Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. Нассим Талеб. Кратко
Бестселлер Amazon. Кратко
© Культур Мультур, 2025
Пролог
Оперение птиц
До открытия Австралии в Старом Свете считалось, что все лебеди белые. Наблюдение черного лебедя иллюстрирует ограниченность нашего знания, основанного на опыте: одно наблюдение может опровергнуть тысячелетние устоявшиеся представления. «Черный лебедь» – это редкое, непредсказуемое событие с огромным влиянием, для которого люди постфактум придумывают объяснения. Влияние таких событий растет и ускорилось в ходе индустриальной революции, делая обычные события менее значимыми. Примеры: Первая мировая война, приход Гитлера к власти, распад СССР, интернет. Люди, в том числе «социальные ученые», игнорируют существование «черных лебедей». Книга посвящена нашей «слепоте» к случайности: почему мы фокусируемся на мелочах, а не на крупных событиях? И почему чтение газет уменьшает знание о мире? Жизнь – это результат нескольких значительных потрясений, «черных лебедей».
Неизвестное важнее известного. Террористическая атака 11 сентября не произошла бы, будь она предсказуема. В бизнесе, науке и предпринимательстве успех часто обратно пропорционален ожиданиям. Цунами 2004 года не нанесло бы такого ущерба, будь оно предсказуемо.
Невозможность предсказать «черных лебедей» означает невозможность предсказывать историю. Мы делаем долгосрочные прогнозы, не осознавая их неточность. Войны непредсказуемы. Многие «эксперты» лишь лучше рассказывают истории, но не знают больше остальных. Нужно приспосабливаться к «черным лебедям», собирая положительные. В науке и венчурных инвестициях отдача от неизвестного выше, чем от планирования. Свободные рынки работают, потому что позволяют быть удачливыми, а не благодаря «стимулам».
Мы учимся конкретному, а не общему. После 11 сентября люди усвоили правила безопасности, но не осознали непредсказуемость некоторых событий. Мы не усваиваем метаправила. Наш разум не предназначен для самоанализа, мышление энергозатратно.
Мы неблагодарны к «молчаливым героям», предотвратившим катастрофы. Признание – мощный стимул, но молчаливые герои его лишены. Мы награждаем тех, кто на виду, а не тех, кто предотвращает проблемы.
Чтобы понять явление, нужно изучать крайности. Нормальное часто неважно. Социальная жизнь – продукт редких, но важных событий. «Кривая колокола» – «великое интеллектуальное мошенничество», игнорирующее большие отклонения.
Платонизм – склонность путать карту с территорией, фокусироваться на идеальных формах. Он заставляет думать, что мы знаем больше, чем есть. Модели реальности не всегда неверны, но опасны в некоторых случаях. «Платонический излом» – граница между моделью и реальностью, где рождаются «черные лебеди».
В мире доминирует крайнее, неизвестное, невероятное, но мы тратим время на обыденность. Нужно исходить из экстремальных событий. Будущее все менее предсказуемо, но люди это скрывают. Книга основана на структуре случайности, а не на подборе примеров.
Ученичество эмпирического скептика
Более тысячи лет на восточном побережье Средиземного моря, в Сирии Ливанской, мирно сосуществовали различные секты и этнические группы. Ливан воспринимался как стабильный рай с христианским большинством. Статичное мышление не позволяло учесть разницу в рождаемости, предполагая, что христианское большинство сохранится.
Семья автора происходила из греко-сирийской общины, последнего византийского форпоста в северной Сирии. Они мирно сосуществовали с мусульманами более тысячи лет. Ливан, с его утонченным образом жизни и процветающей экономикой, привлекал разнообразных представителей богемы. В юности автор был бунтарем-идеалистом, чуждым материалистических ценностей левантийской культуры. Образование он получил во французском лицее, отличавшемся высоким уровнем подготовки.
В 15 лет автор был арестован за нападение на полицейского во время студенческих волнений. Его дед, занимавший пост министра внутренних дел, подписал приказ о подавлении восстания. Стойкость юноши впечатлила его семью. Публичность инцидента позволила избежать внешних проявлений бунтарства.
Ливанский «рай» исчез с началом гражданской войны. Затяжной конфликт разрушил многовековую интеллектуальную атмосферу Леванта.
Отключения электричества во время войны позволяли любоваться звездами. Идею равновесия, которую преподавали в школе, автор воспринимал критически.
История непрозрачна. Мы видим результаты, но не механизмы событий. Выделяется триада непрозрачности: иллюзия понимания, ретроспективное искажение и переоценка фактов.
Мир воспринимается более предсказуемым, чем он есть. Во время войны была распространена уверенность в ее скором окончании. Аналогичное восприятие наблюдалось и у беженцев из других стран. Несмотря на непредсказуемость событий, все были уверены в своем понимании ситуации.
Человеческий разум стремится к объяснениям, отрицая непредсказуемость. Можно наблюдать, как люди постфактум рационализируют события. История Леванта – это череда неожиданностей: кто мог предсказать расцвет христианства или распространение ислама? История развивается скачками.
Восприятие истории искажено: запоминается лишь то, что соответствует фактам.
Дед автора, министр, и его водитель одинаково не могли предсказать события, но водитель осознавал пределы своего знания. Информированность не равнозначна точности прогнозов. Чтение газет давало все меньше новой информации.
Журналисты мыслят одинаковыми категориями, упрощая картину мира. Категоризация – проявление платонизма. Случайность категорий иллюстрирует ливанский опыт, где христиане стали сторонниками рынка, а исламисты – социалистами. Категоризация упрощает мир, что может привести к негативным последствиям.