Желанная Шести

Вторая часть книги – «Звериная Страсть».

Дитя первородного греха

Мои губы были вымазаны багровыми потеками недавнего грехопадения. Холодный воздух обжигал мои босые ноги, но я не чувствовала холода; напротив, по мне разливалось бодрящее тепло, когда я погружалась в дикую природу этого замерзшего царства.

Я бежала – о, как я бежала! Моя скорость превосходила скорость самого ветра – я была как размытая тень на фоне белоснежного покрова. Каждый шаг превращался в гимн свободы. Лес оживал вокруг – каждый шелест листьев и треск веток под ногами обостряли мои чувства.

Продираясь сквозь подлесок, я заприметила пасущегося на поляне впереди рогатого оленя.

С расчетливой точностью я взобралась на ветви ближайшего дерева, готовясь к удачному прыжку.

Но как только я собралась сорваться с места, неведомая сила с размаху обрушилась на меня. Мир закружился, и я рухнула на заснеженную землю.

По воздуху разнеслось рычание – низкий рокот. Передо мной возвышался Моран в обличье огромного белогривого волка.

Во мне взыграли дикие инстинкты, я оскалила клыки и с ревом набросилась на него. Мои когти впились в его густой мех, силясь вырваться на свободу. Но зверь был непоколебим: он ответил мне таким грозным рыком, от которого у меня зазвенело в ушах.

Во время борьбы изнеможение прокатилось по мне подобно волне, разбивающейся о скалистый берег. Мои силы иссякли. Что со мной было?

Моран смотрел на меня своими пунцовыми глазищами, пронзавшими, казалось, саму мою душу.

Затем последовало неожиданное предложение: волк призвал меня оседлать его спину.

С некоторой заминкой я взобралась на его могучую спину, чувствуя, как напряглись его мышцы, когда он вновь поднялся и тронулся в путь.

Я сопротивлялась желанию запустить мои пальцы в его мягкий мех. Прижаться к широкой спине зверя. Уткнуться носом в его мощную шею.

В глубине зимних сумерек, восседая на его спине, я вдруг уловила движение – сквозь кустарник проскочил зайчонок. Его изящная форма пронеслась мимо, как шёпот между листьями, а пьянящий аромат устремился ко мне – призыв сирены, манящий меня.

Не раздумывая ни секунды, я спрыгнула с волчьей спины. Захватывающее чувство погони бурлило в моих жилах, пока я стремглав побежала за неуловимым существом, каждый мускул моего тела разгорелся от неутолимой жажды теплой крови.

Но я была не одинока в этой неистовой погоне: Моран неотступно следовал за мной в своей превосходной волчьей форме. Его присутствие одновременно возбуждало и пугало, напоминая о той неприкаянной воле, что властвовала над нами обоими.

Заяц ускользнул в свою норку, предоставив нам возможность противостоять друг другу в хаосе охвативших нас инстинктов.

Моран рванулся вперед и прижал меня к земле, его вес давил на меня с такой силой, что дыхание покинуло меня. Еще немного – и я услышала бы, как ломаются мои ребра. На моих глазах он перевоплотился – его волчье обличье истощилось, явив мне человеческую фигуру.

Полностью обнаженный, мужчина навис надо мной, его бледная кожа мерцала в полумраке, подобно лунному блику на свежевыпавшем снегу. Его белые пряди ниспадали вниз, словно эфирные нити, касаясь моих щек так, будто были одушевлены собственными желаниями. Наши лица разделяли считанные мизинцы, я кожей чувствовала его горячее дыхание, пока чёрные плотоядные глаза буравили меня.

– Ты подчинишься и пойдешь со мной домой! Или я выволоку тебя отсюда за шкирку, как нашкодившую кошку. Так что решай, – рявкнул он, сжимая мои запястья в захвате.

С моих уст слетел звонкий смех, после чего я стала выгибаться под ним. Было нечто пленительное в ощущении того, что я нахожусь в его власти.

Я хитро улыбнулась, не ведая никакого испуга под его взглядом.

– Хорошо. Но только при условии, что ты поцелуешь меня сию минуту.

Взгляд Морана потяжелел, в глазах полыхнула тихая буря.

– Где? – процедил он сквозь зубы.

– Где пожелаешь.

С грацией хищника Моран сократил расстояние между нами, стиснув мой подбородок и притянув меня к себе.

Его губы встретились с моими в яростном порыве, в столкновении сдерживаемой агрессии и жажды. Я чувствовала, как жар его прикосновений пронизывает меня насквозь, подавляя тягу к крови. Он один мог заглушить любой неутолимый голод, что у меня только мог быть.

Я растворилась в нем, мои пальцы погрузились в его волосы, привлекая его к себе ещё ближе.

Моран, Моран… Какова на вкус твоя кровушка? Сильнейший из волколаков, благородные черты лица, жесткий нрав… Какой ты на вкус?

Я впилась в его губы зубами, извлекая на волю кровавый эликсир со вкусом греха и спасения.

Реакция Морана была стремительной и жестокой: его хватка на моем горле сжалась в знак предупреждения. Но я стойко выдержала его взгляд, понимая, что связь между нами изменилась безвозвратно.

Я подняла подбородок, вызывающе ухмыляясь.

– Волчья метка твоя сломана, – объявила я. – Ты больше не можешь мной командовать.

– Ты не полностью во владении упыря. Половина тебя все еще принадлежит мне. И я уж постараюсь приложить все усилия, чтобы выбить из тебя эту тварь! Даже если придется… Ты вообще меня слушаешь?

Я хмыкнула, прикусив губу. Мой взгляд скользнул по его обнаженному торсу, так близко прилегающему к моим бедрам. Как интересно… Надо будет почаще сбегать из поместья теперь.

– Поговорим, когда твои мозги встанут на место! Очевидно, сейчас ты не лучше кошки в весеннюю пору.

Моран усилием воли заставил себя обратиться, и его человеческий облик постепенно истаял, высвободив скрывающегося под кожей зверя.

Я обхватила его за шею, когда тот перевоплощался, чем немало удивила его, судя по увеличившимся глазам. Ощущение меха и сухожилий под моими пальцами было одновременно волнующим и наводящим трепет.

А потом с грозным воем, эхом разнесшимся по чащобе, волк пустился в ночь со мной на спине.

Пока мы неслись сквозь тьму, я склонилась к Морану, скользнув рукой по его макушке. Его уши насторожились. Не ожидал он от меня проявления какой-либо ласки.

***

Когда Моран силой затаскивает меня в купальню, расположенную в его покоях, по моему телу разливается волна предвкушения. Дюжина свечей отбрасывает тени на его крепкую спину, когда тот поспешно облачается в шелковый халат.

Его презрительный взгляд задерживается на моем лице в ожидании моего протеста, но я не возражаю.

Он быстрым движением пытается подтолкнуть меня к уже ожидающей меня купальне, но я перехватываю его руку, на моих губах возникает задорная ухмылка.

– Кто сказал, что я желаю искупаться?

Я прослеживаю пальцами очертания его груди, с наслаждением отмечая, как напрягаются его мышцы.

– Этот дом – не место для грязных кошек.

Его пылающие глаза сталкиваются с моими, и между нами разгорается безмолвная битва воль.

– Почему же ты так печешься обо мне? Нравлюсь тебе?

– Что тут может нравиться? Лицо, подобное твоему, я могу запросто встретить в любом борделе и даже красивее. А твой характер… Лучше и не начинать!

С дерзким блеском в глазах я провела кончиками пальцев по его приоткрытым губам.

– Не лги нам. Я живу не первый век. Гораздо дольше, чем ты. Лицо этой девушки не найти ни в одном борделе, мой милый. Ищи днем с огнем среди знати, у которой есть все деньги губернь, чтобы изменить свои мордашки, – не найдешь ты подобного лица. Пытаешься нас принизить? Напрасно. Это тело уже занято, волчонок, – прошептала я. – Оно – моё.

– Раздевайся и смой с себя всю кровь!

– Как прикажешь. Но раз уж ты не хочешь признавать мою красу, я не позволю тебе любоваться мной. Отвернись!

