Давно и неправда

Карта двора. Иллюстрация Виктории Добревой.

Глава 1

Вероника специально приехала пораньше, чтобы немного побыть в одиночестве перед тем, как Паша заставит её вспомнить всё то, что снова и снова разбивает ей сердце.

Когда Паша подошёл к ней с извинениями на вечеринке писательского клуба, Вероника насторожилась – знала, что дело здесь точно не в муках совести. И была права. Паша не стал ходить вокруг да около и сразу сказал, что ему от неё нужно: он хотел написать с ней книгу об Алёне. «С меня – текст, с тебя – сюжет», – предложил он. Паша всегда нелестно отзывался о творчестве Вероники. Его критика сыграла не последнюю роль в том, что она бросила писательство, хотя главной причиной стала всё-таки смерть Алёны.

Два года назад Вероника пригласила её в гости, чтобы зачитать ей новую главу своей книги. По дороге к ней Алёна погибла: поскользнулась на льду и попала под машину. С тех пор при виде Вероники Паша только и делал, что напоминал ей о случившемся и обвинял в смерти своей возлюбленной. Казалось, ему совсем не приходило в голову, что Вероника страдала не меньше него: Паша встречался с Алёной всего четыре месяца и знаком с ней был столько же, а Вероника дружила с ней одиннадцать лет.

Вероника до последнего думала, что не примет предложение Паши, но и отказывать не спешила. Она использовала все возможные отговорки, чтобы отсрочить этот момент. Сперва ей нужно было наснимать новогоднего контента для соцсетей писательского клуба. Возможно, все уже списали её со счетов как автора, но ведь она по-прежнему оставалась главой медиаотдела «Либрориума». Затем всё своё время Вероника собиралась посвятить подготовке к сессии. С этим решением Паша не мог не согласиться, так как сам учился на филфаке и всего на один курс обгонял Веронику. Потом пришло время её дня рождения, к которому она якобы хотела как следует подготовиться. «Двадцать один исполняется всего раз в жизни», – бросила она, выбежав из университета и оставив Пашу в недоумении стоять перед турникетами. Паша был не настолько осведомлён о жизни Вероники, чтобы знать, что с тех пор, как она потеряла свою лучшую подругу, праздновать ей было особо не с кем, поэтому никаких вечеринок она на самом деле не устраивала.

Но вот наступил март. Снег растаял так быстро, словно в городе никогда и не было сугробов по колено и морозов до минус двадцати. Солнце всё чаще радовало своим появлением, и длинные рыжие волосы Вероники, переливаясь в его лучах, выглядели ещё ярче, чем обычно. По дорогам текли ручейки. На тротуарах толпились школьники с разноцветными рюкзаками и тренировались делать свои первые кораблики из бумаги. В воздухе пахло весной, а ещё…

А ещё воспоминаниями о детстве. Бо́льшая часть их с Алёной приключений происходила летом, хотя и зимой, и осенью – им всегда было чем заняться. Но почему-то именно весна ассоциировалась у Вероники с Алёной.

Стоило Веронике ощутить дуновение первого весеннего ветерка на своём лице, как перед глазами тут же всплывала картина: они с Алёной встречаются на детской площадке. На Алёне ветровка, на Веронике – лёгкая кофточка с длинным рукавом, а поверх той утеплённая жилетка. Они идут в соседний двор качаться на качелях и слушать музыку с телефона. В то время Вероника чуть ли не каждую неделю открывала для себя новых исполнителей, а потом по блютусу передавала их песни Алёне. Им тогда было лет по десять, но они чувствовали себя такими взрослыми, свободными и счастливыми.

Сейчас Вероника была по-настоящему взрослой, но ни свободы, ни счастья больше не чувствовала. Она согласилась помочь Паше с книгой, потому что знала, что весной всё равно не сможет убежать от своих воспоминаний. Так почему бы не совместить болезненно-приятное с полезным? Паша был прав в одном: Алёна заслуживала того, чтобы её помнили.

В таком настроении Паша и нашёл Веронику в тот день.

– Почему мы встречаемся здесь? – первым делом спросил он.

– Здесь всё началось, – ответила Вероника. Паша, разумеется, не понял, о чём она говорила, и ей пришлось пояснить: – Здесь мы с Алёной познакомились. Вон у того турника.

Объект, на который показала Вероника, представлял собой вертикальную лестницу и два соединённых с ней турника. Один был около метра в высоту, а другой достигал полутора метров.

– В детстве они казались гораздо выше, – заметила Вероника. – На тот, что поменьше, залезть было легко и прыгать с него было нестрашно. А вот тот, что повыше, меня пугал. Помню, какой-то мальчик даже дразнил меня за то, что я боялась прыгать с него. Тогда в моей жизни и появилась Алёна.

