Кошачья ведьма

Часть первая. Кай.

Ручаюсь, многие и не знают, что за трансформаторной будкой в конце Западной улицы скрывается маленький домик. Я сам увидел его случайно – обычно, выгуливая Тревора, я доходил как раз до этой будки, на которой, как я полагал, и заканчивалась наша улица. Затем дорога упиралась в овраг, по дну которого ползла речушка темно-серого цвета – туда не спускался даже Тревор, наш любопытный ирландский сеттер. Вообще, по моему мнению, Западная улица была самым неинтересным местом изо всех неинтересных мест в мире: домики, построенные двадцать-тридцать, а то и сорок лет назад; деревянные разномастные заборы; разбитый асфальт, пробоины в котором кое-где были залатаны невесть кем и откуда украденной тротуарной плиткой… Весной Западной улице добавляли некоторое очарование белые, лиловые и розовые кусты сирени, осенью – золотые и багряные шапки кленов. Зимой же и летом посмотреть тут было решительно не на что.

Я очень хотел бы снова уехать с Западной улицы к чертовой матери – не только в другой город, но и в другую страну и даже на другой континент. Я мечтал о пальмах, запахе магнолий, теплом море и осьминогах по-галисийски с красным перцем. А на Западной улице могло пахнуть только пельменями или голубцами…. В лучшем случае, котлетами в панировке.

Клены уже облетели, а снега ещё не выпало столько, чтобы он стал украшением пейзажа, когда я нашел домик за трансформаторной будкой. Будка эта была похожа на башню – высокая, выше всех домов в округе, из старинного красного кирпича. Кто и зачем построил ее именно такой? Я никогда не обходил вокруг нее, да мне и не пришло бы в голову сделать это теперь, в ноябре, когда под белым снегом скрывается скользкая противная грязь… Но Тревор метнулся туда, за будку – и мне показалось, что он погнался за кошкой. Это было странно: кошки на Западной улице обычно чинно сидели за заборами, потому что за ними гонялся и показательно душил их соседский пёс Адик. Хозяин Адика служил в полиции – и поэтому на Адика никто не жаловался.

– Если это кошка, она недолго тут проживет! – произнес я вслух.

– Еще чего, – неожиданно ответил мне звонкий девичий голос. И тут я и увидел, что за будкой вовсе не пустота. А вполне себе годный забор, и за этим забором – прямо на пологом склоне, ползущем к речке – стоит маленький домик, похожий на скворечник. Покрытый черепицей и построенный из белого камня, он выглядел настолько необычно для Западной улицы, что я глазам своим не поверил. За калиткой сидела на желтой мощеной дорожке и преспокойно умывалась полосатая кошка-шпротина. А рядом с ней стояла женщина неопределенного возраста в темном балахоне. Рыжие волосы её были стянуты на затылке и заколоты «крабом» в какой-то кукиш.

«Неужели это у нее такой молодой голос?»

– А с голосом что тебе неладно? – спросила незнакомка. Вероятно, я по рассеянности задал свой вопрос вслух.

К моему удивлению, Тревор, который уже каким-то образом пробрался в чужой двор, прижимался к незнакомой соседке и заглядывал ей в глаза так, словно она держала в руках пончик.

«Когда видишь нечто странное, самое простое решение – не замечать этого»

– Извините, к вам прошмыгнула моя собака…

Женщина улыбнулась – теперь ей было на вид и вовсе за семьдесят. Нет, лицо ее не покрылось враз морщинами, а волосы не поседели. Просто у нее сделался такой взгляд… ну, словом, будто ей столько лет, сколько вообще не живут.

– Иди в хозяину, Сильвер! А то сварю тебя на ужин Дымке и её коллегам, аки пса, – сказала она моему кобелю – и тот, на прощание ткнувшись в её ладонь мордой, послушно пополз ко мне через неприметную щель под калиткой.

– Его зовут Тревор! – поправил я.

– Да, именно Тревор, извини, – равнодушно ответила старуха – и, как мне показалось, подмигнула псу.

«Чокнутая. Неудивительно для ее возраста, все там будем…»

– До свидания! Вы бы заделали эту щель. Если к вам забредет Адик, вашей питомице не поздоровится!

Старушка вдруг расхохоталась звонким девичьим смехом.

– О, пусть приходит! Мы будем очень, очень ему рады! Давно пора ему к нам зайти! Все хорохорится…

«Точно чокнутая»

Я прицепил Тревора на поводок и пошел домой, бросив через плечо дежурное «до свидания». Странно, но по мере удаления от домика мне становилось всё холоднее – словно ветер дул всё сильней, нарочито стараясь попасть мне в лицо мокрой снежной крупой. Я не люблю осень, не люблю зиму, не люблю холод. И, откровенно говоря, ни капли не люблю наш городишко – и особенно чертову Западную улицу.

Когда мы свернули к себе в переулок, мне показалось, что за моей спиной мелькнула кошка золотисто-рыжего цвета, похожая мастью на Тревора.

«И её тоже сожрет Адик», – обреченно подумал я, снимая в прихожей промокшую куртку. Мне было грустно с тех пор, как я вернулся на Западную улицу. Впрочем, мне было грустно и до того, как я отсюда уехал.

Мама варила баранью похлебку. Мне показалось, что она чем-то воодушевлена. После смерти отца она будто бы не жила – проживала дни, словно перелистывала скучную книгу, пытаясь поскорее узнать конец. Из-за нее я и поселился снова на Западной улице в этом крошечном городишке, откуда долбаный час надо было трястись на поезде до нормального города – с яркими витринами, огнями, чистыми мостовыми и красивыми женщинами в элегантных туфельках.

Разумеется, я провел себе интернет. Сеть да Тревор – других развлечений тут у меня не было, но это и называется «отдать сыновний долг», верно?

– Я нашла фотоальбом времен моей юности, – заявила мама, добавляя в варево резаный укроп (мама везде добавляет укроп – по её мнению, он полезен для зрения):

– Суп будет готов через десять минут. Посмотри пока! Вот он, на столе!

Я посмотрел. Некоторые из этих фото я уже видел прежде – маму в полосатом платье в какой-то беседке, маму с папой и общими друзьями на озере с веслами…

– У тебя была собака? – удивился я. На одном из фото мама обнимала ирландского сеттера, точную копию Тревора.

– О, это не моя! Это пёс нашей соседки, Аделаиды. Она жила в конце улицы. Милейший был пёс. Такой умный! Сильвер! Да, его звали Сильвер. «Серебряный».

Тревор тявкнул и посмотрел на меня. Взгляд его на мгновение показался мне осмысленным, словно у человека.

«Чертовщина. А я в чертовщину не верю. Возможно, эта женщина тоже вспомнила того пса – они с мамой, возможно, ровесницы… определить возраст у стариков непросто. Всему и всегда есть логичное объяснение»

– Мам, а где живет эта Аделаида? Не в домике за трансформаторной будкой?

Мама, наконец, оторвалась от кастрюли с супом и посмотрела на меня. Глаза у нее всегда были голубыми, очень светлыми – а после смерти отца они словно стали ещё светлее, сделались похожими на маленькие ледяные зеркала.

– Аделаида давно умерла. Умерла старухой – когда я была совсем юной девочкой. А за трансформаторной будкой у нас нету и сроду не было никакого дома. Как думаешь, хватит укропа?

– Вполне…

Вы спросите, почему я не взял маму за руку и тотчас не повел её показывать домик под черепичной крышей? Отвечу.

Маме шестьдесят семь лет. У нее болят коленки. Она недавно перенесла бронхит. После смерти отца она несколько часов просидела на одном месте, глядя в пустоту – именно поэтому я и приехал к ней из прекрасной страны, где остались сочные фрукты, ласковое солнце, море и моя дивная, черноволосая полногрудая Доминика.

Соседка сказала по телефону, что Тревор воет, не переставая. И, если так пойдет дальше, то мама окажется в психушке, а папин пёс – в приюте или и вовсе на улице. Я попросил ее побыть с мамой до моего приезда и сразу купил билет в один конец. Папа всегда говорил, что мне не хватает ответственности – и я постарался поступить ответственно после его кончины, хотя это и нелогично. Что ж, на самом деле я всегда хотел следовать логике – просто у меня не особо это получалось.

Несколько недель после похорон мама молчала и делала то, что я говорил – если говорил. Я напоминал ей о необходимости умываться и чистить зубы. Говорил, что пора спать. Что надо поесть. И, если сейчас она улыбалась и говорила мне, что никакого дома за трансформаторной будкой нет – я радовался её улыбке и вовсе не планировал спорить. Я вообще всегда считал, что важнее мир и покой, а не правота. Да, вот такой уж я беспринципный.

Папа всегда утверждал, что мне не хватает твердости, напористости и энергии отстаивать свои мнения и убеждения. Возможно, поэтому я и дал деру с Западной улицы, едва закончил колледж.

– Все делятся на альф и бет, – вещал папа:

– Альфы решают все. Беты плывут по течению в их кильватере. Определись, кто ты! К умным – или к красивым. Середины нет, сынок. Ведущий или ведомый! Первый или один из многих, таковы законы мира…

Я не спорил. Молчал, кивал. Но я не хотел «определяться». Не хотел «иметь четких планов на будущее», не хотел «двигаться к цели мелкими шажками». Я хотел жить каждый день, как последний – и тут уж вполне преуспел. Возможно, потому что мои родители сами по себе были странными людьми – и я долго тяготился этим.

Мама родила меня в тридцать восемь лет. До меня у нее было две дочери – мои старшие сестры, но обе они умерли от генетического заболевания, не дожив до семилетнего возраста. Сказать, что с меня сдували пылинки – значит ничего не сказать. Меня водили за руку до конца третьего класса, и до того же возраста пытались кормить с ложки (спасибо, что не грудью). Отец, который был старше матери на добрый десяток лет, отчего-то считал, что я непременно должен вырасти вундеркиндом. Меня учили игре на флейте, четырем языкам и живописи. Странно, как я вообще дожил до совершеннолетия и не свихнулся…

Я пришел в школу, не увидев ни одного мультфильма, которые мои сверстники знали наизусть. Я разговаривал языком, которым пишут книги – точнее, писали в незапамятные времена. Сейчас мне двадцать девять, и я до сих пор чувствую себя нелепо в пуховике и шапке, зато умею лихо носить костюм-тройку и плащ со шляпой, словно герой фильмов пятидесятых годов прошлого века. Я знаю кучу бесполезной в кругу сверстников информации – и всегда боюсь ляпнуть лишнего. Однокурсники говорили мне «эй, гугл» – и спрашивали, не аутист ли я.

Я боролся со всем этим, как мог – на моем теле одиннадцать татуировок, я носил ирокез, длинные волосы и даже ходил бритоголовым. Сейчас я выгляжу вполне заурядно – и также себя чувствую. Мне комфортно быть заурядным.

– А знаешь, почему того пса звали «Серебряным»? – неожиданно спросила мама, войдя в мою комнату – как обычно, без стука.

– Я вдруг вспомнила. Аделаида говорила, что он натаскан на вампиров, а они боятся серебра! – мама вдруг даже захихикала, словно девочка:

– Представляешь, старая Аделаида верила в вампиров! В наше-то время…

«Кажется, мама и впрямь оживает…»

– Вампиры, да. Хочешь, посмотрим с тобой сериал про вампиров? Называется «Сумерки». Ты же не видела? – я попытался перевести разговор в сторону развлечений. Просмотр сериала с сыном – отличное развлечение для пожилой женщины, ведь так?

– Может, и не зря верила, – продолжала мама:

– Когда её нашли, у нее было перерезано горло. И я слышала сплетню, что оно было даже перегрызено, представляешь? Все лицо было изуродовано, ее опознали по одежде. Страшная смерть…

Я всё-таки включил «Сумерки». Но Тревор стал лаять – и, пока я не выключил, он лаял и лаял, скалил зубы, рычал. Да и мама не особо следила за происходящим на экране – мысли ее где-то витали – полагаю, в далеком прошлом.

– Я выйду с ним, пусть побегает и успокоится!

Времени было около одиннадцати часов вечера.

– Тогда возьми ключ, я лягу, – ответила мама:

– И надень шарф и шапку. И непременно перчатки! Ты в кальсонах?

