Встретимся под звездами

Размер шрифта: 13

Lena Herzberg

Meet Me Under The Stars

* * *

Она была подобна звезде.
Готова была гореть, чтобы дарить другим свет.
Уэстон Джонс

1. Нова

Рак

Раки хорошо умеют слушать, но еще лучше – наблюдать.

Четыре года назад

– Мы, люди, всегда ищем, во что можно поверить, сделав тем самым жизнь проще. Так почему астрология обречена на то, чтобы над ней отчасти насмехались? Или же она пугает, поскольку пророчит судьбу, которую мы не в силах изменить?

– Если Томпсон еще раз скажет слово «судьба», я закричу.

Я пыталась не обращать внимания на глухое бормотание сидевшего рядом мужчины, который выглядел как жалкий двойник Роуэна Аткинсона[1] – даже брови у него были такие же густые. Астрологию высмеивали и прежде, и этот случай, конечно, не последний. AstroFair[2] была одной из крупнейших астрономических ярмарок в мире, и поэтому организаторы вовсю постарались. Здесь предлагали бесплатные закуски с тунцом – я к ним не притронулась, а вот мой сосед, судя по запаху изо рта, явно поступил иначе. Симпатичные сотрудницы раздавали листовки, которые все равно оказывались в мусорном ведре, а еще тут, конечно же, было огромное множество исследователей, уверенных в себе и незыблемости своих теорий. Пышный конференц-зал был до самых высоких, украшенных лепниной потолков наполнен облаком дешевого одеколона и заносчивости.

При этом я не считала, что все ученые были такие. Я знала немало астрономов, астрофизиков и других образованных людей, которые обладали умом и все же не утеряли способность сопереживать. Не все были такими бесчувственными, как Шелдон Купер[3].

Тем не менее казалось, будто здесь собрались все надменные ученые Англии. Происходящее напоминало какой-то лабораторный эксперимент увлеченных студентов-психологов. Берете помещение и до краев заполняете его суперумными учеными. Что тут только ни происходило – возможности были безграничны, однако результат все равно не менялся: люди хотели доказать свою правоту, и это завершилось страшной суматохой, в которой громко провозглашали тезисы и отстаивали дикие теории.

– Надо бы нам сыграть в игру на выпивание, – внезапно отозвался мужчина слева и немного наклонился ко мне, заставив меня чувствовать его дыхание. Явно тоже досыта наелся бесплатных закусок с тунцом. Он весело взглянул на меня. Они что, хотели, чтобы я присоединилась к их разговору? Я считала, что Маркус Томпсон, который сейчас расхаживал по сцене, был одним из умнейших астрологов в стране. Я сидела здесь между мужчинами по двум причинам: во-первых, моя начальница Джеральдина ждала от меня захватывающую статью об этом зрелище, а во-вторых, мне очень хотелось послушать выступление Томпсона.

Быть может, сегодня мне хватит смелости, и позже я даже возьму автограф. Что тогда сделает дуэт комиков – Роуэн Аткинсон и его коренастый, наполовину лысый друг Бенни Хилл[4]? Я отвела взгляд, попыталась снова сосредоточиться на выступлении и стала слушать теории Томпсона. Астрология против астрономии. Личное толкование расположения звезд против сухой науки. Битва, которая велась десятилетиями и в которой никогда не будет победителя, потому что у соперников были совершенно разные подходы.

Тишину, которая время от времени прерывалась лишь кашлем или непочтительными перешептываниями, проре́зали приглушенные хлопки. Томпсон с улыбкой приветливо кивнул сидящим перед ним людям, и я, будучи главной поклонницей этим вечером, одарила его громкими аплодисментами.

Ведущий поблагодарил Томпсона, и вдруг все вокруг ожили, словно кто-то открыл окно, и прохладный октябрьский воздух пробудил людей от глубокого сна. Все подняли головы, раздалось взволнованное, нервное хихиканье.

– Профессор доктор Уэстон Джонс, астрофизик и звезда нашего вечера.

Мужчина на сцене принялся долго расхваливать человека, которого с недавних пор все называли рок-звездой астрономии. И безусловно, лишь потому, что ему, судя по всему, улыбнулась удача, и он уже полгода был звездой передачи «Вселенная и звезды» известного стримингового сервиса. Несколько женщин в зале вытянули шеи, а мужчины с трепетом и глубоким почтением зашептали что-то о его выдающейся работе. Да, тут не поспоришь: таких ботанов, как он, встретишь редко. Ума ему хватало с лихвой, но почему такие черты, как привлекательность и интеллект, так часто сочетались с высокомерием?

Уэстон вышел на сцену в элегантном костюме из светло-серой ткани, облегавшем его широкие плечи. От галстука он отказался, зато надел белые кроссовки – видимо, чтобы подчеркнуть полную непринужденность. Он выглядел таким же высоким и внушительным, как и в своей передаче. Толпа наградила его бурными овациями. Уэстон был для них чем-то вроде гигантского сливочного торта с засахаренной вишней, и у всех здесь текли слюнки. Как журналистке, мне было очень интересно собственными глазами наблюдать за резкой переменой в настроении.

Кивнув толпе с загадочной, привлекательной улыбкой и встав за трибуной, он с остроумной шутки начал свой доклад о картировании развития металличности во Вселенной. Люди уселись и принялись внимательно следить за его речью. Стоило признать, что я не особо разбиралась в этой теме и потому слушала краем уха. Зато его внешний вид – растрепанные темно-каштановые волосы, по которым он то и дело проводил рукой, и трехдневная щетина, – поистине впечатлял. Он выглядел так, будто собирался вскочить в своем элегантном костюме прямо на мотоцикл «Харли-Дэвидсон». Сзади, само собой, устроилась бы худая как спичка блондинка, чья длинная шевелюра не спуталась бы даже в тесном шлеме, и они бы уехали в закат.

Было удивительно, с каким пылом Уэстон разглагольствовал на скучную тему, и на мгновение мне передался его энтузиазм. Однако, когда он отпустил шутку о знаках зодиака, я поняла, что он был таким же, как все. Он считал астрологию чушью, и в этом мы с ним явно различались. Дело в том, что я страшно увлекалась тем, что люди здесь называли эзотерикой. Благодаря маме и бабушке я полюбила толковать знаки зодиака, а еще мне посчастливилось почти полгода писать для женского журнала «Станнинг»[5]. Там я была единоличной властительницей гороскопов и статей по астрологии. Конечно, я часто писала материалы о подходящих фазах Луны для того, чтобы начать новые отношения или сбросить пару килограммов, но порой меня отправляли в захватывающие командировки. Такие, как сегодня.

И тогда мне пришла в голову идея, как произвести впечатление на начальницу. Быть может, она даже сократит испытательный срок, если я напишу ей статью о Уэстоне Джонсе. Вообще брать интервью у меня получалось отлично – к этому у меня был талант, но Джонс был известен своей ненавистью к журналистам. Однако, возможно, людей привлекала именно напускная таинственность самой популярной звезды, которая, казалось, сейчас нравилась всем.

Как бы там ни было, Роуэн и Бенни внимательно слушали его речь, как и остальные. Целых десять минут все молчали и старались дышать как можно тише. Люди в зале сдерживали кашель, чтобы ни в коем случае не помешать Уэстону во время его выступления. Я попыталась рассмотреть спикера и понять, что он за человек. Он был холодным, но в то же время обаятельным. Вот какое у меня сложилось первое впечатление.

Вдруг все триста присутствующих словно задержали дыхание. Уэстон замолк и обвел взглядом толпу, а я тем временем торопливо рылась среди кучи вещей в сумке, чтобы он не успел обратить на меня внимание. Поднимать глаз было не нужно: я ощутила, что он обнаружил нарушителя спокойствия. Меня. И все же я посмотрела на него. Холодный взгляд пронзил меня насквозь и словно обжег изнутри. Я почувствовала, что краснею как помидор, и продолжила рыться в сумке. Wake Me Up Before You Go-Go[6], стоявшая у меня на звонке, казалось, чуть не ввергла фан-клуб Уэстона в панику и не довела их до слез. Я ждала пронзительных криков, возвещавших, что они собираются сжечь меня как ведьму на костре из звездной пыли.

Я никак не могла нащупать мобильник и боялась, что Уэстон спрыгнет со сцены как страшный вампир и разорвет меня когтями на куски. В зале явно стало на несколько градусов прохладнее.

– Эм, я… сейчас! – воскликнула я и наконец вытащила телефон из сумки. Я запыхалась, и мое сбившееся дыхание отражалось от обшитых деревянными панелями стен. – Вот он! – Я нажала на красную кнопку, и меня захлестнула волна облегчения. – Извините, можете продолжать, – робко сказала я.

Уэстон дрожал от гнева, сильно поджав губы, а из его ушей шел белый пар. Ладно: возможно, это я просто вообразила, но я не сомневалась, что долго молчать он не станет.

– Как великодушно, – холодно и отстраненно сказал он и непринужденно сунул руки в карманы брюк. Он пристально смотрел на меня, и мне стало неприятно от его взгляда. – Я давно задавался вопросом, войдет ли Wham! снова в моду. Похоже, теперь я знаю ответ.

На его губах появилась злорадная ухмылка.

В зале раздался смех, и мне хотелось, чтобы в этот миг меня поглотила черная дыра. Щеки пылали от стыда, но я быстро опомнилась. Я пришла сюда не для того, чтобы развлекать высокомерного астронома. Изначально я планировала снискать расположение Уэстона Джонса, однако терпеть такое обращение я не могла.

– Просто я слушала вашу речь и подумала, что не помешает немного развеять атмосферу, – провокационно ответила я. Видимо, это сработало, потому что ухмылка исчезла. Некоторые из присутствующих смущенно откашлялись, но в зале также раздались сдержанные смешки.

– Значит, по-вашему, мой доклад неинтересный, мисс…

– Старон.

– Мисс Старон, – дополнил он, и у меня вдруг создалось впечатление, что в помещении остались только мы вдвоем. Он так прожигал меня взглядом, что на мгновение мне показалось, будто легкие покидает весь кислород. Я впервые так сильно отреагировала на мою фамилию, произнесенную незнакомцем. – Раз вы, очевидно, являетесь экспертом в области космологии и мое выступление вас утомляет, выйдите на сцену сами и во всей красе изложите нам свою точку зрения.

Чувство триумфа покинуло меня, сорвавшись, как вялый осенний листок с голой ветки. Вот черт. Мой блеф обернулся неудачей, и я проиграла.

– Я… эм… к сожалению, вынуждена отказаться, это был очень важный звонок. Быть может, позже, – пролепетала я и отвела от него взгляд. Он снова посвятил себя докладу, будто мое вторжение было лишь небольшой неприятностью, и я с облегчением выдохнула, в то же время чувствуя себя немного усталой. Я смущенно посмотрела на окружающих, сунула сумку под мышку и принялась со множеством извинений пробираться через ряд сидений и ноги, при этом стараясь двигаться как можно тише. Что было не так уж просто, так как путь наружу напоминал наказание шпицрутенами[7]. Я все еще ждала, что в любой момент появятся факелы и вилы, поскольку я очернила великого доктора Уэстона Джонса.

Выйдя из зала, я осторожно закрыла дверь и глубоко вздохнула. Получилось. Вершина неловкости успешно покорена! Пусть сердце все никак не могло успокоиться.

– Хотите закуски с тунцом? – спросил официант в модной голубой рубашке с логотипом мероприятия.

Я покачала головой.

– Нет, спасибо.

До меня начало постепенно доходить, что, хотя я и привлекла внимание Уэстона Джонса, теперь давать интервью он мне явно не станет. Вот черт.

Но сначала нужно было разобраться с тем, кто мне звонил.

Гудки на линии длились слишком уж долго, и я немного нервно постукивала носком туфли по красному ковру, прижимая телефон к уху.

– Нова! – воскликнула моя бабушка, словно удивившись, что я перезвонила.

– Сол, все нормально?

Никого эксцентричнее Сольвей Старон я никогда не встречала и считала очень важным не называть ее бабушкой, потому как в свои восемьдесят она до сих пор чувствовала себя на двадцать. Она не позволяла загонять себя ни в какие рамки и по-прежнему регулярно сжигала свои бюстгальтеры на демонстрациях за права женщин. Она всегда была моим образцом для подражания, но я могла выносить ее лишь в малых количествах. Окончив школу и переехав из родной деревушки Эйвбери в большой Манчестер, чтобы проходить обучение у известного астролога и одновременно учиться журналистике, я словно вдохнула полной грудью.

– Индийский пейл-эль[8] или портер[9]?

– Что? – спросила я, подумав, что, возможно, ослышалась.

На заднем плане раздался второй голос.

– Да, – сказала бабушка кому-то еще. – Шэрон сказала, что ты точно выберешь портер.

– Ты звонишь, чтобы узнать, какой сорт пива мне нравится больше?

И из-за этого я разозлила самого бога науки? Я определенно буду гореть в его личном аду.

Я представила происходящее. Бабушка сидела вместе со своей подругой за потертым деревянным столом на кухне, а посередине лежала стопка банкнот. Играть в ужасные азартные игры бабушка любила ничуть не меньше, чем бороться за всеобщие права.

– Ты сейчас занята?

Хм, посмотрим… Быть может, начать интервью с Уэстоном с вопроса на эту тему.

– Портер, – ответила я. – Но больше всего мне нравится стаут[10].

– Закуски с тунцом?

Черт, и зачем здесь постоянно пытались всучить этот корм для кошек? Я покачала головой и показала на свой телефон, чтобы официант понял, что сейчас мне точно ничего не нужно. Тот пожал плечами и как Фродо[11] отправился прочь.

– Кто это был?

– Официант. Хотел меня угостить. Я сейчас на конференции в Лондоне.

– Они что, умеют ловить тунца? – пронзительно закричала Шэрон на заднем плане. Видимо, бабушка поставила меня на громкую связь.

– Мне пора, позвони позже! Бай-бай!

Я со вздохом положила телефон обратно в сумку. На самом деле я понимала значимость того, что отстаивала бабушка и ее подруги. Я даже считала, что очень важно не отказываться от своих принципов и пытаться в последний момент повернуть руль Земли перед этой огромной стеной, которая раздавит нас всех. Но порой можно было перевести дух и признать, что существовали люди, думавшие иначе.

Когда я приеду домой на выходные, меня точно будут без конца расспрашивать о том, что я ела за неделю.

Из-за двери в конференц-зал раздался смех: наверное, Уэстон опять отпустил шутку о физике-ботанике, которую способны понять только его слушатели. Вернуться я уже не могла: Уэстон наверняка испепелит меня взглядом.

Поэтому я протиснулась за боковые двери, подошла к нескольким стендам, установленным в вестибюле, послушала о техническом устройстве лучшего домашнего телескопа и выпила лишнего бесплатного шампанского. Черт, у меня немного закружилась голова; может, стоило все-таки съесть одну из тех закусок.

В какой-то момент мои ноги на явно слишком высоких каблуках подкосились, и я уселась в углу в уютное кресло, обитое зеленым бархатом. Я скучающе сидела в телефоне, смотрела бессмысленные, но очень милые видео с котиками и ждала шанс поймать Уэстона Джонса и извиниться перед ним, а если повезет – уговорить его на небольшое интервью.

Наконец двери открылись, и люди устремились в вестибюль, чтобы подкрепиться или просто сходить в туалет.

Но Уэстона нигде видно не было. Может, таким знаменитостям, как он, разрешалось пользоваться другим входом? Я встала, оглядела людей вокруг и пробралась сквозь толпу к конференц-залу, но тот оказался пуст, за исключением нескольких человек, собиравших мусор между рядами стульев. Я заметила ведущего, который спускался по небольшой лестнице, не отрывая взгляда от планшета. Если верить бейджику, его звали Дэви Вольфхард.