Я избавляюсь от грязной одежды и подхожу к купальне. Вода в ней ледяная, и у меня нет никакого желания входить в нее. Я омываю руки, поднимаясь.

– Я закончила.

Без предупреждения Моран оборачивается. Его глаза сканируют мое обнаженное тело, аки соколиные. Затем он хватает меня за локти и прижимает к краю купели. Ощущение заледеневшего мрамора против моей разгоряченной кожи вызывает во мне прилив экстаза.

– Ах-ха-ха!

– Чего ржешь, как жеребца?

– А разве не видно? Охлаждаюсь я, а пылаешь – ты! Возбуждаешься… Это так мило! Тело мое нагое, прекрасное, так дурманит твой разум?

– Заткнись!

Он по-хозяйски обхватывает мое лицо ладонями, поднимая меня из вод, будто я ничего и не вешу. Я вцепилась в его плечи и с вызовом столкнулась с ним взглядом.

В одно мгновение Моран сократил расстояние между нами, прижавшись к моим губам с настойчивостью порывистого желания. Другая его рука перехватила мою талию – это не было проявлением страсти, это был жест жесткой силы и подавления моей воли. Создавалось впечатление, что он не просто целует, а поглощает меня – его губы соприкасались с моими с ненасытной жадностью, которая могла соперничать только с моей собственной.

Его рука, державшая мое лицо, переместилась к моим волосам, запутываясь в них и притягивая меня ближе, словно опасаясь, что я могу ускользнуть от него.

Моран сбросил меня назад в ледяную гладь, и холодная вода окутала меня, как окутывает горло страх.

Дверь захлопнулась за ним. Но прежде чем он поспешно удалился, я успела заметить его безумный взгляд – глаза пылали необузданной яростью – и румянец, проступивший на щеках; ткань его брюк была слишком натянута, и это трудно было не заметить.

Мое тело содрогалось не только от холода, но и от томления, которое теперь разливалось по моим венам, как огненное русло. Время стало превращаться в нечто несуществующее: минуты таяли в часах, а я всё лежала, пребывая в промежуточном состоянии между жаром и морозным ознобом.

Вдруг я услыхала чьи-то торопливые шаги – срочные и громкие.

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Агний в белом полушубке; на его волосах сохранились снежинки с мороза.

– Агний… Моран, он…

– Я знаю. Увидел кровь на его одежде.

В одно мгновение он проследил за моим состоянием – его скулы напряглись, и я впервые увидела вспышку ярости на его лице.

Он метнулся ко мне, проворно захватил полотенца, и поднял меня из воды. Его руки обхватили меня, оберегая; от него исходило тепло, пока он нес меня через коридоры к своим гостиным покоям.

Там, в гостиной, он бережно уложил меня на мягкую кушетку у потрескивающего камина, где пламя плясало, словно дикие духи.

– Благодарю. Если бы не ты, Агний, я бы там и замерзла до потери сознания.

– Прости, я должен был появиться раньше. Моран подверг опасности всех, когда бросился за тобой в лес. Я хотел сделать это первым, но он меня опередил. Казимир вообще мог бы умереть, останься он за пределами поместья чуть дольше.

Надо было задержать Морана подольше тогда своим поцелуем. Быть может, тогда этот изуверский духовник получил бы по заслугам сполна! Пытался расправиться со мной, а потом удрал на свою вылазку…

Когда Агний ушел готовить чай, меня привлекло мерцание огня. Оно завораживало меня – то, как оно пожирало древесину и давало взамен тепло – за все нужно было приносить жертву. Я чувствовала себя подобно кукле, выброшенной после окончания игры: красивая, но сломанная, брошенная, поскольку больше была не нужна… Но Агний был другим: он всегда возвращался, чтобы починить то, что было сломано во мне. Заботливо он собирал осколки моей человечности, вдыхая силы в мой дух так, как мог сделать только он.

Я сбрасываю одеяло и приподнимаюсь с кушетки, перебираясь поближе к огню. Начинаю избавляться от влажной одежды и вскоре оказываюсь совершенно нагой.

Беру одеяло и оборачиваю его вокруг себя, чтобы было потеплее. Я прекрасно ощущаю его присутствие позади себя: Агний уже некоторое время находится в комнате и молча наблюдает за мной из тени.

– Знаешь, мне доставляет большое удовольствие знание того, что ты наблюдаешь за мной, – не поворачиваясь, замечаю я.

Он прочищает горло, приближаясь к сервировочному столику, на который аккуратно помещает две чашки.

– Извини меня, – его голос низкий и исполнен благоговения. – Я уже слишком давно не видел женских форм, и никогда еще не встречал столь изящных.

Агний подбрасывает в огонь еще дров, и пламя ярко вспыхивает.

– Я отведала человеческой крови. Теперь упырь властен надо мной в полной мере? – тихо вопрошаю я.

Он замирает от моих слов, его взгляд прикован к огню. Наблюдаю, как его черный глаз поглощает весь свет вокруг, а голубой, наоборот, – отражает его.

Я подношу чашку с чаем к губам, вдыхая умиротворяющий аромат ромашки.

– Агний, – мой голос едва превышает шопот, и я ласково беру его руку, направляя ее к своей щеке. Его неспокойный взгляд встречается с моим, и что-то в нем смягчается. – Давай сбежим отсюда вместе? – мягко прошу я, прижимаясь к его ладони губами. – Только ты и я. Теперь я свободна от метки, и ты можешь оставить это поместье позади. Со мной.

Он сосредоточенно разглядывает мое лицо, но по его лбу пролегает тень, и он опускает взгляд.

– Как бы я ни жаждал такой свободы… Я не могу, Шура. Бросить своих братьев – значит предать их и обречь на прозябание здесь.

Он качает головой – медленно, твердо и болезненно. Во мне закипает разочарование.

"Он прошел испытание! Оставь его," – кричит во мне тоненький голосок истинной Шуры.

С обретенной твердостью я гордо вскидываю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.

– Я готова вынести суд за твои деяния… Я отпускаю тебе твои грехи. Если это в моих силах, я хочу, чтобы ты освободился от своего бремени.

Агний на мгновение замирает в созерцательном молчании, затем подходит ко мне, обхватывая мои руки своими теплыми ладонями.

– Благодарю тебя. Я был готов принять любое твое решение. Спасибо, Шура.

Он предлагает мне чашку чая, его аромат оказывает расслабляющее действие, и, когда я отпиваю глоток, на меня наплывает дремота.

Я откидываюсь на обивку кушетки, пока Агний подносит к своим губам дудочку и начинает наигрывать завораживающую медленную мелодию, разносящуюся по гостиной. Мой разум погружается в видения древних лесов и заброшенных деревень.

– Теперь, когда вурдалак дремлет в тебе, – Агний опускается передо мной на колени. – Я бы хотел разделить это короткое время с тобой, Шура. С истинной Шурой.

Я хмурю брови, пытаясь подняться из своего вялого состояния.

– Что ты добавил в мой чай?

– Немного трав, собранных на лугах, где ступни нежити горят, – ласково улыбнувшись, отвечает он. – Теперь она дремлет внутри тебя. – он дотягивается до моих рук, с нежностью поглаживая их. – Из всего, к чему когда-либо притрагивались мои руки, твоя кожа – самая… заветная.

Его губы касаются моего запястья, а затем осторожно скользят по внутренней стороне моего локтя.

Завороженная мерцающим пламенем камина, я нахожусь в плену видения нашего совместного будущего, раскрывающегося, как лепестки бутона во время цветения. Я вижу в пламени, как привожу Агния в свою родную деревню, представляю его своим родителям, и в моей груди разгорается радостное волнение. Смех заполняет мой слух, когда я вижу, как мы кружимся вокруг праздничного костра во время Купалы; яркие краски вихрем вьются вокруг нас под ночным покровом. В этом грезоподобном видении мы лежим на мягкой траве под пологом звезд, обмениваясь жаркими поцелуями, которые выражают больше, чем могут передать любые слова.

Мне отчего-то становится невыносимо смотреть на это. Что-то кажется ужасно неправильным. Я вспоминаю Лукьяна. Это он целовал меня ночью в поле под звездами! Я все еще принадлежу моему жениху. Мое сердце все еще тоскует по нему.

