На семи ветрах

Глава 1

Сидоров широко открыл рот, откусил здоровенный кусок яблока и захрустел им, не прекращая своих наставлений.

– Фамое гвавное, не фовнавайтефь ни в фём! У ниф неф пфотиф ваф никакиф докафательф!

По мере того, как яблоко уменьшалось, речь приятеля становилась понятнее, но никто в академии не дал бы гарантии, что в другом кармане у Сени не лежит ещё одно. Он постоянно запихивал в себя то яблоки, то печенье, порой даже в классе во время занятий пригибался к парте и тихо лопал бутерброды.

Конечно, незамеченным это не оставалось, и после уроков курсанта ждал выговор от уборщика по поводу крошек, но Сидоров игнорировал нотации робота с совершенно невозмутимым видом. Уборщик приходил в неописуемое возмущение, заявлял, что терпение его лопнуло и он идет докладывать кураторам о нарушении запрета выносить органические продукты из столовой. Сеня провожал жалобщика укоризненным, но достаточно равнодушным взглядом, поскольку жаловался робот гораздо реже, чем угрожал, к тому же в качестве наказания за проступок Семёну грозил максимум наряд вне очереди, а лишний раз покрутиться возле кухни он был никогда не против.

Еда являлась второй необоримой слабостью Сидорова, сильнее неё была только страсть давать советы.

– Не сознавайтесь! Если бы у них против вас были улики, то отчитали бы вас перед строем и перевели с понижением, – уверенно продолжал он, дожевав. – А раз Иваныч зовёт на личную беседу, значит, нечего вам предъявить. Будет просто давить морально.

– Слушай, Сеня, у тебя дел что ли своих нет? – раздражённо спросил Васька Петров. – Шёл бы ты уже, честное слово! Полчаса без перерыва: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу!»

– Да я что? Я только с целью дружеской поддержки! – нисколько не обидевшись, ответил Сидоров. – Мне ведь не сложно, а вам веселее!

– Что здесь весёлого? Ты же сам сказал, идет расследование. Птицу нашу спрятанную нашли с передатчиком. Варьку вызывали, допытывали. Чем ещё ты нас повеселить можешь?

Любому видно было, что Васька нервничает – а кто бы не нервничал перед Советом кураторов, особенно если вину за собой действительно знает? Но Сеня к особо наблюдательным курсантам не относился, скорее наоборот, отличался удивительной толстокожестью, поэтому несогласно мотал головой.

– М-м-м, не! Что Варьку допрашивали – это ерунда, вы же её знаете! Она бы не проболталась, даже если бы её реально пытали. Гордая! А дрон, ну что дрон? Тут этих дронов, у каждого второго! Кто угодно мог бросить, мало ли мусора остаётся после практики у инжей-первогодок в мастерских? Так что расслабьтесь. Волноваться стоит, если только Совет кураторов даст Иванычу разрешение на досмотр ваших коммуникаторов… – он сделал многозначительную паузу.

– Сеня!

На бледном лице Васьки выступили крупные розовые пятна. Его друг Петька, сидевший на соседнем стуле, ближе к дверям в переговорную, протянул руку в останавливающем жесте, одновременно состроив Сидорову крайне выразительную рожу.

– Да не, вы чего? – удивился Сеня. – Не даст Совет такого разрешения, ни за что не даст! Это же ваши личные переписки, у нас с этим строго! К тому же Иваныч, если захочет, может и так ваши перемещения выяснить, не по коммуникаторам, а посмотреть записи с камер за за последние дни…

Другая рука Петьки резко сжалась в кулак и начала угрожающе подниматься.

– Ладно, засиделся я тут с вами, – сказал Сеня, сразу потеряв интерес к беседе, и сунул в рот шоколадную конфету. – Фойду, фовалуй! Не вабуфте пофом ваффкавать, фем дево конфилофь!

Пока мембрана за ним захлопывалась, Петька потряс кулаком вслед и грозно выкрикнул:

– Вот и катись отсюда! Ух, гусеница!

