Мудрость птиц и зверей

Заносчивый воробей

Раз воробей весеннею порою –

Когда с клыкастой крыши падает капель, –

Он лужу расплескал собою,

Был весел, что гадюкой уползла метель.

Он посмотрел вокруг и возгордился:

«Я море расплескать – таким родился,

Не говоря о том, – какой-то там затон.

Как я могуч, силён!»

И закричал тут: – Звери, птицы,

От орла могучего до маленькой синицы!

Даю вам слово, как зарок,

Я жизнь свою на подвиг всю обрёк!

Вы увидите здесь не сон –

Затон грозился расплескать им он!

И собрались тут стар и мал –

Кто в перьях, кто без них,

Знали – воробей тут жизнью рисковал.

Смотреть, как будет умирать, –

Для многих сладкий миг.

И воробей – крутых поступков гений,

Из лучших в мире природных он творений.

Он был тут на вершине славы,

Блажен, кто не хлебнул сладкой той отравы.

И он нырнул, как та оляпка,

Стал сразу мокрым, словно тряпка.

Он «караул, тону!» – кричал на ряби

И мокрым камнем шёл ко дну.

Как говорится, тут разверзлись хляби,

И был бы труп в ту распрекрасную весну.

Но гусь – душа воды, шагнул он в воду,

Он проявил отвагу – глубоко нырнул,

Дал жизни – воздух и свободу –

И просто к жизни воробья вернул.

Струёй из клюва воробей его облил,

Гуся грудь слезою измочил:

– Не буду делать, что не по плечу,

Обсохну и к детишкам полечу.

Теперь, когда звучит капель,

С клыкастой крыши струйка льётся,

Ручей звенит, как цепью мой кобель,

И течёт он, извиваясь, гнётся,

Там воробей враз под стреху забьётся

И на подвиг не ведётся.

ВОЛК И ЛЕВ

Пришёл к гривастому волк и говорит:

– Ох, Лёва, у меня душа горит.

Все о тебе гутарят: лев да лев,

А у меня в душе же, как хлев.

Скажи, что мне бы сделать,

Чтобы великим львом здесь стать?

Иль мне о том тут не мечтать?

С моей осанкой мне не стать?

Лев посмотрел и рассмеялся:

– Львом надо так родиться,

А не душой метаться,

И надобно собой всегда гордиться.

– А я-то думал… Больше не хочу.

Какой по жизни я чудак!

Судьбу с собой я прихвачу –

Львом может тут родиться и дурак.

ЛЕВ И ЗВЕРИ

Созвал лев совет зверей,

Речь держал насчёт своих идей,

Но грозна речь его была,

Она тут демократию на нет свела.

Одно лишь слово там – «согласен»,

Кричали все там «да».

Такой тут для него был не опасен.

Знали: на расправу быстр он, как всегда.

Неизменно была тишь,

Лишь поднялась раз мышь:

– Я скажу о том слова,

Хоть может полететь голова…

Все быстро разом закричали

И чуть ногами бить не стали.

– Спокойно, вы, спокойно, господа!

Она совсем ведь маленькая, молода,

А мы – такие все большие,

Пусть разберутся с ней меньшие.

Да и нельзя так – демократия у нас…

Позволяю засветить ей в левый глаз!

За демократию у нас не судят,

И от неё же не убудет.

ВОЛК И ПОРОСЕНОК

Волк тащит в лес поросёнка,

Визжит тот до свиста.

Тащил его туда, где растёт сосёнка,

Там не видна тропа туриста.

– Что, поросёнок, ты визжишь

И нарушаешь безмятежную ты тишь?

И разве мама так тебе не говорила? –

В костях у слабых всегда есть сила.

Были б кости –

Мясо нарастёт,

И смело ты иди хоть в гости

К тем, кто тебя сожрёт!

– Позволь сожрать мне, волк, тебя.

Не жалей ты себя.

Ты знаешь, были б кости –

Земли они все долгие же гости.

И пока они все долго не гниют –

Мясом враз обрастут.

Так что рискни ты, серый,

Ты же со слабыми смелый!

Волк: – Попробовать мне недосуг.

И многие мне предлагали тех услуг.

Но времени нет у меня,

Я съем тебя, костями звеня.

И сказал тут волк: – Философия проста.

А сам доедал поросёнка у куста.

НАДЕЖДА ЗМЕИ

Ходит всё змея в больницу

Каждый день в станицу.

Раз встречается ей ёж,

Он с колючками ко всем был вхож.

– Что, змея, тебя туда потянуло?

Что радость – думаю я, вряд…

Чтоб, как ноги, ты тело гнула?

– Отдаю в больницу я врачу свой яд.

– И зачем ему он нужен?

– Я не знаю, он обещал мне ноги.

Знаю, что он с ложью дружен,

Он ведь обещал их многим,

Да вот большая ведь беда –

Этих ног никто не видел никогда.

Да, я знаю: тело хоть разбей,

Не видать мне ног, как тут своих ушей.

Знаю, мне умом ещё тут зреть,

И как хочется мне зареветь,

Зная, что их не будет…

Но как хочется мне те ноги иметь!

Может, врач мне всё-таки добудет?..

ОБЕЗЬЯНА И ЗМЕЯ

Говорит раз одна обезьяна так другой:

– Слышишь, ты, подруга, мой муж достиг высот.

Не достиг бы их, идя ногой,

Пресмыкаясь, – как на шаре прёт.

Рядом, тут недалеко, змея лежала,

От обиды чуть не зарыдала:

– Пресмыкаюсь я целый век,

А как жаль, что я не человек.

Пресмыкаться лучше всех умею,

Какой бы власти я достигла – немею…

ГОРОХ И КАМЕНЬ

Плавает раз в озере горох –

Без рук, без ног, но он это мог.

Он лежит и быстро набухает,

О земле он тягостно вздыхает.

Видит – камень на дне,

Поднырнул к нему тут он –

Тот лежит – так, как во сне.

Слышит камня стон.

– Ты послушай, что прячешься в воде,

Словно жизнь прожил в беде?

Ты лежал бы где-нибудь бетоном -

Люди мимо шли б с поклоном.

– Нет, меня в том ты уволь…

Я давно понял ту жизни соль:

Нет, не по мне без ног куда-то бечь,

На одном ведь месте камень мхом обрастает.

Да, под камень не идёт воды же течь.

Горох ему отвечает:

– Это ведь известный факт.

Съедят – такой мой фарт.

Живу, чтобы не прятаться, как ты.

И когда так в землю втопчут – не реву:

Знаю – вырасту и дам цветы,

И на помощь никого я не зову.

Но буду я жить лишь один сезон.

Ну что ж, люди всё мне отдают поклон.

– Что ж, каждому ведь в жизни тут своё,

А мне в воде лежать – моё.

И что ж – камень зеленеет,

Но на больше силы не имеет.

ПАУК И РЫБЫ

Ставил сети паук в воде.

И смеялись рыбы: «Не быть в беде.

Ну кто заплывёт близко к берегу так?

Разве только чудак…»

Тут крик: «Помогите!

Скорее ко мне бегите!

Засетил меня коварный злой паук!

Сцапал – много у него ног-рук!»

Тут судак – он самый смелый,

Он отец семейства оголтелый,

И любил он маленьких икринки,

И рванул, как по рельсам на дрезинке.

В пасть паук к нему попал –

Сети больше не видал.

А что ж хилый тот малёк?

О беде тут криком всех привлёк.

Любопытство своё проявил –

Чуть пауку в рот тут не угодил.

Не будь в жизни самоуверен,

Любопытен или глуп –

Можешь враз надеть из дерева «тулуп».

ВЕРБЛЮД В ЧИНЕ

Раз верблюд – в мундире с орденами,

Инспекцию зверью проделал он.

С важным видом он шагал меж ними,

Словно сам Наполеон.

– Ой, Горбуша, как высоко ты взлетел! –

Каркала ворона. – Всё колючки кушал,

А теперь – давай тебе шашлыка вертел.

Тут верблюд молчал, как будто и не слышал.

Он инспекцию провёл,как мог.

Раньше он без устали шагал по сушам,

А теперь прошёл чуть – занемог.

Каждый в свите стон его тут слушал.

– Как же угодил царю ты льву?

Иль на смерть за Родину ходил?

Ты во имя Родины моря избороздил?

Ради чина ты пустыне изменил?

– Нет, хорошим плясуном я слыву –

Услужил я льву.

Да судьба слепа –

Делаю ногами плохо па.

И судьба тут выбрала меня.

И, крестом себя осеня,

Я рискнул: знал, что танцор совсем я плох.

Видно, бог мне дар дал –

Я в пляске от смеха льва чуть не оглох,

Я для эффекта головой мотал.

У меня ведь заплетались ноги,

И мешал плясать песок,

Да губа пробила к чину мне дороги,

Рюмкой угостил меня лев «на посошок».

Он после пляски отсмеялся

И сказал: «Меня чуть не уморил»,

И снова в смехе, как ребёнок, пал, брыкался –

И чин, и звание забыл.

Сказал: «Губа у тебя не дура.

Хоть ты и плохой танцор,

У тебя губа – фигура,

Прыгала умело пляске той наперекор.

Это ж надо – так ловко подражать,

Не упустить музыки там тон

И своим искусством так меня сражать,

Я в искусстве далеко не моветон».

С тех пор на службе я у льва.

Лучший я танцор – идёт молва,

А губе моей в пляске нет равных.

Чтоб льва мне так развеселить,

Так и плясать приходится средь славных.

Лишь бы льву мне быстро угодить…

ДВА ВОЛКА И ЛЕВ

Волку одному раз сильно повезло,

Другому тоже – как ему назло.

Подбежали разом к пище двое –

Не до трапезы в покое.

Волк один кричит: – Моя овца!

А другой: – Нет – моя, а не твоя!

Слушай, рай ты хочешь здесь заполучить?!

Я вчера так льва порвал –

Он от боли вон сейчас рычит.

Слышишь – рык и стон

Громом со всех идут сторон?!!