Я моргаю, закрывая глаза. Вдруг я чувствую губы Агния на своих. Или это всего лишь иллюзия? Я боюсь разомкнуть веки.

Приоткрываю рот, позволяя этому ощущению затянуться. Его губы плавно скользят по моим, слегка прижимаясь к ним.

– Прошу, скажи мне, Шура. Я один мечтал об этом во снах? – слышу я его тихий голос.

Я открываю глаза, вглядываясь в его безмятежное прекрасное лицо. Уголок его губ слегка вздрагивает, и он опускает взгляд, кивая.

– Я понимаю. Я все понимаю. Прости меня за мои действия. Я утратил все свои манеры с годами. Прости меня, Шура. Я больше не позволю…

– Нет, не один. Я тоже грезила об этом.

Я робко привлекаю его ближе, мои пальцы обвивают его шею. Застенчиво улыбнувшись, я касаюсь своими губами уголка его губ, где находится родинка.

Глаза Агния затуманиваются нежной дымкой, когда он поднимает на меня взгляд.

– В моей родовой волости существует поверье, что родинки – это поцелуи суженых в прошлых жизнях.

При этой мысли по моему лицу скользнула улыбка, а в животе все затрепетало.

Он берет мою руку и подносит ее к своим устам, одаривая маленькую родинку на моем запястье поцелуем.

– Когда впервые увидел тебя, – с оттенком печали произносит Агний, – на пороге нашего дома, замерзшая, ты лежала без сознания. Я пообещал себе тогда, что никогда не позволю себе видеть в тебе что-то большее, чем просто гостью нашего жилища. – его улыбка приобретает горько-сладкий смысл, пока он предается этим воспоминаниям. – Но потом… когда ты воздела руки к небесам, молясь за меня… Ты вошла в мое сердце и навсегда сделала его своим домом. – Агний проводит рукой по моим волосам, восхищенно разглядывая меня, отчего мое сердце ускоряет свой бег. – Тот, кто способен чувствовать, – этим и приговорен.

Я проваливаюсь в сон в его руках – самый спокойный сон, что я когда-либо знала.

***

Я пробуждаюсь среди благоухающих на ветру садов роз. Там возвышается она – мой двойник, видение неземной красоты с каскадом белых волос и яркими алыми глазами.

– С возвращением, дитя мое!

Улыбка на ее губах притягивает меня ближе.

Когда я разглядываю ее, меня охватывает смятение. Она стоит, как изваяние, в центре безмятежного пруда, окруженного тонкими нитями багровых виноградных лоз, уходящих в глубины вод.

– Смотри, моя милая девочка, – обращается она ко мне. – Знаешь ли ты, что это такое?

Когда я приближаюсь, она приподнимает руки, и виноградные лозы взвиваются вверх в унисон. Женщина достает из своих ниспадающих волос тонкое лезвие и умело перерезает одну из них. Та теряет свой лоск и рассыпается в прах.

– Многие мужья упивались вином моим от буйства моего блуда, – с чарующей улыбкой возвещает она, продолжая отрезать новые витки виноградных лоз. – И цари предавались любодейству со мной; купцы земные богатели от изобилия яств моих!

От речей ее дрожь пробегает по телу моему, и я вдумываюсь в их смысл.

– Это души, что были проданы тебе?

– Не проданы. А отданы в обмен за миг Блаженства на вашей земле Яви. – ее глаза вспыхивают потусторонним знанием. – Ты обретешь могущество сродни моему, дитя мое. Только… в том случае, ежели возжелаешь этого сполна. А пока же у меня есть для тебя одно предложение. Я вижу, как ты страдаешь, как пьешь ты горные травы, дабы усыпить силу мою дарованную тебе. Остерегайся каждого в том поместье: они алчут твоей невинности и стремятся присвоить твою светлую любовь себе, аки пиявки.

Луноликая выдерживает паузу, и выражение ее лица смягчается, когда та продолжает: – Я понимаю, что тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь оставаться собой. Поэтому дарую я тебе такую возможность: ты сможешь общаться с одним волколаком в поместье. С кем именно – выбирать тебе. С ним упырь внутри тебя будет пребывать в спячке, но с любым другим он пробудится и будет слово молвить за тебя.

– Их шестеро. Будет ли справедливо, если я изберу троих?

Ее заливистый смех звучит в наступившей тишине как колокольчики.

– Ха-ха-ха! Ты уже владеешь языком так же, как и я!… Ну хорошо, – уступает она. – Три будут принадлежать тебе, и три будут насыщать жажду похоти упыря.

Беловолосая дева издала мелодичный свист, который разнесся по лесу. Из глубин его теневых чащоб медленными прыжками появилось некое существо.

– Игоша, преподнеси три волчьих ягоды нашей почтенной гостье. Убедись, что лицо твое скрыто, гостья может испугаться. – властно приказала она.

Игоша – существо с темно-зеленой кожей, внешне напоминающее человека, но отличающееся неопрятными длинными космами и обветшалым телосложением – протянул три волчьи ягоды в своей заскорузлой и дрожащей ладони, прикрывая свое лицо другой.

Я обеспокоенно отступаю на шаг при виде того, как какое-то существо выползает из канавы. Из его рук выпадают несколько ягод, и он тут же поспешно их собирает, жалобно хныча, совсем как раненый зверь.

– Не прячь лицо, Игоша. Я не боюсь тебя.

Когда я приняла ягоды, на меня навалилась непреодолимая сонливость; зрение помутилось.

– Даруй эти ягоды тем, с кем хочешь пребывать собой. До новой встречи в другом вещем сне, дитя мое, – мягко прозвучал ее шелковистый голос в моем уплывающем сознании.

Охота на лис

Вино с его сахаристым привкусом никогда не могло сравниться с одурманивающим вкусом крови, который теперь преследовал мои чувства. Насыщенный пунцовый оттенок, переливающийся в моем бокале, был заманчивым напоминанием о том, чего я отныне жаждала больше всего.

Я вальяжно расположилась на бархатном диванчике, доминирующем в гостиной. Уютная обстановка контрастировала с унылой метелью за окнами. Скука стала моим постоянным спутником на протяжении этой недели. Я изрядно исхудала, ведь обычная еда меня больше не интересовала.

На столе были разбросаны книги – большинство из них были весьма занудны, но в некоторых я обнаружила мимолетную интригу—например, в духовных трактатах. Но все они были испещрены непрекращающимися каракулями Казимира, его мысли раздражающе прерывали мое созерцание.

Пока я томилась в этом состоянии апатии, коротая время за бокалом вина, мое внимание привлекла проходящая мимо фигура в ближайшем коридоре. Знакомый запах донесся до меня: Юргис.

Я порывисто выпрямилась и двинулась к вестибюлю, чтобы полюбоваться им получше. Рыжие локоны юноши, вернувшегося с пробежки по садам, переливались на фоне темного интерьера, как угольки. Он до конца не замечал моего присутствия рядом.

В голове зашевелилась шальная мысля: а не хочу ли я с ним позабавиться?

Недолго думая, я подкралась к нему сзади, и на моих красно-вишневых губах расплылась лукавая улыбка. Шустрым движением я отвесила ему резкий шлепок по заднице. Его изумленная физиономия заставила меня залиться звонким смехом.

Волколак крутанулся, выпучив глаза от охватившего его недоумения.

– Попался, рыжик, – игриво шепнула я, проводя ногтями по его плечу, огибая его, точно хищник, присматривающийся к добыче.

Юргис озадаченно хмыкнул, окинув меня взглядом с ног до головы.

– И что же это за небесный дар такой? Я заинтригован…

Раньше, чем я успела среагировать, его рука грубо оплела мою талию, притянув меня к себе так, отчего наши губы едва не соприкоснулись. От него исходил волнующий жар… Должна признать, что среди всех волчат Юргис… обладает самой пылкой внутренней энергией.

– Посмотрю, как ты будешь себя вести, – дразняще усмехнулась я, вырываясь из его хватки. Но он был проворен: поймав мою ладонь, он вернул меня обратно.

– Куда собралась? Мы же только начали, человечишка… О, как глупо с моей стороны забыть. Вурдалачья красуля.

Я тряхнула головой, отбрасывая его руку.

