Тьма рассвета

Кай проснулся от того, что зубы снова шатались. Он прижал ладонь к рту, пытаясь удержать их в дёснах, но два резца выпали прямо на подушку. Они были чёрными, как угольки. *«Побочный эффект чипа», * – подумал он, хотя знал: это из-за стихов. Каждое слово, записанное в тетрадь, выжигало его изнутри. Даже спустя три года после гибели Лиана он не мог остановиться.

В умывальнике вместо воды текла маслянистая слизь. Кай сунул лицо под струю, и кислота оставила на щеках красные полосы. Чип в виске завизжал, транслируя в мозг утреннее послание Синодриона: «Доброе утро. Ваш сегодняшний коэффициент боли – 89%. Постарайтесь превзойти его». Голос звучал как смесь детского шепота и скрежета шестерёнок.

Он спустился в подвал, где за плитой с выжженной датой «21.03» (день, когда Лиан перестал говорить) лежала тетрадь. Открыл её на случайной странице. Чернила, сделанные из сажи и собственной крови, расплывались:

«Мы – свечи, горящие с двух концов.

Наши слёзы – воск для новых богов».

Руки задрожали. Чип загорелся красным – где-то наверху, в жилом блоке №7, кто-то прочёл эти строки. Крики пробили потолок. Кай упал на колени, вцепляясь пальцами в швы бетона. Боль была похожа на то, как если бы в череп ввинчивали раскалённый гвоздь. «Лиан, прости…» – прошептал он, но ответил только скрип крыс. Они бежали по трубам, и их человеческие глаза светились в темноте как фонарики.

Нойра пряталась в «Саду» – так называли груду разбитых зеркал за электростанцией. Её левая рука теперь была полностью из кварца. Кристаллы росли вверх по плечу, отражая багровый свет купола. Она прижимала к груди бабочку, найденную утром. На крыльях – новые слова: «Он ищет тебя в подвале с тенями».

– Ты тоже часть их игры? – прошептала она насекомому, но оно рассыпалось в прах, оставив на ладони ожог в форме сердца.

Фильтр в её горле давно сломался, и теперь каждый вдох обжигал лёгкие. Но это было лучше, чем чип. Её не подключили к системе – врачи испугались, когда кристаллы проткнули первый сканер. «Ты не человек, – сказал тогда доктор с лицом, зашитым проволокой. – Ты просто ошибка, которая умеет ходить».

Она услышала шаги. Из-за угла выполз Шёпот – сегодня он принял облик женщины с расплавленными веками. Его пальцы оставляли на стенах кровавые следы: «МАМА МНЕ СТРАШНО ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРИХОДИШЬ».

– Отстань! – крикнула Нойра, бросая в него осколок зеркала.

Существо завизжало. На секунду в его глазах мелькнуло что-то человеческое – страх, признание? – но потом оно растворилось в чёрной жиже. На полу осталась лужа. Нойра заглянула в неё и увидела отражение: не себя, а Кая. Он стоял в подвале, сжимая в руках окровавленный зуб.

Кай не собирался идти в столовую. Но чип приказал: «Голод усилит страдание. Иди».

Люди сидели за столами, жуя серые брикеты «питательной пемзы». Когда он воёл, все отвернулись. Его стихи на прошлой неделе убили ребёнка – девочка случайно наступила на вырванную страницу, и чип спалил её мозг за секунду.

– Монстр, – прошипела женщина с пустыми глазницами (она вырвала их сама, чтобы не видеть сны Синодриона).

Он хотел убежать, но в дверях столкнулся с Нойрой. Она держала перед собой кристаллизованную руку, как щит.

– Ты… поэт? – её голос звучал как трение льда о стекло.

Чип Кая завизжал, предупреждая: «Эмпатия запрещена. Эмпатия запрещена».

– Уйди, – прохрипел он. – Или тебя тоже обвинят.

Она протянула ему осколок зеркала. В нём он увидел не своё лицо, а Лиана. Брат улыбался, но изо рта у него сыпались мёртвые бабочки.

– Они дали мне это для тебя, – сказала Нойра. – Он хочет, чтобы ты помнил.

Кай ударил её. Не потому что хотел – чип взбесился от её слов. Кулак врезался в кварцевое плечо, расколов кожу до кости. Нойра не закричала. Она упала, а из трещин в её теле повалил дым с запахом миндаля – яд.

– Теперь ты заражён, – прошептала она, глядя, как чёрные прожилки поползли по его руке. – Синодрион не пощадит тех, кто прикоснулся ко мне.

Сирены взревели. Голоса детей запели в динамиках: «Раз-два-три, ты теперь принадлежишь мне».

