тому же, несмотря на спокойствие и отсутствие боли, у меня возникло ощущение, что я теряю связь с реальностью.
Я опять отключился, а когда очнулся, трое моих знакомых сидели вокруг какого-то сундука у кровати и, используя его в качестве столика, пили чай. Внезапно я расхохотался, потому что их поза поразительно напоминала икону Рублева Святая троица. Позже я весьма опрометчиво рассказал им о причине своего смеха, что послужило предметом множества шуток с их стороны.
Софья, скорее по привычке, поинтересовалась, как я себя чувствую. Я тоже не задумываясь ответил, мол, хорошо, положив руку на живот. В том месте, где она растирала сначала чувствовалось странное стягивание, а затем меня словно вывернули наизнанку – все что я видел вокруг оказалось внутри той небольшой, поначалу, области внизу живота, на которой я задержал внимание. Локализация вообще перестала иметь какой-то смысл, все было во всем и светилось тусклым светом. Я понимал, что это галлюцинация, вызванная моим болезненным состоянием, но был очарован ею.
– Будь благодарен Софье, за то невероятное, что ты сейчас созерцаешь, – раздался, словно во всем моем теле, голос Романова.
– А что он созерцает? – спросил Сергей.
– Известное дело, божественную энергию, – ответил Роман Романович.
– Ничего такого я не делала, это все перекись, – отозвалась Софья.
Мужчины засмеялись. И я вернулся в прежнее состояние. Словно вынырнул из сказки. Значит это действительно была всего лишь галлюцинация, хотя и очень впечатляющая. Я снова почувствовал себя уверенно, но ненадолго. Мои руки и ноги начали двигаться сами собой. Сначала я сел, а затем и встал. Присутствующие явно знали, что со мной происходит, и это их очень забавляло.
– Попробуй остановиться, – сказал Роман Романович, в тот момент, когда я медленно шел через комнату.
– Он же не может, – справедливо заметила Софья.
– Не может, точно, – подтвердил Дед, – вот я и говорю, чтобы пробывал, чтобы готов был остановиться.
– Софья, ты сейчас им управляешь? – спросил Сергей.
– Если бы так, он бы посуду уже мыл, а не умывался, – весело ответила та.
Мое тело действительно подошло к рукомойнику и начало умываться ледяной, только принесенной водой. Я уже почти смирился с ролью наблюдателя за своими движениями, но и ощущения от холодной воды, тоже были словно не моими. Они не сопровождались эмоциями. Казалось, что если бы я умывался крутым кипятком или кислотой, то просто констатировал бы этот факт, ни разу не поморщившись.
– Он крещеный и причастившийся, – сказал Роман Романович, – то бишь им управляет Святой дух и Иисус.
– То есть посуду он не помоет, – сокрушенно сделала вывод Софья.
Снова все засмеялись. А меня ожидало новое открытие. В голове прозвучали слова: “дерево упало”. И это не был чей-то голос – просто мысль в голове, но которую я тоже наблюдал как бы со стороны.
– Сейчас он слышит свои мысли? – спросил Сергей.
– Да, – ответил Роман Романович.
– Тоже Святой дух? – буднично уточнила Софья, гремя чайными чашками.
– Не обязательно, – уклончиво ответил Дед. – По всякому бывает.
– Что со мной происходит? – неожиданно произнес я, сам удивляясь сказанному.
– Сейчас ты – внутренний человек, созерцатель. Просто запомни эти ощущения, потому что ты возвращаешься к человеку внешнему.
Я взял полотенце и увидел, что мои руки просвечивают сквозь него тусклым светом. Почему-то это видение вызвало во мне такой ужас, что я снова потерял сознание.
Очнулся я, когда за окном совершенно стемнело. Встал с кровати, застегнул рубашку и не сразу понял, что за моими действиями следят из темноты комнаты Сергей и Роман Романович. “Это ты зря”, – проговорил Дед. И в этот же момент я почувствовал невероятную слабость. Сергей оказался рядом и помог мне снова лечь. Но слабость была такой, что мне тяжело было даже дышать, а указательный палец левой руки начал самопроизвольно подрагивать. Я лежал с закрытыми глазами и не хотел их открывать, но и вряд ли бы смог.