– Я отправляюсь на кухню. Хочу приготовить что-нибудь сладенькое… Слышала лучший подарок мужчине—подарок, сделанный своими руками…

– У тебя мужчин полный дом. Ты всех одаришь?

– Только самого послушного. И сладкое послевкусие разделю с ним.

На моих губах мелькнула загадочная улыбка: я упивалась напряжением, возникшим между нами. Юргис начал неспешно кружить вокруг меня, перекрывая вход на кухню с видом доминанта. Его взгляд был острым, когда он склонился ближе, изучая мое лицо. Я невольно отпрянула.

– В чем дело? Испугалась небольшой порции веселья? – его горячее дыхание задело мое ухо.

Я чуть отклонила голову, чтобы встретить его взгляд, изображая безобидную невинность.

– Веселье порой бывает небезопасным… Но мне по нраву именно такие забавы. С долей риска.

Юноша недобро сощурился, явно развлекаясь этим обменом мнениями.

– О, мне по вкусу такие игры! Просто скажи мне, каковы твои правила?

Я подалась навстречу ему, как если бы делилась какой-то тайной, предназначенной только для его ушей.

– Мои правила просты: не отставай или останешься в тени других. А шансы твои и так невысоки!

С этим заявлением я бросилась прочь от него. Юргис с удивительной быстротой ринулся за мной, но остановился, когда я круто развернулась к нему лицом: его руки зажали меня по обе стороны стены.

– Думаешь, что словил меня, волчонок? Это случилось только потому, что я позволила тебе это сделать.

– Да неужели? Позволяешь мне то, что другим еще не давала?… А может всё-таки уже займёмся любовью, раз тебя так прет от меня?

– Безответная тебя устроит?

– Ну, если она оканчивается нашими стонами, то—да! Вполне!

– Только твоим.

Я от души врезаю ему локтем под ребра и отправляюсь прочь, пленительно покачивая бедрами.

– И по жопе дала, и под ребра! Мадам, вы меня сегодня балуете!

***

Я поднялась в свои покои, предвкушая предстоящую ночь. Тщательно нанеся на лицо макияж, я подчеркнула свои глаза с помощью темных теней. Облачившись в облегающие черные брюки, я дополнила их малиновой блузой – выбор был сделан намеренно, ведь если сегодня прольется кровь, она лишь дополнит мой наряд. Чтобы завершить ансамбль, я накинула на плечи роскошную черную меховую накидку в пол.

Как же я желаю развлекаться! Пошло оно все лесом!

Я жаждала броситься наперегонки с ветром, как дикий зверь, выпущенный из темницы. Меня манил азарт погони. На губах проступила коварная улыбка, когда я припомнила записку, переданную мне месяц назад Кумой. Лис пригласил меня порезвиться в зимнем лабиринте, и вот настало время для нашей совместной забавы. Он еще не знает, что его ожидает…

Когда я ступила в заснеженные сады, холодный воздух был пронзительно жгучим, но это меня уже не пугало. Моя кожа была разгоряченной; снежинки таяли при соприкосновении со мной. Я вступила в лабиринт и с изяществом двинулась по лабиринтообразным дорожкам. Вскоре я достигла площадки в центре лабиринта, где под снежным покрывалом стояла симпатичная беседка-ротонда.

Прислушавшись к ночным звукам, я насторожила уши. Мое внимание привлек легкий шорох в кронах деревьев—между ветвями промелькнул белый проблеск. Я усмехнулась, оборачиваясь.

Неподалеку от беседки стояла белая лиса, ее желтые глаза поблескивали в сумерках.

Не раздумывая, я кинулась за лисой. Погоня зажгла что-то во мне: я была быстрее его – проворнее, чем любое другое существо, – и в глубине души я знала, что лис понятия не имел, что пришло поиграть с ним вместо Шуры.

В голове всплыли воспоминания Шуры о прошлых угрозах и нападках Кумы, которые когда-то вселяли в нее чувство ужаса.

Должна ли я отомстить за нас?

Набрав скорость, я ловко спикировала с ветки ближайшего дерева и приземлилась прямо на лису. Прижав зверя к земле, я услышала его сиплое шипение. Лис мгновенно стал увеличиваться в размерах, пока не принял человеческий облик – худая мужская фигура с бледной кожей, мерцающей в лунном свете, белоснежными ровными волосами и медового цвета пылающими от ярости глазами, которые он силился поднять и рассмотреть то, что пригвоздило его к земле. Он не мог меня толком разглядеть, и мне хотелось подольше продержать эту интригу.

Юноша извивался подо мной: его длинные золотистые когти оказались в опасной близости от того, чтобы оцарапать мою ногу. Я с наслаждением предалась этому моменту и с мелодичным смехом прижала его руку выше головы.

– Поведай мне, лисенок, зачем тебе такое милое личико? А что, если… я сниму с него скальп? Оно будет все таким же очаровательным? – я склонилась ближе, принюхиваясь к его сладострастному запаху. – Не думаю.

Мой нос—мой надежный советчик. И сейчас он подсказывал мне, что запах Кумы наиболее близок к моей природе. Как будто мы были созданы из одних и тех же природных стихий. У него была темная душа, он был падок на охоту, азарт, разврат и имел за плечами множество интимных связей. Но, конечно, не так много, как я в других телах. Но Шура… Как я вообще очутилась в теле девственницы? Чудеса да и только! Но одно я знала точно—скоро я это исправлю. И это будет самое легкое и сладостное событие на свете!

Кума сверкнул глазами, угрожающе оскалившись и обнажив острые белые клыки. Он все еще не распознал меня, и это только подстегивало мое озорство.

– Что случилось, лисенок? Не бойся, я могу быть и ласковой… – мой язык медленно прошелся по изгибу его уха, смакуя вкус его кожи. Улыбка скользнула по моим губам, когда я легонько прикусила его ухо, вызвав у него недовольство. – Какой же ты все-таки вкусный, лисеночек!

– Да что ты такое?! – прохрипел он в ответ, к раздражению добавилась досада.

– Я?… Смерть твоя сладкая.

Я впилась острыми ногтями в его шею, чувствуя пульсацию под подушечками своих пальцев.

– Слезь с меня, тварь дикая!

Он попытался подняться, но я прочно удерживала его на месте.

– О боже, как обидно! Даже не сказал, что тварь из меня красивая получилась.

– Дай взглянуть на тебя как следует, тогда и скажу, насколько ты уродлива!

– Уродлива? Я?

Загоревшись вызовом, я разжала хватку и соскользнула с его спины. Кума резко перевернулся ко мне лицом, подскакивая на ноги. Он молча уставился на меня, и мне стало казаться, что так будет продолжаться целую вечность.

Однако кое-что промелькнуло в его медового цвета глазах—в них зажегся огонек любопытства, и мои губы дрогнули в ухмылке.

– Что же с тобой такое стало, зайчонок? – шепнул он, разглядывая меня с ног до головы. Белая шуба, накинутая на него, казалось, искрилась в неярком лунном свете—эта элегантная странность отличала его от более примитивных перевоплощений волколаков. Рати как-то обмолвился, что лисы, служащие некой темной княгине, никогда и не были настоящими людьми, в отличие от них.

– Сыграем в игру, лисенок? Ты ведь так хотел этого, не так ли?

Я стала обходить его по кругу, как хищница, присматривающаяся к добыче, ловя взглядом любое его движение. Он неотрывно следил за мной глазами, не позволяя мне ускользнуть из поля его зрения.

– Догонялки в садовом лабиринте. Если догонишь меня, исполню любое твое желание. – мой голосок звучал обольстительно. Я наклонилась ближе и прошептала ему на самое ушко: – Любое.

Его позолоченный коготь задел свободную прядь моих волос и намотал ее на кончик.

– Я не прочь, – пробормотал он, глубоко вдыхая, словно вкушая мой запах. – Поиграть.

– Выиграю я, – парировала я, легко ускользая от его касания, – и ты ответишь на три любых моих вопроса.

Глаза лиса чуть сузились, в них отразилось недоверие.

– И что же ты хочешь от меня узнать?

Я жеманно улыбнулась, смакуя тонкую игру между нами.

– Проиграй, и узнаешь.