– Да. И носки шерстяные тоже надену, ага. Ложись, мам.

Я вышел из переулка на Западную улицу и отправился вниз, к трансформаторной будке. Странное предчувствие томило меня и одновременно настораживало. Впрочем, на фоне однообразия последних дней я даже был этому рад.

На Западной улице всего-то шесть фонарей. Иногда (а если честно, почти всегда) часть из них не горит. В эту ночь почему-то погасли все, кроме двух. Один горел прямо у выхода из моего переулка, второй, последний – в самом конце улицы. Забавно, но он был закреплен как раз на трансформаторной будке – и обычно как раз не горел именно он.

Подтаяло. Снег под ногами неотвратимо превращался в мерзкое коричневое месиво. Тревор шел, брезгливо поднимая лапы – но было видно, что пёс рад прогулке: его хвост колыхался, словно стяг.

«А ведь мне ещё мыть тебе лапы»…

У одного из негорящих фонарей спиной к забору стоял мужчина, который показался мне смутно знакомым. Чем-то похожий на Хагрида из «Гарри Поттера», грузный, он затягивал шнурки на высоких желтых ботинках. Тревор тоже узнал его – завилял хвостом.

– Добрый вечер! – поздоровался я.

«Лишним не будет»

Я уехал – а точнее, сбежал с Западной улицы в девятнадцать лет. Кто угодно мог узнать меня здесь – я же со всеми чувствовал себя незнакомцем. К тому же, у меня просто отвратительная память на лица.

– О, Кай, здорово, – отозвался великан. Я невольно поморщился. Да, меня так зовут – и почему меня назвали, как чертова персонажа чертовой детской сказки, мне никто никогда не объяснял. Да, сейчас такие имена вошли в моду – но во времена моего детства я устал слушать вопросы, как собрать то или иное слово из дерьма и палок – и где моя Герда. Когда я вырос, я сменил имя в документах – но мои родители продолжали, конечно же, называть меня Каем.

Видимо, не только они.

– Ты что же, не помнишь меня? – удивился мужчина, победив шнурки и выпрямившись во весь рост. В нем было больше двух метров – и весил он, наверное, вдвое больше меня.

– Я же Арчибальд! Дядя Арчик! Я катал тебя на ослике, помнишь?!

– Эээ…

«Ещё один носитель странного имени. Вот чем думали его родители?»

Я смутно припомнил какого-то осла, поля подсолнухов и почему-то ручного медведя – но к дяде Арчику все эти ассоциации меня никак не приблизили.

– Я помню только подсолнухи, – честно сказал я:

– И немножко осла…

Великан заулыбался.

– Этих да, их не забыть. Они тебе понарассказывали тогда на радостях море всякой всячины, ты был в полном восторге! Сколько тебе лет-то было тогда, пять? А как ты всё время просил меня станцевать, помнишь? Эх, Кай, малыш! Какой большой ты стал…

Я не успел ответить «нет, не помню» – улыбающийся гигант сжал меня в объятиях; Тревор скакал вокруг нас и подскуливал – от счастья? Впрочем, мне показалось, что он, скорее, пытался привлечь внимание Арчибальда.

– Сильвер, братишка! Ты тоже рад, что Кай снова с нами? – Арчибальд сгреб в кучу и мою собаку – и смачно расцеловал сеттера прямо в морду.

– Это Тревор, – поправил я:

– Пёс моего покойного отца…

– Тревор? – озабоченно переспросил Арчибальд, явно растерявшись. Тревор тявкнул на него, словно сердясь.

– Ты перепутал, уважаемый! – раздался сзади звонкий знакомый голос.

Я обернулся, ожидая увидеть злобную старушку из домика. И поперхнулся дежурным «добрый вечер» – напротив стояла худенькая девчонка моложе меня на добрый десяток лет. Зеленые глазищи. Рыжие, почти красные волосы. Немного веснушек на светлой коже, неожиданно темные брови.

– Я перепутал?! – повторил Арчибальд:

– Но, Ида…

– Повторяю: ты перепутал кличку собаки. Это Тревор, чего непонятного? А ты не ко мне ли шел, Арчи? С таким-то мешком счастья…

У великана и вправду был при себе мешок, в котором что-то шевелилось.

– Да, да! Я уезжал и не зашел к тебе на Самайн, вот, только вернулся с новенькими… – великан был явно рад сменить тему. Но, судя по ответному взгляду Иды, лучше не стало.

– Вы тут отмечаете Самайн?! – признаться, я удивился популярности кельтского праздника урожая на Западной улице. Моя Доминика любила все эти скандинавские верования. Вот кто смог бы поддержать разговор о Самайне – и даже объяснить тонкую разницу между ним и Хеллоуином!

Но Доминика грела свою нежную оливковую кожу где-то на юге Италии – а я стоял в снегу и грязи на Западной улице.

– Кто же не отмечает Самайн?! – изумленно спросил дядя Арчик.

Из сумки на плече Иды высунулась серая желтоглазая кошка и сердито мяукнула. Глаза её вспыхнули оранжевым огнем – и говорливый Арчибальд тут же умолк.

– Люди не отмечают. По крайней мере, здесь. Не следует лезть в чужие дела, особенно в дела королей, – сказала Ида, твердо беря великана под руку:

– Пойдем, Арчибальд. Мы состоим в обществе любителей исторических реконструкций, Кай. Поэтому иногда чудим. Пока, хорошего тебе вечера. До свидания, собака Тревор!

Они сделали буквально несколько шагов – и тут фонарь на трансформаторной будке подло потух, погрузив нижнюю часть Западной улицы по тьму. Тревор заскулил и потянул поводок: айда домой! Что ж – я был только рад…

Я пришел домой, помыл псу лапы и пузо, вытер. Мама уже спала. Рядом с фотоальбомом на столе лежал ещё один альбом – как оказалось, с моими детскими рисунками. Видимо, мама достала его, пока я гулял. Я открыл его и стал перебирать слегка пожелтевшие листы.

Как я уже рассказывал, со мной в детстве занимались решительно всем – в том числе, к нам приходили на дом преподаватели-художники, поскольку родители считали меня одаренным. Возможно, у меня и вправду когда-то был талант: рисунки оказались яркими, красочными, с большим количеством деталей. Один из них привлек моё внимания обилием желтого цвета – на нем было изображено поле подсолнухов с улыбающимися физиономиями в сердцевинах. Мужчина с длинными серыми волосами вел в поводу осла – то, что это ослик, а не пони, было понятно по форме ушей. На ослике верхом сидела какая-то кракозябра, а рядом шло нечто коричневое и лохматое. Я перевернул лист.

«Афтопотрет с харошим метведем Ачибалдом и папой в полях жиланий» – было написано на обороте. Почерк был мой.

Изучение собственных детских рисунков дало мне много поводов для размышлений. Отца я то и дело отчего-то изображал в короне. «Метведь Ачибалд», к моему удивлению, присутствовал на доброй половине рисунков. Я начал припоминать, что в раннем детстве отчего-то жаловал именно игрушечных медведей – может, всё дело в этом? Еще примечательны были «сереневый дворетс» и «малиновый сад». В саду, по воле моих детских фантазий, произрастали ягоды-малины размером с два кулака. А во дворце, судя по моим «пейзажам», господствовали странные для дворцовых интерьеров цвета всех оттенков фиолетового. Отец почти повсеместно изображался с короной на голове – и, помимо меня, рядом с ним то и дело находились какие-то две девицы в пышных «принцессиных» платьях, повыше и пониже. Высокая носила узкую маленькую корону. На обороте одного такого листа тоже была подпись – «Папа я и Силизтина».

– Я и не знала, что многие твои рисунки подписаны, – сказала мама, тихо подойдя сзади:

– Я никогда не переворачивала листы… Как же жаль, что ты так и не стал художником! Какие краски! Какая палитра! Как же ты был талантлив…

Я не с нею стал спорить. Многие дети рисуют. Наверняка, кто-то рисовал и получше.

– А кто такая Селестина? Вот, девочка в короне? Мое детское увлечение?

Мама погладила меня по голове.

– Когда тебе было пять или шесть лет, тебе кто-то рассказал про твоих умерших старших сестер. Наверняка соседи… Люди бывают очень жестокими – они, я уверена, даже не подумали о том, как это могло на тебя подействовать… Ты очень впечатлился и стал придумывать о сестрах истории. Рассказывал мне, что они вовсе не умерли, а живут во дворце и стали принцессами. Светлану ты называл Селестиной, а Юлю – Июнией. Это было так трогательно…

Я сжал ее ладонь в своей.

«Как бедная мама вообще смогла пережить такую утрату? Две дочки, одна за другой?! Откуда у нее взялись силы еще и на меня?!» Кажется, я понял, почему никогда не верил в бога – да и теперь не хотел верить.

– Иногда ты представлял, будто играешь с ними. Рассказывал мне, как Селестина брала тебя на руки и угощала ягодами. А Июния – вредная, и ревнует к тебе отца. Ты обижался, что я считаю твои рассказы фантазиями – и в доказательство своих слов рисовал для меня эти картины…

– И когда я прекратил такие игры? – мой голос слегка дрожал, когда я спросил об этом. Может, сегодняшний Арчибальд был галлюцинацией – и я потихоньку трогаюсь умом? С меня бы сталось.

– Лет в восемь. Ты же поздно пошел в школу. Папа все считал, что ты к ней не готов. Что тебе рано, что ты ещё мал. Когда ты стал школьником, все эти фантазии разом перестали тебя занимать…

В сознательном возрасте я никогда не говорил с мамой о сестрах, но тут решился.

– А у тебя остались фотографии Светланы и Юли?

Мама сходила ещё за двумя альбомами. В каждом из них жила девочка от рождения до шести или семи лет. Первая была белокурой, высокой для своего возраста – похожей на отца, но с глазами мамы. У нее было недетски серьезное личико. Вторая была, скорее, схожа со мной – треугольное лицо с острыми скулами, мягкие пепельные волосы, скорее взлохмаченные, чем кудрявые… она унаследовала пухлые мамины губы – не будь их, мы могли бы сойти с нею за близнецов. Старшая девочка почти на всех фотографиях щеголяла в нарядных платьях, младшая явно была пацанкой – ее платьица смотрелись так, словно их надели силой и только для фото.

– Светланы не стало в семь, Юленьки в шесть, – сказала мама, закрывая альбомы:

– Никто из них даже не пошел в школу…

Я обнял маму – и мы долго сидели рядом, не говоря ни слова. Я понял, что мысли об Италии и Южной Америке, о Доминике и Джеральдине, об осьминогах и белоснежных яхтах в лазурных водах придется выбросить вон. Моя судьба теперь тут – быть рядом с мамой, на Западной улице. Хотелось плакать и даже выть.

Утро началось отлично. Позвонила по видео Доминика. Она была так сексуальна, так ласкова, так весела! Настолько, что все проблемы, которые накануне легли на мои плечи тяжелым мокрым сугробом, показались сущей ерундой.

– О, давай ты приедешь обратно скорее! Забери свою маму и эту милую собаку и живите тут, кто же не дает тебе? О, у твоей мамы есть дом? Его можно сдать в аренду или продать – и ты не будешь жить с мамой в гостях у моей родни! Тебе будет удобнее в моей стране. О, конечно же, я помогу вам найти жилье… О, моя мама будет так рада познакомиться с твоей…

Доминика любое предложение начинала с этого «о».

Я говорил ей, что люблю её и что больше всего на свете хотел бы проснуться с нею в одной постели. Она смеялась, закидывала волосы назад и её длинные асимметричные серьги блестели на солнце. Я подумал, что стоило бы снова взять в руки краски – лишь бы нарисовать её. Я даже представил, как веду томно изогнутую линию – завиток волос, шея, серьги…

«Серьги…»

Что-то вспыхнуло в моей голове. Я вдруг понял, что никогда не видел Доминику без этих серег.

– Что они значат, эти символы? – перебил я щебет моей знойной богини:

– Они же что-то означают?

– О…

Если бы после странностей последних дней я не стал чувствителен, как летучая мышь, – клянусь, я бы и не заметил, что Доминика смутилась. Мы говорили, как обычно, на итальянском – точнее, на нашем собственном суржике из итальянского и английского. И я знал, что, когда в речи Доминик становилось больше английских слов – она лукавила.

– О, это просто серьги. Я их купила давно в какой-то piccolo negozio. Я не знаю, что это за символ. Я думала, это просто абстракция. Так. Aggeggio…

"Всего четыре итальянских слова, включая «о».Она врет»

Я перевел разговор на другое и простился. Надеюсь, я не спалился – и Доминик ничего не поняла.

«Возможно, я психопат и параноик», – я покрутил эту мысль в голове, словно попробовал на вкус. А потом нарисовал эти загогулины – и загнал изображение в поисковик.

«Символ забвения», – выдала мне сеть. И тут же моя собственная память подкинула странное слово – «обливиАрэ».

«Я знаю, что такого слова не существует. Есть слово oblio – „забвение“ по-итальянски. Есть oblivion – то же самое по-английски. „Забудь“ по-итальянски dimenticalo, от него образовано название болезни: „деменция“. По-английски „забыть“ – „to forget“. Obliviare… такого слова нет, я уверен. Но я точно слышал это слово…»

Слово звучало в моей голове двумя голосами, мужским и женским, в унисон. И почему-то вспоминался вкус горькой, солоноватой воды, похожей на подогретую минералку.

«Ненавижу минеральную воду!»

Я схватил папку с рисунками. Я должен, должен был что-то нарисовать! Маленький мальчик, знавший нечто тайное, а потом позабывший, должен был оставить мне мостик в свою реальность.

– Вот оно!

На листе бумаги, лежавшем передо мной, была изображена вода. Сверху – светло-голубая, пронизанная лучами солнца. Внизу (видимо, в толще или ближе ко дну) она становилась черной. Я нарисовал несколько фигурок, погруженных в воду, которых зачеркнул косыми крестами, а после нарочито грубо замазал черной краской. Увы, они были неразличимы. На обороте листа тонким карандашом, мелкими буковками было написано «я забыл». А рядом был накорябан он – символ, украшающий серьги моей Доминик.

Я приходил к калитке домика за трансформаторной будкой дважды – и в первый раз мне никто не открыл, а во второй раз старуха Аделаида крикнула, чтобы я убирался прочь. Я попробовал перелезть через забор – но он так шатался, что я побоялся рухнуть с ним вместе прямо в ноябрьское ледяное месиво… Мне оставалось только караулить Иду – и я потратил на это занятие более двух недель. За это время я прочитал кучу оккультной мути о заклятиях забвения, пообщался с несколькими «ясновидящими», дружно пытавшимися развести меня на деньги – и придумал пять или шесть сценариев разговора с любительницей исторических реконструкций.

Все они, впрочем, уже на утро следующего дня казались мне совершенно дурацкими.

Я пробовал пить, к ужасу мамы – но продержался дня три. К тому же, алкоголь не обуздывал мои фантазии, а наоборот – разгонял их. Я даже начал перечитывать «Властелина Колец». Словом, рвало и метало меня не по-детски.

Еще я попытался найти Арчибальда – точнее, я нашел его дом, опросив соседей. Дом оказался заперт – и соседи сообщили мне, что Арчибальд давно уехал отсюда, но приезжает проведать жилище раз в несколько недель. Караулить его не было смысла. Окна лачуги, плотно занавешеные изнутри занавесками из узорчатого тюля – я видел такие только в старом кино – не позволяли заглянуть внутрь. А единственными примечательностями хлипкого строения оказались глухой забор (через который я отважно перелез, пытаясь попасть внутрь) – да огромные ржавые вольеры на заднем дворе.

Удивляла Доминик: прежде баловавшая меня видеозвонками не чаще пары раз в неделю, она вдруг принялась налаживать наше общение во всех смыслах – а загадочные серьги сняла.

– О, давай я сама прилечу к тебе! Это экстрим, очень холодно, но ради нашей любви я поеду в вашу ужасную белую ледяную зиму… милый, я уже готова поехать, ты напишешь мне адрес?

Ноябрь закончился, настал декабрь. И вот однажды, когда я уже с ума сходил от своих фантазий, мне повезло – хотя встретил я и не Иду. Снежным вечером, когда мы с Тревором вышли на Западную улицу, мне снова попался дядя Арчик. Но на сей раз я был во всеоружии.

– Арчибальд, дружище! – кинулся я к нему:

– А я всё вспомнил! Поляну с говорящими подсолнухами, осла. Тебя, какой ты есть на самом деле. Ты прости, что я в прошлый раз так затупил! Как же я рад, что мы все снова вместе!

Великан насупился.

– Ида сказала идти мимо тебя молча, – смущенно пробормотал он.

Я внутренне возликовал.

– Но мы же с тобой друзья! Я же черт знает что натворю один, Арчибальд. Я же такой дурной… Если ты мне всё заново не расскажешь – дело закончится плохо, поверь…

Я лепил эту чушь, глядя на него фальшивыми влюбленными глазами, чувствуя себя чертовым Шерлоком. Арчибальд насупился ещё сильней – он явно испытывал желание дать от меня деру.

– Так поговори с Сильвером, – наконец, придумал он подходящий ответ:

– Вот уж кто точно знает, что тебе нужно рассказать, а что нет!

Ирландский сеттер, до этого безучастно нюхавший снег, заерзал. И тут случилось то, что случилось – мимо нас промчалась небольшая черно-белая кошка, вслед за которой огромными скачками пронесся Адик, злющий кобель экзотической породы кане-корсо.

– Адольф, а ну ко мне! Домооой! – лениво зазвучал из-за забора гнусавый голос соседа-полицейского. Всем было понятно, что Адольфу на команду пофиг.

Сеттер, на секунду поколебавшись, решительно бросился за Адиком, вырвав из моей руки поводок – я и не ожидал, что он так силён.

– А ну стой! – заорал неизвестно кому Арчибальд. Скорее всего, мне – ибо я понял, что тоже бегу следом, только когда поскользнулся и упал на колени в снег.

– Да что за… – падать я не умею; я больно ударился об какую-то дрянь, прикрытую обманчивой белой пеленой – и вдобавок до крови прикусил язык. Огромная рука дяди Арчика подняла меня на ноги весьма унизительным способом – за шиворот.

– Я уже не кутенок за тобой бегать, – рявкнул мой загадочный друг:

– С чего тебе приспичило вмешиваться? Одна раса дерётся – другая не лезь, или я тебя не учил?!

Оказалось, я почти добежал до трансформаторной будки.

Только теперь это была не будка – передо мной возвышалась сторожевая башня средневекового замка. Слева и справа от нее, вместо утлого забора старой Аделаиды, белела крепостная стена с бойницами. А с торца башни, прямо у высокой кованой двери, эффектно дрались двое волков: красный, с серебристым пышным воротником – и черный, словно уголь. Каждый из волков был размером втрое больше обычных зверей, которых мне доводилось видеть в зоопарках…

– А ну разошлись, а то и я тряхну стариной – обоим мало не покажется! – проревел Арчи:

– Сильвер, мать твою! Ну ты-то куда?! Ты ж на задании, как-никак!

– Я сто раз запрещал этому шелудивому псу лезть с его сраными комплексами к моей Евлалии! – рыжеволосый юноша с ослепительно белой кожей вышел из тени – и вдруг недоумевающе уставился на меня:

– Боги бессмертные! А он нас видит. Принц? Принц, вы в порядке?

Черный пёс оскалился и тоже шагнул вперед – теперь рядом с рыжим стоял черноусый стройный брюнет, этакий граф Рошфор. Смерив меня с ног до головы презрительным взглядом, он перевел взор поочередно на Сильвера и Арчибальда.

– Да вы оба небесноталантливы, как я погляжу. Хрррранители хреновы… Спалились, да?

Выплюнув из себя это «хрррранители», брюнет поежился, будто стряхивал с себя снег – и вверх по Западной улице побежал прочь знакомый всем Адик, черный пёс породы кане-корсо.

Кованая дверь с лязгом открылась. На пороге стояла юная Ида – в каком-то нелепом чепчике и в старомодном халате в пол.

– Заходите, все трое. Кай, подбери челюсть. Сейчас подумаем – и решим, как с тобой теперь быть…

Но я никуда не зашел. К стыду своему, я рухнул в обморок прямо на снег, истоптанный собачьими лапами. В первый – и, надеюсь, в последний раз в моей жизни.

Тот, кому не доводилось быть приведенным в чувство парой крепких пощечин – меня не поймет. Я лежал навзничь на ковре посреди небольшой гостиной – мокрый и грязный. Что меня окружало? Жерло камина, массивный обеденный стол на десяток человек, тяжелые с виду стулья, светлый паркет на полу, в центре украшенный чем-то, похожим на пентаграмму. Ах да – имелись ещё два здоровенных канделябра по бокам камина – и под стать им люстра на потолке.

«Атмосферненько. Прямо „Крестный отец“…»

Валялся я не сам по себе. Рядом со мной сидела изящная черноволосая девушка с яркой белой прядью в челке. Видимо, её ладошка с острыми алыми ноготками и прошлась только что по моей физиономии.

– Извини, но нашатыря у нас тут отродясь не водилось, – фыркнула девица:

– Кстати, с чего ты вмешался? Они постоянно цапаются… Ты что – так сильно любишь кошек?

– Ээээ… – в такие моменты я ни разу не герой. Я безбожно туплю и забываю самые обычные слова. Хотя кому я вру? Какие – «такие» моменты?! Да со мной в жизни не происходило ничего необычного – до того, пока я не зашел за эту проклятую трансформаторную будку.

– Я знаю, ты принц Кай, сын покойного короля селенианцев Валериана, – девушка произнесла это имя комплиментарно, с ударением на второй слог:

– А я – Евлалия, личный помощник командира форпоста, жрица богини Мары!

– Ээээ… Очень приятно! – я понял, что ударился головой и брежу. Но было интересно досмотреть и дослушать. Я где-то читал про управляемые сны – и сразу же принялся проверять, могу ли я произвольно шевелить руками и ногами, улыбаться, открывать рот и так далее: в статье рекомендовали непременно сделать такие тесты.

– Лали! Я тебя попросила привести его в чувство, а не болтать с ним, – в комнату стремительно зашла Ида: рыжие волосы, заплетенные в косы и замотанные в симметричные пучки, как у героини аниме; темная рубашка, серые джинсы. По сравнению с её нарядом лиловое бархатное платье Евлалии с декольте и корсетом (которое я заметил только что) выглядело маскарадным. Я переводил взгляд с одной девушки на другую – и не знал, о чем говорить дальше.

– Можете оба остаться на ковре – или ты, Кай, сядь на стул. Я тебе сейчас кратенько обрисую наши реалии, выслушаю твое мнение и приму решение. Удирать отсюда пытаться не нужно, Арчи и Сильвер тебя не выпустят. Это понятно?

Я кивнул. Ида прислонилась обтянутой джинсами попой к столешнице – я бы тоже так сделал на её месте. Ее хрупкая фигурка и обстановка комнаты отчаянно диссонировали со стальными нотками в голосе. Попадись мне такое кино – я бы его не досмотрел: истории о попаданцах в иные реальности всегда представлялись мне чушью несусветной.

– Для начала ответь на мои вопросы. Что именно ты помнишь – и когда ты это вспомнил? Кому и что ты успел рассказать? Не упускай ничего, любая мелочь может быть важной! – когда я являюсь для кого-то досадной помехой, я это чувствую – и мне неприятно. Для Иды я сейчас был неожиданно вскочившим прыщом на заднице.

– Ты же не будешь светить мне лампой в глаза, правда? – ляпнул я, ибо всё это отчаянно и неприятно походило на допрос. Ида нахмурилась. А я не стал валять дурака и сознался, что не вспомнил практически ничего. Детские рисунки и подписи к ним, сережки Доминик, символ, непонятное слово.

– И это все? – удивилась Ида:

– И ты с этого отправился колоть старину Арчи?

Я снова кивнул. По всему было видно, что от меня ожидали какого-то иного ответа.

– Мне кажется, проще всего стереть ему воспоминания последнего месяца, – пожала узкими плечами Лали:

– Хотя это и не моё дело – тебе советовать… Он слабенький, ты сама видишь. Снова легко все забудет!

