Тайна Рохана

1. Юнец

Эта история появилась по заявке (ссылка в описании). Я видела её много лет – заглядывала, возвращалась, но всё не складывалось. То Боромир проходил мимо моего сердца (да-да, такое бывает!), то идея казалась… ну, какой-то неполной. Как будто что-то важное ускользало.

А потом случилась осень и разговор с коллегой – совершенно случайный и вроде бы ни о чём. Мы зацепились языками о “специфическом атрибуте” и том, как бы он смотрелся в Средиземье. Кто мог бы быть, как бы на это отреагировали герои, какие народы приняли бы, а какие осудили. И вот в эту странную трещинку в реальности снова просочилась заявка. И на этот раз – зацепила. Я села писать.

Потом, как водится, бросила. Жизнь, дела, “что-то не так”.

Но в новогодние каникулы в комментариях к «Алой Ленте» (если не читали – очень советую, особенно если вам близок Боромир) я встретила Волшебного ребёнка. Она стала моей первой гаммой. И, без преувеличений, это – любовь. С её поддержкой история переписалась, у нас родились новые идеи, сюжет стал дышать иначе.

Сейчас, спустя чуть больше полугода, и благодаря усилиям нескольких добрых, внимательных рук, чьи имена вы найдёте в посвящениях, я рада (и немного нервничаю) представить вам первую главу. Первой книги.

Добро пожаловать. И спасибо, что вы здесь.

Сквозь тихий рассвет Ривенделла Братство кольца покинуло покровительственные леса, отправляясь в неизвестность, где каждый шаг мог стать последним. Дорога впереди была сурова, переменчива и полна теней, и каждый из них – от храброго Арагорна до мягкосердечного хоббита Сэма – понимал, что пути назад нет.

За несколько дней пути они прошли через Эрегион и обошли заснеженные хребты горы Карадрас, где ледяной ветер пронизывал их до костей. Преодолев бесконечные серые равнины и широкие холмы, откуда виднелись далёкие вершины Мглистых гор, они шли вперёд, поддерживая друг друга в тишине, что иногда нарушал шорох листьев или далёкий крик неведомой птицы.

На пути встречались лишь редкие следы других существ: одинокий олень, испуганный взглядом гнома Гимли, или стая волков, мелькнувшая вдали в предрассветном тумане. Ночи были холодными, а дни – утомительными, и тишина леса словно давила на них, напоминая о надвигающейся тьме Мордора.

Так, преодолев эти препятствия и укрепив силу духа, они подошли к подножию Мглистых гор, к началу старой западной дороги – тропы, вымощенной древними народами, уже почти забытой.

***

Они шли медленно, их вымотали холод Карадраса и утомительная дорога, полная опасностей. Даже Мерри и Пиппин, обычно готовые к любым приключениям, потеряли энтузиазм, хотя и не жаловались. Никто не жаловался, но каждый ощущал на себе тяжесть Кольца, особенно те, кто был чуток к его зловещей силе.

– Manen na? Ata? (на синдарине: «Что такое? Опять?») – спросил Арагорн, поравнявшись с остроухим другом. Леголас прищурился и настороженно посмотрел в сторону тропы, пальцами машинально касаясь лука, словно чувствовал что-то неуловимое.

Арагорн тоже заметил всадников: сперва это были обычные встречные звуки, что сопровождали их, когда они только покинули Ривенделл. Тогда этот шум не вызывал подозрений, ведь эти земли ещё не тронула война, а близость к лесам позволяла встретить не только мирных путников, но и волков. Однако с тех пор, как Братство продвигалось всё дальше, Арагорн несколько раз слышал неугомонный топот копыт – и, похоже, тот звук следовал за ними. Только теперь он различал чёткий ритм двух пар копыт, быстро идущих галопом.

Он поделился своими опасениями с Гэндальфом, Гимли и Боромиром, но Леголасу говорить об этом и не было нужды – слух эльфа был настолько острым, что он мог услышать преследователя, не наклоняясь к камням и не прислушиваясь.

– Uin ú-dalath… (на синдарине: «Это не просто путник…») – тихо выдохнул Леголас, не отрывая взгляда от дороги. – Le no minno menna raitha vi rîn. (на синдарине: «Кто-то идет целенаправленно по нашему следу.»)

Арагорн знал, что эльф прав. Как следопыт, он тоже понимал, что их приближение не останется незамеченным. Вскоре они достигли низины, и было очевидно, что без привала Братство просто не выдержит дальнейшего перехода. Оценив местность, Арагорн громко объявил:

– Господа, привал! Первое дежурство за мной. Хоббиты сегодня не дежурят – отдыхайте, друзья.

Он сказал это, проявив заботу о полуросликах, чья усталость была очевидной, но по взглядам Боромира и Гимли все поняли, что дело тут не только в заботе о хоббитах.

– Дежурим по двое, – отозвался Боромир, бросая внимательный взгляд на окружающую местность. – Места здесь… опасные. Мало ли кого мы встретим.

Братство занялось приготовлениями к привалу. Сон оставался недостижимой роскошью: лишь Сэм задремал, но даже его быстрый отдых был прерван резким движением Леголаса. Эльф вскочил, натянув тетиву своего лука, глаза его сверкали, устремлённые в темноту. Остальные члены Братства тут же приняли боевые позиции. Арагорн, не медля ни мгновения, обнажил меч и встал впереди, защищая хоббитов. Боромир крепко сжал свой щит и вытащил меч, готовясь к отражению удара. Гимли крепче ухватил свою секиру, а Фродо и Мерри инстинктивно спрятались за товарищами, стараясь не привлекать к себе внимание.

Тишина затянулась, когда на тропе показался силуэт всадника. Он двигался медленно, будто каждый шаг давался ему с трудом, а загнанная лошадь, опустив голову, едва переставляла ноги по каменистой дороге. Казалось, и всадник, и животное были доведены до предела. Всадник огляделся, не замечая грозных взглядов, направленных на него, и оружия, готового к атаке.

На миг всё замерло. Арагорн приблизился, поднял меч и опустил его плашмя на плечо всадника. Вздрогнув, тот повернулся, встречаясь с ним взглядом. Глаза его были большие, тёмно-карие, полные испуга и изумления, они смотрели прямо на следопыта, не мигая, с выражением почти детской растерянности. Повинуясь безмолвному приказу, всадник медленно соскользнул с лошади, показав себя в полный рост.

Арагорн взмахнул мечом, сбив с него капюшон, и подставил острие к горлу. Перед ними стоял юноша с коротко остриженной каштановой шевелюрой. На вид ему было не больше двадцати лет. Черты лица были тонкими, но выразительными: высокий лоб, гладкая кожа и чуть приподнятые скулы, намекавшие на молодость и недостаток опыта. Его одеяние было грубым, изношенным, но скрывало большую часть тела, оставляя лишь узкую полоску шеи, покрытую лёгким румянцем, видимым даже в предрассветном свете. В целом, его внешний вид говорил о неопытности и хрупкости.

Увидев своего «преследователя», остальные члены Братства немного расслабились. Гимли что-то пробурчал себе под нос и вернулся на камень, Леголас, однако, всё ещё держал лук наготове, настороженно поглядывая на незнакомца. Боромир, напротив, приблизился к Арагорну, внимательно изучая юношу.

– Кто ты? И почему преследуешь нас? – голос Боромира прозвучал твёрдо, но без угрозы.

В это время Леголас и Гимли снова затеяли перебранку, что на миг отвлекло внимание юноши. Он повернул голову, наблюдая за гномом и эльфом с выражением испуга, перемешанного с любопытством, словно забыл об остром лезвии, упирающемся ему в шею. Арагорн нахмурился и слегка шлёпнул юнца плоской стороной меча по щеке – достаточно, чтобы вернуть его внимание к себе.

– Отвечай! – произнёс Арагорн, и его голос прозвучал почти сдержанно, но твёрдо.

Юноша сглотнул, его карие глаза снова обратились к следопыту, и он приготовился ответить.

– Меня зовут Кай, мой отец был защитником Рохана, – юноша попытался говорить твёрдо, но его голос выдавал лёгкое напряжение, а интонации звучали высоко, словно голос ещё не успел полностью окрепнуть. – Он послал меня на совет… Но я опоздал и вынужден был преследовать вас. Догоняя.

Арагорн и Боромир переглянулись, сомнения явно мелькали на их лицах.

– Что тебе нужно? – с нажимом спросил Арагорн, не убирая меча и пристально вглядываясь в лицо незнакомца, пытаясь понять, что скрывается за этими карими глазами.