– Не пугай меня ты дракой с львом!

Со слоном я виделся вчера,

И был я таким там молодцом –

Зубы ведь мои – те в драке мастера!

Хобот бьёт – оглобля.

И где тут твой могучий лев?

Драться с ним попробовал бы я,

Даже смерть свою презрев!

Вновь раздался недалёко рык –

Сразу оба прикусили свой язык.

Подошёл гривастый – в теле сила, стать,

И не стал овцу от них таскать.

«Вы туда!» – лишь взглядом указал.

Дал такой обоим он приказ–

Каждый тут затрясся враз:

– Я ем, а вы по-львиному рычите,

И быстрее – не молчите!

Вы бегом разминайте члены.

Я займусь своей тут гигиеной…

Отбежали оба покорно,

Есть хотели мясо – не до корма.

– Ты по-львиному рычать умеешь? –

Так просил один другого.

– Что слова о том ты сеешь?

Что тут хитрого такого?

Хоть мы не умеем, но дадим

Так ему нужный здесь концерт.

А то будет белый свет не мил,

Это ведь не слабый мясоед.

И они по-своему начали,

Как умели, по-львиному рычали.

За глаза ругаем сильных, въявь – цветы,

И несём за ними платьев мы хвосты.

ЛЕВ И МЫШКА

Говорят, хотела мышь загрызть раз льва,

Во дворе сказали страшные слова.

Украла мышь клочок той львиной шерсти,

Это ведь, конечно, далеко не перстни,

А всего-то волосинку там одну,

И чуть не пошла, как говорят, ко дну.

В этом «органы» увидели намёк:

Сперва шерсти клок,

А потом всё, что льву всласть,

А там саму и львиную власть!

Словом, все её так осуждали,

Мыши в страхе на показ все спали.

Пустельга была там в сини и не видала мышь,

Лишь гулял дух, благодать и тишь.

Тут она как закричала разом:

– Не вижу мышь хоть одним я глазом!

И враз тут на неё поклёп.

За решётку её! – и дверцей хлоп.

Пустельга кричала:

– Не я голодаю – дети! Вам то мало?

О крамольной мысли сделали донос,

С пристрастием вели допрос.

Сильнее льва все мыши,

Да, надо за ними следить.

Больше грома – и не надо тиши!

Рвётся каждый: лишь бы льву угодить.

ЛУЖА И ОБЕЗЬЯНА

Подошла раз обезьяна к луже,

Увидала отраженье.

Она мечтала о хорошем муже.

Можно ведь войти в её положенье.

Не понравилась ей та –

Не обезьяны маята.

Её плевок там приняла вода,

Не подумала она, что сама – беда.

Замуж очень ей хотелось,

И о том в душе её всё пелось.

И внимания не обращали никогда,

И считала так себя красавицей всегда.

Тут она зашагала смело

И решила взять в свои руки дело.

Подняла в тени самца тут криком.

О, это было самым сладким мигом!

– Слушай, шерстяная вся твоя душа!

Посмотри ты на меня, как я хороша.

Ты женись, не то я мигом замуж выскочу,

Если только захочу.

И достанется, которую видала я в луже,

Ведь страшнее я нигде не видала, хуже.

Тут толпа самцов захохотала –

Этого ей было мало.

Лишь сказал один: «Люблю.

Я женюсь – и миг удачи тут словлю».

Не родись красивой,

Но родись – счастливой.

СОЛОВЕЙ И ДЕРЕВО

Присел однажды соловей на ветку,

Он был вылощен и мил,

Он оттого покинул клетку,

Что это дерево полюбил.

Запел во весь талант он

И щёлкал, делал те коленца!

И был не просто тут трезвон –

Так песней рвал всем сердце.

Закончил и обратился к стволу:

– Как тебе я пел? Лучше петь я не могу!

Ствол повёл такую речь –

И услышал он то, отчего можно только лечь:

– Дам тебе я умный тут совет:

Не берись пленять ты песней тот свет.

Там, где слуха не было и нет, –

Не появится хоть через сотни лет.

ЯСТРЕБ И УТКА

Говорил речь ястреб всем птицам –

Голубям, воронам и синицам:

– Вы – моя еда, и от судьбы ведь не уйдёшь.

Утка сказала тут: «Врёшь!»

И кинулся он за ней:

– Я тебя тут смертью накажу,

Желудок тобой я наслажу.

Слопаю без всяких я затей.

Утка стала от него кидаться

И туда-сюда метаться.

– Ну что делаешь ты, утка?

У тебя жизнь – только шутка.

Сильный я и умный воин,

Хорош собой и ладно скроен.

Утка тут сообразила –

Сходу в воду тело погрузила.

Удержал её за водоросли нос –

Взять её ястреб не дорос.

А утка думала про себя:

«Пусть ждёт судьба тебя,

Пусть явится смерть сама,

Всё изменится за счёт ума».

КРЫСА И УЖ

Возле зеркала пруда лежал там уж,

Для всего живого – смерти муж.

У воды – цветными камушками лягушки,

Разные враги и все подружки.

Волной мочились, солнцем грелись

И к верёвочке-ужу стремились.

Надо же так, на свою беду –

Он искал себе еду –

Крыс бежал по плотине кое-как,

Тем и сделал жизни своей табак!

Так спугнул лягушек у воды –

Он не хотел себе беды.

Уж поднял голову и тело, как гусак,

Злобно он на крысу зашипел:

– Зачем ты сделал так?

А шипеть на всех – то змей удел.

– Что здесь делаешь ты, волчий сын?!

С маслом, что ль, принёс мне блин?

Как можешь ты лягушек лишать их счастья –

В день счастливый делать им несчастье?

Ведь когда я мог тут слопать всех их,

Ты лишил их счастья и родных.

Ведь они все с песней прыгали мне в пасть.

Чтоб тебе везде пропасть!

И откуда ты подвернулся?

Чтоб ты в тине грязной захлебнулся!

– Я просто мимо здесь бежал, -

Тот в испуге пропищал.

– Берегись! – злобно звук уж издал,

Высунув раздвоенный язык.

Показалось крысе – издал он львиный рык.

– Больше бегать я никогда не буду!

– Конечно, ты готовься к блюду.

Я не буду тут голодным жить,

Радуйся, что счастьем я сумел тебе удружить…

Как часто думают иные,

Что счастлив умереть за них любой же ныне.

О, как тем обманывают себя!

Помни ты – не все любят тебя.

ВОРОНА И ОЛЕНЬ

Спросила раз ворона у оленя,

Видно, языком трепать не лень,

Говорила – это высшего ума сужденье,

Расспросила так рогатого в тот день:

– Ты ж олень – ведь зверь могучий,

Ты в лесу, как в небе тучи,

Ты силён, и бег твой летуч.

Видела один я с тобою случай –

Ты огромного врага поверг:

Бык бежал, горнил, как в небе стерх.

Тут от волка ты бежал,

Самого себя не уважал.

А ведь мог волка – и на рога!

И зачем тебя выручила нога?

– Эх, каркуша, твоими устами мёд бы пить,

И не надо так меня во всём винить.

Видела ты яростный рогатый бой,

Счастье и удача там были со мной.

Ты заметила, что рога

Покидают меня иногда?

Но всегда выручает нога,

Копыта не покидают никогда.

В жизни, друг, бывает так:

Тому, кто хоть раз солгал,

Уже веры не будет никак.

КАБАН И ТОТ ОСЕЛ

Однажды увидел кабан осла –

Он жирен – не видно мосла.

А ослу он лишь кивнул

И с усмешкою подковырнул:

– Умная ты голова,

«Иа-иа-иа» – великие слова.

А известны они на весь наш мир,

Средь профессоров по уму кумир.

– А насмешек – мне не надо так.

Я не такой, как некоторые, чудак.

– И к чему, осёл, ты клонишь?

Докажи мне это или голову уронишь.

– Тут доказывать не нужно –

Землю рою я копытом, если нужно,

А ты роешь её носом – так же дружно,

Но голоду в угоду послушно.

Часто в глупости других мы обвиняем,

Их с собой мы даже не равняем.

Разобраться коль смелее,

Мы поймём – другие не глупее.

ЧЕЛОВЕК-ПЕНЕК

Раз пришёл в лес человек,

В нём не был он целый век.

Увидал высокий дуб –

Рот раскрыл – и дыра меж губ.

Птица в рот ему тут залетела,

Чуть язык ему не съела.

Но пернатая своё дело туго знает –

Вылезла и перья отряхает,

Говорит: «Наш дятел дело бает –

Свеж пенёк, но он воняет».

Человек, когда ты видишь чудеса,

Раскрывать тут нельзя рот.

Разные есть в мире чудные телеса,

А то во рту заведётся огород.

Каждая в лесу пичуга знает –

Гнилое дерево ведь дятел долбает.

И принять враз могут за пенёк,

Многим людям то намёк.

ЛИСА И ВОРОНА

Вечер, в небе месяц,

А в воде бодаются его рога.

Через перелесец,

У реки деревья, как стога.

Лиса лежала

И поесть мечтала.

Думала: «Ума мне не занимать.

И когда мне подвернётся пища,

Надо всё всегда нам знать:

И зверей, и птиц – их тыща.

Вот она, пища, на помин легка,

И явилась, как мысль, мягка.

А над ней ворона тут летала,

Она ворону хорошо знала.

– Лисонька, что здесь кукуешь?

И какие тут дела маракуешь?

– Да вот, жалко – тут такая весть –

Нечего мне стало есть.

Сыра круг я от судьбы раз получила,

Помыть хотела, да в воду уронила.

И теперь он плавает, как та луна,

Я тоской о нём полна.

Я б сама, да у меня болит спина –

Молодые же ушли те времена.

Ты слетай, возьми и принеси,

Пополам поделим, ты смотри – не коси.

– Хорошо, я мигом обернусь,

Заодно в водичке окунусь.

Летит и думает: «Что я, дура?

Умная лиса – она надутая фигура.

Сейчас я сыр схвачу –

На тот берег улечу.

Всё до крохи съем,

И что лису я обманула,

Будет о том много поэм,

Хоть она свою тут линию всё гнула,

Но, как в народе говорят, Федула.

Не то что там басню написали,

Как у моего предка крали,

Говорить теперь все будут: «Обманута лиса»,

Хохотать все горы эхом и шептать леса.

И поднимется у родичей всех голова,

И какие будут мне хвалебные слова…»

И она нырнула в воду –

Потеряла воздух и свободу.

И намокла – стала там тонуть,

Но сумела прежде всем шумнуть:

– Караул! Спасите вы меня!

И в воде – плеск и возня.

– Говорили, что, вроде бы, поумнела –

Любое сделает дело.

Прежде чем каркнуть, лапой сыр берёт,

Как пророк, знает всё наперёд.

А мне, с моим умишком,

Не разгуляешься слишком.

Но хоть в теле боль и ломота,

Плыть придётся к ней – какая скукота!

Хотела мне отомстить,

Лучше то ей забыть.

Обмануть лису – меня!

Лучше бы боялась, как огня.

ОБЕЗЬЯНА И КРАБ

Раз сидела у моря обезьяна,

Жизнь она вела свою так рьяно.

И сейчас тут взирала на волны –

Счастьем груди были полны.

А тут краб её узрил,

Подполз к ней и заговорил:

– Ты завидуешь мне, что панцирь есть,

И горишь от зависти, как в огне.

Ты завидуешь мне даже во сне.

Да, завидна для тебя эта весть,

Тут она его легонько оттолкнула.

Задремав, чуть не уснула.

И снова подполз краб к ней.

– Завидуешь, что у меня есть десять ног, –

Речью удивил своей,

Только это и мог.

Она сильней его тут двинула,

Непечатный же сказала слог,

Далеко его откинула –

Он не устыдился, хоть чуть не оглох.

Третий раз направил к ней свой путь,

Разозлил её тем, и не чуть-чуть.

– Ты завидуешь, что у меня есть клешни

И глаза навыкат, как вишни?

Та схватила краба в ярости –

Появилась сила в старости!

Отшвырнула – совершил он полёт,

Только не гудел, как вертолёт.

– Вот, теперь в полёте млею,

Пусть завидует, что я летать умею.

Есть же люди в этом мире,

Конечно, так умны и далеко не сиры,

Считают, что завидуют все им,

Даже если белый свет не мил.

ЛИСА И СЫН

Невесёлая идёт лиса с базара

И несёт увесистую сумку в лапах.

Сын идёт – ест пирожочек с пыла – с жара,

Мать – от тяжести вся в сапах.

– Мама, ты маленечко повремени,

Шаг убавь и отдохни,

Перекинь авоську ты в другую руку –

Пусть не испытывает эта муку.

Мать послушала совет –

Слова не дала в ответ.

Молча перекинута авоська –

Донесёт и не развалится небось-ка.

Тут спросил родной тот сын,

И вопросом разогнал ей сплин:

– Что, маманя, легче стало? –

– Сынок, сердце… Воздуха мне мало,

Дожила – мне выросла отрада,

Это за труд мой награда.

Матери тебе не жаль,

У тебя не сердце – сталь.

Оттого на сердце тяжело

И печально – невесело.

Лучше нам таких и не рожать,

Кабы всё то можно было знать...

ГОЛУБЬ И ГАЛКА

Раз мужичок с базара вёз кувшин,

Он упал – разбился.

На телеге ведь не было шин,

Он слышал звук – не остановился.

А в кусках кувшина было там вино,

И не первой свежести оно.

Недалеко птицы все летали –

Голубь и галка увидали.

И они подлетели к черепку –

Повезло им так на их веку!

И голубка – носом в черепок,

И тянула то вино, как насос,

И свалилась на бочок.

Галка же пила не в засос,

Так она по глоточку пропускала.

Хоть и выпила не мало,

Но лишку не допускала

И голубке о том пеняла:

– Что ты выпила всё разом?

Не дыхнула, не моргнула глазом…

Пьяная лежишь ты на боку,

Песни пьяные орёшь.

Лучше б ты сидела на суку,

Ведь умрёшь, ядрёна вошь!

Посмотри ты на меня –

Я не падаю от пьяного огня.

Так пьют культурные все в свете.

Был такой друг у меня на примете.

Что, умней людей ты хочешь быть,

Иль тебе их не по нраву быт?

Галка: – А причём здесь люд?

– А то – не закусывают из блюд,

Пьют не отрываясь, как верблюд.

И чем на человека не похожа тут?..

Их обычаи, традиции, мир людей не хрупок,

Поступают плохо – говорит им их рассудок.

Человек, так поступай, как велит разум.

Ты стыдись, чтоб не моргать тут глазом.

ЛИСА И ЛИСОВИН

Раз с охоты пришёл в дом лисовин,

А лисы ведь нет.

И он кинулся к себе в овин –

Там лежит с лисой енот, он господин,

И тот любил её в азарте.

Закричал лис: – Что ты там делаешь, лиса?

Вы ведь не базарьте!

Чтоб разверзлись небеса!

Возмущённо кричал жене своей:

– Ты всегда была моей!

– Лисовин, голубчик мой!

Ты свихнулся головой?

Веришь ты своим глазам?!

Лучше поверь моей ты совести.

Разве я такое дам?!

Мы всегда живём в скорости.

Ничего между нами не происходит,

Только вверх-вниз телом водит.

Ты же в жизни верь своим ушам,

А не верь своим глазам.

ВОЛОСЫ И МОЗГИ

Говорили волосы и мозг головы.

Мозг сказал: – Волосы, вы ей нужны,

А не только для красоты.

Волосы и мозг всегда должны быть дружны.

Меня в черепе укрывать,

Согревать, спасать, как мать.

Было мне комфортно чтоб, любо,

Не коснулся жар иль холод грубо.

Вы становитесь порой короче,

Покидаете вы голову порой,

Словом, нас порочите.

Не равняться шапке тут с горой.

– Слушай, – сказал мозгу волос, -

Я всегда выслушивал твой голос.

Не к лицу тебе ко мне упрёк,

Это ты меня с себя сволок.

Ведь хозяин в теле ты всему,

Так пеняй себе ты самому.

Без вины находя виноватого,

Винят кого-то речью витиеватою.

ЦАПЛЯ И ЛЯГУШКА

Цапля раз схватила есть лягушку,

Захватила с головы.

Можно проглотить так только мушку,

Ты еду такую не лови.

Лягу смерть припёрла,

Она схватила лапой цаплю за горло –

Не может та её проглотить,

Сжали горло лапки-ноги.

Не говорить ей, не дышать, не выть,

И не может позвать подмоги,

И скоро ей мёртвой быть.

Ляга же не хочет дальше рта соваться,

Думает: «Мой принцип – не сдаваться!»

Махнула головою цапля –

Ляга в воду шлёпнулась, как большая капля.

В любой беде ты не сдавайся,       

Надо ли соваться нам в беду?..

Сам собой всегда оставайся,

Свободу береги, хоть в бреду.

.

МЕСТЬ ЛЬВЕНКА

Раз дрались два львёнка –

То вам не два котёнка,

Дрались будущие ведь цари,

Помазанники, как ни говори.

Большой так малого побил,

Что тот едва-едва ожил.

Но львёнок по своей натуре

Добр сердцем был, но в буре

Сказал: – Тебя всё ж подсижу

И местью накажу.

– Что сделаешь ты мне, малёк,

А хочешь, я порву тебе ушей кулёк?

А к вечеру они легли там спать,

Земля для них была кровать.

Спал лев большой –

Не спал меньшой.

Вдруг замахал тот лапкою-кацапкою,

Трясётся, сонный, в страхе,

Рвал грудь, как пьяные – рубахи.

Он рычал, скулил во сне.

А младший – радовался, как весне.

Когда увидел сонные он муки,

Не протянул ко льву он лапы-руки,

Чтоб тут толкнуть и разбудить.

Ему бы месть свою забыть.

Но он тихонько злобно хохотал

И чуть от радости не заплясал:

«Ну вот, тебе я отомстил,

И мучайся ты из последних сил».

Вот, наконец, большой проснулся,

Вокруг он оглянулся.

Весь мокрый был от страха –

Во сне приснилась не плаха,

То были не огонь и не небес геенна,

Во сне напала на него гиена.

Для нервов потрясающая та сцена,

И может лопнуть сердца вена.

Львёнок весь обмяк, лицом слинял:

Что он отомстил ему, лев понял.

Если на тебя затаил кто-то месть,

Она опаснее, чем лесть.

А мстители всегда ведь есть –

И их не счесть!

ПИЩА ДЛЯ ХУДЕЮЩЕЙ ЛИСЫ

Пришла лиса раз с лисовином –

Накрыли им, как говорится, враз полянку.

И сжарили им на дровах осиновых

Шашлык и сделали солянку.

За обе щеки ест лисовин,

Лиса ж облизывается – губа суха.

Тут подошёл официант один

И говорит: «Есть диетическая уха».

Лиса: «Неси, что за вопрос?!»

Пошёл, принёс.

В тарелке чуть воды и вилка,

В ней были плавники – не рыбка.

– С вас три, с неё – пять, – сказал он мужу.

– Как столько ей – за эту лужу?

– А для худеющих уха незаменима,

Поэтому цена у ней необозрима.

Идёт своим всё в жизни чередом,

Сейчас же голодает каждый дом.

Не потерять бы им здоровье потом,

А то будет жизни всей залом.

ОРЕЛ И ОБЕЗЬЯНА

Поймал орёл раз обезьяну –

Весёлый, словно покурил кальяну.

– Ты, орлик, дорогой, – она ему кричит, -

Меня ты отпусти – я же стара.

– А мне тебя не варить

И не рубить на тебя дрова!..

– Эх, уважаемый, у меня одышка…

– Не волнуйся, всё равно же будет крышка.

– Я болезнями больна, яд приняла.

– Не волнуйся и не трать слова.

– Умрут от яда ребятишки,

Яд – то ведь не пышки.

– Ну ладно, доживай свои денёчки,

Мечтай, что принесут тебе веночки.

И бросил – перестала ныть

И приземлилась ловко там на ветку.

Такую проявила прыть –

Прыгнула так, словно бы на сетку.

Орёл то увидал, кричал он ей:

– Ты ожила и стала здоровей?

А где болезнь твоя и стон?

Стонала, словно потеряла миллион.

Ты в беге – чемпион, всех обгоняющий!

– Эх, орлик, коготки твои исцеляющи!

От них я разом исцелилась,

Болезни сердца все забылись.

ЗЕБРА И ЛЬВИЦА

Однажды зебра так сказала львице,

Не как родной сестрице:

– Ты заруби себе же на носу,

Тебя я на копытах пронесу!

Предупреждаю, оставь меня в покое,

А то тебе я сделаю такое!

Копыта у меня, как камень,

И выбью из глаз искры, пламень.

– Что? Угрожаешь мне?

Да чтоб гореть тебе в огне!

Умрёшь без покаянья у меня,

Я – львица, а не размазня.

Она издала смерти рык –

Тот задрожит, к нему кто не привык.

Но зебра же не прикусила свой язык:

– Умею лягаться, хотя не бык.

– Ах, ты так! Ну держись!

Недорого же стоит твоя жисть!

Она от злости задрожала,

К ней кинулась, но та не побежала,

И – визг, когда хотела свалить лапа.

Она – не будь в бою тут косолапа –

Лягнула львицу в две ноги.

Сказала львице: – Трогать не моги!

Ударила она ей в пасть так, в зубы.

О подвиге трубили все слоновьи трубы,

И львица сразу уронила в землю пасть,

Шептала: – Зебра, да чтоб тебе пропасть!

Ах, как же быстро понимает голова,

Когда копыта говорят опасные слова.

ГОРБ ВЕРБЛЮДА

Одногорбый жил верблюд,

Ходил везде, не выбирая там аллеи.

Неприхотлив был насчёт он блюд –

Ел колючку, и гнул длинную он шею.

«Не хочу идти», – речей не рёк,

Покорно он тянул свою долю.

Барханы, бури и песок –

Он проявлял на них свою всю волю.

И раз был он на водопое.

Не стал он жить в покое,

На горб внимания не обращал,

Плевался – то плохое сам себе прощал.

Но горб бросил в голову тут мысль:

Как много он работал и тратил сил,

В работе он душою не кривил,

И у хозяина он пенсию раз попросил.

А лишь от работы получил он горб.

И лежал он, как песчаный сугроб.

СТРЕКОЗА С СОВЕТОМ

Однажды стрекоза летала

И рыбе всё она пеняла:

– Ну что живёшь всегда в воде

И в страхе – быть большой беде?

И холод, голод, каменистое то дно…

Так мало доставляет радости оно.

Или рыба хищная, её малёк,

И все о смерти делают намёк.

А я теперь летаю,

И по цветкам росистым я порхаю.

Тут комары да мошки –

Для еды совсем не крошки.

Я тебя направлю на истинный путь,

Только надо глубже нырнуть

И рыбьи силы развернуть.

А чтоб тебе не утонуть, –

Скорость большую набрать –

И будешь в воздухе, как я, летать.

И рыба послушала той стрекозы совет:

Нырнула – вынырнула в свет.

Явилась, как торпеда иль как нож –

По виду он на судака похож.

Нет стрекозы – она же в пасти рыбы!

И словно по воде ударили там глыбы…

Когда кому даёшь ты умные слова,

Смотри, осталась чтобы целой голова.

ДВЕ ОБЕЗЬЯНКИ

Раз жаловалась обезьяна так соседу:

– Всегда в ворота я зайду, заеду.

Но иногда бывает же не то,

Как не всегда выигрываешь в лото.

Ворота до того порой сужаются,

Выпью – тело боком не влезает.

Меня ли быстро распирает?

Со мной ворота дурака валяют…

– Пойми, что виноваты не ворота, –

Идёшь ты пьяный и не видишь поворота.

Во всех домах углы ты посшибал,

На карачках шёл и шишки собирал.

Ведь так могу я выйти из ресторана вон –

Прохожий мне наступит на ладонь.

С тобой очень жизнь сложна–

Лучше б ты не пил вина.

ОБЕЗЬЯНА И ИНТЕНДАНТ

Вдали от родных мест

Раз обезьяны страшный бой вели –

Послали их туда на страшный крест.

Пустые были животы те – кошели.

Но раз в еде они дошли до точки -

Использовали бабушкин тот аттестат.

Такая-то еда – то не родные дочки,

От этакой еды они могли не встать:

Пришёл раз тыловой командир –

Сверкал весь орденами и медалями мундир.

Он, полный важности, отваги,

Сказал: – Есть надо травку, не пить браги.

Крапива – травка целительна,

Здоровье укрепляет, хоть и мстительна.

Другие ведь солдаты варят суп из топора,

Едят его и в бой идут, крича «ура!».

– То-то ты от травы такой весь пухлый

И не спрячешь свой живот.

Иль ты бываешь на крапивной кухне,

Траву ты вместо мяса жрёшь?

Возьми – поешь крапивы,

Глаза ведь станут добрые, как сливы,

И будут все торчать везде мослы,

А на лице все щёки будут так кислы.

Мы знаем – ешь ты почки бычьи.

И не дай бог – попадёт трава в навар, -

Всё выкинешь – в тылу такие ведь обычаи,

Чай пьёте – не один вы самовар.

Сытый голодному не разумеет,

Счастлив тот, кто всё имеет.

МЕЧТЫ ЗМЕИ И СОРОКИ

Сидела раз на дереве сорока,

А хвост трубой, в яичко – крылья.

С зерном прилетела издалёка,

Внизу – змейка, губы-брылья.

Она только что мышь поймала

И, проглотив её, верёвкою лежала.

А птица думала о тефтелях из риса,

Зло сверху глядела на змеи спаньё:

«Не принесла зря камень – бросила б в неё!

Как повезло этой глупой верёвке!

Поела – месяц ползай без сноровки,

Ведь полгода почти сыта.

И зуб – клык, не подковки.

И не нужна о пище маета,

Едят они ведь мясо – не морковки».

Змея же думала, глядя на птицу:

«Счастливая, как ей везёт!

Съест что угодно – даже там синицу,

И много в сутки раз сладко ест и пьёт.

Язык и тело пищей услаждает,

Счастливая, не ползает – летает.

И за сорочье счастье – не жаль и жизнь отдать,

Сейчас бы хоть мгновенье полетать!»

Не думали все те живые –

Природой это решено:

Кому есть редко – тому мясо,

Другому, хоть часто, но пшено.

ЛИСА И ДВЕ СОБАКИ

Бежит лиса-ракета,

И рыжий хвост – как пламя,

И две собаки, каждая – комета.

Закат в волнах – так полыхает знамя.

По полю там собачий лай,

И всем от них хоть уши затыкай.

Всё в природе тут – зелёный край.

У собаки мокрый нос. – Меня ты слушай:

Вы, что ли, спятили с собачьего ума?

Так сделайте кульками ваши уши.

Я от вас схожу с ума сама.

Всё носитесь, как стрелы.

Я не пойму: хотите что поймать?

В любом вы деле очень смелы,

И в беге храбрости не занимать.

Вам досадили волки?

Могу вам показать.

Они в лесу – там, где растут иголки.

Хотите – можете поймать.

– Нет, нам бы воробья загнать!

– Как воробья? Зачем ловить его?

Ведь он летает – только и всего.

– Да, но нас двое, – речь они вели, -

Вдвоём воробушка нам загонять

Пословица велит, а она же мудрости ведь мать.

Вот мы решили – будет это верно.

А может, и поймаем мы, наверно…

Научи так дурака молиться –

Во сне ему то будет сниться.

Лоб он в молитве расшибёт,

Но что он глупый – не поймёт.

ЛИСА И БЕЛКА

Бегает белочка по ветке, верещит,

Лиса раз мимо тут бежит.

А за белкой – по дереву – куница,

И сразу хвост прижмёт лисица.

Но белка так была ловка,

Проворна и, как воздух, легка.

Вот и подумала лисица тут:

«Такое тоже я смогу.

Вон для меня – большой есть дуб.

Есть лапы, когти, и хвостом я помогу!»

Она тут к дубу – мигом вверх.

Упала – белку тем ввела лишь в смех.

– Я дам тебе один совет:

Ведь у тебя той ловкости тут нет,

Ты волка раздразни –

Хвостом пред пастью ты махни.

Он за тобой, как за мячом, – вскачь,

И будет здесь футбольный матч.

На дерево ты мигом влезешь,

Себя, его ты враз согреешь.

Скажу тебе – я по себе то знаю,

Когда куница – птицей летаю.

– Да я тебе! За смех надо мной

Простишься с головой!

Мы, лисы, станем все толпой…

Раздался волка вой.

– Ой, что со мной?! – кричит лиса.

Волков её чуть стая не окружила,

И затряслась в ней становая жила.

Поднялась шерсть на загривке, как чуб,

И визг сорвался с губ,

Погнал её от волков тот страх –

Не поняла она, как оказалась на ветвях.

– Ну вот, – сказала белка, -

Ты можешь стать, как космическая Стрелка.

ОБЕЗЬЯНА И ОСА

Подсмотрела обезьяна,

Как делает бумагу раз оса, -

Она же делает всё рьяно.

Расширились у той глаза, как небеса.

«Но я изобретение её присвою,

Лишь только нас припрёт нужда.

Кто изобрёл – не будет вою,

Так было, есть и будет так всегда».

Поступают люди всегда ведь так,

Но нужно знать: за наши те обиды

Природа не бросит, как пятак.

И люди знают: звери все в науке гиды.