Ваське с уходом Сидорова стало немного легче, он начал успокаиваться и из пятнистого сделался снова бледным. Петька, чтобы ещё чуток разрядить обстановку, принялся было рассказывать свежий анекдот, но не успел: раскрылась мембрана другой двери, напротив. Из переговорки чередой повалили кураторы и деканы, обмениваясь вполголоса непонятными репликами.

Курсанты вскочили, вытянулись, как предписывал устав при встрече со старшими офицерами. Васька бросил на друга взволнованный взгляд, в котором без труда читался целый рой вопросов, в том числе: почему они уходят? Совет уже закончился? Почему не пригласили на заслушивание? Вынесли приговор заочно?

Мембрана захлопнулась за последним выходящим, но сразу распахнулась вновь и в приёмную почти бегом выскочил адъютант Иваныча. Сделал два шага, резко остановился, посмотрел на курсантов с удивлением, словно не приглашал их сюда час назад и никак не ожидал увидеть.

– Петров? Васечкин? Вы зачем здесь? А, постойте. Да, точно. – Он выглядел растерянным и говорил короткими фразами, будто бы боялся потерять важную мысль, если начнётся долгий разговор. – Вы можете возвращаться к себе. Заседание отложено, совет соберется позже. Хотя нет, постойте.

Адъютант развернулся и сделал шаг обратно к кабинету, но у самой мембраны остановился в нерешительности. Пока он раздумывал, с той стороны донёсся громкий зычный голос:

– Иван Иванович, это не тренировка! Вы сами всегда говорили, что к сигналам бедствия нельзя относиться легкомысленно! Я настаиваю, что нужно вызывать патрульный корабль!

Принадлежность голоса сомнений не вызывала, штурман-наставник Кирилл Петрович был хорошо знаком всему персоналу академии. Настолько, что многие курсанты по одному лишь изменению интонации угадывали, удалось ли им на контрольной работе получить повышенный балл, а значит – предстоит поощрительная гонка на «Воланах» по внешней орбите станции, или же до наставника дошли подробности вчерашней выходки на камбузе, и весь курс отправляется по тому же маршруту в пеший марш-бросок, напялив тяжелые аварийные скафандры с магнитным приводом.

Голос, который ответил Кириллу Петровичу, тоже знали все без исключения. Он звучал тише, спокойнее, так что разобрать слова Иваныча курсанты не смогли. Зато адъютант, кажется, смог, потому что наконец принял решение и передумал возвращаться, а опять обратился к парням:

– Да, в общем, это всё. Вы свободны. Я оповещу, если поступят новые указания.

Сказав так, он почти бегом умчался из приёмной. Друзья в сотый раз за последний час переглянулись: казнь откладывалась, и вроде бы можно выдохнуть с облегчением, но она не отменялась, и это было неприятно.

В переговорке снова раздались голоса, говорили о какой-то аварии. Мембрана, не дождавшись входящих, надумала закрыться, и в этот момент Петька… Нет, он как бы не специально это сделал, просто стоял близко к двери, а нога сама собой дрогнула и в последний момент придавила порог.

– …Я не вижу никакой опасности, – продолжал из кабинета голос профессора. Теперь, когда два друга подошли вплотную к двери и притаились, слова Иваныча доносились до них вполне чётко. – Аварийный сигнал получен не с рудовоза, не с исследователя, а со спортивной яхты. Кирилл Петрович, вы же знаете проект «Зодиак»? Это крошечное судно, даже вооружения на нём быть не может.

– Хорошо, допустим. Но у нас всё равно нет подходящего транспорта для спасательных работ! Не лекционный же батискаф туда посылать? Он доберется до места аварии хорошо, если через месяц.

– У нас есть Хивусы и Воланы.

– Оба Хивуса сейчас на орбите. И большая часть Воланов тоже на вылете, вы же сами знаете, в академии сессия. Практическая часть экзаменов – это всегда дефицит кораблей, нам физически не на чем послать помощь!

– Посмотрите сюда, – предложил Иваныч.

Курсанты по ту сторону двери аж зубами заскрипели, потому что одно дело подслушивать разговор, притаившись у мембраны, совсем другое – заглянуть из освещённой приёмной в полумрак кабинета. Но заглянуть хотелось так сильно, что постепенно, очень медленно они высунули в дверной проём по одному глазу.

