Шипы ароматного шиповника
Шипы ароматного шиповника
1
Алена открыла тяжелую входную дверь. После болезни, она очень похудела, и многие привычные действия давались ей с большим трудом. Почти два месяца она пролежала в больнице, а потом дома, борясь с пневмонией и ее последствиями.
–
Это что за чучело? – спросил высоченный крашенный блондин, стоявший на пороге. Он несколько раз провел по полупрозрачному от худобы телу Алены пристальным взглядом и прошел в холл.
–
Анна, я дома! – крикнул он. Алену возмутила вопиющая бестактность по отношению к ней и удивили нотки нежности в его густом, чуть сиплом голосе, обращенном к тете.
Тетя выбежала, светясь от радости. Алена до сих пор не могла понять, что происходит. Она с ужасом смотрела на могучую мужскую фигуру, которая подхватила тетю Аню за плечи, чуть приподняв от пола, и крепко прижала к себе. Парень был здоровый, как медведь. Его ладони были больше тетиной головы, и это сильно бросалось в глаза, особенно когда он так обнимал ее. Тетя на мгновение исчезла в этих объятиях, только ее веселый смех говорил о том, что она не задохнулась и все еще жива.
–
Кто это чучело, Анна? – повторил свой вопрос блондин, отпустив ее. Тетя возмущенно вскинула брови, но посмотрев на Алену, только вздохнула.
–
Это моя племянница. Помнишь мы вместе отдыхали на море. Вы были еще подростками.
–
Ааа, Алена… Тебя совсем не узнать, – как-то нехорошо блеснув глазами, сказал он.
Алена вздрогнула. Блондином оказался старший пасынок тети. Максим. Она тоже не узнала его. Алена не могла поверить, что этот огромный мужчина когда-то был нескладным семнадцатилетним юношей.
–
Она сильно болела, только оправилась. Мне пришлось забрать ее к нам. Ей стало нечем платить за жилье, – тем временем рассказывала тетя о трудностях Алены, заставляя почему-то ее лицо краснеть.
–
Ты стала неудачницей? Этого просто не может быть. Не верю, ведь ты всегда была бойцом, – с еле уловимым сарказмом сказал Максим и прошел в гостиную.
–
Обедать? – с нежностью спросила тетя. И не дожидаясь ответа, ушла на кухню хлопотать у плиты.
Алена застыла в холле, совершенно потеряв силы. Ее тело покрылось испариной, а сердце бешено стучало. Ей было неловко пройти вслед за Максимом в гостиную, и неловко было подниматься к себе в комнату, оставив тетю без помощи. Хотя какая от нее сейчас помощь?
–
Так и будешь там стоять, как дворняга? – спросил Максим, выглянув из гостиной.
–
Прекрати, – слабым голосом ответила Алена.
–
Я не начинал ничего. Иди сюда. Полюбуюсь на сводную двоюродную сестру. Или кем ты мне там приходишься… – он сел на диван и похлопал по месту рядом с собой, как делали плохие парни в дорамах, которые так любила смотреть Алена.
Она прошла в гостиную и села в кресло напротив.
–
Тебе отсюда будет удобнее меня разглядывать, – попыталась пошутить Алена.
–
Умничка, читаешь мысли.
Максим улыбнулся. Но улыбка только на мгновение осветила его лицо. Он смотрел на нее странным незнакомым взглядом, которого она не могла предположить в Максиме. Они не виделись десять лет. Ей сейчас было двадцать пять, а ему двадцать семь. Тот отпуск стал вершиной успеха у Алены и, видимо, дном для Максима. Дном, от которого он смог оттолкнуться и выбраться из всех возможных неудач. Алена знала, что дела у Максима шли отлично во всех направлениях. Теперь, глядя на его расправленные широченные плечи, расслабленное лицо и лощеный внешний вид, было понятно, что дела его шли намного лучше, чем представляла себе Алена. Она же в пятнадцать была намного смелее, интереснее, красивее, чем сейчас. Тогда она думала, что у нее все впереди, а сейчас она лишилась красоты, дома, работы и уверенности в себе. Никто еще не знал, что пневмония – это лишь логичное завершение ее падения в бездну отчаяния. Алена не выдержала столкновения с реальностью, и еще год назад ее начала засасывать черная дыра абсолютного никчемного существования.
–
Ты жалко выглядишь. Не так я представлял нашу встречу. У меня даже разочарование, что тебе стало настолько плохо без моего участия, – Максим все еще смотрел на нее, не отрываясь.
–
Мне извиниться за мои неудачи? – спросила Алена со слабым вызовом в голосе.
–
Извинись, конечно. Ты знаешь, что этот дом принадлежит и мне тоже. Я могу выгнать тебя. Поэтому тебе лучше быть вежливой со мной и извиняться по любому поводу, – насмешливым тоном ответил он. Но глаза его смотрели холодно, беспардонно касаясь тех душевных струн, о которых Алена давно забыла.
–
Не смешно, – она чуть сжалась и подняла плечи в защитном жесте. Она теперь часто непроизвольно поднимала плечи, как будто опасаясь удара в спину.
–
А я не шучу.
Максим вдруг придвинулся к ней и погладил ее голую, торчащую из-под длинной футболки, ногу. Алена только сейчас осознала, как убого она одета. Утром она напялила на себя растянутую выцветшую футболку своего бывшего парня и несостоявшегося мужа, грязные волосы собрала в хвост, на ноги натянула шерстяные носки, которые давным-давно пора было выкинуть. И вид у нее был нисколько не милый, потому что мило в такой одежде выглядят фигуристые девушки с аппетитными формами. Она же во время болезни похудела килограмм на десять, и весила сейчас не больше сорока пяти, ее кожа стала серой и сухой, под глазами легли черные круги, а руки и ноги походили на ветки. Она, действительно, выглядела ужасно. Утром перед зеркалом как раз думала об этом.
Касание Максима принесло телу жгучую боль от волны стыда за свое уродство. Она тоже не так представляла их встречу.
–
Кожа как наждачка. Это твоя внутренняя сущность прет наружу, – съязвил Максим. Его рука отпрянула от ее ноги.
Он упругим движением поднялся с дивана и пошел на кухню. Алена так и осталась неподвижно сидеть в кресле, не веря тому, что это с ней происходит. Так бывает только в кошмарном сне, в самой нехорошей фантазии. Но это происходило с ней.
Она была первой любовью Максима. Она разбила ему сердце десять лет назад. Она сейчас не вызывала у него ничего кроме жалости. Разве это не худший из возможных вариантов?
Вот если бы ей самой было наплевать, что она жалка в его глазах. Но сумасшедшее биение сердца и приливы крови к щекам говорили о том, что ей не наплевать. Алена поймала себя на том, что ее душат волны объяснений, которые она не успевала сформулировать. Ей казалось, что ее горло распухло от застрявших и спутавшихся в единый ком слов.
–
Ждешь отдельного приглашения? – Максим вывел ее из оцепенения.
–
Мне что-то нехорошо. Обедайте без меня, – пролепетала Алена, сдерживая тошноту.
–
Отлично, не будешь портить аппетит. Мне кажется тебя вырвет сейчас. Дуй в уборную!
Алена зажала рот и поспешила в свою комнату. Она распахнула окно. Весенний теплый ветер облегчил приступ тошноты, головокружение прекратилось. Облокотившись о подоконник, Алена провела у окна до тех пор, пока не увидела, как машина Максима выехала за ворота.
Он редко приезжал к тете в дом. По словам тети, сегодня первый раз с мартовских праздников. Пожалуй, это и к лучшему. Незачем им встречаться.
Вот и перевернута последняя страница первой любви.
Ночью Алена не могла уснуть. Она вертелась на подушках, пытаясь найти то волшебное положение, в котором образ Максима сотрется в ее голове, и она перестанет думать о сегодняшнем дне.
Ему шло милирование, не шло к его характеру, но к лицу очень шло. Его голубые глаза стали еще проницательней, может быть так казалось потому, что черты лица обрели мужественность и потеряли юношескую нежность и припухлость. Алена помнила касание его руки к ноге. Место, которое накрыла его ладонь, утонуло в тепле и сдерживаемой силе. Странное ощущение. Как будто эта часть ноги исчезла в нем, как тетя, когда он обнимал ее.
Алена хотела бы расспросить тетю о Максиме, но почему-то ей было неловко. Как будто его внезапное появление и блестящий внешний вид подкупили ее. Есть ли у него невеста? Чем он занимается? Наладились ли у него отношения с отцом и братьями? Занимается ли он до сих пор айкидо?
Но раньше Алена ничего этого не спрашивала. А теперь был ли в этом какой-либо смысл. Если подумать, то на многие вопросы Алена сама знала ответ: все наладилось, есть невеста, продолжает заниматься.
Она уснула под утро, когда начало светать.
Ей снился Максим. Она сбивчиво, глотая слова, объясняла ему, почему она жила в их доме уже три недели, как незаметно для нее самой наступил май, как ее уволили с работы, как ей пришлось съехать со съемной квартиры, как не хватило денег на билеты во Владивосток, чтобы улететь к родителям, как попала в больницу и еще много других «как». Жить у тети было намного безопаснее, чем у друзей, потому что она не хотела никому быть обязанной. Ее отношения были запутанными с теми, кто предлагал ей помощь. Она никому не могла верить.
Во сне Максим слушал ее внимательно, кивая головой, сдержанно улыбаясь. Его глаза смотрели с нежностью, как в юности.
–
Идиотка! – беззлобно иногда восклицал он, слушая ее спутанный рассказ о подругах и друзьях, у которых она никак не могла остаться жить.
–
Идиотка!
Алена вскочила в постели от уверенности, что Максим рядом.
В комнате никого, уже вечерело. Футболка Алены была насквозь мокрой.
Тетя уже несколько раз, наверное, заходила к ней в комнату. На тумбочке стоял поднос с сырниками и компотом.
Тетя была необыкновенным человеком. Она, как ангел, оберегала и поддерживала всех, кто встречался на ее жизненном пути. Алену с особым усердием.
2
Заканчивался май. Алена набрала несколько килограммов, окрепла и могла даже самостоятельно ходить на небольшие расстояния. У нее прекратились приступы полного бессилия, и тетя спокойно оставляла ее на целый день дома одну. Они с дядей улетали в Крым. Под Алуштой они владели домом и небольшой винодельней. Сначала даже не обсуждалось, что Алена полетит с ними, но врач запретил ей любой новый стресс, тем более перелет. Хотя что, как не крымский воздух мог восстановить организм после пневмонии. Было решено, что как только врач позволит, Алена отправится к ним.
На несколько недель Алена оставалась одна с четкими предписаниями по режиму сна, питания и прогулкам в саду. Раз в неделю к ней должен был приезжать водитель, чтобы проведать ее и привезти еду. К самостоятельным походам в магазины Алена еще не была готова, потому что до них нужно было ехать на машине. За руль Алене было еще слишком рано. Так сказал врач.
Предстоящее уединение очень радовало Алену. Перед отъездом тети и дяди она призналась себе, что испытывает облегчение. Постоянное чувство вины, что она отягощает их своим присутствием не давало ей расслабиться.
Когда же прощальные объятия закончились, и замок тяжелой входной двери мягко защелкнулся, Алена за долгое-долгое смогла полностью расслабиться.
Два дня уединения дали превосходные результаты – Алена чувствовала себя прекрасно. На третий день у нее появились силы, чтобы приготовить себе на ужин салат и курицу. Тетя оставила ей несколько бутылок свежевыжатого гранатового сока, первые два дня она питалась только им.
Алена накрыла сервировочный столик на колесах, в бокал налила гранатовый сок, в небольшие фарфоровые тарелки положила курицу и салат, даже зажгла свечи. Она хотела посмотреть какой-нибудь фильм, в отложенных у нее был целый список. Гостиная погрузилась в теплый оранжевый свет свечей. Вот чего так не хватало Алене уже несколько лет – спокойствия, отсутствия надобности куда-то бежать, постоянно быть на связи, не нести ни за кого кроме себя ответственность. И не чувствовать себя виноватой.
А какая ее сейчас была ответственность? Есть, спать, гулять и набираться сил, чтобы опять начать сначала взрослую жизнь, но уже зная, как любые плохо взвешенные решения могут принести страшные, непоправимые последствия. Игры, в которых концовка не так важна закончились в детстве. Взрослые до сих пор играют, но иногда забывают, что последствия игр реальные. Алена точно забыла и заигралась…
Она отогнала мысли о последствиях. Сейчас у нее была другая цель.
Она отрезала кусочек ароматной курицы, глотнула прохладный гранатовый сок и с ужасом услышала, как хлопнула входная дверь.
Это могли быть двоюродные братья, родные сыновья тети, хотя сейчас они должны были находиться в городе, готовиться к сессии. Это мог быть водитель, который по заданию тети привез ей лекарства и продукты заранее. Но все тело Алены кричало о том, что это был Максим.
Она ждала, когда он зайдет в гостиную, борясь с диким желанием бросить все и бежать наверх в свою комнату. Но это уже было бы совсем по-детски.
Он вошел. Остановился у порога и внимательно осмотрел накрытый стол, задержался взглядом на бокале и фарфоровой посуде. Глаза нехорошо блеснули, так же, как при первой встрече, когда тетя сказала, что чучело, открывшее ему двери – это Алена.
Ты в прошлый раз звонил в дверь, – решила первой нарушить молчание Алена.
Почему ты здесь? Почему ты до сих пор в моем доме? – пропустив ее замечание, спросил Максим ледяным тоном.
Я в доме тети и дяди!
Нет, ты в доме моего отца и моем. Ты это знаешь. Ты не ответила – какого ты здесь делаешь? Свечи, вино… Притворяешься больной, а как только родители за порог, так уже готова набухаться? Может, и в клуб ночной поедешь повертеть своим тощим задом?
Максим! – Алена вскочила, моментально задохнувшись волной негодования.
Не произноси мое имя! – процедил он сквозь зубы.
Максим стремительными шагами подошел к столику, и видимо еле сдержался, чтобы не перевернуть его. Тарелки были очень дорогими, наверное, он пожалел посуду. Алена как вкопанная стояла на месте, она не могла справится со сбившимся дыханием.
Опять притворишься, как будто тебе нехорошо? Как ты научилась так ловко становиться белой? Актриса. Ты только что пила и ела, фильм смотрела. Зажгла свечи. Больные люди себя так не ведут. Они лежат в постели и пьют таблетки!
Я пролежала в постели больше двух месяцев. Я пошла на поправку. Это мой первый ужин за несколько месяцев, который я сама смогла себе приготовить. Я хочу восстановиться. Думаешь мне нравится зависеть от кого-то? – еле переводя дыхание, ответила Алена. Голос у нее ослаб и шелестел от волнения.
Какая же ты жалкая в своих оправданиях, в этой своей дурацкой рубашке, с этим дрожащим голосом. Ты – приживалка, – последнее слово он не сказал, а выплюнул.
Максим сел в кресло. Алена была в таком смятении, что не могла сфокусировать на нем взгляд. Не могла понять, куда он смотрит, и какое выражение у его лица. Она даже не могла разглядеть, в какой позе он сидит. Кровь стучала у нее в висках. Вместе с креслом его фигура превратилась в демонический пугающий образ. Его волосы и ткань короткого плаща были мокрыми, блики от пламени свечей играли на его лице, иногда выхватывая из полумрака неприветливые синие бездонные глаза.
Давай ешь уже, раз начала. И пей. Пьяные не врут, – усмехнулся он.
Я…
Пей и ешь, я сказал! И подай мне тарелку и бокал, я поужинаю с тобой. При свечах. Забавно, я не думал, что еще раз увижу тебя, – при этих словах он неторопливо снял плащ и повесил его на спинку кресла, как будто плавностью движений хотел усмирить свой гнев.
Алена не собиралась слушаться, но ноги сами понесли ее к буфету с посудой, а руки сами положили ему салат и курицу в тарелку. Наливать в бокал сок она не стала, потому что точно бы пролила его. Руки дрожали.
Максим, молча, отрезал кусок курицы и положил в рот.
А вино? – вскинув бровь, спросил он.
Вина нет.
Ты что всю бутылку уже выпила?
Алена не успела ответить, она только села на свое место и сделала маленький глоток из бокала. Она не поняла, как лицо Максима вдруг оказалось рядом, а его рука крепко взяла ее за волосы.
Дыхни, – приказал он.
Алена не могла не вдохнуть не выдохнуть. От шокирующей близости она ничего не чувствовала, кроме абсолютной невозможности двигаться и сопротивляться ему.
Ну же! – он тряхнул ее, и почти коснулся ее губ.
Я не пила! Я не пила! Это сок!
Максим тут же отпустил ее, оттолкнув на диван. Она неуклюже упала, задела стол ногой и опрокинула бокал.
Даже трезвой не можешь быть собранной. Ты наркоманка? Что с твоей нервной системой, лицо ходуном ходит?
Ты же сам толкнул… сильно, – закрывая руками лицо, тихо ответила Алена. Ей хотелось крикнуть, но получилось совсем негромко. Она и сама чувствовала, что мышцы на лице дергались, уродуя его гримасами. Алена непроизвольно всхлипнула, издав одичалый, мало похожий на человеческий, звук и сильнее прижала к лицу ладони.
Еще истерик тут не хватало, – Максим легким движением поднял ее с дивана и поволок по лестнице в ее комнату.
Ты сейчас же соберешь вещи и свалишь отсюда. И чтобы я тебя никогда в этом доме больше не видел. Встречайся с Анной сколько влезет, живи за ее счет, только не смей бывать в моем доме! Поняла? – он поставил ее посреди комнаты, дверь которой толкнул ногой, хотя в этом не было никакой необходимости.
Я не могу сейчас уйти. Я уйду через месяц. Мы договорились с тетей Аней, – ответила Алена.
Договорись сначала со мной!
Хорошо. Ты злишься, я понимаю. Я все уберу, все очищу. Если ты волнуешься за беспорядок – его не будет.
Я волнуюсь, как бы не получилось так, что Анна пригрела змею на груди. Она готова помочь любому проходимцу, в каждом видит страдальца. Но я – не Анна! Я опасаюсь, как бы ты не начала тут устраивать вечеринки со своими друзьями. Я наслышан о твоей компании. Говорят, один недавно оказался в тюрьме.
Он не совсем…
Заткнись! Анна знает о твоих приключениях? О том, как ты здорово влипла год назад? Уверен, что нет! Почему тебя сейчас уволили с работы? – сверкая глазами, закидывал ее вопросами Максим.
Меня уволили, потому что я подвела своей болезнью всю команду. Им нужен был срочно кто-то другой…– голос Алены предательски дрожал.
Разве хороших сотрудников вышвыривают в никуда? Хороших сотрудников берегут, платят медицинскую страховку и снимают им жилье. Тебя же выкинули, как беспородного щенка! Ты точно дворняжка!
Ты ничего не знаешь!
Знаю больше, чем ты думаешь. Ты постоянно ныла на работе. Достала там всех своими слезами. Точно употребляешь что-то из психотропных.
Я не… – Алена начала злиться. Беспочвенные обвинения задевали.
Если быть честным, мне нравится видеть тебя такой, как сейчас. Чистый мед. Не знал, что это сможет доставлять мне такое удовольствие. Но с другой стороны, причиной твоего состояния являюсь не я. Это меня расстраивает.
Он выдержал театральную паузу, как будто размышляя над озвученной проблемой. Обошел вокруг Алены, еле сдерживавшей рыдания.
Я придумал, как мы договоримся. Помнишь, как мы играли с тобой?
Что? – с недоумением спросила Алена.
Ни «что», а «как».
Что ты имеешь в виду?
Помнишь ночь на пляже, когда ты предложила мне быть твоим псом, если хочу залезть к тебе под юбку?
Что? – повторила вопрос Алена, вспыхнув.
Она, конечно, помнила. Тогда Максим согласился играть в эту игру. Он сам выдернул из своих джинсов ремень, затянул его на шее и встал перед ней на колени, положив конец ремня в ее ладонь. Та ночь была особенной. Его глаза, губы и руки были особенными. Ремень на его шее был лишь условной преградой, которую ему нужно было преодолеть, чтобы взять то, что он хотел. Она надменно улыбалась лишь несколько первых минут, пока были силы удерживать конец ремня. Они потом еще ни раз играли так, заставляя сердца друг друга бешено стучать, заглушая шум прибоя.