Мадам Шоколадница

Глава 1

Королевство Франция

где-то между Бордо и Тулузой

– Мамочка! Мамочка, очнись! – детский голосок вырвал меня из забытья.

Я резко распахнула глаза. Уставилась осоловелым взглядом на каменный грязный потолок над собой.

Где я?

Что это за странная палата? Операция по липосакции уже закончилась? Почему так темно? Где свет?

Эти мысли заполонили мое сознание. Я несколько раз похлопала глазами, пытаясь прийти, наконец, в себя. Голова была какая-то ватная.

– Мамочка, ты жива! – снова воскликнул около меня обрадованный детский голосок, и кто-то начал настойчиво дергать меня за рукав. – Вставай, мамочка! Вставай!

Я невольно привстала на локтях, ничего не понимая, обернула голову к девочке, которая стояла рядом. Малышка лет пяти или меньше. Я отметила ее заплаканное бледное личико с темными грязными волосами. Она смотрела на меня большими карими глазенками, и ее губы тряслись.

Мой взор невольно прошёлся дальше, и я огляделась вокруг. Помещение, где мы находились, совсем не походило на больничную палату. Какая-то темница или келья. Мрачная, каменная и грязная. Свет едва проникал в узкое окно – бойницу справа.

– Ты кто? – спросила я девочку, пытаясь сесть и чувствуя под руками холодные камни.

Девочка говорила не по-русски, но я прекрасно понимала ее. Мало того, я сама также задала ей вопрос на французском языке.

– Я Элиза, мамочка. Ты забыла меня? – удивился ребенок.

Худенькая девчушка имела небольшой рост и была тонка, как тростинка. Одета в грязное платьице до колен и стоптанные ботинки.

– Элиза? Какая Элиза? – недоуменно спросила я, пытаясь встать.

Где я и что происходит?

Я решительно поднялась, чтобы встать на ноги, и тут же неуклюже соскользнула с каменного ложа, грохнувшись на холодный пол.

Только тут опустила глаза на свое тело и замерла.

– Что со мной? – пролепетала я сама себе, видя, как моя большая грудь сильно вздымается, а длинная тёмная юбка слишком широка.

Тут же подняв руку, я отметила свою ладонь с пухлыми миниатюрными пальчиками. Но сами руки были толстыми! Я тут же панически начала себя ощупывать и осматривать. Задрала юбку. Увидела свои толстые ляжки и бедра такой ширины… что мне стало дурно.

– Я думала, что ты умерла, мамочка. Зачем ты ела эту гадкую траву? – лепетал надо мой ребенок. Тонкими ручонками девочка ухватила меня за подмышку, попыталась поднять с пола. – Хорошо, что ты ожила! Боженька спас тебя, да?

Почти не слушая ребёнка, я пребывала в каком-то шоке. Всё ощупывала и осматривала себя и своё новое тело. Вроде круглое лицо, грудь, наверное, размера пятого или около того, белые широкие бедра и вообще…

Да я толстуха! Какой ужас! Нет, это просто кошмар!

– Это что, я? – выдохнула и едва не грохнулась в обморок снова.

Последние пять лет я считала себя толстой. Располнела на последнем курсе института. Обожала сладкое и булочки. И вот итог. Мой сорок шестой размер одежды неимоверно бесил меня. Я пыталась похудеть, изнуряла себя диетами. Потела в тренажёрке, занималась велосипедом, плаванием, даже бегала по утрам! Настоящий подвиг!

И мне удалось за полгода сбросить один размер. Но я стремилась к совершенству, к своим сорока пяти килограммам, которые имела в восемнадцать лет. Вот тогда моя фигура была тонка и идеальна!

Три месяца назад я повстречала Руслана. Он так красиво ухаживал и совсем не считал, что у меня лишний вес. Говорил, что ему нравятся пухлые. Но я то знала, что я толстая!

Сорок шестой размер! Ужас просто!

Потому всё пыталась похудеть. Когда же Руслан сделал мне предложение, я была счастлива. Мы назначили день свадьбы. Я заказала в дорогом салоне шикарное белое платье‚ а-ля «рыбка». Но решила ещё немного похудеть, чтобы платье село на мне как надо, и чтобы стать еще красивее для моего Руслана.

Решилась на откачку жира с бедер. Ведь в свадебное путешествие мы собирались лететь на Мальдивы. Не дело там всех пугать свои излишним весом. В тот день я легла на операционный стол. Врач надел мне маску со снотворным, и я отрубилась.

А потом я оказалась тут! В этом месте и этом теле! И это был настоящий кошмар!

Элиза все пыталась меня понять. Но, конечно, ей, маленькой и тоненькой, было не под силу поднять мою тушу!

Я сама медленно поднялась на ноги, опершись рукой о каменное ложе. Поднялась довольно проворно и легко.

«Какого же я размера?», – мучил меня страшный вопрос.

Пятьдесят второго, пятьдесят четвёртого или, может, даже больше? Кошмар. Ужас! Нет, я никак не могла прийти в себя от всего случившегося.

Я что, попала в другой мир и в другое тело? Как глупая попаданка?

Но во всех книгах и фильмах героини попадали в тело стройных юных красавиц! Изящных и прекрасных!

Почему я попала в тело этой толстухи с жуткими круглыми бедрами и пухлыми руками.

Я чувствовала, что у меня вот-вот случится нервный, физический и какой там ещё бывает шок! Меня сейчас снова хватит сердечный удар!

Я пару раз выдохнула. Оглядела мрачную келью, малышку, которая преданно смотрела на меня. Снова опустила глаза на свое тело в чёрном бесформенном балахоне огромного размера.

Нет, это просто насмешка какая-то!

Перед операцией я просила Высшие Силы сделать меня изящной, тонкой. Так мечтала об этом, готова была на все. Даже на липосакцию!

И вот тебе на: я жирная толстуха. В два раза больше, чем была в своем мире!

Точно кто-то гнусно подшутил надо мной! Но мне было не смешно! Захотелось заплакать.

Вот попала, так попала!

Глава 2

Понимая, что надо успокоиться и размышлять разумно, я решила более тщательно осмотреть себя. Под моими ногтями была грязь, ноги босы и тоже грязные.

Почему-то я была одета в какой-то жуткий черный балахон, а на голове тонкий капюшон.

А, поняла! Это монашеская ряса!

Я что: еще и монахиня? Капец просто! Жирная, грязная монахиня.

Стоп! А откуда тогда у меня ребенок? Что-то не сходится.

Я обернулась к девочке, которая в этот момент отошла в уголок кельи, подняв грязное заштопанное платьице, присела… и справила нужду прямо на каменный пол. Причем по-большому.

– Ты что делаешь? – только и смогла выдохнуть я в ужасе.

Я была редкостной чистюлей, принимала душ каждый день, любила арома-масла, кремы всякие, обожала ванну. Мыла полы постоянно в своей новой квартирке: любила ходить по паркетному полу босиком. А тут такое!

– Какаю, – деловито ответила малышка и вытерла попу концом своего же платья.

Я отметила, что в том же углу, где сейчас была девочка, уже есть некие «кучки». Но об их происхождении я решила даже не думать. Почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Я чувствовала, что не переживу всего этого.

Элиза подошла ко мне и улыбнулась такой милой детской улыбкой. Я же так оторопела от всего этого, что почти окончательно потеряла дар речи.

– Тебе плохо, мамочка? – спросила девочка, видя мое остолбенелое состояние.

– Где твой горшок, Элиза? – только и смогла выдохнуть я.

– Горшок? А что это? – наивно спросила она, захлопав длинными темными ресницами.

И тут меня пронзило одно воспоминание. Точнее, когда-то в интернете я читала о нравах средневековой Европы. Что горожане выливали свои фекалии прямо на улицу, а аристократы испражнялись в углах комнат или прямо на лестницах дворцов и вообще не мылись.

Неужели это все есть и здесь?

Только не это!

Я тут же начала себя обнюхивать, чувствуя, что сейчас точно грохнусь в обморок. Да, от меня пахло потом и чем-то неприятным. Но терпимо. Я быстро стянула в головы черный апостольник и потрогала свои волосы. Естественно, они были спутанными, засаленными и висели паклей. Я тут же отдернула руку. Какая гадость! Я не переносила грязные волосы, а мои были не просто грязными, а еще и воняли какой-то тухлой рыбой.

Боже! Неужели я попала в этот мир, похожий на немытую Европу? Ужас просто!

А еще в средневековой Европе существовали вши, блохи, голод и чума. Но об этом я решила пока не думать. Чтобы окончательно не рехнуться.

– Мамочка, я хочу есть. Когда мы пойдем в трапезную аббатства? – спросила требовательно Элиза.

Так. Аббатство. Мы, видимо, находились в монастыре. В средневековой Европе они назывались аббатствами, насколько я знала.

– Я точно твоя мама? – спросила я подозрительно, желая, чтобы хотя бы ребёнок был не моим.

От всего происходящего мне было не по себе.

– Да, – кивнула малышка. – Ах мамочка, прости! Я совсем глупая. Ты же велела называть тебя Мари, а не мамой.

– Почему? – спросила я. – Прости, Элиза, но я что-то всё забыла.

– Чтобы аббат настоятель не узнал, что я твоя дочь. Иначе он прогонит нас из аббатства. А нам ведь некуда идти. Ты велела говорить, что ты моя сестрёнка.

– Меня Мари зовут?

– Мари Шаль, а я Элиза Шаль, – закивала малышка. – Ты вспомнила, мамо… ой, прости, Мари.

Девочка прижала руки ко рту.

– Так я не монахиня?

– Нет. Ты моя мама.

– А где твой отец? Мой муж? – продолжала спрашивать я.

– Его никогда не было. Ты родила меня одна.

– Да уж.. – пролепетала я. – А наш дом? Где мы живём?

– У нас нет дома, ты это тоже забыла, мамочка? – покачала головой Элиза. – Мы жили у господина Лорье, пока он не умер. И нас выгнали из его дома.

– Кто такой господин Лорье?

– Он был твоим любовником, – четко ответила девочка.

Боже! Ребёнок в её возрасте не должен был знать такие слова! Это же ненормально!

– А здесь мы что делаем, Элиза? В этом аббатстве?

– Вчера мы попросились переночевать тут. Нам ведь некуда идти. А ещё ты хочешь стать послушницей при аббатстве.

Час от часу не легче. Какой ещё послушницей? В монастыре, то есть в этом аббатстве?

Ещё чего не хватало!

Вдруг я задумалась. Если эта Мари, то есть я, родила Элизу без мужа и потом имела любовника, то наверняка по законам этого мира я была грешницей. И потому пришла в аббатство замаливать грехи?

Да… Просто прекрасно!

В книжках попаданкам доставались роли прекрасных богатых принцесс, невест королей и красавцев-драконов.

А я толстая грязная баба с ребёнком на руках, без дома и с сомнительной репутацией. Наверняка ещё и без денег.

Просто чудесное начало новой жизни!

– Я хочу обратно! – прокричала я в сердцах куда-то в каменный потолок кельи. – В свой сорок шестой размер, замуж за красавца Руслана и лететь на Мальдивы! Верните меня обратно! – и уже горько всхлипнув, прошептала: – Ну, пожалуйста…

Глава 3

Неожиданно за нами раздался хриплый кашель. Я обернулась и увидела в дверном проёме кельи худую монахиню в чёрной рясе. Она была не просто худа, а тощая донельзя. Лицо мертвенно-бледное, с черными глазами.

Оглядев нас неприятным, каким-то злым взглядом, монахиня произнесла:

– Наш настоятель, аббат Фалло хочет говорить с тобой, беспутная девка.

Её недовольный голос, но более обращение «беспутная девка» меня покоробили. Но, возможно, в этом мире было нормально так обращаться к таким, как я? Все-таки я верно поняла, что для этого мира я ещё та грешница.

– Зачем я ему понадобилась? – спросила я недоумённо.

– Откуда мне знать? – огрызнулась монахиня. Я видела, что смирения и любви к ближнему у этой «святой девы» ноль. Такой злобный взгляд, как у нее, ещё поискать надо. – Может, хочет исповедовать тебя, блудница вавилонская?! Или епитимью наложить? Иди за мной! Он не любит ждать.

Подумав, что разговор с аббатом может затянуться, я вспомнила о бедной малышке, которая держалась за мою грязную рясу в этот момент. Элиза испуганно прижалась ко мне, едва вошла эта мегера.