За большим овальным столом для совещаний сидели трое. Справа – штурман, о присутствии которого Петров и Васечкин уже знали. Напротив него слева разместилась куратор курса Катя, для первогодок и официальных докладов – Екатерина Егоровна. Центральное место занимал, собственно, Иван Иванович.

На глазах курсантов овальная столешница растворилась в воздухе, из оставшегося на её месте легкого свечения выпрыгнула звезда, для наглядности подкрашенная жёлтым, и россыпь планет на тоненьких ниточках орбит. Через две секунды, когда все сориентировались в схеме, звезда нырнула в сторону и исчезла за краем картинки, планеты тоже сдвинулись. В центре остался мутный шар газового гиганта с восемью крошечными спутниками, правее и ниже – россыпь мелких искрящихся точек. Недалеко от планеты блестел стеклом и металлом знакомый контур академии, а на расстоянии двух пальцев от пылевого облака мерцал восклицательный знак в красном треугольнике.

Иваныч поднялся с кресла и указал на этот символ.

– Аварийный маяк сработал вот здесь, вблизи зоны астероидного поля, за пределами наших обычных маршрутов. Поэтому рассчитывать на подход помощи со стороны не приходится. Конечно, я первым делом проверил курсы всех кораблей, находящихся поблизости, включая даже автоматические буксиры. Опуская детали: реально помочь яхте сейчас можем только мы.

– Я тоже проверил, – не сдавался Кирилл Петрович. – Напротив нас, в точке L-4, ровно на таком же расстоянии находится дежурный крейсер. У них есть всё, что необходимо для спасательной операции.

– Крейсер-то там есть. И всё необходимое наверняка тоже. Но как раз вчера они услали большую часть команды к планете на стратосферные учения. Дежурят они так, называется. Я б таких дежурных!..

– И что же, они не смогут отозвать экипаж обратно? Проигнорируют сигнал СОС?

– Уже отзывают, – заверил профессор. – Но пока десант долетит, пока погрузится на борт… Короче, крейсер не сможет стартовать раньше восемнадцати часов по абсолюту. Если учесть, насколько крейсер тяжёл и неповоротлив, сколько будет затрачено времени на разгон, даже по самому оптимистичному сценарию это слишком поздно.

Слово взяла Катя. Сдвинув рукой изображение вправо и вниз, она указала на систему из пары небольших планет и сказала:

– Есть же еще один вариант? На станции Дельта сейчас расквартированы как минимум два фрегата Передового флота.

– Да, вот только станция находится в десять раз дальше, чем мы, а значит, скоростные преимущества фрегатов не сыграют роли. Мы в состоянии опередить любые другие корабли минимум на пять-шесть часов, а если максимально облегчим корабль и стартуем прямо сейчас, получим еще не менее двух часов форы.

Кирилл Петрович, сочтя предложение Кати исчерпанным, вернул обратно участок карты с академией и красным треугольником.

– Хорошо, давайте рассуждать логически. Допустим, мы отберём добровольцев среди преподавателей. Желающих, я думаю, будет достаточно, но выбор у нас не очень большой: годятся только те, кто имеет опыт пилотирования на Воланах.

При этих словах Васечкин просиял и тычком пальца привлёк внимание Петрова. Тот понял не высказанную вслух идею мгновенно, – не первый ведь год знакомы! – сурово и твёрдо покачал головой. Петька не менее твёрдо закивал, показал пальцем на себя, на друга, а потом несколько раз ткнул в сторону кабинета. Васька повторил отказ, постаравшись выглядеть максимально категоричным.

– Вопрос в другом, – продолжал штурман-наставник. – Сколько бортов потребуется для спасательной миссии? На Волане проводить такую операцию сложно, в багажном отсеке ему медкапсулу не установишь. Есть единственная возможность: сократить экипаж до двух человек, а третье кресло переоборудовать под транспортировку пострадавшего.

Васечкин пихнул друга кулаком в плечо и принялся трясти у него перед лицом двумя пальцами. Петрову оставалось только закатить глаза, чтобы показать, насколько ему не нравится эта сумасбродная идея.