– Я хочу пойти с вами… в Мордор, – тихо, но решительно ответил юноша. Его рука потянулась к пазухе, что заставило Арагорна сильнее вжать лезвие в его шею, предупреждая, чтобы тот не совершал резких движений. Юноша тут же замер и поднял руки в знак покорности, показывая, что не собирается причинять вред. Лишь когда напряжение немного спало, он осторожно достал из-за спины оружие, которое небрежно висело на поясе, – полуторный меч.

Это был удивительно изящный клинок, даже неуместно красивый для такого юного воина. Лезвие сверкало холодным серебром, будто бы светилось изнутри, а гарда была искусно украшена резьбой в виде стилизованных лошадиных голов, напоминавших об эмблемах Рохана. Рукоять была обмотана тонкими кожаными ремнями, плотно облегающими её, и казалась чуть длиннее обычного – словно это оружие предназначалось не для обычного солдата, а для более изысканного воина. На верхушке рукояти виднелся камень, обрамлённый в бронзу, что придавало мечу древний, благородный вид.

– Я хочу предложить вам свои услуги, – с дрожью в голосе произнёс Кай, но его взгляд был полон решимости. – Быть десятым.

Эти слова вызвали лёгкое напряжение в Братстве, каждый задумался о предложении юноши. Боромир, нахмурившись, пристально смотрел на него, пытаясь понять, насколько искренни его намерения.

– Ты, юноша, просишь присоединиться к самому опасному походу на свете, – заговорил Гэндальф, наконец выходя вперёд и изучая незнакомца взглядом. – Ты уверен, что знаешь, на что идёшь?

– Да! – уверенно ответил Кай, словно забыв, что острие меча всё ещё упирается ему в шею. Он неосторожно двинулся вперёд, и Арагорн чуть сильнее прижал лезвие, заставляя его остановиться. – Взамен я прошу вас дать слово, что, когда мы вернемся, вы поручитесь за меня, чтобы я мог стать воином достойным своего города.

Эти слова, полные юношеской наивности, вызвали у Боромира громкий смех. Арагорн, сдержанно улыбнувшись, наконец опустил меч, осторожно наблюдая за юношей.

– Услуги придворного служки, – усмехнулся Боромир, оценивающе разглядывая Кая с головы до ног. – Теперь мне уже спокойнее.

Юноша заметно напрягся, и выражение обиды мелькнуло на его лице. Он упрямо посмотрел в глаза гондорцу, чуть приподняв подбородок, явно не собираясь так легко уступать.

– Да будет вам известно, что я дважды участвовал в турнирах, – твёрдо произнёс он, не моргая и продолжая смотреть прямо в глаза Боромиру, словно бросая ему вызов. – И получал флаги за отвагу.

Он перевёл взгляд на Арагорна, как бы ища у него поддержки, надеясь, что хотя бы следопыт заметит в нём нечто большее, чем простое стремление выдать себя за кого-то, кем он, возможно, не является. Арагорн, наблюдая за этим юным упрямцем, почувствовал странное уважение к его рвению и решимости. Пусть Кай выглядел неопытным и порой даже наивным, в его глазах горел огонь, который не часто встретишь у столь юных воинов.

– Это не турнир, юнец, – уже серьёзнее сказал Боромир, глядя на него с нескрываемым раздражением. – Возвращайся к своей маме.

– Это свободная дорога, старик, – саркастично отозвался Кай, дерзко бросив взгляд на гондорца. – Мне не нужно твоё разрешение, чтобы идти по ней.

В самодовольной ухмылке юноши и по тому, как Боромир крепче сжал рукоять меча, Арагорн понял, что дело может принять нехороший оборот. Он положил руку на плечо гондорца, стараясь удержать его.

– Не кипятись, – спокойно выдохнул Арагорн. – Дай парню шанс взять свои слова обратно.

Пауза повисла в воздухе, напряжённая и тягучая. Кай и Боромир сверлили друг друга взглядами, как два упрямых барана, готовых сцепиться в неравном бою. Кай сдался первым, пару раз моргнув и переведя взгляд на Арагорна. Слегка поклонившись, он произнёс в самой сладкой и насмешливой манере:

– Мои искренние извинения.

– Не передо мной, – произнёс Арагорн холодно. – Перед ним.

– Я не могу, – выпрямившись, твёрдо ответил Кай, глядя на Арагорна снизу вверх. Он был невысоким и худым, но ни намёка на страх или смирение в его взгляде не было. – Он первым меня оскорбил.

Боромир, не выдержав дерзости, тихо прошипел:

– Я научу его хорошим манерам, – и, обнажив меч, отступил на свободное место, скинув плащ и легко перекатывая меч из руки в руку. Он не собирался бить из-под тяжка, но в его движениях читалось желание преподать урок. Кай проследил за его действиями с осторожностью, но, собрав всю свою решимость, тоже снял накидку и вышел на импровизированную арену.

– Полегче, Боромир, – предупредил Арагорн, понимая, что остановить товарища уже не получится. – Нам не нужна его смерть. Просто объясни ему, что к чему. И давай побыстрее.

– С удовольствием, – отозвался Боромир с ухмылкой, приближаясь к юнцу.

Поединок начался. Боромир атаковал с лёгкостью и уверенностью, его удары были точными, мощными, словно он едва сдерживался, чтобы не вложить всю свою силу в каждый выпад. Кай с трудом держал тяжёлый полуторный меч, его движения были неуклюжими, а удары не хватало мощи. Каждый раз, когда Боромир наносил очередной выпад, Кай едва успевал поднять меч, отбивая удар только благодаря отчаянному упорству. Меч соскальзывал в его руках, но он стиснул зубы, отказываясь уступить даже под явным натиском.

– Неплохо для прислужника, – усмехнулся Боромир, отталкивая Кая, который снова пошатнулся и отступил. – Словно сражаюсь с полуросликом, – с усмешкой бросил он, глядя на его неуклюжие попытки выдержать бой.

Кай, ощутив укол обиды, вдруг изменил тактику. Поняв, что на силу ему не полагаться, он начал использовать ловкость. Вместо того, чтобы встречать удары Боромира лоб в лоб, он стал уклоняться, отступать назад и уворачиваться, используя естественные препятствия вокруг себя. Юркий и гибкий, он перемещался с лёгкостью, которой явно не хватало более массивному Боромиру. Он пригибался под низкими ветками, обходил деревья и один раз даже скользнул под поваленной корягой, оставив гондорца оступившимся на пару шагов. Вновь уклонившись, Кай сумел нанести несколько быстрых ударов – не сильных, но достаточно точных, чтобы застать Боромира врасплох.

– Во имя света Валинора, что ты делаешь? – выругался гондорец, уклоняясь от очередного манёвра Кая. – Встань и дерись, как мужчина, трус несчастный!

Боромир начинал терять самообладание. Он уже не контролировал силу своих ударов, вкладывая в каждый выпад злость и раздражение, но каждый его удар попадал лишь по веткам, камням или воздуху. Кай, чувствуя превосходство в ловкости, продолжал уклоняться, прыгая в стороны и время от времени нанося точные удары, которые Боромир с трудом успевал блокировать.

Однако, перебить одной ловкостью опыт и годы тренировок было невозможно. Юноша начал задыхаться, каждый удар давался ему всё тяжелее. Один раз он даже выронил меч, но быстро подобрал его, теперь уже держа за острие и блокировал гардой удары, что казалось не менее неуклюжим, чем его попытки обращаться с острой стороной. И всё же, в конце концов, Боромир выбил оружие из его рук, заставив Кая упасть на землю, вымотанного и побеждённого.

– Довольно! – раздался голос Гэндальфа, прерывая их схватку ровно в тот момент, когда Боромир вновь наставил клинок на юношу. Кай, тяжело дыша, поднял руки в знак покорности, его лицо было испуганным, но всё же дерзким, когда он посмотрел на Боромира.

Наступила тишина. Оба соперника стояли, тяжело дыша, под пристальными взглядами Братства, которые стали свидетелями их поединка. Первым нарушил тишину Мерри, который, улыбаясь, громко зааплодировал.

Остальные, один за другим, начали расходиться, готовясь к привалу. Напряжение, которое нависало над ними последние несколько дней, как будто растворилось, разрядившись в этой непродолжительной, но напряжённой схватке. Даже напряжение, вызванное Каем, преследовавшим их по пятам, исчезло, словно он внезапно стал частью группы, чего они не осознавали до этого момента. Всем, кроме Боромира, который ещё долго не мог успокоиться, ощущая, что его честь всё ещё была уязвлена.