– Моя сестра голодна, – ответила я, обхватив девочку за худые плечики. – Можем мы сначала поесть?

– Сначала исповедь, девка! Ты забыла, что ты в обители Божьей, а не на рынке, чтобы торговаться! Здесь приказы настоятеля не обсуждаются. Или он вмиг выгонит тебя и твоё бесовское отродье из аббатства!

Я так опешила от злых слов монахини, что на миг замолчала.

Она что, офигела: называть малышку «бесовским отродьем»? Да, Элиза не была мне дочерью, ведь я просто заняла тело её матери. Но все равно мне хотелось защитить и оберечь ее. И девочка явно не заслуживала такой ненависти, с которой на нее сейчас смотрела эта «невеста Христа». Разве малышка виновата, что её мать блудница, как я? Нет.

Я уже хотела возмутиться. Но поняла, что это бесполезно. Похоже, эта фанатичная и уверенная в своей святости карга точно не поймёт. Примитивное выражение и злоба были отчётливо написаны на ее сухом лице.

Потому я обратилась к девочке:

– Элиза, детка, подожди меня здесь. Я схожу к аббату и вернусь.

Дочка быстро кивнула и отошла от меня. Какой послушный, тихий ребенок. Прямо загляденье.

– Для тебя он святой отец, нищенка! Или его святейшество господин аббат! Именно так к нему следует обращаться, и никак иначе! Ты уразумела, падшая?

– Уразумела, – хмыкнула я. Весь этот средневековый цирк, в который я попала, стал меня уже забавлять, а не раздражать. Я приблизилась к монахине и предупредила: – И не надо обзывать меня. Я и без тебя знаю о своих грехах!

Мне в нос ударил невозможный запах монашки. От нее воняло тухлой капустой и мочой. Ох! Точно они здесь не мылились! Или только она?

– Что ты знаешь, грешница?! – воскликнула пафосно мерзкая тётка, подняв руку с пальцем к потолку. – Такие, как ты, думают только причинным местом! Моя б воля… я бы тебя на порог нашей святой обители не пустила. Это просто аббат Фалло очень добр к таким блудницам, как ты. Постоянно исповедует их в своей келье часами и наставляет на истинный путь.

Слова монахини показались мне странными. Неужели настоятель аббатства был иным, чем эта тощая злая мегера? И правда был жалостливым? Может, тогда мне удастся убедить его не выгонять нас с Элизой на улицу? И мы с девочкой поживем еще здесь, пока я не освоюсь в этом мире.

– Куда идти? – коротко спросила я, понимая, что не хочу говорить с монашкой дальше.

Она только и могла изрыгать оскорбления в наш с Элизой адрес.

– Следуй за мной, девка.

Мы шли по коридору аббатства, и навстречу нам попались монахини в таких же черных рясах и апостольниках на головах. Они не смотрели на нас, а спешили по своим делам.

Я сразу же отметила одну странность: все до единой были стройными и худыми. Даже чересчур. Может, это было очень бедное аббатство, и сестры здесь не доедали?

Когда мы вошли в просторную келью, в ней было двое мужчин. Один, лысый, в чёрной рясе, сидел за столом. Второй монах в коричневой грязной рясе, с толстым брюхом стоял у дверей в угодливой позе.

– Так что мне передать нашему настоятелю, аббат Фалло? – спросил в этот момент монах. – Когда сёстры из вашей обители пожалуют к нам в аббатство на общую мессу?

Заметив нас в дверях, аббат повернул голову и махнул рукой, чтобы мы вошли. Мы с сестрой последовали приглашению.

– Послезавтра мы придём с дюжиной сестёр на вечернюю мессу, – ответил пузатому аббат, вставая из-за дубового стола.

– Я передам нашему настоятелю. Мы с братьями будем очень ждать встречи, – кивнул довольно монах и посмотрел на нас.

Он как-то долго оглядывал меня с головы до ног. Его взгляд показался мне не просто плотоядным, а до того похотливым, что я напряглась.

– Брат Жиро, оставь нас уже! И ты, сестра Женева, – грубо приказал аббат.

Монах и монахиня торопливо вышли, плотно прикрыв дверь.

Аббат Фалло медленно приблизился ко мне.

Он был высоким, худым и лысым. Лет сорока пяти, с небольшим пузиком, и маленькими бегающими глазами. Его тощее угловатое лицо было обезображено какими-то язвочками. Я подумала, что это прыщи. А может, оспа? Я не представляла себе, как она выглядит, эта оспа. Но знала, что в те времена многие болели оспой. Эта болезнь встречалась в средневековой Европе так же часто, как и у нас ОРЗ или тот же грипп.

Аббат Фалло подошел ко мне совсем близко, и я в который раз ощутила отменную вонь. От него несло какой-то гнилью, едким запахом пота и опять же мочой. Нет, я этого не вынесу! Неужели они все так воняли? Хотя, если они никогда не мылись, то это было вовсе не удивительно.

– Как ты устроилась в своей келье, куколка? – важно спросил он.

Слово «куколка» произвело на меня ошеломляющее впечатление. Я даже зависла. Аббат говорил мне «куколка»? Что это значило?

Глава 4

– Хорошо устроилась, – промямлила я, вдруг ощутив, как рука аббата погладила мое пухлое запястье, и он приблизился ко мне вплотную.

Воняло от него хуже, чем от немытого коня. Я даже перестала дышать, думая, что сейчас лишусь чувств от этого смрада. Невольно попятилась от аббата, чтобы хоть немного вдохнуть свежего воздуха.

Он, видимо, истолковал мое движение по-своему, тут же подошел к столу и взял какой-то свёрток.

– У меня есть для тебя подарок, Мари. Посмотри, какое лакомство! Герцог Шуазель пожаловал мне целый сундук его! За то, что я дал ему индульгенцию на ближайшие пять лет.

– Спасибо, – ответила я, подходя к столу и решив посмотреть, что там такое.

– Если ты будешь послушной, куколка, я буду баловать тебя сластями. И трапезная всегда будет открыта для тебя и твоей дочери, – сказала он призывно. – Будешь есть со мной за одним столом. Самые лучшие и благородные сыры и вина подают только мне.

– И что я должна сделать? Послушной – это как?

Аббат Фалло развернул сверток, и мне в нос ударил терпкий аромат, знакомый с детства.

Шоколад!

Запах шоколада вызывал у меня почти чувственный экстаз.

Вы любите шоколад так, как люблю его я?

Горький, молочный, белый, темный – любой. Едва запах шоколада окутывал меня, я теряла способность соображать разумно. Я как будто впадала в какую-то нирвану. Сладкую, мечтательную. Каждый кусочек, который попадал в рот, я смаковала, получая огромное удовольствие.

Я обожала шоколад с детства и как одержимая разбиралась во всех его видах и сортах. Даже по запаху и вкусу могла определить, из какого сорта какао-бобов сделан тот или иной шоколад. Из какой страны привезены семена.

Потому сейчас, ощутив нежное горьковатое благоухание своего любимого лакомства, я невольно потянулась к нему и осторожно взяла небольшой кусочек. Благо шоколад уже был разделен на части. Засунула черный ломтик в рот, прижала его языком к нёбу, наслаждаясь этим чудесным вкусом. От удовольствия даже прикрыла глаза.

В следующий миг я как будто перенеслась мыслями и сознанием в другое место. Из всего этого убожества, которое окружало меня, в страну грёз. В возвышенное райское место вместо всей этой нищеты и вони. Мне казалось, что более вкусных, чем эти темные пахучие дольки, я никогда не ела.

На миг я даже забылась, потерялась. Опомнилась только тогда, когда аббат дерзко прижал меня бедрами к столешнице.

– Пухлая тыковка, – раздался голос аббата у меня над ухом. И я спустилась с небес на эту грешную землю. – Ты согласна приходить ко мне каждый день?

– Эээ, – я замялась, думая, что все же неправильно его понимаю.

Но в следующий миг костлявая рука аббата легла мне на бедро, и он попытался задрать мою юбку.

Я до последнего не верила в свое жуткое предположение, что настоятель жаждал моего тела. Все же католические аббаты давали обет безбрачия и воздержания от плотских утех. Так называемый целибат.

Слова злой мегеры-монашки: «исповедует их в своей келье часами» отчего-то зазвучали для меня теперь по-другому. Неужели развратник-аббат блудил с прихожанками прямо здесь?! Нет, это просто немыслимо! И не может быть правдой!

– Мой душистый круглый сырок, ты так аппетитна, – продолжал мне лить на уши этот неприятный тип. – Не то, что все эти монахини. Одни мослы да кости…

Ужас! Значит, он запал на мое пухлое тело?! Вот это откровение!

И я прекрасно поняла, что мне все это не мерещится. Реально этот служитель культа пристаёт с непристойными предложениями!

– Это же грех, аббат! – вскричала я первое, что пришло мне в голову. Я тут же оттолкнула мужчину от себя и отошла от него подальше. – Разве вы не клялись хранить целибат?

– Ты это чего? – недоуменно спросил он.

– Думаю, вы не должны так дерзко прикасаться ко мне. Я честная девушка, а вы аббат все-таки. Вот и храните верность и чистоту своей церкви!

Я видела, что он натурально опешил. Что? Не ожидал моего отказа?

Только спустя минуту настоятель глухо процедил:

– Значит, ты, грешница, решила идти против меня?

– Это не так.

– Я дал тебе шанс исправиться! За твои милости я бы мог даровать тебе индульгенцию и прощение всех грехов!

– Но для это я должна…

– Отдаться мне! И немедленно! – тут же выдал мерзкую по смыслу фразу аббат. – Только после этого я отпущу все твои грехи, падшая девка!

Ах, вот значит как?! Я, значит, падшая девка, а он, видимо, ангел во плоти! Офигеть просто.

Они что тут все: не в себе, эти служители культа? Он ведь сейчас в наглую пользовался моим плачевным положением, тем, что мы с дочкой попали в тяжёлое положение. И принуждал к блуду!

От возмущения меня даже затрясло. В такой противной ситуации я еще ни разу не была.

– Никогда! – категорично заявила я. – То, что вы мне предлагаете, гнусно.

Глава 5

– Ты, падшая девка, еще рассуждаешь о морали? Думаешь, я не знаю, что ты родила без мужа и у тебя был любовник? Всё это написано в Книге Судеб!

Это ещё что такое: Книга Судеб?

– Это не ваше дело, – буркнула я.

Я пыталась сдержаться и не наговорить этому лысому более жёстких слов. Все-таки от него зависело наше с Элизой пребывание здесь, в аббатстве. И этот гад бессовестно пользовался этим. – Спасибо за шоколад, но я, пожалуй, пойду.

Решив, что наш разговор уже перешёл в какую-то дурную перепалку, я направилась к двери. Находиться с этим распутником в одной комнате было не просто противно, а опасно.

Ещё чего доброго, применит ко мне силу. А я не знала ещё всех нравов этого мира.

– Я даю тебе два дня, Мари! – заявил мне в спину аббат. – Если не одумаешься, девка, то я объявлю тебя ведьмой! И предам анафеме!

– Мне это безразлично, – пожала я плечами, прекрасно помня, что ведьмой в средневековье можно было стать просто за красивое лицо или за то, что соседка невзлюбила тебя.

Безумные века, невежественные люди. Ну и аббаты с монахинями такие же.

Уже распахнув тяжелую дверь, я на миг обернулась к нему и твердо заявила:

– Я не продаюсь за шоколад! Я честная девушка.

Фраза мне показалась очень глупой, но вполне подходила для понимания такому напыщенному болвану, как этот аббат.

Я гордо вышла, хлопнув дверью. Пока шла по пустынному коридору, возмущённо думала о том, что произошло. Но не жалела о своем поступке. Однако ситуация заставила задуматься, что теперь нас точно выгонят из аббатства или могут устроить ещё что похуже.

Я вспомнила о своей новой дочке, малышке Элизе, и решила немедленно уйти из этого вертепа сама. Пока этот бессовестный похотливый аббат со своими «сестрицами» не устроил чего-нибудь гадкого мне в ответку. Я прекрасно запомнила, с какой ненавистью и злобой он посмотрел на меня напоследок. Явно замышлял отомстить.

Потому я решила как можно скорее забрать Элизу и уйти отсюда.