– Таким образом, для спасения яхты проекта «Зодиак» нам потребуется срочно переоборудовать два десятка Воланов и подобрать соответствующее количество пилотов.

– Разве они у нас не готовы к полёту в любой момент? – удивилась Катя. Зачем их переоборудовать?

– Затем, что у нас детская академия. У нас всего шесть Воланов с креслами-компенсаторами, рассчитанными на взрослого человека. И все шесть сейчас на вылете, сопровождают курсантов на экзаменационных миссиях.

– Ну и что? Наши инструкторы летают и на детских!

– Если речь идет о коротком вылете без перегрузок, проблем нет, но мы говорим о прыжке на максимальной скорости почти на предельную дальность. Значит, требуется срочно отзывать все борта, рассчитанные на взрослых, перезаряжать и заново готовить к вылету. А также загонять недостающее количество ученических кораблей в ангары, вскрывать корпуса и менять оснастку. Времени это займёт примерно столько же, сколько будет собираться к отлёту крейсер из L-4.

– Задача немного облегчается тем, что нам требуется всего один Волан, – сказал Иваныч. – По проекту, экипаж корабля класса «Зодиак» состоит из двенадцати – шестнадцати человек, но в нашем случае, по данным порта приписки, полная команда собирается только во время соревнований. Сейчас межсезонье, и на борту изредка появляется капитан команды. Он же и вывел яхту с марины, не указав в бортовом журнале других пассажиров. Так что мы могли бы справиться с задачей, найдя всего двух подходящих добровольцев.

– Какая же глупая ситуация! – Катя хлопнула ладонью по не видимой за картинкой поверхности стола. – Получается, у нас есть целая станция пилотов без кораблей – и есть свободные корабли без пилотов! Иван Иванович, а женщины? У нас в штате найдутся девушки вполне скромных пропорций, может быть…

– Да, Катенька, спасибо за предложение, – улыбнулся Иваныч. – Я знаю, что вы тоже водили в своё время Волан.

– Я ведь не только о себе, среди кураторов есть и другие девушки, – Катя зарумянилась.

– Я только что смотрел таблицу физических показателей персонала, среди этих ваших «девушек» никто не проходит по габаритам! – отчеканил штурман.

– Я бы вас попросила, Кирилл Петрович!

– Нет-нет, Екатерина Егоровна, он прав, к сожалению. Он не намекал, что вы толстые или что-то в этом роде. Дело в первую очередь в росте. Разница между самой миниатюрной из наших воспитателей и тринадцатилетним подростком всё равно слишком велика. При всём уважении: ни вам, ни тем более Кириллу Петровичу невозможно управлять Воланом в детском кресле, иначе это будет очень травматичный полёт и вас самих придётся эвакуировать при помощи крейсера.

– Тогда я не понимаю. Сначала вы говорите, что помощь оказать должна академия, а теперь – что лететь мы не можем. Кто же сядет за штурвал?

– Мы! – выкрикнул Петька, не выдержав накатившего волнения, и с силой толкнул друга в дверной проём.

– Вы? – профессор нахмурил брови и вышел из-за стола. Стул он не выдвигал, проекция просочилась прямо сквозь столешницу: профессор по какой-то причине не любил занимать роботехничские тела и всегда принимал посетителей только в виде картинки. По этому поводу в академии курсировало множество легенд и слухов, ни один из которых, даже самый нелепый, Иваныч никогда не пытался опровергнуть.

– Я не понял, вы что, подслушивали? – тон штурмана-наставника не предвещал ничего хорошего.

– Согласен, крайне неподобающее поведение, – Иваныч, по своему обыкновению, голос на воспитанников никогда не повышал. – Курсанты Петров и Васечкин, почему вы до сих пор здесь?

– Потому что мы вам нужны, Иван Иваныч! Вы же сами сказали, нет других вариантов! А мы… Мы с Васькой триста часов налёта имеем! Больше всех на курсе! Уж, небось, сумеем пройти эту миссию! Скажи, Петров?

Васька кивнул, – а что еще ему оставалось? – и подтвердил давно дошедшей до автоматизма фразой:

– Да, несомненно.