– Сосредоточься только на сердцевине, – громко произнес Дед. – Или вообще никогда не встанешь.
– А что с ним? – спросил Сергей.
– Чтобы показать внутреннего человека, Софья одолжила ему свою, как ты говоришь, энергию, но и его собственную полностью израсходовала.
– Это опасно?
– Умереть можно, – очень буднично ответил Роман Романович, и уже обращаясь ко мне, добавил. – Если хочешь жить – войди умом в сердцевину, которую натирала тебе Софья, и отдохни там.
В другое время я бы вообще не понял, о чем он говорит. Но страх заставил меня перенести внимание на низ живота, и мгновенно стало лучше. Как будто закрыли дверь, и сквозняк, уносящий тепло, прекратился. И мне сразу стало интересно, почему так происходит.
– Когда воля, внимание и ум направлены на внешний мир, внутренняя энергия растрачивается, а когда они собраны внутри – энергия накапливается, – объяснял Сергей, словно услышав мои мысли.
–Любишь ты энергию везде приплетать, –добродушно заметил Роман Романович.
– А как еще объяснить?
– Мне говорили, что это способ отделить внутреннего человека от внешнего. Но можно и через энергию.
– А кто говорил?
– Православный монах знакомый.
– А почему именно низ живота?
– Просто это центр тела, если бы у него (тут очевидно речь шла обо мне) в центре росли уши, то я бы сказал ему войти умом в ухо.
– А это точно православная практика? – смеясь спросил Сергей.
– Да, противники называли этих монахов пуповушниками, за то, что они входили умом в сердцевину и молились оттуда.
– Вообще ничего такого не слышал.
– Современная православная церковь стесняется этого направления своего монашества.
– Почему?
– Из-за плохой репутации чрева, как вместилища пороков. А вот сердце, которое время от времени начинает трепыхаться, как у кобеля, учуявшего течную сучку, считается обителью высоких чувств. Поэтому со временем сердечное место стали искать именно в области физического сердца, а не в центре тела, не в сердцевине.
– А на сколько это, вообще, соотносится с Евангелиями?
– Напрямую и соотносится. Иисус заменил низменный процесс поглощения материальной пищи – поглощением божественного.
– “Я – хлеб божий”, – процитировал Сергей.
– Вот именно. Достаточно заменить низкое на высокое и чрево становится вместилищем божественного, сердцевиной, сердечным местом.
– А что было с теми монахами, которые концентрировались на физическом сердце, – спросил Сергей.
– И так можно – лишь бы внутри, но сложнее и связано с перепадами эмоций, требующих особого контроля.
– Главное – лишить внешний мир внимания? – продолжал разговор Сергей.
– Да, в дальнейшем отцы церкви специально говорили очень расплывчато о конкретном положении сердечного места.
Я чувствовал, что силы ко мне возвращаются, и даже открыл глаза. Но зря это сделал, потому что в сумерках комната стала казаться угрожающей. Я потерял концентрацию на сердцевине и опять оказался прижатым к кровати, словно засыпанный мокрым песком. И снова отключился.
Проснувшись утром, совершенно здоровым, я сначала не мог понять, где нахожусь. Вспомнил, что был болен и меня здесь лечили. А пока одевался вспомнил и услышанный разговор, и свои видения. Все было очень странно. Захотелось незаметно сбежать. Но незаметно не получилось. Вошедшая в комнату Софья объявила, что мое обучение началось вчера, и что сегодня вечером я должен вернуться – она мне покажет комплекс с полотенцем.
Затем вошел Сергей и вызвался проводить меня до барака, в котором жил наш стройотряд. По дороге, он сказал, что главное в системе Романова – постоянное стремление войти вниманием, умом и волей в иррациональную и вечную сердцевину, совпадающую по своему расположению с низом живота. Таким образом происходит накопление энергии, а впоследствии – и отделение внутреннего человека от внешнего.
Когда мы обходили упавшую лиственницу, Сергей заметил что я побледнел, а мой указательный палец начал подергиваться. Он резко меня остановил, взял за плечи, и глядя в глаза, твердым голосом сообщил, что отныне я должен буду постоянно концентрироваться на сердцевине, если хочу выжить.
Я выполнил это требование, и после того, как почувствовал восстановление сил, продолжил движение. Перестал дергаться палец. Происходящее меня пугало и интриговало одновременно
Я спросил, какое отношение к религии имеет система Романова, подозревая, что меня хотят втянуть в какую-то секту. Сергей же ответил, что накапливаемая внутренняя энергия полезна и сама по себе, и в контексте любой религии, но поскольку Роман Романович православный христианин, то его система тесно переплетается с православием, и особенно с таким его направлением, как исихазм.
Я, как и почти все советские студенты, был далек от философии и эзотерики, но что то во мне без всяких толчков извне тянулось к этим знаниям. И не имея ни одного знакомого с подобными интересами, я после первой же сессии пошел и взял в институтской библиотеке книгу об индийской философии, немало удивив товарищей по комнате. И вот, испытав совершенно необычные для меня ощущения прикосновения к чему-то иррациональному, я хотел повторить этот опыт, и вечером не без некоторых колебаний направился к дому Романа Романовича. Так началось мое обучение, которое в основном сводилось к выполнению комплекса с полотенцем, но попутно меня познакомили и с другими упражнениями системы.
Комплекс с полотенцем
Первое движение
Как и перед началом почти любой гимнастики, нужно встать. И как намекает название комплекса, нужно взять в руки либо полотенце, либо любую подходящую тряпку. Расстояние между кистями рук около 20 см, но точнее вы определите сами в процессе практики.
Переместите внимание внутрь тела, в сердечное место. Впрочем, это требование не относится только к выполнению комплекса – вы должны удерживать концентрацию на центре постоянно.
Сергей сказал, что за первый свой опыт ощущения непостижимого я должен благодарить Софью, которая мне передала часть своей энергии. Но на мои дальнейшие расспросы он отвечал уклончиво, заявив, что большая детализация невозможна.
Софья учила комплексу с полотенцем меня и других желающих во дворе дома Романа Романовича. Ее объяснения не касались энергии или эзотерики, и она была фельдшером – поэтому местные жители охотно изучали у нее эти упражнения системы Романова, чтобы поправить здоровье. Аспекты внутренней работы и боевого применения комплекса я обсуждал с Сергеем. А Роман Романович сначала лишь рассказывал истории из своей бурной жизни, и только через несколько недель после нашего знакомства стал обсуждать с мной религиозные и эзотерические аспекты.
Первым движением сделайте шаг назад правой ногой, и поверните голову вправо почти до предела. Все тело тоже поворачивается вправо. Руки немного поднимают полотенце и с силой его растягивают.
Выполняя движения, необходимо не только стараться войти вниманием и волей в центр, но и почувствовать там абсолютный покой. Софья называла это покоем в движении. Непросто одновременно следить за правильностью выполнения комплекса и размещать внимание в сердцевине, но к этому нужно стремиться.
Софья была парторгом совхоза. Мне это казалось удивительным, потому что молва приписывала ей разные сверхъестественные способности. Однако если они и были результатом веры, то веры в более справедливый мир – мир победившего коммунизма. Как ни странно, но ее идейность не давала ей продвигаться по партийной линии. Однопартийцы, вступившие в партию ради карьеры, рядом с ней чувствовали некоторое угрызение совести и старались сделать так, чтобы реже ее видеть. И место парторга в отдаленном совхозе отлично для этого подходило. Наверное, участь всех истинно верующих – раздражать чуть менее верующих, и быть в конце концов изгнанными.
В сортире-читальне Романова к туалету был пристроен просторный сруб с множеством полок и небольшой печкой. Здесь без всякой системы хранились и книги, и перепечатанные копии. Однажды, когда мы там находились с Сергеем, зашел сосед и подозрительно смутился, увидев меня. Сергея он словно и не заметил вовсе. Что-то пробормотав, сосед спешно удалился. А я, вспомнив, как Софья говорила о постоянной краже книг, стал громко возмущаться таким поведением односельчан.