Однако я не стоило забывать, что малышка Элиза осталась голодная. Потому, спросив у проходящей мимо монашки, где трапезная, я быстро направилась туда. Сестры уже убирали всё со столов. Чувствуя, что они могут оказаться тоже злыми и не дать еды, я дождалась, пока они все уйдут из большой трапезной.

После увидев в единственной миске небольшие хлебцы, я торопливо подошла и взяла два хлебца величиной с мою ладонь. Они были мягкими и даже приятно пахли сдобой.

– Эй, нахалка! – тут же раздался визгливый голос за моей спиной. – Кто разрешил тебе красть хлеб?

Я обернулась. На меня злобно смотрела очередная тощая мегера-монашка, по типажу как та, что вела меня к аббату.

– Мой ребенок голоден. Этот хлеб для него, – сказала я правду.

– И что? Какое нам дело до твоего змеёныша, блудница? Пусть подыхает с голоду! Такие исчадья ада не должны рождаться вовсе!

Ее слова меня не удивили. Я изначально предполагала, что она скажет нечто подобное.

Опять эти обвинения в грехе и проклятья. Они тут все как злые собаки, что ли? Или просто тут место аномальное и влияет на всю их нездоровую психику?

Всё это мне уже стало порядком надоедать. Я правильно сделала, что решила взять хлеб тайком. Такая мегера мне точно ничего не даст сама.

Сильнее прижав хлебцы к себе, я медленно приблизилась к недовольной монашке.

– Ад ждёт тебя, злая женщина, – сухо заявила я ей в лицо. Спокойно, даже без злобы. Сама поразилась своему спокойствию. – Нелюбовь к ближнему – самый страшный грех, если ты не знала.

– Как ты смеешь?! – в каком-то благоговейном ужасе выдохнула она.

Явно никто не говорил ей подобного. Ну, пусть это будет для нее откровением. Ехидно улыбнувшись и видя, что монахиня ошарашена моим наглым поведением и словами, я напоследок добавила:

– Я думала, что пришла в дом Божий. А оказалась в вертепе разврата и злобы! Короче, Содом и Гоморра у вас тут!

Последняя моя фраза повергли монашку в полнейший ступор, и она от возмущения начала хватать ртом воздух.

А я что? Я сказала правду!

Выше подняв голову, обошла «преграду» и медленно, словно царица, выплыла всем своим пухлым телом из трапезной.

Глава 6

Когда я вернулась в келью, Элиза терпеливо ждала меня, сидя в уголке на ворохе соломы.

– Я принесла тебе хлеба, Элиза, – улыбнулась я девочке и протянула ей оба хлебца. – Кушай, детка.

Моя новая дочка деловито уселась на каменное ложе и с жадностью вонзила зубки в хлеб. Через пару минут она вдруг спросила:

– А ты, мамочка?

– Я пока не голодна, – ответила я уклончиво, присев с ней рядом и снова осматривая себя.

Мне, наверное, вообще лучше рот зашить и не есть пару месяцев. Может, тогда я скину эти безумные килограммы с боков и бёдер. Смотреть на свои пухлые ручки было тошно. Чувствуя, что опять буду переживать сейчас из-за своего веса, я решила отвлечься.

Начала осматриваться вокруг. Неожиданно заметила небольшую суму на ложе, взяла ее. Открыла и начала перебирать её содержимое. Расческа, духи и даже зеркальце там было. Похоже, эта Мари, то есть я, была ещё та кокетка.

Нетерпеливо поднеся зеркало к лицу, я тут же впилась глазами в свое отражение. Начала критично рассматривать себя.

Круглое миловидное лицо, глаза чайного цвета, каштановые волосы. Брови и нос правильной формы, белая нежная кожа и пухлые губы. Очень даже неплохо.

– Уфф, ну хоть симпатичная я и молодая вроде, – пробубнила себе под нос и обратилась к девочке, которая уже доедала первую булку: – Элиза, а сколько мне лет, ты знаешь?

– Нет, мамочка… ой, Мари… ты мне не говорила.

– Ладно, не столь важно, – ответила я, улыбнувшись ей. – И называй меня мамой, как и раньше. Тут и так все знают, что ты моя дочь.

– Хорошо, мамочка.

Я начала дальше рыться в суме и нашла какой-то странный мешочек. Он был небольшой и сшит вручную. В нём лежала какая-то трава. Я понюхала её. Кислый, вонючий запах. Но более всего меня поразило, что на мешочке были вышиты череп и кости.

Нехорошие, мрачные мысли овладели мной. Неожиданно Элиза вскрикнула и, выхватив у меня из рук мешочек, откинула его прочь.

– Мамочка, больше не ешь эту гадкую траву! После неё ты упала на пол! И так долго не приходила в себя. А я так испугалась, даже плакала.

Осознание, что я только что держала в руках яд, отчётливо вошло в моё сознание.

Неужели бедная Мари отравилась?

– А что я говорила, дочка, перед тем как съесть эту траву? – спросила я малышку.

Надо было постараться выяснить: что произошло.

Я решила все же называть Элизу дочкой, чтобы не пугать её. Ведь девочке не следовало знать, что в теле её матери находилась я – Полина Румянцева. Выпускница элитного Московского вуза двадцати трех лет отроду и будущий менеджер по продажам.

Хотя в своём мире я хотела завести детей ближе к тридцати годам, но сейчас, раз уж попала сюда, придется присматривать за Элизой. Похоже, кроме меня у девочки никого больше не было из родни. Да и, судя по отражению в зеркале, Мари была чуть постарше меня.

– Ты говорила, мамочка, что теперь мы одни в этом мире. Что нас никто не любит, мы никому не нужны. И ты больше никого не хочешь видеть. И ещё ты долго плакала. Ты это помнишь, мамочка?

– Помню, Элиза, – ответила я напряжённо и нахмурилась.

Все эти слова прежней Мари походили на фразы очень несчастной, страдающей женщины.

Неужели и правда Мари отравила себя от безысходности?

Вполне реально.

Если все травили её, обзывали грешницей, и идти ей было некуда, а жить не на что. Да еще единственное место, где могли приютить, было местом ненависти к бедной Мари. И вертепом разврата. Аббат домогался прихожанок, а сестры обители ходили на какие-то ночные мессы к братьям соседнего аббатства. И ведь явно не для общей молитвы.

Брр… Даже думать обо всей этой грязи не хотела.

Но я по жизни была оптимисткой и знала: безвыходных ситуаций не бывает.

И совсем не считала Мари, то есть себя, грешницей. И что такого, если родила дочку без мужа? Может, мой хахаль был мудаком или разбойником? Зачем такой отец Элизе? Ну и что же, что у меня был любовник. Может, он был хорошим человеком и содержал нас с дочкой все эти пять лет? Пусть так. Но я точно не грешница. Я выживала, как могла.

Грех – это бросить на произвол судьбы своего ребенка или убить кого. А так… это всего лишь тупые средневековые нравы и устои. И я не Мари. И не собираюсь из-за этого убиваться.

И вообще, как Мари посмела такое совершить? Неужели не понимала, что после её смерти маленькая дочка никому не будет нужна в этом мире? Что за эгоизм?

– Знаешь, Элиза? – сказала я подбадривающе. – Я тебя люблю, а ты любишь меня, так?

– Да, мамочка, я тебя люблю, – закивал ребенок.

– Ну вот. Мы есть друг у друга. Значит, мы уже не одни. А всё остальное… Я решу, не переживай! – я проворно встала. – Ты немного подкрепилась? Давай я уберу второй хлебец, и мы пойдем. Потом его съешь. Попозже.

– Куда мы пойдем, мамочка? – спросила девочка, пока я засовывала хлеб в свою суму.

– Подальше от этого мрачного места, Элиза. Теперь мы вместе.

– Куда это ты собралась, бесстыжая ведьма?! – неожиданно раздался хриплый голос за нами.

В келью вошли пять худых монахинь во главе со злобной Женевой. У них в руках были какие-то веревки.

– Аббат Фалло приказал связать тебя и посадить в темницу! – процедила вторая монахиня, медленно приближаясь ко мне.

– За твои грехи и неправедную жизнь тебя сожгут на площади, как проклятую ведьму.

– Что? – опешила я, недоуменно хлопая глазами. – Вы что, серьёзно?!

Глава 7

Остальные монашки оказалась такими же вонючими, как и первая. Это я довольно хорошо ощутила, когда они вытащили меня вон из кельи. Я только успела обернуться к Элизе, которая испуганно запричитала, что хочет со мной. Но окрик одной из монашек остановил девочку, и она не посмела пойти за нами.

Меня кинули в какую зловонную сырую темницу с низкими потолками и окошком с решёткой. Закрыли на железный засов и ушли.

Первые два часа я никак не могла прийти в себя. Не верила, что всё это происходит со мной. Мне всё казалось, что это дурной сон, кошмар. И я вот-вот проснусь и снова окажусь в своем мире. Но нет. Суровая реальность не отступала.

Потом я начала думать об Элизе. Как она там без меня? Надеюсь, ее покормили и не обижают эти монахини. Потом я начала горевать о своей судьбе. Не могла поверить в то, что меня приговорили к казни.

Устав ходить по своей сырой темнице, я присела на большой ворох соломы, сваленной в углу. Эта соломенная куча была единственной обстановкой моей пустынной камеры. Правда, в противоположном углу находилась еще дырка в полу, которая, видимо, служила отхожим местом.

Мне очень хотелось пить, вымыть лицо и руки, но воды не было. Чуть позже, немного успокоившись, я присела на солому и прислонилась спиной к каменной стене. Прикрыла глаза, решив подремать.

Уже ближе к полуночи у моей темницы появилась одна из монахинь. Через небольшое оконце с решеткой в двери она протянула мне глиняную крынку и кусок хлеба.

– Твой ужин, блудница! – злобно выплюнула она.

Я взяла из её рук засохшую горбушку и крынку с водой. Но благодарить её не спешила, а только спросила:

– Когда меня освободят?

– Освободят? – удивилась тощая карга. – Ты здесь до казни. Аббат Фалло приказал тебя сжечь на праздник Всех Духов.

– Это когда?

– Через четыре дня, ты что, и этого не знаешь? – огрызнулась зло монахиня. – Да… Ты воистину великая грешница, верно сказал наш настоятель!

– А что с моей дочерью? – перебила я ее нетерпеливо.

На это монахиня как-то недовольно поморщилась и отвернулась. Она быстро направилась прочь по тёмному коридору.

– Что с моей дочерью, ты гадкая мегера! – громко прорычала я ей в спину.

Но эта зараза так и не ответила. Скрылась во мраке.

Разве можно быть настолько бессердечными существами?

Не аббатство, а какое-то тёмное сборище нечисти.

Присев опять на кучу тёплой соломы, я посмотрела на засохшую горбушку серого хлеба. Есть совсем не хотелось, несмотря на то, что я не ела с самого своего попадания сюда. Конечно, не считая того крохотного кусочка ароматного шоколада. Потому я только попила воды из крынки и, поставив ее на каменный пол, положила хлеб на нее.

Уже совсем стемнело. Но, слава Богу, ночь была ясная, и все было хорошо видно.

Снова прикорнула на ворохе соломы и задремала.

– Мамочка, ты здесь? – вдруг в тишине раздался детский знакомый голосок.

Я резко поднялась с соломы и приникла к оконцу с решеткой. Элиза, присев на корточки, заглядывала внутрь моей темницы. Моя камера находилась ниже уровня земли.

– Детка, ты пришла ко мне, – выдохнула я радостно, обхватив сверху её маленькие ладошки, которые держались за железные прутья.

Мое сердце наполнилось радостью. Хоть кто-то в этом жестоком мире любил меня, и я была кому-то нужна.

– Моя бедная мамочка, – пролепетала жалостливо Элиза и попыталась поцеловать меня в щеку, но прутья решетки не дали ей этого сделать. – Монахини выгнали меня из аббатства. Сказали, что я дочь демона.

– Вот злобные мегеры, – процедила я.

Ну разве можно быть такими чудовищами? Выгнать маленького ребенка, можно сказать, на голодную смерть, да ещё и наговорить гадостей.

– Ты не слушай их, Элиза. Твой отец был добрым, достойным человеком. Никаким не демоном. Поняла меня?

Конечно, я врала. Я даже не знала, от кого родила. Воспоминания Мари мне не передались. Но надо было как-то утешить несчастного ребенка.

– Да, мамочка, я поняла. Я ждала ночи, чтобы пробраться сюда.

– Ох, Элиза, наверное, это опасно. Монахини разозлятся, если увидят тебя.

– Они все дрыхнут, мамочка. Никого здесь нет, – помотал головой ребенок. – Скажи, тебя правда сожгут?

– Не знаю, детка, – ответила я уклончиво. Не хотела совсем пугать ее. – Но всё может случиться.

– Я не смогу без тебя, мамочка, – захныкала она.

И по ее лицу потекли слезы. Я поджала губы и почувствовала, что сама на нервах от всего происходящего.

– Элиза, не надо, не плачь, всё будет хорошо, – лепетала я, гладя ее по щечке пальцами, вытирая её слёзки. – А то я сейчас тоже заплачу, и так тошно.

– Прости, мамочка, но я не хочу, чтобы ты умирала.

Я нахмурилась. Я и сама едва сдерживала рыдания. Но держалась, не хотела показать ребенку, что страдаю. Ведь если она видит меня в последний раз, пусть запомнит меня неунывающей и спокойной. А не нервной плачущей истеричкой.

– Ты голодна? – спросила я и тут же взяла свою черствую горбушку с крынки и протянула девочке. – Вот, возьми.

– Спасибо, – сказала она, беря хлеб. – А я тебе ничего не оставила, мамочка. Я съела твою булочку еще днем.

– Не страшно, Элиза, – улыбнулась я. Видя, что она перестала плакать, спросила: – Дочка, а у нас есть ещё кто-то из родни? Там: тёти или дяди какие? Дальние родственники может быть?

– Нет. Ты одна у меня, мамочка.

– Блин, ну что за непруха, – пробормотала я. – Даже некуда пристроить малышку.

Реально, Высшие Силы выбрали для несчастной Мари самую жуткую судьбу, которую можно было только придумать.

Я вздохнула. Но, конечно же, я знала, что свою судьбу в этом воплощении выбирает сама душа. Она сама решает, где и как ей жить и через какие испытания пройти. Так что винить было некого.

И, похоже, прежняя душа хозяйки моего тела выбрала такую жесть.

Наверняка, и я попала в это тело неслучайно. Ведь случайностей не бывает. Всё происходит по желанию души. Значит, и моя душа захотела попасть сюда и прожить эту нелёгкую жизнь.

Ладно! Хватит депрессировать. Надо как-то помочь Элизе. Уже была ночь, а несчастный ребёнок на улице.

Глава 8

– Ладно, Элиза. Уже ночь-полночь. Тебе надо найти какой-то дом, где поспать.

– Я не хочу без тебя, мамочка, – замотала головой девочка.

– Пока ты должна позаботиться о себе сама. Понимаешь, детка? – продолжала я как можно ласковее, гладя ее ручку. Она медленно кивнула. – Скажи, Элиза, есть ли в городке какой-нибудь добрый трактирщик? Ну, который жалостливый и принимает на постой нищих и убогих?

– Не знаю, – замотала головой Элиза. – Хотя есть одна женщина. Но она не трактирщик, а Чёрная графиня. Она живет за городом, на отшибе, одна. Ее выгнали из нашего города. Но она точно добрая. Однажды она подарила мне яблоко. А в другой раз отогнала от меня злых собак, которые хотели меня укусить. Я же тебе рассказывала про неё, мамочка. Ты разве не помнишь?

– Вспомнила, дочка. Точно, Чёрная графиня, – соврала я, воодушевившись ее словами. – Так, Элиза, ты сможешь найти особняк этой графини?

– У нее не особняк, а маленький домик, вспомни, мамочка.

– Помню. Значит, слушай меня. Сейчас пойдёшь к этой графине и скажешь, что ты сирота и тебе некуда идти. Может, она примет тебя на ночь и накормит. Поняла, Элиза?

– Я не хочу туда идти. Я хочу остаться здесь с тобой, мамочка.

– Нет, детка, здесь нельзя со мной. Смотри, холодает как. Ты вся дрожишь. Ступай к этой Чёрной графине. И скажи ей то, что я велела. Я прошу, Элиза, ради меня.

– Хорошо, мамочка.

– И еще. Если ты вдруг увидишь, что эта графиня хочет причинить тебе зло, то немедля убегай из ее дома. Поняла меня, Элиза?

Я уже инстинктивно опасалась всех окружающих меня людей. Все они были какими-то злыми и жестокими. Потому изначально начала думать обо всех плохо. Но всё же решила уточнить:

– Элиза, а ты не помнишь, отчего эту графиню выгнали из города?

– Она же ушла от мужа, который её бил. А потом аббат отлучил её от церкви оттого, что она не захотела вернуться к мужу. Все говорят, что она большая грешница.

– Ясно, – хмыкнула я. Видимо, эта графиня такая же «грешница», как и я. Это общество точно больно на всю голову с этими своими непонятными грехами. И явно эта графиня не была опасной. – Всё, Элиза, ступай. Сделай то, что я сказала.

В день моей казни утро было ясным и тёплым.

Почти шесть дней я томилась в этой убогой камере. Ежедневно мне приносили кусок сухого хлеба и воду: это был весь мой паёк. Три раза ночью меня навещала тайком Элиза. У девочки вроде было все хорошо.

Это единственное, что утишало меня в то печальное утро, когда я должна была умереть.

Малышка Элиза теперь жила у Чёрной графини. Престарелая женщина с радостью приняла мою дочку у себя. Даже кормила вкусной кашей по утрам, а вечером – сытной похлёбкой. И действительно, графиня оказалась очень доброй: даже обустроила Элизе маленькую комнатку на чердаке. Так рассказывала девочка.

Потому я велела ей жить с графиней, когда меня не станет. Да, графиня была ей не родной, но все же лучший вариант, чем бродить, как бездомная собака по улице.

Наконец послышался скрип открывающейся двери.

В мою темницу вошли три монаха. Без предисловий они подняли меня с соломы и выволокли из темницы. Потащили по каким-то мрачным коридорам. Через пару минут мы оказались у выхода из аббатства.

Утренние лучи солнца осветили нас, едва мы вышли наружу. Я даже зажмурилась от яркого света.

Как не хотелось умирать!

Я же только попала в эту новую жизнь. Да, непростую и не очень приветливую ко мне. И окружающие люди тоже были так себе. Но всё же я уже начала привыкать ко всему этому: к вони, нищете, диким средневековым нравам. Я даже почти смирилась со своим пухлым телом!

Конечно же, всё познается в сравнении. Теперь мне казалось, что не так уж и плоха моя жизнь в этом теле. Я была молода, вроде здорова, и у меня был даже близкий человечек – Элиза. Которая так горько плакала, когда вчера тайком опять приходила к моему оконцу.

Потому не стоило горевать. Если теперь я здесь и вынуждена как-то выстраивать своё существование в новом мире, значит, буду выживать здесь.

Именно так я думала все последние пять дней заточения в темнице.

Но эта казнь была прямо какой-то вопиющей несправедливостью.

За что? Почему? Отчего меня хотели сжечь? Оттого, что я отказала развратнику аббату? И не стала блудницей? Это же чудовищное беззаконие, и правда!

Бред какой-то!

Монахи провели меня по небольшой улочке, примыкающей к аббатству, потом по другой. И мы вышли на некую многолюдную площадь. Здесь было полно народу.

Я подумала, что есть шанс сбежать, но у меня были связаны руки, а эти два вонючих монаха держали меня с яростной силой.

Монахи уже заволокли меня на помост посреди площади и начали привязывать к столбу. То и дело со всех сторон слышались едкие смешки и проклятья горожан. Внизу, у помоста стояли монахини во главе с аббатом Фалло и довольно наблюдали за всем происходящим.

Они все реально считали, что убить человека просто так – это будет во благо их душам?

Ненормальные фанатики.

В этот миг мне казалось, что моя новая жизнь – это верх невезения, который только мог случиться со мной. Не успела даже освоиться как следует в этом мире и уже все. Конец. Худшего попаданства и представить себе было трудно.

Я чувствовала, что веревки, которыми меня привязали к столбу, сильно врезались в кожу, причиняя боль.

– Боженька! – взмолилась я, поднимая лицо к небу. – Ну, пожалуйста, помоги! Обещаю, что больше не буду жаловаться на свою полную фигуру и тяжелую жизнь! Только помоги! Я хочу жить!

– Что ты бормочешь там, проклятая ведьма? – огрызнулся монах-палач, который уже подкладывал хворост к моим ногам. – Никто тебе не поможет! Все грешницы идут в ад, и мы поможем тебе туда отправиться.

Он злобно и ехидно оскалился. Я даже не обратила внимание на его гадкие слова. За последнюю неделю я научилась абстрагироваться от злых слов окружающих людей. И они совершенно не трогали меня. Я же не считала себя грешницей. Почему мне должно быть важно мнение каких-то невежественных людишек?

Я видела, как монах зажег факел от небольшого костровища, что было рядом, и направился ко мне.

Глава 9

Зажмурив от страха глаза, я начала еще яростнее шептать просьбы Богу. О том, чтобы мне было не так больно умирать.

Я уже чувствовала запах горелого дерева, который, видимо, исходил от факела в руке монаха, но упорно продолжала шептать, обращаясь к Богу и Высшим силам.

– Отправляйся в ад, грешница! – раздался истошный возглас одной из монахинь, стоящих внизу.

Я чуть приоткрыла глаза, отмечая, как монах начал поджигать первые хворостины, лежавшие у моих ног.

Снова зажмурилась. И едва не заплакала от безысходности. Но старалась держаться. Не стоило показывать этим злобным людишкам свою слабость.

Я уже ощущала под ногами жар и слышала треск первых горящих хворостин. Желала только одного: чтобы все поскорее закончилось. Я так устала бояться за эту неделю.

И вдруг что-то влажное упало мне на лоб.

Потом ещё и ещё. Я резко распахнула глаза. Огонь уже поглотил первые дрова рядом с моими ногами, а дым слепил глаза.

И тут с неба хлынул ливень!

Да такой сильный, что я даже зажмурилась, не в силах смотреть вверх. Огонь мгновенно потух, а монахи, которые следили за всем действом, забегали.

Естественно, в тот день казнь отменили.

Меня уволокли обратно в сырую темницу и оставили там до завтра. Пока не просохнет хворост и дрова для костра. Так объявили мне два вонючих монаха, когда снова запирали засов на двери.

Я же, оставшись одна, радостно ходила по каменной темнице. Понимая, что Высшие Силы слышат меня. И как я могла усомниться в их любви ко мне?

Следующее зловещее утро наступило внезапно.

Измучившись всю предыдущую неделю терзаниями и думами, в эту ночь я спала крепко и беспробудно. Лишь когда два монаха пришли в мою келью, я продрала сонные глаза и, увидев склонившиеся надо мной тощие, мерзкие физиономии, воскликнула:

– Неужели опять?

Они не ответили, а неучтиво подняли меня с соломы и поволокли наружу.

Второй раз переживать подобное было ужасно.

Монахи снова тащили меня на центральную площадь на расправу. Но я уже не сдерживалась, как вчера, а горько рыдала. Мои нервы сдали, мне было все равно, что обо мне подумают.

Мы вышли из просторных дверей, и я едва не упала, оступившись. Больно подвернула ногу, шагнув со ступени. Закусила губу.

Как и вчера, мне в лицо ударил яркий поток солнечного света. И в этот момент раздался мужской голос:

– Постойте! Отпустите эту женщину!

Я резко распахнула глаза и увидела его.

Незнакомец стоял у нас на пути. Он как-то грозно и недовольно смотрел на моих вонючих «сопровождающих».

Широкоплечий и высокий, он был одет в темно-зеленую военную форму. В сапогах и треуголке с пряжкой на боку шляпы. Форма подчеркивала его стать и отменную выправку. Темно-русые волосы собраны в хвост на затылке, высокий лоб, орлиный взор и яркие зеленые глаза.

Лет тридцати или чуть больше, он показался мне настоящим красавцем. Вообще, я впервые увидела в этом времени хоть кого-то прилично одетого. Не в рясу и не в грязную заношенную одежду, которую носило местное население.

– Что вам угодно, господин? – спросил недовольно сопровождающий меня монах и крепче сжал моё плечо. – Мы ведём эту ведьму на казнь.

– Ее имя Мари Шаль? – продолжал требовательно спрашивать незнакомец, а его взор изучающе прошелся по мне.

Я же, не понимая, что происходит, так и лила горькие слезы, только уже беззвучно.

– Да. Ее так зовут. Эта великая грешница, ее надо сжечь! – проворчал второй монах, произнеся совершенно глупую фразу.

– Его святейшество, аббат Фалло отпустил этой девице все грехи, – заявил мужчина в форме и показал какой-то свиток с печатью. – Вот её индульгенция! Посему немедленно отпустите ее! И развяжите!

От слов мужчины я опешила. Даже перестала плакать. Вперилась взором в лицо этого красавца-военного и недоумённо хлопала глазами.

– Но аббат приказал нам доставить ведьму на костёр, на площадь, – продолжал гнуть своё первый монах.

– Ты что, глухой? Девице отпущены все грехи! – процедил мужчина, и его рука легла на эфес сабли, висевшей на поясе.

– Эта нищенка свободна! – раздался вдруг голос аббата Фалло, который появился во дворе и смотрел в нашу сторону. – Она одумалась и покаялась. Я отпустил ей все грехи. Потому святая церковь не имеет к ней претензий.

Только после этих слов настоятеля монахи развязали мне руки. И нехотя отошли, что-то недовольно бубня.

Я же никак не могла прийти в себя.

Меня не сожгут?

Боже, это просто какой-то нереальный сказочный сон!

Я была не в силах поверить во всё это.

От такого неожиданного спасения у меня даже закружилась голова. Я пошатнулась и едва не упала. Начала уже оседать, но военный тут же удержал меня за талию, быстро обхватив крепкой рукой. Поднял меня на ноги, да так легко, словно я ничего не весила. Хотя я совсем не была пушинкой.

Это весьма впечатлило меня. Какой же он сильный!

– Вам дурно, сударыня? – озабоченно поинтересовался мужчина, склоняясь надо мной, ибо был выше меня на целую голову.

Его вежливое обращение и близость едва снова не лишили меня чувств.

Просто непозволительно быть таким красивым, да еще тогда, когда я выгляжу как толстая корова.

– Вроде лучше, – пролепетала я, не понимая, кто этот красавец из сказки, который обращался ко мне «сударыня».

Я уже подозревала, что в этом мире вообще не знают вежливых слов, а только все бранятся.

– Мари, пойдёмте со мной, – предложил он, отводя меня подальше от стен аббатства, осторожно придерживая под локоть.

Мы остановились под раскидистым деревом, где была тень. И только тут я поняла, что от мужчины не пахнет. Точнее пахнет какими-то терпкими травами, немного кожей и всё. Никакой вони от него не исходило. Он был первым человеком в этом мире, кто не вонял, как помойка или дикое животное. И это поразило меня.

Я смотрела на незнакомца с яркими зелеными глазами и ничего не понимала.

Откуда эта индульгенция? И почему Фалло вдруг смилостивился надо мной?

Словно прочитав мои мысли, мужчина тихо сказал:

– Надо уходить отсюда, Мари. Пока этот жадный аббат не потребовал еще денег. И так выложил за эту бумажульку тридцать луидоров!

Ах, вот оно что!

Он просто дал этому греховоднику денег. И, похоже, немало. Вот что произошло. Но зачем этот статный красавец-военный спас меня?

Что ему надо?

– Позвольте представиться: Анатолий Муранов, штабс-капитан в отставке. Сейчас служу главным управляющим у богатого фабриканта Ивана Абрикосова.

Глава 10

Он галантно снял треуголку и немного склонил голову в знак почтения.

– А! Так вы русский! – обрадовалась я.

– Да.

Я опять окинула его взором, уже начиная мысль разумно. Импозантный высокий красавец с гордым профилем, широкоплечий и мужественный. К тому же галантный и вежливый.

Мне точно не мерещиться всё это?

Ох… я снова нервно выдохнула. Такой статный мужчина даже в моей прошлой жизни был бы настоящим сердцеедом. И в этом времени наверняка соблазнил не одну даму.

– Это многое объясняет.

– Что же? – спросил Анатолий, приподнимая бровь.

– Что от вас не воняет, как от… – я замялась, чуть не ляпнула, как от немытого коня.

Сразу было ясно, что этот соблазнительный красавчик ходит в баню или еще куда-то там мыться. У него даже волосы были чистыми. Тёмные, густые и блестящие. Он был без этого жуткого парика, которые я видела на нескольких аристократах здесь на площади. И это делало его невероятно привлекательным.

Вот только бы выражение лица он сменил. Уж больно грозно и мрачно смотрел на меня.

Мне уже казалось, что в этом мире я не увижу больше мытых людей. Но теперь вот такой сюрприз. На этого мужчину реально было приятно смотреть, и я даже ощутила едва уловимый тонкий аромат вербы и можжевельника. Даже духами он пользовался чуть-чуть, а не лил весь флакон на себя, как делали в этом королевстве повсеместно богатые дворяне. Это воспоминание Мари отчего-то сейчас отчётливо всплыло у меня в сознании.

– Понимаю вас, – кивнул военный и сильнее нахмурился, проводя изучающим взглядом по моему лицу и фигуре. – Я тоже по приезду был немного шокирован здешними порядками не мыться.

– Вот-вот! А я здесь живу уже который год.

– Сочувствую. Но я могу вам помочь, Мари.

Чем же? Кстати, что ему нужно от меня? Зачем он спас меня? Я что-то так опешила от его ошеломляюще эффектного вида, что даже забыла об этом.

– Вы знаете мое имя?

– Да. Я нашел вас по Книге Судеб. Давно уже искал вас. И мне повезло, когда аббат Фалло занёс вас в Реестр Ведьм. Оттого ваши отпечатки пальцев попали в общий источник данных.

– Вот как? – озадачилась я, вспомнив как два монаха тыкали мои пальцы в некую вонючую субстанцию, а потом прикладывали к обрывку бумаги.

Так вот для чего они это делали! Всё же как интересно. Вроде отсталый мир, а какие-то отпечатки пальцев и база данных людей.

– Да. Тут же помчался сюда, во Францию. Верхом, чтобы быстрее. Загнал пару лошадей. Боялся не успеть. Но Слава Богу, казнь отложили на сутки.

– Да, Слава Богу, он послал дождь, – кивнула я, отмечая, что военный хорошо говорил по-французски.

– Мы долго не могли найти вас. Вы никогда и нигде не оставляли ваших отпечатков, с того дня, как ушли из дома. Это очень расстраивало вашего батюшку. Он уже год ищет вас.

– У меня есть отец?

Мужчина удивленно окинул меня взглядом.

– Да, – кивнул он и как-то недоумённо спросил: – Вы разве позабыли о нём?

Я поняла, что сморозила глупость. Настоящая Мари вообще-то должна была знать о своём отце. А не спрашивать у какого-то штабс-капитана. Но я-то ничего не знала! Я попала в это тело только неделю назад.

– Простите меня, Анатолий. Эти гадкие монахи так жестоко обращались со мной, – залепетала я, пытаясь выкрутиться из этой щекотливой ситуации, чтобы он не понял, что я ничего не знаю о прошлом Мари. – Я пару раз ударилась головой недавно, и у меня случаются провалы в памяти.

– Они что, били вас? – нахмурился он.

– Нет, то есть да, – путалась я в словах.

– Вас надо немедленно показать лекарю.

– Я вроде в порядке, не надо лекаря, – улыбнулась я заискивающе.

Муранов как-то подозрительно посмотрел на меня, нахмурившись. Неужели пожалел, что спас меня. Или что?

– А ваше имя точно Мари Шаль? – озвучил он свои мысли. И пока я хлопала в недоумении глазами, Анатолий сам же себе ответил: – Хотя ошибки быть не может. Отпечатки пальцев у всех уникальны, так говорил да Винчи.

– Конечно же, я Мари, – закивала я тут же, понимая, что сейчас могу всё испортить, и этот чудесный мужчина не станет мне помогать.

А мне так нужна была чья-то помощь в этой непростой жизни.

– Хорошо, Мари, я верю вам.

– Благодарю, – облегчённо вымолвила я и кокетливо улыбнулась. – Расскажите о моем батюшке. Как его зовут? Откуда вы его знаете?

Тут же лицо Анатолия разгладилось, и он быстро кивнул.

– Ваш батюшка очень уважаемый и достойный человек, его имя знают все в Петербурге. Иван Матвеевич Абрикосов. Именно по его поручению я искал вас.

– Абрикосов? – опешила я, и у меня округлились глаза. – Тот самый Иван Абрикосов, который богатый фабрикант?

– Да. И я служу у него управляющим. А вы – Мария Ивановна Абрикосова. Вы и это позабыли?

– Ох.... Вы прямо огорошили меня. Я что… тоже русская и дочь этого богатого господина? – окончательно оторопев, произнесла я.

– Именно так, Мария, – уже по-русски сказал Анатолий и, по-доброму улыбнувшись мне, добавил: – Наверное, мы можем говорить на родном языке.

– Как интересно… Вот это поворот, – прошептала я уже по-русски.

Оказывается, и в этом мире я была русской. Вот отчего я даже в этом теле думала по-русски.

Я чувствовала, что третий раз за сегодня у меня есть шанс грохнуться в обморок. В первый раз в преддверии казни, второй из-за того, что меня спас Муранов. Сейчас же – оттого, что я дочка богатого русского фабриканта.

Но тогда что я здесь делаю? В этом зловонном Бордо? Почему все называют меня Мари Шаль? Я что, всё же была замужем или как? За французом?

Куча вопросов тут же пронеслось в моей голове, и я только нашла в себе силы вымолвить:

– Действительно, Анатолий, я что-то начинаю припоминать о батюшке и о том, что родилась в России. Там ужасно холодно, особенно ветер жуткий в Петербурге.

Я лепетала всякую всячину. Пыталась найти такие слова, которые убедили бы Муранова в том, что я реально жила в России и всё помню.

– Согласен, климат в столице не для нежных особ.

– Анатолий. Я же могу вас так называть, сударь? Или же всё же по батюшке вас величать?

– Мария, конечно! – произнёс он, и на его лице появилась такая соблазнительная улыбка, что меня бросило в жар. – Я буду счастлив, если вы будете называть меня Анатолий, а я вас Мария.

Я же немного напряглась. Этот капитан заигрывал со мной?

Этого просто не может быть. Где я, нищая и толстая, в этом убогом грязном балахоне-рясе, да еще и дурно пахнущая после темницы. И где он, блистательный и сексуальный.

Не могу поверить. Наверное, мне все это только кажется.

Глава 11

Мотнув головой, чтобы прошел морок от близости этого мужчины, я спросила:

– Но как я оказалась здесь, во Франции, я совершенно позабыла. Я вышла замуж? – бросила я догадку.

– Насколько мне известно, вы не были замужем, Мария. Так указано в вашей карточке в Книге Судеб.

– И как же тогда я очутилась здесь?

– Бедная моя Мария, как же вы страдали, что позабыли совсем всё, – покачал головой Муранов. – Но я обязательно по дороге расскажу вам всё. Правда, я немного знаю о вашем прошлом. Надеюсь, вам удастся все вспомнить.

– Благодарю вас.

– Теперь же мы должны торопиться. Надо незамедлительно отправляться в дорогу.

– В дорогу? Я не понимаю.

– Иван Матвеевич, ваш батюшка велел найти вас и доставить в Россию. И как можно скорее. Вы же поедете со мной?

– Я… Ох… Даже не знаю… – окончательно опешила я, уже совершенно потерявшись от всех этих новостей. – Мне надо подумать, это все так неожиданно.

Оказывается, мой отец богатый фабрикант, и мне надо ехать в Россию? И он прислал за мной этого капитана?

Но тут я вспомнила об Элизе.

– Сначала мне нужно отыскать свою дочь.

– У вас есть дочь? – удивился Анатолий. – Но в Книге Судеб она не записана в вашей карточке. И сколько ей лет?

– Элизе? Пять вроде бы.

– Тогда все сходится. У вас может быть дочь, наверное. Даже наверняка, – задумчиво сказал Муранов, что-то подсчитывая в уме.

– Что сходится? Вы говорите загадками, Анатолий.

– Я говорю, Мария, что ваше положение еще более плачевно, чем я предполагал, – ответил он и поджал губы.

– Почему?