С этим вызовом, повисшим в воздухе, я бросилась в лабиринт—извилистый переплетенный коридор из живых изгородей и теней.

Поначалу Кума поспевал за мной по пятам; я слышала, как позади меня ускоряются его движения, когда он преследовал мою ускользающую тень. Но я ведь провела бесчисленное количество часов, лавируя по этой запутанной зелени; каждый поворот и закоулок были запечатлены в моей памяти.

Углубляясь в лабиринт, я не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. Мой смех эхом разлетался по дебрям, когда я сворачивала то влево, то вправо, увлекая его в пучину преследования.

Несмотря на его скорость, становилось ясно, что лиса начинает одолевать усталость. Увлекательная погоня превратилась в испытание на выносливость, где все карты были в моих коготках.

Я сбавила темп, чтобы позволить лису приблизиться вплотную. Оглянувшись на него, я лукаво ухмыльнулась.

– Уже утомился? Я-то думала, ты продержишься подольше… – поддразнила я, осуждающе цокнув языком. – Ты проиграл, лисенок.

Блеск в моих глазах заиграл и триумфом, в то время как он на ходу вновь принял человеческий облик и предстал передо мной, переводя дыхание.

– И что же кролику может понадобиться от меня? – спросил он, откидывая воротник своей шубы, – жар погони все еще не покидал его. – Или же мне теперь стоит называть тебя волчьей подстилкой? – тон его был резким, ноздри раздувались при каждом вдохе. – И что же они с тобой сотворили?

Я прислонилась к корявому стволу дерева с довольной улыбкой.

– Тебе, кажется, жарковато… Может, шубка слишком теплая для тебя? – я приблизилась к нему, удерживая взгляд. – Если так, то, может, я позаимствую ее? Мне вот довольно холодно…

Я взмахнула ресницами, пальцы коснулись мягкого меха на его груди.

– Раньше крольчонок был таким стеснительным. Посмотрите на нее сейчас, – приподняв одну бровь, заметил Кума, пристально наблюдая за мной.

– Моя стеснительность переросла в глубокий голод. Тебе ли не понять меня, как никому другому?…

Мои пальцы смело провели по краю его шубки, скользнув по оголенной коже живота.

Взгляд Кумы обострился.

– Почему же ты так смотришь на меня? Не желаешь помаду мою размазать?

Он звонко рассмеялся, схватив меня за руку и притянув к себе.

– Я не один из твоих окаянных кобелей, которые пускают слюни по твоему телу. Меня это никоим образом не привлекает.

Я перехватила его руку, прижав ее к своей щеке.

– Тогда что же привлекает твой интерес? У меня много талантов; даже такой опытный любовник, как ты, будет приятно удивлен.

Я провела его когтем по своим губам, нежно закусив его. Лис подался вперед, его гладкие белые пряди заслонили его янтарные глаза.

– Продолжай. Спрашивай свои вопросы.

– …Кому ты служишь?

Лис промолчал.

– Вижу, что не хочешь отвечать. Тогда, ответь, что же ты знаешь о волчьей метке?

– Только то, что она сама источает столь пьянящий аромат, что напоминает самый вкусный деликатес, – ответил он, в его глазах сверкнуло оживленное любопытство.

– Да? И как можно от нее избавиться?

В одно мгновение Кума переменился в лице. Он рванулся вперед и прижал меня к дереву с жесткостью, вызвавшей во мне трепет.

– Могу помочь тебе избавиться от нее. Сделаю это наилучшим образом.

– Съешь меня? – я рассмеялась со смелым вызовом во взгляде. – Хотела бы я посмотреть, как ты это провернешь!

Его клыки коснулись моей шеи, игривый укус превратился в острую боль, когда его зубы вонзились мне в ключицу. Вспышка боли разожгла мои инстинкты. Я отпрыгнула в сторону, мои острые когти рассекли воздух, и пронзительный вой эхом разнесся по саду.

На снегу у моих ног лежал Дарий в человеческом обличье, по его лицу струилась кровь. Второй лис… Извечный компаньон Кумы.

– А чего ты ожидал, нападая на меня со спины, как полный профан? – спокойным тоном произнесла я, откидываясь спиной на грудь Кумы.

– Опять приревновал меня, Дарий? – голос Кумы был холоден, на бледных губах застыл оскал.

Глаза Дария вспыхнули ненавистью, после чего он сплюнул кровь.

– Она больше не человек. Осторожнее с ней, Кума.

Я и не подозревала, насколько близки были эти лисы – все-таки животным чужды сложности человеческих эмоций.

– Пойдем домой, – поднявшись, тихо предложил Дарий.

Кума молчал, незаинтересованно разглядывая свои когти.

– Серьезно, Кума? Я не узнаю тебя. Да что ты в ней нашел?

– Вероятно, Кума не настолько глуп, как ты считаешь, – усмехнувшись, вмешалась я.

Внезапно Дарий ринулся на меня, но Кума тут же оказался на его пути, придавив того к дереву.

– Я никогда не предавал тебя. Моя верность по-прежнему неизменна, – прохрипел Дарий с разочарованием.

– Не припомню, чтобы я давал тебе какие-либо клятвы, – усмехнулся Кума, сжимая пальцы на его горле. – Ты забываешься.

Оба внезапно замерли, резко обернувшись в одну сторону. Я тоже почувствовала—что-то мощное стремительно приближалось к нам. Волк. Я перевела взгляд на то место, где были лисы, но там уже было пусто.

– До нашей следующей сладкой встречи, мой крольчонок… с коготками, – раздался у моего уха медовый шепот Кумы. Я обернулась, но ничего не увидела—лишь кустарник чуть заметно покачивался в потемках на фоне леса.

И тут из полумрака со стороны садов вынырнул огромный белый волк, двигаясь мне на встречу. Агний.

По моим венам пробежало странное волнение, сердце забилось быстрее. Настоящая Шура явственно заявила о себе, желая вернуть себе тело, в котором она когда-то была одна. Я ощутила непонятное предчувствие своей капитуляции перед ней. Ну что ж, на сегодня с меня хватит развлечений, пожалуй. Уступлю ей тело.

Задыхаясь, я наконец почувствовала, как вурдалак ослабил свою хватку на мне. Теперь я могла дышать полной грудью и контролировать свое тело.

Я бросилась к Агнию, сердце выбивало дробь, как молот о наковальню. Обхватив его за шею, я зарылась лицом в тепло его меха, вдыхая присущий только ему земляной душистый запах.

Только когда мои ладони соприкоснулись с его оголенной кожей, пришло понимание его перевоплощения. Мои наполненные слезами глаза распахнулись, и я нашла утешение в его крепких объятиях.

Агний стоял передо мной, человечный и уязвимый, отсутствие одежды подчеркивало силу и молодость его тела. Меня пробрала дрожь от холода и смущения, но он лишь сильнее прижал меня к себе, успокаивая.

Я поспешно сняла свою меховую накидку и укрыла его плечи.

– Шура, – заговорил он с беспокойством в голосе. – Я нашел это на своем прикроватном столике сегодня утром. Это ты положила ее туда?

Он протянул кулак, разжимая пальцы—на его ладони лежала одна-единственная волчья ягода.

Я моргнула и лишь молча кивнула.

– Да. Это волчья ягода.

– Она ядовита.

– Эта—нет, – проговорила я, с дрожью по всему телу. – Я выбрала тебя, Агний. Я заключила сделку с вурдалаком.

Он сильнее сжал мои плечи, его взгляд пронзительно вглядывался в меня.

– Что ты ей пообещала за это?

– Ничего, – еле слышно ответила я, качая головой. – Мы просто поговорили. Она дала мне три ягоды. По одной для каждого, с кем я хочу быть собой. Если ты съешь эту ягоду, Агний, вурдалак никогда не завладеет моим телом, когда я буду рядом с тобой.

Я накрыла его руку своей, безмолвно обращаясь к нему с мольбой о понимании.

– Ты доверяешь ей?

Я опустила взгляд. У меня не было никаких сомнений, кому отдать первую ягоду. Я сразу знала, что это будет Агний.

– У меня нет выбора. Пока мы не придумаем противоядие, это мой единственный шанс… жить.

С осторожностью, словно это было что-то сакральное, Агний поднес ягоду ко рту, веки его прикрылись. Меня охватило какое-то необыкновенное состояние, будто тьма поглотила свет, но свет испепелил ее в ответ.

Я попятилась назад, мое тело содрогнулось: он тут же подхватил меня, его руки стали спасением среди хаоса. Меня пронзила вспышка ледяного паралича, а затем—полная безмятежность. Я вернулась в свое тело. Вурдалак во мне заснул глубоким сном.

– Шура… – прошептал Агний, нежно погладив меня по голове.

Я нахмурилась, встречая его взгляд.

– Не обращайся со мной как с дитем.

Его улыбка стала невероятно теплой, заставив меня позабыть обо всем.

– Если бы я обращался с тобой как с дитем, как бы я мог позволить себе сделать подобное?

Наклонившись, он приник к моим губам. Поцелуй был медленным и осторожным. Его губы были мягкими и в то же время настойчивыми, разжигая огонь глубоко внутри меня. Я таяла в нем, мое сердцебиение синхронизировалось с ритмом нашей связи.

Когда я отстранилась, на моих губах расцвела робкая улыбка. Я осмелилась поднять на него глаза, и мое сердце запылало чем-то новым и необычайно светлым.

Мы вместе отправились по извилистой тропинке лесного марева, его рука обнимала меня, а общее тепло моей накидки согревало нас обоих.

– Помнишь, Шура, – тихо проговорил Агний, его шепот приласкал мое ухо, – я обещал показать тебе одно особенное место?… Время пришло.

Всякому своя милая хороша

Агний попросил меня закрыть глаза и бережно повел через пышные объятия леса. Я чувствовала себя странно: воздух, прежде морозный, теперь был наполнен обещанием тепла и овевал меня, как весенний ветерок.

– Теперь можешь открыть глаза, – его дыхание нежным напевом коснулось моего уха.

Улыбка украсила мои губы, и я повиновалась, застыв в благоговейном изумлении. Передо мной расстилалась захватывающая дух картина: под ветвями деревьев расстилалась живописная поляна, утопающая в переливах цветущих фиалок, танцующих на легком ветерке. Их аромат, пряный и неуловимый, заворожил меня, словно сама природа пожелала создать этот райский уголок, не тронутый временем.

– Как такое возможно, что здесь сейчас лето? – проговорила я едва слышно, восхищаясь окружающей меня красотой.

– Земли возле поместья уже много веков находятся в плену зимнего времени, – пояснил волколак, сохраняя спокойный, задумчивый взгляд. – Но стоит отойти чуть дальше, и можно заново открыть для себя тепло времен года.

Он протянул мне руку, и, когда я, краснея, стыдливо вложила свою ладонь в его, то услышала его легкий смешок. С радостью в сердце мы двинулись по петляющей лесной тропинке.

Я сбросила туфли, смех сорвался с моих губ, и я помчалась вперед без оглядки. Остановившись, я закружилась вокруг себя в головокружительном вихре, и мир вокруг меня расплылся. Я не желала, чтобы это время заканчивалось. Время, когда я единолично распоряжалась своим телом, когда могла самостоятельно двигаться, выражать свои мысли, говорить и… чувствовать.

Как раз в тот момент, когда я была на грани потери равновесия, руки Агния обхватили меня, без труда удерживая на месте при вращении с улыбкой, озаряющей его лицо.

Он мягко поставил меня на землю и мы опустились под сенью древних деревьев. Я смотрела на небо, теряясь в потоке перистых облаков, а его глаза, полные нежного чувства, неотрывно глядели на меня.

Внезапно меня охватила тревожная мысль.

– Агний, как тебе удалось покинуть пределы поместья? Ведь сейчас не твой черед для вылазок! – я вцепилась в его руку, на моем лице застыло отчаяние.

Его смех прозвенел, как колокольчики на ветру, а на щеках появились ямочки.

– Я и забыл, как это приятно, когда о тебе волнуются, – промолвил он, убирая прядку волос с моей щеки. Его глаза—каждый иного цвета—захватили меня в плен, увлекая в свои глубины.

Я боролась с румянцем, который грозил вот-вот выступить. Мой взгляд упал на его обнаженную грудь, точеный изгиб живота и край меховой накидки, волнующе прикрывавшей нижнюю часть его тела. Он воплощал в себе саму суть запретного порока.

– Моя очередь на вылазку наступила сегодня. Казимир вернулся домой вчера вечером.

Я содрогнулась от холодной дрожи. Возвращение Казимира было сопряжено с немалой угрозой для меня. В последний раз, когда он выпустил свою ярость, это был жестокий сеанс безумия, в котором моя жизнь оказалась на волоске от гибели. Что он сделает со мной, когда увидит живой и невредимой?…

Я зажмурила глаза, с губ сорвался вздох. Пальцы Агния провели тонкую дорожку от моего виска к глазам, словно желая запечатлеть в памяти каждую мою черточку.

– Агний… Я боюсь за свою жизнь. Казимир… он напал на меня в прошлый раз, – наконец решилась признаться я с дрожью в голосе.

Выражение лица мужчины внезапно осунулось, во взгляде зародилась недобрая моровая дымка.

– Что он сделал?… Он ведь не причинил тебе вреда?

Я покачала головой, и на меня нахлынули воспоминания, кровавые и преследующие.

– Вурдалак воскресил воспоминания о его мертвой невесте, разжигая в нем неистовую ярость. Он привязал меня к Алатырь-камню и окатил святой водой.

Я содрогнулась, воспоминание о случившемся полоснуло меня по душе. Через мгновение руки Агния обхватили мое лицо, заставляя встретиться с ним взглядом.

– Впредь говори мне обо всем, что с тобой происходит. Клянусь, Казимир больше и пальцем тебя не тронет. Это я тебе обещаю. С тех пор как погибла Сияна, он подчинился зверю внутри себя, превратившись в порождение скорби и безумия.

– Меня преследуют сны о ней. Сияна… что на самом деле постигло ее? – мой голос дрогнул, я надеялась услышать опровержение моим кошмарам в его словах. – Прошу, расскажи мне все. Я хочу знать.

Агний тяжело выдохнул, склонив голову, светлые локоны скрыли его глаза.

– Мы были чудовищами задолго до того, как обрели их обличья. Наши сердца—некогда порочные и жестокие—не могли спокойно смотреть на ее счастье с Казимиром. Когда же судьба обернулась против нее, мы бездействовали, зная, что она обречена на верную погибель в мороз.

В этот миг я заметила, как переменился лик Агния—его безмятежная маска рассыпалась, обнажая груз мучительных воспоминаний, которые давно терзали его по ночам.

– За те месяцы, что я провела под одной крышей с вами, я сумела многое узнать о каждом из вас, – задумчиво протянула я, проводя пальцами по шелковистым лепесткам цветов. – Вы храните темные истории—истории, сотканные из самой природы ваших страхов. Мучения, которым вы себя подвергаете, – жестокое эхо воспоминаний об этих историях. Я считаю, что прежде всего вы должны найти в себе силы простить самих себя.

Моя рука, немного подрагивающая от нерешительности, коснулась его пальцев.

Взгляд Агния затмился печалью.

– Ты говоришь истину, милая Шура. Безусловно, ты права. Но как простить себя, если сострадание было отнято у нас в тот момент, когда мы приняли свою вторую природу? Однако ты… – он улыбнулся мне теплой улыбкой, пробившейся сквозь мрачные тени. – Ты многое изменила. Прожив так долго на этой земле, я понял одну вещь: на свете существуют только любовь и страх, и ничего больше. Если мы прокляты своими страхами, то только любовь может служить нам спасением. И это не любовь к себе; это любовь, дарованная другому. И поэтому я с ужасом думаю о том, что могу потерять тебя, боясь, что мои слова или поступки могут изменить то, как ты меня воспринимаешь.

– Ты никогда не задумывался о том, что страх – это тот источник, из которого проистекает всякая храбрость?

Агний снова одарил меня понимающей улыбкой, кивнув.

Когда мы улеглись на травяной покров, я прижалась к его груди, и ритмичное биение его сердца стало для меня отрадой. Агний, убаюканный безмятежностью момента, погрузился в дремоту. Мой взгляд скользнул по созвездию родинок, украшающих его грудь и шею. Увлекшись прослеживанием их узоров пальцем, я забыла о том, что он погрузился в сон.

– Помнишь, что я говорил о родинках? – его голос был тихим шелестом, веки по-прежнему были закрыты.

– Что это следы от поцелуев, подаренных сужеными в прошлой жизни?

Он улыбнулся в ответ, заключая меня в свои объятия.

– Твой душевный свет затмевает все мои дурные мысли, которые я когда-либо вынашивал.

– Дурные мысли? У тебя? С трудом верится, что в тебе есть хотя бы намек на это. Ты кажешься… безупречным.

– Кажешься… Это определяющее слово, – отозвался он с ноткой меланхолии в тоне.

– Я отказываюсь соглашаться с этим.

– Не вынуждай меня убеждать тебя в обратном, Шура. Я бы никогда не пожелал причинить тебе страдания.

– Причинить страдания? Что ты имеешь в виду?

Мое излишнее любопытство разгорелось: я увидела, как стремительно расширяются его зрачки.

– Я проигрывал этот диалог в своей голове бесчисленное количество раз… Словно я прожил три жизни за это время, – признался мужчина, опуская глаза—золотистые пряди волос рассыпались каскадом, скрывая его лицо от моего внимательного взгляда. – Я возжелал тебя с такой силой, что душа моя воспылала. Каждый раз, когда вижу тебя, с тех пор как ты появилась на пороге нашего дома, я горю нестерпимым желанием. Мой зверь пробуждается при одном только виде тебя, он также как и я алчет обладать тобой—здесь и сейчас. Но поддаться этому первобытному порыву я себе никогда не позволю.

Резким, исступленным движением Агний наотмашь ударил себя по лицу, отчего из его носа побежала пунцовая струйка. Он наспех стер кровь рукавом шубы, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– Шура, не уповай на меня. Не доверяй ни одной душе в стенах поместья.

– Какая проникновенная речь, Агний! Если бы только твои слова имели под собой почву искренности, – раздался голос, пронизанный насмешкой.

Моран медленно вышел из тени деревьев, аплодируя.

– Ты также намеревался открыть ей, как заманил в ловушку суженую Казимира? – его ухмылка расширилась, когда я отшатнулась, инстинктивно пытаясь укрыться за спиной Агния. – Знаешь ли ты, дорогая Шура, что в ту роковую ночь не Казимир был в очереди на вылазку? В ту ночь Агний должен был отправиться на охоту. Однако Казимир крепко поссорился со своей невестушкой, поскольку она слишком много времени проводила в обществе нашего благородного Агния. Похоже, наш приятель питает особую тягу к повторению былых ошибок.

– Что бы он ни говорил, это лишь средство поселить в тебе смуту, Шура. Не верь его словам, – негромко произнес Агний, и его пальцы с оберегающей нежностью сжали мои.

Взгляд Морана стал более хищным, когда он устремил его на меня.

– Я всегда возвращаю то, что принадлежит мне по праву, на свое законное место. Я говорю о тебе.

– Как он смог покинуть территорию поместья? – прошептала я Агнию с замиранием сердца.

Агний прищурился, принюхиваясь. Внезапно, словно пораженный каким-то озарением, он подался вперед.

– Что ты сделал с Ратишей?!

Моран с глумливой усмешкой ответил: – Я просто сделал то, на что ни у кого из вас не хватило бы духу. Пришлось воспользоваться кровью щенка, чтобы на несколько часов выйти за пределы нашего милого домика. Занятно, да?

Поначалу роль крови Ратиши в его рассказе ускользала от меня, но потом меня осенило – леденящее осознание. Ратиша не был связан теми же цепями проклятья, что и остальные; он обладал свободой покидать поместье по своему желанию. Таким образом, его кровь могла теоретически дать Морану возможность задержаться за пределами поместья без серьезных последствий.

– Сколько крови ты у него забрал? – прорычал Агний, в его глазах вспыхнула ярость. Моран лишь ухмыльнулся, потешаясь над его беспокойством.

– А я задам обратный вопрос: как долго, по-твоему, он протянет без четверти своей крови?

Агний резко выдохнул, его глаза на мгновение прикрылись. Я ухватилась за его руку, сердце тревожно ёкнуло.

– Ты сможешь помочь ему?

Он сдержанно кивнул.

– Надеюсь, что смогу. Но ему, без сомнения, потребуется переливание крови.

– Урок преподан, – хлопнув в ладоши, заявил Моран, поворачиваясь к нам спиной. – Только представь, что ждет других, если ты посмеешь выйти за пределы резиденции без моего на то разрешения. Игрушки должны оставаться на своих полках, иначе последствия постигнут тех, кто им дорог.

С этими словами он перевоплотился в волка и скрылся в глубине леса.

***

В порыве отчаяния я мчалась по тускло освещенным коридорам поместья, направляясь к покоям Ратиши. Не постучавшись, я влетела в его спальню.

Он лежал на кровати, бледный и залитый потом, его левая рука до локтя была замотана бинтами. Мои кулаки сжались—Моран заплатит за это.

Опустившись на колени рядом с кроватью, я почувствовала, как на меня наваливается груз безнадежности. Ратише нужно переливание крови, но проклятие, сковавшее волколаков, лишает их возможности оказать помощь; их кровь навлечет проклятие и на него. Я бы все отдала, чтобы помочь ему, но моя собственная кровь, запятнанная ядом вурдалака, была бы еще смертельнее, чем анемия, с которой он боролся.

Я коснулась лба Ратиши, ощутив холод его кожи. Он лежал не шелохнувшись, лишенный сознания. Я хотела поцеловать его в лоб, но, стоило мне склониться к нему, как что-то внутри меня затрещало. Мое зрение на мгновение померкло, а затем вновь обрело ясность.

«Время вышло, милая. Я вернулась, Шурочка. Соскучилась по мне?» – раздался в голове голос вурдалака, и зловещая усмешка отдалась в моем сознании.

Как же замечательно снова оказаться в теле прелестной девы. Что она собиралась тут делать? Тайком поцеловать мальчишку в лоб? Как банально!..

Зависнув над лицом Ратиши, я приблизилась и прильнула теплым поцелуем к его заледеневшим губам.

– Ты мой любимец, волчонок. Придется тебя выручить, – прошептала я, поднимаясь с вновь обретенной силой.

Спускаясь по парадной лестнице, я испытывала чувство предназначения сполна. Из гостиной доносились звуки жаркого спора Юргиса и Кирилла.

– Это искусство, Кирилл, или можно выкинуть это к чертям собачим? – воскликнул Юргис, швыряя что-то на ковер с пестрым узором.

Кирилл испуганно ахнул, а затем послышались новые шуршащие звуки.

– Да как ты смеешь! Ты что, незрячий? Как ты можешь не видеть, что это художественное произведение???

– Значит, я слепой, ибо вижу лишь то, что твое «произведение искусства» будет пылать пуще дров! – рассмеялся Юргис, и их препирательства продолжились, пока я скользящим шагом проследовала мимо них в обеденный зал.

Там, во главе внушительного дубового стола, восседал Моран с бокалом вина в руке. Слева от него сидел Казимир с непроницаемым выражением лица, читая книгу.

Когда я вошла, общая обстановка переменилась. Взгляд Казимира столкнулся с моим, костяшки его пальцев побелели на переплете фолианта, выдавая бушующие внутри него чувства.

– Ты что-то хочешь? – осведомился Моран, с деланным безразличием потягивая вино.

– Да, – невинно улыбнувшись, сообщила я, подходя ближе. – Я хотела бы отужинать с тобой. Можно?

Моран выразительно вздернул бровь, и с его губ сорвался смешок.

– Восхитительная просьба. Прилежные игрушки несомненно поощряются. Можешь присоединиться ко мне.

– Благодарю. Но прежде чем мы начнем трапезу, я хочу благословить наш стол молитвой.

Подойдя к Морану, я опустилась перед ним на колени.

– Я хочу помолиться за тебя, мой хозяин.

Тишина воцарилась в зале, и даже потрескивающий камин, казалось, затих в ожидании.

Неожиданно Моран ухватил меня за подбородок, приподнимая так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

– В какие игры ты задумала играть со мной?

– Игры? Как же я могу не захотеть помолиться за тебя, хозяин? Ты спасал мою жизнь бесчисленное количество раз, больше, чем я того заслуживаю. Когда ты не позволил багровой реке забрать мои годы, когда расправился с упырями, напавшими на меня в лесу, или когда я потеряла самообладание из-за голода своей новой природы—ты всегда и везде приходил за мной.

Я опустила ладони на его колено, заглядывая в суровые черные очи.

Моран смерил меня взглядом из-под густых блеклых ресниц.

– Начинай.

Я прижалась щекой к его колену и прикрыла глаза, зная, что Моран по-прежнему блаженно не ведает, что Шура никогда бы не произнесла молитву за его душу. Он считал, что мы с Шурой по-прежнему боремся за это тело, не ведая, что мы давно стали самостоятельными владельцами этого тела.

– Да будет благословен твой дух, дорогой господин, и пусть всегда ты будешь в добром здравии. Пусть твое сердце найдет утешение, а желаемое воплотится в жизнь. Я молю рок судьбы даровать тебе силу и мудрость, и обретения покоя в окружающем тебя хаосе. Аминь.

Выражение лица Морана было трудно разобрать, он лишь молча провел ладонью по моей голове.

– Довольно. Займи свое место за столом.

Я кивнула, поднимая на него взгляд, в моих глазах плескались невысказанные намерения.

– Я бы хотела сидеть ближе к тебе, хозяин.

Он вскинул бровь, бросив взгляд на Казимира, который все это время упорно хранил молчание.

– Ты мне больше не нужен. Оставь книгу и уходи. Теперь у меня есть кому читать мне набожные сказки. – пока он говорил, его пальцы мучительно сжались на моей талии.

Казимир не удостоил меня и взглядом, резко поднявшись и оттолкнувшись от стола с выражением подавляемой злости.

– Садись, или я передумаю, – рявкнул Моран, отпустив меня сразу же. Но стоило мне двинуться с места, как за платье грубо дернули, и я тут же оказалась в его руках, оказавшись на его колене.

– Хозяин желает, чтобы я сидела у него на коленях? – прошептала я с боязливой ноткой в голосе.

Моран криво ухмыльнулся, его взгляд теперь был устремлен на мое лицо с поистине хищной силой.

– Мне нравится, когда ты так меня величаешь. Это возбуждает.

Я слабо заулыбалась, проводя пальцами по его распущенным волосам. Белые пряди напоминали свежевыпавший снег. Как у того лиса, Кумы…

– Что за злодейство сотворил с тобой этот вандал? – пробормотала я с тревогой во взгляде. – Чтобы так отрезать эти чудесные локоны…

– Под «вандалом» ты подразумеваешь Агния?

– Да. Как Кирилл дорожит своими картинами, называя Юргиса вандалом за намерение сжечь их, так и я отношусь к Агнию в том же свете за то, что он осквернил то, что дорого мне… – прошептала я, скользнув пальцами по его груди.

– Если ты вурдалак, говорящий от имени Шуры, то передай ей, что я отдаю предпочтение ее замене. Настоящая Шура может отправляться туда, откуда явилась. – его слова прошелестели у моих губ, как манящее обещание.

– Боюсь, мы неразделимы, – шепнула я, мягко погладив его по щеке. К моему удивлению, Моран прикрыл глаза, склонив голову навстречу моей ласке.

– Но я останусь рядом с тобой, хозяин. Я никогда не уйду от тебя.

Я наклонился ближе, мои губы уже были готовы прижаться к его губам.

Однако он вдруг распахнул глаза и с ожесточением вцепился в мой загривок. Я ахнула, подчиняясь его властной манере.

– Мне решать, останешься ли ты рядом со мной или нет.

– И что же ты решил, хозяин?

Я облизнула нижнюю губу, так как в горле все пересохло.

Моран внимательно наблюдал за мной, его хватка все крепче сжималась, а во взгляде разгоралась смесь ненависти и желания.

Быстрым движением он притянул меня к себе для поцелуя, его губы впились в мои с пылом, от которого у меня перехватило дыхание.

Но я никак не откликнулась; вместо этого по моим щекам потекли слезы, и я прижалась к нему, уткнувшись носом в его шею.

– Что это за дьявольщина? – прохрипел он мне на ухо.

– Я мечтаю испробовать твоей ласки, как ничего другого в этом мире, поверь мне, хозяин. Но Шура внутри меня подавляет меня своим горем. Она оплакивает Ратишу; они были так близки…

– Этот щенок должен скончаться из-за ее неповиновения!

– Не вини Шуру за ее непослушание. Она не так умна, как хочет казаться. Боюсь, она не усвоит этот урок. Или, что еще хуже, после гибели Ратиши она может взбунтоваться еще больше.

—Я чую, ты хочешь что-то предложить.

– Верно, хозяин. Ты видишь меня насквозь с удивительной ясностью. Да, у меня есть план. Ратиша должен быть спасен, исцелен, а затем освобожден. Ты изгонишь его из поместья, ибо ему здесь не место. При этом будет создаваться впечатление, что он бросает Шуру, равнодушный к ее беде.

Я выгнула спину под его пальцами, прижимаясь к нему еще плотнее. На губах Морана заиграла лукавая улыбка, а сам он наблюдал за мной с угрюмым удовлетворением.

– Агний уже занимается щенком.

– О, хозяин, этого недостаточно. Ему нужно переливание крови-переливание человеческой крови.

– Среди нас нет ни одного человека. Значит, щенок обречен.

– Только если я не отправлюсь в ближайшую деревню на небольшую охоту. Я быстро вернусь. Разреши мне отправиться. – я прижалась к костяшкам его пальцев щекой, не сводя с него глаз. – Тогда Шура будет спокойна, и я смогу в полной мере предаться своим желаниям с тобой. Единственный мужчина, который будет обладать мной… – я завороженно воззрилась на него в ожидании.

– Юргис! – внезапно проревел Моран, и его голос гулко разнесся по залу.

Через мгновение рыжеволосый высунулся из дверей, приподняв брови и осматривая сцену со смесью недоумения и легкого презрения.

– Скажи Агнию, чтобы сегодня оставался дома. Шура отправится в пригород, а ты будешь оберегать ее своей жизнью, – приказал Моран.

Мое сердце забилось от восторга, когда я взглянула на него, а он лишь коротко усмехнулся, после чего поднялся.

– Возврати ее мне к рассвету, – распорядился волколак, выходя из столовой.

Я поднялась с колен и с ехидной ухмылкой повернулась к Юргису.

– Ну что, рыжик? Готов хорошенько развлечься со мной на свободе?

Парень прочистил горло и с неохотой покосился на меня.

– Не женщина—хитрая лисица.

Где сердце лежит, туда и око бежит

Луна низко висела в бархатном небе, серебристая сфера бросала бледный свет на густой лес. Я, извечная искусительница, затянутая в манящие одежды, чувствовала, как по моим жилам течет знакомый трепет авантюры. Рядом со мной Юргис, заклятый бродить по земле в облике рыжего волка, ступал с ощутимым внутренним напряжением, как натянутая тетива лука, готовая вот-вот сорваться.

Когда мы вышли из спутанных древесных тисков, запах сырой земли и хвои уступил место насыщенному, пьянящему запаху жизни. И людей… Окраина Черноградской губернии. Далекие звуки смеха и праздничной музыки манили меня вперед.

– Держись возле меня, – предупредил Юргис, низко прорычав, но в его словах слышалось беспокойство: он уже стоял подле меня в человеческом облике, неторопливо натягивая рубаху. И все же трепет ожидания предстоящего был слишком манящим.

– Возле тебя? О, рыжик, ты же знаешь, что я не из тех, кто любит быть на привязи, – поддразнила я, изобразив на губах задорную улыбку. Я бросилась вперед, мой смех эхом разнесся по воздуху, как призыв сирены.

– Шура! – рявкнул он, успев схватить меня за рукав платья. – Хотел спросить. Что за игру ты затеяла с Мораном?