– Она за тебя заступилась?

– Нет. Она просто была здесь, возле этого турника, и собирала песок под ним в одну большую кучу.

– Зачем?

– Я задала ей тот же вопрос. Она сказала, что собирается прыгнуть с высокого турника в эту кучу песка. Это было уже не так страшно, понимаешь? Она как бы уменьшила расстояние от турника до земли.

– Это умно.

– Да. И она предложила мне прыгнуть вместе с ней. Потом мы прыгали, пока её куча совсем не развалилась. Так началась наша дружба. Алёне было шесть, а мне уже семь. Кстати, ты знал, что она переехала сюда с Камчатки?

– Нет, – слегка удивившись, ответил Паша.

– Первое время, пока родители делали ремонт в новой квартире, Алёна жила здесь, у бабушки. Вон их балкон – на втором этаже, видишь? Если, когда мы гуляли, Алёне вдруг было что-нибудь нужно, она не заходила домой, чтобы взять это. Для таких случаев у её бабушки было особое изобретение, собственная разработка – пакет на верёвочке. Она спускала Алёне с балкона практически всё: игрушки, воду в бутылке и даже деньги. Летом мы могли выйти гулять в восемь утра, а домой вернуться в десять вечера. Пообедать заходили крайне редко, в основном перебивались всякой ерундой из магазина: чипсами, сухариками, жевательными конфетами.

Паша посмотрел на магазин, о котором говорила Вероника. Он был пристроен к дому и, вероятно, соединён с одной из квартир. На вывеске красовалось простое и лаконичное название: «Магазин».

– Сейчас его обшили плиткой, но ты ей не верь, – сказала Вероника, проследив за Пашиным взглядом. – В нашем детстве он был оранжевым. Из кирпича. Один раз я въехала в него.

– На машине? – испугался Паша.

– Нет, на ледянке, – с улыбкой ответила Вероника. – Зимой мы с Алёной всегда катались на ледянках. У меня их было целых две: одна самая простая (мы с Алёной тогда купили одинаковые), а вторая большая, чем-то похожая на корыто. Чаще всего мы брали маленькие ледянки. Как мы только не катались на них! Придумывали какие-то фигуры: помню, мы поворачивались друг к другу лицом, правыми руками держались за свои ледянки, а левыми брались за руки, и вниз мы съезжали, получается, боком. Все дети ходили кататься в соседний двор, потому что там горка больше, а нам и здесь было хорошо. Обычно мы катались вот на этом склоне.

Двор, в котором Вероника назначила Паше встречу, состоял будто бы из нескольких уровней: от детской площадки с турниками и песком вела небольшая лестница наверх – там располагалось поле, где мальчишки, которых Вероника с Алёной всегда называли не иначе как пацанами, играли в футбол и баскетбол. От этого поля, которое также было покрыто песком, ступеньки шли к трансформаторной будке, разрисованной яркими граффити. На ледянках девочки катались по тому холму, который соединял поле с территорией будки.

– Иногда я выносила большую ледянку, – продолжала рассказывать Вероника. – Катались мы на ней либо по очереди, либо вместе. Она заменяла нам и санки тоже. Мы катались вот здесь, сбоку. По снегу.

Там, куда теперь показала Вероника, ландшафт представлял собой один длинный, но не слишком крутой спуск. Это место находилось справа от вышеперечисленных площадок, ближе к дому и дороге, огибавшей весь двор.

– Но это было редко, потому что здесь и скорость меньше, и за дорогой следить надо, а то можно врезаться в столб.

– И как же вы умудрились врезаться в магазин? – спросил Паша. – Отсюда до него далековато. На ледянке-то, – усмехнулся он.

– Видишь вон те кусты? – Вероника указала на холм с большой клумбой, который находился выше и немного правее от трансформаторной будки. – Алёна была смелой. Иногда она уговаривала меня кататься оттуда. От кустов и вниз, как раз в сторону магазина.

– Вы что, выезжали прямо на дорогу?

– Знаю, сейчас это кажется безумием, ведь это реально опасно, но тогда мы не видели в этом ничего такого. И обычно мы не выезжали на дорогу. У нас была система, которую мы назвали «Супер-Тормоз». Суть в том, что мы ловили друг друга почти у подножия этого холма.

– И как вы это делали? – с явным любопытством спросил Паша.