– Давайте поговорим об этом всём в дороге, драгоценная моя Мария. У нас мало времени. Надо спешить. Ваш батюшка при смерти и жаждет видеть вас. Мы должны успеть, понимаете?

– Он умирает?

– Да. Иван Матвеевич очень болен, почти не встаёт с постели. Сейчас пойдёмте искать вашу дочь. А потом немедленно едем в Россию.

Он как-то бесцеремонно уже схватил меня за локоток и потянул за собой. Я же опять в недоумении напряглась. Отчего он командует мной?

– Но я еще не дала согласия куда-то ехать с вами. Я вас вижу в первый раз!

– Так дайте его‚ Мария! – заявил он таким тоном, словно приказывал мне. – Я в любом случае отвезу вас в Россию. Хотите вы этого или нет. Я столько времени искал вас. Вы нужны вашему батюшке!

Нет, он не просто давил на меня. Он мне приказывал! Даже угрожал. Каково?!

Он спас меня, и я была благодарна ему, но это не давало ему права сейчас так говорить со мной.

Конечно, мне льстило, что такого красавца прислали за мной сюда, во Францию, и что сам отец разыскивал меня. Но я ощущала какой-то подвох во всем этом. Было во взгляде Муранова что-то странное. Как будто на краткий миг в его глазах сейчас зажегся какой-то дьявольский огонек, но тут же исчез. И это мне не нравилось.

Я чувствовала, что не могу до конца доверять этому человеку. Было в нём что-то опасное и непонятное.

– А если я не соглашусь? Свяжете меня, как курицу, и повезете? – съязвила я.

Отчего-то сейчас этот капитан показался мне не таким уж добрым и благородным принцем из сказки, как в первый момент, когда спас меня от монахов.

– Если понадобится, – буркнул недовольно он, и его рука жестче сжала мой локоть. Он быстро склонился ко мне, и в его горящих глазах я увидела угрозу. – Но, думаю, этого не потребуется, Мария, ведь так?

Какой настойчивый! Неужели так жаждет выполнить волю моего богатого батюшки?

Или же у него свои тайные планы на мой счет? Я прямо нутром ощущала, что у Анатолия была какая-то своя выгода в том, чтобы я поехала в Россию.

Вряд ли он впечатлился моими пышными формами и грязными волосами. И запал на меня. Значит, было что-то еще, чего он не договаривал.

– Мне вообще-то больно! Будьте любезны, контролируйте свою силу, – с достоинством королевы произнесла я‚ пытаясь вырвать свой локоть из его железной хватки.

Он словно опомнился и убрал руку. Его взор также изменился и стал более дружелюбным и мерцающим.

– Великодушно простите, я погорячился, – извинился Анатолий и с придыханием добавил: – Но, думаю, мы всё решим полюбовно. Ведь так, Мария?

И опять призывно улыбнулся, да так, что у меня вмиг заалели щеки. Ну нельзя же быть настолько соблазнительным.

– Я… я даже не знаю, – начала я уже неуверенно.

Со мной редко случалось подобное: чтобы я терялась в компании мужчины и не знала, что ответить от волнения. Если говорить честно, никогда не случалось. Но именно в обществе этого Муранова я уже полчаса вела себя как полная дура. И это пугало меня.

– Вы же разумная девушка, – продолжал увещевать он бархатным голосом. – Зачем вам оставаться здесь, во Франции? Жить в нищете, с этими невежественными людьми? Вы нужны вашему батюшке, а он нужен вам. Подумайте, наконец, о своей дочери Элизе.

И я поняла, что этот «норовистый породистый жеребец», как я окрестила его про себя, изменил тактику. Видимо, решил действовать со мной хитростью и лестью.

– Ну хорошо. Поедем, – согласилась я и тут же поставила условия. Раз так жаждал меня везти в Россию, пусть выполняет. – Но сначала мы найдем мою дочь. А потом вы накормите нас обедом!

– Договорились, Мария, – закивал довольно Анатолий и улыбнулся одними кончиками губ, видимо, довольный своей маленькой победой. – И обедом, и ужином, и всем, чем захотите, обещаю вам.

Глава 12

Едва мы постучались в неприметный домик на окраине города, как нам быстро открыла седая женщина в зеленом шелковом платье.

– Что вам угодно, господа? – вежливо поинтересовалась она.

– Мамочка! – раздался вмиг громкий голосок Элизы, которая выбежала к нам навстречу и кинулась ко мне.

– Здравствуй, Элиза, – улыбнулась я, присев на корточки. Дочка тут же повисла на шее, целуя меня. – Тебя не сожгли? Ты жива? Мадам графиня не пустила меня на площадь.

– Все верно, дорогая. Меня помиловали. И я пришла за тобой.

– Как? – удивилась Чёрная графиня. – Так вы матушка Элизы? Я так рада, что с вами все хорошо.

Я поднялась на ноги и обратила ласковый взор на седую женщину.

– Благодарю вас от всего сердца, сударыня, за то, что приютили мою дочь.

– Что вы! Элиза такая замечательная девочка, а у меня никогда не было детей. Мне она в радость.

– Я понимаю, – кивнула я и добавила. – Мне с вами не расплатиться за ваше добро.

– Это пустое, – отмахнулась женщина.

– Почему же не расплатиться? – тут же вмешался Муранов и достал из кителя небольшой мешочек с деньгами. Достал пять луидоров и протянул женщине. – Возьмите, мы очень благодарны вам за Элизу.

Я пораженно уставилась на капитана, не понимая, зачем он все это делает? Пытается показаться хорошим? Или же действительно делает это по зову души.

– Не надо, я не возьму, – замотала головой графиня.

– Берите-берите. Вы бедно живете, вам пригодятся, – сказала я. Взяв с ладони Анатолия деньги и протянув их графине. Она поблагодарила и взяла луидоры. Я же велела: – Элиза, собирайся быстрее, бы спешим.

– Я готова, мамочка! У меня же ничего нет. Только твоя сума. Сейчас ее принесу!

Дом Черной графини мы покинули спустя пять минут. Напоследок я тихо на ухо шепнула ей, что если у нее будут проблемы, она может приехать ко мне в Россию. Назвала имя своего отца и свое новое. Мария Ивановна Абрикосова. Вообще, мы расстались с этой милой женщиной в самых добрых чувствах друг к другу.

– Думаю, сейчас отправимся на постоялый двор, – заявил властно Анатолий, когда мы сели в нанятую им карету. – Помоетесь, поедите, отдохнете. Еще бы справить вам новую одежду. Как я понял, у вас из вещей только эта сума?

– Да, – кивнула я смущенно. – Нас недавно выгнали из дома господина Лорье. Он был моим любовником. И у нас с Элизой совсем нет денег.

– Понятно, – сказал он, помрачнев.

– Вы осуждаете меня?

– Я? Кто я такой, чтобы осуждать вас, Мария? Я лишь приехал помочь вам по просьбе вашего батюшки. И ваша личная жизнь меня не касается.

– Все верно. Потому едем мыться и обедать, капитан, как вы и обещали.

Анатолий снял для нас троих две комнаты. Одну для себя, вторую, более просторную, для нас с Элизой.

Однако мы почти час искали постоялый двор с ванной или баней, объезжая все заведения подобного рода в городке. Бани и ванные не пользовались спросом у местной аристократии, ведь они вообще не мылись. Мыльни владельцы постоялых дворов держали только для приезжих иностранцев: османов и русских.

Уже через два часа я нежилась в небольшой ванной в мыльной комнате на первом этаже постоялого двора.

Элиза, уже вымытая и завернутая в полотенце, сидела на деревянной лавке и с интересом разглядывала меня. Час назад Анатолий заказал нам обед из трактира, который принесли в наши комнаты. И теперь, сытые и довольные, мы с дочкой принимали водные процедуры.

– Тебе не жарко, мамочка?

– Совсем нет, детка, – замотала я головой, нежась в теплой сидячей ванне. – Как же прекрасно смыть всю грязь после той зловонной темницы.

– А мы точно не умрём оттого, что мылись с этим вонючим мылом?

– Нет, Элиза. Мыло убивает всех микробов и делает кожу чистой и красивой. Если постоянно мыться, детка, ты будешь здорова. И мыло совсем не вонючее, оно просто сильно пахнет лавандой.

Девочка понятливо закивала. Я же снова закрыла глаза, думая, что уже пора вылезать. Хотелось уже прилечь на нормальную постель.

– Мамочка, а этот военный, он твой новый любовник? – спросила вдруг Элиза, и я резко открыла глаза.

– Кончено же, нет, Элиза! С чего ты это выдумала?

– Он нас кормит. И комнату такую красивую нам отдал. Прямо как господин Лорье, у которого мы раньше жили.

Пришлось объяснить девочке, что он просто заботиться о нас по поручению моего отца, к которому мы скоро поедем.

Когда мы вернулись в комнаты наверху, Анатолий уже нетерпеливо ждал нас, расхаживая по нашей спальне.

– Мария, побыстрее собирайтесь. Поедем в одежную лавку. Пока они не закрылись. Вам и вашей дочери надо купить нормальную одежду.

– Очень премилое платье, – заискивающе лебезила рядом со мной тощая модистка дорогого салона. – Этот цвет увядшей розы вам очень идет, мадам.

Я снова оглядела себя в большое напольное зеркало в декольтированном бледно-розовом шелковом платье, приталенном и кокетливом. Мне даже нравилось мое отражение.

Все оказалось не так уж удручающе. В салоне у этой мадам я хорошенько разглядела себя в примерочной комнате, когда стояла там раздетая перед зеркалом. Даже сама обмерила свои окружности старинным сантиметром. Я была пятьдесят второго размера, имела крутые бедра, стройные щиколотки и высокую грудь, и сравнительно тонкую талию.

Сейчас я уже мерила десятое платье в этом модном дамском салоне и вышла показаться в залу, где сидели Муранов с Элизой, которые терпеливо ожидали меня.

– Мадемуазель, – поправила я модистку.

– Пардон, мадемуазель. Но это платье еще лучше, чем третье, что вы примеряли.

– Да уж. Это уже пятое платье, которое мне нравится. И как выбрать одно или два из них? Все такие красивые.

– Да-да, у меня все платья прекрасны, – закивала женщина.

– Мария, берите все пять платьев, – тут же вмешался Анатолий. – Я заплачу, сколько надо, не беспокойтесь. Денег с вас не возьму.

Я недоуменно окинула Муранова взглядом. То, что он был щедр, даже очень, это я уже понятна. Но так сорить деньгами направо и налево. У него что, были хорошие доходы?

Глава 13

– Ладно, капитан. Если вы потом не предъявите мне счет, я согласна взять все пять нарядов.

– И чудесно, Мария. Это платье вам очень к лицу.

– Ах, только оставьте эту вашу лесть, – отмахнулась я, снова крутясь перед напольным зеркалом.

Как может мне быть что-то к лицу, если я такого размера? Конечно, модные платья из этого салона украсили мою пышную фигуру и даже подчеркнули некоторые ее достоинства, например, высокую грудь. Она смотрелась великолепно. На удивление, у Марии грудь была довольно подтянута.

Но сейчас Анатолий говорил явно из вежливости. Он же служил моему отцу, а я, как дочь богатого фабриканта, точно была достойна его хороших слов. Вдруг уговорю своего папочку повысить ему жалование? Я прекрасно знала, что в этом мире, да и в нашем, все люди преследуют свои цели и ищут выгоду. Это было нормально. Такова человеческая натура.

Я даже улыбнулась своим мыслям.

После мы купили мне две пары туфель, нижнее белье, шляпки и перчатки. А также одели Элизу, как маленькую барышню. Все наши обновки сложили в большой сундук, который так же приобрели.

На следующее утро, когда мы выехали с постоялого двора в сторону далекой России, я ощущала себя совершенно счастливой. Я была сыта, в чистой богатой одежде. И даже выспалась, как человек. Малышка Элиза тоже была довольна всем и, сидя рядом со мной в карете, непрерывно щебетала.

В то утро меня даже не бесило моё пухлое тело, и я подумала о том, что уже смирилась со своей внешностью.

И теперь я чувствовала, что у меня начинается новая жизнь.

Сидя напротив Муранова в качающейся не ухабах карете, я немного нервничала. Его взор с самого нашего отъезда словно гипнотизировал меня.

– Думаю, наша совместная поездка до России будет очень приятной, – заявил вдруг Анатолий.

