Друг с далёкой планеты
© Тамара Михеева, текст, 2017
© ООО «Издательский дом „КомпасГид“», 2025
Глава 1
Разноцветные камешки
Сосновка – самое прекрасное место на свете. Это Олежка знал точно. Васёна, конечно, думала иначе. Каждый день она стонала, когда надо было спускаться к морю и подниматься назад:
– Сколько здесь ступенек? Тысяча? Наверное, три тысячи! Это жестоко, папа! Жестоко привезти нас в такое место!
Но папа только смеялся над её словами, а мама говорила:
– Васёна, тебе это очень полезно! Для фигуры. Будешь стройная-стройная…
Васёна обижалась и не разговаривала с мамой до самого пляжа. Олежка недавно только заметил, что сестра стесняется себя. Говорит, что она толстая. Читает про диеты и не ест больше мороженого. А на его взгляд, это глупость. Как мороженое может повредить человеку? Тем более Васёна совсем не толстая. Такая же, как всегда.
В Сосновке – лучше всего! Когда они первый раз пришли из посёлка на обрыв, Олежка даже зажмурился от слепящей красоты. Море и небо – во всю ширь! И даже высоченные скалы кажутся маленькими рядом с ними. Синева, жёлтая трава, а море – полосатое: голубое, зелёное, даже фиолетовое. И белые барашки волн. А ещё – разноцветные катерки и яхты. Будто у моря праздник. Олежка сразу это место полюбил и не ныл вот нисколечко, что так далеко спускаться. Ну, может, совсем чуть-чуть поныл, когда обратно шли. Но мама сказала, что на таком подъёме немножко можно.
Олежка нырял, плавал до скалы, которая торчала посреди бухты, ловил медуз, отдирал мидий с камней… Когда мама вытаскивала его из воды, чтобы погреться, он садился поближе к прибою и смотрел на чаек, которые носились в небе, и на волны, и на других отдыхающих. Народу здесь было немного, но всё равно интересно наблюдать за всеми и придумывать, кто откуда приехал, как кого зовут, кто местный, а кто турист.
Васёна тоже всех разглядывала.
– Мам, как ты думаешь, а смогу я загореть, как во-он та девушка? Нет, правда? Она целыми днями загорает, ты заметила? Смотри, смотри, у неё целый чемоданчик всяких кремов…
– Васёна, прекрати, невежливо так пялиться…
– Да совсем я не пялюсь! Вот бы поближе посмотреть, что у неё там! Ой, какая собачка! Правда, прелесть? Вот бы нам такую, да? Но вы ж в жизни не разрешите!
– Не разрешим.
– А Ксюшка Саломатина говорит, что такие купальники, как у меня, из моды вышли. Правда, это грустно? Но я вот смотрю: полпляжа в таких… И вообще, Ксюшка в моде ничего не понимает! Она и в музыке ничего не понимает, сказала, что наша школьная рок-группа – отстой. Совсем уже!
Васёна помешана на школьной рок-группе «Хруст». Она самая ярая фанатка: слушает только их музыку, все песни наизусть знает, причёску делает, как их солистка Катя, и даже выпросила у родителей на день рождения гитару. В этой группе одни старшеклассники, из девятого и десятого классов, а руководит ими Мария Степановна, географичка, очень весёлая и совсем молодая. Вся школа ими ужасно гордится, потому что они победили на большом конкурсе школьных и студенческих музыкальных ансамблей и на осенних каникулах все вместе поедут на фестиваль. Васёна мечтала, что её однажды тоже возьмут в «Хруст». Над столом у неё висит большая фотография с их концерта, которую она скачала из группы «ВКонтакте».
Ещё мама с Васёной камешки собирали. Олежка сначала тоже решил, что ему для коллекции разные экземпляры нужны. Камней было так много! Гладких, плоских, коричневых, белых, рыжих и даже зелёных. И все – разные! Мама сказала, что здесь такие камешки, будто каждый из них, чтобы попасть сюда, выиграл конкурс красоты. Начинаешь рассматривать – и оторваться не можешь, обо всём на свете забываешь. Весь день ходишь по пляжу, высматриваешь, нет ли у тебя какого сокровища под ногами… Набрал Олежка целую гору. И подумал, что всё равно все камни отсюда забрать не получится, а поиски эти только от купания отвлекают. Ещё ему вдруг показалось, что морским камням бы не понравилось, что их увозят с тёплого берега в город, где даже речки нормальной нет. Да и морю, наверное, обидно… Всё-таки это его камни. И тогда всё, что набрал, он выбросил в воду.
Только один камешек оставил себе Олежка. Так, на память. Он был почти круглый, гладкий, похожий на яйцо, а цветом – как шоколад. Он помещался на ладони и очень Олежке понравился. Весь отпуск он таскал его в кармане, крутил в руке – и на экскурсиях, и когда на море ходили, и в магазин… Камешек теплел в руке.
И сейчас, в поезде, он положил камешек под подушку, смотрел в окно и думал: как здорово всё-таки в Сосновке, так не хочется уезжать…
– Папа, – сказала вдруг Васёна, – а мы на следующий год поедем?
– Куда?
– В Сосновку.
– Тебе же не понравилось! – поддела её мама. – Тысяча ступенек, а то и больше!
– Мне не понравилось? – и Васёна сделала такие глаза, будто мама сказала самую большущую глупость на свете.
Дома они долго разбирали фотографии и сувениры. Мама высыпала ракушки и мелкие камешки в прозрачную вазу, Васёна посмотрела на неё и сказала:
– Тот, кто придумал конфеты «Морские камешки», был в Сосновке.
Фотографии показывали бабушкам, дяде Славе и Марусе, Васёна отправила их всем подружкам, выложила во все соцсети. Олежка просматривал фотографии каждый день. Он скучал по морю, по Сосновке, по тысяче ступенек к пляжу… по всей их жизни там скучал! К тому же дома сейчас делать было ну совершенно нечего! У Васёны свои дела, телевизор он не очень любил, одна скукотища там, а книжки читать и в телефоне сидеть тоже ведь целый день не будешь. И во дворе скучно: Вадик и Димка приедут только в августе, а Наташка… нет! Про Наташку – ни слова!
Шоколадный камешек из Сосновки Олежка положил в горшок с большим фикусом, который стоял у него на подоконнике. Камешек ещё пах морем, а если лизнуть – был солёным. Это потому что Олежка долго держал его в море перед отъездом. Ну, чтобы он попрощался, что ли… Глупо, наверное, – разве он живой?
Может, и нет, но с ним как-то спокойней было. Начнёт опять Васёна приставать, а Олежка камешек сожмёт в кулаке, зубы сцепит и молчит, а то, если ответишь, начнётся: «Как ты со старшими разговариваешь!»
Тоже мне, старшая!
Олежке было обидно: ещё недавно, ещё весной, они всё делали с Васёной вместе. Ходили в школу вместе, из школы вместе, дома играли и уроки делали вместе. Тогда ещё все звали её Васькой, она была весёлой, играла с ним в «Танчики», они по очереди выбирали, какие мультики будут смотреть, а по вечерам мама читала им одну на двоих книжку. А весной Васёне исполнилось тринадцать лет, и она заявила, что всё, хватит!
Хватит с неё этого мальчишеско-кошачьего имени – Васька. Или пусть зовут её по-взрослому – Василисой, – или меняют свидетельство о рождении! Хорошо, что папа придумал Васёну, и на это имя она милостиво согласилась откликаться.
Олегу тоже досталось:
– И ты тоже: хватит за мной везде ходить! У меня теперь свои интересы, мне уже тринадцать лет, а я всё как ненормальная – с младшим братиком таскаюсь!
– А с кем надо таскаться в тринадцать лет? – поинтересовалась мама.
– Ну… – неопределённо повела плечами Васька и не ответила.
Олежка захихикал, хотя было ему совсем не весело.
– И хватит хихикать! И ждать меня после уроков хватит! Что ты, маленький? До дома не дойдёшь? Хватит!
Всё «хватит» да «хватит»! Будто он с первого раза не понимает! Это она сама его всё время ждёт, хочет перед старшеклассниками покрасоваться, какая она заботливая сестра! Подумаешь!
Теперь Васёна шла со школы в стайке щебечущих одноклассниц, а за ними следовал табун мальчишек. Суровых каких-то, больших. Олежка смотрел на них издалека, и все казались ему дураками. Придя из школы, Васёна брала телефон и закрывалась в ванной, а потом в их общей комнате, и Олежке приходилось делать уроки в проходной комнате на подоконнике и ненавидеть тот факт, что ему всего одиннадцать лет. В конце сентября мама сказала:
– Пора их разделять. Мне не нравится, что Олег делает уроки здесь. Ему неудобно. Он не сосредотачивается. Ошибок столько, вот-вот на тройки съедет. Мне уже Ольга Юрьевна звонила.
Но дело было не в сосредоточенности. Просто раньше Васёна ему всегда помогала, объясняла или даже решала за него, а теперь сурово говорила:
– Сам думай!
И всегда это звучало как: «Пошёл вон, дурак!»
Папа согласился, что Васёна выросла и пора ей иметь свою отдельную комнату.
– А я?! – чуть не заревел Олежка.
– А ты переедешь в нашу. А мы с мамой в общей комнате поспим.
Так у Олежки появилась своя комната. Маленькая, в ней помещались только его диванчик, письменный стол и узкий шкаф, но зато своя!
Мама повесила ему новые весёленькие шторы с планетами Солнечной системы, а на подоконнике остался стоять огромный разлапистый фикус. Он был как дерево! И Олежка даже поселил на нём своих человечков из лего.
Но, несмотря на свою комнату, шторы и человечков, Олежка понял, что в жизни его началась чёрная полоса. И всё из-за Васёны! Как же она его доставала! Каждую минуту делала замечания, презрительно дула губы на его шутки, закатывала глаза на его просьбы и фыркала, если он рассказывал что-то серьёзное.
Вечерами, лёжа в одиночестве в своей комнате, он прислушивался к шорохам в шкафу и за окном. Проезжающие машины окружали его неясным светом, пробегающим по стенам, и казалось, что он в отсеке космического корабля, который летит куда-то, неизвестно куда, и он один в большом холодном космосе…
– Ма-ма!!!!
Мама, конечно, приходила, сонная и сердитая.
– Олег, ты уже взрослый парень, я ведь тоже человек, я спать хочу, мне завтра на работу, ты не маленький, я устала…
– Мне страшно!
Мама лежала с ним пять минут и опять уходила. Наверное, ей казалось, что за пять минут можно успокоиться и уснуть!
Тень фикуса лежала на шторе, как силуэт многорукого чудища с далёкой и злой планеты. Олежка вылезал из-под одеяла, подбегал к окну, хватал камешек из цветочного горшка и прыгал обратно под одеяло. Камешек всегда был тёплым, будто вобрал в себя столько солнца, что даже здешняя осень ему нипочём. Олежка зажимал его в кулаке и засыпал.
Глава 2
Про Глеба и Наташку
День начался хуже некуда. Родители с утра поссорились, и папа ушёл на работу, хлопнув дверью, даже не сказав им «до вечера», а мама закрылась в ванной. Васёна накричала на Олежку из-за того, что он назвал её Васькой. А что ему делать? Ведь он за одиннадцать лет привык!
Олежка плёлся в школу и думал, как хорошо, что его дедушка был знаменитым инженером-железнодорожником и что его так по-человечески звали. И что в семье есть традиция называть внуков в честь дедов. Поэтому он полный дедушкин тёзка: Олег Петрович Комаров. А то назвали бы как-нибудь по-дурацки, как Васёну…
Например, Глебом. Но про Глеба лучше не думать. Потому что где Глеб, там и Наташка, а про Наташку лучше тоже не думать… И погода ещё будто издевалась над Олежкой: стояли ясные тихие дни. И он специально вышел из дома пораньше. Во-первых, чтобы не идти в школу с Васёной, а во-вторых, чтобы пройти через парк.
Под ногами шелестели листья. Похоже на прибой. То и дело то там, то тут от веток отрывался ещё один-другой лист и тихо летел, как летучая рыба, а океанский лайнер «Олег Комаров» шёл в разноцветном шуршащем море, навстречу штормам и бурям, опасностям и приключениям…
Вздохнув, Олежка вышел из парка. Бывали дни, когда школу он просто ненавидел.
– Комаров! Опять со звонком в класс заходишь? Сколько повторять, что последним в класс входит учитель, а все, кто после меня, считаются опоздавшими? Ещё раз – и я вызываю родителей.
– Вызывайте, – прошептал неслышно Олежка.
– Что ты там опять бормочешь? Так, потише, пожалуйста! Кокорин! У нас математика! А у тебя русский язык на столе.
Глеб Кокорин глянул на Ольгу Юрьевну смущёнными весёлыми глазами и полез в портфель. У Глеба всегда весёлые глаза. Родился человек на свет радоваться. Его ругают – он радуется, хвалят – тем более. Даже когда над ним смеются, он тоже хохочет. А из глаз будто солнечные лучи. Может, поэтому в него Наташка и влюбилась?
– Садимся, открываем учебники. Страница девятнадцать. Девятнадцать, Глеб, а не пять!
Олежка открыл и стал смотреть на Наташку.
У него хорошее место, удобное. Через ряд от неё и на одну парту дальше. Олежке видно её щеку, кончики длинных ресниц, часть брови, ухо, шею и волосы, убранные в конский хвост. Наташка сидит прямо, как натянутая струна…
– Страница девятнадцать, задание семь. Наташа, не отвлекайся.
Наташку никогда по фамилии не назовут. Наташку учителя любят. Все до единого, не только Ольга Юрьевна. Хотя Наташка совсем не отличница. Просто она их не боится, учителей, может подойти запросто и спросить, будто старшеклассница, но и не липнет, не подлизывается, как другие девчонки…
– Комаров, не отвлекайся, работай. Кокорин! Да что ж это такое? Только и слышно в классе: Комаров да Кокорин!
Будто они виноваты, что слышно! Не делайте замечаний, вот и не будет слышно, вечно Ольга Юрьевна к ним придирается… Задание семь. «Составьте и решите задачу…» Есть у него одна задача, такая задача, которую не решить, сколько ни бейся. Тихая Надя Щелокова, Олежкина соседка по парте, боязливо дотронулась до его локтя и глазами показала на пол. У его стула лежала записка. Олежка сбросил с парты карандаш и нырнул следом.
«Сегодня у Е.Д. праздник. Надо помочь. Пойдёшь? Н.»
«Н.» Наташка не первый раз ему записки писала. Звала пойти в 1 «Б» на праздник, сделать на школьный конкурс презентацию о классе, остаться после уроков, чтобы нарисовать классный уголок… Конечно, он шёл, делал и оставался. Это же Наташка.
С Наташкой Кузнецовой Олег сидел за одной партой во втором классе. Всего одну четверть, зато самую длинную – третью. Он почти сразу понял, что Наташка – самая удивительная девочка в классе, а может и во всём мире. Во-первых, она была красивая. Но не это главное. Главное, что она разговаривала с Олежкой как человек с человеком, а не как девочка с мальчиком. Он не мог объяснить это словами, но так чувствовал. Наташка не умела глупо хихикать и делать язвительные замечания, после которых горят уши. Она не задавала дурацких вопросов и не приставала по пустякам. Зато умела внимательно слушать, даже если Олежка нёс какую-нибудь ерунду. И делиться вкусными ирисками умела. И не боялась учителей, двоек, второгодника Сёмина и контрольных. Они жили в соседних дворах и стали ходить вместе из школы домой. Но никто не дразнил их «жених и невеста», Наташку вообще никто и никогда не дразнил, никому даже в голову такое не приходило. Олежка был самым счастливым! А потом их рассадили. Ни с того ни с сего! Посреди чтения Екатерина Даниловна вдруг сказала:
– Комаров! Наташа! Сколько можно болтать на уроках! Так, всё, Наташа, бери свои вещи, садись к Даше. Ира, пересаживайся к Комарову.
Ира заныла, Даша обрадовалась. Олежка забыл, как дышать. Он так и сидел, набрав воздух в лёгкие, пока Наташка не сжала ему руку под партой, будто говоря: «Ничего, всё равно мы будем дружить, правда?» И они по-прежнему ходили вместе домой и на переменах иногда играли вместе. Олежка всегда старался попасть с Наташкой в одну команду, если класс делили, и мечтал, чтобы их снова посадили за одну парту. Но их почему-то не сажали. В четвёртом классе Олежка подсунул Наташке в портфель открытку на День святого Валентина. Ну и что? Все кому-нибудь посылали валентинки, и он послал. Только не подписал – и потом целый месяц и боялся, и хотел, чтобы она догадалась.
А потом он вдруг заметил, что Глеб Кокорин всё время крутится рядом с ними. А когда на выпускном из начальной школы Наташку с Глебом поставили в пару танцевать вальс, Олежка вдруг понял, что они всё время вместе, Глеб и Наташка. То на переменах стоят в сторонке, шепчутся, то в столовую вместе идут, то домой… Когда в начале пятого класса их новая классная Ольга Юрьевна посадила Наташку и Глеба вместе, Олежка так сильно сжал под партой кулаки, что стал красным как рак, и тихая Надя Щелокова, его новая соседка, испугалась:
– Тебе плохо, Комаров?
С Наташкой они как-то постепенно раздружились. Ну а как дружить, если всё время рядом крутится этот Кокорин? Только иногда Наташка о чём-нибудь его просила. И он, конечно, на всё соглашался и всё время надеялся, что Глеба не будет. Не то чтобы никогда не будет, а хотя бы в этот раз.
У Екатерины Даниловны было шумно. Первоклашки носились, как головастики, по всей рекреации и в классе тоже. Один даже по партам прыгал, а Екатерина Даниловна делала вид, что не замечает. Но прозвенит звонок, и ему попадёт, Екатерина Даниловна всегда так: будто не видит, а потом выговаривает. И ты сидишь, повесив голову, потому что стыдно, когда перед всем классом отчитывают. Уж Олежка-то знает, Екатерина Даниловна – их первая учительница, они только месяц как в пятом классе учатся.
Олежка пожалел мальчишку, а Наташка крикнула:
– Эй, Ванька! А ну слезай с парты! С ума сошёл! Навернёшься!
– Не навернусь! – весело ответил Ванька.
– Ах так? Тогда останешься после уроков и будешь мыть все парты до единой!
– Я же разулся! Я же в носках прыгаю! – тоненько и жалобно возмутился Ванька и слез с парты.
– Спасибо, Наташа, – сказала Екатерина Даниловна, но почему-то нахмурилась.
– Екатерина Даниловна, вот Олег Комаров сделает медали, а мы с Глебом класс украсим, у ваших же сейчас всё равно физкультура? Вот они придут, а тут уже красиво…
Опять этот Глеб, везде этот Глеб! Олежка вырезáл из разноцветного картона медали и думал, что, если бы они жили давным-давно, он убил бы Кокорина на дуэли. Взял бы огромные такие пистолеты. Бах, бах! Он бы не промахнулся, потому что был бы натренированный.
– Олег! Ну ты что? Ты же всё испортил! Посмотри! Ты не то вырезаешь совсем!
Олежка поднял на Наташку глаза, а потом посмотрел на листы, из которых вырезал медали. Круги получались ровные, большие, чего ей не нравится-то? Наташка перевернула картонный лист, и Олежка увидел, что там, на другой стороне, эти медали уже напечатаны! И подписаны: «Интеллектуальный марафон, 1 „Б“ класс, победителю». Он думал, что ему придётся подписывать самому, ведь у него почерк лучше всех в классе и Наташка только поэтому его позвала! А теперь он вырезал круги с другой стороны и всё испортил! Ни одной целой медали не осталось!
Подошла Екатерина Даниловна, ахнула:
– Олег, да ты что! Ну разве можно быть таким невнимательным?! Ты весь праздник нам испортил! Как я теперь детей награждать буду?! Это же простое задание! Любой первоклассник справится!
– Надо было им на рисовании дать, – сказал Глеб, – они бы быстренько вырезали…
Олежка бросил ножницы и выскочил из класса.
Глава 3
Ночью
Вечером Олежка лежал в кровати, укрывшись одеялом с головой. У родителей работал телевизор (значит, помирились), Васёна тренькала у себя в комнате на гитаре. Тоже мне! Олежка прекрасно знал, что все эти треньканья – из-за Феденьки Атлягузова! Он в девятом классе учится, все девчонки в школе по нему с ума сходят. Ведь именно он пишет песни для рок-группы и вообще самый главный у них после Марии Степановны. И девчонки тоже играть учатся, надеются, что их в группу возьмут и на фестиваль тоже, к Федечке поближе! Просто смех! А Васька – дура!
Плохо было Олежке. Как он мог так опозориться? А главное – убежал. Ну изрезал медали, надо было сказать: «Екатерина Даниловна, давайте я новые быстро сделаю, у меня хорошо получится, я лучше всех в классе пишу, вы же сами говорили!» И сделал бы эти медали заново, и всё было бы нормально, а теперь…
Олежка тихонько заплакал, прижавшись носом к стенке. Он представил, как Глеб улыбается своей лучезарной (идиотской!) улыбкой ему вслед, а Наташка пожимает плечами. И Екатерина Даниловна скажет что-нибудь такое, как она умеет, чтобы уж совсем добить человека… что-нибудь такое…
Он даже не может придумать что.
Самое лучшее было бы сейчас умереть. Ну или хотя бы заболеть. Только очень тяжело, чтобы реанимация, и он без сознания, никого не узнаёт, и врач только разводит руками на все вопросы. И вот к нему пропускают Наташку (он звал её в бреду), она смотрит в его бледное лицо и кусает губы.
«Комаров, – шепчет она, – миленький Комаров, прости меня!»
Но Олежка её уже не слышит. Врач берёт Наташку за плечи и медленно выводит из палаты. Она, конечно, рыдает. Но, увы, уже ничем не помочь. Олежка опять всхлипнул. Он уже был взрослый и понимал, что это пустые мечты – никогда не удаётся заболеть по заказу.
– Не реви. Ну, хватит. Слышишь? Глупо.
Олежка замер. Слова были сказаны тихо, но сказаны были.
«Может, телевизор?»
– Сам ты телевизор! Что такое телевизор?
Олежка сел. Кто-то прочитал его мысли. Только что! Сейчас! И ответил ему! В комнате никого не было. Это точно. А голос был.
«Вот. Я схожу с ума. Конечно. После всего, что сегодня было».
– Ох. Вроде умный. А до сих пор не догадался. Иди сюда.
– Куда? – Голос у Олежки сипел от слёз.
– Сюда. Как это называется? Где я всё время лежу?
– Кто – ты?
– Ну, я.
Олежка спустил ноги на пол. Он уже понял, что голос доносится от окна. А там… Там темнота за окном. А вдруг это вампиры? Ему рассказывали, они заманивают людей вот так, ласковыми голосами, и кусают. А ещё оборотни есть. И вурдалаки. Олежка вытянул шею. Над крышей соседнего дома качался, как лодка на тёмной воде, тонкий месяц.
«Уф-ф-ф-ф… не полнолуние хотя бы». Олежка сделал к окну два робких шага.
– Ну ты и трусишка…
Фикус! Это разговаривал фикус! Как Олежка сразу не догадался? Этот разлапистый, страшный, инопланетный…
– Мне надоело! – Голос стал капризным, тонким, и вдруг из-за шторы выпорхнула птичка. Она облетела вокруг люстры, села на шкаф, чирикнула и, наклонив голову, посмотрела на Олежку.
– Вот это да… ты как сюда залетела? Сейчас выпущу, погоди.
Птичка была незнакомая, не воробей и не синица. В неясном свете уличного фонаря не разглядеть было, какого она цвета, но на голове у неё торчал хохолок, а хвост был длинный и широкий, как лопатка.
Олежка приставил к шкафу стул, забрался на него.
– Тихо, тихо, – приговаривал он, – сейчас я тебя выпущу, ты только не бойся…
Птичка вздохнула. Конечно, птички вздыхать не умеют. Но эта – вздохнула. И когда Олежкины глаза оказались на уровне её глаз (чёрных и круглых), птичка чирикнула гневно и… превратилась в человечка. Олежка дёрнулся и свалился со стула.
– Учти, – сказал человечек-птичка, – мне трудно туда-сюда превращаться. Поэтому я сейчас всё скажу по-человечески, а потом спущусь.
Человечек был копия папа. Только уменьшенная в тысячу раз. Он говорил папиным голосом и вышагивал по шкафу совсем как папа, заложив руки за спину.
– Глупо плакать. И бесполезно. Слёзы, конечно, дают облегчение, но делу не помогут, это точно.
– Ты кто?
– Я?!
– Ну, то есть не сейчас, – смутился Олежка, подумает ещё, что родного отца не узнал, – а вообще…
Маленький папа на шкафу посмотрел на него строго, наклонив голову, и… превратился в мышку. Мышка, почти невидимая в темноте, соскользнула со шкафа и замерла у Олежкиных ног, шевеля усами. Олежка отступил. Он мышей как-то того… как-то не очень. Не то чтобы боялся, просто неприятно. Мышка пискнула и стала камешком. Тем самым Олежкиным камешком из Сосновки!
Олежка включил настольную лампу. Камешек лежал на полу, его любимый камешек, коричневый, будто облитый шоколадом. Олежка взял его в руку – он был тёплый. Не разжимая кулак, Олежка подошёл к окну. В горшке с фикусом камешка не было.
Выключив свет, Олежка забрался в постель, укрылся одеялом с головой, прошептал в темноту:
– А почему ты раньше молчал?
Темнота не отвечала. Только камешек в ладони чуть-чуть завибрировал. Олежка выбрался из-под одеяла, нажал кнопку ночника. Камешек вновь превратился в маленького папу, проворчал:
– Я, когда камешек, разговаривать по-человечески не умею! Камни же не говорят! Ну тоесть говорят, но по-своему, а ты язык камней, кажется, не знаешь?
– Не знаю…
– Я так и думал. Так что давай, задавай свои вопросы, пока я такой.
– Почему ты раньше молчал? – поспешно спросил Олежка первое, что в голову пришло.
– Думал. Ну и так, не хотелось силы тратить. Думаешь, просто? В море много энергии. Когда я в море жил, то каждую волну превращался.
Маленький папа сидел на одеяле рядом с Олежкиной левой коленкой. В глубокой задумчивости сидел, грустный такой. Олежка смутился. Ему стало неловко, что он забрал камешек с берега моря, где так много энергии.
– В общем, – сказал папа, – в человека превращаться труднее всего, завтра спать весь день буду. Так что знаешь что? Давай учись мысли читать.
– Че-го?!
– Мысли читать учись! И не кричи, спят уже все.
– Как это – «мысли читать»? Я не умею! А ты умеешь, да?
– Конечно! – гордо ответил папа-камешек. – Да это проще простого! Ты на мою волну настройся и слушай. А я буду мыслительные импульсы посылать, специальные такие. И можно тогда со мной в любом обличье разговаривать. И меня никто, кроме тебя, даже слышать не будет.
– Здорово! А как на твою волну настроиться?
– Ух, чему вас только в школе учат? Это же задачка для первоклассников!
– Ну… нас разному учат… математика там, чтение…
– Ну, это почти то же самое. Не труднее. Сосредоточься. И подумай что-нибудь, только связно.
«Думаю. Вот что-нибудь связное. Что бы такое подумать? Завтра в школу. Это прямо сон какой-то! Ой, про это, наверное, не надо…»
– Да уж, – хмыкнул папа-камешек. – Сам ты сон. И мыслить связно не умеешь. Давай лучше спать. Ты меня завтра с собой возьми, я от твоей ладони буду энергию получать. А теперь спи. Завтра в школу, – хихикнул папа совсем уж по-мальчишески.
Глава 4
Пришелец с третьей планеты звезды Аалькатавикастльсаньера
Утром мама Олежку еле добудилась.
– Я… сейчас… я не умею… мысли… как их читать… это всё сказки…
– Олег! Я тебе такие сказки сейчас устрою! Тебе выходить через десять минут!
– Сейчас… я… мам, сейчас…
Уходя в школу, Олежка сжимал в руке камешек.
– А ты всегда в море жил?
«Нет, вообще-то я с третьей планеты звезды Аалькатавикастльсаньера. Это далеко. Её здесь даже не видно».
– Как же ты в море попал?
«Упал. У нас многие падают. Особенно в августе».
– В августе звёзды падают. И в сентябре.
«Это вы думаете, что звёзды. А на самом деле это мы – жители третьей планеты звезды Аалькатавикастльсаньера. Мы любим по галактикам путешествовать. Только падаем иногда. А вы думаете, что звёзды».
Олежка снова вышел из дома пораньше и теперь сидел на дереве в парке, в тихом уголке, а камешек лежал в его раскрытой ладони. Ладонь слегка покалывало, когда камешек посылал импульсы-мысли. Обычный камешек из Сосновки. Только инопланетянин. А импульсы-мысли оказалось совсем нетрудно ловить. Главное – сосредоточиться. И тогда в голове сама собой возникает мысль, такая чёткая, оформленная, будто с листа читаешь, и спутать её со своей совершенно невозможно.
– А как тебя зовут?
«Джиматулитакинмакаруч».
Олежка поперхнулся.
– Ну ничего себе!
«Ну, можно что-нибудь придумать. Покороче. Для тебя».
– Ну давай… а как?
«Можно Джиматулитак. Или Литакинмакаруч. Или Матулитакин. Или…»
– А можно просто Джим?
Камешек молчал долго, будто примеривая имя на себя, а потом проворчал Олежке в ладошку: