Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии

День начинался на удивление приятно, яркое весеннее солнышко веселилось, играя лучиками сквозь ажурные шторы, и пощипывало кожу моих рук. Нос тревожил запах пряных листов «туманки». Подушка была нежной, и она буквально уговаривала меня зарыться в нее лицом и поспать еще немного. Я бы так и лежал еще и еще, если бы не фрейлина моей матери, ворвавшаяся совершенно бесцеремонно в мое уединение. Она настойчиво стучала в дверь моей спальни, так громко и требовательно, будто дверь была из щепы, а личная охрана слепа и глуха.

– Ваше высочество, принц Алетхинэф, проснитесь, вам пора привести себя в порядок, Её величество требует вас к завтраку – ее тон и голос были бы максимально уважительны, и соответствовали случаю, если бы не скорость слов и громкий грохот по двери. Сверстница моей матушки и ее лучшая фрейлина вызывала и так во мне самые негативные эмоции с самого моего детства, но тут она перешла границы моего терпения.

– Филрининг, вы доставили сообщение, откланяйтесь.

Я услышал что-то среднее между кваканьем и скрипом, а после удаляющийся цокот женских каблуков. Открыв дверь, и укоризненно покачав личной страже головой, вздохнул и принялся собираться к завтраку. Личного слугу можно было ждать еще часа три, а матушка была взволнована предстоящим приемом.

Ничего лучше, чем вчерашнее одеяние я не нашел, и потому решил отказаться от камзола и одеть просто штаны и рубашку. «В самом деле, завтрак это еще не прием, это семейное времяпрепровождение» – рассудил я. Как же я ошибался.

Зал был полон. Семьи окрестных человеческих государств, будто стая алчных стервятников, слетелись поглазеть на то, что обычно скрыто от посторонних глаз. Благо эльфы, будучи более пунктуальными не приходят раньше назначенного срока.

Я почувствовал какой нагоняй ожидает меня после сегодняшнего завтрака за мой непрезентабельный вид. А еще больше я испугался за судьбу своего лучшего друга, который каким-то злым роком решил стать моим личным слугой. Матушка, как и полагается, не подавала никакого вида и вместе с ним не было и надежды.

Впрочем, людской рой источал показную любезность, окутывая меня елейным почтением. Быть может, в их землях принцы так и одеваются… пока я раздумывал над тем, как уберечь друга от наказания матушки, надо мной производили массу непонятных для меня действий. Кто-то кланялся, кто-то сжимал мои плечи, кто-то пытался целовать. Люди и их обычаи… Это не было для меня новым, но каждый раз я испытывал некое отвращение. Людская магическая энергетика была чуждой, несла в себе трупный запах, была шероховатой. Поэтому я отстранился от происходящего и провел весь завтрак в прострации, выполняя положенное на автомате, не чувствуя запаха и вкуса блюд.

Из этого состояния меня вывел существенный укол в бок от моей матушки, я очнулся, и обнаружил напротив себя человеческую девушку. На ее платье персикового цвета был вышит орел. Она была принцессой небольшой страны к югу от нас – Фарготии, а так же она была единственной наследницей, что ставило ее на первое место среди избранниц моего отца на роль моей первой жены. Он рассуждал прагматически и понимал, что люди живут гораздо меньше нас. Она умрет – а ее государство останется у моей семьи. Только вот отец никак не мог понять, что мне не нужно это.

Меня вполне устраивала роль младшего принца. У моего брата уже была эльфийская жена и чистокровные эльфийские дети, которые займут трон после моего брата. Один из них даже старше меня, а потому и мудрее. Зачем мне управлять государством, хоть и небольшим? Конечно, что бы улучшить экономику и благосостояние Эльфиры… Но все же личных мотивов для себя я не нашел.

Проверив, что дежурная улыбка на месте, я поднес ее кончики пальцев к своим губам и сделал вид, что поцеловал их. Улыбка девушки стала шире, от чего ее лицо стало еще больше напоминать орлиное.

– Я надеюсь, Вы подарите мне первый танец на сегодняшнем приеме – сказала она почти без акцента на моем родном языке.

– Дорогая, вы превосходно владеете эльфийским, – благодушно заметила моя мать на общем языке, дабы не смущать окружающих нас людей.

Решив притвориться, что не услышал провокационного предложения, я откланялся под предлогом «подготовки к приёму». А что тут готовить? Всё уже давно было готово. Оставалось лишь привести в порядок себя – не только тело, но и мысли.

Марилан влетел в мои покои с испуганными глазами. Я махнул ему рукой, что бы он расслабился.

– Ничего тебе за твои похождения не будет, не до того сегодня всем, только приведи меня в порядок и не беспокой. Мне надо подумать – попросил я, чувствуя, как тяжесть предстоящего решения давит на плечи.

Жениться не хотелось совершенно, но меня, словно загнанного зверя, припирали к стене. Царский звездочет, вынося мне по-сути смертный приговор, выбрал эту дату задолго до моего рождения. Сегодняшний день должен был решить мою судьбу. Либо Боги укажут мне мою избранницу, и тогда, по древнему обычаю, у меня не останется ни единого шанса избежать предначертанного. Либо избранной не существует, и тогда отец с утроенной силой станет настаивать на браке с этой надменной принцессой-орлицей. Зная его упрямство, спорить было бесполезно. Оставался еще один, отчаянный выход – бежать, куда глаза глядят. Купить у заезжего человеческого мага камень телепортации и… А вот что дальше? В голове зияла пустота. Я, конечно, мог бы податься в барды, ведь у всех эльфов, на человеческий вкус, чудесные голоса. Повидать мир, воспевая чужие подвиги. Но перспектива спать где придется, отбиваясь от назойливых блох, мух и слепней, и питаться тем, что едят люди, была выше моих сил.

Проведя так в мыслях и практически неподвижно несколько томительных часов, я очнулся от странного чувства. Холодное и резкое, как струна, что впилась в твою руку. На улице стоял шум от человеческих слуг, лошадей, повозок, но среди этого гама я мог различить мелодичный перезвон спиц эльфийских колесниц, а также необычный для меня распев. Распев несся с башни. А это означало, что к нам пожаловали особо важные гости, и мне эти самые гости не нравились.

Казалось, сегодня все решили максимально нажиться на моей несчастной судьбе. Отец задумал одним махом решить вопрос с моим браком и наладить отношения с давним врагом. Матушка, не теряя надежды, совершала очередную попытку выдать замуж дочь своей драгоценной фрейлины. А мой верный друг, вне всяких сомнений, уже где-то напивался и безуспешно пытался очаровать простоватых человеческих девиц.

Приезд высокородных эльфийских семей не сулил мне радости, знаменуя неизбежность утомительного спуска в залы, полные гостей. Карусель приветствий поглотила, казалось, целую вечность, отхватив безжалостную четверть драгоценного вечера. Матушка, проплывая мимо, мимолетным шепотом одарила меня благосклонностью, сообщив, что я выгляжу "подобающе", что означало автоматическое спасение для моего беззаботного друга-кутилы. Отец, по-царски окинув всех единым приветственным жестом и отбыв положенный минимум светского бремени, незаметно ретировался в свой кабинет в компании отца принцессы-орлицы, наверняка погрузившись в дымное обсуждение торговых договоров и политических альянсов.

Кроме моей персоны, которую, как мне казалось, мотали как тряпичную игрушку, привлекало внимание еще небольшое скопление вокруг принца Маэдронда, того самого важного гостя. Когда моя матушка перехватила мой взгляд в его сторону она решила взять все в свои руки, и мне пришлось идти знакомиться с принцем и его свитой.

– Да светит вам звезда Эльфиры и будет вечным древо Жизни – поприветствовал нас Маэдронд. Из-за темных локонов, проступало его наушное семейное украшение, и казалось что при каждом движении головы или слове, вокруг его головы вспыхивали угольки и сразу же тухли.

– Да благосклонны будут к вам новые боги – ответила моя мать стандартным вежливым приветствием. – Прошу познакомьтесь принц Маэдронд, это мой сын – Алетхинэф.

– Да будет Ваша кровь чиста – блеснул глазами на меня этот темный эльф.

Я слегка смутился, но постарался не выдать замешательства, лихорадочно перебирая в памяти положенные в таких случаях ответы, но тщетно. Одна из его спутниц оскалилась, обнажив безупречные белоснежные клыки.

– И Ваша кровь пусть будет чиста – нашелся я, не вполне понимая, чего добивался этим принц.

Чтобы разрядить повисшее напряжение, матушка предложила принцу Маэдронду принять участие в обряде выбора невесты. Меня осенило: мое присутствие здесь – лишь предлог. Отец, превосходный тактик, отправил мать налаживать отношения с бывшими врагами столь изощренным способом. Множество знатных эльфийских семейств прибыли сюда со своими незамужними дочерьми в надежде выдать их за меня, а если темный принц обретет здесь супругу, отношения между нашими странами укрепятся.

Конечно, этот обряд срабатывает с очень маленькой вероятностью. Найти себе нареченную избранную для тебя богами, ту что лучше всего подходит для рождения потомства, это большая редкость и удача. Но сам обряд колышет души присутствовавших на нем, зачастую после проведения обряда множество пар женится. Видимо именно на это и рассчитывал мой отец, а матушка в тайне надеялась выдать Эльминоэль, дочь своей фрейлины, за темного принца, что бы она больше не мозолила ей глаза и не портила нервы своей матери.

– Если это доставит Вам удовольствие, но я уже проходил этот обряд трижды – у принца дернулся на мгновение уголок рта, но он расплылся в жалостливой улыбке. – Как видите безуспешно.

– Тогда Вам это точно не повредит – вердикт матушки был окончателен и бесповоротен.

Будучи на правах посла, Маэдронд не мог ей отказать, а я краем глаза наблюдал, как впилась сопровождающая его девушка ногтями в расшитый бисером камзол, как только не порвала?

Мы с матушкой сразу же ушли, приветствовать новых гостей – посланников южных царств, что всегда привозили ей в подарок какие-то дурманяще пахнувшие масла. Я же пытался прийти в себя после этой сцены. Мимо меня проскользнул мой друг слегка прикоснувшись к руке, на его лице был отпечаток женской косметики.

Вскоре появился отец. Его лицо светилось довольством, хотя, кроме семьи, никто бы этого и не заметил. Но я видел это совершенно точно.

– Время обряда! – провозгласил отец, и его тихий голос мгновенно потопил в тишине весь зал. – Сын, принц Маэдронд.

Он протянул к нам руки, и мне показалось, что в этом обращении он возвышает темного принца надо мной.

Мы приблизились к отцу, и он повел нас к алтарю в храме новых богов. Следом потянулись вереницей незамужние девушки, а за ними – их родители. Храм возвышался на площади, напротив аллеи и главной дороги к дворцу. По пути нам встретились двое эльфов, увлеченно обсуждавших политические дрязги и совершенно не замечавших ничего вокруг.

У входа нас встретила торжественная процессия жриц Алавии, богини любви и красоты этого нового мира, съехавшихся со всех королевств на торжество. Храм не смог бы вместить всю эту толпу, поэтому обряд решено было проводить прямо у входа. Украшенный множеством амулетов, он представлял собой пестрый и дурно пахнущий калейдоскоп: колонны, лестницы и перила – всё было увешано оберегами и благовониями, создавая причудливый и отталкивающий ансамбль.

Мне смазали ладонь какой-то жидкостью, сказали облизнуть это. Я как какое-то животное слизнул слегка соленую влагу. Там же мне сделали совсем крохотный надрез из которого вытекло пару капель крови на мою ладонь, а затем ладонь поднесли к пламени и она загорелась ярко-зеленым светом. Больно не было, было страшно, отчего мое лицо, которое было обязано оставаться вежливо-улыбчивым, явно приняло какое-то другое выражение. Но контролировать сейчас я его не мог. Чувствовал я себя плохо. Радовало, что темный принц чувствовал себя не лучше, отчего его темная кожа стала практически идентичного со мной цвета.

Через какое-то время тошнота и головокружение начали отступать и стало жарко и больно, и вообще, ладонь моя явно подпаливалась. Я отдернул руку, и только сейчас заметил тишину. Неестественно округлившиеся глаза восточной жрицы подсказали мне направление взгляда. На полу лежало нечто.

***

Я прижалась к каменному холодному полу лбом, будто хотела забрать из него весь холод и отдать его своей голове. Во рту и правом глазу были волосы, мои волосы, которые лезли даже будучи отстриженным по плечи. Боль была адская, впрочем как и всегда. Приступы головной боли наступали не резко, но неумолимо. Оставалось либо быстро бежать за таблетками, либо терпеть и бить головой об стены, ну или пол.

Какие-то добрые руки обняли мое лицо своим ледяным прикосновением и я накрыла их своими горячими и пульсирующими ладонями. Потом меня безжалостно оторвали от родненького уже пола и потащили вверх. Кому-то очень надо было взглянуть на мою страдальческую тушку. Тушка почти не сопротивлялась, на удивление легко поднялась на ноги. Руки убрали с моего раскрасневшегося лица волосы и мелодичный голос начал что-то у меня спрашивать… Я не знаю что от меня хотели. Видимо от боли я забыла родной язык. Я отмахнулась от источника шума и поставила палец перед губами: "шшшшшш, голова болит" показала я рукой. И осталась висеть своей головушкой в ледяных руках. Руки не теплели и я была за это им благодарна.

Через пару минут мне влили что-то горькое в рот. Знакомый вкус но-шпы поманил в спасительное забытье.

Проснулась я от яркого, слепящего света, отраженного от белоснежных стен. Если это больничная палата, то видимо какая-то психушка, потому как делать идеально белыми стены не придет никому в голову кроме психа.

Я поворочала головой, на удивление голова не то что не болела, а даже остаточных явлений типичных для приступа не было. Заставив себя открыть глаза пошире я обнаружила внимательно смотрящую на меня медсестру. Хотя, мне не встречались медсестры в таких вычурных халатиках ни разу в жизни, я все таки решила ее считать медсестрой.

– А вы кто? И где я?

–Авыхоития… – бесчувственно пролепетала медсестра, на лице ее была одна и та же улыбка уже минуты две.

"Психушка, точно психушка," – пронеслось у меня в голове. "И это никакая не медсестра, а, скорее, пациентка-соседка."

– Хорошенькое платьишко, – выдавила я, пытаясь хоть как-то пробить стену ее безумия.

– Холосиёлатиско? – выражение ее лица не менялось.

"Да ну тебя," – подумала я с отчаянием. "Я как будто пытаюсь объясниться с японским попугаем." Решив действовать, я попыталась встать, намереваясь отыскать нормальную медсестру, врача, хоть кого-нибудь, кто говорил бы на человеческом языке, кроме этой полоумной богачки. Внезапно она встрепенулась, что-то прокудахтала, и в комнату ворвались еще три ее копии. Худощавые, почти прозрачные, с алебастровой кожей, одетые в похожие платья, они набросились на меня, принимаясь поднимать, одевать, умывать. Я отбивалась, как могла, но они, с той же дежурной улыбкой на лицах, неумолимо продолжали свое странное действо.

Кстати, насчет умывания – это было весьма своеобразно. Меня просто обрызгали паром и протерли тряпкой, словно антикварную вазу. Под одеялом обнаружилась ночная рубашка, за которую я сражалась как девушка на распродаже сумочек, но ткань предательски затрещала по швам, и пришлось капитулировать. Оплачивать содеянное вандальство не входило в мои планы. На меня натянули трусики-шортики и маечку, и тут я окончательно пришла в себя. Проблема была мне очевидна – девочкам нет.

Девочки по-русски не разговаривали, вообще старались делать все молча, только пыхтели. Моя тушка была не их габаритов. 90 с лишним килограммов пытались найти понятное объяснение своего возмущения, моя грудь не терпела к себе такого отношения. Я когда была худенькой и занималась восточными единоборствами она уже была пятого размера, а тут… Что уж говорить, мне жизненно необходим был мой бюстгальтер. Я и так и эдак к ним, и на английском, и показывала им настоящее шоу, а они никак. В итоге меня втиснули в какое-то платье, безжалостно стянувшее мои телеса и еще больше опустившее мою многострадальную грудь, и тут я взвыла не своим голосом.

Во-первых меня не покормили завтраком, во-вторых где мое белье, в-третьих какого черта вы на меня пялите? Ткань пошла по швам, я бесцеремонно брала и отрывала ее кусками прямо с себя. В дверь начал кто-то еще ломиться, девушки отхлынули к стенам и прижались к ним, пытаясь слиться со стенами как хамелеоны. Первая «медсестричка» что-то там верещала на своем птичьем, ей чуть ли не рычали из-за двери. Полностью избавившись от своего «платья», я обернула вокруг себя простынь и завязала как учили в интернетах, чтоб не свалилась, а поверх накинула на плечи, как мантию, одеяло и пошла открывать дверь. Легко оттолкнув верещавшую «медсестричку» я открыла дверь. За дверью стояла уже более похожая на нормальную девушку персона, но ее темная с синим отливом кожа и клыки, которые она мне услужливо обнажила, привносили в мою психику некоторые сомнения…

Она заговорила со мной глубоким голосом: – Буардантулеаскхим?

– Пизереналесиукане? – продолжила она спустя секунд 15.

– Погоди, – остановила я ее рукой. – Говоришь по-русски? – с той же интонацией спросила я ее.

– Ду ю спик инглиш? – с совершенно откровенным акцентом, не надеясь на чудо спросила я ее.

Так как реакции не было я поняла, что она меня не поняла. Тогда я развела руки в стороны и покачала головой, грустно отправившись на кровать.

Эта красотка и первая «медсестричка» чего-то почирикали, мимо них протиснулась одна из «хамелеонов» и убежала. Потом клыкастая подсела ко мне. И только занесла руку, чтобы погладить по голове, как кошку какую-то, я схватила ее руку. И тут мне пришла в голову мысль… Они меня не знают, я их тоже… Один умный кинолог говорил, что это не мы учим собак сидеть и лежать, они и сами это умеют, это хозяева учатся, как разговаривать с собакой. И я немного отсела от нее, облокотилась на спинку кровати и положила ей ногу на колени. Её клыки стали более заметны, меня это повеселило, но я сделала жалостливые глаза и стала медленно забирать ногу у нее, как побитая собака. И она протянула дрожащую руку к моей ноге и погладила. Я улыбнулась. Она еще раз погладила, я вздохнула, как будто у меня спал груз с сердца и изобразила расслабление.

Первый урок оказался на удивление увлекательным. Пришло время для второго акта этой комедии: выпросить еды. Раз уж она вообразила себя моей хозяйкой, то питомца пора и покормить. Задумавшись, как лучше донести эту простую истину, я вдруг заметила нечто, надолго отвлекшее меня от мыслей о пропитании. На клыкастой красотке был… корсет!

Мгновенно выдернув ногу из её рук, что, кажется, немного её напугало, я принялась тыкать её в грудь, затем указала на свою маечку, приподняла руками собственные формы, улыбнулась – и вновь указала на предательский корсет. Горе моё было неподдельным, разыгрывать тут трагедию не имело смысла.

Лицо красотки посветлело, как будто она решила первую теорему в своей жизни, и она начала чирикать «хамелеонихам» чего-то. «Хамелеонихи» оживились, отлипли от стен и живенько выскользнули из комнаты.

Я решила закрепить успех, настойчиво тыкая пальцем в "медсестричку", затем изобразила руками крест, покачала головой и состроила печальную мину. После этого я снова ткнула в клыкастую, одарив её самой лучезарной улыбкой. Девушки опять что-то верещали на своем языке. А потом появилось оно. Назвать его мужчиной язык не поворачивался, да и женщиной – тоже. Андрогин во всей красе, с мерной лентой наперевес. За ним, словно свита, плелись девушки с ворохом тканей, рюшами и прочей милой чепухой.

Я немедленно ткнула пальцем в кусок ярко-синего атласа, указала на корсет клыкастой и попыталась объяснить этому Оно, что обтягивающее платье на пухленькой фигуре – это не комильфо, наглядно демонстрируя это на примере простыни. Затем я демонстративно швырнула на пол рюши и бантики, потоптавшись на них для пущей убедительности, что повергло Оно в глубочайшую печаль. Оно что-то прочирикало с "медсестричкой", затем гневно заверещало на клыкастую, после чего вздохнуло и заключило меня в объятия через мерную ленту. Вдоволь наобнимавшись с пахнувшим какими-то травами Оно, я приступила к пункту номер два – добыче пропитания.

Голод терзал нещадно. Я принялась жаловаться клыкастой, с которой мы уже обрели некоторое взаимопонимание. Долго хныкать не стала, что, по всей видимости, вновь повергло мою «медсестричку» в уныние, и она удалилась. Минут через десять мне принесли нечто холодное и странное на вкус. Не скажу, что отвратительное… Скорее, бездушное. Ни сладости, ни соли, лишь легкая кислинка и сухость. А еще было вино, но учуяв запах алкоголя, я от него наотрез отказалась. Зато моя клыкастая подруга, оставшаяся разделить со мной трапезу, налегла на него с удовольствием, совершенно не притрагиваясь к еде. Так мы и обменялись: я ей вино, она мне – пищу… Вторую порцию доедать я не стала. Порции и так были крошечными, а жевать что-то, напоминающее безвкусную вату, было тоскливо.

Меня оставили наконец в покое, я завернулась в одеяло, потому как простыня тоже была на мне, и решила просто прикинуться хот-догом. В комнату еще делали попытки зайти какие-то девушки и что-то, видимо, мне предложить, но я не подавала признаков жизни. После утреннего дебоша никто не хотел со мной связываться. Так, в блаженном одиночестве, я пролежала до вечера, успев вдоволь понежиться в постели, проголодаться до звона в желудке и, самое главное, договориться с собой о ключевых моментах моего пребывания в этом странном месте.

Когда начало смеркаться, в дверь настойчиво постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вплыла делегация во главе с Оно. В руках Оно бережно покоился корсет из той самой синей ткани, а за ним, словно свита, следовала вереница девушек, несущих что-то еще, все того же лазурного оттенка. Корсет пришелся впору, оказался на удивление удобным и не слишком утягивающим, отчего на моих глазах выступили слезы счастья. Мой порыв, видимо, был истолкован неверно, потому что спустя пару минут ко мне пожаловала клыкастая подруга.

Я скорчила самое умильное выражение, на какое только была способна, и она тут же принялась переводить мои гримасы вечерней делегации. Платье было сделано как дополнение корсета и состояло из двух частей, широкая, ниспадающая до пола юбка и коротенькая кофточка, призванная прикрыть плечи и руки. Результат превзошел все ожидания. И как они только умудрились отыскать эти невесомые, голубоватые полупрозрачные тапочки? Предлагали, правда, еще нечто странное, сверкающее, на чудовищной платформе, и розовые башмачки на умопомрачительном каблуке, но я решила, что на сегодня с неудобствами покончено. Да и падать с такой высоты совершенно не хотелось.

Когда меня, наконец, затянули в это великолепие, я от души пожала Оно руку и даже обняла его. Он отреагировал не сразу, но улыбка не сходила с его лица, так что я решила, все в порядке. Делегация осталась довольна, Оно покинул нас, и тут же начались пытки с прической. Я пару раз шлепнула назойливых девушек по рукам, выхватила гребень и, сдерживая слезы, просто расчесала свою, хоть и короткую, гриву.

А потом клыкастая подхватила меня под руку и вывела наружу, где уже дожидались кавалеры. Видимо, таков их обычай – девушек сопровождают юноши. Сугубо жестами я выяснила у клыкастой, что ведут меня не на казнь, а на трапезу, и потому, благосклонно кивая, принялась разглядывать спутников.

Тот, что сопровождал клыкастую, был облачен во все черное. Темная, с зеленоватым отливом, кожа резко контрастировала с белоснежными волосами, собранными в низкий хвост, достигавший пояса, инкрустированного непрозрачными зелеными камнями. Темная одежда из чего-то, напоминающего мелковорсистый бархат, подчеркивала стройность и некоторую резкость его походки.

Мой кавалер, казалось, специально подобрал костюм под мой наряд. На нем был голубой камзол, вышитый ярко-синей нитью, а в его белых волосах поблескивали пряди небесного цвета. Впрочем, находясь в такой близости, мне не удалось рассмотреть его лучше. Чересчур высоко поднятая корсетом грудь мешала опустить взгляд на его ноги, и оценить его рост я тоже не смогла.

Потому я переключила свое внимание на окружающее пространство. Верхняя часть стен была украшена лепниной, но с одной причудливой особенностью: все ее элементы были асимметричны и изображали переплетающиеся ветви диковинных деревьев. Когда меня наконец доставили к столу, я была на грани голодного обморока, и потому до окружающих мне не было никакого дела. Напротив меня села клыкастая и ободряюще подмигнула.

Подали первое блюдо, и я, словно дрессированная обезьянка, начала повторять все движения клыкастой. Отведав супчик, состоящий, казалось, из одной только травы, я разочаровалась в жизни. К такому меня судьба явно не готовила. Хлебнув пару раз из вежливости, я принялась рассматривать остальных сотрапезников.

Почти все окружающие оказались стройными блондинами и блондинками с дежурными улыбками, которые умудрялись улыбаться даже во время поглощения супа. Ни повышения тона, ни грусти, ни смеха, ни каких-либо других понятных проявлений эмоций, как и особого интереса к моей скромной персоне, я не заметила. Гораздо более понятными оказались сотрапезники с темной кожей. Их было четверо: двое светловолосых парней, отличавшихся лишь оттенком кожи, моя знакомая клыкастая девушка и юноша с темными локонами, обрамлявшими плечи. Они были спокойны, но на их лицах не было этой бессмысленной, застывшей улыбки.

Подача второго блюда, невнятного, однотонного и сухого салата, была столь же удручающей. Внимательно распробовав каждый ингредиент, я окончательно разочаровалась. Казалось, листья дуба и березы вываривали непозволительно долго, а затем высушили до состояния гербария и в таком виде подали на стол.

Разочаровавшись в ужине, я принялась вычислять хозяйку вечера. К ней обращались чаще всего, и каждое обращение начиналось с одной и той же связки слов, которую я усердно зазубривала про себя. К салату подали вино, и я с грустью смотрела на свой бокал, наполненный отталкивающей жидкостью. Алкоголь и я – понятия несовместимые. Но жажда мучила, и я, сложив руки, умильно стала привлекать внимание "клыкастой". Она заметила меня и, очевидно, распорядилась принести мне воды. Вода стала спасением, и я жестами выразила ей свою благодарность.

Когда у меня попытались отобрать кубок вина мой сосед, единственный брюнет в этом блондинистом аду, схватил свой пустой бокал и молниеносно заменил на свой, таким образом присвоив себе вторую порцию. Никто и глазом не моргнул. Я лишь удивленно захлопала ресницами. Затем обратила внимание на его тарелку: салат был виртуозно размазан по краям, будто половина его была уже съедена. Воспользовавшись подсказкой, я, подобно скульптору, принялась творить то же самое на своей тарелке. Но мой художественный беспорядок не остался незамеченным. "Клыкастая" откровенно пялилась на меня, и глаза ее округлялись с каждой секундой.

Обстановку разрядила третья подача блюд. Соседу подлили вина, и он, как мне показалось, тихо поблагодарил слугу. Я запомнила это и начала заучивать новое полезное волшебное слово. Передо мной тоже возник новый кубок с вином. Видимо, таков здесь порядок. Я не обиделась, но отодвинула его подальше к соседу.

На десерт подали фруктовый набор. Определить его назначение было нетрудно: он источал сладкий аромат манго и ананаса, бередя уязвленные чувства моего желудка. На вкус съедобным оказался лишь один компонент этого на вид прекрасного салата. Он был красным, кисло-сладким и источал тот самый манящий аромат манго и ананаса. Выковыривая из тарелки кусочки вожделенного деликатеса, я привлекла внимание соседа, который все так же виртуозно размазывал содержимое своей пиалы. Дождавшись, когда я разорю свой десерт, он ловко заменил свою порцию на мою, не забыв при этом подменить свой пустой кубок моим полным.

Когда ужин подошел к концу, я решила поблагодарить хозяйку вечера, использовав выученные мной два новых оборота. Я сконструировала из них типичное для моего сердца «спасибо хозяйке стола/дома» или как там ее называли. Возможно, я что-то перепутала в порядке слов, но спокойные до этого глаза и дежурные улыбки замерли. Глаза начали округляться, но быстро пришли в себя и успокоились. Я подумала, что у них, возможно, конструирование этой фразы идет в другом порядке, и, вероятно, сейчас я была похожа на мастера Йоду из "Звездных войн". Я решила повторить попытку поблагодарить хозяйку в конце ужина. «Хозяйке дома, спасибо?» – произнесла я с немного вопросительной интонацией на их языке. Мое косноязычие показалось им еще более удивительным, а "клыкастая" и вовсе не смогла сдержать эмоций и показала мне даже нижние свои клыки.

Не зная, что у них принято, я решила, что с меня хватит, и направилась к выходу из этого странного банкетного зала. Напротив него, через коридор, я заметила выход на балкон. Подышать свежим воздухом показалось мне отличной идеей. Пройдя через балконную дверь, я ожидала увидеть сад, лужайки, фонтанчики, детскую площадку или что-то подобное. Но внизу, залитый тусклым сиреневым светом, раскинулся лес, прерываемый лишь единственной рукотворной вещью – дорогой к дому, в котором я ужинала. Лес был ярким, разноцветным и разнокалиберным. Возле дороги деревья были низкорослыми, а чем дальше от нее, тем выше они становились, создавая эффект гнезда, в котором и располагался дом. Конец дороги скрывался за листвой, и что там было дальше, увидеть было невозможно.

Я вздрогнула, когда что-то прохладное и твердое коснулось моей руки. Резко обернувшись, я увидела клыкастую, протягивающую мне нечто, напоминающее грушу. Поднеся фрукт к носу, я узнала тот самый, первый съедобный плод. Благодарность моя была безгранична, и я заключила мою спасительницу в объятия.

Затем она взяла меня за локоть и повела обратно в комнату, где я проснулась. Первым делом я разделась до корсета и трусиков, закуталась в одеяло и, как заправский хомяк, принялась уплетать долгожданную грушу. Наконец, насытившись хоть чем-то съедобным, я провалилась в сон.

Второе утро в этой до стерильности белой комнате началось феерически. Сперва меня разбудили и вновь принялись опрыскивать ледяным паром, обтирая тряпочками. Затем предложили облачиться в нечто, похожее на мой вчерашний наряд, но уже светло-зеленого цвета. Корсет прилагался, и я была даже благосклонна, хотя цвет вызывал у меня тоскливые мысли. Попытку сделать мне прическу я пресекла с первого же раза.

Когда «хамелеонихи» закончили свои издевательства, я выдавила из себя заученное «спасибо». На этот раз никаких вопросов и удивлений не последовало. Вскоре появилась клыкастая, принеся с собой стопку каких-то книг и устройство, видимо, заменявшее здесь часы. На нем синей краской были отмечены два времени и красной – два, помимо основных, равноразмерных делений. Она ткнула пальцем в первое красное деление, затем показала на предшествующее ему и, улыбнувшись, присела на мою кровать.

Я протянула ей свою ногу и состроила жалостливое личико. Она с готовностью начала поглаживать ее. Ну вот и славненько, не все же жить по их правилам. Потом она попыталась установить контакт и положила свою руку на грудь.

– Афигэль нио Треорти, – серьезно произнесла она.

– Афигель, – послушно повторила я. Акцент, видимо, не удовлетворил клыкастую.

– Афигэль, – повторила она еще раз, держа руку на груди, затем осторожно положила ее на мою и состроила вопросительное выражение лица.

– Артемида, – заявила я, заранее подготовив этот псевдоним. Называть им свое настоящее имя я не собиралась и накануне уже выбрала себе это имя.

– Арь Тэй Мита, – повторила она, неожиданно разделив имя греческой богини на составляющие.

Я улыбнулась, знакомство состоялось. Она протянула мне книгу. Книга оказалась странной штуковиной, потому как страницы в ней были тканевыми и вышитыми. Для удобства у жесткой обложки имелись крепления. Афигель ловко прикрепила страницу к обложке и стала показывать мне картинки, называя их. Видимо, это был букварь. Но для того, чтобы понимать, как что-то пишется, надо прежде хоть немного подтянуть разговорный…

Ее мнение разнилось с моим, и мы усердно повторяли название стола, двери, какой-то птицы, дерева и фрукта. Поможет ли это мне в ближайшие дни, я не знала, но не хотела ее огорчать. Вскоре часы прочирикали свой тихий перезвон, Афигель захлопнула букварь, и мы отправились завтракать.

На выходе нас уже ждало вчерашнее сопровождение. Афигель тыкнула в своего темнокожего друга и сказала:

– Мэгкил нио Треорти, – и, повернувшись ко мне, назвала мой исковерканный псевдоним. Затем указала на моего сопровождающего: – Эллэдиль Флиратьоен.

– Артемида, – представилась я, выдавив улыбку.

Афигель защебетала с ними на своем птичьем языке, а я отчаянно пыталась запомнить имена парней. С первым все было предельно ясно – «маг убивать», да и фамилия как у Афигель. Со вторым же все было до оскомины печально. Абсолютно не запоминающаяся и труднопроизносимая фамилия никак не хотела укладываться в голове, из которой уже успели выпорхнуть слова из букваря, оставив лишь два: дерево и стол.

Войдя в уже знакомый зал унылых трапез, я застала лишь собирающуюся толпу. Афигель подвела меня к темноволосому красавцу и, положив руку ему на грудь, провозгласила:

– Маэдронд нио Прекриньо.

Красавчик Маэдронд, которому ужасно не шло это безвкусное имя, но как нельзя лучше подходила фамилия, едва заметно улыбнулся.

– Арь Тей Мита, – уверенно произнесла Афигель, указывая на меня.

– Артемида, – представилась я, протягивая руку Маэдронду.

Он сжал мою ладонь в своей и не отпускал. Напряжение нарастало. Что делать? Вырвать руку или терпеть это теплое прикосновение? Разрядила обстановку Афигель, схватив меня под локоть и утащив к блондинистому субъекту. Его я уже видела – в прошлый раз он сидел слева и уплетал весь ужин. Субъект был смазлив и тонок. Если среди светловолосых и встречались подтянутые, спортивные личности, то этот, скорее, походил на голодного студента театральной академии.

– Алетхинэф иль Флиратьоен, – представила она его.

– Артемида, – поторопила я процесс, прежде чем она снова начнет делить мой псевдоним на части, и протянула руку и этому юноше.

Его ладонь оказалась ледяной, что вызвало у меня подозрение: не глисты ли у парня, или его морят голодом? Столько поглощать безвкусной еды и оставаться таким холодным – не к добру. Хотя цвет кожи у него был типичным для его представителей – светлую кожу обрамляли ровные, гладкие волосы слегка золотистого оттенка.

Этот молодой человек подержал мою руку от силы три секунды и тут же отпустил. Я была рада, что все так быстро закончилось. Запоминать его имя и еще одну страшную фамилию моей памяти уже не хватало, и я просто улыбнулась ему.

Все замолчали, когда в зал вошла определенная мной хозяйка дома под руку с мужчиной. Оба – абсолютные блондины. Я бы даже сказала альбиносы, если бы не ресницы. Хотя брови тоже были белыми. Она кивнула собравшимся, некоторые поприветствовали ее, и мы сели завтракать. И тут судьба сыграла со мной злую шутку.

Я никогда не любила манную кашу. А тут, судя по запаху, на тарелке в руке слуги приближалась именно она. Более того, я подозревала, что ни соли, ни сахара в ней не было, по примеру остальных блюд. Чтобы не опозориться и не испортить всем завтрак, я пулей вылетела из-за стола и побежала на балкон. Там через пару минут оказался сопровождающий хозяйку мужчина.

Он показал на себя: – Лирондад иль Флиратьоен.

– Артемида, – я протянула ему руку, но он, словно не заметив, грубо схватил меня за локоть. Рывком потащил к лестнице, что пряталась за ажурной балюстрадой, и мы спустились в подобие сада.

В этом пестром хаосе зелени он двигался уверенно, будто по исхоженным тропам, зная каждый поворот, и все тащил меня за собой. Этот незнакомец, прозванный мной в уме "Лимонадом", явно что-то задумал. Приволок меня к знакомой лишь ему точке, обвел рукой окружающие деревья и с нежностью погладил кору одного из них. По его примеру я прижалась щекой к шершавому стволу. И тут он сорвал с высокой ветки яблоко и протянул мне.

Обычное яблоко. С виду ничем не примечательное, желто-зеленое, без запаха. Я взяла его, разглядывая. Он, недовольный моей медлительностью, полез за вторым, а потом подошел к моему дереву и, ловко обломав несколько зеленых веточек или побегов, протянул их мне. Я, с трудом удерживая все это в руках, вопросительно смотрела на него. Он глубоко вдохнул и повел меня прочь из этого зеленого лабиринта. По пути я услышала тихое журчание и потянула своего провожатого к источнику звука.

Это оказался небольшой, искусно вписанный в груду камней фонтанчик. Я омыла в нем фрукты, побеги и руки, и, переборов нерешительность, надкусила розовый плод. Вкус оказался отвратительным – сырой баклажан. Тогда я решила попробовать побеги, оказавшиеся сырыми оливками, что, к счастью, не разочаровали – косточек в них не было. Яблоко не вызывало у меня особых подозрений, и я решила, что хуже уже не будет. Откусив порядочный кусок, я взвыла. В какой-то мере это и было яблоко, только совершенно незрелое, твердое и кислое, но самым ужасным было то, что оно отдавало чесноком. Словно кто-то перемолол неспелое яблоко с зубчиками чеснока в равных пропорциях и слепил из этой смеси подобие фрукта. Впору было притвориться Белоснежкой и заказать себе хрустальный гроб.

Не поймите неправильно, чеснок я люблю, но не в таких же адских дозах! Откашлявшись, я судорожно схватилась за протянутый мне платок, утерла слезы, прополоскала рот водой из фонтана и аккуратно сложила остатки "угощения" в платок, завязав его в узелок. Урны поблизости не было, а мусорить не хотелось.

Меня проводили обратно, минуя зал пыток едой, сразу в комнату. Там, раздевшись и закутавшись в одеяло, я съежилась, словно нахохлившийся снегирь. Минут через десять ко мне зашла Афигель, жестами предложила поесть, на что я лишь замотала головой и разрыдалась. Она подбежала ко мне и чуть не вырвала мою ногу из-под одеяла. Поглаживая ее, что-то быстро прочирикала, и в комнату внесли пару круглых, низеньких столиков, которые тут же заставили подозрительно благоухающими яствами.

«Неужто отравить захотели?» – подумала я. Но Афигель уже тащила меня к столу, отламывая что-то от неведомого блюда.

Следующий час превратился в пытку дегустацией. Лишь случайно я наткнулась на подобие имбиря и использовала его, как щит, против терпких вкусов и вызывающих запахов. Из всего этого гастрономического кошмара лишь четыре блюда можно было с натяжкой назвать съедобными. Я старательно заучивала их названия, любезно предоставленные Афигель.

В последующие дни судьба смилостивилась, и я познакомилась с женой Лимонада и ее чопорной фрейлиной, тщетно пытавшейся обучить меня местной грамоте. Увы, безуспешно. Клыкастые "афро-эльфы" исчезли, что меня, признаться, огорчило. Зато появилась немолодая женщина с вычурной высокой прической и совсем юная девчушка лет пятнадцати, которые практически обосновались в моей комнате. Трантициэль – так звали мою новую учительницу. Она одевалась скромно, в отличие от пестрых обитателей дворца, вела себя почтительно, но непреклонно. Трапеция – так я окрестила учительницу для удобства. Маня, ее помощница, старательно записывала все обрывки русских слов, вылетающих из моей головы, в потрепанную тетрадку.

Завтраки и ужины превратились в монотонное поглощение одних и тех же четырех блюд, успевших набить оскомину. Спустя пару недель, когда я начала хоть что-то понимать из сумбурного потока жестов и непонятных слов, к нашим ежедневным языковым мучениям присоединился Алетхинэф иль-что-то-там. Три безуспешные попытки выговорить его имя закончились компромиссом: отныне он – просто Алеша. На второй же день у Алеши появились странные украшения с мутно-голубыми камнями на ушах и шее, и наше общение улучшилось. Казалось, он понимал половину моих русских фраз. Оказалось, он младший принц, не претендующий на престол, а потому – беспечный и веселый. Я уговорила его сбежать на прогулку за пределы дворцового леса, но осуществить этот дерзкий план удалось лишь неделю спустя.

После очередного завтрака Алеша просто схватил меня за руку и потащил по выбеленной камнем дороге. Я ожидала увидеть за лесным массивом неприступную стену железных ворот или что-то подобное, но деревья редели, пока не расступились, открывая широкую поляну, в самом сердце которой лежал каменный круг мостовой. Вдоль него теснились импровизированные лавки, ловко сооруженные из повозок, а чуть поодаль виднелся навес, где неспешно паслось небольшое стадо разномастных лошадок. Это место вполне могло бы сойти за ярмарку, если бы не странная тишина и приглушенная палитра красок. Никто не зазывал к своему товару, и, казалось, здесь не принято было торговаться.

Никакой суеты, несмотря на немалое количество народа. Мы двинулись по кругу, разглядывая лавку за лавкой. Торговец мехами не привлек моего внимания, и мы перешли к следующей – лавке тканей. Ткани поражали своим разнообразием, явно принадлежа разным культурам и отличаясь качеством. Здесь и яркие полотна с крупным, пестрым орнаментом, и плотные ткани с блестящей каймой, и нечто, напоминающее мягкий трикотаж. Я украдкой взглянула на принца, заметив, как он трогает пальцами переливающийся атласный отрез небесно-голубого цвета. Я тоже решила ощутить шелковистость тканей.

Мой взгляд почти сразу упал на темно-кровавый бархат, такой приятный на ощупь. Продавец тут же подошел, спрашивая, нравится ли он мне. Бархат нравился, и я косноязычно ответила односложным утверждением, осознав тут же свою ошибку. Смутившись, поправила себя, использовав более развернутую фразу. Торговец, оказавшийся человеком, махнул на меня рукой и подмигнул. Мое внимание задержалось еще на трех образцах, выложенных на прилавке: темно-зеленой плотной ткани с замысловатой вышивкой золотой нитью, синем хлопке и ярко-алом шелке. Попрощавшись с продавцом, я поблагодарила его. Покупать что-либо я не могла, ибо денег у меня не было.

Следующей нас ждала странная конструкция, частично металлическая, собранная из двух повозок. Мы вошли внутрь, причем Лёше пришлось сильно нагнуться. Внутри обнаружилась лавка кузнеца-ювелира, или, вернее, двух таких. Хозяева тут же закрыли за нами двери. Они были невысокого роста и коренастые. Один был гладко выбрит, другой носил окладистую бороду, и если бы не эта деталь, различить их было бы невозможно. У прилавка с драгоценностями висела яркая лампа, отражающая свет в бесчисленных гранях камней. Бросив беглый взгляд на украшения и не обнаружив ничего необычного, я направилась в другой отдел ювелирно-смертоносного магазина. Пройдя мимо полок с серебряно-золотыми коробочками и явно кухонными ножами и утварью, я застыла перед топорами, мечами и кинжалами. Красивые, искусно инкрустированные полудрагоценными камнями, разных размеров. Их было не то чтобы много, но ассортимент впечатлял. Один кинжал особенно привлек мое внимание. Маленький, с полупрозрачным, почти черным камнем, в глубине которого едва угадывались желтоватые прожилки.

Затем мы наткнулись на лавку с книгами и принадлежностями для письма. Здесь меня приятно удивило наличие настоящей бумаги, слегка зеленоватого оттенка. Следующим был шатер с маслами и пряностями, его невозможно было спутать ни с чем другим. Аромат проникал в самое сознание, вызывая в памяти давно забытые вкусы и запахи. Тут я немного растерялась и принялась упрашивать принца дать мне немного денег, пообещав непременно вернуть их когда-нибудь. Он просто вложил мне в руку небольшой мешочек, который приятно позвякивал и ощутимо оттягивал ладонь. Я вернула его обратно, и мы, жестами и ломаными фразами, договорились, что он просто заплатит за меня.

Следующие полчаса я отчаянно пыталась договориться с торговцем в пестром тюрбане, выпрашивая у него по щепотке всех его диковинных порошков и масел, с непременным указанием названий. Немолодой темнокожий мужчина с трудом изъяснялся на языке, которому меня безуспешно обучали, да и я сама не блистала красноречием. Принц демонстративно отказался участвовать в этом балагане, и мы, словно два неразумных ребенка, размахивая руками и срываясь на крик, пытались объясниться жестами. В конце концов, казалось, нам это удалось. Принц, расплывшись в довольной улыбке, что-то быстро пролопотал на своем родном наречии и за пару минут уладил вопрос оплаты. Мы двинулись дальше.

Я пылала от стыда, ненавидела принца и злилась на собственную беспомощность. Пройдя еще одну лавку, заваленную совершенно непонятными мне вещами, я вдруг увидела храм. Две дороги, словно объятия, окружали его, и, казалось, войти можно было с любой из трех сторон. Колонны поддерживали навес из прозрачного, бледно-голубого камня, за которым в тени угадывались открытые двери. На пороге, прислонившись к колоннам и стенам, сидели эльфы и люди. Кто-то беседовал, кто-то дремал, а кто-то и вовсе трапезничал. Над основной частью храма возвышалась трапециевидная конструкция, венчавшаяся, очевидно, хрустальным навершием, инкрустированным золотом. Она искрилась всеми цветами радуги, источая ощущение неземной святости.

Принц повел меня к храму, и, пройдя немного вдоль правой стороны, мы наткнулись на узкую тропинку, уходящую в густую зелень деревьев. Алешка бесцеремонно подтолкнул меня туда, молча приглашая исследовать незнакомое место, и сунул в руку пару монет. Отказываться не было смысла. Пройдя всего метров пятнадцать, я уловила знакомый, родной запах свежего мяса. В конце тропинки обнаружилась еще одна лавочка. За прилавком никого не было, как и посетителей. Не было видно и товара, но запах не обманывал. Заглянув за пустую витрину, я приподняла шторку, отделявшую внутреннюю часть повозки от торгового места. В полумраке и прохладе спала женщина, примерно моей комплекции, в белом чепце и простом сером платье до пят.

– Простите, – попыталась я ее разбудить.

– Ааааа! – завопила она, схватилась за сердце и начала тереть глаза.

Она что-то спросила, но языка я не знала. Лишь покачала головой и демонстративно облизала губы, показывая ей монетки. Она засуетилась, начала что-то бормотать себе под нос. Наконец, повернувшись ко мне, она протянула кусок сырого мяса, завернутый в грубую ткань. Я понюхала его, улыбнулась и тут же помрачнела. Кухни у меня не было. Я и так жила как бедная родственница, непонятно почему пригретая королевской семьей.

– Подожди, – вдруг произнесла женщина на знакомом мне языке и, забрав кусок сырого мяса, достала откуда-то кусок колбасы. Уже надрезанный. В этом же свертке был и хлеб, и что-то отдаленно напоминающее сыр.

Я протянула ей монетки, забирая заветный ломоть колбасы. Едва надкусив, я расплакалась. Не то чтобы эта колбаса была верхом кулинарного искусства – скорее, прессованное вареное мясо, без солинки, без искры специй, отдаленно напоминающее баранину. Но после почти месяца безликих подобий еды, она казалась даром небес, вкусом надежды. Женщина, заметив мою реакцию, нарезала толстый ломоть хлеба и налила в кружку рубиновый морс. Затем, наполнив и свою кружку, она принялась за немудреный бутерброд с колбасой и сыром.

Тиша – так ее звали – тоже с трудом изъяснялась на эльфийском, и наш скромный полдник прошел в почти полном молчании. Когда я, счастливая, собралась уходить, Тиша вернула мне монеты. Не желая ее обижать, я забрала их, без конца повторяя «спасибо».

Выскользнув из тенистого переулка, я нос к носу столкнулась с Алешкой. Он оживленно беседовал с шатеном довольно плотного телосложения, совершенно нетипичного для эльфа. Мужчина был коренаст, крепок, а голову его венчала причудливая конструкция, напоминающая высокий поварской колпак. Заметив меня, они прервали разговор и направились ко мне.

– Эриантен фон Джурни, – представил мне своего собеседника Алешка.

– Артемида, – представилась я, протягивая руку. И тут произошло нечто странное: Алешка резко перехватил мою руку и отдернул ее от руки "Эриантена".

Тот, в свою очередь, поспешно отступил на шаг. Видимо, меня еще не посвятили в тонкости эльфийского этикета. Удивленно вскинув брови, я вопросительно посмотрела на обоих странно себя ведущих эльфов. Алешка начал сбивчиво объяснять, что Эриантен принадлежит к древнему и знатному роду, и что прежде чем представляться, я должна дождаться, пока представят меня, а подавать руку кому-либо, кроме членов королевской семьи, – верх неприличия.

– А обниматься с Мириэлем было правильно? – спросила я.

Уголки губ Эриантена дрогнули в подобии усмешки. Неужели он лично знаком с моим портным?

– Когда ты обнималась с Мириэлем? – Алешка оставался непроницаем.

– Когда он… – я развела ладони на небольшое расстояние и приложила их к его предплечью, – делал…

– Это называется «снимать мерки», и никак нельзя назвать «обниматься», – снисходительно поучил меня принц.

– Как скажешь… – пробормотала я себе под нос, заметив мимолетный укол в глазах его высочества.

– Давай попробуем сначала: это Эриантен фон Джурни, королевский лекарь, – представил мне принц "Антенчика" снова.

Лекарь слегка поклонился, произнеся нечто похожее на «доброе утро, госпожа».

– Позволь представить тебе Артемиду, – никаких титулов я, видимо, не заслужила, и объяснять, как мне следует приветствовать лекаря, он тоже не стал.

Поэтому я просто улыбнулась. Для эльфов дежурная улыбка – лишь маска, скрывающая истинные эмоции и намерения, а для меня – символ приветствия, удовольствия и всего самого приятного.

– Я нашла… – и снова мой словарный запас подвел меня. Внезапно я осознала, что слово «колбаса» вряд ли существует в эльфийском лексиконе, раз мяса на их столе никогда не было: мертвую, свежую… животину. Ее продавала женщина, и мы вкусно ею пообедали.

В ответ меня встретило молчание. Казалось, эльфы не знали, как реагировать на это, а я не представляла, как объяснить им радость обретения колбасы.

– Я хочу вторую дорогу – предложила я, надеясь разрядить гнетущую тишину.

Меня правильно поняли, и мы втроем зашагали по тропинке, огибающей храм. За листвой проглядывали узкие дорожки, но, увы, ни одна из них не вела к заветным лавочкам с колбасой или другими деликатесами. Все они упирались в увитые плющом веранды двух- и трехэтажных домиков. Наконец, наш путь пересекла другая улица, и на перекрестке мы наткнулись на прелестный фонтанчик, окруженный скамейками. Поднеся руку с водой к лицу и не получив негативной реакции, я жадно прильнула к прохладной струе.

Завернув направо, мы прошли еще пару домов и оказались перед цветочной поляной, где сам Мириэль самозабвенно поливал цветы. Заметив меня, он слегка вздрогнул, но, увидев рядом принца и нашего спутника, расслабился и с радушием пригласил нас в свой дом. Кто бы мог подумать, что в этом скромном двухэтажном здании скрывается настоящий салон платьев, а заодно и мастерская именитого портного!

На белоснежных статуях красовались платья пастельных оттенков, на стене пестрел калейдоскоп тканей и кружев, а в углу шла работа над пышным двухцветным платьем с огромным кринолином. Две эльфийки, заметив высокого гостя, робко поприветствовали его и поспешили скрыться в соседней комнате.

Изобилие однотипных светлых нарядов не вызывало во мне особого энтузиазма, зато проблема с бельем стояла остро. Носить два корсета и пару одних и тех же трусиков порядком надоело. Да и единственная пара обуви уже изрядно поистрепалась. Обо всем этом я с готовностью поведала знакомому портному. Он тут же позвал эльфиек, и мы вместе удалились в комнату на втором этаже, где принялись выбирать подходящие ткани и детали гардероба. Я даже набросала корявый эскиз корсета и платья, о котором мечтала, если будет возможность приобрести еще один наряд.

Когда мы вернулись вниз, я обнаружила парней наслаждающихся ароматным напитком. Вдохнув душистый воздух, я развернулась обратно и продолжила заниматься своими девчачьими делами. На очереди стояли туфли. Увы, все представленные восемь моделей отличались немыслимой неустойчивостью. Я понимала, что для хрупкой эльфийки такие босоножки могли бы стать отличным дополнением к наряду, но мне оставалось лишь вздыхать. Решив не отчаиваться, я принялась за новый эскиз.

– Я не занимаюсь обувью, – виновато произнес Мириэль, но тут же предложил обратиться к своему другу, обувному мастеру.

Наша компания пополнилась еще одним странным членом, и мы отправились вслед за ним. Идти пришлось недолго: мастерская располагалась через дом, на противоположной стороне улицы. Ничем не примечательное здание, каких в этом городе пруд пруди. Похоже, с маркетингом у эльфов дела обстояли из рук вон плохо. Принц с лекарем остались снаружи – видимо, утомились ждать меня и хотели продолжить секретничать.

Обувной мастер оказался дома. Его лавка была похожа на мастерскую Мириэля, только меньше размером. После непродолжительного представления Мириэль протянул ему мой корявый рисунок. Эльф, как две капли воды похожий на Мириэля, только с более мускулистыми руками, выругался и принялся перерисовывать мое творение на свежем холсте, не переставая ворчать. Я, конечно, не понимала ни слова, но по его интонации и выражению глаз Мириэля было ясно, что мой эскиз отвратителен. Впрочем, я его понимала: наверняка мы оторвали его от важного занятия. Мне было немного стыдно, но любопытство взяло верх.

Минут через пять мне продемонстрировали мой же проект, преображенный до неузнаваемости. Конструктивные особенности, гарантирующие, что обувь не слетит даже после целого дня носки, были бережно сохранены. Я когда-то носила подобные туфли и не могла не оценить их удобство. Кивая и бормоча «Прекрасно, спасибо», я покинула дом новоиспеченного знакомого. Или, если быть точнее, нас оттуда выдворили. Это стало моим первым знакомством с недовольным эльфом, который и не думал скрывать своего раздражения.

На этом мои силы меня покинули. Мы направились обратно, по пути закономерно проводив портного до его дома, а затем и лекаря до храма. Мужчины всю дорогу что-то оживленно обсуждали, но я улавливала лишь одну восьмую часть их речи. Сложности перевода совершенно не прельщали – я предпочла отключиться и молчать.

В свою комнату я буквально рухнула. Не поблагодарив никого и не потрудившись раздеться, я отключилась на кровати.

Утром обнаружилось, что кто-то, по всей видимости, пытался меня раздеть, но остановился, сняв только обувь и ослабив шнуровку корсета. Платье было безжалостно измято, и пришлось прибегнуть к помощи одной из однообразных служанок. На завтрак я спустилась в темно-синем платье, идеально соответствовавшем моему угрюмому настроению. После трапезы я заметила Антенчика, стоявшего в дверях. Он поспешно поприветствовал королевскую семью и удалился куда-то в компании Лимонада.

В этот день наши занятия закончились раньше обычного. Пришел лекарь, и совместными усилиями учительница и Алешка объяснили мне, что я – не совсем обычный пациент. Нормой в этих краях считалась магическая предрасположенность, проявляющаяся в той или иной степени, которой у меня попросту не было. Хорошей эту особенность назвать было сложно. Да, на меня не действовали иллюзии и проклятия, но меня нельзя было исцелить обычной магией, а животный или растительный яд убил бы меня со стопроцентной вероятностью, ибо, кроме магии, по сути никто не знал, как с этим бороться. Магический булыжник, пущенный в меня, превратил бы мою черепушку в лепешку, а вкусовые иллюзии, наведенные на еду, никак не могли помочь мне полюбить ее. Так и раскрылась тайна безвкусных трапез королевской семьи.

Но Антенчик оказался не так прост. Он владел какой-то древней техникой оздоровления, основанной на воздействии на мои жизненные энергетические потоки – что-то вроде китайской медицины. Я никогда не была против иглоукалывания и массажа, и потому даже немного обрадовалась. Оставшись наедине с доктором, я почувствовала, как нарастает некая проблема. До меня дошло, что за ворохом событий и языковых знаний, которые мне пытались впихнуть в голову, я совсем забыла о своей животной стороне.

Доктор был хорош собой, приятно пах, говорил мягким тембром – и это было проблемой. Длинные, но сильные пальцы касались меня, что-то где-то сжимали, и вообще, это сводило меня с ума. А он делал вид, что совершенно не понимает, отчего я так прерывисто дышу. После его ухода я отказалась идти на ужин, зарылась в одеяло и не выходила на контакт до самого утра.

Моя пытка продолжилась и на следующий день, теперь у меня был некоторый перерыв между учебой и визитом к лекарю. Меня отругали за пропущенный ужин и продолжили свои мучительные штуки. Думать я уже ни о чем не могла, этот мужчина был, по всей видимости, наиболее нормальным по своей физической форме среди окружающих меня андрогинов и блондинистых личностей, и женское естество требовало близости с этим, казалось бы, единственным нормальным мужчиной. Сгорая от стыда, я намекнула, а затем и прямо заявила о своем желании. В ответ получила – лишь сухое, отрезвляющее: «Потерпи».

А вот на следующий же день я была неприятно удивлена получив не только лингвистический урок, но еще и урок отношений от посла. Он поведал о магической природе эльфийских уз, о том, как остро чувствуют они связь друг с другом, особенно в вопросах измены. Предательство жены – не тайна, а зияющая рана, открытая для мужа во всех мельчайших подробностях. В таком мире, по словам посла, плотские утехи возможны лишь в рамках законного брака.

Надо сказать, что меня расстроило даже не само обстоятельство невозможности плотской связи с моим лекарем, а то, что после завтрака лекарь пошел к Царю Лимонаду, и буквально через час ко мне заявился этот непонятный посол. Так и вижу как этот дядечка, Лимонад и Антенчик сидят покуривая сигару, и обсуждают мою интимную проблему.

Антенчик оказался стукачом. Это совершенно отбило у меня всякую к нему симпатию вплоть до момента когда он не начал делать мне какой-то заковыристый массаж. Тело говорило одно, мозг другое, губы немели от смущения. Приходилось терпеть ибо насилие над ни в чем не повинными эльфами в мои планы не входило. А потом он взялся за мои ступни, поначалу боль была страшной и мне казалось, что ножки уже не мои, чуть не потеряв сознание, я начала ощущать легкое покалывание и холод. А потом наступило блаженство, чертяка нашел ту самую точку, и я растеклась в истоме, позабыв обо всем на свете.

Последующие дни начинались с его прикосновений к моим ступням. Смесь презрения и желания клокотала во мне, заставляя с нетерпением ждать начала сеанса, чтобы забыться, превратиться в амебу, безвольно растекающуюся по кушетке. Наши встречи проходили в тишине. Антенчик пытался разговорить меня пару раз, но я молчала, игнорируя даже вопросы медицинского характера, хотя отказываться от массажа не собиралась.

Два часа между лингвистическими экзерсисами и халявным массажем я посвятила изучению окружающей действительности и ее обитателей. Раньше мне как-то не удавалось разглядеть никого, кроме членов королевской семьи, и ничего, кроме банкетного зала, моей комнаты и коридора.

Я заметила, что эльфы у которых я жила, хоть и считались светлыми, но далеко не все имели светлые волосы и светлые глаза. Большинство осветляли волосы, а затем окрашивали их в пастельные тона – розовый, голубой или другие причудливые оттенки. По-крайней мере у пары охранников я заметила характерный для высветленных волос темный пробор, другие же его не имели. Чем выше был чин или должность того или иного эльфа, тем сложнее была вышивка на его одежде, чаще серебряная или смесь серебряных и золотых нитей. Для повседневных дел ткань они выбирали практичную плотную светлую, но с каким-то орнаментом, отличавшимся от основного цвета только тоном.

Женщины здесь кутались в ткани от середины предплечья до самых пяток, позволяя себе лишь скромный вырез на груди, обычно скрытый велюром или утопающий в каскадах рюш. Их волосы, не отличавшиеся особой густотой, тем не менее ниспадали почти до пола. Служанки не имели униформы, и лишь наметанный глаз дворецкого мог отличить их от знатных гостей. Впрочем, я подметила и другое: лица эльфов казались мне почти идентичными. Конечно, я могла запомнить и выделить отдельные черты, но это было сродни попытке разобраться в героях японской драмы, когда каждый раз мучительно пытаешься понять, кто перед тобой. Я окрестила это "расовой слепотой", хотя, признаться, интернета под рукой не было, чтобы проверить, существует ли такой термин и что он означает на самом деле.

Я обнаружила крыло, где располагались королевские покои и апартаменты семьи, но туда меня не пустили. Зато я попала на кухню и в библиотеку. В последней я долго разглядывала карту, искусно выложенную мозаикой прямо на стене. Границ государств я на ней не увидела, или, скорее, не распознала – передо мной была просто карта местности с неразборчивыми названиями, написанными столь причудливым почерком, что расшифровать их не представлялось возможным.

Карту пересекала по диагонали косая черта берега. На юго-западе, словно рассыпанные хлебные крошки, ютились острова архипелага. На севере громоздился горный хребет, плотный и неприступный, увенчанный белыми шапками снегов. В самом сердце карты раскинулся дремучий лес, постепенно редея к западу и резко обрываясь, уступая место бескрайней степи на востоке. А за степью простиралась лишь полоса пустыни, где карта и обрывалась.

Кухня не открыла секреты приготовления безвкусной стряпни, так как меня быстро выдворили восвояси.

Помимо парадного входа, я нашла еще три потайных. Один вел в караульное помещение, где немногочисленная королевская стража распевала мелодичные песни. Я заглянула туда случайно, и, заметив меня, солдаты вежливо, но настойчиво выпроводили меня наружу. Второй выход скрывался в лесу, но, пройдя всего несколько шагов, я наткнулась на едва заметную тропинку, ведущую к странному алтарю для жертвоприношений, расположенному возле диковинного розового деревца. Третий же путь выводил прямиком в королевскую конюшню.

В конюшне между мной и одним надменным жеребцом вспыхнула искра неприязни. Какой-то юнец застукал меня за этим нелепым препирательством – я шипела на коня, а он в ответ сердито фыркал. Белоснежный, словно сотканный из лунного света, этот зверь был заключен в свой денник, так что его показная агрессия меня ничуть не страшила. Зато остальные обитатели конюшни заметно нервничали от развернувшегося представления: кто-то беспокойно расхаживал по стойлу, какая-то кобыла возмущенно заржала.

– Не трогай ее! – рявкнул парень и вцепился мне в руку с такой силой, будто хотел переломить кости запястья.

И без того раззадоренная противостоянием с конем, я стиснула зубы и, повинуясь внезапному порыву, со всей силы ударила наглеца коленом в пах. Сама от себя не ожидала подобной прыти… Вернее, я-то помнила те давние уроки самообороны, но сомневалась, что спустя пятнадцать лет смогу нанести столь резкий и точный удар. Опасения, что все обернется кошмарным сном, где движения скованы ватой, не оправдались. Юнец согнулся пополам, а я едва сдержала искушение добить его ударом локтя по шее.

Конюшня взорвалась ржанием. Кто-то из коней яростно бил копытом о перегородку, кто-то нервно цокал по полу. На шум прибежал мужчина постарше, ведя под уздцы крупного, явно взволнованного скакуна. Спешно привязав животное, он решительно двинулся в мою сторону, но вовремя замер, словно что-то разглядев в моем лице или в позе скрючившегося юнца.

– Простите нас, вы хотели выбрать лошадь для прогулки? – спросил он, и я ухватилась за эту возможность, хотя уверенности в точности его слов не было. Слово "лошадь" я, конечно, не знала, но могла и удачно догадаться.

– Я просто осматривала… интерьеры и наткнулась на него, – небрежно указала я на своего белоснежного противника.

– Она его дразнила, – прохрипел едва распрямившийся парень.

– Извините моего ученика, он у нас недавно, – виновато поклонился, видимо, старший конюх.

– Прощаю. А на них действительно можно покататься? – кивнула я в сторону лошадей.

– Это королевские лошади, они вас слушаться не будут. Позвольте, я провожу вас и предложу более спокойного коня для прогулки.

– Хорошо, – согласилась я.

Так, всего за час, я узнала о существовании двух конюшен, о злобных и редких белых лошадях, принадлежащих королевской семье, и о простых лошадях различных пород, предназначенных для таких смертных, как я. Пообещав вернуться завтра, что вызвало у моего провожатого нервный взгляд, я поспешила на сеанс массажа.

А на следующий день явился уже будто родной Мириэль. Привез обещанное белье, а следом осыпал подарками. Первым делом, алое атласное платье, следом – словно сошедшая со страниц сказки о Красной Шапочке, накидка из темного, почти багрового бархата с глубоким капюшоном. И, наконец, костюм-тройка для верховой езды: длинная, разрезанная сбоку юбка, узкие штаны и камзол насыщенного, темного изумруда. К костюму прилагалась длинная рубашка из струящегося синего шелка, которая тут же, превратилась в ночную сорочку. Костюм предполагалось носить целиком: штаны под юбку, – исключительно для удобства в седле. Как оказалось, принц, недолго думая, купил все приглянувшиеся мне ткани, и их тут же доставили лучшему мастеру.

Кроме одежды, обнаружилась коробочка с двумя парами обуви: точной копией тех самых туфелек, что мы рисовали целую неделю назад, и парой более теплых полусапожек, сконструированных по тому же принципу. Все пришлось впору, и от переизбытка чувств я бросилась обнимать королевского портного. Он, в силу своей комплекции, не смог оказать сопротивления и мирно повис в моих объятиях.

Но на этом сюрпризы не закончились. После ужина Алешка, с таинственным видом, вывел меня на балкончик и торжественно вручил две небольшие шкатулки. В одной обнаружился гарнитур украшений, инкрустированный тем самым камнем, что так пленил мое воображение, а во второй – тот самый кинжал, что мне так понравился, на удивление оказавшийся парным. Выразив закономерное любопытство, за что мне такое счастье, я узнала о древнем обычае этого мира, знаменующем создание пары, благословленной самими богами. Благословение это, разумеется, заключалось в том, что у такой пары рождались исключительно выдающиеся дети – сильные, мудрые и так далее. К середине его рассказа я уже начала догадываться, к чему клонит этот белобрысый ухажер, но в душе еще теплилась слабая надежда на благоприятный исход.

Выяснилось, принц хоть и не наследный, но отпрыски его брата – увы, не «благословлены». Значит, если в нашем браке появятся «благословленные» дети, а, судя по всему, в таких союзах иначе не бывает, именно они станут первыми претендентами на трон, как только достигнут совершеннолетия. Волосы мои встали дыбом по всему телу, я лихорадочно благодарила местную моду за это целомудренное платье и хаяла местных богов за столь «щедрый» подарок судьбы.

Не то чтобы принц вызывал у меня отвращение, да и вообще, мысль о жизни под королевской крышей не казалась такой уж пугающей, пусть даже кормили здесь отвратительно. Зато это не скитания по лесам в поисках сухого угла, чистой воды и хоть какой-нибудь снеди. Здесь меня хоть одевали и обучали всякому. Но было одно «но», жирное такое «НО»: я с раннего детства не испытывала ни малейшей тяги к деторождению. К этой природной нелюбви к маленьким спиногрызам добавилась еще и психологическая травма – в одном из летних лагерей нас, с целью просвещения, заставили смотреть фильм о родах. Зрелище было настолько реалистичным, что кошмары преследовали меня еще долго, а новообретенная фобия начисто отбила желание продолжать род. Более того, мой бедный организм, окончательно перепугавшись, решил, что ни о какой беременности и речи быть не может, и награждал меня адскими приступами головной боли и мучительными менструациями.

Потом было долгое лечение от хронической болезни, вызванной неправильной выработкой гормонов в результате которого я необратимо поправилась и окончательно плюнула на все возможные диеты и физические занятия. Впрочем, моего мужа все устраивало, а регулярные набеги на сайт знакомств для дам "в теле" тешили самолюбие. Вообще, как сказал мне один из врачей: «Вам милочка надо было ребенка рожать лет в пятнадцать, а теперь уже поздно», так я и жила. Поэтому все, что предлагал мне принц, казалось не просто нежеланным, а противоестественным. Я смотрела на него широко распахнутыми глазами и нутром чуяла: все эти дары – неспроста. Меня одаривают, одевают, холят и лелеют, чтобы в будущем превратить в инкубатор для его потомства.

– А когда будет свадьба? – наиболее отстраненным тоном спросила я. Следовало бы изобразить хоть подобие радости, но даже фальшивая улыбка застыла каменной маской на лице.

– Как Эриантен сочтет тебя готовой, он ведь исцеляет тебя, чтобы ты смогла выносить здоровых детей, – с ангельской невинностью пропел мой нареченный.

– Хорошо, – машинально пробормотала я, подхватывая коробки с подарками и направляясь в свою комнату. В голове уже лихорадочно роились планы побега. Необходимо в кратчайшие сроки освоить азы местного языка, досконально изучить географию, подружиться с лошадью, научиться седлать ее… и еще тысяча мелочей, от которых зависела моя свобода. А еще мне нужен был самый злобный и нелюдимый эльф, и кандидат на эту роль у меня уже имелся. Резко развернувшись, я едва не столкнулась с принцем, шедшим следом. Это был второй или третий раз, когда он провожал меня до покоев, словно матримониальные узы внезапно стали ощутимо крепче.

– Я хочу наличные деньги, – заявила я безапелляционно.

– Зачем? – искренне удивился принц.

– Буду покупать специи и готовить еду. И еще я хочу сама ходить на базар. И выучить язык, на котором говорят торговцы.

– Ты снова будешь есть мясо? – в голосе принца прозвучал неподдельный ужас.

– Готовить и есть, – зловеще усмехнулась я.

– Хорошо. Эриантен говорил, что такое возможно, и тебе нельзя отказывать. Но готовить мясо во дворце немыслимо, я поговорю с отцом, и мы найдем решение.

Я лишь безмолвно кивнула, поспешно скрываясь за дверью своей комнаты. Приглашать принца не входило в мои планы. Выждав томительные десять минут, я сорвалась с места, намереваясь добраться до библиотеки, но по пути завернула в королевскую конюшню.

– Что любят есть звери? – махнула я рукой в сторону лошадок, название которых вылетело у меня из головы.

– Простите? – отшатнулся от меня жертва моей агрессии.

Я, не церемонясь, схватила его за рукав и потащила в обычную конюшню, указала на лошадей, попутно заучивая их названия, и вновь задала свой вопрос:

– Что любят есть лошадки?

– Вот это, – он указал на корзину с желтоватыми продолговатыми плодами и сухими красными стручками.

Память вдруг заработала с бешеной скоростью, и, легко запомнив названия предложенного угощения, я вихрем вылетела из конюшни. В библиотеке не оказалось ни души, и узнать названия нужных мне книг, а тем более отыскать их, представлялось невозможным. Моя глупая голова, видимо, совсем не соображала, когда несла мои ноги сюда. Хотя нет, план насчёт чтения книг у меня был: я собиралась заставить читать их мне свою учительницу или принца. Вместо заучивания странноватых выражений пусть лучше просвещают меня полезной информацией. Но как выбрать книги, не умея читать? И кто вообще разбирается в этой библиотечной сокровищнице?

Наглея с каждой минутой всё больше и больше, я ворвалась на кухню и, вытребовала пару фруктов и овощей, предназначенных для лошадиной взятки. С добычей в руках я вернулась в свою комнату и затем направилась штурмовать королевское крыло. Устроив целое представление, я всё же добилась внимания самого царя Лимонада.

– Мне принц сказал, что я стану вашей… дочерью, – хищно улыбнулась я.

Лимонад смотрел на меня, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Я хочу взять полезные книги из вашей библиотеки, чтобы меня по ним обучали. Историю, про мир, где что находится, как кто живёт, – выкручивалась я, не зная таких слов, как «география» и «политика».

– Бери, какие тебе приглянутся, – кивнул Лимонад, собираясь удалиться в свои покои.

– Там никого нет, – чуть не взвизгнула я, затем потупила взгляд и добавила: – Я читать пока не умею, да и вы лучше знаете, что именно мне следует прочитать.

Лимонад молча развернулся и, через мгновение, вернулся, застёгивая на ходу сюртук.

– Что ты ещё хочешь узнать?

– О том, как вы готовите пищу, вернее, как вам её готовят, – смутилась я, подозревая, что король и сам об этом знает немного.

До библиотеки мы добрались каким-то необычайно коротким и, видимо, прямым путём. Лимонад нагрузил меня стопкой книг и ушёл в обратном направлении. Я же, с тяжёлой ношей на руках и с тревогой в сердце, принялась планировать свой дальнейший побег.

Уснуть я не могла почти до самого утра. Служанка, пришедшая меня подготовить к завтраку, была выставлена за дверь. Моё взъерошенное отражение в зеркале недвусмысленно намекало, что синяки под глазами – далеко не лучшее украшение для королевского завтрака. Больше всего на свете я ждала встречи с Атенчиком, чтобы узнать отведённое мне время на подготовку к побегу. Кое-как приведя себя в порядок, я решила прилечь, но проснулась лишь тогда, когда пришла моя учительница. Принца, слава богам, сегодня не было, и на мою просьбу начать читать мне книгу по географии она отреагировала с готовностью.

После Второй Межрасовой войны эльфийское государство обрело свои окончательные очертания, назвавшись Эльфирой – в память о древней богине, отдавшей жизнь за свой народ. Контекст ее самопожертвования остался для меня туманным, но имя ее стало символом нации. Эльфира уютно расположилась у подножия горного массива, словно укрытая его каменными склонами, как меховым воротником. В долине, обделенной водными артериями, эльфы довольствовались лишь ручьями, бегущими с гор, и родниками, пробивающимися из-под земли. На выходе из этого природного "воротника" начинался лес, формально считавшийся эльфийским, но покинутый своими обитателями. Лишь одна дорога пролегала сквозь него, связывая Эльфиру с южными людскими государствами.

Тёмные эльфы обосновались южнее и восточнее, в глубине горного массива, в обширных пещерах, где царила своя, отличная от внешней, атмосфера, а недра источали тепло. Путь к их обители лежал через небольшой, кишащий бандитами лесной участок, затем пролегал сквозь топи болот, за которыми простиралась бескрайняя степь, населенная кочевыми племенами орков. Дальше на восток и юг, вдоль побережья, располагались юго-восточные людские страны, предпочитавшие морские пути, дабы избежать встречи с орками.

На юго-западе ближайшими соседями были маленькая Фарготия, южным краем упирающаяся в море и словно разделенная надвое, и Облентия, занимавшая внушительную часть карты. А на севере, над Облентией, там, где горные хребты уступали место ледяным равнинам, простиралась еще одна людская страна. В целом, эльфы владели всего двумя городами – светлых и темных – да несколькими небольшими поселениями, в основном фермерскими.

Почти все люди говорили на общем языке, постигать который мне пока не спешили помогать. Эльфы, впрочем, тоже владели им в совершенстве, но считали ниже своего достоинства использовать его без крайней необходимости.

Во время моего законного перерыва меня навестил человек, седовласый старик лет шестидесяти, но с живым взглядом, говоривший на эльфийском явно лучше меня и обращавшийся ко мне как к нерадивой племяннице. Что, в общем-то, меня устраивало. Оказалось, это был человеческий посол, пригласивший меня в свой дом, чтобы его жена обучила меня кулинарному искусству и заодно помогла освоить общий язык.

Поблагодарив посла и договорившись о встрече на следующий день, я отправилась на поиски своего "горе-жениха". Долго искать не пришлось: он словно поджидал меня, сидя на стуле за ближайшим поворотом коридора. Принц вручил мне небольшой звенящий кошелек с деньгами и повел в какой-то кабинет. В кабинете никого не было, зато стоял открытый ящик, полный монет разного достоинства и цвета. Если бы не стража, стоявшая у двери, я бы решила, что эльфы чересчур наивны, храня сокровища в доступном месте.

– Бери сколько нужно, – махнул рукой на злато Алешка.

– А у вас тут не воруют? Охрана какая-то… скромная, – глупо улыбнулась я.

– Вход в эту комнату видят только члены королевской семьи… и ты, – серьезно произнес принц.

– Потому что я без магии? – решила уточнить я.

– Да.

– А зачем тогда охрана?

– Если таких как ты занесет в этот коридор, – усмехнулся он и зачерпнул себе горсть монет.

Принц засунул монеты в карман, и подмигнул мне. Это было несколько неожиданно.

– Пойдем на ярмарку тратить денежки, а я возьму с собой друга, ты не против?

– Нет, – улыбнулась я, подумав про себя, что принца вдруг пробило на сантименты.

Друг оказался неожиданно эмоциональным и полностью немым. Звали его Марилан, что сразу же сделало его Мариком в моей голове. Его нетипичное для эльфа лицо обладало множеством мимических складок и морщин, и по одному его взгляду можно было много чего понять, а еще он был светло-рыжий. Мне хотелось отвесить затрещину принцу, потому как познакомить меня с ним раньше надо было! С Мариком мы бы нашли общий язык быстрее, чем с Афигель в первые дни моего пребывания здесь.

Всю дорогу мы перемигивались, обменивались жестами и всячески дурачились. На удивление, принц тоже понимал его без слов. Незаметно для себя я начала кокетничать с другом моего предполагаемого жениха, но принца, казалось, это ничуть не смущало. Добравшись до торговых рядов, я сразу направилась к восточному шатру. Продавец узнал меня, и мы договорились о «продаже всего и понемногу, но чуть больше, чем в прошлый раз» гораздо быстрее, чем в предыдущий.

Довольно сжимая в руках конверт, источающий дурманящие ароматы, я поспешила обратно. Алешка отпустил Марика проводить меня, а сам удалился по каким-то делам.

Вернулись мы быстро, и ожидание очередного сеанса массажа стало невыносимым. Мне предстояло выведать важную информацию, и я ерзала в предвкушении разговора.

Начала свою шпионскую деятельность издалека, расспросила о местном летоисчислении, о том, как делится время, какие есть важные даты. Оказалось, что неделя у них состоит из девяти дней, первый и последний из которых – выходные, а пятый – священный.

Вот в пятый день, проходила ярмарка, эльфы посещали храм. В первый и последний отдыхали по желанию, но дети в эти дни не учились. Девять недель составляли квартал: зимний, осенний, весенний и летний. А между весенним и летним кварталом был «месяц» из трех недель, являющийся священным. Сейчас шла вторая неделя летнего квартала.

– И когда будет свадьба? – спросила я в лоб, пытаясь удержать ускользающие остатки разума.

– Думаю, недели через четыре.

«Четыре…» – повторяла я про себя, стремясь запечатлеть эту цифру в памяти как можно глубже.

План побега был туп как пробка: изображать внезапный интерес к тому, чем должна интересоваться принцесса, учиться манерам, быту и верховой езде, а когда эльфы потеряют бдительность – дать деру.

На следующий день, воспользовавшись законным перерывом, я отправилась в гости к супруге посла. Марик, как верный оруженосец, сопровождал меня, а в руках у нас красовалась внушительная корзина отборных овощей, конфискованных с кухни. Однако, за предвкушением встречи скрывались как приятные сюрпризы, так и легкое разочарование. Ромегиэль, как ее звали, оказалась эльфийкой, но, будучи женой человека, она владела обоими языками в совершенстве. К тому же, благодаря свекрови, она знала множество человеческих рецептов и любила готовить сама. Втайне я мечтала о простой человеческой душевности – посидеть с ней по-бабьи, приготовить что-нибудь сытное из мяса, напечь сдобных булочек…

Но вместо этого Ромегиэль быстро посвятила меня в тонкости обращения с эльфийской плитой, которая чем-то напоминала русскую недопечь. Внутрь этой диковинной конструкции ничего нельзя было поместить, зато имелась специальная установка для выпаривания. Мои овощи тут же пошли в дело: я резала их на кусочки и подвергала всевозможным кулинарным экзекуциям – варила, жарила на каком-то абсолютно безвкусном масле, готовила на пару. Посетовав на невозможность запекания и сушки, я неожиданно получила магическую помощь.

У Ромегиэль имелся волшебный шкафчик, предназначенный для деликатной сушки белья. Но мне, с барского плеча, позволили использовать его не по назначению. И я с головой окунулась в мир кулинарных экспериментов, усердно записывая результаты: что напоминает вкус земных продуктов, а что совершенно чуждо. Иногда было очевидно, что, выварив горечь из синего продолговатого «ромбутана», можно растолочь его и получить нечто, похожее на картофель. А иногда предназначение иных растений на кухне оставалось для меня загадкой.

Хозяйка кухни же, сохраняя невозмутимость, наблюдала за моими изысканиями и потихоньку убирала за мной. Когда я, наконец, закончила, за окном уже сгущались сумерки, и на небо взошла местная лиловая луна. Захватив с собой позаимствованный у Ромегиэль кусок холста с записями и сожалея об упущенном массаже, я натолкнулась на Марика, который все это время просидел в холле дома посла.

Я хотела было начать извиняться, но, заметив в руках ждуна большую кружку с каким-то напитком и тарелочку с чем-то сухим, напоминающим печенье, на его коленях, передумала. Его и так неплохо кормят. Прощаясь, я заметила еще одну деталь: во взгляде Ромегиэль, устремленном на Марика, промелькнуло что-то похожее на жалость. Практически все эльфы, которых я знала, не проявляли никаких эмоций, а принц явно был рад беседе со своим другом. Как спросить у Марика, что это значит, я так и не придумала.

Слегка задержавшись у храма, из которого доносилось тихое песнопение, мы направились к дворцу. У входа в дворцовый лес стоял Антенчик – фиг знает, что ему тут понадобилось, и по его виду ничего нельзя было понять. Лишь вздох сорвался с моих губ, когда я осознала, что время нашей встречи безнадежно упущено.

– Арь Тей Мита, вы должны сообщать мне, если намереваетесь отложить наш сеанс, – произнес он спокойно. А мне бы было спокойнее, если бы в его голосе звучали упрек или поучение.

– Простите, пожалуйста, я совсем потеряла счет времени… Были бы у меня часы с собой… – я беспомощно развела руками.

– Что вам мешает их носить?

– Они слишком… громоздкие, – вырвалось у меня, перед глазами возникла сложная конструкция, что стояла в моей комнате.

Он не удостоил меня ответом, лишь резко развернулся и направился во дворец. Я поплелась следом, а за мной, тихо шел Марик, теребя меня за предплечье и строя вопросительные умильные рожицы. Разговаривать в присутствии королевского шпиона не хотелось.

– Вам в мой кабинет. Сеанс не отменен, – бросил Антенчик через плечо, когда я уже повернула в сторону своих покоев.

– Хорошо.

Марик, словно выполнив свою миссию, сорвался с места и умчался прочь из дворца, будто опаздывал на самое важное свидание в своей жизни. Лишь тогда меня укололо чувство вины. Впрочем, если подумать, вполне вероятно, что Марик шпионит за мной еще и для принца. Что же я им всем так сдалась?

Последующую неделю Марику пришлось стоически выносить мои конные "прогулки", вернее, то жалкое подобие, которым они являлись. Нельзя сказать, что я совсем не умела держаться в седле, но уже после первого дня мое седалище украшали впечатляющие синяки. Тем не менее, я упорно пыталась найти общий язык с коренастой кобылкой, подкармливая ее за это всевозможными лакомствами. Лошадка не лукавила и честно отрабатывала свои фруктово-овощные "чаевые", но и не позволяла садиться на себя без предварительной взятки. У нас были чисто деловые отношения.

Зато я научилась седлать эту строптивую особу и, сквозь стиснутые зубы, держаться в легкой рыси. Марик наблюдал за моими мучениями с неодобрением и легкой тенью удивления. Спустя неделю я попросила его отвезти меня к портному.

Мы направились к дому старого знакомца, где я застала его за колдовством над тем самым, кошмарным бело-голубым платьем. Его юбка разрослась, словно ядовитый гриб, оплетаясь все более причудливым гипюром, усеянным осколками прозрачных кристаллов. Меня едва не сразил апоплексический удар, когда выяснилось, что это – венчальный наряд! Но наш план достиг тридцатипроцентной отметки, и пути назад не было. Впервые с Мириэлем разгорелась ссора. Я, скорее для проформы, высказала пару "фи" касательно деталей, совершенно не устраивающих меня в этом одеянии, а Мириэль размахивал передо мной запыленной книжицей с канонами венчальной моды. Прекратил эту балаганную сцену Марик, потребовав моего возвращения во дворец.

Похоже, в Марика вживили какие-то магические часы, или нечто подобное, чего моему взору не дано было узреть, ибо мы прибыли аккурат к началу сеанса у доктора. Все могло бы обойтись, если бы не одно "но"… господин лекарь счел необходимым уделить особое внимание моей пятой точке, видимо Марик все же донес принцу о моих гримасах во время верховой езды.

Весь сеанс я прорыдала, и даже не столько от боли, сколько от злости и обиды на этот тотальный контроль и предательство. Естественно, завтрак вновь прошел без меня, а на конной прогулке я высказала Марику все, что о нем думаю. Возможно, зря, потому что он явно поник и с неудовольствием продолжил свою шпионскую миссию.

На ужин я тоже не спустилась, и, признаться, от голода и злости в глазах уже начинало двоиться. Но перед сном ко мне заглянул принц.

– Ты совсем ничего не ешь, – сказал он, протягивая какой-то сверток.

– У вас тут не еда, а отрава какая-то.

– Возьми, только открой, когда я уйду, – он буквально всучил мне в руки нечто, почти лишенное запаха.

– Мне надоел твой шпион. Что он надеется выведать, чего ты не можешь спросить сам?

– Марилан сам предложил сопровождать тебя, ради твоей же безопасности.

Я слегка удивилась и даже немного успокоилась.

– Тем более, нечего ему ходить за мной тенью, у него что, своих дел нет? – продолжила я держать лицо, хотя щеки уже покрылись предательскими красными пятнами.

– Тогда хотя бы предупреждай, куда направляешься, когда покидаешь дворец.

– Сразу говорю, в ближайшие дни я намереваюсь часто навещать господина Мириэля, который решил превратить меня в огородное пугало в день моей свадьбы, а в день ярмарки я, возможно, тоже туда загляну – вдруг найдется что-нибудь съедобное, – облизнулась я.

– Хорошо, – как-то злобно процедил принц и чуть громче, чем следовало, хлопнул дверью.

Обнаружив в руках сверток, я развернула его и обнаружила бутерброды с колбасой, сыром и какой-то ароматной травой. Если бы принц был сейчас здесь, я бы, пожалуй, расцеловала его, но он уже ушел, что и спасло его от мясного дурмана, распространяющегося по моей комнате.

На следующий день, сразу после уроков, я прихватила с собой кулек специй, приобретенных на ярмарке, а также три овоща, которые, на мой взгляд, можно было превратить во что-то съедобное, и прямиком отправилась к многострадальному портному. Зайдя к нему для приличия и еще раз презрительно фыркнув в сторону его творения, я тут же направилась к его злой копии, сапожнику, жившему неподалеку.

Не найдя, куда привязать лошадь, я просто оставила ее с угощением у двери и принялась стучать. Никто не отзывался, и я заколотила в дверь что было мочи. Открыл мне какой-то эльфенок с испуганными глазками. Таких крошечных эльфов я еще не встречала. Он тут же скрылся в недрах дома, а на смену ему явился Лефедор, которого я пока стеснялась, но отчаянно хотела звать Федором.

Он посмотрел на меня с совершенно нескрываемым неудовольствием, и я улыбнулась от счастья ему в ответ:

– Ле Федор, пустите меня, пожалуйста, на свою кухню. Я вам заплачу, – протянула я ему мешочек с монетами.

Он удивился, взял мешочек, взвесил его одним движением и махнул рукой в глубину дома и направо.

– Плитой пользоваться умеешь?

– С плитой управлюсь, а с тем что требует магии – увы, нет.

– Это и так понятно, ты же немагическая, – внезапно расплылся он в улыбке.

– Неужели это так очевидно? – удивилась я.

– Более чем. Ты не видишь рекламные объявления перед моим домом, да и твоя лошадь сейчас облагородила своим крупом мой новый фасон дорожной сумки, – уже с явным весельем произнес он.

– Ой, простите, я сейчас же ее переставлю! Только скажите, куда? – засуетилась я.

– Да ладно, хвост лошади смотрится весьма…оригинально. Может, даже возьму эту идею на вооружение, – то ли пошутил, то ли серьезно сказал он. – Иди уже на кухню. Там служанка моя, такая же человечка, как и ты, поможет тебе чем сможет.

Долго упрашивать меня не пришлось. Бегло познакомившись с Уленой, женщиной лет сорока на вид, я нашла три огромных котла, наполнила их водой и водрузила на пылающую плиту. Следующие полтора часа (по моим ощущениям) я колдовала над иномирными овощами, варила их в причудливых специях. Получив нечто, отдаленно напоминающее вареную морковь, картофель и полусырой баклажан, я решила «балажан» обжарить в смеси трех масел, напоминающих оливковое и соевое. Морковь протерла через любезно предоставленную терку, а картошку превратила в нежное пюре. Морковку засунула в уже обжаренный баклажан и слегка потушила их вместе.

Надо отдать должное Улене, она помогала мне во всем, включая отчаянные попытки привести кухню в порядок. Но, несмотря на все наши усилия, хаос, сотворенный мной, был виден невооруженным глазом. Оттирать некоторые виды порошков оказалось непосильной задачей, ибо они имели ядовитые, совершенно не свойственные эльфийской кухне цвета.

Зато приготовленное блюдо, хоть и получилось слегка пресноватым (соль пришлось экономить), было вполне съедобным. Аромат привлек даже маленького эльфа, который тут же попросил попробовать мое творение. Поделившись обедом с мальчишкой и Уленой, я направилась к выходу.

– Уже уходишь? – спросил хозяин дома, действительно увлеченно пришивая конский хвост к наплечной сумке.

– Да, но завтра я вернусь.

– Приготовь и мне то, что ты там готовила. Хочу попробовать, – серьезно сказал Лефедор.

– Только если ты сошьешь мне «рюкзак», – ответила я ему так же серьезно, использовав слово из своего далекого детства.

– Что это такое? – искренне заинтересовался Лефедор.

– Я нарисую и завтра принесу рисунок. Ой, я, кажется, опаздываю.

– Беги тогда, – отпустил он меня, и я, вполне счастливая, понеслась к своей знакомой кобыле.

К обещанному рисунку я отнеслась со всей серьезностью, старательно обрисовывая его со всех сторон и выделяя важные детали. Но в итоге снова получились какие-то каракули.

В последующие два дня я обрела знание как из фрукта «Вонебрут» сделать овощ – свеклу, и успела угостить фаршированными «кабачками» с поддельным пюре Лефедора, а также получить не лестный отзыв о своих изобразительных способностях.

А в ближайший день ярмарки я отправилась сразу же к лотку с мясом и купила там у знакомой мне дамы все что у нее было. Было у нее не много всего по пол кило трех различных видов мяса и живая птичка. Птичка была маленькая, напоминающая нашу перепелку. Все мясо было на удивление свежее. Мы уже смогли с ней даже перекинуться парой фраз. Общий я впитывала более жадно и запоминался он легче. Выменяв на золото даже ее скромный обед с недорезанным сыром, я понеслась к дому Лефедора, полная решимости.

В дом с сырым мясом и колбасой меня не пустили. Эльф изрек, что и во дворец с таким грузом не пустят, велев отослать снедь обратно с горничной. Но перепелку он оставил, явно не предполагая, что и ее я собираюсь пустить в дело. Схватив самый большой кухонный нож, я вышла через заднюю дверь в сторону негустого леса, отделявшего один дом от другого на параллельной улице, и безжалостно отрубила птичке голову. Дождавшись, пока трепыхающееся тельце успокоится, я ощипала перья и бережно связала их тесемкой. Голову и перья я положила под камень и вернулась в дом.

Никто не остановил, значит, быть супчику! Для начала следовало запечатать кухню от мясного духа, что я и сделала, затворив дверь и разведя в котле целую горсть специй с ярким приторным ароматом.

Пока варился бульон, я подготовила три овощных компаньона для бедной птички. Конечно, это был не борщ и не свекольник, а лишь бледное подобие, но хоть что-то. Взяла я и сыр, расплавила его, смешала с травами и крошкой чесночного яблока, а затем начинила им уже привычные "баклажанчики". Сердце билось с каждой минутой все сильнее. Мне чудилось, что меня выпорют за готовку мяса на священной эльфийской кухне, но моя благовонная завеса, похоже, работала.

Правда, по договору, я должна была угостить хозяина дома, ибо он делал мне «рюкзак», и отступать от своих обязательств я не собиралась. Зачерпнув небольшую порцию супчика, предварительно выловив оттуда все кусочки птицы, я отправилась на смертный бой к Лефедору.

– Я не знаю, что это, но это очень-очень вкусно, – удивленно посмотрел на меня эльф. – А чем это так ужасно воняло весь этот час?

– Не хотела портить сюрприз, – уклончиво ответила я.

– Можно без секретов? Этот запах чуть не свел меня с ума, а Улена вообще ушла за продуктами и до сих пор не вернулась.

– Я больше так не буду. А куда она ушла за продуктами? – впервые я задумалась, что на ярмарке овощами и фруктами не торгуют.

– К тем, кто их выращивает, – непонимающе посмотрел он на меня. – По городу полно магических вывесок, у кого что уродилось, у тех и берут.

– Понятно, придется мне всю жизнь обдирать королевскую кухню, – посетовала я, комически высунув язык.

– Вообще-то, мне жаль тебя. Ты никогда не сможешь насладиться волшебными вкусами наших блюд, но зато то, что ты готовишь, обладает какой-то душой, – улыбнулся он мне.

– А почему вы не едите мяса?

– Так в мясе убитого животного сохраняется его боль и страдания, частичка души, и мы чувствуем это на магическом уровне. Это неприятно, – пожал он плечами, словно я была совсем уж несмышленой.

Оставив Улене и мальцу, если они объявятся, немного супа, выудив оттуда все кусочки мяса, и пару баклажанов, начиненных сыром, я переложила остатки пиршества в глиняный горшок, позаимствованный у Лефедора, с твердым намерением вернуть его при первой же возможности.

Честно говоря, возвращаясь во дворец, я трепетала от мысли, что меня остановят, а драгоценный, хоть и остывающий, суп отберут. Но, к счастью, этого не произошло. Под покровом ночи я проскользнула на королевскую кухню, намереваясь вернуть блюду тепло. Ночные перекусы когда-то были моей привычкой, но пробраться на эльфийскую королевскую кухню среди ночи – это уже совсем другая история.

Во-первых, стража не дремала… Вернее, это была какая-то ночная смена, но они, к счастью, не обратили на меня внимания. Во-вторых, добравшись до кухни, я столкнулась с презабавнейшей проблемой. Плита, на которую я рассчитывала, оказалась совершенно иной, если это вообще была плита. Видимо, требовалось обладать даром магии, чтобы понять, как ею пользоваться. Прижимая к себе остывший горшочек, словно дитя, я уже смирилась с мыслью о холодной трапезе, когда на кухню буквально влетел изрядно захмелевший Марик с девицей в обнимку.

Они не замечали меня, наверное, целых пять минут, хихикали и, судя по звукам, целовались. Я успела передумать многое… Может, это его жена? А может, эльфийские запреты на добрачные утехи не так уж строги? Чтобы обозначить свое присутствие и обеспечить себе путь к отступлению, я вежливо кашлянула.

– Ой! – взвизгнула девица и, словно стрела, вылетела из кухни.

Что-то прошуршало и блеснуло в отблесках лиловой луны в руке Марика.

– Простите, я первая сюда пришла.

Марик зажег свечу и, спрятав лезвие кинжала за пояс, вопросительно уставился сначала на меня, а затем на мой драгоценный груз. Потом он кивнул на свечу, немым вопросом спрашивая: «Какого черта ты тут без света шастаешь?»

– Я думала, зажгу печь и станет светло, а шастать со свечой и скользким горшком одновременно неудобно.

Он приподнял крышку горшка, вдохнул аромат, еще раз удивленно посмотрел на меня и, взяв за руку, повел в соседнюю комнату, оказавшуюся совсем рядом. Видимо, это была кухня для слуг или что-то в этом роде, потому что она была меньше и здесь имелась знакомая плита. Марик, казалось, и не собирался уходить, словно опасаясь, что я, взявшись за розжиг, спалю себя. Эльф сам принялся за это неблагодарное дело. Пока разогревался ужин, он достал два комплекта тарелок и ложек.

"Придется делиться с этим немым шпионом", – подумала я и тут же похолодела от ужаса. В супе оставалось немало мяса, и даже кости, по которым можно было определить, кого я отправила на тот свет. Пока волосы на голове шевелились от страха, Марик жестами рассказывал мне, как ему было весело со служанкой, пока я им не помешала. Хотя, не могу сказать, что он выглядел сильно расстроенным.

Моя попытка самой наложить ему супа оказалась провальной: не вполне трезвый эльф сам наложил себе всего, чего пожелал. Мне оставалось только забрать себе оставшуюся половину и наблюдать за его реакцией.

Реакция была исключительно положительной, если не считать костей, которые он попытался разгрызть и, пожав плечами, отправил в мусор. Я уплетала свой многострадальный супчик и лихорадочно думала, как извлечь кости из мусора и выбросить их там, где их не найдут королевские шпионы. Здешние сложности с едой были просто ошеломительными, но, видимо, не очень трезвым эльфам было плевать на все условности.

Умирать от супа он явно не собирался, напротив, даже приободрился и, практически приказав мне ждать, ушел за вином. Я собрала косточки в какую-то тряпку, покопавшись в мусорном чане, словно бомж, помыла руки в найденной кружке воды и спрятала все это обратно в горшок. Марик вернулся еще более поддатым, с початой бутылкой вина и кувшинчиком сладковатой воды, который он торжественно вручил мне.

Нервы мои успокоились, и мы просидели полночи, "разговаривая" с Мариком о его похождениях. Оказалось, поцелуи почти не оставляют магических следов, и потому Марик то и дело заигрывал со служанками и приезжими. А еще он сетовал, что из-за своего "дефекта" его не считают полноценным. Еще в глубоком детстве его лишили способности иметь потомство. Большинство высокородных эльфиек избегали его, эльфы-мужчины не видели в нем соперника, и он обречен был влачить жалкое существование шута при принце, хотя принц и питал к нему нежную привязанность.

Потом, под действием выпитого, он попытался и меня зацеловать, но я наотрез отказалась, предложив взамен какую-то старую сковородку. Он так трогательно прижимал ее к себе, делая вид, что целует, – в этом было что-то одновременно умилительное и горькое. А наутро он так и уснул на лавочке, обнимая свою "возлюбленную". Я решила не будить его, укрыла скатертью и тихонько удалилась.

День "П" (от слова "побег") неумолимо приближался. Мне наконец удалось раздобыть желанный рюкзак, но пришлось потратить два дня на ушивку платьев. В этом странном эльфийском государстве мне уже второй раз уменьшали наряды, и это не могло не радовать мою лошадку.

Лошадка, конечно, не была моей. Оказалось, она принадлежала доставщику продуктов, который использовал ее по утрам, объезжая окрестные хозяйства. Но мне никогда не отказывали в ее использовании, и я к ней привязалась.

А вот радости от похудения я не испытывала никакой. Зачем мне подтянутое тело в мире, где секс дозволен лишь с мужем? Я подозревала, что это последствия не только жестокой эльфийской диеты, но и лекарских массажей, а значит, все это приближало меня к "излечению" и неминуемой свадьбе.

В вечер, намеченный для побега, я стащила из королевской казны привычное для меня количество монеток. Отчета за это не требовали, плохо было лишь то, что ценности их я так и не постигла. Сколько что стоит, не знала, и понять, много это или мало для побега, было невозможно.

На сеансе у лекаря я вела себя пай-девочкой, ничем не выдавая волнения. Вернувшись в комнату и придя в себя, я начала собираться. Запихнула в рюкзак специи, трусики, ночнушку, вторую пару туфель и записи с уроков. К внутренней стороне спины привязала корсеты, завернутые в простыню. Надела костюм для конных прогулок и накинула на плечи дорожную накидку. К рукам привязала кинжалы, подаренные принцем, словно детские рукавички на резинке. А вот драгоценности решила оставить.

В глухую ночь, словно сгорбенная старуха, я пробиралась к конюшне, неся свой нехитрый скарб. В конюшне ни души. Моя кобылка, учуяв в моих руках "свекольный" фрукт на ночную вылазку быстро согласилась. "Больше прогулок – больше еды", – наивно полагала она.

Оседлав ее покрепче, я неспешно покинула дворец, мысленно прокладывая маршрут в направлении свободном от горных пиков и дорог. На лошадь я особо не рассчитывала. Ночь выдалась светлая, лиловые отблески с вершин гор то и дело били в глаза, мешая следить за дорогой. Выбравшись из города и свернув в лес, я потеряла ориентир, но продолжала двигаться по наитию.

Спустя два часа кобылка потребовала награду, но у меня ничего не было. Я рассчитывала пару дней продержаться на воде, а там, глядишь, и еду найду. Предрассудки мне не ведомы, оружие при мне, да и уроки выживания не прошли даром: знаю, как ставить примитивные капканы и ловить змей. Правда, не знаю, водятся ли здесь змеи… и кого вообще можно есть.

Еще через час кобылка зафыркала и настойчиво повернула назад. Я уже собралась слезть, чтобы она не сбила меня с пути, как случилось то, чего я боялась, но ожидала. Меня схватили разбойники. Самые настоящие разбойники. Здоровенный молчаливый бугай и худощавый эльф. В темноте их было не разглядеть, поэтому говорила я только с эльфом.

– Красавица, придется поделиться за право прохода по этой дороге, – эльф схватил мою лошадь под уздцы.

– Понимаю, вот деньги, – с готовностью сказала я, доставая мешочек с третью своих сбережений.

– Мало, красавица, твоя жизнь дороже стоит, – заявил он.

– Откуда знаешь, что я красавица, и что моя жизнь дороже? – нахально удивилась я.

– Да только такие немагические из эльфятни и бегут, а ты явно бежишь, да и лошадь твоя тебя выдает – слишком уж громкая.

– И непослушная, может, мы ее съедим? – кровожадно предложила я.

Эльф что-то булькнул, а со стороны бугая донеслось нечто похожее на "Ыгрых!".

– Не знаю, что ты за чудо такое, отведу тебя к нашему боссу, да при свете посмотрю. Вдруг еще чего ценного найду, – он схватил лошадь и потянул за собой.

Лошадь как-то сразу смирилась, и бандиты повели меня верхом к "боссу". Костер я заметила издалека, и мы уверенно шли к нему. На поляне раскинулся небольшой лагерь с юртами, увитыми темным растением, и горело несколько костров. Неподалеку паслись лошади. Меня ссадили с лошади, сняли седло и привязали ее рядом с небольшим табуном.

Я стояла, делать что не знала, теребила рукав сюртука и осматривалась по сторонам. Внезапно, из-за юрты возникли два эльфа и, не церемонясь, потащили меня внутрь. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Внутри юрты, на низком резном кресле, восседал темный эльф, увлеченно затачивающий меч. Меч меня не особо интересовал, а вот его владелец… Он был воплощением дикой красоты. Глубоко посаженные глаза, греческий не короткий нос, небольшие губы с четко очерченными границами и мошеннической полуулыбкой. Черные локоны обрамляли смуглое лицо, а распахнутый сюртук-халат обнажал загорелую грудь.

– Кто ты? – спросил он, как только я вошла.

– Девушка, – растерянно выдохнула я, не находя более подходящего ответа.

– Это я вижу, – усмехнулся он. – Имя?

– Лида, – соврала я, не дрогнув и ресницей.

– И что же эльфийская подстилка забыла в моем лесу? Может, вернуть тебя хозяину? Он, наверное, хорошо заплатит.

Я едва не подавилась от его наглости, но быстро сообразила, что злить его – себе дороже.

– Не надо. У меня есть чем откупиться.

– И куда путь держишь?

– На юг Фарготии, к морю.

– Зачем? Родственники там? – в его голосе промелькнул оттенок любопытства.

И тут я решила давить на жалость, используя весь свой арсенал.

– Дяденька эльф, отпустите! Родных я не знаю, отдам все деньги, только не возвращайте меня в Эльфиру! – взмолилась я, пытаясь выдавить слезу.

– Уйдите, – бросил он эльфам, все еще маячившим за моей спиной. – И пусть Ротлейн и Грункх оставят себе то, что уже взяли. Считайте это их долей.

Эльфы исчезли, и мы остались наедине. Долгие пять минут мы молча изучали друг друга: он – меня, я – его.

– Ты какая-то… нетипичная. Неужели светлые эльфы совсем изголодались по экзотике? Расскажешь, кто твой хозяин? – спросил он, плотоядно улыбаясь.