– Эм, извините, мистер Вольфхард. – Я встала у него на пути. – Не могли бы вы подсказать, где найти Уэстона Джонса?

Его взгляд скользнул по моему сливовому платью трапециевидной формы с расклешенной юбкой и короткими рукавами, которое я купила специально для этого мероприятия. Он скептически нахмурился, и я поняла, что он заметил у меня слева на груди удостоверение представителя прессы. Возможно, мне повезло, что Уэстон не увидел его из-за расстояния. Тогда он наверняка разобрал бы меня по косточкам на глазах у всех присутствующих.

Мистер Вольфхард изобразил профессиональную недружелюбную улыбку и посмотрел мне в глаза. Было очевидно, что мужчина принял оборонительную позицию.

– Извините, профессор доктор Джонс уже ушел. Желаю вам хорошего дня, наслаждайтесь закусками, особенно рекомендую те, что с тунцом.

Фу. Это что, он придумал рецепт? Он хотел пройти мимо, но я не дала ему так просто от меня отделаться. Я снова преградила путь, и он удивленно взглянул на меня. На мужчине был модный костюм с жилеткой, красным нагрудным платком, а его черные волосы с проблесками седины были идеально уложены. Куда ушли времена, когда ботаники плохо одевались, но были милыми и краснели при встрече с девушкой?

– Простите, но мне обязательно нужно ему кое-что сказать.

– Вот как? – Он снова одарил меня таким взглядом, словно точно знал, что я задумала. – И что же?

– Это очень личное, я хочу сообщить ему сама.

Его левая бровь поднималась все выше. Он мне не поверил. Естественно: блефовала я не очень изобретательно. Черт, почему мой мозг никогда не работал в моменты, когда мне было это особенно нужно?

– Если хотите извиниться за неловкое поведение во время его доклада, напишите по электронной почте его помощнице. Всего хорошего.

С этими словами он оставил меня и вышел из зала. На мгновение я понурила плечи и испугалась, что мне придется признать поражение. Но вдруг мне все-таки пришел в голову выход. Сегодня все равно был не мой день: так почему бы не рискнуть еще чуть-чуть?

Я быстро огляделась, чтобы меня никто не заметил, поднялась по узкой лестнице и проскользнула через занавес за кулисы. Джеральдина будет мной гордиться. Я не сомневалась в себе как в журналистке и планировала взять заветное интервью, несмотря ни на что!

2. Уэстон

Дева

Типичным Девам нравится все четкое и симметричное.

Я вспомнил о последнем сообщении моего агента о том, что съемки переносятся на следующую неделю, и потер уставшие глаза. Годом ранее я подписал контракт на несколько сезонов нового шоу и с тех пор больше не высыпался. Съемки начались полгода назад, и с этого момента я постоянно чувствовал усталость и каждый день сомневался, правильно ли поступил, согласившись на это дело. Я был ученым, исследователем и хотел пробудить в других страсть к астрономии, как мой наставник Ричард когда-то во мне.

Тем не менее я не ожидал, что все это привлечет столько внимания к моей персоне. Но в то же время я видел, что многие внезапно заинтересовались астрономией, и гордился, что мог что-то донести этим людям. Возможно, для этого и стоило мириться с недостатками. В конце концов, известность была не так уж плоха, и мне следовало оставаться благодарным за полученный шанс.

Я задрал голову, чтобы посмотреть на небо. Стоял ранний вечер, и, как это часто бывало в Лондоне, небо покрывали тучи, из-за чего звезды были едва видны. Вселенная всегда меня очаровывала. Я хотел разузнать о ней побольше с самого детства, а после лета, проведенного в лагере «Сансайд»[12] неподалеку от Уитстабла, желание получше разобраться в этой теме только усилилось.

Я наполнил легкие свежим осенним воздухом и направился к двери, ведущей из небольшого, увитого плющом заднего двора обратно в основное здание. Дэви уговорил меня выступить с заключительным докладом вечера, и я не мог ему отказать. До возвращения в наш родной Лондон мы вместе занимались исследованиями в техническом институте в Стокгольме.

Дэви начал проводить подобные мероприятия, пока я получал докторскую степень по астрофизике. Каждый добился того, чего хотел.

Сегодня у него еще были дела, и мы планировали встретиться через час и выпить пива в пабе неподалеку. Чтобы скоротать время, я собирался поработать на ноутбуке, а когда сделал небольшой перерыв, обнаружил этот задний двор. Теперь я мог избежать людей за дверью, которые бы сразу засы́пали меня вопросами на самые разные темы. Не говоря уж о питающихся падалью журналистах, наверняка приехавших сюда не только из-за моих профессиональных навыков, но и ради скандала с новой телезвездой. Я попал в индустрию недавно, но уже немало узнал о плохих ее сторонах. Фальшивые заголовки, скандальные статьи. Оступиться очень просто.

Я сделал еще один глубокий вдох. Пора за работу. Мой телефон, лежавший в помещении за кулисами вместе с пиджаком и ноутбуком, наверняка снова перегрелся. Я потянул за ручку, но тяжелая металлическая дверь не сдвинулась ни на сантиметр. Я принялся дергать за нее изо всех сил, однако все было тщетно.

Я оглядел двор, обнесенный высокой кирпичной стеной. Залезть было некуда: вокруг не оказалось ни мусорного бака, ни чего-то еще. Черт.

– Здесь кто-нибудь есть? – крикнул я, но до меня доносился лишь шум города, гудки машин и крики людей в этот субботний вечер.

Я что есть силы постучал в дверь, закричал и снова попытался ее открыть. Бесполезно. На всякий случай я даже просунул в щель маленький кусочек картона, но тот едва выскользнул и ничуть не помог. Просто великолепно. Тревога во мне неуклонно росла.

Я, словно зверь в клетке, метался из стороны в сторону, ощупывая стену и тихо ругаясь. Тут за спиной со скрипом открылась дверь. Я быстро повернулся – передо мной стояла брюнетка. Я бросился вперед, но кусок картона спланировал на пол, и дверь с громким стуком снова захлопнулась. Я недоверчиво уставился на девушку, которая едва доставала мне до плеч. Она посмотрела на меня, и на мгновение я будто потерял дар речи. Меня приковал любопытный взгляд светло-карих глаз, и я вспомнил остроумный ответ, который она дала мне перед всеми после того, как дурацкий рингтон ее телефона прервал мое выступление. Это меня немного впечатлило. Немного. Но рассердило все-таки больше.

– Вы постоянно всем надоедаете или решили сегодня сделать исключение? – пробурчал я и, запустив пальцы себе в волосы, сделал шаг назад.

Она виновато посмотрела на меня, и на мгновение я пожалел, что не совладал с собой, но если дела пойдут совсем плохо, то почти все в этом здании скоро уйдут, и Дэви заметит мое отсутствие не раньше, чем через час.

– Да успокойтесь вы! Профессор Джонс, я прервала ваш божественный доклад всего на две секунды. Как-нибудь переживете. Вообще-то я хотела перед вами извиниться, но раз так…

Она повернулась и потянула за ручку, что уже пробовал сделать я до нее.

– Дверь, – с раздражением сказал я. – Похоже, она открывается только с одной стороны.

Брюнетка в панике продолжала дергать за ручку.

– Вы ведь не всерьез!

Вздохнув, я уселся на ступеньку.

– А почему, по-вашему, я был так рассержен, когда вы меня здесь обнаружили?

– Потому что все еще волнуетесь из-за выступления?

Она присела, специально как можно дальше от меня.

– Не беспокойтесь, я за секунду и думать забыл о вас и вашей дерзкой и бестактной выходке.

Это было неправдой, но ей знать об этом не надо. Закончив доклад, я разозлился на себя за то, что мне было трудно вернуться к тексту. Сразу сосредоточиться не помогла даже шутка. Я ненавидел, когда у меня что-то не получалось. Сделав глубокий вдох, я посмотрел на небо. Мне и сейчас нужно было многое подготовить, переделать кучу дел, а я чем занимался? Просто сидел, запертый с наглой и бесцеремонной незнакомкой.

– У вас с собой телефон? – с надеждой спросил я.

– Извините, но он разрядился, пока я смотрела видео с котиками, – виновато ответила она.

– Боже, как вы можете так бессмысленно тратить время?

– Должна сказать, что в реальности вы выглядите гораздо надменнее, чем во время выступления. – Брюнетка глубоко вздохнула, и я приготовился к тому, что сейчас с ее дерзких губ сорвутся новые оскорбления. Надо признать: с дерзких и очень красивых губ. Но об этом в подобной ситуации я размышлять уж точно не стану. – Мне казалось, что вы лишь немного оторваны от реальности, так как сейчас вас все боготворят, но такого высокомерного ученого, как вы, я еще не встречала!

Я ошеломленно уставился на нее. Краем глаза увидел у нее на платье пропуск для прессы. Нова Старон, «Станнинг». Просто великолепно. Конечно, она была журналисткой, да еще и из бульварного журнала! Мне казалось, будто кто-то хотел подвергнуть меня какому-то тесту. В Бога я не верил, однако верил в трудные испытания, ждавшие в жизни каждого. И мисс Старон определенно была одним из таких испытаний, причем немаленьким.

– А что не так? В противном случае вы бы попросили у меня автограф? – проворчал я на ее оскорбления.

Покачав головой, она встала и так же, как и я прежде, осмотрела стены в поисках выхода. При этом девушка пробормотала что-то напоминавшее «ну и придурок».

– Как-как? – спросил я, оперевшись о колени.

Она повернулась ко мне, и я увидел, как ее глаза вспыхнули презрением и гневом. Как ни странно, мне это понравилось. Большинство людей реагировали на то, что я работаю в шоу-бизнесе, с тупым восторгом. Мне захотелось разозлить ее еще больше, но я совершенно не понимал зачем.

– Я сказала, что вы ведете себя как придурок, – честно выпалила она и вздернула подбородок. Это меня позабавило, но я ей все же не улыбнулся. Я сохранял маску невозмутимости.

– Рад, что вы сообщили.

– Правда?

В ее голосе прозвучало удивление, а воинственное выражение лица немного смягчилось.

– Да, наконец я смогу изменить свою жизнь и стать лучше.

– Вы надо мной насмехаетесь? – В ответ я многозначительно поднял бровь, а она фыркнула и покачала головой. – Поздравляю, теперь вы только подтвердили мое представление о вас.

– Чудесно: рад, что смог открыть вам на себя глаза.

– Холодный сарказм вам не к лицу, лучше изображайте наигранную очаровательную улыбку, которую вы показываете остальному миру.

Брюнетка повернулась ко мне спиной, на этот раз я все-таки не выдержал и слегка ухмыльнулся.

Я разминал пальцы и чувствовал, как мной овладевает волнение. Для меня не существовало ничего хуже беспомощности. Когда ты был не в силах ничего сделать, не в состоянии распоряжаться своей судьбой и не мог выбраться из тупика. Всего этого я старался избегать. Я спал и ел только потому, что это было необходимо.

Вздохнув, журналистка повернулась ко мне и снова села рядом на ступеньку. Она сняла туфли на каблуке и помассировала ступни. Никогда не понимал, зачем девушки причиняли себе такую боль, просто чтобы быть на пару сантиметров выше.

– Как вы думаете, как скоро кто-нибудь заметит, что мы здесь? – тихо спросила она, на этот раз с явным беспокойством в голосе.

Я пожал плечами.

– Через час, может, дольше.

– О господи, – жалобно выдохнула девушка. – Зря я выпила столько шампанского.

– Это многое объясняет.

Я почувствовал на себе ее сверкающий взгляд и встретился с ней глазами.

– У вас что, с рождения какой-то тик, который заставляет вас делать гадкие комментарии по любому поводу, или просто паршивый характер? Вам нужно установить фильтр для ваших замечаний.

– Для журналистки вы удивительно мало мне льстите.

– А почему должна? Потому что вы думаете, что цель каждого журналиста – взять интервью у такого необычайно любезного человека, как вы?

– Потому что по моему опыту это так.

Язык у нее и впрямь был острый. Она продолжала заниматься своими измученными ступнями, и каштановые волосы упали ей на лицо. Девушка медленно откинула их назад, обнажив тонкую шею. Мои чувства словно обострились в сотни раз. Вены у нее под кожей слегка пульсировали, а вырез платья с этого ракурса явно показывал больше, чем было уместно. И мне нужно было отвести взгляд. Сейчас же.

– По большей части я здесь не по работе, – вырвала она меня из раздумий, и я попытался выяснить, лжет ли она.

– Вы поклонница астрономии? – спросил я.

– Астрологии. Точнее, я восхищаюсь Маркусом Томпсоном.

На сей раз я не смог сдержаться и хмыкнул.

– Я думал, вы разумнее. Вы верите в эту эзотерическую чушь?

Она одарила меня приторной улыбкой.

– Я и не сомневалась, что, несмотря на интеллект, такому человеку, как вы, не так просто открыть разум для чего-то непривычного.

– То есть вы в самом деле считаете, что характер зависит от знака зодиака? Это же просто смешно, – ответил я. Она все еще смотрела на меня со снисходительной улыбкой. Я встал. – Умоляю вас! Астрономия занимается точными научными данными! Точными! Вы ведь понимаете, что это значит? Реальными явлениями, а не какими-то фокусами!

– Профессор Джонс, кто вы по знаку зодиака?

Я замешкался.

– Это к делу не относится.

– Вы просто боитесь астрологии, так ведь? Боитесь вверить судьбу кому-то незнакомому.

Со вторым утверждением она на удивление попала в яблочко. Впрочем, этого я бы ей никогда не сказал.

Я вздохнул.

– Полный бред, – пробормотал я. – Дева, и что с того?

– Это многое объясняет! – ответила она, будто теперь точно знала, кто сидит перед ней, что только разозлило меня еще больше.

– Не говорите глупостей.

– Девы рассудительны, любят четкость и симметрию. Они пунктуальны, хорошо умеют себя организовывать и постоянно анализируют себя и свое окружение. Они довольно склонны к перфекционизму. Верно?

– То же самое точно можно сказать про многих, особенно про ученых.

– Вы обычно доказываете все поступками, а не словами. Ваш сарказм – исключение: признаю, его вы довели до совершенства. Вам нравится во что-то углубляться и точно выяснять, как это работает. – Она пристально посмотрела на меня. – Девы неприступны и строги, бескомпромиссны и мелочны. Как правило, из-за этого они нередко переутомляются.

– Бросьте: всю эту информацию вы можете найти, просто прочитав статью про меня в «Википедии».

– Неужели? А что насчет этого: на самом деле вы мечтаете о партнере, который впечатлит вас умом, а не внешностью. Вы ищете женщину на всю жизнь и не готовы довольствоваться чем-то другим. Бессмысленные интрижки для вас – пустая трата времени. Правильно?

– Поразительно, как вы можете по-настоящему верить в эту чушь, – пробормотал я и встал. Потом поднялся по ступенькам, еще раз подергал дверь и несколько раз в нее постучал. Все без толку.

Спустившись обратно, я посмотрел на Нову. Она уверенно откинулась назад, опершись на локти, а ее красные губы растянулись в самонадеянной улыбке. Она была красива – это точно, – и что-то в ней меня привлекало, несмотря на ее бессмысленную слабость к астрологии.

– А кто по знаку зодиака вы? – спросил я.

– Рак.

– И что сегодня говорит ваш гороскоп?

– Сегодня все не так, как кажется.

– Вот как. Что значит эта пустая фраза?

– Это я уже выяснила, так что не беспокойтесь. Но вот у Дев сегодня день, полный возможностей.