– Хмм. Нам долго ехать?

– Почти две тысячи верст, – ответил он. – Но не переживайте, Мария, мы поедем с остановками, ночевать будем на постоялых дворах. Вы и ваша дочка не будете ни в чем нуждаться. Я обещал вашему батюшке, что привезу вас в целости и сохранности.

– Благодарю.

Я снова выглянула в окно, стараясь не замечать, что штабс-капитан не отрывает от меня взгляда и как будто изучает. Это смущало меня. Но я не показывала виду. Что ему нужно? Или у меня грязное лицо? Я невольно даже провела рукой по щеке. Может, краска с бровей осыпалась?

Я снова обернулась к Элизе. Она уже заснула, и я осторожно подложила подушку под ее головку, чтобы малышке было удобнее.

Снова обернулась к Муранову, его взгляд так и не отлипал от меня. Я уже хотела спросить у него, что не так? Как он сказал:

– Знаете, мадемуазель Мария, я даже рад, что поехал за вами лично, а не послал своего приказчика.

– Рады? Отчего же? – встрепенулась я.

Он на миг замолчал и пристально посмотрел на меня.

– Я же не ожидал, что вы такая… – он замялся, как-то странно окинул меня горящим взглядом.

– Какая?

Толстая? Жирная? Нищая?

Пронеслось в моей голове. Ну давай, надменный красавчик, говори правду. Ты, наверное, вообще не видел здесь таких жирных коров, как я. Таких в этом мире просто не существовало.

«Это просто мне так жутко повезло.», – мрачно цедила я про себя.

Даже врагу не пожелаешь такого. Я готова к правде, не стесняйся. Все равно хуже уже не будет.

В этот миг я прекрасно понимала, что в этом мире, где все стройные и изящные, как я с прискорбием замечала последние дни, мне даже ловить некого. Вряд ли какой-то мужчина позарится на меня. Ну, кроме разве того развратного лысого аббата.

– Очень красивая, – выдохнул тихо Анатолий.

Его взор жадно прошелся по моему лицу и опустился ниже. Замер на мгновение на моих внушительных округлостях пятого размера, которые на треть открывало шелковое синее платье. Но штабс-капитан тут же опомнился и снова перевел взгляд на мое лицо.

Я моргнула пару раз, явно не ожидая подобного ответа.

Он что, прикалывается?

Как я могу быть красивой с таким телом? И круглым лицом? Единственное, что у меня было красивым – это глаза. Ну и волосы густые. Всё! Но до классической красотки мне как тюленю до балерины.

Потому его слова вызвали у меня возмущение. Но решила озвучить свое недовольство более понятным ему словом.

– Издеваетесь?

– И не думал этого делать, – ответил он, и мне показалось, что он говорит искренне. – Я давно не встречал такой девицы, как вы. Вы невероятно красивы. Разве никто не говорил вам этого?

Я окончательно опешила. Нет, он точно издевался!

– Зачем вы мне лжёте? Вам что-то надо от меня? – настороженно спросила я, не веря ни одному его слову.

Ну не могла девица пятьдесят второго размера, как я, быть красивой! Не могла.

Жиртрест, он и в Африке жиртрест. И не важно, в каком мире.

– Да с чего вы взяли, что я лгу? – удивился Анатолий, приподнимая темную бровь. – Я, знаете ли, бывший военный. И привык говорить правду в лицо или молчать.

– Очень странно. Вы же видите, что мои формы далеки от совершенства. Я совсем не такая, как все окружающие дамы. Они стройные, тонкие, а я…

– Ах, вот вы о чем! – понял он. – Мне просто по нраву, когда у дамы формы, как у вас. Понимаете? Вокруг одни тощие угловатые девицы. Бррр… А ваши прелести просто невозможно прекрасны. Если бы вы только позволили мне…

Позволила что? Он что, намекал на интим? Вот так сразу и без всяких там предисловий и ухаживаний?

– Позволила что?

– Ухаживать за вами, – произнес он.

– Ааа… – выдохнула я и даже забыла, как дышать.

Неужели он говорил искренне?

В следующий миг Муранов улыбнулся так призывно и жарко, что у меня вмиг пересохло во рту.

Он что, пытается флиртовать со мной? Соблазнить? Боже! Неужели он действительно находит меня красивой?

Впрочем, я задумалась, тот лысый аббат тоже весь трясся в предвкушении моего тела.

Уже второй мужчина за неделю в этом мире жаждал меня. Ну, если, конечно, они были искренни со мной. Аббат-то точно, иначе бы от злости не отправил меня на костер за отказ. Но неужели и этот высокий статный военный, от одного вида которого захватывало дух, тоже находил меня красивой и соблазнительной? Его горящий взгляд сейчас был слишком красноречив.

От этих мыслей мне стало жарко. Я тут же смутилась и начала искать носовой платок, чтобы вытереть руки, которые вмиг вспотели от его горящего взгляда.

– Ох! – воскликнула я, невольно выронила платок из рук, и он упал на пол кареты.

Мы оба наклонились за платком и едва не столкнулись головами.

Я выпрямилась, позволив Анатолию поднять мой платок. Он протянул мне его. Я взяла. Но его сильные пальцы быстро обхватили мою ладонь.

Он надолго задержал мою кисть в своей, пристально глядя в глаза.

Неужели он не врал, и я действительно нравлюсь ему как девушка? Но я не могла нравиться в таком пухлом теле! Или могла?

Я совсем запуталась. И только пролепетала в ответ:

– Благодарю.

Оно тут же выпустил мою руку и нахмурился. Прокашлялся и перевел взор на окно.

Глава 14

Я сняла шляпку, которая начала душить меня. Точнее, от всех этих речей и взглядов Анатолия мое дыхание стало сбивчивым, а предательские мурашки бегали по всему телу. Мне стало жарко.

Отложив шляпку, я чуть поправила свои волосы, собранные в простую прическу. Сегодня на постоялом дворе трактирщица одолжила мне пару гребней и шпильки. И мне удалось заколоть свои чистые волосы на макушке в небольшой пучок, а позади оставить длинные распущенные пряди. Благо, хоть волосы у меня были густыми и здоровыми и имели довольно приятный естественный цвет оттенка шоколада.

Я боялась даже взглянуть на Анатолия и упорно смотрела в окно. Однако чувствовала, что он опять буравит меня настойчивым взглядом.

Это искрящее напряжение между нами разрушила Элиза, которая вдруг проснулась и заявила:

– Мамочка, я хочу горшок!

Я округлила глаза, тут же придя в себя. Завораживающее притяжение от близости Муранова тут же испарилось.

Накануне мы с девочкой долго говорили об этикете. О туалете и подобных вещах. Я объяснила ей, что отныне, если она хочет стать настоящей маленькой барышней, то должна справлять нужду в горшок или в клозет – так тут все называли выгребную яму. А Элизе, как я поняла, очень хотелось стать этой самой барышней, потому все мои слова она мгновенно уяснила и запомнила.

Извинившись перед капитаном, я попросила остановить карету. Он понятливо кивнул и два раза стукнул костяшками пальцев по крыше кареты. Экипаж вмиг остановился, и мы с девочкой отошли до ближайших кустов. Благо мы ехали уже по лесной просеке.

Когда мы вернулись, Анатолий ждал у кареты. Сам галантно открыл дверцу и подал руку сначала Элизе, потом мне. Мою же ладонь он задержал немного дольше в своей сильной руке. Я быстро взглянула на него, ощущая, как между нами опять пробежал этот возбуждающий заряд, и снова стушевалась.

Я быстро плюхнулась на сидение, не понимая, как ехать еще две недели в компании этого мужчины, если я уже была до крайности взволнована и возбуждена его близостью. Когда Анатолий сел напротив, я почувствовала себя глупой гусыней, которая так легко смущается от первого встретившегося мужчины.

Со мною никогда такого не было.

Решив немного разрядить обстановку, я завела разговор на нейтральную тему:

– Анатолий, хотела узнать… А батюшкино наследство велико?

Он как-то странно посмотрел на меня и прекрасно понял, о чем я говорю.

– Не хочу вас напрасно обнадёживать, Мария, но вряд ли вы получите много после смерти многоуважаемого Ивана Матвеевича, – ответил он именно на тот вопрос, который я сама постеснялась озвучить. – Ваш легкомысленный поступок навлёк на семью позор. Ваш отец все эти шесть лет был очень сердит с тех пор, как выгнал вас из дома. Но всё же Иван Матвеевич очень переживал за вас. Вы же были его любимой дочерью, как я понял. И осознаю, что вы были слишком юны, оттого и поддались чарам того развратного поручика. Как его звали?

– Эээ, Анатолий, это уже не важно, – ответила я уклончиво, начиная уже догадываться, что произошло с Марией шесть лет назад.

– Вы правы. Я же не знаю всех подробностей: тогда я служил в армии. Все знаю со слов Ивана Матвеевича. Но последние четыре года, что я служу у него, ваш батюшка постоянно твердит, что этот поручик никогда бы не женился на вас. А вы отдались ему, собираясь бежать с ним.

– Да, шесть лет назад я была так глупа, – сказала я, думая, как еще выудить из Муранова нужную информацию о прошлом Марии. – Но я была так сильно влюблена в него.

– А он воспользовался вами, понимаю, – кивнул он. – Ваш батюшка оказался прав: он так и не женился на вас. Вы же дочь купца, а он дворянин.

– Сейчас я об этом так жалею. О своем необдуманном поступке.

– Мы часто делаем ошибки в жизни, Мария. Но зато у вас замечательная дочь.

– И не говорите, Анатолий. Я каждый день благодарю Господа, что у меня есть Элиза, – согласилась я с ним.

Я поняла, отчего вчера Муранов говорил, что все «сходится». Похоже, имел в виду, что поручик шесть лет назад обесчестил меня, отец выгнал меня из дома, а потом я родила Элизу, которой пять лет. Да, действительно, все сходилось.

Я даже облегченно выдохнула. Теперь хоть что-то узнала про свою прежнюю жизнь.

– Однако у вашего батюшки золотое сердце. Он все же решил простить вас, потому и разыскивал. Но вы должны понимать: вряд ли вам достанется его наследство. Всё состояние, скорее всего, отойдёт вашей младшей сестрице или вашей мачехе.

– Ясно, – вздохнула я.

Правильно, папочка Абрикосов. Опозорившая тебя дочь должна жить в нищете и каяться всю жизнь. Как это по-мужски. Но опять же, он зачем-то разыскивал меня? Ах да, Анатолий сказал, что хотел простить.

Прекрасно. Может, отец разрешит мне остаться жить в своем доме? Наверняка у него добротный большой особняк и слуги есть.

Тогда мне и не нужно это наследство. Зачем? Если есть где жить и что есть, то я вполне спокойно и нормально заживу с Элизой в папином особняке, даже если он отойдет моей младшей сестрёнке. Такой вариант тоже неплох.

Уфф… я даже обрадовалась.

Оказывается, у меня была семья, которая искала меня и ждала обратно. Вон даже какого красавца капитана за мной прислали. А Элиза говорила: никого нет. И вот теперь такой приятный сюрприз.

Ну, помечтала полдня о наследстве и будет. Как была без денег в этом мире, так и останусь. Что уж.

– Ну, ничего, – улыбнулась я Муранову. – И без наследства проживу. Хотя бы батюшку увижу.

– У вас доброе сердце, Мария, это я сразу заметил, – произнес Анатолий и улыбнулся мне одними кончиками губ. – Но не переживайте так. Я смогу вас утешить.

– Неужели?

Это словно «утешить» как-то неоднозначно прозвучало в его устах.

– Ваш батюшка переменился последнее время в отношении к вам. Простил все же, как мне кажется. Он говорил мне, что оставит вам кое-что. И просил меня подготовить некоторые бумаги. Я сам видел их. Так вот, Мария, он собирается отписать вам в собственность небольшую старую фабрику.

– Фабрику? – тут же встрепенулась я.

Глава 15

– Фабрику? – тут же встрепенулась я.

– Вы тоже его дочь, хоть и непутевая, но дочь, – добавил, мрачнея, Анатолий. – Это, конечно же, слова вашего батюшки, Мария, не мои.

– Ясно, – с энтузиазмом закивала я. – А что за фабрика? Батюшка действительно хочет подарить ее мне?

– Да. Я мельком видел у поверенного завещание, которое приказал составить многоуважаемый Иван Матвеевич. Все состояние, как я и сказал, делится поровну между младшей вашей сестрой и мачехой, а вам достается фабрика. Но вы только не делитесь ни с кем о том, что я сейчас вам рассказал. Батюшка ваш запретил мне это разглашать. Я поведал вам только чтобы немного успокоить вас.

– Благодарю, Анатолий, вы очень добры, конечно, я буду молчать, – ответила я, довольно кивая.

В моей голове тут же закрутилось множество мыслей. Фабрика вообще-то тоже немаленькое наследство. Если она работает и приносит доход, то… я даже радостно выдохнула. Ладно, зря я плохо думала о папочке.

– Мария, однако мой долг вас уведомить о том, что эта сахарная фабрика уже лет двадцать не работает. Там изношены все механизмы и конвейеры, оттого она и простаивает. Да и само здание все обветшало. Понимаете?

– Что вы хотите сказать?

– Если ее запускать, то туда надобно вкладывать денежные средства, и немалые. В ремонт, в новое оборудование, да и рабочих нанимать. А у вас совсем нет денег. И батюшка вряд ли оставит вам наличные средства: у него все вложено в производство.

– Понятно, – кивнула я, думая о том, можно ли в этом мире взять кредит.

Словно прочитав мои мысли, Муранов продолжал:

– Если брать взаймы у ростовщиков, вы никогда не запустите фабрику в нормальный оборот. И будете работать в убыток не один десяток лет. У них такие жуткие проценты.

– Вы к чему все это говорите, сударь? Хотите расстроить меня или что? – уже нервно возмутилась я.

– Нет, Мария, что вы. Я, наоборот, хочу помочь вам, – заверил меня Муранов и как-то по-дружески улыбнулся.

– Как же?

– Я куплю у вас эту фабрику. Ну, после того как ваш батюшка завещает её вам.

– В смысле: купите? У вас есть столько денег?

– Нет, не у меня. У вашей мачехи точно будут, она же главная наследница. А я служу у нее управляющим. Вернее, буду служить, как и при вашем отце. Она меня заверила в этом. Оттого я и говорю, что она купит вашу фабрику, а я просто прослежу за сделкой, – объяснил он. – И вам это выгодно, Мария. Дадим вам хорошую цену за эту фабрику. На эти деньги вы сможете купить небольшой дом, даже особнячок с садом. И жить там с дочкой. Положите остальные деньги к ростовщикам под проценты и будете жить на это. Я думаю, весьма безбедно.

– А вам зачем эта неработающая фабрика? – подозрительно спросила я.

– Понимаете, Мария. Все сахарное производство, каким владеет ваш батюшка, устроено наподобие конвейера. Только все состоит из предприятий, фабрик и производств. И в этой цепочке нет лишних частей, лишних предприятий. Эта фабрика когда-то работала наравне с тремя другими. А сейчас без нее четверть других заготовительных производств цикла простаивает. Потому что три другие фабрики не справляются со всем объемом сырья. Потому как главный управляющий, я хочу восстановить ее и запустить. Это выйдет дешевле, чем строить новую. Понимаете?

– Да, – кивнула я, прищурившись.

Вот для чего он так лебезил передо мной, покупал наряды и делал комплименты. Чтобы я после продала ему эту фабрику, которую хотел мне завещать отец. А ведь я чувствовала, что эта его лесть и соблазнительные речи, платья с ужинами – всё не просто так. Ведь видела чертовщинку в его красивых глазах. Сразу было ясно, что не по доброте душевной он за мной сам сюда поехал. А чтобы сразу на берегу застолбить сделку – продажу этой фабрики.

– Хорошо, Анатолий, я подумаю.

– Что тут думать, Мария? – удивился он и начал уже убеждать меня: – У вас все равно нет денег на восстановление фабрики. А я вам предлагаю выгодную сделку. Получите деньги и будете жить безбедно. Что вам еще? Зачем вам разрушенная фабрика? Вот скажите? А мне она как раз в производстве необходима.

– Я сказала, подумаю, – твердо ответила я. – И не давите на меня.

Как этот молодчик начинал без зазрения совести прямо продавливать своё желание, если я была с чем-то не согласна. И мне это не нравилось. Такие решения, даже если они выгодные, надо было принимать не спеша, всё обдумав.

– Хорошо, Мария. До России у вас ещё есть две недели пути, – улыбнулся он.

В тот вечер мы остановились на постоялом дворе в Лионе. Трактирчик, где мы ужинали, был небольшой, но очень уютный. Элиза с удовольствием поглощала сначала суп, потом жаркое и десерт. Всё, что мы хотели, Муранов заказал нам, как и накануне. И я, тоже сытая и довольная, решила поговорить с ним.

– Скажите, Анатолий, вы что-нибудь знаете о магии?

– Про магию? – удивился он, заканчивая со своим фрикасе из кролика.

– Да. Вы сказали, что все данные обо мне узнали из некоей Книги Судеб. Она магическая? Вы по ней нашли меня.

– Понял вас. Но это не магия, сударыня, – улыбнулся мне Анатолий. – А наука! Прелюбопытная, скажу вам, вещь! Вы разве не знаете, что Книга Судеб – это последнее изобретение Леонардо да Винчи. Единственное, что уцелело после его смерти. Это такая большая кладовка, где хранятся данные о тысячах людей.

– Как интересно! – ответила я.

Про да Винчи, конечно, я знала, но не ведала, что он изобретал такую штуковину. Но, видимо, в этом мире она существовала.

Я доела свой кусок торта и посмотрела на Элизу. Она так же наелась и, откинувшись на сиденье, довольно смотрела по сторонам.

Меня же мучил еще один вопрос, который я хотела озвучить. Вдруг Анатолий знал на него ответ?

– Скажите, а отчего вокруг совсем нет полных дам? – спросила я.

Этот вопрос был для меня прямо на первом месте.

– Вы имеете в виду, что все худые?

– Да. Девицы, монахини в монастыре, дамы и все женщины, – закивала я.

– Как же? Вы разве не знаете, что они все пьют уксус, чтобы их кожа была бела как снег? Это же так модно! А большинство женщин от мала до велика помешаны на белой коже, – ответил мне Муранов и тут же, пройдясь по моему лицу взглядом, добавил: – Хотя зачем вам это знать? Ваша кожа и так идеальна. Это я отметил еще в тот день, когда мы встретились там, у стен аббатства.

Как неожиданно! Вот почему они все худые.

– А эта дрянь, уксус имею в виду, отравляет весь кишечник, – продолжал он, пригубив из бокала. – Вот они и худы без меры.

– Понятно.

– Да. Мне тоже нравится белая кожа, но не такой ценой! – возразил Муранов. – У вас же идеальная кожа, как я сказал, белая и шелковистая. И уксус вы не пьете.

– Именно так, сударь, – кивнула я.

– Я и не сомневался. Вы совершенство, Мария.

Эта фраза так понравилась мне, что последующую ночь на шумном постоялом дворе я мечтала о том, чтобы этот соблазнительный капитан обратил на меня внимание. И проявлял интерес ко мне, как к девушке. Он мне уже очень и очень нравился. Если не сказать больше.

И мои мечты слишком быстро стали реальностью…

Глава 16

Две недели в пути до Петербурга пролетели как один миг. Мы перемещались на карете днём, ночью останавливались на постоялых дворах.

Элиза уже совсем привыкла к нормальному общению с туалетом, ежедневному умыванию и бане раз в три дня. Не боялась мыла, говорила, что ей нравится, как мыльная пена лопается в чане с водой. Я была рада этому. Моя новая дочка на сытной еде даже немного округлилась. На её мордашке заиграл здоровый румянец вместо бледности впалых щёк. Она стала резвой, часто смеялась и постоянно спрашивала, когда же мы приедем в гости к дедушке Ивану.

До столицы Российской империи оставалось все три дня пути. Я уже заранее жалела, что наш вояж оказался таким коротким. Не хотелось лишаться компании Анатоля. Все эти две недели он вел себя галантно, вежливо, щедро, как и в первые дни. Снимал нам с Элизой самые дорогие комнаты на придорожных станциях, кормил лучшими блюдами в трактирах и всячески пытался угодить.

Не забыл при этим делать мне комплименты и постоянно смущать горящими страстными взглядами. Я чувствовала, что искренне нравлюсь ему. Он и не скрывал этого. Называл меня красавицей, прелестницей и другими игривыми словечками, которые поначалу вызывали у меня смущение, а потом радостное нетерпение. Мне казалось, что Анатолий только ждёт от меня благосклонного взгляда и позволения, чтобы перейти к более решительным действиям.

В тот день уже под вечер мы пересекли границу России. Остановились в местечке под названием Поросло. Тут оказался вполне милый гостевой дом для проезжих, с трактиром и ванными комнатами, конюшней и даже небольшой галантерейной лавкой. В ней я приобрела новые заколки для волос для нас с Элизой, ленты, чулки, шпильки и пару шляпок. Деньги на всё это у меня были. Ведь еще при отъезде из Франции Муранов выдал мне мешочек с серебряными рублями, сказав:

– Это вам, Мария, на шпильки. Не дело все время просить у меня денег.

Конечно, я взяла этот замечательный мешочек: ведь наш сопровождающий объяснил, что мой батюшка наказал, чтобы я ни в чем не нуждалась.

Папочка Абрикосов, как ласково я называла его про себя, очень мне импонировал. Мало того, что простил меня за мои «косяки» юности, хотя по тем временам это было довольно редким явлением. Так ещё и собирался подарить мне фабрику.

Я уже мечтала о том, как на вырученные с её продажи деньги открою булочную или кофейню прямо на Невском проспекте, который, как я узнала от Анатолия, только начал застраиваться особняками. Но я-то помнила, что Невский вскоре станет популярным местом для изысканной петербургской публики. И престижная кофейня с ароматным кофе и вкусными разнообразными пирожными точно будет пользоваться успехом. Можно будет нанять хорошего кондитера, конечно, француза: в их кухне точно есть множество прекрасных рецептов сладостей и пирожных.

Я очень надеялась, что у нас с Элизой все получится. Мы купим себе домик, откроем свое дело и заживем замечательно.

Еще хотелось бы найти себе мужа, чтобы стать совсем уж респектабельной, приличной дамой. Но это задача посложнее. Хотя Анатолий в этом качестве мне очень бы подошёл. Хотела бы я иметь такого мужа: эффектного, статного, красивого. Как я поняла, он был из обедневших дворян, потому и вынужден был после отставки служить управляющим у моего отца. Его дворянское происхождение придавало ему только дополнительного шарма в моих глазах. С таким мужем не стыдно будет показаться и на прогулке в Летнем саду, и на царском приеме.

После обильного сытного ужина Анатолий проводил нас с дочкой до двери нашей комнаты. Подождав, пока Элиза зайдет внутрь, Муранов придержал меня в коридоре, спросив:

– Мария, вы подумали насчёт продажи фабрики?

– Да. И, думаю, всё же соглашусь, – ответила я. – Раз она требует денежных вложений, то её лучше будет продать.

– Прекрасно. Поверьте, вы не пожалеете. Будущая владелица предприятий и фабрик, ваша мачеха или сестра дадут вам хорошую цену за неё. Я постараюсь их в этом убедить.

– Благодарю вас, Анатолий, за то, что так участвуете в моей судьбе.

Я улыбнулась и уже хотела распрощаться с ним до утра, но он вдруг порывисто вымолвил:

– Мария, я давно хотел сказать вам…

– Да?

Более не сказав ни слова, мужчина стремительно наклонился и заключил меня в объятья. Его губы тут же овладели моими губами, и он крепко прижал меня к своему сильному телу. Его страстный поцелуй был недолгим, и уже через миг он отпустил мои губы из плена, но его руки так же неумолимо и нежно удерживали меня у твёрдой груди.

– Вы же знаете о моих чувствах к вам, – грудным голосом заявил он, опаляя меня горячим дыханием.

– Не знаю, – ошарашенно прошептала я.

Хорошо, что коридор гостиницы в этот поздний час был пуст. Постояльцы уже или отдыхали, или же еще трапезничали внизу в трактире. Потому никто не видел нашего поцелуя.

– Вы разве не видите этого? – удивился он и сбивчиво продолжал: – Едва увидев вас, я понял, что вы именно та девушка, которая мне нужна.