– Одна из нас съезжала на ледянке вниз, а вторая стояла там с вытянутой рукой. Нужно было схватиться за руки, чтобы не выехать на дорогу. Правда, у Алёны лучше получалось ловить меня, потому что она была сильнее, но и я старалась изо всех сил. А что касается магазина, – вспомнила Вероника, – то это было на большой ледянке. Уже не помню, почему мы тогда не применили наш «Супер-Тормоз», но я разогналась так, что не просто выехала на дорогу – я её перелетела! И врезалась в магазин. К счастью, ни я, ни магазин, ни ледянка не пострадали.

У Вероники заметно поднялось настроение от всех этих историй. Она будто проживала их заново.

– После катания на ледянках мы шли ко мне домой – отогреваться и сушиться. К концу таких прогулок наши ватные штаны всегда становились мокрыми насквозь. Моя мама вешала их на двери, а всё остальное – на батареи. Сапоги тоже приходилось сушить. Я на время давала Алёне что-нибудь из своей одежды, и мы смотрели мультики про пони.

– Так вот откуда у неё любовь к лошадям, – улыбнулся Паша.

– Да, думаю, тогда всё и началось.

– Знаешь, я бы мог слушать такие истории про Алёну бесконечно, но, боюсь, для книги они не совсем подойдут, – осторожно сказал Паша.

– А я и не для этого тебе их рассказываю, – ответила Вероника. – Я, конечно, далеко не гениальный писатель, как ты любишь мне напоминать, но я, разумеется, понимаю, что всё это не сюжет. Это ещё только знакомство с персонажем. Я не знаю, насколько хорошо ты знал Алёну, но думаю, что многое для тебя сейчас стало сюрпризом.

– Ну да…

– Если ты хочешь услышать сюжет, я могу к нему перейти.

– Сначала я хотел бы задать вопрос. Получается, ты познакомилась с Алёной ещё до того, как она… ну…

– Ах да, это… – Вероника быстро поняла, о чём шла речь. – Алёна считала это событие поворотным в своей жизни. Кстати, это произошло вон там – возле арки. Только с другой стороны дома. Возле её подъезда. Было уже поздно, мы разошлись по домам… Она попала под машину. Состояние было тяжёлым, но она выжила.

– Она говорила, что это кардинально поменяло её взгляды на жизнь, – припомнил Паша.

– Мне кажется, Алёна немного переоценивала влияние той аварии. Да, она стала смелее и решительнее, но, возможно, это было просто взрослением. Характер стал ярче и твёрже, но такое случается и с теми, кто не попадал под машины. Единственное, что действительно изменилось в её жизни – это то, что она стала писать стихи. Такого с ней действительно раньше не было.

– Понятно.

– Что же, тогда перейдём к основной истории…

Глава 2

Как я уже сказала, Алёна жила у бабушки, пока её родители делали ремонт в новой квартире. Это длилось около года, а потом они стали всё чаще брать её с собой по магазинам: Алёна должна была выбрать обои, шторы, мебель и всё такое для своей будущей комнаты. Я, конечно, понимала важность этого мероприятия, но мне всё равно было очень грустно и обидно оставаться во дворе одной. В то время мы с Алёной были здесь практически единственными девочками нашего возраста.

С пацанами мы не дружили. Они казались нам отталкивающими по многим причинам. Утром и днём их было не видно – они сидели по домам, а вечером, часов после пяти, высыпали во двор толпой в пятнадцать-двадцать человек и играли в футбол. Пацанами мы называли всех парней от девяти до семнадцати лет, которые играли в этот самый футбол. Расходились они довольно рано, не то что мы – ветераны двора. Мы с Алёной выходили гулять первыми и уходили последними.

Что касается Алёны, её взаимоотношения с пацанами я бы описала одним ёмким словом: «вражда». Если их мяч перелетал ограждение поля и попадал на детскую площадку, я понимала, что скоро придётся бежать. Поначалу пацаны просили нас принести им мячик обратно, но мы никогда этого не делали. Я из гордости, а Алёна из вредности. Более того, она всегда пинала мяч в противоположную сторону. Даже странно, что пацаны никогда не предлагали ей сыграть с ними, ведь она всегда попадала точно в цель – под одну из припаркованных во дворе машин. Тот, кого посылали за мячом, сперва громко и досадливо цокал, увидев эту картину, а потом принимал грозный вид и шёл на нас. Алёна брала меня за руку, и мы убегали в другой конец двора, откуда наблюдали за тем, как пацаны пытались вернуть свой мяч. Вскоре они поняли, что в случае чего мы им не помощницы. С тех пор, если мяч прилетал на детскую площадку, Алёна и один из пацанов бежали к нему наперегонки. Если Алёне удавалось оказаться у мяча раньше и загнать его под машину, то потом ей приходилось бежать уже от футболиста. Я ждала её в беседке до тех пор, пока мальчишка не откажется от затеи поймать мою подругу. Бегала Алёна быстро.