– И что, Гэндальф считает, что он должен идти с нами?! – недовольно пробормотал Боромир, когда они отошли. – Безумие! Хоббитов нам мало, что ли? Теперь ещё и с этим возиться!

Арагорн вздохнул. Он задавал тот же вопрос, когда Гэндальф усадил Кая у костра. Однако сейчас ему не хотелось ввязываться в спор.

– Всё, что я знаю, это то, что парень устал, – наконец ответил Арагорн. – Отправлять его обратно ночью и с почти издохшей лошадью – безумие. Гуманнее убить его сразу. Пусть отдохнёт, а утром разберёмся. Братство состоит из девяти человек. В любом случае он не связан клятвой, а только своим обещанием.

Боромир что-то недовольно пробормотал, но промолчал, окинув Кая долгим взглядом, словно ещё раз оценивая его и взвешивая свои мысли.

– Я понимаю больше, чем вам кажется, – тихо, но твёрдо произнёс он, стараясь сдерживать свой голос. – Может, у меня и нет ваших навыков, но я здесь не для того, чтобы быть обузой. Я обещаю, что буду полезен.

2. Врата в темноту

Уже пятый день, к радости хоббитов, с которыми Кай уже успел подружиться, и к раздражению Боромира и Гимли, юноша продолжил путь вместе с Братством. Боромир кипел от негодования, лишь изредка бросая на Кая тяжёлый взгляд, тогда как Гимли не стеснялся ворчать на всю дорогу, не скрывая своего недовольства.

– Мы не можем запретить ему идти той же дорогой, что и мы, Гимли, – вздохнул Арагорн, пытаясь унять напряжение.

– Это безумие! – пробурчал Гимли, с раздражением бросив взгляд на хрупкую фигуру юноши. – Нужно же так не любить свою жизнь, чтобы с такими-то навыками отправиться туда, куда мы идём! Он и меч-то еле держит.

– По крайней мере, он не делает ничего вредного, – попытался возразить Арагорн, кидая взгляд на Кая. Юноша, не обращая внимания на ворчание и тяжёлую атмосферу, шёл рядом с Мерри и Пиппином. Он изредка улыбался их шуткам, и эта искренняя дружелюбная улыбка, казалось, немного разряжала мрачное настроение хоббитов.

Гэндальф, шедший чуть впереди, хмыкнул, всем своим видом показывая, что слышит весь этот спор, но предпочитает пока не вмешиваться. Боромир стиснул зубы, наблюдая за Каем. Его раздражение всё нарастало, и, наконец, он не выдержал, резко повысив голос.

– Я не думаю, что эта затея принесёт нам что-то, кроме неприятностей, – резко отрезал он, бросив суровый взгляд на юношу. – Парень явно не понимает, куда мы идём и что нас там ждёт.

Кай, услышав это, замедлил шаг и обернулся, его лицо посерьёзнело, но он старался сохранять спокойствие. Он выдержал тяжёлый взгляд Боромира, и на его лице появилось странное выражение – смесь решимости и обиды.

– Я понимаю больше, чем вам кажется, – тихо, но твёрдо произнёс он, стараясь сдерживать свой голос. – Может, у меня и нет ваших навыков, но я здесь не для того, чтобы быть обузой. Я обещаю, что буду полезен.

Его слова звучали искренне, но раздражение Боромира от этого не утихло. Он лишь хмыкнул, отвернувшись.

– Посмотрим, как долго продержится твоя решимость, – буркнул гондорец, снова устремляя взгляд вперёд.

Мерри и Пиппин переглянулись, бросив на Кая ободряющие взгляды, и тот снова вернулся к разговору с ними, стараясь не замечать недоброжелательные взгляды остальных. Арагорн, наблюдая за юношей, задумчиво покачал головой – он всё ещё сомневался в Кае, но что-то в нём всё же вызывало уважение.

Гэндальф, уловив настроение Братства, ускорил шаг и решил не развивать тему, позволяя каждому из них обдумать свои чувства к новому спутнику.

***

День тянулся медленно, мрачное небо нависало над их головами, а путь становился всё труднее. Братство углублялось всё дальше в неприветливые земли, где каждый шаг казался тяжелее предыдущего. Кай изо всех сил старался не отставать, хоть его лицо постепенно бледнело от усталости. Он уже не слушал шутки Мерри и Пиппина с прежним энтузиазмом, но старался держаться бодро, видя, как Боромир и Гимли смотрят на него с очередной долей скептицизма.

Когда солнце клонилось к закату, Арагорн наконец скомандовал привал. Все облегчённо сбросили поклажу, усаживаясь на камни и вытирая пот со лба. Гимли, ворча, принялся развязывать свою сумку, а Боромир с презрением скользнул взглядом по Каю, словно проверяя, не покажет ли тот признаки слабости.

Юноша, понимая, что это его шанс доказать свою стойкость, без слов начал помогать хоббитам разжигать костёр, собирая хворост и подавая Сэму кремень. Он хотел показать, что готов трудиться наравне со всеми, даже если у него ещё не хватает сил и навыков. Сэм с благодарностью принял его помощь, но Кай чувствовал, как остальные продолжают наблюдать за ним, словно оценивая каждое его движение.

Когда костёр наконец запылал, и все уселись вокруг, Кай вдруг посмотрел на Боромира и, собравшись с духом, произнёс:

– Я понимаю, что вы мне не доверяете, – начал он, стараясь говорить спокойно, но его голос выдавал напряжение. – Но если бы вы дали мне шанс… Я могу быть полезен. Я… я могу учиться.

На мгновение наступила тишина. Боромир усмехнулся, бросив взгляд на Арагорна.

– Учиться, значит? – гондорец хмыкнул, поигрывая рукоятью меча. – Ты хочешь, чтобы мы тебя обучали? Думаешь, это так просто? У нас нет времени и сил на таких, как ты.

Гэндальф, заметив очередное нарастающее напряжение, наконец решил вмешаться.

– Все мы когда-то были юнцами, – произнёс он, вглядываясь в лицо Кая. – И не все из нас были искусными воинами с самого начала. Настоящая сила проявляется не в том, насколько мощен твой удар, а в том, насколько ты способен преодолеть свои слабости.

Боромир недовольно фыркнул, но промолчал, оставив Кая под задумчивыми взглядами всех остальных.

В этот момент Леголас, который до сих пор молчал, внимательно наблюдая за разговором, спокойно поднялся.

– Если ты действительно хочешь учиться, – сказал он, глядя прямо на Кая, – то сможешь начать прямо сейчас. Встань и возьми свой меч.

Кай замер, его глаза расширились от неожиданности. Он не ожидал поддержки, тем более от эльфа, чьё мнение для него казалось непоколебимым. Слегка дрожащей рукой он поднялся и достал свой меч, его лицо выражало смесь волнения и благодарности. Боромир, хотя и хмурился, с любопытством наблюдал, что же будет дальше.

Леголас шагнул на поляну, с лёгкостью обнажив свой собственный тонкий эльфийский клинок. Его движения были грациозными и уверенными, словно он просто продолжал своё ежедневное занятие, не придавая ему никакого напряжения. Он жестом пригласил Кая на импровизированный поединок.

– Сначала покажи, как ты держишь меч, – мягко сказал он, но в его голосе чувствовалась твёрдость.

Кай старался повторить движения, но даже ему самому было понятно, что он выглядит неуклюже рядом с Леголасом. Первый удар, который эльф блокировал с легкостью, заставил его отступить на шаг. Леголас лишь слегка усмехнулся и продолжил мягко подталкивать его к новым попыткам, демонстрируя разные приёмы и обучая, как правильно держать баланс.

Каждый его шаг казался тяжёлым и порывистым, тогда как Леголас двигался с легкостью, словно танцуя. Удары эльфа были точными и плавными, каждый жест идеально сбалансированным. В отличие от поединка с Боромиром, который давил на него своей силой и агрессивной манерой боя, Леголас работал мягко, терпеливо, как учитель с неопытным учеником. Эльф не стремился подавить его, напротив, каждое движение словно помогало Каю осознать свои ошибки и найти собственный ритм.

Кай, хотя и запинался и порой едва не терял равновесие, не сдавался. Он вновь и вновь повторял удары, искал баланс, и это напоминало ему, как хрупок он по сравнению с другими воинами Братства. Но именно это чувство не давало ему опустить меч. Он знал, что пока выглядит нелепо, но понимал, что эта тренировка важнее, чем любая другая схватка.

Члены Братства наблюдали за ними с любопытством и лёгким скепсисом. Мерри и Пиппин время от времени переглядывались, их глаза светились азартом, и, казалось, они едва удерживались от того, чтобы выкрикнуть слова поддержки своему новому другу. Арагорн сдержанно наблюдал, его взгляд был сосредоточенным – он оценивал Кая, словно решая, есть ли у него потенциал. Гимли, прищурившись, что-то бурчал под нос, явно не разделяя энтузиазма.

Боромир хмыкнул, глядя на тренировку с явным презрением.

– Самоубийство… – пробормотал он, скрестив руки на груди. В его голосе слышалось пренебрежение. Он повернулся к Арагорну и добавил: – Мы все были когда-то юнцами, но… Сколько ему? Шестнадцать? Меньше? Голос у него всё ещё как у девчонки.

На эти слова Гэндальф, который стоял в стороне, тихо улыбнулся, пряча усмешку в бороде. Его проницательный взгляд скользнул по Каю, и в его глазах вспыхнул отблеск знания. Он давно понял «секрет» юного странника. Внимание старого мага, привычного к тонкостям человеческого поведения, было слишком острым, чтобы упустить такие детали.

С первых дней пути он заметил, как Кай иногда украдкой поправлял свой плащ или небрежно прятал лицо под капюшоном, когда кто-то случайно смотрел на него слишком долго. Его руки – слишком тонкие и хрупкие для юного воина, его черты лица – слишком мягкие и плавные. Гэндальф уловил ещё кое-что – манера речи, то, как Кай интуитивно избегал грубых слов и насмешек, и даже этот высокий голос, который не соответствовал мальчишескому пылу.

Но Гэндальф не собирался раскрывать тайну Кая. Он видел в её поступках силу и настойчивость, которые могли бы раскрыться в нужный момент. Он также понимал, что этот странный, упрямый выбор идти с ними может быть не просто глупой юношеской дерзостью, но попыткой доказать себе и миру что-то гораздо большее. Пока что тайна была надёжно укрыта, и Гэндальф, обдумывая всё это, только удовлетворённо кивнул.

– Было время, Боромир, когда и ты не отличался зрелостью, – произнёс он наконец, едва заметно усмехнувшись. – Возраст – это лишь условность. Главное – сила духа, которая не всегда видна сразу.

Боромир нахмурился, бросив быстрый взгляд на Гэндальфа, но промолчал, переведя взгляд обратно на Кая и Леголаса.

Тем временем Леголас продолжал обучение, мягко указывая Каю на его ошибки, помогая ему найти равновесие и уверенность. Юноша, хоть и выбивался из сил, принимал каждую подсказку, стараясь улучшить свои движения. Наблюдая за ним, Гэндальф заметил, как упрямо Кай держится до последнего, не показывая ни слабости, ни страха. Словно каждая секунда тренировок была её личным вызовом себе и её собственной историей, сокрытой от окружающих.

***

Кай с самого утра старался не стоять без дела и быть полезным в любом мелочном поручении, которое выпадало Братству. Даже несмотря на ворчание Гимли и недоверие Боромира, юноша упорно выполнял любую работу, стараясь доказать, что он здесь не просто для украшения. Он брался за всё: от разжигания костра до приготовления простых блюд, помогал Сэму с провизией и собирал хворост, если лагерь располагался поблизости от леса.

Когда выпадала его очередь дежурить, он не жаловался, не отказывался, как бы поздно ни было и как бы тяжело ему ни давалось бодрствование после долгого перехода. Сидя у костра, Кай тихо наблюдал за остальными членами Братства, изучая их привычки и повадки. Он старался запоминать, как Арагорн и Гэндальф прислушиваются к каждому звуку в ночной тишине, как Леголас почти без движения замер в темноте, всегда начеку. Каждый их жест, каждый взгляд – всё казалось ему важным уроком.

Юноша всегда был первым, кто предлагал свою помощь. Когда лошадь Братства споткнулась на каменистой тропе, и Сэм тяжело вздохнул, понимая, что придётся вручную нести часть груза, Кай тут же бросился к нему, взвалив на себя сумки с провизией, едва не пошатнувшись под их весом, но упрямо стиснув зубы и стараясь не показывать усталость. Сэм, заметив это, тихо поблагодарил его и предложил помощь, но Кай только покачал головой, показывая, что справится сам.

Когда приходила ночь, Кай всегда был занят чем-то: проверкой снаряжения, сбором накидок и покрывал, чтобы помочь хоббитам, или тихо подбрасывая хворост в угасающий костёр, пока остальные готовились ко сну. Он словно искал любую возможность быть полезным, чтобы никто не мог упрекнуть его в бесполезности. Эта его усердная настойчивость, заметная даже тем, кто поначалу относился к нему скептически, постепенно начала смягчать взгляды Братства.

Арагорн и Гэндальф обменялись несколькими одобрительными взглядами, оценивая рвение юного странника. Даже Гимли, который изначально ворчал громче всех, понемногу стал смягчаться, хотя и продолжал бросать язвительные замечания, особенно если Кай по неосторожности ронял что-то или спотыкался. Но в этих насмешках уже не было той злости, что в начале, а скорее лёгкое раздражение, за которым скрывалось недоумение – как можно быть таким упрямым, не обладая никакими настоящими навыками?

Боромир, напротив, не смягчался так легко. Его взгляд оставался суровым, и он не упускал случая поддеть юношу или указать на его ошибки. Каждый раз, когда Кай предлагал свою помощь, Боромир отпускал резкие комментарии, проверяя его на прочность, ожидая, что тот сдастся и повернёт обратно, признавая, что путь ему не по силам.

Но Кай упрямо выдерживал каждую колкость, каждый взгляд, не отводя глаз и продолжая идти рядом с Братством. Даже после тяжёлых тренировок с Леголасом, когда мышцы ныли, а руки дрожали, он всё равно вставал пораньше, чтобы сделать что-то для группы. Он искренне верил, что каждое маленькое действие – это шаг на пути к его цели. Ему было необходимо доказать себе, что он достоин быть здесь, и ничто не могло сбить его с этого пути.

Дорога к вратам Мории была долгой и изнурительной. Окружающие их горы казались давящими стенами, нависающими над каждым шагом, и темнота сгущалась, становясь почти осязаемой. Братство двигалось молча, каждый шаг отдавался глухим эхом среди скал. Лёгкая тревога витала в воздухе, как будто даже природа чувствовала, что они приближаются к месту, где давно не ступала нога живого существа.

Наконец они вышли к огромным каменным воротам, вырубленным прямо в скале. Их поверхность была тёмной и гладкой, словно отполированный камень, и на ней виднелись древние письмена, слегка подсвечиваемые луной. Гэндальф и Фродо уселись у самой двери, пытаясь разобрать загадку и найти путь внутрь, в то время как остальные разбрелись поблизости.

В стороне от Пиппина и Мерри, которые вовсю кидали камешки в тёмную воду, находился Кай. Он пытался отпустить свою кобылицу и ранее, вот только упрямая лошадь не уходила – теперь же Кай, казалось, старался не обращать на неё внимания, лишь бы животное ушло.

– Не тревожь воду, – прошептал Арагорн, мягко остановив руку Пиппина, прежде чем тот успел запустить ещё один камень. В его голосе слышалась едва уловимая тревога.

Фродо и Гэндальф склонились к письменам на двери, сосредоточенно разглядывая их, тогда как Гимли, полный энтузиазма, рассказывал хоббитам, как скоро они смогут увидеть гостеприимство гномов и чудеса, скрытые в глубинах Мории.

Внезапно по глади озера прокатилась странная волна, тёмная и непрерывная. Кай заметил её первым, и его сердце замерло. Лёгкий холодок пробежал по его спине. Арагорн нахмурился и бросил взгляд на воду, настороженно наблюдая за тем, как волны расходятся по поверхности, будто что-то огромное двигалось под тёмной, спокойной гладью. Боромир, заметив его тревогу, подошёл ближе, пристально всматриваясь в озеро.

Тем временем у ворот раздался радостный голос Фродо:

– Это загадка! «Молви друг и войди». Гэндальф, как будет по-эльфийски «друг»?

Гэндальф с одобрением кивнул, и произнёс слово «Меллон». Как только звук эльфийского слова затих, внезапно каменные врата начали двигаться.

В темноту Мории они шагнули, как в пасть огромного, давно позабытого чудовища. Гэндальф шёл первым, держа перед собой посох, из которого разливалось мягкое, серебристое свечение. Свет выхватывал из мрака древние каменные стены и грубо высеченные колонны, уходящие вверх, как стволы исполинских деревьев, что поддерживают невидимый потолок. За ним шагал Гимли, глаза его блестели от волнения и гордости.

– Скоро, мой друг эльф, – с лёгкой усмешкой пробормотал он Леголасу, – ты насладишься сказочным гостеприимством гномов. Шум костров, отменное пиво, сочное жареное мясо! Это, друг мой, дом моего кузена Балина. А они называют это копями… шахтами!

Но его голос эхом отдался в мертвой тишине, и слова прозвучали в ней жутковато. Никакого шума костров, ни звука шагов или эха дружных песен – лишь холод и пустота.

– Это не шахта, – тихо произнёс Боромир, его голос был пропитан тревогой. – Это склеп.

Гимли осекся. Он медленно огляделся, и его взгляд вдруг застыл в ужасе. Каменные стены были покрыты следами сражений, затвердевшими пятнами крови, а у одной из колонн, словно в насмешку над гномьим искусством, покоился скелет в латах, его кости давно истлели, и только ржавый шлем напоминал о том, что когда-то здесь сражался и погиб гном.

– Нет… Нет! – с отчаянием прошептал Гимли, осознав, куда они попали.

Леголас подошёл к одному из тел и вытащил стрелу, давно пробившую грудь погибшего гнома. Он мгновенно распознал происхождение оружия.

– Гоблины, – пробормотал он, отбросив стрелу, словно она была проклята.

В это мгновение все обнажили оружие. Ножны и кожаные ремни громко щёлкнули, когда Братство приготовилось к возможной атаке. Даже Кай, хоть и дрожащими руками, взялся за меч, но его глаза были полны ужаса – перед ним, в холодном свете Гэндальфа, были мёртвые гномы, сражённые прямо у входа в свои родные залы.

Боромир угрюмо огляделся, взгляд его пронизывал темноту.

– Идём через врата Рохана, – тихо проговорил он, снова глядя в мрак. – Не надо было заходить сюда…

Гэндальф оглянулся на всех, глаза его сверкнули решимостью.

– Прочь отсюда. Уходим! – его голос прорезал тишину, повелевая немедленно покинуть это проклятое место.

Они только успели повернуться в сторону выхода, как внезапно раздался крик Фродо. Его ногу сжала громадная щупальца, вынырнувшая из темноты озера, и резко потянула его назад. Сэм был первым, кто бросился на помощь, выхватив меч и яростно вонзив его в плоть чудовища, разрубив щупальцу. Хоббиты, ошеломлённые и напуганные, пытались оттащить Фродо от воды, но, не успев сделать и шага, увидели, как из озера взметнулось ещё несколько длинных, скользких щупалец.

– Странник! Странник! – закричал Сэм, пытаясь привлечь внимание Арагорна, и размахивал мечом, отпугивая новое щупальце, готовое схватить его друга.

Кай, очнувшись от ошеломления, ринулся к Фродо, пытаясь разрубить одно из щупалец. Лезвие его меча вонзилось в плоть чудовища, и оно издало протяжный стон, но, не разжимая хватки, лишь сильнее дернуло Кая, швырнув его в сторону стены. Меч выпал из его рук, когда он ударился, на мгновение лишившись дыхания. От боли в груди и осознания своего бессилия он только и мог, что беспомощно смотреть, как остальные члены Братства бросились на помощь.

Арагорн и Боромир, вооружённые и хладнокровные, начали методично разрубать щупальца одно за другим. Их удары были точны и сильны, лезвия вонзались в плоть чудовища, разрывая её, отбивая щупальца, что всё пытались схватить их. Леголас метко выпускал стрелы, одна за другой они вонзались в щупальца, ослабляя монстра, создавая хоббитам возможность оттащить Фродо к безопасности.

Кай, с усилием поднявшись, не мог оторвать взгляда от битвы – яростные и мощные удары Арагорна и Боромира, точные выстрелы Леголаса, ловкость и сила, с которой они защищали своих товарищей. Он ощутил, как слабость и боль пронзают его тело, и страх от осознания собственной беспомощности накрыл его. Он даже не пытался ринуться в бой снова, будто отказываясь принимать собственное бессилие перед лицом такой опасности.

Наконец, Боромир с отчаянной решимостью схватил Фродо, оторвав его от цепких щупалец, и крикнул:

– В шахту! В укрытие!

Леголас не прекращал стрельбу, прикрывая их отход, выпуская стрелу за стрелой, пока чудовище вздымало новые щупальца. Арагорн, повернувшись, заметил, что Кай всё ещё сидит у стены, и в последний момент буквально вытолкнул его в открытые ворота, пока группа поспешно укрывалась внутри.

Внезапно чудовище с неистовым рычанием обрушило свои щупальца на ворота, громоздкие каменные стены задрожали, и огромный кусок свода рухнул вниз. Вход в Морию был мгновенно завален обломками, погребённый под грудой камней и пыли. Последний ревущий звук чудовища утих, когда глухой удар камней окончательно перекрыл путь наружу.

На мгновение повисла тишина, нарушаемая только их затруднённым дыханием и отголосками битвы, доносящимися из-за завала. Гэндальф медленно повернулся к группе, его лицо было серьёзным и мрачным, но в глазах мелькнуло что-то твердое, решительное.

– Теперь у нас осталась одна дорога, – подытожил он, слегка ударив посохом о каменный пол. – Только вперёд.

Перед ними лежал тёмный, бесконечный путь в глубины древних шахт, и у каждого из них возникло ощущение, будто за ними сомкнулась невидимая дверь, оставив их наедине с тенями прошлого.

– Знаешь, – медленно произнёс Боромир, словно не решаясь нарушить тишину, – все мы тащим с собой какой‐то груз. У каждого из нас есть то, что мы не можем оставить, что бы ни случилось. – Он указал на меч. – Этот клинок – твоя ноша. Ты носишь его так, будто он – часть тебя. И это видно.

3. Тени Мории

Кай, как бы неосознанно провел, или скорее, провела рукой по бинтам на груди, где был спрятан медальон – её последняя память о матери, её связующая нить с домом, который она оставила. Мысли стали тревожными и тяжелыми. Братство продвигалось всё глубже, и каждый шаг, каждый бой давались с невероятным усилием. Меч, с которым она привыкла сражаться в своей деревне, был намного легче того что она сжимала, этот же хоть и был лучше и смертоноснее, оказался почти неподъёмным в реальной битве. Не только страхи и усталость – каждый взмах требовал от неё неимоверной силы, и каждый удар гасил в ней остатки уверенности. Сохранять свою тайну было так же тяжело, как и держать в руках это оружие, созданное не для неё, а для статного, сильного мужчины, как её отец.

Когда Гэндальф объявил привал и отступил вглубь своих мыслей, Кай ощутила облегчение – хотя бы немного времени, чтобы скрыться от испытующего взгляда Боромира и глухого недовольства Гимли. В этот раз ей не хотелось сидеть рядом с хоббитами и не хотелось идти на тренировку с Леголасом. Она забилась в угол, пытаясь раствориться в полумраке, и подперла подбородок руками, погружённая в мысли о том, что их ждёт дальше.

Мысли унесли её обратно к дому. Если она не вернётся, кто-то расстроится? Возможно, братья и сестра… если они ещё вспоминают о ней, старшей, странной. Отец, быть может, был бы зол. Она нервно посмотрела на свой меч – его меч, тяжёлый и непокорный, как и сам её отец. Не выказав ни звука, она вздохнула, едва ощутимо.

– Твой меч слишком тяжёлый, – раздался рядом низкий голос, вырывая её из мыслей. Она вздрогнула и увидела Боромира, который стоял рядом и смотрел на неё с недовольным выражением.

– Простите? – отозвалась она, подняв голову.

– Твой меч, – повторил он, отрывисто указывая на оружие. – Он не подходит под твой рост и комплекцию, поэтому ты устаёшь, когда наносишь удары.

Его слова подействовали на неё неожиданно болезненно. Отец всегда казался ей воплощением силы, и этот меч был символом его мощи и воли, символом дома и цели, ради которой она здесь. Она хотела быть достойной этого оружия, доказать себе и ему, что сможет справиться, что не подведёт. Но Боромир увидел то, что она тщательно прятала за бравадой и усилием: меч действительно был неподъёмным, неподходящим для неё, как бы она ни пыталась справиться.

Слова Боромира оголили её неуверенность. Это было ощущение, словно кто-то увидел в ней слабость, которую она так старалась скрыть. Но прежде чем она успела ответить, он сказал то, что заставило её нахмуриться.

– Не знаю, у кого ты украл это, но в следующий раз выбирай оружие более подходящее…

Её руки сжались в кулаки, и, почувствовав, как её охватывает раздражение, она резко ответила, едва не допустив роковую оговорку.

– Я не кра… – она чуть было не ляпнула «крала», но вовремя поправилась. – Я не крал этот меч! Это меч моего отца!

Её голос задрожал, но не от страха, а от упрямой решимости. Это было первое воспоминание о семье, о её истоках, которым она дорожила больше, чем чем-либо, и даже Боромир не имел права ставить это под сомнение.

Боромир усмехнулся и присел рядом с Каем, внимательно оглядев его, прежде чем взять меч. Кай раздражённо выдохнула, наблюдая за ним, внутренне смиряясь с тем, что сейчас снова придётся слушать его колкости и укоры. Боромир, словно не замечая её взгляда, взял меч в обе руки и начал крутить его, внимательно изучая клинок.

Словно с врождённой грацией, он проверил баланс, держа оружие за гарду и слегка покачивая, позволяя весу равномерно распределяться. Лезвие сверкнуло в тусклом свете факелов, и в этот момент стало очевидно, что меч не обычный. На клинке виднелась тонкая гравировка – рунные символы Рохана, которые играли на свете холодным серебряным блеском, словно оживали от прикосновения. Гарда представляла собой головы двух лошадей склоненных друг к другу, символизирующим величие и стремительность всадников Рохана. Рукоять, обмотанная кожей, была удобна для сильной, привычной к оружию руки, а навершие завершалось выгравированным конём, изображённым в беге – символ королевства Рохана и его гордости.

– Хорошая сталь, прекрасный баланс, – произнёс он, слегка повернув клинок, любуясь его гладкой поверхностью и искусным орнаментом. Он бросил взгляд на Кая, который буравил его взглядом исподлобья, сжимая губы в недовольной гримасе. Боромир усмехнулся. – В Рохане все служки такие носят?

Кай стиснула зубы, в глубине души возмущённая его пренебрежением.

– Я не говорил, что я служка, – холодно произнесла она, вкладывая в слово «служка» всю свою раздражённость. – Это вы сами сделали этот вывод, милорд. Это меч моего отца.

Боромир наклонил голову, приподняв бровь, в его глазах мелькнул интерес.

– И кто же твой отец, парень?

На миг Кай опустила взгляд, словно этот вопрос пробудил в ней что-то глубокое и болезненное.

– Мой отец… – она замялась, и её голос стал чуть тише. – Воин Рохана… Был им.

Короткая тишина повисла между ними. Кай отвернулась, словно пытаясь спрятать что-то в глубине души, и её рука непроизвольно коснулась меча. Этот клинок был единственной памятью об отце, и каждый раз, когда кто-то прикасался к нему или сомневался в её праве его носить, внутри поднималось нечто, похожее на гнев и отчаяние.

– Прости, я не знал, – тихо произнёс Боромир, его голос прозвучал неожиданно мягко, и это прозвучало совсем не похоже на его обычные резкие и язвительные замечания. Он ещё раз окинул меч внимательным взглядом, но теперь в его глазах было не любопытство, а нечто большее, словно он увидел в этом клинке не просто оружие, а часть истории, значимой и весомой. Секундой позже Боромир осторожно положил меч обратно рядом с Каем, с бережностью, которую она не ожидала увидеть от него.

Этот жест застал её врасплох. Боромир нарушил границу, которую она сама выстроила вокруг своих воспоминаний, своей семьи и прошлого. Его взгляд, лишённый привычной надменности и колкости, казалось, проник куда-то глубже, где скрывались её тайны. Кай почувствовала себя странно уязвимой, как будто её тайна стала чуть более явной. И, возможно, именно это заставило её внезапно заговорить, как будто слова сами по себе сорвались с губ.

– Я знаю, что не выгляжу как рохиррим, – тихо произнесла она, чувствуя, как Боромир внимательно смотрит на неё.

Её внешность действительно сильно отличалась от тех, кто обычно служил Рохану. Вместо светлых волос, характерных для большинства жителей её родины, у Кай были тёмные, глубокого каштанового оттенка, унаследованные от матери. Они мягкими волнами обрамляли её лицо, и даже в полумраке блестели, придавая ей почти загадочный облик. Кожа её была светлой, но не обожжённой солнцем, как у воинов Рохана, чья жизнь проходила под открытым небом. Её черты были тонкими, мягкими и в то же время напряжёнными, как будто она изо всех сил пыталась казаться тем, кем не являлась. В ней не было той грубой силы, которой отличались жители её родины; вместо этого было нечто иное – тихая решимость и упрямая стойкость, скрытые за спокойным, но острым взглядом.

Она знала, что её внешность привлекала внимание, вызывала вопросы и недоверие – ей это приходилось слышать не раз.

– Я привык к недоверию и вопросам, – продолжила она с лёгким упрямством, переводя взгляд на меч. – Этот меч я не крал. Но и разрешение не спрашивал. Хотя моему отцу он уже не нужен… – Кай на миг замялась, ощущая лёгкую боль от собственных слов. – А у братьев есть свои.

Боромир молчал, его взгляд оставался серьёзным, но больше не было той привычной насмешки или пренебрежения. Он кивнул, как бы подтверждая, что услышал её слова, и это неожиданное понимание, казалось, пробудило в Кай странное ощущение облегчения. Она привыкла обороняться, возводить невидимые стены и скрывать правду о себе. А сейчас – пусть и не вся правда, – но часть её истории оказалась обнажена. И Боромир… не осудил её.

Некоторое время они сидели в молчании, которое было тяжёлым, но не враждебным, как будто каждый пытался заглянуть в тени прошлого другого, пытаясь найти там что-то знакомое.

– Знаешь, – медленно произнёс Боромир, словно не решаясь нарушить тишину, – все мы тащим с собой какой-то груз. У каждого из нас есть то, что мы не можем оставить, что бы ни случилось. – Он указал на меч. – Этот клинок – твоя ноша. Ты носишь его так, будто он – часть тебя. И это видно.

Кай взглянула на него с удивлением, она не ожидала такого прозрения от гондорца. Её привычное представление о Боромире – как о грубом воине, заносчивом и язвительном, – неожиданно дрогнуло. В его словах была мудрость, которая в этом мгновении заставила её понять, что он тоже носит свой невидимый груз. Возможно, это то, что делает его таким суровым.

– А что носишь ты? – спросила она, и вопрос прозвучал едва слышно, почти шёпотом, словно она не была уверена, что хочет знать ответ.

На секунду на лице Боромира мелькнуло что-то, похожее на боль. Его взгляд потемнел, словно он вспомнил что-то важное и одновременно болезненное. Он не сразу ответил, и когда заговорил, голос его был глухим и чуть более хриплым, чем обычно.

– Долг перед моим народом, перед нашим городом, – тихо ответил он. – И перед моим отцом. Он ждёт, что я… – он запнулся, подбирая слова. – Что я принесу в Гондор надежду и силу, которых так не хватает. Каждый из нас, кто покинул его стены, возвращается с чем-то или… не возвращается вовсе.

Кай слушала его, и впервые в его словах она услышала то, что не смогла бы понять, не зная, что такое бремя ответственности. Они сидели рядом, и в это мгновение она ощутила странное сродство, связующее их – двух людей с разными судьбами, но схожими мечтами и долгами. Кай неожиданно поняла, что Боромир, со всей своей гордостью и суровостью, тоже борется, как и она.

Она хотела сказать что-то, чтобы продолжить разговор, но не нашла подходящих слов. Тишина повисла между ними, не требующая больше никаких объяснений. Кай едва заметно кивнула, и это молчаливое движение было ответом, её признанием в том, что она поняла его.

Боромир выпрямился, взглянув на неё ещё раз, но теперь его взгляд был мягче, словно он перестал видеть в ней просто бесполезного мальчишку. И хотя он ничего не сказал, этот короткий миг словно что-то изменил в их отношениях.

Тишина глубоких тоннелей Мории была холодной и гнетущей. Братство затаилось, оставаясь на месте, словно боясь потревожить древние своды. Несколько долгих минут прошли в напряжённом молчании, которое растянулось в вечность. Тени плясали в свете факелов, а в воздухе повисла тревога.

Внезапно голос Гэндальфа прорезал тишину:

– О! Нам туда! – заявил он, указывая на один из проходов.

Мэрри мгновенно приободрился:

– Он вспомнил!

– Нет… – Гэндальф усмехнулся и повернулся к хоббиту. – …но оттуда повеяло не слишком затхлым воздухом. Когда сомневаешься, Мериадок, доверяй собственному носу.

Они двинулись вперёд, погружаясь в узкие залы, освещённые едва заметным светом посоха Гэндальфа. Когда коридоры начали расширяться, маг остановился.

– Рискну сделать свет поярче, – произнёс он, и пламя на его посохе разгорелось, озаряя стены и потолки. – Дивитесь… Вот она, великая столица подземного царства гномов.

Свет разлетелся по древним колоннам, уходящим вверх на десятки футов, поддерживающим огромный сводчатый потолок. Кай замерла на месте, не в силах оторвать взгляд от грандиозного вида. Глубокие колоннады, украшенные вырезанными в камне сценами, изображавшими древние подвиги гномов, уходили в бесконечную темноту, где свет Гэндальфа едва мог их коснуться. Стены были гладкими, словно их обтёсывали веками, а пол, испещрённый узорами и гравировками, казался бесконечным.

Для неё, которая привыкла считать Эдорас, с его высокими стенами и резными деревянными постройками, вершиной величия, это было откровением. Она едва могла поверить, что люди, её народ, способны на нечто подобное. Внутри поднялось чувство, одновременно захватывающее дух и вызывающее страх. Это место было полным древних тайн, и красота его была мрачной, опасной.

Рядом раздался восторженный голос Боромира:

– Глаза разбегаются, это точно.

Но захватившее их величие вскоре сменилось чем-то другим, когда они добрались до Зала записей. Здесь, среди пыльных томов, сломанных чернильниц и брошенных пергаментов, был гроб Балина, кузена Гимли. Каменная плита, украшенная рунами, лежала в центре, покрытая пылью и заброшенная, как и весь этот мир. Гимли остановился, его плечи поникли, и он замер, будто борясь с нахлынувшим горем.

Гэндальф тихо подошёл к гробнице, затем осторожно взял в руки обветшавшую книгу, вытаскивая её из костлявых пальцев скелета, и развернул её, читая вслух.

– «Они захватили мост и второй чертог. Мы закрыли ворота… но мы не сможем их удержать. Земля трясётся под ногами. Барабаны… барабаны грохочут в глубине. Нам не выбраться отсюда. Во тьме появилась Тень. Нам не выбраться. Они приближаются».

Эти слова прозвучали в полной тишине, словно их читали из самой глубины тьмы. Лицо Гимли потемнело от горя, его взгляд упал на гробницу, и он, опустив голову, тихо застыл перед памятью своего народа.

Но тут тишину разорвал резкий звук. Кай взвизгнула, едва успев зажать рот рукой, когда сердце у неё ушло в пятки. Но внимание всех обратили не на неё, а на Пиппина, который случайно уронил ведро и скелет в пустой колодец. Звук эхом прокатился по залу, зловещим гулом отдаваясь в древних стенах.

Гэндальф резко обернулся, глаза его сверкнули, и он стукнул посохом Пиппина по плечу.

– Глупый Тук! В другой раз прыгай сам, избавишь нас от своей дурости, – буркнул он, стараясь унять раздражение, но было видно, что его собственные нервы были на пределе.

Они затаили дыхание, прислушиваясь, но тишину вскоре прорезал зловещий визг из глубины, а затем раздался глухой стук барабанов, грохочущий с нарастающей мощью. От этого звука по спинам пробежал холод, заставляя Кай невольно сжаться, и все мгновенно обнажили оружие.

Внезапно их окружили орки, злобные, с налитыми кровью глазами, выходящие из-за углов и коридоров, словно проснулись от векового сна. Они были везде, чёрные фигуры мелькали в свете факелов, вооружённые грязными клинками и натянутыми луками. Братство сбилось в круг, защищая друг друга.

– С ними пещерный тролль, – пробормотал Боромир, уклоняясь от стрелы, которая просвистела мимо.

Кай было встала рядом с воинами, пытаясь подготовиться к бою, но Боромир остановил её, твёрдо глядя в глаза.

– Нет, стой сзади.

– Но…

Арагорн быстро бросил ей указание, понимая, что сейчас нужно сохранить боевые силы и сконцентрироваться.

– Охраняй хоббитов, Кай, – приказал он с нажимом. – Сделай так, чтобы они остались в безопасности.

Её сердце забилось сильнее от этой задачи. Она едва сдерживала дрожь, но понимала, что не имеет права подвести. Её взгляд встретился с тревожными глазами Мерри и Пиппина, которые, как и она, с трудом скрывали страх. Кай сжала свой меч и встала перед ними, внутренне готовясь встретить любого, кто осмелится подойти к хоббитам.

Битва разгорелась. Тролль, массивный и чудовищный, пронёсся через зал, круша всё на своём пути. Арагорн и Боромир обрушили на него свои мечи, Леголас выпустил стрелу за стрелой, которые вонзались в плоть орков, но их становилось всё больше. Уродливые конечности тролля метались в воздухе, обрушивая на всех мощные удары. Кай, видя, как её товарищи сражаются, почувствовала одновременно страх и решимость.

Сквозь звуки боя, её задача была ясна – защищать хоббитов. В её руках был всё тот же тяжёлый меч, но в этот миг он казался легче, словно память об отце придавала ей сил.

В её голове эхом прозвучали слова матери, так знакомые и родные, как будто доносившиеся из далёких дней, когда жизнь была проще и мир казался безопаснее. "Ты сильная, ты со всем справишься," – уверял её голос, звучавший так тепло и твёрдо, что Кай почувствовала, как страхи и сомнения на миг отступают. "В твоём имени заключена наша сила, наша связь с землёй Рохана. Твоя кровь древняя, её корни уходят в историю наших предков."

Кай вспомнила, как мать с гордостью говорила о её имени, словно разделяя его на части, как будто в них заключалась суть её характера, её судьбы. Первая часть её имени означала защиту и преданность своему народу, указывая на её долг и силу. Вторая же часть была полна надежды и мира, той самой мягкости, что досталась ей от матери, словно напоминая ей, что сила – это не только умение держать меч, но и способность сохранять верность своим близким и самому себе.

«В тебе течёт наша древняя кровь, – слышала она, – Не смей в себе сомневаться! Ты – наследие тех, кто сражался и побеждал, кто защищал Рохан. Ты сильная, и ты пройдёшь свой путь.»

– Ты держишься за грудь всю дорогу, – продолжил он, внимательно разглядывая её. – Если ранен, не скрывай. В этом нет слабости.

4. Сомнения

Кай вырвалась из подземной темноты на дневной свет, и яркие лучи солнца ослепили её, но это не помешало ей видеть. Видеть слишком хорошо, как слёзы застилали ей глаза, как тяжесть утраты давила на грудь. В голове всё ещё звучал отчаянный крик Гэндальфа, последний призыв мага, разрывающий сердце и эхом отдающийся в её мыслях. Она задыхалась, и не от беготни и изнурения, которые они пережили на мосту Казад-Дум, где её товарищ пал в борьбе с Балрогом, а от болезненных спазмов, сжимавших горло и душу. Ей не было дела до того, как она выглядит, заметит ли кто-то её слёзы или догадается, что перед ними вовсе не мальчишка. Она стояла, прижимая одну руку к груди, где под одеждой прятался медальон матери, а другой сдавливала горло, словно пытаясь вырвать из себя крик или хоть как-то добыть глоток воздуха.

Вокруг неё товарищи тоже жили эту потерю, каждый по-своему, каждый по-своему скорбя. Арагорн стоял рядом, его взгляд был твёрдым, но полным боли, его дыхание было тяжёлым, словно сама скала давила на его грудь, но он не мог позволить себе упасть. Как лидер, он понимал, что должен направить их, должен продолжить путь, но потеря друга и наставника глубоко поразила его. Он крепко сжал плечо Кая, словно пытаясь понять, держится ли она, и продолжил поднимать остальных, опираясь на свою обязанность как на якорь в этом море боли.

– Леголас, поднимай их, – тихо, но твёрдо сказал Арагорн, хотя его голос, казалось, звучал для Кая откуда-то издалека, едва различимый за завесой горя.

– Дай им немного времени! Будь милосерден! – почти со стоном вырвалось у Боромира, и Кай, посмотрев на него, заметила, как его суровый взгляд был полон той же боли, что и у неё, той же невыносимой тяжести, которая сдавливала его горло. Этот сильный и смелый воин, всегда казавшийся незыблемым, сейчас был подавлен утратой.

Арагорн вздохнул, но понимал, что опасность приближается, и времени действительно нет.

– Когда стемнеет, на этих скалах появятся тучи орков, – ответил он, голос его дрогнул, но оставался уверенным. – Нам нужно добраться до Лориэна. Идём, Боромир. Леголас. Гимли, поднимай их.

Он взял хоббитов за плечи, помогая каждому встать на ноги, вырывая их из боли, словно вытягивая из водных глубин. Сэма он почти поднял за шкирку, крепко держа его, пока тот, дрожа, пытался справиться со своими слезами.

– Вставай, Сэм, – тихо сказал он, его голос был полон грусти, но и мягкости, как будто он пытался защитить их, утешить.

Братство продолжало идти, каждый шаг давался тяжело, словно вместе с ними шла сама тень утраты. Когда они наконец добрались до лесных окраин царства эльфов.

Лес Лотлориэна принял их в свои мягкие, зеленоватые тени, и для каждого из них это было облегчением после давящей тьмы Мории. Воздух казался чистым и прохладным, пахнущим свежими листьями и травами, словно здесь время двигалось медленнее, не затронутое внешними тревогами. Но тягость утраты по-прежнему ощущалась. Даже величественные деревья и мягкие звуки леса не могли унять боль, гнездящуюся в их сердцах.

Кай шла молча, чуть позади остальных, всё ещё прижимая руку к груди, где покоился медальон. Время от времени её глаза поднимались к высоким деревьям, словно она искала в их тихом великолепии ответ, утешение. Но утешения не было. Казалось, даже этот светлый лес чувствует их утрату и печально склоняет свои ветви над ними.

Арагорн выбрал место для привала, и они остановились, с трудом сдерживая усталость и эмоции. Боромир сел у подножия большого дерева, прислонившись к стволу, его взгляд был устремлён в пространство, словно он был где-то далеко. На его лице всё ещё виднелась боль, но он молчал, крепко сжимая рукоять своего меча, словно это единственное, что сейчас держит его в реальности.

Леголас тихо смотрел на лес, его глаза блестели от скорби и светлого спокойствия Лориэна, что-то непроизвольно умиротворяло его, хоть тьма ещё не ушла из его души. Он стоял неподвижно, словно пытаясь впитать свет и силу древних деревьев, наполняющих его покоем. Гимли, напротив, сидел опустив голову, его обычно громкий и твёрдый голос молчал, и Кай заметила, как он мрачно покусывал губы, пытаясь не выдать своих чувств.

Хоббиты собрались тесной группой, казалось, они искали утешение друг в друге. Сэм положил руку на плечо Фродо, его лицо было бледным, но твёрдым. Он понимал, что Фродо сейчас, как и все, нуждается в поддержке, и это дало ему сил. Пиппин и Мэрри сидели рядом, прижавшись друг к другу, их глаза ещё покраснели от слёз, и, казалось, они вот-вот снова заплачут, но сдерживались, крепко сжимая друг другу руки.

Кай опустилась рядом с ними, чувствуя себя такой же маленькой и беспомощной, как эти хоббиты. Она по-прежнему ощущала тяжесть потери, навалившуюся на неё и выжимающую все силы. Медальон под рукой казался последней связью с чем-то тёплым, родным, с тем, что помогало ей не утонуть в этом море отчаяния.

Арагорн подошёл к ним, тихий, но с твёрдым, спокойным взглядом, в котором отражалась непоколебимая сила. Он скользнул взглядом по каждому, словно стараясь передать частицу своей решимости.

– Здесь мы сможем немного отдохнуть, – сказал он, его голос звучал уверенно, почти умиротворяюще, словно свет леса наполнил его силой. – Нам дали отсрочку, и мы должны использовать её, чтобы восстановить свои силы.

Сказав это, он указал на себя первым, добавив, что начнёт дежурство, и кивнул Боромиру, чтобы тот сменил его позже. Боромир молча кивнул, устало прикрыв глаза и прислонившись затылком к дереву, его лицо всё ещё хранило следы глубокой усталости и горя. Они все надеялись, что хоть в этом покое Лориэна им удастся найти передышку.

Кай лежала неподвижно, смотря в темноту и чувствуя, как тишина леса Лотлориэна окутывает её. Она пыталась найти в этом покое утешение, но вместо облегчения ощущала лишь глухую боль, растущую внутри. Медальон, который она сжимала через одежду, как напоминание о матери и доме, больше не приносил прежнего успокоения. Что-то грызло её изнутри, не позволяя забыться сном, отягощая тело и мысли.

Сдерживать себя – быть кем-то другим – было труднее, чем она могла признать даже перед собой. Бинты, туго стягивающие грудь, уже казались частью её, врезаясь в кожу и в эти минуты боль от них стала особенно заметной. Она вспомнила, как впервые их наматывала: ткань стягивала ребра, лишая её возможности дышать свободно, сковывая дыхание, как невидимая цепь. С каждым днём они всё сильнее натирали, оставляя красные полосы, порой даже больно царапая, до крови, и от этого хотелось сорвать их и забыть о притворстве. Каждый вздох был напряжённым, каждая попытка двигаться вызывала раздражение. Но ради сохранения тайны, ради своей цели она терпела, уговаривая себя, что это всего лишь временная жертва.

Сейчас, в этом тихом лесу, эта необходимость казалась особенно ничтожной и абсурдной. Потеря Гэндальфа, тяжесть утраты и усталость делали её притворство бессмысленным, слабым. Она задумалась, стоит ли ей скрывать, кто она на самом деле. Должна ли она продолжать терпеть, сдавливая своё тело, когда её душа едва не рвётся наружу от боли? Она ощутила, как стягивающая ткань становится символом не только её тайны, но и всего того, что она носит в себе – страха, одиночества, тоски по дому и той жизни, которую она оставила позади.

Не выдержав, она осторожно, чтобы не разбудить никого, просунула пальцы под рубашку и достала медальон. Холодный металл прикоснулся к её коже, и она почувствовала как отголосок далёкого тепла, исходящего от родных мест. В этот момент её сердце сжалось, и слёзы, накопившиеся за весь этот путь, вырвались наружу.

– Ты ранен? – раздался рядом голос, и она вздрогнула, поспешно запахивая рубашку и проглатывая ком из слез. Кай мельком взглянула на Боромира, её пальцы судорожно сомкнулись на ткани. В теории их можно было бы объяснить как повязки от раны, но на практике – у неё пересохло в горле, и слова застряли на языке.

Боромир наклонился ближе, взгляд его был серьёзен, но без следов подозрения.

– Ты держишься за грудь всю дорогу, – продолжил он, внимательно разглядывая её. – Если ранен, не скрывай. В этом нет слабости.

Она почувствовала, как напряжение отступает, когда осознала, что он ничего не заметил и просто обеспокоен её поведением. Он не знал ни про бинты, ни про медальон, спрятанный у неё под одеждой. Она тихо выдохнула, но ответ всё ещё казался неясным.

– Всё в порядке… просто… – начала она, но голос её дрогнул. Как объяснить дальше? Внезапно она задумалась: разве воин делится такими вещами? О чём вообще говорят мужчины?

Кай росла среди воинов и пастухов Рохана, и их разговоры были совсем иными, простыми и прямолинейными. Её братья постоянно обсуждали лошадей и боевые тактики, рассказывали о дальних походах, спорили, чей конь сильнее и выносливее, или кто сможет оседлать дикого мустанга. Они делились своими успехами и провалами на турнирах, рассказывали истории о столкновениях с дикими зверями или о тяжёлых ночных дежурствах на границе.

Боромир и Арагорн были совершенно другими. В их словах чувствовался опыт и груз ответственности, а их разговоры касались не только воинских дел, но и политики, долга, будущего. Боромир рассказывал о Гондоре и своём отце с гордостью, и иногда в его голосе проскальзывало сожаление о неудачах. Арагорн, напротив, говорил редко, его слова всегда были обдуманными, а за ним ощущалось скрытое знание и глубокая забота о судьбе всех свободных народов. Гимли и Леголас – их разговоры были наполнены древними легендами и загадочными рассказами о своих народах. Они спорили о подземных чертогах и лесах, о том, кто больше предан своему делу и где истинная красота. Эти разговоры казались Кай далекими от тех, что вели её родные братья, чужими и величественными.