Сергей же посмеялся над моей горячностью и напомнил христианский принцип “не осуждать”. Но на этот счет у меня были свои сомнения. Если сказано “не укради”, значит красть – плохо. И если кто-то крадет, значит мы можем заключить, что он плохо поступает. А это заключение – и есть осуждение. Сергей же высказал мнение, что “не укради” – не повод для моральной оценки, а один из принципов, позволяющих меньше думать о своих действиях. Просто не кради, и все, а не гордись собой, потому что не берешь чужого, и не осуждай воров. Морализм же и его дочери: гордыня и осуждение – и есть первородный грех, то самое яблоко с древа познания добра и зла,
Мне эта концепция была не понятна. Я даже решил, что неверно понял Сергея. Но позже и Роман Романович подтвердил: осуждение вора может быть хуже самого воровства.
Когда Софья показывала движения комплекса, то называла мышцы, которые следовало напрягать. Чувствовалось ее медицинское образование. В этом движении, говорила она, необходимо напрячь дельты и трапециевидные мышцы.
По поводу напряжений мышц вопросов не возникало, но Сергей настаивал на том, что все упражнения системы – тренировка смирения. Мне в это трудно было поверить, отрабатывая удары в комплексе с полотенцем. Но мой новый товарищ утверждал, что смирение – лишение внешнего мира своей воли, которая помещается вовнутрь вместе с вниманием.
И, по словам Романа Романовича, смирение – главное в духовной жизни христианина. Но я не мог тогда этого принять. Для меня смирение было готовностью подчиняться и сносить издевательства. И это тоже, соглашался Романов. Более того, говорил он, часто полезно найти унижающего тебя человека, чтобы поучиться смирению. А Сергей добавлял, что оскорбления перестанут что-либо значить, когда избавишься от чувства собственной важности.
Сергей говорил, что это движение поворота всего тела и шеи вправо не только благоприятно для позвоночника, но и является способом пассивной защиты от удара в голову. Сила удара сводится на нет, и кулак противника проходит мимо лица, лишь задевая его.
Я понял. Но однажды, Роман Романович, посмотрев на мое исполнения этого движения, сказал, что не видит готовности остановиться и принять удар. Он и не мог этого видеть, потому что я тренировал уход от атаки, а не принятие побоев. Дед только посмеялся над моим растерянным видом, но с того момента стал больше со мной общаться и больше объяснять.
Роман Романович говорил, что все действия должны выполняться с полным смирением Святому духу, словно это он управляет телом. А для этого внимание, воля и ум должны быть заняты другой задачей – стараться войти в Царство божие, которое внутри. Это слияние с вечностью, и это обещанная Иисусом вечная жизнь.
Второе движение
Продолжая первое движение, поднимите руки и еще больше поверните тело вправо, приподнимая левую пятку от земли.
Роман Романович часто повторял, что телом христианина должен управлять Святой дух. А смирение – это полное ему доверие. Я спросил как-то, а можно ли быть уверенным, что телом завладеет что-то хорошее, а не демон какой-нибудь? Романов же ответил тогда, что человек сильно заблуждается, если думает, что его телу и душе грозит большая опасность, чем он сам.
Когда я, как обычно, обратился к Сергею за разъяснением слов Романа Романовича, то он ответил, что задача человека состоит в возврате в исходное богоподобное состояние. При отключении собственной воли, полном смирении, мы возвращаемся, так сказать, к заводским настройкам. Тогда как с этого пути нас и в самом начале, и сейчас сбивают посредством мыслей, оценок, желаний, то есть посредством всего того, что мы привыкли считать своей личностью. Но настоящим нашим Я, чистым осознанием, является только созерцающий внутренний человек.
На местном уровне Софья вполне устраивала партийные власти, и они закрывали глаза на некоторые ее причуды. Например, перекисью водорода она лечила все болезни. Но одна ее странность была очень полезна. Когда прибывала иностранная делегация, то сразу посылали за Софьей, которая была известна своей способностью сносно выучить за ночь любой язык, который, впрочем, также быстро и забывала.
По вечерам она приходила к Роману Романовичу и учила желающих комплексу с полотенцем. А заодно и лечила всех, благо фляга с перекисью водорода у нее всегда была с собой. К обучению же Софья подходила очень индивидуально. Одним она рекомендовала выполнять комплекс очень медленно, другим – быстрее, одним с минимальным напряжением, другим – с максимальным, в зависимости от поставленных задач. Но основным ее требованием к регулированию интенсивности движений было – появление легкой одышки. По ее словам, организм при этом укрепляется и оздоравливается более эффективно, чем при совершенно комфортном исполнении.
Также она рекомендовала выполнять комплекс в течение получаса каждый день. Но ей не редко кто-нибудь признавался, что при всей решимости следовать этому правилу часто пропускает занятия. Тогда Софья советовала анализировать аргументы, которые этот человек якобы сам себе приводил, чтобы уличить в коварстве “врага народа”, сидящего внутри каждого и мешающего заниматься. Я спросил ее, почему она не считает, что это сам человек придумывает оправдание своей лени? На что она ответила, мол, природа не такая дура, чтобы мозг отдавал телу такие противоположные инструкции. Значит есть “враг народа”.
Объясняя это движение, Софья говорила, что оно полезно для мужчин, мечтающих о мускулистой фигуре, потому что изолировано нагружаются правые дельты, которые делают плечо более объемным.
Если Сергей производил впечатление сильного и жилистого мужчины, то от Романа Романовича исходила завораживающая мощь. Он легко вскидывал на плечо бревна, которые с трудом поднимали двое рабочих. Было ли это результатом его гимнастики или нет, но вполне очевидно, что это производило впечатление на сторонних наблюдателей и мотивировало начинающих.
Специально или нет, но Софья, начиная кому-либо показывать комплекс с полотенцем, приводила его знакомиться с Романовым, когда он был занят какой-нибудь тяжелой работой, и которая в его исполнении совсем такой не казалась.
Третье движение
Следующее движение соответствует боковому удару, который направлен справа налево, вперед и немного сверху вниз. Впрочем, Софья рекомендовала женщинам и тем, кто не собирался драться, считать это и другие движения просто физическими упражнениями с отягощением.
Сергей же говорил, что этот удар в челюсть позволяет нокаутировать чересчур агрессивного нападающего. И первое время я так его и выполнял, мысленно вырубая противника, пока это не увидел Роман Романович.
– И кого ты собрался так бить? – спросил он.
– Противника, – ответил я.
– Если ты кого и бьешь, – объяснил Романов, – то не должен вкладывать в это себя. Возможно, ты являешься инструментом божьего замысла и должен усыпить человека ударом в челюсть, но это не должно быть твоим личным решением. Будь готов в любой момент остановиться. Кроме того, ты должен понимать, что и сам идешь на жертву – твоей руке тоже будет больно. Больно противнику, но больно и тебе.
Архаичность православных обрядов меня отталкивала. У Романова же православие было чем-то действенным и питательным. После посещения церкви его словно переполняла энергия и радость. Он много шутил, особенно с Сергеем, который тоже любил посмеяться. Подобная легкость никак не ассоциировалось у меня с христианством вообще и православием в частности.
Сергей же говорил, что любая религия – это объединенное намерение многих верующих. И отказываться от нее – все равно, что бежать рядом с автобусом, а не ехать в нем. Сила религии не в философии или методах, а в многочисленности и качестве последователей, и живых, и в еще большей степени, усопших.
Дед добавлял, что с каждым посещением церкви он словно убеждается, что обещание вечной жизни все еще в силе. Софья же, как всегда, по-своему прокомментировала это чувство радости от благой вести, и сказала, что испытывает нечто подобное, когда просит знакомого бухгалтера в городе оценить ее будущую пенсию.