– Нет, – твердо ответила я, понимая, что правда может обернуться против меня.

– Зря. Что тогда помешает мне убить тебя, забрать все, что у тебя есть? Никто тебя искать не станет. – Он откровенно смеялся, продолжая полировать меч.

– Да я сама отдам все ценное, зачем руки марать? Может, я еще пригожусь, – пролепетала я, вспомнив русские сказки.

– И чем же ты мне пригодишься, немагичка? Эльфийские подстилки меня мало интересуют… в этом смысле. С вами скучно, – снова оскорбил он меня. – Давай посмотрим, что ты можешь предложить прямо сейчас.

Я достала оставшиеся деньги. Этого было явно недостаточно. Предупредив его, я осторожно извлекла один, а затем и второй кинжал. Эльф заинтересовался, но этого ему было мало. Его взгляд остановился на моих ботинках.

– Дорогая игрушка, – указал он на них.

– Что там дорогого? – изумленно спросила я, рассматривая свои ноги.

– Мало того, что кожа и работа стоят целое состояние, так еще и вместо застежек – бриллианты, – ткнул он пальцем на туфли.

– А? – удивилась я. – Туфли не отдам. Если нужны пуговицы, могу отдать камни. В чем-то же мне надо ходить, – упрямо заявила я.

– Убью, и все будет мое, – улыбнулся эльф. Ему эта игра явно нравилась, в отличие от меня.

– А я тебе второй комплект камней отдам, – уверенно сказала я, хотя совсем в этом не была уверена. Кто знает, из чего сделаны эти застежки.

– Доставай.

Я достала вторую пару, одновременно отматывая от них трусики и краснея как малина. Эльф осмотрел камешки и согласился на откалупывание оных.

– Одежду твою я тоже заберу, – безапелляционно заявил он. – Слишком приметная. Говоришь, к морю тянет? Так я как раз в рыбацкую деревушку по делам собираюсь, на побережье. Подброшу. Там и пуговицы тебе найдём, и нитки с иголкой для обуви. Здесь у нас такого добра нет, – усмехнулся он, разводя руками. – А теперь выкладывай-ка, что у тебя в сумке. Обещаю, ничего особо личного и ценного не присвою.

Я, безропотно, вывалила содержимое сумки: и трусики, и ночнушку, и корсеты, приправы и даже записки. Он рассматривал каждую вещь с дотошным интересом.

– Вот, в этой рубахе пока и похо́дишь. А там, в деревне, себе платье местное справишь, – он протянул мне одну монету.

Бельё отбирать не стал, и я уже была благодарна ему за это.

– Ночевать останешься здесь, – он указал на лежанку, укрытую мехом. – И носа без меня не высовывай, если не хочешь, чтобы у тебя и остальное отобрали.

– Угу, – проворчала я, стараясь казаться домашним филином, и уселась на лежанку, обхватив сумку руками.

– Чего уселась – спать ложись. Завтра рано вставать.

Я приподняла шкуру, обнаружив под ней вполне приличную постель, потом испугалась и положила ее обратно. Улеглась поверх шкуры, закутавшись в накидку, словно в кокон, и молилась, чтобы не подцепить каких-нибудь местных клещей. Как провалилась в сон, не помню.

На утро разбудила острая необходимость. Я очнулась, обнаружив себя зажатой между стенкой юрты и эльфом-боссом. Правда, между нами ещё была неизвестно чья шкура. Завернув сумку в неё, я выбралась наружу. Неудобно было справлять нужду внутри. На улице ни души, или просто я никого не заметила. Отойдя немного, я сделала свои дела и даже умудрилась кое-как умыться росой.

Вернувшись, я увидела костёр, который лениво ворошил самый настоящий орк. Над огнём висел котёл исполинских размеров, из которого уже валил пар. Рядом, на небольшой деревянной конструкции, лежала какая-то крупа и мясо. Напрочь забыв о предостережении босса разбойников, я приблизилась к орку. Рассматривала его во все глаза, прячась за угол юрты. Орк был огромен, с кожей землисто-зелёного цвета. Скрученные в причудливую косу волосы скорее напоминали дреды, перехваченные резинкой. Предплечье украшали выступающие татуировки белого цвета. Клыков, которые, по моим представлениям, должны были торчать из нижней челюсти, не было видно. Узкие глаза, маленький нос и пухлые губы казались миниатюрными на его большом, квадратном лице.

Он уже собирался бросить мясо в котел прямо так, но я дернулась и под ногой захрустела ветка.

– Эй, кто здесь? – рявкнул он на общем.

– Простите, – пролепетала я на эльфийском, и лишь потом осознала свою ошибку. Надо было отвечать на том же языке!

Он шагнул ко мне, грубо схватил за руку и накинул на запястье петлю, словно на дикого зверя и рывком потащил к костру.

– Сиди тихо, не мешай, – проворчал он, привязывая другой конец веревки к своему поясу.

– Не надо мясо целым куском, – попыталась я объяснить на общем, с трудом подбирая слова.

Он повернулся, вскинув бровь, и спросил:

– Хочешь завтраком заняться?

Я согласно закивала.

– Только мне нужен нож и приправы. Они в сумке…

– Пошли, – буркнул он, и поводок на моей руке натянулся.

Он подвел меня ко входу в юрту босса. Я юркнула внутрь, осторожно извлекла из сумки два маленьких пакетика с травами и тут же выскользнула наружу. Сначала принялась перебирать крупу, название которой мне было неведомо. Решила положиться на интуицию, щедро приправив её солью.

Затем принялась нарезать мясо ровными кубиками. Каждый кусочек натерла солью, щепоткой перца и чем-то, отдаленно напоминающим базилик. Удивительно, но орка совершенно не беспокоил нож в моих руках. Эх, жаль, что не было времени замариновать мясо… Пока варилась каша, я нашла несколько зеленых веток и начала счищать с них кору, в процессе неминуемо порезавшись. Орк вздохнул так, словно в его груди поселилась мировая печаль, отобрал у меня нож и принялся сам мастерить импровизированные шампуры.

А когда каша удовлетворила меня консистенцией и даже вкусом, мы установили шампуры над раскаленными углями и стали терпеливо переворачивать их, дожидаясь готовности. Тут из своих нор поползли бандиты. Видимо, запах жареного мяса оказался эффективнее любого будильника. Они бросали любопытные взгляды на нашу связанную парочку и сновали мимо, словно крысы в трюме корабля. Я же бесцеремонно разглядывала их в ответ. Здесь были все: и темные, и светлые эльфы, и орки, и люди. Одеты были в лохмотья, словно граф, примерив старое платье, убедился в его полной непригодности и выбросил на помойку, где его и подобрали эти несчастные.

Первую порцию каши и шашлыка отнесли боссу. Из юрты донеслись утробные крики, среди которых отчетливо звучала фраза «эльфийская подстилка». Затем все стихло, и наружу выполз слегка взъерошенный и оттого еще более привлекательный босс. Первым делом он устроил взбучку орку, к которому я была привязана, и потому, я тоже как побитая собака, виновато опустила глаза. Суть претензий была ясна: ему принесли завтрак, который никто не проверил, а ведь я могла его отравить.

Но вскоре гнев сменился милостью. Он приказал меня отвязать, сопроводить в юрту и выдать порцию. Уплетая свой завтрак, казавшийся божественным из-за запаха дыма и адреналина, я заметила, что в юрту украдкой заглядывают бандиты и совсем по-детски лепечут "спасибо" на эльфийском.

"Чем бы орка ни корми, лишь бы мясом," – подумала я с иронией.

– Собирайся, кто бы ты ни была, – рявкнул босс, входя в юрту.

– Угу, – пробормотала я, хватая сумку и натягивая ее лямки под накидку.

– Вот, держи, – он протянул мне странную конструкцию из меха и лоскутов ткани. – Замени свою накидку, костюм я твой по приезду в деревню заберу. Это подарок за завтрак, – улыбнулся он, когда я накинула это странное нечто на себя.

Ну, в принципе, было тепло. А что еще нужно от верхней одежды? И так хорошо, убивать вроде не собирались.

Меня пересадили на другую лошадку, меньшую по размерам, но крепкую и настолько меланхоличную, что мне периодически приходилось тыкать ее в бок каблуками, чтобы она двигалась. Кроме босса, чьего имени я до сих пор не знала, с нами поехал орк, готовивший со мной завтрак, и какой-то человек.

– Я Сальват, – представился мужчина. Кожа цвета молочного шоколада и какой-то грусный слегка раскосый взгляд черных глаз резко отличал его от светлоэльфийских "манекенов".

– Лида, – вспомнила я.

– Мы едем в мою родную деревню. Там живет мой дядя. Он рыбак, пойдешь к нему в ученики. Он один живет, но тебя не обидит. Мирный он. – Сальват говорил как-то по-доброму, с тихой грустью.

– Угу, – кивнула я.

– По хозяйству будешь ему помогать, с бабками деревенскими не связывайся, ежели мать моя приедет – ей верь. Она баба хорошая и умная. С мужиками не спи, сожгут и тебя, и дядьку прямо в доме, пока спать будете.

– Угу, – кивнула я, округляя глаза.

– Готовить его научишь как раз, а то, как жена его умерла, он совсем исхудал. Он хоть и магически нормальный, не как ты, все равно хреново готовит. И это, не рассказывай ему, где меня встретила, я ему говорю, что на заработках в Облентии.

– Угу, – кивала я ему в ответ.

– Ты, наверное пустынник, раз так хорошо с приправами обращаешься, хоть внешне и не похожа. Я тоже метис, папка пустынник был, я вот совсем на дядьку не похож. Ты бы объяснила Ургкыху чего как, а то он совсем безвкусно готовит, – с надеждой обратился ко мне Сальват.

– Я попробую, – пообещала я.

На ночь мы остановились у какого-то пруда. Ургкых ушел буквально минут на пятнадцать в лес и вернулся с двумя зверьками, подозрительно напоминающими енотов. Он сел их разделывать, костром занялся Сальват, а босс куда-то пропал. Вернулся он уже к концу приготовления незамысловатого ужина, принеся в свертке какие-то синие ягоды. Помыв и попробовав их, я состряпала на скорую руку кисло-сладкий соус, и блюдо внезапно стало напоминать китайскую кухню. Впрочем, мужикам понравилось. Ургкых внимательно следил за каждым моим движением, казалось, он просто откладывал рецепт в зрительную память.

Спала я опять с боссом в обнимку, он закрыл меня собой от тлеющих углей костра и сжал в охапку. В шкуре было тепло, но я боялась, что в уши и нос кто-нибудь заползет, и потому почти совсем не спала. Утром мы завтракать не стали, лишь выпили какого-то бодрящего отвара и поехали дальше. После обеда добрались до деревеньки и сразу заехали в трактир.

Меня отправили в комнату снимать костюм и отпарывать брюлики. Хозяин трактира, после долгих уговоров, выдал иголку с ниткой, а пуговицы босс сам достал из своего кармана. «Вот я и нищая», – подумалось мне, когда я пришивала последнюю пуговицу, исколов все пальцы.

Глубоким вечером я сидела с напившимися вдрызг бандитами за самым темным угловым столиком трактира. Они поедали какую-то странную смесь из теста и мяса, напоминающую растекшиеся по сковороде пельмени. Среди этой братии выделялся орк – казалось, местная бормотуха его совсем не брала.

– Жалко мне тебя, – заплетающимся языком тянул Сальват, совсем потерявший человеческий облик. – Девка-то ладная, видная. Только вот не по вкусу всяким там высокородным эльфам. Видать, измывался над тобой твой хозяин, – он невнятно изобразил руками мою фигуру в воздухе.

– И еще семьи своей не знаешь, в детстве, видать, забрали. Одна дорога для немагичных – в постель к какому-нибудь богатею. Кто его осудит, если он не со своей женой спит, если по немагичным не поймешь? Жена только знает, да и та молчать будет, – совсем уж растекся он в пьяном бреду.

– Грыхтыкгругз! – рявкнул орк в ответ, с силой стукнув о стол деревянным кубком, который Сальват уже не мог удержать в руках.

– Разрушишь чего – сам платить будешь, – пробурчал босс, пытаясь утихомирить разбушевавшегося орка.

Посиделки оказались неожиданно полезными. Пьяных я, конечно, не люблю, но у этих язык точно без костей. Вот и родилась у меня в голове легенда. До чего же странные эти эльфы! Оказывается, мог и Антенчик со мной переспать, и никто бы ничего не заподозрил. И вообще, можно было развлекаться, а они меня совсем в заблуждение ввели! Сидела я, расстроенная и огорченная. Когда Сальват окончательно вырубился, орк понес его наверх как девушку, перекинув себе на плечо, чем вызвал у меня приступ дикого хохота.

– Ты иди ко мне в комнату, завтра Сальват отведет тебя к своему дяде. Я сегодня не вернусь. Прощай, красавица, – тихо произнес мгновенно протрезвевший эльф.

– И тебе не хворать, – соорудила я русский посыл из вычурных эльфийских конструкций.

Эльф как-то поддерживающе тронул меня за плечо и ушел. Я решила уже пойти в комнату, но тут спустился орк. Мы решили еще посидеть. Он плохо разговаривал на эльфийском, скорее совсем не разговаривал. Я плохо разговаривала на общем. Мы как-то пытались объясниться, что-то по поводу готовки, но все было бесполезно. Я устала и решила пойти наверх, а он вызвался меня сопроводить. У двери в комнату я почувствовала вдруг какой-то дикий порыв, будто это последняя ночь в жизни и прижалась к орку всем телом, ощущая его твердую, грубую плоть. Его руки схватили меня с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я не желала поцелуев, лишь жаждала забыться в объятиях, утопить тоску в плотском наслаждении.

Я стояла ошеломленная, чувствуя, как сердце бьется так громко, будто пытается вырваться из груди. Орк, массивный и неотесанный, развернул меня спиной к себе и прильнул с такой силой, что я кожей ощутила его возбуждение, его необузданную мощь. Он не говорил ни слова – да и что он мог сказать, если наш языковой барьер был непреодолим. Но мне и не нужны были слова.

Внутри меня разгоралось что-то первобытное, звериный инстинкт, подавляемый годами цивилизации, что вдруг вырвался наружу. Он поднял меня, словно я весила не больше пера, и бросил на кровать. Дверь захлопнулась с глухим стуком, замкнув нас в комнате, где только только слабый свет луны пробивался сквозь щели ставней.

Его тело нависло надо мной, огромное, словно живая гора. От него исходил терпкий, мускусный запах, который сводил с ума. Он не был нежен, вертел мной, словно безвольной куклой, но я и не думала сопротивляться, отдаваясь во власть первобытной страсти. Просто существовала, просто чувствовала, просто жила в этом моменте, когда все остальное перестало иметь значение.

Лишь с первыми лучами солнца все стихло. Орк заснул, оглашая комнату богатырским храпом, я лежала рядом, чувствуя, как моя кожа горит от его прикосновений, а внутри разливается странное чувство опустошенности и удовлетворения одновременно.

Собрав свои вещи, я встала и подошла к окну. Рассвет окрашивал небо в розовые и золотые тона и я, собрав свои немногочисленные вещи, отправилась ждать Сальвата.

Ждать не пришлось, Сальват сидел внизу и с круглыми глазами заговорщицки прошептал: