Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти

Рассказ друга

В Интернете на сайте «Фонтанка.ру» увидел заметку Ксении Клочковой «История его такая, что хоть фильм снимай. В Петербурге похоронили богатыря из ВДВ»[1]:

«Гвардии сержанта Георгия Авраменко хоронили на Серафимовском кладбище. Проводить пришли глава администрации Приморского района и городской депутат Андрей Горшечников. Пресс-служба губернатора о погибшем не сообщила по формальной причине – не прописан в Петербурге. А между тем он, безусловно, житель города, в который был влюблен и с которым его связывали последние годы 36‑летней жизни. На Валааме, где был послушником, Георгий дважды просил благословения на военную службу. В первый раз батюшка отказал со словами: “На смерть благословлять не буду”.

Георгий Авраменко родился в поселке Давыдовка Воронежской области. Земля трех Героев СССР: Андрей Кошелев, Виктор Ливенцев, Анатолий Филипченко родились здесь. Теперь у пятитысячной Давыдовки есть еще один герой. Историю жизни Георгия Авраменко “Фонтанке” рассказал близкий друг, земляк Антон Харитонов. Далее – с его слов.

Из всей роты один такой был

…Мне сначала позвонил замглавы администрации и сказал, что ходят слухи, что Георгий погиб. Я позвонил нашему другу, который с ним служил, он примчался и сказал: “Это правда, его имя появилось в списках”. Я сказал своим брату, папе-инвалиду, матери, у всех – слёзы. Он ведь герой наш и легенда ВДВ, а история его такая, что хоть фильм снимай.

Отец Георгия был каменщиком, мать – заведующей парикмахерской. В школе занимался спортом, высокому подростку (а он был двухметрового роста) легко давались волейбол и баскетбол. Ездил с командой на всероссийские соревнования. После средней школы поступил в техникум, окончил его, ушёл в армию. Он попал в артиллерию – на комиссии выявили плоскостопие, а сам хотел в ВДВ. Уже в части увидел разведчиков, подошёл к офицерам и напросился к ним в роту. Служба была тяжёлой, он даже иногда говорил потом, что думал: “Зачем я туда пошёл?” Но характер у него стальной, он всё выдержал. Рассказывал, что несли они как-то плиту под тонну. Он говорит: “Я больше не могу”. Ему отвечают: “Ну, положи”. Он только положил, а его начали бить, еле отбился. Или вот в армии надо тянуть стодневку – дедам чай носить. К нему подошли и сказали, за кем он будет закреплён, а он отказался. Из всей роты один такой был.

Отец Георгия умер, когда тот еще был школьником, – сбил поезд. Мать с сестрой переехали в Уфу, когда он учился в техникуме. Поэтому, когда после армии Георгий вернулся в Давыдовку, в родном доме оставались только бабушка (она у него всю войну прошла, сама из пулемёта стреляла) и переехавший к ней жить второй сын. С дядей отношения не сложились. Были скандалы, милицию вызывали. А Георгия, когда в разведке служил, его офицер один заметил. Он предложил съездить в Кубинку, там – 45‑я отдельная гвардейская бригада специального назначения. Он смеялся ещё, говорил, что завербовали его. Ну а что делать: дома житья нет, он пошёл на контракт.

Гвардии сержант Авраменко

В 2012 году контракт закончился. За время службы Георгий накопил денег на жильё, купил квартиру в десяти километрах от Воронежа. Когда он на автобус опаздывал, то бежал эти двадцать километров по дороге – в туфлях, в обычной одежде. Он человек-машина, дали бы приказ бежать сто километров, побежал бы. Характер такой: не могу, но сделаю.

Через друзей устроился на вагоноремонтный завод, но через какое-то время ушёл оттуда, несмотря на хорошую зарплату. Сначала коллеги неприятно подшучивали, говорили “мазаный”, из-за того, что устроился через связи. А он любил всего добиваться сам. Потом решил, что от такой работы (на заводе) тупеет. Пошёл учиться в строительный институт, но после первой сессии бросил.

“Ноги стёр в кровь, но в автобус не сел”

Именно тогда, в этот непростой для него период, Георгий пришел к Богу. Верующим был и раньше, но теперь стал относиться к религии серьезнее. К тому моменту сестра поступила учиться в Петербург, он приехал навестить и… влюбился. В разговорах все повторял: “Питер, Питер, Питер”. Не мог не говорить об этом. Стал каждый месяц туда ездить, останавливался при монастырях, ходил в церкви, любил очень Ксению Петербургскую. Перед едой начал читать молитвы, соблюдал посты. Стал связан с Богом настолько, что не стеснялся креститься на людях. В маршрутках по Воронежу ездил и крестился на храмы. В конце концов Георгий переехал в Петербург и устроился на завод. Платили из-за отсутствия прописки мало, но Георгий вёл очень аскетичный образ жизни.

В 2018‑м, в сотую годовщину расстрела семьи Романовых, в одном из храмов ему предложили принять участие в царском крестном ходе. Чтобы вы понимали, как это происходит, принцип крестного хода такой: прошли 10–20 километров, устали, садятся в автобус, проезжают 5 километров, отдыхают, потом меняются. И так – до населённого пункта, там встречают, кормят, размещают. Я потом тоже присоединился к ходу – мы неоднократно спали у алтаря в спальных мешках. Так вот Георгий, как из Питера вышел, ни разу в автобус не сел, ноги стёр в кровь, но не сел.

В один из переходов в день рождения Николая II Георгий прошёл 63 километра. Я присоединился к ходу в Удмуртии и сначала его не узнал – весь обросший, борода двадцать сантиметров. Во время одной из ночёвок как-то я включил ему песню Лешего, это исполнитель армейских песен, с которым он пересекался в одном полку. В ней поётся так: “Сирия, за тебя пророк Илия”. Он чуть не заплакал – по ВДВ у него была ностальгия. А ещё за пару лет до этого началась вся эта ситуация в Донбассе. В крестном ходу были люди оттуда. Они рассказывали, что фашисты там издеваются над женщинами. Я видел, как он заёрзал, когда услышал об этом, – он очень хотел Родину защищать.

Его спросили: “Готов за Родину умереть?”

По словам Антона, вернувшись из крестного хода, Георгий отправился на Валаам. В монастыре он подошёл к священнику и попросил у него благословения на то, чтобы подписать новый контракт. Батюшка сказал: “Я тебя на смерть благословлять не буду”. Он там ещё побыл немного и уехал. Ходил нервничал, поехал опять на Валаам, стал послушником, научился коров доить. Поработал немного и снова подошёл к этому батюшке. Второй раз тот его всё же благословил. Он продал квартиру в Воронеже, думал, что потом купит в Петербурге – очень хотел там жить. Начал проходить медкомиссию, прошёл во внутренние войска, что-то у него там не получилось, он поехал в 16‑ю бригаду ГРУ в Тамбове, но и там служил недолго, уволился и вернулся в 45‑ю бригаду, где уже служил. Начал там психолога проходить, его спросили: “Готов за Родину умереть?” Он ответил: “Конечно!”

Последний раз Георгий звонил в феврале, говорил, что они выдвигаются на учения, будет без связи. После 8 июня в Давыдовке пошли слухи о его гибели. Это день мученика Георгия, его день как раз».

2 августа 2022 года в поселке Давыдовка Лискинского района Воронежской области на здании местной школы открыли мемориальную доску погибшему в ходе спецоперации на Украине Георгию Авраменко.

На доске написано:

«В этой школе учился с 1993 по 2003 год гвардии сержант, разведчик 45‑й отдельной гвардейской орденов Кутузова и Александра Невского бригады специального назначения ВДВ Авраменко Георгий Валерьевич (29.03.1986—08.06.2022).

Героически погиб при исполнении воинского долга в ходе военной спецоперации на территории Украины. Участвовал в захвате и удержании аэродрома Гостомель под Киевом в первые недели спецоперации. До последней минуты жизни он защищал мирных жителей Донбасса. Награжден орденом Мужества».

Богатырь. Он высокий, широкоплечий

Я связался с Давыдовской средней школой и мне сообщили телефон сестры Георгия.

В тот же день 14 сентября у меня состоялся разговор с сестрой.

– Лена, – обратился я к сестре. – Вот у вас брат Георгий (я сознательно не сказал «был»). Что это за человек?

Лена:

– Его все знали в Давыдовке. И когда я начала ходить на дискотеку, с кем-то знакомиться, скажу: «Алена». А спрашивают: «А кто такая?» – «Да Жорика сестра». – «А-а», и все понимали. Вот такой у меня брат, что меня знали как его сестру.

– А в каком году он родился?

– В 1986‑м. А я через три года…

– Выходит, взращен, можно сказать, Давыдовкой…

– Да.

– А что вам вспоминается о нем?

– Помню, что на дискотеку не пускал. У нас папа уже погиб в тот момент и он как глава семейства. Так и говорил маме: «Вот в девятый класс пойдет, тогда и будет дискотека»…

– Девчонки, ну как без танцев, – рассмеялся я.

Елена:

– А когда старше стала, у меня проблемы на работе. Ничего не говорила ему, а он как почувствовал. И денег мне дал…

Я понял: материальные трудности.

– Вы сказали: вся Давыдовка знала.

– Наверно, благодаря спорту. Ну и вообще он был общительный. Рассказывал всегда интересно, с юмором. Но все равно я как брата больше знаю. У нас что-нибудь поделить, что-нибудь отобрать. А вот, видимо, спорт. Мы как-то поехали на спартакиаду от школы, я играть в шахматы, а он поехал выступать: баскетбол и легкая атлетика была. Точно помню, бежал эстафету. Он то на одной точке защищает район, то на другой. И у района были успехи. Он бежал последним из наших школьников. А мы проигрывали, и все думали: наверно, не обгонит. А он взял и обогнал. Шансов вроде не было, а вот. И победили. В этом плане у него хорошие данные были. Богатырь. Он высокий, широкоплечий. Здоровый. У него всегда проблемы с обувью. Раньше же ездили на рынки одеваться, и вот помню, что все нам купили перед 1 сентября, а ходим ищем Жоре кроссовки. Ничего ему не налезает на ноги. Он же высокий был. У него друг тоже высокий. Такая компания в школе. И то ли он сам сказал: «Если кто будет обижать, скажи». И кто-то в школе ко мне докопался. И я пошла к брату, рассказала. И все. Помню, Жорка, с другом подошли к этому типу, что-то сказали: это моя сестра, больше не трогай. Заступался…

– Судя по биографии, его по жизни бросало. Хотя нас всех бросает в наше «дикое» время. Он же не сломался…

Елена:

– Знаете, у него всегда дело чести. Какие-то свои принципы. И вот когда были моменты, когда можно отступить от принципов и тебе будет полегче, он не отступал. Можно сказать, шел напролом: вот так вот должно быть и всё! По знакомству его устроили на завод с хорошей зарплатой, а его это не устраивало. Он должен был сам добиться всего. Образование: окончил железнодорожный техникум в Лисках. Причем поступил на платное отделение, но потом уже сам за счет спорта, за счет успехов в учебе перевелся на бюджет. То есть он сам. Потом решил поступать, хотел получить высшее образование. Он поступил, но первую сессию не сдал. Он хотел, чтобы все знал, сам понимал. Но, видимо, где-то знаний не хватало, и ему не хотелось: здесь спишу, там спишу, не хотелось. Ну и не получилось у него получить высшее образование. Видите, он со своими принципами… Он очень упертый. Вот он решил для себя, что вот так будет, он будет и дальше так делать.

А я подумал: принципиальный. Я знал вуз, в котором все решалось «мздой»: студенты целой группой скидывались и несли вместе с зачетками преподавателю и получали «свое». Видимо, в таких условиях мог оказаться Георгий, и, конечно, с его принципами он мог оказаться белой вороной, а то еще и попасть под горячую руку преподавателю-взяточнику.

С принципами жить труднее!

– Говорят, он к Богу шел…

Елена:

– Пришел, – сказала и спросила: – А откуда вы это знаете?

– А в Интернете есть рассказ его друга Антона. Вот «Ноги стёр в кровь, но в автобус не сел», – прочитал отрывок из рассказа друга.

– Вот это тоже к его «упёртости».

Я про себя поправил: принципиальности.

Георгий на крестном ходу

Елена:

– Вот он пришел к вере в какой-то момент. Вот были сложности и пришел к вере. У нас еще бабушка верующей была. Мы жили с ней. И она ходила причащала нас. То есть мы с детства ходили в храм.

– Когда подъезжаешь к Давыдовке, он в самом центре возвышается куполами.

– Вот именно в нем. А для детей он вообще огромный. В Давыдовке он один…

Он, как мужчина, должен служить в армии

– И вот он пришел к армии… Как вы говорите, парень крепкий, непокорный, такой не всякого прапорщика послушает…

Елена:

– Да, не всякого послушает. Для него не каждый был авторитетом… Он выбирал для себя… По срочке в Наро-Фоминске служил. А потом перевелся в Кубинку в 45‑ю бригаду[2]. Вэдэвэшником везде был. Он участвовал в параде на Красной площади, в параде в Киеве. В 2010 году, тогда же отношения хорошие. Дружили. Вот наши, российские войска с украинскими… А в 45‑й уже в разведку пошел. Многие в то время косили от армии, у него такой даже мысли не было. И по срочке он попал на последний призыв, когда служили два года. И он, как мужчина, должен служить в армии.

– И вот началась Специальная военная операция на Украине…

Лена:

– Он пошел служить по контракту в ноябре 2021 года. Еще не было СВО. Никто и не мог предположить. И все. А мы же знали, какая часть, и понимали, поедет на Украину. Мама знала, что он поехал на учения. Ребятам позвонил, что на учения поехал. А когда все началось, поняли, что он там. Надеялись, что где-то там не в самом пекле. А все подробности узнали после гибели. На прощании ребята с его части рассказывали. Говорят, от веры не отступил. Взял с собой религиозные книги. Читал. И даже когда было его время ночью на посту быть, читал их при огне костра. А так с ребятами говорила, они: «В Жоре ничего не дрогнуло». Не струсил, не убежал. Все четко.

– Вот Антон в заметке рассказывает, что последний раз Георгий звонил в феврале. Что они выдвигаются на учения… 8 июня погиб. В этот промежуток времени с вами общался?

– Нет. Были с его просьбы звонки маме, говорили: «С вашим сыном все нормально». Потом пытались узнавать. Мама в часть звонила, тоже пыталась узнать. Никто никакой конкретной информации не выдавал, но говорили: «В плохих списках его нет». Самое главное.

– А про Гостомель? Ведь штурмовали 22 февраля и потом сколько держались…

Елена:

– Я вообще не представляю, как можно было организовать, провернуть такое!..

– Бои страшные…

Лена:

– Мальчишка приезжал на поминки, говорил: «Сухпаек был», и говорил: «Жора ведь запасливый. И у него полочка. На ней все сложено, уложено». Я говорила: Неужели в такой обстановке еще какой-то порядок организовывал». Что они там какой-то свой быт налаживали. Лучше о боях с Антоном. Они общались…

– Награжден орденом Мужества?

– Он знал об этом ордене, потому что им давали за Гостомель. И когда наши войска отходили, они же ушли в Белгородскую область. И он там встречался с другом. И он говорил про орден Мужества, какое-то построение было. Но тогда еще не вручили, но он знал про него.

– А как погиб?

Елена:

– Он погиб в ЛНР. В Первомайском. Артобстрел. Копали окопы. И был прилет. С тем, кто рядом был, не разговаривала, а с его слов рассказывали ребята. Все спокойно было. Минут за тридцать до этого Жора дал этому мальчишке водички попить. Все спокойно копали. И потом этот прилет, и сразу… Четверо вроде погибших было тогда. Но все-таки ребята дождались, когда стихнет обстрел, все равно всех вытащили оттуда. Никого не оставили… Вот получили извещение… «Разведчик (номер расчета) группы специального назначения отряда специального назначения войсковой части 28337… Авраменко погиб 8 июня 2022 года в г. Первомайске Луганской области».

В эти дни Первомайск нещадно обстреливали.

Читаю на сайте новостей ЛНР[3]:

«10.06.2022 в 18:15 г. Первомайск подвергся массированному обстрелу со стороны ВСУ. Обстрел производился предположительно с применением крупнокалиберной артиллерии. В результате при обстреле зафиксированы попадания по центральной площади В.И. Ленина города Первомайска. По предварительной информации повреждены следующие объекты: ГУДО ЛНР “Детская школа искусств г. Первомайска” – повреждено остекление и фасад здания; ГУ ЛНР “Городской центр культуры и досуга «Заря» г. Первомайска” – повреждено остекление и фасад здания; администрация города Первомайска ЛНР – повреждено остекление (22 окна), полностью повреждено остекление входа и фасад здания; здание продовольственного магазина № 40 – повреждено остекление 1–3 этажей; прямое попадание во второй этаж в кафе общественного питания “Ольвия”; частично разрушен постамент памятника В.И. Ленину; повреждена плитка площади…»

«Ты – генофонд России. Высокий, здоровый, крепкий, умный…»

18 сентября мне удалось поговорить с мамой Георгия.

– Наталья Георгиевна, мне ваш телефон дала дочь Елена. Я хотел задать несколько вопросов о сыне.

– Да-да, она мне говорила, что Вы звонили…

– Ну, первый. Как я понимаю, он старшим ребенком в семье?

– Да, старший.

– А почему вы его Георгием назвали?

– У меня папа Георгий. И муж, глядя на моего отца: «Давай Георгием». Ну и решили – Георгий, Жора…

– Какой он, ваш сын?