Я прижал указательный и большой пальцы к переносице. От этой ужасной болтовни у меня медленно, но верно начинала болеть голова. Или же причина была в чем-то другом?

– Просто помолчите, – слабо ответил я.

Голова закружилась, в ушах зазвенело, а к горлу подкатила тошнота. Пожалуйста, только не сейчас!

– Что с вами? – вдруг обеспокоенно спросила журналистка.

Веки опустились, и тут я почувствовал на плече тонкую руку, направляющую меня обратно к лестнице. Я сел на ступеньку и потер затылок.

– Вы весь бледный, – отметила девушка. – Вы голодны?

Я несколько раз моргнул, пытаясь рассмотреть ее лицо, но оно расплылось у меня перед глазами. Появились блики, из-за которых разглядеть что-либо было невозможно.

– Просто легкая мигрень, – со стоном ответил я, в то время как голову пронзала боль, пульсировавшая у меня в мозгу как отбойный молоток.

– Вы слишком много работаете, – с упреком сказала она. Когда обо мне в последний раз кто-то заботился? Разве я вообще такое позволял? Кажется, нет.

– Вы не первая, кто так говорит.

Я не удержался от короткого смешка, из-за которого в голове снова прокатилась волна боли, и я закашлял.

– Подвиньтесь чуть вперед.

– Что?

– Ну же. – Она подтолкнула меня и уселась на ступеньку сзади. Спиной я почувствовал ее тепло. – Только не думайте, что вы мне особенно нравитесь, – пояснила она. – Я делаю это лишь потому, что не могу видеть, как страдают другие.

– Вот это я везучий, – прошептал я. Что мне оставалось, кроме как сдаться?

– Вы что, не можете обойтись без сарказма даже в такой ситуации? Постарайтесь хотя бы на минуту расслабиться.

Она положила руки мне на шею. Я ощутил приятную прохладу, но, раз ее кожа была такой холодной, она явно мерзла. Будь у меня с собой пиджак, я бы без раздумий отдал его ей.

Когда она начала массировать две точки у меня на затылке, я не сдержался и слабо выдохнул. Боль немного утихла, тошнота почти прошла.

– Что вы делаете? – шепнул я с закрытыми глазами.

– Колдовство, фокус, – тихо поддразнила она. В ее голосе слышалась улыбка. – У моей мамы тоже иногда бывают мигрени, из-за напряжения в шее. Есть несколько триггерных точек, которые могут облегчить боль. Видимо, у вас что-то похожее, вы ужасно напряжены, у вас такое часто?

Я не хотел в этом признаваться, потому что так бы проявил слабость.

– Редко.

– Интуиция подсказывает мне, что вы говорите неправду, но как скажете. Расслабьтесь.

Она слегка хлопнула меня по плечу, и я ухмыльнулся, несмотря на боль. Ее тонкие пальцы, оказавшиеся сильнее, чем я думал, двигались по напряженным мышцам и расслабляли их, и я сразу почувствовал, что давление в голове ослабло. Оно не исчезло, но на удивление заметно уменьшилось.

Когда она сверху вниз провела костяшками пальцев по моей шее, я вздохнул от облегчения и благодаря ее заботе смог открыться, рассказать то, что прежде держал в тайне.

– Почти после каждого публичного выступления, – бессильно прошептал я.

– Что?

Она на секунду остановилась, но потом, к счастью, продолжила делать массаж.

– Мигрень… – объяснил я.

– Так проявляется скопление отрицательной энергии, стресса и давления, – отметила она, и я слегка кивнул. Я показал свою уязвимость – а такое бывало редко.

– Дайте угадаю: Раки любят жертвовать собой ради других? – спросил я, чтобы сменить тему, и услышал, как она тихо усмехнулась. Настроение у меня изменилось, я почувствовал себя лучше, и ее присутствие раздражало уже не так, как десять минут назад. Рядом с ней было… приятно, и от ее массажа – тоже.

– Верно.

– Они чуткие и порой излишне сентиментальные.

– Ничего себе, профессор Джонс: вы могли бы устроиться сотрудником к нам в журнал. Хотя тогда я останусь безработной.

Я снова услышал улыбку в ее голосе и с удивлением обнаружил, что обрадовался. Как давно я такого не испытывал? Сколько я уже не давал свободу этим чувствам?

Я еще немного наклонился навстречу ее прикосновениям, наслаждаясь тем, как ее пальцы скользят на моей перегретой коже. Она была права в том, что я не искал мимолетных связей: на них у меня не хватало времени. Тем не менее порой я удовлетворял физиологические потребности с помощью романов на одну ночь, но они никогда не выливались ни во что серьезное: ни одна девушка уже давно не могла привлечь меня по-настоящему.

– Зови меня просто Уэстон. В конце концов, мы уже немного сблизились, – неудачно пошутил я. Мне захотелось увидеть ее лицо. Она улыбалась? Или же считала, что не стоило выходить за деловые рамки?

– Нова, – ответила она, продолжая массажировать мне плечо. Я чувствовал себя все лучше, облегченно вздохнул и сумел снова открыть глаза. Ее имя словно эхом без конца раздавалось у меня в голове. Она и впрямь была похожа на сверхновую звезду[13].

– Тебе обязательно нужно о себе заботиться, время от времени отдыхать, иногда ходить на массаж. Тогда будет лучше.

Вдруг она остановилась, и мне сразу же стало не хватать ее прикосновений. Захотелось попросить, чтобы она продолжила, но я боялся показаться жалким или беспомощным. Я покрутил головой – шея хрустнула, – а потом повернулся к ней.

– Лучше? – тихо спросила она, и ее взгляд с каждой секундой казался все соблазнительнее. У нее были густые волосы цвета насыщенного горького шоколада с более светлыми, словно поцелованными солнцем кончиками, глаза цвета виски, полная, вздернутая верхняя губа. Что она там утверждала? Что я любил симметрию? Ее лицо обладало идеальной симметрией, которую нарушала только маленькая родинка на подбородке, что, как ни странно, делало ее еще привлекательнее. Идеальное несовершенство. Похоже, она тоже заметила перемену в моем настроении, потому что на мгновение бросила взгляд на мои губы. Моя рука находилась всего в нескольких сантиметрах от ее бедра, которое было лишь наполовину скрыто юбкой сливового цвета.

– Да, большое спасибо, – ответил я и удивился, почему у меня вдруг так охрип голос. Сердце бешено заколотилось, и меня внезапно пронзило желание. Влечение и ненависть были близки, а я бы не сказал, что ее ненавидел. Она была невыносимой и в то же время очаровательной.

Она снова посмотрела мне в глаза, а я задался вопросом: Нова думала о том же, о чем и я? Кто знает, насколько мы здесь застряли: так зачем тратить время на прения, если можно заняться другим? Интересно: она целуется с таким же пылом, с каким умеет спорить?

Вдруг мне стало совсем неважно, что она была журналисткой и увлекалась астрологией. Я начал думать лишь о том, как развеять возникшее между нами напряжение. Я еще немного повернулся, кончики моих пальцев слегка коснулись ее обнаженного колена, и она выдохнула. Так тихо, что я едва расслышал, однако во мне все перевернулось. Как странно: такого сильного притяжения я не чувствовал уже давно, и это несмотря на то, что все говорило против нашей связи. Влечение было просто нелогичным.

Она провела языком по губам и чуть наклонилась ко мне. Ее тело словно кричало «да», в то время как во мне разгоралось пламя. Однако ответить ей я не успел: в этот миг нас резко прервали.

Дверь с громким скрипом распахнулась.

– Уэстон? – За ней появился Дэви. Я сразу вскочил, чтобы придержать дверь.

– Только не закрывай!

– Ну наконец-то! Я тебя обыскался, – со вздохом произнес он.

Я оглянулся на Нову, все еще сидевшую на ступеньках. Ее взгляд прояснился, но казалось, что она еще не отошла от того, что только что произошло между нами. Или я это просто вообразил? Поскольку мне хотелось, чтобы она отреагировала на меня так же, как я на нее?

– Опять вы! – вдруг сказал Дэви и указал на девушку.

Нова встала, поправила платье и подняла с пола туфли на каблуке.

– Добрый вечер, мистер Вольфхард, – приветливо ответила она и вызывающе поклонилась.

Дэви густо покраснел; любопытно, что эти двое были знакомы.

– Она искала тебя и, очевидно, нашла, – презрительно сказал он.

– Я устроила все не специально, если вы намекаете на это, – немного своенравно ответила она.

– Ничего страшного, – сказал я Дэви и положил руку ему на плечо. – Это была лишь случайность. И обязательно повесьте на дверь табличку с предупреждением.

Я опять посмотрел на Нову, совершенно не понимая, что сказать и что вообще произошло между нами за последние несколько секунд. Поэтому я едва заметно кивнул ей и опять повернулся к другу.

– Ладно, пойдем.

Дэви вставил под дверь клин, и, когда мы пошли дальше по коридору, я вновь обернулся и увидел Нову, шагавшую за нами. Взгляд у нее был опущен и направлен в телефон. Разве она не говорила, что он разрядился? Неужели журналистка нарочно заманила меня в ловушку? Не может быть: она ведь тоже почувствовала короткую искру между нами. Или все-таки нет?

Дэви открыл мне дверь в комнату, где лежали мои вещи, а я все прокручивал в голове произошедшее. Наконец я вышел из здания. По дороге мы с Новой не встретились снова, но, когда я спускался по лестнице на улицу, от входа как раз отъехало такси. Выходит, она села туда и исчезла из моей жизни так же быстро, как и появилась? И почему мне отчасти было жаль, что все произошло именно так?

Спустя несколько недель мой агент прислал мне отрывок из статьи в интернете, в которой обо мне отзывались довольно скверно.

Уэстон Джонс – идеальный полубог науки: каким его видят все и какой он на самом деле

Автор: Нова Старон.

Я раз и навсегда понял, что больше никогда не буду доверять другим раньше времени. Больше со мной такого точно не повторится.

3. Нова

Рак

Для Рака дом – это не просто место, а чувство, точка опоры.

Настоящее

Говорили, что части каменного круга в Эйвбери убрали где-то в семнадцатом веке для возделывания земли и вместо этого стали использовать их для строительства домов. Моя бабушка купила такой дом в тридцатые годы и бросила работу психологом. Дело в том, что ей ужасно надоела шумная жизнь в Лондоне, правила и нормы, и все то, что она считала несправедливым. А такого было полно. Сольвей была самым настоящим борцом и, помимо своих принципов, верила в силу камней, из которых был построен наш дом. Это место и вправду казалось заколдованным, а бабушка по сей день твердила, что в новолуние ее нередко навещали феи.

Но, возможно, это была лишь сказка, которую она рассказывала мне на ночь, когда я была маленькой. Я уже не знала, что и думать обо всех этих историях, но нельзя было отрицать, что каждый раз, когда я открывала скрипучую калитку на наш участок, где жили мама, бабушка и ее подруга Шэрон, у меня по коже пробегали мурашки. Сочные зеленые лозы плюща вились вдоль кирпичной стены старого двухэтажного здания с покрытой мхом камышовой крышей. На лужайке перед домом, как всегда, буйно разрасталась трава, и мама и бабушка по-прежнему черпали свежую воду из маленького колодца в палисаднике. Отчасти, чтобы оставаться независимыми, а отчасти, чтобы сэкономить. Когда мне было пять, мама устроилась на работу в уютную пекарню в центре города, и мы часто переезжали, не имея настоящего дома, а потом вместе стали жить у бабушки, которая приходила в себя после преждевременной смерти своего мужа, моего дедушки. Сольвей много лет посещала различные курсы по эзотерике и астрологии, на которых и познакомилась со своей хорошей подругой Шэрон. Для бабушки главным в людях всегда был характер, и я была рада, что теперь она снова была не одинока, а имела близкого друга рядом. От Шэрон я узнала о движении звезд и связи между астрономическими явлениями и нашими действиями.

Оглядываясь назад, я понимаю, что, переехав сюда, мама поступила правильно. Порой мне было непросто: я верила в силу звезд и, по мнению других детей, жила в доме ведьмы, однако именно здесь я познакомилась с лучшей подругой, Лори. Несмотря на то, что мы по-прежнему сильно отличались друг от друга и Лори больше любила анализировать, чем мечтать, астрология не только укрепила нашу дружбу, но и помогла нам пережить трудные времена. Около шестнадцати лет Лори перенесла тяжелый удар судьбы, ввергнувший ее в глубокую депрессию. Ее любимый брат, с которым они были очень близки, разбился в аварии. Лори было невероятно больно, и она не могла справиться с потерей.

Она начала отдаляться от родителей и от меня и замкнулась в себе. Ей больше не хотелось жить. Я отчаянно искала способ помочь лучшей подруге.

Однажды в предсказаниях бабушки я случайно нашла гороскоп, основанный на дне рождения Лори. В нем я обнаружила проблеск надежды, необходимый моей лучшей подруге: там говорилось, что вскоре у нее в жизни произойдет что-то очень важное. Ей придется столкнуться со своими страхами и внутренними демонами, но в итоге все эти испытания сделают ее сильнее.

Я рассказала о гороскопе Лори, и в тот момент, когда ее мир грозил вот-вот рухнуть, нужные слова словно осветили тьму у нее внутри. Она восприняла их как знак, в котором отчаянно нуждалась, чтобы начать битву со своей болью. Следующие несколько лет Лори решительно боролась, чтобы вернуться к жизни.

Это событие сильно повлияло на нас. Мы всерьез увлеклись астрологией, и общий интерес укрепил нашу дружбу. Эта страсть заняла важное место в нашей жизни, а тесная связь стала одной из причин, по которой мы вместе поехали учиться в университет в Манчестере.

Вопреки здравому смыслу и советам бабушки я поступила на журналистику, параллельно окончила всеобъемлющую онлайн-программу по астрологии, а Лори стала юристом. Каждую среду, по вечерам, мы собирались в «Скинни Пиг», нашем любимом пабе, чтобы выпить пива и отведать ребрышки барбекю с домашним соусом – лучшие во всем Манчестере.

Я поднялась по двум перекошенным ступенькам и толкнула входную дверь. Сольвей считала, что запираться не было смысла, ведь она все равно с удовольствием откроет любому. По ее мнению, это место должно было быть домом не только для нас, но и для всех беспокойных душ снаружи, которые пытались найти в жизни какой-то смысл. Раньше здесь нередко было столько народу, что я чувствовала себя как в небольшой гостинице.

– Всем привет! – крикнула я, войдя в коридор, и бросила дорожную сумку в угол под шкафом. Услышав из гостиной грохот барабанов, я сделала глубокий вдох и приготовилась к предстоящим выходным, которые проведу здесь. В этом доме не было ни возможности уединиться, ни правил. Изначально, в детстве, мне это нравилось, но потом все изменилось. Однажды в подростковом возрасте ко мне в гости пришел мой первый парень Уилл. Тогда нас застукали в гостиной за поцелуями и обжиманиями своенравные друзья бабушки. В пятнадцать лет такое вряд ли покажется приятным. Они, конечно, сказали: «Простите, развлекайтесь дальше», но у меня уже пропал настрой, а после того как Сольвей тоже вошла в комнату и принялась рассказывать нам что-то о любви и отношениях, Уилл сбежал и потом ловко обходил меня стороной в школьных коридорах.

Я пошла на звук и обнаружила бабушку сидящей на полу с гигантским барабаном. Ее стройное тело облегало бирюзовое шелковое кимоно, длинные седые волосы были уложены в высокую прическу из отдельных непослушных прядей, а глаза закрыты. Ее подруга Шэрон танцевала в такт ударам, и золотые браслеты на ней бренчали, делая мелодию еще ярче. Меня уже давно не удивляли такие зрелища. Я пожала плечами и, не желая им мешать, вышла из дома через коридор обратно в сторону сада. Мама точно была там, потому что маленькая беседка, над крышей которой густо вился виноград, летом была ее любимым местом. Как я и думала, она лежала на шезлонге с книгой.