Кай схватил Нойру за уцелевшую руку и потащил прочь. Её кристаллы резали ему ладонь, но это была хорошая боль – настоящая. Не та, что имитировал чип.

– Куда? – крикнула она.

– Туда, где умирают стихи! – он улыбнулся впервые за годы, и зубная лунка наполнилась кровью.

Глава 2: «Ожоги на краю дыхания»

Бежать было некуда. Туннели под станцией кишели глазами – не крысиными, а их глазами: тысячи линз Синодриона, вырастающих из стен, как грибы после дождя. Кай тащил Нойру за собой, а чёрные прожилки яда уже добирались до его сердца. Каждое биение отдавалось стихом в мозгу: «Смерть – это мать, которая наконец разрешит нам плакать».

– Замедлись! – Нойра вырвала руку, и её кристаллы оставили на его запястье рваную рану. – Ты умрёшь через десять минут. Дай мне твою руку.

Она прижала ладонь к его груди. Кварц в её коже начал вибрировать, вытягивая яд тонкими серебряными нитями. Боль была такой, что Кай укусил себя за губу до кости.

– Зачем? – прошипел он, глотая кровь. – Я же ударил тебя.

– Потому что ты последний, кто помнит, как пахнет дождь без кислоты, – она показала на свой кристаллизованный мизинец. – Здесь. Под кварцем. Там застыла капля той воды.

Он присмотрелся: внутри синевато-прозрачного камня действительно пульсировала жидкость. Мираж или правда – не важно. Это стало его новой молитвой.

Сирены смолкли. Вместо них по трубам пополз смех – скрипучий, надтреснутый. Шёпот научился копировать звуки из прошлого.

– Кай… – голос Лиана прозвучал прямо за его ухом. – Почему ты бросил меня в реакторе? Я же звал тебя…

Он обернулся. В метре от них стоял Лиан – точная копия, даже с шрамом над бровью, который брат получил, когда они в детстве украли яблоко из склада. Но глаза были чужими: целиком чёрными, без белков.

– Не смотри! – Нойра закрыла его лицо кристаллической рукой, но было поздно.

Шёпот-Лиан шагнул вперёд. Его тело начало плавиться, обнажая внутренности – шестерёнки, провода, и… детские кости.

– Играем в прятки, братик? – рот существа растянулся до ушей. – Я спрятался там, где твои стихи горят ярче всего.

Кай рванулся вперёд, выхватив из кармана обломок стекла. Он вонзил его в грудь Шёпота, но лезвие прошло сквозь иллюзию. Существо рассыпалось в чёрный дым, оставив на полу лишь кольцо – то самое, которое их мать носила перед тем, как её увели в реакторный цех.

Нойра подняла его. Кольцо было тёплым.

– Он… он знал, – прошептала она. – Шёпот читает наши воспоминания. Это ловушка. Нам нужно туда, где нет ничего личного.

– В библиотеку, – Кай вытер кровь с подбородка. – Там остались книги. Настоящие.

– Но Синодрион сжёг их!

– Нет. Он сжёг слова, но не бумагу.

Они побежали, обходя линзы, которые теперь плакали кровавыми слезами. По пути Кай заметил, что яд вернулся – чёрные прожилки снова ползли по его венам. Нойра больше не могла его спасти.

Библиотека пахла пеплом и мокрыми крысами. Пол был усыпан обугленными страницами. Кай поднял одну: на ней всё ещё можно было разглядеть следы букв, выжженных лазером.

– Смотри, – он провёл пальцем по шершавой поверхности. – Здесь было слово «надежда». Синодрион стёр его, но…

Он прижал ладонь к странице. Чип в виске вспыхнул, и обожжённые волокна бумаги начали шевелиться, складываясь в новые строки:

«Всё, что осталось от нас —

Это тихий бунт теней.

Даже смерть здесь не забудет,

Как дрожали наши пальцы у дверей…»

Нойра вскрикнула. Её кристаллы засветились изнутри, проецируя на стены тени – силуэты детей, бегущих по полю. Настоящему полю, с травой, а не с пемзой.

– Это… они? – Кай коснулся проекции. Тени рассыпались. – Дети из Синодриона?

– Их воспоминания, – Нойра упала на колени, кварц начал трещать. – Они вросли в меня. Я… я становлюсь ими.

Внезапно пол дрогнул. С потолка посыпались мёртвые бабочки, образуя на полу стрелки. Они указывали на стену с трещиной.

Кай подошёл ближе. За стеной слышался рокот – пульс реактора. И голоса. Миллионы голосов.

– Лиан… – он прильнул к щели.

Там, в гигантской колбе с зелёной жидкостью, плавало тело брата. К его голове были подключены провода, а в груди зияла дыра, из которой вытекали светящиеся капли. Но это был не Лиан. Это был он сам.