– Давайте по порядку. Муж мой был очень своебразный человек: у него характер был. А мы с сыном даже характером похожи. А почему? Я вот вам расскажу. Дочь Лена учится во втором классе, сидит и решает задачку. Решает и говорит: «Я никак не пойму». Я ей объясняю, и она: «О, мам, я все поняла». Смотрю, решила задачу, а я бы по-другому, быстрее. Тут заходит муж. «Валер, реши задачу». Он решает так, как Лена. Заходит Георгий: «Жорик, а ты реши». Он решает так, как я. Представляете? Он вот такой. И многое в нем от отца. Такой целеустремленный, направленный. Если за что берется, он берется основательно и делает всегда хорошо. Вот у мужа была такая черта, если что делал, то не придраться. И в школе, они на права сдавали, там какие-то карты, так у нас ни машины, ничего, а Жорик один из первых сдал экзамен. Потом поступил в техникум, платно. Там два курса платно проучился, стал активно участвовать – что бы ни предлагали, он выполнял. Он исполнительный, если ему это нравится и когда к нему хорошее отношение и с ним находят общий язык, он все сделает. И на третьем курсе его перевели на бюджет. Вот такой ребенок. Таких ребят жалко… Это генофонд России. Всегда ему говорила: «Ты – генофонд России. Высокий, здоровый, крепкий, умный…» А в школе. Футбол, хоккей, волейбол и все остальное…

– А мальчишки, там на кулачках…

– Не скажу, что любил драться. А с учителями, – задумалась. – Вот черчение. В старших классах черчение вел мужчина. Я уже не помню, как звать, но это учитель такой мягкий. А этот стоит, на голову выше его, и уже Жорка диктовал свои условия. И вот тут уже был конфликт. Они ему на шею сели. Не хотят ничего делать. Жора уперся, что ли. И вызывали повлиять…

– Ну разве это конфликт?

– Да тут же десятый класс, сами понимаете, и девчонки…

– Да, себя надо показать…

– У него классная руководительница Наталья Анатольевна. Не скажу, что хулиганистый, но ребенок – мальчик.

В Интернете я прочитал, что на открытии мемориальной доски на школе в честь Георгия его классный руководитель Наталья Фрелина сказала[4]:

– Вы, наверное, ждете от меня слов: «Наш Жора с детства вел себя как герой». Нет, он был таким же непоседой, как и большинство детей его возраста. Даже маму в школу приходилось вызывать. Но он всегда был надежным другом. Помню, и спустя несколько лет после выпуска навещал меня в школе…

И теперь озвучил слова учителя маме.

Наталья Георгиевна:

– Да, да. Они понимали друг друга… А представляете, рост метр девяносто. А все эти девяностые годы, и как это с деньгами. Все это так было тяжело. А мы жили рядом со школой. Он утром и кашу геркулесовую поест, и чай попьет, придет в школу, урок-два просидит. Он есть-то хочет, его отпускают, он на перемене прибегал. А мы уже знали: быстрее-быстрее приготовим. В одиннадцатом классе он просто нас «съедал»…

– Растет мужичок!

Мама:

– Потому что он в постоянном движении, то у него футбол, то баскетбол. В спортивную школу ходил. И ездили по области, в волейбол играли. Но такого, чтобы злостного, никогда не было. И почему-то все равно его все любили. Есть же мальчишки хитренькие, подленькие, а этот нет. Открытый был. Я еще вспомнила, это Наталья Анатольевна была. В 9 классе заканчивается учебный год. У них в классе, что ли, урок был, и пошли на речку. Кажется, с учительницей. Ну и пошли на речку. Ну и ребята купили бутылочку, выпили. Те-то поумнее как-то… А этот же не умеет скрывать. У него все на виду. Учительница: «Иди сюда». Он же не умеет врать. Дело дошло до милиции. Меня вызвали. Там был Малахов Геннадий, наш участковый. Мы сели с сыном, разговариваем. Я: «Ну вот, сынок, видишь, где твои друзья. Пили все вместе, а в милиции ты один. Ты понимаешь или нет?» Думаю, у него это отложилось. Ну и покуривал. А потом всё. Шестнадцать лет, а он ни грамма, ни курить, повзрослел. И с тех пор не курил. Четко знал, как надо действовать в любой ситуации. И в армию пошел по контракту, у него все четко. Все грамотно. Когда по контракту служил, приехал в отпуск. Я приехала на вокзал его встречать. У него рюкзак размером с сахарный мешок. Они как, хоп, и через голову на плечи наденут. Пришли домой. Он на пол поставил. Не поднять, килограмм пятьдесят. Он его раскрывает, там вещи. Как учили в армии, все вещи уложены. Все плотно, все аккуратно. Все у него всегда было аккуратно. Он знал, где что лежит.

– А кличка у него какая-нибудь была? В школе…

– Нет, звали Жорик. Или Абрам, по фамилии Авраменко…

В армию. 45‑я бригада. Приход к вере

– А где он служил?

Мама:

– Его призвали в 2008 году. Он по срочке, это как раз последний призыв на два года. И служил в Москве. Писал письма: «Сижу в кубрике. У меня батон, масло, сейчас чай попью и пойду полы мыть. Как ребята старослужащие говорят: пока сколько-то километров полов не помоешь, служба не закончится». Его такая служба не прельщала, он пошел к командиру, высказал свое мнение.

– Что пошел служить, а не полы мыть…

– Да. А те ему: «Да успокойся…» А он свое. Тогда: «Ах, ты хочешь службу, мы тебе устроим». И перевели его в Наро-Фоминск. В десантную часть. Вот попал в часть, а там группа была дагестанцы. И вот говорит: «Что там было, там бои без правил». Вот почему, не знаю, он говорит. «Вот в умывальник зайдем туда». В общем, если попадались вместе, начиналась такая битва, что «раковины отлетали». А я говорю: «Что же офицеры?» – «А они убегали». Вот такая там служба была. Особо про срочку не могу сказать, телефонов не было… Вот через офицеров договорились, и его в 45‑ю бригаду в Кубинку. Вы в курсе, что это за бригада? Анатолий Лебедь, слышали, этот вэдэвэшник, знаменитый? Подполковник. Так Жора его знал. С ним служил…

– Анатолий Лебедь – яркий десантник. Прошел Балканы, чеченскую, войну с Грузией…

– Да. Там еще Паньков Вадим Иванович. Это такие легендарные личности. Вадим Иванович тоже в чеченской. Первой, второй. Когда Жору отпели, батюшка рассказывал. А он то ли бывший вэдэвэшник. В Чечне или где, Паньков сильное ранение получил. Думали, умер, отнесли в мешке в морг. Потом пришли в морг, а на мешке целлофан поднимается. Он дышит. Давай быстрее мешок снимать, – сказала и добавила: – У него даже челюсть из ребра сделана… Вот какие там, с кем Жорик служил…

Я не мог ничего сказать.

Мама:

– Жорик отслужил два года, пришел домой. Это 2012 год. Дома месяца два побыл, документы снова собрал и поехал в Кубинку. И там он сержант. Контрактник. В кубрике они жили. В то время можно было сержанту быть командиром отделения. В отделении девять или десять человек. И командиром у него был лейтенант. И много интересного рассказывал, как служба проходила. Потом этот лейтенант, это было года два назад, уже комбат. Полковник. И вот представляете, сколько бы они ни служили, у них сохранились очень добрые отношения. И когда у Жорки были трудные времена, когда денег у него не было, он занимал у одних, у других, вот он помогал. И Жорка рассказывал: «Появились у меня деньги. А тот в Москве учится. Звоню ему: “Давайте деньги отдам”. – “Где встретимся?”» Жора: «Мам, я подошел, он мне руку пожал, обнял…» Вот как.

– Отношения у вэдэвэшников!

– Да-да… Вот когда он служил первый контракт с 2009 по 2012 год, он был на параде Победы в Москве, еще на параде в Киеве…

– Вот, получается, на срочке получил уроки и в конце концов попал в нормальную воинскую часть. И там еще служил по контракту…

Мама:

– Действительно, тут в Кубинке и физическая подготовка на первом месте. Он мне говорит: «Мам, я в школе столько не писал, сколько я сейчас пишу. Сколько надо знать». Разведрота специального назначения… Уколы надо уметь делать. И оружие знал от и до. Потом же, когда в 2012 году контракт закончился, он в Воронеже работал на заводах, во время перерыва ему ребята: «Жор, расскажи». И он давай рассказывать, какое оружие, как устроено. Он умел рассказывать, его любили слушать. Рассказывал с чувством юмора, и смеялись, за животы хватались.

– А к вере как пришел?

– Бабушка – моя свекровь, она верующая. Она в церковь ходила, Жорика с собой брала.

– Мне Лена (сестра Жоры) говорила, как даже причащала…

Наталья Георгиевна:

– Да, она их причащала. Яйца ходили святили. Пасха у нас всегда была, как положено. Куличи. Куличи в пятницу испечем. Как сейчас: ой, мы уже в субботу съедим. Нет. У нас все до воскресенья, пока не встанем, не разговеемся, никто трогать пасху не может. У нас все было строго. Праздник был праздником.

– На крестные ходы ходил…

Георгий с бабушками и родителями

– Я вот не знаю, почему так получилось. Но к вере тоже по-разному можно прийти. Но вот он… Я вот не пойму, почему так? Вроде мы купили ему квартиру в Воронеже в Шилово. Живи. Молодой, красивый парень. Нет, что-то… Я не пойму. Раз так, то так должно быть. Вот он к девочкам: девочка обязательно должна… Не дай бог, что она будет курить. Он с ней даже разговаривать не будет. Чтоб была некрашеная, без маникюра, а настоящая русская девочка. И вот уже потом работал и: «Мам, ты знаешь, познакомишься с девушкой, а первый ее вопрос: “Где живешь и кем работаешь? ”» Но ему это тоже не нравилось. И вот как-то… Но, конечно, у него были в Давыдовке и все. Жили они вместе, но он: «Ну, никак не могу. И хорошая, но душа не лежит к ней…» И всё! Хоть он и на Валааме был раза три, наверно. Потом в Александро-Свирском монастыре раз или два. Это рядом с Петербургом. Близко, километров сто. Туда, в Карелии монастырь, чуть ли не в тайге, там и приходу мало, и народу мало.

– Трудником…

– Как к Богу пришел, просил называть его не Жорик, а Георгий. И мне трудно было первое время так называть его…

Привыкла.

Снова служить. В Гостомеле

– С гражданки он вернулся в армию. А почему?

Мама:

– Почему вернулся? Ну тут знаете, в армии и на гражданке – это разные вещи. Тем более он поступал на такие предприятия бюджетные. Вот один момент рассказывал: «Приду, работа, все есть. Но дают ее старикам, которые уже пенсионеры, а ты – молодой. Что тебе, у тебя детей нет, сиди и жди, пока работу дадут. А работа сдельная. Кто-то напортачит, а мне несут переделывать». У него получалось делать детали – гнуть железо. Он говорит: «Несут мне переделывать». Он такой человек, не терпел унижения. Говорит: «Вот сижу, идет мастер: “Иди, туалетную бумагу повесь в туалет”». Он: что это за такое. И: «Не пойду. Уборщица сидит вяжет, а я бумагу пойду вешать…» Ну как-то так.

– И как же он собрался?

– Ему весной в 20‑м году позвонили прямо на Валаам из Тамбова: «Не хотите у нас послужить?» Он сначала отказался. Вроде нет, а потом начал думать-думать и принял решение. Тут с медкомиссией что-то не получалось, но потом наладилось. Прошел медкомиссию, и служить в Тамбов. Как помню, 21 года 2 августа он поехал в Тамбов тоже служить. Ну мы созванивались. Я: «Че?» – «Оформляю документы». А потом: «Все, я не буду служить в Тамбове, поеду в Кубинку». – «Почему?» Ну он говорит: «Посмотрел, как там ребята относятся к службе». Они, как же он сказал: «Они не служат, а как на работу ходят. Все поженились, никому ничего не надо. Придут, штанги потягают, и все. А в Кубинке все по-другому». Вот.

– И он собрался в Кубинку?

– Да, договорился с начальством, его документы уже из Тамбова в Кубинку отправили, и поехал в Кубинку. Ну, приехал. Конечно, тридцать пять лет, а там ребята молодые. Вместе с ним контрактники – двадцать один год ребята. Он говорит: «Приехал, на меня так смотрят, мол, приехал дед такой». Вначале так. «Ну, – говорит. – Мне было тяжело». Звонит: «Молись за меня. Морально тяжело». Ну, вливание в коллектив. А потом через какой-то момент… Но у него физподготовка на первом месте. Стрельба, чтобы все знал и умел. И потом, когда началась подготовка в полную силу, он говорит: «Всё, мам, меня зауважали». И вот ребята приезжали, он же похоронен в Санкт-Петербурге, вы же знаете?

– Да.

– И приезжали на годовщину (8 июня 2023 года. – Примеч. авт.). И из Давыдовки приезжали. И двое мальчишек из его группы, глянули, слезы градом. С нами был мужчина взрослый: «Да, – говорит. – Молодые, худые, но дух есть». Как только они про него вспоминают, у них сразу глаза светятся. Вспоминали о нем. И вот еще ребята говорят: «Да, там они, – ну не знаю где. – Ночь. Палатка, ребята спят в палатке. Печка горит». А там же дежурят по очереди. И говорят: «Мы спим, а он сидит у печки и все время читал». Молитвослов, наверно. Псалтырь. И подкидывал дрова. Потом еще командир его отделения Сергей говорит: «Жор, да ложись же, отдыхай. Скажу, уйду, потом приду: опять читает. Постоянно читал и читал».

– А когда в феврале 22 года началось, он сразу туда попал?

– В январе же учения в Белоруссии, он мне 21 января звонит: «Всё, мам. Еду в командировку. Звонить не буду. Оттуда не звонят». Прямо так и сказал. А я-то думаю: какой мне надо быть глупой, бестолковой. Когда он еще собирался на контракт, я говорю: «Пусть он поезжает. Сейчас войны не будет. Кто сейчас, – думаю. – воевать будет. Жизнь такая хорошая. Кто сейчас будет воевать?» Я-то своим умом, мне пенсии, зарплаты хватает, мне больше ничего не надо. А оказывается, вот как… «Ну все, сынок, с Богом». Вот и всё… И тут 21 февраля присоединение этих республик, а я все работала. Прихожу после 23-го числа на работу, там в управлении железной дороги полы мыла, к ребятам. Там ребята умные. Спрашиваю: «Кирилл, что сейчас будет?» Он: «Тетя Наташа, да война началась». Я: «Мама дорогая!» Вот такие дела. И больше мы с ним, как в январе созвонились, больше не разговаривали. Единственное, на 8 Марта по телефону позвонил, поздравил кто-то – мальчишка-связист. Сказал: «Будет возможность, перезвонит». А еще его сослуживец. Жорик был командиром отделения, у него в отделении был Дима Богданов. Со Старого Оскола. Срочник. Они уже после Гостомеля в Валуйки приехали отдыхать. Я вот забыла, Пасха в 22-м году какого числа?

– 24 апреля 2022 года.

Георгий Авраменко (стоит) разминирует

Наталия Георгиевна:

– Они сидели в Валуйках. И Дима Богданов позвонил ему. Он: «Дим, так и так, если можешь, приезжай». Ну, Димка, конечно, на машину и в Валуйки приехал. Я: «Дим, ну что там, расскажи». – «Да что, по городу поехали, купили ему кипятильник…» Ему в определенное время уже нужно было быть у командира. «Если что, Пасха в воскресенье, приеду». Но Жорик больше не позвонил.

– А про Гостомель что рассказывал? Там же наши ребята держались…

– Вот среди них он и был. Орден Мужества как раз за Гостомель И с ними как раз был Паньков Вадим Иванович. Их командир бригады. А почему? Когда мы в Кубинке были на похоронах, батюшка сказал: «Он (Паньков) говорит: “Как я не поеду? Как я потом в глаза матерям буду смотреть”»… У Жоры был позывной «Пересвет». Пересвета ведь Сергий Радонежский благословил на Куликово поле биться с Челубеем. У сына иконка была Сергия Радонежского… Еще вот что, ребята, когда были, молодые, с кем в последнее время Жора служил, я одному говорю: «Сереж, ты знаешь, в Давыдовке мемориальную доску повесили и улицу в честь Георгия назвали». Он: «Мне кажется, Жорка был бы недоволен. Он не любил, когда на него внимание обращали»…

– Зато мы довольны… – произнес я.

– Да-да, а он смущался…

– Это в религии такие каноны: не выпячиваться…

На плечах таких скромных парней держится моя страна.

Не хочу «Джорджем», буду «Пересветом»

Мама Георгия дала мне телефон однополчанина сына, который после ранения лечился в госпитале.

20 сентября у меня состоялся с ним разговор.

– Сергей, когда вы с Георгием познакомились?

– С Жориком в ноябре 21 года.

– Когда он пришел служить по контракту?

– Да. Абсолютно верно.

– И какой он? Как вы его назвали?

Сергей:

– Мы его как только не называли, если честно. Изначально мы хотели ему дать американский позывной, грубо говоря, ну и он с ним ходил одно время. Позывной «Джордж». Он был «Джордж», ну где-то месяц, полтора. Потом ему что-то начало не нравиться. «Я – Пересвет, – говорит. – Я буду Пересветом». И все, взял себе позывной «Пересвет». Еще могу сказать: нечеловеческой силы человек. Прошу прощения за тавтологию. Очень сильный. Очень целеустремленный. Очень верующий человек. То есть у него каждый прием пищи был ритуалом. Любил он кушать очень много. Любил он кушать долго. Любил он кушать по церковным канонам. Я просто далек от церкви и особо не знаю, но подмечал всегда: вот, перед тем как попить водичку, он ее покрестит. Еду какую, перед тем как есть, перекрестит. Юморок у него был своеобразный. Мы с ним люди немножко разных поколений, ему тридцать шесть лет, а мне двадцать один, понимаете. И на войну я поехал в двадцать, и мы с ним немножко с разных планет, грубо говоря. Жорик, он консервативный человек, он очень запасливый, кстати, был. Это я в командировке подметил. Любил бокс, спорт. Для него бокс вообще одно из его увлечений. Я помню, как он показывал на двери, как «Тайсон» бьет. Это было на Гостомеле в Киевской области. Вот так…

– Мне мама рассказывала, что когда на срочке был, там выяснял отношения с дагестанцами…

– Я даже не удивлен, на самом деле…

– Вот видите, он огромный дяденька Гулливер, и тут вы. Он для вас папаша или брат?

– Скорее как брат. То есть мы с ним на дружеских отношениях. С ним хорошо общались, вот конкретно я. Потому что я сам по себе такой человек: либо нейтралитет, либо мы друзья. Никак иначе. То есть мы ни с кем не враждуем, кроме явных врагов, понятно, что да, он враг. А Жорик таким не был. Общались мы с ним очень хорошо, и я помню в самом начале, когда только-только познакомились, мы часа два с ним потратили. Ну, про футбол общались, как он раньше в футбол играл и все остальное. И не только про футбол. Но про спорт в основном.

– Мне мама рассказывала, что он фанатиком был, должен знать все про оружие. И по физподготовке, то есть не шланговал.

Сергей:

– Он все: «Я – спецназ. Я – спецназ». И все соответственно. А чтобы быть в спецназе, надо спецназу соответствовать. Жора соответствовал.

– А какие-то случаи расскажите… Ну, где Жора удивил, что ли…

– Ну это надо сидеть и лопатить всю командировку…

– Я сначала не придал значения Гостомелю, а когда вник: Отважные ребята там бились. Как назвали «Двести спартанцев»…

Сергей:

– Представляете, сколько там событий за день произошло, особенно на Гостомеле.

– За день! А еще вокруг… Можно испугаться, и боязнь какая-то. Мы же люди. Как такие события переносил Жора?

– Жора переносил спокойно. Это я точно помню. Спокойно. У него не было какой-то излишней суеты. Паники. Может, он это не показывал. Хотя все равно чужая душа – потемки. Но все вот эти тяготы, обстрелы, очень спокойно переживал.

– А, может, потому что в Бога верил?

– Возможно. Просто мы с ним на том направлении не плотно вместе работали. Мы в разных дозорах с ним, поэтому каждый дозор держал свой отведенный участок. А наши участки с ним не пересекались. Поэтому я особенно и не расскажу. Да, мы ходили на задачу, но тоже сильно не пересекались, потому что я в главном дозоре. Я группу веду, я хожу в голове группы. Ну, по названию понятно. Жора ходил, по-моему, в правом или в тыловом дозоре. Но это не значит, что он сзади где-то там отсиживался. В правом дозоре он ходил. Да, правый дозор. У нас вся группа, она мобильная. Вне зависимости левый ты дозор, правый дозор, он в любой момент может головным стать. Даже если ты тыл, даже если ядро, потому что в любой момент могут с любой стороны напасть, особенно со спецификой нашей работы.

– После Гостомеля он был в Первомайском, где и погиб. Вы с ним в тех боях участвовали?

– Нет, в этих боях я был не с ним. В эти моменты, особенно когда он погиб, он был в другой группе и в другом отряде. Такая история…

– Но бригада та же самая?

– Да, просто он был в другом отряде. И работал с ними. А в момент его гибели я уже был по ранению в госпитале.

– Скажите, вы же и пленных брали, в Гостомеле том же… Что можете сказать о них…

– Честно, я даже удивлялся, что у нас пленные слишком вальяжно себя чувствуют. И курит он сидит, и руки у него не связаны. И он лицом в пол не лежит. С ними такое бережное отношение, я даже удивлялся порой. Но тоже зависит от категории пленного. Если это просто дядечка, которого просто забрали в армию, соответственно, он будет дядечкой и в плену. Особой информации он не даст. Ничего особенного не сообщит. А если это человек, так скажем, нацистских наклонностей и мировоззрения, да, ему будет немножечко похуже. Как-то вот так…

– Скажите, вот названа улица в честь Георгия, мемориальная доска на школе, а у вас в части он как-то отмечен? Вот есть танковый батальон, он с Северного флота, с Печенги. Так у них сделали мемориал и там фото погибших…

Сергей:

– У нас было два мемориала, у нас и храм на территории части, в который Жора любил ходить, насколько я помню. Вокруг храма у нас аллея, где люди и в чеченскую… Короче, начиная с Чеченской кампании и до 2020 года – погибшие были. И они там отражены. А о новых, кто в этих событиях нас покинул, пока ничего не делали, но это сделают обязательно. У нас в бригаде ценят память о людях. У нас людей любят, ценят и берегут. Поэтому каждая потеря для нашей бригады – это очень больной удар. Память о наших пацанах священна. Поэтому у нас два мемориала: один вокруг храма, второй прямо на плацу. Большой гранитный памятник. Там, например, Герой России Анатолий Лебедь.

– Мне про него мама Георгия сказала. Яркий воин…

Сергей:

– В нашей бригаде был.

– Он погиб в 2012 году, а Георгий служил с 2009-го по 2012-й в бригаде. И видимо, знал его.

– Да, с ним пересекался…

– Но у вас и Вадим Иванович…

– Вадим Иванович Паньков. Это командир, которому любой человек нашей бригады хоть каждый день может говорить огромнейшее спасибо, и, мне кажется, один из самых уважаемых людей в стране.

– А почему «спасибо»? Это же великая вещь, когда такое говорят командиру… Обычно ведь: командир прошел, а на него косятся…

Сергей:

– У нас такого нет. У нас командиры все хорошие. У нас отбор в бригаду, у нас дураков нет. Ни среди солдат, ни среди командиров. Поэтому я всегда всем говорю, что бригада – это немножко отдельная планета по сравнению с другими войсками, другими частями. Даже если это те же ВДВ, все абсолютно по-другому. И благодаря Вадиму Ивановичу мы сейчас с вами разговариваем…

– И последний вопрос: вам вспоминается «Пересвет»?

– Могу так сказать: не так чтобы каждый день, но раз в неделю, точно бывает. Может, я какую-то фразочку его скажу. Вот, высшую степень чего-нибудь, он называл: «вощще». Что-нибудь случилось, он: «Ну это вощще». И он это мог десять раз подряд сказать за одно предложение… Частенько вспоминаю. А как я могу не вспоминать. С ним столько всего прошли, как не вспоминать…

– И все-таки еще вопрос: он похож на Илью Муромца?

– Илья Муромец был высокий и здоровый, а Жора был высокий, но не настолько здоровый…

Вот об этом воине с позывным «Пересвет» хотелось писать и писать.

Спецназовец Авраменко

21 сентября 2023 года в стране отмечали День победы русских полков на Куликовом поле, отмечал и я: окончил книгу о наших «Пересветах»[5] из современной России.

21 сентября 2023 года

Ждал чего угодно, но не этого

Когда днем 26 января 2024 года я гулял с женой по улице, раздался звонок, на экране телефона высветилось: «Адвокат Слепченко».

И, нажимая на кнопку, я уже кричал:

– Юра, где ты?!

Почти месяц ждал с ним встречи и собирался выдать ему: «Куда пропал?», «Почему не звонил?», как из телефона раздалось:

– Да вы спутали, это не Юра. Это адвокат Коноплев, я вам звонил про Юру, номер давал…

Я еще не успел понять, почему номер адвоката внес в память под фамилией Слепченко, как прозвучало:

– Он погиб…

Меня как подкосило.

И качаясь:

– Как, я же с ним 3 января должен был встретиться…

С 3 января он уходил в отпуск и должен был объявиться.

И уже лезли мысли… Как? Когда с ним последний раз связывался, он был в Курской области… Но и ее кошмарят хохлы… А, может, снова за ленточкой?.. Или в отпуск не отпустили… Или… Эти «или» копились, как снежный ком. В висках стучало.

Жена, посмотрев на меня, спросила:

– Что с тобой?

– Да вот, да вот…

Не мог объяснить. И хотелось что-то делать, а что? Куда-то бежать, а куда? Выяснять, а где?

Взял себя в руки и рассказал жене:

– Я хотел с ним встретиться… Он должен был 3 января уйти в отпуск и приехать… Я хотел с ним поговорить…

– Он на СВО? – спросила жена.

– Да, ушел туда добровольцем…

– А где это случилось?

– Ничего не знаю… Ничего…

Еще не успел прийти в себя, как раздался другой звонок. Звонил боец, с которым познакомился перед концертом для раненых в Театре Российской армии полтора месяца назад.

И из него полилось:

– Моя рота понесла потери: брали Берестовое. Перед этим Крахмальное… 200‑е… 300‑е… Пошли без танков. Без огневой поддержки. Взяли такой ценой…

Что я мог сказать? Да ничего…

А он проходил лечение. Нужно к невропатологу, пришел в городскую поликлинику. У него спрашивают: «Вы с СВО?» – «Да». Он же не может обманывать. Ему: «Вам обращаться только в поликлинику Министерства обороны». И отослали. Он поехал в Лефортово, а там очередь: раненые, пенсионеры, курсанты. Четыре часа просидел, рассказал о проблемах со здоровьем, а ему разве что назначили повторное посещение 2 февраля.

И тут мне сказать было нечего.

Я теперь переживал и за раненого.

А в голове уже пульсировало: а не брал ли Юра Берестовое?

Полезли мысли. Пошли брать опорник. А на снегу как на ладони. Юра почти добрался. А ребят кого положили, кто откатился.

Перед Юрием встал вопрос: брать одному?

Сможет ли? Закидать гранатами? А их всего две…

И вот «птичка» полетела…

Сейчас увидят и накроют, как ни маскируйся, как ни зарывайся в снег.

Дотянуть до ночи, а потом ходу?

А у хохлов тепловизоры…

Или рвануть вперед и, даст Бог, захватить окоп…

– Ты что? – одернула жена, возвращая меня на бренную землю.

Переписка

Дома сразу сел за компьютер.

В Интернете нашел[6]:

«Стало известно о гибели бывшего кандидата в губернаторы Воронежской области 49‑летнего Юрия Слепченко. Об этом сообщила газета “Новости Воронежа”. Юрий Николаевич принимал участие в Специальной военной операции. В 2018 году он баллотировался на выборах губернатора Воронежской области, но потом снял свою кандидатуру.

– Сегодня с прискорбием узнал, что при исполнении воинского долга в ходе Специальной военной операции погиб мой друг, одногруппник и единомышленник Юрий Слепченко, – сообщил в своем телеграмм-канале депутат Воронежской городской думы Артем Рымарь».

…Про то, куда уехал Слепченко, я узнал случайно. Адвокат Коноплев летом 2023 года при встрече обжег меня фразой:

– Юра Слепченко там, за «ленточкой»… Подался в казачество, есаул, а теперь ушел добровольцем на войну…

Юрий Слепченко

Кто-то намекал на финансовые проблемы у Юрия, отца трех детей, но он вряд ли поехал на войну только из-за денег. Если бы его волновал только денежный вопрос, он мог бы завербоваться на вахтовку на Север, а не соваться в самое пекло. Тогда то ли забыв фамилию Коноплева, то ли просто по ошибке вбил его номер под фамилией: «Адвокат Слепченко».

Потом Коноплев прислал мне номер сотового Юрия, и я внес его в память уже под настоящей фамилией.

27 октября я позвонил Слепченко.

Он не отвечал.

А когда я послал эсэмэску: «Юра, это Михаил Федоров», он мне прислал в ответ в Телеграмме:

«… 18:16 (время)

Миша, привет!»

Следом на мой звонок послышался хрип. Юра еле говорил, и я с трудом сумел понять, что он в Макеевке в Луганской области. И мне позвонит.

«…18:16

Я говорить пока не могу… голос сел…» – прислал эсэмэску и два своих фото.

Вместо красавца капитана милиции, преподавателя (он со мной работал в одном вузе) я увидел мужчину с утомленным, исполосованным глубокими морщинами лицом, а его черный волос отливал белизной.

Ему ответил:

«Не узнать Дядю Степу!»

Теперь мы переписывались. 29 октября в 10:0 °Cлепченко прислал фото рыжей собачонки на мешках и свое – в куртке с капюшоном и погонами сержанта.

Подпись под своим фото:

«Миша, я такой!!!»

«Да, выпало же тебе…» – я всматривался в складки на лице Юрия, а уходящие за ним вдаль поля говорили, что он где-то рядом, в степном краю.

Рассмотрев фото собачки, послал эсэмэску:

«… 10:35.

Это что за бобик?»

И потом:

«… 10:55. Загляни в Интернет, книга М. Федоров “Герои СВО. Символы российского мужества” и книга “Герои СВО. Воронежцы”».

Не дождавшись ответа, 30 октября в 19:19 снова послал:

«Что молчишь?»

1 ноября в 20:47 он ответил:

«Жулька…»

Теперь меня интересовала судьба собачонки.

Жулька

В 21:07 эсэмэску:

«Откуда она?»

В 21:08 получил ответ:

«Здесь на ВОПе была до меня…»

Я в 21:09 послал:

«Она живет в окопе?»

Он в 21:10 ответил:

«Спит в коридоре у входа в кубрик».

Я в 21:11:

«До передовой далеко?»

И следом в 21:14:

«Помогает?»

Юрий в 21:15:

«Сейчас это Суджанский район Курской области… 3 км от границы с Сумской областью Украины».

Выходило, теперь Юрий находился в России.

«По крайней мере, не на передовой», – с облегчением подумал я.

Юрий в 21:18:

«Меня снова перевели для натаскивания солдат-срочников».

«Сказался опыт педагога, кандидата юридических наук», – обрадовался я.

Еще в 21:18 он:

«Здесь боевые действия не ведутся…»

И слава Богу!

Еще в 21:18:

«Залетают БПЛА, ждем заходов ДРГ…

Но при мне таких случаев не было…»

Еще в 21:19:

«Я за ленточкой под Макеевкой Луганской области ДНР

(Краснолиманское направление) был с 3 августа по 14 октября…»

Я ему в 21:21:

«Дорогой, натаскивай! Обнимаю тебя и Жульку».

Слепченко в 21:22:

«Раньше у меня был 2‑й батальон 5‑я рота полка 252… Сейчас я командир 2‑го отделения 1‑го взвода 2‑й роты 15‑го батальона полка 252…»

В 21:23 прислал два фото и подпись:

«Шеврон бойца с позывным “Бес” и флаг полка 252».

Прочитав на шевроне и на флаге слово «Людоеды», в 21:29 я послал:

«А почему надпись “Людоеды”?»

Он в 21:32:

«Изначально хохлы назвали наш полк “людоедами”… А потом это прижилось».

«У страха глаза велики, – подумал я. – Значит, боятся, и это хорошо».

Юру знал как добрейшего, душевного парня, который скорее пригреет, чем оттолкнет, и то, что он назвал «флагом», воспринимал не более как страшилку для противника.

В ожидании встречи

В Интернете наткнулся на песню:

Песня подтверждала слова: боятся и зовут так!

Тогда как парни ничего общего не имели с людоедами.

В тот же день 1 ноября Юрий в 21:35:

«Я тебе сейчас скину фотки сначала с передка… А потом Курск и Суджу. Дальше Богучар. Курск…»

Я в 21:45 Юрию:

«Жду фотки (видимо, не дошли)».

В 21:47:

«А кто такой “Бес”?»

В 21:56:

«А мне сказали, ты есаул».

Дядя Юра с бойцом

4 ноября в 01:23 он прислал:

«Я есаул по казачьей иерархии… Кошевой атаман хутора Северный… Капитан милиции, майор внутренней службы УИН (управления исполнения наказания. – Примеч. авт.), но для МО (Министерства обороны. – Примеч. авт.) я пока младший сержант… Офицера получу, когда будет госнаграда…»

«Когда ты ее получишь?» – пронеслось у меня в голове.

7 ноября в 1:50 прислал фото.

Я читал висевшее на крюке объявление:

«Внимание!

Сегодня 21 сентября 2023 года в блиндаже Кузнеца в 17:00 состоится лекция “Алкоголь и человек”.

Присутствие личного состава по усмотрению командиров взводов.

Доцент».

Юрий читал лекцию. Всем была известна людская слабость.

13 ноября он слал смайлики – сердечки, зубастиков, носатиков, а я пытался дозвониться, но безуспешно.

14 ноября в 16:46 получил сообщение:

«Миша, привет!»

Следом в 16:46:

«Проблемы со связью».

Я в 20:57:

«Когда я тебя увижу?»

Он в 23:14:

«С 3 по 18 января у меня отпуск»

И в 23:14:

«Найди меня в “Одноклассниках”…

У меня в друзьях там Посохов Виктор. Он тоже писатель… про меня уже что-то писал… и вообще, вы найдете общий язык… Его номер телефона 892020… Виктор Иванович Посохов».

Я в 23:29:

«Вот и увидимся»

16 ноября в 4:33 он прислал фотографию, на которой за столом обедал в кубрике. В миске рисовая каша, рядом ваза с печеньем, майонез, банки с овощами.

Скромная солдатская пища.

В 06:00 на мое письмо: «Вот и увидимся», прислал:

«Да».

Теперь в ушах у меня стояло: «3 января буду в отпуске и поговорим».

Я ждал 3 января, надеясь наконец-то уединиться с родственной мне душой и услышать правду-матку о житии-бытии наших бойцов.

Сдерживался, не звонил.

Но срывался.

19 декабря позвонил в 20:12…

20 декабря – в 10:32…

26 декабря, сгорая от нетерпения, в 14:28 послал эсэмэску:

«3 января приедешь?»

Перед Новым годом названивал: вдруг он приехал. Но никаких ответов не получал, отсутствие которых относил к особенностям службы Юрия.

С утра 3 января ждал, представляя, как придет бородач, мы усядемся на диван, наговоримся.

Но тщетно.

В 14:48 звонил: «Вдруг Юрий номер телефона забыл?», «Вдруг найти меня не может?».

Не дозвонившись, в 14:51 послал эсэмэску:

«Юра, ты в Воронеже?»

Теперь, что ни день, звонил, слал эсэмэски, которые оставались без ответа.

Сетовал: ведь написал же, поговорим!

Что ж не ответишь?

Оправдывал его: наверно, не отпустили. Отпуск отменили и снова за ленточкой в том же Берестовом. А может, все-таки на границе с Сумской областью тренирует бойцов.

Время шло. Обратил внимание на последний заход Юрия в телефон 17 января 2024 года. Значит, живой. И это успокаивало. Хотя спрашивалось: а он ли входил? Если кто-то другой? Неясность одолевала…

Ждал.

Мысли в голову

Теперь после известия Коноплева о гибели с определенностью мог сказать: лучше бы одолевала неясность, чем теперь убивала страшная ясность.

И мысли: когда? Как?..

А накануне 25 января под Белгородом сбили наш Ил-76. В Интернете увидел видео: лайнер летит все ниже и ниже, кренясь набок. Видимо, уходил от поселка в поле, где надеялся сесть… И тут вспышка: новое попадание, и самолет, горя, падает. Взметнулся купол взрыва.

Показывают черное облачко в небе после первого попадания в самолет. Передали: погиб наш экипаж и 65 пленных украинцев. Их везли на обмен. И уже бредовые мысли: а не оказался ли в самолете Юра? Хотя как, он не летчик. А может, сопровождал пленных… К ним цеплялись бои за Берестовое…

Адвокат Коноплев позвонил:

– Погиб в свой день рождения, 24 января…

– Два дня назад…

Версия с Ил-76 отпадала. Вечером другой адвокат прислал некролог адвокатской палаты.

Спросил у него:

– Что и как? Где и когда прощание?

– Видимо, в Белгородской области, где его родители… – услышал в ответ.

– Когда?

Не знает…

Зашел в телеграмм-канал в группу «Людоеды», в которую включил меня Слепченко.

26 ноября.

Хриплым голосом боец пел песню:

8 декабря в 11:09 Николай (некто)

с телефона номер 8904463…

«Ты где, Доцент???»

В 11:09 ответ:

«Всем привет, братья».

В 11:15 с телефона 8903401…

«Привет».

Николай:

«Банзай, ты береги себя, брат, ты нужен, и это факт. Жму 5».

Кто такой Банзай?

Почему береги?

Что, он за ленточкой?

27 декабря в 22:34 Николай:

«Как там Доцент?»

И перерыв…

Который как взорвали письма.

26 января в 22:58 Алексей

8929001..:

«200»

27 января в 9:28 Николай:

«?»

Днем 27 января сообщение от Рымаря:

«… сегодня мне позвонила супруга Юрия Слепченко Татьяна. Он сейчас в Ростове-на-Дону. Будем организовывать перевозку и прощание в понедельник…»

Выходило, повезут в Воронеж. А я уже купил билеты в Москву на мероприятие в понедельник, от которого отказаться не мог.

Мучительные поиски. На рыбалке

Вечером позвонил своему другу, заведующему юридической консультацией Фирсову:

– Юрий Михайлович, а вы не знали адвоката Слепченко?

– А я его хорошо знаю, – рассказал Фирсов. – Он работал одно время в моей консультации. Недолго. Начинал, кажется, у меня, потом уходил, возвращался. Он яркий человек. Не только как адвокат, но вдобавок коллекционировал головные уборы военных. Фуражки. Потом какие-то, в них казаки, башлыки – красный материал. Помимо этого, и морские. Много всяких… У меня они на даче лежат. Я их пересыпал от моли… Собирал шинели военных. Какого-то полковника. На даче штук пять – семь лежат у меня. Так что это потеря действительно большая. Я тоже под впечатлением от такого известия.

– Он и в милиции служил…

– Да, служил. Но он довольно давно в адвокатах. Он же кандидат юридических наук. Потом он то ли прекратил, то ли приостановил членство…

На сайте Адвокатской палаты Воронежской области я прочитал, что свой статус адвоката Юрий Слепченко приостановил.

Фирсов:

– Он очень активный. Например, записался в казаки. Какое-то время ходил в казачьем обличье. Папаха, соответственно, нагайка в сапоге. И даже в суд в таком виде ходил. Потом даже кандидатом был в губернаторы. Вот немножко авантюрного плана.

«Беспокойного», – подумал я.

Фирсов:

– Он легковозбудимый был… Сам он из Белгородской области. Отец пчелами занимался, Юра привозил нам мед не раз. Где-то из сельской местности. Мой сын ездил к нему на родину.

– И поехал на спецоперацию…

– Да, он звонил мне. Только не знаю, откуда именно. А что случилось, не знаю…

– Он добрый…

– Да, молодец! Вот у меня сын попал в тяжелейшую ситуацию, и вот именно он, единственный из друзей, помогал… А ездили с ним на рыбалку (Фирсов был заядлым рыбаком. – Примеч. авт.) дикарями в Астраханскую область. И вот он там проявил себя с очень хорошей стороны. Чего его ни попросишь, все сделает. Погреб там для хранения рыбы вырыл буквально за несколько часов. Он же крепкий, сильный. Как начал кидать – ему сказали, где копать, и он пошел, как экскаватор. Ну, держался нормально… Не то что с нами был один адвокат, так тот хлюпиком оказался. Топором рубил дрова и ногу поранил, после этого он от всего отказался и ничего не стал делать, а вдобавок в палатку, где он был, сунулся спать или отдыхать, а там змея. После этого он с палкой ходил и без нее вообще не выходил. Защищал себя этой палкой… А Юра нет, он другой… Тогда мы поймали сома на восемьдесят килограмм, Юра помогал его вытаскивать…

Потом звонил подполковнику Блашенцеву, который когда-то работал в институте МВД.

И тот:

– Да, двери наших кафедр друг на друга выходили. И я часто с ним пересекался… Добротный…

Юрий Слепченко – пчеловод

На сайте 36оn прочитал[7]:

«Я училась у него в институте МВД, он был очень честным преподавателем. И позже, когда закончила вуз, обращалась к нему как к адвокату, он всегда помогал. Поразило тогда, что он бесплатно консультировал малоимущих людей, попавших в сложную жизненную ситуацию, и помогал в судебных заседаниях за копейки, – рассказала нам бывшая студентка Юрия. – Ничуть не была удивлена, когда узнала, что он пошел служить добровольцем, ведь ещё в институте он пропагандировал патриотизм и всегда учил нас жить по совести, а не гнаться за наживой и кошельком».

Рассказ учителя

Утром 28 января позвонил Посохову, с кем советовал поговорить Юра.

– Я уже знаю все (о гибели. – Примеч. авт.), – ответил Виктор Иванович. – Он из Вейделевки. Рядом с Валуйками. Здесь его родители живут. Сестра. Здесь средняя школа, он в ней учился. Он был чемпионом области по самбо, по дзюдо. Учился очень хорошо. А я учитель истории у него…

– Поэтому он и на юридический пошел? – Я заметил близость истории и юриспруденции.

– Не знаю. Но он выделялся. И речь поставлена. Подкован на язычок. И уехал в Воронеж учиться в юридический техникум. Потом юрфак…

– А папа, мама?

– Они простые. Труженики. Отец, по-моему, трактористом был. Две сестры младше его…

– Мне писал, что находился в Курской области. А вы пересекались с ним?

– Он с СВО мне пару раз звонил. Однажды: «Виктор Иванович, приключения со мной произошли». Там он попал в один переплет. В окоп к украинцам…

– Как в окоп?

– Ну послали его. Пошел и попал. Было темно. А он на украинском мог говорить. И пока с теми начал говорить, вырвался оттуда.

– А когда это случилось?

– Это его последний звонок был мне. Или перед Новым годом, или после в первых числах…

«В отпуск не поехал!» – теперь дошло до меня.

Учитель:

– Он пошел то ли за дровами. Там нужно топить дровами, чтобы тепло было. Пошел и в окоп. Залез, а они там сидят, – подробнее рассказывал Посохов. – Или азовцы, или бандеровцы. Он понял, что хохлы, и говорит: «Кто старший тут?» Начал резко с ними. Он умеет. «Кто старший? Доложите мне!» А один хохол вскакивает: «Ты що, не видишь, кто я такой?» В общем, на понты взял их. И он с ними, ну, по-хохлячьи говорил. У него мать хохлушка. И он из этого окопа правдами-неправдами, понял, кто здесь, и вырвался. И мне вот это рассказал…

– А как так, он же капитан милиции. Майор внутренней службы. А рядовым пошел воевать.