– А потом также легко снова вспомнит! – возразила рыжая:

– И про слабенького я теперь уже не уверена… И потом эта еллионитка… она явно в теме, раз поддерживала заклятье. Да, я бы предпочла, чтобы проблемы сына Валериана решала его семья. Но, с другой стороны, ты знаешь, почему я не могу отстраниться. И знаешь, что это за семейство… Ну и, безусловно, наш принц – не теленок. Ты же не теленок, Кай? Ты же разумное, самостоятельное, мыслящее существо?

Вопрос звучал со знакомым нажимом.

«Определись, альфа ты или бета, Кай»

Что ж, бетой я уже был. И от проблем уже убегал – настолько далеко, насколько мог.

«Попробуем и другой алгоритм»

Я поднял руку, как на уроке в школе. Несмотря на мои надежды, Ида даже не улыбнулась.

– А можно мне кто-то из вас расскажет всё от печки? Сначала? Так, чтобы я понял? Кто такие селенианцы, что такое еллиониты, причем тут оборотни, почему я рисовал говорящие подсолнухи? Почему Арчибальд – хороший медведь, наконец?

– Резонная просьба. Тогда леди Лали сейчас сварит нам свой чудесный кофе, – улыбнулась Ида:

– А я попробую выполнить твою хотелку…

Лали встала и, едва касаясь паркета кончиками пальцев ног, выпорхнула из комнаты прочь. Я услышал два щелчка пальцев, какое-то длинное непонятное слово – и девушка вернулась обратно, но уже с тремя дымящимися чашками.

– Мммм, божественно! – восхитилась Ида, пригубив:

– Попробуй! Кофе Лали славен в двух мирах – и заслуженно! Итак, начнем. Твой отец – эльф. Эльфы – это раса, издревле живущая в Нижнем мире. Эльфы – не люди и не бессмертные, они – дилиты, «дети Лилит», как оборотни и вампиры. Позже объясню, иначе мы надолго на этом залипнем. Эльфов много – у них есть кланы, союзы кланов и всякое такое. Это тебе родственники разъяснят. Каждый клан когда-то выбрал себе покровителя – бога, богиню, какого-то значительного бессмертного. Твой отец – и, соответственно, ты – из клана селениацев, ваша покровительница – повелительница Селлина, супруга повелителя Океана. Это не самый мощный и не самый многочисленный клан. Он, как бы это сказать…

– Посередине, – подсказала Евлалия:

– Денег немало, а авторитета поменьше. Все знаменитые герои давно умерли, новых не родилось. Последний раз были на слуху лет четыреста назад.

– В точку, – подтвердила Ида:

–Твой отец был королем селенианцев около трехсот лет. Сменил на троне твоего легендарного дедушку, на которого равняться было заведомо непросто. Еще до коронации Валериан был дважды женат внутри клана, но детей у него не родилось. У вас, эльфов, такое бывает…

– Поэтому эльфийки рожают ото всяких героев – и иногда вообще от кого попало, лишь бы получилось, у вас такая традиция, – вставила с усмешкой Лали. Было видно, что она привыкла договаривать за свою начальницу – по крайней мере, я определил их взаимоотношения именно так: чувствовалась иерархия.

– Именно, – снова подтвердила кивком Ида:

– Твой папа решил сделать примерно то же самое. Он отошел от дел, назначил регента, женился на твоей маме и у него сразу все получилось – сначала родилась принцесса Селестина, потом принцесса Июния… Когда Селестина немного подросла, Валериану не повезло – союз кланов неожиданно принял мораторий о запретах на публичные браки с людьми. Ну, и твоему папе пришлось выкручиваться…

– Как это – выкручиваться?

Обе девушки поморщились и ненадолго умолкли. «Видимо, о покойниках плохо не говорят не только люди…»

– Ну, не самым лучшим образом. Понимаешь, он не мог сказать твоей маме, кто он такой. Потому что не мог из-за моратория привести её к себе. Не мог представить своему народу, не мог сделать королевой. Детей – свою кровь, никто не мог помешать ему объявить эльфами и наследниками. А вот с женой все выходило не айс… – наконец, сформулировала Евлалия.

– Дети эльфов осознают свою сущность рано – они отличают бессмертных и представителей других рас от людей с раннего детства. Могут владеть родовой магией, природной магией – а порою умеют и многое другое! Твоему папе пришлось отвести в Сиреневый Дворец сначала Селестину, а потом и Июнию – девочки быстро стали выделяться, и вас бы разоблачили, – развела руками Ида:

– Я понимаю, для тебя это все пока что звучит странно…

«Странно?! Я бы сказал „кошмарно“. Нет, я бы вообще непечатно выразился…»

– А открытое проживание среди людей – это нарушение Договора Равновесия, и это очень, очень серьезно, – вставила Евлалия, по-кошачьи округлив глаза:

– У твоей семьи могли случиться большие неприятности, поступи твой папа иначе!

«Неприятности?! Да что могло случиться ещё более худшее с моей семьей?!»

– Обычно вы, эльфы, плохо поддаетесь гипнозу, – продолжала Ида, словно вбивая в меня гвоздь за гвоздём:

– А вот люди – хорошо. Твой папа убедил твою маму, что твои сестры умерли. Но он не учел, что она будет настолько сильно тосковать по ним… Когда родился ты, он принял решение временно назначить правительницей подросшую принцессу Селестину, а своего брата Альгатта сделать при ней регентом. А сам остался с вами. Твои магические способности, как все мы думали, были невелики. Валериан часто посещал свои земли и брал тебя с собой, после чего – как опять же все мы думали – ты легко забывал об этих визитах. Но к семи годам ты вдруг окреп и обычные эльфийские заклятия перестали на тебя действовать. И тогда совет клана поставил Валериана перед окончательным выбором – забрать тебя во дворец или оставить в Нижнем мире, у твоей матери.

– На него сильно давили, чтобы он выбрал первое, – снова подала реплику Евлалия:

– Но твой папа очень любил твою маму. И тогда наша командир наложила на тебя по просьбе Валериана заклятие забвения. Оно должно было оставаться нерушимым, пока твоя мама жива.

– Меня окунули в бочку с минеральной водой? – предположил я.

– Нет, просто в воды Стикса, как это обычно делают, – слегка удивленно ответила Ида:

– А что за прикол с бочкой?

– А потом ты сбежал, – перехватила инициативу Лали, быстро поняв, что я не отвечу:

– Удрал из дома сразу после совершеннолетия по-эльфийски. И тут же сменил имя и отчество – благодаря этой глупости твой отец формально утратил власть над тобой… А теперь вот ты вернулся. Как-то умудрился увидеть оборотней и форпост через заклятие. И вот – сидишь у нас на ковре.

– И я понятия не имею, к кому тебя отвести, такого красивого – к Селестине или к Июнии. Или снова дать тебе по голове обливиаром, окунуть в воды Стикса и отправить к мамочке?! – закончила Ида, картинно разведя руками. Видно было, что ей пришла запоздалая идея представить случившееся, как нечто обыденное. На мой вгляд, вышло у нее плохо.

А потом я почувствовал, что она уже приняла какое-то решение. И всё происходящее – лишь спектакль, и, скорее всего – только для меня.

«Не потому ли так ладно поддакивала Евлалия? Кстати, кто она? Оборотень-кошка? Такие разве бывают?»

– А есть тут что-нибудь покрепче кофе? – мне подумалось, что правильный герой в моей ситуации уже непомерно должен был выпить. В конце концов, мне было не шестнадцать, а двадцать девять. И Аркадий Гайдар в мои годы уже успешно покомандовал бы полком во второй раз… Ида подняла левую бровь – и в моей пустой чашке заискрилась темная жидкость медового цвета.

– Я умею только арманьяк, – хмыкнула она:

– И можжевеловку, но ты с ней не справишься. Издержки сурового прошлого…

Я выпил нечто терпкое и глубокое, как древнее зло.

– Хоть бы ты чашку помыла, – мне сразу сделалось море по колено:

– Хозяйки из вас так себе, милые дамы!

Девушки прыснули.

– А он забавный! – ухмыльнулась Евлалия. В прихожей отчетливо кто-то тявкнул – неужели Тревор?

– А почему мы не идем во дворец к моим сестрам? Или они тоже уверены, что я умер?! – сейчас я сам себе напоминал поддельного Ивана Грозного, требующего «почки один раз царице»:

– Этто нехорошо! Надо пойти туда немедленно! Надо идти сквозь говорящие подсолнухи, верно? А медведи? С нами пойдут говорящие медведи?

– Мы туда не идем, потому что королева Селестина уже обвинила в убийстве вашего отца клан еллионитов, принц Кай, – в комнату стремительно вошла ещё одна девушка, одетая, как готесса – маленькая, загорелая, желтоглазая, с густой гривой русых волос, заплетенных в две толстые косы:

– А ещё потому, что принцесса Июния до сих пор невеста их наследника. А ещё потому, что к тебе во время твоих гулянок были приставлены три еллионитки подряд. Доминика, Джеральдин, Изабелла. Селестина со дня на день обвинит сестру в государственной измене. К тому же Июния после убийства Валериана сбежала из Сиреневого дворца и находится в резиденции союза кланов. Где уже публично выступила за примирение селенианцев с еллионитами. А подозрения своей королевы назвала амбициозными интригами. Словом, у вас, эльфов, как всегда черт ногу сломит!

Я тотчас захотел что-то сказать про выступающую грудь вновьприбывшей – нечто остроумное и эротичное. Но желтые глаза посмотрели пристально куда-то вглубь меня – и приятное алкогольное опьянение исчезло напрочь.

– Вы нашли время бухать, – брезгливо сморщилась желтоглазая:

– Фу, мерзость какая. Опять арманьяк? Лучше уж можжевеловка Ариовиста! Тебе, парень, сейчас нужна трезвая голова. Твоего папу убили – и это сделали тут, прямо рядом с форпостом. Тебе повезло еще, что ты приехал уже на кремацию! А то бы и ты попал в подозреваемые…

Я потер виски. Это было уже чересчур!

– Согласно медицинскому заключению, мой отец скончался от обширного инфаркта, – я постарался, чтобы мой голос, наконец, зазвучал уверенно:

– Его никто не убивал! Кстати, леди, а как ваше имя? Вы тоже волшебница?

Желтоглазая фыркнула.

– Я Смоуки. Или Дымка. А назовешь меня «шпротой» – вырву язык!

– Ты даже не представляешь, Кай, что за чушь ты несешь! – Евлалия страдальчески подняла черные бровки:

– Древний девятисотлетний эльф взял да и умер от инфаркта?! Да это как если бы ты вдруг умер от кошачьей царапины на пальце! Разве такое бывает?!

– Теоретически это возможно, – мне почему-то захотелось повозражать им хоть в чем-то:

– Инфекция, столбняк. Сепсис. Упал, очнулся, гипс.

– Вместо мозгов у тебя, похоже, гипс, – вздохнула Смоуки. А Ида хлопнула в ладоши:

– Хранитель Сильвер! Подойди-ка!

В комнату вошел Сильвер – высокий, стройный, рыжий. В медных волосах его, несмотря на молодое лицо, ярко серебрилась седина.

– Сильвер – мой старый друг и давний сотрудник форпоста, – сказала Ида:

– Звание Хранителя просто так не дается! И я верю ему, как самой себе. Когда ты сбежал и бросил родителей, твой отец попросил его переехать к вам и присматривать за твоей мамой во время его отлучек. Сильвер был в доме, когда твоего отца не стало. Ты представляешь, кем надо быть, чтобы войти в дом, который охраняет боевой оборотень высшей категории?

Мне снова захотелось выпить. Сильвер выглядел моим ровесником. Я считал его милой собакой, чесал ему пузо, кидал мячик и разговаривал с ним, не закрывая дверь в туалет.

– Убийца открыл портал, – сказал оборотень, посмотрев на меня честными собачьими глазами:

– Вошел прямо в спальню короля, произнес заклинание и тотчас вышел. Я был в комнате через две секунды. Сердце короля взорвалось изнутри – он не успел ни поставить блока, ни запустить регенерацию. Это означает, что его убил представитель первой, второй или третьей расы. Ни один дилит не справился бы с Валерианом. И не опередил бы меня. И он умудрился не оставиться следов – заклятие, поразившее короля, было обезличенным…

– Кстати, Сильви, – желтоглазая взглядом спросила у Иды разрешения, и только после этого заговорила:

– Ты исследовал сам портал? Не хочу умничать, но часто остаются следы…

– Неизвестный открыл его через зеркало, которым пользовался сам Валериан, выходя на Темные Пути, – со скорбным лицом ответил ненастоящий сеттер:

– Оно взорвалось от перегрузки…

– Блестящая работа! – раздался откуда-то снаружи бас Арчибальда:

– Кто бы это не сделал, он суперпрофессионал. Малец, прости. Твоего батю мне, конечно, искренне жаль – мы дружили. Кстати, напоминаю: такое заклятие можно купить на черном рынке Обратной стороны. Разумеется, если иметь нужные связи и большие деньги… А еще я тогда утверждал и сейчас утверждаю: убийца был королю знаком!

– Ладно. Это всё нехорошо, но что нам теперь делать? – резонно спросила Ида:

– Ваши предложения, коллеги? Убийца короля пока не найден. Возможно, жизнь Кая теперь тоже находится под угрозой. Убивать «спящего» запрещено Договором о Равновесии – пока заклятие забвения действовало, мальчик был в относительной безопасности. Но теперь некоторые мудрые хранители опрометчиво поспособствовали его пробуждению… И ответственность за дальнейшее, соответственно, ложится на меня…

– Давайте спросим всех, – вкрадчиво предложила Евлалия:

– Соберем совет? А то что мы насоветуем вдвоем-то со Смоуки? И ведь, скорее всего, мы с ней, как обычно, выскажем совершенно противоположные мнения…

– А то! Ты же предложишь сдать его королеве Селестине, верно? – тотчас отозвалась Дымка:

– С глаз долой – из сердца вон? Сдали по описи и нет проблем? Как микроволновку, да?

– А ты сейчас начнешь уговаривать спрятать его тут и верноподданнейше сообщить на самый верх? И подождать? А пока канцелярия будет думать – он сбежит и мы останемся крайними?! – взвизгнула брюнетка.

– Чтобы спросить всех, надо собрать всех. А так как эти самые «все» весьма заняты… совещание придется отложить минимум на двое суток, -подытожила Ида:

– И да, Лали права: оставлять принца тут не нужно – хотя бы потому, что мать хватится его с утра. Вопрос, как обеспечить ему безопасность до решения совета форпоста. Прости, Сильвер, но тебя одного может оказаться мало…

– Может, колдануть меня до ньюфанленда? Типа он нашел меня на улице? – предложил из прихожей Арчи.

Все почему-то расхохотались. Видимо, трансформация медведя-оборотня в собаку, пусть и огромную, вызывала какие-то сложности.

– С ними могу пойти я, – в гостиную вошла ещё одна девушка – пухленькая, круглоглазая, медно-рыжая, вся в веснушках; мелкие кудряшки облаком падали ей на плечи и спину. На ней были надеты фланелевая клетчатая рубашка и голубые джинсы. Более мирного с виду существа было не вообразить. Евлалия и Смоуки отчетливо выдохнули.

– Гора с плеч! – обрадовалась и Ида:

– Как ты сегодня вовремя, Огонечек! Теперь я спокойна! Арчи, проводи их. Кай, иди домой. У твоей мамы же не появилось за последние пятьдесят лет аллергии на кошек?..

Через двадцать минут я подошел к дверям маминого дома в сопровождении Арчи, пса Тревора и огненно-рыжей кошки, сидящей у меня за пазухой. Арчи пожал мне руку и беззвучно растворился во тьме.

– Я посплю в комнате у твоей мамы, – предложила рыжая, на миг обретя человеческий облик:

– А Сильвер пусть спит у тебя. Кай, ты же никого не ждешь в гости утром? А то у тебя здоровенный медведь на заднем дворе, ты помнишь? Сильвер, доброй ночи! Рада снова нести службу с тобой!

– Может, чаю? – предложил я. Мне хотелось задержать ее и хорошенько расспросить. В отличие от остальных новых знакомых эта девушка, повторюсь, выглядела максимально мирно и безобидно. С нею я точно не чувствовал себя дураком, неучем, новичком – словом, всем тем, кем в полной мере ощутил себя за недолгое время пребывания в доме за трансформаторной будкой.

– Фу, гадость какая! – рыжая кошка поморщилась и скользнула за дверь.

– Они не пьют чай. А тебе очень, очень повезло, – сказал Сильвер, поджимая ноги и укладываясь на собачью лежанку в человеческом обличье:

– Леди Антуанетта Фьямм – лучшая охотница форпоста! Опыт работы палачом Инквизиции дает, знаешь ли, несравненные навыки… Будь она здесь вместо меня той проклятой ночью, возможно, король был бы жив! Ну, спокойной ночи! И не пались с утра, зови меня Тревором! Да, если ты отвернешься, мне будет проще снова стать собакой…

– Один вопрос! Пожалуйста! – почти крикнул я:

– Про леди Иду. Она внучка той старухи, а та – самая главная, да? И старуха действительно знала мою маму в юности, верно? Мне нужно собрать в голове хоть какую-то логичную картинку. Помоги!

Сильвер устало потер глаза.

– Нет. Неверно. Ида – это и есть леди Аделаида, а точнее, миледи Адельгейда, командир форпоста богини Мары. Конечно, она знала твою маму – Адельгейда живет тут больше тысячи лет. Говорят, много лет назад у нее был роман с твоим дедом… возможно, поэтому покойный Валериан и поселился с твоей матерью тут, у нее под крылышком…

– А почему тогда она то и дело выглядит на 20 лет?! – твердая почва в очередной раз ушла у меня из-под ног. Сильвер улегся на бочок.

– Погаси свет, а? Все просто – её первый раз убили как раз в 20 лет. Она же из асов; умерла в битве – попала в Вальгаллу – стала валькирией…

– А у нас кошечка! – сказала мама, войдя утром в комнату:

– Такая хорошенькая! Рыженькая. Приблудилась. Может, в форточку залезла? Ты оставлял форточку? Смотри, чтобы тебе не надуло… Рыжие кошки приносят удачу! И наш Тревор, как оказалось, тоже любит кошек. Хотя он охотничья собака. Это не странно, сынок?

Мама выглядела лучше обычного. Глаза её немного потеплели, она элегантно заколола волосы – а не просто стянула их в хвостик резинкой. На шее у нее я с удовольствием заметил цепочку с кулоном – изящным ключиком, которую она не надевала с кремации.

«Может, всё ещё как-то наладится?»

– Это я принес кошку, мам. Ты уже спала, я не стал тебя будить. Я вчера её подобрал. Гулял с Тревором и нашел. Сидела в снегу. Она без ошейника. Видимо, ничья. Побудет у нас? – я понял, что тараторю, как маленький, когда кошка Антуанетта Фьямм насмешливо подмигнула мне желтым глазом.

– Огонек! Я назвал её «Огонек». Никто не против?

Мама заулыбалась.

– Я не против. А больше тут вроде бы никого и нет! А я сделала сырники. Папа очень любил сырники. И Света любила сырники. А вот Юленька их не ела…

Я вдруг понял, что сильно злюсь. На весь этот фантастический мир, заставивший мою маму поверить в смерть двоих дочерей. Которые, кстати, вполне могли бы что-то придумать, чтобы увидеться с родной матерью, продолжающей их оплакивать. «Королева Селестина», – бурчал я себе под нос: «…принцесса Июния! Сучки. Доберусь я до вас!» А ещё я позвонил Доминик. Сам. Теперь, зная правду, я смотрел на нее другими глазами. Слушая ее щебет, я вдруг понял, что уже не люблю ее – и даже уже не хочу. Завершив формальную беседу, я открыл медиатеку – и пристально вгляделся в лица трех женщин, смотревших на меня с цифровых фотографий. За последнее десятилетие каждая из них становилась для меня на какое-то время дороже родной матери.

«Интересно – кто-нибудь из них хоть немного любил меня?»

Для того, что я задумал, я выбрал Джеральдину. Она ответила не сразу – и долго не хотела отвечать на видеозвонок.

Но я, как оказалось, могу быть настойчивым. Она перезвонила после сообщения «я все знаю – и мне нужно срочно связаться с сестрой».

– Кай? – голос её фонил растерянностью.

– Привет. У меня два вопроса, – я глядел в золотисто-ореховые глаза и наслаждался тем, что они больше не имеют надо мной власти:

– Первый – я сразу был для тебя заданием?

Если бы она стала отпираться, недоумевать – я мог бы снова подумать, что события прошлой ночи приснились мне. Все эти женщины-кошки, тысячелетняя ведьма, оборотень медведь и оборотни-волки, прикидывающиеся собаками…

«Даже хорошо бы, чтобы все это оказалось сном!»

– Всё не совсем так, Кай, – пропела своим музыкальным голоском Джеральдина:

– Конечно, я сразу увидела, что мы одной расы. Потом поняла, что ты наглухо «спящий». Это странно – обычно все наши прекрасно информированы о том, кто они такие. Я стала наводить справки через старейшин нашего клана – и вскоре на меня вышел секретарь твоей сестры, леди Июнии, Йезекил. Мне предложили присматривать за тобой… да, не бесплатно, но я делала это с удовольствием, а не только из чувства долга. Да, я искренне соболезную твоей утрате – и надеюсь, что твоя высокородная сестра, несмотря ни на что, скоро станет нашей будущей королевой…

– Почему же перестала? – прервал я неожиданное угодничание.

Джеральдина пожала плечами.

– Я познакомилась с другим парнем и мне стало в тягость встречаться одновременно и с ним, и с тобой. Меня освободили от поручения – но у меня остались самые наилучшие, самые теплые воспоминания о тебе! Да, а какой был твой второй вопрос?

– Ммммммяяяяяяяяяууууу! – рыжая кошка, голося, сиганула на мой ноутбук, захлопнув его. Сеанс связи неожиданно завершился.

– Ты белены объелся, юниор? – заорала на меня через секунду леди Антуанетта:

– Быстро давай сюда свой пароль!

– Ээээ…

– 0507КВ! – отозвался Сильвер откуда-то из-за дивана:

– Он банален: его ДР и прежние инициалы! Но ты не бойся, Антошка, я установил ему плавающий IP как только он тут нарисовался, в первую же ночь! Джеральдина его не засекла и Июнии не настучит!

– Уфффф, – выдохнула рыжая, отодвигая ноут:

– Спасибо, Сильвер. И все равно не стоило палить хату. Удаляй к черту профиль, юниор! Давай, шевели лапками!

– Но я хочу поговорить с сестрами! – браво пискнул я:

– Я же имею право!

– Ты будешь иметь не право, а геморрой на задницу, если хоть раз ослушаешься леди Иду! – рявкнула Огонек:

– А командир сказала сидеть тихо до совета форпоста. И наверняка она это сказала не просто так! Я уверена, что наши вовсю собирают сведения и ведут переговоры! И потом, Ида – едва ли самый ответственный человек в Нижнем мире… даже слишком ответственный, как по мне. И, если она согласилась с тобой нянчиться – слушайся ее и не умничай, понял? Никаких идиотских инициатив!

Я присвистнул. «Ага, тот еще человек!»

– Хорошо: самое ответственное существо изо всех, кого я знаю! – уточнила женщина-кошка, видимо, считав возражение с моей строптивой физиономии:

– Ты прямо как Лали – лишь бы докопаться до формулировки, не вникая в суть… прости, Сильвер.

– А кто ты вообще такая? – наконец осмелел я прервать ее нравоучение:

– Точнее, вы все? Ты, Смоуки, Евлалия. Что вы за существа? Я про таких не читал…

Антуанетта улыбнулась – на ее пухлых щеках весело заиграли ямочки.

– Ой, тебе правда интересно? Сейчас расскажу! Времени-то у нас вагон!

Она скользнула ко мне на диван скользнула в пушистой пижаме-кенгуруми нежного персикового цвета.

– Всего в трех мирах тринадцать богов, – зашептала она мне в ухо:

– Двенадцать богов плюс Саваоф, засевший на Верхнем небе, итого тринадцать. Это ты потом запомнишь и выучишь! Среди богов и богинь есть Моррана. Ещё её можно назвать Марой, но это только для тех, кто ей свой, то есть особо почитает богиню. Да! Если ты говоришь о богах, надо добавлять слово «повелитель». Повелитель Вестор, повелительница Мара. Запомнил? Это такая нужная вежливость. Если ты встретишь бога инкогнито и не скажешь «повелитель», он может обидеться. А обиды Первых себе дороже…

– Почему «Первых», по старшинству?