ОБЕЗЬЯНА И ЧЕЛОВЕК

Человек учил раз обезьяну:

Ей палку в руки стал давать,

Чтоб фрукт достать без изъяну,

И не лазить, а плод ею сбивать.

Но она палку всё бросала

И по стволу – наверх, и вниз,

И лапой яблоко срывала.

Ведь так пищу добывать – её девиз.

– Глупая, учу тебя я разуму,

Чтоб ты стала человеком.

Да, конечно, станешь ты не сразу,

Мы идём тут в ногу с веком.

Вновь давал ей палку,

Говорил: «Учись ты, бестолочь!»

Тут взяла она раз скалку –

Так дала! Он в крик: «Ты сволочь!»

От неё он кинулся тропу толочь.

– Караул! Она ведь стала человеком!

И ведёт себя – наравне с веком.

ОБЕЗЬЯНА И ПОПУГАЙ

В руках таскала обезьяна палку,

А рядом попугай летал.

– Зачем ты носишь эту скалку? –

Он ей вопрос задал.

– Затосковала – жизнь скучная такая,

А в городах – весёлая, иная.

Хочу стать человеком и всё знать, –

Она словами попугая стала так пугать. –

Не сразу стали цивилизованными люди,

Такие были все, как я.

Природа не давала всё на блюде,

Так надоели им родные все края.

И взяли дикари те палку – стали человеком,

Учёные так говорят.

Живут там наравне все с веком,

Работают и думают, творят.

Тут попугай озлился

И в крик: – Яви ты, обезьяна, тут смекалку!

Ты счастлива – такой ты родилась,

И отшвырни скорее дальше палку,

Она чтоб тут змеёю улеглась.

А станешь человеком ненароком –

И будешь ты всегда в работах.

Давай умней – в природе жить,

В плохую тут погоду некуда спешить.

Жить себе на радость, не тужить,

И никому не надо здесь служить…

ЛЕВ И ЕЖ

Однажды лев решил проверить,

Все преданы ему ли слуги

И можно дело ли кому доверить.

Он сделать то решил так, без натуги.

Когда он сделал всем великий пир,

Зверей собрал он – целый мир,

Тайком пустил под стол ежа

И дал ему такой наказ:

«Кто говорит о равенстве – к нему бежать,

Иголку сразу – в ногу, а не в глаз».

Вот пир разгорелся, как пожар,

И выпивка, и закусь тут подняли жар.

Лев речь о демократии повёл,

И мысли всех на эту тему он навёл:

– Все звери в жизни – братья.

Давайте жить, раскрыв объятья,

Не исторгались чтоб проклятья.

Одним словом, как кумовья-сватья.

Ведь я добряк, нет злобы и накала.

Ведите вольную тут речь,

То слово льва, а не шакала!

Я плохо сделал – мне на рельсы лечь,

И не буду делать я вам сечь.

Тут быстренько вскочил медведь,

По пьянке бесшабашно стал реветь…

И чуть не закричал: «Ядрёна мать!» -

Иголка враз в ноге заставила стонать.

– Кто следующий? – стал лев всех подогревать.

Жираф явил свою тут стать –

Чуть потолок касался головы.

Не избежать тут было льву плохой молвы.

Крамольную такую речь жираф повёл:

– Ты царствуешь так, как осёл!

Хоть ёж его усердно там колол,

Его копыта – что твой кол.

– Сядь! – тут лев взъярился. -

Явился ко мне, как напасти.

Ты знаешь, что у власти зубы в пасти!

И под стол лев наклонился

И не понял, что ёж вошёл в раж, –

Ему иголкой в глаз ткнуть умудрился,

И кончился демократический кураж.

Тут звери – врассыпную, кто куда.

Свободы, равенства нет тут,

А у ежа – пред палачом беда.

Кто говорил, – на плаху всех ведут.

А демократия тогда лишь хороша,

Когда она в угоду власти,

Иначе не получишь ни шиша,

Поймаешь страсти и мордасти!

Она не говорит – наглеет,

А кормит, как постом.

Сытый тут голодному не разумеет –

Весь белый свет стоит на том.

ЁЕЖ, ДИКОБРАЗ И ЗМЕИ

Раз змеи в осень собрались все в нору,

Решили здесь они всю зиму жить.

Случилось как раз в ту пору,

И вдруг к ним ёж бежит.

– Пустите, вы – не злобные верёвки!

К вам залезу в норку.

– Влезай – мы в тесноте, да не в обиде,

Хоть ты и в неприятном виде.

Залез – колол он в головы и зад.

Ворчали змеи: – Не коли нас, брат.

– Что вы такие привередливые, злые?

И лихоимцы, завистники все такие!

Мои пространства не ахти какие!

Я не ворчу и жду денёчки золотые,

Где будет стол и яства заливные…

Тут кто-то в дверь – «трах-тарабах»!

Все испугались, всех объял вдруг страх.

– Кто там? – сердито ёж кричал.

– Твой брат! – так дикобраз там отвечал. -

Змеи, крепясь сердцем своим,

Пустили, перезнакомясь с ним.

Дикобраз показал ежу место,

И тот визжал: – Мне очень тесно!

В ход дикобраз пустил иголки –

Они так колки!

И ёж от них там пострадал,

Кричал: – Я к жизни вкус весь потерял,

Тут с вами в тесноте возясь,

А ты разлёгся, словно князь!

Иголки ты пускаешь враз…

Вернись домой ты – в грязь!

– Что ж тебе так тесно? – змеи тут сказали. –

А раньше так твои иголки нас терзали.

– То – вы, сейчас – я,

Доля это не моя.

СОКОЛ И ПТИЦА

Погнался раз за птицей сокол.

В полёте «помогите!» – так кричит она.

Всё видит сокол зорким оком,

И даже смерть её ему видна.

Вот он приближается в пике –

И вмиг раздастся смертушки щелчок.

«Лечу на помощь!» – тонет сокол в крике,

Другую птицу он поднял в поток.

Он сохранил покой, был весел,

Одно он не мог понять,

Кто глаза ему завесил,

Как он мог другую птицу снять?

Бывает в жизни такое и средь птиц.

Не знаю я, что делает такими их,

Но много на Земле прекрасных лиц,

Кто с лёгким сердцем гибнет за других.

ЛЬВЕНОК И КРОКОДИЛ

Львёнок подошёл раз к стоячей воде,

Он был зол и свиреп –

Днём побывал он в разной беде,

И от удара копытом чуть не ослеп.

И в ярости решил, что отраженье – это лев.

Он от удара тупо так соображал.

Легко он, на зад сев,

Выдал морды свой оскал.

Он рыкнул и ударил по реке –

Того, кто на него смотрел.

То глупых всех удел.

И по воде пошли круги.

Крокодил был там невдалеке –

Он плавал у куги.

И в ярости лев воду бил,

Там всё вокруг замутил.

Крокодил нападает там, где плеск,

Добывает так себе присест,

Так учили папы.

И попал он головой под ярость лапы.

И лежал он, оглушённый, там на дне.

Львёнок ярость свою так сбил

И увидел при ясном дне –

Морду в пасть он превратил.

– Что?! – издал свирепый рык,

В пасти задрожал язык.

– Ну что, от меня ты получил?

Я морду твою в пасть превратил!

Жаль, что ты не плыл,

А то с тобою не такое б сотворил.

Сын-то чей? Наверно, сучий…

Лев не знал – спас его просто случай.

ВОРОНА И СИНИЦА

Ворона в Индии была,

Пророчицей же Пава там слыла.

Когда павлин усердно всё кричал,

Местные все знали – то дождей начало.

Потому его боготворили все,

И честь ему, почёт! Есть позволяли сев,

Не прогоняли его с полей

И были в восхищении от всех его затей.

Ворона позавидовала в том ему,

Решила предсказательницей стать всему.

И вот на родине на дерево взлетела,

Ботинком на сук села.

И начала своё «кар», снова «кар»,

Как говорят, лицом показывала свой товар.

Но обращали все вниманье мало,

И славы, словно Паве, не перепало.

Синица к дереву раз подлетела,

На ветку села и по-птичьему запела:

– Каркуша, что дерёшь ты горло?

Какая беда тебя припёрла?

– Хочу дождь криком я нагнать

И предсказателем погоды стать,

Чтоб были мне почёт и честь

И со стола там полного всё есть.

– Тебе вошла в головку блажь?!

Смотри, друг, в жизни этой не промажь.

А криком всем ты надоешь своим,

Рассердиться может даже херувим.

Конечно, не скажу про мужика,

На это дело у него рука легка.

Возьмёт он камень и даст по горбине,

И вспоминай потом тебя поныне.

Ну ты нашлась, во всём пророчица.

Лети туда – там вдалеке есть рощица.

С испугу там заткнись,

Запомни ты – меня всегда боись.

Иначе я тебе в горбину дам –

В головке сразу будет тарарам.

Синица пулей улетела,

Ворона вновь по-своему запела,

Но надоела человеку-другу,

Решил мужик пугнуть подругу,

Из дома вышел – ком земли он взял:

– Так надоела! Не меняешь песни! -

И ком земли ей в спину тут попал.

Хоть не хотела, получила тресни!

И с дерева она тут кувыркнулась

И по земле бегом враз умыкнулась.

Бежала и синицу вспоминала,

И плакалась там на свою судьбу,

И молча прикусила нос-губу.

И думала ворона так:

«Нет хорошей судьбы никак!

Синица не хотела, а пророчицею стала,

А мне камнем по горбине попало…»

Нет, надо жить – всему учиться,

Природу наблюдать, с нею породниться.

Нет, не нужны пустые тут слова,

За них бывает бита голова.

ДВЕ ОБЕЗЬЯНЫ

Однажды увидала обезьяна другую –

Такую для себя дорогую.

Ей говорит: – Я получила большое наследство,

Да жаль, что дед впал в детство.

Смеётся он и с того света надо мной,

Наверное, свихнулся головой.

– Ты расскажи, в чём соль?

Ты выскажи душевную мне боль…

– Мой дедушка – богач,

Он умер и оставил деньги, пару дач.

А умер он, видно, поутру,

И деньги дал святому он Петру.

И пишет: «Ты получишь их тогда,

Когда увидишь ты Петра.

Но если же не веришь ты,

Слетай проверь свои мечты».

ЛОСЬ И МУЖИК

Пошёл охотник в лес, вот,

Хотел убить там лося,

Да видит – рядом тот…

Оправдывался опосля,

Что вмиг на дерево залез,

Для того и существует лес.

Увидел лось ружьё, спросил: – Бать,

Ты что, хотел в меня стрелять?

Да я тебя – ядрёна мать! –

Могу копытом в землю вогнать.

Хотел ты на рогах сидеть?!

– Что ты, нет! Я в детство впал,

Залез на дерево посидеть.

Одним словом, спустить детства пар!

– Да, по деревьям лазать – это можно,

Но только двигайся там осторожно.

Сдаётся мне, что ты любитель,

И лес тут – не твоя обитель.

Я думаю, что ты плохой был ученик

И думать об учёбе в жизни не привык.

А если б ты учился в нашей школе,

Не жил ты без ума и в холе.

С тобою поступали так гуманно,

Не жизнь была – талмуда манна.

И ты бы знал и предсказать всё мог,

Хорошая была бы речь и слог.

Сказал лось и исчез.

Не понял человек – был ли бес…

Когда идёшь ты на охоту, –

Будь быстр – дай голове заботу.

ЁЕЖ, ВОЛК И ТЕНЬ

Однажды ёж спросил волка:

– Что ты всё время воешь?

Я знаю, доля ваша не легка,

Но воем общество ты колобродишь.

Когда ты воешь – всех бросает в дрожь,

Уж больно вой твой не хорош.

И слышны брань и мат,

Порой там вспоминают даже мать.

Твоя большая в чём тайна?

Ведёшь себя ты неприлично:

Поймала тебя иль мёрзлая майна,

Иль ты страдаешь манией величия?

– Ты знаешь, я иду на дело к вечеру.

Добычу ем в тот же я час,

Когда появится там любопытный лупоглаз –

Тень, словно пришла на встречу.

Не бью я, как волчицу, не калечу.

Подступит ко мне горой большой,

Я ем кусочек – он у ней кусище,

И рот-колодец – не рот, а ротище.

И к вечеру она, как великан, силище.

Кусочек вдруг становится, как воз,

И никому в рот не вопрёшь.

Проглотит тень телегу – не вопрос,

И две проглотит, если привезёшь.

Оттого берут меня завидки –

Жрёт, не подавится.

И не возьмёшь ведь под микитки.

Ничем она тут, сволочь, не отравится.

Куда ж её прогонишь?

Её ведь не подымешь, не уронишь.

Жить же мне с нею – то судьба,

В еде ведь у неё – не дурочка губа.

От зависти к ней потерял покой и сон,

Жрёт больше всех – не вою, издаю лишь стон.

И драться не слаба.

От зависти хочу махнуть я кулаком –

Она же свой поднимет – с целый дом.

И я сжимаюсь весь от страха,

И остаётся только мне орать.

Не сделает она промаха.

Тревожит эхом – чтоб не встать,

Накроет, как копной.

Такие у меня дела,

Так и живу – от зависти пускаюсь в вой.

Боюсь, чтоб зависть в дом «хи-хи» не привела.

Кто в этом мире подлунном завистник –

Всегда обидно бывает ему,

И разом тот душою сник,

Что всё досталось одному.

ЛЕВ, ПАМЯТНИК И ЛИСЫ

Шёл лев со свитой, вдруг

Он мановением рук остановил тут слуг.

Он вдруг как рыкнул: – Кто,

Я вас же спрашиваю, Дед Пихто?!

И за что такая ослику честь –

Кто-то сумел ослу то преподнесть?

И осмотрелись все вокруг,

И возле же памятника ослу стали в круг.

И подошли тут садовод и лис,

И с ним его лиса.

– Ты властелин мой, о том всё знай:

Грыз осёл концы лозы – и уродился урожай.

И кисти винограда – вес по пуду,

Не вру – пусть гадом буду!

Скажу, что били мы его ведь зря –

Спасла его вновь урожайная заря.

И лишь одна на нём вина –

Там утопились многие в реке вина.

А памятник ослу за урожай стоит,

Да восславит его пиит.

Кивком на памятник он показал

И речь лев продолжал:

– Не может умное влезть в голову ослу.

Не может то прийти мне самому!

То божие небес решение,

То посоветовало окружение.

Но я тут – помазанник божий, –

И мысли те в мою голову вхожи.

И телепатией я обладаю,

И мысли те в другие головы я направляю.

И памятник тем заработал я,

Что в голове его работала мысль моя.

И с постамента я велю осла убрать –

Пусть на нём стоит моя там стать!

– Они его ведь прежде сильно били, –

Заметил тут один тревожно.

– А вы меня когда-нибудь любили?

За памятник меня побить тут можно…

И в жизни часто ведь бывает так:

Любой начальник – не дурак;

И всё присвоить себе может,

И совесть его за то не гложет.

ПРОЗОРЛИВОСТЬ ВОРА

Пробегает раз сторожевая собака

Мимо обезьяны-вора.

У неё была жизнь – бяка,

Понимал он: красть пора.

Он ей камень вслед – как в смех,

Чтоб её там напугать.

Хлопает в ладоши он – какой успех!

При виде её он начинает дрожать.

И спросила раз собака обезьяну:

– Почему не бросишь мясо, хлеб?

– В преступлении не быть изъяну.

Тут меня учить ты молод, а я сед,

Хоть и выгляжу моложе на много лет.

Дело я своё так хорошо ведь знаю,

Не хлеб, не мясо – камни я кидаю.

Вот пойду к тебе я воровать –

Тут поймают враз меня.

Я ведь тут по жизни тать

И ворую и средь ночи, дня.

А судья – известный дока,

Участь он решит так сразу,

Приговор он не отложит далёко

И решит не с кондачка и глазу.

Ты открой тут Кодекс – много там статей.

Скажет он – видать тут в клетку неба синевы.

И не заржавеет тут за ней.

А судья же судит, как объелся белены,

Судят даже честных, без вины.

И судить меня же будут по двум статьям –

Воровство и подкуп в должности лица.

И не сделаю я мясом тарарам,

Не одену я на голову терновых два венца.

ВРАЧ И ВЕТВРАЧ

Раз горилла – наш ветврач, он заболел,

Привела к врачу его жена.

– Доктор-шимпанзе, он чуть не околел, -

Грубо ляпнула она.

– Ты садись, рассказывай, что болит.

– Ну какой ты врач, наш доктор Айболит?

Это как у нас на поле грач –

Его невежды называют «врач».

Ко мне молчаливую ведут скотину,

Я не спрашиваю, какой у ней недуг.

Представляю я себе болезни всей картину,

И в глазах стоит – кто враг, кто друг.

Положу на спину полотенце

И послушаю я сердце, как часы.

Посмотрю я ножки и коленца,

Брошу жизнь больного на весы.

Я трону там вымя так рукой –

Не стоит, то больно пну ногой.

Врач спросил: – Не вылечишь, то что делать?

– Ничего, я прикажу прирезать.

Осмотрел и послушал его тут доктор

Сердца, лёгких рокот.

И сказал: – Иди, полечим!

А жене сказал: – Здоров, лечить тут нечем.

– Если он вновь заболеет

И гортань вся забелеет?

Доктор лыбится и съязвил:

– Прикажи прирезать, – объявил.

ЯБЛОЧКО К ЯБЛОНЕ

Росли две яблони в овраге –

Одна на склоне, а другая-то внизу.

Росли в сухой там почве – бедолаги,

Одна держала хмеля лозу,

Цветы осыпались в землю, как порошей,

На верхней были яблоки хорошие.

И сверху те катились, где плохие,

Те были очень там лихие.

Всегда там ела их корова.

«Хоть ем, от них всегда здорова,

Ведь яблоки от яблони там рядом падают.

А эти катятся к плохим – не радуют. –

Так вела корова речь – лук там рогатый,

И ноздри на морде, как очки,

Со шкурой там пятнатой.

По молоку давала рекордные очки.

Да, в жизни любого бывает так:

Катится всё по наклонной,

И умный станет, как дурак.

Удержится кто – тому поклоны.

БАРАН И ЛОШАДЬ

Дружила лошадь раз с бараном,

Была как бы привязана арканом.

Она глупей себя его считала,

А то для многих ведь немало.

И душу тут тоска не гложет,

Завидовать незачем ей – иначе.

Фураж ему за то предложит

И тешит тем себя, умом богаче.

Вот раз баран съел её фураж –

Вошёл в голодный раж.

Пришла она с работы,

Наесться было – все её заботы,

И в ясли глядь – там пусто,

И на лугу совсем не густо.

– Кто съел тут всё и на лугу?

– Не я! Ведь долю лошади съесть я не могу.

– В твоём сердце ложь, изъян!

Глуп – знают все о том – баран.

– Ведь никого здесь нет до горизонта, -

Заметила она ему так тонко…

– Да, мой мозг – капля на блюде,

Но что ни говори, на мне не ездят люди.

Есть люди, те считают: всех они умнее.

Но разобраться – в жизни всех глупее.

КРАСИВАЯ И УМНАЯ

Совет дам, как замуж выходить,

Красивой, умной слыть.

Раз вышел к стае вождь обезьян,

Его ум длинный, как банан.

Давно решил жениться,

Глаз на него ложила тут девица.

Решил он так схитрить:

Двух зайцев сразу подловить,

И приказал: «Все умные – налево,

Красивые – стройтесь все направо!»

И построились тут все,

Ведь знали – свадьба будет на селе.

Одна лишь обезьяна всё металась –

То к одному там строю, то к другому,

И бегала, совсем аж измоталась.

Понравилась тем вожаку иному.

– Ты, хватит бегать, нагонять тоску.

– Что ж, мне лечь под доску?

Да я не знаю, как тут быть.

Красивой – значит глупой слыть,

А глупой слыть – красивой не быть.

Я умная, красивая,

Не чёрная, не белая, я – сивая.

– Что ж, скажем, что ты счастливая!

Женился на ней вожак,

Заставили мозги решить всё так.

ЛЕГКИЕ И МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ

Так мыльный раз пузырь явился

При помощи мыла и лёгких.

Уж он всё хвалился,

Что один из сильных,

Как будто он с Луны свалился.

Сверкая огоньками мира,

Он славу познал кумира.

И лёгким он своим сказал:

– Глупее вас я никого не знал,

Сдуваться-надуваться вы горазды.

Я говорил вам не однажды:

Сидите вы, как в клетке,

А мы летаем – ваши детки.

Хоть и породили вы меня,

Но нет во мне вашего огня.

Шар говорил, летал и дулся,

И тут он на сучок наткнулся.

Раздался с брызгами хлопок –

И не остался и клочок.

– Мы это знали и предупреждали,

Чтоб не летали, не скакали…

Летать – идти, не зная брода…

Для многих так вредна свобода.

МЕДВЕДЬ И ЗАЙЧОНОК

Собрал раз вождь лесного племени –

Неумный медведь – всех не ко времени.

Решил направить он в соседний лес

Неугомонных шпиков разных –

Людей серьёзных, не повес,

Одним словом, лиц Отечества прекрасных.

И чтобы в случае какой войны,

Другой противника возни

Готовы были всё о планах донести,

Одним словом, наблюдение вести.

Один из приближённых медведя

Бежал за границу немедля,

И выдал он разведчиков там с потрохами –

Не дай бог, чтоб такое было с нами!

И потому медведь тут в бешенстве рычал,

Слюной он брызгая, кричал:

– Как так – предать Отчизну и друзей,

Где о любви ему пел соловей?!

Нет, я – хозяин леса – оскорблён.

Предатель, он забыл Отчизны красоту,

Её за душу берущую простоту,

И воздух, что грудь счастьем наполнял.

Не понял я, когда он, сволочь, враз слинял.

Ел он тут щи и кашу –

Ту пищу, для всех многих нашу.

Зайчишка рядом мяч гонял,

И неожиданно умное он сказал:

– Вам кормить сограждан лучше надо –

И для всех то Отчизны будет награда.

Тогда все будут сильно Родину любить.

Отец купил мне мяч –

Я не могу его забыть.

А если бы купил калач,

То слышал от меня лишь плач.

ОБЕЗЬЯНЫ-ШПИОНЫ

Две обезьяны были такие отважные

И добывали сведения важные.

Они там были наняты ведь львом

И были в задании простом.

Они там выясняли: лев-противник стар.

И что же может сделать государь?

И так в любви покорны львицы,

Отчаянные в охоте злой сестрицы.

Когда пробьёт его последний час,

То новый предводитель явится в сей час.

Такие тайны тут несли всё льву,

Под страхом смерти берегли молву.

И далеко он не болтун,

Взял по следам идущий тут топтун.

Он делал это ради ли награды?

Поймать – душа и сердце рады.

И когда шпионов тех поймали,

То другой лев поступил там с ними круто.

И что положено – поддали,

Порой жизнь пролетит – минутой.

Да, первая там показания дала,

Когда её полиция взяла.

Вторая всех с ума свела.

Решили, что душою не слаба.

Что бы ни делали с ней – та молчит.

У них не раз был случай такой.

– Задание какое? – Та – гранит,

Словно у неё не пытка, а покой.

Они на ней попробовали всё –

И даже то, что недодумали ещё.

И подсмотреть за ней решили:

И все у камеры в глазок смотрели,

Как в оптический прибор там в тире

Иль же смотрят как в мортире.

И тут увидели – не был смел

Необычный тот шпион-пострел.

По камере неслись стук и вой –

Он бился в стенку головой,

Кричал: «Ты, сволочь же такая, вспоминай!»

Он был в этом деле невзначай…

ОСЛОПЕС

Чтоб собаку не кормить,

Обезьяна решила её скрестить.

Я не знаю, это ли возможно…

В баснях можно, только осторожно.

Допускает ли природа ту породу?

Говорят, всё можно-то в плохую тут погоду.

Вот и у обезьяны то случилось –

Ослица раз собакой отелилась,

От страха та в угол забилась…

Да, те тяжелы тут были роды,

Ветры выли, как поют в непогоды.

Плод – он только что явился –

Обезьяне в зад зубами он вцепился.

И была огромная у малютки пасть.

Ослица, чтоб в обморок не упасть,

К оглоблям арбы жалась телом,

И упали те – упала и она, меж делом.

Но как так явилось чудо?

И среди людей ведь есть пророки,

Так же в природе есть чудо-юдо.

У людей пророки – это все пороки.

А собака на ослицу лает,

Что она мать, – то не понимает.

А ветеринар – принял роды или нет,

О том генетик всё писал великие там речи.

И умом он от ума был так далече.

Ветеринар от страха постарел на двадцать лет,

Шептал: – Проклятый тот момент.

И всё было у него в шерсти,

И копыта, хвост – дорогу им мети…

И есть ли душа – её тут не видать,

Что большие уши, – то ему не знать.

И ластиться к хозяину охота бита:

И как ластиться, ведь на ногах копыта?

А хвост у него, как у осла,

Язык же – как лопасть у весла.

Он его всем кажет, как в жару,

Словом, чудо на миру.

Нет почтения ведь к старости,

И в любое время там – явленье ярости.

Прерывает он мыслей хороших лёт

И кусает больно, и копытом бьёт.

Хвост колюч у «младенца», как сосна,

И на морде глазки добрые – весна.

Часто в пляс он так ходил,

Вызывал смех, хоть не было сил.

А горилла кобеля позвал.

Тот: «Иа-иа!» – тут заорал.

Тот хотел его запрячь,

Зубы в тело – и наутёк он вскачь.

И когда обрезки мяса дал,

И собака та-осёл его лягал.

А когда он сено предложил,

Он ему чуть руку не откусил.

Как кормить, не знает ословод,

И от смеха падает народ.

А тот в дело иль без дела всё орёт,

На охоту лаем всех зовёт.

Дело для охотника хорошее,

Снег когда покрыт порошею.

Тут случилась та беда:

Видит зайца ослопёс и стога.

И он, словно гончая, назад так сел,

Словом злым хозяина задел:

– Ты что, так по жизни здесь чудак

Иль совсем дурак?

Как могу поймать двоих?

Ты лови, ешь ты сам их.

Ведь там, вижу – зайка,

Тут душа горит – там сена пайка.

Ты займись селекцией,

Чтоб тут мясо с растением было,

А то я займусь сам вивисекцией,

И пусть сеном крыта же кобыла…

Ведь сейчас – в растениеводство ген –

И генетики так получают с мясом хрен.

Так что если ты меня затеял

В смысле большой экономии,

Ты, конечно, новизной повеял,

Не пойдут рубашки из болоньи…

Пусть собака ест мослы,

А осёл – траву и сено.

Чтоб не мучили посты,

Не была во рту там злобы пена.

ЗАЯЦ, СТАВШИЙ ОСЛОМ

Заяц в зоопарке был,

Увидал он ослика – и полюбил,

За то, что на него был он похож,

И что он – один тут из ослиных рож.

Но не было у зайца хвоста.

Что поделаешь? Задача не проста.

Он пожаловался суслику-другу.

Сообразил – и у коня взял он подпругу,

Прицепил зайцу её, как хвост.

Был по глупости приём слишком прост.

– Вот, теперь по виду ты осёл.

Много их шатается среди аулов, сёл…

Увидав его, смеялись птицы,

Все вороны, сороки и синицы:

– У нас появился ослик настоящий,

Сделаем его за ворами тут смотрящим.

Ведь осёл он – глупости тут хватит!

А в тюрьме туберкулёз подхватит.

Да, теперь он будет всем кричать «иа»,

А все глупцы в том-то мире – его семья.

Втюхаем – ведь глупости не занимать.

Зайка закричал тут суслику опять,

О том знает их отец и мать:

– Оторви мне хвост, полей, лугов скиталец!

Лучше зайцем, трусом буду,

Чем похож я на ослиную приблуду!

Пусть меня не держат все за дурака,

А держат за трусливого чудака.

КУКУШКА И ОРЕЛ

Кукушка всем предсказывала годы,

Ей дар был дан тот от природы.

Все верили в чудесный дар

И жизни срок узнать спешили, как на пожар.

Она в лесной глуши

Лечила криком боль души.

Ведь даже больной хочет дольше прожить,

О смерти больше не тужить.

Раз прилетел к ней тут орёл

И с грозным видом к дереву припёр.

Речь такую с ней ведёт

И говорит, как словом бьёт.

– И сколько жить мне лет,

Ты точно ли дашь мне ответ?

А сам же думал: «Загадаю на врага –

И сколько нагадает мне эта «кочерга»?»

Кукушка тут, чтоб подольстить ему –

Лесть у любого великого в почёте,

Куковала, говорят, как Самому.

Решила куковать – не сбиться в счёте.

И понеслось в лесу её «ку-ку»,

Летело эхо, не висело на суку,

Она не переставала так долдонить,

Не видит, что орёл её уронит.

– Знал бы, что столько пожелаешь

Лет моему ты злейшему врагу,

Ты голой птицей полетаешь!

Ты погоди – я на тебя найду слегу.

Нашёл – кукушку ей гоняет…

Гадатели, умейте же понять вы тех,

Кто на кого, на что гадает, –

И будет вам тогда успех!

КРОЛИК И ГОРНОСТАЙ

Бежал раз горностай за кроликом,

А тот же, видя – смерть его тут настигает,

Решил рвануть соколиком –

И в гущу кроликов сигает.

Думал он, что изменит свой тот бег,

Другому зверю тот не даст покоя.

Но тот знал, в чём будет успех,

И правила смертельного боя.

Знал то, что сильно он устал,

Врага он в беге измотал.

Вот же она – желанная ведь из добыч,

Лови, ешь, слыша там желудка хныч.

Да, горностай – опытный боец,

Всегда в охоте был он молодец.

И не свернул он с верного пути –

Не дал он кролику от себя уйти.

Знал – цель достигнет тот,

Кто одним путём всегда идёт.

КОРОВА И ГРАЧ

Корове шкуру раз подпортил овод,

Он раньше брызгал ей на шкуру яички.

И для того был большой там повод –

То было сделано не по привычке.

Покрылась шкура язвами,

И с болями же в теле неотвязными

Корова позвала тут птицу – как врача,

Одним словом, как целителя – грача.

Тот прилетел и на хребет ей сел.

Тут замычала та корова: – Как ты смел?

Что там ты делаешь без дел?

– Лечить всех всюду – мой удел.

Лечу поля, луга,

Лечу я от мышей стога,

И не беру с тебя никакую плату.

И скоро я тебя так излечу.

– Ты мясом так берёшь себе зарплату.

От боли я уже кричу…

Но птица молча сделала тут дело:

Лечила кожу – стало кровянистым тело.

Она бежала тут к ветеринару,

Вся в огне и жару.

Лечил со знанием он дела,

Осталась корова жива, на болезнь не села.

И есть ещё у нас такие лекари:

Профессия – сапожник, лезет в пекари.

ХОРЬ И КЛЕТКА

Выставил мужик клеточку с цыплятами –

Разноцветные они все, как с заплатами.

Их оставил в тёмную он ночь,

Так наелся, что двигаться ему не в мочь.

В звёзды хорь там быстро налетела,

Возле леса во дворе то было дело.

Кинулась она тут к клетке –

Хочет до цыплят добраться.

С писком сжались в кучу детки –

Лапами не может их касаться.

И хотела хищница пустить в дело зубы,

Но поранила о сталь лишь губы.

И пошла хорь в лес сердито,

Поняла, что в этом деле бита.

Но в груди кипела досада,

И шептала: «Мне ли это надо?!

Они же слишком все малы и худы,

Не ест хозяин из них блюды.

Стоило ли мне за дело браться?»

Ей хотелось разрыдаться.

«Жаль, что нет там большой дыры.

Но всё ж дождусь своей поры…»

ЛОШАДЬ И ВЕРБЛЮД

Верблюд вдали раз лошадь увидал –

Седок на ней скакал,

И стал рассказывать друзьям,

Как будто он скакал на ней сам.

– Она же ходит тихо, мерным шагом,

И горб у ней такой большой,

Но силы нет такой.

Я поборол её б одной «левшой»,

Да добрый я душой.

Худа, а рёбра – что те дуги,

Как после хода у моей подруги.

На волков орёт – плюётся,

Ногой же с ним она не бьётся.

А во рту – не мало там слюны,

Одним тут словом, как верблюд.

Колючек же она много ест –

Слопает воз за один присест.

Так он рассказывал, глядя на огонь.

Тут далеко от них заржал вдруг конь,

Верблюды с рёвом встали –

Коня они тут увидали.

И глянули те с удивлением на верблюда,

Как будто поднесли с деньгами блюдо.

Верблюд плечами лишь пожал:

– Простите, что вернётся конь, не знал…

Как часто сладостен обман,

Как безделье у цыган.

ЛИСА-ПРЕДСКАЗАТЕЛЬНИЦА

Лиса, уставшая так в беге,

И брюхо расцарапали побеги,

Гнала она так долго зайца,

То вам не колоть там яйца.

Но он был вёрток, полон сил,

Ногам лисьим он мстил.

Так шла и сама себе пеняла:

– Других забот мне мало,

Чтоб гонять мне разноногого,

От трусости такого гордого?

Пойду я в предсказательницы –

Живут неплохо от подательницы.

И буду с предсказателем бодаться,

Чтоб как сыр в масле мне кататься.

А за ложь там накажет бог…

Я не пущу его же на порог.

А в жизни всё идёт ведь от лукавого,

Обманывать мне виноватого и правого.

Шла, об успехе размечталась,

Водой подмоина там в берегу образовалась.

Так зазевалась лиса – и не досмотрела,

И комом с берега так в воду и осела.

И: – Караул, тону! – ревнула,

Едва с испугу там не утонула.

По-лисьи быстро поплыла,

И в плаванье так неплохие дела.

И быстро к берегу пристала,

Мечтать о гадании перестала:

«И не хочу я хитрого там сана,

Жизнь проживу я без обмана».

Как часто совпадение берёт нас на испуг,

И осознание тут правды – лучший друг.

МЕДВЕДЬ, ЛИСА И ВОЛК

За дело враз взялись медведь, лиса и волк,

О том идёт всегда великий толк.

Однажды Миша – воеводою он стал,

Давно мечтал, во сне видал.

Решил отметить свой он взлёт,

Решенье с голубем послал в полёт.

А письмо то было такое:

«Вы собирайтесь к нам, все звери,

И будет дело неплохое,

Будьте умнее вы, тетери.

И выполните мой наказ:

Кто лучше всех пройдёт тут на показ

И переставит ноги по-медвежьи,

Получит он не деньги – мясо свежее».

Услышав тут такую речь,

Лиса на трёх ногах к нему враз бечь.

Ведь накануне ногу она себе сломала,

Но слабость всю медведя хорошо та знала

И смело взятку предлагала.

Да ведь ещё какую! –

Медведь чуть не упал на боковую.

– Потапыч, присуди мне приз –

Я сделаю тебе сюрприз.

Центнер мёда так тебя устроит?

Я знаю, пчёлы где его хоронят.

Медведь тут молча ей кивнул

И в сладких мечтаньях утонул.

Пошли все звери делать па,

Походка у волка была слаба.

И тут лиса на трёх заковыляла,

Что победит, она то знала.

Тут все прошли, кто был в шерсти,

И дело тут закончили – к шести.

Все стали ждать решение судьи –

Решит медведь, как ты ни гуди.

Лиса первое место взяла,

И даже четвёртая нога не подвела.

И от решения такого волк сник,

О несправедливости раздался крик.

И первыми шумели все леса,

Что первое тут место заняла лиса:

– Лиса не может по-медвежьи так ходить,

И не ей первой быть!

Медведь ту смелость оценил пока,

Когтём поманил к себе волка

И, не стыдясь, на ухо ему сказал

И на его ошибки указал:

– Эх, Серый, что шуметь?

В любом же деле надо душу иметь.

А лиса – сама душа,

Живёт, деньгами вольно так шурша.

И если бы ты знал, что с неё я взял,

Ты бы решение моё признал,

Сказал, что у палки есть тут ноги

И по-медвежьи лучше ходит по дороге.

И понял Серый, и сердито он мигнул,

Медведь тот сытостью рыгнул.

Да, взятка в мире так священна

И будет вечно ведь такой, наверно.

ОТВАЖНАЯ ЛЯГА

Раз в болоте лягушка сидела,

Призывные всё песни пела.

Тут цапля к болоту подлетела

И квакнула, как ляга, – та враз поседела.

То было только лишь полдела,

И ждала её тут вкусная еда,

Лягушка ведь для цапли – то еда всегда.

– И много ли вас тут, ляга?

И хватит ли мне здесь поесть?

Есть ли у тебя отвага

Всем разнести столь радостную весть?

И холодна ли тут вода –

Не ждёт меня ножная та беда?

– Ох, цаплюшка, ведь о тебе забота –

Лети в другое ты болото!

Тут ревматизм поймают ноги,

Заболеешь – повезут отсюда дроги.

А мне тебя так жалко – слёзы лью,

И жалость к тебе я не таю.

Её восторг души тут поняла цапля,

С носа упала капля.

– Ты, ляга, перестань толкать мне юморину,

А то тебя я просто не покину.

И не спасут тебя глубокие воды,

На тёплые погреться выйдешь броды –

И там тебя я быстро сцапаю,

Замашешь ты другу на прощанье лапою.

Ладно, слушаю твой совет,

Если еду в соседнем обещала, нет?

– Да, – будет мой тебе ответ,

Сделаю тебе кордебалет.

Тебя сейчас ловить мне недосуг,

Но пусть тревожит мой полёт твой слух, -

Сказала и полетела в путь,

Чтоб в другом болоте нос макнуть.

И всё выше-выше поднялась,

И долларом синь там занялась.

Лягушка перекрестилась,

На кочке собою гордилась,

Лежала на ней, как банан.

Вечер, и луна в болоте, как барабан.

И тут мысль её прервал звук –

Щёлкнуло, как будто обломился сук.

Черепаха стукнулась о камень,

На дорогах был он, как на окнах ставень.

Да, он был большой,

Дорогу всю закрывал собой.

– Ты столкни его! – раздался ляги крик. –

Что, не видишь – на дороге он лежит?

Ногу сломит об него, кто побежит.

Тебе ведь всё равно, где я сломаю ногу,

И в крике разом ты не явишься на подмогу.

Да кому когда ты в душу гадить пытался,

Брось на пути её камень, чтоб спотыкался.

– Ляга, милая подружка!

Будь мне ты, как прежде, дружка,

Скажи ты, холодна ли водица,

Можно ли мне ею напиться?

– Да ты тут – не долгоносая та птица,

Не считай, что ты мне, как сестрица.

И греби ты дальше, и тащи ты тело,

Переставляй ногами смело!

Холодна ли ей вода?

Вишь, простыть-то для неё – беда!

Я тебе термометр тут, что ли?

Видишь, дама отдыхает в холе?..

Я всегда живу на воле,

Нет у тебя тут цаплиной ли доли?

– Ой, сестрица, ой, как грубо!

– Топай-топай ты до следующего пруда!

Там тебя-то враз поймают,

Там собаки на тебя полают.

А ты мне вовсе не нужна,

У меня самой всегда нужда.

– Ляга, не точи на меня ты зуба!

– Топай, говорю, а то дашь дуба!

Тебе, наверное, так лет…

Триста, словом, будет там в обед.