– Привет, милая! Ну наконец-то! – просияв, сказала она и раскинула руки, чтобы я могла ее обнять. После этого я и сама плюхнулась в другой шезлонг и сделала короткий вдох. – Как добралась? – спросила она.

– Ехать было ужасно долго. Вдобавок поезд был битком, и мне пришлось делить купе с парнем, который запихнул в себя два пакета чипсов со сметаной. У меня теперь травма от его чавканья.

Мама засмеялась и легонько погладила меня по щеке тыльной стороной указательного пальца. Я бы с радостью бывала здесь чаще и восстанавливала силы, но тратить больше четырех часов на поездку каждые выходные мне совсем не хотелось. Особенно вспоминая о сегодняшнем путешествии: снова слушать людей, громко говоривших по телефону, у меня желания не было.

– Сол опять готовится к новолунию? – спросила я.

– Да, – ответила мама. – Значит, ты знаешь, что ждет тебя сегодня вечером?

Да, с десяток людей, которые собирались здесь, чтобы отправиться с Сольвей и Шэрон к каменным кругам и впитать их энергию.

– Быть может, сегодня я даже схожу с ними. Небо на удивление ясное.

Световое загрязнение в крупных городах и окрестностях было настолько сильным, что звезды было едва возможно разглядеть даже при самом лучшем освещении. Но здесь, на природе, часто удавалось вовсю полюбоваться небом. Невооруженным глазом были видны многочисленные падающие звезды, Млечный Путь с его ответвлениями и все знаки зодиака. Сейчас существовала даже организация, которая официально выбирала по всей стране место, где было особенно хорошо наблюдать за ночным небом. Эйвбери планировали включить в этот список.

– Что нового в городе? – спросила мама. – Как дела у Лори? Все хорошо?

– Да, отлично. Она познакомилась с новым парнем. Мне он нравится, так что посмотрим, что из этого выйдет.

– А что ты? Есть кто-нибудь на примете?

– Мам, будто тебе так важно, чтобы я нашла мужчину, вышла замуж и родила детей. Это было бы слишком скучно, – ответила я.

Она улыбнулась и пожала плечами.

– Не стоит постоянно оставаться наедине с собой и своими мыслями. Иногда их с кем-то делить – не так уж и плохо.

– Мам, с тобой все нормально? – спросила я, поскольку такие высказывания были совсем не в ее стиле. Она всегда улыбалась и умела найти подходящие слова, чтобы приободрить всех вокруг. Мама просто всем нравилась. Она часто говорила, что я такая же, но мне было сложно в это поверить. Я была Новой – остроумной, чуткой девушкой, которая никогда не решалась показывать чувства, когда было плохо. Время от времени мне казалось, что я должна играть роль, чтобы меня любили, и я боялась, что произойдет, если я сброшу эту маску. Поэтому я никогда ее не снимала.

– Да, конечно. Я просто размышляла: может, снова начать рисовать? – задумчиво сказала мама.

– Было бы здорово!

– Я по этому скучаю. – Она положила книгу на стоявший рядом узкий деревянный стол и села. – Поможешь мне немного прибраться на чердаке, пока ты здесь? Я уже давно собираюсь навести там порядок.

– Конечно! Можешь устроить там мастерскую.

– Да.

Наконец мама снова просияла и заправила за ухо каштановую прядь с сединой. Год назад она променяла длинные волосы на модную короткую стрижку. Только сейчас я заметила, что она выглядела как-то иначе. На щеках появился свежий румянец, а глаза блестели.

– Спрошу по-другому: ты точно не хочешь мне ничего рассказать? – с улыбкой поинтересовалась я.

Мама на мгновение замешкалась, но затем быстро покачала головой.

– Все как всегда, милая. – Она встала и протянула мне руку. – Пойдем, сделаю нам сэндвичи.

– А после сразу отправимся на чердак, – сказала я и взяла ее ладонь.

Я была рада, что мама захотела вернуться к своему давнему увлечению. Нужно всегда ставить себе непростые задачи и никогда не застревать на одном месте. Как-никак этому меня научили две самые сильные женщины, которых я знала.

* * *

Полдень пролетел незаметно. Сольвей и Шэрон закончили исцеляющую игру на барабанах и поздоровались со мной, а потом мы с мамой начали убираться на чердаке. Здесь валялся всевозможный хлам, который мы складывали в коробки, чтобы частично раздать или выбросить. Когда Сольвей вела курсы, ей дарили много подарков, потому что денег она не брала. Это место напоминало антикварную лавку. Старые пластинки, фарфор, одежда, причудливые глиняные фигурки, мягкие игрушки… Она принимала все.

Когда я открыла два чердачных окна и впустила внутрь солнце, в пыльное помещение ворвался свежий летний воздух. Я вытерла пот со лба и сделала глубокий вдох.

– Вот тут можно поставить мольберт.

Я указала на место, где солнечные лучи падали на посеревший, потертый пол.

– Да, и вправду будет идеально, – сказала мама, встала и стряхнула пыль с джинсов. – Давай я приготовлю нам что-нибудь на ужин? Что думаешь? Мы отлично справились, – сказала она, и я посмотрела на груду коробок с ненужными вещами.

В животе заурчало: за работой я совсем не заметила, как сильно проголодалась.

– Да, давай, – ответила я.

– Позову, когда будет готово.

Мама протиснулась в узкий люк, ведущий вниз.

Я опустилась на колени перед ближайшей коробкой и принялась листать выцветшие фотографии. На них бабушка и мама были значительно моложе, так что снимки наверняка сделали еще до моего рождения. Дом выглядел немного иначе, клумб не было, а на подъездной дорожке стоял красный «Фольксваген-жук»[14], который я никогда не видела.

На одной из фотографий на маме был венок из белых маргариток, выделявшийся на фоне ее темных волос. Она улыбалась в камеру и казалась совершенно отрешенной, свободной. Она была прекрасна – у ее ног лежал весь мир. На другом снимке она с улыбкой разговаривала с мужчиной. Он был выше ее и одет в коричневые брюки-клеш и светлую рубашку. Присмотревшись, я увидела, что он протянул руку, чтобы к ней прикоснуться. Похоже, они были близки. Я листала дальше: вот, подняв руки к небу, стоит Сольвей, и ее окружают какие-то незнакомцы, словно святую среди каменных кругов. Боже, восьмидесятые и вправду были дикими; не удивлюсь, если на следующих фотографиях все окажутся голыми.

Я снова обнаружила того мужчину, которого уже видела на снимках: он стоял на заднем плане с мамой и обнимал ее за талию. Она казалась очень счастливой. Я отложила стопку в сторону и взяла следующую. По всей видимости, эти фотографии сделали в другой день, поскольку мама с мужчиной были одеты иначе. Они целовались, и что-то в нем показалось мне знакомым. Что именно: его усы, его густые русые волосы? Может, он приходил к маме позже, когда я уже появилась на свет, и я его помнила? Или же отношения с ним были всего лишь летним романом? Я перевернула снимок: на обратной стороне было что-то написано.

Дорогая Лоэлия,

я всегда буду помнить тот миг, когда ты была самой яркой звездой на моем небосводе.

С любовью, Ричард

Кем был этот Ричард? Судя по всему, для мамы он много значил. А она для него? Сердце бешено забилось, и мне показалось, что я держу в руках важное послание, которое у меня не получалось расшифровать. Объяснить все мог лишь один человек, однако я засомневалась. Стоит ли своими вопросами бередить старые раны? Мама и так сегодня выглядела задумчивее, чем обычно. В чем же была причина?

До сих пор я думала, что наши с мамой отношения всегда были честными и открытыми, и мы могли рассказывать друг другу все. Я даже в слезах изливала ей душу, когда в семнадцать попробовала выкурить косяк с Лори, а после горько об этом пожалела.

Я спешно схватила фотографию и спустилась по узким ступенькам на третий этаж. Отсюда я смутно слышала, как мама с бабушкой разговаривали на кухне. Поручень перил лестницы, ведущей на первый этаж, казался шероховатым на ощупь, а я была немного напряжена, словно находилась на какой-то миссии.

На кухне было влажно и жарко и пахло рагу. Мама стояла у плиты и помешивала тушеное мясо, болтая с бабушкой, которая сидела за кухонным столом и листала журнал.

– Вот и ты, милая! А я уже собиралась тебя звать! – сказала мама и улыбнулась.

Я вгляделась в снимок у меня в руках. На нем она выглядела совсем иначе, но все же была такой же. Какую маму я знала на самом деле?

– Я нашла кое-что на чердаке.

Бабушка встала.

– Дай-ка посмотреть.

Я протянула ей фотографию.

– Мне интересно, кто этот мужчина.

Надеюсь, никто, кроме меня, не заметил слегка дрожащего голоса. Мама резко замерла, отложила поварешку в сторону и медленно повернулась. Я сразу увидела в ее взгляде беспокойство, которое она не смогла скрыть, и глухой стук моего сердца словно стал слышен во всей комнате. Неужели чутье меня не обмануло?

– А, это. Это просто твой биологический отец, – как ни в чем не бывало ответила бабушка.

– Мама! – сердито закричала моя мама на Сол.

– Не называй меня мамой, я чувствую себя ужасно старой.

– О чем говорит бабушка? Он мой отец? – недоверчиво спросила я. – Это правда?

Сольвей вздохнула и направилась к двери.

– Что ж, оставлю вас наедине.

Я смотрела в лицо мамы. В такие же светло-карие глаза, как и у меня. Но может, цвет глаз достался мне совсем не от нее? Люди наивно полагают, что родители никогда не лгут. По крайней мере, когда дело касается таких важных вопросов, как тот, что задала я: кто мой отец?

Как-то я уже спрашивала об этом, и она ответила, что просто один раз с кем-то переспала. Что точно не знала, кто мой папа. А времена тогда были сумасшедшие.

И я ей поверила. А как иначе? В конце концов, она ни разу не солгала мне за двадцать восемь лет. Или я ошибалась? Я снова взглянула на снимок у себя в руках. На нем мама выглядела невероятно счастливой. Что же произошло?

4. Уэстон

Дева

У Дев есть четкие цели, чтобы не рисковать.

Когда я открыл багажник, из контейнера раздался глухой стук. Я распахнул решетчатую дверцу, и мой пес тут же высунул голову, радостно виляя хвостом.

Я положил руку между его приподнятыми ушами и погладил по мягкой серой шерсти.

– Все хорошо, мальчик, – пробормотал я и сделал шаг назад.

Хокинг изящным прыжком выскочил из багажника и стал темным носом принюхиваться к свежему прибрежному воздуху. Сейчас он был моим единственным союзником. Полгода назад, когда я переехал из Лондона в Кентербери и забаррикадировался у себя дома, потому что папарацци, словно голодающие зомби, набрасывались на каждый крошечный клочок информации, в конце двора внезапно объявился гигантский волк. Он прошмыгнул через дыру в заборе. Шерсть у него была грязной и лохматой, а темные глаза искали помощи. Я бросил ему стейк, который оставался у меня в холодильнике, и подождал, пока он убежит. Но вышло наоборот: с того дня он от меня не отходил, а от ближайшего ветеринара я узнал, что это была чехословацкая волчья собака. Своего рода прихоть людей, решивших, что было бы здорово скрестить дикое животное с домашней собакой. Так я лишний раз укрепился в убеждении, что от большинства людей лучше держаться подальше, ведь они на самом деле не приносят пользы ни природе, ни мне.

Лучшие друзья, Кэмерон и Амброз, навещали меня и поначалу, как и я, побаивались этого огромного животного. Но, как выяснилось, он вел себя совершенно спокойно. Ему нравилось часами лежать на солнце у меня на террасе, и он с радостью позволял гладить себя каждому, кто попадался ему на пути, особенно детям из летнего лагеря, где я сейчас работал вожатым.

В то время как я называл его просто собакой или мальчиком, Кэм счел забавным окрестить его Хокингом[15]. С тех пор мы шли по жизни вдвоем и наслаждались временем, проведенным вместе.

Я тихо присвистнул, и Хокинг сразу подошел поближе. Мы покинули парковку и вошли на территорию лагеря «Сансайд». На меня тут же нахлынули воспоминания – как и каждый раз, когда я оказывался здесь. Поскольку я рос без отца, мама постоянно работала, чтобы нас обеспечить. Поэтому летние каникулы я чаще всего проводил у бабушки, которая, однако, не могла совладать с моим тогдашним характером. В шестнадцать мне впервые разрешили поехать в лагерь, и передо мной открылся совершенно новый мир. Дети могли посещать различные занятия и мероприятия по интересам, устраивать с вожатыми соревнования и экскурсии в самые разные места в окрестностях, наслаждаться отдыхом на пляже, заниматься спортом, а еще – многому учиться. Лагерный девиз гласил: «Вместе растем и друзей заведем, опыт мы новый приобретем», и я и вправду прекрасно провел здесь лето и обнаружил в себе страсть к астрономии.

С двумя лучшими друзьями, Кэмероном и Амброзом, я познакомился на групповых занятиях по астрономии. Ночью мы незаметно выбирались из нашего домика и часами лежали на гальке и смотрели на звезды, пока волны мягко бились о пляж. Мы мечтали о будущем и о том, чего хотели однажды достичь. О девушках и любви. О первом поцелуе. А я – о возможности исследовать Вселенную.

Теперь мне было тридцать три, и я достиг цели, но все же чувствовал себя опустошенным. Возможно, именно поэтому две недели назад я устроился сюда вожатым, чтобы вновь обрести то старое чувство, которое испытывал тогда. Вновь обрести себя.

А может, мне просто нужно было как-то убить время. Кто знает? Я решил, что не хочу задаваться этим вопросом, чтобы мне больше не приходилось бороться с мыслями. И с болью, неизбежно возникавшей, когда я задумывался, что будет со мной после того, как я опять покину это место.

Лагерь окружали густые деревья, бесконечные зеленые луга с одной стороны и побережье с пляжем – с другой. В центре было главное здание, где располагались столовая, различные общие комнаты и кабинет директора лагеря Кристи. Кроме того, здесь находились спортивный зал, бассейн и домик для детей. Здесь проводили летние каникулы ребята в возрасте от восьми до восемнадцати лет. Ближайший населенный пункт располагался в нескольких километрах отсюда, и здесь царили только тишина и покой, что считывалось с логотипа лагеря, поскольку в центре круглого знака, словно сердце всего остального, стояло главное здание, окруженное небом, природой и прилегающим пляжем.

– Привет, Уэстон!

Мне помахала группа подростков, стоявшая перед одним из домиков, мимо которых я проходил. Больше всего мне нравилось, что на работе здесь я не был профессором Уэстоном Джонсом, как в Лондоне. Я был просто Уэстоном, одним из них. Я ужасно устал из-за того, что мне нужно было кому-то что-то доказывать, сразу объясняться, если кто-то узнавал про мою работу в передаче «Вселенная и звезды». Дети относились ко мне с уважением и с удовольствием ходили на занятия, но моя должность и имя здесь никого не волновали. Их интересовали только знания, которые я передавал. На шоу все всегда было иначе. Там важнее всего были мой внешний вид, костюм, прическа, личная жизнь, изысканные рестораны, где я ужинал, количество часов, которые я занимался спортом – все эти пустяки, не имевшие никакого отношения к моей профессии.

– Привет! – откликнулся я и коротко поднял руку. Хокинг, опустив голову и виляя хвостом, тут же подбежал к четверым подросткам и принялся к ним ластиться. Потом он вернулся ко мне, и мы двинулись дальше.

С асфальтированной дорожки, тянувшейся по территории, я увидел вдоль узких домиков часть утесов, под которыми сегодня бушевало море. Яркое послеполуденное солнце уже припекало не так сильно, а ветер свистел по улочкам между зданиями и разгонял последние облака. Сегодняшний вечер идеально подходил для того, что я хотел показать ученикам. Чем ближе я был к площадке на вершине утеса, тем солонее казался воздух. Ко мне на занятия ходили шестеро детей в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет; они уже собрались и ждали меня.

– Всем привет, – поздоровался я с ними и с вожатой, которая должна была приводить на мероприятия детей помладше. – Привет, Шарлотта.

– Привет, Уэстон, – с застенчивой улыбкой ответила она. Я мало что знал о других вожатых, которые, по большей части, сами жили в лагере во время летних каникул. Поскольку мой дом находился всего в двадцати минутах отсюда, я каждый день ездил туда и обратно. Несмотря на прекрасную царившую здесь атмосферу, спать на неудобной лагерной кровати я был уже не готов.

Пока я доставал бумаги, Хокинг подбежал к ребятам, дал им себя погладить, а затем свернулся калачиком на траве.

Дети тоже устроились на лужайке. Шарлотта подошла ко мне, откинула назад светлые волосы и улыбнулась мне шире, чем обычно. Как правило, она уходила, когда я появлялся, однако сегодня почему-то задержалась.

– Вечером мы с другими вожатыми идем в паб неподалеку. Может, хочешь с нами?

Я на секунду задумался: наверное, я даже в прошлом никогда бы на такое не согласился. Но я всегда был довольно серьезным ребенком и почти не имел друзей. Будучи подростком, я начал заниматься регби, чтобы наконец влиться в коллектив, и мне это вполне удалось: меня внезапно стали приглашать на вечеринки, мной заинтересовались девочки, но я всегда чувствовал себя не в своей тарелке, словно просто играя какую-то чужую роль. Пока не повстречал Кэмерона и Амброза и не узнал, отчего мое сердце действительно бьется чаще. С тех пор для меня было важнее достичь цели, чем популярности в школе.

– Спасибо, но у меня на сегодня уже есть планы, – честно ответил я.

– Ну ладно. – Она улыбнулась, хоть и, судя по всему, надеялась на другой ответ. Но я устроился сюда не для того, чтобы заводить знакомства. Это было в прошлом. – Хорошо вам провести время!

Она попрощалась с детьми, которые сидели передо мной в кругу на лужайке и выжидающе смотрели на меня. Раньше мы с Кэмероном и Амброзом точно так же сидели перед нашим учителем Ричардом и завороженно его слушали. Пусть я и был внимательнее своих друзей. Амброз проводил тут лето, потому что его родители были учеными и хотели, чтобы он узнал что-то новое. Для Кэмерона лагерь служил наказанием, поскольку в то время усмирить его было трудно, и его родители не придумали ничего лучше, чем на шесть недель в году отправлять его сюда, это давало им возможность хоть как-то перевести дух. И хотя мои причины были схожи с причинами Кэмерона, я с самого начала относился к лагерю с энтузиазмом.

– Сегодня новолуние – особое событие в Лунном цикле, – заговорил я и указал туда, где должна была находиться Луна, пусть ее еще не было видно. – Я уже рассказывал вам, что существуют разные фазы Луны. Кто-нибудь может мне их назвать? Да, Майк.

– Полнолуние, убывающая Луна, эм… – пробормотал он.

– Растущая Луна! – гордо воскликнула Эмили и поправила повязку на голове, которую она носила почти всегда.

– Правильно. А еще новолуние.

– Моя мама говорит, что во время новолуния нужно отменять встречи, – вмешалась Оливия.

Я про себя вздохнул.

– Не путай астрономию с астрологией. Первая – наука, вторая… «Чепуха», – подумал я. – Вера.

– Уэстон, ты не веришь в знаки зодиака? – спросила Эмили.

– Нет, не особо.

– Мой папа по утрам всегда читает свой гороскоп, – ответил Майк, снял бейсболку и почесал висок.

– Моя мама тоже, – отметила Оливия.

– Итак, новолуние, – снова начал я, – это фаза Луны, когда…

– Какой у тебя знак зодиака? – поинтересовался Бенни.

– Дева, – ответил я, на что дети захихикали. – Может, все-таки продолжим? – Ребята кивнули. – В новолуние Луну не видно с Земли, поскольку она обращена к Солнцу. Благодаря этому в те ночи, когда нам не мешает яркий свет Луны, легче разглядеть звезды.

Я открыл у себя на телефоне приложение, с помощью которого можно было увидеть звезды, направив гаджет на небо, и передал его детям.

– Там созвездие Девы, – сказала Софи и вытянула руку с телефоном.

– Найди созвездие Стрельца!

– Нет, найди Водолея! – раздалось в ответ, и я решил, что в ближайшие несколько недель обязательно как следует объясню им разницу между астрономией и этим вздором. Время от времени, в редкие моменты, когда я терял контроль над своими мыслями, я вспоминал день конгресса. Тот задний двор. Астрологию. Нову Старон, которая своим наивным очарованием на мгновение меня околдовала. А потом оставила в дураках.

Уэстон Джонс, новая звезда на небосклоне науки, для многих является воплощением гениальности. Его имя – синоним великолепия, его работы принесли ему признание и восхищение даже за пределами научных кругов. Однако за блестящим, обаятельным внешним обликом скрывается другая сторона, и о ней мало кто знает.

Похоже, Джонс – человек, который просто хочет спрятаться за своей суровостью и сложными формулами и теориями, чтобы избежать столкновения с реальностью и, прежде всего, с собственными чувствами. Его высокомерие и равнодушие к другим людям были очевидны в стороне от прожекторов, направленных на него в тот вечер. Но что на самом деле таится за маской сияющей звезды?

Эксклюзивно полученная нами инсайдерская информация позволяет взглянуть на знаменитого астронома по-новому. Может, Уэстон Джонс и блестящий ученый, стремящийся к совершенству, но в то же время его очень тяготит одиночество. Сообщается, что он уже много лет страдает от сильных приступов мигрени, которую скрывал от общественности и поклонников. Возможно, эти мучительные головные боли возникли в результате жизни в свете софитов, которая влечет за собой постоянный стресс и завышенные ожидания.

В беседе с нашим источником Джонс раскрыл, что приступы мигрени часто случаются после его публичных выступлений и что он боится этих моментов. Так мы узнали о самых сокровенных переживаниях и страхах ученого, которые до сих пор держались в тайне.

Непонятно, что является причиной такого состояния. Может, так сказываются стремление Джонса к совершенству и бремя славы? Он переработал? Или даже выгорел?

Остается только строить догадки, но одно можно сказать наверняка: за обликом гения скрывается человек со слабостями и множеством страхов.

Я откашлялся. Это воспоминание лишь показало мне, как опасно доверять другим.

– Вернемся к астрономии! – твердо сказал я и обрадовался, когда дети снова включились в занятие.

5. Нова

Рак

Раки интуитивно чувствуют, когда в них кто-то нуждается.

Сольвей как-то сказала мне, что неудачи нужны для того, чтобы найти новый путь. Так чем же было сегодняшнее открытие: неудачей или новым путем?

Мама подошла ко мне и осторожно взяла у меня фотографию. К беспокойству сразу добавилась грусть, которой я прежде у нее никогда не замечала.

– Пожалуйста, сядь.

Я села за стол, и она включила плиту на самую низкую мощность, а потом подошла ко мне и положила снимок между нами.

– Ты всегда говорила, что не знаешь, кто мой отец.

– Да. – Она вздохнула. – Сама не понимаю, почему так твердила. Может, это был просто инстинкт самосохранения. Я знала, что, если ты свяжешься с ним и я опять его встречу… – Она замолкла, а я понятия не имела, что на это ответить. – Эгоистично с моей стороны, – тихо сказала она.

Я отвела взгляд и снова всмотрелась в фотографию. В теории до моего мозга дошло, что передо мной был мой биологический отец. Однако душой я не знала, как к этому отнестись.

Я снова посмотрела на маму. Из-за вины, отражавшейся у нее в глазах, больно было и мне.

– Ты его любила? – спросила я, поскольку всегда думала, что меня зачали в минуту страсти. В минуту, когда остальное не имело никакого значения. Почему она не открыла мне правду? В школе у большинства детей были любящие отцы. Сначала я выдумывала истории о папе. Рассказывала, что он путешествовал по дальним странам, был врачом и спасал мир или выполнял секретную миссию на Аляске, как Джеймс Бонд. В какой-то момент одноклассники перестали мне верить, и тогда иллюзия рухнула и для меня самой. Я приняла все как есть: у меня просто не было отца, но со мной все равно было все нормально.

– Да, я его очень любила, – задумчиво ответила мама.

– Но тогда почему? Раз так, почему вы расстались?

– Все было сложно. – Она снова взяла фотографию и с тоской взглянула на нее. – Он хотел учиться в Лондоне и путешествовать по миру. А я нет. И когда я узнала, что беременна, и хотела сказать, что он станет отцом, рядом с ним уже была другая. Он просто нашел замену, и поэтому я убедила себя, что это было совершенно неважно.

– Получается, он даже не знает о моем существовании?

Мама медленно покачала головой.

– Прости меня, – прошептала она.

Что, если бы он знал? Если бы мне не пришлось ничего выдумывать и у меня был бы настоящий папа? Голова шла кругом, и я понятия не имела, что делать: горевать по тому, чего была лишена, или радоваться, что теперь мне хотя бы известно, что у меня есть отец. Я могу его найти! Познакомиться с ним! Я мечтала об этом целых двадцать восемь лет, но наладить отношения никогда не поздно. Мы можем все наверстать.

– Ты знаешь, где он сейчас живет?

– Нет, к сожалению, нет. Я не хотела его искать.

– А как его полное имя?

– Ричард Малрой.

– Хорошо, – едва слышно сказала я и порылась в памяти, пытаясь понять, почему это имя показалось мне смутно знакомым, но ничего не вспомнила.

Мама протянула ко мне руки через стол и накрыла ими мои ладони.

– Пожалуйста, прости, что я тебе ничего не рассказала. Я не знала как, искала подходящий момент, но в итоге он так и не наступил.

– Не могу отрицать, что злюсь, – сказала я. – Но в какой-то мере я все понимаю. Если он правда нашел другую вскоре после того, как вы расстались… Это паршиво.

Теперь я думала, стоит ли вообще с ним знакомиться. Что, если папа, которого я всегда представляла, не имел с ним ничего общего? Что, если он был придурком, ел в поездах чипсы со сметаной и отнимал места у старушек в автобусах?

Мама встала и ненадолго вышла из комнаты, а потом вернулась с открыткой. Она отдала ее мне и снова села. На передней стороне были остроконечные горы, а над ними – ночное небо с огромной луной, освещавшей очертания вершин. Я перевернула открытку и обнаружила сзади надпись:

Увидев эту картину, я сразу подумал о тебе.

Ричард

– Она пришла, когда тебе было два года. Я не знала, что делать, и уже собиралась с ним связаться. Раньше твоя бабушка была еще категоричнее. Они с Ричардом никогда особо не ладили, поскольку ему не нравилась астрология и образ жизни Сол. Возможно, именно поэтому она отговорила меня и убедила, что мужчина нам не нужен и втроем нам будет гораздо лучше. Начались бы неприятности, тем более, если бы у него оказалась жена, а может, и дети… Я не могла так с ним поступить. – Она откашлялась: говорить об этом ей было нелегко. – Я хотела запомнить его таким, каким тогда знала, и не портить образ, оставшийся у меня в памяти. Это было ужасно эгоистично с моей стороны, но я думала, что ты счастлива и у тебя есть все, что нужно.

– Так оно и было, – ответила я. – Но мне все равно хотелось бы знать. Просто, чтобы у меня была возможность разобраться во всем самой.

– Я понимаю. – Она помолчала. – Если хочешь, свяжись с ним. Я не стану стоять у тебя на пути и поддержу тебя там, где смогу.

– Спасибо, мама. – Я видела, как она переживала, и это ранило меня во второй раз. Поэтому я встала и обняла ее. – Не переживай, – прошептала я, и она прижала меня еще чуть крепче. – Кто знает, может, оно и к лучшему.

Когда я отстранилась, у нее на губах наконец снова появилась осторожная улыбка.

– Он любил звезды. Как ты.

– Правда?

Она кивнула.

– Он хотел изучать астрономию.

Я засмеялась.

– Ну все с ним ясно.

– Даже не представляешь, как часто они с Сольвей ссорились, – с улыбкой ответила мама, и я представила себе эту картину. Чтобы спорить с Сольвей, нужны были крепкие нервы. Мы принесли на кухню остальные фотографии, и мама открыла бутылку сидра, налила нам по бокалу и в подробностях рассказала все, что еще помнила о том времени.

Ну и ну. Когда я только приехала, я и подумать не могла, что узнаю, кто мой отец. Ричард Малрой. Может, у меня были братья или сестры? Я всегда мечтала о сестренке, вдруг теперь эта мечта сбудется?

Я решила провести расследование прямо в понедельник утром. Если буду уверена, что действительно готова с ним встретиться.

В конце концов я вышла на улицу. Сольвей сидела в кресле на террасе и попыхивала электронной сигаретой. Когда я подошла к ней и уселась рядом, меня окутал густой яблочный аромат.

– Почему ты мне не говорила? – спросила я и почувствовала себя преданной, как и во время разговора с мамой. Я считала маму и бабушку единственными людьми, которым могла полностью доверять.

– Это должна была сделать не я.

– Но ты могла попросить маму, чтобы она мне все рассказала.

– И что дальше? Ты бы познакомилась с ним и стала счастливее или несчастнее? – Она отложила электронную сигарету в сторону и наклонилась вперед. – Я не могла рисковать ни твоим счастьем, ни счастьем твоей мамы. Ричард не сделал ее счастливой, мы с ним не сошлись.

– Разве ты не говорила, что негативный опыт является частью нашей жизни и формирует нас?

– Я много чего болтаю, – недолго думая, ответила она. – Еще я говорю, что работа слишком сковывает тебя правилами, но ты же все равно ее не бросила, так?

– Ты меня не убедила.

– Он был надменным аналитиком, продавшим душу за профессию! Он ни на один день не взял бы на себя роль отца, которую ты ему приписываешь. Не позволяй надеждам управлять твоими решениями.

– Но он ведь любил маму?

Она кивнула.

– И он был верен – по крайней мере, так я думала, пока твоя мама не вернулась сюда, обливаясь слезами, потому что увидела его с другой. У нее чуть не начались схватки из-за стресса, если бы это произошло, мама родила бы тебя преждевременно. Этой боли я ему не прощу.

Я откинулась назад и посмотрела на небо сквозь густые кроны дубов и буков, росших в саду.

– Что ты скажешь, если я с ним свяжусь?

– Что ты уже взрослая, чтобы решать самой, но тут я его видеть не хочу.

– И это говоришь ты – человек, который обычно без вопросов принимает здесь совершенно посторонних? – удивленно спросила я.

– Они ведь не причинили вреда моей девочке, – ответила она. – Береги свое сердце, маленькая фея. Это единственный совет, который я могу тебе дать.

С другой стороны сада к нам подошла Шэрон. Сольвей неторопливо встала и разгладила кимоно. Сперва она выглядела немного уставшей, но потом расправила плечи, и ее стройное тело наполнилось новой энергией. Она потянулась ко мне, и я взяла ее за руку.

Бабушка крепко меня обняла.

– Пойдем, твоя мама приготовила ужин, не стоит задерживаться, иначе она весь вечер будет на нас ворчать, – сказала Сольвей как ни в чем не бывало.

Шэрон взяла ее под руку, и мы вместе пошли на кухню. Не говоря больше ни слова о моем отце, мы поужинали и с бутылкой красного вина стали ждать новолуния и гостей, желавших провести его вместе с Сольвей и Шэрон. Однако пока нас было всего четверо: мы смеялись, пили, но при этом каждая из нас думала о своем.

Что, если бы я встретила отца раньше? Разве это изменило бы мою жизнь? Возможно, Сол была права, и работа журналисткой слишком сильно вгоняла меня в рамки, из которых в какой-то момент было невозможно выбраться. Может, так случилось и с отцом? Знай он обо мне, он бы пожелал вернуться? Но мне-то нравилась моя профессия, ведь так? Я каждую неделю училась и трудилась, чтобы однажды перестать составлять для людей гороскопы, ведь они все равно в них особо не верили – нет, мне хотелось большего. Больше репортажей, больше интервью, а самое главное – писать больше статей, которые действительно могли бы изменить и улучшить мышление людей.

И тут я снова вспомнила о встрече с Уэстоном Джонсом, случившейся четыре года назад. Может, я продала душу за успех и воспользовалась его уязвимостью? Я этого не знала: тогда я была новенькой, без опыта, хотела чего-то добиться и поддалась энтузиазму начальницы, которая жила ради сплетен. Меня не должна была так сильно мучить совесть. Он был хвастливым и резким. Если из-за того, что кто-то узнал подробности о его состоянии, у него возникли проблемы, пусть поменяется сам.

Разве я могла все так упростить? Ведь я даже сейчас все еще помнила тот короткий миг, ту мимолетную искру, вспыхнувшую между нами.

6. Уэстон

Дева

Девы всегда полагаются на свой ясный ум.

Я стиснул руль. Свернув с узкой тропинки на улицу, где находился мой дом, я увидел на другой стороне белый фургон, который было ни с чем не перепутать. Рядом никто не жил, ездить сюда было незачем, поэтому оставался лишь один вариант. Эти проклятые папарацци все никак не могли угомониться и как стервятники выискивали скандальные истории. После моего ухода прошло уже достаточно времени – целых полгода, но, похоже, всегда находился кто-то, кому хотелось покопаться в мутных, тихих водах в поисках золота. Жалкое зрелище.

Я остановился позади фургона. Никакой надписи на нем не было: возможно, он принадлежал какому-то крошечному каналу, который все равно никто не смотрел. Мне не стоило о нем думать. Лучше было поехать дальше. Забыть про него. Но я не смог. Меня острыми когтями пронзила ярость, оставив после себя жгучую боль. Только из-за этих стервятников моя жизнь за секунду повернулась на сто восемьдесят градусов. И это еще не все. Я потерял дорогого мне человека, одного из тех, кто значит для меня больше всего на свете. Среди кучи льстецов было трудно найти кого-то, кто скажет тебе правду. Ричард был таким. Честным, невероятно преданным, настоящим другом. Чувство вины разъедало меня изнутри, образуя в груди дыру.

Нет, я не мог просто заехать к себе на участок, ничего не сделав. Поэтому вышел из машины и, сжав руки в кулаки, направился к фургону. Я изо всех сил заколотил по водительскому окну, и долговязый мужчина за ним вздрогнул.

Он осторожно опустил стекло, но совсем чуть-чуть, наверное, потому, что мой вид не предвещал ничего хорошего.

– Да? – раздался писк изнутри.

От этого я разозлился только сильнее. Он хотел выведать что-то интересное, при этом прямо не общаясь с жертвой? Извини, но со мной такое не пройдет.

– Проваливай, – рявкнул я. – Здесь смотреть не на что, лучше трать свое жалкое существование на что-нибудь другое, а не шпионь за незнакомцами, пытаясь разрушить их жизнь.

– Что?

– Ты меня понял. Еще раз тебя здесь увижу – разнесу твой фургон на части с тобой внутри.

Не дожидаясь ответа, я повернулся и пошел обратно. Загудел двигатель фургона, и этот тип смылся так быстро, как только мог. И правильно сделал.

Вернувшись к себе в машину, я попытался отдышаться и собраться с мыслями. Нельзя было поддаваться таким неприятностям и позволять им выбивать себя из колеи. Пора было наконец прийти в себя, но вдруг в горле стал неудержимо расти комок, и мне словно стало нечем дышать. Глаза зажгло, и на них выступили слезы, которые я вытер, испытывая при этом неподдельный гнев. Мне ужасно надоело так себя чувствовать. Беспомощность была не для меня.

Хокинг тихо вздохнул и зевнул, будто почуяв мое состояние. Это помогло мне взять себя в руки и свернуть к дому.

Все еще дрожащими пальцами я набрал цифровой код на терминале доступа, и высокие кованые ворота распахнулись. Открывавшийся вид каждый раз возвращал меня в реальность, и я понимал, что принял правильное решение. Дело в том, что полгода назад, когда я резко бросил жизнь в Лондоне, старый загородный дом в Кентербери попал мне в руки совершенно случайно.

Моих накоплений на него хватало, и долго раздумывать я не стал. Покрытый вьющимися растениями палладианский[16] дом семнадцатого века был построен из серого кирпича и украшен небольшими башенками с горгульями и узкими колоннами, окаймлявшими вход. Мне понравились фронтоны и окна эркера[17], а также огромная библиотека, которая влюбила в себя с первого взгляда: это было самое просторное помещение с обшитыми деревянными панелями стенами и высокими книжными шкафами.

Однако главной причиной, по которой я сразу решился купить дом, была обсерватория, располагавшаяся на краю утеса на участке в сто гектаров. Ее построили где-то в девятнадцатом веке и усовершенствовали несколько лет назад. Это место словно было создано специально для меня. Оно будто только и ждало, когда я его обнаружу.

Я заехал во двор, и ворота за мной закрылись. Под колесами захрустел гравий; наконец я припарковал «ауди» рядом с черным мотоциклом «Ямаха-Ви-Макс» и черным блестящим «бентли», похожим на автомобиль Джеймса Бонда. Хотя я никогда бы в этом не признался, я был рад, что сегодня мне не придется быть в одиночестве. Код доступа в мое владение знали только Кэмерон и Амброз, потому что им я полностью доверял.

Я вышел из машины и выпустил из багажника Хокинга, который с громким гавканьем спрыгнул вниз и побежал вокруг дома. Тем временем день уже сменили сумерки, но до окончательного заката оставалось еще два часа.

Я взял с пассажирского сиденья кожаный портфель с бумагами и поднялся по лестнице, ведущей к входной двери. На самом деле для одного человека здание было слишком большим, но мне нравилось ощущение свободы, которое охватывало меня дома. Старая квартира в Лондоне всегда казалась мне слишком тесной, однако переехал я совсем не из-за того. Настоящая причина девять месяцев назад заявилась ко мне сама.

Я открыл дверь и сразу услышал доносившиеся изнутри голоса, то и дело прерываемые лаем Хокинга.

Войдя в гостиную из коридора, я увидел, что широкая дверь террасы была уже открыта, а мои друзья сидели с пивом на удобных креслах. Светлые волосы Кэма, как обычно, были уложены в пучок, а его кожа выглядела загорелой; он улыбнулся мне, продемонстрировав ямочки на щеках.

– Что, опять не смогли дождаться нашей встречи?

– Уэст, ты же знаешь, как сильно мы по тебе скучаем, – ответил он.

Амброз протянул мне бутылку пива, я поблагодарил его и опустился в одно из свободных кресел. В застегнутой на все пуговицы строгой рубашке, очках с темной оправой и с зачесанными назад черными волосами он выглядел, как всегда – будто библиотекарь, которым он, по сути, и был. Проработав некоторое время в Лондонской библиотеке, он исполнил свою мечту. Теперь у друга был собственный небольшой книжный магазин в центре Лондона, и он нашел свое призвание – так же как и Кэм, ставший профессиональным экстремальным скалолазом и проехавший полмира. Я один сбился с пути, которому следовал с юности.

Хокинг сунул голову мне под руку, словно желая меня подбодрить, и я его погладил.

– Ну что, как там дети? – спросил Кэм, который все никак не мог понять, почему я бросил работу на стриминговом сервисе.

Конечно, он понимал, что мне было необходимо отдохнуть, но для него оставалось загадкой, зачем из-за этого я перевернул всю жизнь с ног на голову. Ему был не нужен ни постоянный дом, ни безопасная гавань, куда все время можно вернуться, и, честно говоря, я и сам не считал себя одним из тех, кто в этом нуждался. Но мне надоели вечные поездки и беготня, жизнь на пустых, безликих исследовательских станциях, время в перерывах между мероприятиями и квартира, которой я почти не пользовался.

– У них все хорошо, – ответил я. – Учатся прилежно.

– Радуйся, что у тебя нет таких ребят, какими были мы, – с ухмылкой сказал Кэм.

– Нам бы делали замечания вдвое реже, если бы ты не подстрекал сбегать по ночам и ходить на пляж, – потягивая пиво, заметил Амброз.

– Брози, да перестань: никто, кроме меня, не вытащил бы вас из зоны комфорта.

– Так может, нам было в ней хорошо.

Кэм рассмеялся.

– Не забывай, что Мэдди Макадамс поцеловала тебя только из-за меня. Если бы я не пригласил ее и ее симпатичную подружку составить нам компанию, у тебя бы так и не было первого поцелуя.

Амброз со вздохом закатил глаза. При этом он до сих пор выглядел как итальянская модель, пусть и не любил, когда ему так говорили. Он пользовался популярностью у девушек, и Кэм не имел к этому никакого отношения. Однако пока наш друг не нашел ни одной, которая бы соответствовала его высоким требованиям, причем в долгосрочной перспективе.

– Думай, что хочешь, мне без разницы. Я буду у тебя в долгу за этот поступок вечно.

– Это я и хотел услышать, – сказал Кэм, поднял бутылку и отпил пива.

– Не странно – снова там оказаться? – на сей раз Амброз задал вопрос мне.

Я ненадолго задумался и поковырял этикетку бутылки.

– Я солгу, если скажу «нет». Порой это и в самом деле странно, особенно потому, что я занимаю то же место, где был с нами Ричард. Говорю то же самое, чему он учил нас. – Друзья понимающе кивнули, их лица помрачнели. – Но в то же время мне кажется, что так я словно стал к нему ближе – понимаете, о чем я? Словно мне надо этим заниматься, чтобы продолжить его наследие.

– Да, конечно, – сказал Амброз. – Вы были особо близки, ты был ему как сын. – Он поднял бутылку. – За Ричарда.

Мы с Кэмом повторили за ним. Внутри снова вспыхнула тупая боль от чувства вины, глубоко засевшего у меня в груди. Мои друзья знали многое. Но до сих пор не все.

– За Ричарда. И астрономию! – ответил Кэм, мы чокнулись бутылками, однако неприятное чувство никуда не исчезло.

Хокинг снова уткнулся мне в руку.

– Похоже, кто-то проголодался.

Я встал.

– Спасибо за заботу, я и впрямь умираю с голоду, – сказал Кэм и потер живот.

– Вообще-то я про собаку.

– И если бы не я, ты бы до сих пор называл беднягу просто собакой. Как так можно? – Хокинг подошел к нему, и Кэм потрепал его по шерсти и заговорил тоненьким голосом, как делали многие, разговаривая с животными или маленькими детьми. Мне это казалось невыносимым. – Правда, мой мальчик, хороший мальчик Хокинг? Ты ведь заслужил достойное имя!

Я со вздохом закатил глаза.

– Ладно, стейки для собаки и для нас. Кэм, включи гриль, чтобы он пока нагрелся.

– Будет сделано!

* * *

Спустя час я открыл купол обсерватории, и мы с Кэмом и Амброзом по очереди смотрели в телескоп на темное ночное небо, а Хокинг лежал в своей лежанке в углу и умиротворенно дремал. Я бывал здесь очень часто, однако каждый раз вид по-прежнему казался удивительным. Наверное, я никогда не смогу наглядеться на эту картину. Способен ли человеческий разум вообще когда-нибудь постичь и по-настоящему понять Вселенную? Раскрыть все подробности, которые только можно? Я в это не верил, и именно это меня и привлекало. Это был неисчерпаемый источник вопросов, на которые нужно было ответить.

Потягивая пиво и сменяя друг друга у телескопа, мы любовались космическими туманностями, четырьмя галилеевыми спутниками Юпитера, галактиками, находившимися на расстоянии миллионов световых лет, или Сатурном с кольцами. Новыми звездами, которые рождались, или старыми, погибавшими в огне.

Мы словно смотрели в постоянно менявшуюся бесконечность. В нечто противоположное застою. Нечто совершенное.

7. Нова

Рак

Раки не склонны рисковать.

– Когда это мучение уже закончится? – прошептал мне коллега Уильям, пока мы стояли на кухне редакции и пили за счастье будущей мамы. Казалось, будто сотрудники «Станнинга» собрались в маленькой комнате подобно стаду овец в предвкушении сенсации. – Подожди еще: скоро Мелани будет с утра до вечера говорить только о детской одежде, детском питании, детской рвоте, именах и обо всем, что нужно для ребенка.

Я толкнула Уилла локтем в бок.

– Прекрати, дай ей порадоваться, – резко прошипела я и подняла бокал с шампанским в сторону нашей коллеги, которая только что закончила речь и теперь всем улыбалась, словно светясь изнутри, как бывало у многих беременных. Уилл повернулся к кухонному гарнитуру, у которого мы стояли, и взял одну из маленьких пицц, принесенных Мелани.

– Мне уже ее жаль. Ей придется все время прислуживать слюнявому сосунку, – промямлил он с набитым ртом и нацепил фальшивую улыбку, снова повернувшись к остальным.

– Не будь таким озлобленным, – ответила я.

Уилл вздохнул.

– Дай мне позлиться. Если уж кто и имеет на это право, так это я.

Он печально улыбнулся. На самом деле мой коллега и друг Уильям не был плохим человеком: он просто переживал очень неприятное расставание со своей любовью Лили, с которой встречался еще с детства. Они даже были помолвлены, но два месяца назад она сбежала с массажистом, к которому ходила на сеансы, как бы банально это ни звучало. Теперь Уиллу нужно было начинать все сначала. Ходить на неудачные свидания, знакомиться с людьми, которые в какой-то момент просто переставали отвечать на звонки и сообщения или оказывались слишком навязчивыми. Я отчасти понимала его негодование, пусть и не была так одержима поиском счастливых отношений. Благодаря маме и Сольвей я знала, что моя ценность не измеряется каким-то мужчиной.

Когда группа начала постепенно расходиться, мы опустошили бокалы с шампанским, поздравили Мелани лично и пошли по коридору обратно в наш общий кабинет.

– Как провела выходные? Что на сей раз выкинула твоя бабушка? Помоги мне отвлечься.

– Ой, я как раз могу рассказать тебе кое-что хорошее.

Я села на свое место напротив его стола.

Уилл высунул голову из-за монитора и с любопытством посмотрел на меня.

– Звучит интересно.

Я поведала ему об уборке на чердаке, о своей находке и последующем разговоре с мамой.

– Что? Ты серьезно?

Его глаза немного округлились.

– Я уж точно это не выдумала.

– Твой отец? С ума сойти! – сказал Уилл, на что я напряженно пожала плечами. – И ты будешь его искать?

– Честно говоря, пока не уверена. Понимаешь, прошел ведь не год и даже не два. Он ничего не знал обо мне двадцать восемь лет. Если это стало шоком для меня, то каково будет ему?

– Тебе нужно его найти! Нова, у тебя есть отец, и ты можешь с ним поговорить!

Страх перед тем, что меня ожидало, пересиливал любопытство. Или все-таки нет?

Наша начальница Джеральдина прошла мимо открытой двери кабинета, и мы быстро вернулись к работе. Внешне казалось, что я полностью поглощена составлением гороскопов на предстоящую неделю, однако в голове у меня вихрем кружились мысли. Да, прошло много лет, но разве это было причиной тратить еще больше времени только потому, что я боялась?

Мне ведь давно втайне хотелось поменять что-то в работе и в жизни. Куда подевалась смелая и увлеченная своим делом юная девушка, которая смотрела на меня из зеркал в начале моей журналистской карьеры? Как и почти все остальные люди на этой планете, я погрязла в рутине. Я каждый день писала гороскопы и небольшие статьи для не особо успешного женского журнала, несколько раз в неделю виделась с друзьями, иногда встречалась с какими-то парнями лишь затем, чтобы понять, что у нас ничего не получится, а по выходным навещала семью. Такой и была вся моя жизнь; разве я не жаждала приключений?

Я солгала бы, если бы сказала «нет».

Я с замиранием сердца открыла браузер и немного помедлила, прежде чем набрать в поиске имя Ричард Малрой. Две секунды, пока не загрузились картинки и текст, показались мне вечностью. Наконец передо мной появилась его фотография.

Затаив дыхание, я уставилась на мужчину лет пятидесяти. У него были темно-каштановые волосы, которые казались довольно густыми для его возраста и по оттенку напоминали мои собственные, его серые глаза, окруженные морщинками. Он выглядел милым – прямо как какой-то дружелюбный сосед из дома напротив. Впрочем, так выглядели и многие серийные убийцы: одна лишь внешность ничего не говорит о человеке. Тем не менее мне захотелось разузнать о нем больше: журналистка во мне словно очнулась от сна.

Я нажала на поиск картинок, и на мониторе появилось несколько фотографий. На многих он читал лекции, стоя у экрана или перед рядами студентов. На других он общался с влиятельными на вид людьми на конференциях, и казалось, что среди картинок совсем не было личных снимков. Я не находила ни семейных фотографий, ни профиля в социальных сетях. Возможно, женщина, которую тогда увидела мама, вовсе не была его новой подружкой?

Я открыла отрывок статьи из Университетского колледжа Лондона. Судя по всему, он преподавал там астрофизику и астрономию. Узнав об этом, я улыбнулась, поскольку отец любил звезды не меньше меня, и, наверное, отчасти это и связывало их с мамой. Я прямо-таки видела, как он спорил с Сольвей на тему астрономии и астрологии.

Я читала о человеке, который отдавал всю жизнь студентам и тратил кучу времени на работу. На многих фотографиях он был с молодежью, и что-то подсказывало мне, что он мог быть не таким уж и плохим; возможно, для некоторых он даже служил образцом для подражания. Однако чем дальше я читала, тем мрачнее становился тон статьи, и наконец я дошла до фразы, от которой по телу побежали мурашки.

Поэтому мы скорбим о смерти одного из самых удивительных людей, астрофизика и друга, погибшего в результате несчастного случая…

Я потрясенно перешла обратно в поисковик и снова набрала его имя, прокрутила страницы вниз и в самом деле обнаружила сообщение о похоронах Ричарда, на которых чуть не закрыли лондонское кладбище из-за того, что пришло очень много людей. Ричард был… На меня нахлынула сильная грусть. Мне не хотелось об этом думать. «Ричард оставил после себя работу в Университетском колледже Лондона и своих студентов».

Ни жены, ни детей, помимо меня. Вопреки мнению мамы, что он якобы променял ее на другую, он посвятил всю жизнь работе. Неужели это и было причиной, по которой они с мамой разорвали отношения? Я открыла еще несколько фотографий. На них были грустные люди в темной одежде. Мой взгляд упал на высокого мужчину на заднем плане. На нем был черный костюм и темные солнцезащитные очки, он стоял, сунув руки в карманы брюк, и глядел себе под ноги. Погодите-ка.

Я увеличила фотографию, поскольку что-то в этом человеке показалось мне знакомым. Неужели это… Боже, со времени моей встречи с Уэстоном Джонсом прошли годы, но его мне не забыть никогда. Тогда я написала о нем статью и благодаря ей снискала расположение начальницы.

Я вернулась к фотографиям, полистала статьи и сайт колледжа, а потом наткнулась на снимок, словно сделанный раньше остальных. На нем Ричард, смеясь, стоял рядом с Уэстоном, которому на вид было чуть за двадцать. Он казался значительно дружелюбнее и веселее, чем во время нашей встречи, и даже выглядел довольно милым с растрепанными темно-каштановыми волосами и трехдневной щетиной, которая была у него уже тогда. В студенческие годы он наверняка разбил немало женских сердец.

Я набрала их имена и увидела множество сайтов, где были сведения сразу о них обоих. Эти двое провели вместе большое количество конференций и лекций, а также в нескольких интервью Уэстон, будучи телезвездой, называл Ричарда наставником и близким другом. Я сразу поняла, почему во время моих первоначальных поисков его имя показалось мне слегка знакомым. Чем глубже я копала, тем сильнее убеждалась, что отец и Уэстон были не просто преподавателем и студентом – их связывало нечто большее. Отец Уэстона рано умер: возможно, поэтому он видел в Ричарде папу? Мне почему-то было больно осознавать, что Ричард был для него тем, о ком всегда мечтала я сама.

Уэстон Джонс бросает карьеру

После того как его наставник Ричард Малрой погиб в аварии, Уэстон Джонс на самом пике карьеры поспешно уволился с работы на стриминговом сервисе и, согласно журналистским расследованиям, переехал в старинный особняк в Кентербери. Он отрезал все связи с общественностью, не только разозлив поклонников, но и заплатив платформе пятизначную сумму из-за досрочного расторжения контракта и нарушения правил…

Я глубоко вдохнула и посмотрела в окно: мне нужно было осмыслить, что я только что прочла. Ричард, мой отец, которого я никогда не знала, был мертв. У меня уже не будет возможности с ним встретиться. Однако, судя по всему, он был хорошим человеком и многих вдохновлял. Прежде всего Уэстона Джонса. Уэстона Джонса, который был полной противоположностью Ричарду. Который думал, что мир вращается вокруг него и его многочисленных достижений в науке. Который отпускал высокомерные шутки об астрологии и считал себя важнее всех на свете. И который, возможно, был моей единственной зацепкой, чтобы узнать больше об отце. Я сложила два плюс два и, недолго думая, резко встала.

– Что такое? – удивленно спросил Уилл.

– Я сейчас!

Я помчалась в кабинет нашей начальницы и трижды постучала. Когда изнутри донеслось «войдите», я толкнула дверь, и Джеральдина ошарашенно подняла глаза.

– Нова, что случилось?

– Помнишь статью, которую я написала здесь во время испытательного срока? – я сразу перешла к делу.

– Конечно, – ответила начальница.

– Возможно, у меня получится снова подобраться к Уэстону Джонсу, так что я хочу написать еще одну, – твердо сказала я, поскольку у меня в голове уже созрела идея. Я могла узнать больше об отце и в то же время получить шанс разорвать порочный круг, в котором находилась. Уж как-нибудь выясню, где он сейчас был. В одной статье писали о Кентербери – уже хоть какая-то отправная точка, – а еще о каком-то лагере неподалеку. Может, эти сведения были как-то связаны?

Едва закончив говорить, я заметила, что глаза Джеральдины заблестели. Она не всегда вела себя справедливо или особенно любезно по отношению к сотрудникам, но в своем деле была голодной львицей.

– Закрой дверь и, пожалуйста, сядь. Что ты имеешь в виду?

Я послушалась ее и села.

– Я выяснила, где сейчас Уэстон Джонс, и мне нужна еще одна возможность с ним пообщаться. Моя первая статья принесла нам известность, верно? К тому же журнал лучше продавался. – Я поставила на карту все, поскольку знала, что была права. В первую очередь начальнице нужен был успех и хорошая репутация. – Я уверена, что смогу разузнать об Уэстоне Джонсе больше, чем пишут в газетах, выяснить, почему он отошел от дел.

Хотя я знала официальную причину, я чувствовала, что за ней скрывалось нечто большее. Гораздо большее. И что это наконец поможет мне продвинуться в карьере и станет приключением, о котором я так мечтала.

– И ты думаешь, что он просто согласится дать тебе интервью? Ты не первая: пробовали уже многие.

– Да, тогда тоже, и у меня получилось, так ведь? – уверенно ответила я.

На губах начальницы появилась легкая улыбка, и она сложила руки на столе. Я однозначно ее заинтересовала.

– Если у тебя выйдет уговорить мистера Астрономию на интервью и еще вдобавок разведать что-то, что он пытается скрыть, тогда я, пожалуй, возьму тебя новой обозревательницей, раз уж Мелани уходит в декретный отпуск.

– Правда? – спросила я, поскольку дело приняло довольно неожиданный оборот. Пусть я и подумывала вообще уйти из журнала и заняться более серьезной журналистской работой, сейчас у меня появилась возможность продемонстрировать свои способности, чтобы в дальнейшем Джеральдина учла мои достижения.

– Мне нравится, как ты мыслишь, ты отлично работаешь, а я уже давно раздумываю над тем, кто подойдет на эту должность. Конечно, есть и другие претенденты, но эта статья очень поможет тебе их обойти.

– Когда я могу начать? – с воодушевлением спросила я.

– Закончи дела на сегодня и подыщи себе жилье. Тогда можешь сразу от меня уезжать и в ближайшее время работать в дороге. Чем скорее, тем лучше.

– Договорились.

8. Уэстон

Дева

Девы обладают сильным чувством долга и ответственности.

– А это белый карлик, – закончил я объяснять жизненный цикл звезды и указал на экран позади. Сегодня стоял дождливый, ветреный день; сквозь толщу облаков не было видно ни крошечного кусочка неба. Из-за этого я ушел с детьми в один из классов. Мы раздвинули столы и расстелили на полу пледы. Ребята гладили Хокинга, который лежал между ними и был совершенно не против, они внимательно меня слушали.

Когда я бывал в лагере подростком, я как губка впитывал все, что интересовало меня на тему астрономии, но никогда не понимал типичной концепции обучения в школах и университетах. Дети сидели перед кем-то за партами, и им часами пытались вдолбить пустой материал, и только меньше половины действительно хоть что-то запоминали.

Мне нравилось проектное обучение, обсуждения, практические занятия и активность в группе. Именно так преподавал Ричард, тем самым поощряя мое увлечение.

Ветер хлестал дождем по окнам, и дети сильнее закутались в пледы.

– Белые карлики очень плотные. Масса чайной ложки белого карлика на Земле весила бы так же, как слон.

– Ничего себе!

По рядам пронеслось всеобщее удивление.

– А белые карлики могут умереть? – спросила Эмили, почесывая между ушами Хокинга, который положил морду ей на бедро и довольно сопел. Ее светлые волосы спадали на повязку у нее на голове.

– Да, могут, как и все звезды. Они остывают. Вначале они ужасно горячие и излучают мощную энергию, но со временем меняют цвет с оранжевого на красный и в конечном итоге зовутся черными карликами. Этот процесс занимает несколько миллиардов лет.

– Круто!

– Но считается, что во Вселенной вообще нет черных карликов, – закончил я, скрестил руки на груди и прислонился к одной из парт у стены.

– Значит, Вселенная еще не такая старая? – заинтересованно спросил Бенни.

– Согласно тому, что нам известно на данный момент, ей предположительно тринадцать целых и восемь десятых миллиарда лет.

Дети снова ахнули от удивления.

– Это же невероятно много, – с легким австралийским акцентом отметил Джордж и вытаращил глаза.

– Да, на самом деле наши человеческие жизни – всего лишь пук во Вселенной, – сказал Майк, на что остальные рассмеялись, и мне тоже пришлось подавить улыбку.

– Довольно назойливый пук, если за это время у нас получилось стереть с лица Земли столько всего, – ответила Эмили и была очень даже права.

Вдруг в дверь постучали, и сразу после она открылась. Хокинг с надеждой поднял глаза и слегка завилял хвостом, увидев Шарлотту. Однако вставать не стал: видимо, ему не хотелось уходить от гладивших его детей.

– Уэстон? Можно тебя на минутку? Кристи хочет с тобой поговорить. Я пока присмотрю за ребятами, ты не против? – предложила она.

– Конечно, – кивнул я в ответ и одновременно задумался, что понадобилось от меня директору лагеря во время занятия. – А вы продолжайте общаться. Хокинг останется с вами, – сказал я, и он в тот же миг снова спокойно опустил голову.

Я вышел из класса и зашагал по светлым коридорам главного здания к кабинету Кристи, по дороге мельком взглянув на висевший плакат – приглашение на закрытие лагерной смены в конце лета. Но об этом мне думать точно не хотелось, и я снова вернулся к мыслям о Кристи и вопросу, зачем она меня вызвала. Обычно мы обсуждали что-то после занятий, а не во время, но сейчас на это явно была какая-то причина.

Я постучал в дверь ее кабинета и вошел. Первым делом я увидел затылок брюнетки, сидевшей на одном из двух стульев перед столом Кристи. К нам пришла новая вожатая? Но какое к этому отношение имел я? Как правило, им помогали освоиться более опытные сотрудники.

– Уэстон! – встретила меня Кристи и указала на свободное место. – Пожалуйста, садись, мне нужно с тобой кое-что обсудить. – Она приветливо улыбнулась девушке и, казалось, была в полном восторге. – Или, вернее сказать, с вами обоими.

Я сел и осмелился взглянуть направо. Этот профиль… Эти глаза, которыми она по-прежнему упорно смотрела вперед, на Кристи. Вот черт. Я сразу понял, что это была за девушка.

– Это… – начала Кристи.

– Нова Старон, – закончил я фразу за нее и не смог скрыть негодования.

Разумеется, скандальные статьи обо мне писали и до нее, но она первая сумела каким-то образом задеть меня своими словами. Эта журналистка просто случайно застала меня в редкую минуту уязвимости и воспользовалась этим в своих целях. Она была такой же пираньей, как и все работники прессы, и определенно подтвердила мои предубеждения о ней.

Но зачем она теперь приехала сюда? Наверное, только потому, что выведала, где я нахожусь, и хотела снова использовать меня ради своей проклятой работы. Я крепко вцепился в стул.

– Неважно, что вы хотите обсуждать – я ухожу, – твердо сказал я и уже собирался встать, как Нова вдруг повернулась ко мне и пристально на меня посмотрела.

Взгляд ее светло-карих глаз поразил меня как молния. Конечно, в плохом смысле. Я почувствовал презрение, неприязнь и в то же время неистовое влечение, происхождение которого я не понимал.

– Уэстон, сядь, – велела мне Кристи тоном, которому не мог сопротивляться даже я.

Ей было за шестьдесят, она была ростом в полтора метра, и у нее были большие голубые глаза. Однако она умела одним словом утихомирить не только целую толпу взволнованных детей, но и любого взрослого, включая меня. Я уважал ее и любил. Вздохнув, я опустился обратно на стул. Выбора у меня все равно не было.

– Я могу тебя понять, Нова рассказала мне все подробности вашей первой встречи, – объяснила Кристи, и я снова удивленно посмотрел на журналистку.

В ее взгляде будто читалась вина, и, хотя она еще не сказала ни слова, на моем щите появилась небольшая трещина. Черт возьми.

– Она приехала не для того, чтобы повторять прошлые ошибки.

Я недоверчиво рассмеялся.

– Ты все еще работаешь журналисткой? – прямо спросил я, не обращая внимания на слова Кристи.

Она вздернула подбородок.

– Да, работаю, однако здесь я по другим причинам. Ты знаешь, что я обожаю астрологию и…

– И что ты тогда подумала? Что именно этот лагерь идеально подходит, чтобы чем-то заняться? Как-то не похоже, что это просто случайность, да?

– Уэстон, – предостерегла меня Кристи, но это на меня почти не подействовало.

– Чтобы придать своей жизни смысл, – сказала Нова, и все ее лицемерные слова были насквозь пропитаны ложью.

– Как долго ты заучивала эту фразу, пока она не стала звучать так, чтобы тебе могли поверить?

Нова расправила плечи и сделала глубокий вдох. Ей явно нужно было взять себя в руки. Из-за Кристи? Так как она боялась, что не сможет осуществить свой план?

– Нова, как и ты, приехала сюда, чтобы немного отдохнуть и присоединиться к нам.

– Присоединиться? – с сомнением спросил я. – Чтобы учить чему-то детей? Тому, как, будучи журналисткой, лучше всего разрушить жизнь другому и при этом хорошо спать по ночам?

– Тебе не кажется, что ты немного преувеличиваешь? Я ведь просто написала правду!

Вот она была снова. Эта воинственная искорка, из-за которой ее карие глаза цвета виски начинали сверкать.

– В чем же заключалась правда? – спросил я.

– В том, что такого надменного человека, как ты, найти непросто, и, как я вижу, за последние годы это все еще не изменилось.

Она скрестила руки на груди как капризный ребенок и, фыркнув, сдула с глаз косую челку. Я едва сумел сдержать смех.

Снова посмотрев на Кристи, я увидел у нее на лице широкую улыбку. О нет. Я знал этот взгляд, и в данном случае он явно не предвещал ничего хорошего.

– Мне нравится, как вы общаетесь, столько бурных эмоций, – сказала она и замахала между нами руками.

– Это ты про какие эмоции? Отвращение или ненависть? – ответил я.

– Но я не сомневаюсь, что вы прекрасно управитесь с детьми, – оставила без внимания мое замечание Кристи.

– Что все это значит? – проворчал я.

– Что я считаю, что твои занятия освещают только одну сторону медали.

– Только одну сторону? – Я не мог поверить своим ушам. – То есть ты хочешь сказать, что готова сравнить такую чушь, как астрологию, с настоящей наукой? Я правильно понимаю?

– Я хочу сказать, что время от времени нужно расширять кругозор. Уж кому-кому, а тебе должно быть это известно.

– Да, расширять кругозор с помощью того, чего не существует!

Черт, как же меня раздражал этот разговор.

– Дети должны разобраться сами. Я хочу, чтобы вы работали вместе.

– Как ты себе это представляешь? Это как если бы священнику пришлось строить дом с атеистом!

– Именно, и это пойдет на пользу обоим, ведь они смогут взглянуть на мир под другим углом. Воспринимай это как возможность, Уэстон, ты ведь умный человек.

Кристи все еще улыбалась, в то время как я потерял дар речи. Что я должен был на это ответить? Она действительно собиралась это провернуть.

– Полный план занятий на следующие несколько недель уже составлен, – едва слышно сказал я.

– Тогда вам придется сесть и его переделать. Лучше всего займитесь этим прямо сегодня. С этого момента Нова будет работать с нами, поскольку идея объединить эти две темы кажется мне просто замечательной.

Черт возьми, нет! Когда я посмотрел на Нову, ее лицо совсем ничего не выражало. На нем не было ни радости, ни отвращения, которое она явно ко мне испытывала. Я все еще не мог понять, что за игру она здесь устроила. Ей захотелось еще раз покопаться в грязи и раскрыть то, чего до сих пор никому не удавалось. Но почему именно сейчас?

Кристи встала и протянула Нове руку.

– Вот и отлично – мы со всем разобрались, добро пожаловать в команду.

Нова тоже поднялась, и женщины пожали друг другу руки, а я лишь наблюдал за этим нелепым зрелищем словно побитая собака. Я работал здесь всего две недели и не мог как-то повлиять на Кристи. Она всегда могла найти другого учителя астрономии. Не лагерь нуждался во мне, а я – в лагере.

Я подавил презрение и глубоко вздохнул. Сейчас я признал себя побежденным перед Кристи, но это не означало, что я смирюсь и не стану сопротивляться ее решению. Нова не могла приехать сюда и одним щелчком пальцев разрушить все мои планы. По-видимому, я смогу выбраться из этой ситуации только если сделаю вид, что согласен играть по их правилам.

– Поскольку сейчас дети все равно у тебя, было бы здорово, если бы ты мог сразу познакомить их с Новой, – сказала Кристи и повернулась ко мне. – А после покажешь нашей новой коллеге лагерь. Что скажешь?

– Что жду не дождусь, – с сарказмом ответил я, и Кристи рассмеялась.

– Тогда желаю отличной совместной работы.

Я встал и поспешил на улицу, не дожидаясь Новы. Она быстро зашагала за мной, но я не обращал на нее внимания. Меня слишком злило то обстоятельство, что с этой минуты дети будут узнавать не только факты, но и полную чушь о знаках зодиака и о том, как положение звезд влияет на чувства людей. Однако меня тревожило не только это. Проблема заключалась в самой Нове: находиться рядом с ней мне было противно. И при этом я даже не мог определить причину: то ли я просто не выносил ее, так как она продала меня и других ради скандальной истории, то ли все дело было в том, что тогда на заднем дворе я почувствовал что-то, что явно не имело ничего общего с ненавистью или неприязнью. Что-то, из-за чего я теперь мог лишиться кропотливо созданного щита.

– Ты не мог бы помедленнее? Если не сложно, – попросила она, тяжело дыша, как будто пробежала марафон.

Я оказал ей услугу и резко остановился, а потом посмотрел на нее. Она слегка отпрянула, наверное, из-за моего сурового выражения лица.

– Да уж, ты просто замечательно все придумала, – проворчал я и стиснул зубы. – Отыскать меня здесь, вскружить голову Кристи, таким образом заполучив сведения для новой истории, правильно?

Она замешкалась, и я счел молчание за утвердительный ответ. Я даже не заметил, что подошел к ней, и она зашагала назад, пока не уперлась спиной в стену. Ее глаза, не мигая, смотрели на меня, но в них не было страха перед моей угрожающей позой. Она оказалась более стойкой, чем я предполагал. Ее взгляд был полон упрямства. Которое разозлило меня еще больше.

– Как ты уговорила Кристи? Что ты ей наврала? – резко спросил я.

– Чем тебя не устраивает астрология? – тихо поинтересовалась она.

– Она неправдоподобна.

– Чувства тоже, – ответила Нова и на секунду взглянула на мои губы. В этот краткий миг я ощутил нечто неописуемое.

– Поэтому я и держусь от них подальше, – твердо ответил я, и она снова удивленно посмотрела мне в глаза. Я собрался с мыслями, а потом сделал шаг назад, чтобы между нами было немного свободного пространства. В этот момент мимо нас прошла группа детей с двумя вожатыми. Мы пропустили их, и, когда они скрылись в конце коридора, я вздохнул.

– Ты хочешь денег? Что мне нужно тебе дать, чтобы ты снова уехала?

Нова недоверчиво рассмеялась.

– Ты что, шутишь?

– Разве похоже, что я шучу? Тебе ведь почему-то нравится распространять слухи о жизни других людей для любителей скандалов. Что тебя привлекает? Слава, внимание или действительно просто деньги?

Она скрестила руки на груди и сердито сдвинула брови.

– Засунь свои деньги куда-нибудь в другое место и свое высокомерие – тоже.

– Ты ведь понимаешь, что у нас с тобой никогда ничего не получится! Такой мазохисткой не можешь быть даже ты. – Я сделал глубокий вдох и выдох. – Если ты в самом деле приехала без корыстных целей, то почему именно туда, где нахожусь я?

– Потому что Кристи – необыкновенно непредвзятый человек, который не осуждает других и дает шанс всем.

– Но ведь ты не знала Кристи до того, как здесь появилась! – Я сжал губы. Она же должна была понимать, что я видел ее насквозь. – Завтра ты отсюда уедешь, – сказал я ей сквозь зубы и пошел прочь. Она зашагала за мной и вдруг схватила меня за руку. Мне захотелось вырваться, проигнорировать ее, снова вычеркнуть из своей жизни, поскольку она была в ней лишь крошечным темным пятнышком, которое почти ничего не значило. Тем не менее я остановился.

Она отпустила меня и встала передо мной.

– Ты ведь не хуже меня знаешь, что я не уйду, – сказала она, и я c отвращением осознал, что она была права. – Поэтому лучше просто сдайся: так ты облегчишь жизнь нам обоим.

– Думаешь… – угрожающе тихим голосом начал я и слегка наклонился к ней. Ее губы были приоткрыты, и я на секунду взглянул на них. Мое тело сразу среагировало, вспомнив тот краткий миг на заднем дворе, когда я задумался о том, каково было бы ее поцеловать. – Думаешь, я бы столько добился, если бы всегда просто сдавался?

– Я всего лишь знаю, что на этот раз у тебя нет другого выбора, – прошептала она и снова посмотрела на мои губы. Черт возьми! – Я. Не. Уйду, – сказала она как отрезала, подчеркнув каждое слово.

Я с трудом сглотнул, собрался с мыслями, ведь думал совсем не о том, и сделал шаг назад.

– Мы разделим занятия. Ты будешь проводить половину из них, и тогда нам не придется никак пересекаться, – хрипло сказал я. Правда, идея отдавать ей свои часы мне совсем не нравилась. В свободное время на меня накатывали воспоминания.

– Мне кажется, Кристи представляла это не так.

– Мы планируем занятия сами. При детях лучше не ссориться: им от этого пользы точно не будет.

– Есть еще второй вариант: мы можем взять себя в руки, не задумывался? – нагло спросила она. – Мы взрослые люди, и все это произошло много лет назад.

Говорят, что время лечит, но я считал это заблуждением. Я не сомневался, что никогда не смогу забыть о смерти Ричарда или бесчисленных предательствах со стороны прессы.

Но Нова знала, что у нее было преимущество. Что еще мне оставалось делать в этой ситуации? В деньгах я не нуждался, поскольку мало тратил и накопил достаточно благодаря гонорару и прежней работе в качестве научного консультанта и преподавателя университета. Я мог бы уволиться из лагеря и отдохнуть, снова забаррикадироваться у себя дома и отгородиться от мира. Но так мне не станет лучше. Дети и занятия приносили мне радость, и я не собирался отказываться от этого из-за какой-то своенравной журналистки из посредственного бульварного журнала. Почему я вообще так боялся, что она сможет со мной хоть что-то сделать? Это ведь был идеальный способ доказать самому себе, что это не так, что надо мной никто не властен. Что я смогу справиться с этой болью, вернуть контроль над собой.

– Ладно. – Я расправил плечи. – Возьмем себя в руки.

Она выглядела чересчур самодовольной из-за того, что я дал слабину, и мне снова захотелось просто бросить ее и уйти.

– Теперь я хочу познакомиться с детьми.

Не проронив больше ни слова, мы вместе отправились обратно в класс. Когда я открыл дверь, все подняли глаза, а Хокинг медленно встал, с зевком потянулся, а потом, опустив голову, побрел ко мне. Я сделал шаг в сторону и повернулся к Нове, которая слегка вздрогнула. Ее реакцию прекрасно можно понять. Люди всегда были потрясены, впервые сталкиваясь с таким огромным животным.

Когда Хокинг подошел ко мне, я почесал его между ушами, и он прижался к моей ноге, с любопытством разглядывая Нову.

– Он не укусит, – тихо сказал я, ведь не мог не успокоить Нову – это было бы несправедливо. – Это Хокинг.

Нова слегка улыбнулась, и я разозлился на себя из-за того, что не мог отвести взгляд от ее лица. Я откашлялся и посмотрел на ребят. Хокинг сделал шаг к Нове, и она протянула руку, чтобы он ее обнюхал. Пес воодушевленно подошел еще ближе и уткнулся носом ей в ладонь. Она принялась его гладить и мягко рассмеялась.

– Ребята, это Нова. Отныне она тоже будет работать здесь вожатой и учить вас… – Мне снова пришлось откашляться. – Астрологии.

– О, круто!

– Знакам зодиака и всему такому?

– Это так интересно! – раздались голоса детей.

– С сегодняшнего дня мы будем проводить занятия вместе, – с трудом произнес я и бросил взгляд на Шарлотту, которая выглядела такой же удивленной. Она работала здесь вожатой уже третий год. Странно, что ее поразило спонтанное решение Кристи: неужели такое было в первый раз?

Она с улыбкой подошла к нам и протянула Нове руку.

– Привет, я Шарлотта, добро пожаловать в команду.

Они поздоровались, а я вернулся к столу и, скрестив руки, облокотился на него. После того как Шарлотта вышла из класса, а Хокинг вернулся на свое место между детьми, Нова подошла ко мне и повернулась к ребятам. Я упрямо уставился в противоположную сторону.

1 Роуэн Аткинсон (англ. Rowan Atkinson) – британский актер, наиболее известный по комической роли Мистера Бина в одноименном телесериале. Здесь и далее примечания переводчика.

2 В переводе с англ.: «Астроярмарка».

3 Шелдон Купер (англ. Sheldon Cooper) – вымышленный персонаж, один из главных героев телесериала «Теория Большого взрыва», физик-теоретик, известный странным характером и отсутствием эмпатии.

4 Бенни Хилл (англ. Benny Hill) – английский актер и комик, создатель популярной программы «Шоу Бенни Хилла».

5 В переводе с англ.: «потрясающий».

6 В переводе с англ.: «Разбуди меня, прежде чем уйдешь», известная песня английского дуэта Wham!, состоявшего из Джорджа Майкла и Эндрю Риджли. Коллектив пользовался популярностью в восьмидесятых, но некоторые их песни являются хитами до сих пор (например, рождественская Last Christmas).

7 Название старинного наказания, когда провинившегося гнали ударами палок сквозь строй солдат или матросов.

8 Индийский пейл-эль (англ. India pale ale) – сильно охмеленная разновидность пейл-эля. Пейл-эль (англ. Pale Ale) – золотистый или янтарный сорт эля, традиционного английского вида пива.

9 Портер (англ. porter) – темный, хорошо охмеленный сорт английского пива.

10 Стаут (англ. stout) – темный элевый английский сорт пива.

11 Фродо (англ. Frodo) – хоббит, один из главных героев романа «Властелин колец» британского писателя Джона Р. Р. Толкина.

12 В переводе с англ. Sunside: «солнечная сторона».

13 В английском языке данное явление называется supernova, с чем и связано имя главной героини Нова (англ. Nova). Сверхновая звезда или вспышка свехновой – явление, в ходе которого звезда резко сильно увеличивает свою яркость, а после сравнительно медленно затухает.

14 «Фольксваген-жук» (нем. Volkswagen Käfer, Käfer в переводе с нем. «жук») – популярный легковой автомобиль, выпускавшийся немецкой компанией Volkswagen с 1946 по 2003 год.

15 Собака названа в честь известного британского ученого-астрофизика и популяризатора науки Стивена Хокинга (англ. Stephen Hawking).

16 Палладианство – европейский архитектурный стиль, основанный на идеях итальянского архитектора Андреа Палладио; строгая форма классицизма, восходящая к архитектуре Древнего Рима.

17 Эркер – выступающая частично или полностью остекленная часть помещения.

Продолжить чтение