Огонек уютно пододвинулась ко мне:

– Ну, они же тут первыми появились, на Земле-то. Прилетели. И стали все обустраивать…

Я тоже пододвинулся к ней. Пожалуй, это была самая приятная лекция в моей биографии…

– Запомнил! А кто такая Лилит? Чьи вы все дети?!

– Тсссс! – тонкий пальчик, пахнущий молоком и кошачьей мятой, лег на мои губы:

– Не перебивай меня. Про Лилит тебе лучше всех расскажет Адельгейда! Они знакомы. Мы, кошки форпостов – не оборотни. Мы не дети Лилит. С нами вообще все максимально не так. Слушай. Есть такая штука – Круговорот. В него попадают души всех смертных сущностей Нижнего мира. Они очищаются и рождаются снова. Но есть души, которым не нужно очищение. Это души животных, наделенных сознанием и погибших от рук людей. Утопленные котята, убитые щенки. Коты и псы, выгнанные на мороз. Старые собаки, привязанные в лесу. Эти души повелительница Моррана, богиня смерти, хранит отдельно. На этой планете девять малых миров – и, по традиции, девять чистых душ создают одно существо, сумеречного стража… А девять стражей – это полноценный отряд форпоста. Разумеется, на каждом форпосте служат не только Стражи. Есть Хранители, есть различный другой персонал – волонтеры, к примеру. Но Стражи – это основа форпоста. Так как каждый из нас состоит из девяти чистых душ, у нас изначально по девять жизней. С нашей службой это удобно…

– Только кошки и собаки участвуют? – уточнил я:

– И миров все-таки три – или реально девять?

Антуанетта усмехнулась:

– Про миры прочитаешь в учебнике! Нет. «Участвует», как ты выразился, любое существо, погибшее от рук тех, кого оно любило. Если ты застрелишь свою верную старую лошадь – и ее душу примет богиня. В этом смысле у нас демократия…

– А откуда берутся тела для стражей?

Рыжая стражница зябко поежилась – словно ответ на этот вопрос напомнил ей лично нечто весьма неприятное.

– Нерождённые дети. Им полагались тела, но они не смогли ими воспользоваться. Их души, кстати, тоже могут стать частью стража. Если аборт сделан поздно и ребенок сильно страдал… Каждый из нас – это единая индивидуальность с общими посмертными воспоминаниями. Они помогают нам быть эмпатичнее и лучше понимать окружающих, усек? Я тебе прямо брошюру процитировала, которая для котят…

Ее персиковая пижама пахла одновременно лавандой, лимоном и ванилью. «Палач инквизиции»…

– И кто этим всем занимается? Сбором душ, рождением, воспитанием франкен… ну, таких, как ты?

Антуанетта хихикнула – видимо, моя оговорка про «франкенштейнов» показалась ей забавной и не вызвала желания отрубать мою голову, слава богам…

– Когда-то у бога Одина (его истинное имя повелитель Айлон, запомни!) был личный отряд: валькирии. А нашей богине покровительнице служили женщины-воины – амазонки. Но со временем любое существо устает от сражений. Да и пантеоны эти давно закрылись. Двенадцать из тринадцати валькирий стали командирами форпостов Морраны. И шестьдесят амазонок тоже. Остальные девять заняты разнообразными другими делами…

– То есть, всего в мире семьдесят два таких вот форпоста? – сосчитал я:

– На весь-весь мир? И один из них в нашей заднице мира, на Западной улице?

– Именно так, – подтвердила Антуанетта:

– Только форпосты, увы, есть не на всех континентах… В ночь Великого праздника Йоля души, собранные за год, опускаются в специальные коконы. И спустя почти год, в Самайн, рождаются новые стражи. По традиции семьи оборотней всех мастей и кланов, а также вампиры и другие дилиты желают принять нас на воспитание. Это большая честь. Я вот выросла в семье Фьямм. Это оборотни-тигры, очень известный и древний род. Мои приемные родители посвятили свои жизни службе в Инквизиции. Обычно мы живем в таких семьях первые двадцать или тридцать лет, иногда больше – а потом освобождается место на каком-то форпосте. Мы получаем об этом письма – это как приглашения в Хогвартс в «Гарри Поттере», читал?

Я кивнул. В детстве я часто мечтал иметь братьев или сестер – чтоб спать в одной постели и болтать, засыпая. То, что происходило сейчас, было очень похоже…

– Иногда вместе с нами служить на форпосты приходят наши сводные братья и сестры. Так, кстати, появились тут Сильвер и Арчибальд… Хотя сестра Сильвера давно вышла в отставку, а брат Арчи и вовсе погиб… А вообще стража может взять на воспитание любая семья. Наша Прасковья, к примеру, выросла в семье самой демоницы ночи Лайлат! Знаешь, кто это?! Бывшая жена самого Азазеля!

Я не стал говорить, что и понятия не имею, кто такой Азазель.

– И чем вы занимаетесь? Ну, кроме сбора душ погибших котят?

«А что, если я сейчас еще крепче обниму её? Как у них вообще с этим делом – с внебрачными связями?»

– Форпосты обычно строят там, где сосредоточено несколько колоний разных рас, – отчеканила Огонек, нарочито игнорируя мои робкие поползновения:

– Или посреди одной большой смешанной колонии. В таких местах всегда неспокойно. Межрасовые браки, межвидовые распри, групповые преступления… до того, как вмешаются инспекторы со стороны Верхнего мира и Обратной стороны или Инквизиторы, есть шанс решить любое дело мирно. Для этого и существуют форпосты. «Мы – глаза и уши истины. Мы везде. Всех слышим и всё видим. Никто не замечает нас. Никто не может от нас укрыться» – это я тебе цитирую устав форпостов. Вот так-то, маленький эльф! – она перевернулась на спину и изобразила, как кошка ловит игрушку.

– А у тебя сколько жизней осталось? – поинтересовался я.

– Еще целых пять, – сладко улыбнулась Антуанетта:

– Когда у стража остается последняя жизнь, он больше не выполняет боевые задания. Остается наставником в школе… а кто-то и вовсе выходит на пенсию и живет себе тихо – тут, в Нижнем мире. Или на Обратной стороне. Где хочет. Ветеранов форпостов везде рады видеть…

– А мальчики у вас есть? А собаки? А кролики? А хомячки? – я очень хотел пофлиртовать с ней, но не мог придумать, как ловчее взяться за дело. Огонек рассмеялась.

– Дурачок ты! Я могу превратиться в любое животное – от мыши до крупной собаки. Мне нельзя принимать только вид вампиров и оборотней, это запрещено. То есть, я не могу стать летучей мышью и летучей собакой, волком, лисицей, медведем, пумой, ягуаром, тигром, ящерицей и змеей. А больше никаких оборотней и разновидностей вампиров не существует, ты запомнил?

Я пожалел, что не записывал.

– Так, давай ещё раз. Оборотни бывают змеи и пумы?

Леди Фьямм поправила несуществующие очки на носу и повторила нудным учительским тоном:

– Волк – ликантроп. Лисица – кицунэ. Медведь – бероид. Пума и ирбис – каны. Тигр – тигроид, змей – аспидоид. Ящер, соответственно, рептилоид. Ягуар – урунди, но они тут не водятся. Я вообще один раз в жизни встречалась с урунди. Они живут в Южной Америке. Тут у нас больше всего волков да медведей…, а в Сибири чаще других встречаются тигроиды и каны. А аспидоидов и рептилий полно везде, но на юге их куда больше, чем на севере. Запомнил?

– Более-менее.

– Да. Про мальчиков. Мальчиков у нас мало. Почему-то Хранители собирают гораздо больше женских душ, чем мужских. В последнем мешке Арчибальда не было вот ни одного паренька… Может, нас чаще убивают? Ты увидишь наших мальчиков на совете. А теперь спи. И не вздумай приставать ко мне – придушу!

По ерзанью на одеяле я понял, что вот-вот лишусь собеседницы.

– Огонек! Последний вопрос! А что такой «Обратная Сторона» и «Верхнее небо»?

Моя телохранительница зевнула.

– Ты и вправду дурачок. Очень глупый маленький эльф. Это же ад и рай. Ты разве о них не слышал?

«Ничто не забывается на форпосте» – сказал мне как-то Сильвер. Я на следующий день уже и забыл про свой вопрос о мирах – у меня и так не умещалась в голове ранее полученная информация! Но мне напомнили.

– Так. Запоминаем и не забываем никогда, – менторским тоном произнесла Адельгейда, встретившая меня в уже знакомой гостиной в образе сорокалетней матроны. На одной из стен теперь висела коричневая школьная доска, на которой было мастерски нарисовано здоровенное дерево-мутант, отдаленно напоминающее борщевик. Адельгейда взяла в руку витую пластиковую указку, которая сразу вызвала у меня неприятные ассоциации… Стоп. Какие ассоциации?! Эту указку я попросту вспомнил – у моей учительницы в первом классе была именно такая.

– Ты визуализируешь эрк самостоятельно, я тут не при чем, – фыркнула Адельгейда, перехватив мой взгляд:

– Итак. Сие древо – Иггдрасиль. На нем, как ты видишь, словно бы три этажа. Крона, ствол и корни. На верхнем «этаже» расположено Верхнее небо. Там живут бог Саваоф и верные ему ангелы с большими белыми крыльями. Если не трудиться выговаривать древнескандинавские названия, то там расположены Элизиум, государство райских – и Верхний Арк, город, где живут полукровки. Еще вот тут был Нижний Арк, который должны были населять те, кто желал прислуживать жителям Элизиума и Верхнего Арка. Но его больше нет – ныне и присно там находятся Проклятые руины Темпля и разлившееся из разрушенных водопадов Арка Озеро вечной жизни, иначе – Темное Озеро. Тебе оно не светит, как и весь Верхний мир в целом. Потому – проехали. Дальше – вот тут! – находится Нижний мир. Мы сейчас в нем. Он состоит из мира людей – Мидгарда, колоний под протекторатом Обратной стороны и территорий форпостов.

Внизу находится изнанка Миров – Обратная сторона. Она состоит из Хели, обжитой территории – там живет бог Люцифер и его подданные, исторически – падшие ангелы с разноцветными крыльями и демоны с кожистыми. Собственно, кто там только не живет – поедешь в отпуск и сам увидишь. Сварты – горных массивов, где обитают лепреконы, чьи ходы ведут в Мидгард. И Нёфа – мест, где адские ещё не обжились. Говорят, некоторые боги имеют там тайники и темницы, вход в которые недоступен ни смертным, ни бессмертным.

Еще есть Темные пути и Межмирье. На Пути ты научишься выходить, воссоединившись со своей семьей, а Межмирье тебе не светит, как и рай. Запомнил? Это чтобы ты не выглядел дураком на совете – и потом еще большим дураком у себя во дворце. Ты ж все-таки принц. То есть миров как бы формально девять – но на самом деле их три.

– Запомнил. А ты не могла бы помолодеть? А то ты похожа на мою учительницу физики. Хочется написать мылом на доске что-нибудь похабное. Или подложить тебе кнопку.

На секунду лицо матроны сменила задорная физиономия Иды. Она улыбалась.

– Не смеши меня, малыш. Теперь запоминай расы. Первая – боги. Вторая – ангелы, светлые и падшие. Третья – демоны. Четвертая – дети Океана, то есть океаниды и тритоноиды. Пятая – люди. Шестая – дилиты. Шестая – потому что почти все, в нее входящие, появились объективно позже людей. Дилиты бывают: эльфы, оборотни, вампиры, горные великаны, лепреконы, болотники и кикиморы, духи огня и воздуха, древесники и древесницы, русалки и водяные. Еще есть Семь Сестер и Семь Братьев – инкубы и суккубы. Уффф, вроде бы все! Ах да, ещё есть ламии – «живущие в камне». Никак не привыкну, что они больше не адские твари и с ними надо сначала разговаривать, а не убивать их на месте… Ох уж эти новшества!

– И все эти существа ходят среди людей?! – я и не думал, что мир вокруг поднесет мне столько сюрпризов, да еще и сделает это на Западной улице.