– Не знаю, не могу объяснить.

Так же кому-то трудно было объяснить поступок генерала Боташева, который под Луганском простым летчиком на самолете полетел выручать окруженных ополченцев и был сбит.

– Я хотел его расспросить, но теперь уже поздно… У него казачье звание. Не знаю, как погиб. Не знаю, в Воронеже будут хоронить или родители заберут сюда…

– А где это произошло, когда в окоп попал?

– Мне кажется, на Купянском, скорее всего, на Сватовском направлении… В сторону Краматорска…

Все больше убеждался в том, что Слепченко вместо отпуска поехал на передовую. Видимо, возникла такая необходимость. А неотгулянный отпуск мог присоединить к неотбытому, – вспомнил я заверения президента военным, – и Юрий дожидался двух отпусков сразу.

Переписка однополчан

Когда прощались с Юрием Слепченко в Воронеже, я не смог присутствовать.

В переписке «людоедов» нашел:

30 января 12:41 с номера телефона 895171… kolyan прислал рисунок с человеком, у которого слезы текут ручьем.

Николай, друг Слепченко в 12:44:

«Что плачем?»

В 12:45:

«Мы живы и надо сделать то, что Юра желал.

Победы».

Алексей с номера 8952496… в 15:51:

«Пацарики, что, доцент 200?»

В 15:51:

«Как и когда?»

30 января Николай в 16:02:

«Да, сегодня похороны, и на прощании был. Я туда попал, уйдя из госпиталя».

Алексей с номера 8952496… в 16:05:

«А где похоронили?»

Николай в 16:13:

«Сегодня похороны. Повезли в Белгородскую область»

Алексей… в 16:14:

«Да, мои соболезнования, пацаны».

Алексей в 16:14:

«А он на передок снова уехал».

Алексей в 16:15:

«Мы в октябре вместе вышли оттуда».

Вернувшись домой, я продолжал поиски тех, у кого мог узнать о Юрии Слепченко.

Рядовой Ломоносов

Узнав по переписке, что в Воронеже в госпитале находился боец по имени Николай, и номер его телефона, я в пятницу 2 февраля набрал номер.

Николай не ответил, но через пару минут сам перезвонил. Я представился, сказал, что знаю Юру, что осенью договаривался с ним встретиться, что живу рядом с госпиталем, и предложил прийти к себе в гости, но Николай сказал, что ему не разрешат, и я сам могу подойти к проходной, и он ко мне выйдет.

Спустя час я направился к проходной госпиталя, через которую туда и обратно сновали военные в камуфляже.

Подходя к ней, набрал номер:

– Николай, я подхожу…

– А к какой проходной?

– Она, кажется, одна…

– Нет, на… – назвал улицу совсем в другой части города.

– Как?! На… – назвал улицу проходной. – В госпиталь…

– А нас перевели. Я в палаточном лагере…

Сначала не понял: договаривались ведь о проходной госпиталя, откуда Николай убегал на прощание, а выходило, нет. Мне трудно было объяснить слова Николая, а он уже говорил, что отпросится у ротного в увольнение и приедет.

Я вернулся домой и ждал его приезда, позванивал ему, но тот не отвечал. Но вот списались: выходит, я зря его ждал.

Он написал, что могу в воскресенье приехать к нему к воинской части.

Что ж…

Вот поехал на другой конец города, плутал по улицам, добрался до части, и на проходной ко мне вышел худощавый, со складками на лице, мужчина. Отходить далеко от ворот ему запретили, и мы говорили около поставленных друг на друга бетонных колец с амбразурой для стрелка.

Присутствие рядом военных мешало откровенному разговору. Но потихоньку я выяснял: мой собеседник Николай с фамилией русского академика Ломоносова родился в 1979 году в Ростовской области в Гуково. Когда-то отбывал срок, но потом биографию почистил, работал в ВПК (понятно, на оборонном заводе) в другой области, в июле 23 года поехал на СВО.

– Понял, что отсиживаться хватит… – говорил бесцветным голосом. – И с Юрой на СВО. На машинах из Воронежа в Рогово, на полигоне одиннадцать дней потренировались и сразу же уехали за «ленту» в Макеевку.

– У него какой позывной?

– «Доцент».

– А почему?

– Он же с образованием.

– Еще бы, кандидат юридических наук!

– Он у комбата вел документацию, очень грамотный человек.

– Мне он писал, что командир отделения.

– Было и такое.

– А ты молодец, из госпиталя на прощание вырвался…

– Да вот, еще ногу просветят, датчики снимут, – посмотрел на ляжку. – Может, в отпуск на месяц отправят, и к вам заеду. Вон машина стоит с черной крышей, – показал на иномарку среди других скопившихся на обочине машин. – И тогда за чашкой чаю…

– Хорошо бы… А когда тебя ранили?

– 16 октября.

– То есть ты с Юрой расстался.

– Да. А Юру вывозили на границу, он там побыл, потом его вернули опять под Макеевку. Потом его хотели засунуть в штурма́.

Как я понял, в штурмовики.

Николай:

– Комбат, пообщавшись с ним, сказал: «Нет». Это последнее, что я знал. И он отправился обратно…

– Мне его учитель Посохов из Вейделевки рассказал, что он звонил ему, и он от него узнал, как Юра в окоп к хохлам угодил. Но он по-украински знает и как-то выбрался оттуда.

– Я слышал такое… И по минному полю он гулял. Это я тоже лично сам знаю. Понимаете, он психологически… Картина весьма неприятная была. Прилетало везде. Крыли каждый день и не по разу. У каждого же свой психологический порог. Я подошел к комбату: «Отправьте его непосредственно в часть. Пускай пару дней побудет в цивилизации». Психологически тяжело. И его отодвинули от передка, потому что представьте, вон «газелька» стоит, – показал на машину в ста метрах. – Такое же еще расстояние, и там хохлы.

– Получается: ничего. Что стоит ночью добежать.

– Ничего не стоит…

– Нос к носу, будем так говорить…

– Они прекрасно знают, что мы здесь есть. И мы знаем, что они…

– А ты кто по должности?

– Солдат. И Юрий сначала был солдатом.

– Кстати, а почему вас «людоедами» прозвали?

– Потому что мы пленных не берем, так же, как они нас, – пошутил, а потом посерьезнел Ломоносов. – Мы «камикадзе». Вот пошли, вернемся не вернемся…

Я понимал, что Николай преувеличивает, но доля правды в его словах была.

– Мне Юрий прислал фото с объявлением: проводится собрание «Алкоголь и человек», будем так говорить.

Ломоносов:

– Проводил политзанятия с теми людьми, которые очень любят алкоголь. Собирал в блиндажах и говорил о вреде спиртного…

– Это было важно?

– Думаю, не особенно…

– Но все равно с юмором написано.

– А юмор должен быть. Юра разряжал ситуацию. Однозначно.

– А что в свободное время делали?

– Болтали. Пили медовуху. Сами ее делали… Все ведь живые люди…

– А Юра какой?

Николай:

– Я его знал как человека и как солдата, мы были в одном окопе. Заднего не было у него. А страх присущ всем нам. Как случится с нами, мы этого не поймем. Как вот, если ты ранен, а эвакуации нет. Вот это страшно осознавать…

– Сейчас зима собачья, минус 25.

– Тяжело…

– А у тебя позывной?

– «Седой»…

– В атаку приходилось ходить?

– Ну, если мы штурмовые подразделения…

– 252‑й мотострелковый полк…

– В каждом полку штурмовые…

Голос у Николая не повышался, не ослаблялся. Он говорил монотонно и приглушенно, словно приходилось разговаривать в окопе, чтобы не выдать голосом свое местонахождение.

– А Юрий?

– Он закрепом был. Вот, допустим, мы отбили опорник, все, закрепились, подержали несколько дней. Держим оборону. А так кроет и их артиллерия, и наша артиллерия, там никто не разбирается. Погнали в атаку, а у них там доты бетонные. Годами готовились. Из двадцати четырех человек, с которыми ехал из Воронежа, живых можно по пальцам пересчитать на одной руке, кто остался жив. Как будет, так будет. За Родину мы уже повоевали и повоюем, но за нее еще надо пожить. Вот это самое главное!

Ранение. Чтобы война закончилась…

– У вас ранение куда? – спросил я.

– В левое бедро. Это три осколка. Все вытащили… Заштопали, сшили…

– От обстрела?

– Да, кассета… Мы крайнюю точку отбили, продвинулись на три километра восемьсот метров от линии обороны. В опорнике прилетело. А кассета, она вот такие стволы, – Николай посмотрел на сосновую рощу за дорогой, – кладет, как спички.

– И как ты?

– Сам хромал почти пять километров до ближайшего места эвакуации. Брел по открытой местности. Там все повалено. Ни промедол, ничего не делал. Понимал, что, сделав укол, я не дойду. А там «птички»…