Кроме нас и пацанов, во дворе гуляли девочки и мальчики помладше. Они играли все вместе под присмотром родителей. Когда Алёну забирали, я иногда завязывала разговор с кем-нибудь из взрослых или помогала детям: лепила им пасочки и куличи из песка, качала их на качелях, которые мы называли весами, объясняла, как скатиться с нашей ржавой горки не запачкав штаны и так далее. Поразительно, что в таком юном возрасте – я имею в виду годы с семи до одиннадцати – мы могли найти общий язык почти со всеми во дворе. Дети, родители, собачники, продавщицы в магазине – все были рады с нами поболтать, все знали нас по именам.

Также в нашем дворе гуляли дети и подростки из других городов, приехавшие к своим бабушкам и дедушкам на лето. Одной из таких девочек была Таня.

Нам – мне, Алёне и Тане – было лет по восемь, когда произошла эта история. Пока Алёна ходила по магазинам и обустраивала свою будущую комнату, я сдружилась с Таней. Алёне моя новая подруга совсем не понравилась. Аргумент против Тани у неё был один: однажды она погуляла с ней, пока меня не было, и сразу поняла, что Таня не очень хороший человек. Я Алёне не верила, и вскоре мы из-за этого поссорились:

– Ну с кем-то же мне надо гулять, пока тебя нет! – говорила я. – Я не могу сидеть и ждать тебя во дворе, как какая-то собака!

– Ты можешь посидеть дома или во всяком случае не гулять с Таней! – ответила Алёна.

– Почему я не могу гулять с Таней? Она тоже моя подруга.

– Ах, подруга? Ну вот и дружи тогда с ней, а не со мной! – обиделась Алёна. – Скоро я вообще перееду к родителям, и ты сможешь гулять со своей Таней хоть каждый день!

– Вот и буду с ней гулять!

В детстве мы с Алёной подружились раз и навсегда. И ссорились каждый раз тоже навсегда.

После того разговора я действительно стала гулять только с Таней, но Алёна всегда была где-нибудь поблизости и бросала на меня недобрые взгляды. Она пыталась делать вид, что ей и одной хорошо гуляется: выносила кукол и играла сама с собой, сидела на лавочке и в одиночестве ела наши любимые сухарики со вкусом красной икры, залезала на наше дерево. То была вишня. Ягоды на ней росли горькие, их было абсолютно невозможно есть. Но зато у того дерева был толстый ствол и много веток. У меня было своё место на нём, у Алёны своё. Возможно, во время той ссоры она залезала на дерево именно затем, чтобы оно не досталось мне или тем более Тане. Вишнёвое дерево возле моего подъезда было одним из тех мест, которые мы с Алёной считали только нашими. Личными.

Мы с Алёной вообще любили деревья. Возле первого подъезда напротив вишнёвого росло абрикосовое – с тонкими острыми ветками. Летом во время дождя мы с Алёной бегали туда-сюда от её подъезда к моему. Было что-то захватывающее в этих пробежках. А вот в том, что было после дождя, ничего эпичного не было. Мы просто дурачились: одна из нас становилась под абрикосовое дерево, другая дёргала за тонкую ветку, и все капли, что были на листьях, падали на первую. Мы называли это «летним душем».

Таня нашу любовь к деревьям не разделяла. Алёна защищала от неё нашу вишню, а та ей была и не нужна. Таня вообще многое делала не так, как Алёна.

Например, когда я не могла выйти гулять, Алёна составляла мне компанию, стоя под моим балконом. Я жила на первом этаже, и все окна у нас выходили не во двор, а на улицу. Мы с Алёной болтали или играли в игры с мячом: в семью, съедобное – несъедобное и так далее. Когда же однажды я не смогла выйти погулять с Таней, она просто залезла ко мне в квартиру через балкон, чем ошеломила сначала меня, а потом и моих родителей, когда те вернулись с рынка.

Сейчас я уже точно не вспомню, как долго продлилась наша с Алёной ссора, но могу рассказать, как мы в итоге помирились.

В тот день я вынесла на улицу свой самокат. Мы с Таней катались на нём по очереди. Я предлагала кататься только во дворе, но Таня говорила, что за домом гораздо интереснее. В нашей многоэтажке было четырнадцать подъездов, и я ждала Таню на площадке, пока она объезжала их все. Алёна тоже находилась во дворе, а потом куда-то ушла. Вернувшись, она сказала: