Песнь павших пионов

Глава 1 – 第一章 Ветер над замёрзшей рекой

Река Ханьшуй спала под белым саваном. Снежные хлопья кружились в воздухе, будто забытые души, ищущие путь обратно к телу. Где-то вдалеке скрипел лёд – хрупкий, словно дыхание умирающей звезды. Он увидел её.

У подножия изогнутого моста, рядом с занесённой снегом повозкой, лежала девушка. Склонив голову, будто уснула в молитве, она была так недвижима, что казалась частью зимнего пейзажа. Лишь лёгкая дрожь ресниц подсказывала: жизнь ещё не ушла.

Се Линь опустился на колено. Его пальцы, тонкие и привычные к травам и клинкам, скользнули по её запястью.

– Пульс слабый. Сердце бьётся как у птицы, пойманной в ладони…

Он достал из-за пояса керамическую фляжку, влил несколько капель в её губы. Жидкость была горька – смесь из цветков хуаньцзин и сока чжэньму, хранящая тепло даже в леденящем тумане.

– Ты кто?.. – прошептал он, всматриваясь в черты.

Лицо было бледным, почти прозрачным, как лепесток, занесённый инеем. Чёрные волосы рассыпались по плечам, прикасаясь к снегу – и тот таял, как под огнём. Девушка зашевелилась. Губы чуть дрогнули.

– Где я?.. – голос был еле слышен, но звенел, как колокольчик из нефрита.

Се Линь не ответил сразу. Он смотрел на неё долго, слишком долго. Будто искал в этом лице отражение того, кого потерял. Будто знал её раньше.

– Ты на границе… между лесом и льдом, – наконец сказал он. – Здесь нет ни дорог, ни имен. Ты помнишь, как сюда попала?

Девушка медленно покачала головой.

– Имя?.. – Слово повисло в воздухе. – Я… не помню.

Се Линь отвёл взгляд. Он уже слышал такие слова. От тех, кто возвращался с порога смерти. От тех, кто больше не принадлежал ни этому миру, ни другому. Он встал, снял с себя плащ, набросил ей на плечи. Ткань легла, как крыло ночного ястреба.

– Тогда ты будешь Мо Сянь, – произнёс он тихо. – "Та, к которой невозможно приблизиться". Имя для той, кого с первого взгляда уже нельзя забыть.

Она посмотрела на него с благодарностью – или с тоской, что ещё не родилась. Ветер завыл. С неба посыпались лепестки инея.

А в глубине его души, где уже давно было только пепелище, вспыхнуло нечто слабое. Не слово. Не память. А чувство, что однажды уже держал её за руку… и отпустил. Ветер усилился. Над рекой завыл голодный дух зимы, и небо затянуло пепельными облаками. Се Линь вёл её через белую тишину, укрывая от ветра. Дорога терялась в сугробах, но ноги сами несли его – туда, где, быть может, их никто не найдёт.

Скоро показались покосившиеся ворота. На обветренной табличке под слоем снега едва читались иероглифы: «Юйлу» – Храм Нефритового Путника. Двери не скрипнули – только вздохнули, когда он открыл их.

Внутри царила тишина. Статуя древнего бессмертного стояла под слоем пыли, как забытый кумир, чьи молитвы больше никто не слушал. Се Линь разжёг в углу огонь, положил сухую траву и ломкие ветки. Свет коснулся её лица, и он снова почувствовал странную дрожь в груди.

– Мо Сянь, – сказал он, подавая ей чашу. – Пей. Это обогреет внутренние меридианы.

Она взяла чашу обеими руками. Кожа её пальцев была холодна, как шёлк, хранивший зиму.

– Ты странный человек, – тихо проговорила она. – Лекарь… без улыбки. Словно несёшь тяжесть, которую никто не видит.

Се Линь усмехнулся, но уголки губ не дрогнули.

– Иногда те, кто лечит, забывают, как выглядят улыбки.

– А ты кто ты на самом деле?

Он не ответил сразу. Взял ветку, пошевелил угли.

– Тот, кого некому вспоминать. Этого достаточно.

Мо Сянь опустила взгляд. Взгляд её блуждал по стенам, по затертой росписи: цветы пионов, падающие с небес в бездну. У подножия цветущего дерева стояла девушка в белом, и к ней тянулись чёрные тени.

– Мне знаком этот храм, – прошептала она. – Как будто я… уже стояла здесь.

Се Линь замер. Затем медленно поднялся, подошёл к ней.

– Ты уверена?

Она прикрыла глаза. Лицо её стало бледнее.

– Здесь пахнет… огнём. Водой. И… кровью?

В этот миг огонь в очаге треснул. Тень от статуи качнулась, будто в ней пробудилось что-то забытое. Се Линь крепко сжал кулак.

– Не смотри, – резко сказал он. – Это место хранит не только молитвы. Иногда даже тишина может быть проклятием.

Она открыла глаза. В них плескался страх. Или предчувствие.

– Ты… боишься?

Он отвернулся. Пальцы его дрожали.

– Я помню, как убивали тех, кто слишком много спрашивал. И как сами бессмертные теряли себя, вглядываясь в чужое прошлое. Твоя память – будто зеркало, покрытое инеем. Не торопись стирать его.

Мо Сянь долго молчала. Затем, почти шёпотом:

– А если я уже видела тебя… в другой жизни?

Он поднял глаза. На одно короткое мгновение в них вспыхнуло нечто – пламя, которого больше не должно было быть.

– Тогда… – голос его был низким, как гул над замёрзшей рекой, – тогда, может, именно я был тем, кто хотел, чтобы ты забыла.

Снаружи закружились снежные вихри. Падающие лепестки пионов на фреске словно зашевелились. А в храме, где даже духи боялись дышать, двое сидели рядом. Один – с раной, которую не исцелить. Другая – с душой, которую невозможно вспомнить.

Глава 2 – 第二章 Имя без истории

Рассвет проник в храм сквозь рассечённую тьму. Снежинки, будто потерявшие дорогу, зависли в воздухе, кружа между трещинами в потолке. Где-то в глубине пустого святилища зашуршала мышь, и этот звук прозвучал так, словно просыпалась сама память.

Мо Сянь сидела у алтаря. Руки сложены в коленях, взгляд – на фигурку нефритовой феи, что покоилась на рассыпанной золе благовоний. Обветренная, со сколами, но всё ещё прекрасная. Такая же, как Мо Сянь, чья красота осталась, но имя… исчезло.

– Как тебя звали раньше? – спросил Се Линь, подходя тихо.

Она качнула головой.

– Нет даже отголоска. Как будто кто-то вырезал имя из моей памяти, как ножом по шёлку. Я помню, как пахнут цветы перед дождём. Помню вкус дыма на губах… но не своё отражение.

Он опустился рядом.

– Иногда, чтобы вспомнить, достаточно выбрать новое имя. Душа – как сосуд. Его можно наполнить снова.

– Но как выбрать, если ты не знаешь, кто ты?

Се Линь задумался. Он знал – выбор имени не просто жест, а вызов судьбе. В этом мире каждое имя несло печать звезды, под которой родился человек.

Он достал из-за пояса свиток. Раскатал. Там были записаны древние иероглифы – травы, рецепты, знаки времени.

– «莫羡»… – медленно произнёс он. – Та, к которой не приблизиться, но которой все восхищаются. Это имя носила одна жрица в древности. Её душа считалась разорванной, но воля была сильнее времени.

Мо Сянь повторила:

– Мо… Сянь…

Слова были как глоток забытой воды. Они легли на язык легко, будто она произносила их сотни раз.

– Мне… нравится. Звучит как лепесток, опавший, но ещё не коснувшийся земли.

Се Линь кивнул.

– Тогда пусть будет так. Мо Сянь.

Она посмотрела на него – с благодарностью, в которой было нечто большее. Как будто не он назвал её, а она позволила вспомнить что-то в себе – и в нём.

– А ты… как зовут тебя? – спросила она внезапно.

Он опустил глаза.

– Люди зовут меня Се Линь. Но это имя, данное в изгнании. Моё настоящее имя… давно сгорело вместе с моим домом.

Она не стала настаивать. Лишь улыбнулась.

– Тогда мы оба – бездомные тени с новыми именами.

За пределами храма медленно таял снег. Капли падали с ветвей, как слёзы. Где-то вдалеке, среди гор, едва слышно раздался крик журавля – голос, зовущий из прошлого.

Ночью храм словно исчез из мира. Ветра стихли. Снег на крыше обрел тяжесть, будто небеса сами навалились на землю. Лишь дыхание Мо Сянь нарушало тишину – неровное, будто она спорила с кем-то во сне.

Се Линь не спал. Сидел у входа, спиной к рассохшейся двери, прислушиваясь. Но вместо обычного дыхания услышал её шёпот.

– Лотос… не рви… лотос…

Он встал и подошёл. Лицо Мо Сянь подрагивало в сне, губы двигались беззвучно. А потом – дрожь, стон, и она резко распахнула глаза.

– Ты… – Она задышала часто, ища глазами что-то невидимое. – Там был… свет. И кровь.

Се Линь сел рядом.

– Это был сон?

– Я не уверена. Оно было слишком… живым. Я стояла у озера. Красные лепестки. А потом всё потемнело. Кто-то держал меня за руку… но его лицо исчезло, как будто вода его смыла.

Он ощутил, как холодный узел завязывается под рёбрами.

– Ты помнишь, что чувствовала?

– Тоску. Как будто я потеряла что-то бесценное… но не знаю что. И ещё… страх. От собственного отражения. – Она прижала ладони к груди. – Я увидела себя в воде, но… это была не я. Та, другая… улыбалась. А я – кричала.

Се Линь закрыл глаза. Его собственные сны последние ночи тоже были беспокойны. Один и тот же образ – чёрный лотос на крови, и девушка, чья спина исчезала в снегу.

«Мо Сянь… – подумал он. – Если это и вправду ты… тогда я уже однажды потерял тебя. Но, клянусь, не позволю этому повториться».

– Слушай, – мягко сказал он. – Сны – это не всегда правда. Иногда это просто отражения того, чего мы боимся.

Она посмотрела на него – внимательно, слишком внимательно для человека без памяти.

– А иногда… это то, что мы пытаемся забыть.

Он хотел ответить, но в этот момент снаружи раздался странный звук – словно ветер прошёлся по мёртвым свиткам. Лёгкий, едва уловимый, но исполненный тревоги.

Се Линь встал первым. Легким движением отбросил полог у двери, выглянул наружу. На белом снегу не было ни следа. Но в воздухе висело чувство приближения.

– Кто-то приближается, – тихо сказал он.

Мо Сянь поднялась, напряжённая, словно натянутая струна.

– Это не кто-то, – прошептала она. – Это… кто-то, кто меня знает.

Он повернулся к ней:

– Ты уверена?

Она кивнула.

– Его шаги… Я не помню его лица, но сердце – помнит.

Се Линь сжал кулак. Его взгляд стал острым, как лёд. Упрёк судьбе прозвучал в его сердце глухо: «Неужели ты так спешишь напомнить ей о прошлом, которое лучше бы спало в забвении?»

Но уже было поздно. Тени за пределами храма начали сгущаться, и с каждым шагом приближающегося гостя холод становился тяжелее.

Глава 3 – 第三章 Молчаливые духи храма Юйлу

Двери храма содрогнулись от удара ветра. Се Линь стоял на пороге – в одной руке зажат костяной амулет, в другой – свиток. Его зрачки слегка расширились: он чувствовал приближение бессмертного. Не смертного странника, не заблудшей души. Это было нечто иное. Чистая сила, сотканная из закона и клятвы.

Се Линь успел крикнуть Мо Сянь:

– Прячься за алтарь. Скорее! Не издавай ни звука.

Мо Сянь послушно отступила, но сердце её колотилось. Едва она оказалась за деревянной перегородкой, когда двери в храм распахнулись. На пороге стоял он.

Одежда цвета инея и рассвета, длинные рукава развевались, не касаясь земли. Светло-серые глаза сверкнули – будто в них отражалось всё небо сразу. Волосы, убранные в высокий узел, украшала нефритовая заколка в форме драконьего пера. Юй Чэнь. Он переступил через порог и остановился.

– Храм Юйлу, – произнёс он, не глядя на Се Линя. – Не думал найти тебя в таком забытом месте.

Се Линь медленно отступил вглубь. Амулет в руке дрогнул.

– И я не думал, что небесный страж снизойдёт до руин.

Юй Чэнь перевёл взгляд на него. Вежливость в голосе не исчезла, но но где-то за ней угадывалось напряжение:

– Здесь чувствуется нарушение. Разлом ауры. Ты это тоже чувствуешь?

Се Линь промолчал. Говорить «да» – значило признать, что он знает больше. Говорить «нет» – значило солгать бессмертному, чьи глаза видят насквозь.

– Это лишь старый храм. В нём много забытых призраков, – ответил он наконец. – Они шепчут, но не причиняют вреда.

Юй Чэнь шагнул вперёд. Половицы под его ногами не издали ни звука.

– Интересно. Потому что в этой тишине я чувствую бьющееся сердце.

Се Линь сжал амулет.

– Ты говоришь загадками.

– Я говорю правду. – Он повернулся к алтарю, в чьей тени пряталась Мо Сянь. – А кого ты прячешь?

Мо Сянь, услышав шаги, задержала дыхание. Её пальцы судорожно вцепились в ткань платья, а под веками вспыхнул образ: этот голос… она слышала его раньше. В другой жизни. Или в другом сне? Юй Чэнь коснулся пальцами алтарного круга – свиток, спрятанный там Се Линем, вспыхнул на миг и погас.

– Дешевые охранные амулеты. Работы рук изгнанника?

Се Линь сделал шаг вперёд.

– Не приближайся к ней.

– Так значит, «она» здесь. – Голос Юй Чэня стал тише, опаснее. – Я чувствовал её много лун. Разлом между мирами. Он дышит, он зовёт. Он не должен был прийти сюда… но он уже здесь.

Скрываться было бесполезно и Мо Сянь вышла из-за алтаря. Юй Чэнь застыл. Она стояла бледная, но не дрожала. Её глаза – карие, с примесью золота – словно искали в нём то, что душа давно знала. Он выдохнул:

– Ты…

Мо Сянь подняла подбородок.

– Мы знакомы?

Юй Чэнь не ответил. Он смотрел на неё, будто увидел призрак. Или сон, что так долго преследовал его и наконец принял облик. Се Линь положил руку на эфес спрятанного за спиной меча.

– Уходи. Сейчас же.

Юй Чэнь всё ещё смотрел на Мо Сянь.

– Она не помнит. – Он произнёс это медленно, почти с болью. – Значит, это правда. Разлом сожрал не только её силу… но и память.

Мо Сянь сделала шаг ближе.

– Кто я? – спросила она. – Если ты знаешь… скажи.

Се Линь шагнул между ними.

– Нет. Не сейчас. Не здесь.

Юй Чэнь отвёл взгляд. Его глаза вновь стали спокойными – как зеркало подо льдом.

– Мы ещё встретимся. – Он развернулся, и воздух вокруг потяжелел. – Но если она – и впрямь тот разлом… тогда моя клятва обязывает меня уничтожить её.

И, не оглянувшись, исчез в вихре белого света. Как только Юй Чэнь исчез, храм будто выдохнул. Се Линь обессиленно опустился на колени у алтаря, сжав виски. Чуть заметное свечение, что струилось по его левой ладони, угасало с каждой секундой. Защита, воздвигнутая им в спешке, едва удержалась. Он не ожидал, что Юй Чэнь появится так рано. И не ожидал – что Мо Сянь выйдет к нему сама.

– Ты… – его голос был хриплым, сорванным. – Почему ты вышла?

Мо Сянь стояла у распахнутых дверей. Свет, льющийся из дверного проёма, резал ей глаза, и всё казалось нереальным: слова бессмертного, шорох его плаща, дрожь, пробежавшая по коже.

– Я знала его, – прошептала она. – Когда-то давно… знала. Не по имени, не по лицу. А… – она приложила ладонь к груди, – здесь.

Се Линь не ответил сразу. Он поднялся, подойдя к ней, и только теперь заметил: по её запястью ползёт тонкая нить тьмы. Не чернила, не кровь – а будто сгустившийся дым.

– Ты чувствуешь боль?

Она кивнула. Слишком слабо.

– Словно что-то шевелится внутри… – прошептала она. – И хочет выйти.

Неожиданно храм содрогнулся. Где-то внизу, в старых подземельях, раздался звон. Будто рухнули цепи. Се Линь побледнел.

– Он разбудил их.

– Кого?

Он схватил её за запястье. Осторожно, но решительно.

– Призраков. Эти руины хранили их. Но теперь они чувствуют твоё присутствие. Они идут.

Коридоры храма словно сменили лик. То, что днём казалось покинутым, ночью оживало: стены дышали холодом, пыль с алтарей вздымалась без ветра, и в тенях мерцали глаза.

Се Линь провёл Мо Сянь вглубь, в старое подземелье. Здесь, под древним слоем земли, хранилось то, что он сам когда-то запечатал. И то, что больше нельзя было скрывать. Они остановились у двери, обитой печатями.

– Это место… – прошептала Мо Сянь. – Оно…

– Помнит тебя, – закончил он. – Потому что ты умерла здесь.

Мо Сянь вздрогнула.

– Что?..

– Или, точнее… – Се Линь отвёл взгляд, голос стал тише. – Тебя сюда принесли. Уже без сознания. Без души. Только тело. И даже тогда оно… не поддавалось распаду.

Он провёл рукой по печати. Бумага с тихим шелестом вспыхнула и сгорела. Дверь открылась.

– Я не знаю, кем ты была. Но с того дня, как я нашёл тебя в пепле разрушенного мира, ты – связана с этим храмом. И с тем, что в нём спит.

Комната была почти пуста. Только в центре – круг, выложенный из обсидиановых пластин, с иероглифами на древнем языке. Внутри круга – саркофаг из прозрачного нефрита. Мо Сянь подошла ближе. Внутри лежала… она. Её отражение. Точнее – точная копия. Лицо, тело, даже излом бровей. Но в этой версии – глаза были открыты. И в них плескалась бездна.

– Это… – Мо Сянь замерла.

– Твоя оболочка, – сказал Се Линь. – Настоящая. То, в чём ты пришла в этот мир. А то, что стоит рядом… – он бросил на неё взгляд, – душа, что проснулась вне тела. Почему – я не знаю. Но ты – не просто странница. Ты – разлом между мирами. Или ключ к нему.

Мо Сянь смотрела на себя – ту, другую. И внезапно ощутила: боль в груди усилилась. В ушах зазвучал шёпот.

«Вернись… к нам…»

Се Линь тут же бросился вперёд, нарисовав защитный знак в воздухе. Свет разорвал тени.

– Назад! Не слушай их! Это остаточные голоса тех, кто был поглощён тобой. Или тем, чем ты была.

Мо Сянь закрыла глаза. Мир рассыпался, пол под ногами дрожал, и голос изнутри становился сильнее.

«Ты помнишь меня…»

Она выдохнула:

– Я… хочу вспомнить.

В тот же миг саркофаг содрогнулся, как будто невидимая сила пробила его древнюю броню. Трещины, похожие на серебристые нити, мгновенно расползлись по нефритовой поверхности, извиваясь, словно живые существа, жаждущие вырваться на свободу. Они стремительно расширялись, превращаясь в глубокие разломы, которые, казалось, разрывали сам воздух.

Первая трещина рассекла лицо спящей Мо Сянь, словно разделяя маску и плоть. Внутри не было крови – только густая, как сама ночь, тьма. Она начала сочиться по краям саркофага, медленно, но неумолимо, стекая вниз, как чернила, которыми кто-то небрежно макнул само небо. Тьма, казалось, впитывала в себя свет, поглощая всё вокруг, и в этом мраке можно было разглядеть лишь зловещий блеск её глаз.

Се Линь тут же метнул печать. Символы огня вспыхнули, охватывая круг, но тьма не отступила. Наоборот – она словно обрадовалась. Обвилась вокруг знаков, впитала их… и рассмеялась.

– Уходи! – крикнул он. – Мо Сянь, назад!

Но было поздно. Девушка стояла как вкопанная. Из её глаз капали слёзы, но не от страха. От узнавания.

«Я помню тебя…»

Голос больше не звучал в её разуме. Он вырывался наружу. Сквозь губы. Сквозь руки. Через дыхание. Её зрачки расширились, отражая не свет – бездну.

– Это… – Се Линь не договорил. Его ладонь уже покрывалась инеем. – Она… уже на грани.

То, что было заперто, теперь стремилось вырваться наружу. Саркофаг раскололся окончательно, и из трещины вырвался вихрь – чёрный, густой, наполненный голосами. Сотни голосов. Мужские и женские. Старческие и детские. Они звучали то стонуще, то шепчуще, то призывно. Вихрь кружился вокруг Мо Сянь, словно пытаясь опутать её, как ветви, как кандалы, как руки утопающих. Она сделала шаг вперёд, и её облик изменился.

Волосы потемнели, приобретая оттенок синего, как у чёрного ворона. Каждая прядь казалась живой, готовой к полету. Лицо стало более чётким, словно кто-то вырезал его из мрамора, оттачивая каждую линию. Глаза – бездонные, с нечеловеческим блеском, словно в них отражалась сама тьма. В них не было страха или сомнения, только холодная решимость и древняя сила. Мо Сянь открыла и заговорила.

– Ты держал меня здесь триста лет, Се Линь.

Голос был её и нет. Он эхом отражался от стен, вибрировал в костях.

– Ты считал, что запечатал зло. Но ты лишь отвернулся от правды.

Се Линь стоял в боевой стойке, ладонь тянулась к клинку за спиной.

– Кто ты в ней?

– Я? – усмехнулась она. – Я её гнев. Её память. Её клятва. Я то, что ты не решился спасти.

Мо Сянь пошатнулась. На миг её глаза снова стали прежними.

– Помогите… – прошептала она.

Печати, висящие на стенах, вспыхнули одна за другой, но вместо защиты – начали рваться. Словно кто-то раздирал саму ткань запрета.

Се Линь бросился вперёд. Меч вырвался из ножен с резким свистом. Сталь зазвенела, и клинок вонзился в пол у ног Мо Сянь, разорвав круг.

– Проснись! – крикнул он. – Ты не она! Не это существо! Вернись!

Тьма вокруг завибрировала. Словно её что-то удерживало. Мо Сянь стояла, сжав виски, тяжело дыша. С её плеч спадал туман. Но…

«Ты всегда будешь мной…» – прошептала тень внутри неё.

И она упала на колени. Замерла. Тишина. Долгая, вязкая. Се Линь стоял, опираясь на меч, запыхавшийся, в глазах – тревога.

– Мо Сянь?

Она медленно подняла голову. И впервые – испуганно посмотрела на него.

– Я… помню. Куски. Кровь. Огонь. Люди… кричали.

Он подошёл ближе, осторожно. Коснулся её руки. Теперь никакой тьмы. Только жар. И дрожь.

– Ты не одна. Что бы это ни было ты сильнее. Я сдержу остальное.

Она кивнула, словно не веря.

– Но… она всё равно вернётся, да?

– Да, – сказал он тихо. – Она часть тебя. Но ты – это ты.

Глава 4 – 第四章 Цветы на крови

Верхний дворец Сяохань был спокоен. Тишина здесь не имела ничего общего с миром – скорее, это было напряжение, натянутое, как струна на луне, готовая оборваться от малейшего ветра.

Юй Чэнь стоял у стены, спиной к горящей лампе. Свет от неё не доходил до его лица. Лишь белые перья на воротнике рясы поблёскивали, будто снежинки, застывшие на чёрном шёлке.

– Она проснулась, – сказал он.

Перед ним склонился старик с седыми висками – хранитель хроник храма Байгуан. Он дрожал, но не от старости.

– Милорд… если вы это знали, почему позволили Се Линю войти?

– Потому что он – ключ, – тихо ответил Юй Чэнь, и губы его скривились. – Тот, кто сломал, должен быть тем, кто исправит. Таков был мой первый обет.

Он подошёл к алтарю. Там лежали три предмета: сломанная яшма, запечатанный клинок и пергамент с иссохшей кровью.

– Второй обет… – он коснулся яшмы. – Никогда не позволить ей вспомнить всё. Не в этом мире. Не в этой жизни.

Старик опустил голову:

– Но… она уже начала.

Юй Чэнь закрыл глаза. Долгое молчание.

– Тогда… останется третий.

Он поднял взгляд. И тот был… не человеческим.

– Если она пробудится до конца – я уничтожу её сам.

За окнами зашумел ветер. Не обычный – тяжёлый, будто несущий пепел. Где-то в горах заплакал струнный инструмент. Не человек играл – не дух. Что-то древнее, запертое между мирами, шептало сквозь музыку.

Юй Чэнь вышел на балкон. Глядя вниз, на окутанную облаками долину, он произнёс почти беззвучно:

– Прости, Мо Сянь. Ты не должна была вспоминать.

И небо над горами потемнело.

Мо Сянь сидела у костра, обхватив колени. На щеке пульсировал свежий след от ветки – не боль, но напоминание, что она жива.

Се Линь возился в стороне, перебирая целебные травы. Он не поднимал глаз – будто боялся, что взгляд её растопит то, что он упрятал за ледяными стенами десятки лет назад.

– Ты странный, – наконец заговорила она. – Говоришь, будто лекарь, но носишься, как изгнанный бессмертный.

Се Линь тихо усмехнулся.

– А ты не похожа на смертную.

– Это ты сейчас комплимент сделал?

– Нет, – ответил он, наконец взглянув. – Это – предупреждение.

Мо Сянь вздохнула, и взгляд её ушёл в танец пламени. Он отражался в зрачках, как будто в ней была память о чём-то… большем. Неясном. Далёком.

– Иногда я чувствую, будто жила прежде. Где-то, где всё было покрыто цветами и пеплом. Где смеялась я… и плакала не одна.

– Сон, – сказал Се Линь резко. – Просто сон.

– А если это воспоминание?

Он замер. Пальцы крепче сжали стебель травы, и тот хрустнул в ладони.

– Лучше бы не было, – прошептал он. – Есть вещи, которые не должны возвращаться.

Молчание затянулось, только ветер шевелил еловые кроны. Она не заметила, как по щеке скатилась слеза – не от боли. От чего-то, чего не могла назвать.

– Я не знаю, кто я, – прошептала Мо Сянь. – Но когда ты рядом… кажется, будто сердце вспоминает вместо меня.

Се Линь отвернулся, чтобы она не увидела, как глаза его дрожат. Он думал, что давно утопил это чувство. Что остался только холод. Но с каждым её словом лёд внутри трескался. И имя, забытое, как старый клинок в ножнах, начинало звучать у него в голове снова.

Мо Сянь.

Та, кого он не смог спасти. Та, которую убил – когда-то, в жизни, что теперь казалась сном. Небо над лесом потемнело. Далеко, в горах, раздался первый раскат грома. Се Линь встал.

– Уходим. Здесь нас найдут.

– Кто?

Он не ответил.

Глава 5 —第五章 След, что ведёт в бездну

Шаг – и снежинка тает на ладони. Шаг – и под ногами ломается сухая хвоя.

Юй Чэнь шёл без звука, как ветер. Серебряный плащ тихо колыхался, будто часть неба, и только его взгляд – острый, как осколок звезды, – выдавал, что он ищет. И не просто беглецов.

Он искал то, что должен был уничтожить. Он искал ту, кого не смел любить.

Остановившись у обломанного святилища у подножия гор, Юй Чэнь провёл пальцами по трещинам на каменном лотосе.

– Здесь она была, – тихо сказал он, сам себе. – Лепестки дрожат. Камень помнит прикосновения.

Из рукава выскользнул тонкий нефритовый амулет. Похожий висел когда-то на шее Мо Сянь – ещё до того, как она умерла.

Он закрыл глаза.

– Мастер Юй, – послышался голос за спиной.

Это был один из Стражей – молодой, пугливый. Он спешил, будто боялся даже говорить слишком громко.

– Небесный Совет требует отчёта. Говорят, вы слишком долго следуете за… пустотой.

Юй Чэнь не обернулся.

– Пустота, говоришь?

– Да. Девушка, которой не должно быть в реестрах ни смертных, ни бессмертных. Она не принадлежит ни одному миру.

Молчание.

– Потому её и боятся, – наконец произнёс Юй Чэнь. – Всё, что нельзя записать – невозможно контролировать.

Он сжал амулет в кулаке.

– Я продолжу. Ты возвращайся.

– Но… – Страж запнулся. – Если она и вправду Разлом, как говорят…

Юй Чэнь поднял глаза. Снег, застывший на ресницах, казался инеем с небес.

– Тогда я нарушу закон. Ради неё.

Страж побледнел, но не осмелился перечить. Он исчез, как тень – оставив Юй Чэня одного.

Тот медленно выдохнул. И только шепот ветра слышался вокруг.

– Мо Сянь… ты забыла меня. Но я помню каждый лепесток, с которого падала твоя весна.

Ночь в горах опустилась, как чернильный свиток – тишина разлилась между деревьями, и только далёкое завывание ветра напоминало, что время всё ещё движется.

Се Линь развёл огонь – сухие ветви потрескивали, бросая тени на древние валуны. Мо Сянь сидела немного поодаль, укутавшись в старый плащ, что дал ей лекарь. Её лицо мерцало в отблесках пламени, словно статуя из нефрита, позабытая в храме, чьё имя давно стёрли дожди и пыль.

Она смотрела в пламя – и вдруг увидела цветы. Не в огне, нет. А внутри себя – ярко-алые, с опущенными головками, будто павшие пионы. Они плыли по воздуху, обрывались, как сны, что не успели до конца раскрыться.

– Мо? – Се Линь тихо обратился к ней, не называя полного имени.

Она не ответила. Глаза – широко раскрытые, стеклянные, – словно провалились вглубь. Перед ней – не костёр, а святилище, засыпанное лепестками. Там стояла она сама, но в ином обличии: волосы заплетены в высокий венок, на лбу – знак, сияющий тусклым серебром. Рядом – чужое лицо, мужское, – в нём было что-то невыносимо знакомое, но при попытке всмотреться черты расплывались, как отражение в зыбком зеркале.

«Ты предал меня», – шептал голос.

«Ты спасла меня», – отвечал другой.

Она вскрикнула. Резко, прерывисто – будто обожглась. Вскочила, отшатнулась от огня, задыхаясь. Се Линь тут же оказался рядом, придержал за плечи:

– Что ты увидела?

Она смотрела в его глаза – и внезапно в них тоже что-то отразилось. Как будто он тоже видел то же, что и она. Или – вспоминал.

– Это не был сон, – прошептала Мо Сянь. – Там была я… но не я. И… ты был там.

Се Линь застыл. Порыв ветра задул огонь. Огонь вздрогнул, но не угас. Как сердце, что уже однажды умиралo, но снова начало биться.

– Слишком близко, – сказал он. – Мы слишком близко от того, что лучше бы не вспоминать.

– Но если я уже вспоминаю… – Она подняла на него взгляд, полный страха и надежды. – Это значит, что всё это – не ошибка?

Он отвёл взгляд.

– Это значит, что ты жива. Остальное – не имеет значения.

Но в душе Се Линя уже клокотала буря. Он узнал тот образ в видении Мо Сянь. Узнал себя – не как лекаря, а как воина, державшего меч, залитый кровью. И ту, что погибала на его руках.

Глава 6 – 第六章 Зеркало без отражения

Храм Юйлу не был отмечен ни на одной карте. Скрытый за мшистыми склонами, полусгнившими мостами и вековыми корнями, он возвышался как забытый обелиск другим временам – временам, когда молитвы шептались не к небу, а к сердцу.

В тот вечер они пришли туда, и Мо Сянь замерла у порога.

– Здесь… я уже была, – прошептала она. – Но не в этой жизни.

Се Линь окинул взглядом резные колонны – на них были выбиты танцующие фигуры, женщины в пышных рукавах, волосы которых разлетались, как река. Среди них одна была с завязанными глазами. Се Линь задержал на ней взгляд.

– Ты уверена? – спросил он.

– Сердце помнит. Даже если разум не хочет.

Она шагнула внутрь, и тени, спавшие под потолком, шевельнулись. Запах ладана всё ещё витал в воздухе – нежный, почти уловимый, как воспоминание о прикосновении.

Мо Сянь коснулась стены. Пальцы нащупали выбитые иероглифы – стертые, но всё ещё дышащие. Она не знала, что значат эти знаки, но в груди защемило, будто каждый слог – это имя, которое она произносила тысячу раз.

Она прошла дальше, к внутреннему залу. Там стояло старое зеркало. Потускневшее, покрытое сетью трещин, словно ледяное окно в другой мир. И всё же, стоило ей приблизиться, как отражение начало двигаться – не так, как она двигалась, а как будто там жила другая она.

Жрица. В белоснежных одеждах, с усыпанными жемчугом рукавами, и покрытым знаком лба.

– Я… знала молитвы, – прошептала Мо Сянь. – Я вела обряды. Я стояла у алтаря, и цветы рассыпались под моими ногами. Пионы. Всегда пионы.

Голос дрогнул. Се Линь шагнул ближе. Но не произнёс ни слова. Зеркало вспыхнуло – едва заметно, как дыхание весны. Из глубины показалось другое лицо – не её, но похожее. Смотрело с укором. И рядом – мужчина, окутанный тенью.

– Се Линь, – прошептала она. – Это ты. Там. Но ты… сражаешься со мной.

– Ты не обязана помнить, – мягко сказал он. – Иногда лучше не знать, кем ты была, если это ранит.

– Но если я не вспомню, я не узнаю, кто я есть.

Тишина. Порыв ветра открыл старые ворота храма, и в зале зазвенели подвески – как колокольчики, прозвучавшие с той стороны времени. Се Линь опустил взгляд. Его плечи напряглись. Он знал. Узнавал её снова. Но не имел права. Не после того, как был проклят за то, что разрушил равновесие.

Глава 7 – 第七章 Под светом мёрзлой луны

Ночь над замёрзшей рекой стояла прозрачная, острая, словно натянутый до предела лук. Се Линь вёл Мо Сянь по узкой тропе, где каждый шаг отзывался хрустом снега под ногами. Их дыхание рассыпалось белыми облачками, а серебристый свет луны придавал всему миру вокруг хрупкость фарфоровой чаши, вот-вот готовой треснуть от неосторожного движения.

– Осторожней, – тихо сказал Се Линь, придерживая Мо Сянь за локоть, когда она оступилась на обледенелом камне.

Девушка молча кивнула, глаза её блестели в полумраке, отражая бледный свет. С тех пор как они покинули храм Юйлу, Мо Сянь стала ещё тише, как будто что-то в ней угасало. Она всё чаще вслушивалась в пустоту, будто ловя звуки, которые могли слышать только духи.

Вдалеке застыли горы, тяжёлые, тёмные, как обломки забытых миров. Они шагали к перевалу, где, по рассказам, начиналась древняя тропа бессмертных, ведущая к скрытому святилищу. Там, возможно, хранились травы, способные исцелить надломленную душу Мо Сянь.

Но Се Линь чувствовал: за ними кто-то идёт. Он заметил это ещё у реки – дрожание воздуха, тень, скользнувшую за скалами. Он знал, кто это был. Юй Чэнь. Страж миров. Ледяной клинок небесных врат. Тот, кто по клятве должен был их уничтожить.

Они добрались до узкого ущелья, где ветер завывал, как забытые призраки. Каменные стены вздымались к небу, покрытые коркой инея, искрящегося, как стекло. Здесь всё было против них: холод, время, сама судьба.

Се Линь почувствовал, как мороз вползает под одежду, обжигая кожу. Он прижал Мо Сянь к себе, накрыв её своим плащом.

– Ещё немного, – шепнул он ей на ухо. – Держись.

Она подняла на него глаза – в них застыло столько доверия, что Се Линь невольно сжал кулак. Если бы он мог, он бы унёс её отсюда, прочь от этого проклятого мира. Но было уже поздно.

Тишина треснула, как хрупкий лёд под сапогами. Где-то над ними что-то заскрежетало – словно невидимая рука сдвинула небеса.

Из тени выступил он. Юй Чэнь. В белых одеждах, чистых, как свежевыпавший снег, он выглядел частью этого безжалостного пейзажа. На его плече висел чёрный меч, без ножен, будто само Небо вложило его в ладонь. Лицо Юй Чэня было безмятежным, словно вырезанным из нефрита, но в глазах горело что-то опасное – тихая, холодная решимость.

– Се Линь, – сказал он, голос его был ясен, как колокольный звон в морозную ночь. – Отойди.

Мо Сянь сжала пальцы на рукаве Се Линя. Он сделал шаг вперёд, заслоняя её собой.

– Она не сделала ничего, чтобы заслужить смерть, – сказал он, глядя Юй Чэню в глаза.

Ветер сорвал с плеч Юй Чэня прядь длинных волос. Он не шевельнулся.

– Я не ради кары пришёл, – произнёс он тихо. – Я пришёл… чтобы увидеть её.

Его взгляд скользнул к Мо Сянь, и в нём на миг промелькнуло что-то странное – словно он увидел призрак. В этом взгляде была боль, затаённая нежность и безмерная тоска.

Но Мо Сянь не узнала его. Она прижалась к спине Се Линя, как ребёнок, не зная, откуда исходит угроза.

– Уйди, – ровно сказал Се Линь.

Юй Чэнь долго молчал. Потом медленно опустил меч в снег.

– Хорошо, – сказал он наконец.

Он шагнул в сторону, позволяя им пройти. Се Линь не верил своим глазам. Он провёл Мо Сянь мимо него, не оборачиваясь. Только когда они скрылись за поворотом тропы, он украдкой оглянулся.

Юй Чэнь всё ещё стоял там, один посреди инея, с опущенной головой. Как будто боролся с самим собой.

Всё вокруг было слишком тихим. Сердце Мо Сянь стучало не в такт шагам. Когда она заговорила, голос её был тих, как падающий снег.

– Кто это был?

Се Линь на мгновение замедлил шаг. Лёгкая боль прошла по его чертам лица.

– Лишь страж, что забыл, зачем охраняет врата, – ответил он.

Мо Сянь прижала руки к груди, где странная дрожь не хотела униматься. Она не знала, что где-то глубоко внутри неё отозвалась память, которую сердце помнило, а разум – ещё нет. Память о том, кто когда-то клялся оберегать её даже ценой собственной вечности. И кто теперь стоял в снегу, не решаясь даже назвать её имя.

Ветер усилился. Лёд под ногами потрескивал, как трещины на старинных свитках. Мо Сянь шла, едва касаясь земли, как будто невидимые нити тянули её назад – к тому месту, где остался тот, чьё лицо она не могла вспомнить, но сердце уже предательски знало.

– Нам нужно идти быстрее, – сказал Се Линь.

Но сам он не спешил. Словно чувствовал: невидимая сеть уже оплела их, и, как бы они ни старались, судьба настигнет их там, где тропы сливаются в одну. Тем временем Юй Чэнь стоял, погружённый в себя. Он слышал, как их шаги затихают в снегу.

Он чувствовал её дыхание, её пульс – даже сквозь стену холода, сквозь запреты Небес и клятвы, сковавшие его душу. Мо Сянь. Он узнал её в тот миг, когда она подняла глаза.

Её лицо изменилось – слабое смертное тело не могло удержать полноту былой силы. Но в глубине глаз всё ещё горела та самая искра – память о миллионах лепестков павших цветов, о клятве, которую он дал ещё до того, как миры разделились. И он понял: разлом, который он должен уничтожить, не абстракция. Не просто угроза равновесию миров. Это она. Её существование. Её дыхание. Её боль.

Если он подчинится приказу Небес, то он должен будет убить её. Если ослушается – сам станет врагом тех, кого клялся защищать.

На секунду Юй Чэнь закрыл глаза. Лёд под его ногами треснул от силы, сдерживаемой внутри. На перевале ветер ревел уже совсем нестерпимо, срывая снежные вихри, кружащиеся безумными спиралями. Мо Сянь замедлила шаг, её пальцы дрожали.

– Се Линь, – прошептала она. – Я больше не могу.

Он обернулся. Его глаза были полны тревоги.

– Потерпи, – сказал он. – Совсем немного.

Но в тот же миг их настиг свет. Резкий, слепящий, разрывающий тьму, как меч. На краю тропы стоял Юй Чэнь, преграждая путь. Но теперь меч его был обнажён.

Се Линь встал перед Мо Сянь, чувствуя, как в груди рвётся наружу запретная сила, тускло тлеющая с тех пор, как он поклялся никогда не прибегать к ней. Юй Чэнь шагнул вперёд. Его шаги были лёгкими, почти неслышными. Его лицо оставалось безмятежным, но рука, державшая меч, дрожала едва заметно.

– Я не позволю тебе увести её дальше, – сказал он.

Се Линь напряжённо всматривался в него.

– Ты ведь видел её. Ты знаешь, что она не враг.

Молча Юй Чэнь кивнул.

– Знаю.

– Тогда почему? – в голосе Се Линя зазвенела боль. – Почему поднимаешь меч?

Ответ Юй Чэня был как ледяной дождь.

– Потому что я связан клятвой. И потому что я знаю: если она продолжит жить между мирами, границы разрушатся. В этом мире начнётся война, которой никто не переживёт.

Он на мгновение замолчал.

– Я поклялся защищать баланс. Даже ценой собственной жизни. Даже ценой её жизни.

Мо Сянь, словно околдованная, смотрела на него, не в силах понять, почему этот незнакомец говорит так, будто уже тысячу лет знает её боль. Её сердце стучало в груди в унисон с чем-то древним и забытым. Се Линь поднял руку. Медленно, осторожно – не за мечом. А за своим талисманом – треснутым куском нефрита, который всегда носил на груди.

– Тогда, – сказал он тихо, – пройди через меня.

Юй Чэнь смотрел на него долго. Так долго, что сам ветер, казалось, затаил дыхание. А потом опустил меч.

– Я не могу, – сказал он, и в голосе его впервые дрогнула сталь. – Я не могу снова убить её.

В его глазах отразилась боль веков, промелькнувшая, как всполохи далёких звёзд. Он отступил на шаг, позволяя им пройти. Но добавил, сдержанно:

– Се Линь. Мо Сянь. Вас будет искать весь Небесный Двор.

Он поднял голову, и в его взгляде было что-то, чего раньше там не было – горькая решимость обречённого.

– Я задержу их столько, сколько смогу. Но если вы не найдёте способ исцелить разлом… – его голос оборвался.

Он не сказал, что будет тогда. Он знал, и они знали: тогда ему всё равно придётся их уничтожить.

Когда Се Линь взял Мо Сянь за руку и повёл её дальше по заснеженной тропе, она ещё раз обернулась. Юй Чэнь стоял один, затянутый в серебристые вихри снега. Он не смотрел им вслед. Он смотрел в небо, где между мёрзлыми облаками дрожало далёкое зарево рассвета.

Глава 8 – 第八章 Сквозь ледяные стены

Тропы становились всё уже, стены ущелья – выше, а дыхание Мо Сянь становилось всё тяжелее. Снег кружил вокруг неё белыми клочьями, цеплялся за волосы, за края одежды, за ресницы, как будто сама зима пыталась остановить её бег.

Они шли в глубь ледяного каньона, туда, где трещины на стенах были полны инея, и в отблесках луны казались прожилками древнего мрамора. Здесь, говорили люди, даже время замерзало. И здесь, за мёрзлыми стенами, Юй Чэнь настиг их вновь. Но на этот раз он не показался открыто.

Он шёл по другой тропе, вдоль обрыва, ступая так легко, что ни один снежный кристалл не сдвигался с места. Его плащ, вытканный из света и тени, колыхался за спиной, а меч в его руке оставался опущенным. Он смотрел вниз, туда, где под ним двигались две крошечные фигуры – Се Линь и Мо Сянь, – как капли живого тепла в этом мёртвом белом мире.

Юй Чэнь знал, что должен был остановить их. И всё же он шёл параллельно, молча, позволяя себе ещё одно мгновение видеть её живой. Он приглядывался к ней через толстую ледяную стену ущелья, и в этих отражениях, размытых трещинами и искрами инея, видел отголоски чего-то давно забытого.

Её походка была осторожной, словно она боялась потревожить дыхание земли. Её глаза, даже в усталости, были полны странной ясности – той самой ясности, которая когда-то зажгла в нём желание нарушить сам порядок миров. Сомнений не было, это она. Мо Сянь. Та самая, ради которой он когда-то поклялся отречься от себя. И тут, среди снега и тишины, его сердце сжалось, как будто в груди раскрылся забытый цветок – первый и последний в этом замёрзшем краю.

– Почему ты молчишь? – вдруг спросила Мо Сянь.

Её голос был тихим, но в этом безмолвии он прозвучал отчётливо, словно колокольчик в храме. Се Линь обернулся. Его лицо было напряжённым.

– Здесь опасно, – коротко сказал он.

Мо Сянь остановилась. В её взгляде блеснуло что-то тонкое, почти неуловимое.

– Ты боишься не льда, – шепнула она. – Ты боишься… кого-то.

Се Линь отвёл глаза. Тогда Мо Сянь подошла ближе, её пальцы несмело коснулись его рукава.

– Кто преследует нас?

И где-то над ними, среди заиндевелых уступов, Юй Чэнь сжал меч так сильно, что по рукояти пробежала трещина. Он слышал каждое её слово. Каждую дрожь в её голосе. Каждую незримую боль. И знал, что он сам – причина этой боли.

Они остановились у пересечения трёх троп. В одну сторону вела узкая щель между ледяных скал, в другую – обледенелая тропа вниз, к замёрзшему озеру.

Се Линь задумался на мгновение. Он чувствовал: кто-то идёт за ними. Но без сил, без возможности применить заклинания, ему оставалось лишь выбирать, где обороняться будет легче. Он хотел сказать Мо Сянь, чтобы она держалась за ним крепче. Хотел сказать ей, что всё будет хорошо. Но не успел. Потому что в следующее мгновение воздух дрогнул. И на тропу, прямо перед ними, ступил Юй Чэнь.

На этот раз без оружия. Без вражды. Он стоял, словно выточенный из инея, его взгляд был чист, почти печален. Мо Сянь в ужасе прижалась к Се Линю. Но Се Линь не двигался. Он почувствовал, как что-то меняется в Юй Чэне. Как холод внутри него борется с болью. Как страж, чья клятва была важнее собственной жизни, на мгновение колеблется перед одним только её дыханием.

Юй Чэнь медленно опустил голову.

– Я не стану нападать, – сказал он наконец.

Голос его был хриплым, как голос человека, который слишком долго молчал. Мо Сянь сжала пальцы на рукаве Се Линя. Се Линь насторожился.

– Тогда зачем ты пришёл?

Юй Чэнь молчал. Ветер бил ему в лицо, срывал волосы с плеч, обнажая застывшие в сосульках ресницы. Он стоял на ветру, как последний страж угасающего мира.

– Я должен был увидеть её, – сказал он наконец. – Чтобы знать наверняка.

Его глаза встретились с глазами Мо Сянь. И в этом мгновении, сквозь холод и страх, сквозь потерянные воспоминания и треснувшие судьбы, что-то дрогнуло.

Мо Сянь сделала полшага вперёд, будто желая сказать что-то… или спросить. Но Се Линь мягко удержал её. Юй Чэнь отвёл взгляд. Он улыбнулся – тяжёлой, горькой улыбкой человека, который всё понял слишком поздно.

– И теперь я знаю, – прошептал он.

Он сделал шаг назад – не угрожая, не преследуя.

– И я уйду.

Мо Сянь, не зная почему, почувствовала, как слёзы выступают на глазах. Она не понимала, что он видел в ней. И почему его уход оставлял в сердце зияющую, немую боль.

Когда Юй Чэнь растворился в снежной пелене, Мо Сянь долго стояла, вглядываясь в следы, что ветер быстро замёл. А где-то в глубине её души трепетала забытая мелодия. Так тихо. Так больно. Как песня павших пионов под ледяным небом.

Они шли долго, пока за спиной не остались ледяные стены, пересекающиеся подобно застывшим водопадам. С каждым шагом сердце Мо Сянь ныло странной тоской, словно там, за льдом, она оставила что-то, что должна была бы вспомнить… но не могла. Се Линь время от времени оглядывался, прислушивался к звукам ветра, но погони не было. Юй Чэнь действительно исчез. И всё же воздух был полон странной тишины – той самой, что бывает перед бурей.

На одной из стоянок, под скалами, где снег сбивался в крутые сугробы, Се Линь развёл крошечный огонь из редких сухих веток, найденных в расщелинах. Пламя горело неохотно, дрожа под натиском холодного ветра, как последняя упрямая искра жизни.

Мо Сянь сидела рядом, укутавшись в плащ. Её глаза отражали свет костра, но взгляд был далёким.

– Ты устала, – мягко сказал Се Линь, подавая ей чашу с тёплым отваром.

Она кивнула, не глядя на него. Молча приняла чашу. Пальцы её дрожали. Какое-то время они сидели молча, лишь потрескивание огня и завывание ветра заполняли пространство между ними. И вдруг Мо Сянь спросила:

– Тот человек…

– Юй Чэнь, – коротко ответил Се Линь, не поднимая глаз.

– Он… раньше был мне знаком?

Вопрос прозвучал почти испуганно. Се Линь поднял на неё взгляд. В нём промелькнула боль, которую он не успел скрыть.

– Я не знаю, – солгал он.

Он не хотел, чтобы её сердце снова разорвалось. Не сейчас, когда она ещё была так слаба. Мо Сянь смотрела на огонь, будто ища в его пляшущих языках ответ.

– Но почему тогда, – прошептала она, – когда я увидела его… мне стало так… больно?

Ветер забрал её последние слова, унося их в ночь. Се Линь опустил голову. Он знал ответ. Потому что их души всё ещё были связаны тончайшей нитью, невидимой, но неразрывной. Даже если разум забыл, сердце всё помнило.

Тем временем, в нескольких лигах от них, Юй Чэнь стоял на краю обрыва. Под его ногами раскинулось замёрзшее озеро – гладкое, как зеркало, покрытое трещинами, уходящими в бесконечность. В небе над ним вились светила – тусклые, словно звёзды, умирающие в предрассветной мгле. Он смотрел вниз, туда, где под слоем льда скрывалась бесконечная глубина. Мир без неё казался ему таким же – замёрзшим, треснувшим, хрупким. Юй Чэнь сжал кулак. На ладони проступила капля крови – тонкая, алая, словно знак нарушенной клятвы. Он солгал Небесам. Он не уничтожил разлом. Он не выполнил свой долг. Он нарушил всё, чем был. Но, несмотря на это, он не пожалел. Потому что, глядя в её глаза, он понял: уничтожить её значило бы уничтожить ту единственную часть себя, которая ещё помнила, зачем он жил.

Юй Чэнь вытащил из-за пояса тонкую цепочку с подвеской – крошечной, почти невесомой. Это был старый амулет – полупрозрачный кристалл, в котором когда-то Мо Сянь спрятала свою первую песню. Он носил его столько веков, что уже не знал, где кончается его память и начинается её свет. Цепочка скользнула сквозь пальцы. Амулет упал в трещину на льду. Юй Чэнь долго смотрел, как он исчезает в бездне. И затем развернулся, уходя прочь от замёрзшего озера, прочь от своих прежних клятв, прочь от самого себя.

Ночь медленно растворялась в бледном свете приближающегося рассвета. Где-то за дальними скалами Мо Сянь спала, уткнувшись в плечо Се Линя, забыв на мгновение о боли. А Юй Чэнь шёл в одиночестве, сквозь ледяные стены, сквозь остатки того, кем он когда-то был. С каждым шагом он знал: впереди – только ветер. И память о том, кого он любил слишком поздно.

Глава 9 – 第九章 Травы, что лечат душу

Огонь в маленьком костре затихал. Снежная буря ослабела, оставив после себя тяжёлую, почти вязкую тишину. Мо Сянь спала, укутавшись в плащ Се Линя. Лицо её казалось беззащитным, словно у ребёнка, на мгновение забывшего о боли.

Се Линь сидел рядом, склонившись вперёд, и смотрел на трещины в камне, будто ища там ответы на вопросы, которые не осмеливался задать самому себе.

В его руке был засушенный стебель травы с крошечными серебристыми цветами – редкое растение, способное утешить разорванную душу. Он собирал его ещё тогда, когда был другим человеком. Когда ещё верил, что может исцелять, а не разрушать.

Пламя шевельнулось, и в его отблесках перед глазами Се Линя всплыли образы. Не снежная пустошь. А пламенеющие леса. Тот день, когда его изгнали.

В прошлом, много лет назад, небо было алым, будто кто-то пролил кровь богов на землю.

Храм Нефритового Пламени стоял на утёсе, гордый и неподвижный, как вечно дремлющий дракон. По ступеням, ведущим к главной зале, стекались люди в чёрных, синих и белых одеждах, лица их были суровы и бесстрастны. Се Линь стоял посреди зала. На нём был тёмно-серый плащ изгнанника, а у ног лежала разбитая печать клана – нефритовый диск, треснувший ровно пополам. Перед ним возвышался Совет Старейшин.

Его родной брат, Се Чжао, стоял в стороне, скрестив руки на груди. В его глазах отражалась ледяная победа. Се Линь не опускал головы. Он знал: нет слов, способных смыть то, в чём его обвиняли. Нарушение запрета. Использование запретной силы в войне между кланами. Разлом, унесший жизни тысяч. И самое страшное – раскол души Мо Сянь, хоть он тогда и не знал, что именно сделал.

– Ты нарушил клятвы Нефритового Пламени, – голос Старшего Старейшины звучал, как удар меча о камень. – Ты осквернил древнюю печать, отринул равновесие. За это ты лишаешься имени рода, силы крови и права на возвращение.

Каждое слово было приговором. Каждое слово отрывала от него кусок его сущности. Се Линь стоял молча. Он не защищался. Он не каялся. Он просто смотрел мимо старейшин – туда, за огромные ворота храма, где ветер терзал красные флаги, где небо горело пламенем заката. Там, где когда-то ему клялась ждать его одна маленькая девочка с серебристой заколкой в волосах. Там, где всё было ещё возможным.

– Прежде чем ты уйдёшь, – произнёс Старший Старейшина, – тебе надлежит принести клятву.

Се Линь молча опустился на колени. Ему бросили кусок сломанного нефрита и кинжал с серебряным лезвием.

– Клянись кровью, – сказал один из старейшин, – что более никогда не коснёшься силы. Что не поднимешь заклинания ни против врага, ни ради друга.

– Клянись, что будешь лишь тенью, следом забытого ветра.

– Клянись, что отречёшься от власти.

Се Линь взял кинжал. Острие коснулось ладони. Капля крови упала на разбитый нефрит. И он произнёс:

– Клянусь.

Голос его был спокоен, как замёрзшая вода.

– Пусть мои руки забудут жар огня. Пусть мои уста забудут язык древних чар. Пусть моя душа будет безымянной, как прах на дороге. Клянусь не использовать силу. Никогда.

Клинок прошёл по ладони, оставив глубокую резь. С кровью уходила часть его самого. Он встал, не оборачиваясь, и покинул храм. Ветер рвал его плащ, словно хотел остановить, но он шёл вперёд.

Пламя костра дрогнуло. Се Линь вернулся в настоящее. Мо Сянь спала, её дыхание было ровным. Он сжал в пальцах стебель травы, ту самую, что лечит душу. И подумал: если бы тогда он не поклялся… Возможно, сейчас всё было бы иначе. Возможно, он мог бы защитить её от Юй Чэня. От Небес. От самой судьбы. Но тогда… он перестал бы быть Се Линем. И стал бы чудовищем, которого однажды уже увидел в своём брате.

Он опустил траву в крошечную чашу, начал варить отвар, аккуратно, как некогда учил его старый наставник. Каждое движение было молитвой. Каждая капля – попыткой искупить вину. И если даже душа Мо Сянь рассыпалась, как лепестки павших пионов, он верил: может быть, может быть… ещё не всё потеряно.

Костёр потрескивал, разгоняя тьму узким кольцом света. Лёд вокруг казался ещё более холодным, еще более враждебным на фоне этого крошечного островка тепла.

Отвар был готов.

Се Линь перелил его в маленькую глиняную чашу, кромка которой была покрыта сетью старых трещин, как сама его душа. Он склонился над Мо Сянь.

Её лицо было бледным, словно высеченным из тончайшего фарфора. Длинные ресницы отбрасывали лёгкие тени на щеки. Тело, укутавшееся в плащ, выглядело хрупким и беззащитным, как росток, застрявший между зимой и весной.

– Мо Сянь, – шёпотом позвал он, будто боясь спугнуть хрупкую тишину.

Она чуть шевельнулась, словно в полусне, и слабо открыла глаза. В её взгляде всё ещё сквозила туманная отрешённость. Се Линь поднёс чашу к её губам.

– Пей, – сказал он мягко. – Это поможет.

Мо Сянь послушно отпила. Горячая горечь растеклась по её телу, и она тихо вздохнула, будто скинула невидимую тяжесть. На мгновение между ними повисло редкое, чистое спокойствие. Се Линь смотрел на неё, и сердце его наполнялось тоской. В глубине души он знал: он не сможет защитить её вечно. Его клятва связывала ему руки. Его сила – запечатана кровью. Его судьба – стать лишь тем, кто будет держать её за руку на последнем шаге к бездне. Но, даже зная это, он не мог отпустить её. Не теперь. Не снова.

– Линь, – вдруг прошептала Мо Сянь, её голос был слабым, но ясным, – я… видела тебя.

Он замер.

– Где?

– Во сне, – ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Ты стоял на краю башни. Ветер рвал твои одежды, а в руках у тебя была… чаша. Кровавая чаша.

Се Линь сжал кулаки, так что ногти впились в ладони. Он знал этот сон. Он сам видел его много раз. Ту башню. Тот день. Тот выбор.

– Что ты сделал тогда? – спросила Мо Сянь, не отводя взгляда.

Се Линь молчал. Ветер обдал их ледяным дыханием, тронул пламя костра. И в этом дыхании Се Линь услышал, как звучат слова, которые он так долго боялся произнести:

– Я выбрал не тебя.

Слова вышли глухо, словно выдранные из груди. Мо Сянь вздрогнула.

– Почему?

Се Линь опустил глаза.

– Потому что я боялся потерять мир. Потому что я думал… что, спасая всех, спасу и тебя.

Тишина обрушилась на них, тяжёлая, как зимнее небо. Мо Сянь долго молчала. Её дыхание стало медленным и ровным. Казалось, она погружается обратно в сон. Но, прежде чем закрыть глаза, она прошептала:

– Ты ошибался.

Се Линь склонился над ней, и в его взгляде плескались сожаление и покорность.

– Я знаю, – тихо ответил он.

Когда она уснула, он ещё долго сидел рядом, охраняя её сон, не позволяя себе ни на миг отвлечься. И где-то в глубине его сердца, под тяжестью старых клятв и новых ран, начала пробиваться крохотная, дрожащая мысль: что если… Что если ещё не всё потеряно? Но чтобы спасти её – теперь по-настоящему – ему придётся сделать то, чего он боялся всю жизнь: разорвать свою клятву. Даже если это будет стоить ему остатков души. Даже если путь к искуплению будет означать путь к собственной гибели.

Ветер уносил искры костра в ночь. И среди шёпота ветра, где-то далеко, в темнеющем небе, звучали первые отголоски новой бури. Той, что сотрёт границы между судьбой и выбором. Между искуплением и жертвой. Между любовью и потерей.

Глава 10 – 第十章 Первый раз, когда сердце дрогнуло

Рассвет подкрадывался к замёрзшим скалам неспешно и бледно, окрашивая снежные гребни в призрачные оттенки перламутра. Мир вокруг был ещё погружён в глубокую, едва дышащую тишину, когда Мо Сянь медленно открыла глаза.

Её дыхание образовало тонкое облачко пара. Она приподнялась на локтях и увидела: рядом, у затухающего костра, дремал Се Линь.

Он сидел, склонившись вперёд, с рукой, сжатой на коленях. Спина его казалась усталой, будто сотни лет скитаний и битв сломили её невидимым грузом. Но выражение его лица во сне было неожиданно мягким. Безмятежным. Таким, каким она не видела его ни разу за всё время их бегства.

Мо Сянь долго смотрела на него, боясь пошевелиться. Что-то дрогнуло в её груди – не боль, не страх, не забытая скорбь, а странное, тёплое ощущение, которое она не могла объяснить. Оно было лёгким, как первый порыв весеннего ветра после долгой зимы. Она сжала пальцы на плаще, которым он её укрыл, пытаясь унять дрожь в руках. И в тот миг она впервые задумалась: кто он для неё? Не просто защитник. Не просто тот, кто уводил её всё дальше от погони. Что-то большее. Кто-то, чьё присутствие уже становилось необходимым, как дыхание в ледяную ночь.

Пламя в костре затрепетало. Се Линь проснулся. Их взгляды встретились – на мгновение, но этого хватило. В его глазах было то же самое чувство, что трепетало в её сердце. Что-то тихое. Что-то, что не требовало слов.

Он быстро отвёл взгляд и встал, словно опасаясь, что если задержится рядом с ней хоть на миг, то потеряет всё, за что боролся.

– Мы должны идти, – сказал он, голос его был хриплым от недосыпа.

Мо Сянь молча кивнула. Но когда она поднялась на ноги, её пошатнуло. Се Линь, не думая, подхватил её за талию. И замер. Она была невесома в его руках, хрупка, как та самая травинка, которую он берёг всю ночь.

И всё же – в её теле, в её дыхании, в самом её существовании было столько жизни, столько тихой силы, что Се Линь невольно сжал её крепче, словно боялся, что ветер унесёт её прочь.

Мо Сянь подняла на него глаза. И в этом взгляде не было страха. Только доверие. И что-то большее. На миг мир вокруг исчез. Не было больше ни снега, ни холода, ни преследующих теней. Был только он. И она. И этот крошечный, чудесный промежуток между ударами сердца.

Се Линь резко отпустил её, словно обжёгшись.

– Прости, – глухо сказал он.

Мо Сянь улыбнулась – тонко, почти невидимо.

– Ты не причинил мне боли.

Её голос был лёгким, как весенний дождь, как музыка, которую он когда-то слышал в её пении, в другой жизни. В жизни, которую он обрёк на забвение.

Они отправились в путь. Шли медленно, осторожно, следя за каждым шорохом ветра. Но сердце Се Линя больше не было прежним. Впервые за много лет оно дрогнуло. И он знал: это чувство будет расти. Незаметно. Неумолимо. Как росток, пробивающийся сквозь лёд. И однажды ему придётся сделать выбор. Между клятвой и этим трепетным, ещё не рождённым чувством. Между прошлым и будущим. Между тем, кем он был, и тем, кем он готов стать ради неё.

Скалы вокруг становились всё ниже, снег поредел, обнажая тропы, по которым некогда проходили паломники. Здесь, у подножия древних гор, воздух был мягче, а свет – теплее, будто сама земля помнила другие времена, когда над этими землями звучали песни, а не только стоны ветра.

Се Линь вёл Мо Сянь вперёд, стараясь выбирать самые лёгкие дороги, щадя её силы. Но с каждым шагом он всё сильнее ощущал: то, что родилось между ними на границе сна и пробуждения, теперь дышало и росло. Нечто нежное, тонкое, как цветок в морозный день. Нечто опасное.

У ручья, где вода едва пробивалась из-под ледяной корки, они остановились. Мо Сянь села на камень, опустив руки в холодную воду. На мгновение её лицо озарилось лёгкой улыбкой – словно ребёнка, впервые увидевшего чудо.

Се Линь смотрел на неё, и сердце его снова дрогнуло. Она была слишком далека от мира, к которому он привык. Слишком чиста для войны, которую он обрёк её вести. И всё же – именно потому он не мог отвести взгляд.

– Здесь красиво, – тихо сказала Мо Сянь.

Её голос был тихим, но в нём звучала искренняя радость. Она зачерпнула ладонями воду, позволив ей струиться сквозь пальцы. Се Линь присел рядом, молча наблюдая.

– В детстве, – продолжила она, – я мечтала найти место, где даже дыхание мира звучит как песня.

Она улыбнулась – светло, искренне.

– Думаешь, такое место существует?

Се Линь хотел ответить, что нет. Что мир полон боли, предательства и холода. Что всё хорошее – лишь сон, который рано или поздно кончается.       Но, глядя в её глаза, полные детской веры, он не смог. Он лишь тихо произнёс:

– Если ты его ищешь, значит, оно существует.

Мо Сянь посмотрела на него. И в её взгляде была такая тишина, такая глубокая благодарность, что Се Линь невольно отвернулся. Он чувствовал, как трещины внутри него становятся всё шире. Как клятвы, сковывающие его душу, начинают дрожать. Он боялся. Не за себя. За неё.

Они долго сидели у ручья, не говоря ни слова. Просто вместе. Под одним небом. Словно два путника, заблудившиеся не только в землях, но и в своих собственных судьбах.

Когда солнце клонилось к закату, окрашивая вершины багровым светом, Се Линь осторожно прикрыл пальцами локоть Мо Сянь, поправляя на ней плащ.

Её рука на миг коснулась его запястья. И в этом невинном касании была вся истина их будущего. Их горе. И их любовь. Которая уже пускала корни в трещинах их разбитых судеб.

Се Линь поднял глаза к небу. И тихо подумал: "Если это чувство – ошибка… То пусть я ошибаюсь до конца времён."

Но на дальнем горизонте, там, где небо начинало темнеть, уже собирались новые тени. И вместе с первыми звёздами зажглись предвестия беды. Потому что любовь в этом мире всегда несла за собой расплату. Особенно – между смертным и бессмертным. Особенно – когда времени оставалось так мало.

Глава 11 – 第十一章 Треснувший нефрит

Ночь опустилась на землю прозрачным покрывалом. Лёгкий иней блестел на траве серебристыми искрами, словно сама земля затаила дыхание, ожидая чего-то неотвратимого.

Се Линь и Мо Сянь укрылись в заброшенной часовне у подножия гор. Некогда здесь служили духам ветра и воды, но теперь каменные стены покрылись трещинами, и сквозь дыры в крыше виднелось холодное небо, усыпанное редкими звёздами.

Мо Сянь сидела у основания алтаря, устало опустив голову на руки. Се Линь растопил маленький очаг, стараясь не тревожить её. И всё же тревога не оставляла его ни на миг.

С каждым днём Мо Сянь становилась всё слабее. Иногда её тело словно теряло вес, становясь прозрачным на миг, как призрак. Иногда она смотрела сквозь него – будто видела что-то иное, далёкое, за гранью человеческого восприятия.

И Се Линь чувствовал: приближается черта, за которой они не смогут вернуться. В ту ночь Мо Сянь вздрогнула во сне. И закричала – не громко, но так, что этот звук пронзил даже стены часовни. Се Линь бросился к ней, опустился на колени рядом.

– Мо Сянь! – он позвал её, осторожно беря за плечи.

Её тело дрожало, будто в лихорадке. Губы шевелились, произнося несвязные слова. Руки схватили его за плащ – сильно, отчаянно, как утопающий хватается за последнюю ветку.

– Спаси меня, – прошептала она. – Пожалуйста… спаси…

Се Линь почувствовал, как неведомая сила ударила ему в грудь – холодная, раздирающая, как треск раскалывающегося льда. В следующее мгновение мир вокруг исчез. Он оказался в темноте, глубокой, бездонной. Перед ним парили два света. Один – тёплый, золотистый, мягкий, будто утренний туман. Другой – серебристый, острый, как лезвие клинка. Между ними пульсировала трещина – длинная, бесконечная, уходящая в вечность. И на этой трещине, как на тончайшем мосту, стояла Мо Сянь. Её фигура колебалась между двумя огнями. Половина её тела была тёплой и живой, дышащей, наполненной жизнью. Половина – прозрачной, будто вырезанной из света, нетленной, но бесконечно далёкой от мира смертных.

Се Линь шагнул вперёд, но его остановил голос. Старый, будто ветер в скалах, и в то же время бесконечно знакомый.

– Ты видишь правду, Се Линь.

Перед ним возник силуэт в старомодных одеждах мастера – дряхлый, но величественный.

Это был Учитель Хуань – тот, кто когда-то учил его истинам пути бессмертных.

– Что это? – спросил Се Линь, чувствуя, как дрожит его голос.

Учитель Хуань склонил голову.

– Душа той, кого ты защищаешь, расколота.

Он провёл рукой, и между огнями заструились видения – сцены сражений, всполохи заклинаний, разрушенные храмы и поля, усыпанные павшими.

– Война между кланами. Проклятие древней печати.

И твой выбор… – голос наставника стал тяжёлым, – разорвал её.

Се Линь отшатнулся, как от удара. Он увидел – в водовороте образов – как сам, тогда, на вершине Башни Пламенного Рассвета, призывал силу Нефритового Пламени, чтобы спасти тех, кого считал своими.

И как в этом вихре света и тьмы, словно сорванный лепесток, Мо Сянь падала в бездну. Её душа рвалась на две части. Одна – привязанная к миру смертных, к боли, любви и времени. Другая – унесённая в сферы вечности, где не было места ни радости, ни скорби.

Се Линь закрыл глаза.

– Это моя вина.

– Да, – мягко подтвердил Учитель Хуань. – Но вина – лишь первый шаг. Главное – что ты сделаешь теперь.

Мо Сянь стояла на трещине. Её глаза были полны безмолвной мольбы. Се Линь сделал шаг вперёд. И услышал ещё один голос – тонкий, но пронзительный, как звон серебряного колокольчика. Голос самой Мо Сянь.

– Я хочу жить, – прошептала она.

– Я хочу любить. Помни меня.

И трещина под её ногами начала расходиться шире. Се Линь бросился вперёд, не думая.

Он схватил её за руку, чувствуя, как две силы борются за неё – смертную и бессмертную, теплоту жизни и холод вечности. И клялся себе: что бы ни случилось, он не отпустит. Никогда.

Мир вокруг трещал, будто ледяное зеркало, готовое разлететься на тысячи осколков.

Се Линь сжимал руку Мо Сянь, чувствуя, как тонкая нить между её двумя сущностями натягивается до предела. Тёплая часть её души дрожала под его ладонью, стремясь остаться здесь, на земле, рядом с ним. А холодная, светлая – пыталась ускользнуть в сферы, где нет времени и памяти.

И он знал: стоит ему хоть на мгновение поколебаться – и её смертная часть погибнет.

Навсегда.

В глубине трещины затрепетал свет. И Се Линь услышал голос. Не голос Мо Сянь. А голос старого мира, древнего, бесстрастного, равнодушного к судьбам людей.

– Отпусти. Её участь – раствориться. Таково равновесие.

Он стиснул зубы.

– Нет, – прошептал он. – Не теперь.

Не снова. Не тогда, когда она впервые начала улыбаться. Не тогда, когда её рука так доверчиво сжимала его.

Трещина под их ногами начала ползти дальше, рассыпая землю в черноту. Мо Сянь вскрикнула. И тогда Се Линь понял: ему не спасти её без жертвы. Без нарушения клятвы, наложенной кровью. Без вызова той силы, которую он поклялся никогда больше не касаться.

Он закрыл глаза. И вспомнил всё. Башню Пламенного Рассвета. Горький вкус крови на губах. Предательство брата. Распад мира на части.

И клятву – ту страшную, которую он дал тогда, среди пепла и разрушения:

"Больше никогда."

Но в этот момент – перед лицом её боли, её дрожащего дыхания – он понял:

Иногда любовь выше клятвы. Иногда клятва, спасая мир, убивает самое дорогое.

Он разжал кулак. И позволил силе вернуться.

Тёплый свет, спящий в его крови, дрогнул и вспыхнул, как пробуждённый феникс.

По руке, удерживающей Мо Сянь, прошла золотая трещина, будто сама ткань его души начала рушиться.

На мгновение он почувствовал, как его собственная жизнь уходит в неё – как река, переливающаяся из одного берега в другой.

Он отдал ей всё, что осталось.

Тёплый свет разлился между ними.

И холодная, серебристая часть Мо Сянь замерла, дрогнула – и рассыпалась искрами.

Только тёплая душа осталась – истончившаяся, измученная, но живая.

Они упали на каменные плиты часовни. Се Линь тяжело дышал, чувствуя, как ломается последняя печать в его теле.

Как кровь становится тяжёлой, как расплавленный металл.

Как его сила, некогда чистая, теперь отравлена запретом, который он нарушил.

Но рядом с ним Мо Сянь дышала. Слабо. Но – дышала. И это было важнее всего. Она открыла глаза. В них была растерянность. И – впервые – крошечная искра тепла. Её пальцы нащупали его руку.

– Ты… – прошептала она. – Ты спас меня.

Он с трудом улыбнулся.

– Только потому, что не смог бы снова потерять тебя.

Мо Сянь слабо улыбнулась в ответ. И эта улыбка стоила ему всего мира.

Снаружи над разрушенной часовней ветер зашевелил древние колокольчики.

И в их дрожащем перезвоне звучала старая истина:

Когда трескается нефрит, он уже никогда не будет прежним.

Но именно в трещинах рождается свет. В ту ночь Се Линь понял: Их пути теперь связаны навсегда. И вместе с этим даром он обрёл и проклятие. Потому что Небеса не прощают нарушенных клятв. И цена за спасение Мо Сянь ещё только начинала нарастать.

Глава 12 – 第十二章 Печать на запястье

Мир по-прежнему был окутан серым туманом предрассветных теней, когда Мо Сянь открыла глаза.

Каменные плиты часовни под ней всё ещё хранили тепло костра. Се Линь сидел неподалёку, молча, с закрытыми глазами, будто погружённый в глубокую медитацию. Тонкая нить золотого света всё ещё еле заметно струилась вдоль его ладони – остаток той силы, которую он вчера позволил себе нарушить.

Мо Сянь медленно поднялась, и в этот момент почувствовала странное жжение в запястье.

Словно под кожей шевельнулось что-то чуждое.

Она опустила взгляд.

На внутренней стороне левого запястья, там, где вчера не было ничего, теперь проступал тонкий узор.

Тонкая линия, закрученная в спираль, подобная древнему символу единства души и тела. В самом центре мерцала едва уловимая красная искра, как крошечная капля крови, застывшая во времени.

Печать. Неживая. И всё же – пульсирующая в такт её сердцу.

Мо Сянь тронула узор кончиками пальцев. Жжение усилилось, словно печать отзывалась на её прикосновение. Её дыхание участилось. Какая-то часть её, древняя и первобытная, инстинктивно знала: это знак. Не просто рана. Не просто след от их спасения. Это была дверь. Или цепь. И, возможно, и то и другое сразу.

Се Линь открыл глаза. И сразу увидел, как Мо Сянь смотрит на своё запястье. Он вскочил, подойдя к ней одним быстрым шагом.

– Покажи, – тихо сказал он.

Мо Сянь молча протянула руку. Се Линь взял её ладонь в свои пальцы, осторожно, словно боялся причинить боль.

Когда его кожа коснулась её, печать дрогнула и вспыхнула мягким светом, как отклик.

Се Линь замер.

Его лицо стало напряжённым, глаза сузились. Он знал такие символы. Он видел их в древних манускриптах клана Нефритового Пламени – в разделе, который повествовал о расколотых душах и печатях вечной привязки.

– Что это? – прошептала Мо Сянь.

Её голос был хрупким, как иней на стекле. Се Линь медлил с ответом. Он понимал: правда будет тяжёлой. Но он больше не мог лгать.

– Это… – начал он медленно, – знак того, что твоя душа больше не принадлежит целиком ни этому миру, ни миру бессмертных.

Он посмотрел ей в глаза.

– Это печать разлома.

 Твоё тело стремится к жизни. Но твоя душа всё ещё тянется в вечность. Печать держит тебя здесь… на краю.

Мо Сянь побледнела.

– Значит… я всё ещё могу исчезнуть?

Се Линь сжал её ладонь крепче.

– Нет, – твёрдо сказал он. – Пока я рядом – нет.

И в его голосе не было ни тени сомнения. Как будто его собственная жизнь теперь не имела значения, если речь шла о ней.

На какое-то время они сидели молча.

Пламя очага мирно потрескивало, будто тоже затаив дыхание, боясь потревожить их хрупкое равновесие.

И Мо Сянь впервые за долгое время почувствовала: что бы ни ждало их впереди – страх больше не будет её единственным спутником.

Она снова посмотрела на печать.

И в тонком узоре, в трепещущем свете, увидела не только проклятие.

Но и надежду.

Ту самую, что всегда рождается там, где боль соединяется с любовью.

Отлично, я понял: пишем более глубокими, цельными абзацами без рубленых фраз. Продолжаю так, как ты хочешь:

Когда Мо Сянь поднялась на ноги, осторожно прижимая запястье к груди, печать на её коже вновь вспыхнула, будто чувствуя приближение чего-то незримого. Воздух в часовне стал плотнее, наполненный предчувствием – таким, которое человек ощущает кожей задолго до того, как беда приобретёт черты и имя. За треснувшими стенами пронеслось завывание ветра, и где-то в его голосе послышалось странное – будто сквозь шум приближалась шёпотом чужая воля, не принадлежащая ни людям, ни духам.

Се Линь напрягся всем телом. Его чувствительное чутьё – память о прошлых силах, которые он когда-то отринул, – уловило зыбкое и тревожное движение в потоках ци. Мир вокруг словно дрогнул, тонкой паутиной трещин расползаясь между мирами, и Се Линь без слов понял: печать на запястье Мо Сянь не просто клеймо её состояния. Она стала маяком, сигналом для тех, кто бродит по межмирью, ищущих пути к её разорванной душе.

Мо Сянь чувствовала это тоже, хотя и не могла объяснить. Она сжала ладонь так крепко, что ногти впились в кожу, а сердце билось в груди, словно птица в ловушке. В её взгляде не было страха, только странная, непрошеная ясность – как будто что-то древнее внутри неё вспомнило, что именно за ней придут, и что это было неизбежно с самого начала её падения в этот мир.

– Мы не можем оставаться здесь, – сказал Се Линь тихо, почти не шевеля губами, и его голос, обычно спокойный, теперь звучал жёстко, как обнажённая сталь. – Эти стены больше не укроют нас. Они услышали её.

Он быстро набросил на плечи плащ, проверил меч, что был спрятан под складками одежды, и обернулся к Мо Сянь. Она стояла совсем близко, и в её лице, освещённом зыбким светом умирающего костра, было нечто пугающе прекрасное – как мгновение перед тем, как цветок сорвётся с ветки в ветреную ночь.

Они вышли в ночь. Холод ударил в лицо, резкий и живой, напоминая о хрупкости их тел, о том, как легко потерять тепло в этом безразличном мире. Печать на запястье Мо Сянь светилась сквозь рукав, неярко, но достаточно, чтобы, казалось, весь снег вокруг знал их местонахождение. Се Линь вёл её вниз по тропе, вдоль заиндевелых кустов, где кристаллы инея мерцали в лунном свете, подобно рассыпанным осколкам прошлого.

Их окружала тишина, но в этой тишине жил скрытый ропот – эхо чьих-то шагов, теней без тел, чуждых глаз, следящих из-за каждой скалы. Мо Сянь чувствовала, как печать на её руке начинала пульсировать всё сильнее, с каждым ударом сердца, как будто внутри неё пробуждалась новая сила или, напротив, раскрывалась древняя трещина.

Они остановились у развилки троп. Одна дорога вела к чёрному лесу, мрачному и молчаливому, другая – к заснеженному перевалу, где буря уже собирала клочья тумана. Се Линь не колебался. Он повёл её к перевалу, туда, где было труднее идти, но легче спрятаться, где само небо прикроет их следы.

Когда они углубились в туман, Мо Сянь споткнулась, и Се Линь подхватил её. Его ладонь сомкнулась вокруг её запястья, и в тот же миг из печати вырвался тонкий луч света – быстрый, как взмах крыла. Луч рассыпался в воздухе крошечными символами, древними знаками, которые вспыхнули вокруг них на миг, будто древние узы пытались замкнуться вновь.

Се Линь понял: печать начала распечатываться.

И что бы ни было за ней скрыто – это шло за ними.

И, возможно, уже было слишком поздно, чтобы убежать.

Глава 13 – 第十三章 Письмо с Небес

На далёких высотах, где земля терялась под завесой облаков, стоял Небесный Двор – великий дворец, выточенный из белого нефрита и прозрачного льда. Его стены отражали свет звёзд, а над куполами лениво скользили серебряные драконы тумана, обвивая колонны, что терялись в небе. Здесь не знали ни времени, ни жалости, и даже дыхание казалось застывшим в вечности.

Юй Чэнь стоял на мосту между двумя башнями, где ветер гнал лёгкие струи света по мозаичным плитам. Его одежда, некогда ослепительно белая, теперь казалась тусклой на фоне безупречной чистоты Небес. Он смотрел вдаль, туда, где за границей миров шёл тот путь, что выбрали Се Линь и Мо Сянь, и в его груди уже давно звенело чувство, которому здесь не было места – чувство, подобное тонкой трещине в холодном кристалле.

К нему приблизился посланник.

Это было не человек и даже не дух – лишь бледная тень в серебряных одеждах, без лица, без имени, живущая лишь для того, чтобы передавать волю Небес. В руках у него был свиток, запечатанный алой печатью в форме распустившегося цветка.

Когда тень протянула свиток Юй Чэню, он почувствовал, как ледяной холод коснулся его пальцев – не от зимы, не от ветра, а от самой сути этой бумаги, насквозь пропитанной непреложной силой Закона.

Юй Чэнь медленно разорвал печать.

На шёлке чернели всего несколько строк, написанных древним, не допускающим возражений письмом.

"Устранить разлом между мирами.

Имя: отсутствует.

Сущность: нестабильная.

Состояние: угроза балансу."

Под подписью стоял знак Великого Небесного Совета – три перекрещенные линии, означающие суд, приговор и исполнение.

Юй Чэнь читал эти строки, и с каждой прочитанной чертой в его груди что-то медленно и неумолимо опускалось в бездну. Они не знали, кто именно был "разломом". Для Небес Мо Сянь была всего лишь ошибкой – рваным швом на ткани миров, нежелательной и опасной.

Они велели ему убить её.

Не Мо Сянь – не человека, не душу, не судьбу.

А безликий "разлом", подлежащий ликвидации.

И этим Небеса делали своё страшное дело: превращали любовь в преступление, память – в слабость, чувство – в вину.

Юй Чэнь медленно сжал свиток в кулаке.

Пальцы его побелели от напряжения, а на бумаге выступили тонкие трещины, словно сама ткань приказа не выдерживала его молчаливого сопротивления.

Он закрыл глаза.

Всё внутри него сопротивлялось.

Его меч когда-то был выкован для защиты границ миров, для сдерживания хаоса, для охраны баланса, на котором зиждился сам порядок бытия. Но теперь меч требовали обратить против той, чей голос он слышал в снах, чей взгляд ожёг его сердце в тот миг, когда они встретились на заснеженной тропе.

Если он подчинится, он сохранит обет и своё место среди бессмертных.

Если ослушается – падёт, изгнанный, забытый, лишённый всего, что когда-то значило для него жизнь.

Ветер тронул его волосы, принёс с собой запах снега, далёких гор, напомнил о той, кого он должен был уничтожить.

И Юй Чэнь, впервые за века, медленно опустился на одно колено, как склоняются не перед властью, а перед собственной потерянной совестью.

Он знал, что выберет.

И знал, что за этот выбор ему придётся заплатить всем, что у него есть.

Юй Чэнь поднялся медленно, как поднимается тот, кто ещё не забыл, что такое честь, но уже понимает, что потеряет всё ради неё. В его ладони свиток рассыпался в пепел, а ветер развеял его, словно никогда и не было. Но приговор Небес был не в бумаге – он был высечен в самом воздухе, в тяжести туч над головой, в молчаливом свете башен, навеки обращённых к беспристрастному небу.

Он шёл по длинному пустому коридору Небесного Двора, мимо стражей, что стояли как статуи, мимо судей, что носили маски безликих, мимо врат, где сияли печати силы, скрепляющие порядок миров. Никто не окликнул его, никто не спросил, куда он идёт. В этом молчании чувствовалось не разрешение – а равнодушие. Небеса не заботились о его муках. Они заботились лишь о законе.

Когда он подошёл к Вратам Теней – тому месту, через которое бессмертные могли пересечь границу между мирами – его остановил голос.

– Юй Чэнь.

Это был Глава Стражей, высокий человек в одеждах цвета пепельной зари, с глазами, лишёнными тени сострадания. Он держал в руках ещё один свиток, уже открытый. Взгляд его был прямым, как меч.

– Ты получил приказ. И ты знаешь цену за его невыполнение.

Юй Чэнь не отводил взгляда.

Он не ответил.

Он лишь опустил руку на рукоять меча, что висел у его бедра, и склонил голову в знак почтения.

Не согласия.

Не подчинения.

Только прощания.

И в следующую секунду ветер взвился вокруг него, и он исчез за вратами, оставив за собой лишь еле слышный звон, будто сорвавшуюся с неба каплю света.

Он спустился в мир смертных, туда, где лёд скрипел под ногами, где снег застилал тропы, где звёзды были близки и печальны, как тоскующие духи.

Его сердце было тяжёлым, но его шаги – твёрдыми.

Он знал: отныне он один.

Без права на возвращение.

Без надежды на прощение.

С одним лишь желанием в груди – спасти её.

Не потому, что это был его долг.

А потому, что она стала тем, что соединяло его с жизнью, которую он давно потерял среди холодных стен Небесного Двора.

В той же ночи, где-то далеко, Мо Сянь сидела у костра, прижимая к груди руку с пульсирующей печатью. Её веки тяжело опускались, сознание ускользало, а в полудрёме ей слышался шорох крыльев, шёпот древних деревьев, и чья-то печальная улыбка, затерянная между мирами.

И в этой зыбкой тени сна, между жаром костра и холодом звёзд, она вдруг почувствовала: кто-то идёт к ней.

Не враг. Не судья. Не спаситель. А тот, кто готов нарушить закон ради одного её дыхания.

Юй Чэнь шагал сквозь пургу.

И с каждым шагом клятвы, сковывавшие его веками, трещали в груди, рассыпаясь в прах.

Он больше не был их стражем. Он стал чем-то иным. Тем, кто однажды сможет сказать ей:

"Я выбрал тебя. Даже если это значит – пасть."

Глава 14 – 第十四章 Фонарь в тумане

Туман поднялся незаметно. Сначала лёгкой дымкой, затерявшей очертания дальних скал, потом плотным молоком, которое затопило всё вокруг, стирая границы между землёй и небом. Се Линь шёл первым, держа Мо Сянь за руку, но с каждым шагом ему всё труднее было различать её дыхание, чувствовать тепло её ладони. Будто сам воздух отнимал у него то единственное, что ещё держало его в этом мире.

Печать на запястье Мо Сянь светилась сквозь ткань одежды, но теперь этот свет был странным, неровным – то вспыхивал, то гас, будто сердце её души било тревогу. Её шаги становились всё неувереннее. Иногда она замирала посреди пути, прислушиваясь к неведомым голосам, что словно звали её с другой стороны тумана, обещая забвение или свободу, никто уже не мог сказать наверняка.

Они шли так долго, что сам ход времени начал стираться. Иногда Мо Сянь казалось, что она идёт одна. Иногда – что рядом с ней уже не Се Линь, а кто-то другой, чей образ был размытым, но странно знакомым, как тень из сна. Голос этого незримого спутника шептал ей древние имена, звал в миры, где не существует боли. И каждый раз, когда она спотыкалась, когда казалось, что земля исчезает под её ногами, она чувствовала, как сильная рука Се Линя вновь удерживает её в этом мире.

Но чем дальше они шли, тем больше туман прорастал в её сознание. Мо Сянь всё чаще путалась в воспоминаниях, теряя грань между тем, кто она есть, и тем, кем могла бы быть в другом времени, в другой жизни. Она видела образы: себя в золотых покоях древнего дворца, идущую по аллеям цветущих лотосов; себя в алых одеждах, стоящую у подножия башни, откуда падали слёзы вечности; себя – в окружении неведомых людей, чьи лица были одновременно близки и бесконечно далеки.

Се Линь заметил это первым. Он звал её по имени, крепче сжимал её ладонь, но она иногда не откликалась, будто имя "Мо Сянь" переставало иметь для неё значение. Он видел, как её глаза, обычно тёплые и живые, затуманиваются, теряя фокус. И тогда страх, который он так долго удерживал в себе, вспыхивал с новой силой. Потому что теперь он понимал: она действительно уходит.

В одном из таких моментов Мо Сянь вдруг остановилась на тропе. Туман заворачивался вокруг неё, как плотная вуаль, отделяя её от всего сущего. Она стояла неподвижно, опустив руки, а на её запястье печать полыхала ярче, чем когда-либо – красным светом, словно улавливая ритм невидимых миров. Се Линь подбежал к ней, схватил за плечи, встряхнул, но она не отреагировала. Её губы беззвучно шевелились, повторяя что-то невнятное.

– Мо Сянь! – позвал он, впервые теряя спокойствие, голос его надломился от отчаяния.

Она медленно подняла глаза на него.

И Се Линь замер, потому что в её взгляде было что-то чужое.

Как будто перед ним стояла не Мо Сянь, которую он знал, а кто-то иной – тот, кто помнил все жизни, все смерти, кто был старше самого времени.

– Ты не должен был прийти за мной, – произнесла она очень тихо, но её слова отозвались эхом во всем тумане.

И в этот миг из густой пелены вокруг них выплыло что-то.

Свет фонаря.

Маленький огонёк, плавающий в тумане без владельца, без направления, без цели. Он кружил вокруг Мо Сянь, как мотыль в поисках пламени, и в каждом его движении было что-то чарующее и зловещее. Се Линь сразу понял: это не просто свет. Это зов.

Зов тех миров, что хотели вернуть её обратно.

И если он не остановит её сейчас – потеряет навсегда.

Свет фонаря плавал всё ближе, его зыбкое пламя отражалось в глазах Мо Сянь, окрашивая их в странный, потусторонний оттенок. Её губы шевелились, шепча слова на языке, которого Се Линь не знал, но который сердце его узнавало: старинные имена, клятвы, заветы, оставшиеся в трещинах мира, забытые всеми, кроме тех, кто, подобно Мо Сянь, стоял одной ногой в жизни, а другой – в бездне. Он понял: фонарь вёл её туда, где боль и радость стираются, где нет памяти, нет будущего – только бесконечное, холодное забвение.

Се Линь шагнул вперёд, схватил её за плечи обеими руками, пытаясь вернуть в реальность одним прикосновением. Его голос, обычно сдержанный и твёрдый, теперь звенел на грани отчаяния. Он звал её по имени вновь и вновь, будто боясь, что с каждым ударом сердца Мо Сянь будет всё дальше. Но её глаза оставались затуманенными, словно за ними уже плыл другой мир, недоступный ему. Она сделала шаг к фонарю, лёгкий, едва заметный, и в этом движении была вся обречённость того, кто устал бороться.

В этот миг небо над ними содрогнулось, словно от тяжкого вздоха, и в белой мгле появился он – Юй Чэнь. Его одежда была покрыта инеем, меч за спиной звенел в ножнах от напряжения, а глаза горели не светом звёзд, но внутренним пламенем, которое больше не могло скрыться за маской вечного стража. Он увидел Мо Сянь и мгновенно понял всё: увидел размытые черты её души, увидел, как печать на её запястье дрожит, как голос фонаря манит её прочь из этого мира.

Юй Чэнь шагнул вперёд, но Се Линь встал между ними, словно стена. Их взгляды встретились – один, полный ярости и решимости; другой – боли и мольбы. Между ними не было слов: только сознание того, что теперь их цели совпадали, хотя пути были разными. Юй Чэнь поднял руку и беззвучно указал на фонарь. Лёгкий кивок – и Се Линь понял: если они не остановят его сейчас, вместе, то потеряют её навсегда.

Не теряя времени, Се Линь опустил ладонь на печать Мо Сянь, и в этот момент Юй Чэнь, стиснув зубы, вырвал меч из ножен. Их действия были слажены, как дыхание. Меч прорезал туман, направленный не на неё, а на фонарь – прямо в самое сердце чуждого света. Словно затрепетав, огонь в фонаре дернулся, метнулся в стороны, затрепетал и вспыхнул ослепительным пламенем, словно сопротивляясь. В то же мгновение печать на запястье Мо Сянь полыхнула ярче, вытягивая последние силы.

В воздухе раздался крик – странный, не похожий на крик человека. Это был стон умирающего мира, треск лопающихся нитей. Фонарь, дрожащий в воздухе, треснул, словно стеклянная капля, и исчез, распавшись в вихрях света.

Мо Сянь рухнула в руки Се Линя. Он прижал её к себе, чувствуя, как она дрожит всем телом, как тяжело вздымается её грудь. Её глаза, ясные, живые, снова встретились с его – полные страха, слабости и… надежды. И он понял, что успел. Что на этот раз удержал её.