– О, ты быстро научишься всех их различать, – передо мной снова стояла юная Ида:

– Ну, и ещё кошки-стражи. Они могут быть не только кошками – ты уже знаешь?

– А кто ты? – не удержался я. В присутствии Иды я чувствовал себя странно: с одной стороны, робел, с другой – меня несло как на санках с горы:

– Кто у нас ты? Что значит – из асов?

– Те, в чьих жилах течет кровь первой, второй или третьей рас после смерти своих тел не умирают, а оказываются на дне Темного Озера, – продолжила лекцию Адельгейда:

– Там они возрождаются и выходят из вод целыми и невредимыми. Озеро находится, как я уже говорила тебе, на месте водопадов Арка. Поэтому нас называют аркидами. Но. Повелитель Люцифер принял закон о равенстве рас – и теперь все, кроме людей, называются аркидами. А рай с этим законом несогласен. Для них аркиды – это только потомки богов и ангелов. Потомки демонов и сами демоны – по их мнению, «проклятые». А дилиты и вовсе «адские твари». Ещё каких-то четыреста лет назад тебя могли убить без суда и следствия, просто попадись ты на пути райского патруля. А восемьсот лет назад этот патруль ворвался бы к тебе домой – просто так, потому что ты не такой, как они. Понял? Это собственно, основная разница между Верхним небом и нами…

– Рай и Ад до сих пор воюют? – первое, что пришло мне в голову спросить, был именно этот дурацкий вопрос. Хотя я и отметил, что про себя хитрая старушенция так ничего конкретного мне и не сказала.

– Нет, сейчас у нас перемирие. Третье по счету. Самое долгое. Его назвали Равновесием – и поддержание сохранения Равновесия есть главный труд форпостов, а попытки его нарушить – самый страшный грех. Люцифер и Саваоф словно минус и плюс огромного магнита. А остальные боги формально нейтральны… Если это положение дел изменится, никому не покажется мало – планета, на которой мы все живем, очень мала… О, мои котятки собираются! Пошли! Пора.

– Адельгейда… Ида! А ты сама их видела – богов?

Она обернулась. Передо мной в обрамлении огненных волос засветилось во тьме лишенное красок лицо – древнее, как сама Земля.

– А ты как сам думаешь – меня что, по удалёнке принимали в валькирии?!

Впервые я обходил снаружи дом Иды. Маленький домик выглядел маленьким только с улицы – сбоку же он спускался по склону вниз, становясь все выше и выше. Два этажа его превратились сначала в три, потом в четыре. На реку смотрели застекленные балконы, из которых на нас пялились разномастные кошачьи мордочки.

– Кстати, именно отсюда легенда про одинокую старуху и ее сорок кошек! – хихикнула Адельгейда:

– Сорок – предельное количество для численности личного состава форпоста, такова древняя традиция. Раньше в месяцах было по сорок дней – и каждый сотрудник выполнял обязанности заместителя командира форпоста раз в месяц, по очереди. Отсюда, кстати, сорок дней после похорон и «сорок сороков» – и вообще я буду часто швыряться в тебя пасхалками, привыкай! – на меня снова смотрела юная Ида. Мне даже на миг показалось, что она строит мне глазки.

– А ещё у меня огромный подвал. Когда-нибудь покажу!

Мы зашли не в дом – ещё ниже стояло отдельное строение, навроде гостевого домика.

– Чтобы малышня не грела уши. Совещательный павильон. Абсолютно звуконепроницаем!

Внутри «павильон» имел вполне стандартную планировку: прихожая с огромным шкафом, небольшая кухня и единственная комната-гостиная метров на сорок пять. Обстановки было негусто: диван, телевизор в углу, ковер на полу – и снова здоровенный камин, занимавший целый угол.

На ковре восседал добрый десяток кошек: знакомые мне черно-белая, рыжая и шпротно-полосатая (Евлалия, Огонек и Дымка) – и ещё несколько. Снежно-белый котяра, похожий на мэйн-куна габаритами и пышностью хвоста. Шоколадной масти британец с круглыми оранжевыми глазами. Рыжий бесхвостый – а точнее, куцехвостый кот с неожиданно длинными задними лапами. Его зеленые глаза смотрели царственно и пронзительно. Маленькая серая вислоухая кошечка с укороченным толстым хвостиком. В ней угадывалась особа голубых кровей – хотя бы по тому, как она отставляла в сторону заднюю лапку. Пятнистая, словно леопард гладкошерстная кошка средних размеров с удивительным цветом глаз: не зеленые, не желтые и не оранжевые, эти кошачьи очи сочетали в себе все три перечисленных цвета – и вдобавок переливаясь, словно опалы. Еще в компании присутствовала изящная голубоглазая сиамка. Едва мы с Идой вошли, все кошки и коты тотчас поднялись на ноги, став людьми разного пола, роста, возраста и комплекции.

– С моей личной помощницей Евлалией вы уже почти друзья, – начала процедуру знакомства ведьма:

– Со Смоуки тоже – она Страж форпоста, а ещё отвечает за личный состав, Хранителей и вольнонаемных помощников.

– Офицер-кадровик? – съязвил я. Люди-кошки захихикали. Затем я познакомился сначала с самыми молодыми – ослепительным зеленоглазым блондином Люсьеном и полноватым парнем со средиземноморской внешностью – Русланом (оба были одеты в похожие худи с изображением каких-то героев аниме).

– Руслан – это по-местному – я из семьи Соларио, и мое полное имя Бруно Марио Летисио – тут же сообщил мне «британец»:

– И я вырос в Тоскане, так что мы можем общаться по-итальянски. Я – магический эксперт. То есть так-то ученый, а не какой-то там боевик!

– Ха, а я в Италии родился, но ни слова по-итальянски не помню и вспоминать не хочу. Весь мир живет на английском! – тотчас вставил реплику Люсьен. У него было напористое и энергичное рукопожатие:

– Люсьен Ксенофонт Экзюпери. Летчик, поэт, авантюрист, детектив. Да, родственник. Кстати, в первой редакции нетленки другом Маленького Принца был кот, а не лис. Угадай, кто…

Я сразу понял, что эти двое – напарники, и доставать друг друга для них – привычные досуг и развлекалово. Рыжий бесхвостый кот с белой грудью перекинулся в высокого парня, похожего одновременно и на канонического англичанина, и на молодого Александра Абдулова:

– Тициан Эрик Макальпин Третий, – скромно представился он. Из кармана Тициана не менее скромно выглядывал айфон последней модели, а ботинки однозначно являлись оригинальными «мартенсами» из лимитированной коллекции. На плече болтался рюкзак фирмы, известной в узких кругах – чтобы купить такой, мне пришлось бы пахать полгода. «Стопудово у него там макэйр» – подумал я, пожимая парню руку.

– Я разведчик. В основном, работаю с агентурой.

Женщина лет тридцати – пепельноволосая, изящная, с короткой стрижкой «пикси», обутая в тяжелые ботинки на платформе и одетая, как металлист со стажем, представилась коротко:

– Ириска!

– Это леди Ирис, баронесса де Флагеллан, – пояснила Ида:

– Наш лучший стрелок. Леди Ирис – мой постоянный заместитель по всем вопросам форпоста, рекомендую!

Фигуристая голубоглазая блондинка в обтягивающем трикотажном платье вытянула губки уточкой:

– А я – Бусина!

– Леди Брунгилда Акс, мастер рукопашного боя, – добавила командир.

– Проще говоря, наш спецназ, как и Антуанетта!

«А я бы подумал – звезда инстаграма!» Леопардовая кошка обратилась последней, тоскливо глядя в камин.

– Мадам Аделаида, я прошу прощение за опоздание Прасковьи Ивановны! Уверяю вас, она не нарочно!

Присутствующие расхохотались. Видимо, неизвестная мне Прасковья Ивановна опаздывала постоянно…

– Я мадам Доротея Мак-Дартон! И прошу меня «Дороти» не называть, поцарапаю. В кошачьем облике зовусь Эллой, – рукопожатия не было, меня удостоили лишь кивка головы. Глаза у Эллы-Доротеи так и остались многоцветными. Да и сама она была красива так, что дух захватывало. Я ожидал, ориентируясь на ее кошачий облик, леопардовых лосин и глубочайшего декольте, а также хищного окраса волос под гиену. Но увидел настоящую герцогиню. Благородный холодный блонд безупречного каре был изящно оттенен голубоватыми и бледно-сиреневыми прядями у лица, а серый классический костюм – пиджак и брюки – сидел на леди Доротее так, что начисто затмевал и роскошный вырез на платье Бусины, и аппетитные формы Антуанетты.

– Наша Эллочка – хакер, – похвасталась Ида:

– И к тому же блестящий юрист. Нет такой расы и такого клана на этой планете, чьих законов она бы не знала!

– Бабах! – из жерла камина шлепнулась пушистая трехцветка и обратилась в пышную молодуху лет тридцати пяти с пронзительными зелеными глазами.

– Пуся, блин! – рявкнула мадам Доротея:

– Вот на что тебе твой будильник?!

– Так целая одна минута ишшо до совета, что зазря голосим? – низкое контральто Прасковьи Ивановны вполне соответствовало её облику. Она демонстративно посмотрела на усыпанные каменьями часы на руке и уселась – не на пол, а на диван, расправив пышную расклешенную юбку с подъюбником и роскошную баску на пиджаке.

– Идочка, а мы ещё кого-то ждем? А … это тот самый мальчик…?

– Который выжил?! – хором подхватили Люсьен и Бруно-Руслан. Все снова заржали. Я понял, что советы тут проходят весело… впрочем, мою судьбу всерьез собрались решать тысячелетняя ведьма и компания кошек. Мне не о чем было теперь волноваться, верно?

– Прасковья Иванована наше всё – она уникальный специалист по деловой переписке. То, что нас ещё не разогнали и не отправили на шкуродерню – всецело ее заслуга! – польстила трехцветке командир.

– Богиня бюрократии! – восторженно завел глаза к потолку Тициан Макальпин. Прасковья громко фыркнула.

– Тогда я и начну, коли не шутишь. Я известила двор Королевы Селестины о том, что её младший единокровный брат в полном сознании, – заявила «богиня» тоном главного бухгалтера на летучке:

– Официального ответа из Селении пока нет.

– Зато неофициально известно, что её величество грязно выматерилось и спросило «черт, ну почему сейчас?!», а потом попыталось поставить задачу выкрасть принца с территории форпоста, – ехидно добавила Бусина:

– Наш агент также сообщил, что была произведена разведка, но наличие во дворе боевого оборотня и двух Хранителей внутри разом остановило весь движ!

– Надеюсь, все понимают, что принца отправили домой не просто так? В нашу цитадель эльфы бы не сунулись, а в дом вдовы Валериана понесли свои тощие задницы, как миленькие! – потер ладошки Руслан-Бруно.

– И эта провокация показала, что их лучшие бойцы облажались. Значит, это не они убили Валериана – Селестину дальше можно не подозревать! – закончил за него Люсьен.

– А ты радуйся, Кай, – прочти пропела Евлалия.

– Твоя старшенькая – скорее всего, не отцеубийца. Если бы они зашли в дом через зеркало, они бы и на этот раз заявились не менее эффектно…

«Вот радость так радость»

– Вторая сестра получила наше электронное письмо, находясь в резиденции союза кланов. Кто не помнит, это на Мальте, – проигнорировав все вставки, продолжил речь Тициан.

– И, не знаю, совпадение ли это…, но уже через одиннадцать часов принцесса Июния была обнаружена моим агентом уже в Тибете, на территории «приюта отверженных» при храме повелителя Ини. А дальше я действовал по вашей рекомендации, миледи командир! То есть принял самостоятельно оптимальное решение изо всех возможных. Прошу прочитать рапорт! – он протянул небольшой свиток Адельгейда. Та пробежала его глазами и рассмеялась.

– Если принцесса подаст жалобу, ты понесешь личную ответственность, маленький негодяй! Вопрос только один: как Норберт согласился на это?! Ваша матушка была права, когда говорила ине, что ты плохо на него влияешь…

Тициан поклонился, словно актер на сцене.

– Произошло то, о чем я подумала?! – взвизгнула Смоуки. Все почему-то кинулись обнимать Тициана. Евлалия пододвинулась ко мне.

– Ты очень громко думаешь. У каминов такие широкие трубы потому, что кто-то может вынужденно трансформироваться прямо в портале. Рана, потеря сознания, сильная усталость. Я вот однажды выносила раненого товарища и вышло как раз так – он спонтанно перекинулся в истинную форму, а она у него в центнер весом… впрочем, сейчас ты увидишь красноречивый пример!

Топка камина заалела.

– Норберт, заходите! – Адельгейда добавила несколько слов на древнегерманском и из камина выскочил ирбис. Я непроизвольно (и не вполне удачно) спрятался за Евлалию. Коты и кошки захихикали. Снежный барс был крупным; если верить википедии, нормальный размер самца – 55-60 кг – данная особь превышала почти вдвое. Во рту ирбис держал небольшого перепуганного серенького кролика. С усов кролика ручьями тек пот. Совет взорвался аплодисментами.

– Тициан сссссука, как я ему завидую, – прошипела мне в ухо Лали:

– Никогда не имела такой богатой и извращенной фантазии!

Норберт ловко перехватил кролика за уши, став крепким викингом средних лет в дорогущей спортивной одежде.

«Богнер?! Роскошно живут!»

– Для тех, кто незнаком – позвольте представить моего сводного брата, герцога Кан-Макальпина, наследного принца Тянь-шанской династии! – церемонно произнес Тициан, обнимая викинга.

– Держи её крепче, бро! – Норберт протянул кролика Тициану:

– Маленькая засранка здорово кусается! Да и вообще она с норовом. Дважды пыталась дать деру, чуть не проглотил ее…

– Согласно твоему рапорту, Тициан, твой светлейший брат сообщил тебе, что на территории вверенного его попечению храма был обнаружен кролик, соответствующий описанию личины, утраченной из хранилища нашего форпоста за номером 66Б773347, – зачитала содержание свитка вслух прямо в мордочку кролику Адельгейда, глумливо улыбаясь:

– Сей кролик был доставлен господином начальником стражи храма командиру форпоста лично для проведения экспертизы.

Я по-прежнему не врубался в происходящее. Коты и кошки снова хихикали – а их физиономии прямо-таки сочились злорадством.

– Можно, я посмотрю? – попросил ирбис:

– Ребятам расскажу дома. Посмеемся! Да, Тициан – мама передала тебе коробку сушеных сусликов и ящик кедровых орешков, забери, я его поставил на крыше. Мама считает, что орешки очень полезны для тебя в этом мерзотном климате. Да, я помню, что ты их не любишь…, но мама…

– Во времена расцвета британской империи Кан-Макальпины слились с древней тянь-шанской династией, заключив серию взаимовыгодных браков, – пояснила мне на ухо Евлалия:

– Теперь они охраняют все священные храмы повелителя Ини. Все ирбисы и пумы состоят в этом клане. Норберт или его сестра Кьярра станут их королем или королевой, представляешь? Повелителя определят честные выборы…

– Я так-то тоже сын короля, – напомнил я:

– Из-за меня ж весь сыр-бор.

– Ой…. – отмахнулись Лали:

– Селестина задушит тебя бретелькой от лифчика, если ты только посмотришь в сторону трона, я тебя уверяю… да и какой прок быть королем эльфов?! Одни дурацкие церемонии…

– Приступаем к открытой экспертизе кролика с признаками анимагии, внешне идентичному личине, утраченной из хранилища нашего форпоста за номером 66Б773347, – проскрипела Прасковья Ивановна донельзя мерзким казенным голосом:

– Доротея, душенька, ведите протокол. Председатель собрания – командир форпоста, кошачья ведьма госпожа Адельгейда. Итак, производим идентификацию сущности…

– Три, два, один, елочка, зажгись! – захихикали Смоуки, Бусина и остальные девушки.

Прасковья щелкнула пальцами – и на месте потного кролика появилась молодая женщина, одетая в сиреневый халатик и термобелье с пчелками. Острые скулы, пепельная копна волос. Серые глаза – как те, которые я каждый день видел в зеркале. К стыду своему, я сразу не понял, кто передо мной: я, как обычно, растерялся.

– Я буду жаловаться самому Вельзевулу! – завизжала незнакомка:

– Я была похищена с территории храма! Насильственное удержание лица королевской крови! Причинение вреда жизни и здоровью! Умышленное!!! В форме глумления над честью и достоинством!

– Подумаешь, подбросил пару раз, – буркнул Норберт:

– Я же поймал! Вон, даже трусы не порвал на тебе… тоже мне, глумление!

– Ой, а вы кто? – фальшиво удивилась Ида. Даже я в школьные годы не сыграл бы хуже.

– Я наследная принцесса селениацев, сумасшедшие! Миледи Июния! Повелеваю немедленно вернуть меня туда, откуда взяли!

Итак, я получил желаемое – передо мной стояла моя сестра. Умершая девочка из фотоальбома мамы, эльфийская принцесса. Впрочем, она меня даже не удостоила взглядом.

– Проведение экспертизы закончено, исследованный кролик оказался не личиной, утраченной из хранилища нашего форпоста за номером 66Б773347, – продолжила диктовать невозмутимая Прасковья:

– Доротея, лапушка, подставь дату и галочки, кому где подписать. Командир, лорд Норберт, я, ты. Все по закону. Смоуки, неси печать.

– Вы что творите?! – глаза Июнии наполнились слезами:

– Это заговор?!

– Милая девушка. У нас потерялась рабочая личина для анимагии. Проводили инвентаризацию, не нашли. Ответственного отругали. И вот, лорд Норберт любезно заметил личину, похожую на ту, за которую был оштрафован его родственник. Поймал кролика и доставил нам для идентификации. А это, оказывается, вы. Упс, как говорят в ядерной физике. Надо же, какая незадача. Третий северный форпост богини Мары приносит вам наши глубочайшие извинения! – совершенно казенным тоном произнесла Ида, прикладывая к пергаменту печать размером с блюдце:

– Бруно, в хранилище документ. И не забудь отсканировать и отправить копию в канцелярию Обратной стороны. Спецпочтой!

Руслан поклонился и исчез.

– Я пошел? Смешное, вроде, закончилось. А у нас там охота на ворлоков сегодня… – дождавшись кивка Адельгейды и вспыхнувшего желтым зева камина, Норберт лихо прыгнул в него, обернулся ирбисом и исчез.

– А как же я?! – Июния старательно хлопала ресницами. Она все ещё смотрела мимо меня, хотя я и пялился на нее во все глаза.

– Ну… поскольку вы лицо официальное, мы немедленно известим королеву Селестину о том, что тут находится принцесса крови Селении. Полагаю, за вами вышлют охрану немедленно. Подождете тут? Расходимся, дамы и господа!

Я дернулся к выходу, но Евлалия удержала меня за рукав. Видимо, вторая часть шоу только начиналось.

– Неееееет! – закричала Июния:

– Пожалуйста, нет! Она лишила меня статуса принцессы. Если придут стражники из Сиреневого дворца, меня отведут в темницу. Я сбежала! Сначала я скрывалась в резиденции ордена, но и там оказались её шпионы! Мне предложили укрыться в храме Ини, я думала, что хотя бы там я буду в безопасности…

– То есть вы, милочка, тут у нас выступаете, как частное лицо, верно? – быстро уточнила Адельгейда:

– И царских замашек больше не будет?

Июния мотала головой. Вид у нее был жалкий.

– Тогда задам вам только один вопрос… От правильного ответа будет зависеть ваша судьба, – продолжила ведьма. Молодая эльфийка вдруг потемнела лицом.

«Словно одна личина слетела с нее и оделась другая. Может, у нее раздвоение личности?»

– Хватит этого цирка, Адельгейда. Я поняла, что вы мастерски подложили соломку. Кто-то из ваших вонючих кошек, выследив меня в храме, превратил меня в кролика, чтобы сработала дешевая сказка с потерянной личиной. Вы подговорили лорда Норберта и он схватил меня. Анимагия заведомо лишила меня возможности сопротивляться. По сути, вы меня выкрали, обложившись бумажками со всех сторон. И теперь будете шантажировать выдачей Селестине. Так? Скажите проще: какого рожна вам от меня надо? И с каких пор форпосты Морраны участвуют в политических интригах?

– Скажи спасибо, что не в крысу, – тихо, но так, чтобы принцесса услышала, буркнул Тициан:

– И не в скунса…

– Кто-то сейчас завоняет похуже кошки, – фыркнула Ириска:

– Может, устроим ей праздник ароматов?!

– Я все же задам вопрос? – мягко спросила Адельгейда покрасневшую до корней волос Июнию. Та молча кивнула.

– Десять лет назад ваш брат закончил колледж и уехал из дома. Почему вы ни разу не попытались встретиться с ним лично, но шпионили за ним с помощью оплаченных любовниц из клана еллионитов?

Июния пожала плечами.

– Это наше личное дело. Есть кое-что, что я не хочу с ним делить, только и всего. И не буду. Я ответила?

– А не мне надо отвечать! – Адельгейда кивнула Евлалии – и та вдруг вытолкнула меня в самый центр комнаты. Теперь я стоял прямо перед Июнией. Она наконец-то взглянула на меня.

– Ответь своему брату. Да, это Кай. И ответить-таки придется, потому что по последнему завещанию Валериана именно он – наследник трона Селении.

Я никогда не бил женщин. Более того, мне в голову не приходил такой сценарий. Все эти истории про «свяжи, ударь, возьми за волосы» – точно не из моей жизни. Помню, как Джеральдина попросила меня быть с ней в постели пожестче – и я тогда не на шутку загрузился: а как это? Поэтому я сам от себя не ожидал, что влеплю Июнии пощечину, да ещё прилюдно – или прикотно?

– Это тебе за маму…

Голова сестры качнулась, зрачки расширились.

– Кай?! – крикнул кто-то, кажется, Смоуки. Но меня уже понесло.

– А это лично от меня! Подложить под меня сладких девочек у тебя желание возникло, а нормально встретится и поговорить – нет?! Да что ты за человек?! Нас точно одна мать родила?!

Признаюсь: я отвесил ей и вторую затрещину. После чего стоило бы живописно отвернуться и уйти, но случилось странное – моя левая рука отяжелела, нагрелась и словно приросла к щеке Июнии. Одновременно я почувствовал резкую боль в ноге. Опустив глаза, я понял причину – ставшая кошкой Смоуки до крови вцепилась мне в щиколотку.

– Сдурела?!

Кошка не разжимала зубов. А глаза Июнии открывались все шире. Моя левая ладонь заискрилась – и по лицу сестры побежали тени, словно кто-то рядом то светил на нее фонариком, то заслонял свет ладонью. Еще это было похоже на поплывшее изображение на старых телевизорах, похожих на коробки – я такой видел давным-давно у покойной бабушки…

– Отдать добровольно менее больно, чем когда у тебя забирают силой! – наставительно произнесла Адельгейда:

– Не правда ли? А если я применю «гнев валькирии», то потом могут выпасть волосы…

Зубы Смоуки выпустили из меня еще немного крови. Пальцы моей левой руки закололо.

– Да подавись! Отстаньте от меня! Пренти туаре! Пренти ко ми стато патроно! – Июния словно выплевывала в меня непонятные слова. Глаза её горели жгучей ненавистью. Кончики моих пальцев вспыхнули. Сестра вскрикнула и с усилием оторвалась от меня. А я вдруг понял. Я разом до фига чего понял!

– Этот язык – эльфийская лингва, универсальное наречие моей расы. Она сказала «забери своё – возьми то, что я хранила по воле отца», да?

– Именно так, – излишне громко ответила Адельгейда. Хотя… Нет, она не заговорила громче. Это все звуки вокруг меня стали громче. Я услышал шум ветра на улице, звуки падающих снежинок, чьи-то далекие шаги. Услышал дыхание Хранителей во дворе. Ощутил запах страха Июнии и запахи взаимного влечения между какими-то котами и кошками в доме… Словом, у меня будто сняли с глаз очки с тусклыми стеклами и вытащили затычки из ушей. По другому не могу описать то, что случилось со мной. Я прозрел и услышал, учуял. Я стал самим собой.

– Зеркало, быстро! – крикнула кому-то Евлалия. Кажется, вернувшийся Бруно вытащил из камина ростовое зеркало – наподобие тех, что бывают в примерочных.